Разиньков М.Е. Формирование кавалерийских частей РККА на территории губерний Центрального Черноземья в 1917-1918 гг. // Феномен красной конницы в Гражданской войне. / Под ред. А. В. Посадского. М.: АИРО-ХХ1. 2021. С. 50-72.

   (0 отзывов)

Военкомуезд

ФОРМИРОВАНИЕ КАВАЛЕРИЙСКИХ ЧАСТЕЙ РККА НА ТЕРРИТОРИИ ГУБЕРНИЙ ЦЕНТРАЛЬНОГО ЧЕРНОЗЕМЬЯ В 1917 - 1918 гг.

М. Е. Разиньков (Воронеж)


В 1917 г. губернии Центрального Черноземья были территорией размещения запасных частей, обучавших кавалеристов и создававших резерв для действующей армии. В Воронежской губернии размещались части 1-й запасной кавалерийской бригады в составе 2-го, 4-го запасных полков, расквартированных, соответственно, в районе Острогожска и крупной железнодорожной станции Лиски, а также 6-го полка бригады, находившегося в Борисоглебске Тамбовской губернии. В Тамбовской губернии также квартировали части 2-й запасной кавалерийской бригады в составе 3-го и 7-го полков, стоявших в Кирсанове и Тамбове. Бригады не были элитными и состояли из кавалеристов-драгун.

Кавалеристы, в силу своей мобильности, активно использовались для подавления антиправительственных выступлений, как во время первой российской революции, так и в 1917 г. Судя по воспоминаниям большевиков - участников октябрьского переворота в Воронеже, они воспринимались ультралевыми, скорее, как угроза. В реальности же запасные кавалерийские части, так же как и пехотные, очень быстро оказались подвержены влиянию радикальной агитации и падению дисциплины. Имели они и, как говорили в советское время, «революционные традиции». В июне 1906 г. восставал 7-й запасной полк, причем выступление сопровождалось жертвами, как со стороны мятежников, так и со стороны прибывших на подавление солдат Борисоглебского, 217-го пехотного резервного Кромского полков и 52-го Нежинского кавалерийского полка (здесь, правда, погибли только лошади). /50/

Численность полков была весьма внушительной. Например, в 3-м запасном кавалерийском полку на начало 1918 г. по списку служило 3564 человек, налицо находились 1793 при 3771 лошади [1]. Документы сохранили клички лошадей, которых старались именовать особым «алфавитным» образом, вероятно, ориентируясь на то, что лошади «на определенную букву» будут служить, например, в конкретном эскадроне. В связи с этим клички отличались недюжинной изобретательностью: Антикварный, Албанец, Афиша (кобыла), Акфиктация (кобыла), Акцизный, Аргумент, Американская (кобыла), Ализарин, Атлет, Адский, Акулист, Амон, Бодрость, Овчарка (кобыла), Обрезанная (кобыла), Общедоступный, Ординарная (кобыла), Оскорбленный, Отмерзлый, Обокраденный, Олонецкий, Ослик, Санитарный, Червонка (кобыла) [2].

Кавалеристы не были спокойным соседом для местных жителей. 4 мая 1917 г. крестьяне села Давыдовка Коротоякского уезда жаловались начальнику Московского военного округа на квартирующую у них с 1915 г. кавалерию (2-й полк): «Все помещения, которые только попались на глаза кавалерии все без исключения занимались и разрушались... смотря на все эти разрушения невольно думается, что здесь была полная анархия или случайно заглянула какая-нибудь банда, но не народная кавалерия... Кроме материального ущерба, идет рука об руку полное нравственное разложение... и несчастье во всех видах и красках включительно до преступления... Кроме всех вышеописанных событий... имеется еще один бич - это болезнь венерика и сифилис, настолько развито благодаря кавалерии, что есть семьи все без исключения зараженные включительно до малолетних детей... Господин полковник, неужели нет у нас в России такого места, где можно было поместить эту кавалерию..., чтобы изолировать их от крестьянского населения» [3].

События 1917 г. сразу же показали наличие социалистических симпатий и дисциплинарных проблем в кавалерийских частях. Есть сведения о том, что кавалеристы 2-го полка приняли участие в мятеже солдат в Острогожске, вспыхнувшем сразу же после первых известий о февральской революции (впрочем, по другим данным, восстал только 184-й запасной пехотный полк) [4]. Командир воронежского гарнизона генерал-лейтенант К. Д. Тимковский и командир 1-й запасной кавалерийской бригады генерал-майор В. П. Врангель планировали изначально использовать эскадроны полка для подавления мятежа, но затем решили опереться на 20-й запасной полк, стоявший в соседнем Коротояке. При этом частям 4-го полка рекомендовалось не пропускать солдат-мятежников через Лиски, если они попытаются это сделать. Однако очень быстро стало понятно, что и лискинские кавалеристы оказались крайне ненадежными. Уже 5 марта нижние чины 4-го /51/ кавполка заявили о необходимости освобождения арестованных солдат и «требовали объяснений почему до сих пор не сделано распоряжение об объявлении им о происшедшем государственном перевороте и почему назначенный в этот день молебен о благоденствии нового правительства был отменен... По почину некот[орых], командиров, солдатам были прочитаны: манифест, который должен быть выпущен на следующий день и акт условного отречения от престола, а также заявлено, что дисциплинарно-арестованные освобождены, после чего солдаты сравнительно успокоились и начали было расходиться». Однако волнения на этом не закончились. Вскоре собралась трехтысячная толпа с освобожденными арестованными и после выступления комполка полковника Ф. И. Лена стала требовать его отставки и ареста «особенно после того, как ими было услышано, что командир полка провозгласил здравицу Новому Правительству по подсказке адъютанта. После чего, уже слова командира не были слышны за общими криками требования его ареста» [5].

8 марта беспорядки в Лисках продолжались: «Воронеж. Начальнику 1 бригады кав. запаса. Доношу, что вследствие единодушного желания нижних чинов командование 4-м запасным полком принял. Ротмистры Потемкин и Снитко утверждены мною моими помощниками согласно единодушного желания. Все офицеры, врачи и военные чиновники в полном единении с полным воодушевлением искренним и горячим желанием служить свободной родине. В гарнизоне полный порядок. Командир полка полковник Лен единодушным желанием и повторенным требованием нижних чинов арестован... Полковник УСОВ». В. П. Врангель вынужден был наложить резолюцию об отстранении полковника Ф. И. Лена от командования [6]. Как видим, уже в самом начале революции, и рядовые кавалеристы, и офицеры проявили склонность к выборному началу. Последующее разбирательство показало, что опальный полковник приказывал им в случае беспорядков разгонять толпу, однако чины 1-го эскадрона не стали разгонять солдат, которые говорили: «почему командир полка не сообщает нам о перемене Правительства». «Мы были одного мнения с толпой солдат», - заявили кавалеристы [7]. Таким образом, в кавалерии начался ровно тот же процесс, который затронул и всю армию - увольнение непопулярных командиров и прежде всего тех, кто подозрительно относился к новому строю.

Очень быстро произошла революционная самоорганизация кавалеристов обоих воронежских полков. 27 марта 1917 г. прошло собрание их делегатов, после которого последовали новые резолюции. Были созданы полковые комитеты, причем начальство в лице В. П. Врангеля практически сразу же начало с ними переговоры. Так, 31 марта 1917 г. командир бригады предложил передать в полковые комитеты вопросы /52/ об увольнении в отпуска, наказания за самоволку, и просил сопровождать пополнения на фронт делегатами от комитетов [8].

