А.С. Пученков. 1920 год: агония белого Крыма // Россия на переломе: войны, революции, реформы. XX век: Сб. статей. СПб.: Лема, 2018. С. 175-203.

   (0 отзывов)

Военкомуезд

А.С. Пученков
1920 год: агония белого Крыма [1]


Аннотация: Статья посвящена последним месяцам существования белого Крыма при генерале П.Н. Врангеле. В публикации рассказывается о военных операциях, предпринятых Русской армией генерала Врангеля летом-осенью 1920 г., феномене «острова Крым» и деятельности Врангеля в качестве правителя Юга России. В центре внимания автора — десант генерала С.Г. Улагая и причины его провала, эвакуация армии Врангеля, красный террор в Крыму в конце 1920 — начале 1921 г.

Ключевые слова: П.Н. Врангель, М.В. Фрунзе, Крым, белое движение, Гражданская война, красный террор.


Апрель-ноябрь 1920 г. — время отчаянной попытки генерала П.Н. Врангеля закрепиться в Крыму с тем, чтобы оставить за белыми хотя бы клочок территории в европейской части России и /175/

1. Исследование подготовлено при поддержке президентского гранта по государственной поддержке научных исследований молодых российских ученых — докторов наук, номер проекта МД-5771.2018.6. «Духовный форпост России в эпоху войн и революций: православное духовенство Крыма в 1914–1920 гг.».

продолжить сопротивление большевикам [2]. Именно на эти месяцы приходится феномен «острова Крым», как позднее назвал свой полуфантастический роман-утопию известный писатель В.П. Аксенов. Олицетворением врангелевского Крыма была, конечно же, армия, являвшаяся во все времена Гражданской войны наиболее концентрированным выражением белой государственности; в свою очередь, врангелевская эпопея неотделима от имени самого «черного барона» — Петр Николаевич Врангель был душой последнего акта противостояния с большевиками на Юге, при нем же белогвардейцы навсегда ушли из Крыма — на чужбину.

Сменивший Деникина на посту главнокомандующего генерал П.Н. Врангель находился в чрезвычайно трудном, практически безнадежном положении. По признанию Врангеля, «войска знали, что я никогда не скрывал от них правды, и, зная это, верили мне. Я и теперь не мог сулить им несбыточные надежды. Я мог обещать лишь выполнить свой долг и, дав пример, потребовать от них того же» [3]. Как военный человек, П.Н. Врангель рассматривал вверенную ему территорию как осажденную крепость [4], для наведения порядка в которой нужна абсолютная власть. Он совместил в своем лице посты главнокомандующего и правителя Юга России. Провал похода на Москву привел к тому, что очень многие из белогвардейцев были убеждены в дальнейшей бесплодности борьбы. Новому главнокомандующему предстояло решить большое количество проблем, доставшихся по наследству от Деникина, а главное — вернуть армии веру в победу. Врангель взялся за дело /176/

2. Предыстория этих событий, равно как и драматические обстоятельства, предшествующие возглавлению генералом П.Н. Врангелем остатков армий А.И. Деникина, изложены в одной из статей автора этих строк. См.: Пученков А.С. Антон Иванович Деникин — полководец, государственный деятель и военный писатель // Деникин А.И. Очерки Русской Смуты. Т. 1. Крушение власти и армии (февраль — сентябрь 1917). М., 2017. С. 15‒46.
3. Врангель П.Н. Воспоминания: в 2 ч. 1916–1920 / биографич. справки С.В. Волкова. М., 2006. С. 391.
4. В белогвардейской прессе 1920 г. нередко использовался более верный, чем у Василия Аксенова, термин «крепость Крым» (см.: Цветков В.Ж. Белое дело в России. 1919–1922 гг. (формирование и эволюция политических структур Белого движения в России). М., 2013. Ч. 1. С. 197).


со свойственной ему энергией, даже по признанию его главного оппонента Михаила Васильевича Фрунзе, «барон Врангель начиная с апреля месяца (1920 г. — А.П.) развертывает в Крыму колоссальнейшую работу» [5].

Врангелю удалось восстановить в армии дисциплину и боевой дух. «В то время Врангель пользовался громадным авторитетом. С первых же дней своего управления он показал себя недюжинным властителем, как бы самой судьбой призванным для водворения порядка. После Деникина хаос и развал царили всюду — в верхах и в низах, но главным образом в верхах. Врангель сумел в короткий срок упорядочить все — и управление, и войска, и офицерство, и оборону Крыма — эти важнейшие вопросы первых дней своего пребывания у власти. Его промахи и бестактности не замечали и прощали ввиду той громадной работы, которую он проявлял по восстановлению расшатанного аппарата власти. Блестящие победы на фронте снискали ему общее доверие в войсках; разумеется, у него были и недоброжелатели, но их было немного, и масса в общем шла за ним, как за признанным вождем», — вспоминал генерал В.А. Замбржицкий [6]. Армия, совершенно разложившаяся во время отступления от Орла к Новороссийску, снова стала армией в полном смысле этого слова: практически полностью прекратились грабежи и, как следствие, жалобы населения на добровольцев [7]. Врангель, несомненно, был не только талантливый военный и государственный деятель, но и администратор, не чуравшийся черновой работы.

Позднее Врангель вспоминал: «Первый месяц моего управления всюду был такой хаос, такой всеобщий развал, такое озлобление против главного командования, что, отбросив все остальные вопросы, я свою энергию направил исключительно на приведение в порядок всего разрушенного, на поднятие престижа главного командования» [8]. Весной 1920 г. под контролем Врангеля находил-/177/

5. Фрунзе М.В. Врангель // Избранные произведения. М., 1951. С. 167.
6. ГАРФ. Ф. Р-6559. Оп. 1. Д. 5. Л. 141.
7. Оболенский В.А. Моя жизнь, мои современники. Париж, 1988. С. 726.
8. Раковский Г. Конец белых. От Днепра до Босфора. (Вырождение, агония и ликвидация). Прага, 1921. С. 25‒26.


ся только Крымский полуостров, а под властью большевиков — вся Россия. В связи с этим политическая программа Петра Николаевича сводилась к тому, чтобы выиграть время в надежде на изменение обстановки в Центральной России в пользу белогвардейцев. Врангель говорил: «Я не задаюсь широкими планами… Я считаю, что мне необходимо выиграть время… Я отлично понимаю, что без помощи русского населения нельзя ничего сделать… Я добиваюсь, чтобы в Крыму, чтобы хоть на этом клочке, сделать жизнь возможной… Ну, словом, чтобы, так сказать, показать остальной России… вот у вас там коммунизм, то есть голод и чрезвычайка, а здесь: идет земельная реформа, вводится волостное земство, заводится порядок и возможная свобода… Никто тебя не душит, никто тебя не мучает — живи, как жилось… Ну, словом, опытное поле… И так мне надо выиграть время… чтобы, так сказать, слава пошла: что вот в Крыму можно жить. Тогда можно будет двигаться вперед, — медленно, не так, как мы шли при Деникине, медленно, закрепляя за собой захваченное. Тогда отнятые у большевиков губернии будут источником нашей силы, а не слабости, как было раньше… Втягивать их надо в борьбу по существу… чтобы они тоже боролись, чтобы им было за что бороться» [9].

Основой врангелевского государства была армия. Приказом от 29 апреля (12 мая) 1920 г. Врангель объявил все находившиеся в Крыму войска Русской армией [10], слово «Добровольческая» было изъято из обращения.

