Раз уж зашла речь о храме Кокава, мы расскажем и о книге, где говорится о его основателях, монахах, мирских распорядителях и прихожанах.
«Предания храма Кокава» 粉河寺縁起, «Кокавадэра-энги» известны в двух главных версиях. Более ранняя и более знаменитая – это эмаки, свиток конца XII в. с рисунками. Он сохранился не полностью: как считается, свиток пострадал при пожаре 1585 г., когда храм был сожжён войсками Тоётоми Хидэёси. Более поздняя версия составлена, видимо, в XIII в., а известна она по рукописи 1452 г. Возможно, её тоже предполагали исполнить в виде эмаки, но по каким-то причинам не сделали этого, а только отметили места для рисунков.
В обоих версиях всё начинается с рассказа о том, как в 770 г. в краю Кии был основан храм Кокава. Здесь три эпизода: охотник из рода Оотомо обретает чудесное изваяние бодхисаттвы Каннон Тысячерукого и устраивает молельню; Каннон исцеляет девушку из края Кавати, и после этого люди узнают о благих силах бодхисаттвы, воплощённого в статуе из Кокава; почитательницы Каннон жертвуют молельне имущество, в Кокава строится храм как таковой и появляется монашеская община. Все эти события относятся к VIII в.
Вот несколько картин со свитка эмаки:
1. Охотник Оотомо-но Кудзико молится перед изваянием Тысячерукого. Он задумал изготовить образ одного из будд или бодхисаттв после того, как увидел в лесу чудесный свет. Юноша-странник, нашедший приют в его хижине, взялся за работу, а заказчику велел приходить на седьмой день. И вот, Кудзико находит в хижине изваяние, а ваятеля нет; он понимает, что юношей был сам Каннон, Внимающий Звукам.


2. У жителя соседнего края Кавати по прозванию Сибукава тяжко болеет дочь. Вот она лежит в усадьбе, а возле неё хлопочут домочадцы.


3. Объявляется молодой монах и берётся исцелить девицу. В усадьбу собрался народ, посмотреть, что будет. Разумеется, девица исцелилась, а монах сказал: если хотите меня отблагодарить, посетите меня в храме Кокава.


4. Девушка и её родные отбывают в храм. Эту сцену воспроизводят чаще всего, здесь хорошо видны одежды паломников и всё, что они берут в дорогу.


5. Но храм никому не известен, вот путники ищут его, расспрашивая поселян. А рядом – видимо, та самая Мучная река, Кокава, которая им нужна. Вода в ней белая, как от рисовой муки, и этот белый цвет указывает на Каннон.


6. И вот, Сибукава с дочерью и спутниками нашли запертую молельню. Очень устали, остановились на ночлег прямо под открытым небом, а ночью молельня отворилась – и в ней засияло светом изваяние Тысячерукого. Тут они и узнали своего целителя по примете: в «Преданиях» это шнурок, каким подвязывают ножны меча, в «Чудесах бодхисаттвы Каннон» XIX века, о которых мы писали раньше, – палочки для еды. В любом случае монах взял в награду от Сибукавы только вот такую мелочь, но она нужна была как опознавательный знак.


7. А кто здесь постригается в монахини, не ясно: то ли та самая исцелённая девица, то ли другая женщина, вдова, которая в «Преданиях» первой пожертвовала храму имущество.


8. Здесь тоже не совсем понятно, кто молится и почему на плече у изваяния висит что-то красное. В той версии «Преданий», которая без картинок, есть подходящий по смыслу рассказ, о нём мы скажем чуть ниже.


