Михайлов Н.В. Язык революции: «Рабочая конституция» или рабочий контроль в 1905 и 1917 гг. // Эпоха войн и революций: 1914–1922: Материалы международного коллоквиума (Санкт-Петербург, 9–11 июня 2016 года). — СПб.: Нестор-История, 2017. С. 351-374.

   (0 отзывов)

Военкомуезд

Николай Васильевич Михайлов
Язык революции: «Рабочая конституция» или рабочий контроль в 1905 и 1917 гг.


В истории русского освободительного движения начиная с самых ранних его этапов существовала проблема передачи общественно-политической информации. Участники политической коммуникации были представителями разных по культуре общественных слоев. Народники, участники «хождения в народ», порой приходили в отчаяние от того, что их пропаганда не встречала понимания в крестьянской среде. Русские рабочие оказались более восприимчивы к социалистической пропаганде и агитации, но и для них, выходцев из крестьян, язык городской европейски образованной интеллигенции не был родным, легко распознаваемым. Общение носителей различных культур — городской, западноевропейской и крестьянской, традиционной — по-прежнему представляло большие трудности, которые ощущала не только интеллигенция, но и рабочие. Усилиями нескольких поколений революционеров-интеллигентов в рабочей среде удалось создать небольшую прослойку так называемых «сознательных» рабочих, которые в свою очередь способствовали распространению социалистических идей и радикальных оппозиционных настроений в широкой рабочей массе. Им пришлось взять на себя сложную задачу перевода и адаптации политического интеллигентского языка на язык, доступный пониманию рядового рабочего.

Социал-демократическая пропаганда, вопреки ожиданиям сознательных рабочих, часто воспринималась массой совершенно иначе, чем это было задумано. «“У нас все говорят, что будет бунт после нового года, непременно будет!” — говорил мне один заурядный фабричный рабочий, не принимавший никакого участия в нашем деле», — вспоминал И.В. Бабушкин о событиях за Невской заставой в 1895 г. С точно таким же искаженным восприятием пропагандистского языка Бабушкин столкнулся и в ходе работы среди екатеринославских рабочих в 1897–1898 гг.: «Странно было слышать толки рабочих о бунте, совершенно противоположные листкам: в листках говорилось очень ясно о нежелательности бунта, который ничего не принесет рабочим, кроме вреда, между тем, прочтя листок, рабочий тут же говорит: велят бунт устраивать» [1].

Революции коренным образом изменяли практики политических коммуникаций. И в 1905–1907 и особенно в 1917 гг. партийные вожди получали возможность непосредственного общения с массами и тут же сталкивались с проблемой восприятия политического языка теми, к кому они адресовались. «Мы, представители /351/

1. [Бабушкин И.В.] Воспоминания И.В. Бабушкина (1893–1900 гг.). Л., 1925. С. 94.

революционного элемента в Петрограде, а между тем широкие массы нас как бы не понимают. Очевидно, будучи правыми в основе, [мы] формулируем наши резолюции и постановления непонятно для масс», — отмечал Л.Б. Каменев на заседании ПК РСДРП(б) 18 марта 1917 г. [1]

Участники революционного движения, происходившие из разных слоев общества, говорили на разных диалектах политического языка. Одни и те же термины они понимали по-разному, а восприятие их массовым сознанием могло колебаться в очень широком диапазоне. Проблема «перевода» политических текстов массовым сознанием, отмечавшаяся еще современниками революционных событий, в то же время представляет собой сложную и актуальную исследовательскую проблему [2]. Кроме того, надо иметь в виду, что проблема «перевода» политических текстов революции имеет и оборотную сторону. Политические партии 1917 г. и их идеологи присваивали себе право говорить от имени «революционного народа», «переводить» на знакомый образованному обществу язык требования «угнетенных масс», объяснять мотивацию их поведения, давать оценки их действиям и настроениям. Проблема в том, насколько адекватно осуществлялся такой «перевод», насколько точно формулировал интеллигент те мысли и настроения, которые пыталась донести до образованного общества серая рабочая масса.

То, что мы знаем о собственных представлениях российского рабочего, в основном дошло до нас в интерпретации образованных слоев общества, в текстах, написанных главным образом марксистским языком. Причем уже давно ставшие штампами такие понятия, как «капиталистическая эксплуатация», «осознание рабочими своих классовых интересов», «революционное творчество масс» и т. п., скрывают порой столько различных нюансов исторической реальности, что лишают эти термины эвристической ценности.

Один из ключевых лозунгов Революции 1917 г. — «рабочий контроль» — и российские и зарубежные исследователи совершенно справедливо связывают с деятельностью фабзавкомовского движения, с тем самым загадочным «революционным творчеством масс», о котором писал в свое время В.И. Ленин. Некоторые историки отмечают использование термина «рабочий контроль» в социалистической утопической и анархической литературе XIX в., однако в России как в рабочей среде, так и в партийной литературе он не имел широкого бытования до весны 1917 г. В российской и зарубежной историографии понятие «рабочего контроля» имело различное наполнение — от узкого понимания, как контроля над технической и коммерческой сторонами производства, до расширительного, включавшего все стороны борьбы рабочих в рамках фабзавкомовского движения [3]. В постсоветский период появились работы, которые связывают рабочее фабзавкомовское /352/

1. Петербургский комитет РСДРП(б) в 1917 году: Протоколы и материалы заседаний. СПб., 2003. С. 119.
2. Б.И. Колоницкий показал, сколь серьезно разнилось понимание политиками 1917 г. понятия «демократия» и насколько по-разному оно воспринималось массовым сознанием (Колоницкий Б.И. Язык демократии: проблемы «перевода» текстов эпохи революции 1917 года // Исторические понятия и политические идеи в России XVI–XX в.: Сб. научных работ. СПб., 2006. С. 153–189).
3. Подробнее см.: Черняев В.Ю. Рабочий контроль и альтернативы его развития в 1917 г. //
Рабочие и российское общество. Вторая половина XIX — начало XX в.: Сб. статей и материалов, посвященный памяти О.Н. Знаменского. СПб., 1994. С. 164–165.


творчество с влиянием крестьянских общинных и артельных традиций, причем одни авторы оценивают это «творчество масс» как проявление крестьянского бунтарства и пародию на общинные порядки [1], другие как исключительно положительный пример рабочей демократии [2].

Цель настоящего исследования — попытаться понять различия в понимании лозунга рабочего контроля партийной интеллигенцией и рабочими, участниками фабзавкомовского движения, причем автор рассматривает последнее не столько с точки зрения «высокой» политической борьбы, сколько с точки зрения отношений рабочих с предпринимателями и администрацией, а также представлений рабочих о своем месте в производственном процессе на индустриальном предприятии.

Идея рабочего контроля была сформулирована В.И. Лениным в самом общем виде в рамках концепции перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую в конце марта — начале апреля 1917 г., в то время, когда фабзавкомовское движение уже охватило значительное число фабрик и заводов страны. Вначале, выставляя лозунги перехода всей полноты власти Советам и рабочего контроля над производством, Ленин вовсе не имел в виду контроль на уровне промышленных предприятий. Речь шла о переходе к контролю «за общественным производством и распределением продуктов» со стороны Советов рабочих депутатов как органов революционной власти, т. е. о контроле централизованном, государственном [3].

По возвращении в Петроград, быстро оценив порожденную двоевластием сложную политическую ситуацию, невозможность быстрого перехода всей власти к Советам и отсутствие в столицах и крупнейших центрах условий для завершения второго этапа революции, на Петроградской общегородской конференции большевиков (14–22 апреля 1917 г.) Ленин выступил с идеей продвижения революции на местах. Большевики были не меньшими западниками, централистами и государственниками, чем меньшевики, но они были и прагматиками, которые ради достижения своих политических целей не боялись поступиться принципами. 14 апреля 1917 г. В.И. Ленин отмечал: «Мы должны быть централистами, но есть моменты, когда эта задача передвигается на места, мы должны допускать максимум инициативы на местах» [4]. На VII (Апрельской) всероссийской конференции РСДРП(б) (24–29 апреля 1917 г.) в перечне мероприятий, которые должны были «двигать революцию вперед… на местах» в набросках тезисов Ленин перечисляет: «власть? земля? заводы?». Чуть выше: «заводы; контроль за ними» [5].

14 мая 1917 г. Ленин пишет, что право рабочего контроля должен осуществлять не только Совет рабочих депутатов, но и «совет рабочих каждой фабрики» [6]. 19 мая /353/

1. Булдаков В. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997.
2. Чураков Д.О. Фабзавкомы в борьбе за производственную демократию. Рабочее самоуправление в России. 1917–1918 гг. М., 2005.
3. Ленин В.И. 1) Письма издалека. Письмо 5. (26 марта 1917 г.) // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 56; 2) О задачах пролетариата в данной революции. 4 и 5 апреля 1917 г. // Там же. С. 8.
4. Ленин В.И. Петроградская общегородская конференция РСДРП(б). Заключительное слово по докладу о текущем моменте. 14 (27) апреля // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 247.
5. VII (Апрельская) всероссийская конференция РСДРП(б) (24–29 апреля 1917 г.). Наброски к тезисам резолюции о Советах. 25–26 апреля 1917 г. // Там же. С. 385.
6. Ленин В.И. Война и революция. Лекция 14 (27) мая 1917 г. // Там же. Т. 32. С. 95.