Белое командование отчетливо осознавало, что в случае отсутствия со стороны Русской армии наступательных действий занятие Крыма красными — только вопрос времени. По словам Врангеля, «тяжелое экономическое положение не позволяло далее оставаться в Крыму. Выход в богатые южные уезды Северной Таврии представлялся жизненно необходимым» [11]. План летней /178/

9. Шульгин В.В. Дни. 1920: Записки. М., 1989. С. 462‒463.
10. См.: Махров П.С. В Белой армии генерала Деникина: записки начальника штаба Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России / под общ. ред. Н.Н. Рутыча и К.В. Махрова; вступит. ст. Н.Н. Рутыча. СПб., 1994. С. 291.
11. Врангель П.Н. Воспоминания. С. 470‒471.


кампании 1920 г. в общих чертах сводился к операции по овладению Таманским полуостровом «с целью создать на Кубани новый очаг борьбы», очищению от красных Дона и Кубани — «казаки должны были дать новую силу для продолжения борьбы», «беспрерывные укрепления Крымских перешейков (доведение укреплений до крепостного типа», наконец, «создание в Крыму базы для Вооруженных Сил Юга России» [12].

Наступление белых началось 21 мая (3 июня). Директива Врангеля предписывала 1-му армейскому корпусу генерала А.П. Кутепова и Сводному корпусу генерала П.К. Писарева нанести красным лобовой удар от Перекопского перешейка. Одновременно в тылу противника должен был быть высажен десант 2-го армейского корпуса под командованием легендарного генерала Я.А. Слащова [13], что было с успехом проделано благодаря отряду судов Азовского моря. 24 мая 1920 г. на рассвете десант подошел к деревне Кирилловка, где с успехом была произведена высадка врангелевцев [14]. К вечеру 25-го мая, вспоминал адмирал Н.Н. Машуков, «были на берегу все боевые части 2-го Армейского корпуса, а генерал Слащов, перевалив за линию железной дороги, уже бился в двух направлениях — на запад и на Мелитополь» [15]. 28 мая силами десанта был взят Мелитополь; еще 25 мая главные силы Русской армии, стоявшие на позиции у Перекопа и станции Сальково, перешли в наступление.

Операция Врангеля оказалась для красных совершенно неожиданной, вся 13-я армия красных, стоявшая на Перекопских позициях, была разгромлена, в плен к белым «попало около 10 тысяч человек красноармейцев, несколько десятков орудий, два бронепоезда, сотни пулеметов и все снабжение армии, сосредоточенное в Мелитополе. Наша же армия, — вспоминал мемуарист Б. Карпов, — понесла небольшие, сравнительно, потери и сразу /178/

12. Врангель П.Н. Воспоминания. С 471.
13. Ушаков А.И., Федюк В.П. Белый Юг. Ноябрь 1919 — ноябрь 1920 г. М., 1997. С. 69.
14. Карпов Б. Краткий очерк действий белого флота в Азовском море в 1920 году // Флот в Белой борьбе / сост., науч. ред., предисл. и коммент. С.В. Волкова. М., 2002. С. 153.
15. ОР РНБ. Ф. 1424. Ед. хр. 18. Л. 126.


вышла из “бутылки” Крыма на широкий простор Таврии» [16]. К 30 мая вся северная Таврия была в руках белых армий, взявших Мелитополь и всю территорию до левого берега Днепра. «Белые армии вырвались из замкнутой Тавриды на богатейшие и плодородные просторы Таврии с ее богатейшими запасами хлеба и продовольствия, с ее станицами и деревнями, богатыми конским составом и людскими резервами, в которых так нуждались поредевшие ряды всех трех белых корпусов», — подвел итоги операции мемуарист Н.Н. Машуков [17]. Попытка красных отвоевать Северную Таврию закончилась разгромом конного корпуса Д.П. Жлобы, при этом сам Жлоба, как вспоминал очевидец, «едва ускользнул от преследования, но его автомобиль с помощником начальника штаба был захвачен в плен» [18].

Не останавливаясь на достигнутом, белое командование решило развить успех. Ставка, как и прежде, еще во времена Л.Г. Корнилова и М.В. Алексеева, была сделана на поддержку казачества. «Операция по расширению нашей базы путем захвата казачьих земель могла вестись, лишь опираясь на местные силы, рассчитывая, что при появлении наших частей по всей области вспыхнут восстания. Для операции мы не могли выделить значительных сил, т. к. удержание нашей житницы, Северной Таврии, являлось жизненной необходимостью. Лишь впоследствии, в случае первоначальных крупных успехов и захвата богатых областей Северного Кавказа, мы могли бы, оттянув войска к перешейкам Крыма и закрепившись здесь, направить большую часть сил для закрепления и развития достигнутых на востоке успехов», — писал Врангель [19].

Десант под командованием генерала С.Г. Улагая был высажен на Кубань в конце июля 1920 г. Отряд должен был развернуться в армию и подчинить себе все антибольшевистские повстанческие отряды, уже действовавшие к тому моменту на Северном Кавказе. В июле повстанческие отряды Кубани были объединены /179/

16. Карпов Б. Краткий очерк действий белого флота... С. 153.
17. ОР РНБ. Ф. 1424. Ед. хр. 18. Л. 127.
18. ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 1. Д. 774. Л. 3.
19. Врангель П.Н. Воспоминания. С. 523.


в Армию возрождения России под началом генерала М.А. Фостикова, в которую вошли около 9000–10 000 казаков [20].

Фостиковым были отправлены в кубанские станицы агитаторы, проповедовавшие «всеобщее восстание против красных. Их агитация имела большой успех и казаки стали собираться в горах и лесах, прилегавших к станицам. Выкапывали из земли полузаржавевшие винтовки, чистили их и собирались. Так проходили месяцы апрель и май», — вспоминал служивший в армии Фостикова Н. Мачулин [21]. С середины июня отряд начал военные действия против красных, вскоре была установлена связь с врангелевским Крымом, откуда повстанцам «обещаны были снаряды, патроны и оружие. Связь с Крымом воодушевила казаков, и движение повстанцев усилилось еще более. Отряды двинулись на Кубань. Силы повстанцев, находившиеся в горах, выросли настолько, что решено было организовать фронт и двигаться вперед освобождать Кубань…» [22]. Прослышав о десанте Улагая, восставшие казаки «рвались в бой. Строили самые радужные планы; высчитывали дни и часы взятия Екатеринодара. Все планы казались очень простыми и осуществимыми», — вспоминал Н. Мачулин [23]. В те дни успех предпринятого Врангелем десанта вовсе не казался утопией, напротив, если бы к белогвардейцам обернулась лицом фортуна, врангелевцы действительно могли бы рассчитывать на получение базы на Кубани.

Планам Врангеля не суждено было сбыться: в отличие от предыдущего, июльский десант не оказался для большевиков неожиданностью, высадившимся на Кубани пришлось иметь дело с превосходящими частями РККА [24], к тому же операция была проведена не слишком профессионально, и потерпела крушение, по словам генерала Я.А. Слащова, «по вине неорганизованности» [25]. /181/

20. Гагкуев Р.Г. Белое движение на Юге России. Военное строительство, источники комплектования, социальный состав. М., 2012. С. 576‒577.
21. ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 477. Л. 9.
22. Там же. Л. 11.
23. Там же. Л. 17.
24. Гагкуев Р.Г. Белое движение на Юге России. С. 583.
25. Слащов Я.А. Белый Крым. 1920 г.: мемуары и документы. М., 1990. С. 121.


