Е.Е. Юдин. Промышленно-финансовая буржуазия и богатейшие фамилии русской аристократии в 1890-1914 гг. // Российская история. 2017. №4. С. 106-125.

Промышленно-финансовая буржуазия и богатейшие фамилии русской аристократии в 1890-1914 гг.
Е.Е. Юдин

Значительный рывок, совершенный Россией в 1890—1914 гг. в экономике, способствовал ускоренному оформлению крупных личных капиталов в промышленности, в торговом предпринимательстве и банковской сфере. Традиционно считается, что новая буржуазная элита, добившись экономического доминирования, неизбежно должна была составить конкуренцию в социальной и политической области землевладельческой аристократии. В этой связи интересно рассмотреть соотношение размеров и динамику благосостояния этих двух классов российского общества в так называемую «индустриальную эру» 1890—1914 годов. В одной из своих работ Ю.А. Петров отмечает, что размер личного состояния является важнейшим показателем, характеризующим как процесс капиталистического накопления в целом, так и формирования слоя богатейших предпринимателей. Величина же состояния, основным источником которого служит предпринимательская /106/ прибыль, отражает ту долю совокупного общественного продукта, которую предпринимательский класс оставляет за собой в качестве платы за организацию и управление производством. При этом, подчеркивает, Петров, в России, как и в других экономически развитых странах начала XX в., отсутствовала официальная статистика богатств [1]. Как можно предположить, размеры доходов и благосостояния новой российской буржуазии должны были именно в этот период значительно опередить богатства традиционного землевладельческого класса. В то же время не следует думать, что формирование новой финансовой и промышленной элиты означало падение благосостояния аристократии. Более корректно говорить, что накопление личных капиталов этих двух социальных групп шло параллельно, но разными темпами. Именно опережение со стороны конкурента, а не собственное разорение, вызывало беспокойство и сословную ревность в среде русской землевладельческой аристократии.

В 1890—1914 гг. несколько десятков русских аристократических фамилий могли продемонстрировать динамику роста своего капитала. Ведущие позиции в этом отношении занимали семьи Юсуповых, Шереметьевых и Строгановых. Миллионные состояния этих аристократических фамилий в абсолютных цифрах были вполне сравнимы с капиталами крупнейших российских частных банков и компаний. Так, монопольное предприятие «Нобель» в 1913 г. имело акционерный капитал в 30 млн руб. и резервные капиталы в 31 млн рублей [2]. Московский купеческий банк, крупнейший банк Москвы и второй по величине коммерческий банк в империи к 1900 г., обладал основным капиталом в 18 млн рублей. Почти 16 млн руб. в нем приходилось на долю менее 40 семей предпринимателей. В числе крупнейших долев-ладельцев находились наследники Малютина, Морозовы, Лямин, Вишняковы, Хлудовы [3]. В 1907 г. паевой капитал Товарищества Никольской мануфактуры Морозовых составил 15 млн рублей [4]. Основной капитал Московского банка, принадлежавшего Рябушинским, равнялся 26 499 000 рублей [5].

Сложнее определить и подсчитать размеры личных состояний представителей крупной российской буржуазии. Учитывая, что они, как правило, инвестировали свои средства одновременно в несколько компаний, их собственные капиталы должны были оцениваться в сравнимых цифрах, то есть достигать сумм в миллионы и даже десятки миллионов рублей. Определенные данные на этот счет уже давно приводятся в исследованиях. Например, в 1921 г. в Париже объединением российских предпринимателей, осевших в Англии, Германии, Франции, Чехословацкий, Швейцарии, Болгарии, Сербии, было проведено анкетирование. Удалось собрать данные 315 членов предпринимательских организаций (одна треть всех участников). Помимо капиталов в акционерных компаниях 63 чел. владело 105 домами (стоимость 93 из них — 82,7 млн руб.), 42 чел. владели 64 сельскохозяйственными имениями (из них 30 стоили 102,7 млн руб.) и 12 — городскими участками. Из 105 домов (доходные дома и домовладения) свыше половины находилось в С.-Петербурге, около 20 — в Москве, по 10 — в Харькове и Киеве. 315 анкетируемых участвовали в управлении и контроле над 547 акционерно-паевыми предприятиями, владели 205 неассоциированными предприятиями, имели в собственности 159 объектов недвижимости [6]. В 1914 г. в Российской империи 50 /107/ акционерных банков с 778 отделениями имели на своих балансах 6 285 млн руб. в сравнении с 4 624 млн руб. в государственных банках. К 1914 г. 71 российская промышленная компания была зарегистрирована на парижской фондовой бирже. Их общая стоимость составляла 642 млн рублей [7]. Для сравнения, по уточненным данным американских исследователей П.Грегори и А.Кагана, стоимость сельскохозяйственных производственных фондов в России к 1914 г. равнялась 13 089 млн руб., промышленных — 6 528 млн руб., железнодорожных — 6 680 млн руб., фондов торговли — 4 565 млн рублей [8].

Стоимость земель, находившихся в руках дворянства в 50 губерниях Европейской России составляла (по более ранним данным на 1905 г.) 4 040 млн руб., что на 60% превышало общую массу акционерных капиталов в стране [9]. При этом следует учитывать, что к 1914 г. в руках дворянства оставалось около 15% земель в Европейской России, а значительная часть промышленных, железнодорожных и банковских фондов находилась в руках государства. В целом же можно говорить о сравнимом объеме капиталов, принадлежавших крупной буржуазии и аристократии.

Первые попытки дать оценку капиталам, доходам и благосостоянию русской буржуазии были сделаны еще И.Ф. Гиндиным на примере известного предпринимателя А. И. Путилова. Согласно отчетам крупнейшего в России Русско-Азиатского банка, его акционерный капитал, составлял в 1910 г. 35 млн, а в 1916 г. — 55 млн рублей. Доходы председателя правления этого банка А.И. Путилова в 1916 г. состояли из жалования (42 тыс. руб. в год) и дивидендов от прибыли банка (924 тыс. руб.). Однако в этом году Путилов являлся председателем или членом правления 45 предприятий. Сверх его начального заработка в Русско-Азиатском банке в 924 тыс. руб. одни оклады в этих компаниях должны были принести ему 700—800 тыс. руб. и дивидендами самое меньшее такие же суммы [10]. В.Я. Лаверычев также полагал, что пореформенное предпринимательство способствовало «баснословному обогащению» русской крупной буржуазии. Так, товарищество нефтяного производства братьев Нобель возникло с акционерным капиталом в 3 млн руб., а уже в 1884 г. основной капитал предприятия составил 26,7 млн рублей. Известный предприниматель А.К. Алчевский, располагавший в середине 1870-х гг. капиталом в 3—4 млн, в 1890-х гг. имел уже около 30 млн рублей. Выходцы из Австрии, сахарозаводчики Бродские, в конце XIX в. располагали капиталом в 35—40 млн рублей. Представители внешнеторговых фирм в Одессе также обладали огромными богатствами. Состояния Анатра, Масса и др. оценивались более чем в 10 млн руб. каждое, а Ралли — в 25—30 млн рублей. Известными миллионерами являлись владельцы фирм Кнопа и Вогау — варшавские дельцы Блиох и Кроненберг. Они обладали крупнейшими в империи состояниями. В С.-Петербурге помимо Нобелей еще 9 семей имели многомиллионные капиталы. Большая часть из них действовала в сфере экспортной торговли (Кларки, Брандты, Колли, Миллеры) и располагала суммами в десятки млн рублей. Такими же состояниями обладали Штиглицы и Мейеры (банкиры и владельцы Петербургского металлического завода) [11]. По свидетельству крупного чиновника Министерства финансов и Государственного банка Е.Э. Картавцева, помимо наследников Штиглица и его родственников Винекенов в конце XIX в. 8 семейств иностранного происхождения в С.-Петербурге имели многомиллионные состояния. Личные капиталы Нобелей и Утемана оценивались Е.Э. Картавцевым в пределах одного десятка милли-/108/-онов рублей. Состояния наследников Штиглица, Мейеров и других экспортных фирм составляли десятками миллионов. И.Ф. Гиндин отмечает, что все эти цифры основаны на оценках личных состояний в деловых кругах, на конфиденциальных сведениях об имущественном положении, которые требовали от клиентов Государственного банка [12].

