Калашников В.В. Корниловский мятеж // Альтернативы. №3. 2017. C. 124-138.

   (0 отзывов)

Военкомуезд

КОРНИЛОВСКИЙ МЯТЕЖ*

* Отдельные фрагменты этой статьи была опубликованы в журнале «Историк» в августе 2017 г.


Калашников Владимир Валерьянович — д.и.н., профессор С.-Петербургского государственного электротехнического университета «ЛЭТП» им. В.И. Ульянова (Ленина)

События августовских дней историки всегда оценивали по-разному. Одни называют действия генерала Корнилова «антиправительственным контрреволюционным мятежом», поддерживая точку зрения эсера Александра Керенского, главу Временного правительства. Другие считают, что Корнилов действовал на основе соглашения с Керенским, который его в последний момент предал. Сторонники такой трактовки событий не употребляют слово «мятеж» и говорят о «корниловском выступлении».

При этом зачастую главное внимание уделяется самой интриге корниловского выступления: кто кого предал и почему, провоцировал ли Керенский Корнилова или нет, какова была роль эсера Бориса Савинкова и т. п. За этими действительно интригующими сюжетами на второй план уходят вопросы о причинах и сути корниловского выступления, и, прежде всего, вопрос о том: прав был Корнилов в своём стремлении силой заставить русский народ продолжать войну.

О причинах, сути и ходе корниловского выступления и пойдёт рассказ, построенный в основном на материалах Чрезвычайной комиссии Временного правительства, которая расследовала «дело Корнилова» по горячим следам [1].

Призыв Петросовета

Февральская революция была во многом результатом усталости народа от тягот Первой мировой войны, в которую страну втянул Николай II, мечтавший получить Константинополь и черноморские проливы, Галицию и Восточную Пруссию. Уже в первые дни революции в Петрограде наряду с лозунгом «Хлеба», звучал лозунг «Долой войну». Однако он не нёс в себе никакой практической программы. Такую программу 14 марта дали эсеры и меньшевики, лидеры Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Петросовет принял Манифест «К народам всего мира» с призывом «начать решительную борьбу с захватными стремлениями правительств /124/ всех стран» [2] и выдвинул лозунг «мир без аннексий и контрибуций». Лозунг не звал к заключению сепаратного мира, а требовал немедленных всеобщих переговоров о прекращении войны.

Отметим, что в марте Ленин был ещё в Швейцарии, а большевики составляли в Петросовете малую часть. Лидеры эсеров и меньшевиков выразили позицию, которую разделяли многие социалисты воюющих и нейтральных стран. В России она получила огромную поддержку в тылу и на фронте.

Получила потому, что народ не разделял целей войны, и они действительно противоречили национальным интересам России. Перед войной царю об этом говорили наиболее умные советники. Вспомним сенатора Петра Дурново, бывшего министра внутренних дел эпохи первой революции, который предупреждал, что, например, захват Галиции стимулирует «крайне опасный малороссийский сепаратизм, при благоприятных условиях могущий достигнуть... неожиданных размеров».

Отметим в скобках, что Дурново как в воду глядел: если бы Сталин не повторил бы ошибку Николая II и не присоединил Западную Украину, основу которой составляла Галиция, то Советский Союз существовал бы и ныне.

Захват Константинополя и проливов не мог не усилить антирусские настроения среди мусульман как внутри, так и по периметру Российской империи, ибо турецкий султан был халифом - главой правоверных мусульман всего мира. Иными словами, новые территориальные приобретения только обостряли национальный вопрос и усиливали национально-освободительное во всей Российской империи. Мир на основе принципов Петросовета позволял превратить эту империю в демократическую федерацию тех народов, которые хотели жить вместе.

Мир без аннексий - это реально?

Призыв Петросовета оказался созвучным позиции президента США Вудро Вильсона, который уже в 1916 г. предлагал воюющим странам стать посредником для заключения мира, а затем выдвинул принципы отказа от аннексий и самоопределения всех народов. Вильсон призвал Конгресс США «объявить войну, чтобы закончить все войны». Таким способом он хотел разрушить колониальные империи европейских держав и под лозунгом «Свобода торговли» установить гегемонию экономическими методами. 23 марта США вступили в мировую войну на стороне Антанты, но не вошли в её состав, подчёркивая тем самым свою самостоятельность и несвязанность с империалистическими планами и договорённостями Англии, Франции и России.

В Германии принципы Вильсона тут же поддержали депутаты рейхстага, потерявшие надежду выиграть войну. Реагируя на них, канцлер Теобальд фон Бетман-/125/-Гольвег 29 марта 1917 г. сообщил рейхстагу о желании правительства достичь «мира, почётного для всех сторон» [3].