Желание генерал-майора сблизиться с подчиненными встретило неожиданный отпор. Находившийся в Лисках Совет солдатских депутатов 4 апреля заявил, что В. П. Врангель перешел на сторону революции только тогда, когда стало ясно, что «всякое промедление грозило осложнением неблагоприятным для него», не обратился к кавалеристам ни с каким воззванием по поводу текущего момента: «все это Совет Солдатских Депутатов мотивирует тем, что со стороны Генерала Врангеля было сознательное индифферентное отношение к событиям Страны и выжидательное положение, - возможности подавления восставших масс» [9]. После этого конфликта Владимир Платонович запросил комитет острогожского полка о доверии ему как командиру, на что 6 апреля после-/53/-комитета полковника Бочарникова (?, фамилия в документе указана неразборчиво): «На заявление делегатов 2-го запасного кавалерийского полка, приехавших с бригадного созыва, о переданном вами желании узнать пользуетесь ли вы доверием солдат 2-го полка, по опросе солдат всех эскадронов делегатами в полковом комитете было заявлено, что доверием Вы не пользуетесь, мотивом чего послужило незаконное увольнение Вами в отпуск бывшего командира 4-го запасн. кавал. полка полковника Лена» [10]. Иначе говоря, острогожские кавалеристы осудили попытку командира бригады полюбовно решить проблему с лискинским полковником и выразили ему свое полное недоверие. Барон счел это оскорблением и 8 апреля заявил о том, что подает в отставку, отправившись в Москву. Однако дело затянулось, поскольку еще 15 мая 1917 г. В. П. Врангель отправлял начальнику штаба МВО рапорт, где просил о переводе в запас, т.к. «было много выступлений со стороны командиров полков и комитетов явно демонстративного характера, в смысле игнорирования моих распоряжений»: комитет 6-го полка игнорировал приказы барона о распределении окладов; временный командующий 4-м полком уехал в отпуск, не спрашивая у него разрешения; 2-й полк, вместо того, чтобы уволить по приказу жандармов и полицейских старше 43 лет, постановил уволить всех. «Ныне же для пользы дела я почитаю долгом совести сообщить, что мое устранение должно состояться немедленно. Это же внесет и более спокойную атмосферу в полки бригады и даст возможность другому нести ту ответственность, от которой я бы не отказался, если бы мог нести ее при сложившихся обстоятельствах» [11]. 20 мая Врангель сдал дела своему помощнику Георгию Николаевичу Чугуряну, который был назначен командующим бригадой 12 июня с производством в генерал-майоры [12]. Надо сказать, что отставку Врангеля приветствовали далеко не все. 21 мая из Острогожска пришла телеграмма от нового председателя комитета прапорщика Матвеева, сообщавшего, что комитет выразил сожаление по поводу ранее высказанного недоверия и «постановил свое прежнее решение отменить и выразить Вам полное доверие и глубокое сожаление о вашем уходе» [13]. Судьба барона оказалась трагичной, в октябре 1919 г. он был расстрелян саратовской ЧК в порядке красного террора после теракта в Леонтьевском переулке в Москве.

Таким образом, мы видим, что в кавалерийских частях происходили постоянные перестановки. Устранялись неугодные командиры (помимо упомянутых случаев, в начале апреля приказом по МВО был отстранен от должности командир 4-го полка полковник Козлянинов и вместо него назначен командир 6-го запасного полка полковник Александр Александрович Мациевский) [14]. Вместо полковников к управлению в комитетах приходили младшие офицеры. Кавалеристы внимали револю-/54/-ционной агитации. 12 мая они, в числе других делегатов лискинского Совета солдатских депутатов, приветствовали первого военного министра-социалиста А. Ф. Керенского: «Ваше имя пользуется всеобщей популярностью в армии. Мы верим, что на новом посту Вы так же будете отстаивать интересы демократии и сумеете придать всем своим распоряжениям ту твердость и определенность, которой больше всего жаждет армия» [15]. Между прочим, поддержка февральского режима, осуждение большевиков также находили место в настроениях кавалеристов. Скорее всего, это было связано не с «консерватизмом» кавалерии, как, похоже, пытались убедить читателей советские мемуаристы, а с популярностью эсеров. Лидер острогожских большевиков сетовал в 1950-е гг.: «В своих антинародных действиях контрреволюционеры опирались на 2-й запасный кавалерийский полк, находившийся под влиянием реакционного офицерства. В июльские дни этот полк демонстративно прошел по улицам Острогожска с портретами Керенского и лозунгами, требовавшими «уничтожения большевиков»» [16].

Помимо прочего, в кавалерийских частях проявилось и демократическое национальное движение. 10 мая в Воронеже состоялся съезд депутатов военных поляков 8-й пехотной и 1-й кавалерийской запасных бригад. Был избран комитет под председательством прапорщика 58-го запасного пехотного полка Теодора Островского. Характерно, что состав комитета все еще был офицерский. Из 9 членов только 1 был вольноопределяющимся, остальные - офицеры в чине от прапорщика до штабс-ротмистра (в основном поручики) и 1 коллежский регистратор. Известно, что еще один съезд военных поляков проходил в Воронеже в июле 1917 г. [17]

Активизировались и украинцы. 22 июня 1917 г. помощник командира 2-го полка по строевой части подполковник Цветинович рапортовал комполка: «Согласно желанию офицеров и солдат украинской национальности и с Вашего разрешения были посланы в гор. Киев делегаты украинцы корнет Бачинский и писарь Богданов, где центральная рада и войсковой украинский генеральный комитет поручили им ходатайствовать о выделении в отдельные сотни украинцев при вверенном Вам полку. Ходатайствуем выделить украинцев сорганизовав из них одну или две запасные сотни..., а в маршевых эскадронах 3-й и 4-й кавалерийских дивизий (? - авт.) - выделить украинцев в отдельные взводы для укомплектования ими боевого состава тех украинских сотен, которые будут выделены в полках тех же дивизий...». Иначе говоря, командиру полка предлагалось провести украинизацию по примеру киевской. Судя по всему, в 1-й бригаде на это не пошли [18], но к национальной активности командование старалось относиться терпимо и с пониманием. Командир 2-го запасного полка Погорелов запрашивал /55/ летом 1917 г. МВО и Г. Н. Чугуряна о разрешении снабжать делегатов на национальные съезды командировочными деньгами, поскольку «революция вызвала массу всякого рода командировок почти всех национальностей для организации войсковых и национальных комитетов как то украинских, польских, латышских, еврейских, татарских» [19].

Также фиксируется активность чинов крестьянского происхождения. 3 июня 1917 делегаты от 2-го полка ездили в Воронеж для выбора депутатов на Всероссийский крестьянский съезд в Петрограде [20]. 1 июля 1917 г. в Острогожске состоялось «Третье заседание Крестьянского Войскового Комитета 2-го Запасного Кавалерийского полка», на котором разбиралось предложение солдат-крестьян об отправлении на полевые работы не командами, а в свои собственные хозяйства. Мотивировалось это тем, что солдат на чужом поле будет работать хуже, кроме того, плата за такие работы будет невысокой. Солдаты - уверяли собравшиеся бывшие крестьяне - работая в своих хозяйствах, «принесут пользы не только лично для себя, или своего семейства, но и вообще всей ДОРОГОЙ СВОБОДНОЙ РОССИИ». В итоге комитет поддержал такое решение, постановив, что солдаты должны уезжать к себе, но не более чем на 10 дней, регистрируясь в Земельном комитете [21].

Кавалерия традиционно привлекалась к подавлению всякого рода конфликтов. Так, в конце мая 1917 г., после солдатских беспорядков в уездном Павловске Воронежской губернии «руководимых частным поверенным Дрожжиным, студентом Белоусовым», было решено отправить из Лисок полуэскадрон для наведения порядка [22]. Любопытно, что кавалеристов отправили «в пешем строю», что подчеркивает их «драгунскую» специфику. 21 августа временный командующий полком в Лисках Сланский запрашивал бригаду о том, как следует «поступать на будущее время, когда начальники милиции и комиссары соседних уездов обращаются с просьбой о подавлении бунтующей толпы или проявления самосудов», на что получил ответ: «Оказывать содействие. О результатах доносить немедленно начальнику штаба округа и мне... Чугурян» [23].

Однако самих кавалеристов раздирали противоречия. Помимо уже описанных конфликтов нижних чинов с высшим командованием, обозначились конфликты командования с комитетами. Еще в конце июня 1917 стали поступать жалобы на ротмистра 4-го запасного кавалерийского полка, председателя полкового комитета Потемкина, выступавшего с призывами подчиняться ему, а не военному руководству и офицерам, и даже рассылавшего прокламации по этому поводу. 24 июля Г. Н. Чугурян докладывал руководству МВО о результатах расследования конфликта Потемкина с ротмистром Илюшкиным (которому угрожали за то, что тот якобы за взятку скупал скот у землевладелицы /56/ Ушаковой по завышенной цене) специальной комиссией из офицеров и солдат трех полков. Комиссия выяснила, что «в то время, когда вся деятельность и энергия сознательного офицера должна быть направлена к объединению и сближению всего состава части, ротмистр ПОТЕМКИН, преследуя свои низменные цели, систематически разъединяет солдат от офицеров, возбуждая и натравливая первых на последних. Имея за собой столь незавидное прошлое, но будучи не глупым человеком и владея даром слова, он, не останавливаясь ни перед чем, овладел умами толпы солдат, преимущественно пулеметчиков, загипнотизировал их и распоряжается, как хочет. Терроризировал весь полк, с командующим полком во главе и единолично распоряжается как на митингах, так равно и в комитетах. Выясняется даже такое обстоятельство, что по его требованию полковым комитетом было отменено распоряжение командующего войсками округа о назначении комиссии по расследованию его вредной деятельности в полку и это постановление комитета утверждено командующим полком. Дальнейшее оставление его в полку невозможно и грозит окончиться большой катастрофой...». В результате генерал предлагал передать дело в военную прокуратуру. Однако конфликт разрешен не был, поскольку в октябре 1917 г. Г. Н. Чугурян обращался в МВО уже с просьбой направить Потемкина в другую бригаду округа «так как он уже послужил во всех полках вверенной мне бригады, нигде не ужился, и ни один из полков иметь его в своем составе не желает» [24]. Известно также, что в начале осени Г. Н. Чугурян, совместно с членами воронежского Совета, приезжал в Острогожск уговаривать разбушевавшихся солдат, поддержанных местным Советом [25].

После октябрьского переворота кавалеристы заняли выжидательную позицию. 3 ноября из Острогожска в Воронеж было отправлено следующее донесение от 2-го полка: «Полковой комитет вынес резолюцию: признавая настоящий момент грозным и критическим в деле революции, отвергая всякую возможность вооруженного столкновения между отдельными группами населения, считая, что поддержание порядка и избежание эксцессов должно лежать на обязанности нас всех войсковых организаций, также и совета солдатских, рабочих, крестьянских депутатов в лице выдвинутого ими революционного комитета на период времени разрешения кризиса власти» [26].

Антибольшевистские политические силы и примыкавшие к ним военные пытались опереться хотя бы на офицеров-кавалеристов. 29 октября 1917 в штаб 1-й бригады пришла телеграмма начальника гарнизона полковника Вознесенского с приказом «всем офицерам, врачам и чиновникам не занятых служебными нарядами по долгу воинской службы завтра 30 октября к 11 часам утра прибыть на общее собрание в театр «АМПИР»» [27]. Известно, что именно это собрание спровоцировало /57/ большевистский переворот в Воронеже. Действительно, из Лисок 29-го числа в Воронеж прибыл кавалерийский эскадрон, который находился у здания штаба во время перестрелки утром 30-го и, после переговоров с парламентером ВРК, сдал оружие и покинул двор [28]. В начале ноября воронежский городской голова Н. Г. Андреев обращался в полковые комитеты с просьбой прислать делегатов в думу для образования избирательной комиссии в Учредительное собрание «так как военная секция» совета «не функционирует» [29].

Октябрьская власть также была заинтересована в поддержке кавалеристов. В Кирсанове Тамбовской губернии их активно зазывали на заседание Совета (начало января 1918 г.), на котором выступали делегаты Московского областного, второго Всероссийского съездов Советов, делался доклад Кирсановского Военно-революционного комитета. Впрочем, была здесь и вполне материальная причина, - Совет интересовался, сколько лошадей он может взять у военных [30].

Показательно, что организационные структуры кавалерийских полков существовали довольно долго. Новая власть не так уж спешила их распускать. Еще в декабре 1917 г. продолжала сохраняться должность «офицера связи полков» 1-й кавалерийской бригады [31]. Известно, что задачей таких офицеров было докладывать начальству о политических настроениях и конфликтах в полках, и использовались они раньше против большевиков. Действовала служба полковых священников. Например, в приказе по 3-му полку (Кирсанов) от 4 января 1918 г. значилось: «Завтра по случаю Крещенского Сочельника Полковому Священнику о. протоиерею ВОСДОЕСЕНСКОМУ в 10 час. утра начать Божественную Литургию и Вечерню с водосвятием, а в 5 часов вечера Всенощную» [32]. Кавалеристы несли обычную службу, выделяли эскадроны, находившиеся в распоряжении Совета «на случай экстренного вызова» [33]. По-прежнему было активно национальное движение. В Кирсанове в начале января 1918 г. среди кавалеристов состоялись выборы на Всероссийский еврейский съезд. 12 января 1918 г. в 3-й полк прибыл член Мусульманского военного комитета Мухамет-Сафо Габайдуллин, прочитавший доклад в здании офицерского собрания. 17 января из полка был выделен особый польский эскадрон [34]. Кроме того, из сохранившихся приказов видно, что 1-я запасная кавбригада существовала, по крайней мере, до 1 июня 1918 г. и руководил ею все тот же Г. Н. Чугурян [35].

Также очевидны попытки провести демобилизацию в должном порядке. Декабрьским приказом по военному ведомству офицеры имели право увольняться по достижению определенных сроков, но только если это не нарушало общей организации демобилизации, т. е. если они не состояли на должностях, ответственных за нее [36]. Вместе с тем, процесс этот вполне мог выйти из-под контроля. Например, в 3-м запасном /58/ кавполку изначально процесс демобилизации находился вполне в рамках революционной законности. 19 января 1918 г. Кирсановский ВРК отдал распоряжение о начале демобилизации, подтвержденное всеми общественными организациями в городе. 22 января вышел приказ, в котором значилось, что демобилизация будет идти по возрастам, начиная со старших. Была образована специальная комиссия, которая еще 20 января постановила: «1) В целях скорейшей и успешной демобилизации полка все предписания и распоряжения к-ра полка подлежат точному и немедленному исполнению. 2) В целях скорейшей и успешной демобилизации полк задерживаются до окончания демобилизации: а) президиум полкового комитета, б) эскадронные и командные комитеты, в) команда писарей, г) каптенармусы, д) артельщики, е) фуражиры, ж) лица, занимающие хозяйственные должности и з) люди обозной и полковой конюшен. 3) На всех солдат, подлежащих увольнению со службы, по демобилизации полка включительно до 1913 года ср[ока]. сл[ужбы]. Предоставить 24-го сего Января к 9-ти часам утра в полковую канцелярию именные списки... 5) Все эскадронное имущество должно быть сдано строго по описям имущества в полковой цейхгауз. Сдача должна быть заверена проверочной комиссией и полковым каптенармусом. 6) Эскадронам и командам, замеченным в продаже (казенного) имущества, выдача увольнительных документов будет задержана...» [37]. Однако очевидно, что рядовые кавалеристы оказались крайне недовольны не только сроками демобилизации, но и отказами получить полковое имущество.

