Алексанян Н.А. «О всех несправедливостях красных войск сообщать в штаб командующего...» Красная армия на территории Воронежской губернии в 1918—1922 гг. // Военно-исторический журнал. №9. 2017. С. 34-40.

   (0 отзывов)

Военкомуезд

Н.А. АЛЕКСАНЯН
«О ВСЕХ НЕСПРАВЕДЛИВОСТЯХ КРАСНЫХ ВОЙСК СООБЩАТЬ В ШТАБ КОМАНДУЮЩЕГО...»
Красная армия на территории Воронежской губернии в 1918—1922 гг.


Сведения об авторе. Алексанян Нелли Арушановна  учитель истории и обществознания МБОУ СОШ № 5 имени К.П. Феоктистова, аспирант Воронежского государственного педагогического университета (г. Воронеж E-mail: edelweis65@yandex.ru).

Аннотация. В статье на основе архивных документов исследуются обстоятельства и принципы формирования Красной армии на территории Воронежской губернии, рассматриваются вопросы материального довольствия красноармейцев и членов их семей, взаимодействия воинских подразделений с местной властью и населением.

Ключевые слова: Гражданская война; Красная армия; Воронежская губерния; мобилизация; революционная агитация; материальное обеспечение красноармейцев; мародёрство; подготовка командных кадров.


Большевиками, пришедшими к власти в октябре 1917 года, первоначально предусматривалось создание не регулярной и постоянной армии, а милиции — то есть добровольное вооружение народа. В расчёте на массовый энтузиазм 15 (28) января 1918 года был издан соответствующий Декрет СНК об организации Рабоче-крестьянской Красной армии.

Организационно-агитационная секция Военного отдела при Воронежском губернском совете рабочих и крестьянских депутатов активно включилась в эту работу только с 1 марта 1918 года. В качестве первых шагов были выпущены воззвания и объявления (расклеенные в уездах и по городу) с призывом вступить в ряды Красной армии добровольно с окладом 50 рублей в месяц человеку несемейному, а семейному обещалось дополнительное пособие в размере 100 рублей до установления пайка натурой.

Однако эти воззвания не получили ожидаемого отклика. После чего «на места» выдвинулись партийные агитаторы. Их миссия принесла определённый успех: «...в некоторых сёлах наблюдался энтузиазм: даже старики в возрасте 60 лет просили записать их, говоря, что за дело свободы они постоят и отдадут всё, что имеют, пошлют своих сыновей...». Согласно статистическим данным за период с 11 марта по 5 апреля 1918 года воронежцы стали добровольно пополнять ряды Красной армии: «...прибывших из разных уездов и регистрированных Организационно-агитационной секцией, 1571 чел. Самостоятельно принятые уездными Советами и препровождённые в Воронежский Совет из Бобровского уезда
— 208 чел., из Бирючинского 51 чел., из Павловского — 144 чел., из Валуйского — 262 чел., из Коротоякского — 52 чел., из Нижнедевицкого — 172 чел из Богучарского — 61 чел., из Острогожского — 4 чел. и Землянского — 6 чел. Кроме того, из расформированного 11 полка изъявили желание послужить делу народа 23 чел., а всего — 2554 чел.» [1]. В результате проведённой кампании из местных добровольцев «были сформированы Богучарский, Алексеевский, Острогожский, Бобровский и другие полки» [2].

Однако обострившееся противостояние с Белой армией и силами интервентов вызвало необходимость создания более крупных воинских формирований молодой Советской Республики.

29 мая 1918 года СНК РСФСР издал Декрет «О принудительном наборе в Рабоче-Крестьянскую /34/ красную Армию». Сначала он распространялся в соответствии с классовым принципом лишь на рабочих и крестьян-бедняков и только в Москве, Петрограде, Донской и Кубанской областях [3]. Как писала оппозиционная режиму газета «Приазовский Край», издававшаяся в Ростове, «в Воронеже сосредоточены значительные большевистские воинские силы: красноармейцев, интернациональные войска и др. насчитывается до 60 тыс. человек. Вооружены эти войска хорошо; при них имеются артиллерия, броневики и много пулемётов. Вводится строгая дисциплина. Последний смотр большевистских войск показал, что эта армия основана на старых началах. Красноармейцы получают от 250 руб. в месяц на всём готовом... 18 июля ст. стиля была объявлена мобилизация от 18 до 45 лет, учёту же подлежали все от 15 до 55 лет, причём между буржуазией и проетариатом разницы делать не предполагалось...» [4].