В версии XIII в. после преданий об основании храма следуют тридцать три коротких рассказа – по числу обличий Каннон, перечисленных в «Лотосовой сутре». Во многом эти истории похожи на поучительные рассказы сэцува. Из них две трети (с первого по двадцать второй) повествуют о том, как Каннон помогает людям в земной жизни. Рассказы расположены в хронологическом порядке от IX в. до начала XIII в. И ещё одиннадцать рассказов посвящены тем подвижникам, кому Каннон помог возродиться в Чистой земле; повествователь возвращается к событиям IX в. и снова движется по хронологии до конца XII в. Перед нами история храма – но изложенная не подряд, а в виде отдельных эпизодов, причём рассказана она дважды, с двух точек зрения: храм как место для молений о «пользе и выгоде в этом мире» и как место приготовления к будущей жизни.
Большинство рассказов построено по одной схеме: герой исполняет в храме некую должность, либо приходит в храм как паломник, либо каким-то ещё способом «завязывает связь» с Каннон, и бодхисаттва помогает ему. Эта схема обычна для рассказов о чудесах будд, бодхисаттв и богов в других памятниках, включая сборники сэцува. Связь не обязательно завязывается от праведных дел: так, в рассказах 5-м, 19-м и 23-м говорится о дурных храмовых служителях, а в рассказе 17-м о наместнике края Кии, учинившем разорение храма; милосердный бодхисаттва помогает им осознать и исправить их ошибки.
Если сопоставить «Предания храма Кокава» с другими японскими текстами о бодхисаттве Каннон, можно заметить несколько особенностей в подборе сюжетов:
Исцеление здесь есть: от слепоты и других недугов, которые помрачают чувства (рассказы 7-й, 14-й, 17-й, 22-й). Такие рассказы есть и в «Японских легендах о чудесах» (日本霊異記, «Нихон рё:ики», VIII–IX вв.), и в «Собрании стародавних повестей» (今昔物語集, «Кондзяку моногатари-сю:», XII в.), и во многих других собраниях вплоть до «Чудес Каннон» XIX в.
Спасение от разбойников есть (рассказ 1-й), от притеснений властей тоже (17-й). Эта тема тоже постоянная во всех сборниках, она восходит к «Лотосовой сутре». При этом в «Кокавадэра-энги» нет мотива «подмены тела», мигавари, – когда человек остаётся невредим в руках убийц или палачей, а раны вместо него получает статуя (в «Кондзяку» в разделе о Каннон таких рассказов три).
Избавления от бедности, о котором так много говорится в «Кондзяку» (целых восемь рассказов) в «Преданиях Кокава» нет совсем. Правда, один рассказ (3-й) воспроизводит широко известный сюжет об обретении срочно надобных вещей: человеку нужно устроить пир, а запаса еды нет и срочно добыть еду невозможно; вдруг его близкие присылают ему припасы, а потом выясняется, что эти люди ни о чём не знали, а помощь пришла от Каннон. Такие рассказы есть и в «Нихон рё:ики», и в «Кондзяку». Но любопытно, кто получает такую помощь в наших преданиях. Это жена Аривара-но Нарихиры. О множестве дам, влюблённых в этого блестящего кавалера и поэта, говорится в «Повести из Исэ» и всевозможных сочинениях по мотивам этой книги. А вот жена Нарихиры как-то мало кого занимает. Здесь же она появляется как глубоко благочестивая женщина. Нарихире приходит очередь устраивать пир при дворе, а поэт, хотя и знаменит, но небогат: ни на еду, ни на напитки средств в доме нет. Раз так, Нарихира решает уволиться со службы, принять монашество, и отбывает во дворец проститься с государем. Жена, как обычно, садится читать «Лотосовую сутру», но слёзы застилают ей глаза – и тут приходит посыльный с кушаньями и всем надобным для пира. Госпожа спрашивает, откуда он, отрок отвечает: из храма Кокава. Получив в награду красные шаровары, он весело прощается – но не насовсем! – и уходит. А после пира Нарихира вместе с женой отправляются в храм и видят те самые штаны, перекинутые через плечо изваяния.
Надо сказать, Нарихира – первая, но не единственная знаменитость среди прихожан храма Кокава. В «Преданиях» дальше появляются отрекшиеся государи Кадзан и Госиракава, канцлер Фудзивара-но Ёримити и его сановные потомки, несколько известных праведностью монахов, в том числе тот Какутю из храма Миидэра, в чьём жизнеописании дан первый достоверный отчёт о паломничестве по тридцати трём святыням Каннон.
В «Кондзяку» и в других японских рассказах Каннон очень часто устраивает браки и помогает рождению долгожданного дитяти. В храме Кокава такие чудеса не отмечены, зато немало говорится о детско-родительских связях. Дело не сводится к тому, когда родители молятся об исцелении дочери или сына (как во введении и в рассказах 7-м, 14-м, 17-м). Каннон помогает подкидышу, воспитанному в храме, найти отца и мать (рассказ 8-й); монах узнаёт о посмертной судьбе покойной матери (рассказ 15-й); обычай посещать храм Кокава объединяет разные поколения семьи Фудзивара (рассказ 10-й).
Вообще в Кокава бодхисаттва Каннон часто выступает как учитель, сообщает людям некие знания: о прежних и будущих рождениях и в целом о причинах тех или иных событий в их жизни. Сюда же можно отнести рассказы, где объясняется, почему храм владеет таким-то имуществом. Во всех таких случаях речь идёт об энги в философском смысле слова: о причинно-следственных связях, знание которых ведёт к освобождению. Когда в тексте «Преданий…» бодхисаттва Каннон проясняет эти связи, его милосердие распространяется не только на героя рассказа, но и на читателя.
В «Преданиях храма Кокава» не звучит ещё один мотив, восходящий к «Лотосовой сутре» и постоянный в рассказах о Каннон: мотив спасения на водах, помощи в морском путешествии. Это можно объяснить тем, что храм стоит далеко от моря, хотя и говорится, что до Кокава докатываются волны от острова Фудараку 補陀落 (санскр. Поталака) – счастливого острова в дальнем море, где Каннон даёт приют своим верным почитателям. Правда, храм Хасэдэра тоже далёк от морских берегов, но в его преданиях «морская» тема встречается. Кроме того, и в «Кондзяку», и ещё в некоторых источниках бодхисаттва из Японии через море помогает жителям Кореи, так что вера в Каннон объединяет людей разных стран, открывает Японию большому миру (такой рассказ в нашей серии по тридцати трём храмам ещё будет). В «Кокавадэра-энги» рассказ 15-й можно толковать или в этом же смысле, или в противоположном. Здесь монах молится о том, чтобы узнать, где возродилась его мать после смерти и в вещем сне узнаёт, что родилась она в стране «Солнечной шелковицы» 扶桑, Фусо:. Вообще Фусо: – это книжное название Японии, и монах огорчается: значит, матушка моя не вышла из круговорота перерождений. Но таинственный его собеседник (на сама деле это Тысячерукий) объясняет: не печалься, на самом деле это Чистая земля будды Амиды. Ведь знак «шелковица» пишется как «четырежды десять и восемь». Итак, матушка твоя родилась в Чистой земле близ того, кто дал сорок восемь обетов (то есть близ Амиды).

