Шубин А. В. Советская помощь Испанской республике (1936-1939 годы)

   (0 отзывов)
Saygo

От Saygo

Шубин А. В. Советская помощь Испанской республике (1936-1939 годы) // Новая и новейшая история. - 2016. - № 3. - С. 54-63.

Вопрос об участии СССР в гражданской войне в Испании в 1936-1939 гг. продолжает вызывать споры в историографии. Характер и размеры военной помощи оцениваются по-разному. Между тем документы позволяют довольно точно определить количественные параметры советских военных поставок республиканской Испании.

Как известно, уже летом 1936 г. началась интервенция Германии и Италии в Испании в поддержку противников Республики. Для того чтобы противостоять этому натиску, Республике срочно требовались поставки вооружений, так как испанская военная промышленность была не развита. Однако Франция и Великобритания предпочли проводить политику “невмешательства”, которую первоначально поддержал и СССР.

Уже 22 июля 1936 г. Сталин принял принципиальное решение о продаже Испании горючего по льготной цене1. Но реализация этого решения была отложена.

2 августа Франция обратилась к Великобритании и Италии, а затем ко всем заинтересованным странам, включая Германию, СССР и США, с предложением организовать режим “невмешательства” в испанские дела, полностью исключив поставку в этот очаг конфликта военных материалов. Это было бы выгодно Испанской республике, так как в августе она нуждалась в помощи меньше, чем Франко. Германия обусловила свое участие в “невмешательстве” тем, что к нему должен присоединиться СССР. Руководство СССР боялось вернуться в положение международной изоляции, а “невмешательство” становилось своеобразным клубом держав, допущенных к участию в испанских делах. Чтобы ни у кого на Западе не возникло сомнений в необходимости пустить СССР в этот клуб, 2 августа в СССР начали проходить массовые демонстрации солидарности с Испанской республикой и сбор средств ей в помощь. В этот период помощь Республике увязывалась с кампанией демократических сил в мире. Как говорилось 7 августа в докладе заместителя заведующего отделом Исполкома Коминтерна П. А. Шубина, “Гитлер и Муссолини стремятся сорвать морально-политическую и материальную помощь, которую народные массы во всем демократическом мире начали оказывать испанскому народу и его законному правительству. Нам надо спешить с этой помощью”2.

Подобные сигналы поступали руководству СССР и по линии разведки. В тот же день, 7 августа, заместитель начальника Разведуправления РККА комдив А. М. Никонов и полковой комиссар Иолк констатировали: “Судьба Народного фронта в Испании в значительной степени зависит сейчас от внешнего фактора. По соотношению внутренних сил Народный фронт имеет сейчас явные шансы на победу. Однако ввиду помощи мятежникам со стороны германского и итальянского фашизма перспективы Народного фронта значительно ухудшаются. Неполучение Мадридом существенной поддержки извне может иметь тяжелые последствия для исхода борьбы”3.

Получив предложение Франции о “невмешательстве”, заместитель наркома иностранных дел Н. Н. Крестинский советовал И. В. Сталину: “Мы не можем не дать положительный или дать уклончивый ответ, потому что это будет использовано немцами и итальянцами, которые этим нашим ответом будут оправдывать свою дальнейшую помощь повстанцам”4. Советское руководство склонялось к поддержке “невмешательства”, но при этом оказывало Республике невоенную поддержку. 17 августа Политбюро постановило продать Мадриду мазут на льготных условиях5.

Между Испанией и СССР были оперативно установлены официальные дипломатические отношения, которые раньше отсутствовали, и 24 августа в Мадрид прибыл советский полпред М. И. Розенберг. Испанская сторона направила в Москву посла М. Паскуа.

15 августа 1936 г. Великобритания и Франция подписали соглашение о “невмешательстве”. 21 августа об участии в “невмешательстве” заявили Италия и Португалия, 23 августа - СССР, 24 августа - Германия. 9 сентября 1936 г. был создан Международный комитет по “невмешательству”, в который со временем вошли 27 государств. При этом, как отмечает российский историк В. В. Малай, «политическая наивность - полагать, что помощь прекратится, - не была свойственна никому из европейских лидеров, начинавших непростую игру под названием “невмешательство”»6.

Единственной страной, которая в силу своей удаленности от Германии, Италии и Японии могла помогать Испанской республике и делать это открыто, была Мексика. Президент Л. Карденас говорил в марте 1937 г.: “Нам нечего скрывать нашу помощь Испании, мы будем продолжать снабжать ее оружием”7. Современного оружия Мексика не производила, но она могла быть посредником для тайных поставок оружия из СССР.

9 августа Крестинский докладывал Сталину о подготовке закупок для Испании от имени “третьего государства” (для этого подходила Мексика)8. Однако до начала сентября, пока формировался Комитет по “невмешательству”, требовалось проверить, насколько оно будет соблюдаться Германией и Италией, и, исходя из этого, дозировать собственную помощь Республике. По мере того как политика “невмешательства” рушилась на глазах, активизировалась и работа по помощи Испании. Но Сталину нужны были гарантии. Формирование правительства широкой антифашисткой коалиции оказалось очень кстати, и коммунисты согласились войти в правительство Ф. Ларго Кабальеро. Заметим, что при формировании правительства Народного фронта во Франции коммунисты в кабинет не входили, не желая брать на себя ответственность за деятельность правительства.

6 сентября Сталин дал указание Л. М. Кагановичу изучить возможность переправки в Испанию самолетов под видом закупок в Мексике. 14 сентября по указанию политического руководства страны Иностранный отдел НКВД и Разведуправление НКО разработали план “Операции X” - отправки военной помощи Испании.

Германия и Италия, территориально более близкие, могли спокойно перебрасывать франкистам военные материалы и войска через Португалию. Португальский диктатор Салазар активно поддерживал Франко, а проконтролировать переброску нелегальных грузов через португальско-испанскую границу было практически невозможно. Более того, осенью 1936 г. полиция Бордо вскрыла контрабанду французского оружия (бомб) для Франко9.

Таким образом, транзит грузов из Германии и Италии в Португалию и дальше к Франко шел гораздо интенсивнее, чем полулегальные поставки, организованные СССР. В результате Франко получил очевидную выгоду от политики “невмешательства”. Благодаря боеприпасам и авиации франкисты стали стремительно продвигаться вперед.

Осознав, что политика “невмешательства” не способна помочь Республике, советское руководство 26 сентября приняло решение об оказании военной помощи Испании. Сделано это было не без колебаний. Еще накануне советская сторона давала понять республиканцам, что не заинтересована в эскалации конфликта и опасается расширения интервенции фашистов10.

7 октября советский представитель в Комитете по “невмешательству” С. Б. Каган выступил с разоблачением грубых нарушений соглашения о “невмешательстве” Италией, Германией и Португалией. Он констатировал, что в условиях постоянного потока помощи мятежникам, в частности, через Португалию, соглашение о “невмешательстве” фактически не действует. В случае, если оно не будет прекращено, а нарушения в Португалии не будут расследованы, СССР грозил выходом из соглашения.

Первый пароход с советским оружием прибыл в Испанию 14 октября 1936 г. (10 днями ранее советское оружие доставил испанский пароход). Помощь пришла вовремя. В октябре развернулись бои на подступах к столице Испании. 22 октября фашисты начали бомбить Мадрид. 28 октября в бой вступили советские летчики, а 29 октября - танки. Советские военные специалисты помогали в планировании операций. В ходе ожесточенного сражения 7-23 ноября республиканцы сумели отстоять Мадрид11.

Поставки по воде были связаны с большим риском, так как итальянцы развернули в Средиземном море подводную войну. В ноябре 1936 г. в результате атаки Картахены подводными лодками был поврежден крейсер “Мигель Сервантес”. Министр авиации и флота Республики И. Прието комментировал: “Мятежники никогда не располагали собственными подводными лодками”12. Сомневаться не приходилось - это было дело рук итальянцев. 14 декабря 1936 г. фашисты потопили советский пароход “Комсомол”, а к середине 1937 г. - еще два советских корабля. Более 80 советских кораблей были задержаны.

С осени 1936 г. СССР, Германия и Италия вмешивались в испанский конфликт почти открыто. Между тем СССР не собирался выходить из соглашения по “невмешательству”. Во-первых, необходимо было сохранять с таким трудом налаженные отношения с Францией - потенциальным союзником против Германии в Центральной и Восточной Европе (французы предупредили, что в случае столкновения СССР и Германии в Испании советско-французский пакт действовать не будет). Во-вторых, СССР не хотел в это время выглядеть страной, срывающей миротворческие инициативы. В-третьих, механизм “невмешательства”, как казалось, позволял хотя бы отчасти контролировать и сдерживать Германию и Италию. В действительности же фашистские державы, поняв, что французские демократы предают испанских демократов из страха перед войной и революцией, практически не стеснялись в своих действиях в Испании.

23 октября 1936 г. на заседании Комитета по “невмешательству” СССР заявил, что ввиду систематических нарушений другими странами соглашения о “невмешательстве” советское правительство не может считать себя связанным им в большей степени, чем любой другой его участник. Таким образом, СССР провозгласил, что будет соблюдать соглашение в той же степени, что и Германия и Италия, т.е. минимально.

Согласованные Комитетом меры контроля за военными поставками в Испанию, принятые 15 февраля 1937 г. при фактическом игнорировании советских предложений, касались главным образом испанских портов. При этом поставки по воздуху и через Португалию не контролировались. Это означало, что “невмешательство” было направлено прежде всего против Республики.

Обобщая в своем отчете для советского руководства ход военных действий на море, главный военно-морской советник капитан 2-го ранга В. А. Алафузов писал, что различие в положении двух сторон заключается в том, что фашистские перевозки осуществлялись на итальянских и немецких судах под прикрытием итальянского военного флота, на который республиканцы не могли напасть, а “перевозки оружия в республиканские порты производились почти исключительно на республиканских торговых судах, и уже это полностью развязывало руки фашистам... Все это привело к тому, что роли в борьбе на коммуникациях распределились таким образом, что республиканцы остались стороной, борющейся за сохранение своих коммуникаций и ни в какой мере не посягающей на коммуникации противника, фашисты - стороной, стремящейся нарушить коммуникации противника и нисколько не озабоченной защитой своих коммуникаций”13.

Итак, уже к октябрю 1936 г. стало ясно - а позднее этот факт находил все больше подтверждений, - что “невмешательство” приобрело форму умиротворения агрессора со стороны Великобритании и Франции. Правительство Народного фронта во Франции готово было оставить испанский Народный фронт на съедение фашистам. В этих условиях у Республики были лишь два союзника - СССР и Мексика, причем оба крайне удаленные от места событий. К тому же современное оружие, которое могло конкурировать с германским и итальянским, производилось только в СССР.

С августа 1936 г. в Испанию начали прибывать советские военные специалисты. Всего там находилось около 4 тыс. советских граждан.

Общий объем “Операции X” был подсчитан в итоговом отчете заместителя начальника 11-го отдела генштаба майора Пенчевского и начальника 2-го отделения этого отдела военинженера 1-го ранга Обыдена. Отчет суммировал данные по перевозкам до 21 января 1939 г. Всего в ходе “Операции X” был организован 51 рейс, из них по маршруту Черное море - Картахена - 32 рейса, Ленинград - Бильбао - 2, Мурманск - Франция - 14, через третьи страны - 3 рейса. Пароход “Гильзинек” прибыл в Бордо 30 января, но из-за падения Каталонии судно не было разгружено и вернулось. Общий тоннаж 50 пароходов составил 286 600 т. Советский Союз отправил в Испанию 701 самолет, 156 453 бомбы, 64 748 320 авиапатронов, 615 запасных моторов.

Разнообразной была номенклатура артиллерии и боеприпасов: орудий среднего калибра - 334, крупного - 135, итого - 469; снарядов среднего калибра - 879 849, крупного - 217 142, итого - 1 096 991; 18 545-миллиметровых противотанковых орудий, 30 45-миллиметровых танковых орудий, 2 095 978 45-миллиметровых снарядов, 30 пушек Маклена, 441 тыс. 37-миллиметровых снарядов, 64 зенитных орудия и 161 909 снарядов к ним. Итого - 778 орудий и 3 795 878 снарядов.

Советский Союз поставил Испании 281 танк “Т-26” и 50 танков “БТ”, 60 броневиков, 7019 станковых пулеметов, 12 650 ручных пулеметов (в том числе 2 тыс. чешских), 424 183 винтовки (50 тыс. чешских), 860 188 724 винтовочных патрона (60 600 200 чешских), 4 торпедных катера, 16 торпед, 400 глубинных бомб, 54 патронных станка, 19 раций, 25 прожекторов. Стоимость всего имущества, переправленного на 48 пароходах, составила 171 236 083 долл. Неоплаченными оказались рейсы двух последних - “Виннипега” и “Бонифацио”14.

Эффективность использования этого оружия могла быть куда выше. Как докладывал в 1938 г. Р. Я. Малиновский, “если посчитать брошенное оружие республиканцами за всю войну, то его хватило бы с избытком на целую новую армию”15.

Впрочем, Сталин предпочитал вести беспроигрышную игру. Поставки советского оружия оплачивались за счет золотого запаса Испании. 510 т испанского золота прибыло в Одессу 5 ноября 1936 г. Запас был исчерпан только к концу 1938 г., и лишь последние, уже нерегулярные поставки производились “в кредит”.

Первоначально советские специалисты с удовольствием докладывали: “Воздушные бои неизменно заканчиваются перевесом в нашу сторону”16. Советским летчикам удалось добиться прекращения систематических бомбардировок глубоких тылов Республики, включая Картахену и Альбасете. “Хейнкели” и “фиаты” отставали от “И-15” по маневренности, а от “И-16” - по скорости. Ситуация начала меняться к худшему в середине 1937 г., когда в воздухе появились “мессершмитты-109” и “хейнкели-111”, а союзники Франко стали резко наращивать поставки.

Советские летчики в Испании работали до изнеможения: за пять месяцев в среднем на каждого приходилось по 250 часов боевых вылетов. “Без советских пилотов война пошла бы намного хуже для Республики, потому что в битве при Мадриде ей попросту не хватало достаточного количества опытных летчиков и мало кто из них был знаком с новыми самолетами, прибывавшими с востока”17, - считает испанский историк А. Виньяс.

Потери авиации составляли 400% в год. Роль советских специалистов-авиаторов в 1936 - 1938 гг. оставалась ключевой. Все решения испанского авиационного командования согласовывались с главным советником авиации Я. В. Смушкевичем. “Можно сказать, что Смушкевич, оставаясь формально на положении советника, фактически является руководителем всей авиации”18, - говорилось в одном из отчетов советских военных советников руководству СССР.

Советские танки “БТ-5” и “Т-26” также превосходили немецкие и тем более итальянские, но в условиях гористого рельефа Испании возможность применения танков была ограничена.

В целом конечно, помощь фашистских государств франкистам значительно превышала помощь, которую СССР оказывал республиканцам. Италия и Германия направляли в Испанию не только советников, но и боевые части. Здесь постоянно находились до 50 тыс. итальянских солдат и до 10 тыс. немецких19. Через Испанию прошли 150— 200 тыс. итальянцев и 50 тыс. немцев20. По советским данным, Германия и Италия поставили в Испанию, соответственно, 593 и 1000 самолетов, 250 и 950 танков и бронемашин, 700 и 1930 орудий, 6174 и 1426 минометов, 31 000 и 3436 пулеметов, 157 306 и 240 747 винтовок21. Это гораздо больше, чем мог себе позволить СССР.

В 1936 г. Испания для СССР была важнейшим направлением европейской политики, но в условиях нарастающих угроз и ограниченных ресурсов Советского Союза помощь республиканцам не могла продолжаться вечно. Отношение Сталина к Испанской республике нередко связывают с его капризным характером. Так, Ю. С. Рыбалкин утверждает: “Позиция Сталина в отношении Испанской республики была непредсказуемой и менялась в зависимости от его настроения, обстановки на фронтах Пиренейского полуострова и международной арене. Постепенно интерес Сталина к стране “X” пропал, наоборот, возникло неприятие. С середины 1937 г. на заседаниях Политбюро ЦК ВКП (б) чаще стали обсуждать вопросы помощи не Испании, а Монголии и Китаю (страна “Z”), а также проблемы борьбы с “антигосударственными элементами” внутри страны. Перемены в настроении Сталина сказались на объемах и интенсивности военных поставок Республике”22.

Комментируя его слова, А. Виньяс пишет: “Наконец, такие авторы, как Рыбалкин (2007 г.), вводят личный фактор. Сталин перестал интересоваться Республикой так, как раньше... Вряд ли это можно объяснить переменами настроения, хотя такой вариант тоже нельзя исключать”23. Так все-таки нельзя исключать или можно? Были ли паузы в снабжении вызваны настроением Сталина либо для этого имелись конкретные военнополитические причины? Причины такие были. Помощь “стране Z” (Китаю) обусловливалась не капризами Сталина, а вполне конкретной угрозой с Востока.

Несмотря на некоторые колебания, А. Виньяс все же развивает версию о “парадоксальности” поведения Сталина по отношению к Испании в 1937 г. “Начиная с лета 1937 г. в динамике внешних поставок создалась ситуация, которая имела драматические последствия для республиканцев. Муссолини продолжил и даже усилил поддержку Франко”24, - пишет испанский историк.

Позиция А. Виньяса объясняется прежде всего его одобрительным отношением к смене власти в Испании в мае 1937 г., когда пало правительство Ф. Ларго Кабальеро и было сформировано правительство X. Негрина и И. Прието, склонных более внимательно относиться к советам Москвы. С точки зрения сторонников республиканской “партии порядка”, при Ларго Кабальеро Республика не могла победить, потому что это правительство было слишком революционным. При умеренных и рассудительных Негрине и Прието победа могла стать реальной, однако в этот момент “парадоксальный” Сталин перекрыл кислород Республике, подчиняясь капризу, перемене настроения. “В свете событий Негрин и Прието в качестве председателя правительства и министра обороны, соответственно, - отмечает А. Виньяс, - скоро заметили, что ветер с Востока больше не дует в том же направлении и с той же силой, что раньше”25.

Но так ли “скоро” это произошло? Для А. Виньяса и сторонников версии “Сталин - человек настроения” важно показать, что СССР перестал помогать Республике именно в тот момент, когда у нее появились надежные шансы на победу. “Когда Республика наконец получила сильное правительство и покончила с внутренними разногласиями, - пишет испанский историк, - которые сделали безрезультатными многие ее усилия в течение первого года войны, новые руководители, начиная с Негрина и Прието, столкнулись с некоторой отчужденностью Советского Союза. Сталин снова изменил подход в ноябре 1938 г., но было уже слишком поздно”26. Однако испанские лидеры столкнулись с “отчуждением” Сталина не сразу, и новые поставки в Испанию осуществлялись не только с ноября 1938 г., но и раньше. Они были продолжены во второй половине 1937 г. и производились относительно регулярно - в среднем по одной в месяц. В марте же 
1938 г. их было три, в апреле - две27.

Утверждение о том, что Сталин отвернулся от Испании именно тогда, когда в Республике образовался “дееспособный” режим, призвано объяснить, почему эта “дееспособность” вылилась не в победы (какой в правление Ларго Кабальеро была победа при Гвадалахаре), а в сплошные неудачи. В действительности Сталин дал Негрину и Прието достаточно времени, чтобы проявить себя. Советские поставки позволяли республиканскому командованию успешнее действовать и в июле 1937 г., и в октябре 1937 г., и в январе - феврале 1938 г., и даже в марте - апреле 1938 г. Но оказалось, что между советскими поставками и ходом военных действий прямой связи нет. В декабре 1937 г. республиканцы действовали успешнее, чем в июле - октябре 1937 г.

Советские руководители не могли не испытывать разочарования в новом республиканском руководстве. Если весной, после победы под Гвадалахарой, Республика получила возможность перехватить инициативу в войне, то летом 1937 г. она все еще этого не сделала. Ради чего же тогда было свергать Ларго Кабальеро? Обещали победы и не справились, лишь потеряли время на политическую междоусобицу.

Правительство Негрина - Прието стало разрушать милиционную систему, строить армию на обычных казарменных принципах, но побед не добилось. Падение энтузиазма солдат, рост кастовости и бесконтрольности офицерства привели к падению боеспособности республиканской армии во второй половине 1937 г. и к ее поражениям. Свержение Ларго Кабальеро сорвало подготовку операции в Эстремадуре, которая, возможно, могла бы вывести войну из губительной для Республики позиционной фазы28.

Операции, подготовленные новым, “правильным” военным руководством, не оправдали надежд. К началу сражения под Брунете республиканцы сосредоточили там 50 тыс. солдат, свыше 100 орудий, 100 танков, 40 бронемашин, свыше 100 самолетов. Противник имел 40 тыс. солдат, до 150 самолетов, около 60 орудий. Все эти силы сконцентрировались на фронте протяженностью в 10-12 км29. Начав наступление 5 июля, республиканцы почти без боя проскочили между опорными пунктами противника и 6 июля после бомбардировки взяли городок Брунете. Но развить успех, как планировалось, они не смогли. Оказалось, что и направление удара было выбрано неудачно - республиканцы оказались в ловушке среди холмов. В результате их удар превратился в кровавую мясорубку.

Ожесточенные бои 24-26 июля закончились оставлением Брунете с потерей почти половины армии. Республиканская пехота была настолько деморализована, что бежала даже от собственных танков, возвращавшихся из атаки (где эта пехота танки не поддержала). По мнению советского автора А. Г. Серебрякова, командование франкистов не ударило по флангам и не разгромило республиканскую группировку полностью только потому, что “не было уверено в наступательной способности своей пехоты, особенно в трудной для наступления местности”30. Затем последовала неудача республиканского наступления на Сарагосу.

Пытаясь переложить на СССР ответственность за эти неудачи, А. Виньяс пишет, что помощь Сталина “ослабела в течение 12 критических месяцев - с ноября 1937 г. по ноябрь 1938 г. В любом случае она была недостаточна ни для того, чтобы покрыть материальные потребности Народной армии, ни, тем более, чтобы стать противовесом постоянным поставкам, которые Франко до конца получал от Италии и Третьего рейха... Когда Негрин принял пост председателя правительства, Республика, с точки зрения технической, уже проиграла войну”31.

Однако Негрин пришел к власти не в ноябре 1937 г. С мая по ноябрь 1937 г. - достаточный срок, чтобы продемонстрировать, что республиканцы стали сражаться лучше. А они сражались хуже. И это явилось результатом их собственной политики, а не изменения политики Сталина.

Решающим периодом в войне был не 1938 г., а весна - лето 1937 г., когда Франко, сконцентрировав силы на Севере, воевал на два фронта. Вместо того чтобы сосредоточить усилия на подготовке наступательной операции, коммунисты и социал-либералы увлеченно боролись за власть, а Республика теряла время. После июля 1937 г. шанс перехватить инициативу, возникший в марте при Гвадалахаре, был практически упущен.

Летом 1937 г., “как только советское правительство ослабило помощь, фашистские диктаторы резко увеличили свою. Нет ничего удивительного в том, что Республика оказалась в абсолютно безвыходной ситуации”32, - утверждает А. Виньяс. Здесь возникает вопрос: когда же точно была ослаблена эта помощь? И на какие операции могли повлиять проблемы с поставками? Во всяком случае, нет никаких оснований списывать бездарно упущенные возможности под Брунете и в Арагоне летом - осенью 1937 г. на отсутствие советских поставок.

Советская помощь к середине мая 1937 г. составила 333 самолета, 256 танков, 60 броневиков, 236 орудий среднего калибра33. К июню было поставлено 409 самолетов, из которых в строю находились 34334. Это не так мало.

А. Виньяс оценивает соотношение поставок самолетов советского и итало-германского производства с июля 1937 г. как 239-271 к 740-79835. Присоединяя поставки первых двух с половиной месяцев правления Негрина к поставкам времени Ларго Кабальеро, он стремится доказать, что при Ларго Кабальеро Республика получала значительную помощь, а с приходом Негрина - уже нет. Если с 1 октября 1936 г. по 1 августа 1937 г. СССР поставил в Испанию 496 самолетов и 714 орудий, то с 14 декабря 1937 г. по 11 августа 1938 г. - 152 самолета и 469 орудий36. Получается, что на первый период приходилось в среднем 49,6 самолета и 71,4 орудия в месяц, а на второй - 19 самолетов и 58,6 орудия. Однако эти вычисления А. Виньяса подрывают его собственную аргументацию: поставленная в первый период техника продолжала действовать, оказывая влияние на ход войны и в следующие месяцы. Кроме того, испанцы начали собирать самолеты по лицензии сами. Ими было собрано 230 самолетов, что значительно улучшает статистику - более чем в два раза. Поэтому говорить о том, что ситуация в середине 1937 г. была заведомо проигрышной, можно только существенно преувеличивая значение внешних факторов. Не будем также забывать, что до падения Севера Франко должен был делить свои силы надвое, а Республика концентрировала советскую авиацию в центре.

Только с началом войны в Китае и серией разочаровывающих военных неудач Республики летом - осенью 1937 г. советская помощь стала ослабевать, но не прекратилась.

Динамика поставок зависела еще и от позиции французских властей. Именно поэтому пришлось придерживать их осенью 1937 г. - зимой 1938 г. (блокада на французской границе из-за “невмешательства” дополнялась подводным пиратством итальянцев в Средиземном море), а затем лихорадочно проталкивать в марте - июне 1938 г. Как пишет А. Виньяс, “недостаточное желание увеличивать поставки, что ставится Сталину в вину, не может быть полностью объяснено теми препятствиями, которые устанавливали французы”37. Но Сталин давал столько помощи, сколько мог в сложившихся условиях. А вот французы существенно “регулировали” их поступление через границу, что могло оказаться критически важным.

Ситуация зависела далеко не только от количества самолетов. Так, в июле 1937 г. под Мадридом у франкистов было всего лишь полуторное превосходство в авиации. Но советник Лопатин, фактически командовавший авиацией, слишком часто вызывал истребители и так измотал летчиков, что даже опытные пилоты стали биться при посадке. Заметим, что в Сарагосской операции старший советник командующего ВВС Е. С. Птухин, действовавший аккуратнее, при равенстве сил обеспечил превосходство республиканской авиации38.

Как отмечал в своем докладе советский военный советник Ф. К. Арженухин, “переоценивать роль авиации в бою, как это делало испанское командование и некоторые наши товарищи, - неправильно... одна авиация не может заставить покинуть окопы достаточно устойчивую пехоту противника”39. Поэтому даже в условиях превосходства авиации противника республиканцы в декабре 1937 г. смогли взять Теруэль (что затем обернулось поражением, но не из-за дефицита авиации у Республики). А потом авиация фашистов сбивала республиканцев с позиций в Арагоне, потому что деятельность пехоты стала неэффективной. Республиканские солдаты, которые все меньше понимали, за что воюют, бросали оружие, поставлявшееся из СССР.

Комдив Вальтер (К. Сверчевский) сообщал, что под Медианой часть солдат противника была вооружена “максимами” и “Дегтяревыми”, взятыми под Брунете40. Республике нужно было помогать, спору нет. Но она должна была беречь полученное. Поэтому испанцу А. Виньясу не стоит упрекать Сталина в том, что он мог бы присылать больше. Если бы республиканцы не бросали оружие, его у них оказалось бы больше.

До 1938 г. советская помощь уравновешивала материально-техническое вмешательство Германии и Италии, а интербригады отчасти уравновешивали присутствие итальянского военного контингента. В конце 1937 г. советская помощь стала ослабевать, в то время как фашистская нарастала. Ослабление советской помощи было связано как с разочарованием советского руководства в новом правительстве Негрина, неспособном добиться обещанного перелома в войне, так и с усложнением международной ситуации, когда испанская проблема становилась менее важной по сравнению с кризисами в Китае и Чехословакии.

Со второй половины 1937 г. советская помощь поступала также в Китай, и объем поставок на Восток “вычитался” из того, что СССР мог бы направлять в Испанию. В то время Китай был для СССР даже важнее, чем Испания: ведь на этот раз борьба развернулась в непосредственной близости от советских границ. Сдерживание Японии на дальних подступах к СССР являлось для него крайне важной задачей на протяжении всех 1930-х годов.

Ответственность западной либеральной элиты за “невмешательство” и “умиротворение” естественным образом вызывает поиск оправданий, и одно из них сводится к тому, что СССР вел себя так же, как западные державы. “Когда в Мюнхене в сентябре 1938 г. стало ясно, что западные демократии не готовы выступить против фашистской агрессии, - пишет историк Д. Пуццо, - Кремль решил сформулировать и проводить иную политику. С конца 1938 г. СССР прекратил поставки оружия в Испанию”41. Это распространенное на Западе мнение, которое априори исходит из национального эгоизма Сталина, верно “с точностью до наоборот”.

Поставки возобновились в декабре 1938 г., причем в кредит. В декабре 1938 г. на эти нужды было выделено 100 млн долл, (для сравнения - в марте 70 млн долл.), на 55 млн долл, оружия переправили во Францию42. В условиях изоляции после Мюнхена Сталин попытался “зайти с тыла” к консолидировавшемуся Западу.

12 января 1939 г. СССР предоставил Республике заем в 50 млн долл. В этом соглашении в отличие от прежней практики отсутствовали условия гарантии займа и даже условия его возврата. По сути, Сталин просто оплатил поставки. Закупки, совершенные за счет этого кредита, дошли до Франции. Пока было можно, закупленное оружие перебрасывалось в Каталонию. 30 января - 4 февраля были отправлены 41 955 винтовок, 3446 пулеметов, 319 тыс. снарядов и 31,5 млн патронов. 4 февраля 1939 г. поставки оружия в Каталонию были остановлены республиканским руководством из-за наступления франкистов. После падения Каталонии Республиканская зона оказалась отрезанной от сухопутных поставок. Около 400 вагонов военного снаряжения пришлось эвакуировать назад во Францию. Попытка переправить 2 февраля часть боеприпасов в Центральную часть Испании пароходами не удалась - их уничтожила итальянская авиация43. Больше французы не допускали таких экспериментов. Склады во Франции были переполнены советским оружием, но оно не могло дойти по назначению.

Оставшееся во Франции имущество в основном удалось вернуть в СССР. К 11 июня 1939 г. на склады вернулось 180 37-миллиметровых пушек, 117 45-миллиметровых пушек, 60 французских 76-миллиметровых пушек, 98 других 76-миллиметровых пушек, 57 английских гаубиц, 20 гаубиц, 14 японских пушек, 5 тыс. винтовок, 50 самолетов “СБ”, 70 “И-16”, 6 “УТИ-4”, 18 “Р-10”, 40 танков “Т-26”44.

Падение Испанской республики явилось для Сталина одним из сигналов, хотя уже далеко не важнейшим, о необходимости смены внешнеполитической стратегии. Оно стало зримым доказательством краха стратегии коллективной безопасности, приверженности западных партнеров политике умиротворения агрессора. В то же время в Испании было дано первое сражение в противоборстве с фашизмом, которое закончится крахом фашистского блока в 1945 г.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Рыбалкин Ю. Е. Операция “X”. Советская военная помощь республиканской Испании (1936-1939). М., 2000, с. 37.
2. Коминтерн и гражданская война в Испании. М., 2001, с. 116.
3. Российский государственный военный архив (далее - РГВА), ф. 33987, оп. 3, д. 845, л. 9.
4. Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б) и Европа. Решения “Особой папки” 1923-1939. М., 2001, с. 339.
5. Там же, с. 340.
6. Малай В. В. СССР в Испании (1936): малоизвестные страницы (по материалам Архива внешней политики Российской Федерации). - Испанский альманах, вып. 2. М., 2010, с. 129.
7. Архив внешней политики Российской Федерации (далее - АВП РФ), ф. 97, оп. 14, п. 3, д. 5, л. 52.
8. Малай В. В. Гражданская война в Испании 1936 - 1939 годов и Европа. М., 2011, с. 23-24.
9. АВП РФ, ф. 97, оп. 14, п. 3, д. 6, л. 56.
10. Alvarez del Vayo J. Les batailles de la liberte. Paris, 1963, p. 237.
11. Подробнее см. Шубин A. B. Великая испанская революция. М., 2011, с. 250-270.
12. АВП РФ, ф. 97, оп. 14, п. 3, д. 6, л. 57.
13. РГВА, ф. 35082, on. 1, д. 450, л. 2.
14. Там же, ф. 33987, оп. За, д. 1258, л. 1 - 20. Иные данные приводит историк Ю.Е. Рыбалкин: 648 самолетов, 347 танков, 60 бронемашин, 1186 орудий, 340 минометов, 20 486 пулеметов, 497 813 винтовок (.Рыбалкин Ю. Е. Указ, соч., с. 44.). Разница, как видим, не принципиальная. Ю. Е. Рыбалкин ссылается на различные источники, включая зарубежную литературу. Подсчеты советских офицеров по отдельным видам вооружений можно считать более точными, потому что они суммировали внутренние данные Генштаба.
15. РГВА, ф. 35082, оп. 1, д. 483, л. 74.
16. Там же, д. 278, л. 218.
17. Viñas A. El escudo de la República. Barcelona, 2007, p. 633.
18. РГВА, ф. 35082, on. 1, д. 360, л. 12.
19. Thomas Н. The Spanish Civil War. Harmondsworth, 1986, p. 977-978.
20. Рыбалкин Ю. Е. Указ, соч., c. 18.
21. Там же, c. 44.
22. Там же, с. 45-46.
23. Viñas A. Armas у hombres para España. Los apoyos exteriores en la guerra civil. - Economía y economistas españoles en la Guerra Civil, v. 1. Barcelona, 2008, p. 401.
24. Ibid., p. 399.
25. Ibid., p. 407.
26. Ibid., p. 411.
27. Ibid., p. 400.
28. См. Шубин А. В. Указ, соч., с. 328-330.
29. РГВА, ф. 35082, on. 1, д. 503, л. 17-18.
30. Гражданская война в Испании. Центральный фронт и Брунетская операция. М., 2010, с. 312-319. Очерк А. Г. Серебрякова, опубликованный в 1941 г., представляет собой очень подробное, но несколько оптимистическое описание Брунетского сражения.
31. Viñas Á. El honor de la República, p. 545.
32. Viñas Á. Armas y hombres para España. Los apoyos exteriores en la guerra civil, p. 405.
33. Ibid., р. 371.
34. Ibid., р. 375.
35. Ibid., р. 406.
36. Ibid., р. 409.
37. Viñas A. El honor de la República, p. 406.
38. РГВА, ф. 35082, on. 1, д. 441, л. 20.
39. Там же, д. 499, л. 2.
40. Там же, д. 412, л. 9.
41. Puzzo D.A. Spain and the Great Powers, 1936 - 1941. New York, 1962, p. 148.
42. Рыбалкин Ю. Указ, соч., c. 98 - 99.
43. РГВА, ф. 35082, on. 1, д. 240, л. 90 - 92.
44. РГВА, ф. 33987, оп. За, д. 1259, л. 7 - 15.

Перейти к записи История Испании и Португалии

Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.




