Умблоо

Хасэгава Син (長谷川伸, настоящее имя — Синдзиро:, 1884—1963) прожил долгую жизнь и много писал в разных жанрах, в том числе и для Кабуки. Мы уже пересказывали пару его пьес — про борца-сумоиста, ставшего бандитом, и про азартного игрока. Действие обычно происходит в условно-токугавские времена, но с отсылками ко вполне современным темам, и почти всегда эти пьесы мрачны, хотя и оставляют для героев какую-то надежду. (Или не оставляют — как в пьесе «Усимацу во тьме» о поваре, который из невольного убийцы становится убийцей вполне сознательным и едва ли не серийным…) Кстати, под конец жизни сочинения Хасэгавы Сина стали охотно экранизировать.
Вот пьеса «Клетка» (檻, «Ори», 1937 год) — один из самых необычных образцов «пьес про проклятие».Ю:тин — слепой бедняк, ему удалось жениться, но когда родился младенец, стало ясно, что прокормить семью отец не может. Тогда Ю:тин решил заняться самым доступным ему промыслом — стал бродячим массажистом, блага права на это занятие закреплены за слепцами. Он обещал жене, что через два года вернётся — но прошло уже вдвое больше времени, а он всё ещё скитается по стране в тщетных попытках заработать хотя бы чуть больше, чем ему надо на собственный прокорм. Даже на ночлег ему не хватает, и в начале пьесы он решает заночевать в кустах под высокой сосной близ паромной переправы, уже поблизости от города Эдо, где живёт его семья. Среди зимней ночи его будит какой-то шум. Это разбойник явился, чтобы выкопать зарытый с этом месте клад — свою старую добычу. Но за ним следит другой бандит, и едва лишь из земли появляется сундучок, как этот второй бросается его захватить. Начинается драка, разбойники дерутся, потом всё затихает. Ю:тин выбирается из своего укрытия и ощупывает землю. Вот одно мёртвое тело, вот другое — грабители зарезали друг друга. А вот и сундучок, полный денег. Слепец хватает их горстями и рассовывает в кошель, за пазуху, заворачивает в пояс. Теперь он наконец-то разбогател за одну ночь — и может вернуться домой, к семье!
А в семье перемены. Отанэ, жена Ю:тина, с маленьким сыном Горокити, честно ждала возвращения слепца два года. Но он так и не появился, а жить как-то надо… Так что некоторое время назад женщина вышла замуж за Ситибэя, своего давнего поклонника и старого друга пропавшего первого мужа. Они живут в любви и согласии в эдоском предместье, Ситибэй — человек добрый и работящий. Но порой он вспоминает своего старого товарища и переживает: что я скажу Ю:тину, если он всё-таки наконец воротится? Особенно такие мысли лезут в голову сегодня, пасмурным зимним днём — ровно четыре года минуло, как слепец ушёл из дома. Ситибэй делится своими тревогами с женою — та говорит: «Не волнуйся. Так или иначе, Ю:тин меня бросил, и теперь у меня один любимый муж — это ты!» Тот с сомнением качает головою: ему не по себе.
И опасения Ситибэя оправдываются: начинается вьюга, и, выйдя во двор, в снежных вихрях Ситибэй различает приближающуюся к дому знакомую фигуру. Он не решается заговорить с другом, у которого увёл жену, и прячется. А Ю:тин входит в давно покинутый дом, ощупывая вокруг родные стены, дверные косяки, утварь — и зовёт Отанэ, спрашивает о ребёнке. «Я жива, и Горокити жив, хотя это и не твоя заслуга», — холодно отвечает женщина. Слепец смущён: «Ну не сердись, я ведь всё же вернулся, и смотри, сколько денег я заработал!» — он вытаскивает кошель со своей нежданной добычей. Но Отанэ говорит: «Ты сдержал не ту половину своего обещания. Если бы ты вернулся два года назад, я была бы рада тебе и нищему; сейчас ты богат, но жить с тобой я не хочу. Поздно: я вышла замуж за Ситибэя и люблю его». Слепец впадает в ярость, он клянёт изменщицу, кричит, что она продалась другому за деньги и еду, пытается её поколотить. Пояс его развязывается, монеты раскатываются по полу. Отанэ, бросив на них взгляд, говорит: «Похоже, скверные у тебя деньги — на них засохшая кровь!» — и, приглядевшись, добавляет: «И руки у тебя в крови!» (Ю:тин перемазался, когда ощупывал тела разбойников, а потом так спешил домой, что не успел помыться.) Ю:тин поникает, опускается на пол, ползает, собирая на ощупь монеты. (В некоторых постановках, когда в труппе есть ребёнок-актёр, одну монетку, закатившуюся в угол, после его ухода подбирает маленький Горокити.) Потом слепец встаёт, прячет свои деньги, в сердцах восклицает: «Лучше бы я не возвращался вообще! И знай, я больше не появлюсь в этом проклятом доме!» Бормоча и всхлипывая, он выходит во двор, на улицу и исчезает в снежных вихрях.

Между вторым и третьим действиями проходит двадцать с лишним лет. Ю:тин так и не вернулся, пропал без вести. Ситибэй и Отанэ перебрались в город, живут теперь в Канда и торгуют металлоломом; дела их пошли на лад, они по-прежнему любят друг друга, и только одна беда омрачает их жизнь — а какая, станет ясно позже. Горокити вырос, женился на девушке по имени Овака, помогает родителям. (Играет взрослого Горокити, как правило, тот же актёр, что и слепца Ю:тина.)
Сегодня — праздник в местном святилище, Отанэ и Ситибэй пошли вместе помолиться, вся соседская молодёжь готовится к празднику и суетится вокруг украшенной повозки для священного шествия. Один Горокити у порога своего дома возится с плотничьими снастями — он мастерит странную деревянную клетку, узкую, но прочную. Овака спрашивает мужа: «А для чего эта штука?» Тот отвечает: «Тигра запереть в ней, если в бешенство впадёт». Овака начинает переспрашивать — но тут вваливается весёлая толпа их друзей и соседей — плотник, чеканщик, кровельщик, изготовитель пластырей и так далее; они зовут молодую пару присоединяться к празднику, повозка уже тронулась в путь! Но Горокити отделывается от них, и ремесленники уходят, а он сам залезает в наконец доделанную клетку. «Я её для себя сделал, — объясняет он жене. — Ты знаешь: во хмелю я плох, сам себя не помню. Если увидишь, что я вот-вот начну буянить, запирай меня в клетке, вот тут замок и ключ».
Овака отвечает: «Раз ты сам всё понимаешь, то зачем тебе это сооружение? Будь сам для себя клеткой, не напивайся, останавливайся вовремя! Ладно я — но твои родители – знаешь, как каждый раз переживают? Особенно Ситибэй, когда ты начинаешь орать, что хочешь найти своего настоящего отца, хоть и не помнишь его! Это же так обидно…» — «Мне самому стыдно, — поникает головой парень, — я люблю Ситибэя и благодарен, что он меня вырастил и всегда относился как к родному. Но тоску по моему кровному отцу он утолить не может. Отчасти от этой тоски я и пью…» — «Твои родители так беспокоятся, что собрались в дальнее паломничество, молиться о твоём исцелении от пьянства! А они уже немолоды, мало ли что может стрястись в пути». — «Ну, я всячески постараюсь удерживаться…» — виновато бормочет Горокити.
Но тут вбегает один из его приятелей, очень взбудораженный: «Там наши подрались, мне одному их не разнять, помоги!» Горокити вылезает из клетки и бросается на подмогу. Овака ждёт его в большой тревоге: драки-то она не боится, помирятся — но заключая мировую, наверняка напьются! Беспокоятся и вернувшиеся из святилища Ситибэй и Отанэ.
И не зря: как и следовало ожидать, Горокити возвращается назад пьяным в стельку и буйным, от бьёт направо и налево, словно драка ещё не закончилась, старики-родители прячутся во дворе, а смелая Овака пытается его остановить и как-то скрутить. Но Горокити отталкивает жену и, шатаясь, уходит со двора — «за добавкой». Овака гонится за ним…

Проходит несколько часов, уже настала ночь. Горокити долго безобразил, но наконец обмяк, и жене удалось с помощью соседей оттащить его домой, засунуть в клетку и запереть. Оглядевшись, она видит, что Отанэ и Ситибэя нет — они ушли, похоже, совсем недавно: на оставленной ими записке ещё чернила не просохли. Молодая женщина читает: родители больше не могут выносить такого позора, все соседи уже знают, что сын во хмелю набрасывается на них, уж лучше они уйдут и вместе покончат с собою, чем жить, не смея никому посмотреть в глаза; а Оваке они всячески сочувствуют и благодарят её за заботу. В ужасе та кричит, трясёт клетку, в которой храпит, полусидя, пьяный муж. Наконец, Горокити приходит в себя, ему удаётся уразуметь, что творится — и он приходит в ужас. «Выпусти меня! — кричит он жене. — Я догоню их, я остановлю их, я брошу, брошу пить, не надо мне другого отца!». Овака дрожащими руками пытается отпереть замок на клетке – ничего не получается; Горокити пытается помогать изнутри — ключ ломается. Но его уже не остановить: он разносит клетку на куски, окровавленный, вырывается наружу и бежит за Отанэ и Ситибэем с криком: «Я успею! Мы всё начнём сначала!»
И, как часто бывает у Хасэгавы Сина, тут-то пьеса и заканчивается. Выразительных картинок к ней мы, к сожалению, не нашли.

Вообще тема брошенных детей, ищущих родителей, Хасэгаве Сину была близка по личным причинам — у него самого мать ушла из дома, когда ему было восемь лет, и он потом долго её искал. Другая его, самая знаменитая пьеса, «Мать в глазах сына» (瞼の母, «Мабута-но хаха», 1931 год) — как раз про это, хотя действие там тоже происходит в эдоские времена.


Тю:таро:, главный герой, — бродяга и игрок; его и его товарища Хандзи обвинили в убийстве главного заправилы игорного мира — то ли справедливо, то ли нет, неясно, своими руками они его явно не убивали, а косвенной причиной его гибели, может, и послужили. Оба теперь в бегах, и Хандзи направляется домой, где его ждут встревоженные мать и сестра. Они тепло принимают его (а Тю:таро: в это время стоит за дверью), советуют взяться за ум и избегать дурной компании — такой, как его приятель Тю:таро:. Герой слышит это, но не сердится, а наоборот, умиляется тому, как эти женщины любят своего непутёвого сына и брата, и размышляет вслух, укрывшись в тёмном углу двора. Сам он остался без семьи: мать ушла из дому, когда ему было пять, отец умер, когда Тю:таро: сравнялось двенадцать, с тех пор он — сам по себе. Отца он помнит, мать — нет, и тем прекраснее тот её образ, который за годы сложился у него в голове: доброй, нежной женщины, которой настолько невмоготу стало жить с его грубым отцом, что она даже сына оставила; а может, ей грозила тайная опасность, которую женщина не хотела навлекать на всю семью? Жалко, что Хандзи доставляет своим близким столько огорчений, я бы, будь у меня семья, всячески бы о них заботился, – думает Тю:таро.
Тем временем во двор вламываются двое бандитов, которые посланы за Хандзи, чтобы отомстить ему за гибель вожака. Но прежде чем тот успевает что-то сделать, Тю:таро: выскакивает из укрытия и убивает обоих наповал. Друзья заходят в дом и рассказывают обо всём; Тю:таро: находит бумагу и кисть, а потом просит мать Хандзи водить его рукою (сам он неграмотен) и записать таким образом его признание — в убийстве и этих двоих, и их атамана, а Хандзи — ни при чём, и пусть его оставят в покое. Пока они пишут, Тю:таро: мечтает о том, как было бы хорошо, если бы это его мать держала его за руку и помогала писать... Женщины благодарят и благословляют его, а Тю:таро: поднимается, говорит другу: «Теперь не разочаруй их, живи так, чтобы они за тебя не боялись», — и уходит в ночь.
Тю:таро: странствует по половине Японии, приглядываясь ко всем женщинам примерно того же возраста, что его потерянная мать. Одним он помогает избежать насилия, другим просто даёт денег, добытых игрою и кражами (но убивать больше не убивает), и всегда расспрашивает их насчёт детей. Одна такая женщина рассказывает ему, что раньше у неё была подруга по имени Охама, когда-то горевавшая о том, что оставила маленького сына. «Теперь Охама держит хороший трактир с девочками, меня туда не взяла: стара, мол, я! Уж поминает ли она своего сына теперь – не знаю, она меня больше знать не желает: она-то процветает, а я так и осталась бродяжкой!» Тю:таро: даёт ей денег, уточняет, где находится этот трактир, и спешит туда.
Охама неохотно впускает подозрительного бродягу, велит скорее говорить, что тому надо, и убираться — тут приличное заведение! (Из-за двери подглядывает её дочь, ещё молоденькая.) Тю:таро: переходит к делу, сверяет места, имена и сроки — всё сходится, и на Охаму это, похоже, производит впечатление. Однако она твёрдо отвечает: «Зря ты пришёл ворошить старое! Я ж понимаю, что ты – самозванец, пусть и хорошо осведомлённый, и рассчитываешь заполучить половину моего дела. Но меня не так просто провести!» Тю:таро: сквозь слёзы спрашивает в последний раз: так вы моя матушка или как? (Сам-то он в этом уже не сомневается.) Охама, чуть поколебавшись, говорит: «Нет. Мой сын давно умер, но даже вернись он из могилы, здесь его не ждут». Печаль Тю:таро: переходит в досаду; «Ладно же! — говорит он. — Умер так умер. Вы правы, зря я сюда приходил, лучше бы нам никогда не встречаться!» И хлопает дверью.
Девушка подходит к матери спрашивает: «Но ведь это правда был мой брат? Я всегда хотела, чтобы мой братец был жив — и ты, матушка, о нём ведь до сих пор горюешь!» Охама смотрит на неё, на дверь, потом говорит: «Всё потому, что я как была дурой, так и осталась! Бежим – может, его ещё можно догнать!» И они обе бросаются через двор на улицу, крича: «Таро:! Таро:! Вернись!»
А Тю:таро: сидит незаметно за сараем и бормочет себе под нос: «Зачем мне возвращаться? Мне стоит закрыть глаза — и передо мною снова та моя мать, настоящая, добрая, о которой я мечтал всю жизнь…» Когда женщины выбегают на улицу, он осторожно выбирается в переулок и уходит бродяжить дальше.

Это — первый и основной извод пьесы; потом было две переработки по требованию театра, со счастливым концом и примирением, хотя обе они считаются слабее версии 1931 года (и сейчас чаще ставят именно её).
А сам Хасэгава Син лет через десять после постановки этой пьесы, уже во время войны, разыскал-таки свою мать, с которой расстался почти полвека назад. Встретились они ненадолго (женщина была уже очень стара, а времена тяжёлые), но вот — не говорите, что такое бывает только в Кабуки!

Как уже говорилось, это самая знаменитая пьеса Хасэгавы Сина, и существует в самых разных видах. Тут и разные постановки:


И фильм 1962 года «В поисках матери»:

И очень популярная манга:

Via

Via

Ещё немного о журнале «Пионер» пятидесятилетней давности. Как уже говорилось, в этом году журнал сменил формат и увеличил цветность, к чему художники привыкли не сразу — многие рисунки оставались чёрно-белыми, разве что на цветной подложке. Но были и исключения — и в том же году журнал взорвался очень яркими иллюстрациями.
В номерах седьмом и восьмом печатались «Сказки Британских островов», четыре штуки — английская, шотландская, ирландская и валлийская — в пересказе Н.В. Шерешевской. Потом эти сказки вошли в соответствующий сборник, не раз переиздававшийся (а о другом, едва ли не первом сборнике Шерешевской мы уже писали). Вообще Шерешевская переводила много и хорошо, в том числе Голсуорси, Джека Лондона, Дефо, Харди — но больше всего сказок, народных и авторских (я в детстве очень любил Дональда Биссета в её переводе). И очень хорошо составляла сборники — что и по этой подборке видно. В моём представлении Наталья Шерешевская «была всегда», и я очень рад был узнать, что она и сейчас жива, хотя её уже почти сто лет…

Сказки интересные и не самые ходовые — вот можно почитать:















Иллюстрировал эти сказки Игорь Галанин, как раз тогда появившийся в «Пионере» (собственно, в предыдущие, чёрно-белые годы его там представить было бы непросто). В 1968-1970 годах без галанинских рисунков не обходился почти ни один номер; все — очень яркие и все — сильно «сказочные», даже когда посвящены вполне себе школьному быту или иллюстрируют что-нибудь научно-популярное. Таких, правда, мало: прежде всего стихи и особенно сказки; в каком-то смысле цветные рисунки Галанина заняли место совсем на них непохожей чёрно-белой графики Владимирова и Терлецкого, столь же обязательной в журнале в середине 1960-х. Меня в детстве он совершенно завораживал, особенно иллюстрации к "Человеку-горошине и Простаку" Шарова.
В ту пору художнику было лет тридцать, и занимался он не только книжной графикой, но и художественной эмалью, и гобеленами (что, по-моему, заметно и в этих картинках). Конечно, это стиль очень «на любителя», но мне его картинки нравятся до сих пор.















Вот здесь и здесь, например, можно посмотреть другие детские книжки Галанина тех же лет — в чуть менее ядовитых, чем в «Пионере», но столь же ярких цветах.
В первой половине 1970-х Игорь Галанин эмигрировал, и у нас его печатать надолго перестали. А в Америке он вроде бы успешно работает до сих пор — можно при желании взглянуть на его тамошние работы, особенно если  кто любит котиков и свинок.
Вот пара его фотографий советской и зарубежной поры:


А вот один из автопортретов — конца 1970-х, кажется.

Via

Раз уж зашла речь о храме Кокава, мы расскажем и о книге, где говорится о его основателях, монахах, мирских распорядителях и прихожанах.
«Предания храма Кокава» 粉河寺縁起, «Кокавадэра-энги» известны в двух главных версиях. Более ранняя и более знаменитая – это эмаки, свиток конца XII в. с рисунками. Он сохранился не полностью: как считается, свиток пострадал при пожаре 1585 г., когда храм был сожжён войсками Тоётоми Хидэёси. Более поздняя версия составлена, видимо, в XIII в., а известна она по рукописи 1452 г. Возможно, её тоже предполагали исполнить в виде эмаки, но по каким-то причинам не сделали этого, а только отметили места для рисунков.
В обоих версиях всё начинается с рассказа о том, как в 770 г. в краю Кии был основан храм Кокава. Здесь три эпизода: охотник из рода Оотомо обретает чудесное изваяние бодхисаттвы Каннон Тысячерукого и устраивает молельню; Каннон исцеляет девушку из края Кавати, и после этого люди узнают о благих силах бодхисаттвы, воплощённого в статуе из Кокава; почитательницы Каннон жертвуют молельне имущество, в Кокава строится храм как таковой и появляется монашеская община. Все эти события относятся к VIII в.
Вот несколько картин со свитка эмаки:
1. Охотник Оотомо-но Кудзико молится перед изваянием Тысячерукого. Он задумал изготовить образ одного из будд или бодхисаттв после того, как увидел в лесу чудесный свет. Юноша-странник, нашедший приют в его хижине, взялся за работу, а заказчику велел приходить на седьмой день. И вот, Кудзико находит в хижине изваяние, а ваятеля нет; он понимает, что юношей был сам Каннон, Внимающий Звукам.


2. У жителя соседнего края Кавати по прозванию Сибукава тяжко болеет дочь. Вот она лежит в усадьбе, а возле неё хлопочут домочадцы.


3. Объявляется молодой монах и берётся исцелить девицу. В усадьбу собрался народ, посмотреть, что будет. Разумеется, девица исцелилась, а монах сказал: если хотите меня отблагодарить, посетите меня в храме Кокава.


4. Девушка и её родные отбывают в храм. Эту сцену воспроизводят чаще всего, здесь хорошо видны одежды паломников и всё, что они берут в дорогу.


5. Но храм никому не известен, вот путники ищут его, расспрашивая поселян. А рядом – видимо, та самая Мучная река, Кокава, которая им нужна. Вода в ней белая, как от рисовой муки, и этот белый цвет указывает на Каннон.


6. И вот, Сибукава с дочерью и спутниками нашли запертую молельню. Очень устали, остановились на ночлег прямо под открытым небом, а ночью молельня отворилась – и в ней засияло светом изваяние Тысячерукого. Тут они и узнали своего целителя по примете: в «Преданиях» это шнурок, каким подвязывают ножны меча, в «Чудесах бодхисаттвы Каннон» XIX века, о которых мы писали раньше, – палочки для еды. В любом случае монах взял в награду от Сибукавы только вот такую мелочь, но она нужна была как опознавательный знак.


7. А кто здесь постригается в монахини, не ясно: то ли та самая исцелённая девица, то ли другая женщина, вдова, которая в «Преданиях» первой пожертвовала храму имущество.


8. Здесь тоже не совсем понятно, кто молится и почему на плече у изваяния висит что-то красное. В той версии «Преданий», которая без картинок, есть подходящий по смыслу рассказ, о нём мы скажем чуть ниже.