Петербургский комитет РСДРП «в ответ на ряд обращений со стороны заводских комитетов» рекомендовал «товарищам-рабочим создавать контрольные советы в предприятиях из представителей рабочих, причем контроль этот охватывает не только ход работ в самом предприятии, но и всю финансовую часть предприятия» [1]. И, наконец, в речи на I Петроградской конференции фабрично-заводских комитетов 31 мая 1917 г. Ленин уже агитировал за обязательность выполнения администрацией решений рабочих коллективов и требовал, «чтобы администрация отдавала отчет в своих действиях перед всеми наиболее авторитетными рабочими организациями» [2].

Так под влиянием политической ситуации первых месяцев революции ленинская идея рабочего контроля эволюционировала от контроля исключительно централизованного, государственного к идее расширения контроля на места, включая фабрики и заводы. Следует заметить, что для рабочих новизна в трактовке этого лозунга заключалась только в том, что их самостоятельные действия на фабриках и заводах наконец получили поддержку и одобрение со стороны внушительной политической партии.

Еще до приезда В.И. Ленина, в феврале–марте 1917 г. рабочие коллективы, уже приступившие к формированию своих представительных органов, выразили неудовольствие произошедшими политическими переменами и выступили с требованиями, которые руководителями социалистических партий были восприняты как экономические. Рабочие подвергли резкой критике решение Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов о возобновлении работы предприятий после февральской стачки, в котором отсутствовали гарантии 8-часового дня, повышения заработной платы и рабочего самоуправления. На заседаниях рабочей секции Совета 5 и 7 марта 1917 г. они горячо отстаивали свое право на решительные изменения внутризаводских порядков: «Постанов[ить], что рабочие сами [выполняют] администр[ативные функции]», «Общие собрания… [требуют] автономного [рабочего управления]», «Административную часть [сосредоточить] в руках выборных от рабочих», «Удаление [неугодной] администрации, [управление] на выборных началах», «Ввести автономные начала самоуправления рабочих» [3].

Эсеро-меньшевистское руководство Совета старалось не акцентировать внимание на тех требованиях рабочих, которые выходили за рамки буржуазно-демократической революции, разрушали иллюзию полного единения демократических сил. В течение нескольких дней члены Исполнительного комитета уговаривали рабочих умерить свои притязания [4]. В отчетах о заседаниях рабочей секции, публиковавшихся в «Известиях Петроградского Совета», о разногласиях между руководством Совета и рабочими просто умалчивалось [5]. Поначалу не придавали серьезного значения таким требованиям и большевики. На заседании Петербургского комитета РСДРП(б) 7 марта внимание акцентировалось только на требовании 8-часового ра-/354/

1. Петербургский комитет РСДРП(б) в 1917 году: Протоколы… С. 219.
2. Там же. С. 240.
3. Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 г.: Документы и материалы. Т. 1: 27 февраля — 31 марта 1917 г. Л., 1991. С. 136, 188, 190.
4. Галили З. Лидеры меньшевиков в русской революции. Социальные реалии и политическая стратегия. М., 1993. С. 74.
5. Соболев Г.Л. Революционное сознание рабочих и солдат Петрограда в 1917 г. Л., 1973. С. 67.


бочего дня, всё, что касалось «рабочей конституции» и «автономных правил», как и прежде, записывалось в разряд экономических требований. Так, в докладе представителя Нарвского района сообщалось, что «обсуждался вопрос о 8-ми часовом рабочем дне и об экономических требованиях [здесь и далее курсив наш. — Н. М.]». Представитель Выборгского района отметил, что решение Петроградского Совета о возобновлении работы на большинстве предприятий района выполнено «с ограничениями и оговорками о 8-ми часовом рабочем дне, экономическ[их] требован[иях] и т. д.» [1] Не дошло до обсуждения и заявленного в объявлении о заседании ПК РСДРП(б) на 10 марта пункта повестки дня «Об экономических требованиях» [2].

Следует заметить, что в числе этих экономических требований наряду с общими для всего капиталистического мира требованиями повышения заработной платы, сокращения продолжительности рабочего дня, улучшения условий труда и быта русский рабочий явно делал акцент на таких требованиях, которые свидетельствовали о его неприятии существующих фабрично-заводских порядков, а также роли и места, которое ему отводилось в рамках организации производственного процесса: рабочие требовали вежливого обращения, удаления тех представителей администрации, которые допускали грубое отношение к рабочим, требовали неприкосновенности рабочих депутатов, участия коллектива в решении вопросов найма и увольнения рабочих, выработки и соблюдения правил внутреннего распорядка, а также согласования расценок.

Эти требования не были непосредственно направлены на улучшение материального, экономического положения рабочих — не повышали зарплату, не улучшали бытовые условия, не облегчали материальных условий труда, но давали рабочим моральное удовлетворение, позволяли утвердить свое человеческое достоинство — право на уважительное отношение со стороны представителей администрации, право на справедливое распределение работы и оценки труда, право на участие в формировании рабочего коллектива и определении его границ. Подобные представления о правах рабочего, несомненно, были связаны с опытом организации производственного процесса в его общинно-артельном варианте, а протест против фабрично-заводских порядков был реакцией на очевидное нарушение нравственных норм традиционного общества, крестьянского мира.

Впервые русский рабочий попытался самостоятельно сформулировать свои представления о фабричной жизни на рубеже XIX–XX вв. устами рабочих активистов социал-демократов газеты «Рабочая мысль». Рабочие ясно дали понять, что не позволят почитать себя «сосудом всех грехов и грубою скотиною», не потерпят «грубое и дикое насилие», не согласны иметь над собой начальство, которое «держит себя, как пьяный извозчик» [3], не желают иметь мастеров, которые при распределении выгодных работ отдают предпочтение своим землякам, которые «делают безнравственные предложения девушкам и женщинам» [4]. Рабочие требовали, чтобы обращались с ними «как с людьми, а не как с прохвостами» [5]. /355/

1. Петербургский комитет РСДРП(б) в 1917 году: Протоколы… С. 78.
2. Там же. Примеч. 1 на с. 98.
3. Невский механический завод (Семянникова) // Рабочая мысль. 1900. Февраль. № 8; Александровский механический завод Николаевской железной дороги // Там же.
4. История фабрики Паля и характеристика хозяев // Там же. 1899. Апрель. № 6.
5. Невский механический завод (Семянникова) // Там же. 1900. Февраль. № 8.


«Наши хозяева сами — прямо сказать — не люди, а какие-то животные в человеческом образе», «нахальство, грабеж и притеснения со стороны наших хозяев не имеют границ» [1], начальник завода — «крокодил», «змей-горыныч», мастер — «отъевшийся боров» [2], владелец «больше похож на настоящего зверя, чем на человека» [3], один из помощников директора — «такая сволочь, просто беда» [4], — таким доступным всем рабочим языком и крепкими выражениями описывали владельцев и администрацию предприятий рабочие корреспонденты. Не жалели они ярких красок и при описании страданий рабочих: хозяева «сдирают в полном смысле кожу с рабочего», «жилы вытягивают» [5], «наш хозяин вместе с соками выжимает из нас прибыль» [6], администрация собирает «кровавый пот с рабочих» [7], начальник «готов ободрать, как липки, всех рабочих, а непокорных рад в ложке воды утопить» [8], мастер «поступает с рабочими по-зверски и с каждого готов содрать шкуру» [9].

Вполне ясно сформулировано на страницах «Рабочей мысли» и убеждение рабочих в том, что все богатства хозяев и администрации созданы их, рабочих, трудом. Хозяева предприятий — «ожиревшие, пресытившиеся люди», «кровопийцы, из года в год оттягивали у рабочих всё добытое ими и присваивали себе», «фабрикант продолжает эксплоатировать (обсасывать) рабочих» [10]. Рабочие корреспонденты собирали и публиковали подробные данные о заработной плате своих угнетателей — администрации: «Куда ни пойдешь — везде начальство. Всю эту стаю надо ведь откармливать». И тут же выставляли требование: «Чтобы нам, рабочим, повышали расценки, а не дармоедам бросали без счета наши же заработанные деньги» [11].

Программа политической борьбы редакцией газеты излагалась кратко и определенно: «Рабочим приходится вести борьбу с двумя врагами: фабрикантами, заводчиками и их защитником правительством». Необходимость борьбы с правительством объяснялась тем, что «оно открыто, не стесняясь, становится на сторону капиталистов и при помощи полиции и войска с оружием в руках старается заставить рабочих снова приняться за свою несносную лямку», причем «рабочим во время жаркой схватки первое начинает уступать правительство» и тем самым «начинает волей-неволей помогать рабочим жать капиталистов» [12]. «Между капиталистами и рабочими происходит главная борьба нашей жизни» [13], — эта мысль звучала рефреном и находила подтверждение на страницах «Рабочей мысли» на протяжении всего времени ее существования. В отношении же правительства позиция газеты не была столь однозначной: «Напрасно мы ищем у правительства защиты своих ин-/356/

1. Фабрика Торнтона // Там же; Две стачки // Там же. 1899. Январь. № 5.
2. Александровский механический завод Николаевской железной дороги // Там же. 1900. Февраль. № 8.
3. С Волги // Там же. 1900. Февраль. № 8.
4. Путиловсккий завод // Там же.
5. С Волги // Там же.
6. С Резвоостровской мануфактуры Воронина // Там же. 1899. Апрель. № 6.
7. Мариуполь // Там же. 1900. Февраль. № 8.
8. Александровский механический завод Николаевской железной дороги // Там же. 1900. Февраль. № 8.
9. Фабрика Торнтона // Там же. 1899. Апрель. № 6.
10. Кто победит? // Рабочая мысль. 1897. Декабрь. № 2.
11. Невский механический завод (Семянникова) // Там же. 1900. Февраль. № 8.
12. Кто победит? // Там же. 1897. Декабрь. № 2.
13. Борьба // Там же.