  • Категории

    Показать все категории  

  • Файлы

  • Темы на форуме

  • Похожие публикации

    • Saygo
      Нефедов С. А. Реформы Ивана III и Ивана IV: османское влияние
      Автор: Saygo
      Нефедов С. А. Реформы Ивана III и Ивана IV: османское влияние // Вопросы истории. - 2002. - № 11. - С. 30-53.
      Европейские послы и путешественники, приезжавшие в Россию в XVI-XVII веках считали "Московию" страной Востока. "Сравнения с турецкими султанами стали даже общим местом для иностранных писателей при характеристике московского государя", - отмечал В. О. Ключевский1. "Манеры столь близки турецким", - писал Дж. Турбервиль, а С. Герберштейн и де ла Невиль отмечали, сходство одежды русских, татар и турок2. "И поныне у них оказывается мало европейских черт, а преобладают азиатские", - отмечал в 1680 г. Я. Рейтенфельс. Тосканский посол писал о восточной пышности торжеств, об азиатских приемах управления государством и "всем строе жизни", так не похожем на европейский3.
      За сто лет до Рейтенфельса в России побывал посол королевы Елизаветы Дж. Флетчер. Ученый дипломат оставил описание страны, исполненное в лучших традициях просвещенной Англии. Флетчер не проводил детальных сопоставлений, но его общий вывод был категорическим: "Образ правления у них весьма похож на турецкий, которому они, по-видимому, пытаются подражать по положению своей страны и по мере своих способностей в делах политических"4. Что же конкретно имел в виду Флетчер?
      Р. Ченслор, открывший морской путь в Россию, оставил после себя мемуары о Московском царстве, в устройстве которого он выделил поместную систему. Благодаря этой системе, писал Ченслор, московский государь имеет великое множество храбрых воинов. "Если бы русские знали свою силу, никто не мог бы бороться с ними", - таков был вывод английского путешественника5.
      Поместная система была основой Российского государства. С. Б. Веселовский считал, что эта система появилась на Руси внезапно, в конце XV в., и сразу же получила широкое распространение. Воину за его службу давали от государя поместье с крестьянами, но это владение оставалось государственной собственностью; помещику причитались лишь платежи, зафиксированные в переписных листах. Поместье было небольшим, молодой воин - "новик" - получал не больше 150 десятин земли - около десяти крестьянских хозяйств. Помещики регулярно вызывались на смотры, и если воин вызывал недовольство командиров, то поместье могли отобрать; если же помещик проявил себя в бою, то "поместную дачу" увеличивали. Воинские командиры, бояре и воеводы, получали до 1500 десятин, но были обязаны приводить с собой дополнительных воинов - наемных слуг или боевых холопов - по одному человеку с каждых 150 десятин. Дворянин, получавший отставку по старости или из-за ран, имел право на часть поместья - "прожиток". Если сын помещика поступал в службу вместо умершего отца, то он мог наследовать отцовское поместье, но не все, а лишь в тех размерах, которые полагались "новику"6.
      Поместная система давала возможность Ивану Грозному содержать армию в 100 тысяч всадников - и на Западе не было ничего подобного этой системе. Единственным государством, где существовала такая же поместная система была Турция. В Турции поместье называлось тимаром, а помещик - тимариотом или сипахи. Размеры поместья исчислялись не в десятинах, как в России, а в денежном доходе; начальный тимар, предоставляемый молодому воину, назывался "кылыдж тимаром" ("сабельным тимаром") и обычно давал доход в 1000 акче. 1000 акче - это примерно 10 рублей; по расчетам историков, доходы русского "новика" составляли около 12 рублей7. Так же как в России, турецкие помещики регулярно вызывались на смотры, и если воин вызывал недовольство командиров, то тимар могли отнять; если сипахи проявил себя в бою, то тимар увеличивали за счет добавочных "долей", "хиссе". Сипахи, получавший отставку по старости или из-за ран, имел право на "пенсионную" часть поместья, "текайюд". Если сын поступал в службу вместо отца, то он наследовал не все отцовское поместье, а лишь "кылыдж тимар". Офицеры получали большие тимары с доходом до 20 тысяч акче, но при этом обязывались выставлять дополнительных воинов, "гулямов", из расчета один гулям на полторы-две тысячи акче дохода. Так же как поместье, тимар считался государственной собственностью, и воин имел право лишь на получение денежных сумм, указанных в поземельном реестре, "дефтере"8.
      На сходство русских помещиков и турецких тимариотов еще в XVII в. указывали Крижанич и Рейтенфельс; позднее на это сходство обращали внимание такие известные историки, как Р. Г. Виппер и Г. В. Вернадский9. Отмеченные выше детальные совпадения в организации поместной и тимарной систем не оставляют сомнения в том, что русское поместье является копией турецкого тимара, что поместная система была перенята у Османской империи. Когда, почему и при каких обстоятельствах это произошло? И не были ли при этом переняты другие общественные принципы и институты? Может быть, Флетчер имел в виду не только поместную систему?
      Ответ на эти вопросы лежит вне пределов традиционного курса русской истории; исследователю следует обратиться к истории Османской империи. Османская империя была построена по законам мусульманской государственности, и поэтому необходимо кратко остановиться на основных принципах этой государственности - прежде всего на принципе справедливости.
      В трудах мусульманских государственных деятелей, в том числе в "Книге правления" Низам ал-Мулька, справедливость выступает как основной принцип государственного управления. Великий визирь приводит в пример Хосрова Ануширвана - это был традиционный образ грозного восточного монарха, охраняющего справедливость с помощью суровых расправ. "Я буду охранять от волков овец и ягнят... - говорил Ануширван. - Я укорочу загребистые руки и сотру с лица земли зачинщиков разрухи, я благоустрою мир правдой, справедливостью и спокойствием, ибо призван для этой задачи"10. "Основа управления есть справедливость, - подчеркивал великий визирь Рашид ад-дин, - ибо, как говорят, доход государства бывает от войска - нет дохода султана, кроме как от войска, а войско можно собрать благодаря налогу - нет войска без налога, а налог получают от райата - нет налога, кроме как от райата, а райата можно сохранить благодаря справедливости - нет райата, если нет справедливости"11.
      Исламский принцип справедливости признавали даже ярые враги ислама: "Они соблюдают правосудие между собой, а так же ко всем своим подданным... - писал серб, вернувшийся из турецкого плена, - ибо султан хочет, чтоб бедные жили спокойно... над ними владычествуют по справедливости, не причиняя им вреда". "Не наживе, но справедливости служит занятие правосудием у этих безбожных язычников... - свидетельствует Михалон Литвин. - И знать, и вожди с народом равно и без различия предстают пред судом кадия". Характерно, что в понятие мусульманской справедливости входило не только равенство всех перед законом, но и справедливые налоги и справедливые цены на рынке12.
      Исламская государственная идея провозглашала господство государства над обществом и преобладание государственной собственности; в частной собственности могло находиться лишь имущество, созданное личным трудом. "Примеры, взятые из образа действий Пророка вместе с некоторыми местами Корана послужили основой странному учению, стремящемуся не больше не меньше как к полному отрицанию даже самого принципа личной частной собственности", - писал И. Г. Нофаль. Все земли, недра и другие источники богатства рассматривались как общее достояние мусульманской общины.
      Поскольку, как сказано в Коране; "все имущества принадлежат только Богу", то они могли быть в любой момент конфискованы властями. Поэтому богатые люди опасались выставлять на глаза свое состояние, золото и ценности прятали в землю, а дома старались строить так, "чтобы не вызвать зависти или подозрений - то есть делали их небольшими и неказистыми13.
      Османская империя унаследовала от своих предшественников великие принципы исламской справедливости. Первые турецкие султаны Орхан (1324-1362) и Мурад I (1362 - 1389), налаживая управление завоеванными территориями, перенимали при этом традиционные порядки мусульманского Востока. Со времен халифата там существовала традиция разделения военных, финансовых и судебных властей; причем духовные судьи, "кади", судили по законам шариата. Все земли разделялись на частные ("мульк"), церковные ("вакф"), государственные ("мири") и личные земли султана ("хассе"); соответственно этому казна разделялась на государственную казну и личную казну султана. Казна и земли султана, дворцовое хозяйство и гвардия составляли султанский двор и имели особое управление14.
      Завоеванные земли считались принадлежащими государству, поэтому прежние собственники этих земель теряли все права. Часть населения - прежде всего знать и многие горожане - выселялась с завоеванных земель в коренные османские области, это переселение называлось "сургун", что в современных словарях переводится как "изгнание". Затем производилась перепись населения и составлялся земельный реестр ("дефтер"), в котором указывалось число хозяйств в деревне и перечислялись полагающиеся с деревни платежи по налогам. Крепостные крестьяне сразу же получали свободу15.
      Все повинности, которые прежде несли крестьяне в пользу своих господ, заменялись одним небольшим денежным оброком, выплачиваемым государству. По окончании переписи утверждалось провинциальное "Канун-наме", сборник законов новой провинции, в котором, в частности, фиксировались налоги и правила землевладения. Некоторые деревни выделялись в тимар воинам-всадникам, и в дефтере (на основе законов) указывались платежи, следующие тимариоту-сипахи. Все действия тимариота контролировались государством, и если он пытался брать лишнее, то крестьяне могли пожаловаться судье-кади и тимар мог быть отнят. Крестьяне были свободными людьми, и их повинности были невелики; основной налог мусульман, "ашар", составлял десятину урожая; немусульмане платили еще "джизыо", которая считалась откупом от военной повинности; в целом налоги немусульман составляли примерно четверть урожая. До мусульманского завоевания в Боснии оброки составляли 3 / 5 - дохода крестьянина16.
      Султан Сулейман Законодатель (1520 - 1566) требовал от своих пашей "обращаться с нашими подданными так, чтобы крестьяне соседних княжений завидовали их судьбе"17. Сипахи и санджакбеи должны были следить за состоянием крестьянских хозяйств и, по возможности, обеспечивать их стандартными наделами земли, "чифтами". Многие турецкие историки считают, что сипахи и райаты в конечном счете одинаково работали на государство, а государство всемерно заботилось о своей "пастве". Лорд Кинросс называет реформы, проводившиеся османами на завоеванных землях, "социальной революцией". "Балканские крестьяне вскоре пришли к пониманию того, что мусульманское завоевание привело к его освобождению от феодальной власти христиан. - пишет Кинросс. - Османизация давала крестьянам невиданные ранее выгоды"18.
      Центральное управление империи осуществлялось "диваном" (советом), в который входили главы военной, финансовой и судебной администрации, и который возглавлял великий визирь. Все члены администрации были сменяемыми по воле султана, который сохранял за собой функции главнокомандующего, "меча правоверных" и хранителя справедливости. Османский суд был суровым и скорым; чиновники, обвиненные в вымогательствах, во взяточничестве или казнокрадстве безоговорочно предавались смерти. Во времена Сулеймана Законодателя ко двору ежедневно доставлялось 40 - 50 голов казненных за преступления такого рода; эти головы выставлялись для всеобщего обозрения у входа во дворец Топкапа. Обычным наказанием за мелкие преступления был кнут - "торговая казнь", осуществляемая в присутствии судьи в людном месте, чаще всего на базаре19.
      С помощью тимарной системы османы создали многочисленную и сильную кавалерию сипахи, однако секрет их военного могущества заключался не в кавалерии, а в пехоте и артиллерии. При султане Мураде I были созданы первые подразделения янычар. Это было дисциплинированное и обученное войско, получающее жалование из казны. В Европе еще не было подобных армий.
      В первой половине XV в. беи все еще владели дружинами и огромными мульками; они устраивали мятежи и разжигали распри между наследниками султанского престола. В 1402 г. бей изменили султану Баязиду I, и это едва не привело к гибели Османского государства - турки были разбиты Тамерланом, а Баязид попал в плен. Междоусобицы продолжались двадцать лет, и лишь в 1423 г. султану Мураду II (1421 - 1451) удалось подавить мятежи. В своей борьбе со знатью Мурад II опирался на корпус янычар, который в это время стали комплектовать путем набора мальчиков-рекрутов из среды немусульманского населения. Обращенные в ислам и воспитанные в казармах молодые люди назывались "государевы рабы", "капыкулу". Преданность "капыкулу" побудила султана назначать из их среды командиров и чиновников; новое окружение Мурада II состояло из специально обученных в дворцовой школе "государевых рабов". "Не меньшее значение имели обучение и упражнения во дворце... - писал польский посол князь К. Збаражский. - Через это проходили все должностные лица, как через школу, и были образцом для всей земли"20. Наивысшей наградой для чиновника-раба были почетные одежды - шуба с султанского плеча.
      Отсутствие потомственной знати и сословных привилегий вызывало удивление посещавших Турцию европейцев. "Во всем этом многочисленном обществе, - писал германский посол, - нет ни одного человека, обязанного своим саном чему-либо, кроме своих личных заслуг". "Там нет никакого боярства, - свидетельствовал Юрий Крижанич, - но смотрят только на искусность, на разум и на храбрость". Все были равны перед законом и всем открывались одинаковые возможности для продвижения по службе; многие крупные вельможи были принявшими ислам славянами, албанцами, греками. Большая часть армии говорила по-славянски. Воины - янычары и сипахи - сами выбирали своих командиров из числа самых отчаянных храбрецов21.
      Дисциплина, порядок и мужество янычар помогали им побеждать в сражениях, но настоящая слава пришла к ним тогда, когда в руках "новых солдат" оказалось новое оружие. При Мураде II янычары были вооружены аркебузами- "тюфенгами"; был создан мощный артиллерийский корпус, "топчу оджагы". На свет явилась регулярная армия, вооруженная огнестрельным оружием. Создание новой армии вызвало волну османских завоеваний. Турки овладели Сербией, Грецией, Албанией, Боснией, подчинили Валахию и Молдавию, на востоке окончательно покорили Малую Азию, а в 1514 г. в грандиозной битве на Чалдыранской равнине разгромили объединенные силы господствовавших над Ираном кочевников. Походы султана Селима Грозного (1512 - 1520) в Сирию и Египет превратились в триумфальное шествие османских армий. Простой народ повсюду приветствовал новые власти, которые отнимали богатства у знати, наделяли землей крестьян и снижали налоги - султан Селим называл себя "служителем бедняков". Горожане Каира подняли восстание и с оружием в руках сражались на стороне турок против своих правителей, мамелюков. После завоевания очередной страны Селим созывал "собор" из представителей всех слоев населения, переделял землю и устанавливал новые законы. Перед отъездом из Каира он опубликовал воззвание, в котором заявил, что отныне никому не дозволено притеснять феллаха или человека из простого народа22.
      Вскоре после взятия Константинополя находившийся в ореоле славы Мехмед II нанес решающий удар оппозиционной знати - ее глава визирь Халил-паша был обвинен в государственной измене и казнен. Вслед за этим были казнены многие бей, их владения были конфискованы; как и вакфы, созданные беями и приносившие им доход. В 1470-х годах Мехмед приказал провести по всей стране проверку всех дефтеров и прав владения землями; многие проверяемые документы признавались недействительными; мульки и вакфы отписывались в казну. После этих массовых конфискаций абсолютное большинство земель было отнесено к категории государственных ("мири"). Составление новых дефтеров завершилось утверждением нового свода законов "Канун-наме" (для всех провинций вводились единые налоги и условия землепользования23).
      Влиятельные турецкие беи не смирились с наступлением на свои права; в 1481 г. Мехмед II был отравлен своим сыном Баязидом, вступившим в союз с знатью. Баязид II вернул беям часть отнятых владений, но его сын Селим I вновь конфисковал вотчины знати. Селима называли Грозным - он выступал в традиционном образе восточного монарха, охраняющего справедливость с помощью жестоких казней. Наивысшего могущества Османская империя достигла в правление Сулеймана I Законодателя, который завоевал Венгрию и окончательно кодифицировал мусульманское законодательство; в частности, были установлены единые нормы податей и нормы военной службы. Возвеличение самодержавия достигло такой степени, что все приближенные называли себя "рабами" султана, и он одним мановением руки приказывал казнить вельмож, обвиненных в казнокрадстве или измене24.
      Могущество Османской Империи вызывало попытки подражания в соседних странах. В Иране в начале XVI в. получил распространение аналогичный тимару институт тиуля; сражаясь с турками, шах Аббас I (1587 - 1629) завел собственных янычар ("туфенгчиев") и артиллерийский корпус ("топханэ"). После окончания войны в 1590 г. Аббас провел реформы по турецкому образцу, разгромил непокорную знать, конфисковал ее земли и ввел справедливые налоги. В 1526 г. правитель Кабула Бабур, наняв турецких артиллеристов, одержал победу при Панипате и овладел Северной Индией; основанная его потомками Империя Великих Моголов имела многие характерные османские черты25.
      Молва о могуществе и справедливости турок распространилась и на Западе. Угнетаемые православные в Литве и Польше представляли жизнь в Турции, как райское блаженство. Когда в 1463 г. турки вступили в Боснию, крепостные крестьяне поднялись против своих господ. "Турки... льстят крестьянам и обещают свободу всякому из них, кто перейдет на их сторону", - писал боснийский король Стефан Томашевич26. Крестьяне ждали прихода турок и в других странах Европы. "Слышал я, что есть в немецких землях люди, желающие прихода и владычества турок, - говорил М. Лютер, - люди, которые хотят лучше быть под турками, чем под императором и князьями"27.
      Разыгрываемые на немецких ярмарках "масленичные пьесы" обещали народу, что турки накажут аристократов, введут правый суд и облегчат подати. Итальянские философы-утописты призывали к переустройству общества по османскому образцу. Т. Кампанелла пытался договориться с турками о помощи и поднять восстание. Османская империя XVI в. была символом справедливости и могущества не только для Азии, но и для Европы. Известные философы европейского Возрождения Ж. Воден и У. фон Гуттен находили в Османской империи образец для подражания. В те времена взоры многих были прикованы к Турции - и Россия не была исключением. Афанасий Никитин одним из первых открыл для Руси Восток, он горячо любил свою родину, но, познакомившись с порядками мусульман, признал, что на Руси нет справедливости. "Русская земля да будет Богом хранима! - писал Никитин тайнописью, по-тюркски. - На этом свете нет страны, подобной ей, хотя бояре Русской земли несправедливы. Да станет Русская земля благоустроенной, и да будет в ней справедливость!"28.
      В середине XV в. Русь едва начинала оправляться от долгих междоусобных войн, сопровождавшихся голодом, чумными эпидемиями и разрухой. Хотя Золотая Орда распалась, московские князья, чувствуя свою слабость, продолжали платить дань ее наследникам. Князья не имели ни армии, ни финансовых ресурсов; большая часть земель принадлежала церкви и боярам; их владельцы имели "жалованные грамоты" и пользовалась податными льготами - то есть ничего не платили в казну (или платили лишь малую часть налогов). Боярские и монастырские вотчины обладали также и судебным иммунитетом (кроме крупных преступлений); они были почти независимыми маленькими государствами в государстве. В обмен на льготы бояре и дети боярские были обязаны нести службу, но они плохо выполняли эти обязанности; никаких служебных норм не существовало, с тех, кто не явился на сбор, ничего не могли спросить. Войско великого князя представляло собой нестройное ополчение "всяких людей". К примеру, в 1469 г. Иван III послал на Казань "из Москвы сурожан и суконников и купчих людей и прочих всея Москвичей, кто пригожи, по силе"29. Необходимо было проведение военной реформы, создание сильного войска - и понятно, что советники великого князя искали образец для такой реформы.
      В политическом отношении Москва много позаимствовала у Золотой Орды; административная и налоговая системы были построены по восточным образцам. Среди центральных учреждений главные роли играли Казна, ("хазине") и великокняжеский Двор; на местах существовала система кормлений, и наместники собирали в свою пользу дополнительные подати, "корма". Однако, в отличие от восточных государств, великий князь не был самодержавным монархом; со времен Киевской Руси существовал а традиция: князь в важных делах должен был советоваться с боярами.
      История России была тесно связана с историей Византии - эти страны соединяли узы общей религии - православия. После падения Константинополя Россия стала последним оплотом греческой веры и сюда устремились беглецы с Балкан. В 1472 г. великий князь Иван III женился на Софье Палеолог, племяннице последнего византийского императора. Вместе с Софьей в Россию прибыло много греков, которые видели взятие Константинополя и многое могли рассказать. К. А. Неволин и В. Б. Ельяшевич считали, что Софья и окружавшие ее греки могли подсказать Ивану III мысль о введении поместий по образцу греческой прении. Г. В. Вернадский полагал, что ирония служила образцом как для поместья, так и для тимара. Однако прения не имела таких характерных черт поместья и тимара, как начальный тимар или пенсионный тимар, и относительно прении неизвестны какие-либо нормы снаряжения воинов. К XIV в. институт пронии полностью разложился; прония продавалась и покупалась, как частная собственность. Таким образом, прония не могла стать готовой моделью для создания поместной системы; очевидно, что такой моделью был именно тимар. Кроме того, исследования В. И. Саввы показали, что влияние Софьи преувеличивалось современниками; Софья долгое время находилась в немилости и не имела голоса при решении государственных дел30.
      В первый период правления Ивана III главной целью великого князя было присоединение Новгорода. Решающий шаг был сделан в 1478 г., когда Новгород признал Ивана III своим государем; после мятежа в 1479 году великий князь казнил несколько "великих бояр" из числа заговорщиков и конфисковал их земли. В 1485 г. Иван III овладел Тверью и "велел всех граждан к целованию привести". Великий князь милостиво относится к своим новым новгородским и тверским подданным - как и принято было до сих пор на Руси. Но зимой 1487 - 1488 года произошло нечто неожиданное: в ответ на некий (по-видимому, мнимый) "заговор" Иван III выселил всех зажиточных новгородцев и отправил в Москву 7 тысяч "житьих людей". Это событие летопись назвала "выводом" новгородцев. Практически все земли Новгорода - кроме немногочисленных крестьянских земель - были конфискованы; затем была проведена перепись и осуществлено первое массовое наделение воинов поместьями31.
      Эта небывалая до тех пор на Руси акция в точности соответствовала османским обычаям: из завоеванного города выселяется вся знать, ее земли конфискуются, составляется дефтер и конфискованные земли раздаются в тимары. Русское название этой процедуры "вывод" - не что иное как перевод турецкого термина - "сургун". Характерно, что, как и в Турции, поместья даются подчас людям низкого происхождения, "боевым холопам" (в Турции их называли гулямами). Совпадения отмечаются и в других деталях; например, схема описи в переписных листах и в дефтерах была очень схожей: название деревни, имена дворовладельцев, далее - платежи, следующие с деревни в целом (без разбивки по дворам): денежный оброк, количество поставляемой пшеницы, ржи, овса и т д. (по объему и в деньгах). При учете земли использовался аналогичный "чифту" стандартный земельный надел, "обжа", а земля, как и в Турции, мерялась через количество высеваемого зерна. Отработочные повинности в переписных листах не упоминались - по-видимому, как и в Турции, они были коммутированы в денежный оброк. На землях помещиков повинности почти не изменялись, на землях, отписанных на государя, оброки переводились на деньги и значительно уменьшались - великий князь, так же как султан, стремился показать, что новый порядок будет основан на справедливости32. В конце 1480-х годов перепись проводилась не только в Новгороде: переписывались земли бывшего Белозерского удела, недавно присоединенного к землям великого князя. Проводилась проверка владельческих грамот, и многие земли были конфискованы в казну. В 1490-х годах переписи распространяются на другие уезды; в течение двадцати лет княжеские дьяки описывают уезд за уездом - происходит сплошное описание земель великого княжества. В конце XV - начале XVI в. в России происходит нечто подобное турецкой переписи 70-х годов XV в.; вотчины, правда, не конфисковались, но большинство из них было лишено податных иммунитетов, вотчинники обязывались платить налоги в казну. Одновременно шло наступление на податные привилегии монастырей; более того, ставился вопрос о праве церкви владеть деревнями. Подобно Мехмеду II, Иван III собирался конфисковать церковные вотчины; уже были конфискованы церковные земли в Новгороде и в Перми. Только болезнь, воспринятая как проявление "божьего гнева", удержала великого князя от дальнейших действий33.
      Как и Мехмед II, который, проведя перепись, конфисковав мульки и вакфы, распорядился составить сборник законов "Канун-наме", так и Иван III, проведя переписи, распорядился составить Судебник 1497 года - первый российский законодательный кодекс. В Европе в то время не было законодательных кодексов, и вполне вероятно, что идея Судебника пришла из Турции. Судебник был обнародован во время коронации наследника престола Дмитрия Ивановича, и, по мнению Л. В. Черепнина, этим торжественным актом - провозглашалось начало правосудия на Руси. Во время коронации митрополит и великий князь дважды обращались к наследнику, повторяя одну ту же фразу: "Люби правду и милость и суд правой и имей попечение от всего сердца о всем православном христианстве". Слово "правда" тогда и позже, вплоть до XIX века, понималось как "справедливость"; таким образом, великий князь провозглашал введение законов, направленных на охранение справедливости34. Как тут не вспомнить Афанасия Никитина, который писал, что до тех пор на Руси не было справедливости!
      В чем же выражалась "правда" Ивана III? В том же, в чем выражалась "правда" османских султанов. Прежде всего, это равенство всех перед законом: Судебник 1497 года не дает никаких привилегий богатым и знатным. Ничего подобного не было в тогдашней Европе; хорошо известно, что равенство перед законом - это завоевание Великой Французской революции. Далее: Судебник обеспечивает участие представителей общины в суде. Статья 38 гласит: "А без дворского, без старосты и без лутчших людей суда наместникам и волостелем не судити". Чтобы сделать суд доступным для простых людей, пошлины были снижены в пять раз. Категорически запрещаются "посулы" (то есть взятки). Судьям давался строгий наказ быть внимательным к жалобщикам: "А каков жалобник к боярину приидет и ему жалобников от себе не отсылати, а давати всемь жалобником управа"35. Понятно, что крестьяне больше всего страдали от произвола богатых и сильных, от требований исполнять барщину и платить оброки сверх законных норм.
      Таким образом, Судебник Ивана III воспринял основную идею восточного права - идею защиты справедливости. Но еще более удивительно, что Судебник воспринял восточные методы защиты справедливости. "Русская правда" киевских времен не знала столь характерных для Востока жестоких казней и телесных наказаний. В Судебнике Ивана III такие наказания полагаются за многие преступления - специалисты в один голос говорят, что эта практика позаимствована с Востока. Таким образом, Иван III вполне усвоил основной принцип восточной монархии: зашита справедливости требует суровых наказаний. "Без таковыя грозы не мочно в царство правды ввести", - писал полвека спустя Иван Пересветов36.
      "Современники заметили, что Иоанн... явился грозным государем на московском великокняжеском столе... - писал С. М. Соловьев, - он первый получил название Грозного, потому что явился для князей и дружины монархом, требующим беспрекословного повиновения и строго карающим за ослушание". После 1485 г. Иоанн называет себя "государем всея Руси", а бояре именуют себя "государевыми холопами" - подобно "государевым рабам" в Турции. Летописи больше не сообщают о совещаниях царя с боярами, подобных тому, что имело место в 1471 г. перед походом на Новгород. На коронации Дмитрия-внука в 1497 г. великого князя называют уже не иначе как "самодержцем", а на наследника престола возлагают "шапку Мономаха". Подобно византийскому императору (и турецкому султану) великий князь стремится выступать в роли самодержавного монарха37.
      Итак, можно прийти к выводу, что в конце XV в. в России частично перенималились османские порядки: поместная система, переписи, судебные установления. По-видимому, можно говорить о попытке преобразования России по османскому образцу. Эти преобразования в определенной степени можно сравнить с реформами Петра I - в том и в другом случае за образец для реформ бралась наиболее могущественная держава того времени. Чтобы ни у кого не было сомнений, кому следует подражать, Петр I приказал носить европейскую одежду - распоряжение с виду совершенно ненужное, но вполне выявляющее суть событий. Среди законов Ивана III есть подобное с виду совершенно ненужное распоряжение - но оно не оставляет сомнений, кому подражал великий князь. "По свидетельству Иосафата Барбаро, - пишет С. М. Соловьев, - при Иоанне III право варить мед и пиво, употреблять хмель, сделалось исключительной собственностью казны". Простому народу запрещалось употреблять пиво и мед, "исключая самых главных праздников"38.
      Однако остается неясным, кто рассказал великому князю о турецких порядках, о поместной системе, о "великой правде" и обо всем остальном, кто подвиг его на реформы. Это не могла быть Софья или ее спутники: от прибытия Софьи в Москву до начала реформ прошло пятнадцать лет. Необходимо присмотреться к событиям, происходившим накануне реформ - в 1483 - 1487 годах. В январе 1483 г. состоялась свадьба наследника престола Ивана Молодого с молдавской княжной Еленой. Молдавия была последним православным княжеством на юге Европы; она вела отчаянную борьбу с турками, и господарь Стефан III пытался заключить союз с Россией. Послы, доставившие Елену, конечно, рассказали Ивану III о положении в Молдавии, о том, что сражаясь с турками, Стефан III заимствовал их тимарную систему. Недостаток источников не позволяет осветить подробности этих реформ, однако известно, что молдавский господарь конфисковал земли многих бояр и раздал их воинам-"витязям". Румынский историк Н. Стойческу прямо указывает на сходство реформ Стефана III и Ивана III39, и можно предположить, что идею введения поместной системы подсказал Ивану III один из послов, побывавших в Молдавии. Среди этих послов обращает на себя внимание дьяк Федор Курицын, возглавлявший 1482 - 1484 годах посольство в Венгрию и Молдавию. Курицын привез из этой поездки "Повесть о Дракуле", переработанное и переведенное им на русский язык сказание о волошском господаре Владе Цепеше. "Повесть о Дракуле" известна тем, что здесь впервые в русской литературе появляется образ восточного монарха, поддерживающего справедливость посредством жестоких расправ. "И толико ненавидя во своей земли зла, яко кто учинит кое зло, татьбу или разбой, или кую лжу, или неправду, той никако не будет жив", - говорится в повести о порядках, установленных Владом Цепешем40, т.е. о порядках, заимствованных из Турции. Параллели между этими порядками и Судебником 1497 года позволяют специалистам утверждать, что именно Курицын был инициатором введения в Судебник суровых восточных наказаний. Курицына считают одним из руководителей московского правительства тех времен: "Того бо державный во всем послушаше (ибо его князь во всем слушался)", - писал о Курицыне Иосиф Волоцкий 41. Именно Курицын зачитал в 1488 г. имперскому послу Поппелю знаменитую декларацию московского самодержавия: "Мы божьею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от бога..."42.
      Возвращаясь в 1484 г. из Венгрии в Россию, Курицын был задержан турками в Белгороде на Днестре. Белгород был молдавским городом, и как раз перед этим он захвачен турками. Московский посол оставался в Белгороде довольно долго и должен был увидеть все последствия завоевания: вывод населения, проведение дефтера и испомещение сипахи. В 1485 г. Курицын вернулся в Москву, а зимой 1487 - 1488 г. неожиданно последовал вывод населения из Новгорода и началась поместная реформа43.
