Скит боголепный

  • записей
    1 977
  • комментариев
    8
  • просмотра
    376 434

Авторы блога:

Об этом блоге

Записи в этом блоге

Saygo
       В продолжение темы, поднятой неделю назад - большая статья А. Маркова на Элементах:
      Грандиозная вспышка вулканической активности в конце перми — начале триаса на территории нынешней Сибири считается главной причиной крупнейшего вымирания, радикально изменившего структуру земной биосферы. Вымирание сопровождалось резким падением доли тяжелого изотопа углерода (δ13C) в морских карбонатных отложениях. Причины скачка δ13C и его связь с вулканизмом и вымиранием остаются дискуссионными. В ходе изучения вулканических пород, сформировавшихся на относительно раннем этапе сибирского траппового вулканизма примерно во время пика массового вымирания, геологи из США, Канады и России обнаружили явные признаки горения каменного угля, а также фрагменты горелой древесины, что указывает на лесные пожары. Новые данные согласуются с гипотезой о том, что снижение δ13C в морских карбонатах объясняется выбросом в атмосферу огромного количества «легкого» углерода в результате сгорания залежей каменного угля, сквозь которые прорывалась поднимающаяся из недр магма. Новые данные также согласуются с идеей о том, что значительный вклад в вымирание могло внести быстрое потепление, закисление океана и другие последствия резкого роста содержания CO2 в атмосфере...

coal_combustion_and_siberian_traps_1_703


      В общем, они все умерли (ладно, не все, но подавляющее большинство).
      P.S. Ценность статьи еще и в том, что она снабжена в конце ссылками на другие материалы по этой проблеме.

Via

Saygo

Про бар и собак...

       Обратно про "Тридцатилетнюю войну" А.Ю. Прокопьева...
       Цитата:
       Пример Валленштейна в данном случае исключительно показателен для того, как в те времена функционировали имперские структуры: успех выдвиженцев не мог быть гарантирован лишь одной протекцией или личными усилиями. Необходимо было быть признанным традиционной знатью....

889px-Karl_Theodor_von_Piloty_001


       Речь идет о взлете и падении Фридландца, Альбрехта фон Валленштейна, имперского генералиссимуса и даже адмирала (правда, с флотом у него не заладилось). Валленштейн с суконным рылом да попытался пробраться во калашный ряд, ну и в итоге... В общем, не ко двору пришелся, собака, слишком подл оказался и низок происхождением - кровь недостаточно голубая оказалась по сравнению с имперским "олигархами", которые в итоге и схарчили этого "ироя", который всех прочих ироев (ну, пожалуй, кроме "северного льва", Густава Адольфа), превзошел и затемнил. Этого-то ему и не простили.
       Напрашивается параллель с Ивановым временем и его попытками найти опору в худородных выдвиженцах, противопоставив их старой родовитой аристократии. И посмле смерти Tyrann'a большинство его протеже сошли с политической сцены, за одним, правда, но очень важным исключением - Борис Годунов не только удержался "на верху", но и сделал следующий шаг - стал царем.



       Стать-то стал, да вот суконное рыло никуда не денешь и шапкой Мономаха никак не замаскируешь. "Вчерашний раб, татарин, зять Малюты, Зять палача и сам в душе палач, Возьмёт венец и бармы Мономаха...". И вот сперва бояре замесили тесто, потом в Польше помогли испечь колобок, а тут случайно так, ко времени, занемог Бориска-царь и отдал Богу душу и понеслось, покатился колобок, да так, что живые завидовали мертвым.


Via

Saygo

Die Traditionen uber Alles?

      Давненько я не обращался к проблеме пресловутой «военной революции», а тут как раз повод появился – у А.Ю. Прокопьева в его последней работе, посвященной Тридцатилетней войне, встретил любопытный пассаж как раз на эту тему.

oAV09v_5Ca8


      Итак, что пишет историк? А вот что – рассматривая Тридцатилетнюю войну как вполне себе традиционный конфликт («Бились за восстановление старого порядка. Война не должна была породить новый уклад. Ее орудия целились в прошлое»), он отмечал, что «до создания постоянных регулярных армий было еще далеко: крупные наемные контингенты стоили дорого, офицерские кадры формировались большей частью старым дворянским ополчением, призыв к вассалам все еще лежал в основе комплектования живой силы».
      Но вот, казалось бы, на этом беспросветном фоне вполне традиционной «старой кухни войны» как будто появился лучик света в темном царстве – «в Нидерландах на исходе XVI в. стараниями Морица Нассау-Оранского развернется большая деятельность по реорганизации вооруженных сил». «Современные историки видят в этом существенный прорыв к новым реалиям», - пишет дальше А.Ю. Прокопьев, но с таким раскладом не соглашается. По его мнению, «реформы Оранских вполне вписываются в давнюю теорию «военной революции» раннего Нового времени», но вместе с тем, полагает исследователь, «сами современники и творцы системы исходили, пожалуй, из другого». Из чего именно (и я, кстати, соглашусь в этом с автором, тем более что такой подход к оценке «оранжевой» «военной революции» мне импонирует сегодня в намного большей степени, чем все остальные с точки зрения комплексного подхода к изучению этого феномена в развитии европейского военного дела раннего Нового времени) исходит А.Ю. Прокопьев? По его мнению, «им (т.е. Морицу и его последователям – Thor) было важно опереться не на нечто принципиально новое, а на традицию, только еще более давнюю, чем доблесть и мощь испанских терций дворянского ополчения». Что же послужило образцом для Морица – так это давно не секрет, ибо эту традицию, продолжает историк, Мориц и его единомышленники «сыскали в античности, в боевых порядках римских легионов и в античной модели воспитания воина и патриота».
      Тут, правда, есть нюанс. П.Ю. Прокопьев пишет о том, что «свою роль, бесспорно, сыграли ренессансные (ага, Макиавелли вам в помощь и его опыт воссоздания армии из граждан-патриотов – Thor) и позднегуманистические воззрения теоретиков, хорошо знакомых с античным наследием, усердно штудировавших трактаты об обществе и войне (и на основании этого штудирования выстраивавших виртуальные, имевшие весьма отдаленное отношение к античным реалиям, представления о римской или греческой военной традициям – Thor)…».
      Как результат, подытоживает свои наблюдения А.Ю. Прокопьев, «одна традиция лишь вытеснялась другой, не менее славной и древней и не менее добродетельной. Военные победы убеждали в своей правоте», хотя, как показал опыт равно как и 80-летней войны, и Тридцатилетней войны, в конечном итоге успех определялся качеством личного состава и искусством полководцев.