Как из знака «шелковица» получается «сорок восемь».

Отсюда следует отождествление Японии с Чистой землёй, в духе учения школы Тэндай об «исконной просветлённости»: нет просветления отдельно от помрачения, нет рая отдельно от нашего мира. Это может означать размыкание привычных границ: Япония – не дальняя страна на восточном краю населённого мира (что подразумевается названием Фусо:), а часть единого мироздания, где все люди, как в раю, лишь тем и заняты, что славят будду и готовятся к окончательному освобождению. Или наоборот, границы замыкаются: если кроме Японии нет иного рая, значит, о других странах и мирах можно не думать вовсе.
Если рассматривать эти сюжеты, то «Кокавадэра-энги» выглядит как небольшой тематический сборник сэцува. Однако в череде рассказов то и дело встречаются отклонения в сторону другой сюжетной схемы, где некие блага получает не герой, а сам храм: расширяются его земельные угодья, строятся новые здания, пополняется собрание книг и т.д. Так, в рассказе 13-м храм приобретает дерево для сада. Герой, нашедший редкую вишню с махровыми цветами, колеблется, к которому из храмов или святилищ её пересадить, и бодхисаттва Каннон сам предлагает: неси деревце ко мне, а я буду защищать тебя и твоих потомков. Когда рассказ строится по такой схеме, это возвращает нас к жанру энги в узком смысле слова: к обоснованию прав общины на те или иные ценности. Подобных рассказов в «Кокавадэра-энги» 17 из 33. Правда, самые драгоценные сокровища храма Кокава, реликвии времён его основания, здесь впервые перечислены в рассказе 5-м в сообщении о пожаре, когда все они были утрачены. Разумеется, две схемы могут и даже должны совмещаться: храм получает пожертвование, жертвователь – помощь, в этом и состоит правильный ход событий.
И на наш взгляд, схему энги можно выделить в том числе и в тех рассказах, где нет речи о каких-либо осязаемых дарах храму и даже о подношениях невещественных, вроде песен вака или чтении сутр. С каждым новым паломником храм расширяет сеть своих связей – с соседями в краю Кии, с землями Ямато, Кавати, Идзуми, с другими храмами, со столицей и даже с дальним краем Муцу. Эти связи составляют главное богатство общины – и что примечательно, ими она может поделиться. Ведь, посещая храм Кокава или хотя бы слушая проповедь или читая свиток энги, люди приобщаются к этим связям. Через общую веру в Каннон благочестивый читатель «Преданий…» оказывается связан и с семьёй Фудзивара, и с государями-монахами и их окружением, с храмом Миидэра, с горами Коя и Кумано, с бодхисаттвой Гёки, с традицией «родных песен», которую здесь представляют Аривара-но Нарихира, государь Кадзан и другие поэты вака. И даже со страной Японией он обновляет связь, узнав тайну её названия.
Вот для примера несколько рассказов о храме Кокава.