      Конечно, идея реформы могла принадлежать разным людям. Федор Курицын принадлежал к "молодому двору", придворной группировке, сложившейся вокруг наследника, Ивана Молодого, и его жены - Елены Волошанки. В эту группировку входили также князья Семен Ряполовский, Иван и Василий Патрикеевы и многие вельможи меньшего ранга. Все эти люди могли узнать об османских порядках непосредственно от княжны Елены - фактом является лишь то, что именно "молодой двор" оказывал на политику Ивана III решающее влияние. Другой, враждебной "молодому двору" группировкой, было окружение Софьи и ее сына Василия; к этому окружению примыкали церковные круги во главе с новгородским епископом Геннадием и игуменом Волоколамского монастыря Иосифом Волоцким. Святые отцы были встревожены тем, что от "молодого двора" исходили проекты конфискаций, затрагивающие и церковные земли. Пострадавший от этих конфискаций епископ Геннадий обвинил Курицына в ереси, в сношениях с обнаруженными в Новгороде "еретиками". Однако Иван III не обращал внимания на эти обвинения; в противовес копившим богатства иосифлянам он стал поддерживать "нестяжателей", старцев из заволжских монастырей, утверждавших, что монахи должны кормиться от трудов своих44.
      В 1490 г. умер Иван Молодой - по-видимому, он был отравлен слугами Софьи: великий князь наложил опалу на свою жену, потому что "к ней приходиша бабы с зелием". Наследником престола стал сын Ивана Молодого Дмитрий, который в 1497 г. был коронован в качестве соправителя. Два года спустя началась война с Литвой, и Василий (бывший тогда наместником в Новгороде) поднял мятеж против своего отца. Василий угрожал перейти к литовцам и требовал, чтобы его назначили наследником вместо Дмитрия. Иван III был вынужден согласиться; Дмитрий и Елена были заключены в тюрьму, а "еретики" подверглись гонениям. Дело было, конечно, не в "ереси": Василий хотел под любым предлогом расправиться со сторонниками Дмитрия и Елены. Иван III не мог спасти своих верных сподвижников: с ним случился удар, у него "отняло руку и ногу и глаз"; ему твердили, что это "кара господня" за поддержку "еретиков" и попытки отнять земли у церкви. В Москве и в Новгороде запылали костры; брат Курицына Иван был сожжен в деревянной клетке; о судьбе Федора не сохранилось известий45.
      Василий III отправил на костер своих врагов, хотя не был принципиальным противником их идей. Уже вскоре после восшествия на престол он попытался примириться с теми из них, кто остался в живых, и приблизил к себе Василия Патрикеева, во времена гонений насильно постриженного в монахи - теперь его звали старцем Вассианом. Вассиан яростно обличал "сребролюбие" "святых отцов" и Василий рассчитывал с его помощью осуществить замысел своего отца - конфисковать и раздать в поместья земли церкви. Война с Литвой требовала увеличения армии, и московское правительство производило новые поместные раздачи. При присоединении Пскова, Смоленска, Рязани Василий III следовал методу, опробованному при овладении Новгородом: "вывод" знати и конфискация земель, а затем испомещение московских дворян. Отбирая земли у бояр, он ссылался на справедливость, говорил, что было "насилье велико черным и мелким людям от посадников псковских и бояр"46.
      Приближенные великого князя" временами высказывали те же мысли, что и казненные "еретики". Преемник Курицына, глава ведомства внешних сношений Федор Карпов, писал, что самодержец должен править "грозою правды и закона" и в подтверждение своих мыслей ссылался на Аристотеля. Однако было ясно, что дело не в Аристотеле: боярский сын Берсень прямо ставил в пример Турцию. Он говорил Максиму Греку: "Хотя у вас цари злочестивые, а ходят так, ино у вас еще бог есть"47.
      Василий III продолжал политику своего отца и, подобно Мехмеду II, пытался лишить знать ее привилегий. По восточному обычаю после смерти государя все жалованные грамоты должны подтверждаться его наследником48 - такой обычай существовал и на Руси. Василий III не подтвердил очень многие жалованные грамоты. После переписей Ивана III это был второй удар по вотчинным привилегиям; после этого податные иммунитеты сохранились лишь у сравнительно немногих монастырей, бояр и князей. Иммунитетные привилегии в свое время были пожалованы вотчинникам за их службу, теперь они отнимались - но обязанность служить при этом не отменялась, все вотчинники (кроме мельчайших) были обязаны военной службой. С. Герберштейн свидетельствует, что дети боярские были занесены в списки по областям и едва ли не каждый год призывались на службу. Перед походом нуждающимся выплачивалось жалование, но те, кто обладал достаточными вотчинами, были обязаны снаряжаться за свой счет. Принцип "нет земли без службы", был, по-видимому, заимствован из Турции вместе с поместной системой. В Турции все беи, владевшие землями на правах собственности ("маликяне"), были обязаны выставлять всадников, а те, кто не выставлял воинов, платили деньги. Как свидетельствуют источники середины XVI в., возможность замены службы выплатой денег существовала и в России49.
      Ко времени правления Василия III относятся сведения о том, что сроки пребывания на должности наместников и волостелей ограничивались одним годом. Практика назначения наместников на короткие сроки была характерной чертой османской системы управления - наместники-бейлербеи назначались обычно на три года, а судьи-кади - на один год. Эта практика было обычной в мусульманском мире; она описана в "Книге правления" Низам ал-мулька. Обращает на себя внимание еще одно мероприятие, проведенное вскоре после смерти Василия III - очевидно во исполнение замыслов великого князя. В 1533 - 1534 годах была проведена монетная реформа, уменьшившая вес русской копейки с 0,79 до 0,68 грамма. Таким образом, копейка было приравнена по весу к турецкому акче50.
      После смерти Василия III преобразование России по османскому образцу на время приостановилось - начался период боярского правления. Реформы возобновились лишь в 50-х годах XVI в. при Иване Грозном.
      Мрачная, но вместе с тем исполненная величия фигура Ивана IV уже не одно столетие приковывает к себе внимание историков. Одни называют царя "тираном", "деспотом", "сумасшедшим", другие утверждают, что это был мудрый политик, любимый народом. Многие пишут о "непонятной", "загадочной" политике Грозного. Еще А. Курбский в начале своего "Сказания" недоумевал: отчего изменился характер государя51. Почему царь обрушился на своих верных бояр, зачем он ввел опричнину? "Учреждение это всегда казалось очень странным, как тем, кто страдал от него, так и тем, кто его исследовал", - писал Ключевский. "За последние сто лет ситуация в науке мало изменилась", - добавляет в этой связи Кобрин, опричнина остается загадкой для историков. Веселовский замечал: "Созревание исторической науки движется так медленно, что может поколебать нашу веру в силу человеческого разума вообще, а не только в вопросе о царе Иване и его времени"52.
      Между тем, по мнению некоторых историков, источник нововведений Ивана Грозного, в общем, достаточно известен53. Известно, что царь в целом следовал проекту преобразований, который предложил Иван Пересветов. Пересветов был русским дворянином из Литвы, многоопытным воином, служившим Яну Запольяи и Петру Рарешу, вассалам султана Сулеймана Законодателя; он хорошо знал турецкие порядки, и советовал царю брать пример с Турции. 8 сентября 1549 г. в церкви Рождества Богородицы Пересветов вручил царю челобитную; эта челобитная содержала "Сказание о Магмете-салтане", в котором рассказывалось, как тот "великую правду в царстве своем ввел"54.
      "В 6961 (1453) году турецкий царь Магмет-салтан повелел со всего царства все доходы себе в казну собирать, - говорит "Сказание", - а никого из вельмож своих ни в один город наместником не поставил, чтобы не прельстились они на мзду и неправедно не судили, а наделял вельмож своих из казны царской, каждому по заслугам. И назначил он судей во все царство, а судебные пошлины повелел взимать себе в казну, чтоб судьи не искушались и неправедно бы не судили... А через некоторое время спустя проверил царь Магмет судей своих, как они судят, и доложили царю про их лихоимство, что они за взятки судят. Тогда царь обвинять их не стал, а только повелел с живых кожу ободрать... А кожи их велел выделать и ватой велел их набить, и написать повелел на кожах их: "Без таковой грозы невозможно в царстве правду ввести". Правда - богу сердечная радость, поэтому следует в царстве своем правду крепить. А ввести царю правду в царстве своем - это значит и любимого своего не пощадить, найдя его виновным. Невозможно царю без грозы править, как если бы конь под царем был без узды, так и царство без грозы"55.
      "Великая правда" - это было то, что турки называли "адалет", "справедливость", это была идея, лежавшая в основании исламского учения о государстве. Султан выступал в "Сказании" как охранитель справедливости: он выдал судьям книги судебные, чтоб судили всех одинаково, установил налоги и послал сборщиков - "а после сборщиков проверял, по приказу ли его царскому собирают". Воинов царь "наделил царским жалованием из казны своей, каждому по заслугам". "Если у царя кто против недруга крепко стоит... будь он и незнатного рода, то он его возвысит и имя ему знатное даст". "Еще мудро устроил царь турецкий: каждый день 40 тысяч янычар при себе держит, умелых стрельцов из пищалей, и жалование им дает и довольствие на каждый день56. Пересветов не просто рассказывал о порядках Османской империи - он предлагал брать с них пример. Главное в его проекте преобразований - призыв к утверждению самодержавия, призванного охранять "правду" с помощью "грозы". Конкретные меры - это ликвидация наместнических судов и системы кормлений, создание справедливого суда и нового свода законов, сбор судебных пошлин в казну, наделение служилых людей постоянным жалованием, особый, суд для военных, запрещение закабалять свободных людей. Четыре наиболее настоятельных совета Пересветова - это утверждение самодержавия, установление "великой правды", возвышение воинов по заслугам и создание приближенного к царю стрелецкого корпуса, подобного корпусу "умелых стрельцов"-янычар.
      Сочинение Пересветова пришлось по душе царю: об этом говорит то, что оно было внесено в Никоновскую летопись и в Хронограф второй редакции57. Но все-таки для православного человека было негоже подражать безбожным туркам, и, уловив настроение сановных читателей, Пересветов посчитал нужным сменить тон. Вскоре после первой челобитной он подал вторую, в которой те же самые мысли высказывались в более осторожной форме и уже не от имени автора, а от имени молдавского "воеводы" Петра. "Воевода" Петр - это был господарь Петр Рареш (1527 - 1546), знаменитый правитель Молдавии, известный тем, что отнимал вотчины у своих бояр, чтобы раздать их в поместья служилым людям. Очевидно по примеру султанских земель "хассе", Рареш выделял государственные земли каждого уезда в самостоятельные "околы", на которых создавалась особая администрация. Конфискации вызвали конфликт с боярами, которые перешли на сторону османов, и Рарешу пришлось бежать из Молдавии. Однако через некоторое время господарь пришел к соглашению с турками и стал вассалом султана; вернувшись на престол, он жестоко расправился с изменниками-боярами58. Таким образом, само упоминание имени Петра Рареша содержало в себе определенную программу действий, и то, что "воевода" Петр выступал в роли советчика Ивана IV было достаточно символично.
      Русские цари уже давно подражали османским султанам в управлении государством, но об этом нельзя было говорить вслух. Хваливший османского султана вольнодумец Берсень окончил жизнь на плахе, а друживший с османским послом Максим Грек был заключен в темницу. Призыв Пересветова брать пример с османов был настолько смелым, что никто более не смог его повторить; на эту тему был наложен запрет. Однако в более общей форме мысли Пересветова так часто повторялись в посланиях советников царя Адашева и Сильвестра, что это породило сомнения историков. Возникли предположения, что Пересветова вообще не существовало на свете, что Адашев (тоже бывавший в Турции) использовал псевдоним, чтобы высказать то, о чем не осмеливался сказать открыто. Предполагали и что автором второй челобитной мог быть сам царь. Однако А. А. Зимин, досконально исследовавший этот вопрос, не сомневался в существовании "воинника Иванца Пересветова". Почти все исследователи признают: царь во многом следовал предложениям Пересветова. Н. Ю. Розалиева и А. Айкут отмечают, что методы, предлагавшиеся Пересветовым для утверждения самодержавия и использованные царем, были навеяны примером Мехмеда II59. Однако основной совет Пересветова - брать пример с Турции - носил общий характер. Таким образом, остается рассмотреть вопрос, как далеко зашел царь в исполнении этого совета, как реализовывалась на практике идея подражания султанам. Необходимо шаг за шагом проанализировать нововведения Ивана Грозного, сравнить их как с тем, что предлагал Пересветов, так и с османскими порядками тех времен.
      Главной составляющей реформ Ивана Грозного были военные реформы, в первую очередь - создание сильной армии. Первые мероприятия царя в точности следовали проекту Пересветова. Летом 1550 г. был создан корпус "выборных стрельцов" в 3 тысячи человек; стрельцы получали по 4 рубля в год и жили в Воробьевой слободе под Москвой. Характерно, что на Руси использовали фитильные ружья турецкой конструкции ("мултух"), они отличались от европейских устройством фитильного затвора, который назывался "жагрой" (перс, "жегор" - раскаленный уголь, "жар"). Капитан Маржерет писал позднее, что стрельцы были лучшим войском царя, что никто, кроме стрельцов, не мог противостоять татарской коннице. "Главная сила русских заключается в пехоте, - отмечал Я. Рейтенфельс, - которая совершенно справедливо может быть уподоблена турецким янычарам". Х. Ф. Манштейн, видевший стрельцов в начале XVIII в., отмечал: "их больше всего можно сравнить с янычарами, они держались одинакового с ними порядка в сражениях и имели почти одинаковые с ними преимущества". Ф. Тьеполо во времена Ивана Грозного также сравнивал стрельцов с янычарами. Действительно, стрельцы сражались, как янычары, действовали под прикрытием полевых укреплений, образующих лагерь, "кош" (тюрк, "кош" - стоянка, лагерь, "кошун" - войско). Однако тактика янычар была усовершенствована русскими: они стали делать укрепления из сборных деревянных щитов - эти укрепления назывались "гуляй-городом" или "обозом". Рейтенфельс пишет, что укрепления из деревянных щитов раньше использовали персы. Тактика действия из-за укрытий объясняется тем, что стрельцы, как и янычары, не имели в своем составе воинов-копейщиков (пикинеров). В европейских армиях пикинеры и мушкетеры строились в колонны-баталии, которые могли сражаться с конницей в открытом поле60.
      Пересветов не упоминает о турецком артиллерийском корпусе "топчу оджагы", однако на Руси хорошо знали о турецких артиллеристах, которые имели такую же регулярную организацию, как и янычары. Созданный Иваном IV корпус пушкарей был организован подобно подразделениям стрельцов. Характерно, что легкие пушки на Руси называли "тюфяками" (то есть "тюфенгами"), а пушкари носили специальный нагрудный знак "алам" (перс, "алам" - знак отличия на одежде)61.
      Известно, что наряду с гвардейской пехотой ("ени чери оджагы") у турок была и конная гвардия ("алты булук халкы"). Одновременно со стрельцами и пушкарями царь попытался создать конную гвардию - он выбрал тысячу лучших воинов и хотел дать им поместья под Москвой. Однако, из-за нехватки земель для испомещения проект создания конной гвардии остался неосуществленным; он был реализован позже - это была знаменитая опричная "тысяча" 62. Впрочем, "выборные стрельцы" также не сразу стали личной гвардией царя, поначалу они использовались как обычное воинское подразделение.
      Начиная с 1550 г. проводятся мероприятия по приведению в порядок поместной системы, пришедшей в упадок в период боярского правления. В 1555 г. состоялся "приговор царский о кормлениях и службе". В "приговоре" указывались нормы службы: со 150 десятин доброй земли выставлялся человек на коне и в доспехе, "а в дальней поход о дву конь". Поместья предполагалось измерить и уравнять соответственно "достоинству)63. В Турции существовали четкие нормы службы, но землю при этом не меряли: норма службы устанавливалась, исходя из дохода поместья. Разница не имела принципиального значения, в любом случае введение нормы службы было кардинальной мерой, завершившей становление поместной системы. Особенно большое значение это нововведение имело в организации службы вотчинников: хотя, в принципе, они были обязаны военной службой, служебных норм не существовало, и бояре выводили со своих огромных владений лишь малое число всадников. Теперь был организован учет, по уездам были составлены нарядные списки и отныне никто не мог уклониться от службы. "И свезли государю спискы изо всех мест и государь сметил множество воинства своего, - говорит летопись, - еще прежде сего не бысть так, многие бо крышася, от службы избываше". Эта реформа намного увеличила московское войско. Венецианский посол Фоскарино свидетельствует, что прежде войско было немногочисленным, но преобразования "императора Ивана Васильевича" увеличили его до огромных размеров: он сам будто бы видел две армии по 100 тысяч человек каждая. По более надежным сведениям Флетчера, "число всадников, находящихся всегда в готовности", достигало 80 тысяч человек, но в случае необходимости каждый дворянин мог привести с собой одного или двух "боевых холопов"64. Великий визирь Мухаммед Соколлу говорил послам Стефана Батория, что царь силен, что с ним может померяться силами только султан65. Таким образом, военные реформы Ивана Грозного достигли своей цели - была создана мощная армия, которая позволила России намного расширить свою территорию, стать великой державой того времени.
      Многие авторы66 отмечают, что идея приведения в порядок поместной системы никак не отражена в проекте Пересветова - он вообще ничего не говорил о помещиках и сипахи, предлагая содержать воинов на жалованье (как содержались янычары). Однако отсюда не вытекает (как считает А. Г. Бахтин), что Пересветов предлагал отказаться от поместной системы - просто "воинник" обошел стороной этот вопрос. Поместная система уже существовала, и Пересветов нигде не утверждал, что ее нужно упразднить; он предлагал завести новое стрелецкое войско не взамен, а в дополнение к поместному ополчению.
      Один из наиболее настоятельных советов Пересветова - выдвигать служилых людей по заслугам, а не по знатности. В Османской империи, действительно, "не было никакого боярства, но смотрели только на искусность, на разум, на храбрость". Иван IV старался поддерживать идею вознаграждения по заслугам. Штаден отмечал, что если воин был ранен в бою спереди, то он получал придачу к поместью, если же он был ранен в спину, то поместье убавляли67. Однако обычай местничества не допускал назначения неродовитых служак на высокие посты. В 1550 г. царь отменил местничество в полках во время военных походов, но большего он сделать не смог. Частичная отмена местничества вызвала резкое недовольство знати. В тайной беседе с литовским послом боярин Ростовский жаловался: "Их всех государь не жалует, великих родов бесчестит, а приближает к себе молодых людей"68. Ростовский стал одним из организаторов заговора 1553 года.
      Одновременно с военными проводились и гражданские реформы. В июне 1550 г. появился новый Судебник. Основной целью введения нового свода законов было установление "великой правды" - справедливости. Это была главная идея Пересветова, которая, как уже отмечалось, являлась идеологической основой ("адалет") Османской империи. Заимствование этой идеи началось еще при Иване III, поэтому его внуку не пришлось много менять в старых законах. Тем не менее, Иван IV счел нужным увековечить свое правление новым Судебником - подобно своему современнику султану Сулейману Законодателю, увековечившему себя новым "Канун-наме". Следует отметить, что среди нововведений Судебника 1550 года было запрещение "холопить" детей боярских, что совпадало с проектом Пересветов69.
      Современники единодушно свидетельствуют: Иван IV искренне стремился утвердить на Руси правосудие и справедливость. Фоскарино и Горсей говорят о том, что царь установил правосудие с помощью простых и мудрых законов70. Штаден также отдает должное Ивану Грозному: "Он хотел искоренить неправду правителей и приказных страны... - свидетельствует Штаден. - Он хотел устроить так, чтобы правители, которых он посадит, судили бы по судебникам без подарков, дач и приносов". Иногда царь демонстративно принимал облик восточного монарха, поддерживающего справедливость с помощью жестоких расправ. Флетчер рассказывает: когда один дьяк принял взятку в виде нашпигованного деньгами гуся, царь приказал своим палачам разделать дьяка, "как разделывают гусей". По словам Барберини, царь приказывал сечь уличенных во взятках чиновников - и даже знатнейших из бояр; среди чиновников не было ни одного, которого ни разу бы не высекли71.
      Одним из главных пунктов программы Пересветова была ликвидация наместничеств и сбор "кормов" в казну. Мероприятия в этом направлении проводились постепенно, начиная с 1550 года. В "приговоре" 1555 г. царь обвинял наместников в том, что они были для своих городов гонителями и разорителями; отныне наместники заменялись губными старостами, выбираемыми местным населением; этим старостам особо предписывалось, чтобы у них "насильства християном от силных людей не было"72. Псковская летопись отмечает, что в результате этой реформы "бысть крестьянам радость и льгота велика"73. Корма, которые, прежде собирали наместники, теперь шли в казну. "Приговор" был не законом немедленного действия, а скорее программой преобразований. Проведение "губной реформы" наталкивалось на сопротивление знати, не желавшей расставаться со своими кормлениями, поэтому реформа растянулась на десятилетия; в пограничных областях наместничества так и не были ликвидированы74>.
      Важная сторона губной реформы заключалась в том, что она передавала судебную власть в руки выборных местных властей - то есть вводила местное самоуправление. Пересветов пишет в "Сказании", что, отстранив наместников, Магмет-салтан "назначил судей" во все царство. Московские реформаторы не назначали судей, а предоставили право выбирать их общинам. Это решение как будто противоречит проекту Пересветова, но в Турции существовала и другая судебная система. На славянских землях самоуправляемые общины и округа сами выбирали своих старост ("кнезов"), которые одновременно были и судьями. Вероятно, московские реформаторы предпочли образец более близкий православному славянскому миру. Однако компетенция местных судей была ограниченной: Пересветов упоминает, что в Турции воины-сипахи судились своими воинскими судьями ("кадиаскерами"). В России помещики также исключались из сферы действия местных судей, они подлежали компетенции судей Разрядного приказа75.
      Отмена наместничеств и сбор кормов в казну означали реформу налоговой системы, которая, как и установление служебных норм, упиралась в проблему измерения земель: служба и налоги шли с земли. В прежние времена землю клали в податные единицы - "сохи" - в значительной мере произвольно, теперь была введена стандартная "соха", зависевшая от качества земли. Был проведен кадастр: все поля, луга, леса были измерены и соответственно качеству земли поделены на "сохи"; каждой "сохе" был присвоен номер. Измерение земель было чисто русской новацией: в Турции землю не меряли (точнее, размер полей оценивался по объему высева). Проведение кадастра было достижением русских писцов; подобным достижением могли бы похвалиться только китайские чиновники и в более ранние времена - византийцы. П. Н. Милюков считал, что русская податная система сложилась под византийским влиянием76.
      В связи с измерением земель были введены государственные стандарты мер и весов. Это обстоятельство также удивляло многих иностранцев: в те времена государственный стандарт мер существовал только в Османской империи и в Китае. Русская система мер (как и монетная система) была привязана к турецкой; простая сажень была приравнена к 2 турецким аршинам, косая сажень - к 3 аршинам. Вес измерялся в пудах и контарях, русский контарь составлял 0,7 турецкого контаря; в таком же соотношении находились русский пуд и турецкий батман77. (Разница объясняется, по-видимому, тем, что в одну и ту же емкость наливали воду и насыпали зерно: русский контарь - вес зерна, турецкий - воды.)
      Налоговая реформа не ограничивалась передачей наместничьих кормов в казну; она привела к полной перестройке податной системы. Пересветов не затрагивает этой темы, однако известно, что турецкая налоговая практика включала коммутацию отработочных повинностей; это была характерная черта османской податной системы. Начиная с 1551 г. московское правительство также осуществляет коммутацию отработочных повинностей. Ямская повинность, военная служба "с сох" и прочие повинности заменяются выплатой денег; отныне крестьяне платят в 4 раза больше, чем прежде. Трудно сказать, насколько эквивалентной была эта замена, однако даже после четырехкратного увеличения денежных выплат государственные налоги не превышали 9% крестьянского дохода. С государственной точки зрения коммутация была вполне оправданной: набиравшиеся "с сох" крестьяне-ополченцы были практически непригодны для войны, по своим воинским качествам они не шли в сравнение с поместной конницей. Вместо крестьянской службы реформа давала правительству деньги, которые пошли на финансирование нового войска. Налоговая реформа (в сочетании с поместной реформой) обеспечила создание огромной армии Ивана Грозного. В связи с налоговой реформой упомянем и о сдаче косвенных налогов (тамги) на откуп крупным купцам (сдача таможенных и рыночных сборов на откуп была характерна для налоговой практики Османской империи)78.
      Московское правительство пыталось провести еще одну реформу, не затронутую в проекте Пересветова. Речь идет о попытке конфискации монастырских земель с целью наделения воинов поместьями. Владения церкви составляли примерно треть земель государства, при этом в силу тарханных грамот многие из них были освобождены от налогов. Как отмечалось, первую попытку конфискации монастырских земель предпринял еще Иван III (вероятно, по примеру Мехмеда II). Иван IV собирался повторить эту попытку. По совету Сильвестра царь обратился к патриарху и церковному собору с вопросом, достойно ли монастырям приобретать земли и копить богатства. В ответ иерархи церкви объявили вероотступником всякого, кто покушается на ее богатства. Иван IV был вынужден отступить. Но правительство нашло способ перераспределения церковных доходов в свою пользу. Церковь была лишена прежних налоговых привилегий (тарханов), и монастыри были обязаны платить налоги по ставке, лишь немного уступавшей ставке налога с государственных ("черных") земель79.
      Еще одно направление реформ было связано с организацией центральных ведомств, "приказов". Налоговая и поместная реформа, земельный кадастр, нарядные книги - все это требовало учета и контроля, создания новых специализированных ведомств, приказов. Над каждым приказом начальствовал думный боярин, но бояре плохо разбирались в делопроизвоххстве и в действительности главой приказа был опытный и грамотный дьяк. Дьяки обычно были незнатными людьми, но тем не менее, были включены в состав думы и стали "думными дьками". Это выдвижение худородных чиновников вызывало негодование у родовитых бояр. Курбский говорил, что писарям русским царь "зело верит, а избирает их не от шляхетского роду, ни от благородства, но паче от поповичей или от простого всенародства, а от ненавидячи творит вельмож своих"80.
      Выдвижение на первые места неродовитых чиновников относится к началу 60-х годов. К этому времени в правительстве произошли большие перемены, Адашев и Сильвестр попали в опалу; первыми советниками царя теперь были знаменитый воевода Алексей Басманов, царский шурин Михаил Черкасский и дьяк Иван Висковатый. Последний принадлежал именно к тем писарям из "всенародства", возвышение которых вызывало ярость бояр. Он руководил Посольским приказом, а затем вошел в состав думы и стал "печатником". Характерно, что Г. Штаден считал И. Висковатого туркофил ом. Как бы то ни было, опала Адашева и Сильвестра мало что изменила, реформы не закончились, как полагают некоторые историки; они продолжались в том же направлении. В 1562 г. появился указ, запрещавший продажу родовых княжеских вотчин; в случае отсутствия прямого наследника вотчины отбирались в казну. Вслед за отменой кормлений, обязательством платить налоги и выставлять воинов, этот указ был новым шагом, ущемляющим интересы знати. Фактически речь шла о частичной конфискации боярских земель (выморочных вотчин)81.
      Здесь необходимо сделать небольшое отступление, объясняющее суть конфликта. По переписям 40-х годов примерно треть земли в центральных уездах принадлежала церкви, треть составляли вотчины (преимущественно боярские) и треть принадлежала государству82. Лишь эта последняя треть могла быть роздана (что и было сделано) в поместья воинам-дворянам, а между тем военная необходимость требовала испомещения новых всадников. Церковь не выставляла воинов и неоднократные попытки конфискации ее земель завершились неудачей. Бояре должны были выставлять всадников со своих земель, но они противились этому. Между тем, перед глазами царя был пример конфискации мульков Мехмедом II; в Турции не было огромных княжеских вотчин и княжеских дружин. В начале 60-х годов царь начинает выказывать недовольство сложившимся положением, в письме к Курбскому он говорит о том, что в свое время Иван III отнял у бояр вотчины, а потом их "беззаконно" вернули знати83. Таким образом, новое направление царской политики подразумевало частичную конфискацию боярских вотчин и испомещение на этих землях верных царю дворян. Указ о конфискации выморочных вотчин был свидетельством начавшегося наступления на боярское землевладение. Естественно, он не мог не вызвать противодействия знати. Есть известие, что при обсуждении указа "князь Михаиле (Воротынский) царю погрубил"84.
      Одним из пунктов программы Пересветова было завоевание Казанского ханства. Взятие Казани стало первой победой новой армии Ивана IV; пушки разрушили стены крепости, а при штурме особо отличился корпус стрельцов. Подобно взятию Константинополя Мехмедом II, эта победа имела огромное значение. При встрече царя в Москве Ивану IV были оказаны необычные почести. "И архиепископ Макарий со всем собором и со всем христианским народом перед царем на землю падают и от радости сердечныя слезы изливающе", - говорит летопись. После взятия Казани произошло то же, что и после овладения Новгородом, Псковом, Рязанью и другими городами: по обычаю, заимствованному из Турции, был организован "вывод" ("сургун"): местная знать была выселена из завоеванных земель в центральные районы государства. В Казанской земле была произведена опись, и новые земли были розданы в поместья русским воинам85.
      Так же как османские султаны, Иван Грозный наделил переселенных иноплеменников - бывших врагов! - поместьями, и они верно служили своему новому повелителю. Как и султан, царь проявлял терпимость в вопросах веры; мусульмане могли строить мечети, имели своих судей-кади. После взятия Казани в подданство могущественному московскому государю добровольно перешли бывшие союзники и вассалы казанских татар - татары сибирские, черкесы и ногайцы. Русская армия пополнилась многочисленным мусульманским воинством, а татарские и черкесские князья заняли почетное положение среди ее командиров. В первом походе на Ливонию русскими войсками командовал казанский хан Шейх-Али, а командиром передового полка был царевич Тохтамыш; о соотношении численности русских и мусульманских контингентов можно судить по тому, что в походе 1578 г. участвовало 10 тысяч урусских и 7 тысяч татарских всадников (но было еще 15 тысяч русской пехоты86.)
      Включение в состав Московского царства многочисленных мусульманских народов привело к усилению влияния исламской культуры. Именно это обстоятельство, по мнению Я. Пеленского, привело к перениманию Москвой тюрко-мусульманских социально политических институтов. Завоевание обширных областей всегда сопровождается частичным перениманием обычаев и порядков покоренных народов. Этот процесс хорошо известен историкам, Е. Аштор в фундаментальном труде о истории Ближнего Востока назвал его "симбиозом". Однако в данном случае перенимание началось гораздо раньше - завоевание Казани было лишь одним из факторов, способствовавших этому. Тем не менее, появление при царском дворе большой группы татарских и черкесских князей, безусловно, сыграло свою роль. В 1558 г. черкесский князь Темрюк прислал в Москву - вероятно в качестве заложников - своих сыновей Булгоруко и Салтанкула. Молодой Салтанкул понравился царю, Иван дал ему имя Михаила, велел его крестить и учить русской грамоте, а затем женил на дочери знатного боярина Василия Михайловича Юрьева, племянника царицы Анастасии. После смерти Анастасии ее родня, чтобы не утратить влияния, постаралась найти царю "свою" невесту и договорилась с Михаилом Черкасским женить царя на одной из его сестер. Летом 1561 г. Михаил привез царю княжну Марию, которая настолько очаровала Ивана, что он без промедления сыграл свадьбу. Таким образом, князь Михаил Черкасский породнился с царем и стал одним из его ближайших советников. Бояре с самого начала ненавидели Марию и ее брата - они опасались их влияния на царя. Как мы увидим, эти опасения были не напрасными87.