Чтобы представить, что можно было приобрести красноармейцам на 250 рублей, приведём рыночные цены в августе 1918 года: «Иногда “из-под полы” можно купить с большим трудом привозного деревенского хлеба за 3 руб. фунт. Сахар — 25 руб. за фунт» [5]. «Яйца достигли 6 руб. 50 коп. за десяток, корчажка молока 7—8 руб., масло сливочное 20 руб. фунт, хлеб чёрный 3 руб. фунт. Картофель имеется в незначительном количестве и продаётся по 1 руб. 50 коп. за фунт» [6].

Отсутствие профессиональных командиров и времени на подготовку кадров вынудило большевиков обратиться к опыту военспецов прежнего царского режима. «На службе в Красной Армии состояли не менее тридцати тысяч человек бывших кадровых офицеров» [7]. По этой причине в армии появилась новая фигура — политический комиссар, призванный контролировать действия «спецов» из числа старых офицеров и в то же время воодушевлять и политически воспитывать войска. ЧК командировала на эти должности своих надёжных сотрудников, которые занимались выявлением
политических настроений среди населения, контрразведкой в тылу неприятеля и «вели наблюдение среди красноармейских частей и командного состава» [8]. Копии соответствующих докладов Воронежской ЧК отсылались в губкомпарт и губисполком [9].

Из доклада сотрудника секретно-оперативного отдела В. Матвеенко председателю губчека: «Проходя через свою линию 9 июля Кронштадтского полка 270 чел., почти все голые и оборванные, но всё-таки боевые. Командный состав надёжный... 19 июля 1919 г.» [10].

Власть сознавала необходимость создания своих командирских кадров и стала открывать военные школы: «Несмотря на то, что у нас найдутся командиры из бывших офицеров, однако, командир по принуждению не есть командир, а нам нужны красные офицеры из числа сознательных рабочих и крестьян. В настоящее время в г. Воронеже открываются шесть школ красных офицеров — разных специальностей: пехотная, кавалерийская, артиллерийская, военно-хозяйственная, конных и пеших разведчиков и телефонно-телеграфная» [11].

В 1919 году в Воронежской губернии шли жестокие бои между Красной и Белой армиями, от действий которых страдало мирное население. Кроме потравы пашен, вреда хозяйствам, донесения с мест пестрят жалобами на бесчинства проходивших красноармейцев.

Из сводки с 1 января по 1 февраля 1919 года, подготовленной комиссариатом Танцырейской волости для Новохопёрского уездного комиссариата: «Отношение граждан Танцырейской волости к... войсковым частям не совсем удовлетворительное: объясняется это тем, что со стороны красноармейцев наблюдаются обычные явления — захват обывательских подвод неорганизованным порядком...» [12].

Сообщение из Синявского волисполкома в Новохопёрский уездный ревком от 17 сентября 1919 года: «Проходившие и стоявшие советские воинские части вели себя различным образом, например, полки Богучарские позволяли себе мародёрство, заключающееся в самовольном увозе с полей овса, ржи в копнах, выкапывании картофеля, похищении кур, краже в погребах, и вообще отличались крайней недисциплинированностью...» [13].

Из доклада сотрудника ЧК Н. Рощупкина в Воронежскую губернскую ЧК: «...обозначается недовольствие на поступки отступающих воинских частей, которые при отступлении и безпорядочного бегства по пути много производили грабежей и других беспорядков... Остальные волости Воронежского уезда как то: Красный Лог и Можайск, благодаря политической воспитанности и в последнее время были посланы в прифронтовую полосу лучшие работники, которые поставили на высоту в политическом отношении и хотя были тоже насильственные грабежи со стороны красноармейцев... г. Воронеж, 16 июля 1919 г.» [14].

Из доклада волостного уполномоченного слободы Пчелиновка Е. Калинина особоуполномоченному губисполкома и губкомпарта: «В сл. Пчелиновку я приехал 3 августа, где функционировал только Ревком. С первого же дня ко мне начали обращаться жители с жалобой на отдельных солдат, самовольно бравших продукты с огорода и без всякой очереди и ведома /35/ ревкома подводы. Ежедневно приходится разбирать массу мелких инцидентов между жителями и солдатами проходящих частей... 12/VIII — 1919 г.» [15].

Начальник милиции 5-го района Бобровского уезда Плак-син жаловался в ноябре 1919 года начальнику 16-й стрелковой дивизии и председателю ревкома Бобровского уезда: «Красноармейцы вверенной Вам дивизии, расквартированныя в с. Хреновом, производят небывалыя до сего времени в с. Хреновом бесчинства, а именно забирают самочинно лошадей, сбрую, необмолоченный хлеб, картофель, режут кур и т.п...» [16].