Вместе с тем начало операции не предвещало ее неудачи. 5/18 августа белые заняли станицы Брюховецкую и Тимашевскую (60 верст севернее Екатеринодара), со дня на день ожидалось занятие Екатеринодара и Новороссийска. Сами большевики считали в тот момент свое положение необычайно тяжелым. Однако в этот момент Ставкой были получены известия о сосредоточении противником в угрожаемых районах значительных сил. Сам Улагай дальше продвинуться не смог. По словам Врангеля, «необходимое условие успеха — внезапность — была уже утеряна; инициатива выпущена из рук, и сама вера в успех у начальника отряда поколеблена» [26]. В этой ситуации Врангель решил отозвать обратно десант Улагая. Отряд Улагая, отправленный на Кубань в составе 8000 человек (в том числе 2000 конных), вернулся в составе 20 000 людей и 5000 лошадей. «Такой случай возможен лишь во время Гражданской войны», — справедливо писал генерал А.С. Лукомский [27]. В свою очередь, выступление казаков Фостикова также захлебнулось, столкнувшись с серьезным сопротивлением красных; в октябре остатки армии Фостикова прибыли в Феодосию [28].

Участник десанта генерал В.А. Замбржицкий видел в неудаче операции исключительно вину Ставки. «Так вот в каком отчаянном положении находились красные, когда мы уже стучались в ворота Екатеринодара! И в ту минуту, когда они считали дело окончательно проигранным, мы вдруг совершенно неожиданно для них и непонятно почему, бросаемся назад и начинаем уходить! Ну, не горько ли, не обидно ли? Задержись мы еще день, два, — и нервы красного командования не выдержали бы… Оно должно было бы оставить Екатеринодар, чтобы спасти хотя [бы] остатки Красной армии… Но тут не выдержали мы, и, испугавшись собственных успехов, рванулись назад… Чем рисковала Ставка? Ничем, потому что Кубань была наша последняя Ставка, /182/

26. Врангель П.Н. Воспоминания. С. 561.
27. Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. М., 2012. С. 594.
28. Стрелянов (Калабухов) П.Н. «Армия возрождения России» генерала Фостикова (март — октябрь 1920 г.) // Белая гвардия. Альманах. 2002. № 6. Антибольшевистское повстанческое движение. С. 186.


и мы ее должны были выиграть, ибо проигрыш знаменовал собой смерть в Крыму, все равно месяцем или раньше, или позже. А при ставке ва-банк надо рискнуть… Прикажи Главнокомандующий решительно и сурово “Взять Кубань и умереть, но назад не возвращайся”, и Улагай взял бы Екатеринодар…» [29]. Он же с горечью прибавлял: «Неудача наша в конце концов произошла не потому, что перед нами стояла тяжелая и невыполнимая задача, наоборот, она вполне доступна нашим силам и средствам, но что мы не сумели использовать счастливо складывавшуюся для нас обстановку, не сумели удержать жар-птицу, давшуюся нам в руки в виде благоприятных данных и возможно, упустили момент, и главное, не проявили должной выдержки и настойчивости в осуществлении поставленной цели, и в результате… прогорели, вылетев в трубу, загубив одновременно с Кубанью все дело освобождения России от большевиков и вызвав напрасные жертвы в виде репрессий большевиков к жителям ни в чем неповинной Кубани и оставленных там родных» [30].

Подвергнутый разгромной критике начальник штаба Улагая генерал Д.П. Драценко по свежим следам предельно точно написал о причинах неудачи кубанского десанта и его ближайших последствиях: «Десант из Крыма на Кубань в 1920 году ввиду незначительности сил десантного отряда и неверных сведений о готовящемся поголовном восстании на Кубани окончился неудачей. Выгоды, полученные от двойного увеличения людей и лошадей отряда за счет Кубани, не могли окупить впечатления морального поражения: терялась надежда на присоединение наиболее враждебной большевикам части России — Кубани, падал престиж армии и доверие союзников, большевики же убедились в слабости нашей армии, что равнялось их победе» [31].

«Итак, наша операция на Кубань закончилась неудачей. Это была первая неудача Крымской армии. Мы ее переживали довольно тяжело. Причин неудачи был много. Но прежде всего сил было недостаточно. Кроме того, нельзя было рассчитывать, что мы, как /183/

29. ГАРФ. Ф. Р-6559. Оп. 1. Д. 5. Л. 136, 138, 141‒142.
30. Там же. Л. 133.
31. ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 323. Л. 1.


и в начале Гражданской войны, встретим лишь совершенно неподготовленного к командованию значительными силами противника; руководство здесь красными было вполне на высоте», — писал начальник штаба Врангеля, его ближайший друг и alter ego генерал П.Н. Шатилов [32]. В свою очередь, сам Врангель в воспоминаниях риторически вопрошал: «Невольно сотни раз задавал я себе вопрос, не я ли виновник происшедшего. Все ли было предусмотрено, верен ли был расчет…» [33]. «Направление, в котором эти войска были брошены, как показал опыт, было выбрано правильно… Войска высадились без потерь и через три дня, завладев важнейшим железнодорожным узлом — Тимашевской, были уже в сорока верстах от сердца Кубани — Екатеринодара. Не приостановись генерал Улагай, двигайся он далее, не оглядываясь на базу, через два дня Екатеринодар бы пал и северная Кубань была бы очищена. Все это было так. Но вместе с тем в происшедшем была значительная доля и моей вины. Я знал генерала Улагая, знал и положительные, и отрицательные свойства его. Назначив ему начальником штаба неизвестного мне генерала Драценко, я должен был сам вникнуть в подробности разработки и подготовки операции. Я поручил это генералу Шатилову, который, сам будучи очень занят, уделил этому недостаточно времени. Я жестоко винил себя, не находя себе оправдания» [34].

Участник десанта казачий генерал В.Г. Науменко в своих дневниках приводит интереснейшие подробности беседы с Врангелем сразу же после провала операции: «27 августа выехал из Керчи в Севастополь. Утром был у Врангеля. Принял любезно, но с озабоченным видом. Главную причину неудачи на Кубани он приписывает неправильным действиям Улагая. Я с ним не согласился и указал на то, что главнейшей причиной считаю неудовлетворительную подготовку со стороны штаба главнокомандующего /184/

32. Шатилов П.Н. Записки: в 2 т. / под ред. и с предисл. А.В. Венкова. Ростов н/Д,
2017. Т. 1. С. 417.
33. Врангель П.Н. Воспоминания. С. 574.
34. Там же.


[выделено мною. — А.П.]» [35].

Неудачей закончился и высадившийся 25 июня (8 июля) 1920 г. на Кривой косе в Азовском море десант под командованием есаула Ф.Д. Назарова, пытавшийся поднять Дон против большевиков. В результате небольшой отряд Назарова был полностью уничтожен [36]. По словам советского автора Тантлевского, «надежды на удар по Ростову-на-Дону и Новочеркасску и образование там Донской армии погибли вместе с десантом Назарова» [37]. После гибели назаровского десанта стало понятно, что расчет и на Дон как на потенциальную базу антибольшевистского движения был беспочвенен.

Врангель сотоварищи переоценили «контрреволюционность» кубанского и донского казачества, надежда на всеобщий сполох казаков и их повсеместное восстание против советской власти себя не оправдали; не удалось и сохранить в тайне от красного командования саму подготовку десанта. Очевидно также и то, что синяя птица удачи в тот момент отвернулась от белых, а само командование не слишком-то и верило в успех операции. Как бы то ни было, после неудачной попытки расширить базу Русской армии стало очевидно, что режим Врангеля в Крыму недолговечен, а вопрос о ликвидации врангелевщины большевиками связан исключительно с внешним фактором — тем, сколь долго будет продолжаться советско-польская война.

Октябрьская Заднепровская операция белых, задуманная с целью ликвидировать Каховский плацдарм красных, предопределила отход врангелевцев в Крым, привела, по выражению генерала Д.П. Драценко, к «закупориванию» Русской армии в Крыму [38], и создала для нее хроническую угрозу — Перекоп. Даже массированное по тем временам использование танков, сумевших прорвать проволочные заграждения позиций большевиков, но не по-/185/

35. Корсакова Н.А. Отношение П.Н. Врангеля к кубанскому казачеству (по материалам дневников В.Г. Науменко) // Крым. Врангель. 1920 год / сост. С.М. Исхаков. М., 2006. С. 60.
36. Гагкуев Р.Г. Белое движение на Юге России. С. 585.
37. РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 35. Д. 893. Л. 13.
38. ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 323. Л. 3.