В начале апреля высшее военное руководство Австро-Венгрии заявило, что австрийская армия долго воевать не сможет, а министр иностранных дел Австро-Венгрии граф О. Чернин предложил Германии для скорейшего достижения мира передать французам Эльзас-Лотарингию.

Пацифистские настроения были сильны во всей Европе. Воюющие страны уже понесли потери, которые превысили все военные потери в Европе за тысячелетие. Весной, после неудачного наступления Антанты на Западном фронте, во многих городах Франции прокатились антивоенные забастовки, волнения среди солдат охватили около 50 полков.

В такой ситуации Временное правительство могло заставить правительства Англии и Франции пойти на перемирие и начать всеобщие переговоры о мире. А Германия к этому была уже готова. Формально Временное правительство выразило согласие с позицией Петросовета и обещало бороться за мир.

Как сорвать мир?

18 апреля или 1 мая по новому стилю в Петрограде и других городах прошли многотысячные первомайские демонстрации, одним из главных лозунгов которой был «Мир без аннексий и контрибуций». Через три дня они переросли в акции протеста против Ноты министра иностранных дел Павла Милюкова, который в эти дни, вопреки обещаниям Петросовету, заверял союзников в верности России прежним договорённостям и готовности бороться до полной победы над врагом.

Нота вызвала протест со стороны Петросовета, правительственный кризис и отставку Милюкова и военного министра Александра Гучкова.

После апрельского кризиса Временное правительство стало коалиционным: в него вошли 6 социалистов. Эсер Керенский занял пост военного министра. В Декларации правительства от 5 мая по вопросу о войне говорилось: «Временное правительство... открыто ставит своей целью скорейшее достижение всеобщего мира... без аннексий и контрибуций на началах самоопределения народов».

Однако в июне на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов министры-социалисты добились принятия противоречивого решения. С одной стороны, съезд поручал им «настойчиво стремиться к скорейшему достижению всеобщего мира» на указанных началах. С другой стороны, согласился на проведение наступления русской армии, если это будет диктоваться интересами обороны страны. Решение шло в разрез с позицией, которую занимали фронтовые части, а она гласила: «Фронт держать, в наступление не идти». /126/

Важно подчеркнуть: в той ситуации наступление русской армии имело не столько военный, сколько политический смысл: закрывало путь к мирным переговорам.

В середине июня наступление началось и через полмесяца закончилось: основная масса солдат отказалась идти в атаку. На Юго-Западном фронте (ЮЗФ) русские войска оставили австрийскую Галицию и отступили до государственной границы России, действуя по принципу: «чужой земли не надо, свою не отдадим». Русская армия потеряла около 150 тыс. убитыми, ранеными, попавшими в плен и пропавшими без вести.

Наступление имело крайне негативные внешнеполитические последствия: оно показало слабость русской армии и закрыло возможность проведения немедленных мирных переговоров. Провал русского наступления усилил военную партию в Германии. Канцлер Бетман-Гольвег, сторонник заключения «почётного мира», ушёл в отставку. Тем не менее, летом власти Германии и Австро-Венгрии держали наготове согласованный план немедленного заключения «почётного мира» с Россией на случай назревания революций в этих странах.

«Отвечаю перед своей совестью»

В ходе летнего наступления и отступления командарм VIII армии ЮЗФ генерал Лавр Корнилов проявил себя как жёсткий и умелый полководец. 7 июля он был назначен главнокомандующим ЮЗФ и сразу же в ультимативной форме потребовал от правительства немедленного введения смертной казни и учреждение полевых судов на театре военных действий. Не дожидаясь ответа, Корнилов отдал приказ о расстреле солдат за самовольное оставление позиций [4]. 12 июля правительство восстановило смертную казнь «на время войны для военнослужащих за некоторые тягчайшие преступления».

По ходатайству влиятельного эсера Бориса Савинкова, комиссара ЮЗФ, 19 июля Корнилов был назначен Верховным главнокомандующим Русской армии. Генерал заявил, что вступит в должность только при условиях «полного невмешательства в мои оперативные распоряжения и ... в назначения высшего военного состава», распространения смертной казни «на те местности тыла, где расположены пополнения армии», недопущении вмешательства комиссаров и комитетов в боевые распоряжения офицеров [5].

Керенский, который к этому времени возглавил правительство (сохранив за собой и пост военного министра), ответил, что программа Корнилова «принципиально» принимается. Однако он понимал, что эта программа открывала путь к установлению в стране военной диктатуры правого толка, и как социалист не мог с этим согласить-/127/-ся. Кроме того, Керенский увидел в Корнилове личного соперника. Новый главковерх сразу насторожил премьера, заявив, что за свои дела будет отвечать «только перед собственной совестью и всем народом». Керенский уже тогда хотел, но не решился снять Корнилова. Взаимное недоверие и недовольство быстро нарастали.