Делегаты демобилизующегося полка в конце января ездили в Москву с требованием выдать новое обмундирование и получили отказ. Деньги, судя по всему, также закончились. Кавалеристы стали уклоняться от несения службы, а призывы начальства к революционной совести перестали действовать [38]. Протокол заседания демобилизационной комиссии от 31 января 1918 г. фиксирует, фактически, предбунтовое состояние: «Заявление о демобилизации полка Соединенного собрания гарнизона. Постановление: Принимая во внимание, что полк остался без продовольствия, т. к. казначейство на продовольствие не отпускает приварочных за неимением денег началось сильное волнение между солдатами, которые грозят печальными последствиями для всего полка, и принимая во внимание постановление собрания гарнизона, где определенно высказываются намерения со стороны солдат в случае прекращения довольствия к расхищению полкового хозяйства, принимая во внимание отношение 30-го января с/г. Революционного комитета командиру полка с категорическим требованием продолжать демобилизацию полка, принимая вышеозначенное постановили продолжать демобилизацию полка и уволить солдат маршевых эскадронов всех сроков /59/ службы» [39]. Отсутствующая после этой даты документация полка говорит, на наш взгляд, только об одном, - полк взбунтовался и самораспустился. Не лучше обстояло дело в Лисках, где чуть позже, видимо, произошли сходные события. 16 февраля 1918 г. начштаба 1-й Южной революционной армии сообщал из Воронежа командарму Г. К. Петрову о том, что «4 запасной Лискинский полк постановил распродать все запасы и поделить деньги, разобрать все оружие, и требует, чтобы Совет дал удостоверение на провоз, дабы их не считали грабителями. В полку идет расхищение всего. Совет отказался дать удостоверение. Надвигается реакция. Совет просит принять меры. Полк взял все свои ружья, и не дает Совету высказаться, и бездействуют сами. Товарищ председателя Осипов» [40]. Через несколько дней был отдан приказ по 1-й Южной революционной армии отправить на успокоение полка отряд в 50 человек, однако неизвестно, было ли это сделано [41].

Одновременно шел процесс формирования отрядов Красной армии, происходивший на добровольной основе. Приказ по началу демобилизации 3-го кавполка содержал и следующее предложение: «10) Довести до сведения тов. солдат, что при 3-м запасном кавалерийском полку формируется революционная армия. Жалование в этом отряде устанавливается до 50 руб. в месяц, на всем казенном содержании. Желающие могут записаться у Полкового Адъютанта» [42]. Известно, что на 31 января 1918 г. при полку действовал сводный революционный эскадрон [43]. Упомянутый вопрос о зарплате оказывался немаловажным. Уже в марте 1918 г. кавалерист получал в 2 раза больше пехотинца - 100 рублей против 50 [44]. В октябре - декабре 1918 г. обычный боец-кавалерист зарабатывал 300 руб., старший конный солдат связи - 800 р., столько же имел командир конной разведки, начальник отряда - 1200 р. [45]. К 1919 г. даже младший конный милиционер получал больше 1000 р. (красноармеец - 400 р.). Зарплаты кавалеристов, конечно, нельзя было назвать баснословными (теми же октябрьскими приказами по 8-й армии Южфронта зарплата прачки равнялась 600 р., а библиотекаря и его помощника - 1000 и 900 р.), но очевидно желание командования подчеркнуть привилегированное положение кавалериста по сравнению с обычным пехотинцем.

Процесс создания конных отрядов из бывших кавалеристов императорской армии не мог не затронуть центр уездного большевистского радикализма Воронежской губернии - Острогожск. Уже к концу 1917 г. здесь действовал кавалерийский отряд латыша, участника Первой мировой войны (Новороссийский драгунский полк), дважды георгиевского кавалера Павла Александровича Гофмана (член РСДРП(б) с июня 1917 г.). «Его послали в Острогожск, чтобы возглавить маршевый эскадрон, формировавшийся при 2-м запасном кавалерийском полку. /60/ Октябрьские события застали корнета Гофмана и его эскадрон на пути к фронту. Под влиянием командира кавалеристы перешли на сторону победивших в Петрограде большевиков и с полдороги повернули обратно. В Острогожск эскадрон вернулся с значительным пополнением» [46]. По словам одного из лидеров острогожских большевиков, председателя Совета П. В. Крюкова «этот отряд составил ядро всех последующих формирований, а впоследствии был передан штабу 8-й армии» [47]. В отряде П. А. Гофмана служил будущий кавалерийский комбриг Иван Нестерович Домнич. Тоже участник Первой мировой, вахмистр Заамурского конного полка, делегат III Всероссийского съезда Советов (январь 1918 г.) от крестьянского съезда в Валуйках, член ВЦИК 3-го созыва, И. Н. Домнич отличался совсем не большевистскими взглядами.

В конце 1917 - начале 1918 гг. он симпатизировал левым эсерам, а весной 1918 г. также и анархистам. Он бывал в Острогожске в 1916 - 1917 гг. после ранения и был разжалован за связь с эсерами (служил короткое время во 2-м запасном кавполку портным), после чего опять бежал на фронт. Явившись в острогожский Совет, видимо, в январе - феврале 1918 г., И. Н. Домнич поступил в отряд П. А. Гофмана, но очень скоро получил новое назначение и отправился с частью отряда в Воронеж. Здесь кавалеристы И. Н. Домнича приняли участие в т. н. апрельском «мятеже анархистов». Роль И. Н. Домнича в этих событиях остается неясной. Понятно, что советские мемуаристы старались обойти этот эпизод стороной, но известно, что кавалеристы с обнаженными шашками врывались в здание воронежского Совета, и что между ними и членами Совета едва не произошло вооруженное столкновение [48]. После подавления мятежа И. Н. Домнич уехал в Евстратовку, где стал сотником в отряде Я. С. Опалатенко, а потом и командиром этого отряда, сражаясь на украинском пограничье. В августе 1918 г. его отряд вошел в 3-ю Воронежскую дивизию как 2-й кавалерийский полк, приняв участие в боях под Калачом, Павловском, Бобровом, Бутурлиновкой. В октябре 1918 г. в ходе формирования 8-й армии РККА 3-я дивизия была переименована в 13-ю, а кавполк И. Н. Домнича - в 13-й. В конце 1918 г. полк за отличия получил знамя ВЦИК. Известно, что в 1918 г. И. Н. Домнич находился под трибуналом и был оправдан. Из имеющихся данных непонятно, происходил ли этот трибунал после апрельского мятежа в Воронеже (что вероятнее /61/ всего), или был позднее - после бунта в августе 1918 г. на территории Курской губернии переброшенной туда 3-й дивизии (см. ниже), т. к. упоминается о суде над ним как командире «2-го гвардейского советского кавалерийского полка». Несмотря на это, как уже говорилось, И. Н. Домнич стал комбригом и погиб в начале 1920 г. [49] Иной была судьба другого кавалериста - вахмистра Василия Васильевича Рындина, организовавшего на украинском пограничье Валуйского уезда отряд, симпатизировавший левым эсерам и доставлявший немало хлопот как немцам, так и красным. На сентябрь 1918 г. в отряде имелось около 40 кавалеристов, но в целом он был смешанного характера. В ноябре - декабре 1918 г. отряд (именовавшийся 10-м украинским полком) сотрудничал с бригадой другого левого эсера - М. М. Сахарова и принял участие в наступлении на Украину. Вероятнее всего, В. В. Рындин был расстрелян в начале 1919 г. по делу повстанческого ревкома левых эсеров на украинском пограничье [50].