тересов, — отмечалось в обращении комитета Союза рабочих Русского Манчестера ко всем русским рабочим организациям, — напрасно мы в своей простоте так расположены к нему! Факты показали, что оно никогда не было на стороне рабочих, да и не будет до тех пор, пока рабочие не заберут всё в свои руки» [1].

Руководители и идеологи социал-демократической партии, выставлявшие на первый план политическую борьбу с самодержавием, оценили позицию «Рабочей мысли» как оппортунизм и «экономизм». Недовольство рабочих фабрично-заводскими порядками рассматривалось ими как результат их тяжелого материального положения и относилось к разряду экономических требований.

На почве разногласий по поводу содержания пропагандистской работы произошло охлаждение между интеллигентским руководством социал-демократических кружков и рабочими партийными активистами. Не только в Петербурге, но и в других городах Российской империи на рубеже XIX–XX вв. при социал-демократических организациях создавались действовавшие автономно рабочие партийные комитеты. Они ближе интеллигентов стояли к рабочей массе, говорили на понятном ей языке, свою пропагандистскую работу строили с учетом нужд и настроений рабочих, не выставляли на первый план антимонархическую пропаганду, а подводили своих слушателей к мысли о необходимости борьбы с существующим политическим строем как защитником несправедливых фабрично-заводских порядков. Сомнения, которые удавалось заронить в душу рабочих партийным активистам, укреплялись каждый раз, когда рабочие сталкивались с полицейской нагайкой и солдатским штыком при подавлении стачек и демонстраций. События 9 января 1905 г. окончательно разрушили в сознании рабочих образ царя — защитника всех угнетенных. «Царь “стакнулся” с начальством и перешел на их сторону», — такое доступное для понимания простого рабочего объяснение кровавых событий в столице дал не затронутый влиянием интеллигенции «рабочий-политик» П.П. Ермаков на далеком уральском заводе [2].

Деятельность автономных рабочих партийных комитетов имела и другое важное следствие для судеб рабочего движения. Рабочие партийные активисты, действовавшие в условиях подполья, постепенно начали получать признание в рабочей среде. И.В. Бабушкин вспоминал, что еще в 1899 г. на екатеринославских заводах в нарушение всех правил конспирации «рабочие-политики» становились популярны и узнаваемы в рабочей среде. Некоторые молодые рабочие-пропагандисты позволяли себе читать «в мастерской во время работы нелегальную книжку собравшимся рабочим», «другой товарищ устраивал в мастерской трибуну, с которой говорил мастеровым». К удивлению Бабушкина, такие опасные выходки сходили молодым партийным пропагандистам с рук, потому что их окружали сочувствующие им рабочие [3].

Рабочие активисты, партийные и беспартийные, говорили с рабочими на одном языке, они были более подвижны, чем основная масса рабочих, чаще других переходили с завода на завод, имели знакомых на других предприятиях и без них не обходилось ни одно коллективное выступление рабочих в рамках города или региона [4]. Именно они были востребованы коллективами в ходе многочисленных /357/

1. Съезд рабочих // Там же. 1900. Февраль. № 8.
2. Ермаков П.П. Воспоминания горнорабочего. Свердловск, 1947. С. 126–127.
3. [Бабушкин И.В.] Воспоминания И.В. Бабушкина… С. 135.
4. Трудовые конфликты и рабочее движение в России на рубеже XIX–XX вв. / Отв. ред. И.М. Пушкарева. СПб., 2011. С. 131.


выборов в ходе Первой русской революции — в советы старост и комитеты депутатов, в Комиссию сенатора Н.В. Шидловского и в Советы рабочих депутатов, в Советы безработных и выборщиками по рабочей курии в Государственную Думу. В Петербурге количество таких рабочих вожаков, которым рабочие коллективы доверяли представлять свои интересы в выборных организациях, исчислялось уже тысячами. Многие из них в 1905–1907 гг. избирались рабочими неоднократно. Анализ этого ядра наиболее востребованных вожаков показал, что подавляющее большинство (более 80 %) имели средний возраст — от 24 до 37 лет и принадлежали к партиям социал-демократов (около 65 %) и эсеров (17,5 %) или им сочувствующим [1]. Видимо, соединение в рабочем коллективе серой массы, обладавшей навыками общинной самоорганизации, с рабочими вожаками-социалистами, умевшими на понятном простому рабочему языке формулировать их требования, заслужившими доверие со стороны простого серого рабочего, и привело в годы Первой русской революции к тому беспрецедентному взрыву рабочей организованности, которая стала полной неожиданностью как для властей, так и для руководителей радикальных партий.

Накануне Революции 1905 г. рабочие еще не смогли самостоятельно сформулировать свои представления о справедливом устройстве внутризаводской жизни. На зубатовских собраниях московских рабочих оценки существующих фабрично-заводских порядков тем же эмоциональным языком слово в слово повторяли выражения активистов «Рабочей мысли» — «наши капиталисты, пьющие нашу кровь», рабочие вынуждены терпеть «всякого рода поношения за свой честный труд от хозяйских прихвостней, которые стараются вас и за людей не считать, а за животных» [2].

В пику либеральным проектам Министерства финансов, вводившим в практику фабрично-заводской жизни западноевропейские институты, Департамент полиции делал ставку на программу государственного попечительства с использованием институтов традиционного общества. В окружении начальника Московского охранного отделения С.В. Зубатова разрабатывались проекты создания особого «рабочего сословия» с сословным самоуправлением и состоявшим из «рабочих общин» [3]. В рамках программы «полицейского социализма», предложенной вниманию московских предпринимателей 26 июля 1902 г., Зубатов заявил о необходимости ввести в практику фабрично-заводской жизни следующие изменения:

«Расширение прав фабрично-заводских рабочих (вопреки Уставу о предупреждении и пресечении преступлений) должно состоять в объединении рабочих в одно целое [выделено нами. — Н. М.], имеющее свой комитет, состоящий из членов, добровольно избираемых рабочими обоего пола из своей среды. Эти комитеты имеют намечать желательные для рабочих изменения в расценках, таксах, распределении рабочего времени и вообще в правилах внутреннего распорядка. Хозяин впредь имеет ведаться со своими рабочими не непосредственно, а через комитет. Комитеты отдельных фабрик данной округи состоят между собой в обще-/358/

1. Михайлов Н.В. Вожаки фабрично-заводских рабочих Петербурга 1905–1907 гг. // Рабочие и российское общество… С. 56.
2. Б. а. Воспоминания о профессиональном движении рабочих текстильной промышленности с 1901 по 1902 г. на фабрике Мусси. [1927 г.] // ГА РФ. Ф. 6868. Оп. 1. Д. 261. Л. 15–16.
3. Б. а. Записка о задачах русских рабочих союзов и началах их организации. [1901 г.] // Там же. Ф. 102. ДП. 1901 г. Д. 801. Л. 24–31.


нии для достижения однообразных действий. Общий надзор за комитетами сосредоточивается в Охранном отделении…» [1].

У нас нет данных, позволяющих судить о том, насколько широко удалось Зубатову внедрить в жизнь нелегальные рабочие комитеты. В предпринимательских кругах идея их создания встретила отчаянное сопротивление. Закон о старостах 10 июня 1903 г. настолько сильно отличался от зубатовского проекта в сторону ограничения прав рабочего представительства, что даже рабочие в 1905 г. отказывались использовать его при выборах старост [2]. Требование учреждения «при заводах и фабриках постоянных комиссий выборных от рабочих, которые совместно с администрацией разбирали бы все претензии отдельных рабочих», записанное в петиции петербургских рабочих, с которой они шли к царю 9 января 1905 г., также по сравнению с зубатовским проектом заметно сужало круг полномочий рабочего представительства, оставляя за ним только функцию посредника на случай конфликтов.

В годы Первой русской революции фабрично-заводские комитеты получили широкое распространение прежде всего на крупных металлических заводах и среди печатников. Они создавались явочным порядком, раздвигая ограничительные рамки закона о старостах 1903 г. Одно только разнообразие их самоназваний — советы старост, комитеты уполномоченных, комиссии депутатов и т. п. — свидетельствует о самостоятельности творчества рабочих коллективов. Вначале отсутствовали и писаные правила, на основании которых они функционировали. На пряжекрутильной фабрике «Воронин, Лютш и Чешер» в Петербурге избранная рабочими комиссия производила разбор жалоб рабочих, влияла на изменение внутреннего распорядка и имела голос в вопросах увольнения рабочих. На фабрике Товарищества механического производства обуви администрация учитывала мнение коллектива при приеме на службу новых рабочих. Такие принципы взаимоотношения с администрацией рабочие называли «заводской конституцией» [3]. Наибольших успехов в самоорганизации коллективов добились петербургские печатники. Они же впервые положили на бумагу правила взаимоотношений рабочих коллективов с хозяевами и администрациями.