Первые шаги

Шестого августа Корнилов приказал своему начштаба генералу Александру Лукомскому начать переброску 3-го конного корпуса (две казачьи дивизии) и Кавказскую туземную («Дикую») конную дивизию на плацдарм, удобный для наступления на Москву и Петроград. Корпусом командовал генерал Александр Крымов, известный тем, что ещё в марте предложил Гучкову «в два дня расчистить Петроград» от «совдепов и разнузданной солдатни» одной своей Уссурийской казачьей дивизией [6].

Десятого августа Корнилов прибыл в Петроград в сопровождении отряда туркмен Текинского полка, которые в ходе встречи с Керенским дежурили с пулемётами в подъезде Зимнего дворца [7]. На совещании членов правительства программа Корнилова, доработанная Савинковым, вновь была одобрена только «в принципе». В ней был сделан акцент на «милитаризацию» всей страны. Керенский понимал, что Советы такую программу не поддержат, а без их поддержки он был политически бессилен. Корнилов, вернувшись в Ставку, сказал Лукомскому, что Керенский «его водит за нос» [8].

12 августа в Москве открылось Государственное совещание, на котором присутствовали представители общественных организаций по квоте, установленной правительством. Правые силы хотели использовать совещание для того, чтобы привести Корнилова к власти.

В Москве генерала встречали как «спасителя Отечества». Город был наводнён портретами и брошюрами, прославляющими Корнилова. Перед вокзалом построился 9 казачий полк, недавно переброшенный в Москву. Накануне приезда генерал получил телеграмму от Михаила Родзянко, председателя IV Государственной Думы, который сообщал о позиции «Совещания общественных деятелей», собравшем представителей правых сил: «В грозный час тяжёлого испытания вся мыслящая Россия смотрит на Вас с надеждой и верою» [9].

Керенский осознал угрозу и в своём выступлении заявил, что власти не отдаст: «Я и направо и налево скажу вам, непримиримым, что ошибаетесь вы, когда думаете, что ... мы бессильны. ... и кто бы мне ультиматумы не предъявлял, я сумею под-/128/-чинить его воле верховной власти и мне, верховному главе её» [10].

На третий день работы совещания Корнилов кратко изложил свою программу [11]. Она явно не устраивала солдатских делегатов фронтовых и армейских комитетов, поскольку была нацелена на продолжение войны. Негативное отношение к Корнилову было продемонстрировано с самого начала: солдаты-делегаты демонстративно не встали при появлении главковерха.

Исход совещания зависел не от речей ораторов. В эти дни на Петроград из Финляндии двинулся кавалерийский корпус, а на Москву — 7-й Сибирский казачий полк12. Московский Совет рабочих депутатов, получив эти известия, тут же создал комитет, в который вошли эсеры, меньшевики и большевики. Они провели в гарнизоне антикорниловскую агитацию. Командующий Московским военным округом полковник Александр Верховский, выдвиженец Керенского, заявил Корнилову о своей верности правительству и блокировал выдвижение казаков к Москве [13]. Прекратил движение и финляндский корпус. Узнав об этом, Корнилов уехал в Ставку.

Впоследствии Лукомский сказал Верховскому, что Корнилов «был очень удивлён» его решением остановить казаков, а на вопрос Верховского, зачем их выдвигали, ответил: «на случай возможного большевистского восстания» [14].

В Ставке

19 августа немцы начали наступление на Ригу, стремясь захватить Прибалтику. 21 августа Рига пала. Это не было неожиданностью: Корнилов еще 10 августа предупредил правительство о том, что Рига продержится максимум неделю [15]. Однако в падении города Ставка сразу обвинила большевиков, хотя упорное сопротивление противнику оказали именно самые большевизированные латышские полки.

Ставка под предлогом защиты Петрограда потребовала согласия правительства на формирование отдельной Петроградской армии и введение в столице военного положения. Немецкая угроза была поводом. Генерал Крымов уже 21 августа информировал генерала Владимира Кислякова, отвечающего за военные перевозки, о необходимости быть готовым перебросить воинскими эшелонами к Петрограду 3-й конный корпус «для подавления большевистского бунта» [16]. О немецкой угрозе он не упоминал.

Керенский дал согласие на формирование Петроградской армии и на передачу /129/ Ставке непосредственного командования Петроградским военным округом, но провёл решение правительства о выделении из состава округа новой структуры - «Петроградского военного губернаторства», которое создавалось в границах города и прилегающих пригородов, и изымалось из подчинения Ставке [17]. Смысл акции Керенский так объяснил министрам: «в виду острого политического положения вещей невозможно правительству отдавать себя совершенно в распоряжение ... Ставки. ... Петроград .должен быть экстратерриториален» [18].