Оставшееся после смерти в 1888 г. крупнейшего железнодорожного магната и банкира С.С. Полякова имущество оценивалось в 31 425 546 руб., из которых на недвижимость приходилось 532 150 руб. (очевидно, стоимость дома на Английской набережной в С.-Петербурге). Наличных денег было всего 8 943 руб., в то время как стоимость процентных бумаг достигала 30 895 553 рублей. Общая сумма наследства, подлежавшая оплате пошлиной, составила 16 360 200 рублей. Именно эта цифра была названа при публикации в прессе и стала известна широкой публике [13]. Интересно, что позднее, во время обострения кризиса в банкирском доме Л.С. Полякова, его владелец был вынужден согласиться на проведение ревизии чиновниками Государственного банка и Особенной канцелярии по кредитной части. В результате этой ревизии Министерство финансов имело уже на 1 декабря 1901 г. полную и достаточно точно отражавшую положение дел картину состояния дома Полякова. При собственном капитале в 5 млн руб. банкирский дом Полякова владел преимущественно в виде банковских и промышленных акций ценными бумагами на сумму 39 млн руб. и недвижимым имуществом на 4,2 млн рублей. Кроме того, промышленным предприятиям было выдано по учету их векселей и в виде ссуд свыше 6 млн рублей. Необходимые для этих затрат средства лишь в незначительной части были получены в виде вкладов (4 млн руб.), а в основном в результате залога ценных бумаг (31,5 млн) и недвижимого имущества (2,3 млн), также позаимствованы у собственных предприятий (5,5 млн рублей) [14].

После смерти Надежды Филаретовны фон Мекк (1831—1894), унаследовавшей от мужа, Карла Фёдоровича фон Мекк (1821—1876), крупного предпринимателя и «железнодорожного короля», его состояние, ее имущество за вычетом долгов оценивалось в 5 млн 252,2 тыс. руб., из которых на недвижимость приходилось 240 тыс. руб. (дом в Москве, на Рождественском бульваре, дача, земельные владения в Московской губ., в том числе имение Плещеево). Наличные деньги и стоимость ценных бумаг исчислялись в размере 7 млн 301,6 тыс. руб., в том числе акции общества Московско-Казанской железной дороги (5 млн 694,7 тыс.), акции Волжско-Камского банка (1 млн 095 тыс.), акции пароходного общества «Ока» (445 тыс. рублей). Долги банкам по залогу акций составили 2 млн 289,4 тыс. руб. (в том числе Московскому купеческому банку — 485 тыс., Волжско-Камскому банку — 310 тыс. рублей). Согласно духовному завещанию, наследниками состояния Надежды Филаретовны были объявлены ее дети — Николай, Александр, Максимилиан, Владимир, Александра, Юлия, Лидия, Софья и Людмила [15]. Состояние фон Мекков уже к 1880-м гг. превышало 10 млн руб. и в дальнейшем значительно выросло.

Большой интерес представляют размеры личного состояния крупнейшего представителя финансовой олигархии предреволюционной России Карла Иосифовича Ярошинского [16]. В период предвоенного промышленного подъема (1909—1913 гг.), а затем и в ходе мировой войны Карл Ярошинский и его брат Франц сильно разбогатели. Владея предприятиями по производству и сбыту сахара, они выдвинулись в /109/ число крупнейших сахарозаводчиков России. Установив контроль над Киевским частным коммерческим банком, Ярошинские перешли к операциям с петербургскими банками. Здесь более всего преуспел К.И. Ярошинский, купивший в апреле 1916 г. при участии крупнейшего столичного банка — Русско-Азиатского — одно из ведущих российских финансовых учреждений — Русский торгово-промышленный банк. Состояние Ярошинского на март 1916 г. оценивалось им самим в 26,1 млн руб., а в следующем месяце его размер ещё более увеличился за счет спекуляций ценными бумагами различных банков и промышленных компаний. Шведский финансист У. Ашберг, который вел в то время с Ярошинским дела, вспоминал в этой связи: «Сначала он занимал нужные средства, чтобы установить свой контроль над одним банком, а когда прибирал его к рукам, покупал акции другого банка и без труда мог ликвидировать их, заложив в первом банке. Овладев акциями и контролем над вторым банком, он покупал акции третьего банка, осуществляя платежи через второй банк и т.д.» [17]. К тому времени этот российский Каупервуд уже переехал в Петроград, поселившись в одном из самых богатых дворцовых особняков на фешенебельной Морской улице (52), в доме Половцова. Тот же Ашберг вспоминал: «Он переехал в Петроград и купил великолепный дворец, который с роскошеством обставил. Через Распутина завязал мощные связи среди русских аристократов, поговаривали, что он должен жениться на одной из царских дочерей». В июне 1916 г. при содействии Ашберга Ярошинский пытался заключить договор о крупном займе, согласно которому некая группа американских капиталистов представила бы группе русских промышленников, возглавляемой им самим, капитал в размере до 100 млн руб. сроком на 5 лет [18].

Благосостояние московской буржуазии в рассматриваемый период также достигло значительных размеров. Основываясь на документах о наследстве 65 крупных московских капиталистов, скончавшихся с 1878 по 1917 гг., Петров приводит сведения об их личных состояниях. Из 65 человек почти у половины (31) наследство превышало 1 млн руб., у 18 — 500 тыс. руб., у 16 оно составляло от 100 тыс. до 500 тыс. рублей. Среди московских миллионеров преобладали представители второго и третьего поколений предпринимательских династий, связанных с текстильным производством и крупной торговлей (Морозовы, Боткины, Перловы, Третьяковы, Рябушинские, Коншины, Алексеевы и др.) [19].

Особенно в этом ряду выделялся семейный «клан» Морозовых, включавший в себя четыре ветви данной фамилии. Уже к 1890 г. Никольская фабрика Морозовых с 17 252 рабочими имела годовой объем производства в 13 302 000 руб., являясь вторым по величине индустриальным предприятием в Российской империи. Товарищество мануфактур С. Морозова было учреждено в 1873 г. с основным капиталом в 5 млн рублей. Стоимость недвижимого имущества составляла 2 259 тыс. рублей. За 26 операционных лет только в качестве дивиденда поступило более 16 млн рублей. Ежегодно на счет запасного капитала отчислялось не менее 20% чистой прибыли. В 1899 г. стоимость недвижимого имущества товарищества оценивалась в 14 595 230 рублей. Таким образом, за 26 лет, в основном за счет капиталовложений из прибыли, она увеличилась более чем в 6 раз. Этим, однако, доходы семьи Т. С. Морозова не ограничивались. Только участие в сделке по покупке Московско-Курской железной дороги при-/110/-несло ему 3 млн рублей. Существенным источником прибылей являлись также ценные бумаги, в том числе акции частных коммерческих банков [20]. За 1889—1911 гг. основной капитал Товарищества Никольской мануфактуры «Саввы Морозова сына и Ко» вырос в 3 раза — с 5 млн до 15 млн рублей. Запасной капитал этой фирмы за данный период увеличился почти в 3 раза — с 2,8 млн до 8,3 млн руб., капитал «погашения» достиг 20,1 млн, специальный страховой капитал составил 2,1 млн рублей. В целом же с 1873 по 1898 г. счет фабричного имущества Никольской мануфактуры вырос в 8 раз — с 1,7 млн до 13,7 млн рублей. С 1898 по 1903 г. стоимость имущества предприятий Морозова выросла до 17,2 млн рублей. При этом «счет погашения недвижимости» (амортизационный капитал) достиг к 1903 г. 13,1 млн руб. (или 76% стоимости фабричного имущества) при основном капитале в 7,5 млн рублей [21].

Глава Товарищества Никольской мануфактуры Т. С. Морозов после своей смерти в 1889 г. оставил состояние в 6,1 млн руб., из которого его вдове — М.Ф. Морозовой — перешло около 5 млн рублей. Она возглавляла правление этого семейного предприятия в течение 22 лет, являясь владелицей контрольного пакета паев. После ее смерти в 1911 г. ее личное состояние превысило 30 млн рублей [22].

Товарищество мануфактур Викулы Морозова было основано в 1882 г. с основным капиталом в 5 млн руб., из которых 2 943 238 руб. приходилось на недвижимое имущество. К концу 1899 г. его стоимость за счет специальных отчислений из прибыли увеличилась в 3,5 раза, составив 11 270 тыс. рублей. За 17 лет в качестве дивидендов владельцам паев, то есть членам семьи и ближайшим родственникам Морозова, было выдано 10 700 тыс. рублей. Общие доходы товарищества за эти годы составили свыше 20 млн рублей. Таким образом, две эти компании Морозовых получали более 1 млн руб. прибыли ежегодно [23]. Компания Викулы Морозова, которая контролировалась другой ветвью этой известной фамилии, занимала шестую позицию среди крупнейший предприятий страны в 1890 г. с годовым производством на 8 725 000 рублей. Другое предприятие Морозовых (Богородско-Глуховская мануфактура), принадлежавшая третьей линии этой семьи, в том же 1890 г. характеризовалось годовым производством в 7 259 000 руб. и занимало 10-е место среди крупнейших предприятий. Наконец, Тверская фабрика, которая контролировалась четвертой ветвью семьи Морозовых, имела годовое производство в 5 877 000 рублей. К 1913 г. стоимость всех предприятий, принадлежавших Морозовым, оценивалась в 44 млн рублей [24]. Общее же состояние обширного клана московских предпринимателей Морозовых, по представлениям общества, оценивалось в сотни миллионов рублей. В 1891 г. М.А. Морозов, один из совладельцев Тверской мануфактуры, только на свои личные надобности израсходовал 196 675 рублей [25]. Когда Д.А. Морозов, представлявший Богородско-Глуховскую ветвь семьи, в 1893 г. скончался, его личное состояние доходило до 10 млн рублей.

