Заяц Н.А. История Воронежской боевой рабочей дружины в 1917–1918 гг. // Русский Сборник: Исследования по истории России. Т. XXVIII. М.: Модест Колеров, 2020. С. 7-44.

   (0 отзывов)

Военкомуезд

Н. А. Заяц
История Воронежской боевой рабочей дружины в 1917–1918 гг.


«Всякая революция лишь тогда чего‑нибудь стоит, если она умеет защищаться», — говорил В. И. Ленин. Революцию защищало множество вооруженных сил, и одной из самых известных была Красная гвардия, состоявшая из революционных рабочих. По этой причине исследования формирования подобных вооруженных формирований, бывших движущими силами социальных завоеваний и их закрепления, важно для изучения революционных изменений. В советское время этой теме уделялось большое внимание, как в виде научных монографий, так и общепопулярной литературы, причем оценка Красной гвардии была по понятным причинам сугубо положительна. В постсоветское время, однако, она потеряла внимание исследователей, хотя публикование множества ряда новых данных сменило прежние оценки красногвардейцев вплоть до прямо противоположных. Автор данной статьи не придерживается обоих подходов и считает, что лишь последовательное и глубокое изучение деятельности подобных формирований на микроуровне, с использованием официальных документов и воспоминаний участников, может дать объективное представление об их роли и деятельности, а также взглядов и настроений их участников. В качестве примера объектом изучения данной статьи стала Воронежская боевая рабочая дружина, созданная после Февральской революции в 1917 г. и просуществовавшая до лета 1918 г. /7/

Изучение создания рабочих дружин в Воронеже началось еще в 1920‑е гг. в связи со сбором материалов о событиях революции Истпартом. Наиболее подробным стал очерк исследователя И. П. Тарадина, рукопись которого хранится в бывшем архиве Воронежского обкома КПСС. Некоторые отдельные сведения о дружине упоминались в трудах воронежских исследователей этого периода — Б. М. Лавыгина, И. Г. Воронкова, Г. В. Бердникова, А. С. Поливанова, А. С. Силина, Е. И. Габелко и В. М. Фефелова. В постсоветское время серьезным источником, заставившим совершить переоценку прежних советских взглядов, послужила публикация следственного дела о преступлениях, осуществленная бывшим главным следователем Воронежской области Н. И. Третьяковым. Это привело к некоторым работам справочного характера В. А. Перцева. Наконец, последним, кто внес полезный вклад в эту тему, является воронежский историк Е. А. Зверков [1].

К сожалению, эти работы не избавлены от определенных неточностей. Например, Е. А. Зверков во всех своих работах ошибочно относит время появления «особой роты» в составе дружины к 1917 г., хотя она создана в 1918 г. В литературе есть также противоречивые оценки событий, численности, состава, вооруженности дружины. Это во многом объясняется аналогичным состоянием документальных материалов на это счет, тоже отмеченных противоречиями и путаницей, с чем автору неоднократно приходилось сталкиваться при их изучении. В связи с этим задачей статьи является дать полно-/8/

1. Государственный архив общественно-политической истории Воронежской области (ГАОПИВО). Ф. 5. Оп. 1. Д. 467; Лавыгин Б. М. 1917 год в Во-ронежской губернии. Воронеж, 1928; Воронков И. Г. Воронежские большевики в борьбе за победу Октябрьской социалистической революции. Воронеж, 1952; Поливанов А. С. Революционные события в Воронеже в 1917 году (материал для студентов). Воронеж, 1967; Силин А. С. Боевая рабочая. Воронеж, 1976; Бердников Г. В., Курсанова А. В., Поливанов А. С., Стрыгина А. И. Воронежские большевики в трех революциях (1905–1917). Воронеж, 1985; Габелко Е. И., Фефелов В. М. Из истории Красной гвардии Воронежской губернии // Записки воронежских краеведов. Вып. 3. Воронеж, 1987; Два архивных документа / Сост. Н . И. Третьяков. М., 2006; Перцев В. А. Рабочая боевая дружина // Воронежская энциклопедия. Т. 2. / Редкол.: М. Д. Карпачев (гл. ред.) и др. Воронеж, 2008; Зверков Е. А. Рабочие дружины в Воронеже: к столетию образования // Известия Воронежского государственного педагогического университета. 2018. № 1 (278); Зверков Е. А. Правоохранительная система в Воронеже в 1917 году: трудности переходного периода // Вестник Воронежского института МВД России. 2018. № 2.

ценную хронику существования рабочей дружины, которая должна воссоздать, насколько это возможно, точную хронологию и логику событий. Для написания ее использован не только историографический, но и документальный материал — преимущественно документы Воронежского Совета и воспоминания современников, собиравшиеся Воронежским отделом Истпарта в 1920‑е гг. Особенно большое значение имеют воспоминания, оставленные членами дружины и участниками революции на «партийных вечерах», проводившихся отделом Истпарта в 1927 г. Целый ряд подробных воспоминаний на этот счет оставил начальник дружины М. А. Чернышев, но они использовались исследователями очень выборочно.

В первые дни после Февральской революции власть в Воронеже взял коалиционный Исполнительный комитет общественного спокойствия (ИКОС), созданный разными группами населения для установления порядка. Кроме него, были созданы также аналогичный коалиционный губисполком, объединявший власть в губернии, Совет рабочих и солдатских депутатов и пополненная новыми делегатами городская дума, а также не имевший политического значения Комитет общественных организаций и учреждений. Все новые органы разместились в бывшем Доме губернатора, переименованном в Дом народных организаций. Началась ликвидация полиции и жандармерии и создание новой демократической милиции, подчиненной начальнику охраны. На этот пост ИКОС назначил гласного думы, присяжного поверенного, меньшевика И. В. Шаурова.

Очевидно, параллельно с этим, в марте 1917 г. появилась Воронежская рабочая боевая дружина при крупнейшем заводе Столль и К°. Начальником дружины был избран инициатор ее создания, меньшевик Иван Семенович Сазонов, молодой монтер 26 лет. Помощником его стал бывший рабочий, эсер Можайко. Подчинялась дружина штабу городской милиции. Судя по всему, организация дружины была произведена Сазоновым при поддержке и даже инициативе лично Шаурова, который хорошо знал Сазонова по революционной деятельности в 1904–1907 гг. За это говорит и то, что даже некоторые сотрудники милиции были подобраны им из меньшевиков. По словам современников, дружина даже первое время «косвенно» (видимо, через Сазонова) подчинялась комитету социал-демократов [2]. /9/

2. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 32.

Окончательно она была сформирована только к маю 1917 г. По списку от 5 мая, дружина была очень небольшой и насчитывала всего 19 человек [3]. Это были почти исключительно партийные рабочие завода Столль, который был оплотом правых эсеров в городе, и некоторых других предприятий. Тогда же, в мае, был выработан устав дружины. По нему ее состав делился на действующих в двух районах — прилегающих к городу Ямском и Троицком. 27 мая на конференции Ямского района начальником районной дружины был избран эсер В. В. Козелихин, рабочий завода Столль, вскоре ставший непосредственным помощником Сазонова. Первое время дружина имела характер самоохраны в рабочих районах, а также вспомогательной силы в помощь милиции для проведения патрулирования, охраны и борьбы с преступностью. Через сыскную милицию же дружина получила и вооружение от гарнизона [4].

К лету 1917 г. развивавшийся бандитизм стал уже представлять угрозу для порядка в городе, так как уголовные элементы начали все больше смыкаться с гарнизоном. 4 июля произошел особенно возмутительный случай — уголовник К. К. Контрим, ставший солдатом, столкнулся на рынке со своим врагом, бывшим сыщиком Сысоевым и в итоге привел толпу разагитированных им солдат в комиссариат милиции Московского района. Те, не найдя Сысоева, арестовали помощника начальника сыскной милиции Рынкевича. Многие хотели с ним расправиться, но в итоге его сдали в военную секцию Совета, а затем тюрьму. Спустя еще четыре дня Сазонов и Козелихин с несколькими дружинниками и милиционерами попытались в ответ арестовать Контрима с его шайкой в Летнем саду, однако ему удалось опять демагогией натравить на них толпу солдат особой команды 58‑го полка. В завязавшейся перестрелке Сазонов был застрелен, а Контрим скрылся. Спустя несколько дней он был все же арестован с подельниками, но позднее отпущен «из‑за недостатка улик» [5].

Смерть Сазонова привела к большим изменениям в городе. Встал вопрос об усилении порядка в городе, который страдал из‑за конфликтов Совета и ИКОС. Был проведен ряд решительных и жестких мер — устроены облавы в районах города, давшие /10/

3. Государственный архив Воронежской области (ГАВО). Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 12. Л. 83–83 об. Это совпадает с другими сведениями о том, что созданная в конце апреля дружина насчитывала 20 чел.: Воронков И. Г. Указ. соч. С. 77.
4. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 492. Л. 5 об.
5. Воронежский телеграф. 1917. 7 июля. № 144; 9 июля. № 146.


неплохие результаты; охрана города была милитаризирована и поручена специальной военной комиссии, а начальником милиции стал офицер от гарнизона, поручик Минин; началось отправление частей гарнизона на фронт и борьба с большевистской агитацией в их рядах. Все это на время укрепило положение властей в городе, что позволило в конце лета в связи с указаниями правительства ликвидировать ИКОС и передать функции охраны города переизбранной городской думе, которой стала подчиняться милиция, а через нее — и дружина.

К тому моменту среди рабочих усилилась тяга к вооружению. Убийство Сазонова примерно совпало с проведением узлового собрания железнодорожников Отроженских и Воронежских паровозоремонтных мастерских, на котором рабочие приняли решение о вооружении для защиты своих забастовочных действий. От коалиционного губисполкома, как от формально верховной власти, они добились предоставления оружия, однако на 300 записавшихся добровольцев им было выдано не больше 50 винтовок, причем в основном устаревших — Бердана, Ваттерли, Гра. Тем не менее, рабочие в числе около полусотни человек вооружились, а после окончания забастовки категорически отказались сдать оружие. По всей видимости, именно тогда в определенных кругах появилось решение присоединить отряд к дружине при штабе милиции для ее усиления, и благодаря этому общий ее состав стал насчитывать около 60–80 чел., перевооруженных трехлинейками. Дума же впоследствии выделила дружине и инструкторов для обучения оружию в числе двух офицеров от гарнизона. Объединение прошло при штабе милиции у Петровского сада для присутствия на похоронах Сазонова 12 июля. Получив оружие и специально изготовленные для церемонии нарукавные повязки, дружина «продемонстрировала» на церемонии [6].