С этим решением 23 августа в Ставку прибыл Савинков, бывший в то время управляющим военным министерством, заместителем Керенского как военного министра. На приватной встрече Савинков сказал, что хочет помирить Керенского и Корнилова и побудить их действовать вместе. Корнилов ответил, что считает Керенского «человеком слабохарактерным, легко поддающимся чужим мнениям и, конечно, не знающим того дела, во главе которого он стоял». Генерал заявил о необходимости составить новое сильное правительство, но согласился на то, чтобы и Керенский вошёл в его состав и даже заявил о готовности «всемерно поддерживать» Керенского, «если это нужно для блага отечества» [19]. Корнилов согласился на выделение Петроградского губернаторства в качестве зоны, неподконтрольной Ставке [20].

Затем Савинков, ссылаясь на Керенского, просил Ставку дать правительству «конный корпус для ... подавления всяких попыток возмущения против Временного правительства, откуда бы они ни шли» [21]. По свидетельству Корнилова, данному в ходе следствия после неудачи корниловского выступления, Савинков был более определёнен. Он указал на опасность большевистского восстания и сказал главковерху: «прошу Вас отдать распоряжение о том, чтобы 3-й конный корпус был к концу августа подтянут к Петрограду и был предоставлен в распоряжение правительства. В случае, если кроме большевиков выступят и члены Совета рабочих и солдатских депутатов, то нам придётся действовать и против них. Я только прошу Вас во главе 3-го конного корпуса не присылать генерала Крымова, который для нас не особенно желателен». Савинков просил также не привлекать и Дикую дивизию, так как «неловко поручать утверждение русской свободы кавказским горцам». Савинков просил проинформировать его об окончании сосредоточения корпуса под Петроградом с тем, чтобы в этот момент объявить Петроградское военное губернаторство на военном положении.

Впоследствии Керенский подтвердил слова Савинкова о желании правительства получить в своё распоряжение конный корпус с верным военачальником. Однако он /130/ не поручал Савинкову согласовывать операцию, которая вела к захвату Петрограда и расправе с Советами. Не видел Керенский и угрозы большевистского восстания. В то время он опасался как раз удара со стороны Корнилова, что и показывал план «экстерриториальности» Петрограда, просто нелепый в иныхусловиях. Из этого следует, что Савинков в Ставке пошёл дальше инструкций, полученных от Керенского.

Почему он это сделал? В июле при формировании коалиционного правительства второго состава Савинков надеялся получить пост военного министра, но Керенский оставил его за собой, совместив с постом министра-председателя [22]. Тогда Савинков сделал ставку на Корнилова, поспособствовав его выдвижению. Керенский, видя этот тандем, 11 августа сказал Савинкову, что тот зря надеется на образование триумвирата в составе Керенского, Корнилова и Савинкова: «есть «К» и оно останется, а другого «К» и «С» не будет» [23]. Именно эта позиция Керенского побудила Савинкова пойти на некие договорённости с Корниловым, который пообещал Савинкову пост военного министра [24].

Платой стала готовность Савинкова подавить не только большевиков, но и Советы. Для эсера Савинкова это решение было своеобразным «Рубиконом». Вопрос о Советах возник потому, что 18 августа депутаты Петросовета на пленарном заседании по предложению эсеров почти единогласно приняли резолюцию, в которой требовали от правительства отмены смертной казни на фронте как «меры, могущей быть используемой для контрреволюционной цели» [25]. Это означало, что Петросовет тем более будет против реализации программы Корнилова, требовавшего введения смертной казни и в тылу.

Приехав в Петроград, Савинков 25 августа доложил Керенскому о согласии Корнилова на пожелания правительства и передал слова генерала о готовности «всемерно поддерживать Керенского». Керенский «для большего успокоения» подписал указ о назначении Крымова командующим XI армии ЮЗФ, думая тем самым удалить его подальше от Петрограда [26].

И всё-таки мятеж...

Однако успокоился Керенский напрасно. Сразу после того, как Савинков уехал из Ставки, Корнилов поручил Крымову продолжать формирование отдельной Петроградской армии, в состав которой была включена и Дикая дивизия [27]. Крымов, вместо того, чтобы ехать в Бердичев (штаб ЮЗФ), вечером 25 августа отправился в распо-/131/-ложение частей создаваемой им армии, получив от Корнилова главную задачу: «в случае получения от меня или непосредственно на месте [известия] о начале выступления большевиков ... занять город, обезоружить части Петроградского гарнизона, которые примкнут к движению большевиков, обезоружить население Петрограда и разогнать Советы» [28].