      Ко времени появления Марии при царском дворе отношения Ивана Грозного и бояр были уже напряженными до крайности. Князь Д. Вишневецкий "отъехал" в Литву, глава думы князь Иван Вельский был уличен, что собирается последовать его примеру. Однако дума не позволила царю судить изменника - в этом и в других столкновениях проявилось реальное соотношение сил: царь не мог настоять на исполнении своей воли. Число перебежчиков увеличивалось, измена среди военного руководства привела к разгрому русской армии на реке Улле88.
      В этой ситуации Иван Грозный сделал решительный шаг: в декабре 1564 г. он покинул Москву и, угрожая отречением от престола, предъявил ультиматум Боярской думе. Он снова обвинил бояр, что они делали "многие убытки" народу, не только не радели о православном народе, но и чинили насилия "крестиянам", что "в его государские несовершенные лета" они "земли его государьские себе разоимали, и другом своим и племенником его государьские земли раздавали", в результате чего держат за собой "поместья и вотчины великие". Царь говорил и об изменах, жаловался, что ничего не может поделать с изменниками: едва он захочет "понаказать" боярина, как в защиту того выступает дума и митрополит. Одновременно царь писал московским посадским людям, объясняя, что его гнев обращен против изменников-бояр, а на них, посадских людей гнева и опалы нет. Послание царя вызвало в Москве народные волнения - может быть, правильнее сказать, восстание. Возбужденные толпы горожан окружили митрополичий двор, где собралась Боярская дума. Представители народа, допущенные к боярам, заявили, что они будут просить царя, чтобы тот "государства не оставлял и их на разхишение волком не давал, наипаче же от рук сильных избавлял". Таким образом, народ встал на сторону царя. Митрополит и бояре были вынуждены просить милости у царя; они согласились предоставить монарху неограниченные полномочия и выдать "изменников"89.
      Царь стремился предстать в образе защитника справедливости - и ему это удалось". При поддержке народа Иван IV стал самодержцем. Это было исполнение заветов "воинника Иванца Пересветова". Но дальше начинается нечто странное. Царь вводит "опричнину", делит государство на две части с разным управлением. Только что ставший самодержцем, он зачем-то передает управление "земщиной" (основной частью государства) Боярской думе, которая становится земской думой, в опричнине же появляется своя - опричная - дума, своя казна и свое маленькое войско - тысяча конных опричников и 500 стрельцов.
      "В этих действиях царя историки справедливо усматривали нечто загадочное и непонятное,... - писал В. И. Корецкий. - Все попытки осмыслить загадочные действия Ивана IV... носят весьма приблизительный характер; главное в них то, что они ведут нас в сторону Востока". Действительно, в истории создания опричнины с самого начала просматривается "восточный след". Опричник Штаден в своих записках утверждал, что царь учредил опричнину по совету своей жены Марии-черкешенки. Князь Курбский также отмечал, что перемена в поведении русских князей произошла от влияния "злых жен-чародеиц". По другим сведениям, совет ввести опричнину исходил от боярина В. М. Юрьева, тестя Михаила Черкасского. Известно, что после введения опричнины царь оставил свой дворец в Кремле и переехал на подворье князя Михаила, который стал одним из командиров опричного корпуса. Таким образом, говоря об инициаторах опричнины, источники указывают на один круг людей - черкесскую родню царя90.
      Московские летописи переводят старое слово "опричнина" как "особый двор"; позже, когда это слово было запрещено, опричнину именовали просто - "двором". Черкесы хорошо знали, что такое "двор" - двор османских султанов - это было государство в государстве со своей казной и маленькой армией, составленной из гвардейских частей. Земли, выделенные в обеспечение двора, именовались "хассе". Как в Турции, так и в других мусульманских странах, государство делилось на две части, "хассе" и "дивани". "Это разделение аналогично разделению России на "земщину" и "опричнину"... - писал известный востоковед И. П. Петрушевский. - Слово "опричнина", и есть, в сущности, хороший русский перевод слова "хассе"91.
      Таким образом, секрет "странного учреждения" в действительности хорошо известен специалистам-востоковедам. В Персии "земская дума" называлась "диван ал-мамалик", а "опричная дума" - "диван-и хассе". Разделение государства на "опричнину" и "земщину", было характерно и для зависевших от Турции православных балканских княжеств; вспомним, что "советчик" Ивана Грозного господарь Петр Рареш выделил во всех уездах опричные "околы". На Руси земли "хассе" под названием "дворцовых земель" в большом количестве появились еще при Иване III - и уже тогда эти земли находились под особым управлением92. Именно "дворцовые земли" в первую очередь брались в опричнину и, по-видимому, они составили основной массив опричной территории. Таким образом, Иван Грозный не был создателем "опричнины"- "хассе", он лишь придал этому учреждению завершенные формы.
      Современники видели засилье татар и черкесов в окружении царя, и некоторые понимали смысл советов, которые давали Грозному его приближенные. Это видно из ключевого эпизода ссоры, разгоревшейся между царем и митрополитом Филиппом. Однажды Филипп заметил, что в церкви рядом с царем стоял опричник в мусульманской шапке, "тафье", - митрополит не удержался и воскликнул: "Се ли подобает благочестивому царю агарьянский закон держати?"93 то есть фактически обвинил царя в перенимании мусульманских порядков. Царь, прежде терпеливо сносивший обличения Филиппа, на этот раз пришел в ярость и распорядился свести митрополита с кафедры.
      По османской традиции султан не вмешивался в управление "земщиной", если он посещал заседания дивана, то наблюдал за его работой из-за занавески. Тем не менее, монарх мог в любой момент приказать казнить любого из членов дивана. За государственные преступления сажали на кол, при этом истреблялись все родственники преступника. Такие наказания не применялись на Руси в прежние времена, но с опричниной начинается время наводивших ужас восточных казней. Царь распорядился казнить многих "изменников", но настоящая цель его политики заключалась, конечно, не в казнях. Хорошо известно, что делали султаны с завоеванными областями и что сделал Иван III с Новгородом - теперь Иван IV делает это со всей Россией. Начинается грандиозный "вывод", "сургун". "Представители знатных родов, - пишут И. Таубе и Э. Крузе, - были изгнаны безжалостным образом из старинных, унаследованных от праотцев имений, так что не могли... взять с собой даже движимое имущество... Они были переведены на новые места, где им были указаны поместья. Их жены и дети были также изгнаны и должны были идти пешком к своим мужьям и отцам, питаясь по пути подаянием". Р. Г. Скрынников установил, что свыше 150 представителей высшей знати были "выведены" в Казанскую землю; едва ли не большинство этих ссыльных имело княжеские титулы94.
      "Великий вывод" нанес решающий удар княжеской и боярской знати. Хотя через некоторое время сосланным было дозволено вернуться в Москву, мало кто из них получил назад свои земли. Флетчер так писал об изменении положения бояр при Иване IV: "Сначала они были только обязаны служить царю во время войны, выставляя известное число конных, но покойный царь Иван Васильевич... человек высокого ума и тонкий политик в своем роде, начал постепенно лишать их прежнего величия и прежней власти, пока наконец, не сделал их не только своими подчиненными, но даже холопами... Овладев всем их наследственным имением и землями, лишив их почти всех прав... он дал им другие земли на праве поместном... владение коими зависит от произвола царя... почему теперь знатнейшие дворяне (называемые удельными князьями) сравнялись с прочими..."95.
      Конфискация огромных боярских вотчин и торжество принципа "нет земли без службы" означали фактическое огосударствление земельной собственности. Отсутствие частной собственности на землю было "ключом к восточному небу", той чертой, которая отличала Запад от Востока; это было главное, чем отличались европейские феодальные монархии от восточных империй. Но движимая собственность тоже принадлежит Богу: "Все имущества принадлежат только Богу". "Все подданные царя открыто признают, что все они целиком и все их имущество принадлежат Богу и царю, - свидетельствовал Рейтенфельс, - и прячут все, что есть у них дорогого, в сундуки или подземелья, дабы другие, увидев, не позавидовали бы... И это одна из главных причин тому, что Москва до сих пор... не отличается красотой своих зданий"96.
      Было что-то символическое в том, что русская знать была выведена в Казань - еще недавно казанская знать была выведена в Россию, теперь все было наоборот - как будто победителями в конечном счете были татары. Как обычно, при "выводе" земли изгнанной знати отписывались в казну и тут же раздавались в поместья новым дворянам. В этом и состоял смысл опричных мероприятий - конфискация боярских земель была необходима для увеличения армии в решающий момент Ливонской войны. Война была тяжелой: события обернулись так, что России пришлось сражаться одновременно с ливонцами, Швецией, Литвой и Крымом. Борьба за Поволжье не окончилась со взятием Казани, теперь она вступила в новый этап. Весной 1571 г. хан Девлет-Гирей объявил "священную войну" против Руси, и мусульманские подданные царя Ивана сразу же перешли на сторону крымцев. Все Поволжье было охвачено грандиозным восстанием. В походе на Москву принимала участие Ногайская орда и черкесы во главе с тестем царя ханом Темрюком. Царица Мария Темрюковна к тому времени уже умерла (царь говорил, что ее отравили), но брат Марии Михаил Черкасский командовал передовым полком русской армии. Мстя за измену отца, царь приказал убить Михаила; черкесы и татары исчезли из свиты царя - и вместе с ними исчезла "опричнина". Царь запретил произносить это слово, корпус опричников был переформирован - но в действительности он сохранился в виде гвардейского полка "стремянных стрельцов"; сохранились и дворцовые земли97.
      Подводя итоги, можно сделать вывод, что реформы Ивана IV были направлены на преобразование России по образцу самой могущественной державы того времени - Османской империи. Проект Пересветова содержал лишь идею этих реформ, он был черновым наброском - возможно, одним из многих предложений в этом духе. Сама идея витала в воздухе достаточно давно, и первые шаги к ее воплощению были предприняты еще Иваном III. Разумеется, реформы не сводились к простому перениманию турецких порядков; в ходе их имели место инновации и отступления от образца, как было, к примеру, с измерением земель. С другой стороны, некоторые преобразования натолкнулись на противодействие, прежде всего со стороны бояр, и остались незавершенными. В конечном счете реформы приняли характер сложного социального синтеза, "симбиоза"; порядки, заимствованные извне, синтезировались с местными порядками и трансформировались в новое социальное единство.
      Примечания
      1. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве. М. 1991, с. 58.
      2. ГОРСЕЙ Дж. Записки о России XVI - начала XVII века. М. 1990, с. 258; ГЕРБЕРШТЕЙН С. Записки о Московии. М. 1990, с. 117; НЕВИЛЬ, де ла. Любопытные и новые известия о Московии. - Россия XV-XVII веков глазами иностранцев. Л. 1986, с. 518.
      3. РЕЙТЕНФЕЛЬС Я. Сказание о Московии. - Утверждение династии. М. 1997, с. 350.
      4. ФЛЕТЧЕР Д. О государстве Русском. СПб. 1906, с. 25.
      5. Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке. М. 1937, с. 61.
      6. ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. Т. I. М. 1947, с. 281, 306 - 312.
      7. Аграрная история Северо-Запада России. Вторая половина XV - начало XVI века. Л. 1971, с. 336.
      8. Аграрный строй Османской империи в XV-XVII веках. Документы и материалы. М. 1968, с. 22 - 23, 101, 111.
      9. РЕЙТЕНФЕЛЬС Я. ук. соч., с. 332; КРИЖАНИЧ Ю. Политика. М. 1997, с. 124; ВИППЕР Р. Г. Иван Грозный. М. 1944, с. 9; VERNADSKY G. On Some Parallel Trends in Russian and Turkish History. - Transactions of Connecticut Academy of Arts an Sciences. 1945. Vol. XXXVI, p. 24 - 36; См. также: БРОДЕЛЬ Ф. Время мира. М. 1992, с. 456; КАМЕНСКИЙ А. Б. От Петра I до Павла I. M. 1999, с. 149.
      10. Сиасет-наме. Книга о правлении визира XI столетия Низам ал-Мулка. М. -Л. 1949, с. 14, 16, 25, 41.
      11. Цит. по: ПЕТРУШЕВСКИЙ И. П. Земледелие и аграрные отношения в Иране XIII-XIV веков. М. 1960, с. 56.
      12. Записки янычара. М. 1978, с. 44, 112; Михалон ЛИТВИН. О нравах татар, литовцев и москвитян. М. 1994, с. 69; ГАСРАТЯН М. А., ОРЕШКОВА С. Ф., ПЕТРОСЯН Ю. А. Очерки истории Турции. М. 1983, с. 52.
      13. НОФАЛЬ И. Г. Курс мусульманского права. О собственности. СПб. 1886, с. 4, 7; Сура "ат-Тауба". Коран. IX. 34 - 35; ИВАНОВ Н. А. О некоторых социально-экономических аспектах традиционного ислама. - Ислам в странах Ближнего и Среднего Востока. М. 1982, с. 54- 55.
      14. An Economic and Social History of Ottoman Empire. 1300 - 1914. Cambridge. 1994, p. 11 - 23.
      15. ТВЕРИТИНОВА А. С. К вопросу о крестьянском землепользовании в Османской империи (XV-XVI вв.). - Ученые записки Института востоковедения. Т. 17. М. 1959, с. 9; ОРЕШКОВА С. Ф. Государственная власть и некоторые проблемы формирования социальной структуры османского общества. - Османская империя. Система государственного управления, социальные и этнорелигиозные проблемы. М. 1986, с. 12.
      16. ФРЕЙДЕНБЕРГ М. М. Крестьянство в Балкано-Карпатских землях (Сербия, Хорватия, Болгария, Дунайские княжества) в XV-XVI вв. - История крестьянства в Европе. Т. 2. М. 1986, с. 463 - 465; ГАСРАТЯН М. А., ОРЕШКОВА С. Ф., ПЕТРОСЯН Ю. А. ук. соч., с. 43; ЕРЕМЕЕВ Д. Е., МЕЙЕР М. С. История Турции в средние века и повое время. М. 1990, с. 104.
      17. Цит. по: ИВАНОВ Н. А. Османское завоевание арабских стран. 1516 - 1574. М. 1984, с. 207.
      18. МЕЙЕР М. С. Вопросы аграрных отношений в Османском государстве XIV- XV вв. в современной советской и зарубежной историографии. - Общее и особенное в развитии феодализма в России и Молдавии. М. 1988, с. 36 - 37; Лорд КИНРОСС. Расцвет и упадок Османской империи. М. 1995, с. 50.
      19. ИВАНОВ Н. А. О типологических особенностях арабо-османского феодализма. - Народы Азии и Африки, 1976, N 3, с. 65.
      20. ЕРЕМЕЕВ Д. Е., МЕЙЕР М. С. ук. соч., с. 120; ЗБАРАЖСКИЙ К. О состоянии Османской империи и ее войска. - Османская империя в первой четверти XVII века. М. 1984, с. 150- 151.
      21. Цит. по: ИВАНОВ Н. А. О типологических особенностях, с. 63, 64; КРИЖАНИЧ Ю. Русское государство в половине XVII века. Ч. 1. М. 1859, с. 87.
      22. ИВАНОВ Н. А. Османское завоевание, с. 18 - 20, 38 - 39; КАМЕНЕВ Ю. А. К истории реформ в османской армии. - Тюркологический сборник, 1978. М. 1984, с. 140 - 142.
      23. ГРАДЕВА Р. О некоторых проблемах формирования османской системы управления. - Османская империя. Государственная власть и социально- политическая структура. М. 1990, с. 46, 47, 49; РАНСИМЕН С. Падение Константинополя в 1453 году. М. 1983, с. 150.
      24. ГАСРАТЯН М. А, ОРЕШКОВА С. Ф., ПЕТРОСЯН Ю. А. ук. соч., с. 51; САЛИМЗЯНОВА Ф. А. Люфти-паша и его трактат "Асаф-наме". - Письменные памятники Востока. Историко-филологические исследования. 1974. М. 1981, с. 103; Аграрный строй Османской империи, с. 22.
      25. ПИГУЛЕВСКАЯ Н. В. и др. История Ирана с древнейших времен до конца XVIII века. Л. 1958, с. 256, 273, 276, 280; История Индии в средние века. М. 1968, с. 36, 382.
      26. Цит. по: История Югославии. Т. I. М. 1963, с. 136; О "туркофильстве" Европы и Московской Руси в XVII веке см.: КРЫМСКИЙ А. История Турции и ее литературы. М. 1910, с. 155.
      27. Цит. по: ЕГОРОВ Д. Н. Идея "турецкой реформации". - Русская мысль, 1907, N 7, отд. II, с. 6.
      28. Цит. по: ЛУРЬЕ Я. С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV - начала XVI века. М. -Л. 1960, с. 394; ИВАНОВ Н. А. Османское завоевание, с. 18.
      29. ПСРЛ. Т. 12, с. 121.
      30. НЕВОЛИН К. А. История российских гражданских законов. Т. П. СПб. 1851, с. 195; ЕЛЬЯШЕВИЧ В. Б. История права поземельной собственности в России. Т. I. Париж. 1948, с. 369; VERNADSKY G. Op. cit, р. 34; КАЖДАН А. П. Аграрные отношения в Византии XIII- XIV веков. М. 1952, с. 219; САВВА В. Московские цари и византийские василевсы. Харьков. 1901.
      31. ПСРЛ. Т. 12, с. 218, 220; Т. 13, с. 220 - 221.
      32. Аграрный строй Османской империи, с. 158; Новгородские писцовые книги, изданные Археографической комиссией. Т. 1 - 6. СПб. 1895 - 1915; Аграрная история Северо-Запада России, с. 143, 173, 373. На Руси четверть земли - это участок, на который высевается четверть зерна, в Турции мудлик - это участок, на который высевается мудд зерна.
      33. АЛЕКСЕЕВ Ю. Г. У кормила Российского государства. СПб. 1998, с. 132 - 149; ЗИМИН А. А. Россия на рубеже XV-XVI столетий. М. 1982, с. 208, 259; КАШТАНОВ С. М. Социально-политическая история России конца XV - начала XVI века. М. 1967, с. 189 - 190; ФЛОРЯ Б. Н. Эволюция податного иммунитета светских феодалов России во второй половине XV - первой половине XVI века. - История СССР, 1972, N 1, с. 56 - 59.
      34. ЧЕРЕПНИН Л. В. Русские феодальные архивы XIV-XV веков. Ч. 2. М. 1951, с. 325; ПСРЛ. Т. 12, с. 248; ЮРГАНОВ А. Л. Идеи Пересветова в контексте мировой истории и культуры. - Вопросы истории, 1996, N 2, с. 20.
      35. Цит. по: ЧЕРЕПНИН Л. В. ук. соч., с. 285, 282; ЛУРЬЕ Я. С. Русские современники Возрождения. Л. 1988, с. 128.
      36. См.: например: ВЛАДИМИРСКИЙ-БУДАНОВ М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону. 1995, с. 358; Сочинения И. Пересветова. М. -Л. 1956, с. 153.
      37. СОЛОВЬЕВ С. М. Сочинения. Кн. III. М. 1989, с. 56; КОБРИН В. Б., ЮРГАНОВ А. Л. Становление деспотического самодержавия в средневековой Руси. - История СССР, 1991, N 4, с. 59 - 60.
      38. Исключения делались лишь для больших праздников. Позже в соответствии с мусульманскими обычаями были запрещены так же азартные игры и игра на музыкальных инструментах. См: СОЛОВЬЕВ С. М. Сочинения. Кн. Ill, с. 146, 336.
      39. STOICESCU N. Curteni si slujitori. Bucuresti. 1968, p. 24.
      40. Повесть о Дракуле. М. -Л. 1964, с. 118.
      41. Цит. по: ЛУРЬЕ Я. С. Русские современники, с. 123; ЧЕРЕПНИН Л. В. ук. соч., с. 311 - 314.
      42. Цит. по: СОЛОВЬЕВ С. М. ук. соч. Кн. III, с. 132; ЗИМИН А. А. Россия на рубеже, с. 214.
      43. ЛУРЬЕ Я. С. Русские современники, с. 96 - 97.
      44. ЗИМИН А. А. Россия на рубеже, с. 176, 199.
      45. Там же, с. 186, 215, 226; ПСРЛ. Т. 6, с. 279; БОРИСОВ Н. С. Иван III. М. 2000, с. 613; ЗИМИН А. А. Россия на пороге Нового времени. М. 1972, с. 62.
      46. Цит. по: ЗИМИН А. А. Россия на пороге, с. 118; СКРЫННИКОВ Р. Г. История Российская IX-XVII вв. М. 1997, с. 229 - 230.
      47. Цит. по: ЗИМИН А. А. Россия на пороге, с. 286; Послание Федора Карпова митрополиту Даниилу. - Летопись занятий Императорской археографической комиссии за 1908 г. Вып. 21. СПб. 1909, с. 110.
      48. An Economic and Social History of Ottoman Empire, p. 138.
      49. КАШТАНОВ С. М. ук. соч., с. 25, 273; ФЛОРЯ Б. Н. ук. соч., с. 59; КОБРИН В. Б. Становление поместной системы. - Исторические записки. 1980. Т. 105, с. 157; его же. Власть и собственность в средневековой России (XV-XVI вв.). М. 1985, с. 101; ГЕРБЕРШТЕЙН С. ук. соч., с. 113; Аграрный строй Османской империи, с. 99 - 101; Памятники русского права (ПРП). Вып. 4. М. 1956, с. 586.
      50. ГЕРБЕРШТЕЙН С. ук. соч., с. 73; Михалон ЛИТВИН. О нравах татар, литовцев и московитян, с. 94; История Востока. Т. 3. М. 1999, с. 79; ЗИМИН А. А. Наместническое управление в Русском государстве. - Исторические записки. Т. 94. 1974, с. 292 - 293; Сиасет-наме, с. 43; Очерки истории русской культуры XVI века. Ч. I. M. 1977, с. 225; An Economic and Social History of Ottoman Empire, p. 987.
      51. Сказания князя Курбского. М. 1842, с. 3.
      52. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Боярская дума древней Руси. М. 1902, с. 331; КОБРИН В. Б. Иван Грозный. М. 1989, с. 63; ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Б. Исследования по истории опричнины. М. 1963, с. 35.
      53. АЛЬШИЦ Д. Н. Начало самодержавия в России. Л. 1988, с. 74.
      54. ЗИМИН А. А. И. С. Пересветов и его современники. М. 1958, с. 312, 313, 331.
      55. Сочинения И. Переспетова. М. -Л. 1956, с. 151 - 154.
      56. Там же, с. 156.
      57. КРЫМСКИЙ А. ук. соч., с. 161.
      58. ДОЦЕНКО С. И. Развитие феодализма и государственная модель молдавского княжества в трудах русского публициста Ивана Пересветова. - Общее и особенное в развитии феодализма в России и Молдавии. М. 1988, с. 308; МОХОВ И. А. Молдавия эпохи феодализма. Кишинев, 1984, с. 201.
      59. ИЛОВАЙСКИЙ Д. И. Отец Петра Великого. М. 1996, с. 147; АЛЬШИЦ Д. Н. ук. соч., с. 73 - 83; РОЗАЛИЕВА Н. Ю. Османские реалии и российские проблемы в "Сказании о Магмет-салтане" и других сочинениях И. С. Пересветова. - Османская империя. Государственная власть и социально- политическая структура. М. 1990, с. 215; AYKUT A. Ivan Peresvetov ve "Sultan Mahmet Menkibesi". - Belleten. T. 46. Ancara. 1983, s. 861 - 873.
      60. ЧЕРНОВ А. В. Образование стрелецкого войска. - Исторические записки. Т. 38. 1951, с. 285: его же. Вооруженные силы Русского государства в XV - XVII вв. М. 1954, с. 50; МАРКЕВИЧ В. Е. Ручное огнестрельное оружие. СПб. 1994, с. 69; Очерки русской культуры XVI века. М. 1977, с. 307; Россия XV - XVII вв. глазами иностранцев. Л. 1986, с. 253, 256; РЕЙТЕНФЕЛЬС Я. ук. соч., с. 332, 334; Записки Манштейна о России. СПБ. 1875, с. 309; Иностранцы о древней Москве. М. 1991, с. 63; МАРГОЛИН С. П. Вооружение стрелецкого войска - Военно-исторический сборник. Труды Государственного исторического музея. Вып. XV. 1949, с. 93; БРАНДЕНБУРГ Н. О влиянии монгольского владычества на древнее русское вооружение - Оружейный сборник, 1871, N 4, с. 81; VERNADSKY G. Op. cit., p. 32.
      61. ФЕДОРОВ В. Г. К вопросу о дате появления артиллерии на Руси. М. 1949, с. 76; Очерки русской культуры XVI века, с. 357 - 358.
      62. ЗИМИН А. А. Реформы Ивана Грозного. М. 1960, с. 371.
      63. ПРП. Вып. 4, с. 577, 584 - 586.
      64. ПСРЛ. Т. 13, с. 271; Иностранцы о древней Москве, с. 55 - 57; ФЛЕТЧЕР Д. ук. соч., с. 75, 76.
      65. Цит. по: ВАЛИШЕВСКИЙ К. Иван Грозный. М. 1912, с. 326.
      66. РОЗАЛИЕВА Н. Ю. ук. соч., с. 216; ЗИМИН А. А. Комментарии. - Сочинения И. Пересветова. М. 1958, с. 287; БАХТИН А. Г. Причины присоединения Поволжья и Приуралья к России. - Вопросы истории, 2001, N 5, с. 55.
      67. ШТАДЕН Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. М. 1925, с. 112.
      68. Цит. по: СКРЫННИКОВ Р. Г. Великий государь Иоан Васильевич Грозный. Т. 1. Смоленск. 1996, с. 191.
      69. ПРП. Вып. 4, с. 233 - 261.
      70. Цит. по: ВАЛИШЕВСКИЙ К. ук. соч., с. 194; ГОРСЕЙ Дж. ук. соч., с. 91.
      71. ШТАДЕН Г. ук. соч., с. ПО; ФЛЕТЧЕР Д. ук. соч., с. 49; Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году. - Иностранцы о древней Москве, с. 66 - 67.
      72. ПРП. Вып. 4, с. 367, 584 - 586.
      73. Цит. по: КОПАНЕВ А. И., МАНЬКОВ А. Г., НОСОВ Н. Б. Очерки истории СССР. Конец XV - начало XVII вв. Л. 1957, с. 55.
      74. СКРЫННИКОВ Р. Г. Великий государь, с. 162.
      75. История Югославии. Т. 1, с. 200; История крестьянства в Европе. Т. 3. М. 1986, с. 387; Сочинения И. Пересветова, с. 154, 286.
      76. КАМЕНЦЕВА Е. И., УСТЮГОВ Н. В. Русская метрология. М. 1965, с. 95 - 96; ШТАДЕН Г. ук. соч., с. 99; МИЛЮКОВ П. Спорные вопросы финансовой истории Московского государства. СПб. 1892, с. 66 - 68.
      77. ШТАДЕН Г. ук. соч., с. 113; КАМЕНЦЕВА Е. И., УСТЮГОВ Н. В. ук. соч., с. 86, 142; An Economic and Social History of Ottoman Empire, p. 987.
      78. An Economic and Social History of Ottoman Empire, p. 65 - 66, 146 - 150; АБРАМОВИЧ Г. В. Государственные повинности частновладельческих крестьян северо-западной Руси в XVI - первой четверти XVII века. - История СССР, 1972, N 3, с. 79 (табл. 5); ШАПИРО А. Л. Русское крестьянство перед закрепощением (XIV-XVI вв.). Л. 1987, с. 104; ЗИМИН А. А. Реформы Ивана Грозного, с. 394
      79. Там же, с. 379 - 392.
      80. Цит. по: СКРЫННИКОВ Р. Г. Великий государь, с. 265.
      81. Там же, с. 265 - 266; ШТАДЕН Г. ук. соч., с. 85.
      82. ЗИМИН А. А. Реформы Ивана Грозного, с. 76 - 78
      83. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М. 1993, с. 141.
      84. Цит. по: СКРЫННИКОВ Р. Г. Великий государь, с. 273.
      85. ПСРЛ. Т. 13, с. 227; КОПАНЕВ А. И. Население Русского государства в XVI в. - Исторические записки. Т. 64. 1959, с. 250 - 251.
      86. ПСРЛ. Т. 13, с. 259, 285, 287; ВАЛИШЕВСКИЙ К. ук. соч., с. 182.
      87. PELENSKY J. State and Society in Muscovite Russia and the Mongol-Turkic System in the Sixteenth Century. - Forschungen zur osteuropaische Geschichte. 1980. Bd. 27; ASHTOR E. A Social and Economic History of the Near East in the Middle Ages. Lnd. 1976, p. 20 - 22; ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Б. Исследования по истории опричнины, с. 296 - 297; ЗИМИН А. А. Опричнина Ивана Грозного. М. 1964, с. 86, 90.
      88. СКРЫННИКОВ Р. Г. Великий государь, с. 271, 282, 320.
      89. ПСРЛ. Т. 13, с. 392 - 393.
      90. КОРЕЦКИЙ В. И. Земский собор 1575 года и частичное возрождение опричнины - Вопросы истории, 1967, N 5, с. 38; ШТАДЕН Г. ук. соч., с. 85; Сказания князя Курбского, с. 4 (С. М. Соловьев считал, что Курбский имел в виду Софью, но множественное число, очевидно, указывает и на Марию Темрюковну); ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Б. Исследования по истории опричнины, с. 41; КОБРИН В. Б. Иван Грозный, с. 69.
      91. ПИГУЛЕВСКАЯ Н. В. и др. ук. соч., с. 294; КЛЮЧЕВСКИЙ В. Курс русской истории. Т. II. М. 1937, с. 189, 190. Сходство опричнины и двора османских султанов отмечал также VERNADSKY G. Op. cit, p. 32.
      92. ПИГУЛЕВСКАЯ Н. В. и др. ук. соч., с. 294; ЗИМИН А. А. Россия на рубеже XV-XV1 столетий, с. 248.
      93. Цит. по: ЗИМИН А. А. Опричнина Ивана Грозного, с. 254.
      94. ГЕРБЕРШТЕЙН С. ук. соч., с. 118; в кн.: ВИППЕР Р. Ю. Иван Грозный. ПЛАТОНОВ С. Ф. Иван Грозный. М. 1998, с. 79; Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. - Русский исторический журнал, 1922, Кн. 8, с. 36; СКРЫННИКОВ Р. Г. Великий государь, с. 388 - 390, 402.
      95. ФЛЕТЧЕР Д. ук. соч., с. 30, 41.
      96. СКРЫННИКОВ Р. Г. История Российская, с. 414; ПАЙПС Р. Россия при старом режиме. М. 1993, с. 127; РЕЙТЕНФЕЛЬС Я. ук. соч., с. 312. См. также: ЛУКИН П. В. Народные представления о государственной власти в России XVII века. М. 2000, с. 28.
      97. СКРЫННИКОВ Р. Г. Великий государь Иоан Васильевич Грозный, т. 2, с. 47, 144; ШТАДЕН Г. ук. соч., с. 110.
    • Saygo
      Станков К. Н. Патрик Гордон и партия якобитов в России в конце XVII в.
      Автор: Saygo
      Станков К. Н. Патрик Гордон и партия якобитов в России в конце XVII в. // Вопросы истории. - 2011. - № 10. - С. 108-121.
      В 1688 - 1689 гг. в Англии в ходе Славной революции был свергнут последний монарх-католик - Яков II Стюарт (1685 - 1688). Однако, несмотря на легкую и сравнительно бескровную победу революции, у детронизированного короля осталось в Британии немало сторонников, которые начали борьбу за его возвращение на престол. По имени своего формального лидера представители данного политического движения получили название "якобитов". После смерти Якова II в эмиграции в 1701 г. его приверженцы не сложили оружия. Провозгласив своим королем сначала сына, а затем внука низложенного монарха, якобиты активно действовали в течение почти всего XVIII века.
      Якобитское движение является одной из самых ярких Страниц британской истории нового времени. На данную тему написано множество исследований как учеными Великобритании, так и их коллегами в США, Франции, Ирландии, Италии и других странах. Тем не менее, отдельные аспекты этой проблемы все еще остаются неизученными, в частности - возникновение и деятельность партии якобитов в России. Частично эта проблема затронута в коллективной монографии шотландских историков П. Дьюкса, Г. П. Хэрда и Дж. Котилэна "Стюарты и Романовы: становление и крушение особых отношений". Проблеме эмиграции якобитов в Россию посвящены также работы их соотечественников Р. Уиллс и М. Брюса, однако оба автора касаются более позднего периода в развитии движения, последовавшего за поражением якобитского восстания 1715 года1.
      В отечественной историографии деятельность "русских якобитов" в первое десятилетие после Славной революции является практически неизученной. Во второй половине XIX в. историк А. Брикнер, основываясь на изданном М. Ф. Поссельтом сокращенном варианте "Дневника"2 находившегося на русской службе генерала Патрика Гордона, высказал предположение о том, что большая часть британских подданных, проживавших в Московском государстве, после Славной революции продолжала поддерживать низложенного Якова II3. Решительный прорыв в этом направлении был сделан в последние десятилетия старшим научным сотрудником ИВИ РАН Д. Г. Федосовым. Главной заслугой российского ученого стала публикация обширного "Дневника" П. Гордона, хранящегося в Российском государственном военно-историческом архиве, продолжающаяся и в настоящее время. На данный момент изданы сохранившиеся части дневниковых записей генерала, охватывающие период с 1635 по 1689 годы4. Основываясь на этих материалах, Федосов пришел к выводу, что Патрик Гордон стал главным представителем якобитского движения при русском дворе в конце XVII века. Историк обращает особое внимание на то, что в 1686 г. Яков II назначил П. Гордона чрезвычайным посланником Британии в России, и вплоть до своей смерти в 1699 г. шотландский генерал отстаивал интересы своего сюзерена перед русским правительством5. Автор высказывают глубокую благодарность Д. Г. Федосову за предоставление уникальных документов, помощь в переводе архивных материалов и многократные консультации при написании настоящей статьи.
      Настоящее исследование основывается на материалах отечественных архивов: неопубликованных пятом и шестом томах "Дневника" и переписке П. Гордона, посвященных событиям 1690 - 1699 г. и хранящихся в РГВИА, а также дипломатических документах, касающиеся русско-британских и русско-нидерландских отношений, представленных в фондах N 35 ("Отношения России с Англией") и N 50 ("Отношения России с Голландией") Российского государственного архива древних актов.
      Первый вопрос, которым задается историк при изучении поставленной проблемы, - почему в нашей стране вообще стало возможным появление подобной партии? При поверхностном взгляде возникает недоумение, почему британцы, оторванные от своей родины и проживавшие практически на другом краю Европы, столь остро восприняли события Славной революции 1688- 1689 гг. и продолжали считать своим законным монархом Якова II, в то время как в самой Британии основная масса населения предпочла остаться в стороне от политической борьбы. Примечательно, что если в других европейских странах основу якобитской эмиграции составили лица, бежавшие с Британских островов непосредственно после свержения Якова II и поражения якобитского восстания 1689 - 1691 гг., и их политические мотивы остаются достаточно ясными, то в нашей стране якобитскую партию составили британцы, покинувшие свою родину задолго до событий 1688 - 1689 годов. Кроме того, некоторые, как, например, Джеймс Гордон, родились уже в Московии и по своему происхождению были британцами лишь наполовину.
      Возникновение якобитской партии в России, на мой взгляд, можно объяснить несколькими факторами. Из ряда источников известно, что ее основу составили военные. Среди британских офицеров, поступавших на русскую службу во второй половине XVII в. в связи с формированием полков "иноземного строя", было много лиц, покинувших "Туманный Альбион" во время или после Английской буржуазной революции 1640 - 1658 годов. Для многих из них главным мотивом эмиграции стала верность династии Стюартов и католической церкви. Роялисты не приняли Славную революцию, поскольку рассматривали ее в качестве своеобразного продолжения революционных событий 1640 - 1658 гг. и воспринимали Вильгельма Оранского как "нового Кромвеля". Католики поддерживали Якова II, поскольку он был их единоверцем, и справедливо опасались, что с его свержение и приходом к власти кальвиниста Вильгельма III Оранского может серьезно ухудшиться положение их братьев по вере, оставшихся в Британии6.

