Негреев И.О. Некоторые религиозные аспекты королевской власти в древнескандинавском культе Одина

   (0 отзывов)

Amon Göth

Негреев И.О. Некоторые религиозные аспекты королевской власти в древнескандинавском культе Одина // Власть. - 2011. - №9. - С. 147-149

В статье рассмотрены некоторые религиозные аспекты генезиса королевской власти в древнескандинавском обществе. Определено возможное влияние теологии войны и культа Одина на формирование королевской власти.

Религиозные аспекты королевской власти у древних германцев нечасто являлись объектом внимания со стороны скандинавистов. Жреческие обязанности скандинавской знати, следы алтарей в комплексе строений дворов племенных вождей, вторичная связь публичного культа с тингами, аграрные жертвоприношения королей, а также засвидетельствованное в исландских сагах обожествление королей после смерти показывают нам исходный пункт процесса создания сакральных черт королевской власти1.

В этой статье мы постараемся выделить те религиозные аспекты королевской власти, которые имели отношение к культу Одина.

Представляется целесообразным коротко рассмотреть концепции священного царства в индоевропейской традиции, наследниками которой в той или иной мере являлись германцы и скандинавы. К общеиндоевропейскому термину *reg- со значением «предводитель», «царь», восходят: др.-инд. râjan — «царь», лат. rex — «царь», др.-ирл. ri — «царь», rige — «царство». «Индоевропейское rex — понятие более религиозное, чем политическое. Обязанности rex — не повелевать и не вершить власть, а устанавливать правила и определять то, что относится к «праву» в прямом смысле этого слова. Определенное таким образом понятие rex оказывается гораздо ближе к жрецу, чем к самодержцу, указывал Бенвенист2.

Тем не менее, несмотря на замечание Бенвениста, исторически *reg-, видимо, выполнял именно политические функции, в то время как священные функции выполнял специальный священник.

Таким образом, ведическое общество (а согласно теории Ж. Дюмезиля, и все индоевропейское общество) существовало на трех уровнях. В священной сфере главенствовали брахманы, они совершали коллективные ритуалы. В политической сфере главенствовал царь, который не обладал самодержавной властью, а, скорее, выполнял функции, наподобие русского князя. К радже был приставлен отдельный священник — purohita, который от имени царя совершал священные обряды, связанные с царс кой властью. Религиозная деятельность самого царя ограничивалась ритуальными функциями, обычными для всех кшатриев3. Схожую организацию можно обнаружить в комплексе обрядов, совершаемых особым жрецом-друидом при древнекельтском царе п. Возможно, аналогичного царского жреца знала и римская традиция в лице rex sacrorum. Судя по сообщениям римских историков, «священные цари» Рима многие ритуалы совершали сами, и все же часть функций, хотя бы периодически, перекладывалась на специального жреца Юпитера — Flamen Dialis.

Сакральные функции царей продолжали существовать и в демократических Афинах, в которых сохранялся институт монархии в лице архонта-басилея. Это — избираемый священнослужитель, который носил титул царя и выбирался из потомков древнего царского рода. Как замечает А.Б. Зубов, «городу можно было перейти к демократии, но нельзя было передать демосу священные функции»4. Это свидетельствует о том, что в индоевропейской традиции в качестве священной, вероятно, почиталась сама царская власть, а ее конкретный представитель в большей степени являлся политическим деятелем, но при этом и сакральным лицом.

Переходя от общеиндоевропейских замечаний о священных царях к германцам, нужно отметить, что королевская власть у древних германцев являлась лишь разновидностью власти военного вождя племени и, следовательно, с необходимостью связывалась с богом войны Одином. Вопрос о восприятии скандинавами королевской власти остается открытым, и концепции исследователей обычно колеблются между двумя крайностями: одни отстаивают тезис о том, что в Скандинавии существовала сакральная королевская власть и что она порождалась благоговейным трепетом перед королями, другие утверждают, что в дохристианскую эпоху вообще ничего подобного не существовало5. Скандинавские конунги, как и ярлы, которые могут быть отнесены к одной категории с королями, подобно ведическим раджам, вероятно, сначала не обладали полнотой власти.

