Гражданская война в России глазами интервента
Из мемуаров подполковника Эдварда Энтони Стила (A memoir of Lt.-Col. Edward Anthony Steel, D. C. О. London, 1921)
Публикацию подготовил Виктор Суманосов
«16 марта 1919 года прибыл во Владивосток... Во Владивостоке хаос. Канадские экспедиционные войска готовятся отбыть, и это большой труд — передавать все другим людям, в то время как наши собственные корабли разгружают все необходимое русским для войны на причал, и это чудесное зрелище. Кажется, для нас сегодня нет почты. Когда какой-нибудь офицер проходит мимо, ему бросают различные сумки с почтой для офицеров, находящихся в центральных районах страны, и если они не придут встречать поезд, они не получат почту — может быть, на обратном пути! Почти невозможно выяснить, когда, вероятнее всего, придет какой-нибудь поезд, поэтому я не знаю, когда смогу получить от Вас весточку. Но когда привезли банджо, я понял, что Вы получили мое послание, и что Вы внимательны к моим нуждам. Я чувствую себя здесь очень одиноким и потерянным. Создается впечатление, что русские ничего не способны делать. Все ограничивается «Без разницы, это не важно». Мы называем это «Страной Завтра». Они ничего не делают сегодня, так как завтра им, может, уже не будет необходимости что-то делать. Невозможно описать ситуацию здесь. Я уезжаю в Барнаул, это в 150 милях к югу от Ново-Николаевска, который расположен в месте, где Транссибирская магистраль пересекает Обь. Здесь проходит железная дорога в Барнаул и Семипалатинск, но я, вероятно, поеду на пароходе, который как раз сейчас готовится отчалить, первое путешествие в этом сезоне. Он идет вверх до самого Бийска, у подножия Алтайских гор, и я немного постреляю и изучу местность в свое удовольствие. В Барнауле должен будет расположиться Центр подготовки артиллеристов 13-й и 14-й Русской дивизий, которые я собираюсь организовать. В настоящее время, полагаю, они существуют только на бумаге! Так что понадобится большое пополнение. Они думают подготовить их за два месяца с нашим оружием, которое только сейчас прибывает — так что мне очень жаль пехоту. Последние льдины проплывают вниз по рекам, и уже не очень холодно. Весны здесь нет, и лето приходит без предупреждения — довольно жаркое, к тому же. До самого Владивостока я не терял ничего из своего снаряжения, и у меня было все — от упаковки зубочисток до утюга, чтобы гладить мою одежду. Но по пути сюда кому-то приглянулась моя кепка Технической службы, поэтому сейчас я ношу кепку местного производства. Дума, вид у меня будет тот еще. Здесь все по кошмарным ценам, с учетом отсутствия торговых поездов; но хлеб, молоко и масло можно приобрести у местных, и это все. Сахар, чай, кофе и так далее не существуют. Мы все привезли с собой провиант, но жизнь здесь довольно проста. И целый день мы пьем чай. У меня есть немного виски, но единственное, с чем я могу его пить — это кипяченая вода, так что я ограничиваюсь глоточком перед сном. Яйца здесь дефицит, и я только что купил несколько по два рубля за штуку — это минимум шесть пенсов за каждое. Рубль сейчас примерно три пенса вместо двух шиллингов. Я остановился в русских казармах, примерно в двух милях за городом, с двумя другими нашими офицерами — из пехоты, а второй артиллерист. Мерзкое, грязное место с видом на огромный лагерь для австрийских заключенных. Вокруг нет ни дорог, ни тропинок, и все и всё отвратительно, тем не менее, все кажутся довольно веселыми и жизнерадостными, включая офицеров. Конечно, наличествует большое количество водки, но я еще ее ни разу не попробовал. Я не вполне понимаю, что должен делать. Планы меняют, кажется, каждые три дня, и обе миссии — наша и французская — с трудом пытаются заставить русских что-либо делать. Меня могут присоединить к чехословакам примерно через неделю, они прикрывают всю линию связи от Челябинска до Владивостока, или я могу уехать Екатеринбург на Урале, где формируется новая смешанная бригада — пункт назначения Москва! Единственный по-настоящему волнующий момент в том, что 1 мая, в день Революции, большевики в этом городе высказали угрозу адмиралу Колчаку, главе Омского правительства, и объявили, что следующей станет англо-французская миссия, так как они видят прямое препятствие на пути к их цели. Если мы отступим, всему правительству, несомненно, придет конец. Сейчас все спокойно. Я с нетерпением жду поездки в Горный Алтай, где, я верю, очень красиво, /240/ и мне придется поискать где-нибудь стрельбище для артиллерии!
Я отказался от идеи получения писем. Когда-нибудь они все прибудут. Не ждите от меня регулярных посланий. Я в отличной форме и у меня достаточно боеприпасов, а благодаря конституции, которой Вы меня одарили, холод мне, видимо, тоже не страшен. Невозможно сказать, когда я буду дома. Может быть, в следующем году. Вероятно, в основном это зависит от Мирной конференции, если до нее действительно дойдет, и если они придут к какому-либо соглашению. Очень затруднительно держать в руках карандаш в такое холодное утро. Если речь действительно идет о деле, я прослежу за его исполнением до конца, если, разумеется, прапорщик не отправит меня дослушивать в Комитете по определению границ. В любом случае, я не смогу быть на дне рождения отца в этом году, а в следующем году — обязательно.
P. S. Я отправляю это письмо с американским другом во Владивосток, оно может попасть на корабль прямиком до Ванкувера с канадцами. Попробую отправить еще открытку [1] через русскую почту одновременно с ним. Как удачно, что Вы писали всегда в 3-й эшелон в Басре. Почта безнадежна, письма лежат ужасно долго, а что насчет газет — я перестал читать новости. Надо было теперь попросить придать еженедельный Таймс [2]».
1. Открытка не получена.
2. Еженедельный Таймс доставлялся во Владивосток к 8 февраля.
Записи в дневнике
8 мая. Покинул Ново-Николаевск.
9 мая. Прибыл в Барнаул в 11 утра.
21 мая. Британская миссия дает бал в Барнауле.
31 мая. Прибыл капитан Конлан.
«Барнаул, 15 июня, 1919.
Я только что вернулся из поездки по районам от Бийска до Семипалатинска, где я производил проверку различных подготовительных центров, и по возвращении я обнаружил невероятное количество почты, теперь отметил, что получил следующие Ваши письма: рождественское; за 8 и 22 января; 3, 4, 5, 6 и 9 февраля; и так далее все вплоть до 16 апреля, а также огромное количество газет, которым я несказанно рад. Кажется, я абсолютно выпадал из этого мира и не имел никакого представления о происходящем, так как мы здесь очень оторваны от реальности. Вероятно, я не смогу сейчас ответить на Ваши письма, так как меня ждут приказы, я должен отправиться и принять командование в Екатеринбурге, в Уральских горах, на фронте с большевиками, где мне предстоит сформировать нечто вроде англо-русской артиллерийской бригады — 2 батареи 18-фунтовых (орудия, стреляющие снарядами весом в 18 фунтов) и 2 батареи 4/5 гаубиц — большего сказать Вам не могу. Эти русские неспособны предпринять каких-либо усилий, чтобы вернуть себе страну, и мне кажется, если бы не мы, они бы ничего не сделали. Все крестьяне в этой стране большевики, и им нужен только человек, который их поведет. Каждую неделю здесь либо разрушают какую-нибудь станцию вдоль линии, либо ломают что-нибудь еще, если бы не чехи, нам бы пришлось очень нелегко. Я отбываю в Семипалатинск, самый грязный, пыльный и жаркий город Сибири, а там сяду на пароход до Омска вниз по реке Иртыш. Речное путешествие будет проходить пять дней, и я надеюсь за это время немного разобраться с корреспонденцией. Я не знаю, как мне удастся разобраться с одеждой, так как в этой стране невозможно купить и клочка ткани, если только по заоблачным ценам, а я привез с собой так мало. Я не осмеливаюсь воспользоваться своей лучшей служебной курткой цвета хаки и бриджами компании Пэлл Мэлл на железной дороге, даже если бы они отыскались. К тому же никто точно не знает, когда все рухнет, и я уверен, что Британское правительство не намерено и далее предоставлять нас русским, если они ничего не предпримут, да и половина лета уже прошла. Становится жарко и пыльно; весна пришла и ушла, но мое легкое никак не поправляется, с учетом того, что мы глотаем пыль полными ртами, так что смена места — настоящая удача для меня, помимо того, что мое сердце сильно желает этого. Мы никак не связаны с Канадскими экспедиционными силами [3], и никогда не были с ними связаны, мы помогаем русской армии, поэтому, боюсь, сообщения через коммутаторы Циско меня не достигнут. /241/
3. Это относится к тому факту, что почтовые службы настаивали на том, чтобы письма были адресованы Канадским экспедиционным войскам.
Кстати, у нас здесь два человека по фамилии Стил — один полковник Г. Л. Стил.
Вчера капитана Ходжеса, одного из моих офицеров, положили в госпиталь с тифом, который он, без сомнений, подхватил от русских солдат, и теперь мы все в карантине на десять дней, но я надеюсь, что это не помешает мне ускользнуть завтра. Это мерзкое заболевание, которое поражает в основном мозг, так что я надеюсь, что никто больше не заразится. К сожалению, у него моя постель, подушка и прочее, так как ни у кого из этих парней ничего нет, или они неспособны предусмотреть что-либо, поэтому мне приходится улаживать все вокруг, даже проблемы со скатертями, фарфором и печами, привезенными аж из Месопотамии! Здесь не добыть ничего кроме молока, масла и муки — все очень дорого, чай, кофе, сахар или джем достать невозможно. Так что я рад уехать! Дома можно уже найти шоколад? Если да, мне бы очень хотелось немного хоть изредка, и если я не доживу до того, чтобы его попробовать, его с благодарностью получат выжившие! Я никогда больше не чувствовал себя так, как после лечения в Казаули, после трудного дня мои ноги опухают и болят, совсем как в Пури, когда я плавал целыми днями. Тем не менее, я ожидаю больших результатов от этого лета на Урале и надеюсь отбыть отсюда, ничем не заразившись. Полагаю, эти русские лишь спустя несколько дней доберутся сюда, чтобы все продезинфицировать! У нас здесь нет ни снабжения, ни столовых, ничего такого, что есть в экспедиционной армии. Я слышал о комиссаре Красного креста во Владивостоке, но думаю, его выгнали, и это только для русских. В настоящее время я ношу пару носков, сделанных дамами из Иокогамы, но у них нет пяток, они изготовлены только для сна, в них далеко не уйдешь. Если мне нужно будет телеграфировать Вам о чем-то, я могу телеграфировать Ричмонду Саймсу, площадь Чартерхаус 39, Лондон, Исполнительный комитет, я уже попросил их передавать мои сообщения».
Подполковник Эдвард Энтони Стил
«Семипалатинск, южная Сибирь, 17 июня, 1919.
Всего строчка из этого глухого местечка, где я дожидаюсь отправки парохода. Здесь есть какая-то железная дорога, но только вагоны третьего класса из Барнаула, так как дорога не была достроена до начала войны. Изначально планировалось перекинуть мост через Иртыш и по нему провести линию до Сергиполя, но мост так и не начат, и дорога проложена кусками в отдельных местах. Должно быть, самый жаркий, пыльный и грязный город в Сибири; несмотря на то, что дождь лил здесь несколько дней до моего приезда, на дорогах добрых 6 дюймов пыли. В Барнауле я отказался садиться в вагон до тех пор, пока поезд, или хотя бы мой вагон, не будет вымыт и продезинфицирован — на это всегда уходят сутки, а иногда два-три дня. В Семипалатинске меня встретил комендант и расквартировал в пустой комнате в так называемом «Отеле Русь», но уже на другой день я покинул его и сел на пароход. Сами судна здесь довольно неплохи, но обслуживание ужасное, да и компания неприятная; вечером, около 10, пришли солдаты поесть и выпить водки, они заняли весь бар, и, разумеется, мне пришлось присоединиться, так как идти спать было бесполезно, но поскольку я не пью водку, приходится говорить, что я трезвенник. У меня в услужении находится немецкий заключенный, так что мой немецкий быстро возвращается».
Он прибыл в Омск 26 июня в 8 утра и оставался на борту судна всю ночь. 27 он нанес визит в штаб Британской военной миссии, a 1 июля из Екатеринбурга вернулся полковник Харви [4] и дал ему приказ выдвинуться далее в Екатеринбург. 2 и 3 июля прошли в официальных визитах в Штаб, и 5-го он покинул Омск вместе со Страттоном и Симмонсом, они прибыли в Екатеринбург на следующий же день.
По прибытии он нанес визит генералу Джеку, а после — в командование артиллерией. 8-го он присутствовал еще на одной конференции с генералом Джеком и генералом Дитерихсом, после чего обедал с господином Уилтоном, корреспондентом Таймс, в поезде.
Далее он получил распоряжение ехать в Tюмень и после поездки туда и возвращения в Екатеринбург он уехал в Омск 12-го числа. Письмо из Екатеринбурга от 7 июля описывает состояние дел в то время:
«Екатеринбург, 7 июля, 1919.
Я только вчера приехал, и между временем моего отбытия из Омска и приездом сюда ситуация на фронте настолько ухудшилась, что был отдан приказ об эвакуации до того, как большевики захватят это место. Довольно паршивое положение. Все сильно разочарованы тем, что должны отступить, но британским офицерам запрещено вступать в бой. Уход хэмпширского полка послужил сигналом ко всеобщему отъезду, и поток повозок стекается к вокзалу днем и ночью; те, кто не может сесть на поезд, продолжают свой путь на деревенских телегах и повоз/242/
4. Глава Военной миссии.
-ках. Нас здесь лишь полдюжины. Я за старшего, другие в Русской школе или налаживают связь. Я жду свои поезда с артиллерийскими боеприпасами, которые покинули Омск прежде, чем их смогли бы оставить, и, конечно, должны прибыть сюда. Сейчас весь личный состав может исчезнуть в любой вечер,не сказав никому ни слова. Так что мы все в состоянии боевой готовности. Не слышно выстрелов, которые могут предупредить о приближении большевиков, поэтому русская армия просто постепенно отступает, потому что, однажды начав, уже некому их остановить. Кроме того, никто не доверяет друг другу, поэтому все думают, что находятся в постоянном окружении. Город выглядит очень заброшенным, покинутым, и все на взводе. Теперь я вижусь с генералом Джеком каждый день. Он живет в своем вагоне на железной дороге, и не может продолжить работу из-за отправки всех поездов. Он очень оптимистичен и высмеивает мысль о том, что большевики придут сюда, пока здесь есть хоть один англичанин, чтобы им воспрепятствовать, но я никому здесь не верю, даже кучеру дома, в котором мы остановились. Как только большевики придут сюда на самом деле, они отрежут нам путь назад! И останется тогда солидный мешок из восьми британских офицеров, шестерых из железнодорожной Миссии и британских консулов. У нас только около шести винтовок. Они прибудут сегодня на поезде с хэмпширским полком.
P. S. Я отправил Вам письмо, чтобы Вы перенаправили его Министру, отвечающему за выплату военных пенсий, кто бы он ни был. Просто несколько замечаний по поводу урезания моей компенсации».
Он получил ответ:
«Сэр,
на Ваше письмо от 3 марта мне велено Ваше внимание на то, что Вы получили максимальную компенсацию за ранения, которая положена офицеру Вашего ранга за тяжелые ранения.
Что касается прекращения выплаты вашего пособия по ранению, медицинская комиссия, которая освидетельствовала вас 27 июля 1918, не расценила вашу инвалидность как тяжелую или потенциально хроническую, и так как оба эти условия должны быть соблюдены (статья 646 Приказа о выплатах) для продления компенсации за ранения, возобновления не последует.
Ваш покорный слуга, С.М. Ламберт (помощник секретаря по финансам)».
«Омск, 2 августа, 1919.
Последний раз я писал Вам 7 июля из Екатеринбурга, боюсь, это было слишком давно, но у меня не было ни минуты покоя с тех пор. Мы провели неделю в Екатеринбурге, и я пытался переправить свои орудия далее в Челябинск, так как северная армия бежала, и ничто не может остановить их, пока большевики не устанут преследовать. Генерал Сахаров из Челябинска хотел, чтобы Бригада присоединилась к его армии, но большевики перекрыли железную дорогу между Екатеринбургом и Челябинском, поэтому нам пришлось вернуться в Омск: на это у нас ушло две недели вместо двух дней. На всем пути — сотни поездов через каждые сто ярдов друг от друга. Генерал Джек смог забрать почти все из Екатеринбурга прежде, чем большевики это захватят — большой подвиг, ибо русские совсем с ума посходили. Поезд за поездом уходил ни с чем, кроме офицеров и женщин, а вся армия Сибири исчезла до поры до времени. По приезду в Омск я сразу выдвинулся в Курган и Челябинск, как только пришла новость о том, что ранее указанное место также было эвакуировано. Для всех будет сложно выбраться из этой страны, и положение вещей критично; армии не существуют, а рубль стоит примерно пенс. Я увожу свою бригаду на несколько миль вниз по Иртышу, 50 миль севернее Омска, дабы перехватить любую атаку большевиков на Омск силами красных из Тюмени, в которую они войдут в ближайшие несколько дней. Так или иначе, пришло время принять несколько очень важных решений. Я буду рад выбраться из этого города, так как пыль, кажется, попадает в мое легкое. Мне придется продолжить обучение этой группы до конца сентября, так что я не смогу вернуться домой до Рождества, хотя, вероятно, смогу встретить зиму дома.
P. S. Я приложил письмо от нескольких людей, оставленных в Екатеринбурге с большевиками. В моем вагоне было десять таких, включая две семьи. Невозможно было их не взять. Если возможно, не могли бы Вы переслать приложенное письмо?»
Письмо было отправлено сразу после получения; к сожалению, адрес не сохранился.
Пометки в дневнике за август показывают, что он почти ежедневно общался с полковником Дорошинским.
«Омск, 24 августа, 1919. Дорогие мама и отец,
Боюсь, у меня для Вас не очень хорошие новости (у меня слишком сильно болит рука, чтобы я мог держать ручку). Как вы скоро поймете, русская армия превратилась в деморализованную массу, и никто точно не знает, где она. Нет смысла скрывать что-либо. Они отступили перед армией большевиков из Перми почти до Петропавловска, 250 верст к западу от Омска, без каких-либо на то причин. Большевики приближаются, перемещаясь небольшими группками, в основном, на телегах, разумеется, если они возьмут Омск, вся страна от Иркутска и западнее поднимет революцию, и нам будет более чем затруднительно выбраться. В Барнауле и Бийске идет небольшая революция, и некоторые из моих друзей там шлют телеграммы с просьбами о помощи. Большинство тех, кто мог, ушли — некоторые в Монголию, другие в сторону Владивостока — бросив все. С приближением зимы, которая уже начинается, вся страна бежит перед красными, не могу описать перспективы, если Омск, место нахождения правительства, падет. Никому нельзя доверять. Половина Миссии и все английские солдаты ушли. Все брошено в битву, которая должна случиться в ближайшие несколько дней. Если она будет успешной, не останется причин, по которым русская армия /243/ не сможет вернуться в Пермь так же быстро, как она отступила. С этими полуцивилизованными людьми можно только так. Но если битва будет безуспешной, и армия побежит укрываться в Омске, тогда это будет ситуация «спасайся, кто может». Если за нами взорвут железную дорогу, нам придется отбиваться. Так или иначе, я и четверо моих офицеров обучаем эту Русскую артиллерийскую бригаду — 2 батареи 18-фунтовых и 2 батареи 4/5 гаубиц, но они, конечно, не будут готовы за четыре недели. Мы находимся в лагере за несколько (15) миль от города, и мне не нравится находиться так далеко вне границы. Последний регулярный почтовый поезд идет сегодня (воскресенье) с верховным комиссаром, сэром С. Элиотом из восточной Африки, и остатками английского мирного населения. Моя бригада отступит и продолжит подготовку, и мы вызвались остаться до тех пор, пока они не преуспеют. Есть вероятность, что затем нас переведут на черноморский флот, в армию Деникина, по морю через Индию. Военное министерство, всегда готовое поддержать победителя, думаю, решило покинуть это представление. Мы узнаем результат в течение недели. Не тревожьтесь, но добавляет веселья осознание того факта, что командующий большевиками обещал по 25000 рублей за голову любого британского офицера. У меня нет ни времени, ни желания писать кому-то. Возможно, это даже к лучшему, что я дал Вам адрес в Шанхае для писем. Вероятно, я буду там быстрее, чем ожидал... если вообще буду.
С любовью, Эдвард. Писем не будет до тех пор, пока не станет ясно, сможем ли мы прорваться назад или нет».
«Омск, 5 сентября, 1919.
Все еще нет новостей о решающей битве, хотя я осознаю, что Владивосток получил известия о падении Омска! И рубль упал примерно до 400 за фунт стерлингов. Даже если эти люди победят, они не смогут протянуть долго, так как все пошло на благо битвы, и их единственный шанс — разбить армию большевиков вдребезги. С помощью шести [5] наций они все равно не способны ни на что, так что для них надежды нет. Жаль признавать, но военные миссии всех наций не добились здесь ничего, так как люди ничего не хотят делать. Ни с того ни с сего внезапно похолодало, даже первый снег выпал, представляете, и это застало меня врасплох. Из-за сложившейся ситуации никакие новости не доходят, так что из дома я тоже не получал вестей. Последняя газета — за 21 июня».
Намеченный перевод бригады вниз по Иртышу, о котором упоминается в письме за 2 августа, по-видимому, отменился, и они остались в Омске.
5. Это не совсем верное утверждение. На данном этапе помощь либо почти, либо совсем не оказывалась, за исключением помощи себе; разумеется, Япония чинила препятствия (см. Ward, John. With the "Die-Hards" in Siberia. Русский перевод: Уорд А. Союзная интервенция в Сибири (1918-1919). Записки начальника английского экспедиционного корпуса. М.—Петроград, 1923).
Последний абзац из письма полковника Стила за 5 сентября дает представление о том, что случилось дальше. Подготовка артиллерии продолжалась, но со всем замешательством и постепенным отступлением Миссии, это, должно быть, было ужасно трудным делом. Первые признаки его болезни были озвучены в телеграмме из Омска, датированной 14 октября:
«К сведению родственников подполковника Королевской артиллерии он тяжело болен гриппом в американском Красном кресте. О дальнейших изменениях сообщим».
Следующее сообщение было в Таймс за 24 октября — о его кончине и похоронах.
Последняя запись в его дневнике — «12 сентября, парад егерской бригады».
Полная история содержится в следующем письме и приложениях от генерала Нокса, главы Британской военной миссии:
«Британская военная миссия в Сибири
Омск, 24 октября 1919.
Уважаемая миссис Стил, я бы хотел выразить свои глубочайшие соболезнования и соболезнования всех членов моей Миссии по поводу ужасной потери, которую Вы и Ваш муж пережили с кончиной Вашего сына, полковника Эдварда Э. Стила.
Как Вы знаете, он прибыл в эту страну из Месопотамии ранней весной, и сначала ему поручили комадование подготовкой двух артиллерийских бригад (всего 24 орудия) из британских 15-фунтовых орудий в Барнауле. Эти бригады затем выдвинулись на фронт со своими пехотными дивизиями, 11-й и 13-й Сибирскими.
Я впервые встретился с ним в Барнауле 12 июня. У него была довольно сложная задача научить русских офицеров работать по британским артиллерийским стандартам, но он никогда не отчаивался.
В июле я перевел его в Омск, чтобы он взял на себя ответственность за формирование двух батарея британских 18-фунтовых орудий и двух батарей 4/5 гаубиц, которые должны были быть размещены здесь как часть образцовой Егерской бригады — наиболее сходный с регулярными войсками вариант, которым располагало Омское правительство.
Не только орудия, но и упряжь, и шорные изделия, а также инструменты и транспорт были из Британии, в то время как большая часть лошадей была из тех, что оставили Канадские экспедиционные войска, когда покидали Сибирь. Персонал, обслуживающий батареи, был русским, но Ваш сын располагал шестью британскими офицерами артиллерии и несколькими британскими сержантами, которые ему помогали. Он всей душой и сердцем отдавался работе, и всеми достижениями эти батареи обязаны его самопожертвованию и преданности делу. Русский офицер может быть приятным компаньоном, если не просить его работать, и трудным в общении, если на него надавить. Ваш сын сразу завоевал их уважение и, я уверен, их расположение к концу дела. /244/
У него случилась лихорадка в начале этого месяца, и три-четыре дня спустя майор Камминс из Русско-Американской военной компании, который навещал его, отослал его в его железнодорожном вагоне в Американский госпиталь в четырех милях отсюда. Это случилось во вторник, 7 октября.
На следующий день я ездил навестить его; его опять беспокоил кашель. Он постепенно слабел и, смотря на то, что персонал госпиталя уделял ему внимание, скончался в 5 утра в пятницу 17-го числа. Врач приписывает смертельный исход его болезни его старому ранению в легкое. Он был с ним рядом до самого конца и сказал мне, что он испустил дух без страданий, легко.
Он умер утром того дня, который был назначен первый день стрельб батарей, которые он обучал. Конечно, парад был сразу же отложен русскими, они были чудесны в выражении своей скорби.
Воскресенье, 19-е, день погребения, был очень солнечным и теплым. Гроб, накрытый британским флагом, был привезен из госпиталя на повозке для оружия на открытую площадку напротив собора в центре города. Там сформировалась процессия. Представители всех подразделений гарнизона принимали в ней участие: личный эскорт адмирала Колчака, 43-й Сибирский пехотный полк, эскадрон сибирских казаков, весь егерский батальон и, прямо перед гробом, все четыре батареи. Гроб несли: трое британских офицеров с перевернутыми мечами — капитан Фейбер, капитан Ходжес и майор Камерон — и слева три русских офицера с обнаженными мечами. Заряжающего сопровождал британский канонир сразу за повозкой. Среди присутствующих на похоронах были все члены Британской военной миссии в Омске и почти все, кто представлял хоть какую-то важность в официальном мире, включая главнокомандующего, генерала Дитерихса со многими его подчиненными, генерала, представляющего Верховного правителя, президента Совета министров и генерала Жанена, главнокомандующего союзными войсками в Западной Сибири. Гроб был венками, включая один от Миссии, от адмирала Колчака, генерала Дитерихса и всей Военной миссии в Сибири. Кортеж уже был готов двинуться, маленькая девочка лет двенадцати принесла венок и положила его на гроб. Позже мы узнали, что она была из беженцев одной семьи, которой помог Ваш сын».
«Мы шли две мили до кладбища медленно сквозь толпу, которая расступалась перед гробом. На входе на кладбище войска построились и взяли на караул, в то время как повозка приостановилась, и гроб несли на руках до могилы. Службу провел британский консул, господин Ходгсон, дали залп, и прозвучал отбоя.
Тело Вашего сына лежит в небольшом отгороженном месте между двух могил британских солдат. Мы организуем памятник и, если это возможно, хотели бы установить простой крест из белого мрамора.
Его снаряжение было распродано за исключением нескольких личных вещей, таких как портупея, полевые очки, шпоры, знаки различия, наградная планка. Все это будет отослано Вам, так же как и банджо. Револьвер был передан русскому врачу, другу, который просил о личном сувенире. К этому письму я прилагаю:
A) Копию предписания № 1308, подписанного генералом Дитерихсом 17 октября, с переводом.
Б) Перевод письма, полученного генералом Ноксом от офицеров образцовой Егерской бригады.
B) Перевод сообщения, опубликованного в русской прессе Британской военной миссией 21 октября.
Г) Копию письма, адресованного майором Камероном Секретарю Ведомства Королевской артиллерии в Вулвич.
Я думаю, что эти документы лучше, чем любое мое слово, послужат доказательством той высокой оценки, данной здесь Вашему сыну, и тому, как глубоко мы скорбим о его гибели.
Искренне Ваш, (подписано) Альфред Нокс, Глава Британской военной миссии в Сибири, генерал-майор».
Группа офицеров в Барнауле (майор Тэттисон, подполковник Стил, капитан Конлан), 1919 г.
Перевод Предписания, подписанного генералом Дитерихсом
«Начальник Штаба Верховному главнокомандующему и Главнокомандующему восточным фронтом
№ 1308
Омск, 17 октября, 1919.
В этот день, 17 октября, Британская военная миссия и вместе с ней образцовый Егерский артиллерийский полк понес невосполнимую потерю со смертью примерного британского офицера-артиллериста, полковника Стила, который с самого начала играл ведущую роль в обучении и подготовке Полка.
Для образцового Егерского полка, который теперь имеет большие во всех отношениях достижения, полковник Стил, как офицер на службе великой союзнической силы, оказал все возможное содействие, которого только можно было ожидать от почтенного, превосходно подготовленного солдата, который посвятил всего себя задаче подготовки артиллерии своей собственной страны.
Он был трижды ранен в бою, его легкие были пробиты пулевыми ранениями, но полковник Стил не пожалел ни сил, ни здоровья для исполнения /245/ задач, возложенных на него, к сожалению, он не смог совладать с нашим климатом, заболел воспалением легких и умер, таким образом отдав жизнь за дело, которому себя посвятил.
От имени Армии Восточного фронта, от имени его товарищей из Егерской артиллерийской дивизии, оплакивающих его потерю, и от своего собственного имени я прошу Главу Британской военной миссии, генерала Нокса, принять мои глубочайшие соболезнования по поводу утраты, которую мы все понесли.
Я буду особо удовлетворен, если уверюсь в том, что генерал Нокс любезно подтвердит родственникам покойного полковника Стила, что хотя этот британский офицер погиб в Сибири, союзной ему земле, все же он умер за идеал — идеал восстановления России как великой Силы, и за избавление тех, кто страдает от притеснений и бича Советской России.
Пусть останки покойного полковника Стила, погребенные в лоне Сибири, покоятся как в его родной земле.
(Подписано) генерал-лейтенант Дитерихс».
Перевод письма, переданного генералу Ноксу генералом Волковым, командиром образцовой Егерской бригады.
«С большим сожалением услышали мы сегодня о смерти полковника Стила из Королевской полевой артиллерии, которого мы все глубоко уважали и ценили.
В течение трех месяцев нашей с ним совместной работы мы стремились продвинуть интересы Русской армии и, в частности, артиллерии образцовой Егерской бригады, это вошло в нашу привычку ценить его не только как неутомимого работника, фанатично преданного его любимой артиллерии, но и как искреннего и сочувствующего человека.
Мы всем сердцем скорбим об этой потере и просим Ваше Превосходительство выразить наши соболезнования и сочувствие Британской военной миссии, которая понесла огромную потерю со смертью одного из лучших ее офицеров.
Командир образцовой Егерской 6ригады генерал Волков
Помощник командира полковник Будкевич
Начальник артиллерийской 6ригады полковник Дорошинский
Помощник начальника артиллерийской 6ригады полковник Тяпкин
Командир первого полка полковник Реммер
Командир второго полка полковник Крузе
Командующий штаба Бригады штабс-капитан Андреев
Полевой командир артиллерийской бригады капитан Мацкевич
Полевой командир гаубичной дивизии полковник Ерофеев
Полевой командир первой батареи штабс-капитан Конопов
Полевой командир второй батареи капитан Дитерихс
Полевой командир первой гаубичной батареи штабс-капитан Poманов
Полевой командир второй гаубичной батареи капитан Дворжецкий
Полевой командир парка капитан Панакушек».
Перевод сообщения, опубликованного в русской прессе во вторник, 21 октября, 1919.
«Генерал Нокс и офицеры Британской военной миссии желают выразить их глубокую признательность всем друзьям союзных сил, которые посетили похороны их погибшего товарища, подполковника Стила.
Особенно хотелось бы выразить благодарность Верховному правителю за теплые слова сочувствия и за присутствие в числе погребальной процессии его личного эскорта.
Они благодарят генерала Дитерихса за его великодушный приказ № 1308, в котором говорится о смерти полковника Стила словами, взывающими к сердцу любого британского офицера в Сибири.
Они благодарят генерала Волкова, а также офицеров и солдат образцовой Егерской бригады за теплую поддержку и заботливую организацию подготовки похорон. Они благодарят старых товарищей полковника Стила — полковника Дорошинского, а также офицеров и солдат Егерского артиллерийского полка, которые так старательно работали вместе над установкой батарей, которые жители Омска сегодня наблюдают.
Они выражают благодарность всем министрам, дипломатическим представителям и другим гражданским лицам, которые оставили свои заботы, чтобы проводить повозку.
Полковник Стил скончался в результате ранений, полученных во Франции. Ему не следовало вызываться добровольцем на работу в сибирском климате, но проявление внезапного сочувствия сегодня пока/246/зывает, что его работа здесь, хоть она и стоила ему жизни, не была напрасной. Он скончался, как написал генерал Дитерихс, на чужой земле, «но за великий идеал восстановления Великой России, и за спасение тех, кто страдает от гонений и притеснения в Советской России».
Девиз его полка, Королевского артиллерийского — «Ubique quo fas et gloria ducunt» («Всегда держи порох сухим, и слава придет»). Удивительно подхдит в данном конкретном случае».
Заметка о похоронах полковника Стила, «Наша газета» (Омск), 1919, № 62 (22 октября)
Из письма майора Камерона Секретарю Ведомства Королевской артиллерии
«Секретарю,
Ведомство Королевской артиллерии, Вулвич. Генералом Ноксом, Главой Британской военной миссии в Сибири, мне поручено переслать Вам перевод армейского предписания, подписанного Главнокомандующим русских вооруженных сил на Восточном фронте в связи с кончиной в Сибири покойного подполковника Э. Э. Стила, кавалера ордена «За выдающиеся заслуги», Королевская полевая артиллерия.
Выражения, в коих это предписание сформулировано, служат достаточным доказательством той высокой оценки, которую заслужил покойный подполковник Стил, а также его достижения в том деле, над которым трудится Британская военная миссия в Сибири.
Генерал Нокс выражает желание, если это возможно, выделить место в «Журнале Королевской артиллерии» или в Проспекте для опубликования объявления, так как он хотел бы выразить свою признательность Королевскому артиллерийскому полку за заслуги одного из его выдающихся Офицеров.
Эйлмер Камерон, майор, Королевская полевая артиллерия, офицер личного состава генерала Нокса.
Омск, Сибирь, 19 октября, 1919».
По получении этого уведомления о смерти полковника Стила Королевской артиллерией был выпущен буклет, содержащий копию предписания генерала Дитерихса, удовлетворяя просьбу генерала Нокса:
«Ныне покойный майор (исполнявший обязанности подполковника) Э. Э. Стил, кавалер ордена «За выдающиеся заслуги», Королевская полевая артиллерия
Подполковник Стил поступил в полк из Королевской военной Академии в качестве второго лейтенанта 6 января 1900 года, 3 апреля 1901 года он получил звание лейтенанта, 4 апреля 1908 года — звание капитана, и 30 октября 1914 года — звание майора. Он служил в Индии с марта 1901 по октябрь 1904 года вместе с вооруженными силами западного африканского фронта с октября 1904 по май 1908 гг., в течение этого времени он исполнял патрульные функции незаселенной части Ибибо и Куа, а также в составе экспедиции во внутренние земли Бенде-Оничи (дважды упомянут в депешах, медаль с двумя зажимами), также в составе англо-бельгийской комиссии по установлению границ направлялся в Северную Родезию (сейчас Замбия — прим. перев.) в 1912 г. Вернулся в Англию из англо-бельгийской Комиссии по установлению границ 7 июля 1914 года в увольнение. Он немедленно заявил о том, что заступает на службу, как только началась война, и в числе подкрепления направился во Францию, присоединившись к 35-й батарее в Сауссоне в начале сентября. Он принимал участие в боях на севере и в битвах при Нев-Шапели и Фестюбере, где получил серьезное ранение.
Он был направлен домой осенью 1915 года для подготовки новой батареи, с которой он прибыл во Францию в апреле 1916 года. Он был опасно ранен 16 сентября 1916 года и пробыл в госпитале до мая 1918 г. После непродолжительного путешествия в составе артиллерийской поддержки армии он был направлен в Месопотамию, чтобы принять командование Бригадой полевой артиллерии, и в конце того года вызвался добровольцем в Сибирь для артиллерийской подготовки русских офицеров. Во время войны 1914-1918 годов он был дважды упомянут в донесениях и представлен к награде — орден «За выдающиеся заслуги» — в июне 1919 г., в это время он служил в составе Британской военной миссии в Сибири».
История Британской военной миссии в Сибири, если ей суждено когда-либо быть рассказанной в ее полноте, без сомнения станет главой, на которой не захочет заострять внимание ни один историк. До настоящего момента, благодаря беглому взгляду полковника Дж. Уорда, кавалера ордена Бани, в его превосходной работе, мы довольно хорошо знаем о событиях, произошедших вплоть до его отъезда в июле 1919 года. Работа открывает глаза на наихудшие моменты, касающиеся союзной дипломатии; а также интернациональной зависти и корыстных /247/ политиках повсюду. Их грехи искупались исключительно мужеством и честью, с которой члены Миссии старались исполнить свой долг и воодушевить ту сторону, признанным лидером которой был адмирал Колчак, вместо того чтобы позорно их покинуть.
Одной из не менее замечательных особенностей этой истории служит тот факт, что, будучи в то время покинутыми Америкой [6], столкнувшись с противодействием Японии, но кое-как поддержанные французами, эти благородные русские офицеры из приближенных Колчака объединенными усилиями оказали такую великую честь этой биографии, признав, что он пожертвовал своей жизнью ради их дела, и что Британская военная миссия, в составе которой он находился, оказала им искреннюю поддержку в этих сложных обстоятельствах.
Эта биография, вероятно, уже слишком объемная, может быть завершена подходящим отрывком из «Таймч Западного Камберленда», который называется «Разгром в сельской местности» авторства Джона Пила:
«Таймс Западного Камберленда недавно опубликовала весть о смерти полковника Эдварда Э. Стила в России. Этот выдающийся офицер родом из Камберлендской семьи, имеющей длинный список военных заслуг на своем счету. Эта семья причисляется к Камберленду со средневековых времен». Далее автор вспоминает историю семьи, обильно цитируя «Биографию полковника Джеймса Стила, кавалера ордена Бани», написанную и изданную его сыном (автором этой биографии). Далее он дает несколько комментариев по поводу карьеры и гибели подполковника Э. Э. Стила, приводя обширные цитаты из буклета, выпущенного Ведомством Королевской артиллерии, касающиеся его военной карьеры, а также из письма и других приложений генерала Нокса, описывающих его последние дни службы и гибель, перефразируя описание, данное вышеописанным генералом. Затем автор цитирует следующий эпизод: «Кортеж уже был готов двинуться, но тут маленькая девочка лет двенадцати принесла венок и положила его на гроб. Позднее мы узнали, что она была из семьи беженцев, которой помог Ваш сын» (см. письмо от 2 августа 1919 года).
6. Это относится только к официальной Америке, т. е. правительству Соединенных Штатов. Американский Красный крест, известный по всему миру за свою бескорыстную и безграничную помощь всем нациям во всех странах, особенно нашей, оказывал очевидную поддержку различным миссиям в Сибири, и, хотя обстоятельства сложились так, что члены миссий отступили, их работа осталась, и русское учреждение основалось с их помощью под управлением доктора Джадда, которому мы обязаны фотографиями погребения и могилы.
«Эти последние два предложения. — продолжает автор, — самые волнующие во всем описании этого впечатляющего погребения. Они повествуют о самой простой, но вместе с тем самой трогательной дани доброму и любезному человеку, наполненному действительным сочувствием, в то время другая дань свидетельствует об уважении и расположении по отношению к подготовленному и преданному офицеру, который скончался в стремлении довести свое дело до конца». После выражения дальнейших благодарностей за помощь в организации погребальной службы, с таким чувством описанной генералом Ноксом, и за место на кладбище, на котором он упокоен «между двух могил британских солдат», автор заключает: «Могилы семьи Стилов разбросаны далеко друг от друга. Между Брайтоном и Омском лежат многие мили. Индийский боец, чья карьера напоминает о далеком и романтическом прошлом, умер в Англии. Его внук покоится в Сибири после почетных похорон во Франции и России. «Но его бы мало заботило, где покоиться, если бы в могилу его положил британец»».
Могила подполковника Э. Э. Стила
Заметка от Миссис Стил
На днях майор Эйлмер Камерон, кавалер «За особые заслуги», Королевская полевая aртиллерия, прислал нам большое количество лент, которые он снял с венков, возложенных на могилу полковника Стила, перед тем как отряды большевиков захватили Омск, а также шкатулку из дуба, которая, по его словам, «была сделана благодарными руками тех русских, за которых Эдвард отдал свою жизнь».
Надписи на лентах, сделанные от руки, очень трогательные: среди них одна от Главнокомандующего русской армией, одна от генерала Жанена и офицеров Французской миссии, Японской военной миссии, образцового Егерского артиллерийского полка, а также от глав и личного состава других департаментов и отделений; а также от генерала Нокса и офицеров Британской военной миссии. /248/
Сибирский исторический альманах. Т. 2. Сибирь на переломе эпох. Начало XX века. Красноярск: Версо, 2011. С. 240-248.