Опираясь на это указание, Крымов уже 25 августа подписал, но не обнародовал, приказ об объявлении Петрограда, Кронштадта, Петроградской и Эстляндской губерний и Финляндии на осадном положении [29]. Упоминание в приказе Петрограда свидетельствовало о том, что «экстерриториальность» столицы Ставкой игнорировалась.

Свой приказ Крымов дал командирам дивизий в запечатанном пакете вместе с предписанием, написанном от руки с пометками «Секретно. Для личного сведения». В предписании «Начдиву Туземной» князю Багратиону говорилось: «тотчас по получении сведений о беспорядках, и не позже утра 1 сентября вступить в г. Петроград и занять районы города.», «разоружить все войска (кроме училищ) нынешнего Петроградского гарнизона и всех рабочих заводов и фабрик», «ничьих распоряжений, кроме исходящих от меня ... нив коем случае не исполнять», «против неповинующихся лиц гражданских или военных должно быть употребляемо оружие без всяких колебаний или предупреждений» [30]. В пакете был план Петрограда с нанесёнными местами казарм, фабрик и заводов, а также сведения о численности частей гарнизона, рабочих на заводах и их вооружении.

С утра 26-го начиналась переброска дивизий к Петрограду. О настрое офицеров выдвигавшихся войск, рассказал казачий генерал Пётр Краснов, который сменил Крымова на посту командующего 3-м конным корпусом: «Керенского в армии ненавидят . против него брошены лучшие части. Крымова обожают. . Туземцам все равно куда идти и кого резать, лишь бы их князь Багратион был с ними. Никто Керенского защищать не будет. Это - только прогулка. Все подготовлено» [31].

Обеспечить известие о «выступлении большевиков» должна была группа офицеров, собранная в Петрограде. Об этом впоследствии рассказал атаман Александр Дутов, непосредственный участник событий [32]. Провокацию планировали приурочить к 27-29 августа, ибо на эти дни выпадала полугодовщина Февральской революции, и в Петрограде ожидались юбилейные митинги и демонстрации. На их фоне было лег-/132/-ко спровоцировать «беспорядки», якобы организованные большевиками, и ввести войска для «спасения родины и революции». Отметим, что ни тогда, ни потом никто не привёл ни одного доказательства того, что большевики готовили восстание на эти дни. Уже это говорило о том, что путём провокации Корнилов вместе с Савинковым за спиной Керенского готовили захват столицы и разгром Петросовета. Реализация этих мер превращала Керенского в декоративную фигуру, которую можно было сохранить, и можно было отбросить.

В ночь на 27 августа (в 2 часа 40 минут) Корнилов отправил Савинкову шифрованную телеграмму: «Управвоенмину. Корпус сосредоточивается в окрестностях Петрограда к вечеру 28 августа. Я прошу объявить Петроград на военном положении 29 августа. № 6394. Генерал Корнилов». Таким образом, все было сделано для того, чтобы поставить Керенского перед фактом захвата города в ответ на «большевистское восстание».

Казус Львова

Однако в этот план неожиданно вмешался бывший депутат Государственной Думы и обер-прокурор Синода во Временном правительстве первого состава Владимир Львов, который 23 августа пришёл к Керенскому и стал уговаривать его расширить базу Временного правительства, включив туда ряд правых деятелей, ссылаясь на свои связи с влиятельными людьми. Львов не имел никакого политического веса, но Керенский не отверг его предложение «узнать настроение общественных групп» и «представить премьеру их требования». После этого Львов отправился в Ставку и утром 25 августа имел беседу с Корниловым. По словам генерала, Львов заявил от имени Керенского, что тот готов уйти из правительства, если Корнилов считает это необходимым, но готов и договориться с ним о совместной работе [33].

Львов утверждает, что он только просил Корнилова сформулировать своё мнение по поводу реформирования правительства. Как бы то ни было, Корнилов сказал Львову, что считает «участие в управлении страной самого Керенского и Савинкова безусловно необходимым», но полагает, что сейчас в стране нужна диктатура, и если правительство предложит ему обязанности диктатора, то он не откажется. Корнилов также заявил Львову, что в Петрограде в ближайшие дни готовится выступление большевиков и на Керенского готовится покушение, поэтому он просит Керенского «приехать в Ставку, чтобы договориться с ним окончательно». Генерал своим честным словом гарантировал премьеру «полную безопасность в Ставке». Так эту встречу описал на допросе сам Корнилов [34].