Наиболее полные сведения о религиозных аспектах происхождения королевской власти у германцев можно почерпнуть из эддической Песни о Риге. Эта поэма, вероятно, восходит к дохристианскому наследию Скандинавии и датируется X столетием. Дж. Флек полагал, что Песнь о Риге является примером культовой поэзии, которая отражает посвящение и необходимую для этого посвящения передачу знания о порядке наследования сакрального королевского сана6. Если говорить в общих чертах, то в Песни о Риге излагается легенда о странствующем асе Риге (это имя более нигде не встречается в качестве имени собственного), от которого появились все три сословия средневековой Скандинавии — рабы, бонды (свободные фермеры) и ярлы. Скандинавские сословия, впрочем, с трудом могут быть сопоставлены с индийскими кастами, т.к. они не имели ограничений, обусловленных религиозными законами, нарушение которых вело бы к изгнанию человека из сообщества. Как замечает Р. Симек, образ странствующего под псевдонимом бога, «посещающего людей и передающего избранным знание рун, лучше соотносится с Одином»7. Само имя Rigr, вероятно, происходит от др.-ирл. ri - «царь» и восходит к общеиндоевропейскому *rëg— наименованию «священного царя». Таким образом, первично или вторично, но Риг — это правитель индоевропейского типа, но представленный мифическим лицом.

Песнь о Риге рассказывает, что во время одного из посещений людей Риг взял ребенка, передал ему знание рун, назвал его Ярл-Ригом (Jarl-Rigr) и сделал своим сыном. После того как бог его усыновил, Ярл отправился завоевывать земли. Внешне поведение Ярла вписывается в обыкновенную деятельность военного вождя. В то же время его поступки полностью соответствуют одиническому богословию войны. Ярл-Риг предстает человеком, посвященным в какие-то божественные таинства, связанные с культом Одина, что и отражено в усыновлении, наречении новым именем, включающем в себя имя самого бога Рига, и передаче знания рунической письменности. По сути, в поэме в лице Ярл-Рига дана персонификация высшего сословия раннесредневекового скандинавского общества — ярлов, а также религиозные рефлексии о категории власти в целом.

В конце Песни о Риге Ярл нарекает своего младшего сына Кон Унг (Копг Ungr), что переводится как «юный отпрыск», и в народной этимологии соответствует слову «конунг» (konungr) — древнескандинавскому термину для обозначения верховного правителя, который в эпоху средневековья тождественен понятию «король».

Все мифологемы, представленные в Песни о Риге, соответствуют культу Одина. Можно предположить, что ворон (спутник Одина) упрекает нерадивого юношу в том, что он не выполняет свой одинический долг, который, собственно, и состоял в ведении постоянных военных действий — жертвоприношений богу.

Некоторые религиозные коннотации королевской власти, возможно, отражены в этимологии слова «ярл». Термин «ярл» часто связывается с именем германского племени герулов (эрулов — heruШ, егиіі), населявших Южную Швецию, датские острова Фюнен и Зеландию и Ютландский полуостров до II в. Около 250 г. герулы были вытеснены на юг племенами данов, и одна их часть ушла в низовья Рейна, другая — в Северное Причерноморье. Само имя герулов хорошо известно греческим, римским, а также готским и лангобард-ским историкам, но при этом не встречается в раннескандинавских, франкских и древнеанглийских источниках. Возможно, имя герулов носило скорее социальный, чем этнический характер, и означало либо предшественников викингов, либо представителей военной касты, на что и может указывать схожесть имени герулов и скандинавского термина «ярл»8. Постоянные набеги герулов то в устье Рейна, то в Испанию, то на побережье Черного моря, то на Дунай и Балканы позволяют говорить о собирательном названии для шведских и норвежских викингов эпохи Переселения.
Племенное имя герулов совпадает со словом егіїаі (егіїаЩ, на которое указывал еще С. Бугге. Слово erilaz встречается, как минимум, в девяти рунических надписях. В древнейших из них оно образует устойчивую формулу: ek erilaz + имя собственное в притяжательной форме: «Я, эрил такого-то». ErilaR, возможно, именовались «мастера рунического письма» или жрецы, владевшие тайнами гадания на рунах2. «В настоящее время можно утверждать, что с фономорфологической точки зрения не вызывает возражения соположение рун erilaR с исл. Jarl и имени герулов», — указывает Макаев. Если согласиться с предположением, что герулы были предтечами позднейших викингов, представителями военного сословия, а не этническим образованием, тогда в них можно усмотреть передатчиков рунической письменности — эрилов. Это согласуется с тем, что знание рун связывалось, прежде всего, с сословием скандинавских ярлов. Вместе с тем в мифическом контексте происхождение рунической письменности связывалось со знаменитым самозакланием Одина на мировом древе, результатом которого стало обретение рун
10. Все это свидетельствует о том, что ярлы были связаны с Одином.
Если попытаться коротко охарактеризовать военное богословие культа Одина, то можно сказать, что сам процесс войны воспринимался скандинавами как сакральный акт, посвященный богу. «Сражение уподоблялось жертвоприношению: и победитель, и побежденный приносили кровавую жертву богам. Таким образом, героическая смерть приобщает погибшего к исключительному религиозному опыту. Более того, экстатическая природа смерти сближает воина с вдохновенным поэтом, провидцем или шаманом», — писал М. Элиаде
11.

