Грунт А.Я. Могла ли «Москва» начать! (В.И. Ленин о возможности начала восстания в Москве в 1917 г.) // История СССР. 1969. №2. С. 5-28.

А.Я.ГРУНТ
МОГЛА ЛИ МОСКВА «НАЧАТЬ»!
(В. И. Ленин о возможности начала восстания в Москве в 1917 г.)

Нет буквально ни одной работы об Октябрьском вооруженном восстании в Москве, в которой бы авторы не цитировали замечаний В.И. Ленина из его письма ЦК, ПК и МК РСДРП (б) «Большевики должны взять власть» или статьи «Кризис назрел» о том, что «Москва может начать» [1], но нет также ни одной работы, где бы эти замечания всесторонне анализировались. Большинство авторов ограничивается самыми общими соображениями насчет того, что Ленин придавал огромное значение одновременному взятию власти в обеих столицах [2]. Сами по себе эти соображения, конечно, верны и не вызывают сомнений, но в них не содержится ответа на ряд возникающих в этой связи конкретных вопросов [3].

Как известно, Москва не только не «начала», но взятие власти Советами в ней оказалось связанным с огромными трудностями, длительной и кровопролитной борьбой. Между тем Ленин, среди прочего, в начале октября, т. е. меньше чем за месяц до восстания, высказал предположение, что «в Москве победа обеспечена и воевать некому» [4], т. е. отмечал легкость, с которой можно взять власть. Таким образом, первый вопрос о том, могла ли Москва «начать», влечет за собой второй, еще более существенный вопрос о причинах затяжки взятия власти во второй столице. Лежат ли они в плоскости объективных обстоятельств или зависели прежде всего от субъективных позиций и действий революционных сил и, в первую голову, их руководящего ядра? Ведь как раз по этому вопросу среди историков нет единства мнений. /5/

1. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 241, 282.
2. См., напр., «1917 год в Москве», М., 1957, стр. 115—116; Г. Костомаров. Революционные традиции. В сб. «Москва в двух революциях», М., 1958, стр. 34; его же. Московские большевики в борьбе за Октябрь. В сб. «Великий Октябрь», М., 1958, стр. 253; С. Кукушкин. Московский Совет в 1917 году, М., 1958, стр. 149; Т. А. Логунова. Московская Красная гвардия в 1917 году, М., 1960, стр. 69; А. Я. Грунт. Победа Октябрьской революции в Москве, М., 1961, стр. 138; «Очерки истории Московской организации КПСС. 1883—1965», М., 1966, стр. 266; А. В. Качурина. Партия большевиков — вдохновитель и организатор Московского вооруженного восстания в октябре 1917 г. (историографический очерк), М., 1967, стр. 9—10.
3. Определенный шаг вперед в этом направлении сделан в монографии Г. А. Трукана «Октябрь в Центральной России», М., 1967 и коллективной работе «Октябрь в Москве»; М., 1967.
4. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 341.

Для ответа на поставленные вопросы первостепенное значение имеет тщательное изучение высказываний В. И. Ленина по этому поводу. Только за период с 4 марта по 7 ноября 1917 г, В. И. Ленин возвращался к вопросу о развитии революции в Москве не менее 100 раз более чем в 40 трудах [5]. Замечу сразу, что в большинстве случаев высказывания эти сводятся к беглым упоминаниям. Тех же, по которым хоть сколько-нибудь полно можно судить о позиции Ленина по тому или иному вопросу, несравненно меньше, но они представляют огромный интерес и имеют большое значение для всякого, кто занимается историей революции в Москве.

Впервые к мысли о том, что Москва может «обогнать» Петроград и стать во главе движения, Ленин пришел во второй половине августа 1917 г. В статье «Слухи о заговоре» (кстати, в то время не опубликованной) он писал: «...именно Москва теперь, после Московского совещания, после забастовки, после 3—5 июля, приобретает или может приобрести значение центра» [6]. Основанием для такого вывода могли служить как прошлый опыт, так и события самого последнего времени. Как известно, Москва имела за плечами декабрь 1905 г., когда именно она взяла на себя почин вооруженного восстания и стала играть ведущую роль в революции. Конечно, сам по себе, так сказать, в «чистом виде» этот опыт никак не мог быть перенесен в 1917 г., но он вполне позволял допустить возможность того, что Москва может стать всероссийским центром движения и застрельщиком вооруженной борьбы за власть.

Однако ни опыт первой русской революции, «и ход событий весной 1917 г. не давали еще основания для предположения, высказанного Лениным в августе 1917 г. Для этого нужны были совершенно конкретные причины. И, конечно, одной из них было мощное выступление московского пролетариата 12 августа, равного которому в то время не было ни в одном из городов России, включая и Петроград. Если же учесть, что русский и европейский опыт прошлых революций показывал, что пролетарским восстаниям, как правило, предшествовала массовая политическая стачка, то станет понятным, какое значение придавал Ленин таким фактам. Стачка 12 августа показала и доказала, что «активный пролетариат за большевиками несмотря на большинство, при голосованиях в Думу, у эсеров» [7].

Действительно, несмотря на то, что 10 августа эсеро-меньшевистскому блоку на объединенном заседании исполкомов Советов рабочих и солдатских депутатов, а 11 августа на пленарном заседании Советов удалось провести решение о воспрещении каких-либо выступлений, не санкционированных. Советом [8], несмотря на обращение Совета к рабочим с призывом воздержаться от забастовки, пролетарская Москва пошла за большевиками. «Уже самый характер стачки — знамение лучших дней, прообраз нового победного движения, — писал "Социал-демократ". — Кончилось время стихийных «вспышек бессознательно-доверчивой массы. Масса ясно и глубоко поняла свои пути. Машина пролетарско-крестьянской революции становится на верную дорогу. И в этом грозное предостережение силам контрреволюции» [9]. Быть может, большевистская газета несколько преувеличила степень и уровень сознательности масс в данный момент, но шаг на этом пути, и несомненно серьезный, был /6/

5. Ф. Л. Курлат. Рабочие Москвы в борьбе за власть Советов (февраль — ноябрь 1917 года). Автореф. канд. дисс, М., 1961, стр. 3.
6. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 77.
7. Там же, стр. 78.
8. «Известия МСРД», 11 и 12 августа 1917 г.
9. «Социал-демократ», 15 августа 1917 г.

сделан. Отмечая это обстоятельство, Ленин писал, что ситуация <в Москве напоминает ситуацию в Петрограде перед 3—5 июля, но в то же время подчеркивал, что «разница гигантская: тогда Питер не мог бы взять власти даже физически, а если бы взял физически, то политически не мог бы удержать, ибо Церетели и К° еще не упали до поддержки палачества» [10]. Таким образом, главный итог развития после июльских дней Ленин видел в саморазоблачении лидеров соглашательства и в потере ими доверия масс. «Тогда (т. е. до июля. — Л. Г.) даже у большевиков не было и быть не могло сознательной решимости трактовать Церетели и К°, как контрреволюционеров. Тогда ни у солдат, ни у рабочих не могло быть опыта, созданного месяцем июлем.

Теперь совсем не то. Теперь в Москве, если вспыхнет стихийное движение, лозунг должен быть именно взятие власти» [11].

Конечно, процесс изживания мелкобуржуазных иллюзий после июльских дней носил всероссийский характер, приметы его были видны повсюду, но Москва своим августовским выступлением вышла на передний край борьбы, что и позволило Ленину сделать вывод о том, что она приобретает или может приобрести значение центра.

Заметим сразу, что в обоих выводах Ленин крайне осторожен. Он совсем не утверждал, а лишь допускал, что развитие событий могла превратить Москву в главный центр всероссийской борьбы за пролетарскую власть. Но, допустив такую возможность, Ленин не мог пройти мимо вытекающих отсюда практических выводов: «Крайне важно, чтобы в Москве "у руля" стояли люди, которые бы не колебались вправо, не способны были на блоки с меньшевиками, которые бы в случае движения понимали новые задачи, новый лозунг взятия власти, новые пути и средства к нему» [12]. Мысль выражена предельно отчетливо. В благоприятно сложившихся для выступления объективных условиях решающее значение приобретает субъективный фактор, способность руководящего ядра действовать решительно и смело, направляя стихийное движение масс по нужному пути.

Поводом же для этого замечания послужило беспокойство Ленина, вызванное заметкой в «Новой жизни», в которой говорилось о том, что в Москве готовится контрреволюционное выступление, и местные военные власти вместе с Московским Советом принимают меры для его предотвращения. «К этим приготовлениям, — говорилось в заметке, — были привлечены и представители московских большевиков, пользующиеся влиянием во многих воинских частях, куда им на этот случай был открыт доступ» [13]. В распоряжении Ленина, очевидно, не было других сведений о событиях в Москве, но и одно это сообщение позволяло думать о наличии известного политического блока между большевиками и оборонцами на предмет «защиты от контрреволюции». И это было действительно так [14]. Ленин требовал официального расследования этого факта и от-/7/-

10. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 78.
11. Там же.
12. Там же, стр. 77.
13. «Новая жизнь», 17 августа 1917 г. v.
14. После Государственного совещания при Московских Советах рабочих и солдатских депутатов был организован временный революционный комитет («шестерка»), в который вошло по два представителя меньшевиков, эсеров и большевиков, а также представитель штаба МВО. Об этом докладывал на заседании ЦК РСДРП (б) 14 августа приехавший из Москвы Юровский (см. «Протоколы ЦК РСДРП (б)», М., 1958, стр. 21). Вхождение в «шестерку» на условиях «свободного доступа» в казармы и без четкого определения своей политической линии было серьезной тактической ошибкой со стороны руководства МК РСДРП (б), так как являлось косвенным выражением доверия Временному правительству.

странения от работы членов ЦК и МК, виновных в блокизме [15]. Таким образом, решающим условием того, что Москва сможет сыграть роль центра, Ленин выдвигал наличие там такого руководства, которое бы в нужный момент действовало решительно и без колебаний.

