Умблоо

Sign in to follow this  
Followers 0
  • entries
    736
  • comment
    1
  • views
    76,828

Contributors to this blog

Павсаний и его звери (3)

Sign in to follow this  
Followers 0
Saygo

347 views

(Окончание; начало 1, 2)

0_fccef_eec9be99_orig.jpg 3. «На голове у них волосы такие же, как у лягушек…»

С другой стороны, Павсаний любит подчёркивать своё недоверие к расхожим байкам, в том числе о животных: «В течение многих веков, в древности происходившее часто, да и теперь изредка встречающееся утратило к себе доверие народа благодаря тому, что люди на основу правды нагромоздили много лжи. Так, например, рассказывают, что со времени Ликаона при жертвоприношении в честь Зевса Ликейского всегда кто-нибудь из человека превращался в волка, но не на всю жизнь: если, став волком, он воздерживается от человеческого мяса, то спустя девять лет, говорят, он снова обращался в человека; если же он отведал человеческого мяса, он навсегда остается зверем. […] Слыхал я и многое другое, будто грифы в таких же пятнах, как и леопард, и будто тритоны говорят человеческим голосом; другие же рассказывают, что они умеют еще трубить в просверленные раковины. Любители таких сказок склонны к тем чудесам, о которых они слышат, прибавлять придуманные самими и этою примесью лжи и выдуманного, они портят и унижают истину» (VII, 2, 3).

Тритон для него — именно зверь, пусть и частично человекообразный. Именно от тритона — точнее, от его изваяния в танагрском храме Диониса —Павсаний возвращается к лосям, носорогам и прочим диковинным зверям в другом месте (IX, 20, 4):
«Но еще большее удивление вызывает тритон. Исполненный большого благочестия рассказ о нем говорит, что танагрские женщины, перед тем как праздновать оргии в честь Диониса, спустились к морю для совершения очистительных обрядов; когда они купались, на них напал тритон. Тогда женщины взмолились Дионису, прося его явиться заступником им. Бог услыхал их мольбу и в борьбе одолел тритона. Второй рассказ уступает первому в величавости, но более правдоподобен. Говорят, когда танагрцы гнали свой мелкий скот к берегу моря, этот тритон устраивал на него засады и похищал его; нападал он и на легкие суда. Продолжалось это до тех пор, пока танагрцы не поставили для него целый кратер вина. Говорят, он тотчас же пришел сюда, найдя его по запаху; выпив, он свалился и заснул на берегу моря. Тогда один из танагрцев ударом топора отрубил ему голову, почему у него и нет головы. А так как им удалось захватить его только пьяным, то они и считают, что погиб он от Диониса.»
И от статуи переходит к другому тритону — возможно, составному чучелу из какого-то римского собрания диковин (IX, 21, 1—4):
«Видел я другого тритона в числе римских достопримечательностей, по величине уступающего танагрскому. У этих тритонов вид такой: на голове у них волосы такие же, как у лягушек, живущих в болотах, как по цвету, так и потому, что один волос от другого у них нельзя отделить. Все остальное тело у него покрыто тонкой чешуей, как у рыбы-ската; жабры у них за ушами, а нос человеческий; рот — более широкий и зубы, как у диких зверей. Глаза, как мне кажется, голубые; есть у них и руки с пальцами и ногтями, похожими на крышки раковин улиток. Под грудью и животом у них вместо ног хвост, как у дельфинов.»
И это — повод потолковать о других редких зверях, в том числе уже знакомых нам лосях и носорогах: «Видел я и эфиопских быков, которых по их характерному признаку называют носорогами, потому что у них на краю носа торчит кверху рог, а за ним другой, небольшой, а на голове у них рогов совсем нет. Видал я быков и из Пэонии — они покрыты по всему телу густою шерстью, но особенно густа она на груди и под нижней губой
[зубры, наверное; Пэония — это во Фракии, на нынешней болгарско-македонской границе]. Видел я и индийских верблюдов, по цвету шерсти похожих на леопардов [это жирафы!]. Есть животное, которое называется лось, по виду нечто среднее между оленем и верблюдом; водится оно в кельтской земле. Это единственное из всех животных, которых мы знаем, такое, что его нельзя человеку ни выследить, ни даже издали увидеть. Иногда только людям, отправившимся на охоту за другими дикими зверями, бог посылает в руки и лося. Говорят, что он чует человека на очень большом расстоянии и скрывается по оврагам и в очень глубоких пещерах. Охотники, окружив или по ровному месту пространство по меньшей мере в 1000 стадиев, или целую гору, стараются нигде не разорвать этого круга, но постепенно суживая его, они таким образом захватывают все то, что находится в середине этого круга, в числе прочих животных и лосей. Если в этом месте не встретится его логова, то другого средства поймать лося нет никакого. Что же касается зверя, о котором Ктесий говорит в своем повествовании об Индии, — индийцы называют его “мартихора”, а эллины — людоедом, то я думаю, что это тигр. То, что они передают, будто бы у него на каждой челюсти по три ряда зубов и что у него на конце хвоста какие-то острия и что этими остриями он защищается вблизи, но может бросать их и далеко, подобно стрелкам из лука, так вот, мне кажется, что индийцы сообщают друг другу такие неправдоподобные рассказы вследствие крайнего страха перед этим зверем. Ошибочно сообщили они и об окраске его шерсти: когда тигр являлся перед ними в лучах заходящего солнца, он представлялся им красным и одноцветным или вследствие быстрого бега или, если он не бежал, вследствие постоянных движений тела, тем более, что видели его не с близкого расстояния.»
И заключает рассуждением: «Думаю я, если кто пойдет к крайним пределам Ливии или земли индийцев или арабов, желая найти там диких животных, которые водятся у эллинов, то, во-первых, одних из них он вообще там не найдет, а другие явятся ему совершенно в ином виде. Не один только человек имеет свойство вместе с изменением климата и почвы приобретать и другой облик, но и все другие существа переживают то же самое. Так, например, из диких животных ливийские и египетские аспиды имеют не одну и ту же окраску, а в Эфиопии почва производит таких же черных аспидов, как и людей. Поэтому относительно более или менее редких явлений не следует делать слишком поспешных заключений, но не нужно и быть слишком скептическими. Так, например, лично я никогда не видел крылатых змей, но я верю, что они могут быть, верю потому, что один фригиец привез в Ионию скорпиона, у которого были крылья, совершенно похожие на крылья саранчи.»
Любопытно, что это за скорпион был?