Таким образом, подводя некоторые итоги, можно сказать, что в Песни о Риге процесс становления королевской власти мифически связывается с одинической теологией войны и культом Одина в целом, что предположительно исторически подтверждается взаимосвязью терминов «ярл», «эрил», «герулы», а также возведением королевских генеалогий к богу Одину.


 

1 Пекарчик С. Сакральный характер королевской власти в Скандинавии и историческая действительность // Скандинавский сборник X. — Таллин : Ээсти Раамат, 1965, с. 171—201.
2 Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. — М. : Прогресс, 1995, с.
3 Dumzil G. Archaic Roman religion. Vol. 1. — Chicago: University of Chicago Press, 1970, p. 16—17.
4 Зубов А.Б. Культурные предпосылки демократической системы // Вестник Московской школы политических исследований, 2011, № 1(54), с. 40.
5 Пекарчик С. Указ. соч., с. 171—172.
6 Fleck J. Konr — Ottar — GeirrOk: A Knowledge Criterion for Succession to the Germanic Sacral Kingship // Scandinavian Studies, vol. 42, 1970, p. 39-49.
7 Simek R. Dictionary of Northern Mythology. — Cambridge, 1993, p. 264.
8 Макаев Э.А. Язык древнейших рунических надписей. - 2-е изд. - М. : УРСС, 2002, с. 38.
9 Хлевов А. А. Предвестники викингов. Северная Европа в I—VIII веках. — СПб. : Евразия, 2003, с. 235.
10 Hävamäl: 138—141; Старшая Эдда, с. 27—28.
11 Элиаде М. История веры и религиозных идей. Т. II. - СПб. : Критерион, 2002, с. 138.

 


 




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Негреев И.О. Некоторые религиозные аспекты королевской власти в древнескандинавском культе Одина
      Автор: Amon Göth
      Негреев И.О. Некоторые религиозные аспекты королевской власти в древнескандинавском культе Одина // Власть. - 2011. - №9. - С. 147-149
      В статье рассмотрены некоторые религиозные аспекты генезиса королевской власти в древнескандинавском обществе. Определено возможное влияние теологии войны и культа Одина на формирование королевской власти.

      Религиозные аспекты королевской власти у древних германцев нечасто являлись объектом внимания со стороны скандинавистов. Жреческие обязанности скандинавской знати, следы алтарей в комплексе строений дворов племенных вождей, вторичная связь публичного культа с тингами, аграрные жертвоприношения королей, а также засвидетельствованное в исландских сагах обожествление королей после смерти показывают нам исходный пункт процесса создания сакральных черт королевской власти1.

      В этой статье мы постараемся выделить те религиозные аспекты королевской власти, которые имели отношение к культу Одина.

      Представляется целесообразным коротко рассмотреть концепции священного царства в индоевропейской традиции, наследниками которой в той или иной мере являлись германцы и скандинавы. К общеиндоевропейскому термину *reg- со значением «предводитель», «царь», восходят: др.-инд. râjan — «царь», лат. rex — «царь», др.-ирл. ri — «царь», rige — «царство». «Индоевропейское rex — понятие более религиозное, чем политическое. Обязанности rex — не повелевать и не вершить власть, а устанавливать правила и определять то, что относится к «праву» в прямом смысле этого слова. Определенное таким образом понятие rex оказывается гораздо ближе к жрецу, чем к самодержцу, указывал Бенвенист2.

      Тем не менее, несмотря на замечание Бенвениста, исторически *reg-, видимо, выполнял именно политические функции, в то время как священные функции выполнял специальный священник.