Кавалерийские части Красной армии возникали не только на периферии, но и в губернском центре. Известно, что в ходе создания в Воронеже 1-й Южной армии левого эсера Г. К. Петрова формировались и кавалерийские части. Однако как раз с кавалерией у красных были значительные проблемы. Например, уже в декабре 1917 г. из Воронежа поступали жалобы на отсутствие необходимого обмундирования для кавалеристов [51]. Вооружение для кавалеристов уже скоро стало пополняться за счет разоружаемых казачьих эшелонов [52], и в целом с оружием у 1-й Южной армии, скорее всего, проблем не было. Судя по документу конца января 1918 г., в Воронеже имелось 3000 драгунских винтовок при 25000 патронах к ним на складе инспектора артиллерии, располагавшемся при... казенном винном складе. Впрочем, винный склад охранялся как зеница ока, попытки солдат проникнуть туда разгонялись пулеметами [53]. Главной проблемой стало отсутствие кадров. В сообщениях как Г. К. Петрова, так и Ю. В. Саблина фигурируют в основном «штыки». Известно, что в ходе наступления на калединский Дон из Воронежа обещали прислать 200 - 300 кавалеристов (январь 1918 г.), но было ли обещание выполнено, - неизвестно [54]. По переписи 19 марта 1918 г. в войсках Г. К. Петрова было 2 кавалерийских отряда в 80 и 30 сабель, причем первый был, вероятнее всего, придан из частей Р. Ф. Сиверса, а второй был смешанного с пехотой состава. Для сравнения - штыков в «армии» насчитывалось 1490 [55].

Крупные кавалерийские формирования могли вырастать из милицейских частей. Созданный в октябре 1917 г. в Курске конно-летучий отряд шахтера Ивана Тихоновича Рожкова первоначально насчитывал 350-400 человек. Во время наступления немцев небольшая часть отряда (50 человек) совершила рейд в сторону Крупца, а основная масса /62/ пошла на Рыльск. Автор воспоминаний (кавалерист Молчанов) явно преувеличивает успехи этого рейда, описав не только уничтожение немецкого гарнизона в Крупце, но и немецкого полка в Рыльске. Тем не менее, понятно, что несколько сотен всадников при встрече со значительными силами немцев вышли победителями, наведя панику в тылах противника. Очевидны и значительные потери отряда, - упоминается о смерти командира отряда Иванченко (видимо, отряда в 50 человек), ранении комиссара и т. д. В июне 1918 г., по указанию Н. И. Подвойского, отряд отправился на доформирование в Коренную пустынь, где был преобразован в 1-й Курский кавалерийский полк и отправлен на Южный фронт. Он сражался в 1918 г. в районе Новохоперска и Поворино. По свидетельству очевидцев, полк насчитывал до 1000 человек [56].

И все-таки, в формированиях красных 1918 г. кавалерия была желаемым, но далеко не самым многочисленным явлением. Р. Ф. Сиверс сообщал, что к середине мая 1918 г. в его 2-й особой армии находилось до 500 сабель (при 3000 штыках). Зная стремление этого честолюбивого командира преувеличивать свои силы, все же отметим в его частях наличие крупного кавалерийского отряда. Подошедший к нему под Валуйки 5-й Заамурский отряд насчитывал 100 сабель [57]. Сходного состава был Дмитриевский партизанский полк (Курская губерния) в 2000 штыков и 100 всадников [58]. Действовавшие на украинской границе отряды И. Н. Домнича и Дженеева в мае 1918 г. насчитывали 200 - 250 сабель. При этом концентрацию кавалерии здесь следует считать повышенной, поскольку, согласно воспоминаниям В. А. Малаховского, с ними действовали только 900 человек пехоты. Скорее всего, повышенное количество конницы было обусловлено активными действиями кавалерии немцев и украинцев [59]. К лету 1918 г. Богучарский полк располагал уже незначительными кавалерийскими отрядами (общей численностью до 70-80 человек), впрочем, делившимися на «сотни» [60]. Воспоминания В. А. Малаховского дают некоторое представление об их качественном составе: «Кавалерийский эскадрон был до некоторой степени «интернационален», хотя... уроженцы сл. Дьяченкова и Талы преобладали в нем. Тут были бывшие пограничники, гусары, уланы и рослые кавалергарды, было и несколько донских казаков» [61].

Проведенный в июле 1918 г. смотр полков «Воронежского отряда» показал, что в Литовском полку из кавалерии была лишь команда конных разведчиков, то же было и в 4-м Воронежском пехотном полку. В Кексгольмском полку в наличии оказались 2 эскадрона, но вместе с двумя ротами пехоты их численность составляла лишь 250 человек, иначе говоря, эскадронами их можно было назвать с большой натяжкой. Располагавшийся южнее 1-й Волчанский полк М. М. Сахарова также был пехотный (с командой конных разведчиков) [62]. /63/

Этот же доклад дает сведения и о специальных кавалерийских частях. Согласно ему, имелся в наличии 1-й Красный Кавалерийский полк, начавший формироваться в марте 1918 г. в Лисках. Однако в трехэскадронном полку было всего 85 лошадей, и большинство бойцов оказались спешенными. В полку была пулеметная команда, имевшая на вооружении 4 «максима», 8 «кольтов». Всего же полк насчитывал к середине июля 1918 г. 313 чел. Автор доклада отмечал, что «состав полка быстро менялся: за время существования полка прошло 900 человек» [63], т. е. после демобилизации какие-то остатки 4-го кавалерийского полка продолжали функционировать в режиме обучения, работая в привычном виде запасной воинской части. Докладчик отмечал, что кавалеристы были «преимущественно из пехотинцев; бывшие кавалеристы имеются в самом ограниченном числе... Командный состав большей частью не имеет не только специальной теоретической, но даже и практической подготовки... Люди очень разнообразно и плохо одеты. В строю разговаривают», учение прошло лихо, но с ошибками [64]. Также существовал «отряд Дженеева», который «в соединении с другими кавалерийскими отрядами, начал переформировываться 27-го июня в полк, которому начальником участка было дано наименование: «2-й Кавалерийский Гвардейский полк». Полк сведен в 4-ре эскадрона... Много несовершеннолетних. Командный состав совершенно неподготовлен для занимаемых должностей. Лошади большей частью для службы в кавалерии негодны. Обмундирование людей чрезвычайно разнообразно и неопрятно. Седла разнокалиберные. Оружие неисправно и разнообразно... [Судя по учениям] на строевую и боевую подготовку не было обращено никакого внимания» [65]. Вероятно, именно этим полком командовал в дальнейшем И. Н. Домнич, причем, судя по донесению, неудивительно, что полк взбунтовался.