Вскоре после смерти Сазонова начальником дружины был выбран эсер В. В. Козелихин, помощником его и заведующим оружием оказался, очевидно, А. Мотайлов. Начальствующий состав дружины по‑прежнему избирался общим собранием на год. Насколько можно судить, в таком составе руководство дружины просуществовало до самого Октябрьского восстания в Воронеже. Это важный момент, так как в источниках часто путается после-/11/

6. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 2–3.

довательность событий, и смена руководства дружины указывается ошибочно. Судя по всему, выбора комитета были проведены лишь в августе 1917 г. и тогда же он стал разворачивать свою работу. Во всяком случае, только 22 августа 1917 г. комитет дружины просил предоставить ему кабинет в Доме народных организаций — причем просил у Совета, а не думы [7].

Обострение социального раскола в городе приводит к лету 1917 г. к постепенному появлению и других рабочих дружин. В июне 1917 г. благодаря стараниям завкома на заводе Рихард-Поле, бывшем цитаделью большевиков, появилась дружина в 250 чел. Получив от военных оружие, она неофициально проводила занятия каждое воскресенье [8]. Во второй половине лета появляется дружина при правлении Союза городских рабочих и служащих в составе 50–60 чел., в основном состоявшая из рабочих электростанции, городского ассенизационного обоза, водопровода и строительного отдела. Во главе ее встали члены правления Союза, рабочий электростанции П. Я . Эрелине и машинист городской прачечной А. Н . Урлих. Дружина в основном была под влиянием большевиков и организовывалась с ведома их парткомитета, от служащих управы в нее входило всего несколько человек [9]. Фактически легализовало некоторые дружины и Временное правительство, издав приказ о формировании «в качестве временной меры» комитетов народной охраны при железнодорожных управлениях для охраны путей, что и позволило вооружиться железнодорожникам. Впрочем, в Воронеже это постановление было по факту реализовано только после Октября. Особый толчок к развитию дружин дало выступление Корнилова. Подъем революционного настроения рабочих заставил исполком Совета в своем заседании 7 сентября рассмотреть вопрос о дружине при заводе Рихард-Поле, причем было признано желательным образование боевых дружин при заводах. В связи с этим дружина завода легализовалась. Ее главой был избран большевик В. В. Губанов [10]. Появляются, очевидно, дружины и при других предприятиях, хотя о них известно очень мало. Известно, что /12/

7. ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 11. Л. 441.
8. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 503. Л. 2.
9. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 494. Л. 45.
10. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 492. Л. 6; Борьба за советскую власть в Воронежской губернии. 1917–1918 гг. (Сборник документов и материалов). Воронеж, 1957. С. 178–179.


был организован отряд в Отрожских железнодорожных мастерских под руководством большевика Н. Д. Вакидина, дружины на станции Воронеж-II во главе с Д. Н. Титовым и некоторые другие. В связи с выступлением Корнилова отряды Красной гвардии для занятия железнодорожных станций и охраны в городах формировались в Острогожском, Бобровском, Новохоперском, Коротоякском уездах и в слободе Алексеевке Бирюченского уезда [11]. Эти меры помешали Корнилову использовать донское казачество для своих планов.

О дружине под руководством В. В. Козелихина в этот период известно довольно мало. Она по‑прежнему использовалась для патрулирования, а также выездов на места и охраны. Так, 16 сентября губкомиссар Б. А. Келлер поставил отряд боевой дружины на охрану воронежского винного склада на Кольцовской улице, заменив ею ненадежную милицию [12]. Именно там основной состав дружины, разросшийся к тому времени до 100–130 чел., и получил свою базу расположения. Судя по всему, в конце сентября к дружине была присоединена новая дружина из 30 рабочих, организованная в паровозоремонтных мастерских. Создана она была, по некоторым данным, в конце августа, ее лидером был некоторое время рабочий Кондратьев. Вскоре общим начальником был вначале выбран молодой токарь мастерских, 19‑летний левый эсер Михаил Андреевич Чернышев, однако вскоре он по ранению был отправлен на лечение. Через некоторое время вопрос о расширении дружины был поставлен перед исполкомом Юго-Восточной железной дороги. В итоге дружинники, чей состав увеличился примерно до 200 чел., получили 3 двухосных вагона, в которых разместились штаб дружины и ее имущество. Вскоре штаб был перенесен в сами железнодорожные мастерские.

Несмотря на то, что дружина официально подчинялась думе, которой перешло дело заведования охраной городом, это подчинение было формальным, а дружина фактически осталась автономной. Жалованье ее начальникам выдавалось от городской управы, а рядовые дружинники только получали за время боевых дежурств установленную им на предприятиях зарплату. Костяк дружины по‑прежнему состоял в основном из рабочих завода Столля и железной дороги, находившихся под заметным эсеровским влиянием, благодаря чему она долгое время фактически под-/13/

11. Габелко Е. И., Фефелов В. М. Указ. соч. С. 9–11.
12. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 340. Л. 66.


рой большинство тоже имели эсеры, относилась к дружине явно с подозрением, препятствовала ее перевооружению и ограничилась в деле военного обучения присылкой двух офицеров, которых все подозревали в соглядатайстве. Причина была в том, что к сентябрю 1917 г. эсеровскую организацию Воронежа стали раздирать противоречия. В начале сентября в ней выделилась фракция «левых эсеров-интернационалистов», которая стала конфликтовать с бывшими соратниками. Ей быстро удалось утвердить влияние в рабочей дружине, которой она с самого начала не боялась угрожать соратникам [13]. В итоге 12 октября губком ПСР объявил об исключении из партии левых эсеров и распустил городскую организацию. Уже на следующий день исключенные примкнули к большевикам, и обе фракции составили большинство в Совете. С этой поры обе партии утвердили стабильный блок, который позднее возьмет власть [14]. Это событие стало ярким проявлением потери популярности эсерами, доселе наиболее многочисленной и влиятельной политической силы в городе — в том числе, очевидно, и среди рабочих, которые стали постепенно радикализироваться. Как показывают обсуждения современников и другие документы, на протяжении 1917 г. большинство рабочих Воронежа следовало за эсерами и меньшевиками. Раскол эсеров в значительной части определялся полевением воронежского пролетариата, и к осени очень значительная его часть склонялась к левым эсерам. В итоге вопреки мнению губкома ПСР 7 октября фракция левых эсеров вооружила 150 человек боевой дружины кабельного завода, который был их верным оплотом. После разрыва 12 октября они только усилили вербовку рабочих в дружины по заводам [15].

Большевики тоже достигли в этом успехов, активно выступая за всеобщее вооружение рабочих. Особенно ожесточенно эта задача защищалась ими на Губернском съезде представителей рабочих комитетов и профсоюзов, проходившем 21–24 октября 1917 г., где создания Красной гвардии требовал один из лидеров большевиков, докладчик И. Врачев. Благодаря воздействию на массы менее решительных рабочих из уездов эсеры и меньшевики все же добились /14/

13. ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 3. Л. 80–81, 133 об. — 134.
14. 1917‑й год в Воронежской губернии. Воронеж, 1928. С. 118.
15. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 520. Л. 6, 10.


осуждения этой резолюции. Аргументировали они это тем, что создание Красной Гвардии отвлекает рабочий класс от его задач, а массовое вооружение рабочих может быть принято армией, как проявление недоверия, и использовано для раскола армии и пролетариата. Уступкой было только признание необходимости дружин под строгим контролем Совета там, где нет воинских частей — «для защиты революционного порядка, в частности для усиления охраны заводов на местах, где отсутствуют воинские части» [16]. Данная победа эсеро-меньшевиков, вырванная с трудом и с небольшим перевесом голосов, уже явно не опиралась на массовую поддержку рабочих и была сугубо временной.

В конечном итоге именно блок левых эсеров и большевиков совершил в городе переворот, ставший эпизодом утверждения Октябрьской революции в стране. Известия о восстании в Петрограде достигли Воронежа уже 25 октября, однако эсеры, в чьих руках были основные посты в городе (в Совете, в думе, у губкомиссара), не допустили их распространения. В городе началась лихорадочная работа командования гарнизона, пытавшегося собрать верные силы для подавления возможного восстания большевиков — были проведены собрания офицеров с их агитацией, вызваны кавалерийские части из уездов, объявлено военное положение. Сложившаяся нервозная обстановка побудила левых эсеров и большевиков разорвать отношения с эсеровским исполкомом Совета. Они сформировали свой подпольный комитет действия из десяти человек под руководством лидера большевиков А. С. Моисеева, который вскоре стал называться Военно-Революционным комитетом. Он начал подготовительную работу по захвату власти — мирным, а если потребуется, и вооруженным путем.

Основные надежды ВРК возлагал на сильный 5‑й пулеметный полк, бывший под сильным большевистским влиянием. В связи с этим в нем был организован подпольный ревком из 5 чел. под руководством солдата Н. К. Шалаева. Но на втором месте по зна-чению была именно рабочая дружина. Обстановка для взятия ее под контроль сложилась благоприятная. По словам современников, незадолго до этого по постановлению общего собрания дружины В. В. Козелихин был командирован в центр для получения оружия, и дружина осталась под руководством эсеровско-/15/

16. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 492. Л. 7, 13 об.

го комитета. 29 октября, за день до восстания, по поводу происходящих событий в дружине состоялось общее собрание. На нем комитетом дружины был оглашен доклад о текущем моменте, причем официальный докладчик от губкома ПСР был вынужден освещать события в Петрограде. Выступившие большевики и левые эсеры (среди которых ветераны называли левых эсеров М. Чернышева и И. Токмакова и большевиков И. Т. Соболева и Ромащенко) быстро дезавуировали выступление и смогли перетянуть массу на свою сторону. Собрание приняло резолюцию в их пользу и настолько взволновалось, что комитет даже вызвал наряд милиции во главе с начальником милиции, поручиком Мининым. Последний, по словам Токмакова, «было попытался восстановить порядок, но получил такой отпор, что посчитал лучшим скрыться». Проведенные перевыборы дружины назначили ее начальником М. А. Чернышева, а его помощниками рабочих Н. Скулкова, С. Попова и М. Иене. Все трое были левыми эсерами. В переизбранный комитет дружины вошли и другие левые эсеры и большевики: И. Т. Соболев, И. Токмаков, Н. Лихачев, К. Можейко и некоторые другие [17]. Таким образом, левые эсеры благодаря своему влиянию смогли легко захватить власть в дружине.