      Таким образом, ведическое общество (а согласно теории Ж. Дюмезиля, и все индоевропейское общество) существовало на трех уровнях. В священной сфере главенствовали брахманы, они совершали коллективные ритуалы. В политической сфере главенствовал царь, который не обладал самодержавной властью, а, скорее, выполнял функции, наподобие русского князя. К радже был приставлен отдельный священник — purohita, который от имени царя совершал священные обряды, связанные с царс кой властью. Религиозная деятельность самого царя ограничивалась ритуальными функциями, обычными для всех кшатриев3. Схожую организацию можно обнаружить в комплексе обрядов, совершаемых особым жрецом-друидом при древнекельтском царе п. Возможно, аналогичного царского жреца знала и римская традиция в лице rex sacrorum. Судя по сообщениям римских историков, «священные цари» Рима многие ритуалы совершали сами, и все же часть функций, хотя бы периодически, перекладывалась на специального жреца Юпитера — Flamen Dialis.

      Сакральные функции царей продолжали существовать и в демократических Афинах, в которых сохранялся институт монархии в лице архонта-басилея. Это — избираемый священнослужитель, который носил титул царя и выбирался из потомков древнего царского рода. Как замечает А.Б. Зубов, «городу можно было перейти к демократии, но нельзя было передать демосу священные функции»4. Это свидетельствует о том, что в индоевропейской традиции в качестве священной, вероятно, почиталась сама царская власть, а ее конкретный представитель в большей степени являлся политическим деятелем, но при этом и сакральным лицом.

      Переходя от общеиндоевропейских замечаний о священных царях к германцам, нужно отметить, что королевская власть у древних германцев являлась лишь разновидностью власти военного вождя племени и, следовательно, с необходимостью связывалась с богом войны Одином. Вопрос о восприятии скандинавами королевской власти остается открытым, и концепции исследователей обычно колеблются между двумя крайностями: одни отстаивают тезис о том, что в Скандинавии существовала сакральная королевская власть и что она порождалась благоговейным трепетом перед королями, другие утверждают, что в дохристианскую эпоху вообще ничего подобного не существовало5. Скандинавские конунги, как и ярлы, которые могут быть отнесены к одной категории с королями, подобно ведическим раджам, вероятно, сначала не обладали полнотой власти.

      Наиболее полные сведения о религиозных аспектах происхождения королевской власти у германцев можно почерпнуть из эддической Песни о Риге. Эта поэма, вероятно, восходит к дохристианскому наследию Скандинавии и датируется X столетием. Дж. Флек полагал, что Песнь о Риге является примером культовой поэзии, которая отражает посвящение и необходимую для этого посвящения передачу знания о порядке наследования сакрального королевского сана6. Если говорить в общих чертах, то в Песни о Риге излагается легенда о странствующем асе Риге (это имя более нигде не встречается в качестве имени собственного), от которого появились все три сословия средневековой Скандинавии — рабы, бонды (свободные фермеры) и ярлы. Скандинавские сословия, впрочем, с трудом могут быть сопоставлены с индийскими кастами, т.к. они не имели ограничений, обусловленных религиозными законами, нарушение которых вело бы к изгнанию человека из сообщества. Как замечает Р. Симек, образ странствующего под псевдонимом бога, «посещающего людей и передающего избранным знание рун, лучше соотносится с Одином»7. Само имя Rigr, вероятно, происходит от др.-ирл. ri - «царь» и восходит к общеиндоевропейскому *rëg— наименованию «священного царя». Таким образом, первично или вторично, но Риг — это правитель индоевропейского типа, но представленный мифическим лицом.

      Песнь о Риге рассказывает, что во время одного из посещений людей Риг взял ребенка, передал ему знание рун, назвал его Ярл-Ригом (Jarl-Rigr) и сделал своим сыном. После того как бог его усыновил, Ярл отправился завоевывать земли. Внешне поведение Ярла вписывается в обыкновенную деятельность военного вождя. В то же время его поступки полностью соответствуют одиническому богословию войны. Ярл-Риг предстает человеком, посвященным в какие-то божественные таинства, связанные с культом Одина, что и отражено в усыновлении, наречении новым именем, включающем в себя имя самого бога Рига, и передаче знания рунической письменности. По сути, в поэме в лице Ярл-Рига дана персонификация высшего сословия раннесредневекового скандинавского общества — ярлов, а также религиозные рефлексии о категории власти в целом.

      В конце Песни о Риге Ярл нарекает своего младшего сына Кон Унг (Копг Ungr), что переводится как «юный отпрыск», и в народной этимологии соответствует слову «конунг» (konungr) — древнескандинавскому термину для обозначения верховного правителя, который в эпоху средневековья тождественен понятию «король».

      Все мифологемы, представленные в Песни о Риге, соответствуют культу Одина. Можно предположить, что ворон (спутник Одина) упрекает нерадивого юношу в том, что он не выполняет свой одинический долг, который, собственно, и состоял в ведении постоянных военных действий — жертвоприношений богу.