В версии XIII в. после преданий об основании храма следуют тридцать три коротких рассказа – по числу обличий Каннон, перечисленных в «Лотосовой сутре». Во многом эти истории похожи на поучительные рассказы сэцува. Из них две трети (с первого по двадцать второй) повествуют о том, как Каннон помогает людям в земной жизни. Рассказы расположены в хронологическом порядке от IX в. до начала XIII в. И ещё одиннадцать рассказов посвящены тем подвижникам, кому Каннон помог возродиться в Чистой земле; повествователь возвращается к событиям IX в. и снова движется по хронологии до конца XII в. Перед нами история храма – но изложенная не подряд, а в виде отдельных эпизодов, причём рассказана она дважды, с двух точек зрения: храм как место для молений о «пользе и выгоде в этом мире» и как место приготовления к будущей жизни.
Большинство рассказов построено по одной схеме: герой исполняет в храме некую должность, либо приходит в храм как паломник, либо каким-то ещё способом «завязывает связь» с Каннон, и бодхисаттва помогает ему. Эта схема обычна для рассказов о чудесах будд, бодхисаттв и богов в других памятниках, включая сборники сэцува. Связь не обязательно завязывается от праведных дел: так, в рассказах 5-м, 19-м и 23-м говорится о дурных храмовых служителях, а в рассказе 17-м о наместнике края Кии, учинившем разорение храма; милосердный бодхисаттва помогает им осознать и исправить их ошибки.
Если сопоставить «Предания храма Кокава» с другими японскими текстами о бодхисаттве Каннон, можно заметить несколько особенностей в подборе сюжетов:
Исцеление здесь есть: от слепоты и других недугов, которые помрачают чувства (рассказы 7-й, 14-й, 17-й, 22-й). Такие рассказы есть и в «Японских легендах о чудесах» (日本霊異記, «Нихон рё:ики», VIII–IX вв.), и в «Собрании стародавних повестей» (今昔物語集, «Кондзяку моногатари-сю:», XII в.), и во многих других собраниях вплоть до «Чудес Каннон» XIX в.
Спасение от разбойников есть (рассказ 1-й), от притеснений властей тоже (17-й). Эта тема тоже постоянная во всех сборниках, она восходит к «Лотосовой сутре». При этом в «Кокавадэра-энги» нет мотива «подмены тела», мигавари, – когда человек остаётся невредим в руках убийц или палачей, а раны вместо него получает статуя (в «Кондзяку» в разделе о Каннон таких рассказов три).
Избавления от бедности, о котором так много говорится в «Кондзяку» (целых восемь рассказов) в «Преданиях Кокава» нет совсем. Правда, один рассказ (3-й) воспроизводит широко известный сюжет об обретении срочно надобных вещей: человеку нужно устроить пир, а запаса еды нет и срочно добыть еду невозможно; вдруг его близкие присылают ему припасы, а потом выясняется, что эти люди ни о чём не знали, а помощь пришла от Каннон. Такие рассказы есть и в «Нихон рё:ики», и в «Кондзяку». Но любопытно, кто получает такую помощь в наших преданиях. Это жена Аривара-но Нарихиры. О множестве дам, влюблённых в этого блестящего кавалера и поэта, говорится в «Повести из Исэ» и всевозможных сочинениях по мотивам этой книги. А вот жена Нарихиры как-то мало кого занимает. Здесь же она появляется как глубоко благочестивая женщина. Нарихире приходит очередь устраивать пир при дворе, а поэт, хотя и знаменит, но небогат: ни на еду, ни на напитки средств в доме нет. Раз так, Нарихира решает уволиться со службы, принять монашество, и отбывает во дворец проститься с государем. Жена, как обычно, садится читать «Лотосовую сутру», но слёзы застилают ей глаза – и тут приходит посыльный с кушаньями и всем надобным для пира. Госпожа спрашивает, откуда он, отрок отвечает: из храма Кокава. Получив в награду красные шаровары, он весело прощается – но не насовсем! – и уходит. А после пира Нарихира вместе с женой отправляются в храм и видят те самые штаны, перекинутые через плечо изваяния.
Надо сказать, Нарихира – первая, но не единственная знаменитость среди прихожан храма Кокава. В «Преданиях» дальше появляются отрекшиеся государи Кадзан и Госиракава, канцлер Фудзивара-но Ёримити и его сановные потомки, несколько известных праведностью монахов, в том числе тот Какутю из храма Миидэра, в чьём жизнеописании дан первый достоверный отчёт о паломничестве по тридцати трём святыням Каннон.
В «Кондзяку» и в других японских рассказах Каннон очень часто устраивает браки и помогает рождению долгожданного дитяти. В храме Кокава такие чудеса не отмечены, зато немало говорится о детско-родительских связях. Дело не сводится к тому, когда родители молятся об исцелении дочери или сына (как во введении и в рассказах 7-м, 14-м, 17-м). Каннон помогает подкидышу, воспитанному в храме, найти отца и мать (рассказ 8-й); монах узнаёт о посмертной судьбе покойной матери (рассказ 15-й); обычай посещать храм Кокава объединяет разные поколения семьи Фудзивара (рассказ 10-й).
Вообще в Кокава бодхисаттва Каннон часто выступает как учитель, сообщает людям некие знания: о прежних и будущих рождениях и в целом о причинах тех или иных событий в их жизни. Сюда же можно отнести рассказы, где объясняется, почему храм владеет таким-то имуществом. Во всех таких случаях речь идёт об энги в философском смысле слова: о причинно-следственных связях, знание которых ведёт к освобождению. Когда в тексте «Преданий…» бодхисаттва Каннон проясняет эти связи, его милосердие распространяется не только на героя рассказа, но и на читателя.
В «Преданиях храма Кокава» не звучит ещё один мотив, восходящий к «Лотосовой сутре» и постоянный в рассказах о Каннон: мотив спасения на водах, помощи в морском путешествии. Это можно объяснить тем, что храм стоит далеко от моря, хотя и говорится, что до Кокава докатываются волны от острова Фудараку 補陀落 (санскр. Поталака) – счастливого острова в дальнем море, где Каннон даёт приют своим верным почитателям. Правда, храм Хасэдэра тоже далёк от морских берегов, но в его преданиях «морская» тема встречается. Кроме того, и в «Кондзяку», и ещё в некоторых источниках бодхисаттва из Японии через море помогает жителям Кореи, так что вера в Каннон объединяет людей разных стран, открывает Японию большому миру (такой рассказ в нашей серии по тридцати трём храмам ещё будет). В «Кокавадэра-энги» рассказ 15-й можно толковать или в этом же смысле, или в противоположном. Здесь монах молится о том, чтобы узнать, где возродилась его мать после смерти и в вещем сне узнаёт, что родилась она в стране «Солнечной шелковицы» 扶桑, Фусо:. Вообще Фусо: – это книжное название Японии, и монах огорчается: значит, матушка моя не вышла из круговорота перерождений. Но таинственный его собеседник (на сама деле это Тысячерукий) объясняет: не печалься, на самом деле это Чистая земля будды Амиды. Ведь знак «шелковица» пишется как «четырежды десять и восемь». Итак, матушка твоя родилась в Чистой земле близ того, кто дал сорок восемь обетов (то есть близ Амиды).

Как из знака «шелковица» получается «сорок восемь».

Отсюда следует отождествление Японии с Чистой землёй, в духе учения школы Тэндай об «исконной просветлённости»: нет просветления отдельно от помрачения, нет рая отдельно от нашего мира. Это может означать размыкание привычных границ: Япония – не дальняя страна на восточном краю населённого мира (что подразумевается названием Фусо:), а часть единого мироздания, где все люди, как в раю, лишь тем и заняты, что славят будду и готовятся к окончательному освобождению. Или наоборот, границы замыкаются: если кроме Японии нет иного рая, значит, о других странах и мирах можно не думать вовсе.
Если рассматривать эти сюжеты, то «Кокавадэра-энги» выглядит как небольшой тематический сборник сэцува. Однако в череде рассказов то и дело встречаются отклонения в сторону другой сюжетной схемы, где некие блага получает не герой, а сам храм: расширяются его земельные угодья, строятся новые здания, пополняется собрание книг и т.д. Так, в рассказе 13-м храм приобретает дерево для сада. Герой, нашедший редкую вишню с махровыми цветами, колеблется, к которому из храмов или святилищ её пересадить, и бодхисаттва Каннон сам предлагает: неси деревце ко мне, а я буду защищать тебя и твоих потомков. Когда рассказ строится по такой схеме, это возвращает нас к жанру энги в узком смысле слова: к обоснованию прав общины на те или иные ценности. Подобных рассказов в «Кокавадэра-энги» 17 из 33. Правда, самые драгоценные сокровища храма Кокава, реликвии времён его основания, здесь впервые перечислены в рассказе 5-м в сообщении о пожаре, когда все они были утрачены. Разумеется, две схемы могут и даже должны совмещаться: храм получает пожертвование, жертвователь – помощь, в этом и состоит правильный ход событий.
И на наш взгляд, схему энги можно выделить в том числе и в тех рассказах, где нет речи о каких-либо осязаемых дарах храму и даже о подношениях невещественных, вроде песен вака или чтении сутр. С каждым новым паломником храм расширяет сеть своих связей – с соседями в краю Кии, с землями Ямато, Кавати, Идзуми, с другими храмами, со столицей и даже с дальним краем Муцу. Эти связи составляют главное богатство общины – и что примечательно, ими она может поделиться. Ведь, посещая храм Кокава или хотя бы слушая проповедь или читая свиток энги, люди приобщаются к этим связям. Через общую веру в Каннон благочестивый читатель «Преданий…» оказывается связан и с семьёй Фудзивара, и с государями-монахами и их окружением, с храмом Миидэра, с горами Коя и Кумано, с бодхисаттвой Гёки, с традицией «родных песен», которую здесь представляют Аривара-но Нарихира, государь Кадзан и другие поэты вака. И даже со страной Японией он обновляет связь, узнав тайну её названия.
Вот для примера несколько рассказов о храме Кокава.

Рассказ 4. Монах Рёсин узнаёт о связи между храмом и полями Кокава

Монах Рёсин жил в краю Ямато в уезде Ути, в месте под названием Оотори, в молельне Аиин. В краю Кии в уезде Ито в месте, что зовётся Суда, есть ступенчатые поля в три уровня. Они зовутся полями Кокава. Осенью в шестой год Камбё [894 г.] хозяин тех угодий ночью охранял поля от потравы. Ночью кто-то явился жать рис. Хозяин выстрелил и попал, засверкал свет. Хозяин удивился, присмотрелся, кто там, и увидал коня тростниковой масти. Когда рассвело, он тщательно осмотрел то место – и похоже было, будто колосья жал человек. И точно так же всё повторилось и на следующий год, и на третий. Хозяин опасался дурного и пригласил Рёсина совершить моление.
Рёсин решил посмотреть, что на самом деле происходит, и стал стеречь по ночам. И вот, в одну из ночей молодой монашек, одетый в чёрное, явился, сжал два снопа и направился восвояси. Рёсин пошёл за ним, и к рассвету они дошли до управы Коя. Монашек направился в храм Кокава и вошёл в главный зал. Рёсин стал расспрашивать о нём у монахов, постоянных насельников нашего храма. Монахи удивились, стали отворять все двери – и нашли два снопа риса перед занавесями главного зала. Рёсин подумал: непостижимо! – затворился в храме и стал молиться о связи причин. Во сне ему явился давешний монашек и сказал:
– Я Великий Воевода, Великий Милосердный. А ты подвижник Истинных слов. Поэтому я явил тебе свой облик и дам указание словами. Я тот, кто пестует людей здешнего края. В этом храме я обитаю уже долгие годы. То поле – лишь один цубо здешней земли. Поэтому скажи хозяину сжать его для меня. Не так уж ценен этот рис, но мне он нужен, чтобы пестовать людей этого края.
Рёсин проснулся, залился слезами и пустился в обратный путь. После этого хозяин передал то поле во владение нашему храму.
_______________
Рассказ объясняет, как террасные поля в местности Суда 隅田 оказались во владении храма Кокава. О монахе по имени Рё:син 良心, как и о молельне Аиин 阿逸院 в уезде Ути 宇智, кроме этой истории ничего не известно; судя по названию, в молельне чтили будущего будду Мироку (Аи, санскр. Аджита, – одно из его имён).
Конь «тростниковой масти» 葦毛, ёсигэ, — серый или серый в яблоках. Выражение «молиться о связи причин» 因縁を祈念す, иннэн-о кинэн-су, может пониматься двояко: 1) молиться, чтобы понять причины происходящего; 2) молиться, чтобы завязать связь со Внимающим Звукам. Великий Воевода, Великий Милосердный 大悲大将, Дайхи-Дайсё:, – величание бодхисаттвы Каннон. «Подвижник Истинных слов» 真言の行者, Сингон-но гё:дзя, – знаток «тайного учения». Слова бодхисаттвы «пестую людей здешнего края», кокутю:-но хито-о хагукуму, могут относиться и к краю Кии, и к стране Японии в целом. Цубо 坪 – мера площади, около 3,31 кв.м.

Рассказ 8. Настоятель Рюкаку получает указание, как найти родителей



Рюкаку был сыном старшего монаха Эйкаку – келейного служителя общинного старейшины Какуэна, главы храма Ондзёдзи. Этот Рюкаку родился в годы Тёгэн [1028–1037 гг.] и всё никак не подавал голоса. Люди хулили его, говоря: если младенец не кричит, жизнь его будет краткой. И раз так, его по обычаю решили оставить на склоне холма Киёмидзу. Там его подобрал монах храма Киёмидзу по имени Югэн и вырастил.

Когда стал взрослым, он поселился в Южной столице и стал зваться настоятелем Рюкаку. Однажды он отправился в край Кии проведать имение Киномото, а потом побывал как паломник в нашем храме, молился перед буддой и высказал своё желание:

– Хочу, о Великий Мудрец, Внимающий Звукам Мира, чтобы ты показал мне лица моих родителей!.

И тут же во сне ему было указано:

– Отец твой – келейный служитель общинного старейшины Какуэна, главы храма Миидэра, а зовут его старшим монахом Эйкаку. Он живёт в палатах Исида. Мать твоя – племянница Сэйсю, величаемого Мостом Закона, распорядителя святилища Явата. Она живёт в Ивасимидзу.

Проснувшись, Рюкаку посетил оба этих места и встретился с родителями.
_____________
О монахе Рю:каку 隆覚кроме этой истории ничего не известно. Его отец Эйкаку 永覚 назван «келейным служителем» 坊人, бо:нин, то есть помощником знаменитого монаха XI в. Какуэна 覚円 (1031–1098), «общинного старейшины» 僧正, со:дзё:, то есть одного из глав всей японской монашеской общины. Какуэн был сыном Фудзивара-но Ёримити 藤原頼通 (992–1074), регента и канцлера при государях Гоитидзё:, Госудзаку и Горэйдзэе. Какуэн возглавлял храм Ондзё:дзи 恩城寺 (Миидэра 三井寺) в окрестностях Столицы, один из наиболее могущественных храмов Японии. Будучи монахом, Эйкаку вступил в любовную связь с женщиной из семьи распорядителя другого влиятельного храма и прижил от неё дитя; в XI в. в Японии такое поведение монаха не считалось необычным.
Храм Киёмидзудэра 清水寺 на восточной окраине столицы стоит на склоне высокого холма. Как и храм Миидэра, Киёмидзудэра входит в число главных японских святынь бодхисаттвы Каннон. Обычай оставлять младенцев на склоне холма Киёмидзу известен и по другим источникам. Поместье Киномото 木本 в краю Кии принадлежало храму То:дайдзи 東大寺, самому крупному храму города Нара. «Великий Святой» 大聖, Дайсэй, – одно из величаний Каннон.
Исида 石田 – имение семьи Фудзивара в местности Ооцу поблизости от храма Миидэра; Какуэн мог гостить там у своих родичей-мирян. Имя деда Рюкаку с материнской стороны – Сэйсю: 清秀, его должность — распорядитель храма-святилища Явата-но мия (иначе Хатимангу: 八幡宮) в Ивасимидзу 石清水 в окрестностях Столицы, где почитали бога-бодхисаттву Хатимана, защитника государева рода и всей страны.

Рассказ 23. Распорядитель Эннё смотрит на запретное тело будды и всё же возрождается в Чистой земле

Эннё был сыном и наследником распорядителя Онги, носившего звание Мост Закона, третьим распорядителем нашего храма. Около третьего года Нинна [887 г.] он захотел взглянуть на нашего главного почитаемого. Мирской распорядитель, наместник края Идзуми Оотомо-но Садамунэ сказал ему:
– Как гласит надпись государя Конина, наследник основателя нашего храма, чиновник верхней ступени полного шестого ранга Оотомо-но Фунануси устроил для священного тела шестиугольный закрытый помост, со всех сторон окружил его занавесями и обо всём подробно доложил ко двору. А к прибытию государя были вывешены семислойные занавеси. С тех пор никто за них просто так не заглядывает. Дозволено лишь вдыхать чудесное благоухание и видеть ясный свет.
Эннё возразил:
– Я потомок основателя храма! Наследственный распорядитель! Даже если я прямо взгляну и увижу священное тело, чего мне бояться?
И тут же опустился на колени перед занавесями и сказал:
– О почитаемый, сам собою явившийся в мир, Внимающий Свободно! Даруй уловку на пользу живому, исполни то, чего я хочу в глубине сердца!
Отодвинул занавесь и посмотрел. Садамунэ снаружи спросил:
– И что?
– Мирно сидит, – только и сказал Эннё. И упал замертво.
Хотя потом он очнулся, но ослеп и не мог пошевелить руками. Жизнь ему стала немила. Шло время, Эннё в досаде на Внимающего Звукам говорил:
– Светлые боги, следы-отпечатки будд, в здешней жизни насылают тяжкие кары. Но неужто таково милосердие исконных ступеней, великих подвижников?
И во сне ему было явлено указание:
— Ты обычный человек. Я тело будды. Как если бы незрячий человек взглянул на солнце и не увидел света – так же и тут. Не досадуй на меня!
Проснувшись, Эннё сказал:
– Хотя эта жизнь моя и прошла напрасно, в будущей жизни я увижу будду, услышу Закон!
И снова ему было явлено указание:
– Когда в сердце своём недоволен обоими веками, нынешним и будущим, то причиной тому – грехи-помехи, что не имеют начала. Предайся подвижничеству Цветка Закона, исполни правила покаяния, памятуй об Амиде и следуй стремлению возродиться в Чистой земле!
Эннё послушался. Заказал переписать сутру Собственного Закона Будды, поместил свитки в северо-восточном углу главного зала, памятовал об Амиде и молился о возрождении в стране Высшей Радости. Прошло около десяти дней, и он понял, что смерть близка. Оба глаза его стали видеть, как раньше, все чувства прояснились. «Если думать о Внимающем Звукам Мира, это не будет втуне, так как он может избавить от всех страданий», – прочёл Эннё вслух, с великим почтением памятуя о Законе Будды, сел прямо, обратился лицом к западу и так скончался. Когда его хоронили, у могилы того, кто чтил сутру Собственного Закона Будды, собрались багряные облака и засиял драгоценный свет – так говорят. А ещё в годы Эйхо [1081–1084 гг.] святой мудрец Кёкай, его ученик Хокай, а с ними всё руководство нашего храма, настоятель, его помощники и прочие видели, как над могилой Эннё поднимаются багряные облака.
______________
Хотя в тех же «Преданиях» вначале говорится, как основатели храма смотрели на изваяние Тысячерукого, здесь оно причисляется к «сокрытым буддам» 秘仏, хибуцу, на которых запрещено смотреть вообще или кроме особых редких случаев. Распорядитель-монах и мирской распорядитель расходятся в том, на кого из храмовых служителей распространяется запрет. Государь Ко:нин 光仁 правил в 770–781 гг. «Закрытый помост» 帳台, тё:тай, – возвышение внутри храмового зала со столбами по углам и решетчатым верхом; на него вешают занавеси.
Эннё, упрекая Внимающего Звукам, говорит, что карать за нарушения запретов свойственно богам ками, но не бодхисаттвам. При этом он соотносит бодхисаттв с богами как «исконные ступени» 本地, хондзи, с «отпечатками-следами» 垂迹, суйдзяку, то есть мыслит богов как воплощения бодхисаттв.
«Сутра Собственного Закона Будды» 如法経, Нёбо:кё:, здесь – «Лотосовая сутра», она же «Цветок Закона». Перед смертью Эннё читает строки из этой сутры, которые по сути оправдывают его дерзкий поступок. В переводе А.Н. Игнатовича эти строки звучат так: «Если тот, кто услышит его имя, а также увидит его тело, будет думать о Внимающем Звукам Мира, это не будет втуне, так как Внимающий Звукам Мира может избавить живые существа от всех страданий» (ТСД 9, № 262, 57c).
Кё:кай 教懐 (1001–1093) долгие годы был монахом храма Кофукудзи, но в возрасте около 70 лет ушёл на гору Коя и ещё более двадцати лет провёл в странствиях, прославился как подвижник Чистой земли.

Рассказ 24. Учитель таинств Дзэнни желает царского сана, но оставляет это желание и обретает плод будды

Учитель таинств Дзэнни был учеником Дзиндзэна, главы школы Тэндай, исполнявшего обязанности общинного старейшины. В годы Канна [985–987 гг.] из-за раздоров Дзэнни покинул гору, где жил, и отправился через всю страну в край Муцу. Он обладал чудесной силой, и когда обращался к больному, тот сразу исцелялся, а когда молился за бедняка, тот вскоре наживал богатство. Между тем, все желания Дзэнни были нацелены на одно: обрести такие подвижнические заслуги, что позволяют в нынешнем теле возвыситься до царского сана. Он расспрашивал о храмах и святилищах, славных чудесами: где какие чудесные образы изваяны из дерева или нарисованы на свитках, какие есть отпечатки следов, чудесные подобия. И вот он задумал поклониться живому телу Внимающего Звукам в храме Кокава, ушёл из края Муцу и направился в наш храм. И прибыл к нам, и совершил поклонение. Во сне ему явился чудесный отрок и молвил:
– Чтобы возвыситься до царского сана, нужна сила десяти благих дел. В нынешнем теле её обрести невозможно. Если в этом рождении будешь держаться десяти благих дел, то я соединю свои силы с твоими, и в будущей жизни ты станешь правителем небольшой страны.
Проснувшись, Дзэнни сказал:
– Если не поможешь исполнить мое давнее желание, значит, напрасно тебя зовут Великим Милосердным!
Чудесный отрок снова явился ему и молвил так:

У кого настолько
Страстное сердце,
Тот упадёт
На дно огненного ада!
Услышь это!