Прошло совсем немного времени — менее месяца, но революция шагнула далеко вперед. Страна находилась в состоянии глубокого общенационального кризиса. Перед пролетариатом не было иного выхода, как силой оружия завоевать политическую власть и вырвать страну из грозящей ей катастрофы. «Большевики должны взять власть» — вот генеральный вывод, к которому приходит вождь революции на основе анализа российской действительности. Но ведь взятие власти через восстание — вопрос не только политический, но и военный: тут нужно решать, когда начать и где начать. И в этой связи Ленин вновь обращается к Москве. В середине сентября для него очевидно одно: «Взяв власть сразу и в Москве и в Питере (неважно, кто начнет; может быть, даже Москва может начать), мы победим безусловно и несомненно» [16]. Спустя две недели он писал: «Мы имеем техническую возможность взять власть в Москве (которая могла бы даже начать, чтобы поразить врага неожиданностью)...

Если бы мы ударили сразу, внезапно, из трех пунктов, в Питере, в Москве, в Балтийском флоте, то девяносто девять сотых за то, что мы победим с меньшими жертвами, чем 3—5 июля, ибо не пойдут войска против правительства мира» [17].

В письме в ЦК, питерским и московским большевикам развивается та же мысль: «Очень может быть, что именно теперь можно взять власть без восстания: например, если бы Московский Совет сразу тотчас взял власть и объявил себя (вместе с Питерским Советом) правительством. В Москве победа обеспечена и воевать некому. В Питере можно выждать. Правительству нечего делать и нет спасения, оно сдастся...

Необязательно "начать" с Питера. Если Москва "начнет" бескровно, ее поддержат наверняка: 1) армия на фронте сочувствием, 2) крестьяне везде, 3) флот и финские войска идут на Питер» [18].

Последний раз о возможности «начать» в Москве Ленин писал в письме Питерской городской конференции 7 октября: «Надо обратиться к московским товарищам, убеждая их взять власть в Москве, объявить правительство Керенского низложенным и Совет рабочих депутатов в Москве объявить Временным правительством в Россия для предложения тотчас мира и для спасения России от заговора. Вопрос о восстании в Москве пусть московские товарищи поставят на очередь» [19].

Больше к этой идее он не возвращался. Случайно это или нет, вопрос особый и о нем пойдет речь ниже. Сейчас же представляется необходи-/8/-

15. См. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 77. Как видно из протоколов ЦК, вопрос о Москве стоял на заседании ЦК 31 августа (см. «Протоколы...», стр. 39). Однако о решении ЦК по этому вопросу сведений нет. Судя по тому, что никто из руководящих работников Московской парторганизации отозван не был, организационных решений не принималось. Сказалось, видимо, и то, что московские товарищи к этому времени выправили ошибку и заняли правильную позицию. Когда 29 августа пленум Московских Советов р. и с. депутатов совместно с исполкомом Совета крестьянских депутатов постановил создать орган «революционного действия для подавления контрреволюции» («девятку»), представитель большевистской фракции заявил, что большевики входят в нее не для выражения доверия Временному правительству, не для его защиты или охраны, а исключительно в целях «технического соглашения по борьбе с надвигающейся диктатурой Корнилова» («Социал-демократ», 31 августа 1917 г.).
16. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 241.
17. Там же, стр. 282.
18. Там же, стр. 341.
19. Там же, стр. 348.

мым проанализировать приведенные высказывания и выяснить, на какие явления и факты опирался Ленин, делая столь далеко идущие выводы [20].

В. И. Ленин ни разу не ставил вопроса о восстании в Москве как об отдельном изолированном акте. Наоборот, во всех случаях последовательно проводится мысль о необходимости одновременного выступления, одновременного удара в главных решающих пунктах страны. Необходимость этого не только вытекала - из соображений здравого смысла, но и прямо диктовалась тяжелым опытом 1905 г., когда разрозненные выступления позволили правительству свободно маневрировать своими резервами. Очевидно, что постановка вопроса об одновременном выступлении ни в коей степени не противоречила тому, что кто-то должен начать, дав тем самым сигнал к общему восстанию.

Как и в августе, вопрос о возможности «начать» в Москве ставится Лениным отнюдь не категорично, а лишь, в качестве возможного варианта, хотя нельзя не заметить, что сравнительно с половиной сентября в конце первой недели октября он высказывается за этот вариант гораздо более определенно. Обращает на себя внимание и то, что в качестве доводов за начало восстания в Москве появляются соображение как тактического свойства («поразить врага неожиданностью»), так и оценивающие соотношение борющихся сил (в Москве «воевать некому», Москва может «начать» бескровно и Совет «объявит себя правительством» и т. д.). Последние соображения, на мой взгляд, представляют наибольший, интерес в связи с вопросом о причинах затяжки вооруженного восстания в Москве.

На какие же факты опирался Ленин? Само собой разумеется, что в данном случае придется ограничиться рассмотрением лишь московского материала, не забывая, конечно, о том, что бурное нарастание революционного кризиса по всей стране явилось общим и необходимым условием самой возможности победоносного восстания в обеих столицах.

Разгром корниловщины принес осязаемые результаты с точки зрения роста революционной сознательности масс. Эсеро-меньшевистским лидерам, отмежевавшимся от Корнилова, так и не удалось поднять свой пошатнувшийся авторитет. Страна вступила в полосу большевизации Советов. Вслед за Питерским Советом 5 сентября объединенный пленум Московских Советов рабочих и солдатских депутатов 355 голосами против 254 принял большевистскую резолюцию по основному вопросу, заявив, что единственным ответом на контрреволюционную политику правительства Керенского «может быть лишь решительная борьба за завоевание власти из представителей пролетариата и революционного крестьянства» [21].

Еще более определенно пролетарии Москвы высказались за большевиков при выборах руководящих органов Московского Совета рабочих депутатов. 9 сентября председатель Совета меньшевик Л. М. Хинчук заявил о сложении им полномочий «ввиду невозможности для себя осуществить принятое в последнем заседании Совета решение» [22]. 19 сентября состоялись перевыборы исполкома и президиума Моссовета, в результате которых соглашательские партий потерпели сокрушительное поражение. За большевиков голосовало 246 депутатов, что давало им /9/

20. Находясь с 10 августа в Финляндии, Ленин вплоть до возвращения в Петроград, судя по различным биографическим материалам, ни с кем из «москвичей» лично не встречался. Информация о положении в Москве, видимо, ограничивалась сведениями, которые он мог почерпнуть из прессы, и тем, что сообщалось из ЦК.
21. «Подготовка и победа Октябрьской революции в Москве», М., 1957, стр. 301.
22. Имеется в виду принятие резолюции 5 сентября (ГАМО, ф. 66, оп. 12, д. 2, л. 99).

32 места в исполкоме, меньшевики получили 125 голосов и 16 мест, эсеры соответственно — 65 и 9 и, наконец, объединении — 26 и З [23]. В президиум оказались избранными 5 большевиков (П. Г. Смидович, В. П. Ногин, А. И. Рыков, В. А. Аванесов и Е. Н. Игнатов), 2 меньшевика (Л. М. Хинчук, Б. С. Кибрик), 1 эсер (В. Ф. Зита) и 1 объединенец (Л. Е. Гальперин) [24]. Таким образом, большевики получили устойчивое большинство в исполкоме и президиуме Совета даже при объединении голосов всех соглашательских партий. Обращает на себя внимание и то, что эсеры, влияние которых в Совете ранее было довольно основательным, на этот раз оказались далеко сзади даже своих собратьев по соглашательскому блоку — меньшевиков.

Несколько иначе обстояло дело при перевыборах исполкома Совета солдатских депутатов, состоявшихся в тот же день. Эсеры получили 208 голосов и 26 мест в исполкоме, большевики — 127 и 16, меньшевики — 65 и 9. 9 мест досталось и беспартийным [25]. Совет солдатских депутатов, состав которого сложился еще в весенние месяцы, как и раньше, отдал предпочтение эсерам. Однако действительных настроений солдатской массы Московского гарнизона он не отражал. Это подтвердили события самых ближайших дней. 24 сентября состоялись выборы в районные думы Москвы. Совсем немного времени прошло с июньских выборов в городскую думу. Тогда эсеры получили абсолютное большинство (58%) голосов. Не было ни одного избирательного участка, где они они получили менее 41% голосов. Большевики же получили в целом 11,6% голосов, уступив не только эсерам, но и меньшевикам. Одержали тогда эсеры победу и среди солдат. Так, в Петровско-Пресненском участке, где находились летние лагеря и Николаевские казармы, эсеры получили более 16 тыс., а большевики немного более 7 тыс. голосов [26]. В сентябре же картина решительно изменилась. Большевистский список № 5 завоевал абсолютное большинство избирателей — 51,47%. В 11 думах из 17 большевики имели абсолютное преобладание перед любым блоком других политических партий. Из 17 819 голосовавших солдат гарнизона 14 467 человек отдали свои голоса большевикам [27]. Вот почему с уверенностью можно говорить о том, что старый состав солдатского Совета, избравший своими руководителями эсеров, не отражал реального положения вещей. Вопрос о перевыборах Совета солдатских депутатов назрел и был поставлен в порядок дня [28]. Однако события развертывались так, что провести перевыборы до восстания не удалось, что наложило определенный отпечаток на сам его ход.

Результаты сентябрьских выборов В. И. Ленин расценивал как факт исключительного значения, являвшийся «одним из наиболее поразительных симптомов глубочайшего поворота в общенациональном настрое-/10/-

23. «Подготовка и победа Октябрьской революции в Москве», стр. 110. В публикации содержатся лишь сводные данные. В подлиннике, на который ссылаются составители, имеется и поименный список избранных по фракциям (см. ГАМО, ф. 66, оп. 2, д. 37, лл. 30—31).
24. ГАМО, ф. 66, оп. 2, д. 37, л. 31.
25. «Социал-демократ», 20 сентября 1917 г.
26. «Известия Московской городской думы», июль—август 1917 г., стр. 2—4, 7—8.
27. «Известия МСРД», 30 сентября 1917 г.; «Подготовке и победа Октябрьской революции в Москве», стр. 317.
28. 16 октября большевистская фракция Совета солдатских депутатов, насчитывавшая более 100 человек, выступила с требованием перевыборов Совета. Сославшись на результаты голосования в районные думы, фракция указывала, что перевыборы. Совета «...могли бы указать точно, соответствует ли политика Совета в настоящем его составе интересам массы или нет и дали бы уверенность всем мероприятиям Совета» («Подготовка и победа Октябрьской революции в Москве», стр. 368).

нии» [29]. Но ведь, выборы в Москве были не только симптомом поворота в общенациональном настроении масс, но и важнейшим конкретным показателем положения в самой Москве. Ленин специально останавливается на деталях московских выборов, подчеркивая победу большевиков вообще, несмотря на большую, в сравнении с Питером, «мелкобуржуазность» Москвы, и среди солдат гарнизона в особенности [30]. И позднее, 8 октябре, настаивая на скорейшей подготовке восстания, Ленин вновь ссылается на результаты выборов в Москве, как на один из решающих показателей благоприятно сложившейся обстановки [31].

Теперь становятся очевидными истоки ленинской мысли о том, что Москва может «начать», что в Москве «воевать некому» и что взять власть там возможно бескровно. Она, эта мысль, опиралась на три генеральных факта: августовскую стачку, большевизацию Московского Совета р. д. и итоги сентябрьских выборов в районные думы, особенно среди солдат.

Таким образом, следует признать правильность ленинской оценки объективного положения вещей в Москве, благоприятности обстановки, позволявшей рассчитывать на возможность начала восстания в Москве и быстрого его успеха. Все зависело от того, как руководители революционных сил используют эту благоприятную обстановку, насколько последовательными и решительными будут их действия, направленные на завоевание власти пролетариатом. Обратимся к этой стороне дела, заметив сразу, что Ленину она, видимо, известна, во всяком случае в деталях, не была.

Выше уже говорилось о беспокойстве Ленина насчет колебаний руководящей группы московских партийных работников накануне корниловского мятежа. Позиция и действия Московской партийной организации в конце августа — начале сентября, казалось, давали основание думать, что «зигзаг», допущенный ее руководством, не более чем случайный эпизод и в дальнейшем его политическая линия будет соответствовать задачам, поставленным перед пролетариатом и его партией самой историей [32]. Однако дальнейшие события показали, что эти колебания окончательно изжиты не были и пагубным образом сказались в момент начала открытой борьбы за власть.

В письмах Центральному Комитету «Большевики должны взять власть» и «Марксизм и восстание», написанных 12—14 сентября, Ленин решительно и определенно формулировал главную задачу партии: «на очередь дня посташитъ вооруженное восстание в Питере и в Москве (с областью), завоевание власти, свержение правительства»83 По документам нельзя установить, обсуждались ли эти письма (первое из которых прямо адресовалось, наряду с ЦК и Петроградским комитетом, .Московскому комитету РСДРП (б)) московскими руководящими партийными органами. Но что они, как и «Кризис назрел», а также «Письмо в ЦК, МК, ПК и членам Совета Питера и Москвы большевикам», в Москве были получены и обсуждались неофициально явствует из воспоминаний /11/

29. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 278.
30. См. там же, стр. 278—279.
31. Си. там же, стр. 344.
32. Правда, еще 1 сентября вопрос о вхождении в «девятку» обсуждался на заседании МК и, судя по протоколу, единства между членами комитета не было. Только после оживленного обмена мнениями было решено оставаться в «девятке» на «старых условиях», т. е. с информационными целями (см. «Революционное движение в России в августе 1917 г. Разгром корниловского мятежа», М., 1959, стр. 100).
33. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 240.

активных участников Октября [34]. Из мемуаров не видно, сколько было таких обсуждений и на каком из них какие письма обсуждались. Однако общую картину и основные вопросы, о которых шла речь, все же восстановить можно. Выглядит это следующим образом. В конце сентября или в первых числах октября на квартире большевика В. А. Обуха состоялось одно из таких совещаний. На нем присутствовали руководящие работники Московского областного Бюро (МОБ) и МК партии: В. Н. Яковлева, И. А. Пятницкий, М. Ф. Владимирский, Н. И. Бухарин, А. И. Гусев, Н. Н. Зимин, Е. М. Ярославский, Г. И. Ломов-Оппоков, В. М. Лихачев, В. А. Обух, В. В. Осинский-Оболенский, В. М. Смирнов, П. Г. Смидович, А. И. Рыков, В. И. Соловьев, Н. Норов и, видимо, некоторые другие, которых мемуаристы не называют. Обсуждался, в сущности, один главный вопрос, поставленный Лениным: может ли Москва «начать»? Один лишь Н. Норов рисует картину почти полного единства взглядов участников совещания: «...все, кроме Рыкова, согласились с письмом Владимира Ильича и было решено оказать самое энергичное давление на МК. Участники совещания разошлись только в лозунгах и средствах, посредством которых следовало сдвинуть массы» [35].

Однако свидетельство Норова давно сомнительно. Не говоря уже о том, что оно не совпадает с сообщениями других мемуаристов, в нем самом содержится внутреннее противоречие. О каком, спрашивается, «энергичном давлении на МК» могла идти речь, если руководители МК (И. А. Пятницкий, М. Ф. Владимирский, Е. М. Ярославский, В. М. Лихачев, В. А. Обух, В. М. Смирнов, П. Г. Смидович), присутствовавшие на совещании, согласились с письмом Ленина? На самом же деле картина совещания выглядела иначе. Прав, очевидно, Пятницкий, когда пишет: «На совещании выявились две точки зрения. Одна из них, поддерживаемая О. А. Пятницким [36], заключалась в том, что Москва не может взять на себя почин выступления, но она может и должна поддержать выступление, когда оно начнется в Петрограде. Сторонники этого мнения приводили в основном следующие аргументы: во-первых, рабочие Москвы слабо вооружены; во-вторых, у Московского комитета слишком слаба связь с гарнизоном, в то время как президиум и исполнительный комитет Совета солдатских депутатов находятся в руках эсеров я меньшевиков: наконец, сам гарнизон недостаточно вооружен.

Противоположного взгляда придерживались члены Областного бюро Г. И. Ломов-Оппоков, В. В. Осинский-Оболенский, В. Н. Яковлева и др. Они исходили из того, что при расхлябанности московских военных органов достаточно небольшого боевого кулака, чтобы обеспечить успех восстания.

Большинство собрания согласилось с мнением, что начать выступление в Москве невозможно» [37]. Авторитетное свидетельство одного из основных работников Московской партийной организации заслуживает внимания тем более, что оно подтверждается и другими мемуаристами.

Пятницкий, не называет всех сторонников той или иной точки зрения. Но и из его высказываний видно, что «умеренную» позицию в споре /12/

34. См. К. Т. Свердлова. Яков Михайлович Свердлов, М., 1957, стр. 334; И. А. Пятницкий. Из моей работы в Московском комитете. В сб. воспоминаний «Великая Октябрьская социалистическая революция», М., 1957, стр. 372; его же. Подготовка большевиками Октябрьского восстания в Москве. «Историк-марксист», 1935, кн. 10, стр. 25—26; М. Ф. Владимирский. Октябрьские дни в Москве. В кн. «Очерки по истории Октябрьской революции в Москве», М., 1927, стр. 262—264 и др.
35. П. Норов. Накануне. Сб. «Москва в Октябре», М., 1919, стр. 14.
36. Различие в инициалах объясняется просто: Иосифа Ароновича Пятницкого в партийных кругах часто называли Осипом.
37. О. Пятницкий. Подготовка большевиками Октябрьского восстания в Москве..., стр. 27. Примерно то же пишет Пятницкий и в своих мемуарах (см. сб. воспоминаний «Великая Октябрьская социалистическая революция», стр. 372).

занимали члены МК, в то время как члены МОБ отстаивали решительность действий.

В. Н. Яковлева, тогдашний секретарь МОБ, пишет об этих расхождениях еще более определенно. «Областное бюро совершенно единодушно стояло на такой точке зрения: переворот близок, все к тому идет; рост революционного настроения огромен; надо им овладеть возможно скорее, не дать ему вылиться в стихийные формы, надо не упустить момента. В Московском комитете не было такого единства. Колебания были значительны. Большинство, однако, стояло за то, что к решительным действиям перейти можно будет лишь тогда, когда мы получим большинство в Московском Совете и притом также и в солдатской секции [38]. Окружной комитет, под каковым названием работал Комитет Московской губернии (без Москвы), занимал позицию неопределенную, и мы в Областном бюро считали, что в решительную минуту он колебнется в сторону МК» [39].

О другом совещании, имевшем место в конце сентября, сообщает в своих воспоминаниях член президиума Совета солдатских депутатов Н. И. Муралов. Это совещание организовала военная комиссия МК. «Заседали в Белом зале Московского Совета. Председательствовал П. Н. Мостовенко, докладчиком выступил А. Я. Аросев. После дебатов и прений никакой резолюции не приняли. Но общее мнение о необходимости захвата власти было единодушное. Попытка решить вопрос конкретно, как этот захват произвести, осталась нерешенной. Но все присоединились к мнению, что нужно захватить аппараты управления, особенно военные (штаб округа, бригады запасных войск, комендатуры и т. п.) и создать свои ... В конечном итоге мы разошлись с совещания с твердым намерением, но без конкретного плана» [40].

Это свидетельство интересно прежде всего тем, что очень убедительно характеризует слабости в военно-технической подготовке восстания, т. е. как раз того необходимого элемента, обеспечивающего успех выступления, на который неоднократно и настойчиво указывал Ленин. Тот же Муралов вспоминает о том, как, не найдя брошюры «Тактика уличного боя», изданной партией еще в 1905 г., он принялся штудировать полевой устав, но «не нашел там того, что необходимо». Военные же товарищи, к которым он обращался с вопросами, знали «это дело скверно, отделывались общими фразами» [41]. Мысли руководителей будущего восстания неизменно возвращались к боевому опыту 1905 г., чтобы извлечь из него все жизненное и оправдавшее себя [42]. Таковы были положение и настроение внутри руководящих партийных органов в конце сентября — начале октября [43]. /13/

38. Это ошибка. Совет солдатских депутатов в Москве существовал как самостоятельный, а не как секция единого Совета рабочих и солдатских депутатов. Между тем в мемуарах он часто называется секцией. Это, видимо, объясняется тем, что объединенные заседания двух Советов происходили очень часто и в памяти участников событий Совет сохранился как единый с двумя секциями — рабочей и солдатской.
39. В. Яковлева. Подготовка Октябрьского восстания в Московской области. «Пролетарская революция», 1922, № 10, стр. 302. О наличии двух течений — «решительных» и «умеренных» среди московских партийных руководителей пишет в своих воспоминаниях и Г. И, Ломов. «Пролетарская революция», 1927, № 10, стр. 166—167.
40. Н. Муралов. Из впечатлений о боевых днях в Москве. «Пролетарская революция», 1922, № 10, стр. 307—308.
41. Там же.
42. См. об этом А. Я. Грунт. «Новая баррикадная тактика» и вооруженные восстания 1906 и 1917 гг. «Вопросы истории», 1966, № 11.
48. В этой связи нельзя не отметить странною оценку, данную МОБ и его деятельности Г. С. Игнатьевым: «Областное бюро стремилось к самостоятельной деятельности,

Несмотря на то, что письма Ленина в официальном порядке не обсуждались, вопросы оценки (положения в стране и ближайших перспектив развития революции стояли в центре внимания руководящих партийных органов Москвы и Московской области.

На протяжении двух дней — 27—28 сентября — заседал пленум МОБ. Главным был вопрос о текущем моменте. В докладе В. В. Осинского, прениях и принятых решениях нашли отражение опоры, шедшие тогда в партии, о путях развития революции, формах и способах завоевания власти [44]. Позиция докладчика сводилась к тому, что «Российская революция подошла к своей последней ступени и превращается на наших глазах в революцию социальную», что пролетариат, поддержанный беднейшим крестьянством, поставлен перед необходимостью решительного вмешательства «в ход производства и обращения», что тесно связано с «завоеванием ими политической власти». Что же касается способа взятия власти, то докладчик, отметив ненужность отвлечения сил участием «в заведомо подтасованных говорильнях» (имеется в виду Демократическое совещание. — А. Г.), такое средство усмотрел в созыве съезда Советов, «на котором партия поставит вопрос о провозглашении перехода всей власти в руки Советов» [45].

Как известно, Ленин неоднократно и настойчиво предупреждал партию об опасности конституционных иллюзий, слепой веры в съезд Советов, который якобы без восстания провозгласит переход власти к пролетариату [46]. Именно эта опасная точка зрения проявилась в докладе и была поддержана частью членов пленума. Другие же считали, «что-связывать борьбу за власть Советов с созывом Всероссийского съезда неправильно, ибо он имеет в этом отношении лишь формальное значение» [47].

В проект резолюции были внесены поправки и в результате в ней нашли отражение обе точки зрения. С одной стороны, признавалось, что партия должна немедленно приступить к оформлению массового стихийного движения «в решительный революционный акт», для чего необходимо создание боевых центров на местах. С другой же, выдвигался! лозунг созыва съезда Советов, «на котором партия потребует провозглашения перехода всей власти в руки Советов» [48]. /14/

чему всячески способствовали пробравшиеся туда меньшевики, стремившиеся превратить бюро в свой орган» (Г. Игнатьев. За народную власть, М., 1961, стр. 19—20). Не говоря уже о фактической ошибке — никаких меньшевиков в МОБ не было и быть не могло — сама оценка совершенно не соответствует действительности. Еще более искажает факты Т. А. Логунова. Она пишет, что при обсуждении ленинских писем «поддержанные руководством Окружного комитета некоторые члены Московского областного бюро выступали против вооруженного восстания. Вместо захвата власти они предлагали начать декретную кампанию» (Т. А. Логунова. Указ. соч., стр. 69—70).
44. Составители публикации «Революционное движение в России в сентябре 1917 г. Общенациональный кризис» (М., 1961) исключили из протокола заседаний МОБ 27—28 сентября проект резолюции В. В. Осинского, являющийся тезисами его доклада. Поэтому я пользуюсь более ранней и полной публикацией в «Пролетарской революции», 1928, № 10.
45. «Пролетарская революция», 1928, № 10, стр. 178—179.
46. См. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 279, 280—281, 340, 343 и др.
47. «Пролетарская революция», 1928, № 10, стр. 181.
48. Там же, стр. 182. В этой связи нельзя согласиться с точкой зрения Г. А. Трукана, который полагает, что «в такой постановке требование созыва съезда Советов уже звучало иначе, чем в первоначальном варианте резолюции. Оно теперь отвечало требованиям Ленина подчинить борьбу партии за созыв II Всероссийского съезда Советов главной задаче — организации победоносного вооруженного восстания, в ходе которого завоеванная власть передается съезду Советов». (Г. А. Т рук а и. Указ. соч., стр, 332), Такое категорическое утверждение никак не вытекает из текста резолюции.

Я остановился на решениях пленума так подробно потому, что они позволяют в определенной степени понять и прояснить вопрос о возможности «начать» в Москве. Если первая из указанных точек зрения предполагала форсирование военно-технической подготовки восстания и, следовательно, возможность его начала во второй столице, то друга(я была, очевидно, рассчитана на мирный ход событий и ограничивала практические действия агитацией за передачу власти Советам на съезде.

Еще более отчетливо эта вторая точка зрения проявилась и дала о себе знать в руководящих кругах Московской городской организации. 3 октября состоялась городская партийная конференция. По заранее (намеченной повестке ей среди прочего предстояло обсудить отчет Московского комитета и вопрос о текущем моменте. Однако при открытии конференции по предложению И. А. Пятницкого, сославшегося на «недостаток времени», именно эти вопросы с повестки дня были сняты [49]. Дело, конечно, как правильно замечают авторы книги об Октябре в Москве, было в том, что «Московский Комитет еще не выработал к тому времени твердой и ясной линии в определении задач, стоявших перед партией в связи с подготовкой вооруженного восстания» [50].

О том, что для членов МК вопрос о конкретных формах взятия власти оставался неясным, свидетельствует и резолюция, принятая МК 7 октября. Признав в общей форме необходимость «немедленно начать борьбу за власть», МК в качестве главной меры предложил «открыть массовые кампании—жилищную, продовольственную и общехозяйственную. Массы должны требовать от Советов конкретных революционных мер для разрешения насущных вопросов. Советы должны проводить эти меры явочным путем, путем декретов, захватывая таким образом власть» [51]. Ни одного слова о восстании, о формировании его боевых органов в резолюции сказано не было. Объяснить это случайностью или соображениями конспирации никак нельзя. Резолюция эта для опубликования не предназначалась, а «декретная кампания» стала одним из главных направлений в работе Московской партийной организации в целом и ее фракции в Московском Совете рабочих депутатов.

Во исполнение решения МК большевистская фракция Московского Совета рабочих депутатов 18 октября внесла на объединенное заседание исполкомов рабочего и солдатского Советов проекты декретов, касающиеся взаимоотношений рабочих с предпринимателями. Большевистские предложения были встречены в штыки соглашательской частью исполкомов. Используя преимущество в голосах, сложившееся за счет солдатского Совета, эсеро-меньшевистский блок 46-ю голосами против 33 при одном воздержавшемся провалил большевистскую, резолюцию и провел свою, предлагавшую Временному правительству «в срочном порядке урегулировать взаимоотношения между предпринимателями и рабочими по возникшим конфликтам» [52]. На следующий же день вопрос об экономическом положении обсуждался на пленуме Советов. Соотношение сил здесь оказалось иным. 332 голосами против 207 при 13 воздержавшихся /15/

Правильнее было бы сказать, что в ней сосуществовали две точки зрения, два взгляда на способы завоевания власти.
Но вот другое постановление МОБ, принятое примерно в то же время, действительно, не оставляет сомнения в решительности настроений руководителей областной организации. В>нем сам созыв съезда и его действия поставлены в прямую зависимость от успеха вооруженного восстания (см. «Подготовка и победа Октябрьской революции в Москве», стр. 327—328).
49. Протокол конференции см. «Пролетарская революция», 1922, № 10, стр. 481—485,
50. «Октябрь в Москве», М., 1967, стр. 287.
51. «Подготовка и победа Октябрьской революции в Москве», стр. 343.
52. «Известия МСРД», 20 октября 1917 г.

была принята большевистская резолюции, провозглашавшая декретирование экономических требований рабочих в их борьбе с капиталистами [53].

О «декретной кампании» в литературе имеются различные оценки — от безусловно положительной [54] до резко отрицательной [55]. Очевидно, следует согласиться с Г. А. Труканом в том, что при всем положительном значении декретной кампании она сама по себе не решила и не могла решить вопроса о власти [56]. В плане же интересующего нас вопроса ставка на декретную кампанию отражала тот взгляд, что Москва «начать» не может и к восстанию не готова. Если вспомнить замечание Ленина, относящееся к 1 октября, о том, что Московский Совет мог бы объявить себя властью, и тем самым победить бескровно и легко [57], то становится особенно понятным, какого главного, центрального пункта не хватало резолюции, принятой Моссоветом 19 октября. Без него заявление об аресте капиталистов, саботирующих производство [58], оставалось не более чем пожеланием. «...Совет рабочих и солдатских депутатов реален лишь как орган восстания, лишь как орган революционной власти. Вне этой задачи Советы пустая игрушка, неминуемо приводящая к апатии, равнодушию, разочарованию масс, коим вполне законно опротивели повторения без конца резолюций и протестов», — подчеркивал Ленин два дня спустя, ссылаясь на опыт двух русских революций 1905 и 1917 гг. [59].

Слабости организационного характера, на которые ссылались товарищи из МК — плохая вооруженность рабочих, недостаточная cвязь с гарнизоном и т. д., — доказывая неготовность к восстанию, действительно имели место. Но меры, предпринимавшиеся МК в этот период, направлялись скорее не на то, чтобы эти слабости возможно быстрее ликвидировать, а строились на вере в возможность взять власть с помощью декретов и постановлений. Однако мирный период развития революции ушел в прошлое. Теперь взятие власти Советами могло свершиться только силой, в открытой борьбе.

Есть еще одно обстоятельство психологического характера, которое не учитывается в современной литературе и на которое в свое время справедливо указал И. А. Пятницкий [60]. Это — определенная «патриархальность» отношений, установившаяся в Московском Совете между большевиками и лидерами эсеро-меньшевистского блока. Она не могла не тормозить дела окончательного разрыва с соглашателями и ослабляла степень решительности действий против них.