В сентябре 1905 г. Совет депутатов Союза рабочих печатного дела предъявил хозяевам типографий требование признать разработанное ими «Положение о фабричных депутатах», которое предусматривало неприкосновенность выборных, их право совместно с администрацией решать вопросы о приеме и увольнении рабочих и устанавливать правила внутреннего распорядка. На депутатов возлагалась «ответственность за поддержание внутренних распорядков на фабрике и за все проступки товарищей». Обязанности депутатов конкретизировало «Руководство для депутатов в их правах и обязанностях», причем упор в нем был сделан на мерах по поддержанию дисциплины среди членов коллектива [4]. Свою рабочую конституцию печатники назвали «автономией», или «автономными правилами». /359/

1. Морской А. Зубатовщина. Страничка из истории рабочего вопроса. М., 1913. С. 92.
2. Михайлов Н.В. Совет безработных и рабочие Петербурга в 1906–1907 гг. М.; СПб., 1998. С. 92–100.
3. Там же. С. 92–102; Шустер У.А. Петербургские рабочие в 1905–1907 гг. Л., 1976. С. 246; Речь. 1906. 13 мая.
4. Панкратова А.М. Фабзавкомы России в борьбе за социалистическую фабрику. М., 1923. С. 113–115; Steinberg M.D. Moral Communities. The Culture of Class Relations in the Russian Printing Industry, 1867–1907. University of California Press. Berkeley; Los Angeles; Oxford, 1992. P. 208–209.


Первая в Петербурге «автономия» была установлена в марте 1906 г. печатниками типографии «Энергия» и записана в «Правилах распорядка по типографии “Энергия” и всем ее отделам» [1]. Согласно этому документу, правила внутреннего распорядка на предприятии разрабатывались комиссией, состоявшей из представителей администрации и рабочих, и утверждались общим собранием коллектива. Коллектив брал на себя ответственность за соблюдение всеми рабочими правил внутреннего распорядка и устанавливал жесткие санкции за нарушение дисциплины — от штрафа в пользу безработных до увольнения. Вопросы найма и увольнения, а также наказания за проступки были отнесены к компетенции совместной комиссии. Общие собрания коллектива кроме экстренных созывались выборными два раза в месяц. Владелец мог присутствовать на них только с разрешения самого собрания. Выборные получали вознаграждение за свою работу только от рабочих, но не от хозяев.

Во многих типографиях комиссии, состоявшие первоначально из представителей администрации и рабочих, вскоре стали превращаться в чисто рабочие. Поскольку в них входили выборные, являвшиеся одновременно и уполномоченными от предприятия в Союзе рабочих печатного дела, опыт отдельных добившихся «автономии» коллективов быстро распространялся по типографским заведениям города. Благодаря этому обстоятельству борьба печатников за «автономию» приобрела организованный характер, и в течение 1906 г. «автономия» была признана хозяевами большинства крупных типографий Петербурга [2]. Союз печатников не настаивал на строгом соблюдении индивидуального членства, допускал коллективные формы участия в работе профессиональной организации, поэтому его структура отличалась от других профессиональных союзов того времени, напоминая организацию, которая в 1917 г. получит название отраслевого союза фабзавкомов [3]. В других профессиях фабрично-заводские комитеты действовали независимо от профсоюзов и конкурировали с ними в борьбе за влияние среди рабочих.

Название рабочих коллективов печатников — «автономия» — точнее, чем более общий термин — «конституция», отражало суть самого явления. Название выражало желание рабочего коллектива обособиться от хозяев и администрации и взаимодействовать с ними как единое целое через органы выборного представительства. Несмотря на то что администрации типографий, как правило, состояли из выходцев из рабочей среды, а хозяева типографий стремились к установлению доверительных отношений с рабочими, сами рабочие им в доверии отказывали. Союз петербургских печатников в 1905 г. был создан рабочими-вожаками, участниками кассы взаимопомощи, в руководстве которой были представлены служащие и администрация. Рабочие категорически воспротивились участию в союзе не только администрации, но даже служащих, которым пришлось создавать отдельный от рабочих профессиональный союз. Точно такая же история наблюдалась и в Москве. Одновременно появились Союз типолитографских рабочих и Фонд для улучшения условий труда тружеников типолитографских заведений, причем под словом «труженики» имелись в виду служащие и управляющие [4]. /360/

1. История Ленинградского союза рабочих полиграфического производства. Л., 1925. С. 254–255, 273–275.
2. Там же. С. 255.
3. Михайлов Н.В. Совет безработных… С. 106.
4. Steinberg M.D. Moral Communities… P. 183–199, 221, 223.


Аналогичная тенденция прослеживалась в 1905–1907 гг. и в кооперативных организациях страны. Потребительские общества, кассы взаимопомощи и другие легальные организации создавались при фабрично-заводских заведениях по инициативе предпринимателей и зависели от них. В ходе революции рабочие учреждали самостоятельные кооперативы и избавлялись от засилья администрации в ранее созданных. Это движение приняло широкий размах как в столицах, так и в провинции [1]. Отметим, что устав зубатовского Московского общества рабочих механического производства запрещал вступать в рабочую организацию мастерам и служащим, а член общества, «сделавшийся служащим или мастером», был обязан покинуть организацию [2].

Руководители социалистических партий игнорировали опыт борьбы российских фабрично-заводских коллективов за «рабочую конституцию». Лишь деятели профессионального движения обратили на нее внимание и то лишь потому, что фабзавкомы 1905–1907 гг. действовали независимо от профсоюзов и составляли им сильную конкуренцию [3]. Противоречивый характер «рабочей конституции», ее несоответствие марксистским представлениям о месте и роли рабочих на капиталистическом предприятии впервые отметила А.М. Панкратова: «Стремясь к расширению своих прав в области установления “рабочей конституции”, желательной рабочему классу, но не изменяя капиталистического способа производства, фабрич[но]-заводская организация приходит к самоотрицанию и объективно служит в пользу капиталиста, разлагая рабочие ряды (автономные комиссии печатников)» [4].

Отдельные требования, выдвигавшиеся рабочими в ходе борьбы за «рабочую конституцию», вызывают недоумение и у современных исследователей. В частности, С.П. Постников и М.А. Фельдман такие требования уральских рабочих времен Первой русской революции, как «учреждение смешанной комиссии из представителей от рабочих и администрации поровну для установления заработной платы» (Мотовилихинский завод), «о невозможности увольнения рабочих без разбора дела рабочим судом» (Надеждинский завод), отнесли к разряду «маловыполнимых… навеянных социалистической литературой» [5].

Борьба российских рабочих за «рабочую конституцию» в годы Первой русской революции протекала в неблагоприятных условиях. «Дни свобод» октября 1905 г. сменились наступлением правительства и предпринимателей, которые использовали против рабочих полицейскую и военную силу, прибегали к массовым расчетам и локаутам. В годы революционного подъема 1912–1914 гг. и в условиях Первой мировой войны среди так называемых экономических требований немалую долю занимали и такие, которые свидетельствовали о настойчивом продвижении рабочими своего идеала внутризаводской жизни, но их притязания по-прежнему встречали жесткое и организованное сопротивление. Конвенция Петроградского /361/

1. Балдин К.Е. Рабочее кооперативное движение во второй половине XIX — начале XX в. Иваново, 2006. С. 118–132.
2. Устав Московского общества рабочих механического производства. 1901 г. // ГА РФ. Ф. 102. ДП. ОО. 1901 г. Д. 404. Л. 3 об. — 4.
3. Рукопись монографии Ф. Булкина по истории Союза металлистов. Б. д. // ГА РФ. Ф. 6860. Оп. 1. Д. 269. Л. 201–204.
4. Панкратова А.М. Фабзавкомы… С. 118.
5. Постников С. П., Фельдман М.А. Социокультурный облик промышленных рабочих России в 1900–1941 гг. М., 2009. С. 296.


общества заводчиков и фабрикантов, заключенная в 1912 г., обязывала его членов бороться против любой формы участия рабочих организаций в управлении производством: «…В особенности не допускается вмешательство в прием и увольнение рабочих, в установление заработной платы и условия найма и выработку правил внутреннего порядка» [1].

В феврале 1917 г. сложилась ситуация, когда уже никто не мог помешать рабочим осуществить свои выстраданные годами упорной борьбы требования: фабрично-заводские администрации и предприниматели лишились какой-либо защиты. В Петрограде армия перешла на сторону народа, полиция разбежалась, охрану порядка взяла на себя рабочая милиция. Фабрики и заводы фактически оказались в руках рабочих, которые тут же предъявили Совету рабочих и солдатских депутатов требование немедленного введения «рабочей конституции». Руководство Совета посчитало, что притязания рабочих выходят за рамки свершившейся буржуазно-демократической революции, но у рабочих было на этот счет свое мнение. Их убежденность в возможности реализовать свои чаяния здесь и сейчас проистекала не из марксистских оценок ситуации, а из хорошо знакомого рабочим опыта артельной организации труда.

Артельный наем широко применялся в России в XIX в. не только на строительных работах и транспорте, но и в фабрично-заводском производстве, там, где отсутствовало значительное разделение труда — на кирпичных заводах, в горнозаводской промышленности. Имели место случаи, когда рабочие артели брали в аренду целые предприятия. Рабочие артели из крестьян-отходников обладали вековым опытом самоорганизации. Состояли они из земляков, крестьян одного сельского общества или уезда, и формировались на добровольных принципах. Артель сама определяла продолжительность и распорядок рабочего дня, сама распределяла заработанные артельным коллективом деньги, как правило на принципах уравнительности.

Артель круговой порукой отвечала за исполнение оговоренного объема работ, сама следила за соблюдением установленного распорядка и трудовой дисциплины, коллективно решала вопросы приема новых членов и удаления провинившихся. Рядовой член артели был избавлен от необходимости общаться с нанимателем, все вопросы с администрацией решал выборный староста. Когда это позволяли условия производства, предприниматели соглашались на артельный наем, поскольку взятые на себя обязательства рабочие артели неукоснительно соблюдали [2].