Другие опубликованные в прессе оценки личных состояний представителей московской предпринимательской элиты варьировались от 10 до 30 млн рублей. Г. Хлудов после своей смерти в 1885 г. оставил наследство в 16 млн рублей. П.М. Рябушинский, скончавшийся в 1899 г., завещал своим 8 сыновьям около 20 млн рублей [26].

Как представляется, представители русской буржуазии могли извлекать из своих промышленных и финансовых предприятий гораздо /111/ большие прибыли, исходя из процента на капитал, нежели аристократия из своих земельных владений. Например, компания Викулы Морозова в 1894—1895 операционном году принесла прибыль в 1 020 556 рублей. При основном капитале в 5 млн руб. норма прибыли составила примерно 20%. Прибыль этой же компании в период экономического кризиса снизилась до 822 411 руб. в 1902—1903 гг., но норма прибыли на капитал составила 16%. Одна из самых маленьких текстильных компаний Алексеева-Вишнякова-Шамшина получила прибыль в 1894—1895 гг. в 146 843 руб. при основном капитале в 1 млн руб. (норма прибыли — около 15%). В 1902—1903 гг. прибыль предприятия выросла до 199 318 руб. (около 20%). В то же время Никольская мануфактура Морозовых с основным капиталом в 5 млн руб. принесла чистой прибыли 3 103 000 руб. в 1894—1895 гг. и 3 060 000 руб. в 1902—1903 годах. Таким образом, норма прибыли здесь превышала уже 60%. Правда, Дж.А. Ракман высказывает некоторое сомнение относительно достоверности опубликованной статистики по этим московским компаниям. В то же время она признает, что норма прибыли предприятий Викулы Морозова и Алексеева-Вишнякова-Шамшина была в целом более типичной для московских предпринимателей, чем «фантастические» прибыли Никольской мануфактуры [27]. В течение 43 лет (1873—1916) Товарищество Никольской мануфактуры Морозовых получило чистой прибыли свыше 101 млн руб. в текущих ценах, из них пайщикам в качестве дивидендов было выдано 42,8 млн руб. (42,3%), а с учетом наградных членов Правления — около 56 млн руб. (55,3%) [28]. В любом случае, русская аристократия, чья земельная собственность давала норму прибыли на капитал в эти годы в среднем 4—6%, могла только завидовать подобным показателям московских промышленников.

Насколько велики были накопления московских текстильных промышленников, отмечал еще И.Ф. Гиндин. По его расчетам, к 1914 г. главные предприятия четырех ветвей Морозовых имели 44 млн руб. паевых капиталов, целиком принадлежавших самим Морозовым, а вместе с запасными капиталами — 73 млн рублей. При этом предприятия Морозовых имели огромные скрытые резервы — их основные капиталы, достигавшие 95 млн руб., были формально амортизированы на 73%. Фактически же собственные капиталы предприятий достигали 100 млн рублей. Морозовы, подобно другим московским капиталистам, обладали и другой собственностью — земельными владениями до 50 тыс. дес., приобретенными много десятилетий назад по низким ценам и фактически не переоцененными. Располагая материалами, товарами и наличными ценностями в 55 млн руб., Морозовы по существу не имели долгов, так как их задолженность поставщикам и банкам была ниже тех товарных кредитов, которые они предоставляли покупателям. В данном случае Гиндин подчеркивает, что им был уточнен подсчет богатств Морозовых и пересчитан на основании балансов их предприятий на конец 1913 года. Помимо этого, отдельные члены семейства Морозовых владели крупными личными капиталами (домами и другим недвижимым имуществом, паями и акциями) [29].

В 1890-е гг. предприятия другой известной семьи московских капиталистов — Рябушинских — набрали максимальный темп, по размеру оборотов уступая среди местных фабрик только знаменитой Тверской мануфактуре Морозовых. В 1899 г. П.М. Рябушинский скончался, оставив наследство своим 8 сыновьям и 5 дочерям. Его состояние /112/ оценивалось в 15 667 тыс. рублей. Если же учесть, что стоимость паев текстильного товарищества была исчислена по номиналу, а фактически паи стоили по крайней мере вдвое дороже, то состояние Рябушинского приближалось к 20 млн рублей. По балансу на 1914 г. основной капитал всего одной текстильной фирмы братьев Рябушинских равнялся 5 млн руб., запасный — 1,4 млн рублей. Стоимость фабрик, строений, земли и машин составляла 7 млн рублей. Ежегодно создавалось продукции на 8 млн рублей. Из чистой прибыли Товарищества за 1912 г. в размере 603 тыс. руб. половина причиталась пайщикам в качества дивиденда, остальные 300 тыс. были перечислены в амортизационный фонд [30]. Чистая прибыль банкирского дома Рябушинских выросла с 146 749,93 руб. в 1903 г. до 2 234 503,71 руб. в 1915 году [31].

Скончавшийся в 1910 г. Александр Фёдорович Второв — директор-распорядитель «Товарищества А.Ф. Второв с сыновьями», оставил имущества на 13 млн рублей. Его сьш Н.А. Второв (1866—1918), владелец крупнейшей фирмы по оптовой торговле мануфактурой, в 1907 г. вступил в число директоров Товарищества Коншиных. Он и унаследовал состояние своего отца, значительно увеличив свое личное состояние. К 1917 г. Товарищество серпуховских фабрик Коншиных представляло собой громадную общенациональную ценность. Стоимость имущества оценивалась в 24,1 млн, а объем годового производства превышал 45 млн рублей [32].

Как подчеркивал В.Я. Лаверычев, даже образ жизни на широкую ногу не мог поглотить всех доходов московских миллионеров. Эти средства аккумулировались в основном в коммерческих банках Москвы, С.-Петербурга и за границей [33]. В то же время Гиндин отмечал, что в целом в 1860—1890-х гг. из «железнодорожных королей» и дельцов-учредителей не сложился влиятельный и устойчивый слой крупной буржуазии (А.К. Алчевский, П.П. Дервиз-сын, частично Л.С. Поляков и СИ. Мамонтов). Все они обанкротились, и во время экономического кризиса 1900—1903 гг. их предприятия превратились в объект правительственной поддержки [34]. Таким образом, в промышленной и банковской деятельности также встречались сферы с серьезным уровнем рисков. Полная утрата своего состояния была не редкостью в среде «новой» русской буржуазии.

Как представляется, уже к концу пореформенного периода (1880-е гг.) отдельные представители крупной российской буржуазии (в основном в финансовой и железнодорожной сферах) уже обладали состояниями в несколько десятков млн руб., что было сравнимо с богатствами крупнейших землевладельцев. Но именно в 1890—1914 гг. произошел стремительный рост благосостояния русских промышленных и финансовых кругов. Десятки семей русской буржуазии стали обладателями многомиллионных состояний. И, судя по всему, в 1914—1916 гг. в этой среде уже не были редкостью личные капиталы, превышавшие 100 млн рублей. Следует также обратить внимание на источники благосостояния российской буржуазии. Разумеется, значительными суммами оценивалось недвижимое имущество, в том числе земельные владения. Но большая часть капиталов все-таки находилась в промышленных и «бумажных» фондах. Последнее обстоятельство и предопределяло значительное количество свободных средств, которые сосредотачивались в руках промышленного и финансового класса.