Про пэонийских зубров (в переводе Кондратьева — бизонах) Павсаний поминает и в другом месте (Х, 13, 1-3): «Этих бизонов поймать живыми труднее, чем какое-либо другое животное, и нет таких крепких сетей, (чтобы сдержать их, когда они) бросаются вперед. Охотятся на них следующим образом. Когда охотники найдут покатое место, спускающееся к котловине, то прежде всего они огораживают его кругом крепким частоколом, а затем спуск и ровное место на конце этого спуска они застилают только что содранными шкурами; если таких шкур под рукой у них нет, то они и сухие кожи, намазав маслом, делают скользкими. После этого лучшие наездники все вместе гонят в намеченное место бизонов, которые тотчас же, поскользнувшись на первых же кожах, катятся вниз по склону, пока не достигнут ровного места. Попавших сюда сначала оставляют в покое; приблизительно на четвертый или пятый день, когда голод и истощение уничтожат у них неукротимый дух, люди, умеющие их укрощать, приносят им туда, где они лежат, плоды домашней сосны, очистив их от малейшей шелухи: к другой пище в данный момент эти дикие животные не прикоснутся. Наконец, связав их веревками, они их уводят. Вот только таким, как я указал, способом они могут поймать их».

Китай вне поля зрения Павсания, но если он о нём и вспоминает — то в связи с шёлком и шелкопрядами: «В земле серок есть насекомое, которое эллины называют сером, самими же серами он называется различно и вовсе не сером. Величина его вдвое больше, чем величина самого большого навозного жука, во всем же остальном он похож на пауков, которые ткут свою паутину под деревьями, и даже число ног, восемь, он имеет одинаковое с пауками. Этих животных серы выращивают, приготовив им для зимнего и летнего времени подходящее помещение. Продукт, вырабатываемый ими, является в виде тонких нитей, которые вьются вокруг их ножек. Жители кормят их в продолжение четырех лет, давая им в пищу просо; на пятый же год, зная, что дольше они не проживут, они дают им в пищу зеленый тростник; для этого животного это самая любимая пища из всех; наевшись этого тростника через меру, оно лопается от переполнения. По смерти от этого внутри его они находят много нитей» (VI, 26, 4). Впрочем, и о самом Китае у Павсания представление столь же смутное: то ли это остров в индийском океане, то ли вообще речные острова, вроде островов Нильской дельты; и сами китайцы — не то эфиопы, не то помесь индийцев со скифами… Между прочим, это первое античное свидетельство об искусственном разведении шелкопрядов — и у Аристотеля, и у Плиния они описываются ещё как «дикие».

