Дажина И. М. «Пишу о том, что видела сама, о тех людях и впечатлениях, которые вынесла лично». А. М. Коллонтай в годы Гражданской войны. 1919 г. (окончание) // Исторический архив. - 2010. - №4. - С. 51-86.

   (0 отзывов)

Военкомуезд

«Пишу о том, что видела сама, о тех людях и впечатлениях, которые вынесла лично». А. М. Коллонтай в годы Гражданской войны. 1919 г.*

 

Александровск

Апрель. Приехала с Павлом на побывку в его штаб Заднепровской стрелковой дивизии. Чувствуется фронт, но настоящей, устойчивой линии нет. Бои вспыхивают то тут, то там, сегодня мы гоним врага, завтра у нас неудача, отступление. Особая атмосфера: только, думается, оттеснили Деникина, и вдруг начинаются бои неожиданно в другом месте с помощью кулацкой партизанщины.

Александровск – глухой провинциальный город. Почти безлюдный. Пишу я в садочке за домом, здесь тихо и цветут вишни. Какой удивительно ласковый воздух на Украине, я теперь только понимаю, почему мой отец так тосковал по Украине и уверял, что на севере не лето, а зеленая зима.

Думаю о Москве. Как все это далеко. Заседания в Кремле, пятничные митинги, ЦК комсомола. Вести из Европы, которые мы так жадно ловим. Венгерская революция1 и, наконец, такой решающий, такой значительный VIII съезд.

Не ту линию ведут наши местные власти здесь, а ведь только что на VIII съезде Ленин очень четко выступил с речью, сдерживающего характера: не обострять борьбу по деревням, наоборот, привлечь середняка, искать у крестьянства опору против белых. «С годок будем с середняком поосторожнее, научим его, как он должен свои интересы через Советы проводить. За это время и они и мы поумнеем, кое-чему научимся. А там, если надо будет, скрутим по-своему»а. Как всегда, ясно и мудро.

А тут идут грубо, без разбора, оголтело. Близость фронта, а результат – плохой. В селах нас боятся и сторонятся. Не умеем вселить доверие.

Решила перед отъездом на Украину закрепить на партсъезде то, что мы проделали за год по работе среди женщин. Главное, основное, чтобы съезд утвердил то, что мы приняли на съезде работниц в декабре [19]18-го года. А
______
* Окончание. Начало см.: Исторический архив. 2010. № 3. с. 171-192. Публикацию подготовила И. М. Дажина.

а. Проверить цитату не удалось.

/51/

то встречаешь трудности, тормозы, непонимание у многих. Посовещались мы в комиссии работниц при ЦК, решили провести резолюцию. Беда в том, что Инессаа в отъезде, а товарищ Сталь2 больна. Решила продвинуть вопрос одна, от имени комиссии. Но памятуя апрельское совещание [19] 17-го года и наши неудачи с Зиновьевым, обратилась к Каменеву. Конечно, я сделала ошибку. Когда обсуждалась основная, принципиальная часть новой партийной программы, я решила в пункт 28-й внести поправку в отношении партии к женскому вопросу в целом и к семье, в частности. Каменев эту поправку отказался ставить на съезд: «Это требует дискуссии, обсуждения, вопрос слишком серьезный, теоретический».

Я рассердилась и прямо к Ленину. Читает мою поправку, а по лицу вижу – не одобряет.

– Что вы хотите сказать этим выражением – «исчезновение замкнутой формы семьи?» Ишь, куда вы хватили – «при коммунизме»? Где сказано, какая форма семьи будет в осуществленном коммунизме? Программа ведь вещь актуальная, надо исходить из практических надобностей. Нам, наоборот, надо семью удержать от развала, особенно сейчас, надо детей сохранить. А вот вы куда махнули... Успеем и эти вопросы решить, как с белыми покончим. А резолюцию спрячьте, к тому времени статью напишете. Тогда и разберем ваше предложение.

Но в кулуарах вокруг меня, как всегда, собрался народ и я разъясняла им мою резолюцию, что раз нет собственности, раз мы перейдем на общественное питание, раз дети будут на социальном воспитании, изменится и форма теперешней семьи. Государству она уже не будет нужна, это остаток буржуазного строя.

Брачная пара – дело другое. Мать и дитя, главное широкое обеспечение и охрана материнства государством и общественностью.

– А отец причем будет? – спрашивают товарищи.

– А отец пусть дает любовь и заботу о детях добровольно.

Это кто-то услышал, подхватил, и пошло по съезду: «Коллонтай хочет отцов в добровольцев превратить».

Одни понимали иронию и смеялись, другие возмущались всерьез. Но эта моя поправка испортила мое выступление в женкомиссии. Дали всего 10 минут, а саму резолюцию женкомиссии передали в общую комиссию съезда.

Сама виновата, не продумала, погорячилась.

Когда я прощалась с Владимиром Ильичем на съезде, он сердечно, подчеркнуто сердечно, жал мне руку и сказал, что хорошо, что я еду на Украину. «Там сейчас решается вопрос, а вы речистая, как следует разгромите анархистов. Побить их надо как следует и физически, и морально. А товарищу Дыбенко передайте привет и пусть сражается и дальше».

Почему же здесь к Павлу такое недружелюбное отношение?

 

Харьков

28 апреля. Крупное событие для Украины: съезд профсоюзов3. Вопросы военные, но решающий вопрос о значении и роли профсоюзов. Понять самим
______
а. Имеется в виду И. Ф. Арманд.

/52/

и суметь разъяснить рабочим дело нелегкое. Вопрос сводится, по существу, к тому, чтобы воспитать коммунистов через [проф]союзы, научить их нести ответственность за свою работу и за рост производительности фабрик, шахт, т. е. к производственной трудовой пропаганде. Это огромный шаг вперед по сравнению с программой – минимум социал-демократии; там роль профсоюзов сводилась лишь к борьбе за улучшение условий труда. Профсоюз становится у нас одним из основных аппаратов по линии хозяйства, руководимого партией. Союзы должны бороться за поднятие производительности хозяйства всей страны, всех ее отраслей.

Это увлекательно, это нечто великое, по замыслу партии. Надо научить рабочих трудиться во благо своей «большой семьи» – советского государства. Мне пришлось много поработать на съезде, я выступала убежденно и хорошо, беспартийным было понятно, а наши мною довольны. Председательствовала на фракции большевиков. Ведь съезд общий, есть еще даже меньшевики и анархисты. Не всегда было легко, и я к каждому выступлению готовилась серьезно. Сначала проштудировать материалы, сделать выписки, потом составить конспект основных мыслей и положений и затем уже все это переварить в голове, обычно я это делала ночью. Проснусь и думаю, к утру спрашиваю себя: какая моя главная мысль? Что я, собственно, хочу сказать моим[ слушателям? Какими примерами это доказать?

Пока утром одеваюсь и моюсь, выступление в голове готово. На случай записываю на клочке бумаги схему мыслей, сжато, как концентрат. Но часто эту записочку ношу в кармане и не гляжу на нее. Вся речь должна быть в голове. Ну. а дальше уже зависит от вдохновения.

На съезде был Ворошилов4. Такой простой, с глазами, которые смотрят прямо, честно и открыто в глаза собеседника. Его обожают в армии. Но он не зазнайка и не играет в сановники, как некоторые. На съезде работать с ним было очень легко и приятно. Он крепкий, упорный, в нем много здравого смысла. Он тоже не любит главкома.

Конечно, Артем5 вел съезд толково и без лишнего нажима. Деникин еще не сломлен и все еще продвигается, несмотря на наше усилившееся сопротивление, и с севера тревожные вести. Не легко дается нашей Республике отстоятъ свое советское знамя. Антанта заявила, что намерена оккупировать Россию на пятнадцать лет. Какое нахальство! Впрочем – это нахальство бессилия.

А Украина все же еще не наша, все здесь шатко, зыбко.

5 мая. Не успела после Донбасса попасть в Харьков, как сразу втянули в работу. Здесь и Конкордия Самойловна6. Вместе взялись за работу среди женщин. Товарищ Коссиор7 поддерживает. Настроение женских масс – политический фактор огромной важности, особенно на Украине, где ничего еще не сделано.

Выступления, статьи, брошюры. Удалась брошюра: «Не будь дезертиром». Широко пошла, понравилась.

Первое мая прошло хорошо, подъемно. Чудесное было шествие детей – здесь в первый раз. Трогательно шли малыши, держась за руки. Наша смена, митинг на выпуске красных офицеров.

/53/

Радостная новость, наши приостановили Колчака8, пришлось ему приостановить наступление на Самару, двигается на Казань.

 

Из письма к Зое [Шадурской]:

...Друг дорогой, час ночи, кончила очередную статью. Затем товарищ [...]а сел за рояль. Хорошо играет, любит и понимает Шопена9.

А я слушала и спрашивала себя: будут ли будущие поколения любить Шопена, его лирику, его самоанализ души? Люди воли, борьбы, творчества и действия, смогут ли они наслаждаться лирикой Шопена? Это томление души, эта беспредельная тоска, все эти ингредиенты культуры интеллигента конца XIX – начала XX века? Поймут ли, полюбят ли нашу любимую, чудесную 17-ю прелюдию или четвертый вальс будущие поколения, которые победят и капитализм, и культуру эксцентричного буржуазного мира?

Зоичка, мне даже не жалко Шопена, пусть его забудут, лишь бы дать трудовому человечеству возможность жить, как подобает человеку с большой буквы. А культурные ценности они сами создадут, новые, вольные и бодрые...

18 мая. Павел влетел ко мне поздно ночью, весь он как буйный ветер, и принес тревожную весть: атаман Григорьев10 оказался изменником – пошел в наступление против нас. Павла назначили командовать частями против Григорьева.

Группа антитроцкистов с Ворошиловым и Бубновым11 во главе активно борется с формализмом в армии, но и против атаманщины, ведущей к изменам (пример Григорьев). По постановления по военной линии VIII съезда не принимаются целиком, их дискутируют. Павел – с антитроцкистской группой. Правильно, но лично для него небезопасно.

Троцкий приезжал сюда. Выступал, громил «расхлябанность», нападал на 14-ю армию (т. е. на Ворошилова). Сцепился и с партруководством. Но Раковский внес примирительную нотку. Троцкого слушали холодновато, на Украине не то, что в Москве. А про Павла он мне сказал:

– Он, конечно, сила, в храбрости ему не откажешь, о бойцах заботится, но продолжает самочинничать, нарушает задания. Проучить его – проучим, но используем и без работы не оставим. Пусть усмиряет атаманов, чтобы сам не стал из их числа.

Сказать это мне – было нетактично, грубо.

На Троцкого жалуются, что он любит только властвовать, повелевать. А молодежь не воспитывает, не учит. Любит только подхалимов. Трудное время. Сегодня я готова слушать Шопена.

 

Донбасс

Весна девятнадцатого года. Деникинцы надвигаются с юга. Донбасс под угрозой. ЦК постановил послать меня на Донбасс. Из Харькова дали вагон № 81. Простой вагон первого класса с проводником. Со мной едет корреспондент харьковской центральной партийной газеты. Наказ партии: объезжать
______
а. Имя пропущено.

/54/

шахты пункт за пунктом, стараться ознакомиться с положением вещей на местах и поднять настроение. Сначала Макеевка, Голубовка, Варваровкаа и т. д. Разумеется, первым делом связаться с местными партийными комитетами, провести с ними беседы и наметить работу с широкими массами. Митинги всюду где возможно. [Просят:] «Поезжайте поднять настроение рабочих. Самый тяжелый вопрос – это продовольствие и топливо. Белые ползут на Донбасс и пока задержать не можем, а между тем Донбасс мы должны во что бы то ни стало отстоять».

Захватила с собой сына – студента Ленинградскогоб технологического института и личную секретаршу Марью Петровну. Наркомпрод Украины дал нам с собой хлеб, чай и сахар, а также корзину угольков для самовара. Стаканы ложки имелись при вагоне. Одеяла и подушки пришлось взять свои, постели давно растащили из вагона.

Прицепили на харьковском вокзале наш вагон к поезду, идущему по главному пути на юг, в пути перецепимся на малые ветки. Мой мандат написан на тройном листе толстой бумаги. Много подписей и печатей. Внушительный мандат. Одним своим видом оказывает действие, в особенности, когда надо перецеплять наш вагон. Наш проводник Павел Иванович опытный в таких делах. Мой мандат он долго рассматривал, вертел его вверх и вниз, протер очки, чтобы лучше видеть и долго разглядывал печати.