Сравнение благосостояния российской промышленной и финансовой буржуазии с личными состояниями трех аристократических /113/ фамилий — Юсуповых, Шереметевых, Строгановых — разумеется, не случайно. По абсолютной стоимости капиталов, размеров доходов и диверсификации источников денежных поступлений эти семьи не имели себе равных среди крупнейших землевладельцев империи. Их экономическое положение демонстрировало те максимальные возможности, которые аристократия могла реализовать в новых условиях капиталистической модернизации. Имеющиеся данные о богатстве и доходах этих фамилий свидетельствуют о значительных размерах благосостояния русской аристократии и о его росте в период 1890—1914 гг. даже в сравнении с представителями крупного российского бизнеса. Более 100 дворянских фамилий входили к началу XX в. в число крупнейших землевладельцев Российской империи (более 50 тыс. дес. земли), из них 26 семей представляли русскую титулованную аристократию [35]. Так, на 1 января 1897 г. недвижимое имущество графа С.Д. Шереметева оценивалось в 10 706 307 руб. (земельные владения — 7 731 464 руб., городские дома, — 1 605 378 руб., недвижимость в имениях — 1 369 465 рублей). Стоимость движимого имущества (земледельческие орудия, машины, скот, капитал) составляла 960 655 рублей. Общий капитал (с учетом задолженности в 0,6 млн руб.) оценивался в 11,67 млн рублей [36]. На долю земли приходилось 66,3% общей стоимости собственности С.Д. Шереметева, а с учетом движимого и недвижимого имущества в имениях — 86,2%. Значительной была доля и городской собственности — 13,8%. Ежегодный доход его брата, А.Д. Шереметева, в 1913 г. составлял 1 550 000 рублей. Шереметевым принадлежало 25 имений в нескольких губерниях и 6 городских владений (2 — в Москве: Никольский и Воздвиженский дома, 3 — в С.-Петербурге: Фонтанный и Литейный дома, и 1 — в Звенигороде, а также Странноприимный дом в Москве) [37]. По сведениям на 1 марта 1917 г., капитал графа С.Д. Шереметева в составе земли, городских домов, недвижимого имущества в имениях, движимого имущества и скота оценивался уже в 30,5 млн рублей. Доходы графов Шереметевых в первые годы XX в. составляли несколько сотен тысяч рублей в год и имели постоянную тенденцию к увеличению (1903 г. — 427 600 руб., 1904 - 441 400 руб., 1905 — 346 800 руб., 1906 — 380 100 руб., 1907 — 445 300 руб., 1908 — 464 400 руб., 1909 — 666 20$ руб., 1910 — 595 100 руб., 1911 — 657 400 руб., 1912 — 637 200 руб., 1913 — 526 000 руб., 1914 г. — 640 700 рублей) [38].

В среднем за предвоенное десятилетие доходы Шереметевых увеличились на треть, но в то же время расходы в эти годы росли опережающими темпами (1903 г. — 659 900 руб., 1904 — 693 400 руб., 1905 — 778 400 руб., 1906 — 1 002 700 руб., 1907 - 900 000 руб., 1908 -771 500 руб., 1909 — 821 760 руб., 1910 - 878 470 руб., 1911 - 993 200 руб., 1912 — 1 269 700 руб., 1913 — 1 014 100 руб., 1914 г. — 1 067 700 рублей). Как следствие, наблюдался рост общего долга с 2 682 000 руб. в 1902 г. до 6 939 500 руб. в 1915 году. Выплаты платежей по процентам долговых обязательств выросли с 128 000 руб. в 1903 г. до 406 900 руб. в 1915 году [39]. Но даже в этих обстоятельствах сумма задолженности семьи Шереметевых составила примерно четверть их общего капитала. В целом за период с 1903 по 1915 г. не было ни одного года, когда расходы графа С.Д. Шереметева были бы покрыты полученными доходами, а общий дефицит составил немалую сумму в 2 835,5 тыс. руб. — в среднем по 218,1 тыс. руб. в год. Долги за это время возросли на 4 млн руб. и составили 6 939,5 тыс. руб., а платежи по процентам по /114/ ним — 407 тыс. руб. (1915). В то же время только рост цены за землю дал Шереметевым за 11 лет прирост стоимости в 5 млн руб., тогда как дефицит составлял всего лишь 2,8 млн рублей [40].

Огромные земельные владения и капиталы принадлежали к концу XIX в. Строгановым. Произведя в 1871—1876 гг. семейный раздел с братьями и племянниками, выплатив им 1 млн руб., граф С.Г. Строганов присоединил в 1872 г. к майорату свои собственные земли (593 963 дес.), а в 1877 г. ввел в майорат земли своего брата Александра Григорьевича (около 200 тыс. десятин). После смерти в апреле 1882 г. С.Г. Строганова его внук и наследник — граф С.А. Строганов — вступил в управление нераздельного имения, оцененного в 11 млн руб. серебром. Четвертую часть этой суммы (2,75 млн руб.) он в течение 15 лет выплачивал двум своим сестрам — Ольге Александровне (с 1879 г. замужем за князем А.Г. Щербатовым) и Марии Александровне (замужем за С.Ю. Яшиным). В 1893 г. граф Строганов приобрел у Демидовых Уткинский завод с лесной дачей (74 569 десятин). В результате к концу XIX в. в его руках оказались сосредоточены огромные земельные владения в 1 559 900 дес., включавшие 8 заводов [41]. Общий доход графа Строганова составил за 1891 г. 3 391 450 руб. при общем расходе в 3 051 471 рублей. Долги же Строгановых в 1892 г. оценивались в 2 465 320 рублей [42]. Общий доход за 1892 г. составил 7 398 397 руб. при расходах в 4 766 649 рублей. Только остаток средств на 1 января 1893 г. выражался суммой 2 631 114 рублей [43]. Общий доход графа Строганова в 1900 г. составил уже несколько меньшую сумму — 6 668 823 руб. (приход за 1900 г. — 4 721 293 руб. и остаток от 1899 г. — 1 947 529 рублей). Огромные доходы Строгановых определялись масштабами крупного промышленного производства на Урале. Но это требовало постоянных громадных инвестиций, которые и поглощали большую часть прибылей.

В примечании к отчету Главного управления хозяйства графа Строганова указывалось, что независимо от оборотных сумм на 1 января 1901 г. в Государственном банке на хранении находится нераздельного капитала выкупной ссуды Пермского имения в 4% бумагах государственной ренты на 3 943 377 рублей [44]. На 1 января 1905 г. он составлял 3 922 332 руб., а на осень 1917 г. — 2 390 912 рублей. Этот капитал был в движении. В частности из него в 1905 г. было израсходовано 1 439 126 руб. на покупку крейсера «Русь» для русского флота [45]. С началом экономического кризиса в России в 1900—1903 гг. все структурные недостатки промышленного комплекса Строгановых на Урале проявились в полной мере, что привело к резкому сокращению производства и падению доходов владельцев. Однако в результате предпринятой модернизации промышленного комплекса и изменения экономической конъюнктуры в 1909—1913 гг. доходы и благосостояние Строгановых вновь стали расти. Строгановское имение на Урале было накануне 1914 г. высокодоходным предприятием. Так, в 1911 г. его чистая прибыль составила 1 818 184,97 рублей [46]. В 1905— 1914 гг. значительно вырос оборотный капитал строгановских предприятий. В 1905 г. он (дебиторы, наличные деньги, векселя) составлял 878 057 руб., а в 1914 г. — 4 939 621 рубль. Чистая прибыль, по данным Главной конторы хозяйства графа Строганова, за 1913 г. составила 633 336 рублей [47]. Это позволяло графу в предвоенное десятилетие тратить на личные нужды огромные суммы. В том же 1913 г. /115/ его личные расходы составили сумму 356 495 рублей [48]. Даже на 1 июля 1918 г. (то есть после серьезных потерь в результате событий 1917— 1918 гг.) актив строгановских предприятий определялся в 28 268 162 руб. (в том числе: неприкосновенный капитал — 2 233 458 руб.; пакет процентных бумаг — 2 739 133; текущие счета в русских коммерческих банках — 991 336; земли, леса и заводские строения — 21 082 847 рублей) [49].

Состояние князей Юсуповых в начале XX в. современникам казалось исключительным даже на фоне других крупных землевладельцев. И для этого были основания. В 1900 г. стоимость имений, дач и домов Юсуповых составляла 21,7 млн руб., в том числе стоимость петербургских, домов исчислялась в 3,5 млн, московского дома — в 427,9 тыс., антрацитового рудника — в 970 тыс., сахарного завода — в 1,6 млн, картонной и бумажной фабрик — в 986 тыс. рублей. В 1900 г. Юсуповым принадлежало 23 имения, крупнейшие из которых оценивались в несколько миллионов руб. каждое: Ракитное — 4 млн руб., Милятинское — 2,3 млн, Климовское — 1,3 млн, Архангельское — 1,1 млн рублей. Долги Юсуповых к 1 января 1901 г. составляли 1,8 млн руб., то есть не очень значительную сумму по сравнению с общим объемом Капиталов. Таким образом, чистый капитал Юсуповых в 1900 г. составлял 19 851 301 рублей [50]. Эта оценка основана на данных общего баланса Главного управления по делам и имениям князей Юсуповых, в которые включались сведения о недвижимом имуществе: имениях, земле, лесах, строениях; заводах, движимом имуществе, ценных бумагах. Но помимо этих капиталов, достаточно легко выражаемых в денежном эквиваленте, Юсуповы владели великолепным и многочисленным собранием художественных ценностей, в которое входили картина, скульптурные произведения, коллекция музыкальных инструментов, огромная библиотека. Их реальная стоимость может быть определена весьма условно. Многое из художественного собрания Юсуповых относилось к шедеврам мирового значения, что, безусловно, и определяло их огромную материальную цену. Юсуповым принадлежало большое количество изделий из драгоценных металлов и камней, частично составлявших предметы личного, повседневного пользования членов семьи, частично являвшихся предметами украшения резиденций. Хотя за период с конца 1890-х гг. по 1916 г. площадь земельных владений Юсуповых сократилась с 246,4 до 184,4 тыс. дес, стоимость капиталов значительно возросла. Эта тенденция объяснялась как общим ростом цен на землю в имениях, так и развитием инфраструктуры в них, а также ростом промышленных и бумажных фондов, стоимости городской недвижимости. Чистый капитал Юсуповых оценивался в 1896 г. в 18 040 641 руб., в 1897 — в 18 756 639 руб. (с долгами 20 114 948), в 1899 — в 19 275 965 руб. (с долгами 21 336 653), в 1900 — в 19 851 301 руб. (с долгами 21 687 497), в 1904 — в 181725 895 руб., в 1905 - в 21 589 234 руб. (с долгами 28 659 157), в 1906 г. — в 19 982 803 рублей [51]. В течение всего периода 1890—1914 гг. общие доходы хозяйства Юсуповых исчислялись сотнями тысяч рублей. В 1897 г. прибыль по имениям, фабрикам и городским домам составила 759 637 рублей [52]. В 1904—1905 гг. прибыль Юсуповых по имениям и городской недвижимости оценивалась в 750 896 рублей. В то же время убытки по имениям, выплатам процентов по ссудам, по учету векселей и личным расходам составляли 904 373 рублей [53]. Общие доходы Юсуповых в 1914 г. по-/116/-прежнему достигали огромной цифры в 730,1 тыс. рублей. Хотя чистая прибыль стала уменьшаться, она по-прежнему была достаточно внушительной (1910 г. — 856,6 тыс. руб., 1911 — 797,3 тыс., 1912 — 560,7 тыс., 1913 - 229,9 тыс., 1914 г. - 378,3 тыс. рублей). Во многом это объяснялось значительным ростом денежных сумм, потраченных этой аристократической семьей на личные нужды (1910 г. — 347,4 тыс. руб., 1911 - 440,6 тыс, 1912 — 516,3 тыс., 1913 — 530,7 тыс., 1914 г. — 1 166 тыс. рублей).

Огромная сумма расходов за 1914 г. была вызвана, в частности, экстраординарными тратами Юсуповых по случаю женитьбы молодого князя Феликса на княжне И.А. Романовой. Только перестройка покоев в петербургском дворце Юсуповых на Мойке потребовала более 200 тыс. рублей. Большие суммы тратились и на повседневное содержание резиденций князей Юсуповых — подмосковной усадьбы Архангельское, дворцов в Москве и С.-Петербурге, дома в Царском Селе, роскошных крымских имений Коккоз и Кореиз. В 1914 г. на это были потрачены 325,1 тыс. рублей. Все расходы Юсуповых на личные нужды в 1910—1914 гг. на 57% превысили полученную прибыль [54]. Стоимость капиталов Юсуповых по балансу снизилась в 1910-1914 гг. с 20 198 992 руб. до 18 577 рублей [55].

Начиная с 1911 г. резкое увеличение расходов семьи Юсуповых привело к значительному опережению трат над доходами. Увеличение задолженности Главное управление по делам имений князей Юсуповых списывало за счет капитала. Значительное снижение оценки чистого капитала (на 2 млн за четыре года) уже не компенсировалось ростом в абсолютных цифрах стоимости земельных и прочих фондов.

По данным на 1. января 1914 г., общая оценка капитала (без учета задолженности) по владениям и собственности княгини З.Н. Юсуповой составила 28 204 446 рублей; Эта оценка складывалась из следующих позиций:

1. В кассах Главного управления наличными — 4 192 рублей.

2. На текущих счетах в банках (по Главному управлению) — 26 033 рубля.

3. Долги разных лиц Юсуповым (по Главному управлению) — 1 210 748 руб. (в том числе по ссудам на капитальные затраты по имениям и домам — 408 883 руб.; остальные суммы приходились на долги частных лиц, по закладным обязательствам за проданные земли, по векселям от разных частных лиц, по просроченным векселям; недополучено от Государственного Крестьянского банка за землю, проданную крестьянам села Пруды и Новгородского общества)

4. Процентные бумаги (акции и облигации) — 2 583 816 рублей.

5. Обеспечительные векселя — 300 000 рублей.

6. Полученные залоги — 92 750 рублей.

7. Расходы на постройку храма при станции Мга и железнодорожной ветки в Ракитном — 24 792 рубля.

8. В кассах наличными и в банках на текущих счетах (по имениям, заводам и домам) — 65 149 рублей.

9. Недвижимое имущество (земля в 169 538 дес.) — 18 313 964 рубля.

10. Движимое имущество — 4 844 015 рублей.

11. Дебиторы, долги за разными лицами (по имениям, заводам и домам) — 739 234 рубля.

В то же время общая задолженность по владениям княгини З.Н. Юсуповой составляла огромную сумму в 11 067 257 рублей. Она складывалась из нескольких статей. Задолженность по закладным листам /117/ под имения и дома составляла 1 898 999 руб. (Государственному Дворянскому земельному банку — 309 177 руб., Особому отделу Государственного Дворянского земельного банка — 16 947 руб., Московскому земельному банку — 6 369 руб., Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу по залогу домов в Санкт-Петербурге — 1 566 505 рублей). Долг Азовско-Донскому банку по специальному текущему счету «on call» насчитывал 2 256 746 руб., а Санкт-Петербургской конторе Государственного Банка по соло-вексельному кредиту — 309 025 рублей. Стоимость обеспечительных векселей составляла 300 000 рублей. Долги разным частным лицам — 231 294 рубля. Залоги, подлежавшие возврату, оценивались в 243 346 рублей. Амортизационный капитал по страхованию имущества составлял 570 464 рублей. Векселя, выданные «Ее Сиятельству», оценивались в 400 000 рублей. Долги по имениям, фабрикам и домам, принадлежавшим княгине Юсуповой, составляли 4 857 380 рублей. Эта сумма включала в себя: капитал погашения и штрафной — 1 130 379 руб., акциз и переходящие суммы — 1 844 164, ссуды на капитальные затраты по имениям и домам — 394 355, различные кредиты — 1 488 481 рублей. В итоге чистый капитал княгини Юсуповой (за вычетом всей задолженности) составлял на 1 января 1914 г. 17 137 489 рублей [56].

Капитал ее мужа, князя Ф.Ф. Юсупова-старшего, оценивался в 1 572 268 руб. (долги составляли всего 30 708 рублей). Капитал их сына, князя Ф.Ф. Юсупова-младшего, равнялся 774 530 руб. (без долгов — 685 708 рублей). Таким образом, общий капитал Юсуповых к 1 января 1914 г. оценивался в 30,5 млн рублей. С вычетом же всех долгов и обязательств (как это делало Главное управление по делам имений Юсуповых) чистый капитал составлял 19 364 758 рублей [57]. В декабре 1915 г. Главное управление по делам имений князей Юсуповых подвело сравнительный итог динамики капиталов семьи. Состояние княгини З.Н. Юсуповой по общей оценке возросло с 23 108 931 руб. в 1910 г. до 28 204 746 в 1914 году. Но и задолженность в эти годы выросла — с 4 900 246 до 11 067 257 рублей. Таким образом, чистый капитал снизился с 18 208 684 до 17 137 489 рублей [58]. В целом же общая оценка капиталов князей Юсуповых (учитывая личную собственность Юсупова-старшего и Юсупова-младшего) с 18—19 млн руб. в 1896 — 1897 гг. возросла до 30 млн руб. в 1914 г., то есть почти на треть. В то же время общая задолженность за этот период увеличилась с 1,5—1,8 млн до 11 млн руб., то есть в 6 раз. Общий же капитал князей Юсуповых к 1 января 1915 г. достиг суммы в 35 835 843 рублей [59].