Артельный способ найма на промышленное предприятие для рабочего-отходника всегда был предпочтительнее индивидуального, поскольку артель сохраняла привычные крестьянину нормы взаимоотношений и нравственные ценности крестьянской общины, защищала от чужого, а потому пугающего индустриального мира, избавляла от возможных унижений со стороны администрации. С усложнением производственных процессов, а также в связи с обилием среди фабрично-заводской администрации иностранцев, ориентированных на западноевропейский опыт, возможности артельного найма сокращались. Тем не менее в ограниченных масштабах его продолжали применять. /362/

1. Цит. по: Мандель Д. Петроградские рабочие в революциях 1917 г. (Февраль 1917 — июнь 1918 г.). М., 2015. С. 149.
2. Волков В.В. Артельный наем в промышленности России в конце XIX — начале XX в. // Вопросы истории. 2014. № 6. С. 72–85.


которые имели дело только с назначенным фабричной конторой артельным приказчиком, получая от него полуфабрикат и сдавая ему готовый «набитый» товар по определенной договором расценке. «Распределяя между собою товар, набойщики руководствуются не только искусством каждого в той или другой набивке, но и соображением, “чтобы никому не было обидно”, так что в результате, при одинаковом усердии, заработки их могли бы быть очень схожи между собою», — отмечал знаток фабричного быта центральной России Е.М. Дементьев [1].

На машиностроительных заводах Петербурга рабочие организовывали внутри цехов нечто вроде товарищеских артелей. Такая форма самоорганизации именовалась рабочими работой «в партии». «Работаю в партии на “штучной” работе, — вспоминал И.В. Бабушкин о своем пребывании на Семянниковском заводе, — заработок которой зависит не от отдельного лица, а от коллективных личностей, принимающих участие в этой партии» [2]. Наборщики Государственной типографии, недовольные несправедливым распределением заказов, в 1905 г. требовали устранить «пауков-метранпажей» и «разделить всю наборную на артели» [3]. 1 февраля 1905 г. администрация Харьковского завода Русского паровозостроительного и механического общества в виде опыта на один год разрешила рабочим, работающим артелями или бригадами, выбирать из своей среды старшего (бригадира) и самостоятельно распределять между собой заработок [4]. Делегации уральских рабочих, встречавшиеся в 1909–1910 гг. с рядом министров и премьер-министром П.А. Столыпиным, среди других ходатайств ставили вопрос о передаче рабочим артелям закрытых предприятий [5].

Как в 1905–1907, так и в 1917 г. фабрично-заводские организации рабочих отличались большим разнообразием в деталях, но наличие у них, несмотря на большую географическую удаленность друг от друга, общих черт позволяет утверждать, что, конструируя свою модель устройства фабрично-заводской жизни, рабочие исходили из общих, артельных принципов. Они заявляли о своих правах на вежливое обращение, свободно объединяться в коллективы и избирать депутатов, контролировать наем и увольнение, самостоятельно распределять заработную плату, устанавливать внутренний распорядок и поддерживать дисциплину.

Обособляясь от хозяев и администрации, рабочие заменяли административный контроль введением коллективной ответственности — круговой поруки. Судя по протоколам фабзавкомов, они отдавали себе отчет в том, что делали. Первое заседание завкома (общезаводского Временного исполнительного комитета) Патронного завода 7 марта 1917 г. отменило обыски на проходной, заменив их круговой порукой, введенной с согласия общезаводского собрания 6. Аналогичное /363/

1. Дементьев Е.М. Фабрика, что она дает населению и что она у него берет. М., 1893. С. 155.
2. [Бабушкин И. В.] Воспоминания И.В. Бабушкина. С. 27–28.
3. Большаков Г. Воспоминания. 1925 г. // ГА РФ. Ф. 6864. Оп. 1. Д. 60. Л. 12 об.
4. Соглашение между правлением Русского паровозостроительного и механического общества и выбранными уполномоченными рабочих завода… 1 февраля 1905 г. // Профессиональный союз. 1906. № 14–15. С. 5–6.
5. Постников С. П., Фельдман М.А. Социокультурный облик промышленных рабочих России… С. 298.
6. Фабрично-заводские комитеты Петрограда в 1917 г.: Протоколы. М., 1982. С. 193 (далее — Протоколы 1982).


решение 4 мая принял завком Адмиралтейского судостроительного завода (Галерный островок): отменив обыски, «установить строгий контроль на местах, в мастерских, за круговой, друг за друга, порукой» [1]. Протоколы заседаний фабзавкомов часто оформлялись так же, как решения крестьянского схода — под ним ставили свои подписи все участники собрания. Но наряду с ними использовалась и форма, характерная для образованных кругов общества, — протоколы подписывал председатель собрания и секретарь.

Преобладание в органах фабрично-заводского представительства сознательных, как правило, партийных рабочих, знакомых с практиками политических, профсоюзных, кооперативных и других организаций, несомненно, оказывало существенное влияние как на организационную, так и на содержательную сторону деятельности фабзавкомов. Хотя «рабочая конституция» базировалась на артельных принципах, она не копировала артель слепо, а приспосабливалась к нуждам конкретного предприятия. Рабочая организации выстраивалась в соответствии с его производственными подразделениями, структура рабочего фабрично-заводского коллектива оказалась сложнее артели, имела иерархичное строение с соподчиненностью низовых звеньев общезаводскому комитету. Из членов фабзавкома формировались комиссии по направлениям работы. В цехах действовали цеховые собрания и избирались цеховые комитеты. Впоследствии эта стихийно сложившаяся форма организации была закреплена в «Проекте устава ФЗК, выработанного Центральным советом фабзавкомов Петрограда» подготовленного и опубликованного в июне 1917 г. по итогам Первой конференции фабрично-заводских комитетов Петрограда и утвержденного Второй конференцией фабзавкомов 12 августа 1917 г. [2]

Именно этим сознательным опытным рабочим коллективам были обязаны и высокими организаторскими способностями: умением провести выборы любой сложности — и открытым, и тайным голосованием, и создать условия для работы выборных руководящих органов. Они же, рабочие вожаки, служили связующим звеном между коллективом и внешним миром, участвовали в работе городского и районных советов, отраслевых и профессиональных организаций, санитарных комиссий, лазаретов, совещаний, съездов и конференций, которыми так богато насыщен был весь революционный 1917 г. На Балтийском заводе в Петрограде выборы депутатов и представителей по разным поводам проводились в марте не менее 3-х раз, в апреле — 7, в мае — 1, в июне и июле — по 5, в августе 4 раза. Только перечисление всех организаций и мероприятий, куда делегировались представители завода, заняло бы не одну страницу [3].

Общая картина фабзавкомовского движения в 1917 г. достаточно полно описана в литературе [4]. Отмечены его самостоятельный характер, разнообразие форм, /364/

1. Фабрично-заводские комитеты Петрограда в 1917 г.: Протоколы. М., 1979. С. 62 (далее — Протоколы 1979).
2. Рабочий контроль в промышленных предприятиях Петрограда в 1917–1918 гг.: Сб. документов. Л., 1947. С. 101.
3. Протоколы заседаний заводского комитета Балтийского завода за март–август 1917 г. // Протоколы 1979. С. 192–330.
4. Бакланова И.А. Рабочие Петрограда в период мирного развития революции: март–июль 1917 г. Л., 1978; Галили З. Лидеры меньшевиков в Русской революции. М., 1993; Иткин М.Л. Рабочий контроль накануне Великого Октября. М., 1984; Мандель Д. Петроградские рабочие


высокая организованность, «его поступательное развитие (как и всякого нового явления) от простого к сложному» [1]. «Выражая волю рабочих масс, фабзавкомы положили начало рабочему контролю в петроградской промышленности. И если первыми шагами в этом направлении, как правило, стало установление контроля за теми или иными действиями администрации и оплатой труда, то позднее контроль охватил многие вопросы управления производством, приема и увольнения рабочих и др.» [2] Реальная картина, действительно, выглядела сложной и противоречивой. Следует заметить, что принципы «рабочей конституции» рабочие коллективы заявляли сразу, одним пакетом, но далеко не везде они могли быть реализованы немедленно. На некоторых предприятиях борьба за их осуществление растягивалась на месяцы, на иных вовсе не достигала результата.

Наибольших успехов добивались коллективы крупных предприятий. Среди мелких и средних процесс фабзавкомовского строительства активизировался лишь после Октября 1917 г. [3] Фабзавкомы возникали прежде всего на тех производствах, где больше было высококвалифицированных рабочих — среди металлистов и печатников. 24 марта 1917 г. в обзоре Министерства промышленности и торговли о положении дел на предприятиях Петрограда отмечалось: «Наблюдается, что влияние комитетов и значение их тем больше, чем сознательнее рабочие. Поэтому авторитет их довольно значителен, например, на металлообрабатывающих заводах и, наоборот, весьма ничтожен в таких промышленных заведениях, где большинство рабочих сравнительно малокультурны» [4].