лучивших поддержки у пехоты [39], не смогло способствовать достижению врангелевцами победы. «Танки оказались бессильными решить участь Каховки», — вспоминал видный красный командир Р.П. Эйдеман [40]. Блестящий штабной офицер Е.Э. Месснер писал по горячим следам: «Обескураженные неуспехом операции, все задавали вопрос — что же дальше? “Кто стоит, тот идет назад”. Это в полной мере было применимо к Русской армии. Все чувствовали, что остановка влекла за собой смерть, значит нельзя было стоять, надо было двигаться, но куда? На Дону полковнику Назарову не удалось, на Кубани у генерала Улагая не удалось, теперь не удалось и на Украйне, а больше ведь некуда. И у всех появилась гибельная мысль, что одна дорога — в Крым, в “бутылку”. Не разбиравшиеся в обстановке чувствовали, а понимавшие обстановку сознавали, что отход за Днепр есть начало отхода за Перекоп. Вот — та рана, которую Русская армия получила на правом берегу Днепра» [41]. Неудачный исход Заднепровской операции надломил врангелевцев, c этого момента можно говорить о начале агонии белого Крыма — отныне Врангелю оставалось только дожидаться хорошо подготовленного наступления красных.

В советской прессе уже весной 1920 г. можно встретить выражение «крымская заноза». «Белогвардейщина сведена на пустяк. Ее крымские остатки — это последняя гнилая заноза, остающаяся в теле Советской России», — сообщала передовая статья в газете «Правда» [42]. Из статьи следовало, что «занозу» надо немедленно удалить. Но операция по разгрому белых в Крыму началась только осенью. Летом 1920 г. бросить все силы на борьбу против «черного барона» большевикам не позволила советско-польская война. Завершение последней позволило Красной армии ускорить разгром генерала Врангеля [43].

Когда до чинов Русской армии Врангеля стали доходить слухи о том, что «поляки с большевиками заключили перемирие и нача-/186/

39. РГАВМФ. Ф. Р-315. Оп. 1. Д. 266. Л. 161; Слащов Я.А. Белый Крым. С. 120.
40. Эйдеман Р.П. Каховский плацдарм // Этапы большого пути. М., 1963. С. 336.
41. ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 391. Л. 19‒20.
42. Крымская заноза // Правда. 1920. 15 апреля.
43. Подробнее см.: Пученков А.С. «Даешь Варшаву!»: из истории советско-польской войны 1920 г. // Новейшая история России. 2012. № 2 (4). С. 24‒40.


ли переговоры о мире в Риге, у всех здравомыслящих мелькнула мысль — конец Крыму», — вспоминал вернувшийся в Советскую Россию генерал Ю.К. Гравицкий [44]. Комментируя поведение поляков, Врангель написал в своих воспоминаниях: «Поляки в своем двуличии остались себе верны» [45].

Советско-польская война была завершена, и большевики теперь могли бросить все силы на уничтожение армии Врангеля. Перекопско-Чонгарская операция красных войск Южного фронта под командованием М.В. Фрунзе была одной из самых ярких побед большевиков в Гражданской войне. Она же и завершила Гражданскую войну в европейской части России. Уже 12 октября 1920 г. Главнокомандующий всеми вооруженными силами Республики С.С. Каменев в докладе членам Политбюро ЦК РКП (б) высказал необходимость в необходимости «быстрой и полной ликвидации Врангеля»46. По замыслу советского командования к врангелевскому фронту были стянуты многократно превосходящие силы, которые должны были обеспечить успех операции по разгрому Русской армии. Скажем, в штыках, на момент наступления красные обладали превосходством в соотношении 4,8:1, а в саблях 2,8:1 [47]. При таком соотношении сил удержать Крым было крайне трудно, практически невозможно. «Итак, сравнивая численность сторон, следует признать, что громадное превосходство было на нашей стороне», — писал видный красный командир, командующий 6-й армией, штурмовавшей Перекоп, военспец А.И. Корк [48].

Долговременные укрепления Крыма, о которых трубила врангелевская пропаганда, существовали больше на бумаге, чем в действительности. В своем кругу Врангель, жалуясь в отчаянии на /187/

44. Гравицкий Ю. Белый Крым (1920 г.) // Военная мысль и революция. 1923. Кн. 2. С. 110.
45. Врангель П.Н. Воспоминания. С. 630.
46. Каменев С.С. Записки о гражданской войне и военном строительстве. М., 1963. С. 53.
47. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму. Симферополь, 2008. С. 622.
48. Корк А.И. Взятие Перекопско-Юшуньских позиций войсками 6-й армии в ноябре 1920 г. // Этапы большого пути. М., 1963. С. 441.


нехватку «честных помощников», говорил о том, что на строительство укреплений были отпущены миллионные кредиты и на «карте все было на месте…» [49]. На практике же работы по созданию укреплений завершены в полном объеме не были; не сумели укрепления и выполнить свою главную задачу — задержать красных и не позволить им прорваться в Крым.

Обескровленная армия Врангеля, видимо, утратила волю к сопротивлению, в то время как войска Фрунзе, напротив, находились на подъеме, видя реальную возможность закончить войну. Как вспоминал Фрунзе, в красных войсках царил «горячий дух соревнования», а «настроение полков было выше всяких похвал» [50]. «Даешь Крым!» было общим настроением красноармейцев [51]. Воля врангелевцев к сопротивлению была ослаблена: началась массовая сдача в плен, особенно охотно сдавались казаки; по словам Е.А. Щаденко, «переходящих на нашу сторону или сдающихся в плен казаков красные войска принимали с распростертыми объятиями как братьев» [52]. 11 ноября (н. ст.) красные взяли последние укрепления Перекопа. Основную боевую нагрузку несла 51-я дивизия под командованием начдива В.К. Блюхера, поднимавшаяся в атаку с лозунгами «Уничтожим Врангеля!», «Даешь Крым!» [53]

По словам Врангеля, красные сосредоточили против Русской армии такие превосходящие силы, что могли атаковать позиции белых, «совершенно не считаясь с потерями». Всего на Перекопских позициях врангелевцы, по словам своего главнокомандующего, потеряли половину состава армии. Дальнейшее сопротивление становилось бесполезным. «После этого, — рассказывал барон представителям прессы, — для меня стало ясно, что удерживать далее свои позиции войска более не в состоянии, и я отдал приказание эвакуировать Крым» [54]. /188/

49. ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 383. Л. 20.
50. Фрунзе М. В. Памяти Перекопа и Чонгара // Избранные произведения. М., 1951. С. 236.
51. Ананьев К. В боях за Перекоп. Записки участника. М., 1935. С. 65.
52. РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 35. Д. 893. Л. 52.
53. Блюхер В.К. Победа храбрых (К пятнадцатилетию разгрома Врангеля) // Статьи и речи. М., 1963. С. 140.
54. Последние дни Крыма. (Впечатления, факты и документы). Константинополь, 1920. С. 36.


В действительности секретный приказ о начале подготовки эвакуации был отдан Врангелем еще до начала боев с Красной армией на Перекопе — сразу после получения известия о заключении РСФСР перемирия с Польшей [55], это позволило избежать при осуществлении эвакуации катастрофы, подобной Новороссийской весны 1920 г. «По нашим расчетам, — вспоминал начальник штаба Главнокомандующего, генерал П.Н. Шатилов, — мы были почти уверены, что все, кто не пожелает остаться в Крыму, будут иметь возможность эвакуироваться… Вследствие желания многими лицами уничтожить перед отходом важнейшие склады и сооружения порта и крепости, 27 октября Главнокомандующим, по докладу адмирала М.А. Кедрова, был отдан следующий приказ: “В случае оставления Крыма, воспрещаю какую бы то ни было порчу и уничтожение казенного имущества, так как таковое принадлежит русскому народу. Генерал Врангель”. Этот приказ действительно препятствовал ненужному уничтожению ценного имущества; мы являлись последней Белой армией и возобновление борьбы с большевиками в том же виде, в каком она велась до сих пор, нам уже представлялось невозможным. Кроме того, этим мы рассчитывали облегчить участь тех, которые добровольно останутся в Крыму» [56].

Надо признать, что эвакуация была проведена образцово. Паника и хаос, царившие в Новороссийске в последние дни власти Деникина, отсутствовали начисто [57]. «Кто стоял близко к Армии, для того оставление Перекопа и Юшуни не было неожиданностью. Талантливый вождь Армии ясно представлял себе картину будущего своей армии, почему так искусно и была совершена историческая славная операция посадки на суда и эвакуация. Эта эвакуация готовилась заблаговременно на тот случай, если у народа не пробудится совесть», — вспоминал генерал М.А. Пешня [58]. Генерал С.Д. Позднышев, переживший с армией эту /189/

55. Ушаков А.И., Федюк В.П. Белый Юг. Ноябрь 1919 — ноябрь 1920. С. 76.
56. Шатилов П.Н. Памятная записка о Крымской эвакуации // Октябрь 1920-го. Последние бои Русской армии генерала Врангеля за Крым. М., 1995. С. 99.
57. ГАРФ. Ф. Р-6666. Оп. 1. Д. 18. Л. 37 об.
58. ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 564. Л. 10.


эвакуацию, писал: «Молча стекались к набережным серые толпы притихших людей. Их окружала глухая зловещая тишина. Точно среди кладбища двигался этот людской молчаливый поток; точно уже веяло над этим нарядными, красивыми, оживленными некогда, городами, дыхание смерти. Надо было испить последнюю чашу горечи на родной земле. Бросить все: родных и близких, родительский дом, родные гнезда, все, что было дорого и мило сердцу, все, что украшало жизнь и давало смысл существования; все, что надо было бросить, похоронить, подняв крест на плечи и с опустошенной душой уйти в чужой, холодный мир навстречу неизвестности. Медленной поступью, мертвым стопудовым шагом, прирастая к земле, шли тысячи людей по набережным и окаменелые, немые, поднимались по трапу на корабли. Душили спазмы в горле; непрошенные слезы катились по женским щекам и надрывалось у всех сердце жгучим надгробным рыданием. А как были туманны и печальны глаза, в последний раз смотревшие на родную землю! Все кончено, мечутся набатные слова: “Ты ли, Русь бессмертная, мертва? Нам ли сгинуть в чужеземном море?” Прощай, мой дом родной! Прощай, Родина! Прощай, Россия!» [59]

Идейный противник белых Владимир Маяковский в поэме «Хорошо» оставил яркую зарисовку прощания Врангеля с Отечеством, в которой, видимо, невольно прослеживается уважение к людям, оставившим Родину, но до последнего сражавшихся за ИХ Россию:

«...И над белым тленом
как от пули падающий,
на оба
колена
упал главнокомандующий.
Трижды землю поцеловавши,
трижды
город
перекрестил. /190/

59. Позднышев С.Д. Этапы. Париж, 1939. С. 9.

Под пули
в лодку прыгнул...
— Ваше превосходительство,
грести?
— Грести...» [60]

Все время погрузки людей на пароходы генерал Врангель деятельно участвовал в организации процесса, переезжая на моторном катере от парохода к пароходу [61]. Только после того как все военнослужащие были погружены на корабли и в Севастополе не осталось больше ни одной военной части, в 14 часов 50 минут 2 ноября 1920 г. генерал Врангель и руководивший эвакуацией командующий Черноморским флотом адмирал М.А. Кедров «оставили последними Графскую пристань» [62] и перешли на крейсер «Генерал Корнилов» в сопровождении чинов штаба и отдав приказание сниматься с якоря [63]. «Огромная тяжесть свалилась с души. Невольно на несколько мгновений мысль оторвалась от горестного настоящего, неизвестного будущего. Господь помог исполнить долг. Да благословит Он наш путь в неизвестность. Я отдал приказ идти в Константинополь», — вспоминал П.Н. Врангель [64].

У каждого из покидавших в тот момент Россию, было свое прощание с Родиной. Чувством невероятной боли пропитаны строчки дневника рядового добровольца, 18-летнего Александра Судоплатова, навсегда в те дни оставившего Россию: «Все говорят: “Если Врангель уходит, и мы с ним”. Останься сейчас Врангель на родной земле, большая часть осталась бы с ним. Он популярен, и мы верим ему глубоко. Мы выходим на внешний рейд. Плывут мимо крепостные валы, башни, бойницы, торчат орудия. Согласно приказа генерала Врангеля все брошено в исправности, ничто не /191/

60. Маяковский В.В. Хорошо // Маяковский В.В. Собр. соч.: в 8 т. М., 1968. Т. 5. С. 438.
61. ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 277. Л. 27.
62. ГАРФ. Ф. Р-6666. Оп. 1. Д. 18. Л. 37.
63. Кузнецов Н.А. Русский флот на чужбине. М., 2009. С. 102.
64. Врангель П.Н. Воспоминания. С. 670.


увозилось и не портилось. Вот мол. Стоят два американских миноносца. С берега стучит пулемет. Последний привет с Родины. Прощай, не услышу я больше твоего кровожадного рокота. Стучит машина нашего громадного американского парохода, реют на мачтах французские флаги, но трепещет на корме наш русский. Уже мол остается позади! Прощай, Россия! Прощай! Очень рад, что покинул тебя. Тебя, где властвует кровь, кровь и кровь! Где “Homo homini lupus”… [Человек человеку волк. — лат.] Где из-за одного слова несогласия убивает брат брата, а сын отца. Уеду в другую страну. Может быть, даже утону в море, и может, даже сейчас. Но раскаяния у меня нет за то, что сел на пароход. Прощай! Прощай! Увижу ли тебя, Родина, когда-нибудь? Твои сочные плодородные нивы, города и села? Иду в трюм. Через полчаса вылез наверх. Нежное тепло греет палубу. Вокруг нас мирно плещут синие волны. Вдали едва-едва виднеется полоска земли — это Крым. Последнее прости! Через час скрылась и эта полоска — последняя пядь русской земли. Вокруг тихое спокойное синее море. Крикливые чайки с пронзительным криком шмыгают над пароходом и садятся на воду, прыгают по волнам и опять подымаются. Счастливые — они могут остаться на Родине. А мы, верные ее сыны, — мы нет. Прощай же, Родина, ты выгнала нас, мы в открытом море…» [65].

Казачий генерал Н.В. Шинкаренко вспоминал: «Грусти, такой особой и трогательной, не было… И благодаря несравненному дару Врангеля внушать во всех нас жило даже такое чувство, что как будто бы Крым был нашей победой. Абсурдное чувство. Лучше было бы нам быть убитыми в последних боях двадцатого года. Абсурдное, но хорошее и нужное. И прощались мы с Родиной так, как надо прощаться. Лучше, чем мы, — нельзя»66. «На этот раз, — констатировала видная деятельница партии кадетов /192/

65. Судоплатов А. Дневник / вступит. ст., сост. О. Матич, подгот. текста, послесл. и коммент. Я. Тинченко. М., 2014. С. 279. Дневниковая запись от 3 ноября 1920.
66. ЦМВС. Собрание Музей-Общество «Родина». Воспоминания генерал-майора Н.В. Шинкаренко о его жизни, о войнах и о тех делах, в которых ему довелось участвовать. 1958. Ч. 4. Л. 31.


А.В. Тыркова-Вильямс, — “белый генерал” ушел с честью, с высоко поднятой головой. И нам, русским, нет причины стыдиться поражения» [67].

«Черное море в эти дни было бурное, с сильным ветром», оно, по словам участника эвакуации Г.Л. Языкова, «казалось, хотело отомстить уплывающим эмигрантам за уход русских кораблей» [68].

Дошла эскадра почти без потерь (затонул при крайне загадочных обстоятельствах только эсминец «Живой», на борту которого, не считая команды, находилось 250 пассажиров) [69], несмотря «на усиление волнения на море», «шли хорошо», вспоминал переживший эвакуацию полковник М.А. Ардатов [70]. Условия похода были исключительно тяжелыми: страшная теснота и голод были общим явлением почти для всех. Смогут ли разместиться на судах все желающие, этот вопрос, по словам адмирала М.А. Кедрова, был для него и его помощников «истинным кошмаром в эти тяжелые дни» [71]. «Все утрясутся, — успокаивал Кедрова генерал А.П. Кутепов, — вы увидите, как наши умеют размещаться на пароходах, там, где место для одного англичанина, поместятся пять наших» [72].

В сложившихся условиях флот выполнил свою основную задачу — эвакуировать тех, кто желал уйти вместе с Врангелем. «На вопрос, так часто задаваемый, “Что же сделал флот, какова его заслуга?”, я отвечаю: он спас 150 000 русских людей, воинов, инвалидов, граждан, патриотов, женщин и детей, которые были ярыми врагами большевиков. Сколь велика эта заслуга, судить не берусь как современник и участник. Я устанавливаю лишь факт, а судить /193/

67. Наследие Ариадны Владимировны Тырковой: Дневники. Письма / сост. Н.И. Канищева. М., 2012. С. 347. Письмо А.В. Тырковой-Вильямс В.А. Оболенскому. 4 декабря 1920.
68. Языков Г.Л. Эвакуация Черноморского флота // Новый часовой. 1996. № 4. С. 162.
69. Кузнецов Н.А. Русский флот на чужбине. М., 2009. С. 104‒107.
70. Из Севастополя в Бизерту. Дневник полковника Г.А. Ардатова / публ. и коммент. А.Ю. Емелина и О.Ю. Лукиной // Кортик. 2011. № 13. С. 93.
71. Кедров М.А. Эвакуация // Генерал Кутепов. Сборник статей. Париж, 1934. С. 255.
72. Там же. С. 255.


будут беспристрастные исследователи и история. Без флота вся эпопея в Крыму и борьба была невозможна», — справедливо писал начальник штаба Черноморского флота контр-адмирал Н.Н. Машуков [73].

Всего из Крыма на 126 судах эвакуировалось 145 693 человека, не считая судовых команд [74], из которых около 50 тыс. составляли чины армии, свыше 6 тыс. раненых, остальные — служащие различных учреждений и гражданские лица, и среди них около 7 тыс. женщин и детей [75]. Белая борьба на Юге России потерпела окончательное поражение, хотя Врангель и поспешил заявить о том, что «идея русской законной власти существует, и я по-прежнему олицетворяю ее» [76].

На Графской пристани Севастополя есть неприметная мемориальная табличка, на которой выбиты следующие слова: «В память о соотечественниках, вынужденных покинуть Россию в ноябре 1920 г.». В одном-единственном слове — соотечественники — заключается вся трагедия Гражданской войны, войны, в которой нет победителей, а есть лишь побежденные. Соотечественников, покинувших Крым, как правило, ожидали нищета, прозябание и безуспешная надежда на возвращение в ИХ, т.е. Небольшевистскую, Россию. Не лучшая участь ожидала и тех соотечественников-«беляков», кто остался в России.

Теперь Крыму предстояло еще пережить большевистскую зачистку от врангелевцев и прочего «буржуазного элемента». Крыму предстояло «познакомиться» с «революционной законностью» от Белы Куна, занимавшего пост председателя Крымского Ревкома, секретаря обкома РКП (б) Розалии Землячки (последних, несомненно, можно считать одними из инициаторов массового террора в Крыму) и иже присных. Потерявший в этой вакханалии сво-/194/

73. Columbia University Libraries, Rare book and Manuscript Library, Bakhmeteff Archive. (BAR). Nikolai N. Mashukov collection. Box 3. Folder 1. Машуков Н.Н. Заметки. 1964 г. Без нумерации листов. Предоставлено С. Машкевичем (Нью-Йорк).
74. Врангель П.Н. Воспоминания. С. 670.
75. Карпов Н.Д. Крым — Галлиполи — Балканы. М., 2002. С. 20.
76. Русская военная эмиграция 1920–1940-х годов. Документы и материалы. Т. 1. Так начиналось изгнанье, 1920–1922 гг. Кн. 2. На чужбине. М., 1998. С. 13.


его сына Сергея, расстрелянного в Феодосии, писатель Иван Сергеевич Шмелев в пронзительной и страшной книге «Солнце мертвых», назвал Землячку сотоварищи очень точно и просто: «люди, что убивать ходят» [77].

По оценкам историка А.В. Ганина, за время боев по овладению Крымом Красной армией было взято в плен в общей сложности 52 тыс. врангелевцев [78]. Естественно, что белогвардейцы, даже находившиеся в плену, рассматривались советской властью как безусловные враги и источник прямой угрозы победившей на полуострове революции.

Уже 21 ноября 1920 г. чекистами была создана так называемая Крымская ударная группа при Особом отделе ВЧК Юго-Западного фронта, объединившая целый ряд видных особистов во главе с заместителем начальника этого отдела Е.Г. Евдокимовым. Перед ними стояла сформулированная Ф.Э. Дзержинским задача массовой чистки, чтобы выявить всех причастных к Белому движению и тут же с ними расправиться. «Примите все меры, — телеграфировал Дзержинский начальнику Особого отдела Юго-Западного и Южного фронтов В.Н. Манцеву 16 ноября 1920 г., — чтобы из Крыма не прошел на материк ни один белогвардеец. Поступайте с ними согласно данным Вам мною в Москве инструкциям. Будет величайшим несчастьем Республики, если им удастся просочиться. Из Крыма не должен быть пропускаем никто» [79].

Удивительным по своей ценности источником является брошюра-воспоминания председателя Севастопольского военно-революционного комитета Семена Крылова, на редкость честно и простодушно описавшего первый год после установления советской власти в Крыму: «23 ноября приехал новый Севастопольский военно-революционный комитет, состоящий из фронтовых товарищей, командированных в Крым Реввоенсоветом Южного фронта, утвержденный Крымревкомом, в составе четырех ком-/195/

77. Шмелев И.С. Солнце мертвых. М., 2013. С. 53.
78. Ганин А.В. Между красными и белыми. Крым в годы революции и Гражданской войны (1917–1920) // История Крыма. М., 2015. С. 326.
79. Ф.Э. Дзержинский — председатель ВЧК — ОГПУ. 1917–1926 / сост. А.А. Плеханов, А.М. Плеханов. М., 2007. С. 215.