Рассказ 4. Монах Рёсин узнаёт о связи между храмом и полями Кокава

Монах Рёсин жил в краю Ямато в уезде Ути, в месте под названием Оотори, в молельне Аиин. В краю Кии в уезде Ито в месте, что зовётся Суда, есть ступенчатые поля в три уровня. Они зовутся полями Кокава. Осенью в шестой год Камбё [894 г.] хозяин тех угодий ночью охранял поля от потравы. Ночью кто-то явился жать рис. Хозяин выстрелил и попал, засверкал свет. Хозяин удивился, присмотрелся, кто там, и увидал коня тростниковой масти. Когда рассвело, он тщательно осмотрел то место – и похоже было, будто колосья жал человек. И точно так же всё повторилось и на следующий год, и на третий. Хозяин опасался дурного и пригласил Рёсина совершить моление.
Рёсин решил посмотреть, что на самом деле происходит, и стал стеречь по ночам. И вот, в одну из ночей молодой монашек, одетый в чёрное, явился, сжал два снопа и направился восвояси. Рёсин пошёл за ним, и к рассвету они дошли до управы Коя. Монашек направился в храм Кокава и вошёл в главный зал. Рёсин стал расспрашивать о нём у монахов, постоянных насельников нашего храма. Монахи удивились, стали отворять все двери – и нашли два снопа риса перед занавесями главного зала. Рёсин подумал: непостижимо! – затворился в храме и стал молиться о связи причин. Во сне ему явился давешний монашек и сказал:
– Я Великий Воевода, Великий Милосердный. А ты подвижник Истинных слов. Поэтому я явил тебе свой облик и дам указание словами. Я тот, кто пестует людей здешнего края. В этом храме я обитаю уже долгие годы. То поле – лишь один цубо здешней земли. Поэтому скажи хозяину сжать его для меня. Не так уж ценен этот рис, но мне он нужен, чтобы пестовать людей этого края.
Рёсин проснулся, залился слезами и пустился в обратный путь. После этого хозяин передал то поле во владение нашему храму.
_______________
Рассказ объясняет, как террасные поля в местности Суда 隅田 оказались во владении храма Кокава. О монахе по имени Рё:син 良心, как и о молельне Аиин 阿逸院 в уезде Ути 宇智, кроме этой истории ничего не известно; судя по названию, в молельне чтили будущего будду Мироку (Аи, санскр. Аджита, – одно из его имён).
Конь «тростниковой масти» 葦毛, ёсигэ, — серый или серый в яблоках. Выражение «молиться о связи причин» 因縁を祈念す, иннэн-о кинэн-су, может пониматься двояко: 1) молиться, чтобы понять причины происходящего; 2) молиться, чтобы завязать связь со Внимающим Звукам. Великий Воевода, Великий Милосердный 大悲大将, Дайхи-Дайсё:, – величание бодхисаттвы Каннон. «Подвижник Истинных слов» 真言の行者, Сингон-но гё:дзя, – знаток «тайного учения». Слова бодхисаттвы «пестую людей здешнего края», кокутю:-но хито-о хагукуму, могут относиться и к краю Кии, и к стране Японии в целом. Цубо 坪 – мера площади, около 3,31 кв.м.