Имели значение и внешние факторы. Там, где Советы брали на себя руководство фабзавкомовским движением, рабочие организации возникали не только на крупных, но и на мелких предприятиях. В Саратове, где местный Совет рабочих и солдатских депутатов на своем первом заседании в марте 1917 г. принял решение о создании фабрично-заводских комитетов, за два месяца такие комитеты были избраны повсюду, включая самые малые предприятия [5]. Там, где фабзавкомы не находили общего языка с руководителями Советов, как это случилось в Петрограде, /365/

в революциях 1917 г. (Февраль 1917 — июнь 1918 г.). М., 2015; Питерские рабочие и Великий Октябрь. Л., 1987; Селицкий В.И. Массы в борьбе за рабочий контроль (март–июль 1917 г.); Соболев Г.Л. Революционное сознание рабочих и солдат Петрограда в 1917 г. Л., 1973; Степанов З.В. Фабзавкомы Петрограда в 1917 г. Л., 1985; Черняев В.Ю. Рабочий контроль и альтернативы его развития в 1917 г. // Рабочие и российское общество. Вторая половина XIX — начало XX в.: Сб. статей и материалов, посвященный памяти О.Н. Знаменского. СПб., 1994. С. 164–177; Чураков Д.О. Фабзавкомы в борьбе за производственную демократию. Рабочее самоуправление в России. 1917–1918 гг. М., 2005; Koenker D. Moskow Workers and the 1917 Revolution. Princeton, 1981; Melanson M. «Into the Hands of the Factory Committees»: The Petrograd Factory Committee Movement and Discourses, February to June 1917 // New Labor History. Worker Identity and Experience in Russia, 1840–1918 / Ed. by M. Melanson. Blumington, Indiana, 2002; Rosenberg W. Strikes and Revolution in Russia. Princeton, 1989; Smith S.A. Red Petrograd: Revolution in the Factories, 1917–1918. Cambridge, 1983.
1. Волобуев П.В. Ленинская идея рабочего контроля и движение за рабочий контроль в марте–октябре 1917 г. // Вопросы истории КПСС. 1962. № 6. С. 50.
2. Питерские рабочие и Великий Октябрь. С. 113.
3. Чураков Д.О. Русская революция и рабочее самоуправление. 1917. М., 1998. С. 121, 129.
4. Цит. по: Соболев Г.Л. Революционное сознание… С. 65.
5. Рейли Д. Дж. Политические судьбы российской губернии: 1917 в Саратове. Саратов, 1998. С. 98.


рабочие создавали свои координирующие органы — отраслевые и городские Советы фабзавкомов.

Нормы «рабочей конституции» успешно вводились прежде всего на крупных казенных предприятиях, на которых существовала традиция фабрично-заводского представительства. Многие из них добивались полного рабочего самоуправления. Количество таких предприятий, по подсчетам М.Л. Иткина, в целом по стране доходило до 4,3 %, но в отдельных регионах значительно превышало эту цифру. Так, на Урале к рабочему самоуправлению перешло 13,1 % фабрик и заводов. Здесь, несомненно, сказалось особое положение фабрично-заводского населения, которое пользовалось правами крестьянского самоуправления. В аналогичном положении находились рабочие Cестрорецкого оружейного завода, они, также не задумываясь, сразу установили на заводе полное самоуправление. Весьма значительным было и количество предприятий (42,3 %), на которых было проведено в жизнь основное требование «рабочей конституции» — контроль над внутренним распорядком и личным составом предприятий [1].

Исследователи фабзавкомовского движения отмечали, что на многих предприятиях рабочие сознательно отказывались от полного рабочего самоуправления. Известны случаи, когда в Петрограде из-за бегства администрации заводов артиллерийского ведомства рабочие вынужденно брали на себя управление предприятиями, а затем передавали их обратно новой администрации. Однако такое поведение рабочих вовсе не означало, что они отрекались от «рабочей конституции». Так, коллектив завода «Арсенал Петра Великого» с самого начала отверг полное самоуправление. Тем не менее при завкоме в мае 1917 г. функционировали хозяйственная, техническая и административная секции. В ведение последней входили «расценка, прием и увольнение мастеровых и рабочих» [2]. На Патронном заводе рабочие, возобновив работу после февральских событий, вынужденно взяли управление предприятием в свои руки, но 31 марта передали функции управления новой администрации. Тем не менее в каждой мастерской в апреле 1917 г. действовали рабочие комиссии внутреннего распорядка, которые в том числе занимались и выработкой новых расценок [3].

Независимо от того, насколько глубоко на предприятиях проводились принципы рабочего самоуправления, рабочие повсеместно проявляли неподдельный интерес к вопросам производства. Даже там, где о полном самоуправлении речи не было, фабзавкомы создавали производственные и технические комиссии, подключались к решению встававших перед предприятием проблем, таких как обеспечение сырьем. Там же, где самоуправление вводилось, коллективы принимались за дело с энтузиазмом и воодушевлением. На Сестрорецком оружейном заводе завком заседал ежедневно, т. е. в режиме заводоуправления и принимал к рассмотрению любые вопросы, касающиеся как производственной, так и социально-политических сторон жизни предприятия.

На Металлическом заводе в марте–июне 1917 г. заседания завкома проходили два раза, а общие собрания — один-два раза в неделю, и ни один сколь-нибудь /366/

1. Иткин М.Л. Рабочий контроль… С. 115.
2. Протокол заседания заводского комитета завода «Арсенал Петра Великого» от 10 мая 1917 г. // Протоколы 1982. С. 81–82.
3. Протокол совместного заседания заводского комитата и администрации Патронного завода от 19 апреля 1917 г. // Там же. С. 207.


серьезный вопрос в жизни предприятия не мог быть решен без участия всего коллектива [1]. Завком Нового Адмиралтейства, судя по делопроизводственным номерам протоколов, с начала марта по 25 октября 1917 г. собирался в среднем два-три раза в неделю, завком Галерного островка — трижды в неделю. Завком Охтинского снарядного цеха (бывш. завод «Крейтон» в составе Адмиралтейского завода) — по три-четыре заседания в неделю [2]. Если добавить к этому многочисленные заседания цеховых комитетов, то перед нами предстанет напряженная социальная жизнь предприятия, в которую были вовлечены сотни рабочих активистов.

Весьма примечателен тот факт, что протоколы заседаний фабзавкомов лишь в виде исключения содержат записи обсуждения каких-либо явно политических вопросов. Среди них — предоставление помещений комитетам политических партий, разрешение на проведение партийных собраний, отчисление денег рабочим и политическим организациям, а также редакциям газет. Политика преобладала на митингах и общезаводских собраниях, а основное внимание завкомов было поглощено вопросами взаимоотношений рабочих и администрации, проблемами производства, производительности труда, дисциплины. Такая отстраненность от злободневных политических вопросов свидетельствует о том, что именно внутризаводские проблемы представляли для рабочих активистов основной интерес, именно они были для них главными, политическими.

Действия рабочих и их вожаков порой оставляют впечатление полной отстраненности от внимания к вопросам собственности. Основная так называемая серая масса рабочих была, несомненно, уверена, что собственность фабрикантов и заводчиков нажита нечестным путем, все их богатства созданы руками рабочих, а потому промышленные предприятия должны принадлежать тем, кто на них работает.

Прекрасно знакомый с фабричной средой Центрально-промышленного района фабричный инспектор Костромской губернии А.К. Клепиков был поражен наличием в сознании рабочих оригинальных представлений об устройстве фабричной жизни: «Рабочие думали, что фабрикант не имеет права закрывать свою фабрику; что, если он плохо ведет свое дело, фабрика его отбирается в казну; что фабрикант обязан принимать на работу всё окрестное население; что если капиталист накопит много денег, то правительство заставит его строить фабрику… Словом, рабочие в этих вопросах оказались настоящими детьми и совершенно бессознательно исповедующими государственный социализм. Что это действительно является результатом их собственного мышления, а не есть плод сторонней агитации, — подчеркивает Клепиков, — видно из того, что подобные взгляды высказывались отдельными рабочими и раньше, задолго до всяких забастовок, высказывались рабочими самого консервативного образа мыслей» [3].

Принадлежность рабочего к обособившемуся от администрации коллективу, принимаемая и разделяемая им коллективная ответственность, ощущение себя частью единого целого давали ему чувство сопричастности к общезаводским делам, пробуждали у него интерес не только к собственному участку работы, но и к результатам общезаводского производства. На ряде предприятий, невзирая на форму собственности, энтузиазм рабочих доходил до того, что они выдвигали проекты механизации ручного труда и серьезной технической реконструкции, направленной /367/

1. Черняев В.Ю. Рабочий контроль… С. 166–167.
2. Протоколы 1979. С. 29, 31.
3. Гвоздев С. Записки фабричного инспектора (1894–1908). М., 1911. С. 189.


на повышение эффективности производства. 1 мая 1917 г. цеховой комитет чугунолитейной мастерской Путиловского завода принял предложения по совершенствованию производства из 21 пункта. В них наряду с мерами по улучшению условий труда и быта предусматривалось расширение мастерской, замена ручных кранов электрическими кранами «новейшего типа», оборудование «технически усовершенствованной землечерпалки», прокладка рельсового пути и использование «усовершенствованных вагонеток» вместо ручных тачек [1]. Рабочих ничуть не смущало, что Путиловский завод принадлежал акционерному обществу, хотя и секвестрированному на время войны.

Если обычная рабочая артель могла существовать в рамках частного предприятия и не претендовала на частную собственность, то и «автономный коллектив», с точки зрения рабочего, точно так же мог сосуществовать с предпринимателем. Сознательные рабочие также разделяли эту точку зрения, утверждая, что обобществление производства — дело будущего. Выражаясь уже вполне марксистским языком, заводской комитет Путиловского завода в обращении к рабочим по поводу организации цеховых комитетов 24 апреля 1917 г. так определил цели рабочего контроля: «Приучаясь к самоуправлению в отдельных предприятиях, рабочие готовятся к тому времени, когда частная собственность на фабрики и заводы будет уничтожена и орудия производства вместе с зданиями, воздвигнутыми руками рабочих, перейдут в руки рабочего класса» [2].