мунистов, во главе с пишущим эти строки… Какие же задачи ставил перед собою новый Ревком. Задачи ярко вырисовывались из самой окружающей обстановки. А присмотревшись к обстановке, мы нашли, что советского материала для аппарата власти почти не было, были только врангелевские чиновники. Население Севастополя не только не было подготовлено к приходу Советской власти, но за долгий период врангелевщины было развращено. Не надо забывать, что за три года революции Советская власть в Севастополе держалась в течение только двух месяцев, в 1919 году, да и то в обстановке революционной бури разрушения. Продовольствия и топлива нет. И самое главное отсутствует партийная организация и рабочая масса дезорганизована — нет профсоюзов, а есть какая-то каша, которую надо переварить, создав пролетарский кулак. И, наконец, на фоне отсутствия основных элементов регулярной жизни — Севастополь кишел контрреволюционным белым офицерством и буржуазией, оставленной нам в изобилии… После Врангеля остались тысячи белогвардейцев, сбежавшихся со всей России. Эти тысячи контрреволюционеров представляли из себя серьезную угрозу Советской власти. Для очистки Крыма и в частности Севастополя от этой нечисти центральными карательными органами были присланы чрезвычайные органы — ударная группа Особого отдела Южфронта, Особотдел 46-й дивизии, Особотдел Черназморей и Реввоентрибунал Черназморей. Все эти органы в конечном счете быстро сделали порученное дело, но некоторые работники, которым была дана неограниченная чрезвычайная власть, натворили много ошибок и даже злоупотреблений. Особенно неистовствовал ничего не хотевший признавать Особый отдел 46-й дивизии.

С ним, главным образом, получился острый конфликт. Его отделение в Балаклаве безвинно расстреляло несколько [выделено мною. — А.П.] человек, сотрудники отдела чрезвычайно безобразничали, в Севастополе отдел производил массу беспричинных арестов» [80].

При этом чекисты настоящих следственных дел зачастую не заводили, а ограничивались арестами и сбором анкетных данных. /196/

80. Крылов С. Красный Севастополь. Севастополь, 1921. С. 24‒25, 39‒40.

По анкетам и «судили» тройками, в результате чего на десятки и сотни репрессированных оказывалось одно-единственное дело [81]. Значительную часть арестованных, среди которых нередко оказывались женщины и подростки, сразу расстреливали, остальных отправляли в концлагеря или высылали [82]. В представлении Ефима Евдокимова к ордену Красного Знамени указывалось на то, что силами его ударной группы были «расстреляны до 12 тыс. человек, из коих до 30 губернаторов, больше 150 генералов, больше 300 полковников, несколько сот контрразведчиков шпионов» [83]. В свою очередь М.М. Вихман, занимавший короткое время весной 1921 г. пост главы Крымской ЧК, 20 лет спустя с гордостью сообщал о своих личных заслугах: «При взятии Крыма был назначен лично тов. Дзержинским… председателем Чрезвычайной Комиссии Крыма, где по указанию боевого органа Партии ВЧК уничтожил энное количество тысяч белогвардейцев — остатки врангелевского офицерства» [84].

Знаменитый на весь Советский Союз полярник Иван Папанин получил по протекции Землячки высокий пост — коменданта Крымской ЧК. В своих воспоминаниях Иван Дмитриевич достаточно откровенно написал об этом кровавом эпизоде своей биографии: «Служба комендантом Крымской ЧК оставила след в моей душе на долгие годы. Дело не в том, что сутками приходилось быть на ногах, вести ночные допросы. Давила тяжесть не столько физическая, сколько моральная. Важно было сохранить оптимизм [выделено мною. — А.П.], не ожесточиться, не начать смотреть на мир сквозь черные очки. Работники ЧК были санитарами революции, насмотрелись всего. К нам часто попадали звери, по недоразумению называвшиеся людьми…». Работа комендантом Крымской ЧК, как писал Папанин, привела к «полному /197/

81. Подробнее см.: Филимонов С.Б. Тайны крымских застенков. Документальные очерки о жертвах политических репрессий в Крыму в 1920–1940-е годы. Симферополь, 2007.
82. Тепляков А.Г. Чекисты Крыма в начале 1920-х гг. // Вопросы истории. 2015. № 11. С. 139.
83. Там же. С. 139.
84. Там же. С. 140.


истощению нервной системы». [85] До конца своих дней Папанин, по словам знавших его людей, гордился своим участием в расстрелах «контры». Да и в воспоминаниях другого пламенного революционера, бывшего главного комиссара Черноморского флота, также «прославившегося» своей «революционной непреклонностью» в Крыму на рубеже 1917‒1918 гг., Василия Власьевича Роменца, можно встретить будничное упоминание: «Мы дали залп из винтовок по тем, кто этого заслужил [выделено мною. — А.П.]» [86]. В другой версии своих воспоминаний, повествуя о своем участии в «Варфоломеевской» ночи в Севастополе в феврале 1918 г., Роменец педантично констатировал: «Случилась жестокая расправа с врагами рабочих и крестьян и в одну из ночей врагам было отведено свое место в количестве 386 человек за боновым заграждением [т. е. тела убитых были вывезены из бухты и выброшены в открытое море. — А.П.]...» [87]. Ужас Гражданской войны именно и проявлялся в том, что и белые, и красные с готовностью признавали правила игры, основанные на насилии и братоубийстве. Тысячи расстрелянных чекистами в дни кошмарного «Солнца мертвых», — страшный эпизод, полностью укладывающийся в общую картину трагедии того, что противник большевиков, генерал А.И. Деникин в письме И. Ф. Наживину, назвал по-военному четко и ясно: «Русское землетрясение» [88].

Какими мотивами руководствовались в своей кровавой деятельности Землячка, Бела Кун сотоварищи, были ли это принципы своеобразно понимаемой ими классовой целесообразности и необходимости или же что-то еще, кто из них был главным идеологом и инициатором масштабного террора? Ответить непросто. Думается, что в Землячке и Бела Куне могло сработать и стремление показательно — в назидание другим «контрикам» — расправиться с недавними врагами, градус насилия был еще слишком высок во многих и многих большевиках, чувства от недавней схватки еще не остыли. /198/

85. Папанин И.Д. Лед и пламень. М., 1978. С. 61, 68.
86. ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 5. Д. 1800. Л. 38.
87. Государственный архив Республики Крым. (ГАРК). Ф. П–150. Оп. 1. Д. 676. Л. 4.
88. РГАЛИ. Ф. 1115. Оп. 4. Д. 68. Л. 4.


Говорят, что в 1930-е годы Землячка предпринимала какие-то усилия для того, чтобы спасти от «ежовых рукавиц» ОГПУ-НКВД своих бывших сослуживцев, да и вообще пользовалась репутацией исключительно идейного человека и партийца. Тот же Папанин в своих воспоминаниях писал о ней как о «на редкость чуткой, отзывчивой женщине», с благодарностью упоминая о том, что был «для Розалии Самойловны вроде крестника» [89]. Как бы то ни было, возможно, что в дни крымских расстрелов имел место и «эксцесс исполнителя»: обладавшие личными мотивами и люто ненавидевшие «золотопогонников» Землячка и Бела Кун были вскоре отозваны в Москву.

Небывалый размах творимого в Крыму террора вызвал не только вооруженное сопротивление части населения, но и возмущение многих местных коммунистов, активно жаловавшихся центральным властям на самоуправство «заезжих гастролеров». Пришедшая в ярость от самого факта этих обращений, «фурия красного террора» Р. Землячка писала в Москву 14 декабря 1920 г.: «Начну с обстановки. Буржуазия оставила здесь свои самые опасные осколки — тех, кто всасывается незаметно в среду нашу, но в ней не рассасывается. Контрреволюционеров здесь осталось достаточное количество, несмотря на облавы, которые мы здесь проделали, и прекрасно [выделено мною. — А.П.] организованную Манцевым чистку. У них слишком много возможностей, благодаря всей той сложной обстановке, которая окружает Крым. Помимо несознательности, полной инертности бедноты татарской, действует здесь, и я сказала бы в первую очередь, попустительство, слабая осознанность момента и слишком большая связь наших работников с мелкой и даже крупной буржуазией. От Красного террора у них зрачки расширяются [выделено мною. — А.П.] и были случаи, когда на заседаниях Ревкома и Областкома вносились предложения об освобождении того или иного крупного зверя только потому, что он кому-то из них помог деньгами, ночлегом» [90]. /199/

89. Папанин И.Д. Лед и пламень. С. 65.
90. Сорокин А., Григорьев С. «Красный террор омрачил великую победу Советской власти…» // Родина. 2016. № 8. С. 117
.