Все чудовища, с которыми боролся Геракл, конечно, существовали на самом деле (хотя Кербер, по мнению Павсания, и был змеем). А некоторые и до сих пор уцелели, и не только львы и быки: «В пустынях Аравии водятся среди других диких животных также и птицы, которых называют стимфалидами. Для людей они ничуть не менее свирепы и опасны, чем львы и леопарды. На тех, кто приходит охотиться на них, они нападают, ранят их своими клювами и убивают. Все те медные или железные доспехи, которые носят люди, эти птицы пробивают; но если сплести толстую одежду, сделав ее из коры, то клювы стимфалид застревают в этой коре, все равно как крылья маленьких птиц захватываются птичьим клеем. Эти птицы величиною будут с журавля и похожи на ибисов, но клювы у них много короче и не загнуты как у ибисов. Эти птицы, которые в мое время живут в Аравии, носят ли они только одинаковое название с теми, которые некогда были в Аркадии, различаясь от них по своему роду, этого я не знаю. Но если подобно коршунам и орлам, также и стимфалиды были во все века птицами неизменно одинаковой породы, то мне кажется, что они были родом из Аравии и что часть их некогда могла залететь в Аркадию на Стимфал. Возможно, что вначале арабами эти птицы назывались не стимфалидами. Но слава имени Геракла и превосходство эллинов над варварами заставили усвоить это имя, так что и птицы, живущие в пустыне Аравии, стали называться вплоть до нашего времени стимфалидами» (VIII, 22, 4). Арабского языка Павсаний, впрочем, скорее всего, не знал.

Но в целом, конечно, со странными животными из дальних краёв лучше лично не сталкиваться — просто во избежание неприятностей. И в этом смысле Эллада времён Павсания куда безопаснее и Эллады мифической поры, и чужих стран: «В эллинских реках не водятся животные, причиняющие гибель людям, подобно тому как в Инде, египетском Ниле, равно и в Рейне и Истре, Евфрате и Фасиде. В этих реках живут твари, пожирающие людей подобно самым прожорливым зверям; по виду они похожи на сомов, живущих в Герме и Меандре, только цветом они темнее и сильнее их. В этом сомы им уступают. В Инде и в Ниле — в обоих водятся крокодилы, а в Ниле, кроме того, и гиппопотамы, для людей — зло не меньшее, чем крокодил. В эллинских реках людям не грозит никакой опасности со стороны каких-либо чудовищ, так как и встречающиеся в реке Аое, текущей по земле феспротов в Эпире, акулы водятся не в самих реках, но приплывают с моря» (IV, 34, 1). А больше всего страшных гадов водится в Мессинском проливе — недаром Гомер там поместил Сциллу и Харибду!

Но есть и вполне милые рыбы — например, в реке Ароании, в той же Аркадии: «Среди других рыб в Ароании есть так называемые пестрые рыбы. Говорят, что эти пестрые рыбы издают такой же звук, как пение дрозда. Я видел их пойманными, но не слыхал, чтобы они издавали какой-нибудь звук, хотя я простоял у реки до самого солнечного захода: говорили, что рыбы особенно в это время издают свой звук» (VIII, 21, 1)
Кстати, о дроздах: альбиносам и вообще светлоокрашенным породам Павсаний тоже уделил внимание (VIII, 17, 3): «Гора Киллена [в Аркади] представляет еще следующее чудо: на ней водятся совершенно белые дрозды. Те птицы, которых беотийцы называют белыми дроздами, принадлежат, по-видимому, к другой породе, не певчей. Так называемых «лебединых» орлов, названных так за свою белизну, делающую их почти похожими на лебедей, я знаю на Сипиле, и я сам их видел на так называемом озере Тантала. Белых диких свиней и белых медведей из Фракии могли и раньше приобретать себе даже и частные лица. Что касается белых зайцев и оленей, то белые зайцы водятся в Ливии; белых же оленей я сам видел в Риме, и, увидав их, я удивился, но мне не пришлось спросить, откуда они доставлены — с материка или с островов. Но довольно об этом: я начал говорить об этом по поводу белых дроздов на горе Киллене, чтобы ни у кого не вызвать подозрения своими словами относительно их цвета.»

Прочитать полностью


Sign in to follow this  
Followers 0


0 Comments


There are no comments to display.

Please sign in to comment

You will be able to leave a comment after signing in



Sign In Now