      Sic, так-скать, gloria и прочая mundi transit... Мориц Оранский на смертном одре.

640px-Stadhouder_prins_Maurits_op_zijn_praalbed_Rijksmuseum_SK-A-446


      P.S. Эти наблюдения хорошо укладываются в концепцию Э. Тоффлера об «обществах первой волны» - обществах аграрных, деревенских и весьма консервативных, и К. Леви-Стросса об обществах «холодных» и «горячих». А что ни говори, но западноевропейское общество позднего Средневековья – раннего Нового времени было сугубо аграрным и «холодным», невосприимчивым в «новинам» и придерживавшимся твердого убеждения относительно того, что старина лучше новины уже потому, что она старина, а чем она старее, тем она лучше. А что может быть лучше в данном случае, чем римская «старина», тем более вознесенная на пьедестал трудами гуманистов эпохи Ренессанса?


Via

Saygo
       "Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились у реки Атыл. Я не видал [людей] с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лицом, белы телом. Они не носят ни курток, ни хафтанов, но у них мужчина носит кису, которой он охватывает один бок, причем одна из рук выходит из нее наружу. И при каждом из них имеется топор, меч и нож, [причем] со всем этим он [никогда]не расстается. Мечи их плоские, бороздчатые, франкские...
      И как только их корабли прибывают к этой пристани, тотчас выходит каждый из них, [неся] с собою хлеб, мясо, лук, молоко и набиз, чтобы подойти к длинному воткнутому [в землю] бревну, у которого [имеется] лицо, похожее на лицо человека, а вокруг него маленькие изображения, а позади этих изображений длинные бревна, воткнутые в землю. Итак, он подходит к большому изображению и поклоняется ему, потом говорит ему: “О мой господь, я приехал из отдаленной страны, и со мною девушек столько-то и столько-то голов и соболей столько-то и столько-то шкур”, - пока не назовет всего, что прибыло с ним из его товаров - “и я пришел к тебе с этим даром”, - потом [он] оставляет то, что имел с собой, перед [этим] бревном, - “итак, я делаю, чтобы ты пожаловал мне купца, имеющего многочисленные динары и дирхемы, чтобы он покупал у меня в соответствии с тем, что я пожелаю, и не прекословил бы мне ни в чем, что я говорю”. Потом он уходит...".

      Любопытная картинка к этой цитате:

Viking-offers-a-slave



Via

Saygo

Dura lex sed lex...

      Лето 7059 года (а по нашему летоисчислению – 1551-го). В Москву прбывает ногайское посольство. Бий Юсуф пишет Ивану IV, что у негоб у Ивана, сидит под стражей мурза Аллахкуват, вельми дело любезный его биеву сердцу. «Коли уж еси нам друг, - продолжал Юсуф, - зачем жо его нам не дал еси, коли подружився чего попросят, и за то друг другу хто стоит?».
      Иван IV еще не Грозный), отписывал в ответ Юсуфу, что де «Аллахкуват приходил ис Крыма на наши украины (на Мещеру – Thor) войною, и наши воеводы ево, изымав, к нам привели». И далее царь сообщал бию, что «в нашем государстве ныне обычай таков, которой на наши украины войной ни придет, и тотт жив не будет». А все потому, что, пояснял дальше Иван непонятливому бию, что «сам себе то розсуди, который недруг недружбу делает и землю пустошит, тому живот на что давати. И ты б вперед о мертвых не писал». И подытожил – как отрезал: «А которые люди не на войне попадут в нашу землю, и мы вам за тех не стоим». Выходит, что Иван прямо и недвусмысленно указал Юсуфу – война войной, а разбойничий набег – разбоем, и разбойникам живот давать не за что, и быть им впредь казненным за их злодейства безо всякой жалости и снисхожденья, невзирая на степень голубизны крови и связи.
      В том же духе было выдержано и послание ответное Ивана брату Юсуфа Исмаилу (будущему бию), который тоже просил за Аллахкувата – приходи де Аллахкуват из Крыма войной на государеву украину, и ныне его, Аллахкувата, в животе нет, потому как «которой недруг недружбу делает и землю пустошит, тому живот на что давати».
      Однако очень уж у Юсуфа душа болелал за Аллахкувата. И вот осенью того же года в Мо сквву приезжает новое посольство, и Юсуф пишет Ивану, что де дошли до него вести, что Аллахкуват жив, и потому «толко со мною похочешь быти в братстве, и ты по родству нашему брата нашего Аллахкуват мирзу мне отдай», «однолично иис поиманья его выпусти и отпусти».
      Раздраженный упорством Юсуфа, Иван отписывал ему в январе 1552 г., «что еси писал к нам о Аллахкувате, и мы к тебе и не одинова писывали, что Аллахкуват умер», почему «о мертвом что уж и писати, а безлепичным речем чему потакати?». И еще раз царь повторил свое прошлое слово: «Наше тебе слово то: хто, на наши украины войной пришед, в руки нам попадет, и тому живота не будет. Так бы еси ведал», забив тем самым последний гвоздь в гроб злосчастного Аллахкувата, которого незнание закона не избавило от ответственности за содеянное и который так и не понял, что война – это дело благородное, а вот набег – обычный разбой и воровское дело. И закон велит разбойнику и татю живота не давати, какими бы благородными мотивами этот тать и разбойник не руководствовался...

