Хипхенков Г.И. 1-й Иркутский кавалерийский дивизион (полк) и другие кавалерийские части Сибирской Красной армии на Нижнеудинском и Прибайкальском фронтах (июнь - август 1918 г.) // Феномен красной конницы в Гражданской войне. М.: АИРО-ХХ1, 2021. С. 96-126

1-й Иркутский кавалерийский дивизион (полк) и другие кавалерийские части Сибирской Красной армии на Нижнеудинском и Прибайкальском фронтах (июнь - август 1918 г.)

Г. И. Хипхенов (Иркутск)

В исторической науке бытует мнение, что история должна изучать крупные явления и процессы. В советской же историографии этот взгляд возводился в высшую степень. Но в глобальных процессах теряются отдельные события, организации и личности. Получается общая картина и отсутствие деталей. Остаются идеи, но не суть. Возможно, поэтому при наличии множества работ о Гражданской войне, она остается по сути малоизученной. И речь не о «белых пятнах» истории. На самом деле, весь объем нашего знания, того, что изучено историками, - как раз и есть отдельные «звезды» и «пятна» знаний на черном своде канувшего в небытие.

Поэтому будущее изучения истории Гражданской войны видится в сплошном исследовании ее событий и участников. Наша задача - осветить каждый имевший место боевой эпизод, выявить каждое вооруженное формирование вплоть до поименных списков, рассмотреть биографии командного и даже рядового состава. Только такой метод сплошного изучения массовых источников позволит реконструировать ход Гражданской войны в России на должном уровне.

В этом свете данная статья представляет собой опыт выявления неизвестных событий, вооруженных формирований и личностей Гражданской войны в Иркутской губернии. /96/

1. Формирование 1-го Иркутского кавалерийского интернационального дивизиона. Март - июнь 1918 г.

Об учреждении первого советского вооруженного кавалерийского подразделения в Иркутской губернии было объявлено в приказе №235 народного комиссара по военным делам Сибири от 15 марта 1918 г.: «Гражданам Нестору Каландаришвили, Александру Караеву, Джимшету Асатиани, Георгию Шармазанову, Георгию Апхадзе разрешено формировать отдельный интернациональный эскадрон в городе Иркутске» [1].

Все перечисленные лица были известны до 1917 г. местным органам полицейского надзора и розыска, как личности, причастные к организациям анархистов и ряду уголовных преступлений. Во время декабрьских событий в Иркутске (8- 16 декабря 1917 г.) они уже принимали участие в боях на стороне Военно-революционного комитета.

Изначально было сформировано 2 эскадрона, объединенных в 1-й Иркутский кавалерийский дивизион интернационалистов-анархистов. Согласно советской историографии, командиром дивизиона был Н. А. Каландаришвили [2]. Однако документальных подтверждений этому не выявлено, а утверждение В. Е. Кожевина было взято из автобиографии самого знаменитого партизана и воспоминаний его соратников. Зато сохранилось удостоверение полуэскадронного командира А. Сокольникова, подписанное командиром 2-го эскадрона Каландаришвили [3]. Также известно, что командиром 1-го эскадрона был А. Караев. Наконец, согласно штату 1-го Иркутского интернационального дивизиона, «командир дивизиона, он же команд. 1 эскадрона» [4]. Таким образом, командиром дивизиона являлся не Н. А. Каландаришвили, а А. Э. Караев!

В фондах РГВА сохранился документ о внутренней структуре подразделения:

Костяк подразделения составила наиболее радикальная часть расколовшейся Грузинской боевой дружины, уже участвовавшей в декабрьских боях в составе т. н. «Тихвинского» отряда. Штаб-квартирой дивизиона стало здание бывшей Духовной семинарии на Успенской площади рядом с казармами Иркутской казачьей сотни.

Кавалеристы-эскадронщики хорошо запомнились иркутянам: «К числу советских сил в Иркутске мог быть отнесен в это время и конный отряд анархистов, командиром коего был, если не ошибаюсь, некий Каландеришвили, ставший потом небезызвестным в летописях Гражданской войны в Сибири. Составленный из проходимцев разного рода и некоторого числа военнопленных, отряд спешно формировался в Иркутске, реквизируя лошадей у состоятельных горожан. Поистине жуткое впечатление производили на жителей эти большевистские кавалеристы, когда они шли парадным маршем по улицам города, победоносно поглядывая кругом» [5]. «Когда он [анархист А. П. Кожан - авт.] появ-/97/-лялся со своим эскадроном на улицах Иркутска, люди останавливались и говорили:

«Штат 1-го Иркутского Интернационального дивизиона



Примечание: каптенармус на казенном содержании получает 70 руб. в месяц.
Подписал: Комиссар по военным делам округа Стремберг» [6].

- Черт едет со своими чертенятами, из-под копыт искры летят. Это анархисты Каландаришвили» [7].

У анархистов была и своя символика. По ряду свидетельств, они носили на левом рукаве черную пятиконечную звезду. В одном случае также упоминаются «анархисты со значками черепа на левой руке» [8].

Как указано в автобиографии Н. А. Каландаришвили, 1-й Иркутский кавдивизион имел черное знамя с лозунгом «Мир хижинам - война дворцам» [9]. По воспоминаниям же бойца его отряда Г. Медвяцкого, на одной стороне знамени было написано: «Первый Иркутский отдельный кавалерийский дивизион анархистов-коммунистов интернационалистов», на другой стороне - «Анархия - мать порядка» [10]. Уже с самого начала формирования анархисты-кавалеристы прославились своими криминальными похождениями. И если некоторые случаи, как эпизод с магазином Ковшовой, когда 60 кавалеристов, изъяв продукты на 7763 рубля, конфеты съели, а печеньем кормили лошадей, выглядят даже комичными, то были и трагические. Так, 3 апреля 1918 г. в центре города среди бела дня членами кавдивизиона был убит князь Р. Г. Эристов: «по рассказу Чеквиладзе и Титова, они хотели реквизировать у Эрестова лошадь <...> Эрестов запротестовал, что лошадь принадлежит не ему, а грузинской дружине, но это не помогло, они хотели взять /99/ лошадь насильно. Эрестов вынул револьвер и стал стрелять вверх. Тогда Титов выбежал на барахолку, опустился на колено, снял винтовку и выстрелил в Эрестова. Пуля попала Эрестову в шею, а Чеквиладзе стрелял в Эрестова с улицы из-за столба. Было выпущено несколько пуль, которыми они тяжело его ранили. От ран он впоследствии умер в больнице» [11]. Еще одним из любимых занятий эскадронщиков, кроме реквизиции лошадей (по нынешним реалиям - автомобилей), было вымогательство денежных средств за «контрреволюционную деятельность». Обычно анархисты-кавалеристы, узнав о встрече состоятельных горожан за игрой в карты, наведывались на квартиру и вынуждали игроков откупаться, грозя в противном случае арестовать их за контрреволюционное сборище. В одном из подобных эпизодов участвовал будущий автор воспоминаний о Каландаришвили М. В. Церетели [12]. За другой такой же эпизод после смены власти в августе 1918 г. был расстрелян полуэскадронный 2-го эскадрона, бывший подпоручик А. Сокольников [13].

Но самый громкий инцидент с участием бойцов кавдивизиона произошел 25 апреля 1918 г., когда они разгромили Иркутское уголовно-розыскное бюро. При налете милиционеры были разоружены, подвергались избиениям, а двоих нападавшие увели с собой в казармы. Поводом послужили события 24 апреля, когда милиционеры уголовно-розыскного бюро и 6-го комиссариата убили при попытке к бегству двух преступников. Последние оказались «анархистами, обвинялись в убийствах, насилиях и грабежах, а трупы этих анархистов были опознаны гражданами Знаменского предместья, которые упорно доказывали, что убитые грабители - те же самые лица, загонявшие во время грабежей свои жертв в подполье» [14]. В дальнейшем выяснилось, что нападение произведено отрядом кавалеристов, которые, узнав о гибели своих «соратников», не выяснив обстоятельств, «по требованию товарищей» /100/ и без санкции начальства, сочли возможным разгромить милицию. Примечательно, что в этот период милиционеры, как преемники жандармов, полиции и филеров, воспринимались наиболее радикальными сторонниками советской власти как враждебный, контрреволюционный элемент. Последнее отчасти имело основание. Так, после белогвардейского восстания 14 июня 1918 г. был полностью распущен 6-й комиссариат милиции, - вероятно, за бездействие.

В мае 1918 г. Иркутский кавдивизион был отравлен на Забайкальский фронт. Согласно советской историографии, он героически участвовал во всех боевых операциях советских сил: в переправе через реку Онон, занятии Цугульского дацана и дальнейшем продвижении на Верхний и Нижний Шаранай, Бырку, Хада-Булак и Борзю [15].