Выше уже отмечалось, что последний раз к мысли о том, что Москва «может начать», Ленин обратился 7 октября. Уже в «Советах постороннего» я в «Письме к товарищам большевикам, участвующим на областном съезде Советов Северной области», написанных 8 октября, главное его внимание сосредоточено на Питере. В «Письме» Москва, правда, упоминается, но уже после Петрограда и без отведения ей какой-либо особой роли [61]. Ни у самого Ленина, ни в других источниках объяснения этому факту мы не находим. Можно лишь предполагать, /16/

53. «Известия МОРД», 20 октября 1917 г.
54. См. А. Я. Грунт. Победа Октябрьской революции в Москве, стр. 132-134.
55. См. Т. А. Логунова. Указ. соч., стр. 69—70.
56. Г. А. Трукан. Указ. соч., стр. 236.
57. См. В.И.Ленин. ПСС, т. 34, стр. 341.
58. «Известия МСРД», 20 октября 1917 г.
59. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 343.
60. О. Пятницкий. Из истории Октябрьского восстания в Москве, «Историк-марксист», 1936, № 4, стр. 29.
61. См. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 390.

что, вернувшись в Петроград и ознакомившись с обстановкой, Ленин пришел к выводу о том, что она складывается достаточно благоприятно для начала восстания в столице. Да и само его присутствие во много раз повышало вероятность успеха всего дела. В дальнейшем же, видимо, сыграла определенную роль и информация, полученная им от московских товарищей.

На заседании ЦК 10 октября из «москвичей» присутствовали Г. И. Ломов-Оппоков как член ЦК, и В. Н. Яковлева, специально вызванная Я. М. Свердловым [62]. Это, очевидно, была первая встреча московских товарищей с Лениным после июльских дней и ухода Ленина в подполье. В ходе заседания Ломов взял слово «для информации о позиции Московского областного бюро и МК, а также и о положении в Москве вообще» [63]. Краткая протокольная запись не дает возможности судить о деталях выступления Ломова. Не раскрывает их в своих воспоминаниях и сам Ломов, ограничившийся кратким замечанием о том, что «мы, москвичи, решительно настаивали на резкой линии на восстание» [64]. Однако можно полагать, что Ломов сообщил о разногласиях, имевших место среди московских руководящих работников.

В отличие от членов МОБ, опоздавший на заседание ЦК и приехав-ший в Петроград позже, И. А. Пятницкий, по его собственному признанию, «изложил мнение активных работников Московской организации о том, что Москва начать выступление не может, но что Москва поддержит сейчас же выступление; если оно где-нибудь начнется» [65]. Пятницкий ничего не сообщает о реакции Ленина на это заявление. Но так или иначе оказывалось, что не все стоящие «у руля» в Москве достаточно готовы к решительному выступлению. Оправдывались и опасения Ленина, высказанные в письме к И. Т. Смилге о том, что «систематической работы большевики не ведут, чтобы подготовить се о а военные силы для свержения Керенского» [66], в то время, когда военный вопрос выдвинулся историей как коренной политический вопрос.

Резолюция ЦК о восстании и настоятельные требования Ленина активизировали работу московских большевиков. 14 октября узкий состав МОБ, заслушав доклад вернувшейся из Петрограда В. Н. Яковлевой, без прений присоединился к решению ЦК и принял ряд конкретных решений. Одним из них было постановлено создать партийный боевой центр из 5 человек (2 — от МОБ, 2 — от МК и 1 — от МОК) для того, «чтобы руководить работами и действиями наших товарищей, входящих в советский боевой центр Московского Совета, и чтобы объединить всю работу в момент выступления во всей области. Центр этот должен обладать диктаторскими полномочиями» [67].

В постановлении обращают на себя внимание по меньшей мере два момента: во-первых, устанавливается характер взаимодействия между партийным и советским руководством восстанием с утверждением ведущей роли в нем партийного центра. И, во-вторых, указывается на «диктаторские полномочия» партийного центра. Обычно в литературе это последнее обстоятельство упоминается без каких-либо комментариев, /17/

62. «Протоколы ЦК РСДРП (б), август 1917 — февраль 1918 гг.», М., 1968, стр. 83; «Пролетарская революция», 1922, № 10, стр. 304; 1927, № 10, стр. 167.
63. «Протоколы ЦК РСДРП (б)...», стр. 85.
64. «Пролетарская революция», 1927, № 10, стр. 167.
65. «Великая Октябрьская социалистическая революция. Сб. воспоминаний участников революции в Петрограде и Москве», М., 1957, стр. 373.
66. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 264.
67. «Революционное движение в России накануне Октябрьского вооруженного восстания», М., 1962, стр. 83.

просто как свидетельство решительности действий МОБ. На мой взгляд, это указание имело более определенный и конкретный смысл. Ранее уже говорилось, что между руководящими работниками московских партийных организаций имелись серьезные разногласия в вопросе о восстании, сроках и месте его начала и т. д. К середине октября эти разногласив еще более обострились и вылились в организационные столкновения между МОБ и МК. Понимая опасность подобных расхождений в момент выступления и стремясь предотвратить их, МОБ, очевидно, и настаивал на создании органа, которому бы беспрекословно подчинялись. В этом и состоит, как мне кажется, реальный смысл упоминания о «диктаторских полномочиях».

Великий исторический опыт декабря 1905 г. показал и доказал, что Советы и другие подобные массовые учреждения, сыграв огромную роль в деле революционного сплочения масс, оказались «недостаточны для организации непосредственно боевых сил, для организации восстания в самом тесном значении слова» [68]. К этому выводу Ленин пришел сразу после декабрьских боев 1905 г. В другом месте он подчеркивал: «когда объективные условная порождают борьбу масс в виде массовых политических стачек и восстаний, партия пролетариата должна иметь "аппараты" для "обслуживания" именно этих форм борьбы» [69].

Осенью 1917 г. создались именно такие объективные условия, когда организация «аппаратов» для обслуживания восстания выдвинулась в качестве первоочередной задачи. Партии учла прошлый опыт и заблаговременно приступила к их формированию. Московские же большевики, приняв по этому вопросу правильные принципиальные решения, непростительно затянули их практическую реализацию. Боевые органы восстания — Партийный центр и Военно-революционный комитет — сформировались только 25 октября, т. е. тогда, когда уже нужно было действовать, а не обсуждать вопросы их организации. Отставала от событий организация красногвардейских отрядов, их вооружение, обучение и т. д. Недаром В. Н. Яковлева в докладе на расширенном пленуме МОБ 9 ноября отмечала, что «настоящей широкой подготовки развить не удалось» [70].

Таким образом, приходится признать, что, при наличии объективно благоприятных условий для взятия власти в Москве, главным из которых было революционное настроение масс и их политическая готовность к выступлению, руководящие партийные органы не использовали всех возможностей, особенно в деле военно-технической подготовки восстания, которая серьезно отставала от бурного нарастания массового движения в сентябре и октябре 1917 г. Уже в этом таилась одна из причин затяжки восстания в Москве.

Обратимся теперь к событиям 25 и 26 октября и попытаемся выяснить обстоятельства, обусловившие длительную и кровавую борьбу на улицах Москвы.

Одно из основных правил восстания гласит: «Раз восстание начато, надо действовать с величайшей решительностью и непременно, безусловно переходить в наступление...

Надо стараться захватить врасплох неприятеля, уловить момент, пока его войска разбросаны» [71]. Только такие действия московских пролетариев могли оказать реальную поддержку восставшему Петрограду. Речь шла о том, чтобы не дать контрреволюции сорганизоваться, собрать /18/

68. В. И. Ленин. ПСС, т. 13, стр. 321.
69. В. И. Ленин. ПСС, т. 14, стр. 162.
70. «Триумфальное шествие Советской власти», ч. 1, М., 1963, стр. 312.
71. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 383.

силы и разгромить восстание в самом его зачатке. Понимая это, только что избранный Партийный центр еще до формирования Военно-революционного комитета предпринял ряд шагов, направленных к взятию власти.
Материалов, характеризующих действия Партцентра и Совета на протяжении дня 25 октября, крайне мало. Но все же они позволяют восстановить общий ход событий и сделать некоторые выводы.

Вскоре после своего избрания Партийный центр поручил А. С. Ведерникову и А. Я. Аросеву «предпринять все необходимые шаги по занятию телеграфа, телефона и почтамта революционными войсками в целях охраны». В. И. Соловьеву было поручено «принять меры к недопущению выпуска буржуазной прессы и занятию типографий буржуазных газет». А. П. Розенгольцу поручалось «принять все меры для охраны Совета революционными войсками» п. Для реализации последнего постановления Партцентр обратился с просьбой к самокатному батальону прислать на Скобелевскую площадь 1 тыс. самокатчиков, 3 пулемета и 1 грузовой автомобиль, а к Политехническому музею, где должен был собраться объединенный пленум Советов рабочих и солдатских депутатов, 100 самокатчиков [73]. На дневном заседании МОБ было постановлено, что, «ввиду решительного выступления в Петрограде и захвата там власти, необходимо осведомить провинцию» путем рассылки условных телеграмм, заготовленных заранее [74]. Тогда же, во вояком случае в первой половине дня, по районным Советам из Моссовета (судя по подписи, от имени бюро фракции) была разослана телефонограмма: «Борьба за власть в Петрограде началась. Правительство сопротивляется. Город в руках революционного центра.

Московским Советом принимаются соответствующие меры. Немедленно на местах поставить на ноги весь боевой аппарат. Без директив из Центра никаких действий не предпринимать. Восстановить дежурство круглые сутки членов исполнительного комитета...

Созвать пленарное собрание Советов по возможности быстро, в крайности завтра 26.Х.

Сегодня в 3 часа [75] пленум Центрального Совета в Политехническом музее» [76]

Московский губернский Совет рабочих депутатов обратился ко всем уездным и районным Советам рабочих депутатов губернии с извещением о том, что в Петрограде рабочие восстали и «Временное правительство будет низложено», а «в Москве Советы принимают меры к взятию всей власти». Губернский Совет предлагал: создать на местах пятерки, обладающие всей властью, образовать Красную гвардию, реквизировать для вооружения последней все частное оружие, реквизировать все автомобили, организовать охрану телеграфа, телефона, казначейства и станций; разоружить ненадежные милицейские части, завязать тесную связь с войсками, а о ненадежных донести губернскому Совету. Вместе с тем губернский Совет рабочих депутатов настаивал на том, чтобы работы на заводах ни в коем случае не прекращались [77].