      Главным местопребыванием "русских якобитов" была находившаяся недалеко от Москвы Немецкая слобода, а руководителем партии являлся Патрик Гордон (1635 - 1699). Он был выходцем из Шотландии и принадлежал к одному из самых знатных кланов - Гордонам.
      Еще в юности Патрик покинул родину. В 1655 - 1661 гг. он был наемником в шведской и польской армиях, а в 1661 г. поступил на службу к русскому царю Алексею Михайловичу. "Русский шотландец" принял участие во многих важнейших событиях истории Московского государства второй половины XVII в.: в подавлении Медного бунта 1662 г. и стрелецкого восстания 1698 г., государственном перевороте 1689 г., в Чигиринских (1677 - 1678 гг.), Крымских (1687 и 1689 гг.) и Азовских (1695 и 1696 гг.) походах. В России Гордон дослужился до звания генерала пехоты и контр-адмирала флота. Отечественный историк А. Брикнер отмечал, что "едва ли кто-нибудь из иностранцев, находившихся в России в XVII столетии, имел столь важное значение, как Патрик Гордон", а современный канадский исследователь Э. Б. Пэрнел подчеркивает, что Гордон стал "наперсником царя Петра Великого" и был, "без сомнения, одним из самых влиятельных иностранцев в России"7.
      Патрик Гордон не случайно занял положение фактического главы партии якобитов в России в 1689 - 1699 годах. Он был ревностным католиком и принадлежал к клану, широко известному в Шотландии своими роялистскими традициями. Во время гражданских смут в Шотландии в середине XVII в. почти все Гордоны выступили на стороне короля. Отец будущего петровского генерала одним из первых взялся за оружие. Во время Славной революции глава клана Гордонов и личный патрон Патрика, герцог Гордон (1649 - 1716), в течение нескольких месяцев удерживал от имени Якова II одну из главных крепостей Шотландии - Эдинбургский замок. П. Гордон вполне разделял политические убеждения своего клана. Оливера Кромвеля он считал "архиизменником". Брикнер предполагает, что Гордон в 1657 г. принимал участие в заговоре британских роялистов, служивших наемниками в шведкой армии и намеревавшихся убить посла английской республики, направлявшегося в Россию через оккупированную шведами территорию. В 1685 г. во время службы в Киеве Гордон назвал один из островов Днепра "Якобиной" в честь своего единоверца и наследника британского престола Якова, герцога Йорка. Первое знакомство шотландского офицера со своим будущим покровителем произошло несколько ранее - во время его визита в Лондон в 1666 - 1667 гг. в качестве дипломатического представителя России. В дневниковой записи за 19 января 1667 г. Гордон отмечает, что "с большой милостью" был принят герцогом Йорком8.
      Важным этапом в жизни Патрика Гордона стал 1686 год. После смерти родителей и старшего брата шотландский генерал стал единственным наследником небольшого имения. В связи с необходимостью вступить в права наследования Гордон просил русское правительство предоставить ему временный отпуск на родину. Однако в стремлении шотландского генерала посетить Британию, вероятно, был еще один мотив. Получив в 1685 г. известие о восшествии на британский престол Якова II, Гордон надеялся получить при монархе-католике высокий пост на родине9. В январе 1686 г. разрешение на поездку было получено. Хотя в этот раз шотландский генерал прибыл в пределы монархии Стюартов как частное лицо, Яков II принял его с таким почетом, который оказывался далеко не всем иностранным послам. Если отдельные дипломаты порой месяцами дожидались в Лондоне приема при дворе, то Патрику Гордону уже на второй день была предоставлена королевская аудиенция.
      В течение месяца, проведенного в Лондоне, "московитекий шотландец" почти ежедневно встречался с королем, сопровождал его в поездках по Англии, на богослужениях, торжественных обедах и при посещениях театра. Яков II лично представил Гордона королеве Марии Моденской. Кроме того, Гордон был удостоен высокой чести сопровождать короля во время прогулок по паркам Лондона и Виндзора. Из "Дневника" шотландского "солдата удачи" известно, что Яков II имел с ним продолжительные беседы и особенно интересовался военной карьерой Гордона и, в частности, подробно расспрашивал "о деле при Чигирине"10. Федосов полагает, что Яков II "очевидно, был немало впечатлен его (Гордона - К. С.) военным опытом и кругозором"11. Из текста "Дневника" следует, что Яков II высоко оценил военный талант и преданность Гордона и наметил его в качестве одного из лиц, из которых король формировал новую опору престола. При отъезде шотландского генерала из Лондона Яков II удостоил его личной аудиенции, во время которой объявил Гордону, что будет просить русское правительство о его возвращении на родину.
      Поскольку в России не было постоянного британского дипломатического представителя, грамоту английского короля русскому правительству передал нидерландский посол в Лондоне Аорнуот ван Ситтерс через голландского резидента в Москве Йохана Биллем ван Келлера. Яков II просил самодержцев "Великия, Малыя и Белыя России" уволить со службы и отпустить на родину генерал-лейтенанта Патрика Гордона ввиду того, что тот является его подданным и в настоящее время король нуждается в опытных военных специалистах. Хотя формально послание Якова II было адресовано малолетним царям Ивану и Петру, в действительности рассмотрением дела занялись царевна Софья, которая в 1682 - 1689 гг. фактически правила Россией, и ее главный фаворит князь В. В. Голицын, которые не желали предоставить Гордону увольнение, так как Патрик Гордон был лучшим генералом русской армии, и в Москве не хотели лишиться столь опытного полководца.
      Получив отказ русского правительства, Яков II не оставил намерения использовать такого преданного и способного соратника как Гордон в интересах британского престола. В ответ на просьбу князя Голицына прислать в Россию "посла или посланника" Яков II 25 октября 1686 г. назначил Гордона британским чрезвычайным посланником в Москве. Хотя в начале февраля 1687 г. в Лондоне уже были готовы "верительные грамоты, инструкции и снаряжение" для чрезвычайного посланника Якова II в Москве, в России Гордона не утвердили в новой должности12. Тем не менее, отечественный исследователь Федосов отмечает, что "и без формального дипломатического ранга он на высоком уровне представлял интересы своего законного сюзерена в России"13. С 1686 г. вплоть до своей смерти в 1699 г. Гордон выполнял традиционные дипломатические функции: пытался урегулировать торговые отношения между двумя странами, информировал правительство Якова II о внутренней и внешней политике России, направлял в Лондон инструкции о приеме русских послов14. В то же время, Патрик Гордон регулярно информировал русский двор о положении в Англии. В 1689 г. французский дипломат де Ла Невиль, побывавший в Москве, был изумлен информированностью князя Голицына о положении дел на Британских островах. Отечественный историк А. Б. Соколов полагает, что главным источником сведений для него явился дьяк Василий Постников, побывавший в 1687 г. с миссией в Лондоне, однако А. Брикнер доказывает, что "Голицын своим знанием английских дел был обязан главным образом Гордону"15. Таким образом, важнейшим итогом бурных событий 1686 г. явилось то, что Патрик Гордон фактически стал главным доверенным лицом и агентом Якова II в России.
      На дипломатическом поприще генерал Гордон выступил уже в первые месяцы своего пребывания в России. В частности, он использовал регулярные контакты с влиятельным князем Голицыным, чтобы смягчить "дурное мнение о нашем короле", сложившееся при русском дворе, где о Якове II говорили, что "он горделив выше всякой меры".
      Славная революция 1688 - 1689 гг. предоставила Гордону возможность активнее проявить себя в роли дипломата, поскольку ему пришлось защищать при русском дворе права своего государя на потерянный им престол. В деятельности Парика Гордона в России в качестве агента и представителя Якова II ключевое значение имели четыре фактора: роль, которую он играл в Немецкой слободе, личное влияние на царя Петра I, широкие связи с русской аристократией и, наконец, тот факт, что благодаря своим обширным знакомствам по всей Европе и интенсивной переписке, Гордон, "по праву считался одним из самых" информированных людей в России16.
      Благодаря своему опыту, талантам и быстрому усвоению местных обычаев, Гордон выдвинулся на первое место среди иноземцев, проживавших в Московском государстве. В качестве неофициального главы Немецкой слободы он, с одной стороны, мог оказывать влияние на политическую позицию других британских подданных и вступать в переговоры с дипломатическими представителями европейских дворов, пребывавших в Москве, с другой, высокое положение Гордона, занимаемое им среди иностранцев, повышало его вес в глазах политической элиты России17.
      Важнейшим каналом влияния Гордона при русском дворе являлись его близкие отношения с Петром I. Брикнер и Федосов убедительно доказывают, что из числа иноземцев ближайшим соратником первого русского императора был именно Патрик Гордон, а не женевец Франц Лефорт18. Поворотным пунктом в военной и дипломатической карьере Гордона в России стал переворот 1689 г., в результате которого была низложена правительница Софья и началось единоличное царствование Петра I. Согласно данным источников, в конце 1689 - 1690 г. шотландский генерал вошел в круг ближайшего окружения молодого русского царя, на которое тот опирался в первые годы своего единовластного правления. По всей видимости, подобной чести Гордон был обязан, прежде всего, тому, что в сентябре 1689 г. сыграл ключевую роль в переходе на сторону Петра иноземных офицеров и, в целом, Немецкой слободы, что оказалось немаловажным фактором в конечной победе молодого царевича в его противоборстве с партией Милославских.
      О повышении политического статуса Гордона в России после прихода к власти Петра I свидетельствуют следующие факты. Согласно данным архивных и опубликованных источников с января 1690 г. он участвовал в обсуждении важных государственных дел в официальном кругу приближенных Петра I. С мая того же года по личному приглашению государя он принимал участие в крупнейших торжествах при русском дворе, на которых шотландский генерал чествовал молодого царя в кругу виднейших бояр и русских сановников. Кроме того, главный якобитский агент в России был удостоен чести присутствовать на приеме Петром I послов иностранных держав.
      С сентября 1689 г. Гордон получил возможность ежедневно бывать в обществе царя на военных учениях и парадах. Дневниковые записи генерала свидетельствуют, что с декабря 1689 г. он регулярно бывал во дворце. Наконец, 30 апреля 1690 г. во время первого в русской истории посещения царем Немецкой слободы Петр I остановился именно в доме Гордона. Впоследствии такие визиты стали регулярными. "Шкоцкий" генерал сопровождал будущего русского императора во время Кожуховского и Азовских походов. Гордон был ближайшим соратником Петра I не только в военных и государственных делах: они часто вместе проводили часы досуга.
      Постоянное нахождение в обществе Петра I давало "чрезвычайному посланнику" Якова II в России возможность обсуждать важнейшие события, в том числе - политическое положение Британии после Славной революции и планы Якова II и его сторонников по реставрации. В письмах своим коммерческим агентам в Лондоне Гордон просил приобрести для него "книги или документы, призывающие к поддержке короля Якова". Современные шотландские историки полагают, что, опираясь на эти политические трактаты, Гордон в беседах с Петром I отстаивал права своего сюзерена на британский престол. Возможно, не в последнюю очередь благодаря влиянию своего шотландского наставника, Петр I не решился направить в Лондон посольство с целью поздравить Вильгельма III с капитуляцией в 1691 г. последней крупной крепости, удерживаемой якобитами на Британских островах, - ирландского порта Лимерика.
      В немалой степени повышению авторитета и влияния Гордона при русском дворе способствовало его высокое положение в составе новой, создаваемой Петром I, армии. О статусе генерала Гордона в вооруженных силах России свидетельствует ряд фактов. 23 февраля 1690 г. командование военным парадом по случаю рождения наследника русского престола было поручено шотландскому якобиту (а не кому-либо из русских воевод или офицеров-иноземцев), и именно Гордон "от имени всего войска" обратился к царю с поздравительной речью. "Московитский шотландец" командовал одним из первых регулярных полков русской армии - Бутырским. В 1699 г. Патрик Гордон получил исключительное право назначать офицеров.
      Глава якобитской партии располагал широкими связями среди русской знати. В 1689 - 1699 гг. шотландский генерал часто наносил визиты или, напротив, принимал у себя в доме членов нового русского правительства: дядю царя боярина Л. К. Нарышкина, возглавлявшего правительство в начале единоличного правления Петра I, князей Ф. Ю. Ромодановского (фактического правителя России во время "Великого посольства" 1697 - 1698 гг.), Б. А. Голицына, И. В. Троерукова, Ф. С. Урусова, М. И. Лыкова, бояр Т. Н. Стрешнева и П. В. Шереметьева, думного дьяка Е. И. Украинцева, ставшего в 1689 г. начальником Посольского приказа. Шотландский генерал поддерживал близкие отношения и с новыми фаворитами молодого царя: русским дипломатом А. А. Матвеевым, ставшим с конца 1690-х гг. послом России в Нидерландах, боярином А. П. Салтыковым, генеральным писарем Преображенского полка И. Т. Инеховым, стольником В. Ю. Леонтьевым, спальником A. M. Черкасским, ставшим во время "Великого посольства" градоначальником Москвы, будущим президентом Юстиц-коллегии П. М. Апраксиным. Таким образом, генерал Гордон располагал широкими связями в среде русской политической элиты, что усиливало его влияние и авторитет при дворе.
      Политической деятельности Гордона в России в значительной степени способствовала его прекрасная информированность о положении дел в Британии и в Европе в целом. Он имел своих корреспондентов в крупнейших городах Европы и переписывался даже с представителями иезуитской миссии в Китае. Шотландский генерал получал выпуски "Курантов" и следил за всеми иностранными газетами, поступавшими в Москву. Кроме того, Патрик Гордон, будучи корреспондентом "Лондонской газеты" в России, располагал сводками британских и европейских новостей19.
      Дневниковые записи и личные письма "московитского" шотландца свидеельствуют, что Славная революция 1688 - 1689 гг. стала для Патрика Гордона тяжелой личной трагедией и означала "крах его надежд на достойную службу на родине"20. В письме главе своего клана герцогу Гордону он признавался: "Прискорбная революция в нашей стране и несчастья короля, кои Ваша С[ветлость] во многом разделяет, причинили мне великое горе, что привело меня к болезни и даже почти к вратам смерти". В письме графу Мелфорту от 8 мая 1690 г. Гордон заявлял, что готов "отдать жизнь ... в защиту законного права Его Величества".
      События 1688 - 1689 гг. Гордон характеризовал как ""великий замысел" голландцев", "новое завоевание [Британии] сборищем иноземных народов", "злосчастную революцию", "смуту". Главную причину революции "московитский якобит" видел в доверии Якова II к "недовольным и злонамеренным лицам", коим он поручил "высокие посты", и вероломстве "английских подданных". Установившийся после 1688 г. в стране режим Патрик Гордон именовал не иначе как "иноземное иго". Нового британского монарха Вильгельма III Оранского петровский генерал именовал "Голландским Зверем" (явно сопоставляя его с образом Антихриста) и "узурпатором". В то же время Якова II он неизменно называл "Его Священным Величеством" и после его свержения.
      Гордон надеялся, что в Англии и Шотландии "со временем возникнет сильная партия и станет решительно действовать для реставрации Его В[еличест]ва" и полагал, что Вильгельм III недолго продержится на британском престоле. Патрик Гордон был уверен в прочности позиций Якова II в Шотландии. В своих письмах единомышленникам "русский якобит" выражал уверенность в скорых политических "переменах в Шотландии, ибо, несомненно, правительство там не может долго существовать". Гордон с прискорбием отмечал в своем дневнике, что после смерти британской королевы Марии II в конце 1694 г. "английский парламент принял решение признать и сохранить Вильгельма (королем - К. С.)"21.
      Генерал Гордон сожалел, что в 1686 г. Яков II отпустил его в Россию и не позволил остаться в Шотландии, "хотя бы даже без должности". В этом случае, полагал петровский генерал, его военный опыт чрезвычайно пригодился бы в кампании ноября-декабря 1688 г. против войск Вильгельма Оранского22. Федосов считает, что если бы в распоряжении Якова II было несколько "генералов уровня Гордона", английский король "мог бы разбить голландцев после их высадки"23.
      Якобитизм Патрика Гордона (в отличие от многих его единомышленников) не ограничивался одними эмоциями и высказываниями, а выражался в конкретных действиях. Гордон планировал начать в России вербовку офицеров из иностранцев, находившихся на русской службе, для "защиты законного права Его Величества (Якова II - К. С.)". С целью участия в подготовке реставрации Якова II Гордон собирался самовольно покинуть Россию и в письме к графу Мелфорту просил о получении разрешения короля на свой приезд в Париж24.
      После 1688 г. сложилась своеобразная ситуация, когда Британию при московском дворе одновременно представляли два агента: генерал Патрик Гордон отстаивал интересы находившегося в эмиграции Якова II, а нидерландский резидент барон ван Келлер - действующего короля Вильгельма III. Йохам Виллем ван Келлер (ум. в 1698) был опытным дипломатом и первым постоянным представителем Нидерландов в Московском государстве. В 1689 г. Вильгельм Оранский назначил его дипломатическим представителем Британии. "Протестант, враг иезуитов и католиков" - так характеризует ван Келлера отечественный историк М. И. Белов. Келлер рассматривал "московитского якобита" в качестве опасного политического противника. Назначение Гордона в Лондоне чрезвычайным британским посланником в Россию в 1686 г. нидерландский резидент прокомментировал следующим образом: "Теперь у нас на шее - злостные и пагубные иезуиты".
      Голландский резидент располагал обширной сетью информаторов, которая действовала в Посольском приказе, "самых различных учреждениях Москвы, вплоть до царских покоев" и за рубежом. Как и Патрик Гордон барон ван Келлер имел широкие связи среди русской политической элиты. В его лице после 1689 г. Патрик Гордон обрел достойного и опасного противника25.
      Перед русским правительством возникла непростая дилемма: кого же из двух британских правительств - в Лондоне или в Сен-Жермен - считать законным. Согласно отчетам Патрика Гордона о своей деятельности, русское правительство в течение 1690 г. не без его влияния отвечало отказом на все попытки Келлера вручить царям грамоту от Вильгельма III, в которой тот извещал "всея Великия и Малыя и Белыя России" самодержцев о том, что "прошением и челобитьем всех чинов" английского народа "изволил есть великий неба и земли Бог ... нас и нашу королевскую супругу королеву на престол Великобритании, Франции, Ирландии возвести". В первый раз предлогом для отклонения "любительной грамоты" Вильгельма Оранского послужило неточное написание титулов русских царей, во второй - грамота не была "удостоена ... внимания под предлогом, что в ней" не было указано имя британского резидента - барона Й. В. ван Келлера. По всей видимости, Гордон, располагая широкими связями при русском дворе, нашел каналы, чтобы воспользоваться щепетильностью дьяков Посольского приказа в подобных вопросах. Чрезвычайный посланник Якова II сделал в своем "Дневнике" следующее заключение: "Итак, кажется, они (правительство в Лондоне - К. С.) должны обзавестись третьей (грамотой - К. С.), да и тогда вопрос, будет ли она принята", и, намекая на свою роль в этой интриге, лаконично добавил: "по разным причинам".
      В ходе "дипломатической дуэли" с Гордоном барон ван Келлер смог добиться принятия грамоты лишь в конце января следующего года, и только 5 марта 1691 г. получил на нее ответ. Примечательно, что ответную "любительную грамоту" новому английскому послу вручили не сами цари (как это полагалось по дипломатическому этикету), а "думный дьяк". На запрос Келлера в Посольском приказе ему ответили, что ввиду наступления времени Великого поста "великих Государей пресветлых очей видеть ему, резиденту, ныне невозможно". Велика вероятность, что и в данном случае не обошлось без вмешательства Патрика Гордона. Из текста ответной грамоты русских царей следует еще одна любопытная деталь: в Посольском приказе, несмотря на то, что барон ван Келлер еще два года назад был официально назначен дипломатическим представителем Британии в Москве, его продолжали именовать "голландским резидентом". Таким образом, в результате активной деятельности Гордона при дворе Петра I Вильгельм III был признан Россией законным правителем Англии лишь спустя два года после своего фактического прихода к власти.
      Гордон пользовался любой возможностью, чтобы заявить о своей позиции как дипломатического представителя Якова II. 22 ноября 1688 г. Патрик Гордон "имел долгую беседу" со вторым фаворитом Софьи - окольничим Ф. Л. Шакловитым и несколькими русскими сановниками о положении дел в Англии ввиду начавшейся там революции. 18 декабря того же года на обеде у В. В. Голицына, где присутствовали Шакловитый "и прочие" представители русской политической элиты, Гордон выступил с заявлением "об английских делах" и говорил "даже со страстью". 25 ноября и 16 декабря по этому же вопросу чрезвычайный посланник Якова II встречался с польским резидентом Е. Д. Довмонтом. 1 и 13 января 1689 г. Гордон, вероятно, обсуждал этот вопрос с тайным агентом иезуитов в России Ф. Гаускони. Чтобы обратить внимание русского правительства на то, что революция в действительности носит характер вооруженной иностранной интервенции, Гордон 10 декабря 1688 г. приказал перевести на русский язык полученную им из редакции "Лондонской газеты" сводку, где происходящие события подавались именно в таком ключе, и передал данное сообщение русскому правительству. В 1696 г. на пиру, устроенном Ф. Лефортом в честь Петра I в Воронеже, был провозглашен тост за английского короля Вильгельма III. Однако Гордон демонстративно отказался пить здравицу за "узурпатора британского престола" и вместо этого поднял свой кубок "за доброе здравие короля Якова".
      Как глава якобитской партии в России Гордон вел постоянную и активную переписку с главными соратниками Якова II - шотландским фаворитом низложенного короля графом Мелфортом, знатью своего клана (герцогом Гордоном, графами Абердином, Эрроллом, Нетемюром), архиепископом Глазго и сэром Джорджем Баркли, который в 1696 г. возглавил заговор якобитов с целью убийства Вильгельма III. В своей корреспонденции Патрик Гордон пытался воодушевить своих единомышленников, оставшихся в Шотландии и претерпевавших различные притеснения от правительства26.
      Один из документов, хранящихся в архиве г.Абердина и изданный историком П. Дьюксом, позволяет установить канал связи между якобитами в Британии и России. Из Шотландии письма поступали в Лондон на имя давнего друга Патрика Гордона коммерсанта С. Меверелла. Он отправлял их доверенным лицам "московитского шотландца" в Роттердам, Данциг или Гамбург, а оттуда они попадали к шотландским купцам Дж. Фрейзеру, Т. Лофтусу и Т. Мору, проживавшим в Прибалтике. Далее через Псков корреспонденция переправлялась в Москву и Немецкую Слободу. В обратном направлении письма уходили по тем же каналам27.
      Гордон каждый год (за редким исключением) 14 октября на свои средства устраивал торжественные празднования дня рождения Якова II, причем однажды он хлопотал о сообщении о подобных мероприятиях в "Лондонской газете". Среди якобитов в России эта традиция продолжалась и после Славной революции. В "Дневнике" Патрика Гордона упоминается о присутствии в отдельные годы на этом празднестве британских подданных "высшего звания" и послов иностранных государств. Примечательно, что в 1696 г. "в пятом часу утра" на "пирушку" британцев-якобитов пожаловал сам Петр I. На одном из таких пиров, даваемых Гордоном, польский резидент Довмонт заметил: "счастлив король, чьи подданные столь сердечно поминают его на таком расстоянии".
      Патрик Гордон тщательно следил за ходом первого якобитского восстания и успехами армии Людовика XIV, поддерживавшего своего кузена Якова II против войск Аугсбургской лиги. Сведения о восстании петровский генерал частично получал от своего сына Джеймса, принимавшего в нем личное участие. В одном из писем Гордон-отец просил последнего регулярно сообщать ему, "каковы надежды в деле его старого господина (Якова II - К. С.)". В мае 1691 г. Патрик Гордон в письме одному из своих знакомых в северо-восточной Шотландии просил дать ему подробный "отчет о том, что происходило [с моего отъезда] в нашей стране, и кто впутался в партии, а кто остался нейтрален". В своих посланиях за 1690 - 1691 гг. Гордон выказывает неплохую осведомленность о событиях в Ирландии и справедливо указывает одну из главных причин неудач якобитов: "недостаток достойного поведения и бдительности". Известие о поражении войск Якова II при р. Войн Патрик Гордон отметил краткой и полной горечи заметкой: "Печальные вести о свержении короля Якова в Ирландии". После поражения якобитского выступления 1689 - 1691 гг. Гордон внимательно следил за общественными настроениями в Англии и Шотландии и отмечал любые признаки проявления недовольства британцев существующим режимом. Одновременно он следил за составом и численностью войск Вильгельма III и его союзников и сопоставлял их с военным потенциалом Франции.
      В отличие от Патрика Гордона сведений о других представителях якобитской партии в России и о ее численности сохранилось чрезвычайно мало. Однако ряд опубликованных и архивных документов позволяет ответить на вопрос, что представляла собой партия сторонников Якова II в России в конце XVII века. Ядро якобитской партии в России образовывала группа британских офицеров, входивших в ближайшее окружение генерала Гордона.
      Среди соратников Патрика Гордона "по якобитскому делу" следует выделить, прежде всего, его среднего сына - Джеймса (1668 - 1727). Как и отец он был строгим католиком и получил образование в нескольких иезуитских колледжах в Европе. Весной 1688 г. Патрик Гордон отправил Джеймса в Англию на службу Якову II, причем поручил его заботам своего давнего друга - графа Мидлтона. Благодаря влиянию последнего, Джеймсу удалось поступить в гвардию Якова II под командование известного в будущем якобита Дж. Баркли. Однако через несколько месяцев грянула революция, и Джеймс был вынужден вслед за своим монархом эмигрировать во Францию, а оттуда прибыл на "Изумрудный остров", где участвовал в восстании ирландских якобитов. В июле 1689 г. вместе с другими шотландскими офицерами по приказу Якова II капитан Джеймс Гордон был переброшен в Горную Шотландию в составе полка А. Кэннона и, таким образом, оказался в повстанческой армии виконта Данди. Московский уроженец шотландских кровей принял участие в знаменитой битве при Килликрэнки (27 июля 1689 г.), в которой горцы-якобиты наголову разбили правительственные войска, однако сам был тяжело ранен. В течение 1688 - 1690 гг. Патрик Гордон через своих родственников в Шотландии и друзей в Лондоне пытался узнать о судьбе своего сына в охваченной "бедствиями и раздорами" Британии.
      Переписка Патрика Гордона со своим сыном-якобитом является уникальным источником, дошедшим до наших дней, повествующим о трудностях и опасностях, которым подвергались участники якобитского восстания 1689- 1691 гг., пытавшиеся после его поражения выбраться из британских владений Вильгельма III в различные концы Европы. Ввиду разветвленной агентурной сети принца Оранского, бывшие повстанцы не могли чувствовать себя в безопасности даже на европейском континенте, особенно в странах, входивших в Аугсбургскую лигу. В немецких землях и на шведской территории Патрик Гордон рекомендовал своему сыну "раздобыть проезжую грамоту" от местных властей, дабы не вызвать подозрений. Однако лучшим "пропуском" опытный шотландский генерал считал "шпагу ... и пару добрых французских пистолетов". Гордон-отец настоятельно советовал Джеймсу всячески скрывать то, что он - бывший участник якобитского восстания, и выдавать себя за армейского вербовщика, который по случайности был арестован шотландскими властями. В своих письмах Патрик Гордон недоумевает и, порой, возмущается поспешностью своего сына, который с такой быстротой покидал один европейский город за другим, что не успевал получать писем от отца. Однако, вероятно, причиной такой спешки Джеймса была опасность быть арестованным.
      В сентябре 1690 г. Джеймс прибыл в Россию и, по ходатайству отца, был принят офицером в русскую армию. Он отличился в боях во время Азовского похода 1695 г. и Северной войны 1700 - 1721 годов. За военные заслуги был произведен Петром I в бригадиры. Как и отец, Джеймс в течение 1690-х гг. питал надежду на скорую реставрацию Якова II. В 1691 г. в письме двоюродному деду Джеймс Гордон подчеркивал свою убежденность в том, что приверженцы Якова II вскоре увидят "дело его Величества [короля] Великобритании в лучшем положении", а о неудачах якобитов говорил, чти они "лишь временные". В 1693 г. в одном из частных писем Патрик Гордон отмечает, что средний сын не хочет связывать себя женитьбой в России, "ожидая перемен в Шотландии". Джеймс состоял в постоянной переписке со многими якобитами в России, Англии и Шотландии.
      Благодаря связям и влиянию отца, Джеймс Гордон был приближен к Петру I, был лично знаком с молодым русским-государем, являвшимся почти его сверстником. Джеймс Гордон нес службу в Кремлевском дворце, принимал участие в опытах юного Петра I по устройству фейерверков и не единожды был приглашен на торжественные пиры, устраиваемые царем или его дядей - боярином Нарышкиным. Таким образом, Джеймс пользовался определенным политическим влиянием (хотя, конечно, более ограниченным, чем отец) на русского царя и в среде офицерства русской армии.
      Другим видным соратником Патрика Гордона был генерал-лейтенант Дэвид Уильям, граф Грэм. Он был первым британцем со столь высоким титулом, принятым на русскую службу. Граф также принадлежал к шотландскому клану, известному своими роялистскими традициями, и являлся одним из лидеров католической общины в России. Вместе с Гордоном граф Грэм в 1684 г. подписал челобитную об открытии первого костела в России. Грэм был профессиональным "солдатом удачи" и до поступления на службу к русскому царю в 1682 г. воевал в составе армий германского императора, шведской, испанской и польской корон. Основным его местопребыванием в Московии в рассматриваемый период был белгородский гарнизон. В марте 1691 г. Патрик Гордон с негодованием писал графу Грэму, что "этот п[ретендент] на к[оролевский] трон, У[ильям], совещается и сговаривается со своими приспешниками в Гааге", между тем как в самой Британии "прелаты подобно королю требуют деньги ... с низшего духовенства" на войну против Людовика XIV - главного союзника их низложенного сюзерена Якова II. В том же письме глава якобитской партии в России выражал надежду, что "король Франции готовит давно задуманную кампанию, которую стоит ожидать в ближайшее время" и которая разрушит все планы "Голландского Зверя".
      Согласно косвенным данным, к якобитской партии принадлежали друзья и давние сослуживцы П. Гордона - шотландцы генерал-майор Пол Мензис, прибывший в Россию вместе с Патриком Гордоном в 1661 г., и полковник Александр Ливингстон. Оба отличились в военных кампаниях России против Турции: участвовали в Чигиринских и Крымских походах. Ливинстон погиб во время второго Азовского похода. Мензис известен также тем, что пользовался особым доверием при русском дворе. В 1672 - 1674 гг. царь Алексей Михайлович отправил его с важной дипломатической миссией в Рим, Венецию и германские земли с целью создания военного союза против Османской империи.
      Сопоставительный анализ писем Патрика Гордона, хранящихся в РГВИА, с архивными документами из городского архива г. Абердина, опубликованными шотландским историком П. Дьюксом, позволяет установить принадлежность к якобитской парии любопытной фигуры - капитана Уильяма Гордона. По сравнению со всеми вышеперечисленными офицерами, он имел самый низкий чин, однако сохранившиеся источники позволяют утверждать, что как приверженец Якова II он был наиболее активен. У. Гордон был связан тесными родственными узами со всеми ведущими якобитами в России: приходился родственником П. Гордону, а П. Мензис называл его своим племянником. Капитан У. Гордон обладал широкими связями и в Шотландии. В частности, в "Дневнике" П. Гордона упоминается, что он состоял в переписке с главой их клана - герцогом Гордоном.
      Главной функцией Уильяма Гордона была курьерская деятельность. В начале 1690-х гг. он служил своеобразным связующим звеном между якобитами в России и Британии. Дважды, в конце лета - начале осени 1691 г. и в начале 1692 г., он предпринимал поездки на "Туманный Альбион" из Москвы с поручениями от Пола Мензиса, Патрика Гордона и его сына Джеймса. Однако "якобитская" карьера Уильяма Гордона оказалась недолгой. Во время второго путешествия по неизвестным причинам он скончался. Миссии "капитана Гордона" (так он обозначался в документах сторонников Якова II) носили столь секретный характер, что в своих письмах якобиты (как в Шотландии, так и в России) не упоминали ни его имени, ни страны, откуда он ехал, ни места прибытия. В шотландской корреспонденции не указывались даже имя отправителя и место отправления письма. В 1691 г. У. Гордон встречался в Лондоне с полковником Джорджем Баркли. Главной задачей "капитана Гордона" было передать последнему "подробный отчет" о положении и деятельности в России Патрика Гордона. Во время поездки Уильяма Гордона в Шотландию в следующем году он также должен был встретиться с видными якобитами - графами Абердином и Нетемюром. Однако следы курьера теряются по пути на Британские острова в Прибалтике.
      Ближайшее окружение П. Гордона постоянно расширялось в результате его активной деятельности по приглашению в Россию военных специалистов из Европы, в первую очередь, со своей родины, среди которых было немало членов его собственного клана. В 1691 - 1695 гг. в Россию прибыли родственники Патрика: Эндрю, Френсис, Джордж, Хэрри и Александр Гордоны. В документах РГВИА и в ряде опубликованных материалов имеются данные, позволяющие утверждать, что, по крайней мере, последние двое принадлежали к якобитской партии.
      Обширная корреспонденция генерала Гордона помогает выявить еще несколько лиц, верных Якову II, находившихся в 1690-е гг. на русской службе. Так, в письме архиепископу Глазго "московитский шотландец" отмечает, что его нарочный, прибывший в Шотландию из России, (имя и фамилию которого, как и во всех подобных случаях, Патрик Гордон, опасающийся, что послания могут быть перехвачены правительственными агентами, не упоминает) "разделяет Вашу скорбь" о низложенном короле. В письмах Гордон несколько раз упоминает о том, как помог устроиться на службу в России родственникам якобитов или лицам, рекомендованным ему видными сторонниками Якова II в Шотландии - герцогом Гордоном и архиепископом Глазго. Учитывая клановую солидарность шотландцев, а также тот факт, что и шотландские патроны этих лиц, и их московский ходатай были ярыми якобитами, можно предположить, что и сами протеже являлись сторонниками Якова II28.
      Следует отметить, что среди "русских якобитов" были не только англичане и шотландцы, но и выходцы с "Изумрудного острова". Самым известным из них был Питер Лейси. Свою военную карьеру он начал в тринадцатилетнем возрасте знаменосцем одного из полков гарнизона г. Лимерик - последнего оплота якобитов в Ирландии, осажденного в 1691 г. войсками Вильгельма III. Проведя несколько лет наемником в составе французских войск, в 1700 г. Лейси предложил свою шпагу Петру I. Якобит-ирландец верно служил России в течение полувека и был удостоен звания фельдмаршал29.
      Сторонниками Якова II среди британских эмигрантов в России были не только военные. По мнению А. Брикнера, их было немало и среди гражданских лиц. К сожалению, на протяжении всего своего "Дневника", упоминая о ежегодных празднованиях дня рождения Якова II, Гордон ни разу не указывает состав собравшихся и не называет даже наиболее выдающихся имен. Однако в источнике имеются две заметки, позволяющие пролить некоторый свет если не на состав, то, по крайней мере, на численность якобитской партии в России. 14 октября 1696 г. Патрик Гордон пишет, что послал приглашения на празднование дня рождения Якова II всем своим "соотечественникам", которые в этот момент находились в Немецкой слободе. 14 октября 1692 г. Гордон отмечает, что праздновал день рождения короля в Немецкой слободе "со столькими земляками, сколько могли собрать". В дневниковой записи за 28 мая 1690 г. имеется заметка: "... англичане ужинали у меня"30. Учитывая немногословность автора, можно предположить, что в данном случае речь шла о якобитах, тем более что друзья Гордона собрались накануне 30-летней годовщины Реставрации Стюартов в Англии и были представлены, как следует из источника, исключительно британцами. Можно только сожалеть о том, что автор дневника не указывает имен хотя бы наиболее именитых гостей.
      В конце 1690-х гг. стало очевидным, что все надежды якобитов на поддержку Россией реставрации Якова II на британском престоле являются тщетными. В ходе "Великого посольства" 1697 - 1698 гг. состоялось несколько дружественных встреч между Петром I и Вильгельмом III сначала в Утрехте, а затем в Лондоне. "Похититель британского престола" подарил русскому царю яхту и устроил в его честь морские военные учения. "Любительную грамоту", направленную Петру I в 1700 г., Вильгельм III начинал с того, что подчеркивал особую "к вашему царскому величеству дружбу"31.
      Таким образом, согласно данным архивных и опубликованных источников, большинство проживавших в России в конце XVII - начале XVIII в. британских подданных принадлежало к партии якобитов - сторонников низложенного после Славной революции последнего короля-католика Якова II Стюарта. Главой якобитской партии и де-факто дипломатическим представителем низложенного британского монарха в нашей стране был выдающийся полководец и один из реформаторов русской армии генерал Патрик Гордон. "Шкоцкий" фаворит Петра Великого заложил при русском дворе основы влияния партии якобитов, которое длилось до середины XVIII века. Находившиеся вдали от родины сторонники Якова II делали все возможное для защиты его интересов. В частности, "русским якобитам" и, в первую очередь, Патрику Гордону удалось на два года задержать признание Россией Вильгельма III Оранского законным монархом Британии. Некоторые косвенные данные позволяют утверждать, что влияние этой партии в среде тогдашней политической элиты России стало одной из причин, удерживавших Петра I от открытых демаршей в сторону нового английского короля в первой половине 1690-х годов. Группа сторонников низложенного Стюарта, проживавшая в России, не была изолированной общиной, она поддерживала интенсивные контакты со своими единомышленниками как в самой Британии, так и в крупнейших центрах якобитской эмиграции - Париже и Риме.
      Примечания
      1. BRUCE M. Jacobite Relations with Peter the Great. - The Slavonic and East European Review, vol. XIV, 1936, N 41, p. 343 - 362; DUKES P., HERD G.P., KOTILAINE J. Stuarts and Romanovs. The Rise and Fall of a Special Relationship. Dundee. 2008; WILLS R. The Jacobites and Russia, 1715 - 1750. East Linton. 2002.
      2. Tagebuch des Generals Patrick Gordon. Bd.I. Moskau. 1849; Bd. II-III. St. Petersburg. 1851 - 1853.
      3. БРИКНЕР А. Патрик Гордон и его дневник. СПб. 1878, с. 123.
      4. ГОРДОН П. Дневник, 1635 - 1659. М. 2000; 1659 - 1667. М. 2003; 1677 - 1678. М. 2005; 1684 - 1689. М. 2009.
      5. ФЕДОСОВ Д. Г. Летопись русского шотландца. ГОРДОН П. Дневник, 1635 - 1659, с. 231.
      6. ФЕДОСОВ Д. Г. От Киева до Преображенского. ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 241; DUKES P., HERD G.P., KOTILAINE J. Op. cit., p. 168 - 169.
      7. Послужной список Патрика Гордона в России. ГОРДОН П. Дневник, 1677 - 1678, с. 100- 101; БРИКНЕР А. Ук. соч., с. 1; PERNAL A.B. The London Gazette as a primary source for the biography of General Patrick Gordon - Canadian Journal of History. 2003 (April).
      8. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 846, оп. 15, N 5, л. 225; ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 62, 191; БРИКНЕР А. Ук. соч., с. 54, 56.
      9. ФЕДОСОВ Д. Г. От Киева до Преображенского, с. 242.
      10. ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 86 - 110. Во врем осады Чигирина турками в 1678 г. Гордон руководил всеми инженерными работами по обороне города.
      11. ФЕДОСОВ Д. Г. От Киева до Преображенского, с. 243.
      12. Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 35, оп. 2, N 113, л. 2 - 2об., 4; ф. 50, оп. 1 (1678 г.), N 1, л. 34 - 41; ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 110, 128 - 132, 136, 217 - 218, 220, 299 - 300.
      13. ФЕДОСОВ Д. Г. От Киева до Преображенского, с. 248.
      14. РГВИА, ф. 846, оп. 15, N 5, л. 48, 140 об.; ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 218 - 230.
      15. БРИКНЕР А. Ук. соч., с. 157; СОКОЛОВ А. Б. Навстречу друг другу: Россия и Англия в XVI и XVII вв. Ярославль. 1992, с. 135.
      16. ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 129, 174, 217, 222 - 223; ФЕДОСОВ Д. Г. От Киева до Преображенского, с. 255.
      17. РГВИА, ф. 846, оп. 15, N 5, л. 1об. -4об., 7 - 8, 11об., 16, 17, 18 - 18об., 20, 22об., 25, 26, 28, 29об., 32 - 32об., 33об., 37об., 63об., 66, 67об. -69об., 73, 75, 76, 77об. -78об., 81 - 81об., 83 - 83об., 85, 86об. -87, 88 - 88об., 92, 93об. -94об., 97 - 97об., 98об., 101, 103, 104, 106- 106об., 107 - 107об., 108об., 272об.
      18. БРИКНЕР А. Ук. соч., с. 75 - 76, 79, 88, 90 - 94, 97; ФЕДОСОВ Д. Г. Летопись русского шотландца, с. 231; ЕГО ЖЕ. От Киева до Преображенского, с. 256.
      19. РГВИА, ф. 846, оп. 15, N 5, л. 1 - 7об., 9об., 10об. -14, 15 - 16, 17об., 18об. -19, 20 - 21об., 23, 25 - 25об., 26об. -27, 28об., 29об. -30об., 31об. -32, 33 - 34, 35 - 36об., 37 об. -38, 51, 58, 59, 63 - 66 67 - 67об., 68об., 69об., 70об. -71, 72 - 73об., 75об., 76об., 78, 79 - 81, 82, 84об., 86 об. -87об., 88об., 89, 90об., 92об. -93об., 94об., 96 - 103об., 104об. -105, 106об. -108, 109об., 131, 136, 168, 193об., 221об., 225, 264 - 264об., 268, 281 - 281об., 320об.; БЕЛОВ М. И. Россия и Голландия в последней четверти XVII в. Международные связи России в XVII- XVIII вв. М. 1966, с. 82; ФЕДОСОВ Д. Г. Летопись русского шотландца, с. 242; DUKES P., HERD G.P., KOTILAINE J. Op. cit., p. 181; WILLS R. Op. cit., p. 39. Каждую пятницу П. Гордон получал сводку, включавшую сообщения от примерно пятидесяти корреспондентов, находившихся в различных частях Англии, официальные уведомления о новых назначениях в правительстве и при дворе, заседаниях английского парламента и сведения, подаваемые государственными секретариатами, о важнейших событиях в других странах Европы.
      20. ФЕДОСОВ Д. Г. От Киева до Преображенского, с. 258.
      21. Вильгельм Оранский во многом занял британский престол благодаря наследственным правам своей жены, которая была родной дочерью Якова II, и таким образом прямая линия наследования Стюартов формально не нарушалась. Поэтому в связи со смертью Марии II якобиты активизировали свои попытки по возвращению британской короны ее отцу. Из этой заметки следует, что в 1695 г. надежды на благоприятный исход дела для Якова II в Англии разделял и Патрик Гордон.
      22. РГВИА, ф. 846, оп. 15, N 5, л. 6, 15об., 25об., 37, 47об., 48об. -49, 50, 52, 55, 57, 58об., 59об., 134об., 135об. -136, 140об., 144, 225, 460об.; ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 181 - 182, 185.
      23. ФЕДОСОВ Д. Г. От Киева до Преображенского, с. 258.
      24. РГВИА, ф. 846, оп. 15, N 5, л. 52, 56об.
      25. РГАДА, ф. 50, оп. 1 (1678 г.), N 1, л. 34 - 41; БЕЛОВ И. М. Письма Иоганна ван Келлера в собрании нидерландских дипломатических документов. Исследования по отечественному источниковедению. М. -Л. 1964, с. 376; ЕГО ЖЕ. Россия и Голландия в последней четверти XVII в., с. 73; EEKMAN Т. Muscovy's International Relations in the Late Seventeenth Century. Johan van Keller's Observations. California Slavic Studies. 1992, vol. XIV, p. 45, 50.
      26. РГАДА, ф. 35, оп. 1, N 259, л. 2 - 3, 6, 18 - 22, 24, 30; ф. 50, оп. 1. 1691 г., N 2, л. 1 - 15; РГВИА, ф. 846, оп. 15, N 5, л. 3, 5, 11об., 25об., 29об., 33, 37, 46 - 47об., 52, 58об. -59об., 65 - 65об., 68об., 79, 80, 85об., 87, 90, 98, 107об. -108об., 140об., 144, 156, 224об. -225об.; N 6, л. 6об.; ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 181 - 185.
      27. DUKES P. Patrick Gordon and His Family Circle: Some Unpublished Letters - Scottish Slavonic Review. 1988, N 10, p. 49.
      28. РГВИА, ф. 490, оп. 2, N 50, л. 11; ф. 846, оп. 15, N 5, л. 3, 6, 10об., 15, 19об., 21, 22, 26 - 27об., 29об., 30об., 32об., 36, 37об., 48 - 48об., 50, 51об., 53 - 54, 55об., 57 - 57об., 58об., 59об., 60об. -61, 64об., 69об., 72, 77об., 79, 81об., 87, 88, 134об. -135, 136, 137 - 139, 140об., 144, 196 - 196об., 262 - 262об., 265об., 271об., 274об., 281об., 350 - 351об., 439; N 6, л. 6об., 79об.; ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 29, 77, 81 - 82, 93, 107 - 108, 128, 165, 178, 182, 188, 199, 229 - 230; Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. Т. VII. СПб. 1864, с. 946 - 947; DUKES P. Op. cit., p, 19 - 49; БРИКНЕР А. Ук. соч., с. 13 - 14; ЦВЕТАЕВ Д. В. История сооружения первого костела в Москве. М. 1885, с. 26, 28, 32 - 33, 36, 59; The Caledonian Phalanx: Scots in Russia. Edinburgh. 1987, p. 18.
      29. Kings in Conflict. The Revolutionary War in Ireland and its Aftermath, 1689 - 1750. Belfast. 1990, p. 91; WILLS R. Op. cit., p. 38.
      30. РГВИА, ф. 846, оп. 15, N 5., л. 13об., 196об.; N 6, л. 79об.; БРИКНЕР А. Ук. соч., с. 123.
      31. РГАДА, ф. 35, оп. 1, N 271, л. 1 об.; оп. 4, N 9, л. 4об. -5.
    • Saygo
      Патрик Гордон и партия якобитов в России
      Автор: Saygo
      Станков К. Н. Патрик Гордон и партия якобитов в России в конце XVII в. // Вопросы истории. - 2011. - № 10. - С. 108-121.
    • Saygo
      Алексеева Е. В. Использование европейского опыта управления государством при Петре I
      Автор: Saygo
      Алексеева Е. В. Использование европейского опыта управления государством при Петре I // Вопросы истории. - 2006. - № 2. - С. 15-30.
      Российская государственность неоднократно переживала периоды активного реформирования. Революционные и консервативные, воплощенные и незавершенные переустройства роднит одно: в значительной степени все они совершались или благодаря, или наперекор влиянию извне, а значит, внешний фактор как таковой важен для понимания процесса государственного строительства в России.
      "Россия была слишком близко расположена к Европе, она была слишком сродни нам по крови и по религии, чтобы не подхватить в один прекрасный момент заразу нашей цивилизации", - писал классик французского славяноведения XIX столетия А. Леруа-Болье1. Для самой России обращение к западному опыту модернизации было способом "вновь вернуть себе качество европейской державы, утраченное в эпоху монгольского нашествия", - полагает современная французская исследовательница Э. Д'Анкосс2.
      В XVII в. вхождение русского государства в европейское русло цивилизационного развития было медленным и фрагментарным. Инновации распространялись преимущественно на военную, торговую, ремесленную области, не проникая в сферу государственного управления. Поэтому институциональные перемены в этой области, происходившие в первой четверти XVIII в., можно оценивать не только как петровский "прорыв в современность", но и как первый прецедент проевропейски ориентированной государственной политики.
      В процессе преобразования высшего, центрального и местного аппарата управления Петр I внимательно изучал его зарубежные аналоги. Начало этому было положено еще во время Великого посольства в Европу в 1697- 1698 гг., где молодой царь познакомился с коллегиальной системой управления. Применительно к России эта тема впервые возникла в "предложениях о правильной организации" русского правительства, поданными Френсисом Ли Петру I по просьбе последнего во время его пребывания в Англии в 1698 году. Однако системному внедрению нового порядка в российскую административную практику предшествовали многолетние предварительные перемены, начавшиеся вскоре после возвращения царя на родину.
      В деле государственного реформирования молодой царь в большей степени шел за требованиями жизни, нежели безрассудно ломал традиционную систему. Петр поддержал курс на перемены в Боярской думе, начавшиеся еще в последние годы царствования Алексея Михайловича. Уже тогда Боярская Дума в полном составе собиралась преимущественно по торжественным случаям, а роль постоянно действующего учреждения постепенно переходила к Ближней Думе, реально решавшей дела управления и законодательства. В отличие от полного боярского синклита Ближняя Дума состояла из лиц, которых Алексей Михайлович призывал для совета, не считаясь с их породой. В ранние годы царствования Петра I эта тенденция получила свое дальнейшее развитие. Численность Думы сокращается (на ее заседаниях в 1700 - 1701 гг. присутствовало уже не более 40 членов, хотя десятилетием раньше в ней заседало 182 человека)3, меняется ее социальный состав: аристократическое учреждение стало пополняться представителями неродовитого дворянства и приказных дельцов. Происходит типичный для ранней модернизации процесс появления и укрепления на политической сцене новой элиты. С конца 1690-х годов пожалование в прежние чины практически прекратилось. Последний окольничий и стольник упоминаются в документах 1740 г., последний русский боярин умер в 1750 году. Таким образом, не реставрируемые более средневековые механизмы достижения верхушки социальной иерархии ломаются, погребая под своими руинами старое поколение московского боярства.
      Административная реформа началась с создания в 1699 г. особого ведомства городов во главе с московской ратушей. Указ 30 января 1699 г. изымал купцов и посадское население городов в финансовом, полицейском и судебном отношениях из ведения воевод и приказов и передавал их в новый коллегиальный орган, расположенный в Москве - Бурмистерскую палату. (С 1700 г. - ратуша). В городах создавались подчиненные ратуше выборные бурмистерские (земские) избы. Земские старосты, таможенные и кабацкие головы были переименованы на голландский манер в земских бурмистров и таможенных и кабацких бурмистров4. Указ вводил в городах самоуправление - купечество, ремесленники и мелкие торговцы каждого города получили право выбирать бурмистров из своей среды. При этом поначалу городское население, согласившееся на создание новых учреждений, должно было платить налоги в двойном размере5. Большинство горожан не спешило искать преимуществ такого "дорогого" самоуправления. Петр быстро скорректировал допущенную им ошибку и в октябре 1699 г. двойной оклад был отменен, а выборы бурмистра стали обязательными. Эта реформа, имевшая (как и большинство петровских реформ) в своей основе финансовую подоплеку, должна была обеспечить более исправное поступление прямых налогов и косвенных сборов с городского населения. Само учреждение ратуши было подкопом под основы существования традиционной системы финансовых Приказов. В совокупности в Бурмистерскую палату отошли финансовые функции 13 Приказов6. Ратуша выполняла функции "центральной кассы" государства вплоть до губернской реформы 1708 - 1710 годов.
      Городская реформа представляла собой попытку создания эффективной связи между центром и городами путем учреждения коллегиального административного органа - ратуши. Ратуша должна была не только реально контролировать деньги, стекавшиеся в столицу со всей страны, но и концентрировать финансы, ранее рассеянные по разным Приказам. Впервые в русской истории административные отношения проектируется в соответствии с европейской управленческой практикой.

      Петр Великий. В. Серов, 1907
      Рассматривая модернизационные процессы - длительные, неравномерные, порой теряющиеся в толще исторической жизни - можно явственно различить детали, свидетельствующие не только о следовании страны в общем фарватере европейской модернизации, но и прямо копирующей ее отдельные фрагменты. В Россию с особым рвением везли идеи, обещавшие денежную прибыль. Хрестоматийна история Курбатова, дворецкого боярина Шереметева, который, путешествуя со своим барином за границей, живо заинтересовался идеей гербового сбора, распространившегося в Европе по примеру Голландии (в Пруссии с 1682 г., в Чехии с 1686 г., в Англии с 1694 года). По возвращении домой Курбатов отправил Петру I в 1699 г. "подметное письмо", в котором предлагал ввести "орленую" бумагу. Уже с начала 1700 г. все частные акты в России предписывалось писать на гербовой бумаге, как это было принято в странах Западной Европы. От оформления документов на гербовой бумаге ожидалась немалая государственная прибыль. Реально за девять лет средний доход от гербового сбора составил 13737 рублей7. Благодаря введению гербовой бумаги государство сосредоточивало в своих руках и нотариальные дела. На европейский манер в 1702 г. специальными указами реформировалась вся система делопроизводства. В отличие от традиции XVI-XVII веков теперь требовалось "писать на листовой бумаге, а по прежнему обыкновению на столпцах не писать для того, чтоб в приказах всякие дела были в переплете в книгах, а не в столпах"8.
      Губернская реформа 1708 - 1710 гг. перечеркнула все результаты городской реформы. Система городского управления была разрушена. Земские избы подчинены губернатору, а московская ратуша осталась высшей инстанцией городского управления только для московской губернии. Новая реформа местного управления также была попыткой Петра I преобразовать государственный аппарат России на современных бюрократических началах и по "иноземным" (шведско-немецким) образцам. Губернии разделялись на провинции, а провинции на дистрикты. Под начальство губернатора9 были поставлены: обер-комиссар (ответственный за денежные сборы), обер-провиант (хлебное обеспечение), обер-комендант (главнокомандующий войсками округа) и ландрихтер (представитель высшей судебной инстанции в губернии). Коменданты городов, державшие в своих руках все ветви власти, подчинялись по каждой отдельной отрасли соответствующему губернскому начальнику.
      Подоплекой новой реформы стало расширение государственной территории и частые разъезды царя. Развитие новых тенденций в государственной жизни требовало децентрализации управления, рациональной организации административного устройства, укрупнения объектов управления. Реформа разрушила начавшее действовать ведомство ратуши, но также нанесла удар по приказной системе. Приказы или закрылись, или трансформировались в губернские присутственные места московской губернии10. В результате проведения губернской реформы архаичный принцип назначения на должность как "государево пожалование" был уничтожен, все должностные лица местного управления стали превращаться в чиновников абсолютной монархии, то есть "государева" служба в соответствии с требованиями модернизации начала трансформироваться в государственную. Вехами этого движения по пути модернизации стало введение присяги на верность государственной службе, появление принципа выслуги и заслуг в качестве основы замещения вакантных должностей, замена денежного и поместного окладного жалованья жалованьем за должность.
      Одним из следствий губернской реформы было учреждение Сената в 1711 году. Его создание "для отлучек" Петра, мотивировалось шведским прецедентом: Карл XII, занятый в баталиях не один год, поручил управление "Сенату в Стокгольме". П. Н. Милюков, правда, подчеркивал, что сходство это ограничивалось преимущественно внешними чертами, а учрежденный в России Сенат "в сущности мало походил на стокгольмский riksradet". Истинной же причиной возникновения Сената представляется "вакуум" центральной власти. Если прежде, при традиционной деятельности Приказов, боярская консилия являлась высшей инстанцией центрального правления, то губернская реформа, уничтожив московское "единособранное правление" и передавшая власть восьми областным начальникам, ничего не сделала для согласования новой областной и старой центральной администрации11. В 1711 г., одновременно с Сенатом, был учрежден заимствованный у шведской администрации в прибалтийских провинциях институт фискалов12.
      Продолжая процесс реформирования, правительство указом 1713 г. учредило при каждом губернаторе консилиум из 8 - 12 ландратов (советников), выбираемых из среды местного дворянства и назначаемых по представлению губернатора Сенатом. (Должность ландрата была заимствована из Остзейского края). В основе этого решения лежало стремление осуществлять контроль за деятельностью губернаторов. В соответствии с идеями популярного тогда в Европе камерализма предполагалось, что все дела будут решаться губернатором вместе с ландратами коллегиально. В этом "консилиуме" губернатор был не "яко властитель, но яко президент"13. Однако ландратские коллегии при воеводах практически создать не удалось. За недостачей дворян (уже занятых на службе в армии, на флоте, государственной службе) выбирать ландратов по уездам было некому и не из кого. Назначенные Сенатом ландраты превратились в чиновников, исполнявших отдельные поручения губернаторов14. Таким образом, попытка отказа от единоличного управления на местах и следования европейским идеям камерализма в России начала XVIII столетия была мало успешной. Ландрат не стал выборным представителем губернского дворянского общества при губернаторе, а превратился в чиновника особых поручений Сената и губернатора.
      Несмотря на отторжение инноваций, следование европейским административным ориентирам стало нормой государственных преобразований. По областной реформе 1715 г. уездное и провинциальное административное деление губерний было ликвидировано. Отныне губернии 1708 г. разделялись на доли (около 5536 дворов), находившиеся в ландратском управлении. Согласно январскому указу 1715 г. ландраты вместо советников коллегиального присутствия становились единоличными начальниками над своими долями. "Доля" при этом соответствовала шведскому harad'у, а ландрат - шведскому harads15. В окраинных областях управление получало военный характер и сосредоточивалось в руках комендантов и обер-комендантов. Ландраты заменяли комендантов и обер-комендантов в тех городах, где не было гарнизонов. По штатам 1715 г. при губернаторе состояли вице-губернатор (помощник или управляющий частью губернии), ландрихтер (отвечавший за судебные дела), обер-провиантмейстер и провиантмейстеры (сборщики хлебных доходов) и разные комиссары16.
      Под влиянием сведений о деятельности шведских ландфогтов, в 1715 г. ландратам было поручено проведение переписи ("ландратская" перепись 1715 - 1717 годов). Ее неутешительные итоги, показавшие непрекращающуюся убыль населения (а значит, и "налогооблагаемой базы"), привели к идее возмещения убытков за счет внедрения новой - подушной - системы налогообложения. П. Н. Милюков в своем труде, посвященном государственному хозяйству петровской Руси, анализирует проект неизвестного автора, предлагавшего взимать налоги "поголовно", по аналогии с французской практикой поголовного налогообложения la capitation, восстановленной эдиктом 1701 года. Автор также предполагает, что пребывание царя во Франции в 1717 г. могло быть внешним поводом к предоставлению ему "известия о доходах королевства французского" и основанного на нем "нового проекта" податной реформы в России17. В итоге, в 1718 г. подворное обложение в России было сменено подушным. Историки неоднозначно оценивают прогрессивность принципа подушного налогообложения. С. Веселовский рассматривал подушную подать, введенную Петром, как регресс по отношению к развитой налоговой системе Руси, созданной в период монгольского завоевания18.
      В ходе ряда реформ 1699 - 1715 гг. Петр распространяет шведскую модель управления на все российские территории (увеличившиеся в ходе Северной войны за счет бывших шведских земель). Пересадка институтов, выстроенных по стандартам европейского камерализма, осуществляется с трудом, русская традиция отторгает новые эталоны властных взаимоотношений. В то же время, правительство твердо придерживается выбранного курса, а европейский источник свежих идей для России дарует новые подсказки решения насущных проблем.
      В последующие годы диффузия европейских инноваций в сферу государственного управления приобретает системный характер. Классики русской исторической науки показали, что к масштабному заимствованию государственных учреждений Петра привело осознание кризиса административного механизма, созданного в течение первых пятнадцати лет XVIII столетия. "Разочарованный в предпринятых самостоятельных попытках, соблазняемый представленными проектами и во время заграничных путешествий несколько присмотревшийся к западным административным порядкам, Петр постепенно пришел к решению перенести в Россию западные административные учреждения, и центральные, и областные"19.
      Объектом особого интереса царя являлось административное устройство Швеции. Причину этого шведский исследователь К. Петерсон видел в том, что Петру требовалась в качестве модели "страна не столько со схожей социально-экономической структурой, сколько с наиболее упорядоченной и унифицированной административной системой". Ни английская, ни голландская, ни прусская, ни французская системы административного управления этим требованиям не отвечали20. Кроме того, Петр I полагал, что Швеция ближе всего к России и по своим природным условиям, и по уровню развития. Экономическая система Швеции и России были отчасти похожи, а шведская строго централизованная административная структура являлась отражением абсолютистской формы правления и импонировала русскому царю, заинтересованному в создании в своем государстве системы, направленной на его возвышение, подобно могущественной Швеции, поразившей в XVII в. мир своим подъемом. Шведское устройство казалось тогда образцом во всей Европе. Кроме того, администрация Швеции была знакома России, встретившейся с ней в завоеванных в ходе войны шведских провинциях.
      Неоценимую помощь в переносе шведского опыта на российскую почву сыграл Г. Фик, хорошо знакомый с административной системой Швеции и привезший в Санкт-Петербург сотни шведских статутов, инструкций и прочих принципиальных документов. Вывезти в 1716 г. эти уникальные информационные материалы из Стокгольма (включая и шведский бюджет на 1715 г.) в условиях Северной войны было делом весьма рискованным. Часть из них была отдана на хранение шкиперам, а часть - зашита в юбки жены Г. Фика21.
      Процесс изучения западной административной системы и ее адаптации к отечественным условиям был длительным и осторожным. Внедрена коллегиальная система в России была лишь через 20 лет после знакомства с нею. Начало работы коллегий растянулось на несколько лет. Взаимосвязанность учреждений вновь выстраиваемой системы приводила к блокированию деятельности сопряженных органов при пробуксовке работы одного из них. Не получая ведомостей с мест, камер- и штатс-коллегии не могли составить свои отчеты, останавливая, тем самым, контрольную деятельность ревизионколлегии и Сената. Вопреки распространенному мнению, Милюков полагал, что коллегии были внедрены не для того, чтобы сменить устаревшую приказную систему управления. "Какие-нибудь центральные государственные учреждения необходимо было ввести, чтобы заполнить пустое место; выбора не могло быть между старыми и новыми, так как старых к этому времени уже не существовало"22.
      Главными образцами реорганизации центральных административных учреждений в ходе коллежской реформы, начатой в России в 1717 г., оказались государственные институты Швеции эпохи расцвета шведского абсолютизма, времени Карла XI. Апрельский указ 1718 г. официально определял способ устройства коллегий в России: "всем коллегиям надлежит ныне на основании шведского устава сочинить во всех делах и порядках по пунктам; а которые пункты в шведском регламенте неудобны, или с ситуацией сего государства не сходны, и оные ставить по своему рассуждению"23. В ходе реформы копировались не только количество, внешняя структура учреждений (названия коллегий, титулов и рангов чиновников, порядок бюрократического делопроизводства, отчетности, жалованья, присяги на верность императору), но и сам принцип их устройства. Во-первых, создавались центральные учреждения действительно нового, современного типа, специализировавшиеся на какой-либо одной сфере государственного хозяйства (финансах, военном управлении, юстиции и т. д.). Эти сферы не подчинялись друг другу и распространяли свои действия на территории всей страны без всякого изъятия. Во-вторых, внутреннее устройство учреждений эпохи современности, в отличие от средневековых, организовывалось на началах коллегиальности, четкой регламентации обязанностей чиновников, глубокой специализации канцелярского труда, существования устойчивых штатов служащих, получавших денежное жалование в строго фиксированном размере24. Фактически эти принципы, заложенные в фундамент государственного здания, возводимого Петром I в первой четверти XVIII в., до сих пор являются основой современной административной практики.
      Указ 11 декабря 1717 г. определял штаты коллегий в соответствии с которыми назначались президенты, вице-президенты, советники и асессоры. Канцелярия коллегии возглавлялась секретарем, в ведении которого находился весь ее штат: нотариус, или протоколист, составлявший протоколы заседаний; регистратор, ведший списки входящих и исходящих бумаг; актуариус, хранивший все бумаги; переводчик; канцеляристы; копиисты; курьеры. Особый служитель - вахмистр - вводил в "камору аудиенции" просителей. В коллегиях была правилом очередность выступлений, начиная с младших чинов. И принципы работы, и ее детали часто были прямой копией зарубежного аналога.
      Предусматривалось, что из порядка двух десятков членов коллегий три или четыре должны быть иностранцами (советник, секретарь, писарь). Не редкостью было и соотношение 50 на 50. К русскому президенту, как правило, назначали вице-президентом иностранца. (Например, в Военной коллегии при президенте князе Меншикове вице-президентом был генерал Вейде, в Камер-коллегии президент князь Д. М. Голицын, вице-президент - ревельский ландрат барон Нирот. А во главе Горномануфактурной коллегии стояло два иностранца: артиллерист Брюс и барон Люберас).
      Введение новых административных институтов требовало не только знающих новое дело руководителей, но и подготовленных исполнителей. Между тем, в России, как отмечал еще Ключевский, старых приказных кадров было недостаточно, а имеющиеся мало соответствовали деятельности в новых условиях. Для разрешения кадрового кризиса из-за границы для работы в коллегиях приглашались опытные чиновники, специалисты в различных областях. Полторы сотни "охотников для службы в русских колегиях" были наняты бароном фон Люберасом в Германии, Чехии и Силезии25. Трудности привлечения большого количества иностранных специалистов непосредственно из-за рубежа привели к другому решению: определению на службу пленных шведов. Однако в результате этих усилий на русскую службу, как выявил Петерсон, было законтрактовано только 14 человек, преимущественно из Германии и из прибалтийских провинций; только три человека были непосредственно из Швеции. В результате, например, в Камер-коллегии штат состоял из 61 русского и 26 иностранцев, при этом жалованье иностранных членов коллегии было выше (на 16 - 30%), чем русских. К. Петерсон отмечает, что жалованье, положенное иностранцам в России, даже превышало жалованье их коллег в самой Швеции. В среднем доля иностранных чиновников в штате коллегий составляла около 10%26. Они должны были заложить основу коллегиальной системы управления и научить русских коллег рутинной практике работы. Подобная тактика привлечения иностранцев для становления нового дела уже использовалась Петром ранее (1699 - 1700 гг.) при комплектовании регулярной армии иностранными офицерами. Таким образом, трансляция опыта и знаний через иностранцев, принимаемых на службу во впервые создававшиеся учреждения, была существенным фактором диффузии европейского административного опыта в России.
      Напротив, русские кадры (как высокопоставленные, так и рядовые) посылались для обучения административным навыкам за рубеж. Известно, что на протяжении ряда лет царь отправлял многих своих сподвижников (М. Ф. Апраксина, П. А. Толстого, П. П. Шафирова, А. В. Макарова, Ф. С. Салтыкова) в западноевропейские страны знакомиться с работой административных органов. В 1714 г. Петр приказал выбрать из знатных купеческих домов Москвы 15 молодых людей не старше 20 лет для посылки для обучения за рубеж. В 1716 г. 33 молодых подьячих были отправлены в Кенигсберг для изучения немецкого языка с целью последующего использования их в работе коллегий27. Петром I для перевода иностранных узаконений и многочисленных документов, собранных русским правительством, было назначено шесть дьяков. Им было приказано составлять сравнительные таблицы, которые позволили изучить в деталях государственное устройство стран Западной Европы, в том числе и Швеции, органы ее центрального управления, текущую административную и правовую практику28.
      Решению кадровой проблемы собственными силами способствовал (пусть и в перспективе) петровский указ 23 марта 1714 г. о единонаследии. В. О. Ключевский высказывался против его истолкования как-будто он был навеян европейским законодательством о майорате, но он же указывал, что Петр наводил справки о правилах наследования в Англии, Франции, Венеции29. Известно, что Я. Брюс доставил Петру "краткое описание законов (или правил) шкоцких, агленских и францужских о наследниках (или первых сынах)"30. Указ устанавливал не майорат, а единонаследие, лишая всех дворянских сыновей, кроме одного из них (не обязательно старшего), права на долю отцовского наследства, обрекая остальных на поиски службы как источника пропитания ("принуждены будут хлеба своего искать службою, учением, торгами")31.
      Попытки Петра, опять же используя шведский опыт, создать подготовительную систему, которая бы обеспечивала подрастающими кадрами (юнкерами) коллегии не привела к желаемым результатам, поскольку в России еще не была создана элементарная светская образовательная система, способная поставлять минимально обученные кадры, а русское дворянство считало канцелярскую работу ниже своего достоинства. Задача комплектования государственных учреждений подходящими кадрами стояла на протяжении всего XVIII столетия.
      Иностранцы, служившие в коллегиях, плохо знали русский язык, и большинство из них не имело представления о той шведской системе, которую они должны были внедрить в России. Большие расходы на содержание коллегий, особенно на выплаты иностранцам, привели к сокращению их количества (по некоторым данным до 20 человек в 1722 г.), когда выяснилось, что ожидаемые результаты учреждения коллегиальной системы по шведскому образцу не оправдались.
      Права, полномочия и распределение обязанностей между коллегиями в России приобретали и некоторые самостоятельные черты. Российские особенности потребовали корректировки состава и функций коллегий: существование в России развитой системы вотчинного землевладения вызвало учреждение Вотчинной коллегии32. Также была создана Юстиц-коллегия, которой не существовало в Швеции. В России был образован Главный магистрат - центральный орган управления делами городов, в котором у шведских городов с развитым самоуправлением не было необходимости. В 1721 г. была открыта еще одна коллегия "домашнего происхождения" - Святейший Синод.
      Вопрос о способности русских реформаторов предлагать собственные решения назревших проблем или о степени "творческой переработки" зарубежных образцов издавна является дискуссионным в исторической литературе. Милюков полагал, что административная и податная реформа последних лет царствования Петра I была заимствованием в своих исходных точках, но не в своем осуществлении. Приспособление к условиям русской финансовой и административной практики так далеко увело ее от исходных пунктов, что она, в конце концов, сохранила мало общего со своими образцами. Заимствования в большей степени отразились на формальной, технической стороне дела: была учреждена шведская коллегиальная структура, но она претерпела значительные изменения, приспосабливаясь к русскому Сенату; российское государство было разбито на новые областные единицы - провинции, но в жизни от властей "герада" остался земский комиссар с совершенно изменившейся компетенцией, а шведский приход оказался вовсе неприменим к отечественным условиям. Подход к введению новой податной системы также был инициирован зарубежным опытом, но "разработка реформы была совершенно самостоятельна, сознательно скрывалась от иностранцев и произведена была в теснейшей связи с практикой старого русского бюджета"33. М. Богословский также категорично утверждал: "менее всего можно упрекнуть Петра в намерении рабски копировать заграничные учреждения"34.
      Петру принадлежала мысль о создании не просто регламентов каждого учреждения, а целостной иерархии регламентов. По указанию Петра I и при его непосредственном участии был создан не имевший аналогов в Европе документ - "Генеральный регламент" (учрежденный 28 февраля 1720 г.), содержавший самые общие принципы и установки деятельности всех учреждений и чиновников. В Швеции, давшей России образец коллежской реформы, подобный документ появился лишь через 50 лет35.
      Одновременно с формированием коллежской системы и в тесной связи с ней осуществлялась реформа местного управления - вторая губернская реформа (1718 - 1719 годов). За основу местной реформы также был взят шведский образец - трехступенчатая система управления, восходившая в истоках к древнегерманской эпохе. Предполагалось перенести на русскую почву трехступенчатое государственное устройство Швеции в форме, в какой оно сложилось к концу XVII в. при Карле XI.
      По второй областной реформе решено было заимствовать все областные финансовые инстанции Швеции, за исключением базовой - кирхшпиля. Основанная на выборном самоуправлении крестьян нижняя ступень шведской системы областного управления была решительно отвергнута. "Петр был убежден, что все управление в России должно осуществляться, во-первых, из центра, и, во-вторых, без какого-либо участия церкви"36.
      В России новое административно-территориальное деление основывалось на дистриктах, включавших до 2 000 тяглых дворов (то есть, дистрикт в России оказался значительно большим по размеру, нежели герад в Швеции). По замыслу Петра I, дистриктом должен был управлять земский комиссар, назначаемый Камер-коллегией и подчиненный непосредственно провинциальному воеводе. Таким образом, дистрикт должен был сменить уезд, но стал не средней инстанцией, стоящей над "приходом" - "кирхшпилем" как в Швеции, а совершенно новой областной инстанцией.
      Над дистриктами возвышались провинции. В России, однако, было сохранено и прежнее деление на губернии. Значение губернии (теперь их стало одиннадцать) изменялось: она становилась только военным и судебным округом. Таким образом, провинция, учрежденная в соответствии со шведской моделью, не стала высшей областной административно-территориальной единицей и не заменила губернии. Старые губернии продолжали сохранять значение высших областных центров России. Провинциальные воеводы по-прежнему подчинялись местному губернатору. Такая ситуация неизбежно порождала проблемы. "Столкновение новой губернии со старой должно было вызвать путаницу в иерархии областных единиц, как столкновение коллегий с Сенатом вызвало путаницу в иерархии центральных учреждений", - констатировал Милюков37.
      Учитывая географию России, нужно упомянуть о региональных особенностях реализации реформы. В Сибирской губернии в качестве основной единицы административного деления сохранился уезд, что явилось серьезным отступлением от законодательно планировавшейся структуры управления. Дистрикты были созданы только в ведомстве уральских горных заводов и на пограничных с Китаем территориях Восточной Сибири. Несмотря на то, что основная часть территории Сибирской губернии не была разделена на дистрикты, а во главе уездов оставлены воеводы и управители, должность земских комиссаров все же была введена38.
      Как отмечал Ключевский, "Швеция и Россия были столь несоизмеримые по территориям величины, что областное деление одной не могло быть точно воспроизведено в другой", и шведская административная униформа была кое-как натянута на русские пространства39. Несоразмерность шведской модели и поля ее применения в России с неизбежностью привела к корректировке планов. Недостаток финансов и кадров объясняет укрупнение более, чем вдвое размеров дистриктов и провинций в России по сравнению со шведскими герадами и ландсгевдингствами. "Будучи выкроены по шведским меркам, они были бы гораздо более многочисленны и обошлись бы несравненно дороже учреждений прежнего областного управления", - писал по этому поводу Богословский40.
      Что касается административного аппарата, то необходимо напомнить, что в Швеции существовало три вида высших областных начальников: генерал-губернаторы (назначались на наиболее ответственные места - в пограничные провинции из высокопоставленных государственных деятелей), губернаторы (более низкие чины) и ландсгевдинги (наименее значительные чиновники). При разработке провинциальной реформы в России предполагалось, что общее руководство управлением провинции (их насчитывалось до 50) будет осуществлять генерал-губернатор (в наиболее "знатных" пограничных провинциях); губернатор, вице-губернатор, обер-комендант и комендант (в других пограничных провинциях); и воевода во внутренних провинциях (аналог шведского landshovding).
      При воеводе состояла земская канцелярия. (Остзейская административная терминология (Landcomissar, Landrentmeister и т.п.) переводилась дословно - словом "земский"). Под его надзором должны были действовать специализированные органы управления: земский дьяк (в Швеции - провинциальный секретарь) с писцом; земский камерир (соответственно заведующий сборами податей в провинции и казенными имуществами); рентмейстер - казначей, принимающий и выдающий провинциальную казну по ордерам и квитанциям строго определенной формы; земский фискал; ландмессер - земский межевщик; провиантмейстер - заведующий натуральными сборами провинции.
      В 1719 г. был утвержден ряд инструкций новых должностных лиц. Инструкции земского комиссара, комиссара, рентмейстера составляли перевод аналогичных шведских инструкций. В 1719 г. была разработана также инструкция, общая для всех провинций и единая для всех воевод. Петерсон показывает, что исходным документом для "Инструкции воеводам" 1719 г. послужила несколько переработанная для российских условий шведская инструкция ландсгевдингам 1687 года.
      Жалованье для указанных должностных лиц также рассчитывалось на основе шведского прецедента: если в Швеции лансгевдинг получал 1500 шведских денег (dsmt), то русскому воеводе назначался оклад в 600 руб. (считая шведскую денежную единицу равной 40 коп.). В то же время, российские условия потребовали дополнения шведского документа: статья 45 возлагала ответственность на воевод за информацию об обеспечении солдат и о взаимоотношениях солдат с местным населением в случае расквартирования армии в провинции41, что не имело аналога в шведской случае.
      Однако, следовать этим инструкциям не всегда представлялось возможным. Роль земского комиссара в России была иной, нежели в Швеции. Земский комиссар стал посредником между населением и расквартированной армией. Его выбирали от местного дворянства, а его основной функцией стал сбор налога и передача его полковому комиссару. В российской действительности коллегии и провинции не заменили собой Сенат и губернии, как предполагалось шведским образцом, а существовали параллельно. Выходом из этой ситуации стало присоединение к Сенату ревизион-конторы и назначение в коллегии по указу января 1722 г. новых малочиновных президентов, заменивших старых вельможных, которые остались членами Сената42.
      Помимо органов общей администрации на местах также создавались органы специальных ведомств: городского управления, главный магистрат в центре - магистраты в городах; монастырский приказ в центре - комиссары синодальной команды в провинциях; дворцовый приказ - приказчики дворцовых вотчин; лесное ведомство во главе с вальдмейстером - унтервальдмейстеры; фискальные органы под руководством обер-фискала и генерал-фискала и провинциал-фискалов в губернских центрах.
      Анализируя результаты провинциальной реформы, можно отметить их как следующие вехи на пути продвижения России по пути модернизации: власть оказалась приближена к населению, была внедрена бюрократическая система местного управления, усилилась его иерархия. Впервые было введено разделение управленческого труда на местном уровне на административные, фискальные и судебные органы. В результате проведения реформы Россия получила единое и однообразное местное управление, в основе которого лежали административные единицы менее дробные, чем воеводские уезды XVII в., но более многочисленные, нежели губернии 1708 года.
      Однако провести в полном объеме на всей территории империи провинциальную реформу не удалось, а сами вновь созданные государственные органы оказались недолговечными. Определяющей причиной этого стала нехватка средств. Милюков показал, что полное введение шведских учреждений было для России слишком дорого и не соответствовало степени ее хозяйственного развития43. "При сравнении стоимости шведского областного управления, которое предполагалось заимствовать, с русским, которое было предназначено к отмене, оказывалось, что первое во много раз обходилось дороже второго. О степени превосходства в дороговизне дает хорошее понятие тот расчет, по которому выходило, что содержание одной только лифляндской губернии со всем составом шведских учреждений и с сохранением шведских норм жалованья требовало 200000 руб., т.е. обходилось бы дороже, чем содержание всей русской областной администрации, которое в 1715 г., когда введено было жалованье ландратам, потребовало всего 173383 руб.". По расчетам Богословского "Содержание прежней петербургской губернии стоило казне 41293 руб. С новым провинциальным разделением при жалованье воеводе в 600, камериру в 200, земским комиссарам и судьям в 120 рублей, та же губерния должна была обойтись в 47816 руб.". Среди основных причин неудачи провинциальной реформы Богословский называл: превалирование практического расчета в ущерб последовательному следованию общим принципам, отсутствие широкой социальной поддержки, противоречия законодательства о реформе, недостаток профессиональных кадров для заполнения мест в новых органах власти, нехватку денежных и иных средств для финансирования новых органов местного управления, глубокий хозяйственный кризис 1720-х годов44.