По свидетельству Львова, Корнилов говорил более определённо: «Я не вижу дру-/133/-гого выхода, как передача в руки Верховного главнокомандующего всей военной и гражданской власти» и добавил, что предлагает Керенскому пост министра юстиции [35].

Можно ли верить Львову? Можно, ибо Корнилов далее показал, что после отъезда Львова 26-го вечером «у меня в кабинете ... был набросан проект Совета Народной обороны, с участием Верховного Главнокомандующего s качестве Председателя, Керенского - Министра-Заместителя, г. Савинкова, Генерала Алексеева, Адмирала Колчака, и г. Филоненко (М. М. Филоненко - комиссар Временного правительства при Ставке, ставленник Б. Савинкова - В.К.). Этот Совет обороны должен был осуществить коллективную диктатуру, так как установление единоличной диктатуры было признано нежелательным» [36].

Признание Корнилова в том, что вечером 26 августа он рассматривал себя как главу нового органа власти, придаёт достоверность тому, что сказал этим же вечером Керенскому Львов, вернувшийся в Петроград. Он передал устно и записал на бумаге чётко, без раздумий, следующие «предложения» Корнилова: «1) объявить Петроград на военном положении, 2) передать всю власть военную и гражданскую в руки Верховного главнокомандующего, 3) отставки всех министров, не исключая министра-председателя, и передачи временного управления министерств товарищам министров впредь до образования Кабинета Верховным главнокомандующим» [37]. Львов также сообщил, что Корнилов просит Керенского срочно приехать в Ставку из-за опасности нового восстания большевиков и покушения на него лично.

Получив такие «предложения», Керенский, ни минуты немедля, сделал все для того, чтобы уличить Корнилова в антиправительственной акции. Слов Львова и даже его письменного изложения требований Корнилова было недостаточно. Керенский вызывает Корнилова к буквопечатающему аппарату Юза и фиксирует на телеграфной ленте разговор, в котором просит Корнилова подтвердить, что Львов передаёт то, что ему было поручено. Корнилов, не желая документально зафиксировать свои «предложения», подтвердил полномочия Львова и, главное, категорично подтвердил «повелительную» необходимость «вполне определённого решения в самый короткий срок» и «настойчивую просьбу» Керенскому приехать в Могилев. Керенский, помня о том, что это предложение мотивировалось опасностью выступления большевиков, задал вопрос:

Керенский: Приезжать ли только в случае выступлений, о которых идут слухи, или во всяком случае. /134/

Корнилов: Во всяком случае. До свидания, скоро увидимся.

Керенский: До свидания» [38].

Отметим, что Корнилов первый попрощался с Керенским, дав понять, что обсуждать свои предложения он не намерен. Чётко подтверждённый настойчивый и срочный вызов Керенского в Ставку «вo всяком случае» для принятия «определённого решения в самый короткий срок», говорил сам за себя. Главковерх не мог в такой форме вызывать в Ставку главу правительства. Это было грубым нарушением субординации, также как и концовка разговора, когда Корнилов первым его закончил. Всем своим поведением Корнилов показал, кто теперь главный.

Керенский точно знал, что никакого восстания на конец августа большевики не планируют, а персональный террор ими всегда отвергался [39]. Следовательно, возникал вопрос: зачем его так настойчиво и срочно вызывают в Ставку? Ответ был очевиден: в Петрограде Керенский был под защитой Советов и гарнизона, в Ставке полностью в руках Корнилова. Там он был обречён принять то, что ему продиктуют генералы.

Своим участием в новом органе власти в любой форме Керенский делал захват власти Корниловым более легитимным. Корнилов понимал важность получения хотя бы призрачной легитимности и именно поэтому так настойчиво звал Керенского в Ставку. Пока Керенский находился в Петрограде, любая попытка захватить город без его согласия превращалась в антиправительственный мятеж.

Керенский немедленно предъявил юзограмму переговоров с Корниловым членам Временного правительства. Они не могли не признать, что ультимативное требование Корнилова о срочном приезде в Ставку Керенского и Савинкова «в любом случае» было весомым аргументом в пользу версии о мятеже. В ту же ночь Керенский получил неограниченные полномочия для борьбы с контрреволюционным мятежом и уже утром 27 августа опубликовал «Сообщение министра-председателя», в котором обвинил Корнилова в попытке захвата власти. Ссылаясь на полномочия, данные ему правительством, Керенский приказал Корнилову «сдать должность Верховного главнокомандующего» и приехать в Петроград [40].

Корнилов отказался и выступил с обращением к народу, обвинив правительство в том, что оно «под давлением большевистского большинства Советов действует в полном согласии с планами германского генерального штаба» [41].