      Некоторые религиозные коннотации королевской власти, возможно, отражены в этимологии слова «ярл». Термин «ярл» часто связывается с именем германского племени герулов (эрулов — heruШ, егиіі), населявших Южную Швецию, датские острова Фюнен и Зеландию и Ютландский полуостров до II в. Около 250 г. герулы были вытеснены на юг племенами данов, и одна их часть ушла в низовья Рейна, другая — в Северное Причерноморье. Само имя герулов хорошо известно греческим, римским, а также готским и лангобард-ским историкам, но при этом не встречается в раннескандинавских, франкских и древнеанглийских источниках. Возможно, имя герулов носило скорее социальный, чем этнический характер, и означало либо предшественников викингов, либо представителей военной касты, на что и может указывать схожесть имени герулов и скандинавского термина «ярл»8. Постоянные набеги герулов то в устье Рейна, то в Испанию, то на побережье Черного моря, то на Дунай и Балканы позволяют говорить о собирательном названии для шведских и норвежских викингов эпохи Переселения.
      Племенное имя герулов совпадает со словом егіїаі (егіїаЩ, на которое указывал еще С. Бугге. Слово erilaz встречается, как минимум, в девяти рунических надписях. В древнейших из них оно образует устойчивую формулу: ek erilaz + имя собственное в притяжательной форме: «Я, эрил такого-то». ErilaR, возможно, именовались «мастера рунического письма» или жрецы, владевшие тайнами гадания на рунах2. «В настоящее время можно утверждать, что с фономорфологической точки зрения не вызывает возражения соположение рун erilaR с исл. Jarl и имени герулов», — указывает Макаев. Если согласиться с предположением, что герулы были предтечами позднейших викингов, представителями военного сословия, а не этническим образованием, тогда в них можно усмотреть передатчиков рунической письменности — эрилов. Это согласуется с тем, что знание рун связывалось, прежде всего, с сословием скандинавских ярлов. Вместе с тем в мифическом контексте происхождение рунической письменности связывалось со знаменитым самозакланием Одина на мировом древе, результатом которого стало обретение рун10. Все это свидетельствует о том, что ярлы были связаны с Одином.
      Если попытаться коротко охарактеризовать военное богословие культа Одина, то можно сказать, что сам процесс войны воспринимался скандинавами как сакральный акт, посвященный богу. «Сражение уподоблялось жертвоприношению: и победитель, и побежденный приносили кровавую жертву богам. Таким образом, героическая смерть приобщает погибшего к исключительному религиозному опыту. Более того, экстатическая природа смерти сближает воина с вдохновенным поэтом, провидцем или шаманом», — писал М. Элиаде11.

      Таким образом, подводя некоторые итоги, можно сказать, что в Песни о Риге процесс становления королевской власти мифически связывается с одинической теологией войны и культом Одина в целом, что предположительно исторически подтверждается взаимосвязью терминов «ярл», «эрил», «герулы», а также возведением королевских генеалогий к богу Одину.


       
      1 Пекарчик С. Сакральный характер королевской власти в Скандинавии и историческая действительность // Скандинавский сборник X. — Таллин : Ээсти Раамат, 1965, с. 171—201.
      2 Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. — М. : Прогресс, 1995, с.
      3 Dumzil G. Archaic Roman religion. Vol. 1. — Chicago: University of Chicago Press, 1970, p. 16—17.
      4 Зубов А.Б. Культурные предпосылки демократической системы // Вестник Московской школы политических исследований, 2011, № 1(54), с. 40.
      5 Пекарчик С. Указ. соч., с. 171—172.
      6 Fleck J. Konr — Ottar — GeirrOk: A Knowledge Criterion for Succession to the Germanic Sacral Kingship // Scandinavian Studies, vol. 42, 1970, p. 39-49.
      7 Simek R. Dictionary of Northern Mythology. — Cambridge, 1993, p. 264.
      8 Макаев Э.А. Язык древнейших рунических надписей. - 2-е изд. - М. : УРСС, 2002, с. 38.
      9 Хлевов А. А. Предвестники викингов. Северная Европа в I—VIII веках. — СПб. : Евразия, 2003, с. 235.
      10 Hävamäl: 138—141; Старшая Эдда, с. 27—28.
      11 Элиаде М. История веры и религиозных идей. Т. II. - СПб. : Критерион, 2002, с. 138.
       




       

      Просмотреть полную запись