      В рассматриваемый период была проведена и городская реформа. Городское сословное управление было перестроено по тому же иностранному образцу. В 1720 г. был создан Главный Магистрат и в январе 1721 г. опубликован его регламент. Местными органами городского самоуправления стали губернские и городские магистраты, заменившие в 1723 - 24 гг. бурмистерские избы. Компетенция магистратов была более широкой, чем у бурмистерских изб. Они ведали уголовным и гражданским судом, полицейскими, финансовыми и хозяйственными делами. В их подчинении находились также гильдии и цехи. Идея Главного магистрата была заимствована на Западе, но в отличие от зарубежных аналогов, магистрат не был органом сословного управления и самоуправления, а "являлся типично бюрократической организацией". Об этом свидетельствует и история составления регламента: первоначальный проект Фика, основанный на идее самоуправления, подобного западноевропейскому, царь отклонил. В этой связи Е. В. Анисимов отмечает: "в совокупности все положения Регламента Главного магистрата говорят, что целью создания этого учреждения и подчиненных ему городских магистратов было не намерение дать русским городам европейскую систему самоуправления, а желание усилить полицейскими мерами контроль над жителями городов и обеспечить исправное несение повинностей и выплату податей посадским населением"45. Указами 1727 - 1728 гг. Главный магистрат был упразднен, а все российские магистраты, созданные в годы реформ Петра I, были переименованы в ратуши и подчинены губернским и воеводским канцеляриям.
      Таким образом, Петр I, привлекая европейский, прежде всего шведский опыт, в 1717 - 1725 гг. провел радикальную перестройку управления и создал новый, современный государственный аппарат. Он отличался от прежнего значительной целостностью, согласованностью отдельных элементов устройства на всех уровнях и военной дисциплиной. Однако довольно скоро выявились серьезные недостатки, которые резко понизили эффективность работы нового аппарата, а в ряде случаев привели к отмене важнейших элементов нового шведско-русского административного гибрида сразу же после смерти Петра Великого. Причины неэффективности работы новой системы управления были разнообразны и уходили корнями в российскую почву, в вековые традиции управления.
      Петерсон объясняет небольшие, с его точки зрения, успехи российской административной системы, организованной по шведскому образцу, разными традициями исторического развития, прежде всего, наличием в России крепостного крестьянства. Шведская местная администрация не только предполагала сотрудничество класса свободных крестьян, но, более того, ее гладкая работа полностью зависела от камералистской системы, которая была интегральной и необходимой частью административного метода. Статус крепостного русского крестьянства был диаметрально противоположен свободному шведскому крестьянству, и при проведении реформ по шведскому образцу в России был выпущен нижний, приходской уровень управления, в котором принимали активное участие шведские крестьяне, но что не было позволено русским крестьянам. Учреждение шведской административной системы не было согласовано с реальными условиями и нуждами местной администрации. Отсутствие в России естественно выросшей и эффективно функционирующей камералистской системы и социальной структуры, составлявших предпосылки существования шведской системы, а не финансовые трудности названы Петерсоном ключевым фактором, объясняющим минимальный успех внедрения шведской модели управления государством в России. "Вместо того, чтобы создать рациональную и эффективную администрацию, реформа привела еще к большему беспорядку", - резюмировал исследователь46.
      Реформирование органов власти и управления, осуществленное Петром I в первой четверти XVIII в., опиралось на европейские образцы и отвечало требованиям эпохи модернизации. Нововведения, однако, неизменно скатывались с высот европейского опыта на русскую землю и рассыпались осколками, увлекая за собой шлейф ассигнованных на их внедрение расходов. Губернское устройство, создававшееся в соответствии с указом 1708 г., действовало, постоянно видоизменяясь, около одиннадцати лет. Вторая крупная реформа Петра I в этой области, инициированная в 1719 г., была менее продолжительной. Провинциальное устройство управления было отменено в начале 1727 г. просуществовав всего восемь лет.
      В петровские времена реформированию подвергся не только государственный аппарат. Принципиальные перемены в модернизирующейся системе государственной власти связаны и с идеологией самодержавия. При Петре I освященный давней традицией постулат о божественном происхождении царской власти был расширен за счет популярных тогда в Европе идей "общественного договора" и "естественного права". Новый официальный взгляд на легитимность власти был выражен в комментарии к "Уставу о престолонаследии" под заглавием "Правда воли монаршей во определение наследника державы своей". В соответствии с теорией договорного происхождения власти, господствовавшей в то время в Западной Европе, закладывалась идея о том, что власть возникла по договору и для пользы подданных, народ передал власть в руки монарха навсегда и безусловно. Подведение под обоснование власти рационального, а не религиозного фундамента имело принципиальное значение для новой государственности. "Традиция переставала быть священной, а древность государственных институтов - критерием их совершенства, что позволяло верховной власти на законном основании вносить в государственный строй и общественный быт большие изменения, руководствуясь вполне рациональным соображением - стремлением к общему благу", - подчеркивал Б. Н. Миронов. Он также акцентировал внимание на отражении изменений характера русской государственности при Петре I в самом названии России. "Святая Русь стала называться Российской империей - священное государство стало светским". 22 октября 1721 г. царь принял титул императора, став во главе Российской империи. Это явилось своего рода сменой вех. Издавна царский титул символизировал преемственность русских государей с византийскими. Новый, имперский статус указывал на стремление России следовать западноевропейским традициям47. Символическим подтверждением этого намерения стало проведение обряда коронования по европейскому образцу, начиная с 1724 г., не только государя, но и государыни.
      Несмотря на подновление формы самодержавия, суть его оставалась неизменной, но и она "сверялась" с европейскими образцами. К последнему периоду петровских реформ относится первое в отечественном законодательстве определение существа монархической власти. Петр впервые дал ясное и точное определение самодержавной власти в России: "его величество есть самодержавный монарх, который никому на свете о своих делах ответа дать не должен; но силу и власть имеет свои государства и земли яко христианский государь, по своей воле и благомнению управлять"48. Историки показали, что такая трактовка также была буквально заимствована из шведского права. Эти слова были фактическим переводом решения шведского риксдага 1693 г.: шведский король есть "самодержавно всем повелевающий суверенный король, который ни перед кем на Земле не ответствен за свои действия, но имеет власть и силу по своему желанию и как христианский король править и царствовать своим государством"49.
      Деятельность Петра полностью укладывается в рамки абсолютистских идей, получивших широкое развитие и воплощение в XVII-XVIII вв. в Европе. Старый порядок разрушается царем-преобразователем, новое государство созидается в соответствии с требованиями рационалистической, "разумной" эпохи. Преобразование России в европейское государство как цель сопрягалась с установлением абсолютной власти (руководимой разумом, а не обычаем) как проводником к достижению этой цели.
      В первой четверти XVIII в., параллельно с реформированием центрального и местного управления, существенные изменения происходили и в укладе царского двора. От прежней организации придворного ведомства, придворных церемониалов и обычаев Московского царства XVI-XVII вв. начался переход к европеизированным формам придворной жизни Российской империи XVIII - начала XX века. Состав, структура и обычаи русского императорского двора складывались более века. При этом усваивались как существовавшие на Западе общие принципы организации двора, так и номенклатуры придворных чинов и званий. В первом случае за образец был принят французский двор, во втором - двор прусских королей и австрийский императорский двор.
      Отказ от старого порядка формирования царского двора шел параллельно с внедрением новых должностей и функций. Кабинет Петра I возглавлял А. В. Макаров, должность которого еще в 1708 г. носила старое название - Государева двора подьячий, а спустя десять лет звучала уже на европейский манер - "придворный секретарь" и чуть позже - "кабинет-секретарь". Прежние стольники и спальники стали именоваться денщиками, пажами. В 1720-е годы для обозначения служащих двора в русском законодательстве был введен термин "штат". Причиной появления в императорской России европейских названий придворных был прием на службу иностранцев, за которыми часто оставались европейские названия должностей, и заключение междинастических браков между русским и немецким дворами50. Русские дипломаты по поручению царя специально наблюдали за системой европейских придворных чинов. Соответствующее устройство русского императорского двора должно было облегчить контакты с европейским миром и приблизить к нему Россию.
      Поворотным моментом в реформе дворцового штата и бюрократической организации в целом стала подготовка и принятие Табели о рангах 1722 года. Она являлась своего рода "системой координат" отечественной бюрократии вплоть до 1917 года. Табель о рангах, знаменовавшая собой полный разрыв со старой чиновной иерархией, появилась как компиляция из нескольких подобных европейских актов. Среди материалов Коллегии иностранных дел, использованных правительством Петра I, были полученные от русских послов аналогичные "табели" о рангах Пруссии (1705, 1713 гг.), Франции (1689 г.), Польши (до 1713 г.), Испании (до 1713 г.), Англии (1692, 1707 гг.), Венецианской республики, Швеции (1696, 1705 гг.), Дании (1693, 1699, 1717 гг.) и Священной Римской империи (1690-х годов)51. Наиболее подходящими были сочтены законодательства Дании (1699, 1717 гг.) и Пруссии (1705 - 1713 гг.).
      "Табель" предусматривала три основных рода службы: воинскую, статскую (гражданскую) и придворную, деля каждую из них на четырнадцать рангов - классов. Столь дробного деления в аналогичных западноевропейских актах не было. "Табель о рангах" обсуждалась в Военной, Адмиралтейской коллегии и в Сенате. Военные и морские чины в Сенате не вызвали замечаний: "Понеже о воинских сухопутных и морских чинах сочиненный порядок в рангах сходен против рангов других государей, особливо же французского, яко древнего и самодержавного короля, того ради об оных ничего к перемене потребного не рассуждаем показать во мнении своем...". Замечания по другим категориям чинов сводились главным образом к уточнению классов (рангов) некоторых из них, применительно к тому, как это было в других странах52. При утверждении военных и статских чинов за основу были взяты ранги чинов датского и прусского дворов. При этом должности были приняты в основном с немецкими наименованиями. По примеру Пруссии в России стали жаловаться звания советников (Rath,) - действительного тайного советника и тайного советника.
      После чинов военных и статских, третьей самостоятельной графой в "Табели" шли новые наименования придворных чинов. Чины придворных в основном были взяты из штата двора Прусского короля и все они звучали по-немецки: обер-маршал, обер-шталмейстер, обер-гофмейстер, обер-камергер, обер-егермейстер. Появление чисто немецких наименований чинов в Табели о рангах 1722 г. выглядит, по мнению исследователей, волевым актом, форсировавшим введение в русский язык иностранной лексики, которая еще не была усвоена даже верхним правящим слоем русского общества. Об этом свидетельствуют многочисленные документы, сопутствовавшие появлению "Табели о рангах" и различным придворным штатам, дававшие русский аналог иностранным словам. Выполненный в 1719 г. перевод дополнения к "Рангу швецкому гражданскому статуту" содержал русские пояснения иностранных названий: "кихен инспектор или поваренной надзиратель при дворе", "гоф-келлермейстер или придворный клюшник от погреба", "гоф кихен шрейбер или придворной поваренной писарь" и т.д.53. Таким образом, отечественные аналоги европейских чинов существовали, переход на онемеченную придворную лексику вызывал определенные затруднения и мотивировался внешним фактором - необходимостью сближения с Европой, формированием в сознании европейского общества образа просвещенной, новой России.
      Ориентируясь на немецкие чины, русские составители не копировали полностью регламенты о рангах Пруссии. Например, среди русских придворных были не все чины, числившиеся при дворе прусского короля, а также находились чины, которых не было в Пруссии. Имелись отличия в распределении рангов по классам. В обычаях российского двора с самого начала присутствовали специфический православный и национальный элементы54.
      В конце XVII в., когда в России воцарился Петр I, политические, экономические и культурные различия между Россией и передовыми странами Европы были очень значительными. Для Западной Европы "Московия" представлялась варварской державой. Еще в 1648 г. в Вестфальском мирном договоре "великий князь Московский" занимал предпоследнее место, перед князем Трансильвании. В 1670 г. один из великих ученых Европы, Г. В. Лейбниц, полагал, что будущее России - это превращение ее в колонию Швеции55.
      Четверть века Петр I отвоевывал России место на европейском пороге. Его задачей было "уравнять" российский народ "державам второго класса"56. Инновации распространялись посредством внедрения личного европейского опыта представителями российской элиты (от царя до молодых дворян); использования знаний и навыков западноевропейских специалистов. Петр I положил начало генетическому сближению династии Романовых с европейскими правящими домами, после чего развитие российского государства вне Европы было уже немыслимо. Таким образом, наиболее действенным каналом трансляции инноваций в рассматриваемый период был личный опыт и междинастические браки.
      Модернизация затронула все составляющие государственной жизни: идеологию власти, высшие, центральные и местные органы управления, повседневную практику администрирования и придворной жизни. Особенностью заимствования иностранного опыта, направленного на создание совершенной административной системы России, эффективного централизованного управления ею при Петре I, была масштабность и буквальность. С европейских образцов копировались характерные для эпохи модернизации рационалистические принципы организации управления: новые правила делопроизводства, система иерархии учреждений, контроль над их деятельностью, поддержка принципа личной выслуги, утверждение установленного денежного жалованья в качестве основного вида вознаграждения за службу, разработка новой правовой основы государственной службы и т.д. Европейское влияние отражалось в названиях новых государственных учреждений и должностей в них, в мелочах бюрократической практики.
      В ходе преобразований российская территория получила единообразную систему управления. Прочным результатом переустройства было четкое разделение дел между коллегиями. К положительным результатам коллежской реформы может быть отнесено восстановление деятельности государственного контроля. После реставрации центральных финансовых учреждений стало возможным составление общего государственного бюджета. Несмотря на все неудачи и срывы, Россия при Петре сделала решительный шаг от азиатского принципа владения господином своими подданными в направлении бюрократического управления государством европейского типа, в котором чиновники действуют в интересах государства и вознаграждаются им за свой труд и профессиональные навыки.
      В результате петровских реформ центральное управление было четко отграничено от областного. Реформа Петра стремилась выработать рациональный общий и постоянный закон - регламент учреждения, в котором четко прописывался состав учреждения, сфера его деятельности, порядок работы, взаимоотношения с другими учреждениями. Если в XVII в. воеводы разных местностей получали индивидуальные предписания, то в ходе провинциальной реформы воеводы и другие областные чины получили унифицированные специальные инструкции, регламентировавшие их действия.
      Вопрос о том, были ли преобразования в сфере государственного управления необходимыми и неизбежными, давно разрешен временем. Петру I удалось за исторически недолгое время, в том числе благодаря использованию европейского опыта государственного строительства, заложить основы настоящей империи, открыть для России новую перспективу - единственно верную для рассматриваемой исторической эпохи. Оценивая роль Петра в преобразованиях России в первой четверти XVIII в., Милюков писал, что не реформационная деятельность Петра вызвала разрушение старых учреждений, а падение старых учреждений заставило правительство обнаружить реформационную деятельность57. Заслуга Петра I перед Отечеством заключается в том, что его деятельность способствовала встраиванию России в контуры современного мира.
      Административные преобразования Петра явились первым в отечественной истории прецедентом решения фундаментальных проблем государства под непосредственным влиянием опыта Европы и в условиях сильного европейского давления. Европа, с которой, начиная с XVI века, связывалась перспектива прогресса, расширяла свою экономическую и военную экспансию. Перестройка отечественного государственного управления в ситуации войны имела своей целью удовлетворение важнейшей - военной потребности государства. Ценой вопроса был государственный суверенитет. Военный фактор одновременно служил и стимулом и тормозом преобразований. Важной причиной неудачи реформ, их отторжения действительностью помимо разницы традиций, нехватки кадров было отсутствие средств. "Центр, высасывая из местности все ее ресурсы до последней копейки и тратя их главным образом на нужды государственной обороны, не оставлял в провинциальной кассе никаких остатков на расходы по подъему благосостояния края"58.
      Давление внешнего фактора повлекло за собой внедрение абсолютно чуждых русской природе нововведений. Еще Ключевский указывал, что заимствовать чужое учреждение всегда несколько легче, чем усвоить идею, положенную в его основание. Огромные средства, затраченные на их интродукцию в государственную систему России, рассеялись по ее просторам, чтобы прорасти со временем "крапивным семенем" бюрократии. Потребовались многие десятилетия, чтобы российское общество утвердилось на модернизационном пути.
      Цена вестернизации, предпринятой Петром I в первой четверти XVIII в., в финансовом (по сравнению с допетровскими временами тяжесть налогов возросла по разным оценкам в три - восемь раз), ментальном (раскол общества) и человеческом измерении (гибель одной пятой населения) была очень велика. "Ценой разорения страны Россия возведена была в ранг европейской державы"59. Однако именно этот статус позволил ей развиваться в европейском цивилизационном пространстве, а со временем внести в него свой весомый вклад.
      Примечания
      1. LEROY-BEAULIEU A. L'Empire des Tsars et les Russes. Paris. 1990, p. 193.
      2. D'ENCAUSSE H. Russia and Europe in a Historical Context. Is Russia a European Power? The Position of Russia in a New Europe. Leuven University Press. 1998, p. 14.
      3. ЕРОШКИН Н. П. Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России. М. 1960, с. 88.
      4. МИЛЮКОВ П. Н. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. СПб. 1892, с. 118.
      5. Полное собрание законов (ПСЗ), N 1675.
      6. ЕРОШКИН Н. П. Ук. соч., с. 96 - 97.
      7. МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 147.
      8. ВОСКРЕСЕНСКИЙ Н. А. Законодательные акты Петра I.Т. 1. М. Л. 1945, N 236, с. 195.
      9. Управители губерний стали официально именоваться "губернаторами" после указа 6 марта 1711 года.
      10. МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 354.
      11. Там же, с. 411, 412.
      12. БОГОСЛОВСКИЙ М. Областная реформа Петра Великого. Провинция 1719 - 1727 гг. М. 1902, с. 295.
      13. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сочинения. Т. 4. М. 1958, с. 157.
      14. ЕРОШКИН Н. П. Ук. соч., с. 112.
      15. МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 512.
      16. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Ук. соч., с. 157.
      17. МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 557, 559.
      18. ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Сошное письмо. Т. 2. М. 1916, с. 525.
      19. БОГОСЛОВСКИЙ М. Ук. соч., с. 29.
      20. PETERSON C. Peter the Great's Administrative and Judicial Reforms: Swedish Antecedents and the Process of Reception. Stockholm. 1979, p. 415.
      21. Ibid., p. 75.
      22. МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 600, 565.
      23. ПСЗ, N 3197.
      24. АНИСИМОВ Е. В. "Шведская модель" с "русской особостью". - Звезда, 1995, N1, с. 141 - 142.
      25. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Ук. соч., с. 169.
      26. PETERSON C. Op. cit, p. 128 - 129, 99 - 100, 413.
      27. АНДРЕЕВ А. Ю. "Учености ради изгнанники": опыт изучения русского студенчества в немецких университетах XVIII - первой половины XIX века. Россия и Германия. М. 2004, с. 79.
      28. ФЕДОСОВА Э. П. Из истории российской государственности. (Шведский опыт). Россия и мировая цивилизация. М. 2000, с. 187.
      29. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Ук. соч., с. 88.
      30. ПАВЛОВ-СИЛЬВАНСКИЙ Н. Проекты реформ в записках современников Петра Великого. Опыт изучения русских проектов и неизданные их тексты. М. 2000, с. 73.
      31. ПСЗ, N 2789.
      32. КАМЕНСКИЙ А. Б. От Петра I до Павла I. Реформы в России XVIII века. М. 1999, с. 129.
      33. МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 647, 648.
      34. БОГОСЛОВСКИЙ М. Ук. соч., с. 31.
      35. Власть и реформы. От самодержавной к советской России. СПб. 1996, с. 130.
      36. КАМЕНСКИЙ А. Б. Ук. соч., с. 137.
      37. МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 616, 625.
      38. АКИШИН М. О. Российский абсолютизм и управление Сибири XVIII века: структура и состав государственного аппарата. М. Новосибирск. 2003, с. 59.
      39. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Ук. соч., с. 182.
      40. БОГОСЛОВСКИЙ М. Ук. соч., с. 50.
      41. PETERSON C. Op. cit, p. 261, 280 - 281.
      42. МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 723.
      43. Там же, с. 619.
      44. БОГОСЛОВСКИЙ М. Ук. соч., с. 262, 270, 507 - 521.
      45. АНИСИМОВ Е. В. Государственные преобразования и самодержавие Петра Великого. СПб. 1997, с. 136, 137.
      46. PETERSON C. Op. cit., p. 297, 414, 302.
      47. МИРОНОВ Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX вв.). Т. 2. СПб. 1999, с. 127.
      48. ПСЗ, N 3006, Устав воинский. Артикулы. Глава III, 20.
      49. МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 673.
      50. АГЕЕВА О. Г. Реформа штата царско-императорского двора в первой четверти XVIII века. Ментальность в эпохи потрясений и преобразований. М. 2003, с. 51, 57 - 58.
      51. ТРОИЦКИЙ С. М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. Формирование бюрократии. М. 1974; АГЕЕВА О. Г. Ук. соч., с. 61.
      52. ШЕПЕЛЕВ Л. Е. Чиновный мир России. XVIII - начало XX вв. СПб. 1999, с. 134.
      53. АГЕЕВА О. Г. Ук. соч., с. 59, 63, 65.
      54. ШЕПЕЛЕВ Л. Е. Ук. соч., с. 395.
      55. МОЛЧАНОВ Н. Н. Дипломатия Петра Первого. М. 1986, с. 428.
      56. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. М. 1993, с. 264.
      57. МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 292.
      58. БОГОСЛОВСКИЙ М. Ук. соч., с. 101.
      59. МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 735; НЕФЕДОВ С. А. О цене петровских реформ. Парадигмы исторического образования в контексте социального развития. Екатеринбург. 2003, с. 143 - 152.
    • Saygo
      Анисимов Е. В. Петр I: рождение империи
      Автор: Saygo
      Анисимов Е. В. Петр I: рождение империи // Вопросы истории. - 1989. - № 7. - С. 3-20.
      Мы, люди конца XX века, не можем в полной мере оценить взрывной эффект петровских реформ в России. Люди прошлого, XIX века, чувствовали это иначе: острее, глубже, нагляднее. Вот что писал о значении Петра современник Пушкина историк М. Н. Погодин в 1841 г., то есть спустя почти полтора столетия после великих реформ первой четверти XVIII в.: "В руках [Петра] концы всех наших нитей соединяются в одном узле. Куда мы ни оглянемся, везде встречаемся с этою колоссальною фигурою, которая бросает от себя длинную тень на все наше прошедшее и даже застит нам древнюю историю, которая в настоящую минуту все еще как будто держит свою руку над нами и которой, кажется, никогда не потеряем мы из виду, как бы далеко ни ушли мы в будущее"1.
      То, что создал в России Петр, пережило поколение Погодина, как и следующие поколения. Напомню, что последний рекрутский набор состоялся в 1874 г. - через 170 лет после первого (1705 г.), Сенат просуществовал с 1711 по декабрь 1917 г., то есть 206 лет; синодальное устройство православной церкви оставалось неизменным в течение 197 лет (с 1721 по 1918 г.); система подушной подати была отменена лишь в 1887 г., когда минуло 163 года после ее введения в 1724 году.
      Иначе говоря, в истории России мы найдем не много сознательно созданных человеком институтов, которые просуществовали бы так долго, оказав столь сильное воздействие на все стороны жизни народа. Более того, некоторые принципы и стереотипы политического сознания, выработанные или окончательно закрепленные при Петре, живы до сих пор. Подчас в новых словесных одеждах они существуют как традиционные элементы нашего мышления и общественного поведения. Медный всадник еще не раз тяжко скакал по нашим улицам. Попытаемся вослед поколениям историков вновь рассмотреть феномен петровских реформ, сделаем попытку приблизиться к пониманию их значения для судеб России.
      Из многих привычных символов петровской эпохи, ставших достоянием литературы и искусства, нужно особо выделить корабль под парусами со шкипером на мостике. Помните, у Пушкина: "Сей шкипер был тот шкипер славный, кем наша двигнулась земля, кто придал мощно бег державный рулю родного корабля". Корабль - и для самого Петра - символ организованной, рассчитанной до дюйма структуры, материальное воплощение человеческой мысли, сложного движения по воле разумного человека. Более того, корабль - это модель идеального общества, лучшая из организаций, придуманных человеком в извечной борьбе со слепой стихией. За этим символом целый пласт культуры XVI-XVII веков. Здесь сразу слились многие идеи так называемого века Рационализма - XVII века. Системой эти идеи стали в творениях знаменитых философов того времени - Бэкона, Гассенди, Спинозы, Локка, Лейбница. Этими идеями был как бы пронизан воздух, которым дышали ученые, писатели, государственные деятели - современники Петра. Новые концепции утверждали, что наука, опытное знание есть вернейшее средство господства человека над силами природы, что государство - чисто человеческое установление, которое разумный человек может изменить по собственному усмотрению, совершенствовать в зависимости от целей, которые он перед собой ставит.
      Государство строят как дом, утверждал Гоббс. Как корабль, добавим мы. Идея о человеческой, а не богоданной природе государства порождала представление о том, что государство - это и есть тот идеальный инструмент преобразования общества, воспитания добродетельного подданного, идеальный институт, с помощью которого можно достичь "всеобщего блага" - желанной, но постоянно уходящей, как линия горизонта, цели человечества. Совершенствование общества возможно, по мысли тогдашних философов и государствоведов, лишь с помощью организации и законов - рычагов государства. Совершенствуя право, добиваясь с помощью учреждений реализации законов, можно достичь всеобщего процветания.
      Человечеству, еще недавно вышедшему из Средневековья, казалось, что найден ключ к счастью, стоит только сформулировать законы и провести их в жизнь. Не случайно появление и распространение в XVIII в. дуализма - учения, отводящего богу роль первотолчка, зачинателя мира, который, однако, далее развивается по присущим ему естественным законам; нужно только обнаружить их, записать и добиться точного и всеобщего исполнения. Отсюда и поразительный оптимизм людей XVII-XVIII вв., наивная вера в неограниченные силы человека, возводящего по чертежам, на "разумных" началах свой корабль, дом, город, общество, государство. XVII век - это время Робинзона Крузо, не столько литературного героя, сколько символа "эпохи рационализма", героя, верящего в себя и преодолевающего невзгоды и несчастья силой своих знаний.
      Достоин внимания и известный механицизм мышления людей петровских времен. Выдающиеся успехи точных, естественных наук побуждали трактовать и общественную жизнь как процесс, близкий к механическому. Учение Декарта о всеобщей математике - единственно достоверной и лишенной мистики отрасли знания - делало свое дело: образ некоей "махины", действующей подобно точному часовому механизму, стал любимым образом государствоведов и политиков, врачей и биологов XVII - начала XVIII века.
      Все эти идеи и образы с разной степенью абстракции и упрощения имели хождение в европейском обществе, и они вместе с идеями реформ (а некоторые даже раньше) достигли России, где, преломляясь в соответствии с местными условиями, стали элементами политического сознания. Конечно, было бы преувеличением утверждать, что Петр начал возводить свою империю на основе концепций Декарта и Спинозы. Речь идет о сильном влиянии этих идей на практическую государственную деятельность великого реформатора. Невозможно сбросить со счетов и личное знакомство царя с Лейбницем, хорошее знание Петром трудов Г. Гроция и С. Пуфендорфа. Книгу последнего "О должности человека и гражданина" царь приказал перевести на русский язык. Без учета всех этих обстоятельств трудно дать адекватную оценку петровским преобразованиям, самой личности царя-реформатора.