Фабзавкомовское движение, по мнению многих исследователей, имело много положительных черт. Фабзавкомы вводили митинговую активность в русло организованной борьбы, способствовали водворению элементарного порядка на предприятиях после февральских событий, способствовали укреплению дисциплины, участвовали в решении многих производственных проблем, вызванных разрухой на транспорте и общим ухудшением экономической ситуации. Вмешательство рабочих в управление производством в Петрограде в целом не имело отрицательных последствий, падение производительности труда и сокращение производства происходили по другим причинам, от рабочих не зависящим [3].

Тем не менее необходимо отметить, что организация фабрично-заводского коллектива на принципах «рабочей конституции» носила противоречивый характер. Обособление, «автономное» существование рабочего коллектива плохо сочеталось со сложной структурой современного индустриального предприятия с глубоким разделением труда. Если по отношению к заводоуправлению коллектив действительно мог обособиться, взаимодействовать с ним как единое целое, то среднее административное звено неизбежно оказывалось внутри этого целого и попадало в полную зависимость от рабочих, которыми должно было управлять. «На некоторых единичных заводах, где мастера, прежде чем исполнить какое-либо распоряжение заводоуправления, справлялись у рабочего коллектива, не встретится ли с его стороны препятствий к осуществлению данного распоряжения» [4].

В отличие от артели, где производственная дисциплина исполнялась неукоснительно, в рабочих коллективах принцип коллективной ответственности — круго-/368/

1. Рабочий контроль в промышленных предприятиях Петрограда… С. 67–69.
2. Протоколы 1979. С. 439.
3. Соболев Г.Л. Революционное сознание… С. 79–81.
4. Там же. С. 72–73.


вой поруки, заменявший административный контроль, действовал не столь эффективно. Негативные тенденции, связанные с нарушением правил внутреннего распорядка, нарастали, и фабзавкомам приходилось не только возвращаться к дисциплинарным мерам воздействия, против которых они ранее боролись, но и вводить еще более жесткие меры наказания. Непопулярные меры, к которым вынуждены были прибегать фабзавкомы, приводили к конфликтам между рабочей массой и вожаками. «От репрессий со стороны рабочих страдают и представители рабочих, выборные», — звучало на заседании завкома Путиловского завода 13 сентября [1]. «Приходится защищать администрацию», — отмечал председатель завкома Путиловского завода А.Е. Васильев 26 сентября 1917 г. [2] 20 июня заявил о сложении полномочий председатель рабочего заводского комитета Адмиралтейского судостроительного завода на Галерном островке И. Давыдов «ввиду нападок мастеровых» [3].

В августе 1917 г. в полном составе подал в отставку завком столичного Арсенала, и его члены все без исключения отказались баллотироваться на выборах нового состава. «Если бы на общем собрании не обливали бы весь заводской комитет помоями», то не пришлось бы уходить, — объяснял один из членов завкома [4]. 28 июля вызванные в завком работницы снаряжательной мастерской Патронного завода, позволившие себе «бросить порученное дело», вели себя агрессивно и выкрикивали угрозы в адрес членов завкома: «Мы уже комиссию внутреннего распорядка взяли за горло, а скоро возьмемся и за вас!» [5]

На объединенном заседании рабочих заводских комитетов Адмиралтейского судостроительного завода на Галерном островке, Нового Адмиралтейства и Охтинского снаряжательного цеха 9 августа, посвященном проблеме падения производительности труда, начальник завода В.И. Неврежин расписался в своей полной беспомощности: «Признавая необходимым учредить контроль над менее сознательными товарищами, я, как начальник завода, не могу этого сделать. Не может этого сделать и рабочий заводской комитет, ибо на него могут посыпаться упреки. Для этого самое лучшее привлечь самих товарищей» [6]. Вероятно, начальник завода возлагал свои последние надежды на цеховые коллективы, еще способные оказать воздействие на своих членов, не подставляя под удар завком и администрацию.

Проявлялись и другие негативные тенденции, связанные с недоверием и подозрительным отношением основной массы рабочих к администрации и служащим, с недооценкой умственного труда, с преобладанием уравнительных настроений в оплате. Это вызывало настороженное отношение к рабочему творчеству не только у меньшевиков и эсеров, но и у некоторых представителей большевистского течения. Когда члены завкома Путиловского завода осенью 1917 г. «по вопросу контроля обращались к т. т. Базарову (Руднев В.А.) и Д.Б. Рязанову», то получили /369/

1. Протокол объединенного заседания заводского комитета Путиловского завода и представителей районного Совета рабочих и солдатских депутатов от 13 сентября 1917 г. // Протоколы 1979. С. 478–479.
2. Протокол заседания завкома Путиловского завода от 26 сентября 1917 г. // Там же. С. 486.
3. Протоколы заседаний рабочего заводского комитета Галерного островка от 20 июня и 20 сентября 1917 г. // Там же. С. 73, 92.
4. Протокол совместного заседания заводского комитета Арсенала Петра Великого с председателями местных комитетов. Не позднее 13 августа 1917 г. // Протоколы 1982. С. 120.
5. Там же. С. 235.
6. Протоколы 1979. С. 172.


от большевистских руководителей весьма сдержанный и осторожный ответ: «Ничего посоветовать не могут. Вопрос этот новый…» [1]

Многие исследователи отмечали, что переход к рабочему самоуправлению чаще всего носил вынужденный характер, был реакцией коллективов на скрытый саботаж предпринимателей и сопровождался национализацией или секвестром предприятий. В то же время в рабочей среде весной–летом 1917 г. идея немедленной экспроприации фабрик и заводов пользовалась популярностью, а рабочий контроль воспринимался как обобществление. «Когда бросаются лозунги, — говорил в июле 1917 г. профсоюзный деятель меньшевик-интернационалист И.С. Астров (Повес), — надо учитывать последствия от восприятия лозунгов массами. А воспринимаются они так: меньшевики-интернационалисты пишут — “контроль над производством”, а масса понимает — “социализация производства”» [2]. Точно такое же понимание рабочего контроля было и у руководителей крупных казенных предприятий. Начальник Обуховского завода В.В. Чорбо рассматривал деятельность фабзавкомов как «введение артельного начала на чужом капитале, введение социализма в капиталистическом строе» [3].

Руководители Петроградского Совета не без основания полагали, что требование «рабочей конституции» не будет принято предпринимателями и приведет не к примирению рабочих и их хозяев, а к дальнейшему обострению классовой борьбы. Хотя в отличие от 1905 г. предприниматели не имели возможности прибегнуть к массовым расчетам рабочих, их скрытое сопротивление рабочему контролю нарастало. Выведение из сферы компетенции администрации кадровых решений и административного контроля над внутренним распорядком воспринималось предпринимателями как покушение на права собственника. «Введение же рабочего контроля, — отмечалось в одной из статей журнала горнопромышленников Юга России “Горнозаводское дело”, — означает не только сужение сферы деятельности предпринимателя, оно является принципиальной брешью во всей системе капиталистических отношений. Ибо если рабочие могут контролировать и направлять деятельность предприятия, то непонятно, зачем вообще нужен предприниматель… Если бы рабочие оказались в состоянии контролировать производство, то предприниматель оказался бы излишним» [4].

Сразу после Февральской революции рабочим удалось добиться серьезных уступок в их стремлении к «рабочей конституции». Повсеместно и с большим размахом происходило очищение предприятий от нежелательных представителей администрации. Заключенное 10 марта 1917 г. соглашение Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов с Петроградским обществом заводчиков и фабрикантов открыло дорогу к введению 8-часового рабочего дня и легализации фабрично-заводских комитетов. Постановление Временного правительства «О рабочих комитетах в промышленных заведениях» 23 апреля легализовало рабочее представительство в казенной и частной промышленности во всероссийском /370/

1. Протоколы 1979. С. 494.
2. Отчет о совместном заседании ЦБ профессиональных союзов с членами правлений профессиональных союзов Петрограда 6 июля 1917 г. в Таврическом дворце // Петроградский совет профессиональных союзов в 1917 г.: Протоколы и материалы. СПб., 1997. С. 136.
3. Цит. по: В.Ю. Черняев. Рабочий контроль… С. 171.
4. Горнозаводское дело. Харьков, 1917. С. 16328.


масштабе [1]. При решении рабочего вопроса правительство делало ставку на принцип взаимной договоренности сторон — предпринимателей (администрации) и рабочих. Конфликтные ситуации предполагалось рассматривать в примирительных камерах, в качестве посредников в ходе конфликтов могли выступать профсоюзы и союзы предпринимателей.

Руководители фабзавкомовского движения в Петрограде придерживались иного мнения: «Все постановления фабрично-заводского комитета являются обязательными как для рабочих и служащих, так и для администрации и управления завода, — впредь до отмены этих постановлений самим комитетом, общим собранием или Центральным советом фабрично-заводских комитетов» [2]. Это положение содержал «Проект устава фабрично-заводского комитета…», подготовленный и опубликованный в июне 1917 г. Центральным советом фабзавкомов Петрограда по итогам Первой конференции фабрично-заводских комитетов Петрограда. Разница в подходах к рабочему вопросу Временного правительства и руководителей фабзавкомовского движения была существенной. Конференция фабзавкомов ставила хозяев и администрацию в подчиненное положение по отношению к рабочим комитетам, нацеливая рабочих на решение всех конфликтов с позиций силы. Такой подход вполне соответствовал представлениям рабочих о том, как нужно договариваться с предпринимателями. Фабком Куваевской мануфактуры г. Иваново-Вознесенска 20 июня 1917 г. заявил о своем несогласии с инструкцией о выборах в примирительную камеру: «Мы требуем, чтобы со стороны предпринимателей представители были не по назначению предпринимателя, а избирались равным, прямым и тайным избирательным голосованием из среды всех служащих… и требуем, чтобы число представителей в примирительную камеру избиралось пропорционально количеству их избирателей, как со стороны рабочих, так и со стороны предпринимателей» [3]. Такой подход начисто лишал смысла сам институт примирительной камеры и свидетельствовал о желании рабочих диктовать свои условия предпринимателю.