Однако председатель Военно-революционного штаба Забайкалья Д. С. Шилов дает совершенно иную картину (в публикации воспоминаний советского периода весь этот абзац вырезан): «Отрядом анархистов в 400 человек на Восточно-Забайкальском фронте командовал Каландаришвили. Это был высокий немолодой уже человек с сумрачным взглядом черных глаз, обладавший, несомненно, большой личной храбростью и большим наличием воли и упрямства. Он пользовался непререкаемым авторитетом в своем отряде, его боялись. Тем более его вина, что этот отряд был не только самым недисциплинированным на всем фронте, но это был, по существу, не военный отряд, а буйное скопище, шайка вооруженных людей, точной численности которой не знал и сам Каландаришвили, так как одни люди приходили, убегая от дисциплины из других отрядов, другие также свободно уходили. В каком-то небольшом ядре этого отряда была кучка людей, которые держали в голове какие-то необычайно путаные идеи анархизма, анархистской «убежденности», но огромное большинство прочих «анархистов» в отряде решительно никаких «идей» и «убеждений» не имело и иметь не могло, кроме одной: потешить свою волюшку и найти себе добычу и в тылу и на фронте, по возможности поменьше рискуя головой. Но на фронте /111/ достать добычу, не рискуя головой, было трудно. Поэтому анархисты предпочитали действовать не на фронте, где они всегда были самые последние, а в прифронтовой полосе и в тылу, где они занимались открытым и смелым мародерством, не имея соперников» [16].

Однажды на станции Оловянная Шилов лично спас от самосуда начхоза кавдивизиона Костомладского, укрыв его в своем купе от гнавшихся за ним анархистов во главе с самим Каландаришвили. Был даже поставлен вопрос о разоружении отряда, но от этого шага пришлось отказаться, поскольку анархисты имели сторонников, как среди советского руководства, так и в других крупных отрядах - Черемховском, Черновском, Читинском. Кроме того, известие о разоружении рабочих-анархистов казаками-аргунцами могло внести раскол в ряды сторонников советской власти. Поэтому, как только открылся Нижнеудинский фронт, 1-й Иркутский кавдивизион был отправлен на запад против чехословаков. На обратном пути Каландаришвили захватил 2 пулемета, принадлежавших другому отряду. «Начальник штаба Рускис вдогонку ему послал по телеграфу приказание вернуть эти пулеметы обратно на фронт. В ответ на это приказание была получена от Каландаришвили телеграмма с нецензурными ругательствами и с угрозой убить Рускиса при встрече» [17].

Весь обратный путь анархистов-кавалеристов в Иркутск сопровождался инцидентами с реквизициями лошадей и буйством в пьяном виде. Судя по некоторым сообщениям в прессе, процесс этот был стихийным, и командование дивизиона было не в состоянии контролировать своих подчиненных: «Ночью 23 сего месяца к нам в Слюдянку прибыл с востока отряд анархистов и, никого ни о чем не предупредив, занялся реквизицией лошадей. Отбирались лошади даже у бедняков, в ж.д. больнице, у кооперативов. Не обошлось и без стрельбы. Начальник эшелона, соглашаясь с протестом местной советской и ж.д. власти, не мог справиться с эксцессами своих молодцов. Главным виновником этих похождений наши слюдянцы считают своего бывшего земляка Медвяцкого [18]. Раньше он наделал в Слюдянке много тяжких общественных преступлений, за что и должен был оставить Слюдянку. Теперь он оказывается анархистом-кавалеристом-интернационалистом, воевал с семеновцами, теперь идет походом на чехословаков» [19].

О прибытии одного из эшелонов кавалеристов в Иркутск сохранилась телеграмма: «23 июня в 14.53 п. № 113 из Оловянной прибыл 1-й эскадрон Иркутского кавалерийского дивизиона, занято 3 классных вагона, 5 теплушек, 27 конских платформ и 1 санитарная. Начальник эшелона Караев направлен в Военком за распоряжением» [20].

В Иркутске побывавшие уже на фронте эскадронщики вели себя в своих лучших традициях: «23 [июня]. Где-то у барахолки два анархиста, пообедав в грузинской кухмистерской, отказались платить деньги, про-/102/-изошла драка, одному анарх[исту] отрубили руку, второ [му] порубили лицо ихними же шашками» [21]. «В среду днем по Мало-Блиновской и Большой пронесся такой кортеж: на лошадях верхом несколько совершенно пьяных кавалеристов, а вместе с ними на двух дрожках, ехавших рядом, человек восемь музыкантов, неистово игравших вальс. Под такт музыке всадники выделывали различные танцевальные фигуры. Что за веселое воинство?! Не опьянели ли эти кавалеристы после блестящей (по словам «Власти труда») победы над чехословаками?» [22]

В 16 часов 26 июня это же «веселое воинство» - около 15 вооруженных анархистов с ручными гранатами, в сопровождении того же оркестра, верхами и на извозчиках, все в нетрезвом виде - прибыло ко 2-му комиссариату городской милиции. Остановившись у комиссариата, они стали угрожать расстрелом за то, что милиция их когда-то арестовала. «Затем один из них подъехал, качаясь на лошади, к самому крыльцу комиссариата, где стояли милиционеры во главе с комиссаром и дежурным помощником, и, обнажив шашку с целью нанести удар комиссару или его помощнику, взмахнул ею, но шашка прорезала только воздух, так как оба они успели своевременно отстраниться. Одновременно с этим другой, сидящий на извозчике, взял винтовку на прицел также по направлению комиссара и дежурного помощника, но выстрела не произвел. После этого, заметив, что один из милиционеров разговаривает по телефону, отряд этот удалился» [23].

Устойчивый конфликт эскадронщиков с милицией вылился в еще один инцидент 7 июля. Около 17 часов милиционер уголовно-розыскного бюро Д. М. Добрый находился на Большой улице и «наблюдал за преступным миром». Его заметили 4 анархиста 2-го эскадрона во главе с Погоряевым по кличке «Васька Кривой». Милиционера задержали и отвели в бывшую мужскую гимназию на Амурской улице.

Здесь Погоряев объявил Доброго арестованным, как сыщика, и произвел у него обыск, отобрав револьвер «кольта», 205 рублей, золотое кольцо и список «лиц преступного мира», в котором значилось много анархистов. Затем милиционера отвели в здание штаба военного округа, где Погоряев заявил, что Добрый сам пришел к ним, анархистам, и предложил им не выступать против чехословацких войск, за что они получат от буржуазии 1 миллион рублей. Милиционера отправили в тюрьму в сопровождении 5 человек, среди которых были Погоряев и П. Кузнецов. По дороге над Добрым учинили расправу, ранили выстрелом в ногу и избили прикладами. Дотащив волоком до тюрьмы, в камере его снова избили с участием комиссара тюрьмы и красногвардейцев-надзирателей до бессознательного состояния и продержали сутки без перевязки. Однако милиционер Добрый, выдержав все истязания, остался жив [24].

2. 1-й Иркутский кадивизион (полк) на фронте в июле - августе 1918 г.

Приведенные выше примеры свидетельствуют, что анархисты-кавалеристы весьма активно боролись с милицией, зачисленной ими в ряды внутренней контрреволюции. Между тем, им предстояло выступить на фронт против главного врага - чехословаков и русских войск Сибирского Временного правительства. Военные действия, проходившие в июне - августе 1918 г. на территории от Нижнеудинска до Верхнеудинска, именовались советской стороной Нижнеудинским (западнее Иркутска) и Прибайкальским фронтами, а их противником - Восточным фронтом.

В каких именно операциях на Нижнеудинском фронте принимал участие 1-й Иркутский кавдивизион, остается неизвестным. В. Е. Кожевин без ссылок на источники утверждал, что Н. А. Каландаришвили со 2-м эскадроном (командир Г. Рожко) остался в Иркутске, а 1-й и 3-й эскадроны под командованием Кожана и Караева направил на Нижнеудинский фронт [25]. Подтверждений либо опровержений этого пока не выявлено.

Одна из телеграмм свидетельствует, что С. Блюменфельд с «командой 1-го Иркутского кавдивизиона» 7 июля в 8.15 выехал поездом № 279 из Иркутска на фронт, проходивший в это время у станции Мальта [26]. Возможно, эта команда являлась 1-м эскадроном Караева, поскольку сам Каландаришвили с одним или двумя эскадронами (180 человек) к этому времени уже возвращался с фронта по правому берегу Ангары назад в Иркутск. 4 июля они переправились через Ангару в селе Буреть и заночевали в деревне Кулаковой. Днем 5 июля отряд был в Олонках, а к 20 часам вечера прибыл в село Александровское. Здесь еще советская администрация знаменитого каторжного централа приготовила для них щедрый ужин и натопила тюремную баню, способную принять за один прием более ста человек. На следующий день, 6 июля, Каландаришвили выступил якобы в сторону Усолья на «Китойский фронт» [27]. Но на самом деле он направился в Иркутск. При инциденте с милиционером Добрым вечером 7 июля упоминается Каландаришвили, уже находившийся в здании штаба Иркутского военного округа.