72. «Октябрь в Москве. Материалы и документы», М.— Л., 1932, стр. 143—144.
73. Там же, стр. 144.
74. «Триумфальное шествие Советской власти», ч. 1, стр. 253. Вызывает удивление, что в коллективной работе «Октябрь в Москве» (М., 1967, стр. 317—318) сообщение об этих фактах дается со ссылками на ЦПА ИМЛ, хотя все эти документы давно опубликованы.
75. Это указание и послужило основанием для некоторых исследователей называть время созыва пленума — 3 часа дня, хотя на самом деле он собрался в 6 часов вечера.
76. «Подготовка и победа Октябрьской революции в Москве», стр. 384.
77. Там же, стр. 384—385.

Военному бюро МК поручалось «поднять во всех частях политическую кампанию, чтобы части заявили, что они никаким решениям без Совета не подчиняются» [78].

Таковы основные решения, принятые партийными и советскими органами на протяжении дня 25 октября до созыва пленума Советов рабочих и солдатских депутатов. Я умышленно изложил их с максимальной подробностью, поскольку анализ этих документов позволяет с достаточной точностью квалифицировать намерения и действия партийного и советского руководства. Что же они выясняют?

Прежде всего выявляется определенная разница в действиях Партцентра, МОБ и губернского Совета, с одной стороны, и Московского Совета и МК РСДРП (б) — с другой. В самом деле, если Партцентр и губернский Совет дают распоряжения с целью занятия определенных пунктов и объектов, то бюро большевистской фракции Совета и МК ограничиваются рекомендацией «поставить на ноги весь боевой аппарат», «поднять политическую кампанию», но «без директив из центра никаких действий не предпринимать». Казалось бы, незначительное различие в формулировках на самом деле является, на мой взгляд, отражением разногласий, имевших место внутри московских руководящих организаций, давших о себе знать в дальнейшем. В цитированной выше телефонограмме Моссовета бросаются в глаза, по крайней мере, два момента:

1. Сама формулировка о событиях в Петрограде, как бы оставляющая сомнение насчет исхода борьбы в столице («правительство сопротивляется»).

2. Указание на то, чтобы районы никаких действий не предпринимали и возможно быстро собрали пленум Совета. Оба указания в общем явно были рассчитаны на «парламентский» ход событий, на попытку мирным путем договориться с противной стороной. Фраза же насчет приведения в готовность боевого аппарата скорее отражала опасение выступления со стороны контрреволюции, чем призыв к восстанию.

Обращает также на себя внимание указание губернского Совета на то, чтобы «работы на заводах ни в коем случае не прекращались». Если иметь в виду, что ни в одном документе этого и двух последующих дней мы не находим призыва к стачке, то становится очевидным, что руководящие органы в Москве не рассматривали всеобщую забастовку, во всяком случае в эти дни, как возможный и желательный элемент начала восстания. Уже опыт 1905 г. показал, а опыт февраля 1917 г. подтвердил, что всеобщая политическая забастовка как самостоятельное средство свержения существующего строя результатов дать не может. Она служила лишь средством революционной раскачки масс для нанесения решительного удара отжившему режиму с помощью вооруженного восстания. В этом смысле стачка всегда играла подчиненную, вспомогательную роль по отношению к вооруженному восстанию, даже тогда, когда она была чуть ли не единственным средством подведения масс к решительному бою.

Октябрь 1917 г. не мог повторить и не повторил «схем» декабря 1905 и февраля 1917 гг. как раз в смысле перехода от стачки к восстанию. После свержения царизма в арсенале пролетариата появились новые средства перевода борьбы в самую высшую фазу и роль стачки стала еще более подчиненной. Показательно, что в известной резолюции ЦК от 10 октября 1917 г., написанной В. И. Лениным, стачки не фигурируют в качестве фактора, свидетельствующего о том, что восстание на-/20/-

78. «От Февраля к Октябрю», М., 1923, стр. 278.

зрело [79]. Наоборот, на заседаниях ЦК 10 и 16 октября отмечались определенный абсентеизм и равнодушие масс [80]. В то время как Каменев и Зиновьев считали, что раз нет «рвущегося на улицу настроения», идти на восстание нельзя, Ленин и большинство ЦК полагали, что это есть лишь свидетельство того, что сознательные, рабочие не хотят выходить на улицу только для. частичной борьбы, потому что безнадежность «отдельных стачек, демонстраций, давлений испытана, и сознана вполне» [81]. Речь теперь шла о решительном бое за власть и этим боем могло быть только вооруженное восстание. Что же касается всеобщей стачки, начавшейся в Москве 28 октября, то и она отнюдь не повторила московской декабрьской формулы 1905 г. «объявить всеобщую политическую стачку и стремиться перевести ее в вооруженное восстание», а, наоборот, подкрепила уже начавшееся, но перешедшее к обороне восстание.

Но вернемся к событиям 25 октября. Выше говорилось о принятых решениях. Теперь остается выяснить, как они были практически реализованы. Выполняя решение Партцентра, 11-я и 13-я роты 56-го запасного полка во втором часу дня. установили охрану почтамта, телеграфа и междугородней телефонной станции у Мясницких ворот, не встретив какого-либо сопротивления со стороны стоявших там юнкерских караулов. Внутрь зданий солдаты не вводились. Что касается городской телефонной станции в Милютинском переулке, то ее вообще не заняли. Таким образом, занятие указанных объектов носило весьма условный характер, В. Н. Яковлева в докладе расширенному пленуму МОБ 9 ноября отмечала, что «никакого контроля над работой телеграфа фактически не было» [82]. Фактическое оставление средств связи в руках контрреволюции сыграло весьма отрицательную роль в дальнейшем.

Была предпринята попытка выполнить и другое постановление Партцентра — с 26 октября по 8 ноября буржуазные газеты «Русское слово», «Утро России», «Русские ведомости» и «Раннее утро» не выходили. Но эсеровский «Труд» и меньшевистская газета «Вперед» выпускались беспрепятственно. Это тоже не способствовало успеху восстания, поскольку названные органы вели открытую контрреволюционную агитацию. Любопытно отметить, что рабочие и солдаты отбирали у продавцов номера «социалистических» газет и тут же уничтожали их. Что касается охраны Моссовета и Политехнического музея, то она, судя по заявлению Розенгольца на пленуме Совета, к моменту его открытия выставлена еще не была [83].

Этим, в сущности, и ограничились шаги, предпринятые Партийным центром на протяжении дня до открытия пленума Советов. Каких-либо попыток действительно взять власть в это время предпринято не было. А. П. Розенгольц, выступая на пленуме Советов, объяснил необходимость этих «решительных предупредительных мер» со стороны большевиков тем, «чтобы мы сами не оказались сейчас арестованными» [84].

В советской исторической литературе давно уже ведется спор о времени начала восстания в Петрограде. Относительно Москвы такого спора нет. Все как будто согласились на том, чтобы считать временем начала Московского восстания первую половину дня 25 октября. Между тем возникает вопрос: можно ли считать действия, описанные выше, началом восстания? И дело не в том, что в этот и следующий день на /21/

79. См. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 393.
80. См. «Протоколы ЦК РСДРП (б)», М., 1958, стр. 85, 98—99.
81. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 412.
82. «Триумфальное шествие Советской власти», ч. 1, стр. 256, 312.
83. Там же, стр. 257.
84. Там же.

улицах не стреляли и оружие не применялось, а в том, что на протяжении этого дня не было сделано ничего такого; что могло бы квалифицироваться как восстание — занятие главных стратегических пунктов, арест или хотя бы попытка ареста руководителей контрреволюции и т. д. Дума — главный центр контрреволюции — продолжала заседать, штаб МВО — другой главный центр контрреволюции — оставался в неприкосновенности. Между прочим, сами организаторы борьбы с Советами, не имея в этот момент реальных сил для сопротивления, вполне допускали и боялись, что большевики, воспользовавшись выгодностью положения, именно в этот день возьмут власть. Как свидетельствует один из активных участников борьбы на стороне контрреволюции А. Н. Вознесенский, «по предложению Руднева, во избежание ареста в постели, решено было не ночевать дома» [85].

Но ничего подобного не случилось. В центре событий дня оказалось не восстание, не действия, ему сопутствующие, а пленум Московских Советов рабочих и солдатских депутатов. Здесь нет нужды подробно разбирать, что на нем произошло [86]. Главное же состояло в том, что решение вопроса о власти из сферы непосредственной борьбы масс было перенесено в иную плоскость. В Москве произошло как раз то, против чего предостерегал Ленин в. Питере. Настаивая на взятии власти до открытия съезда Советов, он подчеркивал;. «Взяв власть сегодня, мы берем ее не против Советов, а для них.

Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия.

Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе и обязан решать подобные вопросы не голосованиями, а силой; народ вправе и обязан в критические моменты революции направлять своих представителей, даже своих лучших представителей, а не ждать их» [87].

Именно такой критический момент революции наступил 25 октября в Москве. Но то, что было бесспорным и ясным для Ленина, оставалось неясным для московских партийных руководителей. Для них оказалось невозможным переступить через «формальность», взять фактическую власть до пленума Советов и уж затем передать ее им.

Первый благоприятный момент для взятия власти был упущен. Контрреволюционные силы получили время и возможность, чтобы сорганизоваться и дать бой революционному народу. Дальнейшее показало, что попытка «мирного» решения вопроса о власти не более чем призрак.

Избранный вечером 25 октября ВРК приступил к работе в ту же ночь. Не касаясь всего, что произошло на его первом заседании (оно достаточно хорошо известно), остановлюсь лишь на первом приказе ВРК и примыкающих к нему документах. Приказ этот гласил:

«Революционные рабочие и солдаты т. Петербурга во главе с Петербургским Советом рабочих и солдатских депутатов начали решительную борьбу с изменившим революции Временным правительством. Долг московских солдат и рабочих поддержать петербургских товарищей в этой борьбе. Для руководства его (ею? — А. Г.) Московский Совет рабочих и солдатских депутатов избрал Военно-Революционный Комитет, который и приступил к исполнению своих обязанностей. /22/

85. А. Н. Вознесенский. Москва в 1917 году, М.—П., 1928, стр. 152.
86. См. по этому поводу А. Я. Грунт. Из истории Московского Военно-революционного комитета. «Исторические записки», т. 81.
87. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 436.