Керенский так квалифицировал действия Корнилова: «генерал, который позволя-/135/-ет себе называть Временное правительство агентами немецкого штаба и объявляющий себя властью, есть мятежник» [42].

28 августа правительство формальным указом отстранило Корнилова от должности Верховного Главнокомандующего «с преданием суду за мятеж» [43]. Корнилов указу не подчинился и потребовал от командующих Петроградского и Московского военных округов, всех фронтов и армий выполнять только его распоряжения, а также приказал Крымову продолжать поход на Петроград. Эти действия главковерха окончательно снимают вопрос о том, был ли или нет антиправительственный мятеж.

«Разгром корниловщины»

Перед угрозой военной диктатуры все социалисты сплотились, сформировав Комитет народной борьбы с контрреволюцией на паритетных началах. В решающий момент Керенский, не доверяя юнкерам, обратился за помощью к матросам-большевикам крейсера «Аврора», которые взяли под охрануЗимний дворец. Дальше все было так, как в дни Февральской революции: железнодорожники останавливали эшелоны, агитаторы объяснили рядовым казакам, во что их втягивают. В свою очередь Керенский посылал приказы, требуя остановить войска.

Важно подчеркнуть, что рядовые казаки и бойцы Туземного корпуса не знали, что их ведут на Петроград против воли Правительства и Советов. И как только это становилось известным, они протестовали против обмана, отказывались выполнять приказы командиров. Именно поэтому никаких боев не было. Казаки и горцы не были готовы стрелять в солдат Петроградского гарнизона. Одним из первых остановился 1-й осетинский полк.

На всех фронтах солдатские комитеты арестовали генералов и офицеров, заподозренных в участии в заговоре.

Лёгкость ликвидации мятежа была обусловлена тем, что Советы, солдатские комитеты, все левые партии и Керенский как глава правительства, действовали вместе.

Корниловское выступление резко ослабило армию: теперь солдаты окончательно потеряли доверие к большинству офицеров, в которых подозревали скрытых сторонников Корнилова. Советы и солдатские комитеты укрепили свои позиции, как органы, которые встали на борьбу с контрреволюцией. Большевистский лозунг «Вся власть Советам» стал восприниматься массами как необходимость, что поднимало авторитет большевиков, изначально отстаивавших этот лозунг. /136/

После полного провала мятежа генерал Крымов подчинился приказу Керенского и 31 августа прибыл в Петроград. На встрече он вначале заявил, что «его корпус двигался к Петрограду с целью помочь Временному правительству, и никаких враж-дебныхдействий против правительства проводить не планировалось». Однако затем он отдал Керенскому свой письменный приказ по войскам корпуса от 29 августа, в котором, сообщив о решении Керенского, признавал действительными только приказы Корнилова. Как аргумент, Крымов отметил, что «казаки давно постановили, что генерал Корнилов несменяем, о чем и объявляю всем для руководства» [44]. Как пишет в своих мемуарах Керенский, «параграф 4-й приказа начинался с лживого заявления относительно большевистских бунтов в столице. Я задал ему вопрос, почему он прибег к этому очевидному вымыслу. Ответ был расплывчатым, - видимо, он не пожелал бросить тень на своих сообщников в столице, которые обещали организовать большевистский мятеж в канун его прибытия в Петроград» [45]. Крымов не был арестован, но вечером должен был дать показание следственной комиссии. Днём на квартире своего товарища он застрелился, написав письмо, в котором обвинял и упрекал Корнилова. В чем точно - неизвестно. Известно только, что 30 августа Корнилов написал Крымову письмо, в котором фактически признал, что сидит в Ставке и ничего не может сделать, но в то же время главковерх просил: «Если же обстановка позволяет, действуйте самостоятельно вдухе данной мною Вам инструкции. Преданный Вам Л. Корнилов» [46]. Столь необычная подпись начальника в письме подчинённому говорит о многом.

Корнилов получил и уничтожил предсмертное письмо Крымова [47]. Командир Дикой дивизии генерал Багратион, узнав о смерти Крымова и уничтоженном письме, сказал: «Теперь все концы в воду канули» [48]. И действительно, лично Корнилов ставил задачи только Крымову, а тот уже транслировал их подчинённым своими приказами. /137/

апреля 1918 года. Советское правительство не прерывало её работы. Комиссия пришла к выводу о том, что «существование заговора лиц, объединяющихся генералом Корниловым и ставивших своей целью изменение существующего строя и свержение Временного правительства, представляется по делу недоказанным». Всю вину свалили на Львова, указав, что «Генерал Корнилов не поручал В. Н. Львову требовать, а тем более в ультимативной форме, от Временного правительства передачи ему, генералу Корнилову, всей полноты гражданской и военной власти, а лишь высказал своё мнение по вопросу о наилучшей реорганизации правительства в целях создания сильной власти, причём настаивал на том, чтобы все конкретные меры в этом направлении были приняты с согласия Временного правительства» [49].