Из доклада Верхне-Икорецкого волостного ревкома в Бобровский уездный ревком: «28 сентября с.г. вошедшая в Верхне-Икорец 6-ой Кавалерийский полк 33 дивизии производят самочинные реквизиции как лошадей так и скот, птицу больше, безплатно забирают курей, масло, яйца и др. домашние вещи. Волостной ревком просит уездревком прислать одного представителя для ограждения как местной власти, которая совершенно безсильна что-то предпринять, так и местного населения... 1 октября 1919 г.» [17].

Из сводки Еланского волостного комиссариата от 12 декабря 1919 года,направленной в Новохопёрский уездный комиссариат: «Гражданское население к советской власти относится сочувственно, но безобразия, чинимые некоторыми войсковыми частями, как например 7 и 8 кавалерийские полки, дискредитируют таковую... Военком, № 353 от 11 декабря 1919 г.» [18].

На совещании ответственных лиц советских учреждений и организаций Борисоглебского уезда 11 декабря 1919 года выступавшие отмечали, что население страдает «от незаконных и часто жестоких поступков представителей фронтовых войсковых частей, производивших, часто по личному капризу, безчинные реквизиции лошадей, продуктов, повозок и прочее. За всё реквизированное почти никогда не уплачивалось» [19].

Из доклада отдела управления исполкома Воронежского уезда о своей деятельности за время с 1 ноября по 31 декабря 1919 года: «В некоторых волостях, где расположены воинские части, порядок нарушается воинскими частями в особенности отдельными красноармейцами... своими анархическими действиями восстанавливают крестьян против Советской власти...» [20].

От противоправных действий военнослужащих страдали не только рядовые граждане, но и ответственные лица местных органов власти. Председатель Верхне-Икорецкого волостного ревкома 1 декабря 1919 года жаловался в Бобровский уездный ревком на красноармейца пулемётной команды 1-й бригады 13-й дивизии, который, войдя нему в дом, ругался «площадной бранью», на замечание выхватил, наган и со словами «Вы арестованы!» повёл его якобы в штаб бригады, но обманул, приведя к начальнику пулемётной команды.

Утром 30 ноября в совет явилась продкомиссия Таганрогского полка 33-й дивизии и потребовала отпустить сто пудов мяса и двести пудов ржи. «Я им сказал, что наш район занимает 15-ая дивизия и посоветовал им обратиться в упродком, где распределяют район, он мне ответил, что мы Ваш упродком не признаем и работаем самостоятельно. Я ответил, что если вы работаете самостоятельно, то и работайте и спросил их может быть вы и наш совет не признаёте, они ответили, да отчасти не признаём, я им на это сказал, что не разрешаю вам здесь работать, если вы никого не признаете, тогда они меня арестовали... При таких условиях работать нет возможности. Прошу зависящего распоряжения...» [21].

Особоуполномоченный губисполкома и губкомпарта, предревкома Бобровского уезда Н.Е. Алексеевский в октябре 1919 года обратился к политкому 33-й дивизии, находившейся в местечке Средний Икорец, с просьбой предать суду помначхоза 13-го кавполка Турлачёва за то, что он в селе Коршево «избил плёткой члена исполкома Бородулина за несвоевременную доставку сена. Считаю такие дикие расправы недопустимыми» [22].

В телефонаде № 274 от 25 сентября 1919 года председатель Ново-Чигольского ревкома Анучин доносил в ревком Бобровского уезда: «...сего числа 8—9 час. вечера следовал отряд Особый Ударный № 3. Без ведома местного Ревкома самочинно брал подводы по селу продолжалась безцельная оружейная стрельба когда я обратился товарищам отряда почему так поступаете и почему самочинно берёте подводы, меня сейчас же арестовали, толкали в грудь, угрожали /36/ бомбами и штыками, посадили на подводу, повезли с собой, потом отпустили. Спрашивал фамилию начальствующих лиц, таковых ответа не дали, а уже узнал какая часть только у крестьянина-красноармейца. №2113.1919 г. 21-го 9 час 15 минут» [23].

Военное командование всё же старалось пресечь беззаконие красноармейцев в отношении гражданских лиц. Приказ от 13 декабря 1920 года (типографская листовка), адресованный войскам и населению Воронежской губернии и Донской области, был подписан военкомом штаба Додукиным и командующим войсками Полковниковым. В нём признавалось, что «войска, проходящие через селение, иногда несознательно обижают ни в чём не повинных граждан». Объяснялось это тем, что «войска в борьбе с бандитами так далеко отходят от своих баз питания, что продукты запаздывают к ним, а в результате опять взимание у населения...». В приказе особо отмечалось: «О всех таких несправедливостях красных войск нужно сообщать в Штаб командующего войсками Южного района и за всякую обиду виновные будут наказаны, а потерпевшему будет возвращено то, что у него взято» [24].