Дзэнни отозвался:
– Если в нынешней жизни мне нельзя достичь царского сана, для которого нужны десять благих дел, тогда помоги мне в будущей жизни свидетельствовать, что я обрёл плод святости, стал буддой с десятью именами!
Чудесный отрок отвечал:
– Ты подвижник Истинных слов. Если не будешь лениться, исполняя тройное таинство, то можно не сомневаться: десять имён ты обретёшь.
Тогда Дзэнни построил себе хижину на холмах Оохары и там предался подвижничеству пяти видов, в шесть сроков возглашал имя будды. Весной третьего года Канко [1006 г.] он устами произнёс звук А, сложил руки в знак сосредоточения – и прямо на месте молитвы испустил дух и закрыл глаза.
___________
Дзиндзэн 尋禅 (943–990), десятый сын Правого сановника Фудзивара-но Моросукэ, был главой школы Тэндай. Его ученик Дзэнни 禅意 покинул гору Хиэй, где находились главные храмы школы Тэндай, вероятно, из-за раздоров между этими храмами и храмом Миидэра. Чтобы в будущей жизни возродиться государем, надо: не убивать, не воровать, не распутничать, не лгать, не злословить, не лицемерить, не пустословить, не жадничать, не гневаться, не склоняться к дурным учениям — и главное, не поощрять ко всем этим грехам других людей (это и называется «десятью благими делами»). «Десять имён» – десять величаний любого будды: Пришедший своим путём, Почитаемый в веках и др. «Тройное таинство» 三密, саммицу, – таинство тела, речи и мысли: подвижник уподобляется одному из будд, приняв соответствующую позу, произнося мантру и сосредоточившись мыслями на образе этого будды. «Пять видов» подвижничества различаются в учении «Истинных слов», Сингон: это пять ступеней от первого пробуждения сердца до полного просветления. «Шесть сроков» – равные промежутки по четыре часа, на которые делятся сутки. «Знак А» – первое и самое простое из «истинных слов», они же мантры, соответствует вселенскому будде (ибо природа будды так же присутствует повсюду, как звук «а» во всех слогах). «Знак сосредоточения» 定印, дзё:ин – положение рук, соответствующее здесь мантре «А»: подвижник сидит в «позе лотоса», локти опираются на колени, правая ладонь лежит на левой ступне и развёрнута вверх, левая ладонь – поверх правой, большие пальцы подняты и соприкасаются.

Via

Для японского города, особенно при старинной деревянно-бумажной застройке, пожар — один из главных кошмаров. Огромный город вроде Эдо вполне мог выгореть от «копеечной свечки» — и не раз выгорал. Землетрясения, даже небольшие, тоже обычно сопровождались пожарами. Так что в Японии рано появились пожарные команды, и пожарниками восхищались и любовались даже больше, чем в Европе. Конечно, они попадали и на сцену Кабуки, причём обычно в героических ролях. Мы уже писали об эдоских пожарных, например, тут.
В играх-сугороку без них тоже не обошлось…

Вот сугороку ещё позднетокугавских времён, 1865 года. Называется оно просто «Первая игра для детей в Новом году» (子供遊出始双六, «Кодомо асоби дэхадзимэ сугороку»), а сочинил и нарисовал её молодой ещё Цукиока Ёситоси.
Внизу — парад пожарных бригад Эдо с их замысловатыми штандартами.


А вверху пожарные балансируют на своих лестницах.



Игроки передвигают фишки по ступенькам, а с лестницы на лестницу перебираются, похоже, по самим пожарным.


Минуло ни много ни мало семь десятков лет…

В 1935 году отделение «Общества пропаганды идей пожарной безопасности Великой Японии» (大日本防火思想振興會　«Дай Ниппон бо:ка сисо: синко:кай») в Нагое тоже выпускает игру на соответствующую тему, со вполне эдоским штандартом пожарной команды на конверте.

Называется игра «Противопожарное сугороку» (防火双六, «Бо:ка сугороку»). Внутри тут уже не только любование ловкими пожарниками, а и собственно «пропаганда идей пожарной безопасности», а на полях — полезные советы, адреса и телефоны пожарных участков и тому подобное.


На начальной клетке — всё те же староэдоские пожарники с акробатикой на лестнице. Но рядом, на первой клетке — уже вполне современная железная пожарная каланча.


Дальше — парад-маскарад «Общества пропаганды», знамя с названием которого несёт слон. Фонари и свечки, спички, сигареты и электричество — всё это может быть пожароопасно! А слон — нет: просто ещё с мэйдзийских времён почему-то роль знаменосца какого-нибудь общества часто отводилась этому персонажу (как, например, здесь).


Уличное устройство для подачи сигнала пожарной тревоги.


«Что делать при пожаре в жилом доме». Шланг и насос желательно там иметь самим жильцам; ну, и звонить пожарникам по указанным на полях игры номерам.


Спички детям не игрушка! Фонари, бенгальские огни и прочие прекрасные вещи могут стать причиной возгорания!

Это уже собственно участок: машины на выезд!


Вся новейшая техника, включая автомобили, аэропланы и дирижабли, брошена на борьбу с огнём.


В старых, деревянных кварталах (а в старину повсюду) приходилось тяжелее. Погорельцы бегут подальше и не мешают пожарным.


А вот юные и взрослые члены добровольной противопожарной дружины и нашего общества (вон мальчик билет предъявляет!) не только не мешают, но могут и помочь пожарным и погорельцам. Потому что обучены!

Старые и новые светильники — на самом деле пожароопасны все они, каждый по-своему.


«Нет пожарам!» Каменная и кирпичная застройка города — лучшая профилактика.


И для сравнения снова — «Как тушили пожары в старину». С этого игра и начиналась.


А этим кончается: счастливое семейство на клетке выигрыша сидит в своём доме в мире и безопасности. Потому что храбрые пожарные и наше Общество пропаганды их берегут!
Ко многим клеткам на игровом поле вполне буквально подходят строки из «Пожара» Маршака, многократно, кстати, переписывавшегося и осовременивавшегося. Но мы уж ограничились заголовком.

Via

(Окончание. Начало тут)

В прошлый раз мы закончили на конном парадном Тоётоми Хидэёси. Сегодня на первой же картинке самый крупный — он же, но главный — другой персонаж.

А дело было так. Охотился Хидэёси жарким летним днём и заехал перевести дух в буддийский храм. Попросил чаю — и сальчик послушник принёс по очереди не одну, а три чашки. Первую — чуть тёплую, вторую — погорячее, третью — совсем горячую. Для прохлады и утоления жажды, стало быть, для запаха и для вкуса. Хидэёси, большой знаток чайного дела, мальчика похвалил, забрал из храма и к себе приблизил как человека умного, чуткого и тонкого. И вырос мальчик в Исиду Мицунари (1559-1600), очень неплохого полководца и лучшего хозяйственника при Хидэёси (когда его назначили управлять главным торговым городом — Сакаи, он за пару лет поднял доход от тамошней торговли втрое!) После смерти Хидэёси Мицунари стал главою одного из двух опекунских советов при его сына; другой совет возглавлял Токугава Иэясу, и в конце концов Исида Мицунари лишился-таки головы.
История про три чашки чая, скорее всего, выдуманная, но приятная и поучительная: всему свой срок и своя последовательность.

Что до его сперва союзника, а потом противника Токугавы Иэясу, то он предстаёт в уже не раз виденном нам положении: когда он мальчиком, сидя на закорках у служилого, командует сражением своих сверстников.

Эту драку изображают на разных картинках немного по-разному; здесь упор не на рукопашную, а на «перестрелку»: мальчишки кидаются камнями.

Като: Киёмаса (1562-1611), ещё один сподвижник и любимец Хидэёси, был в числе других послан покорять Корею. Это было, мягко говоря, не самое удачное предприятие Тоётоми Хидэёси, да и у Киёмасы дела за морем шли неважно (один раз его даже оговорили, отозвали и посадили под стражу, хотя потом вернули обратно — картинку про этот случай мы уже когда-то показывали). Но запомнилось пребывание Киёмасы в Корее прежде всего тем, что он там одолел тигра: в самой Японии такой подвиг совершить тогда было уже куда сложнее — за отсутствием тигров.

Соответственно, и самого Киёмасу охотно сравнивали с тигром — и в положительном смысле (за силу и храбрость), и в отрицательном (за лютость и свирепость). Но здесь перед нами всё же скорее человеческая доблесть, поборающая силы природы.

Картинка номер шестнадцать — к сюжету, уже знакомому нам по «Пятнадцати мальчикам Японии». Там мы видели, как занимается каллиграфией внук Токугавы Иэясу, малолетний Такэтиё, будущий сёгун Токугава Иэмицу (1604–1651). Он был нелюбимым сыном у родителей, которые продвигал в наследники его брата. Верная кормилица нашего героя Касуга добилась, чтобы Такэтиё предстал перед своим великим дедушкой и явил ему свои таланты. Иэясу был впечатлён и решил спор о наследовании в пользу мальчика.


Но в нынешнем сугороку в этой истории главным оказывается не талантливый отрок, а его преданная и пробивная няня, Сайто: Офуку (1579—1643), она же госпожа Касуга. Между прочим, злые языки поговаривали, что Иэмицу — не внук старого Иэясу и вскормленник Офуку, а родной сын их обоих; но это всё же явно лживая сплетня. После того как Иэмицу стал сёгуном, ей было поручено обустройство женской половины в эдоском замке, а в пятьдесят лет она удостоилась чести, редчайшей для женщины её происхождения (она была из семьи простого самурая) — вскормленник представил её императору, и она получила очень высокий придворный ранг (после чего и именовалась по нему — Касуга-но цубонэ). Сохранился её портрет, и на нашей картинке она на него даже немного похожа.

На следующей картинке изображён на ней Ягю: Хида-но-ками Мунэфую (1613-1675), знаменитый мастер боевых искусств, наставник в фехтовании сразу двух сёгунов. Он побеждает вооружённого противника, с ам используя только две соломенные шляпы.


Шляпы эти — не случайный выбор, они изображены на гербе Ягю: (а весь этот род славился фехтовальным мастерством и основал свою школу боя).

Но почему из многочисленных Ягю: в нашу игру попал именно Мунэфую, а не, скажем, его даже более прославленный брат Дзю:бэй или отец Мунэнори? Тому может быть две причины. Во-первых, «Детский клуб» — журнал токийский, а именно при Мунэфую от школы семьи Ягю: окончательно отделилась её эдоская ветвь. Во-вторых (и это более вероятно), имелись хрестоматийные рассказы о том, что в детстве Мунэфцю был слабее и отца, и братьев, но успешно закалил себя многолетними упражнениями, телесными и духовными. Так что перед нами — пример того, что «усердие всё превозмогает».

Насколько мы поняли, тому же посвящена и следующая картинка. На ней — Таникадзэ Кадзиносукэ, великий борец сумо:, живший в XVIII веке и прославившийся не только как исключительно сильный и ловкий мастер (он двадцать один раз завоёвывал самое высшее звание!), но и как добрый человек и хороший товарищ — о нём мы рассказывали вот здесь, ближе к концу.
 

Но на игровом поле Таникадзэ, похоже, тоже выступает примером упорства и неустанных упражнений: как Милон Кротонский ежедневно носил на плечах телёнка, а тот постепенно вырос в быка, так и наш сумоист в юности ежедневно ворочал всё более тяжкие камни. Однако может быть, перед нами иллюстрация и к какой-то ещё байке о Таникадзэ — их много, его очень любили. Если кто знает, подскажите!

В той же мэйдзийской серии гравюр про «решительных людей», что Таникадзэ, мы встречали и следующего персонажа. Ханава Хокиити (1746-1821 ослеп в семь лет, но тем не менее всю жизнь (на слух и по памяти) изучал литературу, медицину, право, историю и много в том преуспел. Им было составлено самое большое в Японии собрание старинных документов — почти три тысячи свитков. Был он и выдающимся преподавателем — и именно этой его деятельности и посвящена наша картинка (и гравюра в «Решительных людях»).

Однажды Хокиити занимался с несколькими школярами, читал лекцию про «Повесть о Гэндзи». Учеников в этот раз набралось немного, все уместились в небольшой комнате, освещаемой единственной лампой. Сквозняк задул светильник, слепой Хокиити этого не заметил и спокойно продолжал читать. Ученики попросили: «Погодите, погодите! Лампа погасла, нам не видно ни книг, ни тетрадей, сейчас мы снова зажжём огонь и можно будет продолжать!» Наставник с улыбкой ответил: «Вот как неудобно зависеть от видимого глазами света, без него вы сразу оказываетесь слепы! А вот наша внутренняя просвещённость всегда с нами!» И продолжил читать лекцию.
Как и на многих других клетках нашей игры, здесь художник попытался передать внешность героя, опираясь на сохранившийся портрет Хокиити.

И Ханава Хокиити, и Таникадзэ прославились давно и на гравюрах были персонажами привычными. А вот следующий герой нашей игры — нет, наоборот, его имя десятилетиями было если не запретным, то нежелательным для упоминания. Это художник Ватанабэ Кадзан (1793-1841), о котором мы недавно подробно рассказывали. Нищий служилый самурай, он одним из первых осознал слабость сёгунской Японии перед лицом Запада, предупреждал об этом токугавское правительство — а в итоге был обвинён в сеянии паники и едва ли не в шпионаже, попал в опалу, и в конце концов его довели до самоубийства. Только при Мэйдзи прозорливость Кадзана оценили и он был реабилитирован.


Но на нашей картинке — эпизод из его детства, описанный Кадзаном в его автобиографии. В двенадцать лет у моста Нихонбаси в Эдо будущий художник столкнулся с пышным шествием — в окружении свиты и охраны ехал его ровесник, князь Бидзэн. Юный Кадзан почувствовал горечь: этот мальчик в носилках не старше его самого, тоже ничего ещё толком не совершил, а род Ватанабэ, если уж говорить о предках, даже гораздо древнее и славнее — так почему же князь окружён почётом и роскошью, а он, Кадзан, представитель такого же воинского сословия, мыкает горе в отчаянной бедности? Пока он размышлял о несправедливости мира, один из охранников грубо оттолкнул его с дороги — и эту обиду Кадзан не забыл до смерти.
Надо сказать, что автобиография Кадзана — это больше публицистика, чем воспоминания, и неточностей там много. На самом деле, например, князь Бидзэн в ту пору был не его сверстником, а вдвое старше. Но всё равно этот случай был хорошим примером несправедливого неравенства (ведь в будущем Кадзан и впрямь оказался куда более талантливым и достойным человеком чем этот князь), и хотя изображался редко, но в наше сугороку попал — наряду с другими не самыми частыми примерами.

Насколько редко появлялся на картинках Кадзан, настолько навяз уже в зубах всем школьникам следующий персонаж — Ниномия Киндзиро:, будущий Ниномия Сонтоку (1787–1856).


Нищий батрачонок, он усердно учился (и обычно изображается именно вот так — с вязанкой хвороста и книжкой) и в конце концов стал учёным агрономом, философом, чиновником и основателем сельскохозяйственных кооперативов — при Мэйдзи и позже ему даже святилища воздвигали!. В Японии Киндзиро: — такой же символ юного крестьянского самородка с неуёмной жаждой знаний, как у нас Ломоносов. Мы уже встречали его, например, в «Пятнадцати мальчиках Японии», хоть там он и без вязанки.

Там же с ним соседствовал и Сайго: Такамори (1827-1877), самурай из Сацумы, был одним из самых видных деятелей антисёгунского движения и раннего Мэйдзи, одним из «Троих великих героев Реставрации». О нём мы подробнее писали здесь. Принципиальный и последовательный, он стал примером мужества даже несмотря на то, что кончил мятежом против мэйдзийского правительства.


В нашем сугороку вообще хватает «оппозиционеров», начиная с Нитирэна. Но Такамори досталась не самая выразительная картинка — такой же скучноватый конный портрет, как у Хидэёси…

На последнем, двадцать третьем из нумерованных полей, генерал Ноги Марэсукэ (1849—1912) принимает капитуляцию Порт-Артура во время русско-японской войны.
 

Вид у него серьёзный и торжественный, но невесёлый: Ноги считал себя виноватым в огромных потерях японской армии при осаде Порт-Артура и просил потом у государя Мэйдзи разрешения на самоубийство в знак раскаяния. Мэйдзи строго-настрого запретил своему любимцу кончать с собою — по крайней мере пока он, Мэйдзи, жив. Ноги повиновался в точности — и зарезался почти сразу после смерти Мэйдзи. А в промежутке между войной и смертью он, помимо прочего, основал японское скаутское движение — с которым «Детский клуб» был тесно связан.

И, наконец, клетка выигрыша. На ней — адмирал То:го: Хэйхатиро: (1848—1934). Он был сверстником генерала Ноги, его соратником в пору русско-японской войны (только на море, а не на суше), после смерти Ноги стал его преемником как воспитатель принца Хирохито (который в пору выхода нашего сугороку уже стал императором Сё:ва). То:го: Япония была во многом обязана своим военным флотом — и на картинке мы видим старого адмирала на палубе боевогог корабля.


Почему именно ему досталась последняя, особенно почётная клетка игры? То:го: прожил долгую жизнь — начинал воевать он ещё в гражданской войне в пору Реставрации, а умер — можно сказать, только что, за несколько месяцев до выхода номера журнала с этим сугороку (и в журнале, конечно, по этому поводу о нём много писали в этот год). Для школьников-читателей этот старый адмирал был одновременно и свидетелем и участником легендарного прошлого — и современником, которого они вполне успели застать. Примерно как Будённый для советских школьников моего поколения…

В целом, однако, сугороку получилось очень любопытное: с самыми расхожими персонажами исторических гравюр и игр соседствуют довольно редкие, с образцами вознаграждённой преданности властям чередуются и мятежники со смутьянами, и люди преданные, но властью жестоко обиженные (как Сугавара-но Митидзанэ или Ватанабэ Кадзан), представлены, в общем, все сословия… И то и дело идёт отсылка к главной теме: «не убивай, если можешь не убивать». Для сугороку и вообще печатной продукции тех лет это очень редкая — и очень достойная тема.
Интересно, кто составлял «сценарий» этой игры. Но имена художников мы нашли, а автора — нет.

Via

Игры сугороку рисовались по-разному. Иногда сюжет сочинял автор, а рисунки делал художник; иногда это было одно лицо; а часто, особенно когда приходилось торопиться с выпуском игры к новому году, брали готовые картинки со старых и новых гравюр и объединяли их на одном игровом поле. Нередко издательский штатный художник причёсывал их в едином стиле. Чаще всего так поступали в сугороку на исторические темы или про «знаменитые виды». Сегодня мы посмотрим одно такое историческое сугороку 1935 года — приложение к журналу «Детский клуб» (幼年倶楽部, «Ё:нэн курабу»). Составитель его неизвестен, а картинки — с гравюр полутора десятков художников, в основном современных: это Икава Сэнгай, Исии Тэкисуй, Баба Сяти, Отакэ Коккан, Ямагава Эйга, Садаката Ё:кэй и другие. Называется игра «Сугороку успехов» (出世双六, «Сюссэ сугороку»), по-русски это что-то вроде «Наши достижения» — примеры достойных людей и деяний из японской истории. Некоторые персонажи будут нам знакомы по множеству других гравюр (и по этому живому журналу), а некоторые — довольно неожиданны.



На начальной клетке, — герой из глубокой древности. Это Саканоуэ-но Тамурамаро: (758-811), потомственный порубежный воевода, храбро сражавшийся с «северными дикарями» эмиси в земле Муцу; война эта тогда казалась бесконечной.

Воевать он начал ещё подростком при своём отце Каритамаро: и прославился не только как доблестный воин, но и как исключительно порядочный человек. Например, он едва не поссорился с двором, когда в Столице казнили двух вождей эмиси, которых Тамурамаро: прислал туда для переговоров, поручившись за их безопасность. На Севере Тамурамаро: воевал успешнее своих предшественников, но тут в Столице сменился курс, Фудзивары заявили, что народ устал от непосильных тягот, что войны и строительство разоряют страну — и наступление на Север было свёрнуто. А когда и Тамуратаро: припрягли к подавлению очередной близстоличной смуты, он поставил условие: державу он охотно спасёт, но только если ему в помощь пришлют всех его старых товарищей по северным войнам, которые сейчас в опале или в заточении (по обвинению в другом заговоре). И своего добился! В общем, образцовый герой колониальный войн — пример очень ко времени. (Доспех на картинке у него явно из более поздних времён, но уж что поделать…)

Дальше пошли клетки нумерованные. Первый — каллиграф Оно-но То:фу (Х век), учившийся упорству у лягушки. Его мы уже встречали не раз.


Дальше — его старший современник, поэт, учёный и тоже каллиграф Сугавара-но Митидзанэ (845—903). На вершине успехов он был оговорён врагами и угодил в опалу, его отправили с сильным понижением служить на остров Кюсю, где он с горя и умер.


На нашей картинке Митидзанэ печально рассматривает перед этой ссылкой пожалованные ему когда-то государем почётные одеяния — а теперь новый государь от него отвернулся и гневается. Сцена эта изображалась довольно часто, но далеко не всегда герой на ней выглядит таким стариком — каким он в действительности в ту пору и был. После смерти его доброе имя было восстановлено, и Митидзанэ даже обожествили, его почитают в качестве покровителя наук и образования — так что в сугороку для школьников он более чем уместен.

На следующем поле — жившая через сто с небольшим лет Мурасаки-сикибу, самая знаменитая японская писательница, сочинившая «Повесть о Гэндзи». И первая (но не последняя!) женщина в нашей игре.