– Значит, по Харьковско-Симферопольскому пути ваш мандат очень пригодится, а вот как свернем на малые пути, все будет зависеть от счастья.

Я спросила – почему же от счастья?

– Да уж сами увидите, где как к печати отнесутся. Многие еще ждут не дождутся белых генералов.

Несмотря на пессимизм нашего проводника, первая половина объезда Донбасса, перецепка шли без затруднений. Но уже с Голубовки местный комитет прикомандировал ко мне депутата местного Совета и он уже сам договаривался с железнодорожниками. Мандат и советские печати еще действовали.

Но когда мы забрались к югу, в глубь царства «черного золота», пришлось натолкнуться на явный саботаж. Вагон № 81 оставался на запасном пути, а поезда, громыхая, катились мимо нас по тому самому направлению, куда нам надо было ехать. Павел Иванович был прав: мандат здесь не всегда помогал. Начальник станции в таких случаях упрямо повторял: состав перегружен, прицепить не могу.

Грозили, что мы свяжемся по телефону с Харьковом – не действовало. Начальник станции прекрасно знал, что связаться по телефону с Харьковом в те времена было делом нелегким. Оставалось запастись терпением и ждать медленно ползущего товарного поезда, чтобы с опозданием, порой почти на целые сутки, прибыть к следующему месту назначения.

Советский строй и наша администрация еще далеко не укрепились, а близость наступавших белых генералов подбадривала враждебные нам элементы.
______
а. В плане значились еще: Ирмино, Кадиевка, Максимовка. Удалось побывать повсюду, кроме Макеевки (Прим. автора).
б. Так в тексте.

/55/

Местные власти не выполняли указаний центра, и каждый уездный Совет считал себя полным хозяином.

Девятнадцатый год был трудным временем для Советской республики. Разгар Гражданской войны, Деникин с юга, Колчак с востока, Юденич12 с северо-запада. А за ними интервенты и их корабли в Черном море с боеприпасами и продовольствием для белых банд.

Кулаки-крестьяне помогали белым и говорили: «Мы за большевиков, но не за коммунию, ее мы не допустим».

Подъезжаешь к местечку или селу, стараешься разобраться – с кем же село? Не сразу разберешь, в одном – будто советская власть укрепилась, в другом – анархисты, в третьем – просто кулаки главенствуют и ведут нешуточную борьбу с коммунистами, борьбу, оканчивающуюся нередко убийствами лучших наших товарищей и подготовкой контрреволюционных выступлений.

И на шахтах неспокойно. Расстройство транспорта, гражданский фронт, отсутствие регулярного подвоза продовольствия. В шахтах настоящий голод местами. Дети без молока. Пайки хлеба стали уменьшаться. Всех озлобленнее были женщины-матери. Это они – женщины, на митингах бросали ораторам злые реплики и задавали злобные вопросы. А на детей было жутко смотреть. Одними словами на митингах тут ничего не поделаешь.

Трудно приходилось нашим партийным товарищам, настоящим героям на местах, с ними составляла донесения для центра. Напоминала о том, что опаздывают с зарплатой, далеко не всюду выполнялись законы о труде. Были и такие места, где с законами перебарщивали, не умели их применить на практике и вредили производству. Царила неразбериха между партийными органами, хозяйственной администрацией и заводским коллективом. Каждый тянул в свою сторону. Местные партийные комитеты еще не имели достаточно твердой опоры, чтобы руководить и хозяйством, и воспитанием масс. Много было трений, которые мне пришлось разбирать тут же, на ходу. Много неполадок в работе.

До революции целые районы горного дела принадлежали иностранным концессионерам – французам и бельгийцам. Хозяева удрали от советской власти и горная промышленность считалась национализированной, но на практике все еще орудовали бывшие владельцы через своих управляющих.

Что это за красивый домик? В окнах занавески, цветы, огород на неплодородной тоскливо-серой земле? Дом бывшего концессионера.

К нам навстречу выходит хорошо одетый высокомерный управляющий шахтой, приказчик владельца француза, у него, говорят, нет грубости русского приказчика в обращении с «рабочей скотиной», но зато какие они высокомерные и враждебные... Они признают советский строй на «пока». Живут они, дожидаясь своих «освободителей», и плетут свою темную контрреволюционную сеть. На митингах такие господа садились обычно в первых рядах, чтобы быть на виду, и нарочно громко аплодировали: пусть видят рабочие, что они за советскую власть. Но убрать этих господ было не так просто – производство

/56/

висело на волоске. Разруха всего хозяйства крепко отражалась на горной промышленности.

Рабочие на шахтах, особенно те, что постарше, с болью рассказывали мне о трудностях и о том, как они стараются спасти свои шахты от полной разрухи. Трогательно самоотверженно работали в своих шахтах, соблюдали порядки, спасали производство и готовились встретить врага – белогвардейские банды, затоплением и разрушением шахт. Горные рабочие особый народ, выдержанный, настойчивый, молчаливый. Для них самое больное, но и самая великая жертва для революции, для советской власти, была мысль о затоплении шахт. На местах радовались, если удавалось удержать добычу угля хотя бы на половинной норме. Для этого надо было иметь много решимости и много энергии. Не было дерева, стропил, а достать было неоткуда. Часто случались обвалы.

А молодежь не хотела оставаться в горном деле, она уходила в Красную армию. Женщины же вели тяжелую борьбу с голодом, спасая своих детей.

Но рабочие не унывали, с первой же встречи моей с горными рабочими в Голубовке я поняла, как крепок дух нашего пролетариата на Донбассе и что они сумеют отстоять этот важнейший участок для советской власти, спасти горное дело от полной разрухи и не отдать его в руки врагов.

Странно было видеть, как различны были настроения – на самих шахтах, и в поселках, в деревнях, поодаль от шахт, где орудовали и хозяйничали крестьяне-кулаки.

Рабочие инстинктивно понимали, что советская власть и компартия спасают горное дело, а значит, и их будущее, в селах же шло глухое сопротивление тому, что на Украине звали «коммуния», хотя в то время никто не помышлял еще о колхозах на Донбассе и наша партия старалась только оградить бедняцкое сельское население от грабительства кулаков.

На Донбассе рабочие понимали, что Москва больше всего нуждалась в угле. От угля зависело военное производство, от военного производства зависели успехи гражданского фронта. Не дать обезлюдеть шахтам, не дать заглохнуть горным районам, отбить белогвардейских генералов, победить банды контрреволюционеров, выгнать интервентов с советской земли – так думали, так чувствовали, так говорили рабочие, и с ними было легко и радостно. Было немало инженеров и техников, которые также срослись со своей шахтой и шли с рабочими против контрреволюции, боролись с разрухой и с прежними администраторами.

Я невольно отмечала, что рабочий прекрасно понимает значение техники и уважает своих специалистов, тех, кто с ними сжились и честно переживают трудный период на горном бассейне.

Первый вопрос, с которым меня встречали на каждом пункте, было всегда:

– А как товарищ Ленин? Видели вы его? Какой он дал нам наказ? И верили твердо, что только Ленин спасет советскую власть от белогвардейских банд и удержит Донбасс от развала и разрухи. В Луганске меня спрашивали:

/60/

– А как товарищ Ворошилов? – и с гордостью добавляли - ведь он же наш, луганский...

Когда мы продвинулись южнее, стали приходить рассказы о зверствах, творимых белыми бандами. Но непоколебима была уверенность, что мы сумеем их отогнать и отстоим советскую республику. В возможность поражения как-то никто не верил, не говорил и даже об этом не думал. Победить нас – большевиков? Никогда!

Однако, к отпору врага рабочие готовились на своих шахтах, отдавая военной подготовке все свободные часы.

Часто предлагали рабочие мне не без гордости, чтобы я вместе с ними спускалась в шахту. Спускаемся мы, как говорилось, «с ветерком» в подземную тьму, ползем по узким проходам шахт, где черные, блестящие от света лампочек глыбы «черного золота» будто на нас ползут, как жуткие чудовища. Рабочие с гордостью показывают, как они обновили стропила, как сумели подкрепить шахту, пользуясь уже старым и казавшимся раньше негодным деревом, и тут же шепчут мне на ухо:

– А в случае чего – дадим сигнал и ... конец шахте ... Завалили, затопили... конец нашим врагам ...

Работали на Донбассе, подтянув животы. Работали сверх нормы, подновляли, подправляли шахты. Вводили новые смены людей, начали в большом количестве применять и труд молодых девушек – незамужних. Спешно грузили вагоны углем и направляли поезда в Москву. Всюду спешили – в работе, в погрузке, радовались каждому поезду, который отправляли Владимиру Ильичу.

Банды Деникина продвигаются. Дни считаные. Враг приближается, враг давит со всех сторон на молодую республику.

А на Донбассе работа идет благодаря стихийному революционному инстинкту рабочих и правильной самоотверженной работе наших молодых партийцев.

Я работаю в тех местах, где линия фронта самое большое на расстоянии двух дней военного перехода. По партийному расписанию мы только проводим беседы, митинги, собрания.

Это было в Луганске. Митинг был многолюдный и удачный. Резолюции щиняли твердые и четкие. Я хотела еще ответить на некоторые вопросы, когда товарищ подошел ко мне и шепнул на ухо: «Кончайте... Получены сведения, что белые приближаются. Ваш вагон уже прицеплен к воинскому поезду. Медлить нельзя. Митинг надо распустить».

На железнодорожной станции сумятица. Пути загружены эшелонами отступающих с военным снаряжением и отдельными частями войск. Рельсовые забиты. Однако, распорядительные красные командиры подоспевают вовремя и отправляют наш поезд круговым путем. Прямой узловой путь уже в руках деникинцев.

/61/

Ночь. Медленно ползет наш поезд. Но рельсовый путь ведет нас не к северу, а к югу, т. е. в сторону фронта. Скоро мы убеждаемся, что уже едем вдоль фронта и что перестрелка идет вокруг нашего же поезда.

Корреспондент харьковской газеты повеселел, он спешно записывает свои впечатления. Хотя мы невольно озабочены: удастся ли прорваться до следующей железнодорожной станции и свернуть с пути сражения.

Остановка. Впереди станция, но она занята нашими войсковыми частями. К нам входит командир. Любезно говорит, что распорядился, чтобы нам принесли хлеба и творогу. Осведомляемся: «А где же сейчас неприятель, и почему мы отступаем?» Ответ неопределенный. Но сразу видно, что командир человек распорядительный и опытный. Хотя мы сейчас и в гуще сражения, но затора на станции нет. Меня поражает: дальше от фронта гораздо больше суматохи и неразберихи, а здесь царит порядок и все идет по плану и по команде. Командир проверяет наши документы и обещает перецепить нас к другому, меньшему составу, увозящему ценности и бумаги из ближайшего Совета.

Перестрелка продолжается, но наш вагон отцеплен от воинского поезда и прицеплен к другому. Мы двигаемся, хотя и очень медленно, по новому пути.

На прощанье командир говорит мне: «Если минуете благополучно первый участок и не попадете в руки деникинцев, дальше будет легче. Но по дороге увидите раненых, подбирайте. Бои шли вдоль полотна, а подобрать мы всех не успели».

Ползем очень медленно, а за нами, на юго-востоке, идет бой и перестрелка не прекращается. Однако, день был настолько утомительный, что, несмотря на снаряды над нашим поездом, я укладываюсь и засыпаю.

Будит меня голос Павла Ивановича: «Неужто не слышали – толкновение? Верно, тормоза придется починять. Лучше выходите из вагона, заодно мы тут и раненых подберем». А я, хотя и слышала толчок, мысленно выругала машиниста и собиралась дальше спать. Выхожу из вагона. А ночь дивная... Темно-бархатная и ласково-украинская. Но из черно-бархатной тьмы несутся стонущие, взывающие голоса. Это раненые. Этих картин не опишешь, но забыть их нельзя. Невозможно.

Подбираем раненых и размещаем в вагонах. Марья Петровна рвет мои полотенца на бинты, Павел Иванович спешно ставит самовар.

Где валерьяновые капли? Чем успокоить страдающих? Но, очевидно, тяжело раненых нет, так как валерьяновые капли и самодельные перевязки, чан и теплые одеяла успокаивают наших раненых и они засыпают.

Наш поезд усиливает ход, перестрелка прекратилась. Задремала и я.

Меня снова будит Павел Иванович. Поезд опять стоит. «Вставайте, – говорит он. – Показалась казачья разведка, а состав наш попал в затор. Дальше пути нам нету. Если не очистят затор, к полудню будем в руках деникинцев».