В аналогичном приказе военкома бригады и начальника гарнизона слободы Красной Бу-рыгина от 7 декабря 1919 года говорилось: «...11. Ни в коем случае не допущу самовольного забирания хлеба, фуража, как находящегося в поле, так и во дворах граждан слободы Красной. Начальникам частей строго следить за этим, в противном случае они будут предаваться суду Ревтрибунала...» В директиве содержалось напоминание всем красноармейцам «о недопустимости и преступлении Разбалтывания частным гражданам нумерации военных частей, а также место нахождения той или другой части, всех замеченных в этом будут привлекать к самой строгой ответственности по законам военного времени». Так как слобода находилась на военном положении, армейская власть распространялась также и на гражданское население: «13. За хулиганство и сквернословие на улице слободы Красной, как военнослужащие, так и частные граждане, будут штрафоваться от 100 до 1000 руб. в пользу пострадавших граждан слободы Красной от белых банд...» [25].

Во избежание массового дезертирства красноармейцев, переживавших за оставленные ими голодавшие семьи, было издано постановление Совета рабочей и крестьянской обороны РСФСР от 21 августа 1919 года «Об обеспечении продовольствием семейств красноармейцев». В нём говорилось: «1) Семьям красноармейцев, находящихся как в действующей армии, так и в тыловых частях, предоставить право на дополнительный продовольственный паёк.

2) Означенный продовольственный паёк установить на следующие предметы: хлеб (муку), сахар и соль, причём выдачу перечисленных продуктов производить из расчёта: хлеба — 1/4 фунта в день (или соответствующее количество муки) не более двух раз в месяц, соли и сахара — по 1/2 фунта в месяц...» [26].

1920 год на территории Воронежской губернии выдался необычайно засушливым и неурожайным. За неимением продовольствия в государственных закромах продпайки для семей красноармейцев, имевшие большую ценность при гиперинфляции, заменили денежными пособиями. Размер денежного пособия зависел от количества нетрудоспособных членов семьи, а также от территории её проживания. «Настоящим Воронежский губернский подъотдел Социального обеспечения доводит до всеобщего сведения, что на основании декрета Совета Народных Комиссаров от 20 июня 1920 года устанавливаются следующие размеры денежного пособия (пайка) для членов семейств красноармейцев, находящихся на иждивении последних и не имеющих иных средств к существованию для Воронежа: на одного нетрудоспособного — 480 руб., на двух нетрудоспособных — 576 руб., на трёх и более нетрудоспособных — 816 руб. Для уездов Воронежской губернии: на одного нетрудоспособного — 420 руб., на двух нетрудоспособных — 504 руб., на трех и более нетрудоспособных — 714 руб... Завгубсобезом Раф. Пешкин» [27].

Сопоставим размеры пособия с ценами на городском рынке Воронежа в 1920 году: «Сахар — 1200—1300 руб. фунт, соль
— 230—250 руб. фунт, подсолнечное масло — 360—380 руб. фунт, керосин — 280—300 руб., чёрная пышка — 40—60 руб., фунт чёрного хлеба — 80 руб., куриное яйцо — 50 руб., молоко — 500—600 руб., корчажка, сало солёное — 500—550 руб., простые сапоги — 15 000—18 000 руб., дамские подержанные туфли — 7000 руб.» [28].

Как видно, пособие было мизерным, но кроме выплат местные органы власти были обязаны оказывать помощь семьям красноармейцев при посеве и уборке пахотных наделов. Воронежский губернский комиссариат 10 августа 1919 года отправил циркулярное распоряжение № 400 всем уездвоенкоматам, копии всем уездкомдезертиров, уотсобесам, уземотделам: «Обеспечить семью красноармейца — прямая задача Отсобеса и Земотделов, между тем эти отделы часто оказываются не на высоте своего положения: сплошь да рядом семьи красноармейцев не получают пайка, а если и приходится получать, то с большим опозданием, их поля не засеяны и т.д...» [29].

На совещании ответственных лиц советских учреждений и организаций Борисоглебского уезда 11 декабря 1919 года секретарь земотдела Кулаев отчитался о том, что «земли семей красноармейцев обсеменялись и зачастую скорее, чем другие... Заявлений и жалоб на неоказание помощи почти не было» [30].

Для обеспечения военнослужащих обувью Воронежский губкустпром в порядке боевого приказа приступил к заготовке лаптей и чуней на нужды Красной армии: «Воронежская губерния должна поставить к 1 марта 1921 г. до 400 000 пар лычных лаптей и до 100 000 пар пеньковых чуней. Лапти и чуни принимаются от разных лиц и учреждений по цене — лапти 250 руб. и чуни 350—600 руб. за пару. Лапти и чуни должны быть среднего и /37/ большого размеров, глубокие и полуглубокие, безусловно, с двойной подошвой, достаточно плотные и из доброкачественного материала...» [31].

О хорошем питании в действующей армии, дислоцировавшейся в Киеве (Святошинские дачи), сообщает 9 июля 1920 года красноармеец Михаил Лазарев в своём письме домой на ст. Терновка Тамбовской губернии Борисоглебского уезда Елене Дмитриевне Лазаревой: «...нам хлеба дают по 2 ф. и селёдки пол фунта надень; селёдки очень хороши, если селёдки нет, то мяса пол фунта. Нам живётся очень хорошо. Сахару дают 13 зол. на день».

Проблемы с обеспечением были в тех воинских частях, которые не участвовали в боевых действиях и находились вблизи мест проживания красноармейцев. О ненормальности такого положения военный комиссар Новохопёрского уезда докладывал в губернский военный комиссариат: «...требовать же от них (красноармейцев. — Прим. авт.) лишь можно тогда, когда они оторваны на более далёкое расстояние от своих семейств, обуты, одеты хотя бы мало-мальски похоже на красноармейцев и сытых так как оно требуется согласно продуктовой раскладке и тех продуктов, которые для них положены. 12 июля 1920 г.» [32].

Отдельное внимание уделялось профилактике заболеваний и предотвращению эпидемий среди военнослужащих. Сотрудниками военно-санитарной службы рекомендовалось использовать в войсковых частях так называемое дегтярное белье, которое предохраняло от вшей. В заметке «Одна из мер борьбы с сыпняком» говорилось: «Процесс приготовления этого белья очень прост: берут ведро кипятку, около 12 золотников бельевой соды и 1/4 фунта древесного дегтя, все это смешивается и в полученную смесь кладется белье, которое должно хорошенько пропитаться составом, после чего белье вынимается (оно должно иметь желтоватый цвет), просушивается и может быть употреблено для носки... Процент заболевания от укуса вшей незначителен, так как вши совершенно не переносят запаха дегтя и бегут от него» [33].
Партийное и военное руководство, пытавшееся максимально обеспечить снабжение армейских подразделений, требовало от них и полной отдачи в бою. Характерна телеграфная переписка от 6 сентября 1920 года завполитбюро Глобина из Тамбова с Борисоглебском. Оттуда доносили: «Сегодня в 12 часов наш отряд в районе Александровское, что в 7 верстах Северо-восточнее Туголуково имел соприкосновение с противником, завязался бой, в результате чего наш отряд не выдержал натиска противника и начал отступление... Не имея твёрдой реальной силы продолжение дальнейших операций при неравном наличии силы становится невозможным. Необходимо принятие самых экстренных мер: 1) Дать нам поддержку со стороны Обловка, Мучкап; 2) Систематически питание патронами; 3) Разрешение создать полевой Ревтрибунал для поднятия боеспособности отряда и расправы со всеми способствующими бандитизму».

Из Тамбова поступил жёсткий ответ: «Считаем, что командир Ваш шляпа... Ведь это идиотство с 400-стами отступать перед бандой, которая вооружена далеко не так, как Ваш отряд....

Передайте командиру и частям, что за подобную защиту Советской власти я вынужден буду выслать свою силу для расправы с Вами при помощи Трибунала, с такими защитниками мы давно уже потеряли бы Власть. Приказываю дальше не отступать...

Вместо Трибунала создать Выездную сессию Губчека с правом расстрела всех дезертиров, принимающих участие в восстании, всех захваченных с оружием в руках... 7/09 — 1920 г.» [34].

Помимо применения прямых репрессивных мер красноармейцам пытались привить культ сознательной самодисциплины и преданности коммунистическим идеалам. Для этого использовались все возможные способы. В одной из газет в заметке «Нужно обратить внимание» говорилось: «В последнее время особенно часто можно слышать песни красноармейцев... По примеру “доброго старого” времени солдаты революционной армии продолжают распевать на все лады пустые и бессодержательны» уличные песни, вроде: “Пойдём Дуня во лужок” и т.д., и т.п. Если такие песни приучали петь в “старину”, то это было понятно Начальству требовался весёлый солдат. Будь он весёл от душевной пустоты, до этого никому дела не было.

В революционной Армии этому следует положить конец... на подбор песен для разучивания в красноармейских частях следует обратить серьёзное внимание. При выборе нужно всегда иметь в виду не только весёлый мотив, но главным образом определённое ] содержание песни...» [35].

Силами политических органов и местного партийного руководства в частях была налажена широкая пропагандистская и культмассовая работа. Газета «Вечерние известия» от 20 сентября 1919 года в заметке «Местная жизнь» сообщала: «Концерт-лекция. В Красноармейском саду в четверг, вечером артистическими силами губ. чрезвычайного бюро для солдат укреплённого района был устроен интересный концерт.

Из программы солдатам очень понравились следующие №№. Ария из оперы “Риголетто”, “Сердце красавицы”, романс “Спите орлята боевые”, соло на виолончели и скрипке и танец (мазурка) в исполнении тов. Позднякова.

Концерту предшествовала лекция тов. Тихомирова “О войне классов”» [36].

Волостные комиссариаты в своих отчётах непременно упоминали о проведённых с военнообязанными мероприятиях: всеобщем обучении грамотности; деятельности школ политической грамотности; состоявшихся собраниях, собеседованиях, лекциях и митингах; демонстрации спектаклей и произведений живописи; состоянии библиотечного фонда, спросе на литературу и периодические издания [37].

Сочетание мер дисциплинарного и воспитательного воздействия позволило в совокупности поднять моральный дух Красной армии, что положительно сказалось в ходе проведения боевых операций. Убегавший из Воронежа в сентябре 1919 года казак /38/ негодовал: «Чёртов город ваш Воронеж, сколько народу своего положили, а напрасно... эти чёртовы коммунисты... Мы завтра уходим. Что тут делать — всё равно придут, подушат как цыплят в мешке... Войска эти не боятся нас, а наоборот ищут. Натолкнутся их человек пять на наш разъезд в человек 30... Как начнут, так лучше уходи... так и лезут, так и лезут... Научились где-то напролом идти» [38].

Жестокие бои на территории Воронежской губернии в 1919 году, засушливые и неурожайные 1920 и 1921 гг. не только привели к голоду среди местного населения, но и отразились на продовольственном снабжении Красной армии. Некоторые рядовые военнослужащие считали, что тяжёлое положение не коснулось командного состава, что сеяло недоверие между солдатами и офицерами.

Из доклада Нижнедевицкого уездного политбюро за время работы с 20 сентября 1920 года по 25 мая 1921 года: «Настроение красноармейских частей... до некоторой степени недоверчивое по отношению к комсоставу, ввиду того, что таковым своевременно не удовлетворялись требования, т.е. красноармейцы не получали причитающегося им питания и обслуживания, а также на почве грубого отношения к ним некоторых лиц командного состава» [39].

Из информационной сводки политбюро Алексеевского уезда за время с 15 февраля по 1 марта 1921 года, направленной в Секретно-оперативный отдел Воронежской губчека: «Настроение войсковых частей как местнаго гарнизона, так и находящихся в районе уезда недовольные, гл. о. на тех командиров, у которых они находятся в непосредственном подчинении на тех лиц, которые близко стоят к делу снабжения их продовольствием. Недовольство это... выражается... в том, что красноармейцы несправедливо Удовлетворяются продовольствием, вообще всем необходимым, а иногда несвоевременно, тогда как комиссары и коптинармусы, власть имеющие, таковым снабжают себя сверх нормы и Даже раньше времени, т.е. вперёд чем следует за известное время» [40].

Оказавшись в затруднительном положении, отдельные воинские части вновь вернулись к порочной практике продразвёрстки, а по сути, к грабежу крестьянского населения. Грибановский волисполком жаловался 23 июня 1921 года в Борисоглебский упродком и уисполком: «Стоявшей в селе Б. Грибановский 14-й кавалерийской бригадой в продолжение четверо суток с 15 по 19 июня с/г производился самочинный без ведома Волисполкома отбор в порядке конфискации у граждан вверенного села как последняго куска уже перемешанного пополам с суррогатом лебедой и желудьми хлеба... Такой поступок красноармейцев со стороны начальствующих лиц 14 бригады не пресекались, за что сыпалось много заявлений гражданами...» [41].

Из доклада ревизора А. Ткачёва от 22 марта 1920 года заведующему отдела управления исполкома Бо-гучарского уезда: «В сл. Твердох-лебове находится 212 полк. Где много жаловались крестьяне на то, что красноармейцы много делают покушений, как то на сено, солому и т.п. Берут без спроса хозяина, а также хлеб кушают в каждом дворе крестьянском. Остались многие без хлеба...» [42].