Вывод комиссии прямо противоречил материалу, который она собрала, но этот эпизод в истории революции уже мало кого интересовал. Страна жила другими проблемами.

Стратегический просчёт

Корнилов всегда подчёркивал, что он - вне политики, он - солдат и решает только одну задачу - защищает Родину. Однако защиту Родины он трактовал как курс на продолжение мировой войны до победы Антанты.

В этой войне Россия, так же, как и другие великие державы, преследовала империалистические цели. Эти цели не отвечали её национальным интересам. Возможное приобретение Россией Константинополя и черноморских проливов создавало клубок новых противоречий между державами, и стимулировало рост национальноосвободительного движения внутри империи. Сразу после падения самодержавия империя начала распадаться на части, и Временное правительство не видело путей разрешения национального вопроса. Вся война была ошибкой, которая закрыла перед Россией путь к мирной модернизации и открыла путь к революции и гражданской войне

Временное правительство весной-летом 1917 года могло добиться прекращения войны и заключения почётного мира для всех участников. Оно этого не сделало. Антанта победила и вынудила Германию подписать позорный Версальский мир, который неизбежно вёл ко второй мировой войне. И она очень больно ударила по России. /138/

1. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Сборник документов и материалов. В 2-х томах. М.: МФД, 2003.
2. Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1917. 15 марта.
3. Fisher F. Germany's Aims in the First World War. N.Y., 1967. P. 457.
4. Деникин А.И. Очерки русской смуты. Том 1. М. Айрис Пресс. 2017 С. 459.
5. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Том 1. С. 6.
6. Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. 1. С. 143.
7. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 141.
8. Лукомский А.С. Воспоминания. Берлин. 1922. Т. 1. С. 222-223, 225, 228.
9. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 551.
10. Государственное совещание (1917; Москва). Центрархив. М.; Л, 1930. С. 4, 7.
11. Там же. С. 66.
12. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 145.
13. Верховский А.И. Натрудном перевале. М., 1959. С. 310.
14. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 50.
15. Там же. С. 190.
16. Там же. С. 172.
17. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 487-488.
18. Там же. С. 146-147 (показания Керенского).
19. Там же. С. 193 (показания Корнилова).
20. Там же. С. 193-195, 488.
21. Там же. С. 492. (Савинков - Корнилов 27.08 по прямому проводу).
22. Савинков Б. К делу Корнилова. Париж, 1919- С. 10.
23. Гиппиус 3. Петербургские дневники. 1914-1919. Нью-Йорк; М., 1990. С. 149
24. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 196-197 (Допрос Корнилова).
25. Известия. 1917. 19 августа. № 148. С. 4-5.
26. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 149, 153.
27. Там же. С. 200, 544.
28. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 200
29. Революционное движение в России в августе 1917 года: Разгром Корниловского мятежа / Под ред. Д.А. Чугаева. М., 1959. С. 433-434.
30. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 1. С. 304-305
31. Краснов П.Н. На внутреннем фронте. Архив Русской революции. Т. 1. Берлин, 1921. С. 115.
32. Милюков П.Н. История второй русской революции. М. РОССПЭН, 2001. С. 406-407
33. См.: Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 195.
34. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2 (Допрос Корнилова). С. 195-196.
35. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2 С. 209-210, (1-й допрос Львова)
36. Там же. С. 197 (Допрос Корнилова).
37. Революционное движение в России в августе 1917 г. Разгром корниловского мятежа. М., 1959.С. 442; Дело генерала Корнилова. Документы. Том 1. С. 146.
38. Революционное движение в России... С. 443. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Том 1. С. 147.
39. Дело генералаЛ.Г. Корнилова. Том 2. С. 156
40. Там же. Т. 1. С. 38.
41. Революционное движение в России в августе 1917. С. 446; Вопросы истории. 1991. № 2. С.138-139.
42. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 164
43. Там же. Т. 1. С. 39.
42. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 164
43. Там же. Т. 1. С. 39.
44. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 542-543.
45. Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте: Мемуары. М.: Республика, 1993. С 269.
46. Революционное движение в России... С. 469; Дело генерала Л.Г. Корнилова. Том 2. С. 554.
47. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 541; Лукомский А. Из воспоминаний ген. А. Лукомского. Архив русской революции. М., Терра, 1991. Т. 5. С. 122
48. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2 (показания Керенского). С. 162.
49. Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 1. С. 166.

Альтернативы. №3. 2017. C. 124-138.




Отзыв пользователя


Нет комментариев для отображения



Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас