Грищенко А.Н. «Красный генерал» и «черные тучи»: комкор Б.М. Думенко и убийство комиссара В.Н. Микеладзе в 1920 году // Феномен красной конницы в Гражданской войне. М.: АИРО-ХХ1, 2021. С. 204-232.

   (0 отзывов)

Военкомуезд

«Красный генерал» и «черные тучи»: комкор Б.М. Думенко и убийство комиссара В.Н. Микеладзе в 1920 году

А. Н. Грищенко (Новочеркасск Ростовской области)

В мае 2020 года исполнилось 100 лет со дня расстрела Бориса Мокеевича Думенко - одного из организаторов краснопартизанских отрядов на Дону, создателя и руководителя кавалерийских частей и соединений Красной армии в 1918 - 1920 годах. Личность красного командира не является центральной темой изучения современными специалистами по истории гражданской войны, во всяком случае, о нем написано и опубликовано меньше, нежели о руководителях и участниках «белого» движения. В связи с этим автор попытался проследить траекторию жизненного пути Б. М. Думенко, изучить обстоятельства суда над ним и его соратниками, поводом для ареста которых послужило убийство комиссара конного корпуса В. Н. Микеладзе.

В посвященном личности красного комкора сборнике воспоминаний и документов сообщается, что «Борис Мокеевич Думенко родился 15 августа 1888 г. в степном хуторе Казачий Хомутец Веселовского района Ростовской области, в семье безземельного крестьянина-иногороднего» [1]. Однако в изученной автором «Метрической книге Успенской церкви хутора Веселый станицы Багаевская о рождении, бракосочетании и смерти за 1888 год» под номером 115 имеется запись о крещении младенца по имени Борис, рожденного 23 июля (ст. ст.) и крещенного 24 июля 1888 г. О родителях младенца сообщается: «Харьковской губернии Ахтырского уезда (название волости не читается, похоже на «Кожеровской», но такой волости в Ахтырском уезде не было - авт.) /204/ волости крестьянин Мокий Анисимович Дума и законная жена его Татьяна Павлова, оба православные». Восприемниками крещаемого были: «Кузнецовской волости крестьянин Кирилл Павлов Опаренко и дочь крестьянина девица Екатерина Анисимова Дума» [2]. Фамилия Дума со временем стала Думенко, видимо, как производное - «думенки, т. е. дети Думы». Но речь идет именно о родителях Б. М. Думенко. Семья иногороднего крестьянина Мокия Думы была многодетной: сын Борис и дочь Ирина (Арина), двойняшки Илларион и Полина. Жена Мокия умерла в результате тяжелых родов, дети росли с мачехой. Младший брат Илларион впоследствии служил в красноармейском полку под началом брата. Борис Думенко с малых лет пас скот, работал у коннозаводчика Королькова в Сальском округе. Окончил приходское училище.

Борис Думенко рано женился, его жена казачка Марфа Петровна Думенко (7-1918) была арестована вместе с дочерью Марией, отцом и мачехой Б.М. Думенко летом 1918 г. и заключена в тюрьму в станице Каменской. Дома Думенко и его отца в хуторе Казачий Хомутец были сожжены. От Марфы Петровны требовали написать письмо мужу с просьбой обменять семью на плененных его отрядом офицеров. Ничего не добившись, красновские казаки зарубили беременную жену Думенко, после чего он прибавил в название руководимого им полка слово «карательный». Вторая жена Анастасия Александровна Думенко надолго пережила супруга.

В 1908 г. Б. М. Думенко начал действительную службу, в 1911 - 1912 гг. служил в Одессе, где закончил унтер-офицерскую команду. В 1912 - 1914 гг. служил в составе 9-й конной артиллерийской батареи. Участник Первой мировой войны, имел звание вахмистра, был награжден Георгиевскими наградами.

В декабре 1917 г. Б. М. Думенко демобилизовался и вернулся домой. Он пользовался авторитетом среди односельчан и поддержал большевиков. Весной 1918 г. в хуторе Веселый создал и возглавил партизанский отряд из крестьян и казаков, выступавших против войскового атамана П. Н. Краснова. Отряд получил название 1-й Донской отряд по борьбе с контрреволюцией. Сподвижниками Думенко в 1918 - 1920 гг. были его подчиненные и сослуживцы С. М. Буденный, Г. С. Маслаков, братья И. П. и Н. П. Колесовы, К. Ф. Булаткин, Г. К. Шевкоплясов, Д.П. Жлоба, О. И. Городовиков.

Любопытную характеристику личности Думенко представил в июле 1919 года в ростовском журнале «Донская волна» бежавший из «красного» Царицына белогвардейский агент полковник А. Л. Носович [3]. Публиковавшийся под псевдонимом А. Черноморцев в рубрике «Вожди красных» Носович привел яркие оценки тех лиц, с которыми ему /205/ довелось работать в Царицыне: Егорова, Думенко, Жлобы и Гая. Назвав Думенко бывшим вахмистром кавалерийского эскадрона, автор отметил: «резкий, требовательный в своих отношениях к солдатам в старое время, он остался таковым и теперь. Но как человеку своей среды, красноармейцы, весьма требовательные в манере обращаться с ними к своему начальству из бывших офицеров, совершенно легко и безобидно для своего самолюбия сносили грубости, резкости, и, зачастую, привычные для Думенко - старого вахмистра основательные зуботычины, которыми Думенко не только преисправно наделял простых рядовых бойцов, но отечески благословлял и свой командный состав».

Носовичу довелось слушать выступления Думенко на митингах и различных совещаниях, и он отметил отсутствие ораторских способностей и крайне невыразительную речь красного командира, но при этом научившийся не только командовать, но и подчиняться Думенко готов был выполнить поставленный перед ним приказ вышестоящего командования, что и являлось залогом его военных успехов. Носович констатировал, что «Думенко в среде большевистских вождей - далеко незаурядная личность, один из немногих самородных талантов, вышедших из среды простого народа, но, к глубокому сожалению, приложивших свои силы не к созиданию народного величия, а к его разрушению» [4].

В июле 1920 года в Турции увидела свет брошюра под названием «Думенко и Буденный. Роль, значение и тактические приемы конницы в русской гражданской войне». Ее автором был выпускник Николаевской академии Генерального штаба, начальник штаба 4-го Донского корпуса генерал-лейтенанта К. К. Мамантова во время конного рейда по тылам Южного фронта красных в августе - сентябре 1919 года, в феврале 1919 - марте 1920 года начальник штаба Донской армии генерал-лейтенант А. К. Кельчевский. В условиях войны Советской России с Польшей автор брошюры счел нужным поделиться с «военной читающей публикой» сведениями о том, в чем заключался секрет военных успехов 1-й Конной армии. Обобщая стратегию и тактику ведения войны с красной конницей, А. К. Кельчевский признал, что «вахмистр Думенко и его ученик рядовой Буденный два крупных самородка. Они не только поняли сущность и психологию конного боя, но они внесли некоторые и притом существенные поправки в приемы и способы ведения этого боя» [5]. Безусловное признание военного таланта со стороны бывшего противника свидетельствовало о вкладе руководимых Б. М. Думенко и С. М. Буденным кавалерийских соединений в разгром Донской армии.

В рядах Красной армии Думенко стремительно прошел путь от командира партизанского отряда до командира кавалерийского корпуса. /206/ В конце мая 1918 г. действовавший в Сальском округе отряд Думенко численностью в 700 штыков при 2 орудиях и 5 пулеметах вошел в состав Южной колонны советских войск. В приказе №1 Революционных войск Южной колонны от 4 июня 1918 г. сообщалось о формировании 3-го Сводного крестьянского социалистического полка и о назначении Думенко командиром 2-го батальона. И июня 1918 г. на основании приказа №15 командира 3-го сводного полка Г. К. Шевкоплясова Думенко начал формировать из партизанских отрядов 1 кавалерийский эскадрон. По приказу №2 начальника 1-й сводной дивизии революционных войск 3-й колонны Северного Кавказа И.И. Болоцкого от 25 июня 1918 г. Думенко сформировал и возглавил кавалерийский дивизион в составе 3-го крестьянско-казачьего социалистического полка. 10 июля 1918 г. Думенко сформировал 1-й Донской крестьянский социалистический карательный кавалерийский полк [6]. В августе 1918 г. полк Думенко участвовал в обороне Царицына от Донской армии П. Н. Краснова.

24 сентября 1918 г. по приказу Военного совета СКВО №97 1-й крестьянский социалистический карательный полк был преобразован в 1-ю Донскую советскую кавалерийскую бригаду Южного фронта и награжден Почетным Красным Знаменем ВЦИК. Помощником комбрига Думенко был назначен С. М. Буденный. 10 ноября 1918 г. кавалерийская бригада Думенко прорвала оборону белых войск и наголову разгромила 46-й и 2-й Волжский пехотные полки противника под станицей Гнилоаксайской и станцией Аксай в районе Абганерово. В Царицын были отправлены несколько вагонов пленных, трофеи бригады: 2 орудия, 11 пулеметов, 2 тысячи винтовок, свыше 100 повозок с 300 тысячами патронов и свыше 1500 снарядов. Более 300 человек белых погибло, свыше 700 попало в плен. За этот бой командование 10-й армии Южного фронта 27 ноября 1918 г. ходатайствовало перед РВСР о награждении Думенко и Буденного орденом Красного Знамени. Думенко был награжден Почетным революционным оружием - шашкой Златоустовской стали с гравировкой: «Храброму командиру Думенко за Гнилоаксайскую». 28 ноября 1918 г. по приказу №62 по 10-й армии Южного фронта путем объединения кавалерии 1-й Стальной дивизии Д. П. Жлобы и 1-й кавалерийской бригады Думенко была сформирована Сводная кавалерийская дивизия 10-й армии во главе с Думенко. За время войны Думенко дважды был награжден золотыми часами [7].

2 марта 1919 г. за боевые заслуги начальник особой кавалерийской дивизии 10-й армии Южного фронта Думенко вместе с командирами бригад Буденным и Булаткиным, командиром кавалерийского полка Маслаковым был награжден орденом Красного Знамени (приказ РВСР №26) [8]. В приказе отмечалась выдающаяся роль дивизии Думенко в обороне Царицына: был совершен 400-верстный рейд по тылам белых, /207/ в результате которого разбиты 23 полка противника, из них 4 пеших полностью взяты в плен, захвачены 48 орудий, более 100 пулеметов и другое военное имущество. В итоге 10-я армия перешла в наступление и очистила от белых территорию до реки Дон и Владикавказской железной дороги. Вероятно, именно с момента награждения Б. М. Думенко орденом Красного Знамени начала формироваться его слава «первой шашки Республики». По одним данным, так его назвал в момент награждения наркомвоенмор и председатель РВС Республики Л. Д. Троцкий, но чаще эти слова приписывают будущему маршалу, а в первой половине 1919 года командующему 10-й армией Южного фронта А. И. Егорову. Но как бы то ни было, в этих словах содержалось признание несомненных военных заслуг Б. М. Думенко и возглавляемой им дивизии.

24 марта 1919 г. начдив Думенко был назначен помощником начальника штаба 10-й армии по кавалерийской части. По предложению Думенко 4-я и новосозданная 6-я Ставропольская кавалерийская дивизия были сведены в отдельный конный корпус [9].

В апреле - мае 1919 г. корпус Думенко воевал с белогвардейскими частями на Маныче, реке Сал в районе станицы Великокняжеской. Успехи возглавляемой Думенко дивизии в боях с Донской армией были замечены и оценены руководством страны. 4 апреля 1919 года председатель Совнаркома В. И. Ленин направил в Царицын командующему 10-й армией А. И. Егорову и в копии в Великокняжескую начальнику дивизии Думенко телеграмму: «Передайте мой привет герою 10 армии товарищу Думенко и его отважной кавалерии, покрывшей себя славой при освобождении Великокняжеской от цепей контрреволюции. Уверен, что подавление красновских и деникинских контрреволюционеров будет доведено до конца» [10].

25 мая 1919 г. в районе хутора Плетнева Думенко был тяжело ранен и надолго выбыл из строя. В командование корпусом вступил С. М. Буденный. В июне - июле 1919 г. Думенко находился на излечении в Саратовской госпитальной хирургической клинике, где его оперировал известный хирург профессор С. И. Спасокукоцкий. У Думенко было удалено правое легкое и три ребра, плохо действовала рука. Согласно медицинскому заключению, для восстановления полной трудоспособности ему требовалось не менее двух лет.

В начале сентября 1919 г. Думенко вернулся к месту службы. 14 сентября 1919 г. по приказу командующего 10-й армией Л. Л. Клюева Думенко было поручено сформировать Конно-Сводный корпус 10-й армии Южного фронта на базе кавбригады Жлобы и кавбригад 37-й и 38-й дивизий. 19 декабря 1919 г. Думенко вступил в РКП(б), партийный билет №1119.

Осенью - зимой 1919 г. корпус, с 13 декабря 1919 г. по 22 февраля 1920 г. находившийся в оперативном подчинении 9-й армии Юго-/208/-Восточного (с 16 января 1920 г. - Кавказского) фронта, громил белогвардейские Донские корпуса, вышел в район Павловска - Богучара, продвинулся на юг и захватил Миллерово, Лихую, Александровск-Грушевск (Шахты). Наконец, 7 января 1920 г. корпус взял столицу белого казачества Новочеркасск. В январе - феврале 1920 года конный корпус Думенко вел тяжелые бои с частями Донской армии в районе реки Маныч. По причине несогласованности действий между командованием Конно-Сводного корпуса 9-й армии и 1-й Конной армии, понесенных потерь и гибели артиллерии, красной кавалерий не удалось с ходу форсировать Маныч и довершить разгром противника.

Гибель Б. М. Думенко и его соратников связана с убийством комиссара конного корпуса В. Н. Микеладзе. Составить представление о царивших в конном корпусе Думенко настроениях и обстоятельствах гибели комиссара можно из очерка члена РВС Юго-Восточного (с января 1920 года - Кавказского) фронта И. Т. Смилги «Ликвидация Думенко». Впервые этот очерк был опубликован в 1923 году в брошюре И. Т. Смилги «Военные очерки». Автор отдает должное Думенко как кавалерийскому военачальнику, признает его неоспоримые военные заслуги: «Думенко является одним из довольно видных деятелей Красной Армии. В первый период его деятельности, в 18-м и начале 19-го года, у него имеются несомненные крупные заслуги в борьбе Красной Армии против Деникина. Несмотря на полное отсутствие военного образования (он был не то рядовым, не то вахмистром), Думенко имел несомненные природные способности в военном деле. Целый ряд его конных операций был удачным и победоносным. Его способности к маневру и к короткому удару признавало даже белое командование в своих донесениях. Думенко был на месте во главе небольших конных групп, примерно дивизии. Попытка поставить его во главе конного корпуса кончилась неудачей. Корпусное соединение оказалось для его способностей чрезмерным. Его последний поход от Хопра до Новочеркасска ничего интересного в смысле ведения операций большими кавалерийскими массами не представляет». По мнению Смилги, по своей «идеологии» Думенко относился к «плеяде Мироновых, Григорьевых, Махно и прочих, которые в 19-м году пытались вести борьбу и против белых, и против красных». Назвав Григорьева «разбойником чистой воды», Смилга полагал, что Думенко выказал все данные стать таким же разбойником, а из четырех названным лиц «Думенко был, бесспорно, самым глупым и неразвитым». По свидетельству И. Т. Смилги, штаб Юго-Восточного фронта «имел массу неприятностей» со стороны конного корпуса Б. М. Думенко из-за его ложных донесений, прямого неисполнения приказов, отсутствия необходимой отчетности и должного порядка в ведении корпусного хозяйства. В штабе фронта имелись сведения, что растущая слава Буденного как военачальника дей-/209/-ствовала на Думенко «разлагающе». Автор очерка отметил, что поступавшие в штаб 9-й армии, которому непосредственно подчинялся конный корпус Думенко, донесения свидетельствовали о «полном разложении штаба корпуса, о пьянстве, антисемитизме, насилиях над женщинами, убийствах и т. д. и т. п.». Мероприятия Кавказского фронта и 9-й армии по внедрению строгого порядка и дисциплины в корпусе были негативно восприняты комкором, который, по мнению Смилги, чувствовал, что партизанским нравам и привычкам наступает конец [11].

Примеры «партизанщины» в конном корпусе Думенко приводил хорошо знавший Думенко С. М. Буденный, в 1918 - 1919 годах бывший его заместителем в различных кавалерийских частях и соединениях. В своих мемуарах он описал случай, имевший место в первых числах февраля 1920 года. Бойцы сторожевого охранения 11-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии ночью обнаружили раздетого, обмороженного и тяжело раненного человека, пробиравшегося к хутору Федулову. Раненого доставили в полевой штаб Конармии и доложили об этом С. М. Буденному и К. Е. Ворошилову. Им оказался коммунист Кравцов, служивший в Конармии и недавно назначенный начальником связи в конный корпус Думенко.

По рассказу Кравцова, в корпусе Думенко тайно действовала какая-то банда: «хватает ночью активных коммунистов, расстреливает и трупы бросает в прорубь на Маныче». Кравцов, едва прибыв в корпус и не успев войти в курс дела, ночью был схвачен и вместе с другими коммунистами уведен на Маныч. Убийцы долго водили жертв по льду Маныча, разыскивая прорубь, но по причине снегопада прорубь занесло, и найти ее не удалось. Тогда убийцы раздели коммунистов до нижнего белья, дали по ним залп и, сочтя всех убитыми, ушли. Кравцов получил три пулевых ранения и случайно остался жив. «Среди погибших от рук бандитов - комиссар корпуса Миколадзе», - сообщил Кравцов. Он также добавил, что штаб корпуса Думенко укомплектован бывшими офицерами, - либо бывшими пленными, либо присланными из главного штаба Красной армии, «и упорно идет слух, что Думенко намерен увести корпус к белым и только ждет для этого подходящего момента». Буденный сообщает, что было принято решение о немедленном аресте Думенко, и утром следующего дня с отрядом в 50 конармейцев с двумя пулеметными тачанками он отправился в хутор Верхне-Соленый для ареста штаба конного корпуса. Но штаб корпуса переехал в станицу Константиновскую 1-го Донского округа, и арестовать Думенко и его соратников Буденный не смог. По возвращении обратно штабом Конармии была послано донесение Реввоенсовету Кавказского фронта о предательстве в корпусе Думенко. «Дальнейшие события не позволили нам до конца разобраться в этом деле», - заключает рассказ о Думенко Буденный [12]. /210/

После реабилитации Ф. К. Миронова в 1960 году и Б. М. Думенко в 1964 году увидели свет статьи, очерки и художественные произведения историков и литераторов об их участии в гражданской войне [13], авторы которых, по мнению С. М. Буденного, «стремятся представить их советской общественности только в розовом свете, как безупречных борцов за Советскую власть», пытаются во чтобы то ни стало «обелить и возвеличить Миронова и Думенко» [14]. Признавая, что «Думенко нельзя было отказать ни в личной храбрости, ни в знании военного дела» и отмечая его несомненные военные заслуги, С. М. Буденный вместе с тем констатировал, что Думенко, как и Миронов, многими своими действиями «выражал политические колебания и неустойчивость средних слоев крестьянства. Из-за своей политической незрелости он нередко допускал серьезные политические ошибки». Это выражалось в частом игнорировании Думенко приказов вышестоящего командования, открытом выступлении с подстрекательскими заявлениями против коммунистической партии, незаконных реквизициях, попустительстве и поощрении антисемитизма, грабежей, пьянства и насилия. По свидетельству С. М. Буденного, Б. М. Думенко не терпел присутствия в войсках комиссаров, всячески препятствовал проведению с красноармейцами партийно-политической работы, восстанавливал против военных комиссаров «политически отсталую часть бойцов».

Автор статьи в подтверждение своих заявлений привел почерпнутые из архива Советской армии и архива Октябрьской революции выдержки из донесений армейских политработников с описаниями настроений и порядков в руководимых Б. М. Думенко кавалерийских частях. Так, исполнявший обязанности политкомиссара Сводной кавалерийской дивизии С. Питашко 29 декабря 1918 года сообщал политотделу 10-й армии, что разъяренные поджигательской речью Думенко бойцы готовы были учинить расправу с политкомиссарами, но насилие было предотвращено. Политический комиссар 1-й Сводной кавалерийской дивизии В. Новицкий 14 марта 1919 года докладывал /212/ Думенко в командование дивизий она стала неузнаваемой. «Начались грабежи по всему пути следования. Причина их - начдив: он дал право чеченцам забирать все ценное, как-то: золото, серебро и другие более ценные вещи... У начдива пять подвод, в том числе два экипажа, груженные разными вещами, конечно, реквизированными... В последнее объяснение, которое было между мной и начдивом, он заявил, что всех политкомов арестует и расстреляет. На заданный мной вопрос: «Желает ли он признать за политкомами те директивы, которые им даны Реввоенсоветом армии», начдив самым категорическим образом ответил, что не признает». В дальнейшем подобное поведение кавалеристов Думенко только усилилось. С. М. Буденный сообщает, что осенью 1919 года переход Сводного конного корпуса из Калача к Новочеркасску сопровождался грабежами и насилием. Особенно широкий размах они приняли при освобождении Новочеркасска в январе 1920 года. Причем Думенко не только не считал нужным бороться с этими случаями, но препятствовал арестам грабителей и сам дебоширил. О царившем в корпусе Думенко неблагополучии было хорошо известно в армии. Прибывший для наведения порядка в Новочеркасск член РВС 9-й армии Н. А. Анисимов, ознакомившись на месте с обстановкой сообщал: «Думенко определенный Махно. Не сегодня, так завтра он постарается повернуть штыки... Считаю необходимым немедленно арестовать его...».

По свидетельству С. М. Буденного, далеко не все подчиненные Б. М. Думенко командиры принимали создавшийся в корпусе порядок. Против подобного поведения комкора и сотрудников его штаба выступали два из трех командиров бригад (М. Ф. Лысенко и Д. П. Жлоба), все бригадные комиссары, политкомы полков, начальники политического /213/ и особого отделов конного корпуса, военкомы соседних стрелковых соединений. Прибывший в январе 1920 года на должность военного комиссара корпуса В. Н. Микеладзе сообщал в реввоенсовет 9-й армии: «Положение политработников угрожающее, грозят покончить с ними». В корпусе совершались покушения на жизнь комиссаров. Относительно убийства В. Н. Микеладзе С. М. Буденный сообщает, что тот был зверски убит недалеко от штаба корпуса через восемь дней после объявления в приказе о его назначении комиссаром, причем Б. М. Думенко четыре дня не интересовался судьбой комиссара, а подозревавшийся в его убийстве красноармеец Салин бежал при загадочных обстоятельствах. Подобное поведение Б. М. Думенко и царившие в конном корпусе порядки не могли не вызывать обеспокоенность реввоенсоветов и командования 9-й армии и Кавказского фронта. Командование фронта приняло решение о снятии Б. М. Думенко с должности командующего конным корпусом, о чем Г. К. Орджоникидзе 17 февраля 1920 года сообщал В. И. Ленину [15].

Многое из написанного С. М. Буденным о личности Б. М. Думенко и ситуации в Сводном конном корпусе находит документальное подтверждение. В очерке И. Т. Смилги «Ликвидация Думенко» приведены копии различных документов о положении дел в корпусе Думенко. Собственно, член РВС Кавказского фронта И. Т. Смилга сыграл ключевую роль в аресте Б. М. Думенко и его ближайших соратников в феврале 1920 года. Основанием для ареста этих лиц стал направленный в РВС Кавказского фронта доклад члена РВС 9-й армии А. Г. Белобородова от 15 февраля 1920 года о положении дел в Сводном конном корпусе. Автор доклада сообщал, что 12 января 1920 года его, А. Г. Белобородова, вызвал к прямому проводу находившийся в Новочеркасске член РВС 9-й армии Н. А. Анисимов, сообщивший, что Думенко «ведет себя вызывающе, по-махновски, под угрозой разгона местной Советской организации требует вина, не признает Реввоенсовета и т. д.». Анисимов предложил немедленно арестовать Думенко, опасаясь, что в результате промедления можно ожидать его вооруженного выступления. То же самое 11 января Анисимов сообщал в телеграмме в РВС Юго-Восточного фронта. Но усилиями частей 21-й дивизии и 1-й партизанской бригады разгул пьянства в Новочеркасске удалось прекратить и «вопрос о ликвидации Думенко утратил несколько свою остроту».

С целью уяснения командованием Кавказского фронта общей ситуации в конном корпусе А. Г. Белобородов в своем докладе приводит характеристики ближайших соратников комкора Б. М. Думенко и освещает отношения его с подчиненными. Ближайшими сподвижниками Думенко являлись:

«1. Начоперод Блехерт - бывший офицер, месяца 3-4 тому назад командированный из Москвы. По отзывам всех встречавшихся и знаю-/214/-щих его, личность чрезвычайно подозрительная. По своему умственному развитию стоит выше остальных лиц, окружающих Думенко, и имеет на него безусловное влияние. Блехерта называют вдохновителем всех безобразий и преступлений, творимых штабом корпуса.

2. Шевкоплясов, бывший начдив-37, посланный 10-й армией на должность комбрига пешей, которую хотел формировать Думенко. Личность малозаметная вообще, но в компании Думенко играет роль выполнителя всех затей Думенко.

3. Колпаков, состоящий для поручений при комкоре. Грубый и нахальный тип, играющий одинаковую с Шевкоплясовым роль. При приезде т. Микеладзе Колпаков вел себя вызывающе и оскорбил т. Микеладзе (рапорт т. Микеладзе, найденный в бумагах т. Анисимова (Н. А. Анисимов (1892 - 1920), с июля 1919 г. по январь 1920 г. член РВС 9-й армии Юго-Восточного фронта, 24 января 1920 года умер от тифа - авт.), в копии прилагаю. Лист 10).

4. Наштаб Абрамов. Очень острожный человек, работающий давно в Красной армии, известен некоторым строевым начальникам наших дивизий, характеризующим его как человека надежного. Личность по всем данным слабовольная и подпавшая под влияние остальных.

5. Носов, комендант штакора. По всем отзывам явно преступный тип: Носова называют виновником покушения на комиссара связи т. Захарова. Носов вел двуличную политику, называя себя коммунистом, пользовался доверием т. Анисимова и, очевидно, передавал Думенко все, что узнавал от т. Анисимова. Весь корпус называет его организатором убийства т. Микеладзе».

«Вся эта компания во главе с Думенко снискала себе общую ненависть всех политработников корпуса и лучшей части командного состава » - резюмировал А. Г. Белобородов. Отношения между комкором Думенко и командирами 1-й (Д. П. Жлоба) и 3-й (М. Ф. Лысенко) бригад автор доклада назвал натянутыми. После убийства Микеладзе Жлоба заявил, что готов арестовать весь штаб конного корпуса, если получит соответствующее предписание Реввоенсовета, такую же готовность изъявил Лысенко. А. Г. Белобородов сообщал, что штаб конного корпуса не скрывал своего резко негативного отношения к Советской власти. Начальник снабжения корпуса Лебедев передавал, что Думенко вопрошал его: «Неужели ты до сих пор не убедился, что Советская власть - это сволочь?», тому же Лебедеву он говорил, что «За мою голову Деникин дает миллион, а если я перейду к нему, то он даст мне десять миллионов». В заключение доклада А. Г. Белобородов констатировал: «Штаб корпуса является очагом антисемитской агитации в частях корпуса. Ругать жидов и комиссаров и демонстрировать пренебрежение к Советской власти является самым излюбленным занятием штабных». По этой причине он считал совершенно недопустимым /215/ оставлять безнаказанным убийство В. Н. Микеладзе и другие преступления комкора и штаба конного корпуса [16].

К докладу А. Г. Белобородова в качестве приложений были представлены заключение чрезвычайной следственной комиссии от 10 февраля 1920 года с результатами расследования обстоятельств гибели комиссара В. Н. Микеладзе, копия доклада В. Н. Микеладзе члену РВС 9-й армии Н. А. Анисимову и копия заявления политического комиссара 2-й Горской кавалерийской бригады Пескарева в политотдел конного корпуса.

Недатированное заявление Пескарева, судя по контексту и содержанию, было написано в декабре 1919 или январе 1920 года. Его автор сообщал, что он три месяца находился во 2-й Горской кавбригаде, жил вместе с полевым штабом бригады и во время частых посещений штаба Думенко, Абрамовым и Блехертом вел с ними беседы на политические темы и очень хорошо уяснил себе «политические физиономии» как сотрудников штаба бригады, так и полевого штаба конного корпуса. По мнению Пескарева, все они, за исключением очень осторожного в выражениях Абрамова, «ярые противники коммунистического строя и коммунистической партии и большой руки антисемиты». Думенко и Блехерт заявляли, что коммунисты ничего не могут дать рабочим и крестьянам, и что в скором времени «народится» новая партия, под которой они понимали себя, которая «будет бить и Деникина и коммунистов». Пескарев со ссылкой на начальника снабжения 2-й бригады корпуса Кравченко привел следующий эпизод реакции комкора на выговор за неисполнение последним приказа командования Юго-Восточного фронта: Б. М. Думенко сорвал с себя орден Красного Знамени и с ругательством бросил его в угол, сказав при этом: «от жида Троцкого получил, с которым мне все равно придется воевать». «Ненависть и клевета на коммунистов и комиссаров - вот отличительная черта этой компании, которая к тому же не прочь и пограбить и понасиловать», - констатировал Пескарев. Он сообщал, что во время стоянки в слободе Дегтево Донской области в плен были взяты две сестры милосердия противника, которых, со слов бывшего командира взвода ординарцев конного корпуса Жорникова, всю ночь насиловала компания Думенко, и которые на следующее утро были расстреляны. Собственно, Жорников был изгнан из корпуса за то, что не смог «угодить их развратным требованиям». Он сообщил, что в упомянутой слободе соратники Думенко искали спрятавшуюся пятнадцатилетнуюю дочь квартирной хозяйки «с целью насилия», но, не найдя ее, изнасиловали молодую женщину - сестру хозяйки [17].

О царивших в штабе конного корпуса порядках сообщал в середине января 1920 года в РВС 9-й армии и В. Н. Микеладзе. Назначенный политотделом Юго-Восточного фронта и утвержденный политотделом /216/ 9-й армии комиссаром конного корпуса, он прибыл 10 января 1920 года в штаб корпуса и первое, что он увидел, были «две намалеванные кокотки». На вопросы Микеладзе к сотрудникам штаба о местонахождении Думенко, начальника политотдела корпуса Ананьина и просьбу о предоставлении ему ординарца был получен ответ «в самой грубой форме»: ему толком не ответили, ординарца не дали сославшись на их отсутствие, и вообще предложили убраться из штаба. Замечание комиссара об отсутствии при штабе корпуса ординарцев вывело из себя Колпакова, и между ним и Микеладзе произошел примечательный диалог:

- Колпаков сорвался на крик: «Прошу не указывать! Мы сами знаем, что делаем!»,

- Микеладзе: «Виноват, но я имею право указывать вам не только как комиссар, но и как коммунист».

- Колпаков: «Пошел вон отсюда, сволочь!»

- Микеладзе сообщает, что пытался сохранить хладнокровие: «Послушайте, не забывайте, что кричите на представителя Советской власти».

- Колпаков: «Наплевать мне на Советскую власть». Присутствовавший при разговоре другой сотрудник штаба крикнул: «Мы не боимся, у нас танки».

В. Н. Микеладзе ничего не оставалось, как уйти из штаба корпуса. На следующий день начальник политотдела Ананьин сообщил комиссару, что Думенко приказал своим людям «снять с меня “котелок” (т. е. голову), если я вновь приду в штаб». Комиссар не отреагировал на угрозу и вместе с Ананьиным 12 января явился в штаб, но не был принят Думенко, 13 января Микеладзе ответили, что комкора нет. «Не делая никакого вывода, ибо все вполне ясно, довожу это до вашего сведения», - заключал свой доклад комиссар [18].

А. Г. Белобородов в своем докладе отметил, что комиссару не сразу, но все-таки удалось встретиться с командиром корпуса. Так, 16 января Микеладзе сообщил, что Думенко не допускает его к исполнению своих обязанностей, на что Белобородов предложил комиссару решительно потребовать от комкора допущения комиссара к работе. Вместе с тем, Белобородов отдал директиву всем политработникам корпуса быть наготове и при первом же попытке выступления против власти или открытия фронта противнику «перестрелять, жертвуя собой, всех главарей и зачинщиков». Из разговора с Микеладзе 24 января Белобородов выяснил, что комиссару удалось добиться встречи с Думенко и приступить к работе. Автор доклада привел слова Микеладзе: «Удалось несколько раз серьезно переговорить с комкором. Идет навстречу некоторым моим предложениям, дает на подпись все приказы». Однако Белобородов расценил это лишь как ловкий ход для усыпления бдительности комиссара, чтобы потом можно было его легче «убрать» [19]. /217/

2 февраля 1920 года комиссар 2-го Сводного конного корпуса 9-й армии Кавказского фронта В. Н. Микеладзе был убит. 4 февраля на основании приказа по войскам 9-й армии № 40/а за подписью командарма-9 А. Степина, члена РВС А. Белобородова и начштаба-9 Алексеева была создана чрезвычайная следственная комиссия в составе политкомиссара 21-й дивизии А. Лиде (председатель), политкомиссара 2-й Горской кавбригады конного корпуса Пескарева, начальника политотдела 36-й дивизии Злауготниса и начальника особого отдела конного корпуса Карташева. Комиссия была наделена широкими правами в организации расследования совершенного убийства: производить допросы всех без исключения лиц, показания которых могли быть важны для дела; проводить обыски, выемки и изучение необходимых документов; арестовывать в интересах следствия необходимых лиц. Приказ давал право комиссии в зависимости от результатов следствия арестовать и направить в штаб армии со следственным материалом непосредственных виновников убийства, а также пособников, подстрекателей и укрывателей для предания их суду [20].

Уже 10 февраля 1920 года чрезвычайная следственная комиссия представила в РВС 9-й армии заключение об обстоятельствах убийства комиссара В.Н. Микеладзе и предполагаемом убийце. Комиссия установила, что 2 февраля комиссар вместе с полевым штабом конного корпуса прибыл в хутор Манычско-Балабинский. Из штаба корпуса комиссар с личным ординарцем намеревался ехать на сменных лошадях к комбригу-1 Жлобе. Но в штабе корпуса Микеладзе предоставили только одну лошадь, по этой причине ординарец комиссара остался в штабе корпуса дожидаться его возвращения. Следствие установило, что вместе с Микеладзе отправился ординарец штаба корпуса. «Отъехав версты полторы от хут. Манычско-Балабинский по направлению в хут. Солоный (Соленый - авт.), сопровождавший товарища Микеладзе ординарец в балке произвел из браунинга выстрел в голову едущему вместе с ним военкому Микеладзе. ... После преступного выстрела сопровождавший военкома ординарец докончил его жизнь, нанеся собственной Микеладзе шашкой три удара по голове». Комиссия на основании свидетельских показаний пыталась установить личность сопровождавшего Микеладзе лица, который оказался убийцей. Свидетели из полевого штаба конного корпуса во главе с Думенко «отделываются полным незнанием» того, как и с кем поехал Микеладзе, но «определенно отрицают», что его сопровождал ординарец штаба корпуса. По свидетельству же личного ординарца корпусного комиссара Фоменко, Микеладзе в роковой для себя путь отправился именно со штабным ординарцем. Утром 3 февраля Фоменко справлялся в штабе корпуса, не вернулся ли Микеладзе, но получил ответ лично от Думенко, что /218/ военком и посланный с ним ординарец еще не вернулись. Красноармейцы Сухоруков и Коваленко подтвердили, что Микеладзе выехал из штаба корпуса вдвоем с ординарцем на лошади темной масти.

Показания второй группы свидетелей (ординарец Фоменко, красноармейцы Сухоруков и Коваленко) следственная комиссия посчитала наиболее правдоподобными, основательно полагая невозможным, чтобы никто из сотрудников штаба корпуса не знал и не поинтересовался, как и с кем выехал комиссар Микеладзе, имевший при себе срочный оперативный приказ. Ответ командира корпуса ординарцу Фоменко «определенно и ясно» говорил о том, что Думенко и его штаб не только знали это, но и сами отправили с Микеладзе штабного ординарца. Комиссия полагала, что штаб корпуса сознательно скрывал убийцу, и предлагала искать его и его подстрекателей в штабе корпуса. Собранный комиссией материал о политических настроениях в конном корпусе зафиксировал, что Думенко и его штаб вели борьбу против большевиков и комиссаров и старались путем «гнусной клеветы и грубой демагогии» скомпрометировать их перед красноармейской массой. Комиссия пришла к однозначному выводу: «Комкор Думенко и его штабные чины своей деятельностью спекулируют на животных инстинктах массы, пытаясь завоевать себе популярность и поддержку тем, что дают полную волю и поощрение грабежам, пьянству и насилию. Злейшими их врагами является каждый политработник, пытающийся превратить разнузданную и дикую массу в регулярную дисциплинированную и сознательную боевую единицу». На основании всего сказанного чрезвычайная следственная комиссия определила, что убийцей комиссара Микеладзе был неизвестный ординарец штаба конного корпуса, а его подстрекателями и прямыми укрывателями являлись комкор Думенко и его штаб, которых предлагалось немедленно арестовать [21].

Получив от члена РВС 9-й армии А. Г. Белобородова упоминавшийся доклад о положении дел в конном корпусе Думенко в связи с убийством Микеладзе, И. Т. Смилга 18 февраля 1920 года отдал приказ о его аресте, поручив это дело РВС 9-й армии. Приказ требовал «в случае неповиновения и отказа сдаться добровольно, применить вооруженную силу и смести виновников с лица земли». Штаб конного корпуса был арестован командиром 1-й бригады Д. П. Жлобой без единого выстрела [22]. Думенко и сотрудники его штаба были арестованы в ночь с 23 на 24 февраля 1920 года. Командиром конного корпуса был назначен Жлоба, начальником штаба Качалов.

Началось следствие с допросами обвиняемых и показаниями свидетелей. Одним из первых историков проанализировал судебный процесс над Б. М. Думенко и его соратниками В. Д. Поликарпов. В ответ на письмо С. М. Буденного, опубликованное в феврале 1970 года в /219/ журнале «Вопросы истории КПСС», он подготовил ответное письмо с возражениями маршалу. Датированное 30 марта 1970 года письмо В. Д. Поликарпова сразу опубликовано не было по причинам политико-идеологической конъюнктуры. Как выяснил автор письма, его не «рекомендовали » печатать по указанию K. И. Брежнева, причем генсек лично ознакомился с письмом С. М. Буденного и дал указание напечатать его. У генсека появились серьезные возражения против публикации ответа В. Д. Поликарпова, он заявил: «Кому интересно знать те неточности или ошибки, которые допустил маршал? - поставил он вопрос. - Двум-трем историкам, которые роются в архивах. А массовый читатель прочитал мемуары Буденного, нашел там много интересного, политически правильного, и он получил идейную, патриотическую зарядку. Зачем же его теперь сбивать с толку? От этого будет только вред нашему делу. И потом: вы не подумали, какую эта ваша статья нанесет травму Семену Михайловичу: его возраст, здоровье, заслуги перед Родиной должны удержать и нас и вас от этого. Вот почему ее и не стали печатать» [23]. Ответ В. Д. Поликарпова на письмо С. М. Буденного увидел свет на страницах журнала «Дон» только спустя 18 лет, в ноябре 1988 года, в год, когда на Дону широко отмечалось 100-летие со дня рождения Б. М. Думенко в условиях оживления общественно-политической атмосферы и пересмотра многих стереотипов. Письмо В. Д. Поликарпова было опубликовано с предисловием известного донского историка, доктора исторических наук, профессора Ростовского государственного университета А. И. Козлова [24].

В. Д. Поликарпов изучил материалы судебно-следственного дела Думенко и его соратников. Он, в частности, разобрал вопрос с пресловутыми «черными тучами», о которых упоминал в своем письме С. М. Буденный, подчеркивая, что под этими словами Думенко подразумевал политработников и коммунистов. Подробности этого разговора командарм 1-й Конной собственноручно изложил 29 марта 1920 года по предложению следователя военного трибунала Кавказского фронта Тегелешкина. В.Д. Поликарпов установил, что Думенко действительно говорил с Буденным о «черных тучах», под которыми подразумевал недобитого противника, и именно так его первоначально понял Буденный. Из показаний членов РВС 1-й Конной К. Е. Ворошилова и Е. А. Щаденко явствует, что они слова Думенко истолковали как готовность комкора выступить против власти и склонить к этому Буденного. Расценив именно так слова о «черных тучах», они оба «старались навести на мысль» Буденного о готовности Думенко к мятежу против власти. После ареста Думенко и Буденный фразу о «черных тучах» истолковывал именно в таком контексте. По мнению В. Д. Поликарпова, в вынесении приговора Думенко показания Буденного, Ворошилова и Щаденко /220/ сыграли немалую роль. Обвинение представляли член РВС 9-й армии А. Г. Белобородов и заместитель председателя РВТ Кавказского фронта Колбановский. На стороне защиты выступал по собственной инициативе бывший член РВС 10-й армии, председатель Донисполкома и член ВЦИК А. А. Знаменский, знавший Думенко по совместной службе в 10-й армии. Защиту Думенко и его соратников осуществляли адвокаты Бышевский и Шик [25].

В чем обвиняли Думенко и его соратников? Обвинение насчитывало десяток пунктов. В приговоре трибунала Думенко и его соратники обвинялись в проведении юдофобской и антисоветской политики, в том, что они ругали «центральную советскую власть» и называли руководителей красной армии «жидами», не признавали комиссаров и противодействовали политической работе в корпусе, стремились подорвать авторитет комиссаров и советской власти среди бойцов корпуса. Не проводили решительно положения о регулярной Красной армии, но напротив своими действиями поддерживали и развивали «дух партизанщины». Не всегда точно и беспрекословно исполняли приказы командования, не боролись с достаточной энергией с грабежами, незаконными конфискациями, реквизициями и насилием над населением, «пьянствовали сами и поощряли пьянство среди подчиненных», что в итоге «выродилось в определенный бандитизм» разъедавший военную мощь конного корпуса. Препятствовали работе реввоентрибунала и особого отдела конного корпуса. «В целях ограждения себя от политического контроля удаляли лиц, не разделявших их бандитские и антисоветские наклонности». Наконец, подсудимые организовали убийство военного комиссара конного корпуса В. Н. Микеладзе [26]. Каждое из этих обвинений было достаточно серьезным и требовало основательной доказательной базы, так как могло грозить подсудимым самым суровым наказанием.

Рассмотрение этого резонансного дела в РВТ Кавказского фронта велось предвзято и неквалифицированно. Его результат был предрешен заранее, и приговор мог быть только обвинительным и суровым. Все обвинение строилось исключительно на материалах предварительного следствия, которые требовали дополнительного анализа, невозможного при отсутствии свидетелей в суде. В основу обвинения были положены показания Буденного, Ворошилова, Щаденко, политработников корпуса и других свидетелей, не скрывавших своего враждебного отношения к подсудимым. Обвинитель Колбановский прямо заявил: «Мне не нужны никакие свидетели, ибо политкомы, Буденный дали показания, собственноручно написанные, и если Ворошилов написал что-либо, то отвечает за свои слова» [27]. Следствию не удалось опросить этих свидетелей, более того, руководство РВТ республики /221/ требовало ускорить следствие. Так, 28 марта 1920 года председатель РВТ Кавказского фронта Зорин телеграфировал в РВТ республики, что необходимо вновь допросить Буденного, Жлобу и ряд политработников, на что заместитель председателя РВТ республики дал указание Зорину «не увлекаться слишком подробным выяснением всех деталей, обстоятельств и преступлений. Если существенные черты выяснены - закончить следствие, ибо дело имеет высоко общественное значение; со временем это теряется». 3 апреля Зорин телеграфировал Жлобе просьбу направить для допроса только тех лиц, которые могут дать сведения «о противосоветской деятельности Думенко и его штаба» [28]. Председателем
выездной сессии РВТ республики, направленной для суда над Думенко и его соратниками, являлся Розенберг.

Сторона защиты находилась в очевидно не равных условиях. Адвокаты в своих речах отмечали искусственный характер процесса, надуманность выдвигаемых обвинений, требовали вызова в суд и допроса свидетелей. Адвокат Бышевский констатировал: «...Процесс протекает исключительно в тяжелых условиях. Живых свидетелей нет. Никто не явился. Нет Буденного, нет Ворошилова, нет Жлобы. Перед нами мертвый материал: письменные свидетельские показания». На просьбу Знаменского о вызове свидетелей в суд Розенберг заявил: «Суд постановляет продолжать дело без свидетелей». Бышевский в ходе заседания признавал, что следствие по делу было неполным и недостаточным, а при такой торопливости проведения следствия нельзя было ожидать раскрытия существа дела. Тактика защиты была выстроена на последовательном опровержении выдвигаемых обвинений, указании на отсутствие сколько-нибудь серьезной доказательной базы, требовании рассмотрения фактов, собранных в ходе следствия. Знаменский требовал от обвинения оперировать конкретными фактами: «Для того, чтобы бросить такие обвинения человеку, нужно иметь более конкретные данные, нужно свои слова закрепить какими-нибудь фактами. И вот, не имея фактических данных, не имея прямых доказательств, обвинитель строит свои выводы на каких-то предположениях». Сторона обвинения, игнорируя это требование, рассуждала общими фразами о значении борьбы с контрреволюцией, партизанщиной и необходимости укрепления дисциплины в условиях продолжавшейся гражданской войны, настаивала на якобы имевшемся в конном корпусе развале [29].

Подсудимые и адвокаты доказывали несостоятельность и надуманность предъявляемых обвинений. В частности, касательно обвинения в юдофобии Думенко заявлял: «Я никакой антисемитской пропаганды не вел, никакой агитации антикоммунистической в моих частях не было, и нигде я не участвовал ни в какой пропаганде против жидов и т.д. Если лично ругал жидов, ругал коммунистов, то до сего времени не /222/ знал, что это - государственное преступление... Когда сбросили Николая, то говорили, что каждый может говорить то, что он хочет...». Думенко отрицал, что называл Троцкого «жидом». На вопрос Зорина: «Не говорили ли вы, что жиды засели в тылу и пишут приказы?», Думенко возразил: «Я этого не говорил. Когда мне на митинге был задан вопрос, почему с нами нет евреев, я сказал, что они не способны служить в коннице». А. В. Крушельницкий отметил любопытный факт: защитниками подсудимых выступали приглашенные Знаменским присяжные поверенные Исай Израилевич Шик и Иосиф Иосифович Бышевский, которые, будучи профессионалами, оспаривали обвинение в антисемитизме. «Если подсудимые ругали коммунистов, называли евреев жидами и разделяли кавалерийский предрассудок, что еврей не способен сидеть на коне и должен служить в пехоте, то все это - не государственное преступление...» - заявлял Шик. Бышевский поддержал коллегу: «Говорят, что Думенко антисемит и вел юдофобскую пропаганду в своем корпусе, и фактов не представляют. Где этому обвинению доказательства? Он бранился, правда, обидными для национального самолюбия словами, но в слова эти никогда не вкладывал человеконенавистнического и погромного смысла. Где на его пути победного шествия были погромы? Да не ему ли и созданной им коннице суд обязан тем, что теперь спокойно в Ростове судит его, Думенко, и его штаб?» [30].

Судебные слушания по делу Думенко и членов его штаба проходили в Ростове 5-6 мая 1920 года, и выездная сессия РВТ под председательством Розенберга вынесла ожидаемо суровый приговор: Б. М. Думенко, М. Н. Абрамов, И. Ф. Блехерт, М. Г. Колпаков были приговорены к расстрелу. 11 мая приговор был приведен в исполнение, тела расстрелянных были тайно погребены в общей могиле на территории старого кладбища Ростова-на-Дону [31].

В материалах о реабилитации Думенко и его соратников отмечено, что свидетельские показания в ходе судебного заседания не проверялись, хотя именно они были положены в обоснование приговора, и что обвинения против осужденных носили «характер общий и фактами не подтвердились». При реабилитации на основании изучения материалов судебного дела и дополнительных материалов, привлеченных при проверке дела, было установлено, что уголовное дело против Думенко и сотрудников штаба конного корпуса возникло «в результате интриг на почве антагонизма» между Думенко и частью политработников корпуса, а именно бывшим политкомом корпуса Ананьиным, военкомом бригады Пискаревым и другими, а также с командирами бригад Жлобой и Лысенко, распространявшими клеветническую порочащую информацию о Думенко и выступавшими на предварительном следствии в качестве основных свидетелей. Причину этого конфликта Думенко /223/ объяснял тем, что он требовал от политработников быть на позициях, а не находиться в тылу. При рассмотрении материалов дела в 1960-х годах не было установлено ни одного факта удаления из корпуса кого-либо из политработников. Отсутствовали факты пьянства Думенко, сам же он на суде заявил что непьющий. К делу были приобщены материалы о незаконных действиях отдельных командиров корпуса по отношению к населению (Колпаков ударил плетью председателя сельского ревкома за сокрытие подвод, Носов и Ямковой насильно изымали вещи у населения, проводили незаконные реквизиции и т.д.), но эти факты, по мнению военной прокуратуры, не давали оснований для сделанного судом заключения, так как из материалов дела следовало, что Думенко «проводил борьбу с бесчинствами по отношению к населению». Несостоятельным оказалось обвинение Думенко и в том, что он препятствовал работе реввоентрибунала и особого отдела, доказательств этого обвинения в деле нет. Трибунал не принял во внимание допрошенных по ходатайству защиты в качестве свидетелей начальника политотдела фронта Балашова и военкома путей сообщений Клеменкова, показания которых опровергали собранные следствием материалы о враждебном отношении Думенко к политработникам и «зажиме» политработы в конном корпусе. Рассмотрев материалы уголовного дела и дополнительной проверки, Военная коллегия Верховного суда СССР признала протест Генерального прокурора СССР правильным и обоснованным. «В деле отсутствуют объективные доказательства вины Думенко и других осужденных в заговоре против Советской власти и совершения других преступлений», - констатировалось в заключении Военной коллегии. На заседании 27 августа 1964 года Военная коллегия Верховного суда СССР приняла определение ЖЗН-0667/64, которым постановила отменить приговор выездной сессии РВТ республики от 5-6 мая 1920 года в отношении Б. М. Думенко и других осужденных за отсутствием состава преступления [32].

Не подлежит сомнению, что судебный процесс над Думенко и его соратниками проходил с очевидными вопиющими нарушениями процессуальных норм на этапе следствия и судебного разбирательства. Суровый приговор трибунала был предопределен, принимая во внимание, что обвинение было построено на свидетельских показаниях недоброжелателей Думенко, следствие велось очень поверхностно, а выездная сессия РВТ была настроена откровенно предвзято к подсудимым и очевидно не пыталась установить истину. В. Д. Поликарпов еще в 1970 году задавался вопросом: как же получилось, что Думенко и сотрудники его штаба были приговорены к расстрелу? Он полагал, что тогда произошла судебная ошибка, случившаяся в тяжелых условиях гражданской войны, в период, когда советское судопроизводство пе-/224/-реживало стадию формированию и становления. Он утверждал, что в деле Думенко явственно проявилась линия сторонников «левых загибов», позицию которых в ноябре 1918 года сформулировал заместитель председателя ВЧК М. Я. Лацис. Он адресовал чекистам известное высказывание о ненужности поиска улик при рассмотрении дел о восстаниях против советской власти и необходимости выяснения классовой принадлежности обвиняемого, его происхождения, образования и профессии. Именно эти позиции должны были решать его судьбу. Якобы «левые» навязывали такую линию поведения советским карательным органам, что и нашло свое выражение в суде над Думенко и его соратниками [33].

Думается, что в ситуации с Думенко дело вовсе не в происках «левых», а в том, что его «ликвидации» хотели многие недоброжелатели. Так, своего рода общим местом в публикациях о Думенко стал тезис о том, что снятия его с должности командира корпуса и предания суду добивался нарком по военным и морским делам Л. Д. Троцкий, который болезненно отреагировал на слова комкора о «жидах» в руководстве Красной армией и советском правительстве. Но документальных доказательств этого пока не обнаружено, во всяком случае, не опубликовано. Косвенным свидетельством причастности Троцкого к аресту Думенко и сотрудников его штаба может являться представление РВС 9-й армии А. Г. Белобородова к ордену Красного Знамени за операцию по аресту комкора. Представление содержит любопытный фрагмент об обстоятельствах ареста Думенко: «Ввиду того, что имя Думенко было слишком известно для республики, тов. Троцкий не решался на арест Думенко, награжденного орденом Красного Знамени. Это было еще до убийства Микеладзе. Убийство тов. Микеладзе не оставляло тени сомнения в контрреволюционной организации в штакоре. Тогда тов. Белобородов по поручению тов. Троцкого едет в середине февраля в конкорпус, где и производит арест всего штакора во главе с Думенко. При аресте штакора тов. Белобородовым было проявлено много личной храбрости и неустрашимости» [34]. Этот документ был опубликован Г. Губановым еще в 1988 году, но до сего времени не получил должного осмысления. Версия о причастности Троцкого, отличавшегося очень не простым характером и решившим наказать строптивого комкора за его нелестные высказывания, которые «доброхоты» могли донести до наркомвоенмора еще и в превратно истолкованном виде, не лишена некоторых оснований, но настоятельно требует детального непредвзятого исследования.

Впрочем, у Думенко хватало недоброжелателей и без Троцкого. Его смещения с должности комкора жаждал Белобородов. Собственно, именно на основании доклада Белобородова Смилга принял роковое /225/ для Думенко решение о его аресте по подозрению в убийстве Микеладзе. Сам же Смилга откровенно писал впоследствии о своем желании «ликвидировать» Думенко, что ему в итоге и удалось. Смещения Думенко желали некоторые политработники и сотрудники особого отдела конного корпуса, командиры бригад Жлоба и Лысенко, давшие против комкора и сотрудников его штаба порочащие показания. О конфликте комкора с ними прямо сказано в определении о реабилитации Думенко и его соратников. Жлоба в итоге получил должность командира конного корпуса, о чем давно помышлял.

Внесли свою лепту в исход суда над Думенко упоминавшиеся показания Буденного, Ворошилова и Щаденко о «черных тучах», интерпретированные в нужном для следствия смысле. Насколько они были определяющими в решении суда и как повлияли на приговор, сказать сложно, но эта фраза и ее смысл муссировались в ходе судебных слушаний. Любопытно, что К. Е. Ворошилов в газетной статье, посвященной 50-летию Первой Конной армии, среди прочих командующих не конармейскими кавалерийскими частями периода Гражданской войны, упомянул имена Ф. К. Миронова и Б. М. Думенко [35]. По свидетельству В. Д. Поликарпова, в связи с упоминанием в статье Миронова и Думенко маршал говорил сотруднику «Известий»: «Нам нужно очистить совесть» [36]. Значит, ему было о чем подумать на исходе жизни? Номер газеты со статьей Ворошилова вышел в свет 19 ноября 1969 года, а 2 декабря маршал скончался. А маршал С. М. Буденный, судя по тексту первого тома его мемуаров и упоминавшемуся письму 1970 года, не изменил своего резко отрицательного отношения к Миронову и Думенко до самой смерти в 1973 году...

Представляется, что отстранение Думенко от должности, его арест вместе со всем штабом, суд и расстрел подсудимых стали возможны в результате совместных усилий многих недоброжелателей комкора на разных уровнях власти: от корпусных подчиненных Думенко до наркома по военным и морским делам. Но если роль Троцкого в деле Думенко до конца не выяснена, хотя и подразумевается, то непосредственное участие остальных в судьбе Думенко и его соратников очевидно. Едва ли Троцкий ничего не знал о заключении и судебном процессе над Думенко, с конца февраля по 11 мая 1920 года находившимся в ростовской тюрьме. По разным причинам Думенко оказался неугоден очень многим, суд над ним и его расстрел вместе с подчиненными вполне устроили его недоброжелателей.

Бориса Думенко и его соратников реабилитировали в 1964 году по причине отсутствия «состава преступления», Военная коллегия Верховного Суда СССР признала подсудимых невиновными. Но возникает вопрос: кто же все-таки убил комиссара Микеладзе поздним вече-/226/-ром 2 февраля 1920 года в непосредственной близости от полевого штаба конного корпуса Думенко? Личность убийцы сто лет назад не установили и самого его не нашли, хотя были разные подозрения. И вывод чрезвычайной следственной комиссии о невозможности «незнания» в штабе, как и с кем едет Микеладзе с оперативным приказом, так и остался без объяснения. Нет никаких оснований ставить под сомнение цитировавшийся выше рапорт Микеладзе с живописным описанием его появления в штабе конного корпуса и беседы с Колпаковым. Рапорт был написан в середине января 1920 года, за 2 недели до убийства комиссара. В нем Микеладзе сообщает, что Думенко приказал своим подчиненным лишить комиссара головы при его появлении в штабе. Правда, Микеладзе при этом ссылается на начальника политотдела корпуса Ананьина, с которым у комкора были очень натянутые отношения. Следствие установило, что после выстрела в Микеладзе его добивали ударами шашки по голове. Снимали «котелок», как приказывал Думенко? И кто мог поехать из полевого штаба конного корпуса с комиссаром в расположенную неподалеку бригаду Жлобы? Почему для личного ординарца комиссара не нашлось лошади, тогда как сопровождавший Микеладзе поехал с ним верхом? Ординарец комиссара Фоменко в своих показаниях сообщил, что с ним отправился штабной ординарец, которого потом так и не смогли найти. Или не захотели найти?

При реабилитации Думенко и его соратников в 1964 году отмечалось, что многие инкриминируемые им факты на суде не были доказаны, а значит, следствие провело свою работу очень поверхностно. Но это вовсе не означает, что ничего этого не было. Представляется, что корпус Думенко вряд ли мог служить образцом строгой армейской дисциплины и неукоснительного соблюдения армейских уставов. Да и могло ли быть иначе в соединении, костяк которого составляли бывшие партизанские отряды иногородних крестьян и казаков образца 1918 года? В корпусе, скорее всего, имели место и резкое неприятие политработников, коммунистов и особистов, и нарушения армейской дисциплины, и неисполнения приказов вышестоящего командования, и незаконные реквизиции, и пьянство, и насилие над населением, и проявление антисемитизма, т.е. та самая «партизанщина», которая, конечно, не могла быть терпима в регулярной армии. Едва ли нужно идеализировать конников Думенко и изображать их святыми. Однако все это нисколько не мешало коннице Думенко эффективно бить белогвардейские части и соединения, освобождать населенные пункты и получать заслуженные высокие награды от советской власти. Известны телеграммы В. И. Ленина и командования Красной армии 1918 - 1919 годов, адресованные возглавлявшимся Думенко частям. Что же касается проявлений «партизанщины» и «бандитизма», то тем же самым сильно грешила 1-я Конная армия, - ничуть не в меньшей, если не в большей степени. /227/ За конным корпусом Думенко, во всяком случае, не отмечены кровавые еврейские погромы и полное разложение, чем прославилась на польском фронте осенью 1920 года Конармия [37].

И обстановка в штабе конного корпуса Думенко вполне могла быть такой, как ее изобразили в своих рапортах командованию Микеладзе и Белобородов. Чувствовавший себя безраздельным хозяином в корпусе Думенко мог позволить себе командовать и действовать по своему усмотрению, а сидевшие в тылу комиссары, политработники и особисты являлись для него попросту бездельниками, место которых на фронте, а не в штабе. Если это допущение верно, то тогда можно предположить, что кто-либо из близкого окружения Думенко, зная его отношение к комиссарам, действительно мог убить Микеладзе неподалеку от полевого штаба корпуса. Например, ординарец или красноармеец, которые едва ли были расположены к комиссарам и коммунистам, - если допустить, что в корпусе действительно существовал дух «партизанщины». Вряд ли Думенко лично отдавал подобный приказ, это мог сделать кто-либо из его ближайшего окружения, да и кто-либо из штабных ординарцев, услышав слова командира, по собственной инициативе мог убить комиссара. Но это все только предположение автора, едва ли по прошествии ста лет можно установить личность убийцы комиссара Микеладзе. Справедливости ради необходимо отметить, что в определении ВК ВС СССР о реабилитации Думенко и его соратников указано, что прибывший 10 января 1920 года в корпус Микеладзе «установил с комкором Думенко деловой и политический контакт» и поддерживал его намерение провести организационные мероприятия в отношении некоторой части «непригодных политкомов и работников особого отдела корпуса» [38], т. е. Думенко попросту собирался удалить таковых из корпуса, и встретил в этом поддержку комиссара. Надо полагать, между комкором и комиссаром начали выстраиваться рабочие отношения, но гибель Микеладзе прекратила их. Обстоятельства гибели Думенко, связанные с убийством комиссара Микеладзе, нуждаются в дальнейшем обстоятельном объективном исследовании на основе изучении материалов судебно-следственного дела 1920 года.

Для полноты представления о личности Думенко нельзя не упомянуть еще два свидетельства о нем. При аресте Думенко циркулировали слухи, что ему вменялось в вину желание перейти со всем корпусом на сторону генерала А. И. Деникина. Любопытные сведения об этом содержатся в воспоминаниях белогвардейского офицера И. Г. Савченко, который привел беседу двух красноармейских командиров о процессе над Думенко и свидетельства о намерении комкора соединиться с белыми частями [39]. Едва ли такое намерение могло возникнуть у успешно громившего белогвардейские части Думенко. Однако подобный слух /228/ мог отражать пожелания белых офицеров иметь такого командира в своей армии.

После публикации в начале 1965 года документальной повести Ю. В. Трифонова «Отблеск костра» ее автору приходили критические письма тех, кто был не согласен с оценкой деятельности В. А. Трифонова в период Гражданской войны. Письма содержали обвинения В. А. Трифонова в троцкизме, его прямой причастности к «делу» Б. М. Думенко. В частности, генерал Б. К. Колчигин выступил против оценки Миронова и Думенко в повести и прямо заявил: «Очевидно, что и Думенко восстал бы вместе с Маслаком (Г. С. Маслаков - авт.). Печально, что реабилитаторы спутали эпохи, ибо мимоходом установили неправосудие в эпохе Советской славы времен В. И. Ленина. Это большая травма для советского воспитания...» [40]. Представляется, что данное утверждение не являлось небезосновательным и откровенно надуманным. Начальника дивизии Бориса Думенко и командира полка Григория Маслакова, действительно поднявшего вооруженный мятеж в 1-й Конной армии в феврале 1921 года, связывали месяцы совместной службы в 1918 — 1919 годах. Два царских вахмистра Первой мировой войны, отличавшиеся крутым нравом, лихие бесстрашные рубаки, они пользовались заслуженным авторитетом у своих бойцов, и хотя оба вступили в РКП(б), не считали нужным скрывать своего резко отрицательного отношения к находившимся по большей части в тылу политработникам. Арест и расстрел Думенко тяжело переживались Маслаковым и стали одной из причин его мятежа. В этой связи можно только предполагать, как бы повел себя комкор Думенко, проживи он хотя бы год и наблюдая последствия политики «военного коммунизма» для жителей донских волостей и станиц. Участвовал бы Думенко в подавлении мятежа Маслакова или поддержал бы его вооруженное выступление? Об этом можно строить догадки, но очевидно, что он вряд ли бы остался безучастным наблюдателем происходивших на Дону в 1921 году событий.

Изучив вопрос о личности и судьбе Б. М. Думенко, можно заключить, что в общественном сознании сложилось определенное стереотипное восприятие командира Сводного конного корпуса как трагической фигуры, павшей жертвой интриг недоброжелателей и посмертно реабилитированной. Красный комкор стал героем нескольких различных публикаций историков (Т. А. Иллерицкая, С. Ф. Найда, В. Д. Поликарпов, И. И. Дедов), писателей (Ю. В. Трифонов, В. В. Карпенко, О. Михайлов, П. Д. Назаренко), журналистов (Г. Губанов), документалистов (Ю. Г. Калугин), донских краеведов (И. Г. Войтов, А. С. Пчелинцев), в которых создан явно апологетический образ «красного генерала». Наиболее весомый вклад в изучение личности Б. М. Думенко, его места и роли в деле создания красной кавалерии на Юге России в 1918 - 1919 годах внес донской историк И. И. Дедов (1937-2011). В /229/ 1980-е годы он приложил немало усилий для восстановления в истории Гражданской войны имени красного комкора. В конце 1980-х годов по инициативе И. И. Дедова были проведены региональные конференции по истории Гражданской войны: «Красная кавалерия на защите Октября» (Новочеркасск, май 1988 г.) и «Гражданская война на Юге Республики» (Новочеркасск, сентябрь 1989 г.), изданы сборники материалов конференций. В 1989 г. И. И. Дедов опубликовал до сих пор не утратившую научной ценности монографию «В сабельных походах», посвященную созданию красной кавалерии и ее роли в разгроме белых армий на Юге России [41]. В мае 2010 г. он инициировал конференцию, посвященную 90-летию гибели красного комкора с изданием сборника тезисов, в том же году опубликовал книгу с воспоминаниями и документами о Думенко. Готовившаяся им обобщающая монография о Б. М. Думенко так и не увидела свет. В 1988 году на Дону широко отмечался столетний юбилей Б. М. Думенко, его именем названы улицы в Ростове-на-Дону, Новочеркасске, Волгодонске и Краснодаре, были созданы и открыты мемориальные комплексы в хуторах Казачий Хомутец и слободе Большая Мартыновка Ростовской области. В Ростове-на-Дону в 1980-е годы существовали добровольные объединения «думенковцев» и «мироновцев», занимавшиеся изучением биографий красных командиров.

В то же время, с обличениями Думенко выступал маршал С. М. Буденный, генерал Б. К. Колчигин, ветераны Сводного конного корпуса, которые возражали против его реабилитации, приводили аргументы о недостойном поведении Думенко и его соратников, полагали, что они были осуждены и расстреляны в 1920 году совершенно справедливо. Данная позиция не пользовалась популярностью, ее сторонники находились в явном меньшинстве.

Полной ясности в этом вопросе нет и по прошествии ста лет после гибели Думенко и его соратников. Очевидно, сейчас можно разобраться в этом вопросе без «гнева и пристрастия», отказаться одновременно и от откровенной апологетики, и от уничтожающей критики красного комкора, а исследовать его личность в контексте той предельно сложной, противоречивой и кровавой эпохи, в которой довелось жить и умереть донскому крестьянскому вожаку, ставшему крупным кавалерийским военачальником.

П р и м е ч а н и я
1. Дедов И. И. Первая шашка Республики // Комкор Б. М. Думенко на фронтах гражданской войны. Кн.1. Сердце в атаке. Воспоминания и документы. Составитель и научный ред. И. И. Дедов. Волгодонск, 2010. С. 12.
2. Государственный архив Ростовской области (ТАРО). Ф. 803. Оп. 2. Д. 1703. Л. 183об.-184.
 /230/
3. Подробнее о нем см.: Ганин А. В. Бывший генерал А. Л. Носович и белое подполье в Красной армии в 1918 г. // Журнал российских и восточноевропейских исследований. 2017. №2(9). С. 6-34; он же. Анатолий Носович: «Я мог сдать Царицын белым...» Противостояние белых подпольщиков и И. В. Сталина в штабе Северо-Кавказского военного округа // Родина. 2017. №7. С. 118-121.
4. Черноморцев А. Вожди красных // Донская волна. 1919. №27(55). С. 14, 15.
5. Кельчевский А. К. Думенко и Буденный. Роль, значение и тактические приемы конницы в русской гражданской войне. Константинополь, 1920. С. 10.
6. Комкор Б. М. Думенко на фронтах гражданской войны... С. 46, 47, 72, 135-136.
7. Комкор Б. М. Думенко на фронтах гражданской войны... С. 163-164, 178-180.
8. Наш край. Из истории Советского Дона. Документы. Октябрь 1917-1965. Ростов н/Д, 1968. С. 74-75; Сборник лиц, награжденных орденом Красного Знамени и Почетным революционным оружием. М., 1926. С. 72.
9. Комкор Б. М. Думенко на фронтах гражданской войны... С. 191, 231-232, 245.
10. Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т.50. М., 1970. С. 274.
11. Смилга И. Т. Ликвидация Думенко // Военно-исторический журнал. 1992. №4-5. С. 76-77.
12. Буденный С. М. Пройденный путь. Т.1. М., 1958. С. 406.
13. Гольцев В. Командарм Миронов // Неделя. 1961. №22. 3 июня; Иллерицкая Т. А. Пора восстановить истину // Военно-исторический журнал. 1964. №12. С. 83-85; Трифонов Ю. В. Отблеск костра // Знамя. 1965. №2,3; Поликарпов В. Д. Комкор возвращается в строй // Неделя. 1965. №8. 14-20 февраля; Найда С. Ф. О комкоре Сводного конного корпуса Б. М. Думенко // Военно-исторический журнал. 1965. №9. С. 113-120; Карпенко В. В. Красный генерал // Волга. 1967. №5,6,7; Михайлов О. Дума про красного генерала // Литературная газета. 1967. №49. 5 декабря. С. 4; Душенькин В. В. Вторая Конная. М., 1968.
14. Буденный С. М. Против искажения исторической правды // Вопросы истории КПСС. 1970. №2. С. 109, 114.
15. Там же. С. 112-113.
16. Смилга И. Т. Ликвидация Думенко... С. 79-80.
17. Там же. С. 83.
18. Там же. С. 82.
19. Там же. С. 79.
20. Там же. С. 78.
21. Там же. С. 80-82.
22. Там же. С. 77-78.
23. Цит. по: Шитов А. П. Время Юрия Трифонова: человек в истории и история в человеке (1925 - 1981). М., 2011. С. 468.
24. Поликарпов В. Д. Трагедия комкора Думенко // Дон. 1988. №11. С. 142-148.
25. Там же. С. 145-146.
26. Комкор Б. М. Думенко на фронтах гражданской войны... С. 544-545.
27. Поликарпов В. Д. Трагедия комкора Думенко... С. 146.
28. Красный генерал. Документы - против искажения правды о Б. М. Думенко. Публикация Губанова // Молот. 1988. 27 августа. №197(19986). С. 3.
29. Поликарпов В. Д. Трагедия комкора Думенко... С. 147-148.
30. Цит. по: рецензия А. В. Крушельницкого на: Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми (1917 - 1920). М.: РОССПЭН, 2006. - 551 С. // Новый исторический вестник. 2007. №1(15). С. 256-257.
31. Калугин Ю. Тайна расстрела Думенко: признания бежавшего из могилы // Новый исторический вестник. 2008. №2(18). С. 124 - 134.
 /231/
32. Комкор Б. М. Думенко на фронтах гражданской войны... С. 546-548.
33. Поликарпов В. Д. Трагедия комкора Думенко... С. 146-147.
34. Цит. по: Красный генерал. Документы - против искажения правды о Б. М. Думенко. Публикация Г. Губанова // Молот. 1988. 27 августа. № 197(19986). С. 3.
35. Ворошилов К. Конница революции // Известия. 1969. 19 ноября. №273(16278). С. 3.
36. Поликарпов В. Д. Трагедия комкора Думенко... С. 148.
37. Присяжный Н. С. Первая Конная армия на польском фронте в 1920 году. Ростов н/Д, 1992; Генис В. Л. Первая Конная армия: за кулисами славы // Вопросы истории. 1994. №12. С. 64-77; Будницкий О. В. Конармия // Знание - сила. 2007. №9. С. 45-53.
38. Комкор Б. М. Думенко на фронтах гражданской войны... С. 546.
39. Савченко И. Г. В красном стане: Записки офицера; Зеленая Кубань: Из записок повстанца / вступ. ст. А. В. Посадского. М.: 2016. С. 185-186, 189-190.
40. Шитов А. П. Время Юрия Трифонова... С. 464,465.
41. Дедов И. И. В сабельных походах. (Создание красной кавалерии на Дону и ее роль в разгроме контрреволюции на Юге России в 1918-1920 тт.). Ростов н/Д, 1989.


Феномен красной конницы в Гражданской войне. М.: АИРО-ХХ1, 2021. С. 204-232.

Изменено пользователем Военкомуезд



Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.