Рассказ 8. Настоятель Рюкаку получает указание, как найти родителей



Рюкаку был сыном старшего монаха Эйкаку – келейного служителя общинного старейшины Какуэна, главы храма Ондзёдзи. Этот Рюкаку родился в годы Тёгэн [1028–1037 гг.] и всё никак не подавал голоса. Люди хулили его, говоря: если младенец не кричит, жизнь его будет краткой. И раз так, его по обычаю решили оставить на склоне холма Киёмидзу. Там его подобрал монах храма Киёмидзу по имени Югэн и вырастил.

Когда стал взрослым, он поселился в Южной столице и стал зваться настоятелем Рюкаку. Однажды он отправился в край Кии проведать имение Киномото, а потом побывал как паломник в нашем храме, молился перед буддой и высказал своё желание:

– Хочу, о Великий Мудрец, Внимающий Звукам Мира, чтобы ты показал мне лица моих родителей!.

И тут же во сне ему было указано:

– Отец твой – келейный служитель общинного старейшины Какуэна, главы храма Миидэра, а зовут его старшим монахом Эйкаку. Он живёт в палатах Исида. Мать твоя – племянница Сэйсю, величаемого Мостом Закона, распорядителя святилища Явата. Она живёт в Ивасимидзу.

Проснувшись, Рюкаку посетил оба этих места и встретился с родителями.
_____________
О монахе Рю:каку 隆覚кроме этой истории ничего не известно. Его отец Эйкаку 永覚 назван «келейным служителем» 坊人, бо:нин, то есть помощником знаменитого монаха XI в. Какуэна 覚円 (1031–1098), «общинного старейшины» 僧正, со:дзё:, то есть одного из глав всей японской монашеской общины. Какуэн был сыном Фудзивара-но Ёримити 藤原頼通 (992–1074), регента и канцлера при государях Гоитидзё:, Госудзаку и Горэйдзэе. Какуэн возглавлял храм Ондзё:дзи 恩城寺 (Миидэра 三井寺) в окрестностях Столицы, один из наиболее могущественных храмов Японии. Будучи монахом, Эйкаку вступил в любовную связь с женщиной из семьи распорядителя другого влиятельного храма и прижил от неё дитя; в XI в. в Японии такое поведение монаха не считалось необычным.
Храм Киёмидзудэра 清水寺 на восточной окраине столицы стоит на склоне высокого холма. Как и храм Миидэра, Киёмидзудэра входит в число главных японских святынь бодхисаттвы Каннон. Обычай оставлять младенцев на склоне холма Киёмидзу известен и по другим источникам. Поместье Киномото 木本 в краю Кии принадлежало храму То:дайдзи 東大寺, самому крупному храму города Нара. «Великий Святой» 大聖, Дайсэй, – одно из величаний Каннон.
Исида 石田 – имение семьи Фудзивара в местности Ооцу поблизости от храма Миидэра; Какуэн мог гостить там у своих родичей-мирян. Имя деда Рюкаку с материнской стороны – Сэйсю: 清秀, его должность — распорядитель храма-святилища Явата-но мия (иначе Хатимангу: 八幡宮) в Ивасимидзу 石清水 в окрестностях Столицы, где почитали бога-бодхисаттву Хатимана, защитника государева рода и всей страны.

Рассказ 23. Распорядитель Эннё смотрит на запретное тело будды и всё же возрождается в Чистой земле