e2ILUCc4tdM



Via

Saygo
       "Перейдя реку, ты разрушишь великое царство" - такое пророчество, если верить Геродоту, дала дельфийская пифия посланцам лидийского царя Креза накануне войны Лидийского царства с Персидским. Ранним утром 22 июня 1941 г., в самый длинный день в году (который показался почти бесконечным для тех, кто встретил его на границе), войска другого "царя" (ну или "императора" - все ж таки III Рейх как-никак) перешли реку (и не одну), начав войну, которая в конечном итоге привела к падению не только этого "царства", но и к окончательному крушению старого мира, который получил первый удар в годы Первой Мировой войны и, так и не оправившись от него, рухнул после Второй...

01_563680



Via

Saygo
       Серия статей, в которых говорится о новых версиях великого пермского вымирания (вот это было действительно великое вымирание - всем вымираниям вымирание):

      Раз:
Лед и пламя: что на самом деле устроило крупнейшее вымирание в истории Земли

      Два:
Горение угля обвинили в самом массовом вымирании в истории

      Три:
Величайшее вымирание в истории Земли связали с ядовитыми газами

BDrXPF3SUkM



Via

Saygo

Coerced cash-crop labor

       "Принудительный труд на рынок" - так Э. Валлерстайн обозначил суть "второго издания крепостного права" XVI в. на периферии Западной Европы, в Европе Восточной (к востоку от Эльбы прежде всего), включая сюда равно Чехию, Польшу, Венгрию и отчасти восточногерманские земли. И, само собой, он включил сюда и Россию.
      Это "второе издание", полагал Валлерстайн, по своему происхождению было "капиталистическим" (с поправкой на столетие), почему это и не являлось пресловутой "феодальной" зависимостью в ее средневековой форме, а новой формой социальной организации и контроля, характерной для раннебуржуазных обществ.Смысл создания этой "новой" "старой" формы социальной организации была необходимость обеспечения растущего рынка Западной Европы, где запускается процесс "индустриализации" (в форме мануфактуризации). Восточная Европы превращалась в рамках единого экономического пространства ("мир-экономики" по терминологии Валлерстайна) в этакий сырьевой придаток, аграрную "Америку" для Западной Европы, исправно поставляя сельскохозяйственное и иное сырье для растущей промышленности и городов Запада.
      Принимая в общих чертах концепцию Валлерстайна, тем не менее, заметим, что когда он дальше на страницах своего труда (его первой части) пишет о том, что де Иван Грозный отсрочил включение России в формирующуюся европейскую мир-экономику, то он сам себе противоречит, ибо в таком случае Россия и ее крепостное право - это не Восточная Европа с ее "вторым изданием" этого самого права.
      Ретроспективно стоит заметить, что наше посконное "крепостное право" существенно сложнее, нежели в Восточной Европе и имеет иную природу, которая, впрочем, менялась со временем. Если в XVI в, постепенное усиление зависимости крестьян диктовалось прежде всего фискальным интересом государства и его стремлением не допустить разорения детей боярских, получавших жалование за свою службу от государства в форме земель с мужиками (и "осаживание" крестьян на землю было связано с формированием структур "земско-служилого" государства, внутри которого все "чины " его так или иначе были "закрепощены" и несли определенную традицией - подчеркну - традицией, не писаным законом, "службу" согласно индоевропейской традиции "пахарь-торговец-священник-воин"), то именно в "классический" восточноевропейский вариант "coerced cash-crop labor" наше крепостное право начинает трансфомироваться в XVIII в, с реформами Петра Великого, и реформы эти имели двойственный характер.
      С одной стороны, царь-реформатор использовал для достижения своих целей механизмы "земско-служилого" государства, которые позволили ему мобилизовать ресурсы общества для ускоренной модернизации (которая, впрочем, носила поверхностный характер) и избежать массовых волнений в обществе, а с другой стороны, фискальный и меркантилистский интерес государства, стремление обеспечить гарантированное превышение поступлений драгметаллов из-за рубежа над расходами через всемерное стимулирование вывоза требовал всемерно наращивания вывоза традиционных товаров русского экспорта, а именно сырья (дерево, пенька, кожа, смола, поташ и зерно). Ну а со второй половины XVIII в. наше крепостное право в общем и в целом обретает классические восточноевропейские формы - но не раньше, никак не раньше, изменяя свою внутреннюю природу и становясь все больше похожим на пресловутый "coerced cash-crop labor". Однако это уже другое крепостное право и другая история...

