«Я теперь большой любитель серебра. У меня одних ведерных сосудов штук около ста. На них вычеканено, как Кассандра своих сыновей убивает: детки мертвые — просто как живые лежат. Потом есть у меня жертвенная чаша, что оставил мне один из моих хозяев; на ней Дедал Ниобу прячет в Троянского коня..»
Трималхион

Вообще «Описание Эллады» Павсания — это путеводитель по достопримечательностям Южной и средней Греции (про другие области если и было написано, то не сохранилось; видимо, было — текст обрывается почти на полуслове, и среди посулов автора «об этом я расскажу ниже» выполнены не все). История Греции для Павсания цельна и едина от Прометея до римского завоевания: города могут стираться с лица земли, племена переселяться, роды пресекаться, но всё это — один поток, и «древность» от «современности», «мифы» от «истории» отделяются очень условно. Гомер для Павсания историчен и документален от слова до слова; другие источники могут быть искажены (особенно драматургами), но не вымышлены полностью.
В итоге в «Описании Эллады» множество пересказов мифов. А поскольку это путеводитель, то многие из них — местные и малоизвестные (или более известные в других изводах) или объясняют попавшиеся Павсанию статуи, картины и рельефы. Всё это пересыпано эвгемерическими объяснениями — причём порою выбор материала для рационализации неожиданный.
Мы уже видели, что трёхглавый адский пёс Кербер на самом деле был змеем; змей Пифон, в свою очередь, оказывается эвбейским разбойником, которого пристрелил Аполлон по просьбам населения; Дедал с Икаром покинули Крит не на крыльях, а на первых парусных лодках, и так далее. Гиганты, скажем, пришли из Индии и змеиных хвостов не имели, что научно обосновывается (VIII, 29, 3):
«Утверждение, что гиганты вместо ног имели хвосты драконов, — насколько оно нелепо, об этом можно судить на основании многих доказательств и, между прочим, на основании следующего рассказа.
Так как река Сирии, Оронт, не везде до моря течет по ровному месту, но по скалистым протокам и порогам, и с них стремительно несется вниз, то римский император, пожелав, чтобы было возможно плыть на кораблях вверх по течению до города Антиохии, велел выкопать удобный для плавания канал, затратив на это много труда и денег, и отвел в него течение реки. Когда, таким образом, старое русло высохло, то в нем был найден гроб из обожженной глины, больше чем на 11 локтей длины, в нем был труп величиной, соответственной этому гробу, по всему же строению тела это был обыкновенный человек. Когда сирийцы обратились за прорицанием, то бог из Клароса [Аполлон] сказал им, что это Оронт и что родом он индиец. Если верно, что солнце, согрев землю, в древние времена бывшую влажной и исполненную творческих соков, могло родить первых людей, то, конечно, какая иная земля, кроме Индии, раньше других могла или родить детей, или дать им рост больше обычного, страна, которая еще в наше время производит на свет таких невероятных по виду и величине зверей?»

Иногда «разумное» объяснение выглядит не менее странно, чем «сказочное». «Если идти дальше, то будет гора, откуда, говорят, Сфинкс делала нападение и губила тех, кто попадал в ее руки и кому она задавала свою загадку. Другие же говорят, что она блуждала по морям, как морская разбойница, с войском и флотом, что она достигла Анфедона и, захватив гору, занималась разбоем, пока ее не уничтожил Эдип, подавив многочисленностью войска, с которым он пришел из Коринфа. Говорят также, что она является побочной дочерью Лая и что Лай из-за любви к ней сообщил ей тайну изречения дельфийского бога, данного Кадму. Кроме царей, никто не знал этого вещания. Когда кто-либо приходил к Сфинкс, претендуя на власть — а у Лая от наложниц было много сыновей, изречение же дельфийского бога было известно только Эпикасте и детям, рожденным ею, — то Сфинкс хитро обращалась к нему, как к своему брату, с вопросом — знает ли он, если он сын Лая, божье слово, данное Кадму. Так как они не могли ответить на это, то она наказывала их смертью, под предлогом, что они незаконно претендуют и на происхождение и на власть. Эдип же пришел к ней, получив во сне откровение и истолкование этого божьего слова» (IX, 26, 2). Сфинкс в качестве службы династической безопасности — в этом и впрямь есть что-то египетское!