Не стоит думать, что сравнение благосостояния буржуазии и аристократии в России можно строить исключительно на противопоставлении земельной собственности и банковско-промышленного капитала. Значительную часть своего состояния в 1890—1914 гг. аристократия переводила за счет, прежде всего, продажи земли и ипотечного кредита в «бумажные» фонды, что объяснялось вполне прагматическими соображениями. Доходность ценных бумаг часто была выше поступлений от традиционных источников, а владение ценными бумагами не требовало практически никаких расходов. Стало общим правилом переводить часть доходов в акции банков, торгово-промышленных предприятий, страховых компаний, пароходных обществ, железных дорог, в закладные листы и свидетельства земельных банков, в облигации государственных банков и т.д. Д. Ливен полагает, что в /118/ России земельные владения, в отличие от английских дворянских поместий, не имели статуса источника гарантированного дохода и очень высокого социального престижа. Как следствие вложение капиталов в акции русская аристократия считала очень удобным [60]. С. Беккер такое использование капитала определяет как альтернативу, либо дополнение к инвестициям в земельную собственность [61]. Применительно к масштабам этого явления А.Н. Боханов, в частности, отмечал, что, хотя подсчитать количество буржуа-рантье и определить их сословную принадлежность практически невозможно, в этой группе капиталистов потомственные дворяне «занимали видное, если не основное, место» [62]. В.Я. Лаверычев полагал, что наиболее значительный удельный вес дворян-рантье был в Санкт-Петербурге. В 1910 г. из 137 825 дворян, учтенных в столице империи, 67 557 жили за счет доходов с ценных бумаг. Стоимость состояний крупных держателей государственных и прочих ценных бумаг определялась внушительными суммами [63]. Действительно, сохранившиеся финансовые материалы по хозяйствам Юсуповых, Шереметевых и Строгановых показывают, что в 1890—1914 гг. аристократические семьи в России значительно увеличили свои капиталы, выраженные в акциях и других ценных бумагах. В 1901 г. у князей Юсуповых имелось ценных маг на сумму 41,1 тыс. руб. (в Государственном дворянском банке). Затем в результате залога Невского сахарного завода (1901), продажи и залога после 1905—1907 гг. нескольких имений образовался большой капитал в виде закладных Петербургского городского кредитного общества, Государственного дворянского банка и 6-процентных свидетельств Крестьянского банка. В 1909 г. последние на сумму 1 337 тыс. руб. были проданы банкиру Вавельбергу. В дальнейшем Юсуповыми был взят курс на увеличение капитала в ценных бумагах, который к 1915 г. составил 5 122 тыс. рублей. Это были акции Бёлгородско-Сумской железной дороги (370 тыс. руб.), Азовско-Донского банка (75 тыс.), Петербургского международного банка (75 тыс.), Мальцевских заводов (13 тыс.), остальное — различные закладные листы и облигации. При этом велась крупная игра на рынке ценных бумаг. В 1910 г. от этих операций была получена прибыль в 7,7 тыс., а в 1911 г. — 45,6 тыс. рублей. В 1914 г. были проданы все процентные бумаги Петербургского кредитного общества на сумму 983 тыс. руб. с потерей на курсе 323 тыс. и куплены облигации 5-процентного государственного займа 1906 г. на 1 млн с потерей на курсе 26,4 тыс. рублей. Общим итогом операций с бумагами за 19141. был убыток в 254,1 тыс. рублей. В 1915 г. были куплены облигации государственных займов 1915 г. на сумму 1,6 млн руб., закладные четырех земельных банков (Херсонского, Бессарабско-Таврического, Полтавского и Ярославско-Костромского) на общую сумму 1 662,5 тыс., а также акции Петроградского вагоностроительного завода на 100 тыс., Бакинского нефтепромышленного общества на 11,4 тыс. и акционерного общества механических и трубочных заводов П.В. Барановского. Всего было куплено акций на 3,4 млн рублей. В том же 1915 г. было продано процентных бумаг на сумму 3 769 тыс. рублей. В следующем 1916 г. операции с ценными бумагами продолжились. Они, как и операции предыдущего года, уже отражали реалии далекой от стабильности и определенности ситуации военного времени [64].

Как крупные уральские промышленники Строгановы изначально имели значительный капитал в виде банковских вложений и ценных /119/ бумаг. По данным за 1891 г., на текущих счетах графа С.А. Строганова в Государственном банке, в Санкт-Петербургском международном и Волжско-Камском банках находилось 441 291 рубль. Кроме того, ему принадлежали акции, облигации и другие процентные бумаги на сумму в 39 тыс. рублей. Также в руках графа Строганова находились долговые обязательства в векселях Г.Д. Нарышкина и барона А.Е. Мейендорфа на сумму 503 830 рублей [65]. К январю 1900 г. на банковских текущих счетах графа Сергея Александровича Строганова находилось 308 561 руб. (278 119 в Санкт-Петербургском международном банке, 29 936 в Волжско-Камском банке, 505 руб. в Государственном банке). Кроме того, ему принадлежали ценные бумаги на общую сумму 111 367 руб. (4% государственная рента на 103 118 руб., билеты 1-го и 2-го внутренних займов на 5 205 руб., облигации С.-Петербургского городского кредитного общества на 3 044 рубля) [66].

Интересные выводы относительно финансовых операций Строгановых были сделаны С.К. Лебедевым, специально изучавшим вопрос участия этой семьи в деятельности крупнейшего российского банка — С.-Петербургского международного. Еще в 1878 г. графиня Татьяна Дмитриевна Строганова (урожденная Васильчикова) и ее сын, граф Сергей Александрович Строганов, покрыли 2 820 акциями этого банка, а также 645 акциями Центрального банка Русского поземельного кредита свои долги в 450 067 руб. по векселям графини егермейстеру графу П. К. Ферзену (прежде женатому на Ольге Павловне Строгановой). Таким образом, между родственниками произошло перераспределение крупного пакета акций С.-Петербургского международного банка. Лебедев полагает, что семейная группа Строгановых и их родственников Ферзен имела значительные интересы в данном банке и, по-видимому, согласовывала между собой представительство своих акций и управление ими. Строгановы были крупнейшими акционерами банка уже с 1876 года [67]. В 1878 г. текущие счета конторы Строгановых распределялись между Государственным (1 844 руб.) и 5 коммерческими банками: С.-Петербургский международный (434 414 руб.), Волжско-Камский банк (31 915), Петербургский частный. (1 795), Коммерческий банк в Варшаве (595), Петербургский учётно-ссудный банк (246 рублей) [68]. С конца 1870-х гг. Строгановы обладали самым крупным пакетом акций С.-Петербургского международного банка и использовали в своих финансовых операциях доверенных лиц. В целом, как отмечает Лебедев, акции Строгановых-Ферзён в числе представленных на собраниях акционеров в конце 1880-х гг. доходили до одной трети. Так, в 1876 г. через управляющего Главной конторой Н.Н. Анцифорова и его помощника В.А. Желватых Строгановы представили 1 040 и 209 акций первого выпуска и 4 654 и 1108 акций второго соответственно. В 1879 г. эта группа представила 5 495 акций (27,1% в собрании акционеров). В январе-марте 1881 г. Строгановы приобрели 411 акций банка. В 1889 г. пакет составил от 4 305 (25,4%) до 5 505 акций (32,7%). К началу XX в., в период экономического кризиса, когда банк понес тяжелейшие убытки в связи с понижением всех ценных бумаг, Строгановы сократили свой пакет акций. Так, в 1899 г. им принадлежало 3 497 акций (14,5%). В 1900 г. граф Н.П. Ферзен [69], граф Н.С. Строганов, Н.Н., а также Анцифоров, Желватых и его сын В.В. Желватых, Г.И. Цепенников, С.А. Римский-Корсаков и А.Ф. Мерценфельд (все последние — служащие Строгановых) представили 4 580 акций (16,6%). К собранию же акционеров у /120/ этой группы осталось 3 915 акций (12%). В 1901 г. ее представили оба Желватых и граф Ферзен с пакетом в 2 547 акций (10%). В дальнейшем участие Строгановых в собраниях акционеров С.-Петербургского международного банка уже не отмечается. Лишь граф Ферзен продолжал владеть пакетом в размере 3 000 — 3 300 акций. В мае 1917 г. он дополнительно купил 2000 акций банка [70].