Я вскакиваю. Но что же делать? Павел Иванович говорит: «Надо пойти на станцию и заставить железнодорожников работать – разгрузка не трудная».

Утро раннее и мирное. Теплое украинское весеннее утро. Шестой час Павел Иванович точно объяснил, как идти: если перерезать дорогу прямиком, до станции недалеко, мимо хуторов справа, потом свернуть налево и уже видна будет станция.

/62/

На всякий случай взяла палку у проводника, толстую, сучковатую, о разведке как-то не думалось, но побаивалась хуторских собак, поэтому и палка.

Такая мирная картина. Высоко в небе заливается жаворонок. Хуторки не с белыми, а с голубыми мазанками. Зажиточный народ здешние крестьяне, но нас не любит. На лужок высыпали гуси и глядя на них не верится, что позади остался фронт, идет сражение и наступление продвигается.

А путь до станции действительно загружен. Эшелон за эшелоном слились составы в одну непрерывную цепь. Наш состав позади. Чего же медлят на станции? Если не расчистить, деникинцы получат хорошие трофеи...

Эшелоны везут военное снаряжение, но есть и отходящие красноармейские части. Красноармейцы повысыпали на лужок, разводят костры. Успели «реквизировать» с хуторов кур и гусей – что-то жарят и варят. Их больше, чем я думала. Зачем же мы отступаем? Тут и люди, и снаряжение. Сражаются же те, что южнее и не сдаются. Почему же эти бегут? Вот и станция. Где же начальство?

Ответ: «Слышь, деникинцы близко. Поэтому начальство и разбежалось».

– А вы что же, товарищи железнодорожники, руки опустили? Чего стоите зря?

– А нам что... Мы люди подневольные. Деникинцы, что они нам сделают?

– Да разве не видите, затор? Разгрузить путь надо. Свои же там, и снаряжение. В руки белых генералов отдать наше богатство что ли хотите? и нашу землю, и республику?

Вокруг меня собралась группа. Кто-то назвал: «Это Коллонтай». Имя знакомое. Слышали – кто в Харькове, кто в Москве.

Пришлось взобраться на открытую платформу на запасном пути и открыть свой срочный импровизированный митинг.

Сбежались красноармейцы из эшелонов.

– Чего вы отступаете, бежите? Чего руки опускаете? Действовать надо... Заслон организовать. Да в первую голову помогите разгрузить пути. Спасти составы.

– Есть, – несется в ответ.

Пока говорю, смотрю – железнодорожники уже за разгрузку пути принялись и с ними сын мой – технолог. Работа идет живо, энергично. А красноармейцы к эшелону побежали и красный командир дает твердые распоряжения, вокруг станции образовали заслон и кто-то по телефону требует указаний от штаба командующего фронтом.

Энергичный краском врывается в наш вагон:

– Товарищ Коллонтай, так дальше продолжаться не может. От штаба товарища Троцкого не добиться ясных приказов. Когда будете в Харькове скажите, что народ у нас боевой, дух хорош, пулеметы и другое оружие есть, а точных приказов не дают, бестолочь все губит. Коли ясно велят – удержаться можем, не отступим.

– Товарищ Коллонтай, прощайте, не забудьте все донести. Спасибо, что тут подсобили.

/63/

Ушел энергичный краском, а я полна недоумения и возмущения. Скорей бы добраться до Харькова и все там рассказать.

В Харькове я встретила Павла, моего мужа, командующего стрелковой дивизиейа, который приехал в штаб главкома за указаниями. От него я узнала, что и южнее, на фронте против Деникина, царит неразбериха, и что среди красных командиров растет ропот и недовольство. Говорят о том, что в штабе недолюбливают молодых партийцев краскомов, предпочитают старых спецов, гнущих спину перед главкомом, в армии все понимали, насколько положение трудное и тяжелое. Все знали, что победа над Деникиным – это победа над голодом, над разрухой хозяйства, над контрреволюцией и поэтому у всех на уме и на устах было одно желание и одно имя: Сталина13 бы сюда... Он спасет положение, он отстоит Донбасс, он разгромит Деникина.

Надежда красных командиров и всего народа оправдалась. ЦК партии решил послать на юг товарища Сталина для спасения фронта. План разгрома Деникина, разработанный Сталиным и одобренный Лениным, отменял прежние директивы главкома и наносил главный удар Деникину на линии Харьков-Донбасс-Ростов. Сталин спас Донбасс. Сталин разгромил Деникинаб.

 

Член правительства Крымской республики

3 июня. Неожиданно меня назначили членом правительства Крымской республики14. Нечто вроде наркома пропаганды, но больше работать по военным частям. Я удивилась и не очень хотела ехать: зачем мне Крым? Там еще совсем нет культурной и советской работы, все еще фронт. Но Коссиор сказал мне доверительно:

– Мы назначили наркомвоен Крымской республики Дыбенко. Вы имеете на него большое влияние и сейчас это необходимо. Мы всегда боимся за его самостийность. Вы сумеете его сдержать и направить настроение в военных частях по правильной политической линии.

Еду с неохотой, хотя быть с Павлом большая радость и к тому же у меня сознание, что я ему действительно помогу. Недисциплинированный он, самолюбивый и вспыльчивый.

4 июня, Мелитополь. Дивное утро. Цветет белая акация, пьянящий запах знакомый. Он с чем-то связан. Ах, да: белые, душистые гроздья акации в при-городе Парижа – Пасси, 1911 год. я живу в дешевом отеле и питаюсь больше земляникой и сырками. Почти не выхожу, с утра до вечера пишу «По рабочей Европе»15. В третий раз переписываю всю рукопись. Кажется, к концу вышло гармонично. А по вечерам сижу у окна, дышу белой акацией, жду к себе П. П16. Наши радостные встречи, наши скромные ужины, сыр, хлеб, масло, земляника
______
а. Первая Заднепровская стрелковая дивизия.
б. Здесь и далее (в частности, в конце воспоминаний) текст о роли И. В. Сталина включен в рукопись при ее доработке автором в середине 1940-х гг. Современные исследования опровергают историческую концепцию периода культа личности.

/64/

И, конечно, разговоры о падении земельной ренты и о законе народонаселения. Хорошо, радостно... я хлопочу о переводе и издании его книги в Германии, и тут же вечный страх П. П.: а вдруг его жена, Павочка, узнает, что он у меня? Павочка безмерно ревнива.

Как я любила, страдала от его уколов, что так непонимающе, чисто по-мужски наносил мне П. П. и все-таки я его любила со всей мукой и искренностьюа. И вот разлюбила. Значит, это возможно? Это только в юности веришь, что если полюбишь, то это навсегда.

Белые акации Пасси были лебединой песней с П. П. Почему я все это вспоминаю в Мелитополе?

Едем мы с большими остановками и по разрушенной белыми местности. Никогда не знаешь, что впереди. Там ли еще неприятель? Не взорван ли мост? Успеем ли проскочить? Неужели неприятель отрежет от Крыма? Но пока наши держатся крепко и не отступают. По Украине идет мобилизация всех партийных сил.

Пока поезд стоит, меня приглашают в партийную организацию, и вечером, если поезд не двинется, будет митинг. Имя Коллонтай что-то значит. Меня всюду знают и, по-видимому, не потому, что я еду в Крымскую республику как нарком, а просто помнят мои выступления и меня в Октябрьские дни.

 

Из письма к Зое Шадурской, 10 июня [Симферополь]:

[...] Вот я и в Крыму. Я член Крымского правительства. Во главе брат Владимира Ильича, Дмитрий Ильич17. Очень симпатичный человек, тип земского врача, и когда я с ним говорю, мне всегда вспоминается чеховский «Дядя Ваня». Но Крыма я не вижу. Симферополь – это штаб, в котором царит нервность и лихорадка. Крым ведь переходит все из рук в руки. Пока (так говорят все) мы его еще держим, но надолго ли? В штабе всегда неприятности и потом непонятное соревнование командующих частями. Павел взволнован и зол, уверяет, что кто-то из соседней дивизии под него подкапывается.

На днях главком потребовал, чтобы убрали и даже арестовали некоего Петрова из штаба, а Павел сопротивляется, я же в качестве начальника отдела дивизии, конечно, настаиваю на выполнении приказа, я тоже считаю, что Петров нахал. Откуда он взялся? Прекрасно говорит по-английски и долго жил в Америке.

Моя работа пока не определилась. Ну, конечно, выступаю на митингах, пишу статейки для местной газеты и прочее, но это не работа, не творчество. Но в общем я что-то вроде политкомиссара при штабе Дыбенко. Самостоятельных задач почти нет.

10 июня. Два часа ночи. Только что Павла вызвали в штаб, а перед тем он имел неприятный разговор по телефону с Харьковом. Крымская армия переформировывается в дивизию, и Павел считает, что это решение направлено против него.

а. Все эти переживания послужили темой для моей повести «Большая любовь». Издание 1927 г. Универсальная библиотека, Госиздат(Прим. автора).

/65/

– Разве ты не видишь, что ко мне подбираются, не дают работать? Чего они от меня хотят, эти твои друзья – Раковский и компания? Не доверяют мне. Но разве у меня есть что-либо в жизни, кроме революции? Говорят, «дыбенковщина», вроде как «махновщина». Прямо с души воротит... Все бы бросил и поехал землю пахать к отцу, да ведь спасать республику надо. Ну, ты скажи мне, за что меня травят?

Больно мне и очень жалко его. Но все это оттого, что на политическом горизонте очень темно. Что такое Крымская республика? Это фронт. Удержим ли мы кусочек этой территории? Население натерпелось, намучилось, все настороженное, переходило из рук в руки и теперь уже никому не верит. А Совнарком не энергичный и бездеятельный. Дмитрий Ильич прелестный человек, но совершенно не понимает, что такое совершается вокруг него.

На заседаниях Совнаркома республики обсуждают только военные вопросы, до других не доходим. На узко-партийном собрании обсуждаем, главным образом, как обеспечить переход партийной работы на нелегальное положение, сохранить соответствующие кадры, обеспечить их деньгами. Чего-либо практического налаживать не стоит, невозможно. За это просто некогда взяться, да и не с кем. Вопрос весь в том, сколько продержимся.

Начала я курсы для красноармейцев. Разработала программу. Потом еще вожусь с немецким батальоном18. Но все это больше как-то на «пока». Нет веры в то, что это прочно. Атмосфера такая, будто воздух насыщен одним вопросом: когда эвакуация? Мы стараемся показать, что наша власть крепка и что мы и не собираемся уходить. Но бои идут и десанта опасаются все.

Одно мое утешение: встретила здесь много матросов с кораблей Балтфлота. Обрадовалась, и с ними проделываю главную работу. Заходят ко мне также из моего отдела пропаганды. Составляем листовки, газеты и прочее. Но в общем большая оторванность от Москвы и мало работников.

11 июня. В парткоме опять мне жаловались на Павла – «самовольничает». Трения между штабом и областкомом. Трения на почве захвата домов для надобностей штаба без согласования с партийной организацией. Случаи перехватывания продовольствия, которое прибыло для гражданского населения.

Я упрекала Павла, расспрашивала. А он твердит свое:

– Не понимаете вы военного дела. Здесь фронт. Не можем мы считаться с нуждами штатских бюрократов. Нам помещение необходимо, чтобы разведывательный пункт развернуть, а областком, видишь ли, хозяйственный отдел в доме расположил. Ну, мы хозотдел в два счета и выкинули. А ты за них заступаешься. Пойми – нужды армии на первом месте, а твои дома материнства и прочий твой соцобез заведем, когда перережем всех белых и республику отстоим.

Я требую от Павла согласования с обкомом, говорю, внушаю ему, что партия не хуже его понимает серьезность положения.

– А ты пойди, попробуй-ка поговорить с Гавр.а увидишь сама, как там отзовутся. Разве есть у меня время бюрократическую переписку разводить, когда бои кругом.

а. Имя не расшифровано.

/66/

Я уже не раз объяснялась за Павла, но вся беда в том, что трения возникают из-за мелочей, нет еще четкого водораздела между властями военными и гражданскими (местный Совет). Да и не может ведь еще быть здесь. Крым – это фронт. Тоже признаю. Но Павел «самостийничает» – это вредит делу и ему самому. Так нельзя.

 

12 июня. Из письма к Шадурской:

Зоюшка, дорогая! Никогда бы не поверила, что это может стрястись со мной. Это хуже, чем в самом нелепом, бульварном и пошлом романе, я все еще не пришла в себя от этого страшного письма.