2 июня 1917 г. Петроградский совет общества заводчиков и фабрикантов принял постановление, в котором предписал своим членам «не принимать более никаких требований от рабочих и предлагать им обращаться с таковыми в профессиональные союзы по принадлежности» [4]. Попытки установления «рабочей конституции» встретили особенно сильное сопротивление в провинции. Общество фабрикантов и заводчиков Иваново-Вознесенского района пошло на уступки по вопросу установления 8-часового рабочего дня, повышения заработной платы, терпело существование фабрично-заводских комитетов, но решительно отклоняло все претензии рабочих на вмешательство в административные дела. Фабком Куваевской мануфактуры г. Иваново-Вознесенска ставил перед администрацией вопрос о передаче ему прав на наем и увольнение рабочих и служащих 2 июня, 1 августа 1917 г. и наконец 10 августа постановил: если очередной ответ «будет не удовлетворителен, /371/

1. Соболев Г.Л. Революционное сознание… С. 63–64; Блинов А.С. Центральный совет фабзавкомов Петрограда. 1917–1918 гг. М., 1982. С. 33.
2. Рабочий контроль в промышленных предприятиях Петрограда… С. 102–103.
3. Рабочий контроль и национализация крупной промышленности в Иваново-Вознесенской губернии // Материалы по истории СССР. М., 1956. Т. 3. С. 37.
4. Письмо Совета Выборгского отделения Общества заводчиков и фабрикантов членам общества от 16 июня 1917 г. // Рабочий контроль в промышленности Петрограда… С. 109.


то наем и увольнение производить явочным порядком» 1. На конференции фабзавкомов г. Твери (12–14 октября 1917 г.) отмечалось, что фабзавкомы фабрики Морозова и электрической станции так и не смогли добиться у администрации права контроля над наймом и увольнением [2].

Как и в 1905 г., рабочие и предприниматели не смогли найти общего языка по вопросу организации внутризаводской жизни. Их позиции оказались непримиримы, они исходили из различного понимания фундаментальных основ существующего строя. Тот способ создания справедливых условий фабрично-заводской жизни, который предлагали рабочие, оказался категорически неприемлем для предпринимателей. На протяжении десятилетий борьба рабочих за изменение отношений на фабриках и заводах служила мощным фактором протестного движения, выдвигавшего на первый план борьбу с предпринимателем и служившего источником максималистских настроений. По словам одного из сторонников Партии эсеров-максималистов, максимализм появился «не из рядов интеллигенции, а был выперт из рабочей среды» [3]. В 1905–1907 гг. под влиянием рабочих к максималистским настроениям склонялись не только Ленин, Парвус и Троцкий, но и некоторые меньшевики.

В 1917 г. максималистские устремления питались из того же источника, но в отличие от 1905 г. рабочие оказались организованы гораздо лучше их политических противников. Рабочие организации строились не из песчинок-индивидуумов, а из сплоченных, проникнутых духом коллективизма блоков-коллективов, связь между которыми осуществляли политизированные радикально настроенные сознательные рабочие.

Переход Временного правительства к наступлению на права рабочих, завоеванные в первые месяцы революции, скобелевские указы 23 и 28 августа 1917 г., совпавшие по времени с корниловским мятежом, и направленные против основ «рабочей конституции», вызвали мощное движение протеста, привели к большевизации фабзавкомов и советов, а в конечном итоге стали одним из главных факторов, приведших к власти большевиков и левых эсеров.

Ленинский лозунг рабочего контроля был очень широким понятием, за которым скрывались самые разнообразные формы рабочей организации. «Рабочая конституция» представлялась рабочим оригинальным способом организации индустриального производства, основанным на артельных принципах, где административный контроль заменялся коллективной ответственностью рабочего коллектива. Взаимодействие с администрацией осуществлялось не индивидуально, а коллективно — через выборный орган рабочего представительства. Администрация лишалась права осуществлять наем, увольнение и перемещение рабочих внутри предприятия, а также назначения руководителей низшего и среднего звена. Коллектив претендовал на участие в выработке правил внутреннего распорядка и расценок, а также проявлял заинтересованность в результатах производственной деятельности предприятия. Даже в самых ограниченных формах, далеких от рабо-/372/

1. Протоколы заседаний фабкома Большой Иваново-Вознесенской мануфактуры (Куваевской) от 2 июня, 1 и 10 августа 1917 г. // ГАИО. Ф. Р‑703. Оп. 1. Д. 1. Л. 21; Д. 1а. Л. 3, 7 об.
2. Копия протокола Конференции фабрично-заводских комитетов г. Твери (12–14 октября 1917 г.) // ТЦДНИ. Ф. 114. Оп. 1. Д. 83. Л. 4, 5.
3. Павлов Д.Б. Эсеры-максималисты в Первой российской революции. М., 1989. С. 213.


чего самоуправления, новый порядок организации внутренней жизни индустриального предприятия, предполагавшийся «рабочей конституцией», входил в непримиримое противоречие с интересами собственников.

Для Ленина и большевиков лозунг рабочего контроля имел две стороны: теоретическую и практическую. В теоретическом плане рабочий контроль занимал важное место в концепции социалистической революции и построения основ социалистического общества, сформулированных Лениным в августе–сентябре 1917 г. в работе «Государство и революция»: «Учет и контроль — вот главное, что требуется для “налажения”, для правильного функционирования первой фазы коммунистического общества». Причем контроль и учет, по убеждению Ленина, «упрощен капитализмом до чрезвычайности, до необыкновенно простых, всякому грамотному человеку доступных операций наблюдения и записи, знания четырех действий арифметики и выдачи соответственных расписок» [1]. Эта ленинская мысль о простоте управления удивительным образом перекликалась с уверенностью рабочих в возможности самостоятельно наладить управление своим заводом или фабрикой.

Поскольку до овладения рабочими властью централизованный государственный контроль не мог быть осуществлен, лозунг рабочего контроля в практическом плане сводился к контролю на местах и означал поощрение фабзавкомовского движения, которое в представлении рабочих далеко выходило за рамки теоретических построений вождя, ставило целью как минимум установление «рабочей конституции», что на языке рабочих означало, даже без введения полного рабочего самоуправления, такое серьезное вмешательство в управление производством, на которое не мог согласиться предприниматель.

Ленин и его соратники были чистыми западниками. Вероятно, они понимали, что в фабзавкомовском движении немалый вес имели архаичные, доиндустриальные представления и практики традиционного общества. Ленин писал в работе «Государство и революция»: «Переход от капитализма к социализму невозможен без известного “возврата” к “примитивному” демократизму» [2]. На этих неудобных для марксистов вопросах большевики как в 1905, так и в 1917 г. внимание не акцентировали, но использовали в своих политических целях огромную протестную энергию и максималистские настроения, которые генерировали фабрично-заводские коллективы в борьбе за «рабочую конституцию».

Большевизм облекал эти настроения в теоретические формулы и политические лозунги, успешно эксплуатировал их ради достижения собственных политических целей, игнорируя архаичные представления и воздерживаясь от критики экзотических черт рабочего творчества. Еще Стив Смит отметил, что Ленин в сочинениях с февраля по октябрь 1917 г. лишь однажды в мае на I Петроградской конференции фабзавкомов мимоходом упомянул фабзавкомы в связи с их ролью в проведении в жизнь лозунга рабочего контроля [3].

Для Ленина и других большевистских вождей рабочий контроль — шаг на пути обобществления производства и овладения рабочими навыками управления государством и экономикой. Для рабочих — оригинальный, отличный от классических /373/

1. Ленин В.И. Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции. (Август–сентябрь 1917 г.) // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 101.
2. Там же. С. 43.
3. Смит С. Фабрично-заводские комитеты // Критический словарь Русской революции: 1914–1921 / Сост.: Э. Актон, У. Розенберг, В. Черняев. СПб., 2014. С. 445.


Был ли это рабочий контроль в форме ограниченного вмешательства в управление, было ли это полное самоуправление — в любом случае представления рабочих отличались от западной модели управления предприятием. Для Ленина и большевиков распространение рабочего контроля с общегосударственного на фабрично-заводской уровень и поощрение фабзавкомовского движения было тактическим маневром, позволившим использовать энергию рабочих коллективов в своих политических целях. Рабочие искали ту политическую силу, которая позволила бы реализовать их давнишнюю мечту — перестроить фабрично-заводскую жизнь на иных, более справедливых, по их представлениям, основаниях. И они нашли ее в лице большевиков и левых эсеров. Хотя партийные лидеры и рабочие изъяснялись на разных диалектах политического языка и вкладывали в одни и те же понятия отличающиеся смыслы, их интересы совпали.

Эпоха войн и революций: 1914–1922: Материалы международного коллоквиума (Санкт-Петербург, 9–11 июня 2016 года). — СПб.: Нестор-История, 2017. С. 351-374.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.