«Детский клуб», в отличие от многих других тогдашних журналов, предназначался и для мальчиков, и для девочек сразу.

Проходит ещё сто лет, и перед нами — Минамото-но Ёсииэ (1041—1108) по прозвищу «Хатиманов сын», герой двух междоусобных войн на севере, в земле Муцу, против мятежного рода Абэ. Подробно о нём можно почитать в «Сказании о земле Муцу», а мы уже сталкивались с ним в приключенческой пьесе Кабуки «Равнина Адати в краю О:сю:» (奥州安達原 «О:сю: Адати-га-хара»). О нём есть истории и не касающиеся ратных подвигов — например, как он наведывался к любовнице монаха, которую ревнивец держал в окружённой рвом башне («Ёсииэ приходил ночью, когда знал, что монаха нет дома. Он останавливал повозку у внешнего края рва, женщина открывала окно в башне и поднимала занавеску, и Ёсииэ прыгал в окно прямо с оглобли повозки». — «Кокон тё:мондзю»). Или о том, как он отгонял демона от государя Сиракавы.


Но на нашей картинке — другой эпизод из его жизни, вполне военный. Ёсииэ с войском шёл на решающую битву при Канадзава и увидел, как пролетевшая стая гусей начала спускаться на рисовое поле. Вдруг чем-то встревоженные птицы вновь стали подниматься вверх и в беспорядке полетели обратно. Ёсииэ догадался, что среди колосьев укрылись в засаду воины врага, обошёл их с трёх сторон и разгромил. А всё потому, что вовремя вспомнил советы своих старых наставников — берите с него пример, школьники!

На картинке номер пять — Тайра-но Тадамори и тот случай из его жизни, который мы совсем недавно рассказывали здесь.

В многочисленных сугороку с примерами исторических деяний этот случай появляется здесь чуть ли не единственный раз. А он ведь тоже поучителен: не убивать без крайней нужды даже предполагаемого врага, даже оборотня или демона — полезный урок!

Дальше — поединок юного Усивака-мару, он же Минамото-но Ёсицунэ (1159—1189), с разбойным монахом Бэнкэем на мосту Годзё:. Потом они подружатся на всю жизнь. Подробности и другие картинки — здесь.

В отличие от того же боя в сугороку «Пятнадцать мальчиков Японии», здесь задействован мотив из театральной постановки (действо Но: «Флейта в свитке» 笛の巻, «Фуэ-но маки») — Усивака только что сидел на мосту, с головою укрытый покрывалом.

Вообще наша игра уделяет много места войне Минамото и Тайра. Следующая картинка посвящена битве при Ясима (тоже, кстати, попавшей в действо Но:, как, впрочем, и в пьесу Кабуки) — воин Минамото, Мунэтака Ё:ити сбивает стрелою веер, выставленный на вражеском судне в качестве военной хитрости (подробности тут).


Мунэтака, что немаловажно, считался образцом не только меткости, но и скромности.

Минамото победили, был установлен первый сёгунат, наступила эпоха Камакура. И первым её представляет в нашем сугороку монах Нитирэн,подвижник «Лотосовой сутры». Это случай исключительный — монахи вообще в исторических сугороку появляются не часто, а уж такой смутьян, как Нитирэн…


Власти его очень не любили, он перенёс множество гонений и на гравюрах любили изображать, как он чудом спасается от убийц. Но на нашей картинке — это чудо самообладания и красноречия, а не огонь с неба и т.п. А сам Нитирэн даже немного похож на свой портрет, что не обо всех героях сугороку скажешь…

XIII век — это не только время религиозных преобразований, но и пора монгольского нашествия, первой «внешней» войны Японии со времён глубокой древности. Тема тоже созвучная времени издания сугороку. Здесь наш герой — Ко:но Митиари.

Он прославился тем, что со своим отрядом в 1281 году среди бела дня на двух маленьких лодках подошёл к монгольским военным судам. Монголы решили, что японцы плывут сдаваться — а те перепрыгнули на вражеский борт и вступили в бой. Митиари зарубил капитана, захватил в плен монгольского воеводу, поджёг корабль и благополучно ушёл со своими спутниками и пленником на тех же лодочках. (Совсем скоро свастика на щитах врагов окажется на таких картинках уже неуместной…)
А ещё об этом Ко:но Митиари рассказывают, что он повторил деяние подвижника Ку:кая. Тот когда-то изгнал всех лисиц с острова Сикоку, но за несколько веков оборотни осмелели и вновь туда вернулись. Так что пришлось Митиари, тамошнему уроженцу, снова их припугнуть и изгнать. С тех пор лисиц-оборотней на Сикоку и нет — одни барсуки…

И третий камакурский деятель в нашей игре — не монах и не воин, а ремесленник, знаменитый кузнец-оружейник Горо: Масамунэ (1264-1343).


Впрочем, и воины, и монахи с его историей связаны. Воины — понятно как (между прочим, через три сотни лет Токугава Иэясу, заполучив один из клинков этого мастера, сделал его родовым мечом сёгунов Токугава). А монах появляется вот в такой поучительной истории. Состязался как-то Горо: с другим оружейником — Сэнго: Мурамасой; оба выковали по мечу и подставили их под водопад, чтобы проверить их качество. Клинок Мурамасы резал все, что его касалось — проплывающие рыбу и водоросли; а клинок Масамунэ резал только водоросли, а рыбу словно бы отталкивал. Мурамаса заявил: «Мой меч лучше!». Проходивший мимо монах заметил ему: «Ты не прав — хороший меч без нужды живого не убивает. Меч Масамунэ благословен, а твой — проклят; обнажив твой клинок, никто не сможет убрать его в ножны, пока меч не отведает крови — хотя бы собственного владельца». И стало так (в Европе, кстати, была соответствующая легенда про меч Атиллы). В общем, та же мораль, что и с Тадамори: не убивай без необходимости!

Горо: Масамунэ полжизни прожил уже в XIV веке, когда государь Годайго попытался восстановить подлинную императорскую власть (и на время это ему удалось; о Годайго и его сподвижниках и врагах мы много писали). В Японии это крушение первого, камакурского сёгуната рассматривалось как прообраз падения сёгуната последнего, токугавского — и, соответственно, соратники Годайго воспринимались как прообразы деятелей Реставрации Мэйдзи. Самым знаменитым из них стал преданный и доблестный витязь Кусуноки Масасигэ (1294 — 1336), памятники которому к выходу нашего сугороку стояли уже едва ли не в каждом городе. Масасигэ героически погиб за своего государя, а уходя в последний поход, простился со своим одиннадцатилетним сыном Масацурой (тоже уже попадавшемся недавно в «Пятнадцати мальчиках Японии»). Масасигэ передал сыну пожалованный некогда государем меч, велел быть верным Годайго, не ожидая иной награды, кроме гибели, — и ушёл на героическую смерть.

Масацура после гибели отца пытался покончить с собой, но мать его остановила — и он достойно и благородно служил преемнику Годайго, пока не нашёл свой конец в очередной смуте. Ему было всего двадцать два, наша картинка делит его жизнь ровно пополам.

Пятнадцатый век из течения нашего сугороку выпадает полностью, и исторический сюжет сразу перескакивает к объединению Японии в конце XVI — начале XVII веков. Ода Нобунага пропущен, зато Тоётоми Хидэёси красуется на лихом коне, указуя веером в будущее.


На нём и прервёмся — а то ещё пол-игры осталось…

Via

Токийский храм Сибамата Тайсякутэн 柴又帝釈天, он же Дайкё:дзи 題経寺, знаменит на редкость тонкой работой резчиков по дереву. Кроме обычных резных украшений в нём есть десять рельефов на темы «Лотосовой сутры». Созданы они в 1920-х – 1930-х гг., их общее название – 法華経説話彫刻, «Хоккэкё: сэцува тё:коку».


Вот так выглядит здание, на котором эти «резные наставления» расположены. Интересно, что здесь слово сэцува, «поучительный рассказ», применяется не к словесности, а к изобразительному искусству. Но суть та же самая: резчик-рассказчик на свой лад воспроизводит эпизод из сутры, добавляя от себя те подробности, какие ему по душе.
Названия глав и цитату из сутры мы даём в переводе А.Н. Игнатовича.


１. «Поклонение пагоде» 塔供養図, То:куё:-дзу (глава I, «Вступление»).
Монахи и миряне, люди, боги и бодхисаттвы приветствуют Будду. А рядом играет целый оркестр.


２. «Три повозки и горящий дом» 三車火宅図, Сандзя катаку-дзу (глава III, «Сравнение»).
Отец пытается выманить непослушных детей из горящего дома, говоря, что приготовил для них новую забаву: повозки, запряжённые оленем и козликом. А на самом деле у ворот ждёт повозка, запряжённая быком, и на ней все уедут в безопасное место. Так и Будда прежде применял «уловку», давал такие наставления, какие людям понятнее и ближе, и только теперь, в «Лотосовой сутре», открывает им своё учение как оно есть.


３. «Один дождь орошает всех» 一雨等潤図, «Итиу до:дзюн-дзу» (глава V, «Сравнение с целебными травами»).
Подобно тому как один и тот же дождь проливается на все растения, от огромных деревьев до малых трав, и они зеленеют и расцветают, учение Будды помогает всем, от умудрённых подвижников до самых простых людей.


４. «Подвижничество учителей Закона» 法師修行図, «Хо:си сюгё:дзу» (глава XXVIII, «Воодушевление бодхисаттвы Всеобъемлющая Мудрость»).
Бодхисаттва Фугэн верхом на слоне, а с ним и другие бодхисаттвы, и боги являются на помощь всем тем, кто трудится ради «Лотосовой сутры».


５. «Будда Многочисленных сокровищ является из пагоды» 多宝塔出現図, Тахо: то:сюцукэндзу (глава XI, «Видение Драгоценной Ступы»).
Древний будда Прабхутаратна (будда Многочисленных Сокровищ) является из своей пагоды, чтобы подтвердить: Будда Шакьямуни не в нынешней своей жизни достиг просветления, а был буддой всегда.


６. «Тысячелетнее служение» 千載給仕図, Сэнсай кю:дзидзу (глава XII, «Девадатта»). Люди каждый по-своему служат сутре: читают её, переписывают, собирают хворост или носят воду для монахов…


７. «Дева-дракон становится буддой» 竜女成仏図, Рю:нё дзё:буцудзу (глава XII, «Девадатта»). И каждый может стать буддой – даже дитя, женщина, даже не человек.


８. «Недуги тотчас исчезают» 病即消滅図, Бё: соку сё:мэцудзу (глава XXIII, «Прежние деяния Бодхисаттвы [по имени] Царь Врачевания»). Сутра защищает тех, кто предан ей, от болезней и иных земных бедствий, и от более тяжких недугов: неведения и страстей.


９. «Бодхисаттва Никогда Не Презирающий принимает страдания» 常不軽菩薩受難図, Дзё:фукё: босацу дзюнан; иное название – «Заслуги Лотосовой сутры» 法華経功徳図, Хоккэкё: кудокудзу (глава XX, «Бодхисаттва Никогда Не Презирающий»). Подвижников сутры могут презирать, гнать, бранить, но они продолжают делать своё дело, но даже когда приходится убегать, говорят своим обидчикам: «Я глубоко почитаю вас и не могу относиться [к вам] с презрением. Почему? [Потому что] вы все будете следовать Пути бодхисаттвы и станете буддами!».

１０. «Защита учителей Закона» 法師守護図, Хо:си сюгодзу (глава XXVI, «Дхарани»). Уже знакомые нам десять дев (они вверху, над облаками) и другие боги и демоны приходят, чтобы взять подвижника сутры под свою защиту.
Над серией картин работали разные резчики, и очень любопытно, как они здесь задействуют своё мастерство в изображении волн, растений, зверей, всего того, чем по традиции украшают деревянные храмы.

Via

Рекламные сугороку чётко делятся на две группы: одна предлагает продукцию какой-либо фирмы (среди них есть очень любопытные, ещё покажем), а другая, так сказать, просветительская, — вообще какой-то род новых товаров, независимо от производителя. К новогоднему выпуску токийского журнала «Электричество дома» за 1927 год прилагалась соответствующая игра: «Электричество дома: обучающее сугороку» (電氣教育雙六, «Дэнки кёйку сугороку»), довольно симпатичная. На начальной клетке — невеста в полном уборе и глубоком недоумении: ей на свадьбу надарили множество электроприборов, а она не понимает, зачем они нужны. Так пусть изучает!



Основной приём художника (Симидзу Хогакубо) — сравнение бытовых тягот без электричества и радостей с таковым. Вот, например, стирка ручная и машинная:


Или уборка: подметать приходится в домашнем халате, и то пыль летит мужу в выпивку, а пылесосить можно даже в нарядном платье — не замараешься!


И радио поёт популярную песенку. Главное, не пугаться, если оно заработает внезапно:


Печку самой теперь раздувать не нужно:


И в холода не дрожать у жаровни, а сидеть на электроковрике:


И спать лучше при электрическом обогревателе, а не при дымном:


Есть сравнения и помасштабнее. Вот «Тёмная семья» — хоть и с электрической лампочкой, а всё равно дикость!


А вот «Семья просвещённая», в буквальном и переносном смысле:

(И абажур обязательно!)

На «Тёмной улице» раздолье ворам и мошенникам:


А вот при «Уличном освещении» им не разгуляться:

(Какая кепка у жулика!)

Без холодильника еда может протухнуть так, что даже кошке противно станет:


Кошка тут вообще персонаж постоянный. Рыбу она любит, но если её жарят просто на огне, то столько чада!


Другое дело — когда и электрожаровня есть, и электрокастрюля, и вытяжка:


Ещё пара сравнений. Как приходилось надраваться, готовя вручную рисовые колобки-моти!


А теперь стряпать легко, хотя электромесилка и поменьше старой кадки:


Шитьё вручную и на машинке — тоже большая разница!

Заметим: вручную шьют уже тоже при электролампочке — но, как и в «Тёмной семье», она без плафона. То-то глаза портятся!

Электрический утюг гораздо безопаснее старого, угольного:


Хотя техника безопасности всё равно необходима: иначе будет пожар!


Ещё одна страшилка, встречающаяся в множестве сугороку той поры: змей, зацепившийся за провода. Учите детей быть осторожными!


И на клетке выигрыша современная семья благоденствует в окружении электроприборов. И кошка с ними!

Via

На очень красивой Моденской круглой карте середины XV века (она же Catalan-Estense) в Африке, как и положено, стоят Лунные горы у истока Золотой реки, и около них написано: «Эти горы сарацины называют Джебель-Камар, что на нашем языке означает Лунные горы. Они находятся за экватором и так высоки, что с самой высокой их вершины видны оба полюса».

Via

Via

Мы тут наконец досмотрели очередной корейский исторический сериал, который у нас после долгого перерыва наконец-то доперевели. Это «Король и я» (왕과 나, 63 серии, 2007 год). Впечатления богатые, но противоречивые.
В таких «дворцовых дорамах» часто основой оказывается деятельность какой-то из придворных служб — лейб-медиков, поваров, фрейлин и так далее, вплоть до придворных гончаров в «Богине огня». В данном случае сериал посвящён службе дворцовых евнухов. Евнухи в корейских «дворцовых историях», особенно времён королевства Чосон (XV-XIX века) – персонажи обязательные и нередко выразительные — преданные люди соответствующего короля или принца; но экранного времени им уделяется немного. Чаще это положительные второ- и третьестепенные герои — хотя коварные злодеи и невыносимые зануды тоже иногда встречаются. Но в «Король и я» всё действие вращается вокруг палаты евнухов на протяжении полувека, и её служащие разнообразнее обычного. И деятельность их показана широко: предварительное обучение, мелкая дворцовая обслуга вроде метельщиков и садовников, боевые евнухи, евнухи-врачи, политические воротилы и прочее, и прочее.

Вообще считается, что в это время, во второй половине XV века, евнухи имели при дворе куда меньше влияния, чем на сто или двести лет раньше; но в сериале это не так. Всего на дворцовой службе в ту пору состояло примерно триста-четыреста евнухов. Надо отметить, что в Корее (в отличие от Ближнего Востока) это в основном были добровольцы или полудобровольцы, а не рабы — по крайней мере, продавали их во дворец не хозяева, а собственные семьи, особенно если мальчик по природному или приобретённому увечью не обещал продолжить род. Работа была тяжёлая, но хорошо оплачиваемая. И показана она так же увлекательно, как обычно в таких корейских «профессиональных сериалах».
Действие, как уже сказано, охватывает примерно полвека — от воцарения короля Седжо (он же принц Суян) до свержения зловещего тирана Ёнсан-гуна в 1506 году. Это — вся жизнь главного героя; с самого начала она обеспечена многообещающими пророчествами, но нельзя сказать, чтобы сюжет был посвящён именно их «сбыванию». Основа истории — два любовных треугольника в двух поколениях.
Первый треугольник: жили-были два достойных молодых человека и барышня, двое из них поженились, третий с горя подался в евнухи. Оба молодых человека сделали неплохую карьеру, но после переворота Суяна оказались на разных сторонах — женатый участвует в заговоре, евнух (по фамилии Чо, его играет, и очень здорово, Чон Кван Рёль) этот заговор раскрывает и мятеж подавляет. Жене мятежника (которую тоже должны убить) удаётся бежать, по дороге она рожает, вынуждена бросить младенца (это будущий главный герой), а сама теряет память. Не навсегда, разумеется, согласно правилам жанра, но на десятилетия…

Евнух Чо

Второй треугольник: брошенное дитя подбирает, усыновляет и растит шаманка, которая состоит при школе для подготовки будущих евнухов — тамошние ученики и составляют основной круг общения главного героя. Ещё подростком он знакомится с девочкой из благородной, но разорившейся семьи, и с принцем-подростком из захудалой ветви королевского рода (его кормилицей была мать героя, родства не помнящая). И история повторяется: герой влюбляется в девочку, девочка — в принца. После некоторых политических пертурбаций обстоятельства складываются так, что бесперспективный принц занимает престол (это король Сонджон), а девушку забирает во дворец (она потом станет неудачливой королевой Юн). Соперничать с королём главный герой не смеет, но чтобы оказаться ближе к любимой, сам себя оскопляет и становится евнухом — причём даже попадает в приёмные сыновья к могущественному евнуху Чо из первого треугольника. Оба не знают, что между ними — кровь отца героя, мятежника.

«Второй треугольник»

Надо сказать, что изначально служба евнухов создавалась как раз потому, что это — люди без семьи, без связей, которые будут, как предполагается, жить одной преданностью государю и не лезть в политику. Это непрестанно повторяют и в дораме старшие евнухи младшим в своих воспитательных и пропагандистских речах. На самом деле всё обстоит уже совсем иначе. Евнухи имеют право жениться — должен же кто-то вести хозяйство, да и приданое не помешает. Они усыновляют детей — других евнухов, так складываются целые династии (приёмный отец самого Чо, кстати, был личным евнухом Ли Бан Вона — и характер у этого старика соответствующий).


Жёны евнухов и старый евнух Ли Бан Вона

И вообще очень многое из официально заявляющегося по поводу евнухов и их предназначения опровергается той действительностью, которую мы видим в сериале. Главный герой, евнух Ким (его играет О Ман Сок, он же принц Садо в «Воине Пэк Тон Су») всю жизнь очень старается соответствовать всем лозунгам и прописям — и ничего хорошего из этого не получается.
Дальнейший сюжет мы подробно пересказывать не будем — исторические события там более или менее согласуются с действительностью, но взгляд на всё идёт именно из Палаты евнухов. В целом это исключительно мрачная история, по кровавости и густоте интриг ближе всего к «Песни Льда и Пламени» Джорджа Мартина. И выживают к её исходу (кроме тех немногих, кто по истории уж никак не мог погибнуть) всего два сколько-то заметных персонажа — правда, оба симпатичные, если бы и они сложили головы, всё получилось бы уж совсем беспросветно.


А вот основных героев представим. Главными из них формально являются члены второго треугольника — король Сонджон, королева Юн и верный евнух Ким, который Самый Главный. Но на наш взгляд, как раз с этими персонажами получилось немало проблем.

То есть пока они подростки, всё хорошо (принца, кстати, играет Ю Сын Хо, а юного Кима — Чжу Мин Су), и все трое очень славные.

Но вот когда они становятся взрослыми, дело складывается хуже. Главный герой со своей преданной любовью, душевными терзаниями и верностью всем доступным правилам (которые, тем не менее, то и дело приходится нарушать) выглядит изрядным занудой и тугодумом, причём оба эти качества дорого обходятся и ему, и всем окружающим. Героиня (её играет Гу Хё Сон, из сагыков она замечена ещё в «Песни Содона») тоже очень старается быть правильной и добродетельной — и у неё это получается так, что совершенно ясно, почему у королевы Юн столько врагов. Что же до короля, то красавец Го Джу Вон (он ещё в «Ким Су Ро, Железном Царе» отметился), изумительно играет мелкого подлеца, одного из самых мерзких государей во всех виденных нами дорамах. Все трое актёров стараются — но полюбить их персонажей непростая задача для зрителя.

Иное дело — те герои, на фоне которых развёртывается история этого любовного треугольника. И Чон Кван Рёль, евнух Чо, тут совершенно замечателен — это, пожалуй, вообще лучшая его роль. Ему доводилось играть и негодяев (как в «Богине Огня» и «Королевском куше»), и благородных рыцарей (как в «Пэк Тон Су» или в «Цветке темницы»), а здесь он — и то, и другое, то злодей, то герой, причём до самого конца непонятно, какое из его двух лиц — подлинное, где он лицемерит, а где искренен.

В любом случае, следить за его интригами интересно всё время — всё-таки это едва ли не самый умный персонаж в этой истории, и самый деятельный. Многие серии мы смотрели исключительно ради Кван Рёля.

Другой из старших евнухов — лекарь Ян (его играет Ким Мён Су, тот, что в «Дуэте», «Боге войны» и т.д.), с которым Чо связывает многолетняя тяжёлая дружба. Это исключительно здравомыслящий пьяница и один из самых порядочных и при этом обаятельных персонажей. Главный герой пытается учиться у обоих этих старших товарищей — и получается это у него самым безумным образом.

Это Ян с главным героем выпивают, и обоим невесело…
(Кстати, редкий случай: у Кима Мёнсу здесь есть танцевальная сцена — и сыграл он её замечательно. Чон Кван Рёль, впрочем, тоже в своих боевых плясках с веером очень хорош.)

Среди евнухов основного врага и соперника главного героя играет Ан Чже Мо (Ли Бан Вон в «Чон До Джоне», Джин Сон в «Царе Кынчхого» и так далее). Честолюбцы у него вообще получаются хорошо… А главную молодую злодейку, его напарницу, играет девушка, которая в «Королеве Инсу» исполняет как раз роль королевы Юн — правда, там эта королева совсем иная…

Злодейская пара

Кто разочаровал — так это четверо молодых евнухов, товарищей и соратников главного героя. В начале фильма, подростками, и они очень хороши, каждый выразителен и симпатичен.

А во взрослом виде эта компания превращается в основном просто в хор, в чёткой последовательности повторяющий малосодержательные реплики… Что, наверное, должно подчёркивать ужасное одиночество героя.

Кому служат все эти евнухи? Про короля и королеву-супругу мы уже сказали и больше не хочется. Но есть ещё королева-мать, королева-бабушка… Бабушка (она играла наставницу героини в «Великой Чан Гым»\ «Жемчужине дворца») — добросердечная женщина, но характер её сложился в пору замужества за Суяном (Седжо), и это очень заметно. Мать, королева Инсу (её играет Чон Ин Хва, у которой уже была похожая роль в старых «Женщинах Дворца») — очень выразительное чудовище.

Чо со старшими королевами

А наследник Сонджона, Ёнсангун, во многом вытягивает на себе последнюю треть сериала. Он и в детстве замечательный маленький вундеркинд (и пятилетний актёр играет довольно сложную роль изумительно!), и взрослый — вполне убедителен: видно, как любящие, верные и преданные ему люди, включая главного героя, превращают постепенно хорошего парня в полностью безумного тирана и людоеда.


А его мачеха, последняя жена Сонджона, хорошо показывает то, как во всём этом гадюшнике всё же умудряется жить — и даже выжить! — вполне хороший и порядочный человек. А вот предшественник Сонджона, молодой король Ёнджон, не выжил — но его недолгое царствование получилось очень выразительным и увлекательным (хотя и не слишком историчным).


За пределами дворца тоже много интересного. Прежде всего там мы можем видеть лучшую любовную пару этой истории — приёмную мать героя, шаманку, и мастера-кастратора. Играют их Юн Ю Сун ( исполнявшая роли, например, матери героя в «Дуэте» и Пун И в старости в «Шести летающих драконах») и Ан Киль Кан (Чхильсук из «Царицы Сондок» и т.д.). Очень получились трогательные и хорошие люди — при их, в общем-то, собачьей работе.

Родная мать главного героя и возлюбленная евнуха Чо из «первого треугольника» тоже сыграна вполне добротно, хотя и не очень интересно.
Одна из основных тем этой истории — «не обязательно быть мужчиной, чтобы быть сильным человеком». И помимо многочисленных евнухов, её представляет ещё и любовница короля — «эмансипированная женщина» Ольводон. Она, в общем, получилась хорошо и необычно (без традиционных «переодеваний в мужское платье» и т.п.), хотя можно было бы и лучше.
И многие другие персонажи сыграны хорошо — и боевой евнух То, и девица По Дыль, и стерва-жена евнуха Чо (её играет знаменитейшая корейская певица, блиставшая и в опере, и в музыкальном театре — но здесь она не поёт), и многие прочие. В общем, отличный получился бы сериал даже при несимпатичных главных героях — если бы не…

Доблестный евнух То

Если бы этот сериал не снимался самым безумным образом. Сценарист там был опытный — тот же, что в «Женщинах дворца», «Мечте короля», «Веке воинов»… Но съёмки велись в спешке и с большими накладками. Актёров приходилось заменять — в том числе на роль короля Сонджона (а играй его Пак Сан Мин, тот, который Ян Бэк в «Боге войны» и принц Яннён в «Седжоне Великом», неминуемо получилась бы совсем другая история — и, наверное, лучше); замечательная актриса, игравшая старую шаманку, умерла прямо в ходе съёмок (её, правда, заменили тоже на очень хорошую)… Сериал продолжали снимать, как обычно, уже когда пошли на экране первые серии — и началась кутерьма: в зависимости от текущих рейтингов его растягивали и сжимали, после первого успеха с пятидесяти серий удлинили до шестидесяти семи, потом ужали до шестидесяти одной, потом опять нарастили до шестидесяти трёх, и всё это крайне торопливо… На содержании такой подход, конечно, сказался не в лучшую сторону — и в последней трети многие действия персонажей оказываются труднообъяснимы или вообще непонятны (ну, если не придумывать обоснований самим…) Кстати, полное впечатление, что в последних сериях одно и то же историческое лицо (главного героя!) пришлось расщепить на двух отдельных персонажей — «доброго» и «злого»… Актёрам тоже пришлось нелегко, исполнительница роли королевы Инсу (занятая, в общем-то, во всех сериях от звонка до звонка) едва не заработала нервный срыв, а её муж (в этом сериале не занятый, но тоже известный актёр на героические роли) пошёл к продюсерам и набил им обоим морды — потом пришлось извиняться… В итоге всех этих незадач следующий сериал, в котором большое место занимает палата евнухов, корейцы решились снимать только через десять лет — а до того эта тема стала считаться «дурной приметой».
В общем, однозначно присоветовать эту дораму не возьмёмся. Если кто готов начать смотреть и бросить в середине или чуть позже — неприятности с сюжетом начинаются с того момента, как сценаристы внезапно решают избавиться от злодейки Соль Ён, до того всё достаточно стройно. Если кому-то нравятся эти актёры — они почти все (кроме главного любовного треугольника) играют на своём лучшем уровне. Если интересен такой «производственный роман» и любопытно, что представляла собой изнутри та Палата евнухов, чьи служащие мелькают в стольких других дорамах — смотреть стоит несомненно. Но безупречным этот сериал никак нельзя назвать. И кончается всё, как уже говорилось, крайне мрачно.

Via

В городе Нагахама в префектуре Сига, в 15 день 4 месяца, в святилище Хатимана
справляется ежегодный праздник — Нагахама-Хикияма-мацури 長浜曳山祭. Кроме прочего, в него входят шествие с носилками микоси и представления детских коллективов Кабуки — причём целой дюжины разных! В прошлом году одна такая труппа ставила пьесу «Славное рассечение камня Кадзиварой Хэйдзо:» (она же просто «Кадзивара рубит камень»), которую мы вчера тут пересказывали. Все фотографии — из одного японского блога.

Сцена — маленькая, как для действ Но:, и труппа маленькая, поэтому Ооба Сабуро: Кагэтика и его брат-грубиян Матано Горо: объединены в одного персонажа. Начинается с того, что у ограды святилища Хатимана встречаются Ооба (в бирюзовом) и Кадзивара (в коричневом)


Обсуждают подношения

Появляется старик Рокуро:даю: с дочкой и мечом.


Кадзивара осматривает меч.


Старик переживает…

Девица тоже


Рокуро:даю: предлагает испытать меч на нём вместо недостающего преступника. Впрочем, в нашей малолюдной постановке и второй, имеющийся в наличии преступник — «виртуальный».


Ооба готов рубить, но Кадзивара его останавливает: «Я сам!»

Пока воины спорят, девица молится


Кадзивара взмахивает мечом, сверху сыплются вишнёвые лепестки — такой ветер поднялся!

Старик уцелел


Но расстроился.


Кадзивара заявляет: меч не лучший, но может пригодиться…


Ооба отвечает, что ему подходит только самое лучшее, и удаляется подкрепиться.


Тут-то и выясняется, что, пробуя меч, Кадзивара увидел на нём знак Хатимана и понял, что это меч дома Минамото…


…а сам Кадзивара уже собирается перейти на сторону Минамото


Он говорит, что внешне будет воином Тайра, а по духу воином Хатимана, — то есть, в данном случае, Минамото.


А меч правда знаменитый (в оранжевом — рабочие сцены, готовят спецэффект)


И рубит каменное корыто!


С помощью рабочих сцены оно разваливается надвое.


Девушка: ах!


Кадзивара: «Меч это меч…» Старик: «…а рука — это рука» (киритэ-мо киритэ)


И общий поклон.

Очень нам эти ребята нравятся…

Via

Orientalia et Classica: Труды Института восточных культур и античности. Под редакцией И.С. Смирнова. Выпуск LXIX. История и культура традиционной Японии 10. Ответственный редактор А.Н. Мещеряков. М—СПб: РГГУ, Гиперион, 2017. 440 с.

Вышел юбилейный, десятый сборник этой серии. На самом деле даже двенадцатый, но первые два выпуска не имели номеров и чуть по-другому назывались. В этом выпуске – статья А.Н. Мещерякова про то, как серия была задумана, и указатель статей ко всем сборникам.
А ещё — продолжение записок монаха Эннина о паломничестве в Китай; перевод трактата Догэна «Заклинания дхарани», уже знакомые читателям этого дневника рассказы о мошенниках из «Сборника наставлений в десяти разделах». И замечательная книжка XVIII в. «Эхон ханакадзура»: чтение для всей семьи, с классическими старинными песнями танка, поучительными выводами из них (часто полностью неожиданными), да ещё и с красивыми картинками.
Традиционно много работ по истории японской словесности, несколько материалов по знаменитым местам мэйсё:, новые приключения Хвостова и Давыдова (а также куда более приличного человека, лейтенанта Рудановского), большая статья В.Ю. Климова про восстание 1441 года. И необычно много – по каллиграфии. А также: кино, музыка, открытки, игры сугороку, старые заводы и фабрики Японии, ЭКСПО-70, святилищная геральдика и Ёсицунэ в компании с Манасом и Алпамышем.

Для примера — кусочек из «Эхон ханакадзуры» (перевод А.С.Оськиной):

8. Содзё Хэндзё
Таратинэ-ва
Какарэтотэсимо
Мубатама-но
Вага куроками-ва
Надэдзу-я арикэн

Ах, матушка,
Могла ли ты знать,
Что примет постриг твой сын,
Когда гладила детские
Волосы мои черные.

Когда говорят, что терпеть невмоготу, случаются беды. Если только потерпеть, то и невестка станет свекровью. В мире все меняется день за днем, поэтому нужно терпеливо выполнять свои обязательства. В мире говорят: «Давайте терпеть!» Подобно этому добавляют: «Ведь если сидеть на камне три года, то он согреется».

Via

Начало — по метке «Чудеса Каннон»

Сегодня  - про храброго змееборца и про то, как поэт Басё: очень любил детей.

11. Край Ямасиро, Верхний храм Дайгодзи 第十一番　山城上醍醐寺

Дзякуэн мо
Морасадэ сукуу
Нэгаи нарэба
Дзюнрэйдо: ва
Таномосики кана

Есть решимость
Спасать, не избегая
Превратностей, а значит
На паломничий приют
Можно надеяться!

Почитаемый: Дзюнтэй Каннон 準胝観音, то есть Чунди
Первооткрыватель: Великий учитель Ригэн 理源大師, он же Сё:бо: 聖寳 (832–909)

Общинный старейшина Сё:бо: 聖寳僧正

Общинный старейшина Сё:бо:, основатель нашего храма, заново обустроил многие горные проходы, навёл мосты над реками, построил лодки, чтобы помочь путникам на переправах; таких дел он свершил немало. В старину Эн-но Одзуну проложил путь из Кумано в Ооминэ по горам Ёсино для странников-ямабуси. Но позже явился огромный змей и стал вредить людям, а потому никто не решался подниматься в горы. Сё:бо: секирой поборол змея, и с тех пор путь по горам из Ооминэ в Кумано открыт, он зовётся «Обратным» или «Превратным». Сё:бо: в тот раз был отравлен змеиным ядом, тяжко изранен, страдания его не прекращались. Тогда он доверился заклятию Дзюнтэй, и Великий сострадательный бодхисаттва явился ему, когда он лежал в забытьи. Он сказал:
– В уезде Удзи на горе Касатори есть родник с чудесной водой. Обратись к образам будд всех трёх времён, прими дар «Сутры, подобной жертвенному маслу», а потом немедля отправляйся к тому роднику и окунись в воду.
Получив такое наставление, Сё:бо: обрадовался, всё исполнил, как было сказано, и тут же исцелился. Поэтому на том месте построили храм, а Дайго, «Жертвенное масло» — это, надо понимать, название того самого чудесного родника.
_______________________
Монах Сё:бо: прославился в основном как знаток «таинств», преуспевший в «горном подвижничестве», 峯入, минэири, оно же «Путь упражнений и испытаний» 修験道, сюгэндо:. Эн-но Одзуну 役小角, он же Эн-но гё:дзя, основатель горного подвижничества в Японии , по преданиям, жил в VII–VIII вв. и славился чудесами.
«Заклятие Дзюнтэй» 準胝陀羅尼 приводится в одноименной сутре, по ТСД это № 1075–1077. «Сутрами, подобными жертвенному маслу» называют «Лотосовую сутру» и «Сутру о нирване» – как самые совершенные среди книг (это масло – то вещество, что имеет самый совершенный из всех вкусов). «Принять дар» 加持, кадзи, – телом, речью и помыслами уподобиться почитаемому существу (здесь – Каннон), чтобы на время получить от него чудесные силы.
На картинке змееборец трубит в раковину хорагаи, перед ним служка с секирой, за спино у монаха дорожный короб ои, а позади, на берегу ручья, указатель с надписью: «Родник со вкусом жертвенного масла».

12. Край Ооми, храм Ивамадэра 第十二番　近江岩間寺

Минаками ва
Идзуку наруран
Ивамадэра
Киси уцу нами ка
Мацу кадзэ-но ото

Истоки
Где же?
У храма Ивама
То ли волны бьются о берег,
То ли ветер шумит в соснах.

Почитаемый: Тысячерукий Каннон 千手観音
Первооткрыватель: Великий учитель Тайтё: 泰澄大師 (682–767)

Старец Басё: по прозвищу Тисэй 芭蕉翁桃青

Старец Басё всегда веровал в «Сутру о Каннон», а особенно памятовал о бодхисаттве из храма Ивама; он был приверженцем «ветра и потока», покоя и простоты уединённой жизни, и в итоге удостоился чуда и в последнем веке его слава проблистала по всей поднебесной. Мурасаки-сикибу затворялась в соседнем храме Исиямадэра, преданно памятовала о Каннон – и сочинила превосходную «Повесть о Гэндзи». Старец Басё на нашей горе, а потом на горе Кокубу прожил три года, написал дневник «Призрачная обитель», «Гэндзюан», и задумал в одно лето за девяносто дней все двадцать восемь глав «Лотосовой сутры» записать на камешках, по одному знаку на каждом. Велел деревенским мальчишкам собирать камешки и приносить ему, а взамен давал сладости; поэтому дети гурьбой обступали старца, и об этих его добрых делах сказано в записи в его дневнике.

Мада таному
Цути-но ки мо ари
Нацу кодати

Прежде всего у тебя
Ищу я защиты, высокий дуб,
В тенистом летнем лесу.
(перевод Веры Марковой)
________________________
Тайтё: – один из знаменитых горных подвижников сюгэндзя.
Басё: (1644–1694) – один из величайших поэтов Японии; «старец», окина – выбранный им литературный облик вольного странника-мудреца (в традиции «ветра и потока», фурю:, общей для всего Дальнего Востока). Его короткий «Дневник Призрачной обители» 幻住庵記, «Гэндзю:ан-но ки», относится к 1690 г., когда старым поэт вовсе не был.
«Сутра о Каннон» – 25-я глава «Лотосовой сутры». Всего в сутре шестьдесят девять тысяч триста восемьдесят четыре знака, так что дети были действительно усердны.
«Призрачная обитель» 幻住庵, «Гэндзю:ан», – написано над окошком домика, где сидит Басё:. О храме Исияма, особенно чтимом в кругу столичных дам эпохи Хэйан, будет говориться в следующем рассказе.

Via

Начало — по метке «Чудеса Каннон»

Сегодня -  господа Фудзивары, змей и крабы

9. Край Ямато, город Нара, Южный круглый зал [храма Ко:фукудзи] 第九番　和州奈良南圓堂

Хару-но хи ва
Нанъэндо:-ни
Кагаякитэ
Микаса-но яма-ни
Харэру усугумо

Весеннее солнце
В Южном круглом зале
Сияет –
И над горой Микаса
Светлеют лёгкие облака.
　
Почитаемый: Каннон с Непустыми силками 不空羂索観音
Первооткрыватель: Фудзивара-но Фуюцугу 藤原冬嗣


Левый сановник Фуюцугу из усадьбы Кан-ин 閑院左大臣冬嗣

Когда Правый сановник Нагаока, потомок в пятом поколении Обладателя Большого тканого венца, расспросил Великого учителя Ко:бо:-дайси о процветании потомства семьи Фудзивара, тот побудил избрать в тайной сокровищнице Истинных слов образ Того, Чьи Силки Не Пусты; сановник так и поступил, но скончался, пока зал ещё строился, и его сын, господин Фуюцугу, продолжил его дело; в четвёртый год Ко:нин [813 г.] он на этом месте установил тысячу малых изваяний Каннон. И тогда Великий светлый бог Касуга смешался с толпой простолюдинов, носил землю и камни и возвестил будущее процветание рода Фудзивара. В песне божества говорится:

Синдараку-но
Минами-но киси-ни
До: татэтэ
Има дзо сакаэн
Кита-но фудзинами

На священном Фудараку
На южном берегу
Построена палата –
И отныне расцветут
На севере волны глициний!
__________________
Должность «Обладатель Большого тканого венца» 大職冠, Дайсёккан, существовала с 647 по 685 гг.; ее занимал Накатоми-но Каматари 中臣鎌足, он же Фудзивара-но Каматари 藤原鎌足 (614–669), родоначальник Фудзивара.
Фудзивара-но Фуюцугу 藤原冬嗣 (775–826) на самом деле был сыном Фудзивара-но Утимаро: 藤原内麻呂 (756–812); однако «Правым сановником Нагаокой» обычно называют не Утимаро:, а ещё одного его сына, младшего брата Фуюцугу. Утимаро: был сыном Мататэ, внуком Фусасаки, правнуком Фухито и праправнуком Каматари.
Ко:бо:-дайси 弘法大師, он же Ку:кай, был знаком с Фуюцугу, но здесь даёт предсказание его отцу.
Тот, Чьи Силки не Пусты 不空羂索, Фуку:кэндзяку, – одно из обличий Каннон.
«Тайная сокровищница Истинных слов» 真言秘密蔵, Сингон химицудзо:, здесь – буддийское учение об обряде и описываемый в нём круг почитаемых существ (где с каждым буддой, бодхисаттвой и др. связаны определённые обряды, помогающие достичь той или иной пользы).
Великий светлый бог Касуга 春日大明神, Касуга-даймё:дзин – бог родового святилища Фудзивара на горе Микаса, отождествляется с Амэ-но Коянэ, богом-предком рода Накатоми. Изображают бога Касуга в виде старца в придворном наряде верхом на олене. Таким он и предстаёт на картинке, а вовсе не простолюдином; от рабочего-строителя остались только шляпа и заступ.
В песне «Синдараку» – это и Фудараку, остров Каннон, и столица, в данном случае Южная, город Нара. Круглый зал возводится одновременно и там, и там. Это благое деяние устанавливает связь между Каннон и Японией и должно стать залогом процветания семьи Фудзивара; к её прозванию отсылают «глицинии», фудзи, отождествляемые с цветами, что растут на острове Фудараку. А «север» указывает, видимо, на северную ветвь рода Фудзивара, из которой потом происходили регенты и канцлеры (начиная с Ёсифусы, сына Фуюцугу). Подробнее здесь.