Павел, как всегда, неожиданно вернулся из военкомата:

– Сейчас еду на фронт. Собери мои мелочишки, главное, не забудь портфель с бумагами.

А адъютант его говорит:

– Будет серьезное дело, ожидается жестокий бой. Мы не скоро вернемся.

Машина подана и я спешно собираю вещи Павла, укладываю в сумку. Щупаю, нет ли носового платка в кармане френча и вытаскиваю два письма: одно письмо – женский почерк и подпись – «твоя, неизменно твоя Нина». А другое – начало письма в ответ этой самой Нине, письмо недописанное.

Ты поймешь, Зоюшка, что я испытала. Конечно, стараюсь взять себя в руки. Но как все это сочетать? Павел всегда искренен со мной, я ведь это чувствовала, особенно в момент прощания с ним. Конечно, я ему ничего не сказала. Но, Зоюшка, признаюсь, я сделала маленькую женскую подлость: я переложила оба письма из внутреннего кармана в наружный, пусть заметит, что я их прочитала. И когда он переодевался, он, конечно, это заметил.

Когда машина ушла, я заметила на столе записку Павла: «Шура, я иду в бой, может не вернусь. Моя жизнь, как и всех нас, нужна республике. Прости меня. Помни, ты для меня единственная. Только тебя люблю. Ты мой ангел, но ты ведь с тобою месяцами врозь. Вечно твой».

Что ты скажешь, Зоюшка, на такое письмо? Умом понимаю, а сердце, женское сердце, глубоко уязвлено. Главное сознание: неужели Павел разлюбил меня как женщину? Самое больное было, что его письмо к этой девушке, или женщине, начиналось: «Дорогая Нина, любимая моя голубка...» Зачем он назвал ее голубкой, ведь это же мое имя? Он не смеет его никому давать, пока мы друг друга любим. Но может быть, это уже конец?

Ты скажешь, Зоюшка: «Тем лучше, твоя жизнь с Павлом сплошная мука. Ты к нему приспособляешься, ты себя забываешь, ты теряешь свой облик ради него. Выпрямись, Коллонтай, не смей бросать Коллонтай ему под ноги. Ты не жена, ты человек».

Я понимаю все это и твоими словами стараюсь себя убедить, но сейчас мне очень больно и я зову тебя, только тебя.

14 июня. Нет, это не проходит, я знаю, что он на линии огня и поэтому я ему ничего не сказала. А сейчас я часами мысленно разговариваю с Павлом и делаю ему бесконечные упреки. Как все это запутано и очень больно...

/67/

Только что был звонок от Раковского из Харькова, в Киеве понимают всю сложность положения Крыма. Но есть директива: надо во что бы то ни стало продержаться, в штабе говорят, что бои серьезные и что начдив не скоро вернется.

Красноармейский митинг был очень удачный и огромный, я его вела сама и говорила четко, ясно и убедительно. Областком похвалил, что подняла настроение войск. Если не вести упорной политической работы, все расползается. Сергеев (начштаба) говорит, что участились случаи дезертирства, просто бегут из частей. Слухи наступления белых ползут и тревожат, в частях усилили надзор, дежурство партийных товарищей.

Бои идут. Держимся. Павел там, но перекинут в другую группу.

Трудные, мучительные дни. Боль за республику, злость на интервентов, на шейдемановцев. Где братская рука пролетариев Франции, Англии? В тыл Антанте ударить могли бы. Неужели они еще верят в эту комедию мирного конгресса (в Париже 1919 г.)?19 Все во мне кипит, бурлит и мучительно больно за несправедливости в большом и за маленькое свое личное. Что это со мною? Ревность?

А я-то думала, что во мне атрофировано чувство ревности! Очевидно, это потому, что раньше я всегда умела уйти прежде, чем меня разлюбят. Страдали другие, а уходила я. Иногда жалела того, которого раньше любила, и все же уходила. А теперь, видимо, Павел уходит от меня. Ночью написала ему длинное-предлинное письмо и, конечно, утром разорвала. Все во мне бурлит. Но я понимаю, в такую минуту не место взволнованной и ревнивой женщине. Решающие бои для советской власти, и Павел на фронте, а я реву, как дура. Это все еще во мне сидит проклятое наследие женщины прошлого. Пора призвать Коллонтай к порядку. Ведь и в Крым я попала только для Павла. Не хочу быть женой! Пусть это будет мне уроком, и хорошим, заслуженным. Так тебе и надо, Коллонтай. Не сворачивай своего знамени человека-работника, не становись чьей-то женой.

От Ленина запрос Дмитрию Ильичу: нет ли хорошего санатория у Черного моря, куда хочет приехать Марья Ильинична20, его сестра. Дмитрий Ильич, конечно, ответил, что положение здесь очень неспокойное, но все же потребовал, чтобы я немедленно поехала на берег Крыма, в Гурзуф и Ялту, посмотреть на всякий случай, в каком состоянии находятся наши санатории и нельзя ли что-нибудь устроить для Марьи Ильиничны.

17 июня, Гурзуф. Сейчас половина второго ночи. И какая ночь! Крымская, волшебная. Есть ли что-нибудь более чарующее, чем крымские ночи? Забываешь, что мы под знаком тяжелых битв, что неприятель вот-вот ворвется снова на нашу советскую землю. Кипарисы, под окном плеск моря, Черного моря, пушкинского: «Прощай, свободная стихия...» Здесь, в Гурзуфе, еще жива память моей сестры Жени (Мравиной)21, в зале висит ее портрет с собственно-ручной надписью.

/68/

У меня был боевой день. От Симферополя на машине объезжали, вернее, инспектировали, наши санатории в Ялте, Ливадии, Массандре. Завтра осмотр Гурзуфа. В общем, я очень довольна. Не ожидала, что все застану в таком порядке. Здесь хороший доктор и еще лучше наш политрук. Много помогает Областком. Натерпелись наши товарищи, уже успели побывать в подполье при белых, но сейчас держатся крепко и ведут твердую партийную линию. Население около Ялты уважает наших партийцев. Много сделано для беднейшего татарского населения и было трогательно видеть, с каким доверием татарские женщины с их живописными головными уборами и огромным количеством мелких косичек несут своих детей в амбулаторию при Областкоме, спрашивают совета у партийных товарищей – чем питать младенцев и пр. Они еще путают партийное учреждение с отделением нашего Наркомздрава. Но доверие тут к нам полное и настроение хорошее. Война здесь мало чувствуется. Враг как будто бы очень далеко, в Ливадии особенно хорошо устроено для раненых и больных красноармейцев. Живут они в тех самых огромных залах, где еще так недавно расхаживали цари. Лежат на раскидных креслах на веранде. Казенное добро здесь берегут. Вся нарядная мебель в чехлах и даже рояль.

Крым безмерно хорош, не сравнить ни с Ривьерой, ни с побережьем даже Калифорнии – сочетание моря, синего моря, и богатой субтропической растителъности. Я обожаю Крым. А какие тут розы, мои любимые тяжелые желтые розы, так называемые «Маршал Ниэль». Сейчас цветут магнолии. Одуряющий запах. Я всегда говорю, когда встречаю где-нибудь магнолию: «Пахнет Крымом».

По дороге из Массандры что-то случилось с нашим автомобилем и пришлось с полчаса простоять, я забралась на каменную ограду и оттуда любовалась видом. Кто-то украл для меня в саду чудесные черешни и сорвал огромный букет роз. А я думала: стыдно в такой чудесной обстановке так глупо страдать, как я страдаю. Да и мысль о том, что Павел на фронте и может быть, в смертельной опасности, а я все еще упрекаю его за какие-то глупые поцелуи. Все это «мой грех». Все эти месяцы на Украине я – точно не я, точно не Коллонтай. Вьюсь вокруг Павла, точно ползучее растение. Но этого я больше не хочу. Нельзя сводить все свои чувства к одному полюсу, все отдавать одному человеку, я же люблю мою работу и она для меня главное. Зачем же я делаю вид, что я просто жена Павла? «Руку, товарищ Дыбенко, я твой соратник и товарищ. Но Коллонтай я тебе больше под ноги бросать не буду!».

И мне вдруг стало легко и светло на душе. Перед лицом великих событий и великой опасности для нашего дела, для советской власти нечего возиться с психологическими драмами, да и что произошло? Все это такое мелкое и обычное. Когда Павел вернется, я ему все объясню и уверена, что он меня поймет. Нет, Павел меня не разлюбил, это я знаю. А разлюбил – поговорим серьезно. Словно я не учу всегда своих сотрудниц: героини Октября должны с достоинством нести свое знамя партиек.

 

На Украине

29 июня, станция Пятихатка. Положение такое: Крым пришлось очистить, у Перекопа стойко держится отряд Маркозашвили22 и части Мокроусова23.

/69/

Взят Мелитополь и Синельниково. Крестьяне не за нас, хотя и не с белыми. А наши войсковые части перемешаны с партизанами и там много всякого сброду.

Ленин был прав на VIII съезде.

Больно, что белые занимают снова те полосы, которые так недавно мы геройски от них отбили, но где мы не успели показать населению, что такое советская власть для рабочих и для крестьянина-середняка.

Опасения, чтобы армия не попала в мешок.

Все признают, что хозяйственная часть у Дыбенко образцовая и подтверждают, что по боеспособности и спаянности части Дыбенко лучше других на данном участке.

30 июня, Кременчуг. Здесь штаб Ворошилова. Застала его у Бубнова. Ворошилов очень внимательно принял мои донесения. Поделилась также впечатлениями по пути за фронтом, посетовала на то, что соперничают начальники войсковых частей, отнимают друг от друга паровозы, захватывают чужое снабжение, чистый грабеж. Низшие же чины, если полюбят своего начальника, доверяют ему, выполняют точно все его приказы и без отказа идут в бой. А если начальник не пользуется популярностью – «нехай его!». Тогда получается хаос.

Ворошилов сказал, что еще предстоит огромная работа по переорганизации армии в духе VIII съезда, что он всеми силами борется с бандитизмом и партизанщиной. Но с мобилизацией членов партии и прибытием их в армию дела пойдут лучше. Ворошилов считает, что отступление скоро приостановят. Ждут серьезных подкреплений.

– А бандитизм и грабеж населения, мы с этим жестоко боремся, не попустительствуем. Но при отступлениях – где граница допустимого? Авторитет командования падает. Это деморализация и подавленность. Люди просто бегут из части куда попало – не зная куда и с кем. Да и присасываются пришлые. Бои – это игрушка по сравнению с отступлением. Быть хорошим военачальником при отступлении – это высшая доблесть.

Мне очень понравилось, как Ворошилов судит обо всем происходящем. Здраво, без злобной критики, у него ясный и конструктивный ум. А когда я заговорила о Донбассе, о Луганске, он совсем повеселел и оживился, в нем еще жив «дух рабочего-горняка». <Кажется мне удалось рассеять у Ворошилова некоторые неверные представления о Дыбенко и разбить предубеждения, вызванные клеветническими доносами, я рада во всех отношениях, что повидала Ворошилова.>

На прощанье он, шутя, сказал:

– Вы так освоили военные дела, что вас надо назначить в Киев не наркомом пропаганды, а наркомвоен.

Мы посмеялись и расстались друзьями.

В Никополе нагнал нас Дыбенко со своим штабом, с Павлом ведь не виделись после того жуткого часа, когда он с письмом от той, другой женщины, уехал на фронт, я была счастлива, что он цел и жив, никаких упреков ему не делала, только объяснила, что если разлюбил, пусть скажет. Мы же соратники

/70/

прежде всего, значит, должна быть честность и правдивость. Сказала, что и я рвусь на свободу от нашего брака.

Павел заплакал. Потом хорошо говорили не о личном, а о делах, и о том, что делается вокруг, у Павла опять неприятности и что обидно – со штабом Ворошилова. Как же я могу бросить Павла? Он такой вспыльчивый и неразумный, как ребенок.

Обещала в Кременчуге зайти в штаб армии, выяснить. Два наших поезда долго стояли рядом. И мы тепло и хорошо расстались с Павлом. Он доложил Дмитрию Ильичу, что ценности и бумаги все из Симферополя вывезены.