В эти же дни анархисты-кавалеристы участвовали в борьбе с восставшими крестьянами и поддержавшими их белыми организациями. 7 июля 1918 г. небольшой отряд мадьяр, прибывший на автомобиле в село Урик (20 верст севернее Иркутска по Александровскому тракту), был внезапно окружен вооруженной толпой местных жителей и спешно ретировался, опасаясь расправы. В Урик с карательными целями был направлен отряд «красной кавалерии» в 300 человек. Местные жители, решив защищаться, пока будут патроны, призвали помощь из со-/104/-седних деревень (Грановщина, Московщина, Еловщина) и вооружили до 250 человек. «У моста быстро соорудили окопы, расставили караулы и в течение нескольких дней несли правильную военную службу. Всеми работами руководили местные офицеры» [28].

Но отряд «интернациональной кавалерии» пошел обходным путем и, пробравшись по Якутскому тракту, ударил в тыл окопавшимся крестьянам. Первый бой произошел в селе Грановщина, в котором местные жители потеряли несколько человек убитыми. Неизвестно, чем бы все закончилось, но нарочный, посланный из Урика в Александровское, вернулся с разъездом казаков [29]. Казаки, пополнившись местными силами, направились в Грановщину и одержали победу над красными: «Разбитая интернациональная кавалерия, оставив убитых и часть оружия, обратились в бегство. Здесь легло до 90 «красных». Крестьяне потеряли несколько убитыми и трех раненными» [30].

Об этих же событиях много лет спустя вспоминал бывший кавалерист П. Л. Голубков: «Стало известно, что в Урике началось восстание белых. Комиссар Павел Рыжков с небольшой группой отправился в разведку, но к ночи, как обещал, не вернулся. Восставшие белогвар-/105/-дейцы и кулаки напали на группу Рыжкова и разбили ее. Павла Рыжкова повесили на березе за околицей Урика.

Об этом сообщили отряду бежавшие от карателей крестьяне. У красноармейцев, вернувшихся в Иркутск, лошадей почти не было. Нестор Александрович отдал приказ - мобилизовать у извозчиков коней и пролетки. Однако в городе коней найти не удалось. Разыскали их только в деревне Пивовариха. Получив около 50 лошадей с пролетками, бойцы установили пулеметы и помчались к Урику во главе с Каландаришвили <...> Белые не ожидали такого натиска и бой был недолгим. Партизаны отомстили за погибших товарищей, за любимого комиссара» [31].

В день падения красного Иркутска 11 июля 1918 г. эскадронщики до последнего оставались в городе, вероятно, прикрывая отступление советских войск. В 10 часов утра Н. А. Каландаришвили во главе отряда в 150 кавалеристов прибыл в губернскую тюрьму, выпустил всех заключенных (около 500 человек) и вывез тюремное имущество.

По свидетельству К. Байкалова-Некундэ, часть выпущенных пополнила ряды анархистов: «Я был очевидцем, как Каландаришвили и его отряд перед оставлением города вломились в тюрьму и освободили всех арестованных Советской властью преступников и тут же сразу принял в свой отряд около 150 человек добровольцев из освобожденных» [32]. При этом некоторые служащие стали жертвами насилий; надзиратель Сидоров А. С. позже свидетельствовал, что бывший арестант Никита Кучин целил в него из винтовки и бил плетью за прошлое отношение [33].

Позже анархисты также «освободили» тюрьму в Верхнеудинске. Подобное поведение вполне укладывалось в их утопическую идеологию с верой в идеальное общество будущего, в котором не будет ни преступлений, ни тюрем. По утверждению того же К. Байкалова, Каландаришвили считал уголовных «продуктом условий и жертвой властей», а также «лучшей силой в войне» [34].

На этом анархисты не успокоились. В Нагорном районе между ними и милицией произошли настоящие бои. Накануне, 10 июля, милиция 4-го района задержала за грабеж 5 анархистов. Утром 11-го у них же произошла стычка с эскадронщиками, пытавшимися разграбить интендантские склады по Средне-Амурской улице (на Петрушиной горе). Тогда анархисты-кавалеристы решили поставить окончательную точку в своем давнем конфликте с милицией.

Первое нападение на 4-й комиссариат произошло около 10 часов утра, и было с успехом отбито. Не ожидавшие решительного отпора анархисты ускакали, оставив 6 убитых и раненых [35]. После того, как стихли выстрелы, со всех сторон к комиссариату стали сбегаться местные /106/ жители. Милиционеры, вместо того, чтобы собрать все имевшиеся у них берданки и патроны к ним в качестве запасного оружия, стали выдавать их первым попавшимся лицам. В результате винтовки либо пропали без пользы, либо даже были обращены против милиции, и только несколько человек приняли участие в отражении следующего нападения. Грузинская дружина, сославшись на нейтралитет, помощи не оказала.

Около 12 часов на «1-й, 2-й и 3-й Иерусалимских за Саломатовской улицей» появилось 2 эскадрона анархистов численностью около 200 человек с 6 пулеметами. При комиссариате в это время было около 13 милиционеров и 7 граждан, которые разместились частью на углах Иерусалимских и Русиновской улицы, частью в помещении милиции.

Неравенство сил и выяснившийся в ходе боя недостаток оружия и патронов предрешил исход схватки. Пулеметный огонь, открытый анархистами вдоль Русиновской, 2-й и 3-й Иерусалимских улиц, совершенно парализовал свободу перемещения обороняющихся.

К 14 часам перестрелка прекратилась, нападавшие захватили и полностью разгромили здание комиссариата, потеряв при этом убитыми и ранеными 10 человек и 3 лошади. Милиционеры потеряли 5 человек, которых анархисты захватили в плен и увезли с собой. Один милиционер, Коротенко, сумел дорогой сбежать, еще двух, Шембеля и Клещинского, расстреляли в лесу. Двух захваченных граждан отпустили, а третьего, прапорщика С. Николаева, повезли дальше, но у деревни Щукиной, он «убил двух конвоиров и к вечеру вернулся домой» [36].

Во время боя анархистам показалось, что по ним стреляли с колокольни Александрийской церкви. Они стали ломиться в храм и, когда трапезник Серышев попытался их не пустить, то сорвали дверь и ранили его выстрелом в горло, от чего он позже скончался в Кузнецовской больнице [37].

Еще одно нападение анархистов было отбито 2-м комиссариатом.

Пока эскадронщики выясняли отношения с милицией, с севера в Иркутск уже входили передовые части белых. Первые перестрелки с ними начались в районе Ушаковского моста и тюрьмы. Дав бой на Ланинской улице и у Духовной семинарии, анархисты покинули Иркутск и отступили по Байкальскому тракту в село Лиственичное. Утром 15 июля они вели бой в селе Никольское (совр. Николаус чешским кавалерийским эскадроном корнета Я. Билина (J. Bilina) [38]. В тот же день анархисты-кавалеристы погрузились на ледокол «Ангара», который перевез их из Лиственичного на станцию Слюдянка.

В этот период происходят важные изменения в структуре 1-го Иркутского кавдивизиона. В результате неких событий, детали которых пока неизвестны, А. Караев со своим эскадроном вышел из состава дивизиона /108/ и в дальнейшем действовал самостоятельно. А новым командиром дивизиона становится, опять же, не Н. А. Каландаришвили, а бывший студент Харьковского университета и выпускник 2-й Московской школы прапорщиков С. С. Блюменфельд. Впрочем, его власть была скорее номинальной, а реальным начальником подразделения стал как раз Н. А. Каландаришвили.

Точная численность дивизиона в этот период неизвестна. Исходя из рапорта на получение общего жалования за июль (в этот период составляло 150 рублей в месяц) в сумме 58 200 руб. [39], можно условно рассчитать ее как не более 350 - 400 человек. По показаниям одного из бойцов, позже попавшего в плен, во время отступления из Иркутска в дивизионе было «2 полных эскадрона по 120-150 человек и 2 неполных, состоявших из мадьяр» [40].

Согласно приказу № 8 по войскам Сибирской Советской Республики от 13 июля 1918 г., «для приведения в боевой порядок армии и упорядочения ее хозяйства» 1-й Иркутский кавалерийский интернациональный дивизион был развернут в 1 -й Иркутский кавалерийский полк. Суть от этого не изменилась, очевидно, «полк» остался в прежнем составе.

На позициях под Култуком 14-19 июля 1918 г. анархисты-кавалеристы занимали крайний левый фланг и прикрывали направление по Тункинскому тракту. Сведения об их участии в боях противоречивы. Примерно в этот период или несколько ранее кавдивизион понес ощутимые потери. Отряд из 14 или 24 кавалеристов, преимущественно мадьяр, под командой Барташевича был направлен в Тункинскую долину на помощь слюдянскому комиссару И. Ф. Захарову. В селе Гужиры местные казаки хитростью заманили их в засаду и полностью уничтожили.

После поражения под Култуком и оставления Слюдянки 1 -й Иркутский кавдивизион, за исключением 1-го эскадрона, отступил на станцию Танхой, откуда отбыл в Верхнеудинск. А 1-й эскадрон в конце июля 1918 г. был передан в прямое подчинение командования Прибайкальским фронтом; его командиром вместо А. Караева становится Г. С. Рожко. Известно о составе эскадрона: 1-й взвод 36 человек (командир Ковальчук Станислав), 2-й взвод 32 человека (командир Харитонов Петр), пулеметная команда 14 человек (командир Женных Михаил), всего 102 человека [41]. Возможно, что этот эскадрон был вновь сформированным, так как Караев в дальнейшем командовал своим отдельным отрядом. 1-й эскадрон Г. Рожко оставался на Прибайкальском фронте до его последних дней, участвовал в героическом прорыве из окружения через станцию Посольская и пленении знаменитого подполковника Б. Ф. Ушакова. Последнего сняли с дрезины мадьяры и передали в распоряжение Рожко, который доставил его командиру корпуса Д. Сенотрусову. /108/

Прибывший в Верхнеудинск Н. А. Каландаришвили из оставшихся одного полного эскадрона и двух полуэскадронов сформировал заново 1-й (командир некто Пьянков, известный также как «Степка») и 2-й (командир А. Кожан) эскадроны. В начале августа 1918 г. Каландаришвили, назначенный командующим 3-й Сибирской советской стрелковой дивизией, отбыл вместе с 1 -м Иркутским кавалерийским полком в Селенгинск, указанный центром формирования. Дивизия должна была прикрывать Троицкосавское направление от якобы возможного нападения белых частей из Монголии. Однако член Центросибири Л. Д. Муллер (Клейман), проезжавший в это время мимо Селенгинска, в поздних воспоминаниях рисует иную, весьма неприглядную картину: «Сюда же прибыли с различной целью отдельные группы анархических отрядов, во главе которых стоял Каландарашвили. Они прибыли сюда без ведома центральной власти, нашей власти в Верхнеудинске, причем наши не противодействовали отправке их сюда на юг вследствие того, что отдельные группы своими сепаратными выступлениями в тылу и на фронте мешали нашей борьбе. К этим группам присоединились отдельные небольшие отряды и личности, так или иначе провалившиеся на фронте или дискредитированные. В общем и целом военная сила вокруг Селенгинска выражалась в количестве нескольких тысяч человек, по тем сведениям, которые я имел, количество их доходило до 5 тысяч человек всех отрядов вооруженных - артиллерии, кавалерии, пехоты. Тут же в их распоряжении было несколько пароходов, вооруженных барж, причем 2 баржи были специально нагружены «живым товаром». Эти женщины несли обязанности сестер милосердия, но главным образом состояли из лиц легкого поведения, всякого сброда, который частью насильно, частью добровольно последовал за этими отрядами. Обстановка в Селенгинске - пункте, расположенном недалеко от нашего фронта и имеющем политическое и военное значение, была ненормальная» [42].

После падения Прибайкальского фронта 1 6 -1 8 августа 1918 г. 1-й Иркутский кавалерийский полк в составе 3-й Сибирской советской дивизии отступил в Усть-Кяхту и Троицкосавск. Боевые действия в этот период не велись. Дальнейшая история кавполка выходит за рамки данной статьи. В сентябре - октябре 1918 г. он участвовал в знаменитом походе 3-й Сибирской советской дивизии Н. А. Каландаришвили (из Троицкосавска через Монголию и Саяны в пределы Черемховского уезда), который является темой отдельного исследования.

3. Другие кавалерийские части на Нижнеудинском и Прибайкальском фронтах

С самого начала организации Сибирской Красной армии каждая пехотная часть имела конную разведку. Таковые упоминаются при Отряде по охране Центросибири и при 1-м Советском полку (9 человек). Тот /109/ же принцип был соблюден при формировании частей Нижнеудинского фронта: в каждой новой красногвардейской роте была своя конная разведка из 8 человек. 28 июня 1918 г. все они были сведены в один кавалерийский отряд в 48 человек под командой старшего конной разведки 2-й Касьяновской роты Григория Шелестова [43]. Конные разведчики участвовали в боевых действиях, один из них, В. Басов, был ранен 26 июня 1918 г. под станцией Шебарта [44].

На Нижнеудинском фронте находилась также команда конных разведчиков Люботинского партизанского отряда в 30 человек под командой Леонтия Салова [45]. К 15 июля команды Шелестова и Салова были сведены в один отряд численностью 77 человек под командованием Г. Шелестова.

Из других частей, не вошедших в отряд Шелестова, известны команда конных разведчиков Канского батальона под командованием Соловьева и Тыретский конно-партизанский отряд под командованием Павла Тютюнова в 15 человек (из них 7 «неспособных к езде») [46]. В дальнейшем, 31 июля, команда Соловьева была развернута в отдельный Канский кавалерийский эскадрон. В его же состав 9 августа был переведен и Тыретский отряд [47]. При этом Канский эскадрон всегда оставался в ведении X. Гетоева, хотя последний напрямую им не командовал и занимал ряд других должностей. В дальнейшем, во время падения советской власти в Чите в ночь на 25 августа 1918 г., Гетоев и Половников с 60 (по другим сведениям, 120 - 130) кавалеристами пытались прорваться в Монголию, но в 100 - 120 верстах южнее Читы отряд попал в засаду и был почти полностью истреблен белыми казаками [48]. Сам Гетоев попал в плен и впоследствии был казнен.

20 июня 1918 г. в Тулун из Забайкалья прибыл 1-й Омский международный батальон под командованием Ф. П. Лаврова, состоявший преимущественно из мадьяр. В его составе был отряд кавалеристов-гусар в 70-100 человек [49]. Эти или другие гусары принимали участие в параде на Атаманской площади в Чите, устроенном по прибытии с Забайкальского фронта после успешных военных действий против атамана Г. М. Семенова: «У ехавших кавалеристов-мадьяр на фуражках были султаны как у царских уланов, сделанные из кос убитых в боях китайцев-семеновцев на Оловянинских сопках» [50]. Гусары участвовали в бою 21 июня за станцию Худоеланская: «Нами занята после непродолжительного, но жесткого боя станция Худоеланская. Захвачено 8 пулеметов. Казаки побросали лошадей, которые достались нашим гусарам» [51].

Не позже 6 июля 1918 г. в распоряжение командования Нижнеудинского фронта прибыл Дальневосточный кавалерийский отряд, 82 человека, все русские (не интернационалисты), при одном пулемете «кольт» [52]. /110/

Также на Прибайкальском фронте в июле 1918 г. известен кавалерийский «Благовещенский мадьярский отряд», которым командовал некто Киш. Вероятно, он входил в 1-й Благовещенский интернациональный батальон во главе с Ф. Ланьи (позднее им командовали Гримм и А. Мюллер). Когда последний 5 июля прибыл в Иркутск, в его эшелоне было 17 классных, 13 конских и 1 санитарный вагон, что свидетельствует о наличии в отряде кавалерийской части. Неизвестно, участвовали ли кавалеристы Киша в боях, но зато они прославились дезертирством с фронта во время боев под Култуком 14 - 18 июля 1918 г.: «В среду 24 июня [июля - авт.] в Чите арестован самозваный командир одного из Благовещенских отрядов - бывший военнопленный Киш. Киш со своим отрядом одним из первых бежал с Иркутского фронта, внося панику и разложение в советские войска. Арестован он по требованию Сибирского Верховного командования за своевольное оставление фронта и безобразия, творившиеся им на пути по железнодорожным станциям с Танхоя до Читы. По пути им разоружались красноармейцы, охраняющие станции и наводилась паника на население. По прибытии его в Читу, Киш был вытребован в Военный комиссариат, но не явился. В среду, собрав весь свой отряд, Киш является к комиссариату. Тут оказывается, что Киш является самозванцем, и отряд передает его в руки правосудия. Киш арестован и ведется по его делу следствие» [53].

Существует некоторая вероятность, что Дальневосточный кавалерийский отряд и Благовещенский отряд Киша могут быть одним и тем же отрядом, по-разному названным в различных источниках.

Еще одной новой кавалерийской частью был сформированный в начале июля 1918 г. в Иркутске 1-й Иркутский конный партизанский отряд под командованием Василия Брюкова. По мнению анонимного автора, этот отряд также был продуктом смутного времени: «И, наконец, еще человек 5 грузин в последние дни комиссародержавия организовали из уголовной шпаны «партизанский отряд», который, стоя на защите советской власти, дограбливал все то, что не успели «анархисты» [54]. Действительно, заместителем Брюкова был некто Николай Шавешвили. Отряд располагался в здании бывшей 2-й школы прапорщиков (современный Художественный музей). Изначально, на 6 июля, в отряде состояло 50 бойцов. К 14 июля их число выросло до 75 человек [55].

10 июля отряд Брюкова отступил из Иркутска вместе другими войсками Нижнеудинского фронта по железной дороге до станции Култук. В этот период он был оставлен при штабе Верховного командования. Неизвестно, участвовал ли отряд в боевых действиях. Сохранился приказ от 30 июля: «Сим разрешается беспрепятственный проезд до Верхнеудинска 1-му Иркутскому Партизанскому конному отряду в количестве 70 человек, с женами и детьми некоторые, под командою на-/111/-чальника отряда Василия Брюкова и его помощника Николая Шавишвили на отдых на 4 суток, не считая дороги туда и обратно» [56].

Согласно приказу от 5 августа, 1-му Иркутскому Партизанскому Конному отряду предписывалось влиться во 2-й Верхнеудинский кавполк [57]. Перипетии его дальнейшей судьбы неизвестны. Но 28 августа 1918 г. на памятном совещании в Урульге командир отряда Брюков в числе других был объявлен Сибирским Совнаркомом подлежащим аресту, как причастный к ограблению Читинского госбанка.

15 июля 1918 г. на фронт на станцию Слюдянка из Забайкалья прибыла Аргунская казачья сотня под командованием Николая Баранова. В нее входили 99 казаков 1-го Аргунского полка и 17 казаков 2-го Аргунского полка [58]. Отправка казаков на Прибайкальский фронт далась не просто. К этому времени, по воспоминаниям И. Г. Матофонова, на фоне успехов против атамана Семенова среди красных казаков появилась тяга домой, к хозяйству, под видом усталости, особенно среди фронтовиков. Революционный 1-й Аргунский полк настолько разложился, что когда потребовалось подкрепление на Прибайкальский фронт, пришлось провести целую агитационную компанию. Долгими уговорами едва собрали небольшую группу, и то, только потому, что ехал сам Лазо [59]. Сотня была передана в «распоряжение разведочного отряда т. Гетоева» [60].

Однако казакам-аргунцам проявить себя не удалось. В первом же бою Аргунская сотня потерпела поражение и понесла тяжелые потери. 26 июля 2-й Томский полк Средне-Сибирского корпуса Сибирского Временного правительства после 25-минутного боя взял станцию Мурино. Согласно сохранившейся телеграммы белых, «потери противника: убито 43 забайкальских казака. Взяты 19 лошадей, 21 седло и оружие» [61]. Эти цифры, вероятно, преувеличены, либо речь идет не только об аргунцах. В фонде Прибайкальского фронта сохранился рапорт командира сотни Баранова от 6 августа, который гласит, что за время пребывания на фронте у него выбыло 42 человека [62]. Но из других документов, относящихся к Аргунской сотне, видно, что собственно убитых было 9 человек (имеется именной список). А остальные выбывшие включали 6 заболевших, 4 сбежавших по дороге из Забайкалья на фронт и 5 отправленных на обучение в школу инструкторов в Верхнеудинск [63].

Также в источниках упоминаются кавалерийские части, о которых пока ничего не известно, кроме самого факта их существования: интернациональный «кавалерийский отряд, которым командовал Ремиш - 120 человек» и «эскадрон красных улан» на станции Березовка (под Верхнеудинском).

Таким образом, к середине июля 1918 г. на Нижнеудинском фронте, переименованном к тому времени в Прибайкальский, в частях Сибирской /112/ Красной армии, кроме 1-го Иркутского кавалерийского полка, имелось несколько отдельных мелких конных подразделений общим количеством не менее 500 - 600 человек. В ходе общей реорганизации советских войск была сделана попытка упорядочить и укрупнить и кавалерийские части. В упомянутом выше приказе № 8 от 13 июля 1918 г. имелся пункт №2: «Все кавалерийские части отдельных отрядов свести в один полк, назвав его - 2-й Верхнеудинский кавалерийский полк» [64]. Поскольку реорганизация проводилась прямо в разгар боевых действий, то она затянулась. Только спустя 9 дней был назначен командир нового полка: «Помощника командира Иркутской рабочей дружины т. Хлебникова назначить командиром 2-го Верхнеудинского Кавалерийского полка с 22 июля» [65]. Личность Хлебникова, как и большинства красных командиров этого периода, не идентифицирована. Автором собраны отдельные упоминания Хлебникова в источниках, но они могут относиться и к однофамильцу или родственнику. Так, красногвардеец И. Протасов в своих воспоминаниях называет Хлебникова «казак из города Троицкосавска» [66]. В фондах Иркутского казачьего войска упомянут «корнет Хлебников, любимец дивизиона», удаленный из части интригами командующего Иркутским казачьим дивизионом в 1917 г. прапорщика П. Ф. Мелентьева [67]. 5 июня 1918 г. Военный отдел по Красной армии Иркутской губернии принял Степана Хлебникова на должность сторожа [68]. Подобное назначение не должно вызывать удивление так как в реалиях того времени многие бывшие офицеры искали любую возможность получить заработок. Так, при казармах 12-го Запасного стрелкового полка на должности сторожа служил бывший генерал К. Г. Тарнопольский. Впрочем, вскоре Хлебников был переведен на более подходящее место. Как вспоминал начальник Иркутской рабочей дружины А. Ю. Ремишевский, «помощником мне был дан вполне честный товарищ из бывших казачьих офицеров Хлебников» [69]. Командиром 2-го Верхнеудинского кавалерийского полка Хлебников пробыл не более 10 дней. Его судьба сложилась трагически. В начале августа 1918 г. он был назначен начальником боевого участка и командовал ударной группой, занявшей в ходе удачного контрнаступления станцию Мурино. Но затем, когда красноармейцы, увлекшись наступлением, попали в окружение и были полностью разгромлены, Хлебников, не выдержав нервного потрясения и осознания случившегося, застрелился из револьвера на этой станции утром 7 августа.

Организация 2-го Верхнеудинского кавалерийского полка, как и следовало ожидать, шла не гладко. Свести все разрозненные конные отряды в одну часть никак не удавалось. Так, 1-й Иркутский партизанский отряд был оставлен при Верховном командовании, а конная разведка Канского батальона и Аргунская казачья сотня вошли в специальный «разведочный отряд» X. Гетоева. /113/

Таким образом, создание 2-го Верхнеудинского кавалерийского полка проходило по остаточному принципу. И некоторое время 1-й эскадрон (комэск Л. Салов), сформированный из команд конных разведчиков Г. Шелестова и Л. Салова и состоявший всего из 55 бойцов, был единственным. Об этом свидетельствует рапорт Хлебникова: «Второй эскадрон я предполагал организовать из Благовещенского мадьярского отряда, но этот отряд после Култукского боя отправился на восток, и где находится, не знаю» [70].

О последующих пополнениях известно мало. Так, 26 июля в распоряжение 2-го Верхнеудинского кавалерийского полка на станцию Танхой прибыл Читинский городской партизанский отряд интернационалистов в числе 13 человек [71]. Из них или других кавалеристов к 29 июля был сформирован 2-й эскадрон под командованием Бориса Олеина.

Со 2 августа на должность сначала и. о., а позже и командира 2-го Верхнеудинского кавалерийского полка был назначен недавно прибывший из Верхнеудинска выпускник Ускоренных курсов комсостава известный большевик С. И. Лебедев, бывший командир Иркутской Красной гвардии и герой обороны Белого дома в декабре 1917 г.

Остается неизвестным, была ли доведена численность Верхнеудинского полка хотя бы до 2-3 сотен сабель. Судя по всему, этого не произошло. На допросе 6 декабря 1918 г. взятый в плен обмороженный и раненый в ногу Лебедев показал, что «дня за 2 до взятия Мысовой [т. е. 14 августа - авт.] меня с полком послали на разведку по Троицкосавскому тракту. Прибыв в Селенгинск, мы узнали, что взят Верхнеудинск. Сюда же, в Селенгинск, спустя несколько дней прибыли и другие воинские части» [72]. В Селенгинске Лебедев примкнул к 3-й Сибирской советской дивизии Каландаришвили и участвовал в походе в Монголию до озера Косогол (современное Хубсугул). При этом в его «полку» оставалось всего 40-50 человек.

4. Командный и рядовой состава 1-го Иркутского кавалерийского дивизиона.

Поскольку личность Н. А. Каландаришвили достаточно известна и продолжает привлекать интерес исследователей [73], то касаться ее в рамках данной статьи мы не будем. Зато рассмотрим биографию другого командира анархистов-кавалеристов - Амзора Караева, по выражению Д. С. Шилова, «действительно зловещей фигуры».

Караев Амзор (Александр) Эльмурзаевич родился в 1887 г. в ауле Дагом Владикавказского округа, православный осетин, по происхождению из дворян. Уже в юношеские годы он приобщился к революционной деятельности, покинул Кавказ, проживал в Одессе, затем в Киеве. Здесь в 1905 г. его впервые арестовали, обнаружив при нем оружие и взрывчатые вещества. Вероятно, уже тогда Караев входил в Киевскую /114/ группу анархистов-коммунистов. В заключении Амзор, несмотря на юный возраст (18-19 лет), проявил твердость характера и крутой нрав, отказываясь от сотрудничества со следствием и вступая в конфликты с администрацией. По непроверенным сведениям, в тюрьме Караев даже совершил убийство при следующих обстоятельствах. Когда у него разболелись зубы, надзиратель в ответ на просьбу привести дантиста предложил перевести заключенного в карцер, чтобы тот, «смог поплакать как девочка и не мешал сокамерникам». На следующий день Караев убил надзирателя заточкой в тюремном дворе, а суд присяжных оправдал его, изучив мотивы поступка. Этот случай поднял авторитет Караева среди арестантов и позволил быстро обрасти связями в преступном мире.

При этом сложно причислить Караева к примитивным уголовникам. Так, после отбытия наказания в 1911 г. он работал корреспондентом газеты «Киевская почта». А в 1912 г. Амзор Караев вошел в историю в качестве свидетеля защиты в самом громком дореволюционном судебном процессе по делу Бейлиса. Это дело имело огромный общественный резонанс, и первоначальное обвинение еврея Бейлиса в якобы ритуальном убийстве русского мальчика могло вылиться в любые эксцессы вплоть до еврейских погромов. Неожиданно Караев отклонился от уголовных правил и согласился на внедрение в окружение убитого мальчика. Используя свои связи в преступном мире, он вышел на настоящих убийц и выдал их следствию. Вероятно, этот эпизод позднее послужил поводом для обвинений Караева в том, что он агент царской охранки.

В 1913-1917 гг. Караев находился в административной ссылке, сначала в Якутии, затем в селе Кежемское Енисейской губернии. После Февральской революции он проживал в Красноярске. В июне - августе 1917 г. Караев дважды арестовывался и вскоре освобождался, оба раза по подозрению, - сначала в службе агентом охранки, затем - в ограблении туруханских купцов.

Дальнейшая судьба Караева тесно связана с красноярскими анархистами, в числе лидеров которых числился теперь и он сам. Все нижеприведенные данные взяты из газетных статей журналиста В. Храмцова, испытывавшего неприязнь как к анархистам, так и к самому Караеву. Эти сведения могут быть неточными и вряд ли являются истиной в последней инстанции, но они интересны и ценны, как взгляд одной из сторон общества.

В ночь на 28 сентябре 1917 г. недавно выпущенный из тюрьмы Караев уже участвует в облаве по тайным притонам «разбойников и воров», организованной исполкомом Красноярского совета. Обысками руководил член исполкома известный анархист В. К. Каминский, в чье распоряжение была выделена сотня казаков местного дивизиона. В целом /115/ мероприятие запомнилось пролитием крови (убийством не менее 3 преступников), столкновением с милицией (казаки избили одного и разоружили еще двоих) и тем, что несколько участников облавы были в «полумасках», скрывавших лица. Последнее особо возмутило некоторых обывателей [74].

Еще один эпизод в начале декабря 1917 г. нелицеприятно свидетельствует о деятельности Караева в роли не то афериста, не то исполнителя сомнительных услуг:

«Не так давно в магазине торгового дома Смирнов и Ко, помещающегося в Епархиальном доме, ворами-взломщиками была совершена кража на 30 тысяч рублей. Вскоре же к владельцу магазина явился анархист Бабыкин, который задерживался по подозрению в ограблении Туруханских купцов на 45 тыс. руб. (в квартире Нератовой), с товарищем и предложили обратиться к знатоку уголовного мира товар. Караеву.

По их совету Смирнов увиделся с Караевым в кафе «Реномэ».

- Гм!.. Это будет стоить две тысячи рублей... Надо на разные расходы! Я грабителей хорошо знаю, но надо суметь взять их вовремя! - говорил Караев.

Гражданин Смирнов предложил даже 6 тысяч рублей, но с условием уплаты после розыска краденого. Караевская компания «обещала подумать» <...>

В конце концов Караеву удалось заполучить от него 500 руб. на розыски. Прошло два дня... Смирнов ждет не дождется Караева, а его нет, как нет. Совершенно неожиданно является сам Каминский:

- Я... видите ли... даже, если бы отца ограбили, и то не стал бы разыскивать, ибо я против буржуазии... но... понимаете... Караев, спасший мне несколько раз жизнь, лежит без сознания и при смерти. Он просил меня довести дело до конца... Я не мог отказать... Но... его уголовники боятся... он любого из них изобьет и... ничего. А я... меня хотя и боятся, но я должен в одной руке деньги, а в другой револьвер держать! Поэтому одолжите денег и дело раскрою!

Подозревая форменное мошенничество, Смирнов денег не дал.

Через некоторое время «больной» Караев пишет Смирнову записку с просьбой дослать остальные 1500 рублей, так как скоро дело будет раскрыто. Смирнов заявил девице, присланной Караевым, что денег больше не даст, а сам придет к нему.

В это время случилась иркутская бойня. Каминский и Караев уехали «на подмогу» в Иркутск и дело окончилось только 500 рублями» [75].

Действительно, едва в Иркутске 8 декабря 1917 г. начались бои между Военно-революционным комитетом и Комитетом защиты революции, Каминский и Караев немедленно выехали туда с группой анархистов с намерением сражаться против «корниловцев и калединцев» - иркут-/116/-ских казаков и юнкеров. Для В. Каминского поездка закончилась арестом 27 декабря по обвинению в мародерстве и судом в Красноярском ревтрибунале в конце марта 1918 г.

Зато Амзора Караева великая русская смута вознесла гораздо выше. Как уже указывалось, в марте 1918 г. он возглавил 1-й Иркутский кавалерийский интернациональный дивизион. Судя по сохранившемуся рапорту, он с головой погрузился в нужды своего подразделения:

«Военно-Революционной Штаб Интернациональной кавалерии

г. Иркутск. 26 марта 1918 г.

Комиссару по Военным делам Восточной Сибири.

Рапорт.

Прошу вашего распоряжения об отпуске для нужд Интернациональной кавалерии из 9-го Сибирского запасного полка: слесарный и столярный инструмент, чайники, весы, швейные машины, сверлильный станок, кузнечный инструмент, электрическая арматура, лампочки, бочки, лом железа, наковальня, сапожный инструмент, умывальники и тюфячные наволочки.

Командир эскадрона А. Караев» [76].

К сожалению, дальнейшая биография А. Караева известна весьма фрагментарно и покрыта плотной завесой таинственности, как и вообще вся история анархистов Восточной Сибири в 1918 г. В отличие от Центральной России, в Иркутске и Чите анархистские организации имели твердые позиции в органах власти, например, в ЧК, и сумели создать и сохранить свои вооруженные формирования. Это позволило им выступать в качестве отдельной политической силы, причем, анархисты выступали не только, как союзники большевиков, но и как конкуренты в борьбе за власть. Об этом свидетельствует ряд фактов, которые по причине отсутствия достаточного количества источников пока не могут быть рассмотрены более подробно: заговор анархистов против Центросибири в Верхнеудинске и события в Чите в августе 1918 г., когда анархистский отряд А. Караева, якобы, даже был готов выступить против большевиков на стороне местной белогвардейской военной организации.

Неизвестно, были ли действия А. Караева связаны с разоружением анархистских отрядов в Москве весной 1918 г., но постепенно его отношения с органами советской власти все более ухудшаются. В июле 1918 г. Караев смещается с должности командира 1-го Иркутского кавдивизиона, но сохраняет свой отдельный вооруженный отряд и действует самостоятельно, фактически никому не подчиняясь. Закончились его деяния знаменитым ограблением Читинского госбанка, причем, по мнению видного забайкальского большевика Д. С. Шилова, «вдохновителем и фактическим руководителем этого гнусного дела был один из центросибирских военных работников Караев» [77]. /117/

После падения советской власти в Чите А. Караев предложил свои услуги атаману Семенову, сдав несколько пудов золота [78]. Этот поступок окончательно переводит его из сомнительного, но все же вероятного идейного анархиста, в категорию авантюристов и предателей. По слухам, впоследствии Караев был убит семеновцами.

Из остального комсостава 1-го Иркутского кавдивизиона известно о следующих лицах:

Кожан Александр, в различное время командир 1-го и 2-го эскадронов. По словам его боевой подруги X. Т. Черновой, он был сыном наказного атамана Белореченской станицы Майкопского отдела на Кубани. В чине есаула был сослан в Якутию «за анархию». Будучи ярым анархистом, Кожан любил говаривать: «Я человек, живущий под луной, и нет хозяина с нагайкой над моей спиной» [79].

Рожко Георгий Степанович, командир 1-го эскадрона на Прибайкальском фронте в августе 1918 г. Мещанин города Иркутска 1895 г.р., проживал по улице Хорошевской в доме 8. До революции служил в 542-м Лепельском пехотном полку, на май 1917 г. в чине прапорщика.

Ахвледиани Сергей Несторович, адъютант и казначей Н. А. Каландаришвили. Ссыльнопоселенец, известный иркутской жандармерии по кличке «Аптекарь». По агентурным сведениям, в 1914 г. он работал в аптеке, имел связи с грабителями и доставлял им разные медикаменты, в том числе яды [80]. В 1917-18 гг. член Иркутской Грузинской боевой дружины. По некоторым сведениям, в июне 1918 г. состоял в тайной организации, имевшей целью взорвать поезд с членами Центросибири при отступлении их из Иркутска под давлением чехов. Осенью 1918 г. отступил в составе 3-й Сибирской Советской дивизии Н. А. Каландаришвили в Монголию и был расстрелян казаками в селе Тунка: «Тут можно сказать о неприятном эпизоде с неким Ахвледиани, который из Иркутска отступил с нашим отрядом и даже был выбран казначеем. Первое время он разделял с нами трудности пути, но однажды ночью исчез со всеми деньгами (250 тысяч рублей). Впоследствии мы узнали, что он попал в руки казаков и был убит, вероятно, с целью ограбления» [81].

Сокольников Александр Григорьевич, полуэскадронный 2-го эскадрона в апреле 1918 г. Родился в 1893 г. в селе Бирюльки Верхоленского уезда. Фронтовик, с 10 июня 1916 г. по 5 августа 1917 г. находился на лечении после пулевого ранения в голову. В 1917 г. подпоручик 1-го Иркутского ударного батальона [82]. 21 июля 1918 г. был арестован в селе Усолье. Несмотря на короткий срок пребывания в советских войсках, был казнен в Иркутске 5 августа 1918 г.

Костомладский Исаак Борисович, по разным сведениям, начхоз Н. А. Каландаришвили, адъютант С. Блюменфельда. Крестьянин Киренского уезда 1893 г.р., иудейского вероисповедования. Особая примета - /118/ «рот скривлен от паралича». В феврале - марте 1918 г. производил аресты в Иркутске, в июле при эвакуации Иркутска вывозил опий. Арестован 3 сентября 1919 г. в Манчжурии в городе Бухеду, где работал зубным техником [83].

Нога Григорий Данилович, в 1918 г. начальник разведки в эскадроне Каландаришвили. Уроженец Екатеринославской губернии 1888 г.р. Окончил военно-фельдшерскую школу. В 1907 г. осужден за принадлежность к РСДРП к 4 годам 10 месяцам каторги. В 1912 г. водворен на поселение в Качугскую волость Иркутской губернии, до 1917 г. работал на пароходах на Лене и фельдшером. Интересно отметить мнение К. К. Некундэ-Байкалова, неприязненно относившегося к Н. А. Каландаришвили, что в отряде последнего из 1500 бойцов (в 1920 г.) был единственный порядочный человек - Нога [84].

Шаратских Василий Николаевич, в 1918 г. командир отделения кавэскадрона, затем отдельного подразделения, 1891 г.р. Призван на военную службу и отправлен в Оренбургское казачье училище, но не доучился. За участие в боевых действиях произведен в подпрапорщики. В 1917 г. вступил в Красную гвардию и участвовал в декабрьских боях в Иркутске. В апреле 1918 г. вступил в 1-й Иркутский кавдивизион. В сентябре 1918 г. отряд Шаратских (Шарацкого) упоминается в Благовещенске, он занимал гостиницу «Россия» и отличался низкой дисциплиной. Активный участник Гражданской войны, в 1920 г. командир Амурского кавполка. По собственным словам, имел 17 ран, награжден «кольтом и серебряной шашкой». В 1932 г. находился в тюремном заключении [85].

Анализ рядового состава затруднен отсутствием как полных списков бойцов подразделений, так и их личных дел, которые в тот период, скорее всего, вообще не заводились. Поэтому мы можем рассматривать лишь отдельные лица, случайным образом отразившиеся в выявленных источниках. Подобный подход при всей выборочности и субъективности, тем не менее, полезен и ценен ввиду недоступности других методов исследования.

Среди бойцов кавдивизиона можно встретить самые разные личности, от несомненно ярких харизматичных лиц, до совершенно обычных людей, оказавшихся в нем под воздействием бытовых обстоятельств.

Пожалуй, самой известной в будущем фигурой был полный георгиевский кавалер прапорщик Иван Яковлевич Строд. Приехав в Иркутск из Западной России, он вступил в кавдивизион, вероятно, в поисках заработка. Особого героизма Строд в эту пору еще не проявил, но в сентябре 1918 г. 24-х летний анархист оказался в городе Свободном, где примкнул к группе центросибирцев, решившей пробираться в Якутск, где, по их устаревшим данным, еще сохранялась советская /119/ власть. Чудом избежав гибели, Строд попал в Олекминскую тюрьму, где и просидел целый год до очередного переворота.

Аранович Владимир (Тихон) Григорьевич, цирковой борец. Родился в 1886 г. в Ковенской губернии, еврей. С 1900 г. занимался французской борьбой в Петербурге. Сослан в Сибирь за участие в революционном движении. «Бежал в Аргентину, в Порт-Саиде в 1906 г. по рекомендации И. М. Поддубного включен в профессиональную группу борцов под именем «Красная маска» в легком весе. Неоднократно получал ленту чемпиона. После успешных выступлений в Харбинском цирке приехал в Верхнеудинск» [86]. В 1911 г. был опознан в Верхнеудинске жандармским урядником Кузнецовым. При задержании урядник ударил Арановича ножнами шашки и был убит ответным ударом кулака. Арановича приговорили к 10 годам каторжных работ, но Февральская революция срок сократила.

В 1917 г. Аранович снова выступал в качестве циркового борца в Харбине и Иркутске. Затем он вступил в Красную гвардию и участвовал в декабрьских боях в Иркутске в районе реки Ушаковка, где был ранен в руку. В мае 1918 г. Аранович во время партии в бильярд поссорился с бывшим офицером и в ходе драки ударом шара, якобы, убил его. Он прибежал в казарму кавдивизиона и избежал ответственности, записавшись кавалеристом в интендантский отдел.

В 1924 г. и позднее Аранович был инициатором строительства зданий цирка в Чите и Верхнеудинске. В читинском цирке он продолжал выступления борцом и стал его директором.

Бернгардт Андрей Александрович, прапорщик. В начале I-й Мировой войны пошел добровольцем на фронт. Прибыл в Иркутск в октябре 1917 г., эвакуированный по болезни. 8-16 декабря, как опытный бомбометчик, участвовал в боях на стороне юнкеров и офицеров, за что впоследствии преследовался и дважды подвергался аресту. Весной 1918 г. поступил инструктором в Красную армию в поселке Иннокентьевский, затем перешел в интернациональную кавалерию в команду связи. В мае дезертировал, уничтожив при этом телеграфные аппараты. После переворота, как офицер, явился в ряды правительственных войск. дальнейшем на Бернгардта было возбуждено следственное дело за службу у большевиков [87].

Зотов Владимир Петрович, 16 лет в 1918 г. Сын чиновника-топографа Иркутского Переселенческого управления. Детство прошло в неблагополучных условиях, которые привили «своеволие и отрицательную самостоятельность». Учился в Иркутской гимназии. После начала I-й Мировой войны сбежал из дома, желая попасть на фронт, но был возвращен назад и выпорот. Весной 1918 г. записался во 2-й эскадрон интернациональной кавалерии. Участвовал в Иркутске в рекви-/120/-зиции лошади у архиепископа, в оцеплении барахолки и реквизиции седел в шорном ряду. К злоупотреблениям во время Монгольского похода юноша относился риторически: «Об этом знал весь отряд, ибо у нас грабежами все хвастались» [88].

В дополнение приведем краткие сведения о бойцах 1 -го Иркутского кавдивизиона, попавших в плен при выходе из Монголии через Саяны в Черемховский уезд в конце октября 1918 г. В таблицу включены только кавалеристы 1-го и 2-го эскадронов, поступившие на службу в марте - июне 1918 г. Некоторые данные могли быть умышленно искажены лицами, дававшими показания на самих себя. В большинстве случаев проверить их было невозможно.

Заключение

Кавалерия Сибирской Красной армии на Нижнеудинском и Прибайкальском фронтах летом 1918 г., несмотря на общую численность до 1000 человек, состояла из многих отдельных мелких отрядов и играла лишь вспомогательную роль. Единственной своевременно сформированной кавалерийской частью был 1-й Иркутский кавалерийский дивизион. Но, изначально отданная «на откуп» инициативным лидерам анархистов, эта часть имела определенную самостийность и низкую  дисциплину. Остальные конные части, организованные из различных мелких разведочных команд пехотных частей уже в ходе военных действий, так и не смогли превратиться в крупную боевую единицу. Поэтому советское командование (впрочем, также не отличавшееся военными талантами) не смогло использовать свою кавалерию на должном уровне. Между тем, это успешно проделывал их противник - Войска Сибирского Временного правительства, эффективно применявший свою немногочисленную конницу в обходных маневрах, постоянно создавая угрозу окружения.

В боевом отношении кавалерия Сибирской Красной армии не была той кавалерией, что ассоциируется со знаменитой 1-й Конной армией С. Буденного с ее безудержными конными лавами. Она была далека даже от тех же конных частей красных казаков-аргунцев, хоть изредка, да совершавших в этот период на Забайкальском фронте «отчаянные атаки пиками наперевес в конном строю». Они были ближе к старинным драгунам, пехоте, посаженной на коней для большей мобильности.

Главной задачей кавалеристов было ведение разведки, «освещение местности». До крупных столкновений обычно не доходило, а если и случалось, то они не ходили в конные атаки с шашкой наголо, а вели бой в спешенном строю.

Что касается кадров и характеристики командного и рядового состава, нужно отметить следующее. Советские власти в Сибири в 1918 г. /121/ не успели провести принудительную мобилизацию. Все бойцы в той или иной степени были добровольцами. Главной мотивацией для записи

/122/


в Красную армию являлся поиск средств существования. При сложившихся условиях служба в армии рассматривалась, как способ заработка. Следом идет политическая «идейность», но с учетом, что многие красноармейцы весьма смутно понимали свои «классовые интересы» и мало различали политическую платформу большевиков от меньшевиков и эсеров, также являвшихся социалистами. Третью группу составляли романтики, искатели приключений, авантюристы всех мастей, с политической окраской и без, а также люди с криминальными наклонностями, и откровенные преступники, рассматривавшие Революцию и последующие события, как время больших возможностей и безнаказанности. Представители всех перечисленных условных групп были широко представлены и в кавалерийских частях Сибирской Красной армии. Среди них можно было встретить самые разные личности, как несомненных героев, так и отчаянных негодяев и, по терминологии их политических противников, «подонков общества».

Таким образом, состав сибирских красных бойцов-кавалеристов начального периода Гражданской войны был лишь срезом общества с /123/ поправкой на период смутного времени и ломки человеческих ценностей.

П р и м е ч а н и я
1. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 40213. Оп. 1. Д. 1835. Л. 105.
2. Кожевин В. Е. Легендарный партизан Сибири. Улан-Удэ, 1967. С. 33.
3. РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 350. Л. 13.
4. РГВА. Ф. 40213. Оп. 1. Д. 1835. Л. 140.
5. Серебренников И. И. Гражданская война в России: Великий отход. М. 2003. С. 327.
6. РГВА. Ф. 40213. Оп. 1. Д. 1835. Л. 140.
7. Государственный архив Республики Бурятия (ГАРБ). Ф. Р-350. Оп. 1. Д. 40. Л. 91.
8. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 70. Оп. 39. Д. 677. Л. 5.
9. Государственный архив новейшей истории Иркутской области (ГАНИИО). Ф. 300. Оп. 1 Л. 322. Л. 5.
10. ГАРБ. Ф. Р-350. Оп. 1. Д. 25. Л. 66.
11. ГАРБ. Ф. Р-350. Оп. 1. Д. 25. Л. 47.
12. ГАРБ. Ф. Р-350. Оп. 1. Д. 84. Л. 76.
13. РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 350. Л. 19.
14. Власть труда (Иркутск), 1918 г. №79 (28 апреля).
15. Кожевин В. Е. Легендарный партизан Сибири. Иркутск, 1971. С. 34.
16. ГАРБ. Ф. Р-350. Оп. 1. Д. 173. Л. 15.
17. ГАРБ. Ф.Р-350. Оп.1. Д.173. Л. 18.
18. В декабре 1917 г. Владимир Медвяцкий принимал участие в формировании черемховских отрядов Красной гвардии и их отправке в Иркутск на подавление юнкерского мятежа. В 1918 г. он и трое его сыновей (Анатолий, Геннадий и Георгий) занимали ряд должностей в 1-м Иркутском кавдивизионе.
19. Момент (Иркутск). 1918 г. №1 (28 июня).
20. Государственный архив Иркутской области (ГАИО). Ф. Р-342. Оп. ОЦ. Д. 51. Л. 11.
21. Романов Н. С. Летопись города Иркутска за 1902-1924 гг. Иркутск, 1994. С. 301.
22. Момент (Иркутск). 1918 г. №1 (28 июня).
23. Вечерние известия (Иркутск). 1918 г. №90 (29 июня).
24. Свободный край (Иркутск). 1918. №49 (24 августа).
25. Кожевин В. Е. Легендарный партизан Сибири. Иркутск, 1971. С. 36.
26. ГАИО. Ф. Р-342. Оп. ОЦ. Д. 21. Л. 196.
27. ГАНИИО. Ф. 393. Оп. 5. Д. 119. Л. 106.
28. Свободный край (Иркутск). 1918. №32 (3 августа).
29. Вероятно, из отряда Красильникова, прибывшего в село Александровское 9 июля.
30. Свободный край (Иркутск). 1918. №32 (3 августа). Цифра в 90 убитых у красных чрезвычайно завышенная.
31. Вспоминает П. К. Голубков // Сибирь (Иркутск). 1977. №5. С. 138-141.
32. ГАРБ. Ф. Р-350. Оп. 1. Д. 329. Л. 11.
33. ГАИО. Ф. 243. Оп. 4. Д. 76. Л. 18.
34. ГАРБ. Ф. Р-350. Оп. 1. Д. 329. Л. И.
35. Свободный край (Иркутск). 1918. №17 (17 июля).
36. Свободный край (Иркутск). 1918. №17 (17 июля).
37. По другой версии, сторож Серышев был убит за то, что не давал анархистам втащить пулемет на колокольню, откуда они затем обстреливали комиссариат и прилегающие улицы. /124/
38. Эскадрон был сформирован из конной разведки 7-го Татранского полка 29 июня 1918 г. на станции Шебарта. В дальнейшем эскадрон был развернут в 1-й Чехословацкий кавалерийский дивизион. В октябре 1918 г. в Тюмени 1-й дивизион вошел в состав 2-го Кавалерийского полка Я. Червинки // Karas J. 2. československý jezdecký pluk "Sibiřský". Plzeň, 2013. S. 21.
39. РГВА. Ф. 136. Oп. 1. Д. 21. Л. 6.
40. ГАИО. Ф. 524. Оп. 2. Д. 563. Л. 187.
41. РГВА. Ф. 136. Оп. l. Д. 2. Л. 27. Там же именной список эскадрона.
42. ГАНИИО. Ф. 393. Оп. 5. Д. 803. Л. 8.
43. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 12. Л. 366.
44. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 25. Л. 3.
45. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 12. Л. 367.
46. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 12. Л. 336.
47. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 18. Л. 245.
48. ГАРБ. Ф. Р-350. Оп. 1. Д. 173. Л. 43.
49. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 12. Л. 342. В документе не указано, о каком именно отряде идет речь, но «гусаров 102» могло быть только в 1-м Омском батальоне. В конце списка от руки дописано «конницы 70». В воспоминаниях Ш. Кереши упоминается пущенный вперед конный авангард в 80 сабель.
50. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 5881. Оп. 1. Д. 190. Л. 28.
51. Вечерние известия (Иркутск). 23 июня 1918 г.
52. РГВА. Ф. 136. Оп.1. Д.30. Л. 13.
53. Вестник Советов Прибайкалья (Верхнеудинск). 1918. №22 (31 июля).
54. ГАНИИО. Ф. 300. Оп. 1. Д. 705. Л. 45.
55. РГВА. Ф. 7438. Оп. 1. Д. 1. Л. 6.
56. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 13. Л. 71.
57. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 2. Л. 25.
58. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 12. Л. 56.
59. ГАНИИО. Ф. 300. Оп. 1. Д. 655. Л. 20.
60. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 7. Л. 97.
61. РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 47. Л. 32.
62. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 18. Л. 233.
63. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 3. Л. 67.
64. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 4. Л. 11.
65. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 2. Л.4.
66. ГАНИИО. Ф.300. Оп. 1. Д. 472. Л. 3.
67. ГАИО. Ф.Р-1942. Оп. 1. Д. 1а. Л. 3.
68. Власть труда (Иркутск). 1918. №109 (11 июня).
69. ГАНИИО. Ф.393. Оп. 5. Д.499. Л. 37.
70. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. З. Л. 12.
71. РГВА. Ф. 136. Оп. 1. Д. 13. Л. 64.
72. 13 ГАИО. Ф. 524. Оп. 2. Д. 563. Л. 369.
73. Тепляков А. Г. К портрету Нестора Каландаришвили (1876-1922): уголовник-авантюрист, партизан и красный командир // Исторический курьер. 2018. №1. С. 40 - 53. Хипхенов Г. И. Герой должен быть один? Ф. Лавров и Н. Каландаришвили // Известия Лаборатории древних технологи. 2018. Т.14. №3. С. 1 5 0 - 167.
74. Свободная Сибирь (Красноярск). 1917. №143 (1 октября).
75. Свободная Сибирь (Красноярск). 1917. №210 (23 декабря).
76. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 1468. Оп. 3. Д. 86. Л. 82. /125/
77. РГАСПИ. Ф. 70. Оп. 4. Д. 401. Л. 38.
78. Дело (Иркутск). 1918. №25 (5 сентября).
79. ГАРБ. Ф. Р-350. Оп. 1. Д. 40. Л. 90.
80. ГАИО. Ф. 600. Оп. ОЦ. Д. 84. Л. 147.
81. ГАНИИО. Ф.393. Оп. 5. Д. 458. Л. 4.
82. РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 350. Л. 16.
83. ГАРФ. Ф. 3352. Оп. 1. Д. 552. Л. 2.
84. ГАРБ. Ф. Р-350. Оп. 1. Д. 25. Л. 56.
85. ГАИО. Ф. Р-559. Оп. 1. Д. 337. Л. 4.
86. Энциклопедия Забайкалья. Электронный ресурс URL: http://encycl.chita.ru/encycl/person/?id=1377
87. ГАИО. Ф. 524. Оп. 2. Д. 164. Л. 1-2.
88. ГАРФ. Ф. 3352. Оп. 1. Д. 387. Л. 4.

Феномен красной конницы в Гражданской войне. / Под ред. А. В. Посадского. М.: АИРО-ХХ1. 2021. С. 96-126.