В истории Нарцисса Павсания смутила психологическая недостоверность: «На земле феспийцев есть место, которое называется Донакон (Тростниковое ложе); там есть источник Нарцисса. Говорят, что Нарцисс увидал в его воде изображение и, не поняв, что он видит свою собственную тень, незаметно влюбился сам в себя, и от любви его у этого источника постигла кончина. Действительно, это сущая чепуха, чтобы человек, доживший до такого возраста, что может быть охвачен любовью, не мог бы разобрать, где человек, а где человеческая тень. Есть о нем и другое сказание, менее известное, чем первое, но все же распространенное: говорят, что у Нарцисса была сестра-близнец, точка в точку похожая на него во всем: оба они были одинаковы и лицом и прической волос, одевались в одинаковую одежду и в довершение всего вместе ходили на охоту. И вот Нарцисс влюбился в сестру, и, когда девушка умерла, он стал ходить к этому источнику, и, хотя он понимал, что видит собственную тень, но даже, понимая это, ему все же было утешением в любви то, что он представлял себе, что видит не свою тень, а что перед ним образ сестры. А цветы нарциссы, как мне кажется, земля выращивала и раньше, насколько можно судить по поэмам Памфа. Он жил много раньше, чем Нарцисс из Феспий, однако он говорит, что Кора, дочь Деметры, была похищена (Плутоном), когда, играя на лугу, собирала цветы, и была она похищена, увлекшись не фиалками, а нарциссами» (IX, 31, 6).

Вообще иногда Павсаний бывает чуток к душевным переживаниям мифологических героев: «У делосцев есть небольшой ксоан [идол] Афродиты, у которой правая рука попорчена от времени, внизу же вместо ног у нее четырехугольная колонна. Думаю я, что эту статую Ариадна получила от Дедала, и когда она последовала за Тесеем, то она захватила из дому и это изображение. Делосцы говорят, что, лишившись Ариадны, Тесей посвятил этот ксоан богини Аполлону Делосскому для того, чтобы, привезя его домой, при виде его, невольно вспоминая об Ариадне, он не испытывал бы все новых страданий от этой любви» (IX, 40, 3-4).
С другой стороны, некоторые душераздирающие истории он излагает с крайней сухостью: «Недалеко от этого храма Анактов (Владык) находится храм Илифии; он посвящен Еленою в то время, когда, пользуясь уходом Тесея с Перифоем на войну с феспротами, Диоскуры взяли Афидны и увезли Елену обратно в Лакедемон. Аргивяне говорят, что Елена была тогда беременной и, родив в Аргосе, она основала храм Илифии (Помощнице в родах), родившуюся же дочку отдала Клитемнестре, которая была уже замужем за Агамемноном, а сама после всего этого вышла замуж за Менелая. Вот почему поэты Эвфорион Халкидский и Александр из Плеврона, а еще раньше их Стесихор из Гимеры одинаково с аргивянами говорят, что Ифигения была дочерью Тесея» (II, 22, 7). Учитывая, что Елене в пору похищения её Фесеем было, по один данным, двенадцать, а по другим — и вовсе десять лет, эта арголидская история рассказана с редким хладнокровием. Кстати, то, что Фесей с Перифоем, как и другие посетители подземного царства, побывали вовсе не в Аиде, а в феспротском царстве (в Эпире), где нравы жестокие и течёт речка под названием Ахеронт, — на этом Павсаний настаивает всюду.

Гомер для Павсания — высший образец, и не удивительно, что и рассказы о богах он выбирает вполне в гомеровском духе, почти (или вполне) бытовом:
«Говорят, что Гера, рассердившись за что-то на Зевса, удалилась в Эвбею. Так как Зевс никак не мог убедить ее вернуться, он, говорят, обратился за помощью к Киферону, бывшему тогда царем в Платеях; относительно Киферона считалось, что он никому не уступает в мудрости. И вот он велел Зевсу сделать деревянное изображение и, закрыв его одеждой и покрывалом, везти на паре быков и говорить, будто он везет себе в жены Платею, дочь Асопа. Зевс поступил по совету Киферона. Как только Гера услыхала об этом, она немедленно явилась сюда. Когда же она приблизилась к повозке и сорвала со статуи одежду, она обрадовалась этому обману, найдя деревянный обрубок вместо живой невесты, и помирилась с Зевсом» (IX, 3, 1).