До последнего дня в Крыму я продолжала работу: выступления, листовки. В ночь перед отъездом составила последнее обращение советского правительства к населению. Когда писала это – перед моими глазами стояли татарские крестьянки с малыми детьми, которые так доверчиво шли за помощью и советом в наш обком в Ялте, и так было больно оставлять их на разграбление белых. Ведь с населением Деникин не церемонится, грабит, убивает беспощадно, это уже население Крыма испытало. Мы же несем с собой всегда помощь в благоустройство. Заботит мысль: успели ли обком и Наркомздрав вывезти раненых из санаторий и выполнить план, который мы с товарищами наметили, когда я объезжала санатории.

Но пора забыть о Крыме. На очереди актуальные дела в Киеве и я довольно, что я тут на живой творческой работе.

5 июля. Еще новая задача: партия назначила меня наркомом пропаганды Украины, и вот я в Киеве. Позади Крым, наше отступление и эта последняя дочь после десанта Деникина, когда озабоченный, но ласковый голос Павла по тюлевому телефону будил меня со словами: «Можешь еще поспать часок. Мы их крепко взяли».

Но в пять часов утра Крымское правительство собралось на совещание. Деникин высадился на наш берег, бои идут у Геническа. Отстоять Симферополь нет никакой возможности. Да и Москва требовала, чтобы не было лишнего кровопролития, все равно Крым пока не удержать. Линию обороны переносим севернее. В штаб дивизии шли распоряжения от Ворошилова.

Настал час эвакуации, держались до последней возможности. В нашем вагоне ехал и Дмитрий Ильич. Ему нездоровилось, и весь этот быстрый и неприятный отъезд и самый факт отступления действовал на его нервы, я сама терпеть не могу отступления. Какое-то душное, отвратительное чувство, хочется домой побежать на передовую линию, и в такие минуты я очень хорошо пони-паю Жанну д'Арк24. На нашем красном фронте, конечно, немало безыменных героинь, маленькие Жанны д'Арк, но мое место не на поле боя.

До Киева тащились больше недели, были всякие неизбежные преграды, в Пятихатке и в Никополе стояли долго. Не забыть, как на одной из небольших собраний нам удалось захватить в плен несколько десятков белых. Начальник штабa дивизии Сергеев сказал мне: «я велел поезду двигаться немедленно, вы не вынесете картину, когда из живых людей делают котлеты».

Он был прав. Когда я слышала пулеметный огонь, направленный не против боевой линии, а на пленных, мне стало нехорошо. Странно, когда убивают

/71/

пленных людей, то просыпаются совсем другие чувства, чем при боях с врагом. Была благодарна Сергееву, что наш поезд скоро отошел.

Киев, 7 июля. Как я счастлива, что я в Киеве, что я на созидательной работе, что кругом идет укрепление, строительство советской власти.

Киев – красавец город. Здесь как-то не чувствуется, как в Крыму, нервности. Советские учреждения, парторганизация, все разворачивают работу. На Крещатике много гуляющих, в Киеве жизнь идет, будто войны и нет, театры полны и здесь играет Верочка Юренева (сестра Зои)25, обязательно ее найду. А между тем ведь Киев каких-нибудь восемь месяцев тому назад стонал под игом немцев. Мы их повыгнали и очистили Украину, чистим и сейчас от всякой нечисти и врагов.

Конечно, Киев тоже под угрозой, но чувствуется, что мы умело распоряжаемся военными силами. Больше всего мне нравится мой новый наркомат. Это не привесок к армии, как было в Симферополе, а солидное учреждение. Рабочие комнаты симпатичные, светлые и большие. Штат сотрудников большой. Среди сотрудников встретила несколько старых приятелей времен подпольной работы в Петербурге. Конечно, было радостно. Здесь, в Киеве, будет хорошо работать. Сразу занялась внутренними распорядками комиссариата. Собрала сотрудников и набросала схему работы по отделам: печать, всякого рода издания, инструкторский отдел (очень важный), художественный отдел (плакат), финансово-учетный и прочее.

Сразу с первого дня приезда кручусь в горячей, интересной работе: митинги, выступления на курсах и прочее. Уже собрала группку для комиссии работниц. Кажется, хорошие товарищи, особенно Чернышева, дельная и энергичная.

Ночью в день приезда была на заседании Реввоенсовета Украины – информация о положении дел в Крыму и о действиях дивизии. Содоклад по чисто военной линии делал начальник штаба Сергеев. Были возражения, прения, вопросы (явно недоброжелательные) о Дыбенко. Но, наконец, признали, что его дивизия самая боеспособная единица. Ночью вызвала Павла по Юзу и на душе стало легче и светлее.

На фронте по последним сведениям дела идут лучше, и не только на Украине, но и повсюду.

5 июля. Хозяйство у меня большое: обслуживание газет, писание листовок, плакаты и лозунги. Два агитпоезда – один имени Ленина, другой памяти жертвам Октября. На поездах кино, библиотека, эстрада раскидная для выступлений и театра. Мои художники большие энтузиасты и плакаты делаем огромные. Мы их выставим на улицах и по селам. Пропагандистскую работу надо развивать во всю ширь, и, главное, по селам, в головах населения огромный сумбур. Мировая война, враги – немцы. Оккупация немцев и власть Скоропадского26. Вчерашние грабители вводят немецкие непонятные порядки. Народ стонет под оккупацией, борется где и как может.

Выгнали немцев, пришли мы – советская власть, и опять все новое, непривычное, может, и лучше, а непривычно. Украинец же консервативен по сво-

/72/

ему складу, ему бы жить и поживать по старинке, как все было еще во времена Гоголя27. Но народ смышленый, любит шутку и иронию и умеет сказать острое словечко. Если кого не взлюбит – не сдобровать: засмеет.

Положение все же серьезно не только на внешнем фронте, но и в селах очень неспокойно. Все бурлит. То тут, то там восстания. Вот почему наше украинское правительство требует от наркомата пропаганды и агитации развить работу во всю ширь. В правительстве же душок самостийности (Тарас, Рафаил28 и др.). Неизменный спутник Раковского – Садуль29. Удивлена была встретить во здесь на Украине. Много рассказывал мне о международном положении, о мирной конференции и об интригах изменников-белых против нас в Париже, то главе с бывшим депутатом Думы Маклаковым30.

27 июля. Я люблю, чтобы вокруг меня в рабочих комнатах был идеальный порядок, чтобы не терять времени и энергии на поиски, где бумага, где копия, поставила письменный стол под тем углом, какой мне удобен для писания, свет слева. Несколько стульев для посетителей у стола. На работу прихожу рано, пока еще жизнь деловая в наркомате не началась. Просматриваю телеграммы, секретные донесения и уже потом за работу.

Первый митинг работниц удался на славу31. Набралось работниц и крестьянок несколько тысяч. Впереди, конечно, красивая, энергичная Чернышева, много украинок в своих живописных костюмах, вышитые рубашки, бусы на шее и пышные косы на спине, черные и русые. А сами девушки крепкие, здоровые, загорелые, лица улыбающиеся и какие у них чудные белые зубы и крепко очерченные брови. Недаром красота женщин на Украине всегда отмечается бровями. Пели Интернационал, на площади был большой митинг. Все говорили, что я никогда еще так хорошо и горячо не говорила. Еще бы, главная цель – отстоять золотую житницу Советской республики, не дать врагам сновa ею завладеть.

Это был хороший, светлый день, его не забыть. Фундамент для работы среди женщин Украины заложен. По деревням организуются ясли и дома материнства, работаем рука об руку с Наркомпросом, и в Наркомпросе старые соратницы по Петрограду.

10 августа. Взята Полтава. Все мы расстроены и злы. Эти дни одни огорчения. Пала советская Венгрия, в Париже продолжается сговор против нас. Антанта ищет помощи Германии, чтобы нас изолировать.

Наш наркомпросский пропагандистский пароход «Большевик» повез наших сотрудников вчера по Днепру с плакатами и кино. Рассказывали, что когда приехали к одному селу, на берегу паслись коровы. Но когда из села увидали «большевик», бабы повысыпали из деревни и стали загонять скот, даже гусей и тех загнали в хаты.

Сотрудники удивились, стали расспрашивать. Оказывается, на днях на пароходе прибыла какая-то воинская часть, по-видимому плохо дисциплинированная, она начисто ограбила соседнее село. Сегодня же поеду в Реввоенсовет, чтобы это дело расследовали и донесли в штаб.

/73/

Правительственные органы у нас в Киеве отвлечены другими серьезными заботами. Петлюра32, немцы, Антанта... Председатель Совнаркома и Садуль, его информатор по международным делам, обеспокоены политическими ходами Антанты и находят, что положение на Украине «серьезное».

За эти дни я разработала предложение в междуведомственную комиссию УССР, чтобы [работа] была согласована и [установлена] большая связь между руководящими органами. Проект уже одобрен Совнаркомом.

Сегодня была у товарища Петровского33, жаловалась ему на неполадки в работе наших учреждений.

– Подумайте, товарищ Петровский, мы уже на Украине полгода, а еще так мало сделано, ничего нет прочного.

– Не сумели еще подойти к населению, – задумчиво ответил Петровский.

– Это вам не питерские рабочие, это крестьяне. Надо завоевать середняка, надо поступать по постановлению Восьмого съезда.

На это товарищ Петровский ответил:

– А где взять кадры работников? Лучшие люди на фронте.

Я поехала в Реввоенсовет к Лацису34. Он вполне согласен со мной, что работа наша не дает тех результатов, на которые мы могли бы рассчитывать. «Каждая область требует своего особого подхода в работе, – сказал он, – а мы работаем огулом», и привел такой пример из действий его же собственного аппарата:

– После попыток восстания кулаков в одном селе туда посланы были отряды для разбора дела. Но вместо разбора дела – отправились прямо на поля, где крестьяне как раз занимались уборкой урожая, и переарестовали всех огулом. Поле осталось неубранным, я сам допрашивал этих мужиков, а они сидят и говорят все одно и то же: вы хоть волов-то увели бы по домам, ведь они разбредутся, потом не соберешь, да и хлеб оставили полускошенным, хозяйство губите. Что за люди! Не понимаете, где богатство у нас и как его сберечь...

Вот такими промахами и ошибками мы сеем недоверие к нам. Мы еще плохие хозяева и еще плохо усвоили решения VIII съезда, я воспользовалась этими словами Лациса и изложила ему мой план работы наркомата, я считаю, что именно в наркомпропе нужно иметь и агрономов, как сотрудников, пусть даже непартийных, а то шлют все горожан, да с северных краев.

Лацис со мной вполне согласился и обещал мой проект в Междуведомственной комиссии поддержать.

16 августа, Киев. Интересная беседа с Садулем о так называемой мирной конференции. Союзники торговались, «как на Сухаревке». Их антагонизм растет и мы этим, конечно, пользуемся. Но в одном они все солидарны – добиться изоляции Советской республики. Боятся нашего сближения с Германией, а немцы свою выгоду извлекают из этого страха, да еще пугают Антанту революцией в Европе. «Миротворец» Вильсон35 всем надоел своей Лигой Наций и 14-ю пунктами. Ведет иезуитскую политику и, конечно, не в нашу пользу.

Страх нашего сближения с Германией заставил союзников пригласить немцев в Версаль36. Немецкие рабочие были против подписания (демонстрации в мае), но Брокдорф-Ранцау37 настоял на соглашении.

/74/

Против нас сильно работают белые во Франции и во главе мой старый знакомый В.А.Маклаков, «сердцеед», как мы в шутку в Питере его называли. Женщины от него были в восторге. Он себя считал «русским Мирабо»38 в Государственной думе.

Союзники очень встревожены нашей политикой в прибалтийских провинциях, заявлением наркома нацменьшинств о их национальной независимости. Садуль говорит, что теперь Антанта носится с планом образования «санитарного кордона» от большевистской заразы. Хотят захватить прибалтийские провинции, задушить там советскую власть и сделать Эстонию, Латвию и Литву якобы независимыми государствами, но подчинить их Антанте экономически н политически. А как Финляндия, моя бедная рабочая Финляндия, где белые финны продолжают сжигать целые поселки рабочих, мстя террором за советскую власть в восемнадцатом году39. Садуль слышал, что Антанта собирается послать свои военные суда в Финский залив на помощь белым финнам. Ужас и мерзость.

Садуль считает, что планы союзников на интервенцию провалились – ни английские, ни французские солдаты не хотят воевать против русских. Чешские легионеры рассыпаются, Красная армия гонит Колчака обратно в Сибирь. Все их ставки на белых генералов не оправдываются.

На мой вопрос – почему пролетариат Франции или Англии не реагирует на повторные обращения Советской власти о снятии интервенции, почему не давит на свои правительства, где причина – Садуль сослался на то, что все запуганы войной, что политика оппортунизма затуманила головы.