Эннё был сыном и наследником распорядителя Онги, носившего звание Мост Закона, третьим распорядителем нашего храма. Около третьего года Нинна [887 г.] он захотел взглянуть на нашего главного почитаемого. Мирской распорядитель, наместник края Идзуми Оотомо-но Садамунэ сказал ему:
– Как гласит надпись государя Конина, наследник основателя нашего храма, чиновник верхней ступени полного шестого ранга Оотомо-но Фунануси устроил для священного тела шестиугольный закрытый помост, со всех сторон окружил его занавесями и обо всём подробно доложил ко двору. А к прибытию государя были вывешены семислойные занавеси. С тех пор никто за них просто так не заглядывает. Дозволено лишь вдыхать чудесное благоухание и видеть ясный свет.
Эннё возразил:
– Я потомок основателя храма! Наследственный распорядитель! Даже если я прямо взгляну и увижу священное тело, чего мне бояться?
И тут же опустился на колени перед занавесями и сказал:
– О почитаемый, сам собою явившийся в мир, Внимающий Свободно! Даруй уловку на пользу живому, исполни то, чего я хочу в глубине сердца!
Отодвинул занавесь и посмотрел. Садамунэ снаружи спросил:
– И что?
– Мирно сидит, – только и сказал Эннё. И упал замертво.
Хотя потом он очнулся, но ослеп и не мог пошевелить руками. Жизнь ему стала немила. Шло время, Эннё в досаде на Внимающего Звукам говорил:
– Светлые боги, следы-отпечатки будд, в здешней жизни насылают тяжкие кары. Но неужто таково милосердие исконных ступеней, великих подвижников?
И во сне ему было явлено указание:
— Ты обычный человек. Я тело будды. Как если бы незрячий человек взглянул на солнце и не увидел света – так же и тут. Не досадуй на меня!
Проснувшись, Эннё сказал:
– Хотя эта жизнь моя и прошла напрасно, в будущей жизни я увижу будду, услышу Закон!
И снова ему было явлено указание:
– Когда в сердце своём недоволен обоими веками, нынешним и будущим, то причиной тому – грехи-помехи, что не имеют начала. Предайся подвижничеству Цветка Закона, исполни правила покаяния, памятуй об Амиде и следуй стремлению возродиться в Чистой земле!
Эннё послушался. Заказал переписать сутру Собственного Закона Будды, поместил свитки в северо-восточном углу главного зала, памятовал об Амиде и молился о возрождении в стране Высшей Радости. Прошло около десяти дней, и он понял, что смерть близка. Оба глаза его стали видеть, как раньше, все чувства прояснились. «Если думать о Внимающем Звукам Мира, это не будет втуне, так как он может избавить от всех страданий», – прочёл Эннё вслух, с великим почтением памятуя о Законе Будды, сел прямо, обратился лицом к западу и так скончался. Когда его хоронили, у могилы того, кто чтил сутру Собственного Закона Будды, собрались багряные облака и засиял драгоценный свет – так говорят. А ещё в годы Эйхо [1081–1084 гг.] святой мудрец Кёкай, его ученик Хокай, а с ними всё руководство нашего храма, настоятель, его помощники и прочие видели, как над могилой Эннё поднимаются багряные облака.
______________
Хотя в тех же «Преданиях» вначале говорится, как основатели храма смотрели на изваяние Тысячерукого, здесь оно причисляется к «сокрытым буддам» 秘仏, хибуцу, на которых запрещено смотреть вообще или кроме особых редких случаев. Распорядитель-монах и мирской распорядитель расходятся в том, на кого из храмовых служителей распространяется запрет. Государь Ко:нин 光仁 правил в 770–781 гг. «Закрытый помост» 帳台, тё:тай, – возвышение внутри храмового зала со столбами по углам и решетчатым верхом; на него вешают занавеси.
Эннё, упрекая Внимающего Звукам, говорит, что карать за нарушения запретов свойственно богам ками, но не бодхисаттвам. При этом он соотносит бодхисаттв с богами как «исконные ступени» 本地, хондзи, с «отпечатками-следами» 垂迹, суйдзяку, то есть мыслит богов как воплощения бодхисаттв.
«Сутра Собственного Закона Будды» 如法経, Нёбо:кё:, здесь – «Лотосовая сутра», она же «Цветок Закона». Перед смертью Эннё читает строки из этой сутры, которые по сути оправдывают его дерзкий поступок. В переводе А.Н. Игнатовича эти строки звучат так: «Если тот, кто услышит его имя, а также увидит его тело, будет думать о Внимающем Звукам Мира, это не будет втуне, так как Внимающий Звукам Мира может избавить живые существа от всех страданий» (ТСД 9, № 262, 57c).
Кё:кай 教懐 (1001–1093) долгие годы был монахом храма Кофукудзи, но в возрасте около 70 лет ушёл на гору Коя и ещё более двадцати лет провёл в странствиях, прославился как подвижник Чистой земли.

Рассказ 24. Учитель таинств Дзэнни желает царского сана, но оставляет это желание и обретает плод будды

Учитель таинств Дзэнни был учеником Дзиндзэна, главы школы Тэндай, исполнявшего обязанности общинного старейшины. В годы Канна [985–987 гг.] из-за раздоров Дзэнни покинул гору, где жил, и отправился через всю страну в край Муцу. Он обладал чудесной силой, и когда обращался к больному, тот сразу исцелялся, а когда молился за бедняка, тот вскоре наживал богатство. Между тем, все желания Дзэнни были нацелены на одно: обрести такие подвижнические заслуги, что позволяют в нынешнем теле возвыситься до царского сана. Он расспрашивал о храмах и святилищах, славных чудесами: где какие чудесные образы изваяны из дерева или нарисованы на свитках, какие есть отпечатки следов, чудесные подобия. И вот он задумал поклониться живому телу Внимающего Звукам в храме Кокава, ушёл из края Муцу и направился в наш храм. И прибыл к нам, и совершил поклонение. Во сне ему явился чудесный отрок и молвил:
– Чтобы возвыситься до царского сана, нужна сила десяти благих дел. В нынешнем теле её обрести невозможно. Если в этом рождении будешь держаться десяти благих дел, то я соединю свои силы с твоими, и в будущей жизни ты станешь правителем небольшой страны.
Проснувшись, Дзэнни сказал:
– Если не поможешь исполнить мое давнее желание, значит, напрасно тебя зовут Великим Милосердным!
Чудесный отрок снова явился ему и молвил так:

У кого настолько
Страстное сердце,
Тот упадёт
На дно огненного ада!
Услышь это!

Дзэнни отозвался:
– Если в нынешней жизни мне нельзя достичь царского сана, для которого нужны десять благих дел, тогда помоги мне в будущей жизни свидетельствовать, что я обрёл плод святости, стал буддой с десятью именами!
Чудесный отрок отвечал:
– Ты подвижник Истинных слов. Если не будешь лениться, исполняя тройное таинство, то можно не сомневаться: десять имён ты обретёшь.
Тогда Дзэнни построил себе хижину на холмах Оохары и там предался подвижничеству пяти видов, в шесть сроков возглашал имя будды. Весной третьего года Канко [1006 г.] он устами произнёс звук А, сложил руки в знак сосредоточения – и прямо на месте молитвы испустил дух и закрыл глаза.
___________
Дзиндзэн 尋禅 (943–990), десятый сын Правого сановника Фудзивара-но Моросукэ, был главой школы Тэндай. Его ученик Дзэнни 禅意 покинул гору Хиэй, где находились главные храмы школы Тэндай, вероятно, из-за раздоров между этими храмами и храмом Миидэра. Чтобы в будущей жизни возродиться государем, надо: не убивать, не воровать, не распутничать, не лгать, не злословить, не лицемерить, не пустословить, не жадничать, не гневаться, не склоняться к дурным учениям — и главное, не поощрять ко всем этим грехам других людей (это и называется «десятью благими делами»). «Десять имён» – десять величаний любого будды: Пришедший своим путём, Почитаемый в веках и др. «Тройное таинство» 三密, саммицу, – таинство тела, речи и мысли: подвижник уподобляется одному из будд, приняв соответствующую позу, произнося мантру и сосредоточившись мыслями на образе этого будды. «Пять видов» подвижничества различаются в учении «Истинных слов», Сингон: это пять ступеней от первого пробуждения сердца до полного просветления. «Шесть сроков» – равные промежутки по четыре часа, на которые делятся сутки. «Знак А» – первое и самое простое из «истинных слов», они же мантры, соответствует вселенскому будде (ибо природа будды так же присутствует повсюду, как звук «а» во всех слогах). «Знак сосредоточения» 定印, дзё:ин – положение рук, соответствующее здесь мантре «А»: подвижник сидит в «позе лотоса», локти опираются на колени, правая ладонь лежит на левой ступне и развёрнута вверх, левая ладонь – поверх правой, большие пальцы подняты и соприкасаются.

Via