«Говорят, что дочери Ахелоя [сирены], по совету Геры, вступили в соревнование с Музами по пению. Музы победили и, ощипав перья сирен, говорят, сделали из них себе венки» (IX, 34, 2).

Павсаний очень благочестив и любит рассказывать про кары, постигшие кого-либо (от Алоадов до Суллы) за непочтение к богам. Вот занятный пример (VIII, 28, 3):
«С Фейсойской областью граничит поселок Тевфида; в древности эта Тевфида была хоть и маленьким, но городом, и для войны с Троей ее жители избрали собственного вождя; имя ему было Тевфид, другие же называют его Орнитом. Когда для эллинов, стоявших в Авлиде, не было попутного ветра и сильная буря долгое время держала их здесь запертыми в гавани, то Тевфид поссорился с Агамемноном и собирался увести назад своих аркадян. Тогда, говорят, Афина в образе Мелана, сына Опса, стала отговаривать Тевфида от возвращения домой; он же, пылая яростью, ударил богиню копьем в бедро и все-таки увел свое войско назад домой из-под Авлиды. Когда он вернулся домой, то ему показалось, что явилась перед ним богиня с раной в бедре. И с этого времени Тевфида поразила истощающая болезнь, а жителям Тевфиды, одним из всех аркадян, земля не приносила плодов. Впоследствии они получили вещание из Додоны, чем они могут умилостивить богиню, и, кроме всех других приношений, им было приказано воздвигнуть статую Афины, имеющей рану в бедре. Эту статую я видел сам; у нее бедро перевязано пурпурной повязкой. Кроме того, в Тевфиде есть еще храм Афродиты и Артемиды. Вот что там есть.» Между прочим, этот отрывок в XIX веке послужил важным доводом для сторонников крамольной (но верной) гипотезы, что античные мраморные статуи сплошь и рядом не были блистательно-белоснежными, а раскрашивались.

Книга Павсания — путеводитель, и большинство мифов привязаны к местным достопримечательностям, иногда довольно хитроумно. Вот в полутора километрах от аркадского Мегалополя стоит храм богинь Безумия — не здесь ли гонимый Эринниями Орест впервые обезумел? «Недалеко от этого храма есть небольшой земляной холм; на нем возвышается сделанный из камня палец, так что и самое название этому холму Памятник Дактиля [Пальца]. Здесь, говорят, Орест в припадке безумия откусил на одной руке палец. Рядом с этой местностью есть другая, называемая Аке [Исцеление), так как здесь произошло исцеление Ореста от болезни; и в этом месте [тоже] воздвигнут храм Эвменидам. Эти богини, когда они собирались свести с ума Ореста, говорят, явились ему черными; когда же он откусил себе палец, они вновь явились ему, но уже белыми, и при виде их он вновь обрел разум и, таким образом, первым он принес очистительную жертву, отвращая от себя их гнев, а белым богиням принес благодарственную жертву» (IX, 34, 2). Что до памятника, то скорее всего, «это был не палец», как говорится в неприличном анекдоте, но все названия собраны в одну историю очень складно.

Некоторые истории очень романтические — и мрачные. Про Дафну обычно приводится рассказ о том, как она убегала от домогательств Аполлона и превратилась в лавр. Павсаний же рассказывает кое-что из предыстории этой девушки, бросающее новый свет на её характер:
«У Эномая, бывшего правителем в Писе, был сын Левкипп. Этот Левкипп был влюблен в Дафну, но не имел надежды взять ее в жены, сватаясь за нее открыто, так как она избегала всякого знакомства с мужчинами. Тогда он придумал против нее следующую хитрость. Левкипп отращивал свои волосы, собираясь принести их в дар Алфею. Так вот, заплетя их, как делают девушки, и надев женский наряд, он пришел к Дафне, а придя, выдал себя за дочь Эномая, говоря, что хочет охотиться вместе с Дафной. Так как он выдавал себя за девушку и превосходил всех других девушек знатностью рода и искусством в охоте и, кроме того, проявлял к Дафне исключительную услужливость, то он вошел в сильную дружбу с Дафной. Поэты, воспевающие любовь Аполлона к Дафне, прибавляют к этому, что Аполлон почувствовал ревность к Левкиппу вследствие его счастья в любви. Как-то Дафна и другие девушки вдруг пожелали купаться в Ладоне и заставили Левкиппа раздеться против его воли. Увидав, что он не девушка, убили его, поражая копьями и ножами. Так они рассказывают об этом» (VIII, 20, 1). Её афинский товарищ по артемидиным обетам Ипполит всё-таки себе такого не позволял…

Знакомая по Геродоту история про сокровищницу египетского царя Рампсинита здесь (IX, 37, 2-3) рассказывается о минийском прорицателе Трофонии, только кончается дело не свадьбой:
«На празднике Посейдона Онхестия несколько человек из фиванцев убили Климена, придя в столь неистовую ярость из-за какого-то пустяка. Тогда Эргин, старший из сыновей Климена, вступил на царство, и тотчас же вместе с братьями, собрав войско, он двинулся против Фив. В сражении фиванцы были побеждены, и поэтому они согласились ежегодно платить дань за убийство Климена. Но когда в Фивах подрос Геракл, то благодаря этому фиванцы освободились от уплаты дани, а минийцы понесли на войне большие поражения. Видя, что его сограждане дошли до крайней степени бедствий, Эргин заключил мир с Гераклом, и, стремясь восстановить прежнее благополучие и богатство, он ни о чем другом больше не думал, так что он не заметил, как он дожил до старости без жены и без детей. Когда же у него накопились богатства, то тут он захотел иметь и детей. Когда он пришел в Дельфы и вопросил бога о детях, то Пифия ему изрекла:
“Сын Климена Эргин из славного рода Пресбона!
Поздно пришел ты сюда и жаждешь потомства. Но все же
Пробуй на старое дышло накинуть новую петлю”.
Когда он на основании этого вещания взял себе молодую жену, у него родились Трофоний и Агамед. Есть предание, что Трофоний был сыном Аполлона, а не Эргина. Лично я этому вполне верю, как и всякий, кто ходил к Трофонию, чтобы получить от него вещание. Говорят, когда они выросли, они оказались искусными строителями: для богов — храмов, для людей — дворцов. Они выстроили храм Аполлона в Дельфах, а Гириею — сокровищницу. Но здесь они сделали так, что один из камней можно было вынимать снаружи, и поэтому они всегда могли брать, что хотели, из спрятанных здесь сокровищ. Гирией был повергнут в полное недоумение, видя, что ключи и всякие печати целы и невредимы, а количество сокровищ все уменьшается. Тогда он приделал к сосудам, в которых у него лежало серебро и золото, петли или капканы, или что-либо подобное, что должно было захватить и задержать того, кто войдет туда и коснется сокровищ. Этот капкан и захватил Агамеда, когда он вошел туда. Тогда Трофоний отрубил ему голову, чтобы на следующий день он не подвергся пыткам и мучениям и о нем самом не открылось бы, что он принимал участие в этом дерзком преступлении. Трофония поглотила здесь расступившаяся земля».
Несмотря на такое воровское прошлое, оракул Трофония считался одним из самых надёжных (и тамошние необычные обряды очень подробно описаны Павсанием).