Что и говорить, такие предложения выглядели как проявления архимягкотелости в глазах Розалии Самойловны. Примером подобного «попустительства», как выразилась бы Землячка, может служить и письмо в секретариат ЦК РКП (б) крымского большевика С.В. Констансова, почему-то обеспокоенного тем, что «в Крыму с 20-х чисел ноября с. г. установился красный террор, принявший необыкновенные размеры и вылившийся в ужасные формы».

В качестве иллюстрации своего утверждения Констансов на примере Феодосии писал: «Тотчас по занятии Крыма была объявлена регистрация всех военных, служивших в армии Врангеля. К этой регистрации население отнеслось без особого страха, так как оно рассчитывало, во-первых, на объявление Реввоенсовета 4-й армии, вступившей в Крым, о том, что офицерам, добровольно остающимся в Крыму, не грозят никакие репрессии и, во-вторых, — на приглашение, опубликованное от имени Ревкома Крыма, — спокойно оставаться на месте всем рядовым офицерам, не принимавшим активного участия в борьбе с Советской властью, причем им гарантировалась полная неприкосновенность» [91].

Однако уже несколько дней спустя «все военные, только что зарегистрированные и амнистированные, были обязаны вновь явиться на регистрацию. Регистрация продолжалась несколько дней. Все явившиеся на регистрацию были арестованы, и затем, когда регистрация окончилась, тотчас же начались массовые расстрелы: арестованные расстреливались гуртом, сплошь, подряд; ночью выводились партии по несколько сот человек на окраины города и здесь подвергались расстрелу…» [92]. «Я позволяю себе думать, — “попустительски” и мягкотело завершал свое письмо Констансов, — что именно в настоящий момент, когда Советская власть одержала блестящую победу на всех фронтах, когда на всей территории России не осталось не только ни одного фронта гражданской войны, но ни одного открытого вооруженного врага, — /200/

91. Сорокин А., Григорьев С. «Красный террор омрачил великую победу Советской власти…» С. 118.
92. Там же. С. 119.


применение террора в это время с вышеуказанной точки зрения неприемлемо. И тем более что в Крыму совершенно не осталось тех элементов, борьба с которыми могла бы потребовать установления красного террора: все, что было [не]примиримо настроенного против Советской власти и способного на борьбу, бежало из Крыма. В Крыму остались лишь те элементы (рядовое офицерство, мелкое чиновничество и пр.), которые сами страдали от Врангелевского режима и ждали Советскую власть, как свою освободительницу. Эти элементы остались в Крыму тем более легко, что они, с одной стороны, не чувствовали за собой никакой вины перед Советской властью и сочувствовали ей, а с другой — они доверяли заверениям Командования 4-й армии и Крымского ревкома. Обрушившийся так неожиданно на голову крымского населения красный террор не только омрачил великую победу Советской власти, но и внес в население Крыма то озлобление, которое изжить будет нелегко. Поэтому я полагал бы необходимым немедленно поставить вопрос о принятии возможных мер, направленных к тому, чтобы скорее изгладить последствия и следы примененного в Крыму террора и вместе с тем выяснить, чем было вызвано применение его в Крыму» [93].

В июне 1921 г. на полуострове начала работу Полномочная комиссия ВЦИК и СНК РСФСР по делам Крыма. Благодаря ее деятельности, масштаб террора резко сократился: началась проверка деятельности и чистка среди самих «героев» расправы с подлинными или мнимыми врангелевцами. Член комиссии и коллегии Наркомнаца РСФСР М.Х. Султан-Галиев сообщал о невероятной жестокости расстрелов, коснувшихся и лояльных советской власти лиц: «По отзывам самих крымских работников, число расстрелянных врангелевских офицеров достигает по всему Крыму от 20 000 до 25 000. Указывают, что в одном лишь Симферополе расстреляно до 12 000. Народная молва превозносит эту цифру для всего Крыма до 70 000. Действительно ли это так, проверить мне не удалось» [94]. /201/

93. Сорокин А., Григорьев С. «Красный террор омрачил великую победу Советской власти…». С. 119‒120.
94. Тепляков А.Г. Чекисты Крыма в начале 1920-х гг. С. 140.


Общественный резонанс от кровавой расправы в Крыму ужаснул и Москву. Ввиду этого значительная часть видных работников КрымЧК и особых отделов была осуждена, расстрелян, например, был председатель Старо-Крымской ЧК, а также несколько сотрудников Феодосийской ЧК, казненных за то, что под видов обысков грабили семьи бывших офицеров и зажиточных крестьян. По словам А.Г. Теплякова, специально занимавшегося исследованием этой проблемы, доступные архивные судебные материалы, ставшие следствием работы Полномочной комиссии ВЦИК и СНК РСФСР, «позволяют с большим доверием отнестись к многочисленным мемуарным источникам о крайней жестокости и криминализированности как чекистских, так и прочих властных структур Крыма. Судебное преследование наиболее скомпрометированных чекистов оказалось достаточно распространенным явлением, но в целом не отличалось жесткостью и принципиальностью, в силу чего многие из наказанных видных работников ВЧК смогли впоследствии вернуться в карательно-репрессивную систему» [95].

Сложно назвать реальную численность расстрелянных в период «установления советской власти в Крыму» врангелевцев и прочих «буржуев»: большинство из называемых цифр (кое-где можно прочитать даже про 120 тыс. расстрелянных) — совершенно неправдоподобны. Петербургский исследователь И.С. Ратьковский склоняется к цифре 12 тысяч человек [96], в то время как автор специальной монографии по истории красного террора на полуострове Д.В. Соколов обоснованно утверждает, что «цифра в 12 тыс. человек скорее отражает не общее число жертв красного террора в Крыму в 1920–1921 гг., а характеризует деятельность начальника Крымской ударной группы Е. Евдокимова, поскольку фигурирует в его наградном списке. На наш взгляд, в оценке количества погибших ее допустимо указывать только как минимальную…» [97]. Близким к истине представляется мнение А.Г. Теплякова, /202/

95. Тепляков А.Г. Чекисты Крыма в начале 1920-х гг. С. 144.
96. Ратьковский И.С. Дзержинский. От «Астронома» до «Железного Феликса». М., 2017. С. 293.
97. Соколов Д. «Железная метла метет чисто…». Советские чрезвычайные


согласно которому «можно уверенно говорить о 20–25 тыс. жертв “зачистки” полуострова» [98]. Очевидно, однако, другое: необходима не только серьезно поставленная на государственном уровне задача составления мартиролога жертв красного террора в Крыму, но и в перспективе установление монумента в память об убиенных — не в рамках обличения «кровавого большевизма», а в целях доказательства того, что Россия делает твердые шаги к достижению согласия в обществе и отныне не делит своих соотечественников на правых и виноватых. /203/

органы в процессе осуществления политики красного террора в Крыму в 1920–1921 гг. М., 2017. С. 243.
98. Тепляков А.Г. Чекисты Крыма в начале 1920-х гг. С. 140.


Россия на переломе: войны, революции, реформы. XX век: Сб. статей / отв. ред. М.В. Ходяков; отв. сост. А.А. Иванов. СПб.: Лема, 2018. С. 175-203.




Отзыв пользователя


Нет комментариев для отображения



Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас