(Начало: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7)

Мы уже говорили что рукопись сочинения Убайдаллаха ибн Бахтишу «О пользе животных», сделанная для Газан-хана, сохранилась местами плохо. Когда в XIX веке на неё вновь обратили внимание, пришлось реставрировать. Подновлять картинки, обводить текст, а где совсем ничего не разобрать — нарисовать картинку прямо поверх стёршихся букв. Последним образом появились вот эти драматические подводные сцены — какие опасности подстерегают неосторожных купальщиков жертв кораблекрушения:

А так как вся рукопись начинается «от Адама и Евы», добавили и персонажей из священной истории. Вот, скажем, Каин и Авель:

Орудие убийства, прямо скажем, увесистое! И без сорок не обошлось — вполне в духе старых миниатюр этой книги.

Соломон и царица Савская. Тут даже зверушек нет:

Есть картинки и из родной персидской истории — благо сасанидские цари любили охотиться. Вот Хосров Ануширван наблюдает, как совы гнездятся в руинах разрушенного города. «Где ныне?..»

Ещё более знаменитым охотником был Бахрам Гур (тот самый, от которого произошёл царь Вахрамей Вахрамеевич). О нём, в частности, Фирдоуси рассказывает, а наш неизвестный художник иллюстрирует, следующую неприятную историю.

Была у него любимая девушка-музыкантша, гречанка по имени Азада (или, в других изводах, Фитна), и он не расставался с нею даже на охоте. Однажды увидели они двух газелей, и Азада молвила: «Самец старый, а самка юная, и всё же он считает себя круче. А можешь ты им пол поменять?» Бахрам (которому и тридцати не было) на свой счёт этого не принял и только сказал: «Могу!» Выстрелил раз — снёс раздвоенной стрелою оба рога самцу. Выстрелил два и три — стрелы воткнулись в голову безрогой самке: «Бежит газель, и вся в крови дорога, И две стрелы на голове — два рога». Не удовольствовавшись этим, в третью газель он выстрелил мелким камушком из самострела — попал прямо в ухо; газель задрала ногу, чтоб вытряхнуть камушек, и тут царь одной стрелой приколол ей ногу к уху. Азада была сама не рада, стало ей жалко зверей и начала она горько плакать над их участью, а Бахрама обругала за жестокость. Тогда он разозлился всерьёз и затоптал красавицу верблюдом насмерть. «Так суждено ей было умереть, А царь не брал рабынь на ловлю впредь.»

Другая история о нём же — тоже мрачная, к главе про собак (она есть у Низами). Охотился Бахрам и вдруг увидел пастуха: тот привязал свою собаку к дереву и бьёт её большой дубиной.

«За что ты её так?» — вопросил царь. Пастух поведал ему, что пёс его верно сторожил стало, но потом спутался с волчицей и стал уступать ей овец одну за другой. За измену его хозяин так и покарал. «Кто предателя собачьей смертью не казнит, Знай: того никто на свете не благословит.» Царь применил этот случай к текущей политической ситуации, и вскоре полетело много голов.

Но вообще про Бахрама не только (и не столько) гадости рассказывали. Он, например, был славным змееборцем — и попал на наши картинки в связи с драконом (наряду ещё с несколькими героями, прославившимися тем же подвигом):

Бахрам внизу, а кто вверху спасает красавицу в повозке — мы не поняли.

А вот наш любимый драконоборец из этой подборки. У него много общего с противником:

Про Бахрама Фирдоуси писал: «Его занятье — то чоуган, то лук, Охотясь, он топтал то степь, то луг». Чоуган — это клюшка для поло, и эту забаву наш реставратор тоже не обошёл вниманием. Правда, почему-то не в главе о лошадях, а в главе о ящерицах…

В общем, к своей задаче он подошёл творчески…

Via