Дело доходило до открытого мародёрства. Жительница деревни Цветовка Анастасия Фёдоровна Саблина и жена красноармейца из села Бурнака Пичаевской волости Надежда Фёдоровна Воробьёва обратились в суд с заявлением: «27 апреля текущаго года (1921 г. — Прим. авт.) красноармейцами и уполномоченный от Продштаба тов. Аверьянов самочинно отобрали у Саблиной одну пару носков, два холста, аршин 35, полтора пуда муки, у Воробьёвой — одну пару лакированных сапог, одне нагональвые брюки, тужурка суконная черного цвета, пару носков, проса четыре пуда, три фунта мыла, 15 штук яиц. Когда стали они уезжать с нашими вещами, Саблина бежала за ними не менее пяти вёрст, где мне бросили следующие, а именно лакированные сапоги, зелёные брюки, два холста и тужурку, а остальные вещи остались у них.

На основании изложенного выше я, как вдова уже 12 лет Саблина, и красноармейка Воробьева мы и обращаемся к высшей власти с великой просьбой о возврате остальных вещей... 19/IV — 21 г.».

По этому факту было заведено дело. На заявлении следователь поставил резолюцию: «Ввиду того, что продармейцы 2-го Кавполка уже покинули район, в котором они находились, вслед-ствии с них... получить не пред-/39/-ставляется возможным и заручась согласием гр. Саблиной, Воробьёвой т.е. удовлетворить их семенами, т.е. просом, о чём было предписание, следствие прекращено» [43].

Местные органы власти сообщали и о бедственном положении семей самих красноармейцев. Из сводки информационно-инструкторского подотдела отдела управления исполкома Коротоякского уезда с 15 октября по 1 ноября 1920 года: «Семьи Красноармейцев, как производители хлеба, хлебопашцы, ввиду плохого урожая хлеба, как озимаго, так и ярового, голодают» [44]. Те же сведения сообщались в сводке с 1 по 15 января 1921 года [45]. Из той же сводки за период с 15 февраля по 1 марта 1921 года: «О голоде красноармейских семей и неоказания со стороны продорганов никакой им помощи, семьи сообщают в воинские части своим мужьям, братьям и сынам... 3 марта 1921 г. № 1335» [46].

Пытаясь помочь своим голодающим семьям, бойцы Красной армии неоднократно обращались в советские инстанции.

Заявление красноармейца 5-й роты Воронежского территориального полка Якова Ильича Юрова в Коротоякский уисполком: «Прошу удовлетворить мою семью пайком, так как она голодает, а я нахожусь на службе в Красной Армии с 1917 г... 23 мая с.г. (1921 г. — Прим. авт.)» [47]; заявление красноармейца 3-го взвода той же роты Петра Ильича Комова от 17 июня 1921 года в Коротоякский уисполком: «Прошу выдать паёк моей семье, так как я нахожусь на службе в Красной Армии и семья моя состоящая из 3-х человек нетрудоспособные голодует...» [48]; заявление красноармейца 4-й роты 87-го стрелкового пехотного полка Ильи Тихоновича Головина в Коротоякский уисполком: «Настоящим прошу Коротоякский Уисполком о выдаче моей семье в количестве четырёх душ... как неимеющих продовольствия... 18/VI — 21 г. К сему Головин» [49].

В связи с большим сокращением армии после окончания Гражданской войны красноармейцам урезали количество отпускных дней. Рядовые военнослужащие стали изыскивать различные способы побывать дома, одним из которых было получение отпусков по удостоверениям о бедственном положении семей, выдававшимся местными органами советской власти. Уисполкомы, волисполкомы, сельсоветы «без затруднения и в значительных размерах выдают подобные удостоверения», которые, по мнению центральной власти, «являются фиктивными». При этом констатировалось: «Красноармеец, побывавший дома и увидевший своими глазами бедственное положение своей семьи, в большинстве случаев недостаточно поддерживаемой местными органами власти, проникается демобилизованным настроением и возвращаясь в часть, способствует развитию и усилению этого настроения среди других красноармейцев» [50].

Президиум ВЦИКа на своём заседании 20 июля 1922 года постановил «обратить серьёзное внимание Губисполкомов на это явление». В свою очередь Воронежский губисполком 31 августа 1922 года разослал предписание за № 60/с с грифом «секретно»: «Всем Исполкомам Воронежской Губернии принять самые решительные меры по искоренению небрежного, не серьёзного и даже преступного отношения местных органов Советской власти к этому насущному больному вопросу строительства Красной Армии» [51].

ПРИМЕЧАНИЯ
1. Листок красноармейца. 1918. № 1. 1(14) апреля. Заметка «Рабоче-Крестьянская Красная Армия Воронежской губернии». См.: Государственный архив общественно-политической истории Воронежской области (ГАОПИ ВО). Ф. 290. Оп. 2. Д. 87. JI. 35.
2. Загоровский В.П. История Воронежской области. Воронеж: Центральночернозёмное кн. изд-во, 1976. С. 79.
3. Интернет-ресурс: http://www.libussr.ru (дата обращения: 3 июля 2016 г.).
4. Воронежский Красный Листок. 1918. № 48. 18 августа.
5. Там же, С. 3.
6. Там же. № 50. 22 августа. С. 3.
7. Троцкий Л. Моя жизнь. М.: Панорама, 1991. С. 425.
8. Государственный архив Воронежской области (ГАВО). Ф. Р-10. Оп. 1. Д. 86. Л. 257.
9. Там же. Л. 255.
10. Там же. Л. 256, 256 об.
11. Воронежская Коммуна. 1920. № 8(67). 14 января. Заметка «Наша задача».
12. ГАВО. Ф. Р-1954. On. 1. Д. 1. Л. 31.
13. Там же. Ф. Р-595. On. 1. Д. 1. Л. 98.
14. Там же. Ф. Р-10. On. 1. Д. 86. Л. 257, 258.
15. Там же. Ф. Р-2468. Оп. 1. Д. 14. Л. 29, 29 об.
16. Там же. Л. 103, 103 об.
17. Там же. Л. 49.
18. Там же. Ф. Р-1954. Оп. 1. Д. 83. Л. 58.
19. Там же. Ф. Р-503. Оп. 1. Д. 51. Л. 36
20. Там же. Ф. Р-118. Оп. 1. Д. 8. Л. 15, 15 об.
21. Там же. Ф. Р-2468. Оп. 1. Д. 17. Л. 263—264 об.
22. Там же. Д. 14. Л. 27.
23. Там же. Л. 47.
24. Там же. Ф. Р-539. Оп. 1. Д. 17. Л. 18—19 об.; Ф. Р-1698. Оп. 1. Д. 14. Л. 389.
25. ГАОПИ ВО. Ф. 595. Оп. 1. Д. 1. Л. 100.
26. Интернет-ресурс: http://www. libussr.ru (дата обращения 3 июля 2016 г.).
27. Воронежская Коммуна. 1920. № 147(206). 4 июля.
28. Весь Воронеж на 1924—25 гг.: справочная книга. Воронеж, 1924. С. 44.
29. ГАВО. Ф. Р-1954. Оп. 1. Д. 76А. Л. 6, 6об.
30. Там же. Ф. Р-503. Оп. 1. Д. 51. Л. 36.
31. Воронежская Коммуна. 1920. №55(114). 10 марта.
32. ГАВО. Ф. Р-1954. Оп. 1. Д. 104(a). Л.103.
33. Воронежская Коммуна. 1920. № 50(109). 5 марта. С. 1.
34. ГАВО. Ф. Р-503. Оп. 1. Д. 49. Л. 123.
35. Воронежский Красный Листок. 1918. № 85. 4 октября. С. 1.
36. ГАОПИ ВО. Ф. 290, Оп. 2. Д. 102. Л. 4.
37. ГАВО. Ф. Р-2072. Оп. 1. Д. 13. Л. 68.
38. Вечерние известия. 1919. 19 сентября. Заметка «В плену у казаков». См.: ГАОПИ ВО. Ф. 290. Оп. 2. Д. 102.
39. ГАВО. Ф. Р-67. Оп. 1. Д. 66. Л. 105.
40. Там же. Ф. Р-4. Оп. 3. Д. 1. Л. 28-30.
41. Там же. Ф. Р-503. Оп. 1. Д. 89. Л. 83, 83 об.
42. Там же. Ф. Р-484. Оп. 1. Д. 47. Л. 33.
43. Там же. Ф. Р-2962. Оп. 1. Д. 15. Л. 45, 45 об.
44. Там же. Ф. Р-653. Оп. 3. Д. 11. Л. 230.
45. Там же. Л. 379.
46. Там же. Ф. Р-4. Оп. 3. Д. 2. Л. 61; Д. 11. Л. 414.
47. Там же. Ф. Р-1136. Оп. 1. Д. 14. Л. 7. 48. Там же. Л. 47.
49. Там же. Л. 10.
50. Там же. Ф. Р-4. Оп. 3. Д. 3. Л. 63; Ф. Р-118. Оп. 1. Д. 94. Л. 224, 224 об.
51. Там же.

Военно-исторический журнал. №9. 2017. С. 34-40.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.