С.К. Лебедев отмечает, что взаимоотношения банка и промышленности в России того времени всегда сводилось к схеме захвата банка либо другого предприятия с целью контроля какой-либо группы над отраслью промышленности. По его мнению, нет сведений, что Строгановы пытались путем контроля над С.-Петербургским международным банком препятствовать росту своих отраслевых конкурентов на юге России. Напротив, в период влияния Строгановых банк внедрялся в промышленность новых экономических районов. Строгановы, как владельцы уральских металлургических заводов, должны были бы препятствовать этому. Возможно, так и было, подчеркивает Лебедев, но интересы иностранных инвесторов взяли тогда верх в С.-Петербургском международном банке. Однако представитель Строгановых оставался председателем правления банка вплоть до 1900 года. Объяснение заключается в том, что со стороны Строгановых это был не предпринимательский тип контроля, а рантьерский, известный на Западе, когда группа (даже промышленная) контролирует банк с конгломератом его предприятий и связей в основном для стабилизации собственных доходов. Таким образом, пакет акций С.-Петербургского международного банка был для Строгановых вложением в доходные бумаги в расчете на прибыль, без планов экспансии или доминирования в отрасли [71].

Постепенное прекращение участия Строгановых в деятельности банка в первые годы XX в. отражает неизбежное замещение аристократии в этой сфере новым слоем капиталистов, менее щепетильных и стремящихся к другим целям. Однако это не означало снижение размаха финансовых операций через коммерческие банки, которые осуществляли доверенные лица графа С.А. Строганова. В результате в последующие годы в размещении текущих счетов Строгановых; в банках произошли изменения. Так, например, в 1900 г. на счету С.-Петербургского международного банка находилось всего 10 599 рублей. К 1914 г. наличные средства на текущих счетах распределялись следующим образом: Азовско-Донской банк (682 145 руб.), Русский для внешней торговли банк (38 476), Русский торгово-промышленный банк (110 100), Волжско-Камский банк (12 301), Государственный банк (20 521 рубль). Крупнейшим деловым партнёром Строгановых к этому времени стал Азовско-Донской банк [72]. По сведениям на 1 августа 1915 г., сальдо по текущим счетам графа Строганова в Русском сельскохозяйственном Волжско-Камском и Азовско-Донском банках составило 1 177 335 рублей. На вкладах в Русском сельскохозяйственном и Азовско-Донском банках находился 1 млн рублей. В 1915 г. общая сумма на текущих банковских счетах графа Строганова оценивалась в 2 177 335 рублей [73]. Крупные финансовые операции продолжались вплоть до осени 1917 года. Сохранились, например, документы, которые указывают, в частности, что в июне 1916 г. графом Строгановым был открыт счет в National City Bank в Нью-Йорке на сумму 6 900 долларов. 23 февраля 1917 г. руководство банка сообщало графу, что его счет был кредитован на сумму 4 016 долларов [74]. Среди архивных материалов Санкт-Петербургской конторы владений /121/ Строгановых сохранился список (датированный 9 августа 1918 г.) банков, в которых находились к этому времени денежные суммы, принадлежавшие графу С.А. Строганову. На текущих счетах в банках насчитывалось 808 841 руб., в том числе в Русском для внешней торговли — 9 762 руб., в Волжско-Камском коммерческом — 10 795, в Русском торгово-промышленном — 110 000, в Азовско-Донском — 643 527, в Государственном банке — 3 257, в Центральном банке Общества взаимного кредита в Петрограде — 31 428 рублей. Кроме того, графу Строганову принадлежало процентных бумаг и векселей на сумму 593 748 рублей [75].

Семья Шереметевых также переводила часть своих капиталов в «бумажные» фонды. Уже в 1894 г. у графа А.Д. Шереметьева было ценных бумаг на 7 578,7 тыс. руб.,; принесших доход в 353,6 тыс. рублей. С 1902 по 1913 г. номинальная цена ценных бумаг возросла с 9 432,5 тыс. руб. до 19 335,3 тыс. руб., а доход от них с 400 тыс. — до 944,3 тыс. рублей. Большинство бумаг составляли свидетельства Крестьянского поземельного банка (6,2 млн руб.), закладные листы Дворянского земельного банка (1,2 млн) и частных земельных банков. С ценными бумагами велась крупная игра: в 1913 г. их было куплено на 4 123 тыс. руб. и продано на 4 390 тыс. рублей [76]. Граф С.Д. Шереметев пользовался дивидендами за счет капитала следующих учреждений: Странноприимный дом в Москве, богадельня в Кусково, церковь великомученицы Варвары, Императорское общество любителей древней письменности. JC 1 января 1898 г. этот капитал насчитывал 1 029 850 руб., а к 1 января 1901 г. — 1 129 650 рублей 77. К 1 марта 1917 г. из общей суммы состояния графа Шереметева в 30,5 млн руб. 51% приходился на земельную собственность, 28% — на городскую недвижимость и почти 19% — на акции и облигации [78].

На первый взгляд значительное увеличение доли акций и других ценных бумаг в составе капитала богатейших русских аристократических семей могло свидетельствовать о сближении их экономического положения с представителями промышленно-финансовой буржуазии с точки зрения источников благосостояния и экономической стратегии. При более пристальном рассмотрении все-таки следует отметить значительные различия в интересах крупнейших землевладельцев и буржуазии к подобного рода финансовым операциям. У самих членов семей Юсуповых, Шереметевых, Строгановых и их поверенных в делах в общем-то отсутствовали предпринимательские намерения. Перевод значительной части капиталов в так называемые «бумажные» фонды, операции с ценными бумагами определялись в первую очередь ярко выраженным рантьерским интересом. В то же время объективно заинтересованность аристократии в получении устойчивой прибыли посредством вложения своих средств в частные коммерческие банки и акционерные компании сближала их с буржуазными кругами российского общества.

К концу пореформенного периода (1880-е гг.) личные состояния единичных представителей финансовых и промышленных кругов достигали десятков миллионов рублей и могли равняться богатствам крупнейших землевладельцев аристократического происхождения. В то же время десятки аристократических фамилий в целом были значительно состоятельнее, чем большая часть русской промышленной буржуазии. В период 1890—1914 гг. ситуация менялась. Именно в эти годы общие доходы и объемы капиталов русского буржуазного /122/ класса начали стремительно опережать благосостояние крупных землевладельцев. Особенно динамика роста богатств в промышленной и финансовой сферах увеличилась в период промышленного подъема 1909—1913 гг. и военный период 1914—1916 годов. Пожалуй, ни одна русская аристократическая семья, и даже Юсуповы, Шереметевы и Строгановы, в это время не могла сравняться по доходам и общей стоимости капиталов с, например, Рябушинскими, Морозовыми или Путиловым, чьи состояния явно превышали 100 млн рублей. Предельные значения в оценке собственности этих трех богатейших аристократических фамилий достигали 30 млн рублей. В то же время следует отметить, что в отличие от существующих представлений, благосостояние русской землевладельческой аристократии в 1890—1914 гг. значительно выросло. Эта тенденция вполне объяснима. Наряду с постоянным ростом цен на землю, улучшением сельскохозяйственной конъюнктуры владельцами осуществлялись и значительные вложения в развитие собственного хозяйства. Обращает на себя внимание и другая особенность экономического положения русской аристократии. Большая часть ее капиталов была сосредоточена в виде земельной собственности, а также в виде непроизводительных фондов (роскошных дворцовых резиденций, предметов искусства и роскоши), что значительно затрудняло использование свободных денежных средств. Это являлось серьезной проблемой на пути адаптации хозяйств крупных землевладельцев к изменившимся экономическим условиям индустриальной эпохи, но в то же время способствовало поиску новых источников доходов и трансформации старых. В отличие от аристократии капиталы русской буржуазии сосредотачивались в тех фондах (промышленных и финансовых), которые не только давали значительно больший процент прибыли, но и позволяли увеличивать и активно использовать свободные денежные средства. Основные капиталы аристократии заключались в земельных владениях. В то же время развитая система кредитования в России, включавшая в себя сеть государственных и частных земельных банков, позволяла крупным землевладельцам прибегать к ипотеке на достаточно выгодных условиях. Появлялись значительные средства для реорганизации хозяйства в имениях и различных финансовых операций. Сопутствующим явлением становился рост ипотечной задолженности крупных землевладельцев. В то же время, если примерно две трети стоимости капиталов аристократических семей приходилось на земельные владения, то, соответственно, треть стоимости — на городскую недвижимость и ценные бумаги. В условиях индустриального роста собственность в городах становилась важнейшим фактором повышения благосостояния аристократии. Резко возросло значение именно в период 1890—1914 гг. так называемых «бумажных» фондов. В последнем случае мы можем констатировать целенаправленную экономическую стратегию большинства крупных землевладельцев. В этом проявляется совпадение экономических интересов крупной буржуазии и аристократии. Наконец сравнение благосостояния аристократии и буржуазии по-новому заставляет посмотреть на общую проблему уровня развития капитализма в России. Именно 1890—1914 гг. стали тем периодом, когда частные капиталы в промышленности и банковском секторе стали преобладать в абсолютных цифрах над богатствами крупнейших землевладельцев. /123/

Примечания
1. ПЕТРОВ Ю.А. Московская буржуазия в начале XX века: предпринимательство и политика. М. 2002, с. 59—60.
2. ГИНДИН И.Ф. Балансы акционерных предприятий как исторический источник. В кн.: Малоисследованные источники по истории СССР XIX—XX вв. М. 1964, с. 109.
3. RUCKMAN J.A. The Moscow business elite: a social and cultural portrait of two generations, 1840—1905. De Kalb. 1984, p. 56.
4. ПОТКИНА И.В. На Олимпе делового успеха. Никольская мануфактура Морозовых, 1797-1917. М. 2004, с. 55.
5. АНАНЬИЧ Б.В. Банкирские дома в России. 1860—1914 гг. Очерки истории частного предпринимательства. М. 2006, с. 167.
6. Российские предприниматели в начале XX века. По материалам Торгово-промышленного и финансового союза в Париже: публикация документов. М. 2004. с. 12-13.
7. ANANICH В. The Russian economy and banking system. In: The Cambridge History of Russia. V. II. Imperial Russia, 1689—1917. Cambridge. 2006, p. 419—421.
8. Россия, 1913 год. Статистико-документальный справочник. СПб. 1995, с. 34.
9. ДЯКИН B.C. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907—1911 гг. Л. 1978, с. 12.
10. ГИНДИН И.Ф. Ук. соч., с. 98, 105.-
11. ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Крупная буржуазия в пореформенной России. 1861—1900. М. 1974, с. 73.
12. ГИНДИН И.Ф. Русская буржуазия в период капитализма, ее развитие и особенности. - История СССР. 1963. № 2, с. 71.
13. АНАНЬИЧ Б.В. Ук. соч., с. 109.
14. Там же, с. 126-127.
15. ПЕТРОВ Ю.А. Состояние по наследству: московские богачи в конце XIX начале XX века. - Былое. 1992, № 7, с. 11.
16. Ярошинские принадлежали к роду польских крупных землевладельцев, имения которых располагались на Украине, недалеко от Винницы. В 1834 г. Ярошинские получили дворянство. В 1911 г. при посещении Киева императором Николаем II брат Карла Франц был произведен в камер-юнкеры. Используя в дальнейшем придворные связи, братья занялись предпринимательской деятельностью c целью увеличения своего состояния. ФУРСЕНКО А.А. Концерн К.И. Ярошинского в 1917—1918 гг. В кн.: Проблемы социально-экономической истории России. К 100-летию со дня рождения Б.А. Романова. СПБ. 1991, с. 265.
17. Там же, с. 266—267.
18. Там же, с. 266,268.
19. ПЕТРОВ Ю.А. Московская буржуазия..., с. 63.
20. ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Ук. соч., с. 72.
21. СОЛОВЬЁВА А.М. Прибыли крупной промышленной буржуазии в акционерных обществах России в конце ХIХ — начале XX века, — История СССР. 1984, № 3, с. 39.
22. Там же, с. 47.
23. ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Ук. соч., с. 72-73.
24. RUCKMAN J.A. Op. cit., p. 60.
25. ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Ук. соч., с. 73.
26. RUCKMAN J.A. Op. cit., p. 66.
27. Ibid., p. 65.
28. ПОТКИНА И.В. Ук. соч., с. 67.
29. ГИНДИН И.Ф. Русская буржуазия..., с. 63.
30. ПЕТРОВ Ю.А. Московская буржуазия..., с. 156,160—161.
31. АНАНЬИЧ Б.В. Ук. соч., с. 160.
32. ПЕТРОВ Ю.А. Московская буржуазия..., с. 138, 373.
33. ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Ук. соч., с. 73.
34. ГИНДИН И.Ф. Русская буржуазия..., с. 69.
35. Благосостояние русской аристократии в период 1890—1914 гг. рассматривалось в следующих работах: АНФИМОВ А.М. Крупное помещичье хозяйство Европейской России (кон. XIX — нач. XX в.). М. 1969; МИНАРИК Л.П. Экономическая /124/ характеристика крупнейших земельных собственников России кон. XIX г. — нач. XX в. М. 1971; BECKER S. Nobility and Privilege in Late Imperial Russia. De Calb, 1985 (русский перевод: БЕККЕР С. Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегий последнего периода императорской России. М., 2004.); LIEVEN P. The Aristocracy in Europe. 1815—1914. London. 1992 (русский перевод: ЛИВЕН Д. Аристократия в Европе. 1815—1914. СПб. 2000).
36. Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 1287, оп. I, ед. хр. 3749, л. 1об.
37. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 1088, оп. 4, ед. хр. 36, л. 29.
38. Там же, ед. хр. 175, л. Зоб.—4.
39. Там же; л. 3—4.
40. АНФИМОВ А.М. Ук. соч., с. 315-316.
41. БУРАНОВ Ю.А. Финансовое положение хозяйства Строгановых в начале XX в. В кн.: Генезис и развитие капиталистических отношений на Урале. Свердловск. 1980, с. 110; ЕГО ЖЕ. Акционирование горнозаводской промышленности Урала (1861— 1917). М. 1982, с. 25.
42. РГАДА, ф. 1278, оп. 2, ед. хр. 403, л. 1-15.
43. Там же, ед. хр. 406. л. 61—63.
44. Там же, ед. хр. 414, л. 17—35.
45. БУРАНОВ Ю.А. Ук. соч., с. 110.
46. ШУСТОВ С.Г. Пермское нераздельное имение графов Строгановых во второй половине XIX — начале XX вв. Пермь. 2008, с. 247.
47. РГАДА, ф. 1278, оп. 2, ед. хр, 425, л. Зоб.
48. Там же, ед. хр. 427, л. Зоб.—4.
49. БУРАНОВ Ю.А. Ук. соч., с. 115.
50. РГАДА, ф. 1290, оп. 5, ед. хр. 347, л. 10.
51. Там же, ед. хр. 297, л. 3; ед. хр. 327., л. 2; ед. хр. 347, л. 10; ед. хр. 657, л. 2.
52. Там же, ед. хр. 297, л. 54.
53. Там же, ед. хр. 657, л. 1—2.
54. АНФИМОВ А.М. Ук. соч., с. 277, 312-313; РГАДА, ф. 1290, оп. 5, ед. хр. 1007, л. 3.
55. Там же, л. 2.
56. Там же, ед. хр. 1003, л. 12—14.
57. Там же, л. 14—16.
58. Там же, ед. хр. 1084, л. 2— 11.
59. Там же, ф. 1290, оп. 5, ед. хр. 1081, л. 17.
60. ЛИВЕН Д. Ук. соч., с. 163.
61. БЕККЕР С. Ук. соч., с. 80.
62. БОХАНОВ А.Н. Крупная буржуазия России. Конец XIX в. — 1914 Г; М. 1992, с. 171.
63. ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Ук. соч., с. 72.
64. АНФИМОВ А.М. Ук.соч., с. 286-287.
65. РГАДА, ф. 1278, оп. 2, ед.хр. 403, л. 1-2.
66. Там же, ед. хр. 414, л. 16об.
67. ЛЕБЕДЕВ С.К. Аристократическое лицо С.-Петербургского международного коммерческого банка: от Строгановых до Бернардаки. В кн.: Россия В ХК—XX вв. Сб. статей к 70-летию со дня рождения Рафаила Шоломовича Ганелина. СПб. 1998, с. 81.
68. Там же, с. 84.
69. Полковник лейб-гвардии Уланского полка, адъютант главнокомандующего войск гвардии и Петербургского военного округа великого князя Владимира Александровича, сын егермейстера П.К. Ферзена и О.П. Строгановой.
70. ЛЕБЕДЕВ С.К. Ук. соч., с. 85-86.
71. Там же, с. 86—87.
72. Там же, с. 84.
73. РГАДА, ф. 1278, оп. 2, ед. хр. 678а, л. 1.
74. Там же, оп. 4, ед. хр. 896, л. 1, 7.
75. Тамже, оп. 2, ед. хр. 681, л. 1—1об.
76. АНФИМОВ А.М. Ук. соч., с. 286.
77. РГАДА, ф. 1287, on. 1. ед. хр. 5923, л. 20-21; ед. хр. 5927, л. 26об.-27.
78. АНФИМОВ А.М. Ук. соч., с. 286-287.

Российская история. 2017. №4. С. 106-125.