– Во Франции критика Версаля считается изменой отечеству, знаком прогерманизма. А в Германии шейдемановцы действуют по указке Брокдорфа.

Садуль не верит в возможность революции в Европе:

– Все хотят мира и порядка после всего пережитого – это психологический закон.

– Ну, а Венгрия? Баварские события? – вырвалось у меня невольно. – Это же показатели?

Но Садуль возразил: «Они-то больше всего напугали».

Наших проблем он не понимает, но он рассказывает интересные вещи из мира международной политики, и я люблю с ним беседовать.

Раковский во главе правительства, но здесь он чужой, как-то не привился. Кто здесь популярен и его народ любит, это Петровский, наша питерская школа чувствуется, с ним приятно посоветоваться, у него подход к жизни для меня понятный и близкий – настоящий, твердый, партийный.

Верочку Юреневу я нашла неожиданно после большого митинга на площади, где выступал Петровский и другие члены правительства. Конечно, пошла посмотреть ее. Здесь ее очень любят, и пьеса революционная – «Овечий источник»а. Она играет роль революционерки и публика встречала и провожала ее овациями не только за ее удивительно красивый голос, но и за ее крепкие призывы бороться (по пьесе) за свой народ. Театр полон красноармейцев, при-
______
а. Пьеса Лопе де Bera «Фуэнте Овехуна» была поставлена в Киеве комиссаром национальных театров К. Марджанишвили.

/75/

бывших в Киев при перебросках, многие после представления идут прямо на фронт, воодушевленные, подъемные после хорошего спектакля.

Люблю я своих украинских художников. Чудесные плакаты пишут. Особенно удался тот, что написан на мой лозунг: «Будь матерью не только своего ребенка, но и для всех детей рабочих и крестьян». Плакат огромный. Посредине красивая, здоровая женщина, украинка. Ясно видно, что она мать. Раскрыла свои объятия и к ней со всех сторон сбегаются детишки. А позади на фоне дом с надписью: «Дом матери и ребенка». Хорошо и выразительно.

Этот плакат выставили на углах по Крещатику и около него всегда толпится народ. Из сел пишут, требуют еще и еще плакатов. Это уже успех.

18 августа. Павел неожиданно приехал в Киев, проездом в Москву. Думает, что его снимают, может перебрасывают, тогда мы опять будем врозь. Пока это его предположение, но он удручен. Уговорил меня на сутки съездить с ним в Новозыбково, повидать его родителей. Я долго сопротивлялась: «Как же дела мои?» А Павел говорит: «Не поедешь, родители подумают, что ты ими пренебрегаешь. Ведь мои старики еще не видели, какая у меня жена».

Взяла (с разрешения Раковского) вагон из агитпоезда и поехали в Новозыбково.

Скромная хатка крестьянина-середняка, в углу иконы, а под ними расшитые полотенца. Чистенькая хатка.

А какая у Павла чудесная мать! В ней что-то эпическое. Была красивая, с темно-золотыми волосами, глаза умные и внимательные. Гордая, степенная и ласковая, а неграмотная. Нарожала кучу детей, два сына-героя, один погиб на фронте, а Павел – то нарком, то в тюрьме, то командует фронтом.

Старик хозяйственный. Своя полоска земли, бульба, рожь, гречиха. Две коровы, одна лошадь. Помогает в хозяйстве муж дочери (соседняя полоска). Огромная печь, выбеленные стены, на полу холщевые ручные дорожки. Успокоительно сесть возле павлиной матери и, пока она месит тесто или готовит борщ, слушать о детстве Павла, о том, какая была у них бедность, как Павел рвался учиться и молил мать продать полоску, чтобы его отдали в земледельческое училище. Но детей много, где их учить... Павел сам втихомолку бегал учиться у поповны, за это пас гусей попа.

Зеленый луг, грушевое дерево. Вечер такой ласковый. Смешной рогатый серп-месяц, хата и плетень. Вспоминаю Гоголя. Стоим с Павлом у плетня, а вечерние тени окутывают далекие луга.

В Новозыбкове, конечно, были митинги, осмотр и совещание в детской колонии. Но там, в беловыбеленной хате, во фруктовом садочке, важно было другое: то, что мы с Павлом будто снова нашли друг друга и жалко было провожать его в Москву.

В Киеве застала нервную атмосферу: бои приближаются. Деникин с юга, Петлюра с запада, зашевелились и поляки, их подстрекает Антанта. За два дня отъезда все так изменилось. И Киев уже не беспечный и радостный, напоминает настроение Крыма.

Тошно на душе. Иду в Совнарком.

/76/

20 августа. На 24 [-е] августа решено провести праздник советской печати и пропаганды. На улицах повсеместно наши лозунги на плакатах. А атмосфера Киева насыщена угрозой, обыватель полон страха, усилилась «чистка» наших аппаратов, идут аресты. Только и слышишь разговоры о Петлюре или Деникине. Рабочие знают, что их ожидает, если Киев попадет опять в руки врагов. Но буржуазия киевская ехидничает, хоть и прячет свои когти.

Вчера пережила неприятные часы: с утра в мою комнату ворвалась плачущая, хорошо одетая особа. «Мужа арестовали, спасите, сжальтесь, помогите!».

– Кто такой ваш муж?

– Директор банка. Душу отдавал работе...

– Фамилия его?

– Левестам, вы его должны знать, он бывал в доме ваших родителей. Вы барышней были еще... Вы еще с ним в домашнем театре играли...

Обещала справиться. Ушла жена Левестама. Имя оживило в памяти давно прошедшее. Мне семнадцать лет, мы с Левестамом играем пьесу «Горящие письма», и я горжусь, что играю «вдову средних лет».

Но дело Левестама серьезное, ничего сделать нельзя.

А за женой Левестама, опять с плачем, старенькая еврейка: «Сына арестовали: "Зачем торгует частником, не зарегистрирован", а всего-то ларек у нас, семья большая, жить нечем».

По телефону навела справки в Реввоенсовете, обещали дело выяснить. Вечером, вчера же, мать и выпущенный сын пришли благодарить и пачку папирос принесли. Еле убедила: «Не курю, не возьму».

Зато днем были все радостные встречи, в Наркомпроп пришла Чернышева с вестью, что в двух селах наши делегатки по женской комиссии, лучшие, отборные, простые крестьянки, записались на нелегальную работу. А в третьем сете сегодня женский митинг, настроение в нашу пользу, но Чернышева хочет, чтобы я с ней поехала: «На машине недалеко». Дала согласие.

На фабриках и заводах у рабочих настроение хорошее, не то, что киевская обывательщина. Принимают резолюции бороться, не сдаваться белым, идти в подполье. И с фронта бодрее сводки, местами отогнали Петлюру, местами держимся крепко против Деникина.

Но все же при Реввоенсовете создана архисекретная комиссия, разрабатывающая план эвакуации. Почти беспрерывно идут совещания Совета обороны, Политбюро, Совнаркома. Все те же товарищи – Раковский, Мануильский40, Бубнов, Петровский, Аралов41 и Ворошилов наездами с фронта.

В комиссариатах не свертываются, и об эвакуации решено даже не заикаться, особенно после телеграммы от Ленина42. Но Раковский дал мне указания, как теперь же рассчитать служащих по учреждениям. Разве это разумно? В аппарате работаем во всю, готовим празднество печати и все, кто приходит к нам, уходит окрыленный и успокоенный, значит, все «страхи» пустые бредни. Чем мы увереннее, тем спокойнее и население.

Поехали вчера с Чернышевой и с товарищем Ливень-Клочко на делегатское собрание, а по дороге завернули в село, у нашей машины сейчас же собрался народ. Потолковали, главное об урожае, раздала листовки, плакаты. На прощанье обещали: «Не сдадимся панам. Немцев выкурили, а уж белых гене-

/77/

ралов с панами и подавно не допустим!» и вдогонку кричали: «Мы за советскую власть все, как один!». «И мы», – хором подхватили женщины.

По сведениям нашей агитпроповской агентуры, по волостям сейчас настроение много лучше, чем в начале лета. Урожай ли причина, или и мы успели кое-что сделать?

Порадовало и собрание делегаток:

– Мы за свои женские права бороться будем, и за детский дом постоим, да и мужьям повадок не дадим, советская власть за нас, бабу в обиду не дает.

Хорошо выступали, а на площади большой плакат: парень в крестьянской одежде и работница, оба держат советское знамя. Лозунг: «Мы вместе, рабочие и крестьяне, мы не отдадим земли нашей панам. Урожай наш».

Я так увлеклась беседой с женщинами, этими чудесными, гордыми, самобытно-яркими украинскими крестьянками, что сразу и не обратила внимание на шум, пока товарищ Егорьев не прибежал.

– Что вы тут раскудахтались? Распускайте скорей собрание, кулачье сход собрали, не слышите что ли? Избу-читальню сжечь собрались. Драка идет. Идите, товарищи, на помощь мужьям, заваруха серьезная. А вы, товарищ Коллонтай, езжайте скорее обратно, пока чего не стряслось.

А вечером в Совнаркоме на меня набросились: зачем одна, без охраны по селам разъезжаю. Не первый случай, что наших инструкторов кулаки до смерти избивают.

Постановили: наркомам из Киева без разрешения и без надежной охраны запрещено выезжать. Опасность усилилась. Прорыв.

Сентябрь. Мы оставили Киева. Ушли. Отплыть пришлось по Днепру на пароходе «Большевик». Железные дороги все уже были отрезаны, с востока Гребенки – наступал Деникин, с запада – Петлюра, на севере – поляки. 25 августа прибегает ко мне взволнованная Ядвига (сотрудник и друг товарища Дзержинского): «Бравары взяли, шоссе на Чернигов отрезано». (Это последнее оказалось неверно.)

Двое суток стоял «Большевик» под парами, но у меня была своя забота: отправить отсюда семьи коммунистов и часть партиек, отсеяв тех, что остаются на «подпольной» работе. Ядвига принесла мне на всякий случай фальшивый паспорт и полную одежду сестры милосердия царского времени.

Поспешила в агитпроп дать последние распоряжения. Некоторые сотрудники не брали зарплаты, чтобы не оставлять свои подписи: «Найдут белые, мне конец, да еще пытать будут».

Грустно было оставлять эти большие, светлые комнаты, где столько пережито было и надежд, и тревог, и разочарований, но и радостных часов успехов, а главное, встреч с хорошими, самоотверженными товарищами. Особенно думала об украинских женщинах и сердце сжималось горечью и досадой. Проклятые интервенты... Без их подсказки да подмазки не поднимутся украинцы и не пошли бы крестьяне с кулаками.

Жалко и больно оставлять Киев, древний исторический красавец-город. Такое чувство, будто мы виноваты перед ним. Но в Совнаркоме твердо требова-
______
а. Войска Деникина вошли в Киев 30 августа 1919 г.

/78/

ли эвакуации. На других фронтах крепко бьем и гоним белых. «Скоро, – говорят товарищи, – мы вернемся сюда победителями и уже прочно и навсегда».

На пароходе едут сотрудники наших учреждении и газет. Ночью грузили ценности из комиссариата! Пароход держит курс на Гомель. Но последние вести очень плохие. Антанта заняла Одессу. День за днем белые берут – Кременчуг, Казатин, Ворожьбу, а сейчас Гребенки и Фастов.

«За урожаем пришли», – говорили сами крестьяне, и я с грустью думаю об их таких энергичных, славных делегатках по селам и фабрикам. Что-то будет с ними? А Чернышева осталась, и таких немало. Стою на борту парохода и прощаюсь с Днепром.

– Не горюй, – положив руку на мое плечо, говорит товарищ Тина из Наркомпроса. – Мы еще вернемся и не раз искупаемся в Днепре. Еще шире развернем всю сеть наших детских учреждений и будем слушать твои выступления.

Мы решили с ней не терять времени и править корректуру ее и моих последних выступлений на собрании работников Наркомпроса Украины для следующего номера журнала, который мы напечатаем, когда вернемся победителями в Киев.

Весь путь до Москвы одни тревоги. Один вопрос, не только у меня, но и у всех: почему наши неудачи? Почему прорывы и отступления? 12-я армия, казалось, боролась крепко и потери очень большие. Где-то измена, предательство.