мужики с дубьем



Via

Saygo
       "Мы, Иоанн, Божьей милостью император и государь всех русских объявляем, что мы, решив принять в нашу службу и на наше жалование некоторое число немецких пеших воинов для совершения оставшихся наших воинских дел, повелели затем N из N принять, устроить и привести к нам на нашу службу и жалование десять рот добрых отборных ландскнехтов, так чтобы их число равнялось 5 000 человек, не считая капитанов, знаменосцев, лейтенантов и всех начальников...".
       Таковую "Уставную грамоту", которая нынче хранится в Мюнхене, в тамошнем Баварском Главном Государственном архиве, имел при себе знаменитый Ганс Шлитте, когда зимой 1547/48 гг. вел переговоры с Карлом V от имени Ивана IV, о союзе и получении разрешения на найм иностранных специалистов. Вот интересно, как собирался использовать ландскнехтов Иван и его воеводы под Казанью (а именно для этого, скорее всего, весь этот проект и замышлялся), и как связана неудача этого замысла с появлением на государевой службе корпуса стрельцов?

920c2c095db46187f89f704efeacd597


       P.S. Оплачивать услуги этих ландскнехтов Иван, если верит Шлитте, собирался посредством займа, который надлежало взять у Фуггеров.

Via

Saygo


       Вспомнил эту бессмертную сцену и фразу, читая у П. Кеннеди в его "Взлетах и падениях великих держав" (дорого яичко ко Христову дню - так и эта книга была актуальна три десятка лет назад, а сейчас она представляет в значительной степени чисто историографический интерес) о том, что при Кромвеле "даже беспрецедентно высокий уровень сбора налогов не покрывал всех расходов страны. Затраты правительства "в четыре раза (разрядка моя - Thor) превышали те, что считались просто немыслимыми при Карле I" до Английской революции...
      В четыре, Карл, в целых четыре раза превышали немыслимые при Карле I расходы! Карл, между прочим, заплатил за свои законные требования ("мы ежедневно видим, что в парламенте (каковой ни что иное, как главный суд короля и его вассалов) законы лишь испрашиваются подданными короля, но им только издаются по их предложению и по их совету. Действительно, король издает ежедневно статуты и ордонансы, подкрепляя их теми наказаниями, которые он считает подходящими, без какого- либо участия парламента или сословий; в то же время не во власти парламента издание какого-либо закона или статута без того, чтобы королевский скипетр не прикоснулся к нему, сообщая ему законную силу... И как представляется очевидным, что король является верховным властителем над всей страною, точно так же он является господином над всяким лицом, которое в ней обитает, имея право жизни и смерти над каждым из обитателей. Ведь хотя справедливый правитель и не станет отнимать жизнь у кого-либо из своих подданных без ясного указания закона, однако законы, в силу которых эта жизнь отнимается, изданы им самим или его предшественниками") головой, будучи сделан "виновником, творцом и продолжателем указанной противоестественной, жестокой и кровавой войны и тем самым он виновен в государственной измене, убийствах, грабежах, пожарах, насилиях, опустошениях, во вреде и несчастьях нации, совершенных, предпринятых и причиненных в названную войну". Но то был король, который чтил закон и старое доброе право (сиречь традицию.), а это - это "нога та у кого надо нога", ей можно то, что было немыслимо при Карле...

oliver-cromwell-opening-the-coffin-of-charles-i-hippolyte-delaroche



Via

Saygo
      В общем, начатый много месяцев назад "Ливонский цикл" на Warspot'e подошел к закономерному концу. И эта статья перекидывает мостик к следующему циклу (который тоже идет и тоже потихоньку приближается к завершению) - о Полоцклй войне 1562-1570 гг.:
       Шведский король Эрик XIV интригами и дипломатией увёл Ревель (современный Таллин) из-под носа не только у датского принца Магнуса, но и у польского короля Сигизмунда II. А ведь монарх, рассчитывая на содействие магистра Ливонского ордена Кеттлера, надеялся закрепить за собой город и прилегающие к нему земли. По первости Сигизмунд сильно разгневался: он был уверен, что действия Кеттлера, подкреплённые наличием в городе польской «президии», позволят ему прибрать к рукам Северо-Западную Ливонию. Однако затем он успокоился и обратил внимание на Ригу и остатки орденских владений, утешаясь тем, что теперь-то Эрик будет иметь дело с Московитом, а это должно было поспособствовать политическим планам польского короля — война с Москвой была не за горами. Сам же Сигизмунд тем временем собирался довести до конца «инкорпорацию» Ливонии в состав своих владений



      P.S. И снова, как обычно, премного благодарен буду за доброе слово и лайк на Warspot'e после прочтения статьи! R4wRIhiV5mkQiOmgeV6CqL13wvNHKuOSVRDX0-Vx


Via

Saygo

Via

Saygo
       Из Кореи пишутЪ, что... В общем, читайте по ссылке про двуногое беззаконное чудо-юдо заморское:

      Австралийские, американские и корейские палеонтологи во главе с Мартином Локли (Martin G. Lockley) из Колорадского университета в Денвере описали несколько новых серий следов, которые они обнаружили в формации Чинджу. Судя по форме, отпечатки принадлежали ихнороду Batrachopus. Следы животного назвали Batrachopus grandis, так как они достигали 24 сантиметров, а у близких видов — 8 сантиметров и менее. Судя по этим значениям, длина тела того, кому принадлежали следы Batrachopus grandis, составляла около 3 метров

      Вот он, наш красавЕц:

image-1-1024x683



Via

Saygo

Царь и его народ...

      В исторической драме русского поэта, писателя и драматурга А.С. Пушкина «Борис Годунов», повествующей о начале Смутного времени в Русском государстве начала XVII в., есть примечательный диалог между воеводой юного царя Федора Годунова Петром Басмановым и сторонником Лжедмитрия I Гаврилой Пушкиным. Басманов в разговоре с Пушкиным заявил, что власть Годунова незыблема, поскольку на его стороне войско. Ответом воеводе стали следующие слова, произнесенные Пушкиным: «Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов? Не войском, нет, не польскою помогою, А мнением; да! Мнением народным. Димитрия ты помнишь торжество И мирные его завоеванья, Когда везде без выстрела ему послушные сдавались города. А воевод упрямых чернь вязала? Ты видел сам, охотно ль ваши рати Сражались с ним…».



      В этой цитате из классики любопытна одно обстоятельство - не будучи профессиональным историком и вообще работая на заре отечественной исторической науки, тем не менее, поэт лучше многих последующих поколений историков сумел понять саму суть взаимоотношений между верховной властью и "народом" (в кавычках потому, что есть "народ" и есть народ, т.е. можно и нужно вести речь о "народе" вообще как о населении определенной территории, о простонародье, об элите и о "политическом народе", который представляет собой политически активную часть народа вообще и способную влиять на власть). Пушкин интуитивно нашел и в образной форме выразил одно из важнейших качеств (или характерных черт?) раннемодерных государств.
       Черта же эта заключается прежде всего в том, что в условиях, когда государство представляет собой слабый институт, когда его инфраструктура, "мускулатура" (административный аппарат, суд, право и пр.) не "прокачаны" в должной степени - чтобы власть могла навязывать свое мнение обществу, когда власть фактически лишена действенных инструментов и механизмов влияния на народ и не способна формировать нужные ей настроения в обществе. Легитимность власти в раннемодерных государствах основывалась не только на насилии со стороны верховной власти, более или менее упорядоченном посредством систематизации и кодификации права и совершенствованием административных и судебных практик. Нет, не менее, если не более (во всяком случае, на ранних этапах) значимым компонентом ее было то доверие, которое поданные были готовы оказывать власти, если она отвечала господствующим в общественном мнении взглядам на то, какой должна быть «правильная», а, значит, и законная, легитимная власть. Отказывая верховной власти в легитимности как несоответствующей этим требованиям, общество тем самым ставило под вопрос само существование ее, и печальная судьба что династии Годуновых (скоропостижная смерть Бориса Годунова ускорила ее падение – его сын Федор не сумел удержать власть в своих руках и был задушен в ходе дворцового переворота), что самого Лжедмитрия I (также свергнутого в результате дворцового переворота), что сменившего Лжедмитрия Василия Шуйского только подтверждает эти наблюдения. Напротив, именно доверие, оказанное «землей» на Земском соборе 1613 г. Михаилу Романову и его «партии», позволило новой династии закрепиться на троне и удержаться на нем 304 года.
       Но работал ли этот механизм легитимации верховной власти и своего рода обратной связи между государем и его подданными ранее, при последних Рюриковичах – при том же Иване Грозном? Попробуем ответить на этот вопрос...
       По старой доброй традиции, устоявшейся еще со времен господства позитивистских подходов к изучению истории, первоочередное внимание при анализе особенностей функционирования государственного механизма того или иного государственного образования уделялось тем его аспектам, которые мы бы назвали «внешними», лежащими на поверхности и выполняющими в известной степени репрезентативные функции.
       Эти «внешние» стороны его работы, своего рода «форма», достаточно надежно скрывали до поры до времени от взора исследователей его сущность, «содержание», те внутренние пружины, приводящие в действие весь этот механизм и придающие ему своеобразие и характерные черты, свойственные только ему одному. В итоге, вольно или невольно перенося современные им реалии на раннее Новое время, исследователи «старой» школы, фиксируя политические, административные и правовые перемены и воспринимая за чистую монеты громкие политические декларации и разыгрывавшиеся на политической авансцене «сценарии власти», характеризовали раннемодерные государства как «централизованные». Тем самым они подчеркивали их коренное отличие от рыхлых, неконсолидированных политий эпохи Средневековья и противопоставляли «централизованность» раннемодерных монархий средневековой «феодальной раздробленности». Однако такими уж ли «централизованными» были раннемодерные государства? Действительно ли можно полагать, что фраза, приписываемая традицией королю-Солнце Людовику XIV «L’etat c”est moi», отражала политические, административные и правовые реалии раннего Нового времени?
       На этот вопрос, пожалуй, стоит ответить скорее отрицательно, чем утвердительно. Безусловно, в ходе постепенной эволюции государственных институтов в эпоху раннего Нового времени государство, верховная власть постепенно, шаг за шагом расширяла сферу своих полномочий, своей юрисдикции и компетенции, оттесняя «землю» на второй план. Однако этот процесс оказался растянут на несколько столетий и даже в XVIII в. в той же Франции, считающейся страной классического, «образцового» абсолютизма, был далек от завершения. И уж тем более это имеет отношение к России раннего Нового времени с ее малочисленным и рассеянным на огромных территориях населением, отсутствием "римской прививки", неразвитой и архаичной городской культурой и пр. Как результат, государственная машина могла более или менее эффективно работать только в том случае, если она взаимодействовала с традиционными структурами местного "земского" самоуправления.
       В общем, в раннемодерных государствах, и Россия конца XV – XVII вв. не была исключением в этом ряду, опора на «мнение народное» (понимая под ним, конечно же, в первую очередь мнение «политической нации», той верхней страты общества, обладавшей и возможностями, и желанием оказывать давление на верховную власть для достижения своих зачастую партикулярных целей) давала власти необходимый «кредит доверия» и обеспечивала ей определенное пространство для маневра при решении насущных внешне- и внутриполитических задач. Однако работал ли такой механизм согласования интересов эпоху Ивана Грозного, который вошел в историю как безжалостный тиран и деспот?
      Формально, если верить декларациям и мнению "интуристов", уже Василий III был тираном и деспотом (Герберштейн не даст соврать), а уж его сын и подавно стал образцовым самодуром на троне, пугалом для демократической интеллигенции и образованщины всех времен и народов. Но нет ли здесь отмеченного нами прежде противоречия между громкими декларациями, рассчитанными на неискушенного слушателя, и реальным ходом «дела государева»?
       Пожалуй, что в этом случае ответ на этот вопрос будет утвердительным. Чтобы воплотить эти декларации в жизнь, Иван Грозный должен был обладать и соответствующей «мускулатурой» власти, а вот с последней как раз дело и обстояло не слишком хорошо. Безусловно, если сравнивать государственный аппарат Русского государства времен Ивана Грозного, особенно на завершающем этапе его правления, с той машиной, которой обладал Иван III или Василий III, то перемены будут. Но перемены эти будут скорее значимы, чем значительны – эффект от них скажется много позже, уже после смерти Ивана, при новой династии. Более или менее отлаженная фискальная система, постоянная армия, профессиональный административно-бюрократический аппарат – все эти «sinews of power» при Иване Грозном хотя уже оформились и обретают все большую силу, тем не менее, еще не стали составной и неотъемлемой частью московского политического «дискурса» (отнюдь не случайно аристократическая оппозиция Ивану Грозному жестко критиковал его за то предпочтение, которое он якобы оказывал безродным, с точки зрения родовитого боярства, дьякам и подьячим).
       Следовательно, названные институты и структуры еще не могли выступать надежной опорой первого русского царя. Здесь, кстати, не стоит забывать и еще один важный момент – разве мог ли Иван, человек, воспитанный во вполне консервативной среде, впитавший, что называется, с молоком матери, ценности аристократической придворной культуры, так сразу, с ходу, отказаться от традиционных, опробованных несколькими поколениями московских власть имущих управленческих практик. Отметим в этой связи, что и пресловутая опричнина, на наш взгляд, представляла собой попытку Ивана Грозного решить вопрос надежного контроля за государственной машиной, работу которой обеспечивали механизмы согласования интересов различных придворных «партий» и группировок, в рамках традиционного политического и административного «дискурса».
       Учет «мнения народного» был обязательным элементом московских административных и правовых практик, без которого они утрачивали значительную часть своей действенности. Без поддержки cо стороны «земли» и опоры на ее складывавшиеся веками административные и правовые структуры и институты колеса государственной машины проворачивались бы вхолостую и государь не мог выполнять те функции, которые на него в рамках «царского» «дискурса» возлагала церковь. А список тих функций и обязанностей выглядел весьма и весьма внушительно – достаточно вспомнить хотя бы знаменитое послание ростовского архиепископа Вассиана Рыло, направленное Ивану III в критические дни поздней осени 1480 г., когда на р. Угра решалась судьба Русского государства.
       Иван Грозный, человек «книжный» и хорошо осведомленный (благодаря митрополиту. Макарию?) в сущности этого «дискурса», не мог не принять во внимание его требования, осуществляя свою деятельность как православного государя. Представляется, правда, что он не сразу пришел к осознанию этой своей роли. Во всяком случае, в своем обращении к Стоглавому собору он писал, что поворотным пунктом в его жизни стал грандиозный московский пожар летом 1547 г. и волнения в столице, вызванные им.
       Встреча Ивана IV с московскими посадским людьми возымела свой результат. Своеобразный механизм обратной связи, обеспечивающий коммуникацию между верховной властью и подданными, сработал и, очевидно, что итоги общения царя с народом удовлетворили последний. Волнения в Москве пошли на убыль и постепенно восстановился порядок. Сам же царь весьма серьезно отнесся к уроку, который был преподан ему в жаркие июльские дни этого года и в дальнейшем уже не манкировал своим обязанностями как православного государя. Об этом наглядно свидетельствуют последующие события – хотя бы покаянная речь Ивана, произнесенная им перед участниками Стоглавого собора. И в дальнейшем царь старался не отступать от присвоенного ему традицией образа.
       И на что стоит обратить внимание - сценарий, по которому народ общался с верховной властью в лице монарха во время городских восстаний времен Алексея Михайловича, в деталях совпадает с событиями лета 1547 г, говорит о том, что эта традиция прямой апелляции народа к монарху сформировалась задолго до этих событий (ее можно усмотреть уже в событиях лета 1381 г., когда Москва оказалась перед угрозой захвата ее татарами), и что эта традиция являлась одним из составных элементов московской политической культуры и «царского» «дискурса», действенность которого признавали обе стороны и которая работала в обе стороны. Равно как народ имел право обратиться к монарху, так и царь мог обратиться за поддержкой напрямую к народу, рассчитывая на получение ее – именно так и случилось в январе 1565 г., когда Иван обратился к московскому посадскому люду за поддержкой при учреждении знаменитой опричнины и получил эту поддержку.
       Эти взаимодействие и взаимообязанность, установленные традицией между царем и его народом, были точкой отсчета московской политической системы, ее краеугольным камнем и, если так можно сказать, основополагающей, заглавной статьей неписанной московской «конституции», гарантировавшей устойчивость и работоспособность государственной машины Русского государства. И, подчеркнем еще раз – это обстоятельство прекрасно осознавали равно и сама верховная власть, и рядовые подданные русского царя, принимая это правило «игры» и действуя в соответствии с ним на политической авансцене русской истории раннего Нового времени.

88



Via

Saygo

Было - стало...

       Камрад userinfo_v8.png?v=17080?v=409andrewbek_1974 рассказал (и показал) о британце Патрике Робинсоне и его переделках персонажей известных фильмов "про это". Любопытная, знаете ли, вышла вещь.

      Парочка персонажей нашумевших "Викингов":

Викинг_1


Викинг_2




      А это из "Последнего королевства" Б. Корнуэлла:

Последнее королевство


      "Храброе сердце":

Храброе сердце


      Снежок из "Игры престолов:

Снежок


      Тор курильщика и Тор здорового человека:

Правильный Тор



Via

Saygo
       Добрался, наконец, спустя полтора десятка лет, до "Между святыми и демонами" А. Булычева.

6012630740


       В свое время видел ее в Москве, держал в руках, поставил в шорт-лист, но так и не купил - то, понимаешь, Бродель тут, то еще кто-то, кто на тот момент был важнее. В общем, так и приобрел ее тогда, но сейчас повезло - на "Озоне" под распродажу попался он мне.
Внимательно прочитал, и странное какое-то послевкусие осталось, вдухе бессмертного эпизода из "Кавказской пленницы":



       Автор, конечно, проделал большую работу, собрал массу всякого материала, привлек данные этнографии и пр. но вот все равно при прочтении меня все время не оставляли две мысли. Первую озвучил В. Тюленев. Он писал тогда же, в том 2005 г.: "Нам бы хотелось преодолеть традиционный функциональный подход современных историков к произведениям исторической прозы, перестать видеть в них исключительно поставщиков информации и оценивать античного или средневекового историка только по его "честности", "непредвзятости", "аккуратности в отборе информации". Представляется более важным, что каждый писатель, бравшийся за перо историка, обладал некоторой суммой взглядов на прошлое и настоящее, философией истории, исходя из которой, он и организовывал исторический материал, привлекая те или иные источники". Ну так А. Булычеву не удалось преодолеть этот самый выделенный мною функциональный подход к использованию источников - причем в самом "опасном" виде, поскольку его построения основываются на интерпретации прежде всего исторического нарратива, созданного главным образом "интуристами", и этот нарратив воспринимается как объективная истина, которая не нуждается в тщательной критике. И такой подход вселяет сомнения в правдивость нарисованной автором картины.
       И другая мысль, вытекающая из предыдущей (и связанная с глубокой мыслью тов. Саах... Ах, какого товарища!). Если попробовать отойти в сторону от традиционной, лобовой интерпретации фактов, заимствованных из исторического нарратива, и продолжить деконструкцию деконструкции, то ведь легко можно прийти к выводу, что "интуристы", следуя своей "философии истории", рисуют перед нами образ Tyrann'a, используя сплошь и рядом аллюзии, отсылки и глухие ссылки на Ветхий Завет и прочую классику - "имеющий уши да услышит, имеющий глаза да узреет, умеющий читать между строк да прочтет!". И образованный, знающие Писание и античную классику без труда находил в тексте спрятанные там "пасхалки" и у него в сознании выстраивался вполне определенный образ далеко варварского правителя из дикой Московии. И здесь уже не важно, писал ли Гваньини или Одерборн и прочие иже с ними (несть им числа - имя им легион) правду, полуправду или неправду (впрочем, а откуда им было знать правду?), важно другое - какой образ выстраивался. И, надо сказать, что это им вполне удалось - спасибо им и функциональному методу работы с источниками.
       P.S. Вот не вспомню сейчас, но кто-то из наших "титанов" (ныне уже покойных) советской исторической школы писал о необходимости преодолеть этот функциональный подход. Прошло много десятилетий с той поры, а воз и ныне там, ничего существенно не переменилось.


Via

Saygo
       Любопытная гипотеза, проясняющая причины вымирания последней (?) популяции мамонтов в Сибири - популяции микромамонтов с острова Врангеля:

       Причинами вымирания последней популяции шерстистых мамонтов на острове Врангеля могло стать экстремальное погодное событие или плохое качество питьевой воды, сообщается в Quartenary Science Review. Роль сыграло и накопление вредных мутаций в маленькой изолированной популяции. Мамонты, вероятно, пили воду, загрязненную тяжелыми металлами, которые попали в реки в результате выветривания. Ослабленные животные могли погибнуть за одну суровую зиму с обильными снегопадами, из-за которых им стало нечего есть

51-1513021454



Via

Saygo
       Если применить к развитию восточноевропейских политических отношений более поздние "системные" аналогии, то по принципу выделения "систем" ("система" венская, парижская, берлинская, версальско-вашингтонская и пр.) здесь можно выделить несколько этапов или "систем" подобного типа.
       Первая "система" - условно "ордынский мир", основанный в XIII в., когда пресловутые "монголо-татары" завоевали большую часть Восточной Европы и здесь возник Джучиев улус, сиречь Золотая Орд, типичная "трибутарная империя" по классификации Ч. Тилли (по его определению, для подобного рода государств характерно было иерархическое внутреннее устройство, в котором входившие в состав империи территории сохраняли в большей или меньшей степени внутреннюю автономию, но находились в вассальной зависимости от имперского центра). Главная отличительная черта этой "системы" - хорошо прослеживаемая вертикальная иерархия отношений внутри Орды, чем-то схожая с той иерархией, что сложилась к тому времени в Западной Европе (наверху - император, ниже всякие там короли и т.д.). Характер этих отношений и зависимости (пресловутого «ига») определялся тем, как и на каких правах данная территория вошла в составе империи и насколько важна была эта территория для имперских властей. Правила игры внутри этого "ордынского мира" за полтораста лет сложились в довольно четкую систему, были довольно прозрачны и понятны и были хорошо усвоены всеми участниками "Игры". Имперский центр выступал по отношению к своим вассалам в роли верховного суверена, судьи и арбитра, его воля, оформленная надлежащим образом (к примеру, в форме ханского ярлыка или битика), имела силу закона, нарушение которого каралось полицейским акциями в виде посылки карательных экспедиций. Подчиненный статус вассалов фиксировался соответствующим образом, в т.ч. и в посольском протоколе, и в формулярах, использовавшихся в дипломатической переписке, и в титуловании сторон и т.д., и т.п. Верная служба сюзерену вознаграждалась ханской милостью, неверная - наказывалась.
       Но в середине XIV в . Золотая Орда погружается в кризис, из которого она так и не вышла и спустя столетие де-факто перестала существовать. Вместе с ней ушел в прошлое и "ордынский мир" (хотя фантомные боли еще долго будут тревожить менталитет татарской знати и правящей элиты). Распад Орды пришел к масштабным потрясениям и реконфигурации всего политического ландшафта в регионе. Как результат, на месте мира ордынского возник новый мир, новая система, "постордынская". Главная ее характерная черта, выражаясь современными терминами, заключалась в "биполярности", в противостоянии двух "блоков" - русско-крымского и большеордынско-литовского. Формально в этих блоках Большая Орда и Крым играли роль ведущего "партнера", а Москва и Вильно, соответственно "меньшого брата". Де-факто же, подняв статус "братьев меньших" до "братского" и учинив тем самым некое "царское" "пожалованье", ханы Орды (которая Большая) и Крыма приравняли московского и литовского великих князей к себе, поставив их на одну доску с собой.Понятно, что сделано это было не от хорошей жизни - "меньших братьев" надо было прочнее привязать к себе в этом великом противостоянии, в ходе которого решалась судьба золотоордынского политического наследства, но так или иначе, прежняя иерархия была разрушена и закладываются основы новой "старины", новые прецеденты, на которые потом будут ссылаться, требуя соответствующего к себе отношения, в Млскве и в Вильно. И еще одни важный момент - признавая за Москвой и Вильно "братский" статус, в Кыркоре и в Сарайчике тем самым признавали, скрипя зубами, кардинальную перемену в расстановке сил - и Русское государство, и Великое княжество Литовское серьезно нарастили своей военно-политический и экономический потенциал, пребывая внутри "ордынского мира", и теперь стали полноправными игроками на восточноевропейском политическом поле.
       Третий этап в развитии политических отношений в регионе начинается в начале XVI в., и связано это начало было с распадом Большой Орды (неожиданно она оказалась самым слабым звеном в "биполярной" политической системе постордынского мира"). Четырехугольник сменился на классический треугольник Москва-Вильно-Бахчисарай и на соревнование двух имперских проектов - московского и крымского. Участники этой "Большой игры" имели перед собой разные цели, заключали временные, ситуативные союзы (хотя крымско-литовский союз оказался более долгим и характерным для большей части столетия), в полную мощность работал пресловутый "крымский аукцион". А что до итога - так итог оказался печальным для двух из трех участников этого соревнования. В 1569 г. Литва была инкорпорирована Польшей и утратила де-факто политическую субъектность, а Крым потерпел неудачу в "Войне двух царей" С Москвой и вынужден был расстаться с мечтой об имперском величии. Москва же в итоге получила царский приз - доминирование в Восточной Европе и сумела реализовать свой имперский проект.




Via