      Пётр I в иноземном наряде перед матерью своей царицей Натальей, патриархом Андрианом и учителем Зотовым. Неврев Н. В., 1903
      В годы его царствования в России произошел резкий экономический скачок. Промышленное строительство велось невиданными темпами: за первую четверть XVIII в. возникло не менее 200 своеобразных мануфактур вместо тех 15 - 20, которые имелись в конце XVII века. Характернейшая черта этого процесса состояла в выдающейся роли самодержавного государства в экономике, его активном проникновении во все сферы хозяйственной жизни. Такая роль была обусловлена многими факторами.
      Экономические концепции меркантилизма, широко распространенные в Европе и России, предполагали как условие существования государства накопление денег за счет активного баланса внешней торговли, вывоза товаров на чужие рынки и препятствования ввозу иностранных товаров на свой. Уже это само по себе требовало вмешательства государства в сферу экономики. Поощрение одних - "полезных", "нужных" видов производства, промыслов и товаров, сочеталось с запрещением, ограничением других - "неполезных" и "ненужных" с точки зрения государства. Петр, мечтавший о могуществе своей страны, не был равнодушен к идеям меркантилизма. Идеи принуждения в экономической политике совпадали с общими принципами "насильственного прогресса", которые он практиковал в ходе своих реформ.
      Но важнее другое - в российских условиях концепция меркантилизма послужила для обоснования характерного направления внутренней политики. Неудачное начало Северной войны сильнейшим образом стимулировало государственное промышленное строительство и в целом - вмешательство государства в экономическую сферу. Строительство многочисленных мануфактур, преимущественно оборонного значения, предпринималось не из абстрактных представлений о необходимости развития и пользе экономики или расчета получить доходы, а было непосредственно и жестко детерминировано задачей обеспечить армию и флот. Экстремальная обстановка после поражения под Нарвой в 1700 г. с потерей артиллерии вызвала потребность перевооружить и увеличить армию, определила характер, темпы и специфику промышленного роста и, шире, всю экономическую политику Петра.
      В основу ее легла идея о руководящей роли государства в жизни общества вообще, и в экономике в частности. Обладая огромными финансовыми и материальными ресурсами, монопольным правом пользоваться землей и ее недрами, не считаясь при этом с владельческими правами различных сословий, государство взяло на себя инициативу необходимой в тех условиях индустриализации. Исходя из четко осознаваемых интересов и целей, государство диктовало все, что было связано с производством и сбытом продукции. В системе созданной за короткое время государственной промышленности отрабатывались принципы и приемы управления экономикой, характерные для последующих лет и незнакомые России предшествующей поры.
      Сходная ситуация возникла и в торговле. Насаждая собственную промышленность, государство создавало (точнее, резко усиливало) и собственную торговлю, стремясь получить максимум прибыли с ходовых товаров внутри страны и экспортных товаров при продаже их за границей. Государство захватывало торговлю примитивным, но очень эффективным способом - введением монополий на заготовку и сбыт определенных товаров, причем круг таких товаров (соль, лен, юфть, пенька, хлеб, сало, воск и другие) постоянно расширялся.
      Установление государственных монополий вело к волюнтаристскому повышению цен на эти товары внутри страны, а самое главное - к ограничению, регламентации торговой деятельности купцов. Следствием стало расстройство, дезорганизация свободного торгового предпринимательства, основанного на рыночной конъюнктуре. В подавляющем большинстве случаев введение государственных монополий означало передачу права продажи монополизированного товара конкретному откупщику, который выплачивал в казну сразу крупную сумму денег, а затем стремился с лихвой вернутъ их за счет потребителя или поставщика сырья, вздувая цены и уничтожая на корню своих возможных конкурентов.
      Петровская эпоха оказалась подлинным лихолетьем в истории русского купечества. Резкое усиление прямых налогов и различных казенных служб с купцов как наиболее состоятельной части горожан, насильственное сколачивания торговых компаний (форма организации торговли, казавшаяся Петру наиболее подходящей в российских условиях) - только часть средств и способов принуждения, которые он в значительных масштабах применил к купечеству, ставя главной целью получить как можно больше денег для казны. В русле подобных мероприятий следует рассматривать и принудительные переселения купцов (причем из числа наиболее состоятельных) в Петербург - неблагоустроенный, долгое время в сущности прифронтовой город, а также административное регулирование грузопотоков, когда купцам указывалось, в каких портах и какими товарами они могут торговать, а где - категорически запрещено.
      Исследования Н. И. Павленко и А. И. Аксенова свидетельствуют, что в первой четверти XVIII в. произошло разорение именно наиболее состоятельной группы купечества - "гостинной сотни", после чего имена многих владельцев традиционных торговых фирм исчезли из списка состоятельных людей. Грубое вмешательство государства в сферу торговли привело к разрушению зыбкой основы, на которой в значительной степени держалось благосостояние многих богатых купцов, а именно: ссудного и ростовщического капитала2. Не является преувеличением констатация регламента Главного магистрата 1721 г.: "Купеческие и ремесленные тяглые люди во всех городах обретаются не токмо в каком призрении, но паче ото всяких обид, нападков и отягощений несносных едва не все разорены, от чего оных весьма умалилось и уже то есть не без важного государственного вреда"3. Осознание этого факта пришло довольно поздно, когда жизнеспособность купеческого капитала была существенно подорвана.
      Это была цена, которую заплатили русские предприниматели за военную победу, но стоимость ее горожане поделили с остальным населением. На плечи русского крестьянства пала наибольшая тяжесть войны. Бремя десятков денежных, натуральных платежей, рекрутчина, сборы работных, лошадей, тяжелые подводные и постойные повинности дестабилизировали народное хозяйство, привели к обнищанию, бегству сотен тысяч крестьян. Усиление разбоев, вооруженных выступлений, наконец, восстание К. Булавина на Дону стали следствием безмерного податного давления на крестьян.
      К 20-м годам XVIII в., когда военная гроза окончательно отодвинулась на запад и в успешном для России завершении войны не могло быть сомнений, Петр значительно изменил торгово-промышленную политику. Осенью 1719 г. были ликвидированы фактически все монополии на вывоз товаров за границу. Претерпела изменения и промышленная политика: усилилось поощрение частного предпринимательства. Введенная в 1719 г. Берг-привилегия разрешила искать полезные ископаемые и строить заводы всем без исключения жителям страны и иностранцам, даже если это было сопряжено с нарушением феодального права на землю, где обнаружены руды.
      Получила распространение практика передачи государственных предприятий (в особенности признанных убыточными для казны) частным владельцам или специально созданным для этого компаниям. Новые владельцы получали от государства многочисленные льготы: беспроцентные ссуды, право беспошлинной продажи товаров и так далее. Существенную помощь предпринимателям оказывал и утвержденный в 1724 г. таможенный тариф, облегчавший вывоз продукции отечественных мануфактур и одновременно затруднявший ввоз из-за границы товаров, производившихся на русских мануфактурах.
      Может показаться, что наступившие в конце Северной войны перемены в экономической политике самодержавия - своеобразный "нэп" с характерными для него принципами большей экономической свободы. Но эта иллюзия быстро рассеивается, как только мы обращаемся к фактам. Нет никаких оснований думать, что, изменяя экономическую политику, Петр намеревался ослабить влияние государства на народное хозяйство или, допустим, неосознанно способствовал развитию капиталистических форм и приемов производства, получивших в это время в Западной Европе широкое распространение. Суть происшедшего состояла в смене не принципов, а акцентов промышленно-торговой политики. Мануфактуры передавались компаниям или частным предпринимателям фактически на арендных условиях, которые четко определялись и при надобности изменялись государством, имевшим право в случае неисполнения их конфисковать предприятия. Главной обязанностью владельцев было своевременное выполнение казенных заказов; только излишки сверх того, что соответствовало бы нынешнему понятию "госзаказа", предприниматель мог реализовать на рынке.
      Созданные органы управления торговлей и промышленностью, Берг-, Мануфактур-, Коммерц-коллегии и Главный магистрат отвечали сути происшедших перемен. Эти бюрократические учреждения являлись институтами государственного регулирования экономики, органами торгово-промышленной политики самодержавия на основе меркантилизма. В Швеции, чьи государственные учреждения послужили образцом для петровской реформы, подобные коллегии проводили политику королевской власти в целом на тех же теоретических основах. Условия России отличались от шведских не только масштабами страны:, но и принципиальными особенностями политических порядков и культуры, интенсивностью промышленного строительства силами и на средства государства, но прежде всего - необыкновенной жесткостью регламентации, разветвленной системой ограничений, сугубой опекой и надзором за торгово-промышленной деятельностью подданных.
      Давая "послабление" мануфактуристам и купцам, государство не собиралось устраняться из экономики или хотя бы ослаблять свое воздействие на нее. После 1718 - 1719 гг. вступила в действие как бы новая редакция прежней политики. Раньше государство воздействовало на экономику через систему запретов, монополий, пошлин и налогов, то есть через открытые формы принуждения. Теперь, когда чрезвычайная военная ситуация миновала, все усилия были перенесены на создание и деятельность административно-контрольной бюрократической машины, которая с помощью уставов, регламентов, привилегий, отчетов, проверок стремилась направлять экономическую (и не только) жизнь страны через систему своеобразных шлюзов и каналов в нужном государству направлении.
      Административное воздействие сочеталось с экономическими мерами. Частное предпринимательство было жестоко привязано к государственной колеснице системой правительственных заказов преимущественно оборонного значения. С одной стороны, это обеспечивало устойчивость доходов мануфактуристов, которые могли быть уверены, что сбыт продукции казне гарантирован, но с другой - закрывало перспективы технического совершенствования, резко принижало значение конкуренции как вечного движителя предпринимательства. Именно поэтому впоследствии оказались тщетными попытки вывести примитивное производство на современный уровень: интереса его наращивать и совершенствовать - при обеспеченности заказов и сбыта через казну - не было. Привилегированное положение части предпринимателей влияло в том же направлении, ибо устраняло конкуренцию.
      Активное воздействие государства на экономическую жизнь страны - это лишь один аспект проблемы. Социальные отношения, проводником которых служило государство, были фактически перенесены на мануфактуры, во многом деформируя их черты как потенциально капиталистических предприятий. Речь идет прежде всего об особенностях использования рабочей силы. Практически все годы Северной войны (время бурного экономического строительства) способы обеспечения предприятий рабочими руками были разнообразными: государство и владельцы мануфактур использовали и приписных крестьян, отрабатывавших на заводах свои государственные налоги, и преступников, и вольнонаемных. Проблемы найма не существовало. Наличие в обществе множества нетяглых мелких прослоек, многочисленность беглых (в том числе - помещичьих) крестьян, существование вполне легальных путей выхода из служилого или податного сословия - все это создавало в стране контингент "вольных и гулящих", откуда и черпалась рабочая сила. Власти сквозь пальцы смотрели на такое использование труда беглых.
      Однако к началу 20-х годов были проведены важные социальные мероприятия: усилена борьба с побегами крестьян, которых возвращали прежним владельцам; в ходе детальной ревизии наличного населения (в рамках начатой податной реформы) крестьяне все поголовно подлежали прикреплению навечно к месту записи в налоговый кадастр, а "вольные и гулящие" приравнивались к беглым преступникам и считались объявленными вне закона.
      Поворот в политике правительства тотчас отразился на промышленности. Владельцы мануфактур и управляющие казенными заводами жаловались на катастрофическое положение, созданное вывозом беглых и запрещением впредь, под страхом штрафов, принимать их на работы. Под сомнение ставилось исполнение поставок казне. Тогда-то и появился закон, имевший самые серьезные последствия. Указом 18 января 1721 г. Петр в видах государственной пользы разрешил частным мануфактуристам покупать крестьян для использования их на заводских работах4. Тем самым делался решительный шаг к превращению промышленных предприятий, где, казалось бы, зарождался капиталистический уклад, в крепостническую вотчинную мануфактуру.
      Действовавшие нормы феодального права с его критериями сословности, как и отраженное в них общественное сознание не считались с новой социальной реальностью - появлением мануфактуристов и рабочих. В устоявшихся социальных порядках новым группам населения не было места. Новое в экономике воспринималось лишь как разновидность старого. Указом 28 мая 1723 г. регулировался порядок приема на работу людей, не принадлежавших владельцу или не "приписанных" к заводу5. Всем им приходилось либо получить у своего помещика разрешение работать временно ("отходник" с паспортом), либо попасть в число беглых, "беспашпортных", подлежавших аресту и немедленному возвращению туда, где они записаны в подушный кадастр.
      С тех пор промышленность не могла развиваться по иному, чем крепостнический, пути; доля вольного труда в промышленности сокращалась, казенные предприятия перешли на труд "приписных", образовался институт "рекрут" - пожизненных "промышленных солдат". Даже те рабочие частных заводов, которые не являлись ничьей собственностью, в дальнейшем были объявлены крепостными ("вечноотданные"). Целые отрасли промышленности перешли почти исключительно на труд крепостных. Победа подневольного труда в промышленности предопределила нараставшее с начала XIX в. экономическое отставание России.
      Крепостничество деформировало и процесс образования буржуазии. Получаемые от государства льготы носили феодальный характер. Мануфактуристу было легче и выгодней выпросить "крестьянишек", чем искать рабочие руки на свободном рынке. К тому же покупная рабочая сила приводила к "омертвлению" капиталов, повышению непроизводительных затрат, ибо реально деньги уходили на покупку земли и крепостных, из которых на заводских работах можно было использовать не больше половины6. В этих условиях не могло идти и речи о расширении и совершенствовании производства. Монополии заводчиков на производство, преимущественный сбыт каких-то определенных товаров или право скупки сырья - эти и иные льготы также не являлись по существу капиталистическими, а были лишь вариантом средневековых "жалованных грамот".
      Крепостническая деформация коснулась и сферы общественного сознания. Мануфактуристы - владельцы крепостных - не ощущали своего социального своеобразия, у них не возникало корпоративного, сословного сознания. В то время как в развитых странах Западной Европы буржуазия уже громко заявила о своих претензиях к монархам и дворянству, в России наблюдалось иное: став душевладельцами, худородные мануфактуристы стремились повысить свой социальный статус путем получения дворянства, жаждали слиться с могущественным привилегированным сословием, разделить его судьбу. Превращение наиболее состоятельных предпринимателей, Строгановых и Демидовых, в аристократов - наиболее яркий пример.
      Таким образом, активное государственное промышленное строительство создавало экономическую базу, столь необходимую развивающейся нации, и одновременно сдерживало тенденции, влекущие ее на путь капиталистического развития, на который другие европейские народы уже встали. Естествен вопрос, а была ли альтернатива тому, что свершилось с экономикой при Петре, были ли другие пути и средства ее подъема, кроме избранных в то время.
      Если принять завоевание Россией берегов Балтийского моря как обязательное условие для полноценного развития государства и признать, что мирная уступка Швецией выхода к Балтике была исключена, то многое, что предпринимал Петр, было вызвано необходимостью, в том числе и создание промышленности в предельно сжатые сроки. Но все же пройденный исторический путь не кажется единственным даже для того времени.
      Указ 1721 г., как и последующие акты, разрешавшие покупать крестьян к заводам или эксплуатировать в различных формах чужих крепостных, имел, как теперь принято говорить, судьбоносное значение. Альтернативой ему могла быть только отмена крепостного права. Существовала ли в принципе при Петре такая возможность? Его старший современник, шведский король Карл XI, провел в 80-х годах XVII в. так называемую редукцию земель: появились государственные имения, отдаваемые в аренду, а крестьян при этом освобождали от крепостной зависимости. Для Петра подобной альтернативы не существовало. Крепостничество, утвердившееся в России задолго до рождения Петра, пропитало всю жизнь страны, сознание людей; в России в отличие от Западной Европы оно играло особую, всеобъемлющую роль. Разрушение правовых структур нижнего этажа подорвало бы основу самодержавной власти, увенчивавшей собой пирамиду холопов и их разновидностей. Таким образом, указатель 1721 г. стоял на развилке, но звал на главную, столбовую дорогу русской истории, в конце которой просматривался указатель "1861 год".
      Продолжая сравнение петровской России с кораблем, рассмотрим теперь, каким было его верхнее строение, выше ватерлинии, под которой скрыта экономическая основа общества.
      Преобразования государственного управления проводились с конца XVII - начала XVIII века. Подготовка к Северной войне, создание новой армии, строительство флота - все это привело к резкому увеличению объема работы правительственных ведомств. Приказный аппарат, унаследованный Петром от предшественников, не справлялся с усложнившимися задачами управления. Потребовались новые приказы, появились канцелярии. Но в их организации и функционировании нового было весьма мало, и уже в начале войны стало ясно, что обороты механизма государственного управления, главными элементами которого были приказы и уезды на местах, не поспевали за нарастающей скоростью маховика самодержавной инициативы. Это проявилось в нехватке для армии и флота денег, людей, провианта и других припасов.
      Последовала областная реформа 1707 - 1710 гг.: появились губернии, объединявшие несколько прежних уездов, с институтом кригс-комиссаров, причем главной целью было руками последних навести порядок в обеспечении армии, установив прямую связь губерний с полками, расписанными по губерниям. Областная реформа не только отвечала острым потребностям самодержавной власти, но и развивала бюрократическую тенденцию, столь характерную уже для предшествующего периода. Именно с помощью усиления бюрократического элемента в управлении Петр намеревался решать все государственные вопросы. Реформа привела не только к сосредоточению финансовых и административных полномочий в руках нескольких губернаторов - представителей центральной власти, но и к созданию на местах разветвленной единообразной, иерархичной сети бюрократических учреждений с большим штатом чиновников. Дальнейшее развитие бюрократическая система получила в ходе новой реформы местного управления 1719 года.
      Подобная же схема была заложена в идею организации Сената. Тенденции бюрократизации управления, возникшие задолго до Петра, при нем получили окончательное оформление. В начале XVIII в. фактически прекращаются заседания Боярской думы - традиционного совета высших представителей знати, функции Боярской думы по управлению центральным и местным аппаратом переходят к так называемой Консилии министров - временному совету начальников важнейших ведомств. Уже в деятельности этого временного органа отчетливо проявляется стремление к бюрократической регламентации. Именно с желанием Петра добиться успеха в делах путем усиления бюрократического начала связан указ 7 октября 1707 г., которым царь повелел всем членам совета оставлять под рассмотренным делом подписи, "ибо сим всякого дурость явлена будет"7.
      Есть один аспект, без учета которого подчас трудно понять суть многих явлений в истории России, Это огромная роль государства, когда не общественное мнение определяет законодательство, а наоборот, законодательство сильнейшим образом формирует (и деформирует) общественное мнение и общественное сознание. Петр, исходя из концепций рационалистической философии и из традиционных представлений о роли самодержца в России, придавал огромное значение писаному законодательству, веря, что "правильный" закон, вовремя изданный и последовательно исполняемый в жизни, может сделать почти все, начиная со снабжения народа хлебом и кончая исправлением нравов. Точное исполнение закона Петр считал панацеей от всех трудностей жизни. Сомнений в адекватности закона действительности почти никогда у него не возникало.
      Закон реализовывался лишь через систему бюрократических учреждений. Можно говорить о создании при Петре подлинного культа учреждения, административной инстанции. Мысль великого реформатора России была направлена, во-первых, на создание такого законодательства, которым была бы охвачена и регламентирована по возможности вся жизнь подданных - от торговли до церкви, от солдатской казармы до частного дома. Во-вторых, Петр мечтал о создании совершенной и точной как часы государственной структуры, через которую могло бы реализовываться законодательство. Идею создания такого аппарата Петр вынашивал давно, но только когда произошел перелом в войне со Швецией, он решился сделать это. На рубеже двух первых десятилетий XVIII в. Петр во многих сферах внутренней политики начал отходить от неприкрытого насилия к регулированию с помощью бюрократической машины.
      Образцом для реформы Петр избрал шведское государственное устройство, основанное по функциональному принципу, с разделением властей, единообразием иерархичной структуры аппарата. В обобщении и систематизации административного права он пошел гораздо дальше европейских апологетов камерализма. Обобщив шведский опыт с учетом некоторых специфических сторон русской действительности, Петр создал, помимо целой иерархии регламентов, не имевший в тогдашней Европе аналогов регламент регламентов - Генеральный регламент 1719 - 1724 годов. Регламент Адмиралтейской коллегии, в частности, устанавливал 56 должностей чиновников от президента коллегии до почти анекдотической "должности профоса" ("Должен смотреть, чтоб в Адмиралтействе никто кроме определенных мест не испражнялся. А ежели кто мимо указных мест будет испражняться, того бить кошками и велеть вычистить")8.
      Особенно важной, ключевой была реформа Сената. Он сосредоточивал судебные, административные и законосовещательные функции, ведал коллегиями и губерниями. Назначение и утверждение чиновников также составляло важную прерогативу Сената. Неофициальным его главой был генерал-прокурор, наделенный особыми полномочиями и подчиненный только монарху. Созданием должности генерал-прокурора было положено основание целому институту прокуратуры (по французскому образцу). Прокуроры разных рангов контролировали соблюдение законности и правильность ведения дел практически во всех центральных и многих местных учреждениях. Пирамида явного государственного надзора, выведенная из-под контроля административных органов, дублировалась пирамидой надзора тайного - фискальского, также имевшего разветвленную и иерархичную структуру. Важно, что, стремясь достичь своих целей, Петр освободил фискалов, профессия которых - донос, от ответственности за ложные обвинения, что расширяло для них возможности злоупотребления. С петровских времен в русском народе фискальство стало синонимом гнусного доносительства.
      Создание бюрократической машины, пришедшей на смену системе средневекового управления, в основе которого лежал обычай, - естественный процесс. Бюрократия - необходимый элемент структуры государств нового времени. Однако в российских условиях, когда ничем и никем не ограниченная воля монарха служила единственным источником права, и чиновник не отвечал ни перед кем, кроме своего начальника, создание бюрократической машины стало и своеобразной "бюрократической революцией", в ходе которой был запущен вечный двигатель бюрократии, ставящий конечной целью упрочение ее положения, успешно достигаемое вне зависимости от того, какой властитель сидел на троне - умный или глупый, деловой или бездеятельный. Многие из этих черт и принципов сделали сплоченную касту бюрократов неуязвимой и до сего дня.
      Пристально рассматривая государственный корабль Петра, мы, конечно, не можем не заметить, что это прежде всего военное судно. Для мировоззрения Петра было характерно отношение к государственному учреждению как к воинскому подразделению. И дело не в особой воинственности Петра или войнах, ставших привычными для царя, который из 36 лет царствования (1689 - 1725 гг.) провоевал 28 лет. Дело в убеждении, что армия - наиболее совершенная общественная структура, модель, достойная увеличения до масштабов всего общества, проверенная опасным опытом сражений. Воинская дисциплина - это то, с помощью чего можно привить людям любовь к порядку, трудолюбие, сознательность, христианскую нравственность. Перенесение военных принципов на гражданскую сферу проявлялось в распространении военного законодательства на систему государственных учреждений, а также в придании законам, определяющим их работу, значения и силы воинских уставов.
      В 1716 г. основной военный закон - Воинский устав по прямому указу Петра был принят как основополагающий законодательный акт, обязательный для учреждений всех уровней. Так как для гражданской сферы ие все нормы военного законодательства были приемлемы, то использовались специально составленные выборки из воинских законов. В результате на гражданских служащих распространялись воинские меры наказания за преступления против присяги; ни до, ни после Петра в истории России не было издано такого огромного количества указов, суливших смертную казнь за преступления по должности. В 1723 г. Петр разделил все преступления на две группы: "частные" и "государственные", как именовались преступления, совершаемые "по должности". Петр считал, что преступление чиновника наносит государству даже больший ущерб, чем измена, воина на поле боя.
      Выпестованная великим реформатором регулярная армия заняла выдающееся место в жизни русского общества, став его важнейшим элементом. Не является преувеличением высказанное в литературе утверждение, что в России XVIII-XIX вв. не армия была при государстве, а наоборот, - государство при армии, и Петербург превратился бы в пустырь, если бы в столице вдруг исчезли все памятники, здания, сооружения, так или иначе связанные с армией, воинским искусством, военными победами. Веком "дворцовых переворотов" XVIII век стал во многом благодаря гипертрофированному значению военного элемента, прежде всего гвардии, в общественной жизни империи.
      Петровские реформы ознаменовались распространением практики участия профессиональных военных в государственном управлении. Часто военные, особенно гвардейцы, использовались в качестве эмиссаров царя с чрезвычайными полномочиями. Даже такое мероприятие, как "ревизия" (перепись населения), было проведено в течение ряда лет также силами военных, для чего потребовалось занять почти половину офицерского корпуса; к подобной практике правительство прибегало не раз и впоследствии. После этой переписи был установлен новый порядок содержания и размещения войск. В итоге части армии размещались практически в каждом уезде (за исключением окраин), причем постойная повинность, ранее временная, становилась для большинства крестьян постоянной.
      Этот порядок, заимствованный Петром из практики "поселенной" системы Швеции и приспособленный к условиям России, был весьма тяжелым для народа. Впоследствии наиболее эффективным средством наказания непокорных крестьян стало как раз размещение в их домах солдат, и, напротив, освобождение от постоя рассматривалось как привилегия, которой за особые заслуги удостаивались редкие селяне и горожане.
      Законы о поселении полков - "Плакат" 1724 г. - регулировали взаимоотношения населения с войсками. Однако власть командира полка превосходила власть местной гражданской администрации. Военное командование не только следило за сбором подушной подати в районе размещения полка, в успехе чего оно было непосредственно заинтересовано, но и исполняло разнообразные полицейские функции (пресечение побегов крестьян, подавление сопротивления народа, надзор за перемещением населения, согласно введенной тогда же системе паспортов).
      Петровская эпоха примечательна попыткой теоретически обосновать самодержавие. Феофан Прокопович, развивая концепцию неограниченной власти государя, опирался как на традицию Московского царства, так и на учения западноевропейских теоретиков "естественного права". Произведения Феофана - это эклектическая компиляция (отрывки из Священного писания, выписки из новейших трудов в духе "договорной" концепции образования государства), ставившая целью убедить русского читателя в праве самодержца повелевать как на основе божественного, так и "естественного" права. Обращение к разуму, характерное для последнего направления мысли, - несомненно, новая черта в идеологии самодержавия, дополнявшаяся концепцией "образцовой" службы царя на троне.
      Впервые в русской политической мысли были сформулированы понятия "долга", "обязанности" монарха, очерчены пределы (точнее, признана беспредельность) его власти - необходимейшее условие для эффективного исполнения "царской работы". Идеи рационализма, начала "разума", "порядка" во многом владели умом Петра. Говоря о своеобразном демократизме, работоспособности, самоотверженности великого реформатора, нельзя забывать одного принципиального различия между "службой" царя и службой его подданных: для последних это была служба государю, с которой сливалась служба государству. Иначе говоря, своим каждодневным трудом Петр показывал пример служения себе, российскому самодержцу.
      Конечно, служение Отечеству, России - важнейший элемент политической культуры петровского времени с ее традициями патриотизма. Но основной, определяющей оказалась иная, также идущая из средневековья, традиция отождествления власти и личности самодержца с государством. Слияние представлений о государственности, Отечестве - понятии, священном для каждого гражданина и символизирующем независимое национальное существование, с представлением о носителе государственности - вполне реальном и далеко не безгрешном, смертном человеке, распространяло на него, в силу занимаемого им положения, священные понятия и нормы государственности. (В новейшей истории наиболее яркое отождествление личности правителя с государством, Родиной и даже народом проявилось в культе личности Сталина: "Сталин - воля и ум миллионов".)
      Для политической истории России в дальнейшем это, как известно, имело самые серьезные последствия, ибо любое выступление против носителя власти, кто бы он ни был - верховный повелитель или мелкий чиновник - трактовалось как выступление против персонифицируемых в его личности государственности, России, народа, а значит, могло привести к обвинению в измене, признанию врагом Отечества, народа. Мысль о тождественности наказания за оскорбление личности монарха и оскорбление государства прослеживается в Соборном уложении 1649 г., апофеоз этой идеи наступил при Петре, когда понятие "отечество", не говоря уже о "земле", исчезает из воинской и гражданской присяги, оставляя место лишь самодержцу, персонифицирующему государственность.
      Важнейшим элементом политически доктрины Петра была идея патернализма, образно воплощаемая в виде разумного, дальновидного монарха - отца отечества и народа. В "Правде воли монаршей" сформулирован парадоксальный на первый взгляд, но логичный в системе патернализма вывод, что если государь, "по высочайшей власти своей", и отцу своему - отец, то сын-государь уже этим самым всем своим подданным - отец. Важно отметить, что идея патернализма смыкается с идеей "харизматического лидера" по М. Веберу, лидера промежуточного типа - между традиционным и демократическим. Он может вести себя демократично, пренебрегать материальными интересами, отвергать прошлое и в этом смысле являться "специфической революционной силой". При этом "отец отечества", "отец нации" может быть только один, ибо харизматический авторитет носит сугубо личный характер и не передается, как трон, по наследству.
      Несомненно, Петру, присвоившему себе официальный титул "отца отечества", были не чужды многие черты харизматической личности, опирающейся не столько на божественность происхождения своей власти, сколько на признание исключительности личных качеств, демонстративно-педагогическую "образцовость" в исполнении "должности". Простота в личной жизни, демократизм в общении с людьми разных сословий сочетались у него с откровенным пренебрежением к многим традиционным формам почитания самодержца и с постоянным стремлением к коренной ломке общественных институтов и стереотипов. Правда, остается открытым вопрос о направленности "революционной ломки" (вспомним недавнюю победу исламского фундаментализма в Иране). В России времени Петра такая ломка привела в конечном счете к упрочению крепостнических и производных из системы крепостничества политических структур.
      Реформы, труд воспринимались Петром как постоянная школа, учение, что естественно отвечало рационалистическому восприятию мира, характерному для него. В обстановке бурных перемен, нестабильности, общей неуверенности (явлении, столь характерном для переломных моментов истории), когда цели преобразований, кроме самых общих, не были видны и понятны многим и даже встречали открытое, а чаще скрытое сопротивление, в сознании Петра укреплялась идея разумного Учителя и неразумных, часто упорствующих в своей косности учеников-подданных, которых можно приучить к делу только с помощью насилия, из-под палки.
      Мысль о насилии как универсальном и наиболее действенном способе управления не была нова. Но Петр, пожалуй, первым с такой последовательностью использовал принуждение, "педагогику дубинки". Современник вспоминает, как Петр сказал однажды своим приближенным: "Говорят чужестранцы, что я повелеваю рабами, как невольниками. Я повелеваю подданными, повинующимися моим указам. Сии указы содержат в себе добро, а не вред государству. Английская вольность здесь не у места, как к стене горох. Надлежит знать народ, как оным управлять... Недоброхоты и злодеи мои и отечеству не могут быть довольны, узда им - закон. Тот свободен, кто не творит зла и послушен добру"9.
      Этот гимн режиму единовластия (а в сущности, завуалированной тирании) подкрепляется и симпатиями Петра к Ивану Грозному, и многочисленными высказываниями царя, говорящими, что путь насилия - единственный, который в условиях России принесет успех. В указе Мануфактур-коллегии в 1723 г. по поводу трудностей в распространении мануфактурного производства в стране Петр писал: "Что мало охотников и то правда, понеже наш народ, яко дети неучения ради, которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера не приневолены бывают, которым сперва досадно кажется, но когда выучатся, потом благодарят, что явно из всех дел не все ль неволею сделано, и уже за многое благодарение слышится, от чего уже плод произошел"10.
      Петровское царствование показало, что многочисленные призывы и угрозы не могли заставить людей делать так, как - требовал Петр: точно, быстро, инициативно. Мало кто из сподвижников царя-реформатора чувствовал себя уверенно, когда ему приходилось действовать без указки Петра, на свой страх и риск. Это было неизбежно, ибо Петр поставил перед собой невыполнимую задачу. Он, как писал В. О. Ключевский, "надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе и через рабовладельческое дворянство водворить в России европейскую науку, народное просвещение, как необходимое условие общественной самодеятельности, хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно. Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства - это политическая квадратура круга, загадка, разрешавшаяся у нас со времен Петра два века и доселе неразрешенная"11.
      Читая письма сподвижников, испытывавших ощущение беспомощности и даже отчаяния, когда они не имели точных распоряжений царя, Петр имел все основания полагать, что без него все дела встанут. Вместе с этим чувством исключительности Петром, далеким от самолюбования и пустого тщеславия, должно было владеть, особенно в последние годы его жизни, чувство одиночества, сознания того, что его боятся, но не понимают.
      Итак, перед нами не просто корабль, а галера, по галерее которой расхаживает одетое в военную форму дворянство, а к банкам прикованы другие сословия. Петр, без сомнения, реформировал не только государственную, военную, экономическую, но и социальную структуру. Речь идет не только о косвенных социальных последствиях различных преобразований, но и о непосредственных социальных изменениях, ставших прямым результатом сословной реформы.
      В петровскую эпоху распалось некогда единое сословие "служилых людей". Верхушка его - служилые "по отечеству", то есть по происхождению, - превратилась в дворян, известных нам по позднейшей эпохе, однако низы сословия служилых "по отечеству" (главным образом поселенные на южной окраине "однодворцы"), равно как все служилые "по прибору", то есть по набору, стали государственными крестьянами.
      Образование сословия дворян, пользовавшихся впоследствии исключительными правами душе- и землевладения, было результатом не только постепенного расслоения на верхи и низы, но и сознательной деятельности властей. Суть перемен в положении верхушки служилого сословия состояла во введении нового критерия их службы. Вместо принципа происхождения, позволявшего знатным служилым занимать сразу высокое место в обществе, армии и на службе, был введен принцип личной выслуги. Это, казалось бы, демократичное начинание открывало путь наверх наиболее способным людям; новый принцип, отраженный в известной Табели о рангах 1722 г., усилил дворянство за счет притока выходцев из других сословий. Но не это было конечной целью преобразования. С помощью принципа личной выслуги, строго оговоренных в Табели о рангах условий повышения по лестнице чинов (важнейшим из этих условий была обязательность начала службы с рядового солдата или канцеляриста) Петр превращал довольно аморфную массу служилых людей "по отечеству" в военно-бюрократический корпус, полностью ему подчиненный и зависимый только от него.
      Конечно, оформление сословия дворянства следует рассматривать и как образование корпорации, наделенной особыми правами и привилегиями, с корпоративным сознанием, принципами и обычаями. Но вместе с тем Петр стремился как можно теснее связать понятие о дворянском достоинстве с обязательной, постоянной службой, требующей знаний и практических навыков; все дворяне определялись в различные учреждения и полки, их детей отдавали в школы, посылали учиться за границу, царь запрещал жениться тем, кто не хотел учиться, а укрывающихся от службы лишал имений.
      В целом политика самодержавия в отношении дворянства была очень строгой, и бюрократизированное, зарегламентированное дворянство, обязанное учиться, чтобы затем служить, служить и служить, лишь с натяжкой можно назвать господствующим классом. К тому же его собственность, так же как служба, регламентировалась законом: в 1714 г., чтобы вынудить дворян думать о службе как главном источнике благосостояния, был введен майорат, запрещено продавать и закладывать земельные владения; поместья дворян, в том числе родовые, могли быть конфискованы, что и случалось на практике. Трудно представить себе, каким было бы русское дворянство, если бы принципы Петра последовательно проводились после его смерти. Подлинная эмансипация и развитие корпоративного сознания дворянства проходили под знаком его "раскрепощения" в 30 - 60-х годах XVIII в., когда вначале был отменен майорат, ограничен срок службы, а затем последовал манифест 1762 г., название которого говорит само за себя: "О даровании вольности и свободы российскому дворянству". В петровское же время дворяне рассматривались прежде всего как бюрократическое и военное сословие, тесно привязанное к государственной колеснице.
      Сословие государственных крестьян возникало как бы по задуманному царем плану: в одно податное сословие объединялись разнообразные категории некрепостного населения России. В него вошли однодворцы Юга, черносошные крестьяне Севера, ясачные крестьяне - инородцы Поволжья, всего не менее 18% податного населения. Важнейшим отличительным признаком однодворцев, вчерашних служилых "по отечеству" и "по прибору", стало признание их тяглыми, навсегда закрывшее им дорогу в дворянство, хотя часть их владела крепостными, а землей - на поместном праве. Вообще с тех пор принадлежность к тяглым сословиям означала непривилегированность, и политика Петра в отношении категорий, вошедших в сословие государственных крестьян, была направлена на ограничение их возможностей пользоваться теми преимуществами, которыми они располагали как люди, лично свободные от крепостной неволи.
      Петр решил преобразовать и социальную структуру города, насаждая такие институты, как магистраты, цеха и гильдии, имевшие в западноевропейском средневековом городе глубокие корни. Русские же ремесленники, купцы, вообще большинство горожан в одно прекрасное утро проснулись членами гильдий и цехов. Остальные горожане подлежали поголовной проверке с целью выявления среди них беглых крестьян и возвращения их на прежние места жительства.
      Деление на гильдии оказалось чистейшей фикцией, ибо проводившие его военные ревизоры думали прежде всего об увеличении численности плательщиков подушной подати. Фискальные цели, а не активизация торгово-промышленной деятельности, выступили на первый план. Крайне важно, что Петр оставил неизменной прежнюю систему распределения налогов по "животам", когда наиболее состоятельные горожане были вынуждены платить за десятки и сотни своих неимущих сограждан. Этим самым в городах закреплялись средневековые социальные порядки, что в свою очередь мешало развитию капиталистических отношений.
      Столь же формальной стала и система управления в городах. Местные магистраты Петр подчинил Главному магистрату и все они ни по существу, ни по ряду формальных признаков не имели сходства с магистратами западноевропейских городов - действительными органами самоуправления. Представители посада, входившие в состав магистратов, рассматривались, в сущности, как чиновники централизованной системы управления городами, и их должности были даже включены в Табель о рангах.
      Судопроизводство, сбор налогов и наблюдение порядка в городе - вот и все основные функции, предоставленные магистратам.
      Преобразования коснулись и той части населения России, с которой, казалось бы, и так все было ясно, - крепостных крестьян: они и холопы слились в единое сословие. Холопство имело тысячелетнюю историю и развитое право. Распространение холопьего права на крепостных послужило общей платформой для их слияния, усилившегося после Уложения 1649 г., юридически оформившего крепостничество. Но все же к петровскому времени сохранялись известные различия: холопы, работая на господина на барской запашке и в его хозяйстве в качестве домашних рабов, не были обложены государственными налогами, а, кроме того, значительная часть их - кабальные холопы - имели согласно традиции право выйти на свободу после смерти своего господина.
      При Петре вначале были резко сужены возможности выхода холопов на свободу - на них распространялась, согласно указам, воинская повинность. Кроме того развернулась борьба с побегами; суровыми указами была фактически ликвидирована группа "вольных и гулящих" - главный источник, откуда выходили холопы и куда они возвращались в случае освобождения. Наконец, в 1719 - 1724 гг. холопы были поименно переписаны и навсегда положены в подушный оклад, Утратив признак бестяглости, холопы стали разновидностью крепостных крестьян, потеряв какое бы то ни было право на свободу. Тысячелетний институт холопства одним росчерком пера был уничтожен, что повлекло за собой далеко идущие последствия: заметное усиление барщины в середине XVIII в., отмеченное в литературе, в немалой степени связано с исчезновением холопства: тяжесть работ на барском поле теперь полностью легла на плечи крепостных крестьян.
      То, что происходило в социальном строе России петровского времени (к описанным сюжетам следует прибавить введение штатов церковнослужителей, в результате чего не попавшие в штаты церковники признавались тяглыми; суровые "разборы" разночинцев с последующим распределением их в службы, оклады или богадельни; слияние монастырских, церковных и патриарших крестьян), свидетельствует об унификации сословной структуры общества, сознательно направляемой рукой реформатора, ставившего целью создание так называемого регулярного государства, которое можно охарактеризовать как тоталитарное, военно-бюрократическое и полицейское.
      Создававшемуся внутреннему режиму был свойствен ряд ограничений: передвижения по стране, выбора занятий, перехода из одного "чина" в другой. Все эти ограничения, особенно социальной направленности, были традиционными в сословной политике государства и до Петра. В сохранении и упрочении монополии сословных занятий, пресечении попыток представителей низших сословий приобщиться к привилегиям высших усматривалась основа правопорядка, справедливости, процветания народа. Но в допетровское время сильно сказывалось влияние обычаев, сословные границы были размыты, пестрота средневекового общества давала его членам, особенно тем, кто не был связан службой, тяглом или крепостью, неизмеримо большие возможности реализации личности, чем регулярность общества Петра. Законодательство его отличалось более четкой регламентацией прав и обязанностей каждого сословия и, соответственно, более суровой системой запретов, касающихся вертикального перемещения.
      Огромное значение имела в этом процессе податная реформа. С введением подушной подати, которой предшествовала перепись душ мужского пола, установился порядок жесткого прикрепления каждого плательщика к тяглу в том месте, где его записали в оклад, в платежную общину. Уже это само по себе затрудняло изменение статуса. Чтобы не парализовать хозяйственную жизнь городов, правительство указом от 13 апреля 1722 г. разрешило помещичьему крестьянину, уплатив огромный налог, записываться в посад, сохраняя, однако, его зависимость от помещика. Закон, разрешая крестьянину торговать, гарантировал помещику власть над крепостным. Тем самым он как бы удлинял цепь, на которую был посажен так называемый торгующий крестьянин. Подобное же произошло с крестьянами-отходниками, работавшими на мануфактурах. Социально-экономическое значение подобного "соломонова" решения очевидно: такой отходник, эксплуатируемый на промышленном предприятии, получив зарплату, превращал ее в оброк, который отдавал своему помещику. Это был тупиковый вариант развития.
      Петровское время характерно проведением крупных полицейских мер долговременного характера. Наиболее серьезной из них следует признать размещение в 1724 - 1725 гг. на постоянные квартиры армейских полков в местах, где для них собиралась подушная подать, и наделение армейских командиров соответствующими полицейскими функциями. Другой полицейской акцией было введение паспортной системы. Без паспорта ни один крестьянин или горожанин не имел права покинуть место жительства. Нарушение паспортного режима (утеря, просрочка, уход за пределы территории, разрешенной для посещения) автоматически означало превращение человека в преступника, подлежащего аресту и отправке на прежнее место жительства.
      Всевозможные ограничения были непосредственно продиктованы не столько особой подозрительностью царя, сколько своеобразным преломлением в его сознании рационалистических идей. По мысли реформатора, конкретное приложение их к России требовало усилить всяческую опеку над обществом, расширить функции государства в жизни страны, сословий, каждого отдельного человека. Это все придавало государству Петра полицейский характер, если понимать под термином "полиция" не только некую репрессивную организацию, но, главным образом, налаживание во всех отношениях "регулярной" жизни подданных, начиная с устройства их домов по утвержденному чертежу и кончая тщательным контролем за их нравственностью и даже душевными движениями.
      Здесь нет преувеличения или иронии. Петр провел, как известно, церковную реформу, выразившуюся в создании коллегиального (синодального) управления церковью. Уничтожение патриаршества отражало стремление Петра ликвидировать немыслимую при системе самодержавия "княжескую" (удельную) систему церковной власти. Объявив себя фактическим главой церкви, Петр уничтожил ее автономию. Более того, он широко использовал институты церкви для проведения полицейской политики. Подданные, под страхом крупных штрафов, были обязаны посещать церковь и каяться на исповеди священнику в своих грехах. Священник, также согласно закону, был обязан доносить властям обо всем противозаконном, что услышал на исповеди.
      Столь грубое вторжение государства в дела церкви и веры самым пагубным образом отразилось на духовном развитии общества и на истории самой церкви. Превращение церкви в бюрократическую контору, охраняющую интересы самодержавия, обслуживающую его запросы, означало господство этатизма, уничтожение для народа духовной альтернативы режиму и идеям, идущим от государства. Церковь с ее тысячелетними традициями защиты униженных и поверженных государством, церковь, иерархи которой "печаловались" за казнимых, публично осуждали тиранов, стала послушным орудием власти и тем самым во многом потеряла уважение народа, впоследствии так равнодушно смотревшего на ее гибель под обломками самодержавия, а позже - на разрушение ее храмов.
      Таков был экипаж корабля Петра. Теперь последний вопрос: куда же плывет этот корабль? Каковы цели царственного шкипера?
      Внешнеполитическая концепция России в ходе Северной войны претерпела существенные изменения. Полтавское сражение четко делило войну на два этапа: с 1700 по 1709 г. и с 1709 по 1721 год. На первом этапе, ставшем ввиду поражения под Нарвой оборонительным, военной инициативой владела Швеция, чьи полки заняли Польшу, Саксонию, вторглись в Россию. Поэтому Петр решал проблему сохранения и преобразования армии, накопления военного потенциала страны. Предпринимались также безуспешные попытки оживить парализованный победами Карла XII Северный союз (Дания, Саксония, Россия). На первом этапе войны Петр, воспользовавшись отсутствием крупных шведских сил в Восточной Прибалтике, сумел занять Ингрию и основать Петербург и Кронштадт.
      Полтавская победа позволила Петру перехватить инициативу, которую он развил, укрепив свое положение в Ингрии, Карелии, заняв Лифляндию и Эстляндию, а затем вступив в Германию, где при содействии Дании, Саксонии, отчасти Пруссии и Ганновера было начато наступление на шведские владения в Померании. В течение неполных шести лет союзники вытеснили шведов из всех их заморских владений. В 1716 г. с их империей было навсегда покончено. Но в ходе раздела шведских владений отчетливо проявились изменившиеся под влиянием блистательных побед на суше и на море претензии России.
      Во-первых, Петр отказался от прежних обязательств, данных союзникам, ограничиться старыми русскими территориями, отторгнутыми шведами после Смуты начала XVII в., - Ингрией и Карелией. Занятые силой русского оружия Эстляндия и Лифляндия уже в 1710 г. были включены в состав России. Резко усилившиеся армия и флот стали гарантией этих завоеваний. Во-вторых, начиная с 1712 г. Петр стал вмешиваться в германские дела. Поначалу это было связано с борьбой против шведов в Померании, Голштинии и Мекленбурге, а затем, после изгнания их из Германии, Петр стал поддерживать (в том числе вооруженной рукой) претендовавшего на абсолютистскую власть мекленбургского герцога Карла-Леопольда, вступил в переговоры с Голштинией - соседним и враждебным Дании государством.
      "Мекленбургский", "голштинский, а также "курляндский" вопросы стали источником повышенной напряженности на заключительной стадии Северной войны и даже после ее окончания, ибо Петр, властно вмешиваясь в германские дела, борясь с чуждыми ему влияниями Англии, Франции и Дании, с 1709 г. повел своеобразное "брачное наступление" в Европе: в 1709 г. племянница Петра Анна Ивановна стала герцогиней Курляндской, а ее сестра Екатерина - герцогиней Мекленбургской, сын Алексей был женат на принцессе Шарлотте-Софии Вольфенбюттельской; старшая дочь Петра стала невестой, а после смерти Петра - женой голштинского герцога Карла-Фридриха.
      Ништадтский мир 1721 г. юридически оформил не только победу России в Северной войне, приобретения России в Прибалтике, но и рождение новой империи: очевидна связь между празднованием Ништадтского мира и принятием Петром императорского титула. Возросшую военную мощь царское правительство использовало для усиления влияния на Балтике. Несомненным дипломатическим успехом стало заключение союзного договора со Швецией, а использование "голштинского вопроса" позволяло влиять как на положение Швеции, чья королевская династия была связана с голштинскими владетелями, так и на Данию, от которой Россия добивалась отмены зундской пошлины при проходе кораблей через проливы. После смерти Петра продолжавшееся усиление притязаний России в Голштинии поставило ее на грань войны с Данией.
      Петром двигали не только политические мотивы, стремление добиться влияния в Балтийском регионе, но и экономические интересы. Меркантилистские концепции, которые он разделял, требовали активизации торгового баланса; можно говорить о доминанте торговых задач в общей системе внешней политики России после Ништадтского мира. Своеобразное сочетание военно-политических и торговых интересов Российской империи вызвало русско-персидскую войну 1722 - 1723 гг., дополненную попытками проникнуть в Среднюю Азию. Знание конъюнктуры международной торговли побуждало Петра захватить транзитные пути торговли редкостями Индии и Китая. Завоевание южного побережья Каспия мыслилось отнюдь не как временная мера. Присоединив к России значительные территории Персии (1723 г.), построив там крепости, Петр вынашивал проекты депортации мусульман и заселения прикаспийских провинций православными. Создание плацдарма на Каспии свидетельствовало о подготовке похода на Индию; своеобразный "индийский синдром", владевший многими завоевателями (ибо нет подлинной империи без богатств Индии), не миновал Петра. С той же целью была предпринята авантюристическая попытка присоединить к империи Мадагаскар, для чего в 1723 г. секретно готовилась экспедиция адмирала Д. Вильстера.
      В целом за время петровского царствования произошла серьезная метаморфоза внешней политики России: от решения насущных задач национальной политики она перешла к постановке и решению типично имперских проблем. Петровские реформы привели к образованию военно-бюрократического государства с сильной централизованной самодержавной властью, опиравшейся на крепостническую экономику, сильную армию (численность которой продолжала возрастать после войны). То, что державный корабль Петра плыл в Индию, естественно вытекало из внутреннего развития империи. При Петре были заложены основания имперской политики России XVIII-XIX вв., начали формироваться имперские стереотипы.
      ПРИМЕЧАНИЕ
      1. Погодин М. Н. Петр Великий. М. 1841, с. 2.
      2. Павленко Н. И. Торгово-промышленная политика правительства России в первой четверти XVIII века. - История СССР, 1978, N 3; Аксенов А. И. Генеалогия московского купечества XVIII в. М. 1988, с. 44 - 45.
      3. Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое (ПСЗ). Т. 6. СПб. 1830, с. 296.
      4. ПСЗ. Т. 5. СПб. 1830, с. 311 - 312.
      5. ПСЗ. Т. 7, с. 73.
      6. Павленко Н. И. Ук. соч., с 67.
      7. Законодательные акты Петра Первого. Т. 1, М. - Л, 1945, с. 196.
      8. ПСЗ. Т. 6, с. 591.
      9. Майков Л. Н. Рассказы Нартова о Петре Великом. СПб. 1891, с. 82.
      10. ПСЗ. Т. 7, с. 150.
      11. Ключевский В. О. Собр. соч. Т. 4. М. 1958, с. 221.