Нет, по-моему не только это. А чего все время не хватало на Украине и в Крыму – это единого крепкого руководства, ведущей воли и четкого плана, я бы сказала, не хватало Ленина, а в армии говорят: или Сталина. Ишь, как он дело у Царицына направил сразу, прорыв, и какой прорыв, ликвидировал в два счета. А наши верхи в Киеве – я их прозвала «киселем».

Куда это годится? Накануне отхода из Киева сам Аралов звонит мне из штаба в агитпроп:

– Подтвердилось ли, что Ворожьба взята противником? у вас, – говорит, – агитпроп гибкий, аппарат живой. Слухи, они скорее доходят, чем писаные донесения.

Ну, что это за руководство, если спрашивают у агитпропа...

А Совет обороны Киева так и не разослал нам секретных инструкций. Возмутительно! Нет дисциплины и не спешат. Как при таких порядках не сдать Киева? А сколько я намучилась с отправкой семейств из агитпропа. Стоит поезд на ходу, женщины и дети в вагонах плачут, волнуются, а Наркомпрод с присылкой провизии медлит, не несут и не несут. Все телефоны перезвонила. Петровский помог. Отправила поезд.

Нет, не так работать надо. Все это нам уроки, и тяжелые уроки.

На партработе в Москве. Москва, 1-й Дом Советов, Октябрь. Переживаем решительную полосу: натиск империализма со всех концов, мы в кольце.

/79/

Взяты Курск и Орел. Идут бои за переправу через Оку. Угроза Туле, а значит, и Москве. Петроград вторую неделю под огнем. Бои у Красной Горки. Белые заняли Гатчину.

Но работа идет своим чередом, в Кремле все обычно и спокойно. Уже имеется, конечно, план, куда уходить в случае чего, и все предусмотрено. Но нет ни нервозности, ни паники. Мне кажется, у всех такое же безотчетное чувство – в последнюю минуту успех повернется в нашу сторону. Усилилась мобилизация лучших членов партии, их рассылают по самым трудным и опасным местам. Но именно то, что столько коммунистов поехало на фронт, сняты с важной работы – это должно изменить настроение в сторону победы. Все надежды на Сталина. Он все решает на Южном фронте. А Л. Д. [Троцкий] пишет статьи, оправдывающие его неудачи. Это своего рода признание своих неудач (слабость связи, лживые оперативные сводки, недостатки комсостава и прочее).

Чудесно прошла партийная неделя – «Ленинский призыв»43. Записалось свыше 13 тысяч. Я говорила беспрерывно, на нескольких предприятиях в день. Но, конечно, эти новозаписавшиеся коммунисты – сырой материал. Все же это показательно: записаться в партию, когда враг у ворот! Это хороший аттестат нашей советской власти, несмотря на все наши недочеты и ошибки.

На днях проводила митинг в «Арсенале», в Кремле. «Арсенал» ведь не пустяковое предприятие. Что же оказалось? Большинство рабочих и работниц – беспартийные. Почему? Жалобы на голод, на длинный рабочий день (тут-то могли бы урегулировать), на то, что ходят в дырявых сапогах – не достать сапог. Действительно, народ тощий, голодный, изможденный. Нехорошо! А все же после митинга стали записываться в партию! А как хорошо они пели «Интернационал»... Нет, сознательность, конечно, выросла, но и тьма большая еще, и с ней не легко справляться.

Я, конечно, пошла к Аванесову44. Так нельзя. «Арсенал» – важный пункт – все рассказала.

– Не может быть! – он понятия не имел о положении рабочих. – Руки не доходят до всего.

А через день иду по Кремлю. Нагоняет работница, старушка:

– Товарищ Коллонтай! Вот вы правду сказали на митинге. Как станем все коммунистами, за Ленина – легче будет. Записалась я вчера в партию, вчера же нам сразу сапоги выдали. Теперь бы только еще галоши получить, век за коммунистов стоять буду.

Этот анекдот обязательно надо Владимиру Ильичу рассказать.

21 октября. Петроград под прямой угрозой45. Чувство – будто в соседней комнате близкий друг тяжело больной. Прислушиваешься к дыханию и мысль о нем ничем не заслонить. Нервы напряжены.

28 октября. Отстояли Петроград. Это – дело Сталина, молодец.

Пережила большую встряску со взрывом на Леонтьевском переулке46. Совершенная случайность, что я избежала гибели. Мы с Инессой [Арманд]

/80/

за полчаса до бомбы ушли из зала: спешили в ЦК, где нас ждала Hадежда Константиновна, сидели близ дверей, где взорвалась бомба, о взрыве узнали позднее.

Я вернулась к себе поздно. Павел как раз эти дни находился в Москве. Вбегает ко мне ночью Павел, лица на нем нет, расстроенный, взволнованный. Оказывается, узнал о взрыве, рыскал по всему городу, отыскивал «мой труп по больницам и моргам. Кто-то сказал, что видел, как будто меня «вынесли!».

– Что ты со мной сделал, голубь мой беспокойный! Чуть ума не рехнулся. – А сам не выпускает из объятий...

Владимир Ильич тоже очень беспокоился: где Инесса? Звонил в отдел.

2 ноября. В 1-м Доме [Советов] – все старые товарищи. Много вожусь с Л. Г. [Шляпниковым]. У него вечно сидит своя, рабочая публика. Шутят, смеются, пьют чай. Но и анализируют положение, всех и все критикуют, в этом году в 1-м Доме топят. Обед по ордеру. Всегда есть кипяток на кухне. Пойдешь за кипятком – все «новости дня» узнаешь. Больше, чем на заседаниях или по газетам.

В Москве нет топлива. Рабочие жалуются на холод, меня это угнетает, в прошлую зиму, когда сама мерзла, было спокойнее на душе, естественнее.

Я убеждена, что три четверти неполадок у нас из-за бесхозяйственности. Никто, даже те, кто поставлен на это дело, не хотят делать «маленькие дела». А от малых дел зависит и успех большого. Это я насмотрелась на фронте. Там хорошие сапоги могут решить, в чью сторону падет победа.

Пример. В марте, когда я уезжала на Украину, в вестибюле Метрополя лежали сложенные огромные и очень дорогие ковры. Все идущие о них спотыкались, все их ругали. Администрация все время обещала: «Уберем, не беспокойтесь!». Я сама говорила о них с комендантом, напоминала швейцарам: «Хоть бы вы о них позаботились. Ведь народное добро».

Соглашались. А приехала я через полгода с Украины – ковры все еще в вестибюле лежат, только теперь над ними весело кружится моль. Вот так и в других «мелочах», а в сумме – от бесхозяйственности всем хуже.

Я тоже сделала «бесхозяйственную» глупость: оставила в Харькове свои теплые, зимние вещи, а Харьков взят был Деникиным, и вещи пропали. Теперь мерзну. Жалко серой шубки. А с ордером возня, некогда.

Также много еще у нас безобразных остатков прошлого в морали. Написать бы книгу или издавать бы журнал, чтобы выявить, утвердить основы настоящей, коммунистической этики.

10 ноября. Петроград был в большой опасности, но Красная армия перешла в наступление. Петроградский пролетариат показал себя героем. Старая, крепкая, революционная школа, в Москве много пришлых. Но МК сейчас очень усилил работу. Враг внешний отступает, но остается серьезный враг внутренний – разруха. То, что я зову бесхозяйственностью. Сюда надо направить все силы, все внимание, побольше самодеятельности масс. Втягивать их в это дело, учить женщин.

/81/

Я говорила с Владимиром Ильичем, что мы стали бюрократами. Владимир Ильич:

– Бюрократизм не годится, конечно, но он хоть учит порядку и учету. Не украинскую же нам анархию разводить. Сами на нее жаловались.

Калинин47 сетует, что ему «не дают проводить свою инициативу»:

– Попробовал на свою голову действовать, за это в Политбюро распушили. Это, говорят, вам не Нарвская застава. Теперь велят «сиди» – сижу. Поезжай. Михаил Иванович – еду.

Калинин, объезжая деревни, что-то много наобещал, и потекли в Москву ходоки, вот где его ошибка.

Вторая годовщина [революции] прошла не так ярко, как в прошлом году. День был снежно-серый. А в прошлом году небо было голубое и наши красивые аэропланы.

В 6 часов было заседание ЦИКа в Большом театре48. Много прибыло бойцов из частей на этот раз. Красин49 постарел за это время. Рыков за то, чтобы все шло только через канцелярии. Садуль отпустил бороду, едет нелегально во Францию.

Ленина встретили очень горячо, и говорил он, как всегда, будто беседует с каждым, проникает в мозги.

В первый раз публично награждали краскомов орденом «Красного Знамени». Владимир Ильич долго и очень дружески тряс руку Сталина. Сталину демонстративно горячо хлопала группа тех, кто против Троцкого.

12 ноября. Все эти дни хожу с камнем на сердце за судьбу семьи Сa. Особенно за него. Сколько периодов жизни связано с этой семьей... Звонила по этому делу Владимиру Ильичу. Была у Дзержинского, говорила с Красиным, в результате его освободили, о чем сообщила Горькому50.

Попалась старая книга о мадам де Сталь51 и Наполеоне52, она его считала «узурпатором». Но не он был узурпатор, а внешнее соотношение сил и победоносная буржуазия сделали из него «фетиш» и превратили в тирана. Места для Бебефа53 и Гебера54 не осталось, или их время еще не пришло. Мысли Вольтера55 и Руссо56, все их идеалы о свободе и равенстве уложили в четко сформулированный «Кодекс Наполеона».

Задумываюсь о нашем будущем. Бытие побеждает и приспособляет самые смелые искания. Но философствовать некогда. Готовили в отделе по работе в деревне первое совещание57. Меня назначили в помощь товарищу Невскому58. Участок важный, особенно сейчас. Владимир Ильич вызывает нас для личных докладов, – как идет подготовка, дает указания. «Это сейчас важнее даже, чем ваша работа с работницами», – сказал мне Ленин вчера, когда я пожаловалась, что упускаю работу в Комиссии работниц. Он прав, это я ясно вижу после Украины. Крестьяне сейчас решающий элемент.
______
а. Имя установить не удалось.

/82/

Второй день неможется, горло болит, верно, жар, но лечь некогда. А все потому, что осталась без теплой одежды. Только бы конференцию провести, не свалитьсяа.

РГАСПИ. ф. 134. Оп. 4. д. 24. л. 27-83. Подлинник. Машинописный текст с правкой автора.

 

Примечания

1. В результате Венгерской революции 1919 г., как составной части европейской революционной ситуации, а также под влиянием распада многонациональной Австро-Венгерской империи и Октябрьской революции в России, была создана Венгерская советская республика (21 марта - 1 августа 1919 г.), подавленная военными силами Антанты при поддержке внутренних контрреволюционных сил.
2. Сталь Л. M. (1872-1939) - участница борьбы за советскую власть, работала среди женщин. В годы Гражданской войны на военно-политической работе.
3. Первый Всеукраинский съезд профсоюзов проходил в Харькове 27 февраля 1919 г. Находясь в составе делегации металлистов, А. М. Коллонтай в то же время была и представителем РКП(б).
4. Ворошилов К. Е. (1881-1969) – партийный, военный и государственный деятель, с июля 1918 г. член Временного рабоче-крестьянского правительства Украины, с января 1919 г. нарком внутренних дел УССР, в мае-июне руководил разгромом Григорьевщины, в июне-июле – командующий 14-й армии и командующий внутренним Украинским фронтом, один из организаторов и с ноября член PBC 1-й Конной армии.
6. Артем – Сергеев Ф. А. (1883-1921) – партийный и государственный деятель, в январе-марте 1919 г. заместитель председателя Временного рабоче-крестьянского правительства Украины, с января 1919 зам. председателя СНК УССР и нарком пропаганды. Летом 1919 г. участвовал в организации борьбы против деникинцев в Донбассе.
5. Самойлова К. Н. (1876-1921) – партийный и государственный деятель, с 1918 г. разъездной инструктор ЦК РКП(б) по работе среди женщин-работниц, в 1919 г. зав. отдела ЦК КП(б)У по работе среди женщин (Харьков). Вместе с А.М.Коллонтай принимала участие в организации и проведении первого митинга работниц Харькова 30 апреля, посвященного организации работниц и празднованию 1 мая. А.М.Коллонтай выступила на этом массовом митинге с пламенной речью. Второй митинг женщин-работниц Харькова проходил 5 мая под лозунгом «Текущий момент и организация женщин-работнниц» – тоже с выступлением А. М. Коллонтай. Затем была создана комиссия по работе среди женщин при Харьковском комитете КП(б)У.
6. Коссиор С. В. (1889-1939) – партийный и государственный деятель, с августа на подпольной работе на Украине (секретарь подпольного Киевского областного комитета КП(б)У), в мае-декабре 1919 г. возглавлял зафронтовое бюро ЦК КП(б)У, созданное для руководства партийным подпольем и партизанским движением и интервентами.
7. Колчак A. B. (1873-1920) – один из главных руководителей российской контрреволюции, адмирал. В ноябре 1918 г. установил в Сибири, на Урале и Дальнем Востоке диктатуру, принял титул «Верховного правителя российского государства», в 1919 г. с остатками белогвардейских войск бежал из Омска, в январе 1920 г. около Иркустка был выдан белочехами и в феврале по постановлению BPK расстрелян.
8. Шопен Фридрих (1810-1849) – польский композитор и пианист.
9. Григорьев Н. А. (1878-1919) - в 1917-1918 г. служил в войсках Центральной рады, гетмана Скоропадского, у петлюровцев, после поражения которых 2 февраля

/83/

в районе Александровска перешел на сторону Красной армии, где командовал 1-й Заднепровской бригадой, 6-й Украинской стрелковой дивизией, участвовал в освобождении от интервентов Николаева, Херсона, Одессы, но в районе Елизаветграда поднял 7 мая контрреволюционный мятеж, захватив значительную часть Южного Урала. Военный разгром мятежников осуществляли военачальники Ворошилов, Дыбенко, Пархоменко. В массированном пропагандистском наступлении на мятежников активное участие принимала А.М.Коллонтай – пишет статьи, выступает на митингах. В июле с остатками банды Григорьев перешел к Махно, где был по его приказу убит 27 июля.
11. Бубнов A. C. (1884-1940) – партийный и государственный деятель, с марта 1918 г. на ответственной работе на Украине, в том числе по руководству повстанческим движением в тылу врага; с марта 1919 г. председатель Киевского губисполкома, член Совета обороны УССР, член PBC Украинского фронта. Одновременно член ЦК КП(б)У и член Политбюро ЦК, а в июле-декабре 1919 г. член Зафронтового бюро ЦК КП(б)У.
12. Юденич H. H. (1862-1933) – один из руководителей контрреволюции на Северо-Западе России. Руководил весенне-летним наступлением 1919 г. белогвардейских во-иск на Петроград, с 1920 г. белоэмигрант.
13. Сталин И. В. (1879-1953) – один из руководящих деятелей Компартии и Советского государства, в октябре 1919 г. – январе 1920 г. был членом Реввоенсовета Южного фронта.
14. Крымская Советская социалистическая республика в составе РСФСР была образована 28-29 апреля 1919 г. после освобождения от белогвардейских и англо-французских интервентов. Постановление о создании Временного рабоче-крестьянского правительства было принято на 3-й Крымской областной партийной конференции в Симферополе и сформировано 5 мая 1919 г. A. M. Коллонтай являлась членом правительства, выполняла обязанности наркома пропаганды и агитации, одновременно являясь начальником Политотдела Крымской армии.
15. Для книги «По рабочей Европе» – очеркам о жизни и борьбе рабочего класса послужили наблюдения и впечатления А.М.Коллонтай, сделанные во время поездок в 1909-1910 гг. по Германии, Англии, Дании, Швейцарии.
16. Имеется в виду Маслов Петр Павлович (1867-1946) – участник российского революционного движения. Меньшевик, экономист, впоследствии академик АН СССР.
17. Ульянов Д. И. (1874-1943) – партийный и государственный деятель, в 1918 г. работал в партийном подполье Крыма, с апреля 1919 г. член Евпаторийского комитета РКП(б), ревкома, заместитель председателя СНК Крымской республики, нарком здравоохранения и соцобеспечения.
18. Очевидно, имеется в виду одно из подразделений интернациональных формирований Красной армии, состоящих из добровольцев иностранного происхождения, а также иностранных граждан, находящихся в советской России и выступавших на стороне Советской власти в 1918-1920 гг.
19. Имеется в виду Парижская мирная конференция, созванная державами Антанты для выработки и подписания договоров с побежденными государствами австро германского блока. Проходила с перерывами с 6 января 1919 по 21 января 1920 г. и являлась своеобразным штабом международной контрреволюции. Советское государство не было приглашено из-за отсутствия к тому времени на территории России официального признанного ими правительства.
20. Ульянова Мария Ильинична – сестра В. И. Ленина. Участник революционного движения.
21. Речь идет о Мравиной (Мравинской) Евгении Константиновне (1864-1914) – сводной сестре А. М. Коллонтай, известной оперной артистке.
22. Маркозашвили К. Г. – комкавполка 1-й Крымской советской дивизии, комкавбриг, начкавдив 2-й Кавказской дивизии.

/84/

23. Мокроусов A. B. (1887-1959) – беспартийный революционер, в июле 1919 г. был начальником Южного боевого участка, командир 2-й сборной, 47-й стрелковой дивизии; в 1920 г. командовал Крымской повстанческой армией.
24. Жанна д'Арк (1412-1431) – народная героиня Франции, в ходе Столетней войны 1337-1453 гг. возглавила борьбу французского народа против английских захватчиков.
25. Юренева В. Л. (1876-1962) – русская советская драматическая актриса, сестра З. Л. Шадурской. в 1919 г. во время наступления Деникина была единственной артистской, которая ушла из Киева вместе с красными.
26. Скоропадский П. Л. (1873-1945) – генерал-лейтенант (1916), один из лидеров украинской буржуазно-помещичьей контрреволюции. 29 апреля 1918 г. на инсценированном интервентами «съезде хлеборобов» в Киеве был избран гетманом Украины, провозгласил создание «Украинской державы», способствовал ограблению оккупантами украинского народа, в декабре 1919 г. бежал в Германию.
27. Гоголь Н. В. (1809-1852) – русский писатель.
23. Рафаил (Фарбман Р. Б.) (1893-1966) – в 1918 г. член ЦК КП(б) Украины, в июле-ноябре 1919 г. член Зафронтового бюро ЦК КП(б)У, заведующий отделом Информации и связи, с августа член Организационного бюро ЦК КП(б) Украины.
29. Садуль Жак (1881-1956) – французский интернационалист, с ноября 1918 г. участвовал в деятельности французской группы РКП(б), являлся ее представителем на конгрессе Коминтерна, вступил в Красную армию; в апреле 1919 г. организовал в Киеве французскую коммунистическую группу, в мае-августе член Южного бюро Коминтерна.
30. Маклаков В. Р. (1869-1957) – один из лидеров партии кадетов, депутат II, III и IV Государственных дум. в 1917 г. русский посол во Франции.
31. К митингу А. М. Коллонтай, возглавлявшая комиссию ЦК КП(б)У по агитации и пропаганде среди тружениц, написала статью «Наши задачи», которая была опубликована в киевской газете «Коммунист» 23 июля 1919 г.
32. Петлюра С. В. (1879-1926) – один из главарей контрреволюционного буржуазно-националистического движения на Украине.
33. Петровский Т. И. (1878-1958) – партийный и государственный деятель, с марта 1919 по 1938 г. был председателем ВУЦИК, в 1919 г. – член Временного бюро (Партцентра) по руководству партийной работой в освобожденных от деникинцев районах Украины.
34. Лацис М. И. (1888-1938) – советский и партийный работник, в 1918-1921 гг. член коллегии ВЧК по борьбе с контрреволюцией; в ноябре 1918 – марте 1919, сентябре 1919 – сентябре 1920 г. начальник секретно-оперативного отдела ВЧК, в апреле-октябре 1919 г. председатель Всеукраинского ЧК.
35. Вильсон Уилсон Томас Вудро (1856-1924) – государственный и политический деятель США, один из организаторов антисоветской интервенции держав Антанты, возглавлял американскую делегацию на Парижской мирной конференции 1919-1920 гг. Президент США (1912-1920).
36. В Версале (Франция) был подписан 28 июня 1919 г. мирный договор, официально вершивший Первую мировую войну. Вступил в силу 10 января 1920 г.
37. Брокдорф-Ранцау Ульрих (1869-1928) – граф, немецкий дипломат, с февраля 1919 г. рейхсминистр иностранных дел Веймарской республики в кабинете Шейдемана. 31 июня 1919 г. ушел в отставку, отказавшись подписать расцененный как «предательво Германии» Версальский договор.
38. Мирабо Оноре (1749-1791) – граф, деятель французской революции, сторонник констуционной монархии.
39. Речь идет о народной революции в Финляндии, когда в южных промышленных районах страны было создано в январе 1918 г. революционное правительство – Совет народных уполномоченных и в течение нескольких месяцев власть на юге Финляндии

/85/

находилась в руках рабочих. После ожесточенной гражданской войны финская буржуазия при поддержке германских вооруженных сил подавила революцию в мае 1918 г.
40. Манулъский Д. З. (1883-1956) – партийный и государственный деятель, в 1919 г. нарком земледелия УССР.
41. Аралов С. И. (1880-1969) – партийный и государственный деятель, с сентября 1918 г. член PBCP, одновременно военком Полевого штаба РВСР и в ноябре 1918 – июле 1920 г. нач. разведуправления Полевого штаба, в июне 1919 – ноябре 1920 член PBC 12-й армии, врио командующего и член РВС 14-й армии.
42. Речь идет о телеграмме в Киев 2 августа 1919 г. в эвакуационную комиссию с подписью предсовобороны В. И. Ленина.
43. В период партийной недели в Москве 8-17 октября 1919 г. в партию было принято свыше 16 тысяч человек.
44. Аванесов В. А. (1884-1930) – партийный и государственный деятель, в 1917-1919 гг. член Президиума и секретарь ВЦИК, с марта 1919 г. член коллегии ВЧК, с августа 1919 г. второй заместитель начальника особого отдела ВЧК.
45. Имеется в виду октябрьское 1919 г. наступление на Петроград белогвардейских и белоэстонских войск с целью отвлечь силы Красной армии с Южного фронта в напряженный момент борьбы с Деникиным. План Антанты провалился: 21 октября 7-я армия при поддержке Балтфлота перешла в контрнаступление, развернула наступление и 15- я армия. Оказавшись под угрозой окружения, войска Юденича начали после 26 октября отступать и к началу декабря их остатки были отброшены на территорию Эстонии, где и разоружены.
46. В здании МК РКП(б) на Леонтьевском переулке (ул. Станиславского, 18) во время совещания ответственных партработников, пропагандистов и агитаторов 25 октября 1919 г. был совершен террористический акт организациями «анархистов подполья» и левых эсеров. От бомбы разрушительной силы были убиты 12 человек, здание значительно разрушено.
47. Калинин М. И. (1875-1946) – государственный и партийный деятель, с 30 марта 1919 г. председатель ВЦИК, член ЦК и кандидат в члены Политбюро ЦК. в годы Гражданской войны возглавлял агитинструкторский поезд «Октябрьская революция».
48. Соединенное заседание ВЦИК, Московского Совета рабочих и крестьянских депутатов, ВЦСПС и фабрично-заводских комитетов, посвященное двухлетней годовщине Октябрьской революции, проходило 7 ноября 1919 г.
49. Красин Л. Б. (1870-1926) – государственный и партийный деятель, с 1918 г. член Президиума ВСНХ, председатель Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной армии, нарком торговли и промышленности; в марте 1919 – марте 1920 г. нарком путей сообщения.
50. Горький М. (1868-1936) – русский советский писатель, в годы Гражданской войны, разрухи и голода проявлял особую заботу о русской интеллигенции.
51. Луиза де Сталь (1766-1817) – французская писательница.
52. Наполеон Бонапарт (1769-1821) – французский император в 1804-1814 гг. и в мае-июне 1815 г.
53. Бабёф Г. (1760-1797) – французский коммунист-утопист.
54. Возможно, речь идет о немецком философе-просветителе Гердере И. (1744-1803).
55. Вольтер (1694-1778) – французский писатель и философ-просветитель.
56. Руссо Жан Жак (1712-1778) – французский писатель и философ-просветитель.
57. Первое Всероссийское совещание по работе в деревне проходило в Москве 16-20 ноября 1919 г. А. М. Коллонтай сделала на нем доклад о работе среди деревенской молодежи и крестьянок.
58. Невский В. И. (1876-1937) – партийный и государственный деятель, в 1919-1920 гг. член Президиума, заместитель председателя ВЦИК, одновременно зав. отделом ЦК РКП(б) по работе в деревне.

/86/

Исторический архив. - 2010. - №4. ­- С. 51­-86.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.