События меж тем развивались стремительно. Той же ночью после ухода членов собрания ВРК с совещания в 5‑м полку А. С. Моисеев неожиданно узнал, что полковник Языков предъявил пулеметчикам ультиматум о разоружении, угрожая им артиллерией, а также собрал сход офицеров в театре «Ампир». Стало понятно, что происходит попытка предотвратить революционное восстание в городе. Моисеев принял решение действовать на опережение. Эмиссары ВРК были посланы для срочной мобилизации пулеметчиков и других военных сил для нападения на офицеров. Теперь дружине следовало сыграть свою роль. Записку от Моисеева о происходящих событий получил член ВРК левый эсер Н. И. Муравьев, который сразу отправился в комитет дружины. Благодаря этому тем же утром 30 октября дружина стала спешно пополняться за счет вербовки рабочих на других заводах и мастерских. В нее вливаются 20 дружинников при Совете, 30 с винного склада, 70 было собрано на кабельном заводе. Были присоединены дружины Военно-промышленного комитета, Отроженских и Воронежских мастерских, /16/

17. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 494. Л. 5.

некоторых других заводов [18]. Знакомых дружинников и рабочих по квартирам и учреждениям собирал и лично М. А. Чернышев, разъезжавший по городу ночью на автомобиле. За оружием для рабочих срочно были посланы грузовики в 5‑й пулеметный полк. В итоге к моменту решающих событий дружина насчитывала до 500 вооруженных человек. Сборным пунктом дружины был Петровский сквер сравнительно недалеко от Дома народных организаций. Здесь была срочно начата и боевая подготовка новых бойцов [19].

Возглавлял дружину лично М. А. Чернышев при помощи членов ВРК — большевика В. В. Губанова и левого эсера Н. И. Муравьева. Они выставили из состава дружины караулы на некоторых местах и отправили в город разведку для выяснения обстановки. Вскоре к ним выступило около 400 солдат, вызванных эсеровским исполкомом, которые выстроились перед зданием бывшего губернского правления. Вышедшие оттуда лидеры правых эсеров обратились к дружине с призывом о защите Временного правительства. Чернышев, Ромащенко и Токмаков в ответ повели свою контрагитацию, которая легко встретила успех среди солдат. Именно в этот напряженный момент все присутствующие услышали стрельбу у штаба 8‑й бригады. Солдаты перешли на сторону ВРК. Вместе с дружиной они арестовали эсеров и своих офицеров, отправив их на верхний этаж Дома народных организаций, в помещения исполкома [20].

Основные события тем временем проходили именно у штаба 8‑й бригады. Именно там столкнулись отряды пулеметчиков и офицеры, возглавляемые полковником В. Д. Языковым. В результате недолгого боя офицеры сдались и были разоружены, а Я зыков убит. Этим и ограничились боевые действия в ходе переворота, для которого хватило только одного пулеметного полка. К 12 часам дня власть в городе фактически перешла к ВРК [21]. Таким образом, роль дружины была скорее косвенной — но все же именно при ее содействии были арестованы пытавшиеся морально сопротивляться перевороту лидеры Совета. Кроме того, дружина заняла по приказам ВРК ряд учреждений в городе. Известно, что рабочие-дружинники с броневиком выставили караул у теле-/17/

18. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 467. Л. 13
19. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 494. Л. 5.
20. Там же. Л. 5–7.
21. Борьба за советскую власть в Воронежской губернии 1917–1918 гг. С. 196–197; Воронков И. Г. Указ. соч. С. 60–62.


графа, ими же были выставлены небольшие посты на городской почте, в губернской типографии, на железнодорожной станции.

Первое время после захвата власти Воронежская дружина участвовала в деле охраны порядка и патрулирования города, а также закрепления власти ВРК. Так, на следующий после переворота день дружине и солдатам гарнизона было поручено обыскать все квартиры офицеров для их разоружения. Отобранное оружие относилось в Дом народных организаций и скапливалось в основном в кабинете левых эсеров. Хотя предполагалось его впоследствии вернуть, значительная часть его пошла на пополнение арсенала дружины. Далее патрули дружинников и солдат начали прохождение по городу, в ходе которого производили организацию караулов и разоружение милиции и военных офицеров на улицах. Вечером небольшой отряд дружины принимал участие в подавлении бунта уголовников в тюрьме, требовавших освобождения. Все это позволило ВРК 1 ноября официально объявить о взятии власти. Им в первую и последующие ночи проводился ряд мероприятий по охране общественной безопасности и спокойствия, высылались наряды воинских частей по городу и пригородным слободам, в чем активно участвовали и патрули дружины [22].

Вскоре после Октября в дружине был утвержден новый комитет из пяти человек. Состав его точно неизвестен. По одним данным, в него вошли М. А. Чернышев, И. Т. Соболев, Иванов, Кряжов и Сысоев [23]. По другим, в комитет были избраны Чернышев, Соболев, Непомнящий, Калинин и В. Герасимов. Помощниками Чернышева были Дмитрий Инжуатов и М. И. Иенне. Первый комитет просуществовал полтора месяца, после чего был переизбран в следующем составе: Чернышев, Инжуатов, Соболев, Непомнящий и Н. Ф. Кряжев. В таком составе комитет просуществовал, будто до самого расформирования дружины [24]. Так или иначе, начальником дружины весь период ее существования оставался М. А. Чернышев, а его ближайшими помощниками — М. И. Иенне, И. Т. Соболев, М. Непомнящий и некоторые другие.

Революция в Воронеже привела к распространению и других дружин в губернии. На железнодорожных станциях Вороне-/18/

22. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 494. Л. 7; Д. 536. Л. 34.
23. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 35.
24. Два архивных документа. С. 8.


жа дружины были созданы уже вскоре после восстания и занимались охраной порядка. Вскоре началось распространение дружин и по губернии. Например, 10 декабря 1917 г. исполком Воронежского Совета разрешил формирование боевой дружины в с. Верхняя Хава Воронежского уезда и выслал туда оружие. Еще через четыре дня в с. Котуховка был послан матрос А. А. Пугачев для формирования там дружины для борьбы со спекуляцией. Можно назвать и множество других примеров [25]. Тем не менее, главной силой охраной порядка оставались дружина, военные патрули гарнизона и милиция, в которой после некоторой заминки ВРК удалось утвердить власть, отняв ее у думы. Правда, дума в противовес Совету стала формировать порайонные дружины самоохраны из горожан для защиты порядка и спокойствия граждан. Однако они, разрозненные и невооруженные, не представляли угрозы Совету, поэтому он с оговорками признал их существование наравне с милицией. Насколько можно судить, он даже оказывал небольшую помощь по снабжению их, очевидно, отдавая предпочтение пригородным слободам с рабочим населением. Дружины самоохраны в итоге просуществовали до июля 1918 г., хотя управляющая ими дума была разогнана еще в мае.

С ноября 1917 г. дружинники также дежурили на охране ряда учреждений, в том числе и Дома народных организаций [26]. Вскоре они стали регулярно выезжать в губернию на места для произведения арестов и подавления беспорядков. Вскоре выезды «на меcта» стали для дружины постоянными. Так, примерно 9 ноября из состава дружины был послан отряд в Рамонь для охраны сахарного завода и ареста принца П. А. Ольденбургского, шефствовавшего над вооруженным отрядом. Захватить его не удалось, и дружинники вернулись с трофеями в виде небольшого количества шинелей и винтовок [27].

Последнее было кстати. Как показывают сохранившиеся разрозненные документы за рубеж 1917–1918 гг., снабжение дружины в этот период происходило импровизированно. Оружие она получала в основном от военных частей. После успеха переворота ВРК /19/

25. ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 10. Л. 592; Д. 8. Л. 258; Габелко Е. И., Фефелов В. М. Указ. соч. С. 12–22.
26. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 492. Л. 35–35 об.
27. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 34; ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 8. Л. 122.


передал дружинникам из арсенала пулеметного полка 500 винтовок и 100 тысяч патронов [28]. Кроме использования оружия гарнизона применялись и конфискации. Чернышеву был выдан мандат на «реквизицию» патронов из оружейных магазинов — а по факту, их покупку с уплатой по себестоимости и прибавкой в 20 %. В дальнейшем оружием и военной формой дружинники снабжались в основном от военных частей, довольствием — от охраняемых учреждений и организаций. Например, распоряжение ВРК в середине ноябре предписывало кормить дружинников ужинами в 11‑м госпитале Земсоюза. Тогда же дружина получила из порохового склада 4 ящика патронов к револьверам «Смит-и-Вессон» и 1 000 патронов для револьверов наган [29]. В этом отношении дружинники, очевидно, не отличались от вооруженных патрулей солдат и милиции, которые снабжались аналогично.

В этот период жалованья дружинники тоже не получали — Совет временно возложил финансирование дружины на местных предпринимателей. Очевидно, вынуждены были платить жалование дружинникам и органы охраняемых ими учреждений. Например, сохранились документы о предписаниях ВРК воронежской продуправе выплатить дружине из 30 чел. жалование за охрану на ст. Графская, где проводилась реквизиция продовольствия из деревни. Такое же распоряжение было сделано управляющему акцизными сборами, склад которого охраняло 45–48 дружинников [30]. Эти паллиативные меры были вызваны тем, что централизованного денежного снабжения в это время не было и у самого Совета. Для пополнения средств ВРК ввел «обложение» буржуазии и винной торговли, налоги на театры, кинематограф и увеселительные заведения, а также «контрибуцию» на нарушителей порядка. Помогало это слабо. Был даже период, когда для оплаты жалованья дружины В. В. Губанов был вынужден «одолжить» несколько десятков тысяч рублей у директора завода «Рихард-Поле Новый» [31].

Так как этого было недостаточно, дружинники должны были страдать от неравномерности оплаты. В итоге в начале декабря /20/

28. Зверков Е. А. Рабочие дружины в Воронеже: к столетию образования. С. 110.
29. ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 8. Л. 61; Д. 10. Л. 400, 405.
30. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 492. Л. 21 об.; ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 10. Л. 336, 324, 638.
31. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 460. Л. 97; Д. 536. Л. 11.


М. А. Чернышев явился домой к члену Совета П. Карпусю в полночь и ультимативно потребовал уплатить дружинникам жалованье в 12 часов. В связи с этим инцидентом, а также вообще острой нуждой в деньгах часть состава ВРК решила изъять деньги из оставшихся им неподконтрольными финансовых учреждений. 1 декабря была проведена реквизиция 150 000 тыс. руб. из Госбанка, которой руководили члены ВРК А. С. Моисеев, Н. И. Григорьев, Н. П. Павлуновский и П. Карпусь. Они с 12 дружинниками явились к управляющему банком, который категорически отказался сдать дела. Охрана, как выяснилось, оказалась весьма кстати. За время спора слух о прибытии отряда распространился по окрестностям, и двор рядом Госбанком заполнила возбужденная толпа, запрудившая вскоре всю Большую Московскую улицу от Митрофановского монастыря до Кольцовского сада, которая явно намеревалась разгромить Госбанк и спасти свои сбережения. Из исполкома пришлось вызвать подкрепление в виде полусотни дружинников и отряда кавалерии с пулеметами, которые предупредительными выстрелами разогнали собравшихся. Только после этого отряд ВРК без особого сопротивления занял акцизное управление и казначейство неподалеку. У занятых банков немедленно были выставлены караулы из числа эвакуированной команды солдат [32].

Конфискация вызвала бурное возмущение оппозиции в городе, да и в Совете повлекла острые споры, так как была не согласована с исполкомом. Последний настаивал на том, что несогласованное решение является исключительно самовольством отдельных лиц, а члены ВРК оправдывались сложившимися обстоятельствами. По итогам собрания, состоявшегося в тот же день, исполком победил, реквизиция была осуждена, и было постановлено вернуть деньги и ограничиться вводом в банк комиссара. На следующий день исполком постановил в ближайшее время ликвидировать ВРК и передать власть Совету, а все общие вопросы решать на совместных заседаниях. ВРК был ликвидирован уже 8 декабря с разделением исполкома переизбранного Совета на отделы [33].

Вообще в обстановке строительства новой системы управления власть сама страдала из‑за постоянной несогласованности сил, /21/

32. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 494. Л. 17; Д. 536. Л. 12–13; Воронежский телеграф. 1917. 2 декабря. № 235; ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 10. Л. 342.
33. ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 2. Л. 36–37об., 38, 41, 43.


в том числе и охранных. Были случаи, когда дружинники арестовывали стоявших на охране города солдат за отсутствие документов, и их приходилось отпускать из заключения юридическому отделу [34]. Но особенно часто дружина конфликтовала с милицией, состоявшей в основном из лиц, поступивших туда еще при Временном правительстве. Видимо, жестокая конфронтация, доходившая до угроз и терроризирования дружиной милиционеров, равно как и их сомнительный состав, привели к тому, что ВРК и Совет не решились подчинить дружину милиции. Двусмысленное поведение дружины в связи с вопросом об оплате привело к тому, что тогда же, в решении от 5 декабря, исполком решил поручить план ее реорганизации в рабочую милицию согласно декрета Совнаркома, для чего дружину необходимо было разоружить. По плану, оглашенному 14 декабря. От дружины оставался для дежурства при Доме народных организаций лишь отряд из 11 человек — 1 члена руководства дружины и «10 боевиков». Список дежурных членов надо было составлять отдельно каждое утро. Дружину решено было заменить Красной гвардией из рабочих, набираемых по всем заводам по рекомендациям рабочих комитетов и партийных организаций. Как было указано в постановлении, во всех случаях неисполнения дружинниками постановлений Совета, «последний апеллирует общему собранию названного завода[,] предлагая выкинуть с завода неподчиняющегося» [35]. Вопрос о Красной гвардии обсуждался и на 1‑м Воронежском губернском крестьянском съезде, который проходил в Воронеже 28–31 декабря 1917 г. Он утвердил формирование дружин и на селе. Оружие Красной гвардии было решено выдавать через военно-административный отдел Совета [36].

Принять данные постановления оказалось гораздо легче, чем воплотить их в жизнь. На практике они так и не были реализованы. Изъятые деньги фактически остались у исполкома, поскольку взять средства было больше неоткуда. Вскоре большевик И. А. Чуев, бывший в Петрограде, привез около 100 тыс. руб. от Совнаркома, что позволило погасить две трети суммы. А уже в начале января 1918 г. Совет постановил взять снова 150 тыс. руб. и «употребить на удовлетворение нужд», невзирая на возможное проти-/22/

34. ГАВО. Ф. 36. Оп. 1. Д. 2. Л. 10, 33.
35. ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 2. Л. 38, 41, 43.
36. Габелко Е. И., Фефелов В. М. Указ. соч. С. 9–11.


водействие [37]. Более того — с занятием банков большевики начали формировать небольшие банковские дружины для их охраны. Это задача была возложена на комиссара финансов Н. П. Павлуновского.

Роспуск боевой дружины и создание Красной гвардии, очевидно, тоже не удались. Воронеж оказался вблизи от формирующихся фронтов контрреволюции — территории отпавшей Украины и Всевеликого войска Донского. Воронеж стал промежуточной базой для красногвардейских отрядов, шедших на Дон и Украину. Прифронтовая обстановка требовала решительных мер. В конце декабря власти ввели военное положение. Одновременно 20 декабря 1917 г. в Воронеже состоялось общее собрание командиров, комиссаров, представителей комитетов войсковых частей гарнизона, ВРК и губкома партии. На нем был организован штаб управления 1‑й Южной революционной армии под командованием левого эсера Г. К. Петрова — начальником штаба стал А. С. Моисеев. Штаб армии должен был заниматься формированием отрядов Красной гвардии и охраной территории Воронежской губернии от калединцев. На калединский фронт из Воронежа были посланы вооруженные отряды под командованием Н. К. Шалаева, в основном из 5‑го пулеметного полка и красногвардейцев-добровольцев [38]. Позднее к ним добавились новые. Значительная часть власти в итоге перешла к занимавшемуся охраной города военно-административному отделу исполкома, в то время как Совет смог заняться распространением своего влияния и ликвидацией старых учреждений только в январе — феврале 1918 г. Лишь 25 января Совет издал объявление о наборе в Красную гвардию на следующих условиях: «50 р. в мес. жалования при готовом содержании и обмундировании и семейное пособие 100 р. в мес.» [39].

Видимо, весь наиболее подходящий состав имевшихся в городе рабочих и солдат гарнизона был в итоге выделен на фронт, а оставшиеся силы быстро разложились и потеряли боеспособность. Попытка в этих условиях набрать постоянную Красную гвардию не удалась. М. А. Чернышев вспоминал, что она была крайне мало-/23/

37. Известия Воронежского Совета. 1917. 24 декабря. № 16; ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 2. Л. 7.
38. Габелко Е. И., Фефелов В. М. Указ. соч. С. 21.
39. ГАВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 492. Л. 26.


численна и состояла в основном из необученных учащихся. Он же вспоминал трагикомический случай, когда штаб Красной гвардии был разгромлен и занят в пьяном виде профессиональным грабителем по кличке «Сенька Мопс», который, разогнав сотрудников, там же и уснул. Как ни скупы воронежские данные за рубеж 1917–1918 гг., один этот пример показывает слабую боеспособность местной Красной гвардии. Так или иначе, фактически боевая дружина продолжила свое существование. Впрочем, в связи с тем, что она несколько раз выделяла отряды из своего состава по 100–200 чел. на фронт, в городе оставался, по словам Чернышева, «один штаб» [40].

Параллельно власть испытывала попытки контрреволюции дестабилизировать положение путем провоцирования беспорядков, в подавлении которых дружина активно участвовала. Уже в начале декабря положение в Воронеже было далеко от спокойствия: началась забастовка дворников, в пулеметном полку начали распространяться антисоветские прокламации, в губернии шли погромы винных складов [41]. Вскоре обстановка вынудила разоружить кадетское училище, откуда производился обстрел неизвестными, видимо, рассчитывавшими спровоцировать разгром винного склада, где как раз пришлось разоружить разложившуюся охрану [42]. В начале января в связи с рождественскими праздниками порывался разгромить склад и совершенно разложившийся 5‑й пулеметный полк. Дружина по распоряжению Совета несколько дней занималась уничтожением спиртных запасов в городе, а полки гарнизона были официально распущены [43]. Только такими мерами удалось предотвратить угрозу пьяных погромов, захвативших в это время всю губернию.

Другим опасным событием был бунт у Митрофановского монастыря. Еще до революции в нем расположился приют инвалидов. После Октября он признал новую власть и вскоре был вооружен для самоохраны. После декрета об отделении церкви от государства в Совете родились планы открыть для инвалидов школу в монастыре с выселением части монахов. В связи с реквизицией банков и поведением инвалидов, начавших заранее выбрасывать /24/

40. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 10; Два архивных документа. С. 64.
41. ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 2. Л. 22–22 об.
42. ГАВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 511. Л. 2.
43. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 460. Л. 9–10; Д. 536. Л. 42.


мебель из монастыря, церковники быстро взбудоражились. События стали нарастать как снежный ком. 24 января 1918 г. при попытке комиссара Воронежского Совета Зайцева описать имущество монастыря, куда он пришел в сопровождении красногвардейцев, его избила толпа монахов и собравшихся женщин. Только подоспевшие милиционеры предотвратили расправу. В тот же день началась активная агитация и распространение слухов среди верующих о готовящемся закрытии церквей и отобрании икон и мощей. Состоялся митинг в монастыре, который разогнала дружина, возвращавшаяся с похорон Н. К. Шалаева. По словам Чернышева, на этом митинге уже было несколько избитых и даже убитых инвалидов. Уже на 26 января был объявлен крестный ход в защиту церкви. После колебаний ВРК разрешил его, поверив заявлениям церковников, что он сделан для успокоения верующих, но вскоре стало понятно, что под прикрытием крестного хода явно готовится погром. В связи с этим срочно были приведены в боевую готовность патрули боевой дружины — для мобилизации рабочих ее руководители лично выехали на предприятия и в жилища. Параллельно исполком выпустил успокоительное воззвание в газете: «Не верьте тому, что мы запрещаем крестный ход. Мы только предлагаем сохранить полный порядок и не слушать тех, кто под маской религии хочет устроить кровавый погром. Спокойствие, граждане! Мы стоим на страже общественного порядка и безопасности» [44].

Крестный ход, фактически превратившийся в политическую демонстрацию, был весьма многочисленным — до 5 тыс. чел. Однако Совет успешно мобилизовал вооруженных рабочих и повел их вместе с милицией по бокам шествия в качестве «охраны». Это, видимо, дало результат — хотя демонстранты проходили мимо губисполкома, телефона и телеграфа, напасть на них они не решились и шли с относительным спокойствием. Однако провокацию все же предотвратить не удалось. К 11 час. крестный ход подошел к Митрофановскому монастырю. Там демонстранты неожиданно ворвались в помещение инвалидов, жестоко их избили и забрали 30 винтовок, после чего повели наступление на совет-/25/

44. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 14; Дунаев В. Н. Борьба духовенства против проведения в жизнь декрета об отделении церкви от государства (на материалах Воронежской и соседних губерний) // Из истории Воронежского края. Труды Воронежского государственного университета. Т. 64. Воронеж, 1966. С. 118.

ские учреждения, избивая на пути советских работников и красногвардейцев. К месту происшествия срочно подскакали руководители дружин Чернышев, Непомнящий и Соболев, которые тут же были стащены с лошадей и сильно избиты. Группа погромщиков скрутила их и повела для линчевания по улице. Соболеву, однако, удалось сбежать от погромщиков в здание следственной милиции, где он под ее вооруженной защитой срочно вызвал помощь. Прибывшие отряды разогнали толпу. После этого был произведен обыск в монастыре — в каждой келье было найдено по несколько винтовок и еще 10 штук в самом соборе. На колокольне и в архиерейском здании были найдены еще винтовки и несколько пулеметов [45].

Всего в результате столкновения было ранено и избито 12 человек. На дворе монастыря нашли изуродованный труп дружинника. При разгоне толпы было захвачено около 70 чел. погромщиков. Обращает внимание, что они действовали уверенно и организовано — у них даже имелись белые нарукавные повязки для опознания друг друга. Дружинники настроены были убить всех арестованных на месте, но все же по приказу Чернышева их сначала отвели в гостиницу «Бристоль», где располагался военно-административный отдел, чтобы специально упрекнуть умеренное руководство города. После ожесточенных споров с членами исполкома последние с неохотой разрешили расстрелять пленных, что и было сделано [46].

Видимо, в связи с поспешным расстрелом, так и остался невыясненным вопрос, кто собственно был непосредственным инициатором этого заговора — даже в воспоминаниях участников это не освещено. Ясно лишь, что он сложился в церковных и обывательских кругах, близких к черносотенству. Судя по всему, участвовали в демонстрации сплошь антисоветские слои — офицерство, купечество, обыватели — в частности, захвативший в плен М. Чернышева расстрелянный в итоге погромщик оказался приказчиком магазина. Особенно много среди толпы было студентов и семинаристов. Страсти разжигал и находившийся в толпе городской голова Н. А. Андреев. В советской литературе сохранились упоминания, что боевой отряд для провокации был сформирован /26/

45. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 14; Д. 507. Л. 3 об. — 4.
46. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 15–18; Дунаев В. Н. Указ. соч. С. 119.


из учащихся духовной семинарии, а инструкции ему давал священник Александровский [47].

Нетрудно понять, что этот вооруженный мятеж еще больше разжег взаимную ненависть в городе и ожесточил дружинников. Чтобы выместить ярость, они позднее избили в подвале Дома народных организаций нескольких учеников Воронежского среднетехнического училища, захватив их, когда те катались на салазках с Жандармской горы [48]. Охваченные ненавистью, Чернышев с дружинниками даже вознамерились разогнать городскую думу, несмотря на нежелание ВРК. Эта попытка окончилась, однако, ничем. По словам Чернышева: «Мы лазали ночью по Городской думе, не зная там ходов, никого не нашли». Тогда из думы дружина отправилась в типографию правых эсеров, где разогнала охрану, выставила посты и разбросала шрифты. После жалоб правых эсеров в исполком и долгого спора с Чернышевым исполком все же открыл типографию, чтобы впоследствии закрыть ее через несколько месяцев уже «организованным путем» [49]. Множество других подобных примеров говорит о том, что дружинники постоянно конфликтовали с местной милицией и даже ревкомом и Советом, часто выступая за жесткие методы борьбы и репрессий против врагов.

Втягиванию дружины в разворачивание террора способствовало и их использование как карательной силы при подавлении бунтов и беспорядков на местах. Как показывают разрозненные данные, в основном отряд высылался на места по железной дороге в количестве нескольких десятков человек, а потом передвигался на автомобилях. Нередко его поддерживал броневик военного отдела. В таком составе отряды проводили подавления, обыски, аресты. Подробных сведений о поведении дружинников во время подавления бунтов не сохранилось. Впрочем, установлено, что перевес силы явно провоцировал отряды на своеволие — в документах регулярно упоминаются угрозы, избиения и факты мародерства. Так, в с. Графском несколько дружинников зашли на свадьбу в дом жителя Ф. Р. Гриднева, вынудили его отдать им еду и самогон, после чего напились, угрожали хозяину оружием и хотели убить его соба-/27/

47. Дунаев В. А. Указ. соч. С. 118.
48. Два архивных документа. С. 16.
49. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 19.


ку, а под конец начали стрельбу в селе, из‑за чего местные крестьяне их избили и сдали в волостное правление. Вскоре из города прибыла куча дружинников, которые освободили товарищей из‑под стражи, а Гриднева привезли к себе и очень сильно избили [50]. В другой раз, когда в Землянске убили продкомиссара Чусова, приехавший в город на двух автомобилях отряд из дружины под руководством Соболева арестовал священника, хоронившего убитого, заставил его отрыть тело и даже угрожал сжечь его дом. В с. Хвощеватка, которое разграбило имение и скот, дружинники угрожали крестьянам броневиком. Об этих случаях рассказывали на вечерах воспоминаний сами дружинники. М. А. Чернышев не отрицал это, хотя предпочел напомнить: «Мы отметили факты, когда дружина нападала сразу террористически и отметили факты, когда она убеждала и крестьян, и рабочих, и солдат» [51].

Помимо патрулирования, охраны, проведения силовых акций, арестов, подавления беспорядков одной из важнейших задач дружины было разоружение проходящих через город военных эшелонов демобилизованной армии. Причем нередко буйные и неподчиняющиеся никаким властям эшелоны представляли собой серьезную угрозу для малочисленных дружин и сильно поредевшего гарнизона. Так, выехав в конце 1917 г. для подавления беспорядков и дебоширства в кавалерийском полку на ст. Лиски, отряд из 30 дружинников с 2 пулеметами и 1 орудием изъял награбленное, но тут же узнал о том, что к ним едет эшелон дезертиров. На ст. Белогорье он провел его разоружение, причем дружинникам пришлось тщательно скрывать свою численность [52]. Тогда же где‑то в середине декабря относительно успешно удалось разоружить эшелоны демобилизованных донских казаков, проходивших через Воронеж. Через месяц, в 20‑х числах января, через Воронеж из‑под Харькова проходили уже уральские казаки, с которыми договориться не получилось. Для их разоружения пришлось мобилизовать всех рабочих города. Дело дошло до перестрелки с использованием двух орудийных батарей, однако эшелоны после долгих переговоров все же пришлось пропустить [53]. /28/

50. Два архивных документа. С. 22–24.
51. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 35, 37–39.
52. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 36–37.
53. Воронежская коммуна. 1925 г. 7 ноября. № 255 (1795); ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 525. Л. 21–22; Д. 520. Л. 32.


Это только наиболее крупные подобные акции, запомнившиеся современникам — а был и ряд мелких. Особенно много таких эпизодов было на ст. Графская, где производилась реквизиция продовольствия, что вызывало ярость и бунты проходящих мимо эшелонов. 7 марта на Графскую прибыл эшелон 1‑й конно-артиллерийской батареи Орловского гарнизона, который не хотели принимать. Однако пришлось подчиниться — эшелон, самовольно захватив паровоз, сам явился на станцию, лишь случайно не столкнувшись по пути с другими составами. Начальником его, как на беду, оказался некто Акиньшин из с. Желдаевка, дядя и зять которого были недавно арестованы дружинниками за воровство и избиты. Утром 8 марта нетрезвый Акиньшин с сопровождающими явился к начальнику станции и стал угрожать ему с дружиной. Вскоре он вместе со своим дядей, привезенным им из деревни, устроил агитацию среди солдат эшелона, призывая их громить Красную гвардию. К сожалению для него, дружина из 30 чел., увидев угрозу, предпочла скрыться еще той же ночью. Опасаясь беспорядков, ревком и начальник станции тоже покинули Графскую, а служащие в испуге разбежались. На станции установилось безвластие, которое, правда, не дошло до погромов. Солдаты эшелона отнеслись к призывам Акиньшина, очевидно, равнодушно, остались в вагонах и продолжили готовиться к поездке дальше.

Тем не менее, в Воронеже об этом не знали. 8 марта, когда беглецы достигли Воронежа и сообщили о бунте, военно-административный отдел послал на станцию 20 дружинников с 6 пулеметами и 1 орудием. С ними по распоряжению члена отдела, левого эсера И. С. Пляписа был послан и 4‑й летучий отряд Московского штаба Красной гвардии из Алексеевки в составе 80 красноармейцев с броневиком. Несмотря на то, что летучий отряд предлагал направить делегацию для переговоров, обозленные дружинники категорически отказались и заявили, что они распоряжаются операцией. Видимо, на столь жесткое их поведение повлиял ряд аналогичных предшествовавших инцидентов. В начале февраля отступавший с фронта «эшелон анархистов» на ст. Графской обезоружил и ограбил дружинников, некоторые были подвергнуты самосудам. А буквально за несколько дней до приезда Акиньшина отряд на Графской был разогнан эшелоном фронтовиков под командованием некого Жукова, которые разграбили склады, /29/ разбросав большую часть награбленного населению, и безнаказанно покинули станцию [54].

Выслав разведку и убедившись, что на станции тихо и артиллеристы не ожидают нападения, отряд сделал холостой орудийный выстрел и начал стрельбу. Ошеломленные артиллеристы достаточно быстро сдались. Тем не менее, в результате получасовой перестрелки пострадали и они, и подобранные ими женщины-мешочницы, которые набились в вагоны в обмен на муку. Всего в Воронеж было привезено 4 погибших и 4 раненых. Не обошлось и без фактов избиений и мародерства со стороны разъяренных дружинников, которых с трудом удалось удержать от самосудов. Позже некоторые члены дружины, не доехав до Воронежа, выгрузились из вагонов с «полными мешками и скрылись неизвестно куда». Совместная комиссия в итоге признала после разбирательства виновными в инциденте начальника дружины на ст. Графской Шеина, товарища председателя комитета Боевой дружины Воронкова, Акиньшина, начальника станции М. Грязнова и других лиц и постановила: «1. Настоящее дознание передать в Московский Революционный трибунал, для наложения на виновных наказания и 2. Обвиняемых исключить из общественных организаций» [55].

Но самым опасным эпизодом в этом ряду был т. н. «мятеж анархистов» прибывших с фронта в апреле 1918 г. красных военных частей из‑под Харькова. Этому предшествовала целая череда событий. Еще 24 марта группой воронежских анархо-коммунистов на броневике, с гранатами и оружием была занята гостиница купца Д. Г. Самофалова. От него анархисты угрозами получили 25 000 руб., начали незаконные обыски и грабежи. В тот же день группа анархистов и безработных заняла помещение воронежского клуба оппозиции — кафе «Чашка чаю», которое было объявлено клубом безработных. Вооруженные анархисты забрали у казначея 4 566 руб., заставили выдать служащим заработок за март и ничего не пожелали слушать о том, что деньги от дохода кафе и так идут «в пользу нуждающихся». В итоге 26 марта анархисты были разогнаны рабочей дружиной с двумя орудиями, а часть их арестована [56]. Несмотря на более поздние утверждения, что ви-/30/-

54. ГАВО. Ф. 10. Оп. 1. Д. 18. Л. 22 об; ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 460. Л. 28–29.
55. ГАВО. Ф. 10. Оп. 1. Д. 18. Л. 18–23.
56. Воронежский телеграф. 1918. 24 (11) марта; 26 (13) марта.


новные были расстреляны, Совету пришлось ограничиться «высылкой» виновных на фронт, что ярко показывает, насколько он в данный момент владел обстановкой [57].

Постепенно в город прибыли эшелоны разбитой на Украинском фронте и разложившейся «армии» Г. К. Петрова. Бронечасть из 8 броневиков и ряда автомобилей заняла пути на Курском вокзале, кавалерия разместилась в Мариинской гимназии, а пехота — в здании духовной семинарии. 10 апреля III съезд Советов губернии признал необходимой ратификацию Брестского мира, по которому советские части разоружались. Это подстегнуло настроения анархиствующих фронтовиков. Уже на следующий день они фактически начали захват власти в городе. «Анархисты» захватили телеграф, окружили гимназии, расставили караулы, стали отнимать оружие у милиции, дружины и членов исполкома, занялись грабежами. Требованием их было смещение исполкома и передача власти совместному ревкому, прозванному ими «федерацией анархистов», где они дали большевикам и левым эсерам пять мест. Вдобавок губком ПЛСР явно сочувствовал настроениям мятежников, вступив с ними в активные переговоры, а левый эсер Н. И. Григорьев даже вошел в «федерацию». Объяснялись эти настроения тем, что крайне малочисленная воронежская группа анархистов, состоявшая всего из нескольких человек, оказывала влияние только на небольшую часть отрядов, человек в 250 по оценке информированного лидера левых эсеров Л. А. Абрамова. По этой причине комитет ПЛСР, который даже рассчитывал влить дружину в эту «армию», высказался за мирное разоружение, если это будет возможным. После подавления восстания он же осудил участвовавших в подавлении однопартийцев из дружины за кровопролитие [58]. Однако вскоре в город вернулись ранее отсутствовавшие лидеры большевиков, которые быстро склонили остальных коллег к прекращению беспорядков.

Проблема была в неравенстве сил — на стороне анархистов было 1 200–2 500 чел. с бронедивизионом, а силы большевиков не превышали 500 человек с двумя батареями, так как основная часть гарнизона примкнула к мятежу. 12 апреля удалось достичь формального соглашения, учредив подчиненный военному отде-/31/

57. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 19–20.
58. Там же. Д. 520. Л. 25.


лу «оперативный штаб войск» из 8 лиц. В ночь на 13 апреля штаб, состоявший из большевиков и лояльных им левых эсеров, собрал около 600 чел. В основном это были рабочие железной дороги и пригородов, банковская дружина молодежи и учащихся, мелкие военные отряды. После обстрела из двух орудий, который навел полную панику на дезорганизованные эшелоны и отряды в занятых зданиях, они разоружили анархистов [59].

Стоит обратить внимание, что если для подавления февральского бунта удалось мобилизовать до 3 000 рабочих (оценка И. Т. Соболева), то теперь это число было вшестеро меньше. Среди прочих объективных обстоятельств, возможно, сыграло роль отсутствие единства среди дружинников, часть которых состояла из левых эсеров, как это видно, близких по настроению к мятежникам. Как показывают обсуждения современников, послеоктябрьский период в Воронеже характерен постепенной эволюцией воззрений рабочих. Значительная часть из них стала постепенно выходить из‑под влияния левых эсеров в сторону большевизма или вовсе аполитизма. Несмотря на это, в дружину приток левых эсеров даже немного усилился. Тем более что и без того немногочисленные большевики были в основном отозваны из дружины на более важные посты. В итоге в основном современники утверждали, что большинство в ней принадлежало беспартийным и левым эсерам [60].

Решение о подписании Брестского мира повлияло и на дружинников. Того же 10 апреля общее собрание дружины выделило «временный военно-боевой партизанский комитет» из 4 лиц во главе с М. А. Чернышевым [61]. На него возлагалась задача организации из членов дружины партизанского отряда на случай оккупации Воронежа немцами. После подавления анархистов комитет развернул свою работу — стал собирать оружие, продовольствие, подготовил обоз, провел опрос с помощью анкет рабочих дружины, готовых остаться для продолжения борьбы. Отобранный в итоге наиболее стойкий резерв получил название «особой ро-/32/

59. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 19–27; Два архивных документа. С. 66–69; Разиньков М. Е. «Восстание анархистов» в Воронеже в 1918 г. // Гражданская война в регионах России: социально-экономические, военно-политические и гуманитарные аспекты: сборник статей. Ижевск, 2018. С. 460–470.
60. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 35.
61. Комаров А., Крошицкий П. Революционное движение. Хроника. 1918 г. (Губернии Воронежская и Тамбовская). Воронеж, 1930. Т. 1. С. 59.


ты». В связи с тем, что опасность немецкой оккупации отпала, «особая рота» была лишена военного назначения и стала выполнять при комитете роль «летучего отряда», занимаясь выполнением его поручений. Состояла она из 15 человек, подчинявшихся лично Чернышеву [62].

Однако вместо того, чтобы стать надежной частью в руках власти, получилось наоборот — «летучий отряд» достаточно быстро разложился вместе с руководством дружины. Все это было только развитием и без того нездоровых тенденций, которые сопровождали послереволюционный период существования дружины. Подробнейший отчет об этом в 1919 г. был составлен в июне 1919 г. следователем 2‑го района Воронежа, служащим губернского ревтрибунала А. Я . Морозовым. По нему, личный состав дружины, в основном ее комитет и «особая рота», отметился рядом нерегламентированных реквизиций, грабежей и избиений, неподчинений распоряжениям следственных и исполнительных органов и даже убийствами. Обо всем это было доложено со всеми подробностями и нередко эмоциональными оценками — видимо, доклад дал возможность следственной комиссии высказаться, наконец, о давно наболевшем вопросе конфронтации с дружинниками.

Правда, большинство убитых, перечисленное в докладе (около 30 из 38), относится к профессиональным уголовникам и бандитам. Сложная криминогенная обстановка, сложившаяся в городе уже после Февраля, подтолкнула вооруженных дружинников к самым жестоким мерам в этом направлении. Сам М. А. Чернышев на собраниях в 1927 г. говорил об этом без обиняков: «Пришлось вести боевой дружине борьбу с хулиганством и бандитизмом. Однажды пришли и говорят, что где‑то в городе, за Кольцовским сквером собрались несколько рецидивистов и выдавали себя за солдат, грабят магазины. Мы решили в ту же ночь сделать облаву. В эту облаву… рецидивисты были собраны и тогда в первый раз красный террор, как рецидивистам, так и контрреволюционерам в Воронежской губернии был объявлен именно рабочей боевой дружиной, хотя на этот террор Революционный Комитет нас не благословлял, ни Исполнительный Комитет и никто. Получилось стихийно: нужно это сделать, делали» [63]. /33/

62. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 44; Два архивных документа. С. 5–15.
63. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 9.


Нельзя сказать, чтобы претензии дружинников не имели оснований — методы, которые использовали для борьбы с преступностью в 1917 г., были совершенно недостаточны. Так, 17 ноября новый комиссар по уголовным делам Садковский пожаловался ВРК, что арестованные взломщики, грабители и уголовники с огнестрельным оружием регулярно избегают ответственности. Их часто либо отпускали из‑за отсутствия улик, либо отправляли по месту приписки. Считая это наказание слишком мягким, Садковский предлагал наказывать виновных тюрьмой на срок от 3 до 6 месяцев — никак не объясняя, кто их должен осуждать [64]. Насколько можно судить, малочисленный и часто не слишком квалифицированный состав милиции плохо препятствовал преступности. Уголовная милиция тоже долго действовала без контроля следственной комиссии Народного суда, не давала ей отчетов, применяла на арестантов давление в виде бессрочного пребывания под стражей ради дачи показаний, а может быть, и взяток. Да и сам следственный аппарат был, по словам ревизора, «лишен [возможности] физически быстро и в самом корне пресекать преступления» [65]. Показательный пример подобных рассогласованных действий. В марте 1918 года и. о. комиссара милиции Московской части города М. Закосарецкому пришлось оправдываться юротделу за частную записку в пользу арестованного дружиной рабочего И. М. Иванова, которого он знал «за человека честного, осторожного в своих словах и спокойно-уравновешенного». Как выяснилось из справки, данной дружиной, «честный» И. М. Иванов был несколько раз арестован за кражу, взлом и разбойное ограбление, поэтому и был арестован по подозрению [66].

В итоге дружина негласно взялась за беспощадное истребление преступников, невзирая на формальности. Например, одно время в Воронеже нашумело убийство семьи пекаря Сердобольского. Уголовная милиция арестовала подозреваемого в убийстве известного уголовника Ваську «Ростовского», которого препроводила в юридический отдел. Оттуда он был переведен в военно-административный отдел, где над ним был устроен «военно-полевой суд». Допросов над ним не проводилось, и расстрел свершился на /34/

64. ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 8. Л. 125–128.
65. ГАВО. Ф. 36. Оп. 11. Д. 29. Л. 32 об. — 33 об., 31.
66. ГАВО. Ф. 36. Оп. 2. Д. 7. Л. 58–69 об.


основании материалов, собранных уголовной милицией. Так в итоге были убиты несколько известных рецидивистов, воры и мошенники, грабители и вымогатели. Допросы с них практически не снимались, приговоры не составлялись, обоснованное расследование их деяний не проводилось. Расстреливались арестованные, как правило, на Чернавском мосту или в Летнем саду, после чего трупы выбрасывались сразу на Мало-Дворянскую улицу. Часто убийства обосновывались дружиной «попыткой к бегству». Нередко трупы обирались, а отнятое исчезало бесследно. Юридический отдел в большинстве не смог установить личностей убийц и хоронил убитых без вскрытия. Один раз, как утверждает следствие, Чернышев лично подделал подпись арестованного. Убийства уголовников, по тем же данным, проводились при поддержке главы уголовной милиции Рынкевича, который неоднократно устраивал у себя попойки с Чернышевым и Иенне, где и решались вопросы об истреблении преступников по специальному списку. Именно так был пойман бандит Контрим, которого в итоге дружинники расстреляли за убийство Сазонова [67]. Данные действия были фактически неподконтрольны Ревкому, и потому он, несмотря на жалобы, закрывал на них глаза, что впоследствии Чернышев толковал как одобрение: «На другой день Революционный Комитет действия эти оправдывал. Не было случая, чтобы действия эти у него встречали возмущение по адресу боевой дружины» [68].

Кроме уголовников несколько человек были убиты дружинниками в результате буйства или из личной мести. Так, по данным следствия, дружинниками был убит ненавидимый рабочими железнодорожник И. М. Блинков, которого подозревали в связях с охранкой, студент С. В. Малюков за то, что он был сыном жандарма и еще некоторые личности. Особенно много данных было собрано об убийстве мастера паровозоремонтных мастерских А. Е. Ярового. В конце 1917 г. в результате долгого разбирательства с правлением ЮВЖД он был уволен по требованию рабочих, у которых из‑за его политики снижались заработки. Не смирившийся Яровой в ответ начал борьбу за право остаться на предприятии, что привело к нескольким попыткам покушения на него. В конце концов, его тело было найдено на улице с невнятно со-/35/

67. Два архивных документа. С. 14–15.
68. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 10.


следствие пыталось возложить и на Чернышева [69]. Оставшиеся несколько убитых в основном погибли от шальных пуль в перестрелках дружинников с мешочниками и анархистами, при попытке к бегству, пали жертвами личных конфликтов с дружинниками или подозревались в том, что убиты ими.

Ожесточение дружинников, как и ранее, отчасти объяснялось обострением обстановки. К весне 1918 г. они уже пережили достаточно много актов борьбы: попытки бунтов в городе, развитие преступлений, покушения, погромы, отдельные акции нарождающегося подполья. К тому надо добавить события и в провинции, свидетелями которым была дружина. Так, в марте 1918 г. в сл. Тишанка Бобровского уезда был убит комиссар продовольствия Шевченко. Выехавшая для ареста главы Бобровского Совета М. П. Щербакова дружина была неожиданно вынуждена вступить в перестрелку с отрядом красногвардейцев Бутурлиновки и Боброва. В конечном итоге тот был арестован, доставлен в Воронеж, но избежал ответственности и позднее сбежал к махновцам [70]. Тогда же 13 марта 1918 г. в уездном городе Бирюче было совершено покушение — стреляли в товарища председателя Совета Шапченко. Организовано оно было группой лиц по сговору, планировавших уничтожить всех членов Совета. Арестованные были отправлены в Воронеже. Правда, производившие предварительное следствие чиновники успели к тому времени сбежать, а некоторые арестованные, судя по материалам дела, были виновны лишь в недоносительстве. Поэтому собрание Совета после выслушивания обстоятельств дела решило собрать следственный материал и просить Воронеж о приостановлении рассмотрения дела [71].

Тем не менее, виновные, насколько можно судить, были расстреляны вскоре после приезда в Воронеж по настоянию дружины. Сам Чернышев вспоминал это так: «Мы послали туда товарищей и притащили оттуда трех мельников, одного студента, одного попа, еще многих, всего 18 человек, но эти люди были главные. Мельники давали деньги, студент производил расстрел Ревкома. Когда их привезли, наш суд, скорый и правый, решил их расстре-/36/

69. Два архивных документа. С. 30–38.
70. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 538. Л. 4.
71. ГАВО. Ф. 36. Оп. 1. Д. 21. Л. 75–76; Ф. 10. Оп. 1. Д. 39. Л. 10 об.


лять. И они были расстреляны, а донесли об этом уже после» [72]. Стоит отметить, что Чернышев в своих воспоминаниях неоднократно подчеркивал, что дружина лично начала террор против врагов революции в связи с острым положением — и получала одобрение рабочих и властей: «Когда политические осложнения пошли глубже, когда начали уничтожать наших товарищей, как, например, в одном сельсовете вырезали 5 человек, тогда боевая дружина стала на путь красного террора. С этот момента мы взялись за контроль до тех пор, пока не оформилась наша Чека» [73].

Однако помимо «объективных» условий, которые привели к террору, дружина отметилась и рядом корыстных преступлений, которые скрупулезно перечислены следствием в 1919 г. и которые удостоверяют ее разложение. По этим данным, в дружине процветали грабежи, маскируемые под реквизиции. Регулярно комитетом дружины устраивались облавы на магазины или склады, в которых отнимались сукна, форма, продовольствие, имущество, а сведения о реквизированном Совету подавались крайне нерегулярно и неохотно. В июле 1918 г. дружинники несколько раз совершали налет на общественные собрания, где шли карточные игры, и отнимали деньги себе. Всем реквизированным заведовал член комитета Н. В. Кряжев, у которого потом нашли большой склад муки, одежды, драгоценностей и тому подобного. Также под видом реквизиций и борьбы с самогоноварением устраивался грабеж спиртного. Кроме того, в 1917 г. во время ликвидации винного склада дружинники расхищали спирт. Насколько можно судить по этим сведениям, в основном преступления совершались разложившимся штабом дружины и его «особым резервом», в то время как основной личный состав дружинников отметился в них гораздо слабее. Так, по тем же данным, в штабе дружины процветали избиения: арестованных били нагайками, рукоятками револьверов, резиновыми палками, кулаками и т. д. Особой жестокостью отличался член комитета, активный член дружины с первых дней ее основания дружины Светлицкий, который часто пил и в конце концов при расформировании дружины застрелился [74]. С неохотой /37/

72. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 39, 42. По сведениям Морозова, расстреляно было только трое из этой группы. См.: Два архивных документа. С. 16.
73. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 526. Л. 20.
74. Два архивных документа. С. 9.


и скупо, но факты разложения дружины признавали в выступлениях и воспоминаниях и Чернышев, и некоторые другие свидетели.

В начале июня была создана Воронежская ЧК, которой предполагалось передать управление всей вооруженной силой, кроме армии — милицией, дружиной и банковскими отрядами. На практике, по воспоминаниям Чернышева, дружина так и осталась автономной, а ЧК, у которой имелись собственные военные отряды, переняла ее функции: «Наблюдение за контрреволюционной деятельностью, подавление восстаний и другие функции стали отмирать. Вместо нас стали выезжать товарищи из Чека. до некоторой степени от безделия среди наших товарищей появилось некоторое колебание, некоторое разложение». Дружина, в которой осталось около 140 чел. двухсменного состава, постепенно изживала сама себя и фактически потеряла свое значение с укреплением Совета летом 1918 г. Непосредственным толчком к ее ликвидации послужил мятеж левых эсеров в Москве. Он вызвал ожесточенные споры в организации левых эсеров Воронежа, где уже наметился раскол по поводу вопроса блокирования с большевиками. На общем собрании дружины рабочие проголосовали за исключение из своего состава поддерживающих восстание в Москве левых эсеров. По воспоминаниям М. А. Чернышева, отход от левых эсеров в дружине стал намечаться уже после их двусмысленного поведения в ходе мятежа анархистов. Если верить ему же, некоторые лидеры левых эсеров даже пытались склонить дружину к восстанию и даже якобы однажды вызвали ее по тревоге от его имени. По его словам, после жесткого разговора с левыми эсерами на кабельном заводе, он, угрожая своими вооруженными спутниками, убедил Абрамова отказаться от этих планов, а потом доложил об этом исполкому. Сам Абрамов, впрочем, это впоследствии категорически отрицал [75].

Так или иначе, после убийства Мирбаха М. А. Чернышев действительно публично отказался от связи с событиями в Москве и заявил, что готов подчиниться любому приказу исполкома. Тем не менее, собрание Совета решило временно отстранить его от командования как левого эсера. По факту опасения внушала на тот момент не сама дружина, а именно бесконтрольная и разложившаяся верхушка отряда, которая к тому времени, судя по всему, уже не поддерживала тесных отношений с местной организа-/38/

75. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 29–31.

цией ПЛСР. 11 июля глава военного отдела И. А. Чуев именно так заявил исполкому: «Охарактеризовав дружину, как самодовлеющую организацию, ничего не делающую и никому не подчиняющуюся, более того, отрицательно относящуюся к исполнительному комитету, докладчик приходит к заключению, что дружину следует ликвидировать». Решение было принято без прений [76].

Чернышев вспоминал, что разоружение было проведено резко и без сопротивления: «Был целый ряд совещаний, все знали, что выступать никто не собирается, одним словом, расходиться было пора, потому что нашими функциями занялись правильно-организованные учреждения как Чека» [77]. Доклад следствия в 1919 г., говоря о том же, рисует более драматичную картину. 10 июля Чуев зачитал дружине телеграмму от Московского комиссариата с приказом о ее разоружении и предложил заменить Чернышева. И если основной состав встретил приказ спокойно, а коммунисты постановили выйти из дружины после дня выплаты жалованья, то «особая рота»решила защищаться до последнего. Так как Чернышев сложил полномочия, 11 июля на перевыборах комитета начальником дружины стал большевик И. Т. Соболев, который на следующий день высказался Чуеву в том духе, что сам встанет у пулемета, а дружину не сдаст. Назавтра на чердак Дома народных организаций комитетом были перенесены два пулемета и боеприпасы, а Чуев получил известие, будто комитетчиками обсуждается покушение на его жизнь. Впрочем, комитет вскоре одумался, и на следующий день все оружие вернулось обратно, после чего здание было оперативно окружено военными, и дружина разоружена окончательно. Военный комиссариат получил ее имущество — 18 пулеметов, 500 винтовок, грузовик, мотоцикл, 10 лошадей и пролетку. Дружинникам оставили личные револьверы и выдали немного продовольствия [78]. Видно, что большая часть дружины действительно была в недоумении от резкого разоружения, вызванного поведением разложившегося комитета и «резерва». Дружина была расформирована. Небольшая часть рабочих вернулась на заводы, часть была организована в продотряд, тут же отправленный на фронт, часть — в кавалерию. /39/

76 Воронежский Красный листок. 1918. 10 июля. № 15; 14 июля. № 18.
77. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 31.
78. Два архивных документа. С. 17–18.


Коротко остановимся и на символике дружины. Дружинники, как и многие другие полупартизанские формирования, явно стремились выделить себя. Правда, при Временном правительстве дружина, похожа, вообще не имела отличий. Единственный раз, когда она надела их — на похороны Сазонова в июле 1917 г. Это были белые нарукавные повязки с черной надписью «Воронежская Рабочая Боевая Дружина», специально изготовленные для церемонии [79]. В дальнейшем, судя по редким фотографиям, дружина носила в основном обычную военную форму, возможно, с красными повязками. Есть сведения о других деталях: «Кроме того, у Соболева было много разной одежды — форменного военного образца и штатской. Иногда он одевался в кожаную тужурку, а иногда в матросскую форму. Однажды Дружиной было реквизировано много красного сукна, из которого главари Дружины наделали себе гусарские костюмы с желтыми жгутами» [80]. Милитаризм дружины подчеркивает то, что печать его комитета имела в центре перевернутый револьвер. Сохранился даже текст песни дружины, написанной дружинником В. Котовым. Малограмотная и нескладная, она, однако, представляет интерес как источник, поскольку в ней подробно описана боевая служба дружины: служба при штабе и высылка отрядов на автомобилях для разоружения противников [81].

Прежде чем перейти к выводам, следует учитывать несколько обстоятельств. Во-первых, поведение дружины вовсе не было чем‑то исключительным на фоне событий в Воронеже и тем более в стране. Аналогичные негативные тенденции имели место среди практически любой вооруженной силы. В частности, события в Воронеже удивительно напоминают события в Ижевске, где в апреле 1918 г. захватившие власть в Красной гвардии эсеры-максималисты, пользовавшиеся широкой поддержкой рабочих, разложили аналогичный «летучий отряд», отметились бесконтрольными расстрелами и реквизициями и довели дело до фактического бунта, из‑за чего их пришлось разоружать военными отрядами [82]. Во-вторых, доклад А. Я . Морозова 1919 г. — единственный пол-/40/

79. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 536. Л. 3.
80. Два архивных документа. С. 10.
81. ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 494. Л. 37.
82. Спирин Л. М. Классы и партии в Гражданской войне в России. М., 1968. С. 168–170; Жуков А. Ф. Ижевский мятеж эсеров-максималистов // Вопросы истории. 1987. № 3. С. 143–148.


ный источник о преступлениях дружины, за исключением некоторых разрозненных документов. Весьма подробный и подтвержденный другими данными, он оставляет впечатление объективной и достаточно точной работы. Но, конечно, отдельные его детали или факты могут быть неверными, тем более что предварительное следствие так и не дошло до суда. К сожалению, почти ничего конкретно не известно ни о контексте, в котором составлялся доклад, ни о личности автора, который, судя по отдельным деталям, имел с дружинниками и личные счеты на почве былой конфронтации. Бывший главный следователь Воронежской области Н. И. Третьяков, опубликовав данный доклад, отметил: «Данные, приведенные в «Докладе» А. Я . Морозова, также нельзя принимать за абсолютные в силу того, что ни полного расследования, ни судебного решения по делу дружинников не было» [83].

Мы можем лишь констатировать, что следователь был достаточно квалифицирован, чтобы собрать для компрометации дружинников обширный и объективный материал, да и по духу и воспитанию явно был им враждебен. Это видно из его анкеты, составленной для контрольного отдела губпарткомитета как раз в мае 1919 г. по ней Александр Яковлевич Морозов, 33 лет, проживавший ранее в г. Усмани Тамбовской губернии, был профессиональным юристом, судебным следователем, почетным гражданином и коллежским асессором. О службе в армии размыто сказано: «Доброволец в Черноморском флоте». В своих настроениях и деятельности А. Я . Морозов вряд ли сильно отличался от коллег. Как показывают анкеты, большинство из служащих ревтрибунала состояло из беспартийных специалистов: профессиональных юристов или бывших учащихся. Из 38 оставшихся в деле анкет о политическом сочувствии советской власти или партийности сочли нужным заявить около 10 человек [84]. Видимо, это косвенно влияло на то, что ревтрибунал часто конфликтовал с другими исполнительными органами и местными работниками в борьбе с взяточничеством, расхищениями и превратно понимаемыми мерами защиты закона и революции.

Подобная политика ревтрибунала поддерживалась руководителем юридического отдела Совета, членом РКП (б) Э. Г. Эг-/41/

83. Два архивных документа. С. 4.
84. ГАОПИВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 126. Л. 27, 18–58.


литом, но вряд ли добавляла доверия к нему со стороны партийных органов. Очевидно, при поддержке Эглита следственному делу о дружине был дан ход — и в итоге конфликт вокруг этого повлек самые серьезные последствия. Как пишет исследователь В. А. Перцев: «По постановлению Губревтрибунала были привлечены к уголовной ответственности даже отдельные члены губкомпарта (Кардашов, Литвинов, Смирнов, Олекевич) и горисполкома (Новоскольцев, Федосеев, Дмитриев, Валиков, Мацков)» [85]. Конечно, губернский партком, бывший фактическим источником власти, отреагировал на этой крайне резко. 31 июля 1919 г. на его собрании большинством голосов было решено ликвидировать ревтрибунал. Победившая резолюция члена контрольного отдела Олекевича (того самого, которому адресовались обвинения) утверждала: «В деятельности Р[еволюционного] Трибунала не видно проявления классовой линии, наоборот[,] замечается тенденция избегать резких классовых постановок» и заканчивала необходимостью передать его функции Губчека как более партийному и организованному органу. Понятно, что здесь перед нами сведение личных счетов части губернского парткома. Видимо, это не удалось в полной мере — вскоре данное решение было отменено ЦК присланной в Воронеж телеграммой [86]. Несмотря на это, деятельность ревтрибунала была приостановлена «в связи с необходимостью замены некоторых кадров суда более политически грамотными», и в знак протеста Эглит заявил о своей отставке. Конфликт закончился тем, что следственные дела членов горисполкома и губисполкома все же были изъяты из ревтрибунала и переданы на рассмотрение совместной комиссии губкомпарта и горкомпарта [87]. Сомнительно, чтобы партийная комиссия посмела бы решительно осудить своих коллег, но выяснить это не удалось — уже в сентябре Воронеж втянулся в бои с белоказаками и был ими захвачен, и вопрос ответственности членов дружины и партийных руководителей стал неактуален. Спор об их преступлениях был забыт и даже на собраниях и партийных вечерах, про-/42/

85. Перцев В. А. «Именем революции!»: из истории создания и деятельности Воронежского губернского революционного трибунала в 1917–1923 гг. // Вестник Воронежского государственного университета. Серия «История. Политология. Социология». 2008. №. 1. С. 36.
86. ГАОПИВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 126. Л. 12, 15.
87. Перцев В. А. Указ. соч. С. 36.


водившихся в 1920‑х гг. для Истпарта, поднимался в крайне осторожной форме.

Подведем итог. Историография Воронежской рабочей боевой дружины отразила в себе противоположность подходов к изучению революции. Если в советское время ее деятельность сильно идеализировали, а негативные факты замалчивали, то с их обнаружением появилась опасность впасть в обратную крайность [88]. Между тем истина посередине: члены воронежской рабочей дружины не были романтизированными борцами революции, не были и оголтелыми бандитами, чей смысл жизни заключался исключительно в насилиях и грабежах. Многие из них приняли участие в дальнейшей гражданской войне. Так, И. Т. Соболев работал в ГПУ на ЮВЖД, а потом вернулся в мастерские. Сам Чернышев вернулся на завод работать токарем, но уже через месяц его ввели в состав главного железнодорожного ревтрибунала, где он разоблачил шпионскую организацию на дороге. В октябре он был переведен товарищем председателя ЧК ЮВЖД и вступил в РКП (б). В 1919 г. он участвовал в боях на подступах к Воронежу, воевал командиром бронелетучки вместе с корпусом Буденного, освобождал город от шкуровцев и продолжал работать в ЧК до 1922 г. Впоследствии он окончил Академию железнодорожного транспорта, многие годы был директором ряда паровозоремонтных заводов и умер в 1963 г. Его именем названы улицы в Воронеже и Рамони.

Многое из преступлений дружины определялось менталитетом революционеров, настроенных на беспощадную борьбу с врагами. Многое спровоцировано обстоятельствами и логикой событий. Постоянные реквизиции, перешедшие в грабежи — отсут-/43/

88. См. по этому поводу публикации в Интернете, содержащие заметно искаженные и эмоционально настроенные пересказы доклада А. Я . Морозова и воспоминаний М. А. Чернышева: Сарма А. Воронеж в 1917‑м. Кровавая боевая рабочая дружина. РИА-Воронеж. 13 июля 2017 г.: https://riavrn.ru/news/voronezh-v-1917-m-krovavaya-boevaya-rabochaya-druzhina/ «Заупокойным богослужением у памятного креста почтили воронежцы память участников расстрелянного в 1918 году крестного хода». Сайт молодежного отдела Воронежской и Лискинской епархии: http://molodvrn.pravorg.ru/2018/02/17/zaupokojnym-bogosluzheniem-u-pamyatnogo-kresta-pochtili-voronezhcy-pamyat-uchastnikov-rasstrelyannogo-v-1918-godu-krestnogo-xoda/ А также предисловие А. Н . Акиньшина к переизданию доклада А. Я . Морозова: Два архивных документа. М., 2014. С. 120–125.

ствием централизованного снабжения и налаженного хозяйства. Убийства уголовников — сложной криминогенной обстановкой, требовавшей чрезвычайных мер. Ожесточенность дружинников в виде пыток, грабежей, буйства, своеволий, как показывает внимательное изучение данных, тоже появилась не сразу и не вдруг. Она росла постепенно, параллельно с усилением политической и уголовной борьбы в регионе, после ряда бунтов, беспорядков, покушений. В этих условиях вставал вопрос не о соблюдении норм абстрактного права, а о введении регламентированной репрессивной политики. Однако слабость власти в первый послереволюционный период, отсутствие как формализованного, так и политического влияния в дружине со стороны Совета и большевиков привело к тому, что она оказалась в руках автономного комитета из радикально настроенных рабочих. В отсутствии серьезного контроля над своей деятельностью они вышли из‑под влияния не только Совета, но даже близких им по духу левых эсеров, которые сами испытывали в этот момент кризис. Любая безнаказанность порождает своеволие. В итоге руководящие лица дружины сильно разложились, усугубив свои преступления, а вопрос об их вине фактически был закрыт со стороны партийных органов, являвшихся верховным источником власти. Это поднимает вопрос о выработке инструментов контроля и соблюдения порядка в эпоху перехода власти, который и сейчас сохраняет понятную актуальность.

Русский Сборник: Исследования по истории России / Ред.‑сост. О. Р. Айрапетов, Ф. А. Гайда, И. В. Дубровский, М. А. Колеров, Брюс Меннинг, А. Ю. Полунов, Пол Чейсти. Т. XXVIII. М. : Модест Колеров, 2020. С. 7-44.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.