И в заключение — одна из любимых моих историй (VI,6, 2-4). В ней как раз очень видна «непрерывность истории»: от времён Одиссея через времена кулачного борца времён примерно греко-персидских войн — и до свидетельств, которые павсаний в своём II веке видел своими глазами:
«Что же касается кулачного бойца Евфима, то было бы несправедливо с моей стороны обойти молчанием рассказ о его победах и об остальных его славных подвигах. Родом Евфим был из италийских покров, которые занимают область около мыса Зефириона; назывался он сыном Астиклея, но местные жители говорят, что он сын бога реки Кекина, которая служит границей между областями локров и Регия. [Дальше — типичное для Павсания отступление о голосах живущих в тех краях кузнечиков и подробный отчёт о спортивных достижениях Евфима]. Вернувшись в Италию, он боролся там с Героем. Дело было так. Говорят, что когда Одиссей после взятия Илиона блуждал по морям, то ветрами он был занесен в разные города Италии и Сицилии; между прочим он со своими кораблями прибыл в Темесу; здесь один из его спутников, напившись пьяным, изнасиловал девушку и за такое беззаконие был побит местными жителями камнями. Одиссей, не обратив никакого внимания на его гибель, поплыл дальше, демон же побитого камнями человека все время предавал смерти без сожаления и старого и малого как в Темесе, так и за ее пределами, так что они совсем уже были готовы бежать из Италии и покинуть Темесу, но им не позволила сделать этого Пифия, а велела умилостивить Героя, выделить для него священный участок и выстроить храм и каждый год приносить ему в жертву в качестве жены самую красивую из девушек Темесы. Когда они выполнили приказание бога, то в дальнейшем демон уже не наводил на них страха. Когда же Евфим, придя в Темесу как раз в то время, как совершался этот обряд в честь демона, узнал, что у них делается, он пожелал войти в храм и там посмотреть на девушку. Когда он ее увидал, сначала его охватила жалость к ней, а затем появилась у него к ней и любовь. Девушка поклялась ему, что, если он спасет ее, она станет его женою; тогда Евфим, снарядившись, стал ожидать нападения демона. В этой битве он его победил, и так как он выгнал его из этой страны, то Герой исчез, погрузившись в море. Евфим блестяще справил свою свадьбу, а местные жители навсегда получили свободу от этого демона. Еще слыхал я об Евфиме, что он, достигнув глубокой старости, избег смерти, уйдя из жизни каким-то другим, чем все люди способом [Евфим утонул или утопился в реке Кекине, считавшейся его отцом, и тела не нашли]. От человека, плававшего туда по торговым делам, я слыхал, что и до сих пор Темеса заселена и обитаема. Это я передаю по слухам, но вот какую картину мне пришлось видеть самому — это была копия с древней картины. Изображены юный Сибарис, река Калабр и источник Лик; тут же святилище Герою и город Темеса. В нем изображен и демон, которого изгнал Евфим, страшного черного цвета и видом во всех отношениях ужасный; на нем в качестве одежды была накинута волчья шкура. Надпись на картине давала ему имя Ликаса. Но достаточно обо всем этом.»

А вся книга Павсания (в том виде, как она дошла до нас) кончается очень милой быличкой про богатого жителя Навпакта (это через пролив напротив самого северного выступа Пелопоннеса) и поэтессу Аниту из Тегеи (в южной Аркадии, то есть довольно далеко от Навпакта). Жили они в III в. до н.э. — по меркам Павсания, совсем недавно по сравнению с предыдущими героями, но всё равно это «древность».
«От храма Асклепия остались одни только развалины; в древности построил его частный человек по имени Фалисий. Он был болен глазами и почти ослеп. И вот бог из Эпидавра [Асклепий] послал к нему поэтессу Аниту с запечатанной дощечкой (письмом). Женщина получила это поручение в сновидении; она тотчас проснулась и пришла в себя — и нашла у себя в руках запечатанную табличку. Отплыв в Навпакт, она велела Фалисию снять печати с дощечки и прочесть написанное. Фалисий вообще думал, что он не сможет увидать и прочесть то, что там написано, при таком состоянии его зрения. Но надеясь, что он может получить для себя что-либо полезное от Асклепия, он снял печати, и, как только взглянул на воск, покрывавший дощечку, он стал здоровым и выплатил Аните то, что было написано на дощечке, — 2000 статеров золотом.» (Х, 38, 13)
Статеры бывали разные, в зависимости от места и времени чеканки, но в любом случае это заметно больше полутора килограмм золота получается. Но глаза-то дороже! Так или иначе, у Фалисия ещё остались средства, чтобы храм Асклепию построить. В общем, конец у «описания Эллады» хороший.

Прочитать полностью