Военно-Революционный Комитет объявляет:

1) Весь Московский, гарнизон немедленно должен быть приведен в боевую готовность. Каждая воинская часть должна быть готова выступить по первому приказанию Военно-Революционного Комитета.

2) Никакие приказы и распоряжения, не исходящие от Военно-Революционного Комитета или не скрепленные его подписью, исполнению не подлежат» [88].

Это был документ большой политической важности. Из него видно, что МВРК с первых же часов своего существования прямо противопоставил себя контрреволюционному Комитету общественной безопасности, призывавшему население и солдат не подчиняться ВРК [89].

И все же в этом первом приказе не было главного, что позволило бы характеризовать действия ВРК как наступательные и решительные, не было прямого заявления о взятии власти и призыва к рабочим и солдатам эту власть брать, хотя именно такие действия диктовались всей обстановкой.

ВРК принял также решение опубликовать воззвания «К товарищам солдатам», «К товарищам крестьянам», «К товарищам железнодорожникам», «К почтово-телеграфным служащим». В этих воззваниях, опубликованных в «Социал-демократе» в тот же день, разъяснялся смысл происходящих событий [90].

Обращает на себя внимание тот факт, что и в приказе, и в упомянутых обращениях события в Петрограде рассматриваются как оборонительные действия Совета против изменившего революции Временного правительства. В обращении к железнодорожникам прямо говорится: «B лице Петербургского Совета вся российская революция обороняется от соединенных сил контрреволюции» [91].

Этот «оборонительный» мотив звучал не только в приказе и воззваниях, выпущенных ВРК в первые часы своего существования, но и в самих его действиях. Но даже при таких настроениях необходимо было принять какие-то меры, чтобы не дать контрреволюции самой перейти в наступление. Между тем, симптомы такого перехода уже обнаруживались. В ночь на 26 октября было получено сообщение о том, что юнкера заняли Манеж и здание городской думы, где заседал Комитет общественной безопасности. Можно было ожидать их нападения на Кремль с его арсеналом и сокровищницами.
В течение всей войны охрану Кремля нес 56-й запасный пехотный батальон, впоследствии переформированный в полк. В октябре в охране состояли пять рот (1-й батальон и 8-я рота 2-го батальона) [92]. В целом полк был настроен по-большевистски. Об этом сообщают. О. Варенцова, О. Берзин, С. Шоричев [93]. Однако, по свидетельству того же Берзина, как раз в ротах, расположенных в Кремле, кроме самого Берзина, «не было ни одного большевика (эсеров было порядочно)» [94]. Было очевидно, что имевшихся там сил для охраны Кремле явно недостаточно. Решением ВРК комиссаром Кремля был назначен Е. М. Ярославский, а комендантом — прапорщик 8-й роты 56-го запасного полка О. М. Берзин [95]. Ран-/23/-

88. «Известия МСРД», 26 октября 1917 г.
89. «Октябрь в Москве», М.—Л., 1932, стр. 181.
90. «Подготовка и победа Октябрьской революции в Москве», стр. 387—391.
91. Там же, стр. 388.
92. «Красный архив», 1934, т. 5—6 (65—66), стр. 182.
93. См. О. Варенцова. Военное бюро при МК РСДРП (б). В сб. «От Февраля к Октябрю», М„ 1923, стр. 79; О. Берзин. Октябрьские дни в Москве. «Пролетарская революция», 1927, №.12, стр. 172—173; С. Шоричев. 56-й полк в Октябрьских боях. В сб. «За власть Советов», М., 1957, стр. 181.
94. «Пролетарская революция», 1927, № 12, стр. 179.
95. «Красный архив», 1934, т. 5—6 (66—66), стр. 175.

ним утром 26 октября оба они в сопровождении роты 193-го полка вступили в Кремль [96]. Вслед за этим юнкера оцепили Кремль снаружи,и воспрепятствовали вывозу оттуда оружия для красногвардейских отрядов. Первой реакцией ВРК на эти враждебные действие было вступление в переговоры с командующим Московским военным округом К. Н. Рябцевым о ликвидации возникшего конфликта. История этих переговоров сама по себе представляет большой интерес для понимания хода событий, однако здесь приходится ограничиться их конечными результатами, смысл которых сводился к тому, что юнкера будут отведены, а ВРК также отведет свои части (имелась в виду рота 193-го полка) [97]. Дальнейшее показало, что действия Рябцева были лишь уловкой, рассчитанной на затяжку времени. И «все же действия ВРК в эти часы нельзя признать совершенно однозначными, направленными исключительно на достижение договоренности с противной стороной. Переговоры с Рябцевым еще продолжались, а по районам была разослана телефонограмма. Этот документ заслуживает того, чтобы привести его полностью:

«Штаб во главе с Рябцевым переходит в наступление. Задерживаются наши автомобили, есть попытки задержать Военно-Революционный Комитет. На митингах, по фабрикам и заводам, надо выяснить это положение, и массы должны немедленно призываться к тому, чтобы показать штабу действительную силу. Для этого массы должны перейти к самочинному выступлению под руководством районных центров по: пути осуществление фактической власти Советов районов. Занимать комиссариаты.

Радиограмма из Питера. 10 часов утра. Правительство низвергнуто. Впредь до организации власти, власть принадлежит Военно-Революционному Комитету, который обращается ко всем рабочим и солдатам и действующей армии с призывом стать на его сторону. Солдаты призываются сменять командный состав, если он против новой власти. Все части на фронте, оставшиеся верными революции, призываются не наступать на Петербург и удерживать от этого другие части, действовать в этой области путем убеждений и уговоров, если не поможет, переходить к насильственным действиям. Военно-Революционный Комитет видит единственное спасение революции в передаче власти Советам, земли — народу и в объявлении немедленного демократического мира.

Сообщено в 12 часов из Московского Комитета» [98]. /24/

96. О. Берзин в своих мемуарах ошибочно указывает, что это произошло утром 27 октября.
97. «Документы пролетарской революции», т. II, М., 1948, стр. 12.
98. «Подготовка и победа Октябрьской революции в Москве», стр. 386. Подлинник этого документа не датирован и это послужило поводом для высказывания самых разноречивых мнений относительно времени его написания. Так, М. Ф. Владимирский (см. «Очерки по истории Октябрьской революции в Москве», стр. 279) относит его к вечеру 27 октября, т. е. видит в нем ответ на ультиматум Рябцева. Согласиться с этим нельзя. В отчете меньшевиков, опубликованном 27 октября («Вперед», № 193), содержится их заявление по поводу воззвания, распространявшегося по районам 26 октября, и приводится текст, совпадающий с приведенным выше. Меньшевики требовали отменить решение ВРК о движении к Кремлю частей 251-го и 192-го запасных полков, принятое ВРК по получение известий об оцеплении Кремля юнкерами («Красный архив», 1934, т. 5—6, стр. 176) и послать делегацию к Рябцеву «для того, чтобы столковаться с ним о мерах, могущих предотвратить кровопролитие» («Вперед», № 193). Уже из этого следует, что указанный документ относится к 26, а не к 27 октября. Нельзя согласиться и с мнением составителей сб. «Документы пролетарской революции», т. II и повторенным мною, что воззвание это было разослано по районам около 5 час. вечера (см. указ. сб.» стр. 314 и А. Я. Грунт. Победа Октябрьской революции в Москве, стр. 160). Ведь совершенно очевидно, что это воззвание написано если не до начала переговоров Ногина с Рябцевым, то уж во всяком случае до их

Прежде всего о фактах, упоминаемых в документе. О задержке автомобилей в Кремле упоминалось выше. Что же касается попыток «задержать Военно-Революционный Комитет», т. е. очевидно, имеется в виду следующее: когда В. П. Ногин, И. Н. Стуков и солдат 56-го полка в сопровождении посредников в переговорах — членов президиума Совета солдатских депутатов эсера Урнава и меньшевика Маневича — направились в Кремль для переговоров, они были задержаны юнкерами у Никольских ворот, отведены в Манеж, где подверглись оскорблениям и угрозам. Лишь спустя некоторое время их освободили и впустили в Кремль [99].

Наконец, обращает на себя внимание изложение радиограммы из Петрограда. Это совершенно очевидно ленинское обращение «К гражданам России», достигшее Москвы, вероятно, только 26 октября. Во всяком случае Ногин об этом сообщении в своей телефонограмме 25 октября не упоминал.

Такова фактическая сторона. Основываясь на ней, приходится утверждать, что указанная телефонограмма является первым документом, исходящим от ВРК или от Партийного центра, в котором содержится «прямой призыв к самочинному взятию власти, не завуалированный никакими оборонительными мотивами. И еще одно примечательное обстоятельство: ссылка на то, что в Питере до момента организации власти таковой является Военно-революционный комитет. Из этого следует, что большевистская часть ВРК стала понимать, что вопрос взятия власти в сложившейся обстановке мог и должен быть решен не голосованиями, а силой, борьбой масс.

Противоречивость действий, ВРК отражала различие позиций его членов в вопросе о восстании, степень колебаний руководителей в критический момент.

Объем статьи не позволяет детально изложить ход событий по районам. Отмечу лишь, что документы дают основание утверждать, что призыв ВРК «перейти к самочинному выступлению» послужил им сигналом к переходу от выжидательной позиции к активным действиям, направленным к взятию власти. Вот почему можно говорить о начале восстания не 25-го, а во второй половине дня 26 октябре. Что же касается центральных руководящих органов, то в это время с колебаниями внутри них отнюдь не было покончено. Более того, во второй половине дня вновь возобладала линия на мирное соглашение с городской думой и штабом МВО. Как видно из доклада В. Н. Яковлевой на ноябрьском пленуме МОБ, на совместном заседании Партийного центра и большевистской части ВРК, состоявшемся во второй половине дня 26 октября, столкнулись две точки зрения. Одни настаивали на развитии наступательных действий, указывая на то, что «при таких условиях передышка в гражданской войне несет выгоды не нам, а нашим противникам, которые во время нее стягивают и организуют свои силы». Другие предлагали продолжать переговоры с Рябцевым. 9-ю голосами против 5 вторая точка зрения получила одобрение и стала проводиться в жизнь [100].

По районам из центра была разослана новая телефонограмма с указанием «занять строго выжидательную позицию» [101]. Так был сделан

окончания и до выступления Ногина на заседании исполкома, а все это происходило, видимо, в первой половине дня. Скорее всего заключительная фраза документа и говорит о времени его рассылки по районам, т. е. 12 час дня.

99. И. Стуков. Областное бюро и Военно-революционный комитет. В сб. «Октябрьское восстание в Москве», М., 1922, стр. 42.
100. «Триумфальное шествие Советской власти», ч. 1, стр. 313.
101. «Красный архив», 1934, т. 4—5, стр. 167, 179.

еще один шаг по пути потери инициативы и передачи ее противнику, поставивший под угрозу все дело восстания. Поэтому нельзя не согласиться с В. Н. Яковлевой, давшей этому факту очень резкую, но совершенно точную оценку: «Это было решительное, в известном смысле историческое голосование, ибо оно предопределило затяжной характер октябрьской борьбы» [102]. В этой связи должен заметить, что существует весьма интересная группа материалов, которую исследователи как-то избегают использовать при оценке октябрьских событий в Москве. Сразу же после восстания вопрос о деятельности ВРК обсуждался рядом организаций — президиумом Совета рабочих депутатов, объединенным заседанием исполкомов Советов рабочих и солдатских депутатов, пленумом этих Советов, пленумом 2-го областного съезда Советов и т. д. [103] Здесь нет возможности процитировать все высказывания и оценки по интересующему нас вопросу, но они не оставляют сомнения в одном: главную причину затяжки восстания его руководители видели в своей собственной нерешительности и колебательности действий в самые критические моменты.
Есть еще один вопрос, безусловно, требующий выяснения. Это вопрос о соотношении боевых сил революции и контрреволюции. Исследователи отмечают, что Красная гвардия Москвы, насчитывавшая к началу событий около 6 тыс. человек [104], в ходе восстания выросла до 30 тысяч. Это чрезвычайно важный элемент анализа, дающий возможность видеть сам процесс возрастания сил революции. О том, что солдатская масса была настроена по-большевистски, говорилось выше. Н. И. Муралов, свидетельству которого можно доверять, писал: «За эти 6 суток в борьбу втянут весь гарнизон. Не было полков, как московских, так и ближайших к Москве (Серпухов, Клязьма, Павловская слобода и пр.), которые бы не дали нам роты или батальона» [105]. И здесь также отражается динамика втягивания солдат гарнизона в борьбу. Но вот к оценке сил противника подход совсем иной. Во всех, без исключения, работах они показываются в статичном состоянии. Обычно указывается, что в распоряжении Рябцева имелось 2 военных училища, 6 школ прапорщиков (1-я из которых совсем не участвовала в боях, а 6-я сдалась без боя), воспитанники старших курсов кадетских корпусов да сотня казаков, которые тоже активно в борьбу не включились. Кроме того, называют еще несколько тысяч офицеров, находившихся в отпусках и на излечении, и, наконец, буржуазную домовую охрану. Общую численность контрреволюционных сил определяют в 10—20 тыс. человек [106]. Но сами по себе эти подсчеты далеко не все объясняют. Вопрос, видимо, должен быть поставлен так: в какой степени к 25 октября эти силы были отмобилизованы и готовы вступить в дело? Отрывочные документальные свидетельства дают основание полагать, что в этот и последующий день боевой готовности у них не было. В самом деле: 25 октября городской голова В. В. Руднев, выступая в думе, откровенно признал, что она «не располагает физической силой»107. И это действительно было так. Ни Комитет /26/

102. «Триумфальное шествие Советской власти», ч. 1, стр. 313.
103. См. там же, стр. 308—309; 311—316. «Документы пролетарской революции». т. II, стр. 244—258; «Советы в Октябре», М., 1928, стр. 35-72; ГАМО, ф. 66, оп. 12, д. 39; ф. 683, оп. 1, д. 19-Б.
104. В литературе встречаются и другие данные (3 тыс., 10—12 тыс и т. д.), но, очевидно, следует согласиться с Г. А. Цыпкиным, доказательства которого в пользу приведенной цифры представляются наиболее убедительными. См. Г. А. Цыпкин. Красная гвардия в борьбе за власть Советов, М., 1967, стр. 104—106.
105. «Пролетарская революция», 1922, № 10, стр. 312.
106. Г. С. Игнатьев. Указ. соч., стр. 54—55; А. Я. Грунт. Указ. соч., стр. 152; Г. А. Цыпкин. Указ. соч., стр. 121; «Октябрь в Москве», стр. 324—326 и др.
107. «Известия МСРД», 26 октября 1917 г.

общественной безопасности, ни его военный аппарат — штаб МВО готовых к бою, организованных сил не имели. Недаром московский городской комиссар Григорьев и московский губернский комиссар Эйлер 26 октября сообщали в Ставку, что «Московский штаб округа бессилен оказать противодействие мятежникам» и что «необходима срочная помощь фронта» [108]. О неуверенности Руднева в своих силах сообщает также А. Н. Вознесенский [109]. На солдат гарнизона Руднев и Рябцев ни в коей степени рассчитывать не могли. Юнкерские части и школы прапорщиков к немедленному выступлению, очевидно, готовы не были. Что касается тысяч офицеров, то и их еще надо было собрать и организовать. Только неготовностью контрреволюции к бою можно объяснить стремление Рябцева вступить в переговоры с ВРК, протянуть время, чтобы получить передышку для мобилизации своих сил. И этой цели он достиг. Как только эти силы были собраны, а с фронта получены обнадеживающие обещания прислать подмогу, командующий МВО перешел от языка переговоров на язык ультиматума и открыл боевые действия. И если 26-го ВРК еще имел возможность исправить допущенные ранее ошибки и наверстать потерянное, то 27-го было уже поздно. Длительная и. кровопролитная борьба выступила как неизбежный результат отхода от основных законов восстания.

Известие о победоносном восстании в Петрограде, полученное в Москве около 12 часов дня 25 октября, делало беспредметным обсуждение вопроса о том, что Москва могла бы «начать». С этого времени в такой постановке он стал достоянием истории. Теперь вопрос стоял иначе: как и какими средствами пролетарская Москва поддержит своих братьев по классу, поднявшихся в последний и решительный бой против антинародного правительства Керенского? Будет ли она выжидать развития событий, и провозглашения власти Советов на съезде или, не дожидаясь этого, сама перейдет в решительное наступление. Ведь то, что Москва не «начала», ни в коей степени не отменяло ленинского утверждения о том, что одновременное взятие власти в Питере и Москве безусловно обеспечит победу. Наоборот, восстание в Петрограде выдвигало выступление в Москве как задачу, не терпящую отлагательства не только на дни, но даже и на часы. Первые действия московских руководителей, как говорилось выше, как будто не оставляли сомнений в понимании этого обстоятельства. Об этом же свидетельствовала и резолюция, принятая пленумом Советов рабочих и солдатских депутатов вечером 25 октября, в которой прямо говорилось, что Военно:революционный комитет ставит своей задачей «оказывать всемерную поддержку Революционному комитету Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов» [110].

Однако события развернулись иначе. Борьба за власть, в силу указанных выше обстоятельств, приняла затяжной и тяжелый характер. В этих условиях вопрос о Москве и ее роли в победе социалистической революции трансформировался еще раз. Если 25 октябре он стоял как вопрос о помощи Петрограду, то после 27 октября сам Петроград был поставлен перед необходимостью помочь московским товарищам.

В нашем распоряжении очень мало зафиксированных письменно высказываний Ленина о положении в Москве в эти дни. Это — упоминание в докладе о текущем моменте на совещании полковых представителей Петроградского гарнизона 29 октября, три кратких замечания на заседании ЦК РСДРП (б) 1 ноября и, наконец, такое же краткое замечание /27/

108. «Красный архив», 1933, т. 6, стр. 29.
109. А. Н, Вознесенский. Указ. соч., стр. 160.
110. «Известия МСРД», 26 октября 1917 г.

в выступлении на заседании СНК 3 ноября. Но и эти отрывочные высказывания, а главное работа, проделанная Петроградским ВРК по оказанию помощи Москве по прямым указаниям Ленина, не оставляют никаких сомнений в том, что, как и прежде, Ленин был полон решимости максимально быстро довести дело восстания во второй столице до победоносного завершения. «Нужно прийти на помощь москвичам, и победа наша обеспечена» [111] — говорил Ленин 1 ноября. Это та же мысль, которую он высказывал еще в сентябре, только скорректированная реальной действительностью, выдвинувшей вопрос о помощи одного важного центра другому не так, как это предполагалось в предварительных наметках. И еще одно обращает на себя внимание в этих кратких высказываниях Ленина: горячая вера в творческую инициативу масс, в их способность довершить начатое дело. «В Москве они (корниловцы. — А. Г.) взяли Кремль, а окраины, где живут рабочие и вообще беднейшее население, не в их власти» [112]. Это говорилось 29 октября в один из самых трудных для Москвы дней, говорилось с уверенностью в победе. Здесь не место излагать конкретные меры, предпринятые Петроградским. ВРК для помощи Москве, это особая тема. Следует только заметить, что положение самого Петрограда в эти дни: было не из легких. Каждый боец, каждая винтовка, каждый патрон были на счету. И несмотря на то, что столица находилась в очень опасном положении, Петроградский ВРК не останавливался перед посылкой в Москву сводных отрядов матросов и солдат, ибо дело победы в Москве было делом победы революции в России.

Таким образом, факты, последовательность и связь событий позволяют утверждать, что объективная обстановка, сложившаяся в Москве с конца сентября 1917 г., открывала реальную» возможность взятия власти в ней большевиками. Весь московский пролетариат и подавляющая -часть гарнизона шли за ними. Однако вера в то, что переход власти к Советам может произойти путем простого провозглашения ее на съезде, повела к тому, что военно-техническая подготовка восстания, ставшая главным вопросом дня, отстала от бурного нарастания событий. В момент начала решительной борьбы это отставание усугубилось нерешительностью действий руководителей восстания, склонностью их к переговорам с противной стороной, что позволило контрреволюции сорганизоваться и привело в конечном счете к длительной и кровопролитной борьбе.

111. В. И. Ленин. ПСС, т. 35, стр. 43.
112. Там же, стр. 36.

История СССР. 1969. №2. С. 5-28.