--------------------

10. Край Ямасиро, храм Мимуротодзи 第十番　山城三室戸寺

Ёмосугара
Цуки-о Мимурото
Вакэюкэба
Удзи-но кавасэ-ни
Тацу ва сиранами

Всю ночь
Луна над Мимурото
Свершает путь по небу,
А в быстром потоке Удзи
Вздымаются пенные волны

Почитаемый: Тысячерукий Каннон 千手観音
Первооткрыватель: досточтимый Гё:хё: 行表法師

Крестьянка из деревни Кайдамура в краю Ямасиро 山州綺田村農女

В старину крестьянин из деревни Кайдамура постоянно веровал в путь Будды; у него была единственная дочь, и девочка эта с малых лет читала главу «Открытые для всех врата», веровала в Каннон из храма Мимуротодэра, а потому не убивала живого и каждый день, когда видела, как кто-нибудь из деревенских жителей поймал краба и собирается убить его, меняла его на сушёную рыбу из своих запасов и отпускала. Однажды её отец вышел работать в поле и увидел, как змей пытается проглотить жабу. Он попытался уговорить змея отпустить жабу, но тот не согласился. Тогда крестьянин в шутку сказал: если отпустишь эту жабу, я тебе отдам дочь. Тогда змей выпустил жабу из пасти и скрылся в зарослях, а ночью обернулся человеком, явился и сказал: я пришёл за обещанным! Крестьянин испугался и ответил: погоди, приходи через два или три дня. Змей удалился, но через три дня явился снова. Тогда девушка заперлась в доме и с верою принялась читать сутру о Каннон. День за днём она с верой памятовала о храме Мимуротодэра, а тут змей-оборотень хвостом выбил дверь погреба (Муро-но то) и уже было обвился вокруг девицы. Но вдруг откуда ни возьмись появилось множество крабов, стали хватать его клешнями, и змей убрался восвояси. Потом на том месте устроили храм, это Канимандзи – «храм Множества крабов».
__________
Монах Гё:хё: 行表 (722—797) известен как один из первых в Японии знатоков учения о «созерцании», дзэн, и как наставник Сайтё:, основателя школы Тэндай. Храм Мимурото основали вместе Гё:хё: и государь Ко:нин 光仁. Этот государь происходил из той ветви правящего рода, которая весь VIII в. была далека от власти, и по преданию, собирался посвятить жизнь добрым делам. Среди прочего этот царевич дал обет построить храм для чудесной статуи Каннон, которую он однажды нашёл, а исполнил задуманное, уже когда нежданно взошёл на престол. В храме почитают не только его, но и ещё двух добродетельных правителей – отрекшихся государей Кадзана и Сиракаву. Оба они прославились как ревностные паломники по святым местам. А храм Мимурото стоит на реке Удзи в таком месте, которого никак не миновать, если двигаться из столицы. Кстати, именно в Удзи в XI в. жил тот старший советник Минамото-но Такакуни, который зазывал к себе паломников и расспрашивал, что любопытного они слышали по пути. Его сборник «Рассказов старшего советника из Удзи», «Удзи-дайнагон моногатари», возродил забытую с древности традицию собирания рассказов сэцува, и хотя сама книга не сохранилась, все последующие сборники, в том числе и наш путеводитель, в каком-то смысле происходят от неё.
Рассказ про благодарных крабов – один из самых знаменитых среди японских преданий о бодхисаттве Каннон, хотя сам Внимающий Звукам в нём и не появляется. Рассказ есть в «Японских легендах о чудесах» (2–8), в «Собрании стародавних повестей» (16–16) и в других сборниках поучительных историй.
На картинке девушка читает свиток, на пол опрокинута курильница (но пожара не будет), а змей-оборотень нависает над девицей, одетый в театральный костюм одержимого, с языками пламени на рукавах. Ног у него нет, как и положено нечистой силе.

А на картинке Тиканобу у него вместо ног вообще хвост!

Via

Начало — по метке «Чудеса Каннон»

Сегодня – о спасении на водах, змее и вороне

7. Край Ямато, храм Окадэра 第七番　大和岡寺

Кэса мирэба
Цую Окадэра-но
Нива-но кокэ
Санагара Рури-но
Хикари нарикэри

Видали нынче утром
Росу в Окадэра
На мхах в саду:
Не Лазурной ли страны
То было сияние?

Почитаемый: Каннон с жемчужиной исполнения желаний 如意輪観音
Первооткрыватель: досточтимый Гиэн 義淵上人


Девушка из края Нагато 長門国の少女

Главный почитаемый здесь — чудесный будда, избежавший великих бед от ветра и волн в ту пору, когда великий учитель Ко:бо:-дайси был в Китае.
В начале годов Дзё:кё: [1680-е] некая девушка из Аоно очень хотела совершить паломничество по западным краям, тайно ушла из дому и отплыла на корабле вместе с другими людьми, всего там было больше тридцати мужчин и женщин. На море разыгралась страшная буря, корабль разбился, все путники погибли в волнах, никто не уцелел. Только эту девушку, неведомо как, вынесло на берег в месте, что зовётся Идзаки. Её подобрал рыбак и проводил к её родителям. Родители обрадовались и стали расспрашивать обо всём по порядку. Девушка рассказала:
– Когда в бурю корабль разбился, у меня перед смертью в сердце поплыли мысли о просветлении, я вспомнила: «Видали нынче утром росу в Окадэра…» – и тут же ухватилась за обломок мачты, на нём меня и вынесло.
А рыбак, который её привёл, рассказал:
— Я в то утро ещё спал, в дверь ко мне постучали, а кто, я не видел, но он сказал: скорее беги на берег, собралось много рыбы! Я пошёл на берег и увидел: большая буря, рыбы нет, зато я нашёл вот эту девушку.
Тогда все они прониклись почтением к могуществу будд, рыбака наградили и отправили восвояси. Поистине, таковы чудеса Каннон! Как сказано в главе «Открытые для всех врата»: «Если какого-нибудь человека понесут великие воды, то, как только он назовёт это имя, он сразу же достигнет мелкого места», – ничуть не приходится сомневаться!
___________

Монах Гиэн, основатель этого храма, жил на рубеже VII–VIII вв. Младенцем его подкинули бездетной супружеской паре; эти благочестивые люди решили, что дитя им даровал Каннон, Внимающий Звукам, о чуде прослышал государь Тэнти и дал средства на воспитание дитяти, а потом на его обучение в храме. Учеником Гиэна был Ро:бэн, строитель храма То:дайдзи в Нара; он ещё появится на нашем маршруте. Храм же Окадэра, по преданию, построен на месте того дома, где жили приёмные родители Гиэна (так – в «Собрании стародавних повестей», в рассказе 11–38).

Вот статуя Гиэна

Ко:бо:-дайси 弘法大師, он же Ку:кай, ездил в Китай в начале IX в. В морском пути, в бурю, Ку:кай, по преданию, дал обет изваять образ Каннон – и прямо на корабле соорудил небольшое изваяние, а потом, по его образцу, изваял огромную статую из глины, взятой в трёх странах: Индии, Китае и Японии. Так что Каннон из Окадэра с самого начала знаменит именно как спаситель на водах.

От той древней статуи, как считается, сейчас сохранились только голова и руки, остальное добавлено позже.

Место под названием Аоно, откуда родом девушка, – в краю Нагато на крайнем западе отсрова Хонсю:. Идзаки – там же, корабль далеко отойти не успел.
На этой картинке девушка XVII века одета в точно такое же паломничье платье, как девятью веками раньше недужная девица, которую отец несёт в храм Кокава на картинке 3. Шляпу с неё сорвало бурей. Рыбак опирается на весло и одет, как положено театральным рыбакам.

8. Край Ямато, храм Хасэдэра/Хацусэдэра 第八番 大和長谷寺

Ику таби мо
Маиру кокоро ва
Хацусэдэра
Яма мо тикаи мо
Фукаки таникава

Сколько раз
Ни приходишь, сердцу кажется
Будто впервые в храме Хацусэ
И близки горы,
Да глубока речная долина…

Почитаемый: Одиннадцатиликий Каннон 十一面観音
Первооткрыватель: досточтимый Токудо: 徳道上人



Жрец святилища Касуга Накатоми-но Нобутика  春日の社司　中臣信延

В пору правления государя-монаха Гоитидзё жрец Нобутика (старший сын Нобукиё) страдал от недуга, называемого «змеиным глазом»; врачи испробовали сто способов, но он не исцелился. Понимая, что эти муки имеют причиной прежние деяния, а значит, ничего не остаётся кроме как молиться богам и буддам, он всем сердцем взмолился к Каннон из нашего храма Хасэдэра, и ему приснилось, как со стороны храма прилетел ворон и вытащил из раны маленькую змейку. И тут же Нобутика забыл все муки и страдания, мгновенно выздоровел. И чтобы воздать великому милосердному бодхисаттве за такое благодеяние, Нобутика выстроил галерею, что зовётся Нагато, Длинной дорогой.
Кроме того, здесь было чудо с будущим сыном; чудо с дочерью среднего военачальника, Тюдзё:-химэ; чудо с госпожой Мэдзу из Танского Китая; спасение жизни супруги Сомён-вана, государя страны Силла; чудо, когда сановник Киби, будучи в великой Тан, прочитал стихи, обратившись взором к стране Яматай; чудо, когда в «Повести о Гэндзи» люди принца встретили ту особу, кого он разыскивал, девицу Тамакадзуру; в «Повести о Сумиёси» Каннон из храма Хасэдэра тоже по-доброму откликается на молитву влюблённых, и наконец, в действе поётся:

Асибики-но
Яматодзи я
Морокоси мадэ мо
Кикою нару
Хассэдэра-ни
Моодэцуцу

От узких горных
Троп Ямато
До великого Китая
Прославленный
Храм Хасэдэра –
Туда мы держим путь…

Хорошо сказано! И в старину, и ныне чудеса здесь совершаются беспрестанно, надо только надеяться и верить!

___________
Во вступительной песне на границе двух заключительных строк звучит тикаи мо фукаки – «и глубока клятва» (клятва бодхисаттвы Каннон помогать людям и людей – чтить Каннон).
Монаха Токудо:, основателя храма Хасэдэра, почитают также и как первооткрывателя всего маршрута по тридцати трём храмам; это он получил от владыки ада первую паломничью печать. О том, как он основал храм, говорится в «Собрании стародавних повестей» (11–31). Началось всё с того, что наводнением в деревню принесло огромное упавшее дерево. Оно наводило болезни на тех, кто пробовал к нему подступиться, его много лет носили с места на место по долинам и горам, по разным землям Японии, пока наконец монах Токудо: не изваял из него образ Одиннадцатиликого. Для этой чудесной статуи и построили храм Хасэ.
Государь Гоитидзё: правил в 1016–1036 гг.; здесь он назван по последнему титулу, «государем-монахом», хотя после отречения вскоре умер и в монашестве не правил. Рассказ о Нобутике есть в «Записках о чудесах Каннон в храме Хасэдэра» (長谷寺観音験記, «Хасэдэра Каннон гэнки», 1219 г., рассказ 1–15). «Змеиный глаз» здесь – нарыв, гнойник. «Длинной дорогой» называется подъём к храму Хасэдэра, отчасти это крытая лестница, а отчасти мост.
Картинка относится, скорее, к той версии истории Нобутики, что изложена в «Записках о чудесах…», а не на нашем листе. Около недужного сидит его мать, а в руках у неё подставка с оберегами омамори.

В тексте дальше перечислены самые знаменитые чудеса храма Хасэ. Вот они:
1. «Чудо с будущим сыном» 未来男の霊験 описано в «Записках о чудесах…» (1–4), а также в «Собрании стародавних повестей» (24–25). В одной из столичных служилых семей все сыновья умирали в раннем возрасте, род пришёл в упадок. Последний взрослый мужчина в семье стал молиться, чтобы узнать причину этого, и во сне посланец Каннон рассказал ему: изначально твои предки были воинами и многих погубили; потом государь дозволил вам сменить воинскую службу на учёную, и несколько поколений подряд вы изучали врачевание и помогали людям; отец твой попал в опалу, а потому велел тебе стать не врачом, а правоведом, и оттого вам снова приходится платить за дурные деяния предков. Но сын у тебя будет! И в самом деле, мальчик родился и выжил, назвали его Хасэо – в честь Каннон из Хасэдэра, а стал он знаменитым наставником китайской словесности, поэтом и большим почитателем Каннон. Хотя в рассказе это прямо и не говорится, похоже, речь идёт о Ки-но Хасэо 紀長谷雄 (845–912), мы про него рассказывали страшную историю.
2. Чудо с Тю:дзё:-химэ 中将姫の霊験
Сказку об этой гонимой падчерице, которую Каннон спасает от разных притеснений, мы тоже уже рассказывали. Знаменита девица тем, что вышила картину под названием «Таима-мандара» — изображение райской Чистой земли. А ведь Каннон почитается в том числе и как проводник в Чистую землю, один из ближайших сподвижников будды Амиды.
3. Чудо с госпожой Мэдзу из Танского Китая 唐馬頭夫人の霊験
Вот что о нём рассказано в «Записках о чудесах…» (1–6). Во времена японского государя Ё:дзэя, то есть в 870-е – 880-е гг., в Китае правил император Си-цзун. У него было много жён, и четвертую из них прозвали «госпожою с лошадиной головой» (по-японски Мэдзу-бунин 馬頭夫人). У неё, по рассказам, правда было длинное лицо и горбатый нос – зато она обладала добрым нравом, любила императора, и тот жаловал её больше прочих. Впрочем, он её ни разу не видел при свете дня. И вот, однажды весной другие императорские жёны решили это поправить: затеяли пир в саду на свежем воздухе, на ярком солнце, и надеялись, что император наконец разглядит, какая уродина ему полюбилась. Но Мэдзу об их кознях догадалась заранее и посоветовалась с придворным врачом: как быть? Врач сам не знал таких снадобий, что исправляют внешность, и обратился к кудеснику-даосу. Тот тайно посетил дворец и сказал: даже даосское волшебство тут бессильно, остаётся только молиться. Вот например, в Японии есть храм Хасэдэра, и там бодхисаттва Каннон творит великие чудеса. К тому же, Каннон тем и славится, что может принимать любые обличья, так что в нашем случае на её помощь можно положиться. Госпожа Мэдзу предалась молитвам на семь дней и семь ночей, и вот, во сне ей явился благообразный монах, омыл ей лицо, и она стала красавицей. На пиру император её увидел и влюбился пуще прежнего. А потом госпожа нагрузила лодку богатыми дарами и отправила по морю (без кормчего и моряков); приложила и письмо, где говорила, что дала обет после смерти стать богиней-защитницей храма Хасэдэра. Лодку принесло к берегам Японии, и дары передали в храм. А потом госпожа Мэдзу в самом деле стала богиней, её святилище стоит близ храма Хасэдэра. Среди её даров были и китайские пионы из императорского сада; в честь богини Мэдзу в храме Хасэдэра до сих пор устраивают праздник в те дни, когда цветут пионы.
Прозвище госпожи пишется так же, как Бато: (санскр. Хаягрива), одно из имён бодхисаттвы Каннон; в обличье с лошадиной головой бодхисаттва защищает всех зверей, а также конюхов, коновалов и прочих людей, кто заботится о домашнем скоте.

Вот изваяние госпожи Мэдзу; у него руки устроены так, чтобы можно было в них вложить живой цветок.

4. Спасение жизни супруги Сомён-вана, государя страны Силла 新羅国照明王の后の利生
О нём говорится в «Записках о чудесах…» (1–12) и в «Собрании стародавних повестей» (16–19). В Корее, у государя страны Сираги (Силла) была супруга, она полюбила другого, и за измену муж приказал ее подвесить за волосы на верёвку, натянутую между двух деревьев. Государыня вспомнила рассказ, что за морем в стране Японии есть святое место Хасэ, взмолилась бодхисаттве Каннон, и тот ей подставил под ноги золотую скамеечку, невидимую для мучителей. Потом, когда государыню помиловали, она совершила паломничество в Японию и поднесла в храм Хасэдэра богатые дары: колокол, зеркало, золотой занавес; всё это там потом показывали.
Какой корейский правитель имеется в виду, неясно; может быть, речь идёт не о Силла, а о Корё. Тогда это ван Кванджон 光宗, он же Ван Со, дельный, но лютый, правивший в 950–975 гг. (А государыня — Тэмок, она же Ён Хва из «Алых сердец Корё».)
5. Чудо, когда сановник Киби, будучи в великой Тан, прочитал стихи, обратившись взором к стране Яматай 吉備大臣大唐にて野馬臺の詩を読たる霊験
Киби-но Макиби (695–775) был японским послом в Китае, и очень быстро сложилась увлекательная легенда о том, как коварные китайцы задавали ему там трудные задачи, а он каждый раз их посрамлял. Одна из задач была такая: посол должен разобрать очень замысловатый текст, написанный мудрым монахом-чародеем. Макиби пробовал сам, но не преуспел, взмолился к Каннон из Хасэдэра, а также к Будде и к морским богам святилища Сумиёси. И тогда Внимающий Звукам и послал ему паучка, который упал на лист и пополз, волоча за собою нить. Она тянулась — и складывалась в японские буквы, поясняющие, как произносятся иероглифы. Так Макиби прочёл письмена и справился с очередной задачей. Здесь «письменные знаки» опять толкуются как «песня». А про остальные приключения Макиби и его друга-демона можно почитать (и посмотреть картинки) здесь и здесь.
6. Чудо, когда в «Повести о Гэндзи» люди принца встретили ту особу, кого он разыскивал, девицу Тамакадзуру 源氏玉葛の尋ね玉ふ人に逢し霊験
Много лет жившую на чужбине Тамакадзуру, дочь его возлюбленной Югао и его друга То:-но тю:дзё:, верная служанка её матери (а потом и самого Гэндзи) встречает во время паломничества в Хасэдэра — в ответ на свои неустанные молитвы Каннон (глава «Драгоценная нить»). После чего Гэндзи и берёт Тамакадзуру к себе в дом.
7. В «Повести о Сумиёси» Каннон из храма Хасэдэра тоже по-доброму откликается на молитву влюблённых 住吉物語にも長谷寺の観音は恋路を祈るに良く叶へ玉ふともあり
В этой повести бедная сиротка, которую злая мачеха хочет выдать за постылого, бежит в святилище Сумиёси и скрывается там, а сама молит Каннон привести к ней её настоящего возлюбленного. И, конечно, он тоже оказывается в Сумиёси.
Здесь, как и в истории про Киби-но Макиби, «сотрудничество» Каннон и Сумиёси заявлено прямо. Но ведь и лодку с дарами госпожи Мэдзу пригнал к берегам Японии не иначе как морской бог Сумиёси!
8. Из какого действа приводится отрывок, мы пока не нашли.

Здесь можно посмотреть другие истории про храм Хасэ (по-японски) и рисунки к ним

Via

Начало — по метке «Чудеса Каннон»

Сегодня - рассказы про хулигана и про ловца богов

5. Край Кавати, храм Фудзиидэра 第五番　河内藤井寺

Маиру-ёри
Таноми-о какуру
Фудзиидэра
Хана-но утэна-ни
Мурасаки-но кумо

Кто побывает тут,
Тот возлагает надежду
На храм Фудзии
Над цветочным помостом –
Багряные облака…

Почитаемый: Одиннадцатиликий, Тысячерукий и Тысячеглазый Каннон  十一面千手千眼観音
Первооткрыватель: бодхисаттва Гё:ки 行基菩薩



Фудзии Ясумото 藤井安基

Ясумото был жителем селения Гару в краю Ямато, человеком распущенным и с дурными взглядами. Однажды он охотился на оленей в окрестностях Хираиси в краю Кавати, зашёл в молельню на нашей горе, взял утварь будды вместо стола, а убранство молельни пустил на дрова, сварил мясо, съел – и внезапно умер. Его посадили в огненную колесницу и повезли на расправу в подземное узилище, в ад. Но тут явился отрок и попытался его освободить. Служители ада сказали:
– Этот человек осквернял путь Будды, постоянно грешил, а потому его отпускать нельзя.
Но отрок настаивал:
– Пусть даже он грешник, у него есть корни блага: однажды в храм Хасэдэра, где я обитаю, он принёс досок для строительства. Сейчас же верните его на материк Джамбу!
И когда он так велел, Ясумото вернулся к жизни. После этого он изменился сердцем, отправился в Южную столицу и стал учеником бодхисаттвы Гё:ки; из остатков той священной древесины, что пошла на изваяние Каннон в храме Хасэ, он вырезал образ почитаемого. Об этом прослышал государь Сё:му и повелел считать Гё:ки первооткрывателем, а Ясумото основателем нашего храма Фудзиидэра; правда, на самом деле зовётся этот храм Конго:дзи. Поистине, надо думать, удивительное чудо!

________________
Милосердный подвижник Гё:ки, по преданиям, жил в VII–VIII вв. Именно ему государь Сё:му поручил собирать по всей стране пожертвования на строительство храма То:дайдзи в Наре. Гё:ки всю жизнь много странствовал, основал немало храмов, а кроме того, побуждал жителей разных краёв к совместным общеполезным делам: строительству мостов, дорог и т.п. За это его и чтили как бодхисаттву.
«Багряные» облака в песне — мурасаки-но, тж. «лиловые», цвета глицинии фудзи. Название храма значит «Глициниевый колодец». «Цветочный помост» здесь – видимо, сама горная долина, где стоит храм, она же – драгоценное сиденье для будд.
Храм Хасэдэра 長谷寺 в краю Ямато – одно из трёх главных в Японии мест почитания Каннон (наряду с Исиямой и Киёмидзу); до всех них мы ещё доберёмся в этом паломничестве. Отроком, конечно, был сам Каннон.
Джамбу 閻浮, Джамбудвипа — индийское название той части света, где мы все живём. Хотя Япония расположена на островах, но и её относят к этому «материку».
Другое название храма Фудзиидэра пишется как 金剛寺 Конго:дзи, «Алмазный храм».
На картинке негодяй Ясумото расположился в храме с удобствами: разделывает оленью ногу на столе для подношений, причём не ножом, а прямо-таки мечом; над очагом кипятится вода в котелке, а рядом греется бутылка сакэ; перед столом стоит огромная чаша для выпивки – на целую бутылку. Выглядит Ясумото как вполне театральный разбойник, у Тоёкуни таких много. Но огненная колесница за ним уже спешит…

6. Край Ямато, храм Цубосакадэра 第六番　大和壺坂寺

Ива-о татэ
Мидзу-о татаэтэ
Цубосака-но
Нива-но исаго мо
Дзё:до: наруран

Высятся скалы,
Струятся воды
У Цубосаки,
И даже песок в саду –
На Чистая ли земля?

Почитаемый: Тысячерукий и Тысячеглазый Каннон千手千眼観音
Первооткрыватель: досточтимый Бэнки 弁基上人



Сугару 栖軽
В двадцать третий год правления государя Ю:ряку, когда государь пребывал во дворце Ооясу, внезапно налетела страшная буря с дождём, громом и молнией. Государь призвал своего телохранителя Тисакобэ Сугару и велел: «Сейчас же схвати бога грома и доставь ко мне!». Получив приказ, Сугару сразу вскочил на коня и поскакал к горе Абэяма. Глянул сурово в грозовое небо и вскричал громким голосом:
– Тут небо нашей державы! Или ты не понял государевой воли?!
Однако гром не унялся. Тогда Сугару обратился в сторону храма Цубосака и сказал:
– Бодхисаттва Каннон, ты, что ли, не защищаешь государевы земли?!
Это он вспомнил, что в главе «Открытые для всех врата» в чудесной записи сказано: «Если соберутся облака и загремит гром, засверкают молнии и пойдёт великий дождь, то, когда люди подумают о силах того Внимающего Звукам Мира, небо прояснится, тучи рассеются». И тут со стороны храма просиял удивительный свет, затрепетал, подобно стягу, и тут же буйный гром упал на землю между заливом Тоё и холмами Ии. Сугару его схватил и доставил в государевы палаты. Среди придворных не было никого, кто не восхвалял бы воина, и с тех пор ему дали прозвище Сугару — ловец богов, Катори Сугару.

________________
Этот рассказ в разных версиях есть в «Анналах Японии» (где он относится к седьмому году правления государя Ю:ряку, то есть к 462 г.) и в «Японских легендах о чудесах» (где год не указан). В «Анналах» государь просто велит своему воину доставить бога грома, и Сугару приносит ему громовника – огромного страшного змея. В ужасе государь велит отнести его обратно; примерно то же получилось у Еврисфея с Гераклом и Кербером. В «Легендах» верный Сугару нечаянно мешает государю, когда тот уединяется с супругой, и Ю:ряку спроваживает воина на поиски бога грома. Громовника ловят и с почётом доставляют во дворец, а потом устраивают ему святилище. В обоих этих изводах о Каннон речи нет.
«Открытые для всех врата» 普門品, «Фумон-хин» – 25-я глава «Лотосовой сутры», содержащая учение о Каннон. Цитируемое место – ТСД 9, № 262, 58a, приведён перевод А.Н. Игнатовича. На картинке летящий свиток – это и есть глава из сутры.

Via

Начало — 1, 2

Сегодня — про двух девочек, которым сперва сильно не повезло, а потом наоборот.

3. Храм Кокавадэра (в краю Кии) 第三番　粉河寺

Тити хаха-но
Мэгуми мо фукаки
Кокавадэра
Хотокэ-но тикаи
Таномосики кана

Отцовское, материнское
Милосердие глубоко,
И в храме Кокава
На клятву будды
Можно положиться!

Почитаемый: Тысячерукий и Тысячеглазый Каннон 千手千眼観音
Первооткрыватель: Оотомо-но Кудзико 大伴孔子古



Сибукава Садаю: 渋川左太夫

Садаю: был жителем края Кавати. Его единственная дочь тяжело заболела, врачи лечили её сотней способов, но чуда не случилось. Отец и мать, полные жалости к ней, всем сердцем верили в великого милосердного бодхисаттву, Дарующего Бесстрашие, и вдруг к ним явился отрок лет четырнадцати или пятнадцати, расспросил о недуге их дочери, и они положились на чудо принятия дара – а потому отрок тут же научил их возглашать заклятие Тысячерукого. И сразу же тяжкая болезнь отступила. Отец обрадовался и хотел оделить отрока всяческими богатствами, но тот не взял, а только забрал у больной девицы бумажный кулёк с палочками для еды. Сказал:
– Я из края Кии, из храма Кокава, – и исчез.
После этого, раз девица полностью исцелилась, отец, неся её на плечах, пошёл искать то место, но не нашёл. Они остановились отдохнуть около травяной хижины, где никто не жил, и ночью в том месте откуда-то воссиял непостижимый свет, ведь то была обитель будды. Удивились, подошли поближе, посмотрели – а там Тысячерукий, и в одной руке у него кулёк с палочками! Тут они с глубоким почтением восславили бодхисаттву, ведь это он был тем отроком. И с тех пор паломники стали сходиться сюда со всех четырёх сторон, а потом женщина из уезда Ито, истово верившая в Каннон, перестроила эту хижину в храм. А чудеса здесь являются снова и снова.

__________________________
Оотомо-но Кудзико, согласно «Преданиям храма Кокава» (粉河寺縁起, «Кокавадэра-энги», XII в.), жил в древние времена и был охотником. Однажды он, взобравшись на дерево, высматривал в лесу кабанов и заметил, как что-то светится, нашёл это место и построил там хижину. Он дал обет изваять образ будды, и однажды к нему явился молодой монах, назвался ваятелем и обещал исполнить работу, только чтобы заказчик не подглядывал за ним. И точно, через семь дней было готово изваяние Тысячерукого, а монах исчез. Тут-то Кудзико и понял, что образ ваятеля принял сам Тысячерукий, навсегда отказался от убийства живых существ и стал первым монахом в новой обители.
В тех же «Преданиях…» говорится и об исцелении дочери Сибукава Садаю: (Таю:носукэ). Отец с дочерью и слугами долго ищут место под названием Кокава, никто не знает, где это, но в конце концов они приходят к берегу речки с белой водой – а «Кокава», собственно, значит «Мучная река». Судя по рисункам в свитке «Преданий…», хижина, которую путники находят у реки, совсем маленькая, так что они и не пытаются зайти внутрь, а устраиваются на ночлег рядом – и ночью видят свет. Там, правда, примета другая, но тоже самая дешёвая хозяйственная мелочь: не палочки в обёртке, а 鞘付, саяцуки – шнурок, которым подвязывают ножны меча или ножа. О вдове из уезда Ито в «Преданиях…» тоже говорится; она пожертвовала храму всё своё наследство.
Вообще эти «Предания…» – книга увлекательная: там среди паломников в храме Кокава появляются и государи, и высшие сановники, и поэт Аривара-но Нарихира с женою, и многие знаменитые монахи эпохи Хэйан.
Дарующий Бесстрашие 施無畏, Сэмуи, санскр. Абхаядана, – одно из величаний Каннон. «Принятие дара» 加持, кадзи, – обряд, при котором подвижник сосредоточивается на своём единстве с буддой, бодхисаттвой или божеством и получает в своё распоряжение его чудесные силы. Средствами для такого сосредоточения служат заклятия, мантры, например, для Каннон это «Заклятие Тысячерукого» 千手陀羅尼, Сэндзю дарани.

На картинке у отрока старинная причёска и палочки в руке, а в другой – нераспустившийся цветок лотоса. Зато у девочки платье с модным современным узором. На плечах у отца и дочери белые накидки паломников.


4. Край Идзуми, храм Макиноодэра 第四番　和泉槙尾寺

Миямадзи я
Хихара мацубара
Вакэюкэба
Макиноо яма ни
Кома дзо исамэру

В глухих горах
Через сосновый лес
Я пробираюсь,
И возле горы Макиноо
Мой конь замедляет шаг.

Почитаемый: Тысячерукий и Тысячеглазый Каннон 千手千眼観音
Первооткрыватель: досточтимый Гё:ман 行満上人



Государыня Ко:мё: 光明皇后

В давние времена в краю Идзуми в уезде Урада жил досточтимый монах Тикай. Когда он поселился на горе у водопада Мияри, веруя в учение Будды, пришла олениха, выпила мочи досточтимого, а потом родила девочку. Досточтимому трудно было бросить дитя, и он отдал девочку на воспитание соседской старухе. Та всю жизнь была бедна, но с этих пор разбогатела. И вот однажды, когда девочке было семь лет, она в пятом месяце вместе со старухой в поле высаживала рассаду. А в это время из столицы приехал Фудзивара-но Фухито. По государеву велению он побывал как посланец в здешнем храме Макиноо, испросил чудесной помощи Внимающего Звукам Мира, а на обратом пути увидел в поле эту самую девочку. От тела её исходил ясный свет, как от белой яшмы, и Фухито тут же восхитился ею и уговорил старуху отпустить дитя с ним. Фухито отдал девочку в услужение государю, затем она удостоилась государева благоволения, а потом, в первый год Тэмпё: в восьмом месяце была возведена в сан высочайшей супруги. Это и есть государыня Ко:мё:. Связь её с Буддой была глубока, а потому она особенно веровала в Закон Будды и построила много храмов – удивительное чудо!

________________
Досточтимый Гё:ман (или Син-мань, если он был переселенцем из Китая) по преданиям, жил в VI в., при государе Киммэе; таким образом, основан горный храм Макиноо будто бы чуть ли не в первый год знакомства японцев с буддийским учением. Первый год Тэмпё – 729 г.
Государыня Ко:мё: (701–760) была супругой государя Сё:му 聖武天皇 (701–756, прав. 724–749); обычно считается, что она была дочерью самого Фудзивара-но Фухито 藤原不比等 (659–720). По преданиям, родилась она действительно в краю Идзуми, при дворе служила с юных лет, но принца родила поздно, и он вскоре умер; государю Сё:му наследовала дочь Ко:мё:, побывавшая правящей государыней дважды, под именами Ко:кэн и Сё:току. А государыня-супруга Ко:мё: прославилась как верная сподвижница Сё:му во всех его благочестивых делах: строительстве храма То:дайдзи в городе Нара, создании всеяпонской сети храмов и т.д. А ещё Ко:мё: слагала песни и обладала замечательным почерком, некоторые её каллиграфические работы сохранились. Кроме того, государыня прославилась милосердными деяниями: устраивала приюты, бани и т.д., и порой её саму отождествляют с Каннон; по преданию, изваянию Каннон в храме Хоккэдзи в Нара приданы черты государыни Ко:мё:, основательницы этого храма.
А почему именно олениха? Видимо, потому, что оленей особенно любит не только Будда, но и бог святилища Касуга, предок рода Фудзивара.

На картинке усатый Фудзивара-но Фухито стоит справа в парадном придворном платье, юный оруженосец держит его меч, старуха, похоже, красноречиво излагает удивительную историю своей воспитанницы, а сама девочка смущённо отвернулась (за ленточкой на голове у неё воткнут пучок рассады).

Via

(Начало —  «Чудеса Каннон (1)»
Итак, начинаем показывать картинки из серии «Записки о чудесах бодхисаттвы Каннон: паломничество по западным краям». Первые истории — про горного бога, любившего стихи, и про то, чем одарили усердного китайца

1. Край Кии, гора Нати 第一番　紀州那智山



Фудараку я
Киси уцунами ва
Ми Кумано-но
Нати-но ояма-ни
Хибику такицусэ

От острова Фудараку
Волны ударяют в берег
У трёх вершин Кумано
И со святой горы Нати
Шум водопада слышен далеко.

Почитаемый: Каннон с жемчужиной исполнения желаний 如意輪観音, Нёирин-Каннон
Первооткрыватель: досточтимый Райгё: 裸形上人
(по преданиям, прибыл из Индии в IV в., при государе Нинтоку, и основал храм Сэйгантодзи 青岸渡寺 близ водопада Нати)

Идзуми-сикибу 和泉式部

Тридцать три святыни Западных земель чтили многие поколения государей, многие приходили к ним паломниками, и среди них был государь-монах Сиракава: он обошёл все святыни тридцать три раза, и в ту пору бог сложил песню:

Уро ёри-мо
Муро-ни иринуру
Мити нарэба
Корэ дзо Хотокэ-но
Микуни нарубэки

Из мира волнений
В мир, где нет волнения,
Ведёт этот путь,
А значит, здесь –
Святая страна Будды!

Кроме этой есть и другая чудесная песня. Идзуми-сикибу, когда была здесь в паломничестве, остановилась у подножия горы и что-то помешало ей двигаться дальше.

Харэярану
Ми-ни укикумо-но
Танабикитэ
Цуки-но савари-то
Нару дзо канасики

Нет просвета,
Плывущие облака,
Распростершись,
Мешают увидеть луну,
И это печально!

Так она сложила и легла спать, а ночью во сне бог ответил ей песней:

Мото ёри-мо
Тири-ни мадзивару
Ками нарэба
Цуки-но савари-ва
Нани ка курусики

С самого начала
Я смешался с пылью,
Ведь я бог:
Я помеха для луны,
Но что же в том плохого?

Поэтому она с лёгким сердцем тут и завершила паломничество. Удивительные чудеса, начиная с тех, что выразились в письменных знаках, трудно перечислить. Мы же отсюда хотим начать краткий рассказ с картинками о Кандзэон, Внимающем Звукам Мира.

_____________________
Нати — знаменитый водопад, одна из трёх святынь в горах Кумано на полуострове Кии.
Фудараку — Поталака, остров в южном море, священная страна бодхисаттвы Каннон. О том, что от берегов Кии ведёт прямой морской путь на Фудараку, говорится во многих японских источниках; истовые почитатели Каннон перед смертью именно отсюда отправлялись к ней в лодках без вёсел и без запаса воды и еды.
«Бог» здесь — Кумано-гонгэн 熊野権現, «собирательное» божество гор Кумано. Почитают его как общего потомка Будды Шакьямуни и солнечного бога Сурьи; поклявшись защищать Закон Будды и помогать потомкам Солнца, этот бог переселился в Японию и обосновался в горах Кумано. Быть может, это он сам в обличье ворона указывал путь Дзимму, первому государю Японии, когда тот с войском приплыл с острова Кюсю и высадился у берегов края Кии на Хонсю.
Государь Сиракава действительно много раз совершал паломничества в Кумано; он правил в 1073–1087 гг., а потом ещё до 1129 г. руководил всеми делами в стране как государь-монах. Говоря ему, что Япония – страна Будды, бог тем самым ещё и подтверждает правильность такого образа правления, когда настоящая власть принадлежит государю-монаху.
Поэтесса Идзуми-сикибу жила на рубеже X–XI вв. Ей бог напоминает, что он «смягчил свой свет, смешался с пылью» 和光同塵, вако: до:дзин. Этими словами в древнекитайской книге «Дао-дэ-цзин» обозначается поведение мудреца, а в японских сочинениях о «родных богах» — поступок бога, поселившегося в земном мире, чтобы помогать людям.
Идзуми-сикибу сложила такую хорошую песню в самом начале пути, что бог ей сразу и откликнулся, и ей не пришлось обходить все святыни. С нею вообще подобное случалось: например, в святилище Кибунэ она пыталась заклясть мужа, чтобы не разлюбил, увидела, какой там неприличный обряд, и поостереглась, но сочинила песню; муж порадовался её скромности и к ней таки вернулся.
На картинке у Идзуми-сикибу волосы распущены по старинной моде, в одной руке посох, в другой листок с песней. Спутница же её выглядит вполне по-эдоски.
«Чудеса… выразились в письменных знаках» – то есть в песнях. Хотя песни не обязательно записывают, а боги уж точно чаще возвещают их голосом, а не передают на письме, всё равно поэтическую речь часто обозначают как 文字, мондзи, «письменные знаки», потому что в ней идёт счёт слогов, а «слог» и «знак» при традиционном японском подходе не различаются.
А кто не так упорен, как государь Сиракава, и не имеет такого песенного дара, как Идзуми-сикибу, тот может просто покупать картинки из новой серии и паломничать, не выходя из дома.

2. Край Кии, храм Миидэра 第二番　紀三井寺



Фурусато-о
Харубару коко-э
Ки Миидэра
Хана-но Мияко-мо
Тикаку наруран

В сельскую глушь
Издалека сюда пришёл
В храм Мии в краю Ки.
И Цветущая Столица
Быть может, близко?

Почитаемый: Одиннадцатиликий Каннон 十一面観音
Первооткрыватель: досточтимый Ико: 威光上人

Досточтимый Ико:, китайский монах 唐僧　威光上人

Миидэра, храм Трёх Колодцев, в краю Кии называется так потому, что здесь есть три источника чудесной воды. Досточтимый монах переписывал «Большую сутру о запредельной премудрости», как вдруг ему явилась прекрасная дева. Он удивился и спросил: «Откуда ты?» – но она скрылась в водопаде Чистых Вод. Прошло три года, красавица снова явилась и преподнесла ему раковину-трубу хорагаи, курильницу Исполняющего Желания, посох Кашьяпы, ветку вишни, что указывает путь, и другие дары. Дева сказала: «Я – дочь царя драконов; заслуги досточтимого в делах Закона да станут люди с верою чтить всегда, из века в век!» – и исчезла. Эти вещи стали сокровищами нашего храма, их почитают и поныне. И не только это: с тех самых пор каждый год в седьмой день седьмого месяца она зажигает в храме Драконий светильник — удивительное чудо!

____________________
Когда жил монах Ико: (он же, видимо, Вэй Гуан, родом из Китая) точно не известно; его считают основателем нескольких храмов в Японии.
Храм в Кии, возможно, получил название от более знаменитого храма Миидэра в окрестностях Столицы, на что и намекает песня. В обоих храмах особенно чтили «Лотосовую сутру»; юная дочь царя драконов появляется в этой сутре в главе 12-й, чтобы своим примером доказать: буддой может стать каждый, в том числе и ребёнок, и женщина, и существо не человечьего племени. Почитание Каннон основано на этой же сутре (на главе 25-й).
Исполняющий Желания – одно из величаний Каннон; Кашьяпа – ближайший ученик Будды Шакьямуни, тот, который понял учителя без слов и тем самым положил начало традиции дзэн.
Как связаны дева-дракон и Каннон с небесной Ткачихой, чью встречу с Волопасом празднуют в седьмую ночь седьмого месяца (праздник Танабата), пока непонятно.
На картинке у героини в одной руке та самая труба из раковины, в другой ветка вишни, а наряд – как у театральных царевен. Головной убор монаха похож на тот, какие носят дзэнские наставники.

Via

Начало — по метке «Чудеса Каннон»

33. Край Мино, храм Таникумидэра 第三十三番 美濃国谷汲寺

Ёродзу ё-но
Нэгаи-о коко-ни
Осамэоку
Мидзу ва кокэ-ёри
Идзуру Таникуми

Тысяч веков
Стремления – этим местам
Доверь,
Где из-под мхов вода
Пробивается в Таникуми.

Кё:-мадэ ва
Оя-то таномиси
Оидзури-о
Нугитэ осамуру
Мино-но Таникуми

До нынешнего дня
Как на родителя, полагались
Мы на паломничье платье.
Снимем его и оставим здесь –
В краю Мино, в Таникуми.

Почитаемый: будда Якуси 薬師如来
Первооткрыватель: царевич Сё:току聖徳太子 (574–622)


Торговец золотом Оокура Нобумицу 金商人 大蔵信満

Нобумицу был родом из края Муцу. Каждый год он по торговым делам бывал в столице и всякий раз заходил паломником в Кумано. Когда он побывал там в тридцать третий раз, то вознёс молитву, чтобы на его пожертвования изготовили образ Каннон. И тогда бодхисаттва Мондзю из Нагаи, что в краю Муцу, принял образ отрока, раздобыл чудесного дерева эноки и изваял из него образ Одиннадцатиликого. Тогда Нобумицу в великой радости захватил с собой из Муцу триста рё: золота, совершил подношение возле молельни, забрал изваяние и с ним отправился домой. Но по пути в краю Мино близ имения Таруи (теперь оно зовётся Таникуми) изваяние сделалось тяжёлым, будто каменная глыба – никак не сдвинуть! Тогда Нобумицу понял: здешняя земля имеет связь с буддой! – и немедля распорядился построить на этом месте молельню. И в самом деле, чудеса здесь являются всё новые, день за днём; стало быть, здесь – тридцать третье место, где исполнились обеты.

Итак: паломничество по западным краям государь Закона Кадзан начал в пятнадцатый день третьего месяца первого года Тё:току [995 г.] в Кумано, а в первый день шестого месяца пришёл сюда в Таникуми. Путь занял семьдесят пять дней, и те паломники, кто прошли его тогда, а следом за ними и другие обрели обширные, великие заслуги. Нет такого будды, кто не был бы к нам милосерден и сострадателен, но Каннон – Великий Милосердный, Великий Сострадательный бодхисаттва, а потому можно и нужно всем сердцем довериться ему!
На этом с почтением завершаем.
-----------------------
Бодхисаттва Мондзю 文殊 (Манджушри) почитается как помощник в изучении Закона Будды, его меч рассекает тьму заблуждений. В краю Муцу на северо-востоке острова Хонсю: этого бодхисаттву особенно почитают в храме Сэйрю:дзи 清龍寺; видимо, о нём здесь и идёт речь, назван он по местности Нагаи 永井, где стоит этот храм. В Сэйрю:дзи почитают также и Каннон, равно как и в Таникуми, где главный почитаемый – будда-целитель Якуси.
Путь из Кумано в край Муцу лежит по дороге То:кайдо:, она проходит через край Мино.
«Деревом эноки» 榎 в разных текстах могут называться разные деревья с ценной древесиной, в том числе каркас китайский Celtis sinensis, он же японское «железное дерево». Один рё: – около 40 граммов золота.
Рассказы об изваяниях, которые являют знамения, где им надлежит обосноваться, во множестве встречаются в поучительных рассказах сэцува, храмовых преданиях и других источниках.
«На этом с почтением завершаем» 穴賢, анакасико, – заключительная формула во многих буддийских сочинениях.
На картинке Нобумицу в наряде паломника, но с мечом, нёс изваяние в походном коробе ои, но оно отяжелело, он упал и не может подняться, к удивлению своего спутника.
-----------------------
Что сказать об этой серии в целом? Если сравнивать её со средневековыми сборниками преданий о Каннон – «Записками о чудесах храма Хасэдэра», «Преданиями храма Кокава», 16-м свитком «Стародавних повестей» – то прежде всего она отличается большим разнообразием чудес. Здесь их полный набор, все те, что перечислены в «Лотосовой сутре». Из них очень редкие для Японии – спасение от яда и от старения; сравнительно редкие – от огня и падения с высоты. Но и самые частые, такие как спасение на водах и исцеление, здесь тоже есть. Другое отличие: в рассказах из нашей серии гораздо чаще цитируется сама «Лотосовая сутра», средневековые предания обычно без прямых цитат обходятся. А общая черта – подбор героев: это должны быть отчасти простые люди, а отчасти знаменитости. И не только святые праведники, но и поэты, военные герои и прочие, с кем читателю тоже приятно «завязать связь» – через почитание Каннон. Когда в конце XIX в. и в XX в. путеводители подчёркивают не буддийскую, а «светскую» значимость паломничества – приобщиться к родной истории, литературе и т.д. – это вполне согласуется с традицией.
Эта серия гравюр имела большой успех, и позже изданы были ещё две: по 33 храмам Восточных земель (вышла не до конца, потом была дополнена другими авторами) и по 34 храмам Титибу; всего получилось сто святых мест.
Вот здесь можно посмотреть книжку про святыни Восточных земель, правда, не цветную . А здесь серия Титибу из собрания Бостонского музея изящных искусств. Там чудес ещё больше: призраки, демоны, драконы…

Via

Начало — по метке «Чудеса Каннон»

31. Край Ооми, храм Тё:мэйдзи 近江長命寺

Ятитосэ я
Янаги-ни нагаки
Иноти дэра
Хакобу аюми-но
Кадзаси наруран

До восьми тысяч лет
Под ивами долгой
Жизни храм
Тем, кто пешком идёт сюда
Да будет украшением!

Почитаемый: Тысячерукий Одиннадцатиликий Каннон 千手十一面観音
Первооткрыватель: царевич Сё:току 聖徳太子 (574–622)


Савара То:дзю:ро: 佐原籐十郎
То:дзю:ро: был родом из края Этидзэн; когда остался без родителей, он продал дом и всё имущество и на эти деньги снарядился в путь в столицу. По пути в краю Ооми в селении Сига он попался грабителям; у него отобрали одежду и припасы, а самого его бросили в воду. Но под исподним он носил оберег, будду-защитника из храма Тё:мэйдзи; оберег засветился чудесным светом, То:дзю:ро: заметили рыбаки на ночной ловле и вытащили сетью. Он с верою чтил могущество будды, который спас его, и позже пошёл в ученики к настоятелю храма Тё:мэйдзи, стал неустанно читать «Главу об открытых для всех вратах». А потом построил молельню в деревне Катада и поместил там будду-защитника, спасшего ему жизнь, и тот снова являл удивительные чудеса. А ещё Каннон в нашем храме защищает от оспы; говорят, кто верует в него, никогда не заболеет.
----------------------
«Будда-защитник» здесь, видимо, Каннон и есть, «буддами» собирательно называют и будд, и бодхисаттв. «Открытые для всех врата» – 25-я глава «Лотосовой сутры», где содержится учение о Каннон.
Рыбаки опять вполне театральные, какими привык их видеть зритель Кабуки в соломенных юбках и ярких куртках.

--------------------------------
32. Край Ооми, храм Каннондзи 第三十二番　近江観音寺

Аната у-то
Митибики тамаэ
Каннондзи
Тооки куни ёри
Хакобу аюми-о

К жизни на той стороне
Будь милостив, проводи
О, храм Каннондзи,
Тех, кто из дальних краёв
Пешком пришёл сюда!

Почитаемый: Тысячерукий Тысячеглазый Каннон 千手千眼観音
Первооткрыватель: царевич Сё:току 聖徳太子 (574–622)


Женщина-рыба 人魚
Когда царевич Сё:току на закате дня проходил мимо деревни Исидэра, из тростниковых зарослей выглянуло существо: лицо человечье, а всё остальное как у рыбы.
– В прежних рождениях я любила убивать живых, и за это деяние получила вот такое тело. Прошу, о почитаемый святой, пожалей меня и установи на этом месте образ Тысячерукого Великого Милосердного бодхисаттвы, построй храм! Если ты сделаешь это, я сразу же покину путь страданий и обрету рождение на небесах.
Царевич немедля построил молельню, изваял образ Тысячерукого Великого Мужа и семь дней молился о просветлении для этого существа. В последний день небожительница спустилась с неба, встала перед царевичем и молвила:
– Я возродилась среди богов и обрела всепобеждающую чудесную радость!
И прибавила:
– Силою милосердия святого правителя я смогла возродиться на небесах, и за это с почтением благодарю!
И улетела.
---------------------
Такое воздаяние за убийство живых существ кажется неожиданным, но читателю XIX в. эта история могла напомнить предание о рыбаке и русалке. Рыбак её поймал, приготовил, стал потчевать гостей, все уклонились от трапезы, а беременная жена одного из гостей сьела, не зная, что это за мясо, родила потом русалочку, и та прожила много сотен лет. Так что у женщины-рыбы были все основания опасаться, что и её съедят.
«Я возродилась среди богов…» — несколько переиначенная цитата из «Лотосовой сутры» (гл. XII, «Девадатта», ТСД 9, № 262, 35а).
На картинке царевич в одеянии китайского образца, в венце, но с мечом и с должностной табличкой чиновника. Чудесное существо выглядит наполовину как ещё рыба, а наполовину уже как индийское божество тэн в украшениях и лентах.

Via

Начало — по метке «Чудеса Каннон»

29. Край Вакаса, храм Мацуноодэра 第二十九番　若狭国松尾寺

Соно ками ва
Икуё-э нуран
Таёри-оба
Титосэ-о коко-ни
Мацу-но о-но тэра

Отныне
Надолго ли
Принесёт пользу?
На тысячу лет
Здесь, в храме Мацуноо!

Почитаемый: Каннон с головой коня 馬頭観音
Первооткрыватель: досточтимый Ико: 威光上人



Ю:ки Со:даю: 結城宗太夫

Рыбак Со:даю:, живший близ залива Ко:ноура, всегда веровал в Каннон и с особенно глубоким милосердием заботился об односельчанах. Однажды семнадцать лодок вышли на ночной лов, налетела большая буря и все они были разбиты, никто не спасся. Только Со:даю: ветром отнесло в страну ракшас: он едва остался в живых, а теперь его схватили демоницы и собрались убить. Он с верою истово взмолился к Каннон, и тут, будто бы во сне, явился чудесный белый конь и унес Со:даю: в небо, а потом в его родные края. Очнувшись, рыбак стал искать, где теперь этот конь, поднялся к нам на гору и увидел следы. Так это Каннон мне помог, спас мне жизнь! — понял рыбак, изваял образ Каннон с головой коня и установил у нас на горе. Государь-монах Итидзё услышал о том, был тронут и велел построить храм и поручил рыбаку Со:даю: заботиться о нём. Со:даю:, его жена, дети и домочадцы провели стодневный обряд — благодарили за то, что рыбак вернулся невредимым. Удивительное чудо!
-----------------------
О досточтимом Ико: говорилось в рассказе 2.
Страну демнонов ракшас, известную по буддийским преданиям, японцы помещали где-то сравнительно недалеко от своих островов. На картинке Со:даю: в театральном наряде рыбака улетает верхом на коне, а за ним гонится синелицая демоница; на этот сюжет действительно была поставлена пьеса в театре Кабуки.

--------------------------

30. Край Ооми, остров Тикубусима 第三十番　近江竹生島

Цуки мо хи мо
Намима-ни укабу
Тикубусима
Фунэ-ни такара-о
Цуму кокоро сэё

При луне и при солнце
Плывёт среди волн
Остров Тикубу
Смотри: точно ладья,
Полная сокровищ!

Почитаемый: Тысячерукий и Тысячеглазый Каннон 千手千眼観音
Первооткрыватель: бодхисаттва Гё:ки 行基菩薩 (упоминался в рассказе 5)


Ученик досточтимого Тю:сана из Мацумуро 松室 仲算上人の児

Ученик досточтимого, Такой-то, был пригож собою и хорошо читал «Лотосовую сутру». Однажды он исчез, его искали, но не нашли. Как-то раз слуга в горах собирал хворост и увидел: этот ученик сидит на ветке дерева и читает «Лотосовую сутру».
– Разве ты не ученик нашего досточтимого? – позвал слуга.
– Так уж вышло, что я стал бессмертным. Скорее расскажи о том моему учителю, – отвечал отрок.
Слуга поспешил в храм и рассказал, что видел. Досточтимый поспешил к тому месту, увиделся с учеником сам, и оба обрадовались безмерно.
Ученик сказал наставнику:
– Прошу, дай мне твою лютню, учитель! Каждый год восемнадцатого числа третьего месяца на острове Тикубу бывает собрание богов и бессмертных, и я её возьму с собой.
Учитель повесил лютню на ветку дерева и ушёл. А в следующем году в тот самый день досточтимый, тоскуя об ученике, сел в лодку и поплыл вокруг острова Тикубу. И словно бы из пустоты там раздавались звуки лютни, и вдруг что-то упало в лодку. Досточтимый посмотрел – а это его лютня! Он был глубоко тронут и благодарен, а потом передал её к нам на остров. Теперь она у нас хранится как сокровище. Этот ученик был превращённым обличьем Каннон, но и поныне здесь являются ещё большие чудеса.
-----------------------------
На картинке на облаке стоит богиня Бэндзайтэн (1, 2, 3), покровительница музыкантов, чтимая на острове Тикубу; в одной руке у неё веер, а в другой горшочек с зельем бессмертия. Рядом с ней Каннон в образе отрока: он, видимо, бросает лютню в лодку к монаху. Что растёт в цветочном горшке на столике позади отрока, непонятно: возможно, гриб бессмертия?
Монах Тю:сан (935–976) из храма Ко:фукудзи в города Нара был соперником Рё:гэна на диспуте годов О:ва (в 861 г.)

Via

Начало — по метке «Чудеса Каннон»

27. Край Харима, гора Сёсясан　第二十七番　播州書写山

Харубару-то
Ноборэба Сёся-но
Яма ороси
Мацу-но хибики мо
Минори наруран

Когда издалека
Поднимаешься на Сёся,
В ветре с гор,
В шуме сосен –
Звуки священного Закона!

Почитаемый: Святой Каннон 聖観音
Первооткрыватель: досточтимый Сё:ку: 性空上人(910–1007)

Тю:та Кодзабуро:, в монашестве досточтимый Сё:ку: 仲太小三郎　法名性空上人
　
Тю:та был воином на службе у старшего советника Токитомо – внука господина [Фудзивара-но] Токихиры, Левого сановника из Главной усадьбы. В этой семье хранилась замечательная тушечница; однажды в пору неудач господин достал её и растёр в ней тушь, и его назначили старшем советником; он собрался посетить дворец, чтобы изъявить свою радость. А Тю:та, оставшийся тогда в доме, очень захотел взглянуть на тушечницу. Вместе с молодым господином, отроком десяти лет, они открыли ларец и с почтением разглядывали тушечницу, но тут услышали, что господин вернулся домой. От неожиданности Тю:та уронил тушечницу и разбил. Он ещё больше испугался и огорчился, а молодой господин, видя это, сказал ему, утешая: «Не о чем горевать. Если начнут выяснять, кто это сделал, скажу, что я, и тогда никого не накажут». А потому Тю:та лишь ждал, что скажет господин. Старший советник учинил разбирательство: кто разбил? И когда услышал, что это сделал молодой господин, страшно разгневался.
– Эту тушечницу пожаловал сам светлый бог Сумиёси господину в Большом тканом венце [=Каматари, родоначальнику Фудзивара], она была сокровищем нашей семьи, и её утрату трудно простить!
И казнил своего десятилетнего сына. Тогда Тю:та в неизбывном горе удалился от мира, поднялся на гору Сёся, принял имя досточтимого Сё:ку: и ради молодого господина стал читать «Лотосовую сутру». Такое чудо явил Великий Милосердный бодхисаттва, и позже Сё:ку: основал наш храм — непостижимая связь событий!
--------------------------------
Левый сановник из Главной усадьбы – Фудзивара-но Токихира 藤原時平 (871–909), печально известный клеветник, погубитель Сугавара-но Митидзанэ. Во многих источниках говорится, что потомков Токихиры преследовали несчастья и в итоге эта ветвь рода угасла – такова была месть Митидзанэ, или воздаяние за злодейство, или это одно и то же. О внуке Токихиры по имени Токитомо 時朝 мало что известно кроме истории с тушечницей; случилось это, вероятно, в 946 г., поскольку известно, что Сё:ку: принял монашество в возрасте 36 лет.
Бог святилища Сумиёси покровительствует не только мореплавателям, но и поэтам, так что тушечница – вполне возможный дар от него.
На картинке воин роняет тушечницу (в руках у него ткань, в которую она была завёрнута), а мальчик говорит: ах! Оба одеты по моде эпохи Эдо. Рисунок на одежде мальчика подозрительно напоминает барабаны бога грома, что может указывать на Митидзанэ.

-----------------------------------------
28. Край Танго, храм Нариаидэра 第二十八番　丹後国成相寺

Нами-но ото
Мацу-но хибики-мо
Нариаи-ни
Кадзэ фукиватасу
Ама-но хасидатэ

Шум волн
И шорох сосен
В Нариаи
Ветер переносит
Через Небесный мост.

Почитаемый: Святой Каннон 聖観音
Первооткрыватель: досточтимый Синно: 真応上人 (VII–VIII вв.)

Наставник созерцания Сайэн, основатель храма 開山齋遠禅師

Сайэн особенно веровал в Каннон и однажды в день большого снегопада остался в храме, занятый чтением «Лотосовой сутры». У него не было ни чашки еды, и он был уже близок к голодной смерти, как вдруг – о чудо! – нашёл в саду перед храмом оленью ногу. Это «втройне чистое мясо», – решил Сайэн, сварил его и съел. И снова, не ленясь, с истовой верой продолжил читать сутру. Когда пришли люди из деревни и принесли ему еды, то говорили меж собой: «В этот большой снегопад наш монах, должно быть, изголодался», а он рассказал: вот что случилось, я не голодал. Крестьяне сказали: чудеса! – и заглянули его котелок, а там не было оленьего мяса, только кипарисовые щепки. Они удивились, сам Сайэн тоже был поражён, с почтением осмотрел почитаемый образ – и увидел, что с коленей у изваяния стёсано дерево. «Значит, Великий Муж стал мне пропитанием, спас меня от голодной смерти – сколь редка такая милость!» – он стал молиться, и искалеченное изваяние залечило раны, стало таким, как было, — потому храм и называется Нариаи-дэра, храм Восстановления. И поныне в нём является множество чудес.
---------------------
Небесный мост — главная достопримечательность края Танго, песчаная коса, поросшая соснами (считается одним из самых красивых видов Японии).
О досточтимом Синно: известно только то, что в 704 г. при государе Момму он учредил этот храм во исполнение государева обета. «Первооткрыватель» храма и его «основатель» часто разные лица, об этом говорилось в связи с рассказом 3-м из нашей серии и с «Преданиями храма Кокава».
Рассказ о чуде в храме Нариаи есть в «Собрании стародавних повестей» (16–4); правда, там монах кается, что нарушает пост, а поселяне ругают его: уж если ты, досточтимый, питаешься древесиной, так настрогал бы щепок с храмового столба, и изваяние бы не уродовал!
«Втройне чистое мясо» здесь – мясо, которое по уставу монах может принять как подаяние и съесть. Для этого нужно, чтобы он 1) не видел, 2) не слышал и 3) не подозревал, что живое существо было убито нарочно для его прокормления. (То есть падаль, например, есть можно. В «Собрании стародавних повестей» монаху достается часть туши кабана, загрызенного волками; невозможно представить, чтобы волки нарочно оставили еды человеку, поэтому такое мясо тоже чисто.)
Великий Муж (санскр. Махапуруша или Махасаттва) – одно из величаний бодхисаттв, в том числе Каннон.

Via

Начало — по метке «Чудеса Каннон»

25. Край Харима, храм Новый Киёмидзудэра 第二十五番　播州新清水寺

Аварэми я
Аманэки кадо-ни
Синадзина-но
Нани-о ганами-ни
Коко-ни киёмидзу

Милосердие
Повсюду,
В каждом деле:
Что же видно
В чистой здешней воде?

Почитаемый: Одиннадцатиликий Тысячерукий Каннон 十一面千手観音
Первооткрыватель: бессмертный Хо:до: 法道仙人


Акамацу Удзинори 赤松氏範
Наш храм основал бессмертный Хо:до:, и стал он прочной опорой чудес. Золотой зал построила государыня Суйко, зал для чтений – царевич Сё:току, зал будды Якуси – господин второго ранга Икэ, большую пагоду – наложница Гион, а зал будды Амиды – господин Ёритомо. Здесь мудрые государи, вращатели золотого колеса, молились и приносили обеты ради мира и покоя в поднебесной, а потому днём и ночью здесь люди неустанно подвижничают, и чудеса являются снова и снова. Акамацу Удзинори вместе с прежним канцлером Моромото потерпел поражение в Ёсино, был изранен, вернулся в наш край и перешёл на сторону Ёсиакиры; позже в сражении при Киёмидзу он был разбит и покончил с собой, шёл ему тогда пятьдесят седьмой год. Служившие его дому Ито: Мимбу и Имамура Горо: помогли его сыну Отовакамару бежать в край Сацума; все они глубоко чтили наш образ Каннон, и потому избежали козней врага.
-----------------------
О бессмертном Хо:до:, пришельце из Индии, речь пойдёт в следующем рассказе.
Храм Новый Киёмидзу, как тут получается, был основан раньше, чем «старый» Киёмидзу в столице. Государыня Суйко правила в 592–628 гг. Её племянник и соправитель, царевич Сё:току, уже появлялся в рассказах 18 и 24. Господин второго ранга Икэ – Тайра-но Ёримори 平頼盛 (1133–1186), брат Тайра-но Киёмори, правившего Японией в пору смут XII в. Наложница Гион была поздней любовью государя-монаха Сиракавы (1053–1129) – как считается, именно эта благочестивая дама побудила его ввести запрет на убиение живого по всей стране. Господин Ёритомо – Минамото-но Ёритомо, первый камакурский сёгун.
«Мудрые государи, вращатели золотого колеса» - чакравартины, праведные с буддийской точки зрения правители; в Японии так могут называть и государей, и даже чаще отрекшихся государей-монахов.
Семья Акамацу прославилась в пору междоусобных войн XIV в. Воины из этой семьи несколько раз переходили со стороны государей Южного двора на сторону сёгунов Асикага (Северного двора) и обратно. Делали они это ради собственной цели: получить в наследственное управление край Харима. В конце концов им это удалось на целую сотню лет, но Акамацу Удзинори 赤松氏範 (1330–1386) до этого не дожил. Прежний канцлер здесь – Нидзё: Моромото 二条師基 (1301–1365), сторонник Южного двора, канцлером он был при государе Гомураками в 1352–1354 гг. Асикага Ёсиакира 足利義詮 (1330–1367) – второй сёгун в своём роду. Северному двору Удзинори успел и послужить, и изменить, и в конце концов вместе со многими родными и домочадцами покончил самоубийством после очередного поражения.
На картинке рыдает его сын Отовакамару 乙若丸, а двое верных людей дома Акамацу, Ито: Мимбу 伊藤民部 и Имамура Горо: 今村五郎, утешают его, призывая уповать на милость Каннон.

--------------------------
26. Край Харима, гора Хоккэсан 第二十六番　播州法華山

Хару ва хана
Нацу ва татибана
Аки ва кику
Ицу-мо таясэну
Нори-но ханаяма

Весной цветы вишни,
Летом – цитруса,
Осенью – хризантемы:
Никогда не увядает
Цветущая гора Закона.

Почитаемый: Святой Каннон 聖観音
Первооткрыватель: бессмертный Хо:до: 法道仙人

Бессмертный Хо:до:, он же Ку:хати 法道仙人 一名空鉢
ысячерукий Великий милосердный бодхисаттва на нашей горе – почитаемый образ, который принёс с собою из Индии странник Хо:до:. Он являл множество чудес. Хо:до: всякий раз пускал в полёт драгоценную чашу Каннон, и люди складывали в неё подношения. В первый год Тайка [645 г.] в восьмом месяце некто Фудзии вырастил рис для государя на заповедной земле и вёз его морем в столицу; у берегов Харимы к нему подлетела чаша Хо:до: и стала просить подаяния. Фудзии прямо сказал:
– Это государев рис, трудно мне его отдать. Но ты так настойчиво просишь, значит, Хо:до: — чужак и враг нашей страны!
Тогда чаша пустой вернулась на гору, а вслед за нею тысяча коку риса в тюках, подобно стае гусей, полетели к нам на гору. Фудзии испугался, поднялся на гору, попросил прощения – и весь его рис без остатка вернулся на корабль. Только один тюк упал в верховьях нашей южной речки, и теперь то место зовётся деревней Упавшего риса, Ёнэдамура. Государь Ко:току был тронут чарами Закона, что явил Ку:хати, и назначил его в храме главным по подношениям; с тех пор храм стал всё больше укрепляться.
------------------------------
Хо:до:, по преданиям, пришёл из Индии в Китай, потом обошёл три царства Кореи, а оттуда прибыл в Японию в край Харима. Его считают основателем двух десятков храмов, но изображают в облике даосского бессмертного, а не буддийского монаха.
Похожая история с тюками риса больше известна в другом изводе: в «Преданиях горы Сиги» (信貴山縁起, «Сигисан-энги», конец XII в.) у отшельника в горах тоже есть чудесная летучая чаша, только рис вслед за нею улетает не с корабля, а из амбара, но потом возвращается.
Государь Ко:току правил в 645–654 гг.; он, собственно, впервые и ввёл девизы правления, и первым девизом был Тайка, «Великие перемены».
На картинке непонятно, как на таком небольшом корабле эти тюки умещались раньше, до того как улетели (тысяча коку – это пропитание на год для тысячи человек). Основатель храма на этой картинке показан необычным способом: в верхнем пейзажном поле он стоит в красном одеянии на облаке и командует тюками. Чаще пейзаж и нижняя часть гравюры не сообщаются между собой или же из храма вниз исходит свет, «багряное облако», то есть приметы чуда Каннон, а не действий основателя. Также любопытно, что Хо:до: здесь применяет «чары Закона» 法術, хо:дзюцу, – видимо, некий буддийский извод даосского колдовства.

Via