Негусто с кавалерией было и в формировавшейся в октябре 1918 г. на территории Воронежской губернии 8-й армии РККА. При 12-й и 13-й дивизиях было 2 кавалерийских полка, численности которых мы не знаем, но в любом случае, стрелковых полков в дивизиях насчитывалось 18 [66]. Зная общую немногочисленность вооруженных формирований этого периода, можно с уверенностью сказать, что личный состав «полков» не превышал двух-трех сотен человек. Выполнять они могли только небольшие тактические задачи разведывательного и наступательного свойства. Нужно обратить внимание и на качественный состав подобных отрядов. Летние проблемы с отсутствием обученных кадров подкрепляются данными о военспецах, поступавших на службу в 8-ю армию: кавалеристы в высоких чинах там почти не упоминаются (исключение - генерал-майор Николай Сергеевич Блохин, однако неизвестно, прибывал ли он на место новой службы, поскольку в дальнейшем /64/ находился в эмиграции) [67]. Противодействовать кавалерии казаков такие формирования могли только в случае большой удачи. Командование осознавало силу кавалерии с ее повышенной мобильностью и напором. В ходе октябрьских боев 1918 г. оно упрекало свои же отряды в том, что те бегут, едва их обойдет сотня казаков [68]. Однако увеличить численность кавалерии они вряд ли могли: конские заводы Воронежской губернии были разграблены крестьянами еще в 1917 г. Попытки решить эту проблему были осуществлены только в конце 1918 - начале 1919 гг., созданием комиссии с участием по литкома инспекции кавалерии В. В. Голенко для закупки лошадей. Комиссия отправилась в район Валуек. Комиссии выделялся аванс в 700000 руб. при стоимости лошади от 700 до 3500 руб. (в исключительных случаях разрешалось покупать лошадей стоимостью до 4000 руб.) [69]. Нехитрые подсчеты показывают, что на эти деньги можно было купить от 1000 до 200 лошадей. Комиссия закупала не только верховых, хотя в них чувствовался наиболее острый недостаток, а еще обозных и артиллерийских лошадей. Иначе говоря, переломить ситуацию с кавалерией она не смогла бы (вспомним 3771 лошадь, находившуюся только в 3-м полку в Кирсанове в январе 1918 г.). Кстати, проблема с верховыми подчеркивает печальный факт, - армейское имущество кавалерийских полков императорской армии оказалось безнадежно разграбленным и раздерганным по мелким формированиям.

По всей видимости, наиболее сильные кавалерийские формирования присутствовали в 16-й дивизии В. И. Киквидзе. Профессиональный кавалерист, Василий Исидорович наверняка понимал значение конного удара в развернувшейся гражданской войне. Переброшенный в мае 1918 г. с Украины в Тамбов полк В. И. Киквидзе изначально насчитывал небольшое количество конных бойцов (отряд на основе 13-го Орденского драгунского полка). Однако вскоре появился шанс увеличить численность кавалерии за счет подошедшего с Румынского фронта многочисленного, еще не начавшего демобилизацию, 6-го Заамурского конного полка во главе с выборным командиром Рогликовым (другая часть Заамурской дивизии (т. н. Тираспольско-Заамурский отряд) в начале мая 1918 г. была уничтожена восставшими казаками в станице Казанской. В составе трехтысячного отряда также находилось конное формирование в 240 человек) [70].

Уже в конце мая едва сформированной дивизии было приказано отправиться на Царицынский фронт. В этот момент в ее составе были 2 стрелковых и 2 кавалерийских полка (командиры кавполков - Эрбо и Филиппов). Помимо двух обычных батарей в дивизии присутствовала и одна конная (командир - Волосатоев). Заамурцы и орденцы приняли участие в наступлении на станцию Алексиково 12 июня. Первоначаль-/65/-ный успех сменился фактическим поражением, - большие конные массы казаков заставили дивизию отступить. В дальнейшем, действуя совместно с отрядами Ф. К. Миронова и вбирая в себя добровольческие формирования из местного населения, дивизия вела тяжелые бои в направлении на Филоново и Себряково.

Однако роль кавалерийских формирований в этих боях не вполне ясна. Судя по донесениям, конница использовалась для преследования противника и оборонительных действий [71]. Кроме того, Заамурский конный полк прорывом восстановил связь с дивизией Ф. К. Миронова. Потерпев крупное поражение под Филоново, 16-я дивизия В. И. Киквидзе отошла на Елань, пополнившись казаками станицы Кумылженской во главе с Куропаткиным. Шедшие на соединение в Ф. К. Мироновым казаки решили остаться у В. И. Киквидзе, создав третий по счету в дивизии 3-й казачий полк. Таким образом, к осени 1918 г. дивизия включала 6 пехотных и 3 кавалерийских полка, что заметно отличало ее от воронежских дивизий, в каждой из которых было не больше одного полка конницы. Кроме того, помимо 5 обычных батарей, в дивизии было уже 2 конные и еще одна при 3-м казачьем полку. Известно, что В. И. Киквидзе лично водил кавполки в атаку, за что в дальнейшем получил славу храброго до отчаянности командира. После его смерти в январе 1919 г. командование постепенно превратило 16-ю дивизию в обычную /66/стрелковую. Однако известно, что с февраля по август 1919 г. кавалерия дивизии, совместно с дивизионом 23-й дивизии, составляли конную группу ударного характера под командованием комбрига Чистякова. Численность Заамурского и Орденского полков оказалась небольшой, поэтому их свели в дивизионы. 3-й казачий продолжал существование в качестве полка. В начале апреля 1919 г. полк был переброшен на подавление Вешенского восстания, сама же группа была расформирована в августе 1919 г. [72]

Дисциплина в кавалерийских частях порой оставляла желать лучшего. Финансовый непорядок отмечался в июле 1918 г. в 1-м Красном кавалерийском полку, где казначей незаконно раздавал помимо 210 р. суточных, 280 р. - на наем квартиры, 600 р. - на извозчиков, а начальнику пулеметной команды выдал на формирование 3000 р. [73] 4 октября 1918 г. командующий 8-й армией В. В. Чернавин сообщал о донесении из Новохоперска комбрига Рачицкого о том, что Воронежский кавалерийский полк производит насилия над жителями - под видом поиска оружия проводит повальные обыски и отбирает имущество. «Каждый эскадрон имеет пулемет, пристроенный на экипаж, запряженный четверкой лошадей и на этих четверках возит улья с пчелами, горшки с медом и маслом из погребов» [74]. Грабежи складов и мирного населения, к сожалению, были в 1918 г. явлением достаточно частым (армию Р. Ф. Сиверса, отступившую в мае 1918 г. в Воронежскую губернию с Украины, называли «бандитскими отрядами», не обошли этого «образа» и другие красноукраинские отряды) [75]. Неспокойной была и дивизия В. И. Киквидзе. В ноябре 1918 г. комдив сообщал в штаб 9-й армии П. Е. Княгницкому: «У нас съезд представителей одиннадцати полков и девяти батарей, т. е. всей нашей дивизии. Причина этого явилась подпольная дезорганизаторская агитация. Кучки проходимцев приезжающих из Балашова агитаторов. Ими позавчера была вынесена провокационная резолюция, которая препровождена вам, от имени съезда, прошу Вас копию этой резолюции передать нам по телеграфу» [76].

Как и в 1917 г., кавалерия выполняла полицейские функции, а также была оперативной единицей Совета и ЧК. Небольшой кавалерийский отряд (30 всадников) действовал в конце 1917 г. под контролем ВРК в Рыльске [77]. Курский отряд И. Т. Рожкова до переформирования в полк служил конной милицией в городе и «нередко использовался для подавления контрреволюции в уездах. Так, когда в Тиму левые эсеры с меньшевиками захватили власть, арестовали большевиков и разогнали Совет, отряд Рожкова привел зарвавшихся эсеров в порядок. То же самое было в Щиграх и в Сапогове, где засели офицеры, кулаки и их руководители эсеры... В конце марта месяца 1918 г. Рославльский отряд, подвергшийся значительному разложению вследствие бездействия, /67/ произвел налет на рынок, на еврейские магазины и дома. По приказу председателя губревокма тов. Забицкого отряд Рожкова прекратил этот погром» [78]. Воспоминания самого И. Т. Рожкова подтверждают версию о создании отряда первоначально для ликвидации «контрреволюционных узлов, белогвардейских заговоров, анархо-бандитских отрядов Карцева, Слепцова, Гоха, Сухоносова, Кабанова и пр., для чего был сформирован первый Курский кавалерийский краснопартизанский отряд, предназначенный для несения службы по охране города и железнодорожного узла и для боевых и разведовательных действий под моим командованием... [Отряд действовал как патруль и] меч пролетарской диктатуры против кулацких восстаний, анархических контрреволюционных выступлений под всякими видами мешочников и банд...» [79]. Помимо указанных выше эпизодов, И. Т. Рожкову запомнились разгромы офицерского «логова» в Коренной пустыни, «где находилась команда выздоравливающих»; собрания контрреволюционеров в доме миллионера Глодкова в Курске; поимка на Курском вокзале «группы золотопогонников[, которая] переодетая в штатскую одежду занималась вербовкой врагов Советской власти для создания бандитских отрядов. Кавалерийским отрядом при содействии отряда красногвардейцев ст. Курск были разоружены бандитские отряды Сухоносова и Кобакова». Отряд также принимал участие в захвате английских автомастерских в Курске [80].

То, что кавалерия была мощной силой, доказывается ее успешным использованием для подавления мятежей, происходивших в т. ч. в красноармейских частях. В августе или сентябре 1918 г. (в источнике ошибочно - апрель-май) в Ново-Оскольском уезде Курской губернии восстали два Воронежских полка, арестовав уисполком и объявив советскую власть кулацкой (очевидно, восстание было вызвано симпатиями к левым эсерам). Судя по всему, это была 3-я Воронежская дивизия, переброшенная на Курский фронт [81]. Очевидец рассказывал: «я, Еремин, как был Комиссар Чрезвычайной комиссии, когда арестовывали всех членов уездного исполнительного комитета при помощи своего отряда удалось прорваться и захватить телеграфную связь и дать телеграмму в Старый Оскол, а в то время в Стром Осколе стоял кавалерийский полк, командир которого был Бочаров - коммунист. Получив мою телеграмму он в 10 час. утра со всем полком прибыл в гор. Новый Оскол, но к этому времени был и я арестован. Какая была бы наша судьба всего состава уездного исполнительного комитета можно думать, что были бы расстреляны, но при въезде в город кавалерийского полка воронежцы разбежались, и командный состав был арестован. Некоторые из них расстреляны, а некоторые отправлены в губ. Чрезвычайную комиссию» [82].

Кавалерия по-прежнему применялась при подавлении крестьянских выступлений. Обычно она входила в состав смешанных отрядов. Например, во время волнений в селе Новокленском Козловского уезда Тамбовской губернии в начале сентября 1918 г. из Козлова был выслан отряд, в состав которого входили как конные, так и пешие бойцы [83]. Конные отряды чаще всего использовались для разведки. Порой быстрота лошадей спасала седоков от неожиданно появлявшихся разъяренных крестьян. В данных о карательных отрядах мы находим абсолютно ту же картину, что и в прочих красноармейских частях - конные отряды представляли собой очевидное меньшинство при явном доминировании пехоты [84]. Известно также об участии кавалерийских отрядов дивизии В. И. Киквидзе в подавлении восстания в Тамбове летом 1918 г. [85].

Подводя итоги, следует сказать следующее. Во-первых, запасные кавалерийские полки, находившиеся в 1917 г. на территории Центрального Черноземья, мало чем отличались от солдатских пехотных формирований, как по социальному составу, так и по политическим настроениям. Выполняя полицейские функции, они, тем не менее, не стали оплотом власти, как это было во время первой российской революции. Смещение неугодных командиров, популярность социалистов, создание комитетов - характерные черты полковой жизни кавалеристов с начала марта 1917 г. Желание демобилизоваться нашло свое высшее воплощение в бунтах начала 1918 г., разграблении имущества полков и фактической самодемобилизации некоторых полков. Во-вторых, руководство формирующейся Красной армии было заинтересовано в сохранении материальной базы запасных кавалерийских полков, а также рекрутировании добровольцев из числа бывших кавалеристов. Известно, что организационные структуры запасных полков и бригад, возглавляемые военспецами и комитетчиками, могли существовать до лета 1918 г. Можно также утверждать, что источником формирования первых конных отрядов красной гвардии и РККА были в т. ч. кадры запасных кавалерийских полков и конных формирований, отступавших с Украины и Румынского фронта. Из «пришлых» конных отрядов особо следует выделить формирования Заамурской дивизии, отдельные части которой фигурируют в отчетах как Воронежской, так и Тамбовской губерний. Успешные кавалерийские командиры в прошлом служили в младших офицерских и унтер-офицерских чинах императорской конницы. В-третьих, несмотря на все старания, в этот период командованию РККА так и не удалось создать значительных конных формирований в советских дивизиях.

Все они именовались стрелковыми, правда, с приданием к ним кавалерийских полков. Исключение составляла дивизия В. И. Киквидзе, имевшая сразу три конных полка. Конные формирования 1918 года не /69/ могли самостоятельно противостоять кавалерийским атакам казачьих полков, и основной силой Красной армии выступала пехота. В-четвертых, следует обратить внимание на численный и качественный состав кавалерийских формирований РККА в 1918 г. Как правило, эскадроны насчитывали несколько десятков, а полки - 2-3 сотни бойцов. Для сравнения, кавполки императорской армии в годы первой мировой - от 400 до 1000 человек. Уже к лету 1918 г. стал очевиден кадровый голод: в РККА почти не было кадровых офицеров-кавалеристов, особенно среднего и высшего звена, рядовые бойцы также не имели специальной подготовки, были слабо дисциплинированны, повторяя поведение своих собратьев из пехотных частей. В принципе, нетрудно было посадить на коней какое-то количество пехотинцев, как правило, крестьян, с детства имевших дело с лошадями. Однако управление большими кавалерийскими массами требовало специального образования или боевого опыта, которого у командиров того времени не было. Другой проблемой стало отсутствие верховых лошадей - армейское и помещичье имущество оказалось фатально растащенным. Наконец, в-пятых, мобильность кавалерии делала ее незаменимой в борьбе с крестьянским повстанчеством, наведением порядка в городах и даже при подавлении солдатских выступлений. Иначе говоря, кавалерия 1918 г. сохранила за собой полицейские функции прежних времен.


П р и м е ч а н и я
1. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 8036. Оп. 1. Д. 243. Л. 39.
2. Там же. Л. 15об.
3. Государственный архив общественно-политической истории Воронежской области (ГАОПИВО). Ф.5. Оп.1. Д.ЗЗЗ. Л. 7-8.
4. РГВИА. Ф. 8027. Оп. 1. Д. 1. Л. 6-7; ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 321. Л. 19.
5. ГАОПИВО Ф. 5. Оп. 1. Д. ЗЗЗ. Л. 2-3.
6. РГВИА. Ф. 8027. Оп. 1. Д. 1. Л. 9-9 об.
7. Там же. Л. 32.
8. Там же. Л. 44.
9. Там же. Л. 61
10. Там же. Л. 60.
11. Там же. Л. 89. См. также: ГАОПИВО Ф. 5. Оп. 1. Д. ЗЗЗ. Л. 5, 10, 12.
12. РГВИА. Ф. 8027. Оп.1. Д. 1. Л. 132.
13. Там же. Л. 161.
14. Там же. Л. 47.
15. Там же. Л. 80.
16. Крюков П. В. Установление советской власти в Острогожске / За власть Советов. Сборник воспоминаний участников революционных событий в Воронежской губернии в 1917 - 1918 годах / под ред. И. Г. Воронкова, Т. М. Севастьяновой. Воронеж: Воронежское книжное издательство, 1957. С. 99-100.
 /70/
17. РГВИА. Ф. 8027. Оп. 1. Д. 1. Л. 92, 155.
18. Там же. Л. 138-140.
19. Там же. Л. 145.
20. РГВИА. Ф. 8027. Оп. 2. Д. 14. Л. 41.
21. РГВИА. Ф. 8027. Оп. 1. Д. 1. Л. 153.
22. Там же. Л. 111.
23. Там же. Л. 188-188об.
24. Там же. Л. 150, 203.
25. Крюков П.В. Указ. соч. С. 101-102.
26. РГВИА. Ф. 8027. Оп. 1. Д. 1. Л. 219.
27. Там же. Л. 216.
28. Бакулин И. Ф. Петроград - Воронеж / За власть Советов. Сборник воспоминаний участников революционных событий в Воронежской губернии в 1917 - 1918 годах / под ред. И. Г. Воронкова, Т. М. Севастьяновой. Воронеж: Воронежское книжное издательство, 1957. С. 81-84.
29. РГВИА. Ф. 8027. Оп. 1. Д. 1. Л. 223.
30. РГВИА. Ф. 8036. Оп. 1. Д. 243. Л. 2об.
31. РГВИА. Ф. 8027. Оп. 2. Д. 14. Л. 77об.
32. РГВИА. Ф. 8036. Оп. 1. Д. 243. Л. 5.
33. Там же. Л. 1-2.
34. Там же. Л. 12, 19, 40об.
35. РГВИА. Ф. 8027. Оп. 2. Д. 15. Л. 11об.
36. РГВИА. Ф. 8036. Оп. 1. Д. 243. Л. 24.
37. Там же. Л. 39-39об.
38. Там же. Л. 48об.
39. Там же. Л. 52об.
40. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф.14. Оп.1. Д.6. Л. 165.
41. РГВА. Ф. 14. Оп. 1. Д. 89. Л. 291.
42. РГВИА. Ф. 8036. Оп. 1. Д. 243. Л. 39об.
43. Там же. Л. 53.
44. Емельянов С.Я, Зорин А.В., Шпилев А.Г. Курский край в гражданской войне. - Курск: Постар, 2013. С. 170.
45. РГВА. Ф. 191. Оп. З. Д. 8. Л. 94об.; Д. 9. Л. 100-109.
46. Морозов А. Пусть с ними нас соединяет память. - Воронеж: Кварта, 2013. С. 38.
47. Крюков П. В. Указ. соч. С. 103.
48. ГАОПИВО. Ф. 5297. Оп. 4. Д. 93. Л. 5-11.
49. Разиньков М. Е. Домнич Иван Нестерович // Вожаки и лидеры Смуты. 1918 - 1922 гг. Биографические материалы / под ред. А. В. Посадского. - М.: АИРО-ХХ1, 2017. С. 187-188.
50. РГВА. Ф. 191. Оп. 1. Д. 76. Л. 8, 12-13. Разиньков М. Е. Советская власть и крестьянские вооруженные формирования в Воронежской губернии в 1918г.: между сотрудничеством и противостоянием / На ветрах Гражданской войны. Воронежская деревня в 1917 - 1922 тт. /
под ред. А. В. Посадского. - М.: АИРО-ХХ1, 2019. С. 80-81.
51. РГВА. Ф. 14. Оп. 1. Д. 6. Л. 12-13.
52. Там же. Д.88. Л. 29, 33, 35.
53. Там же. Л. 158; ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 460. Л. 9.
54. РГВА. Ф. 14. Оп. 1. Д. 6. Л. 26-27, 72-73.
55. Там же. Д. 16. Л. 1.
 /71/
56. Государственный архив общественно-политической истории Курской области (ГАОПИВО). Ф. П-16. Оп. 1. Д. 45. Л. 114-114а, 116.
57. Разиньков М. Е. «...Бандитские отряды Сиверса»: конфликт 2-й особой армии Р. Ф. Сиверса с советским руководством Воронежской губернии в мае 1918 г. / На внутреннем фронте Гражданской войны. Сборник документов и воспоминаний / сост. Я. В. Леонтьев. - М.: Русская книга, 2019. С. 53.
58. ГАОПИКО. Ф. П-16. Оп. 1. Д. 73. Л. 90.
59. Богучарцы. К истории 40-й Богучарской дивизии / под общ. ред. В. Н. Алексеева. - Изд. 2-е. - Воронеж: Книгоиздательство «Коммуна», 1935. С. 59.
60. Там же. С. 71-72, 77.
61. Там же. С. 65.
62. РГВА. Ф. 1229. Оп. 1. Д. 202. Л. 1об. - 2об.
63. Там же. Л. 2об.
б4. Там же. Л. 3.
65. Там же.
66. РГВА. Ф. 191. Оп. 1. Д. 75. Л. 33.
67. Там же. Л. 16.
68. РГВА. Ф. 191. Оп. З. Д. 170. Л. 60.
69. Информация взята из неопубликованного текста диссертации Р. В. Борисенко «Гражданская война на территории Воронежской губернии в 1918-1919 гг.» С. 58.
70. Богучарцы... С. 32.
71. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 71. Оп. 35. Д. 1025. Л. 26-27, 40.
72. Шехаев Б. Боевая жизнь 16 стрелковой ульяновской имени Киквидзе дивизии. - М., Л.: Государственное военное издательство, 1926. С. 1-29.
73. РГВА. Ф. 1229. Оп.1. Д. 202. Л. 3.
74. РГВА. Ф. 191. Оп. 3. Д. 170. Л. 6.
75. Разиньков М. Е. «...Бандитские отряды Сиверса»... С. 50 - 60; Он же. Колыбелка и окрестности: к вопросу о зарождении и развитии красного повстанчества в Воронежской губернии / На ветрах Гражданской войны... С. 118 - 120.
76. РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 35. Д. 1025. Л. 73.
77. ГАОПИКО. Ф. П-16. Оп. 1. Д. 45. Л. 107.
78. Там же. Д. 73. Л. 43.
79. Там же. Д. 45. Л. 116.
80. Там же. Л. 119-120.
81. РГВА. Ф. 1229. Оп. 1. Д. 202. Л. 65-65об.
82. ГАОПИКО. Ф. П-16. Оп. 1. Д. 45. Л. 2.
83. Крестьянское движение в Тамбовской губернии (1917 - 1918 гг.): Документы и материалы / под ред. В. Данилова, Т. Шанина. - М.: РОССПЭН, 2003. С. 361-362.
84. Там же. С. 369, 376.
85. Канищев В. В., Мещеряков Ю. В. Анатомия одного мятежа. Тамбовское восстание 17-19 июня 1918 г. - Тамбов: Из-во ТГУ, 1995. С. 216-217; Шехаев Б. Указ. соч. С. 13-14.


Феномен красной конницы в Гражданской войне. / Под ред. А. В. Посадского. - М.: АИРО-ХХ1. 2021. - С. 50-72.

Изменено пользователем Военкомуезд



Отзыв пользователя


Нет комментариев для отображения



Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас