Весло и Парус

  • записей
    135
  • комментариев
    0
  • просмотра
    45 892

Авторы блога:

  • Saygo 137

Кругосветное плавание Фрэнсиса Дрейка

Saygo

408 просмотров

Руттер по Магелланову проливу

Тот,
        который
                    в это не верит,
сам
       убедись
                    на первом примере.
В. В. Маяковский. Вот для чего мужику самолет
 
После краткого обзора искусства навигации в эпоху Дрейка и становления навигационных пособий, или лоций, той эпохи, обратимся к конкретному примеру штурманского обеспечения кругосветного плавания Дрейка.

0_16c55a_86b81b34_XXL.jpg
Портрет Дрейка (1777) Гравюра Jacobus Houbraken. The pictorial field-book of the Revolution. Vol. 2

Прежде всего мы должны вспомнить, что отплытие «Пеликана» во главе отряда из пяти кораблей из Плимута 15 ноября 1577 года состоялось в обстановке полной секретности. Команды на кораблях подбирались и готовились якобы для плавания в Средиземное море, в Александрию, за грузом изюма.

0_171462_f2b6ad18_XXL.jpg
Модель флагманского корабля отряда Дрейка «Пеликан» («Золотая Лань»)

В составе экипажа обязательно должны были быть люди, которые отвечали за навигацию, за прокладку курса корабля и обсервацию во время плавания. Но, как уже сказано, это были люди, знакомые с обычным маршрутом из Англии в Средиземное море. Необходимые для плавания к Америке навигационные пособия Дрейк заблаговременно добыл в Лиссабоне. А вот опытного навигатора он получил привычным для себя способом, захватив в африканских водах корабль и похитив его штурмана-португальца, который прокладывал курс «Пеликана» вплоть до момента, когда его высадили в Центральной Америке, заменив на лоцмана-испанца, ставшего проводником на оставшейся части маршрута. Искать специалиста по навигации среди англичан было пустым занятием: кроме нескольких моряков, служивших в Московской компании, ни один моряк туманного Альбиона не покидал вод Атлантики, а предложение вести корабль без береговых ориентиров, только лишь по картам и с помощью навигационных инструментов вызывало у них здоровый смех.

Захваченный португальский штурман имел при себе необходимый минимум навигационных инструментов, карты, сборник астрономических таблиц и руттер. (Имя штурмана, как дают его португальские источники, Nuno da Silva, что по-русски звучит как Нуну да Силва (в нашей литературе его называют по-разному – и Нуньо да Сильва, и Нуньеш да Сильва и ряд других вариантов, в зависимости от того, на каком языке написан первоисточник, которым пользуется автор.)

Вот как сам да Силва впоследствии описывал этот захват:


I am ... a native of Lisbon . . . captain and pilot combined, of merchant ships ... as I was entering the port of Santiago [Cape Verde Is.] for water and about to cast anchor February, 1578 ... He captured my ship, took my men out of her . . . He then put forty or fifty Englishmen aboard my ship . . . and took me along because he knew I was a pilot acquainted with the Brazilian coast. Drake took from me my astrolabe, my navigation chart which embraced, however, only the Atlantic Ocean as far as the Rio de la Plata on the west and the Cape of Good Hope on the east, and my book of instructions. He also took the charts of my master and boatswain and divided them among his officers. He caused a chart of the coast of Brazil to be translated into English from the Portuguese, and as we went along the coast he kept on verifying it down to 24° which is as far as the Portuguese charts reach . . .
Я уроженец Лиссабона, одновременно капитан и штурман купеческого судна; в феврале 1578 года во время входа в порт Сантьяго [острова Зеленого мыса] для пополнения запасов воды при постановке на якорь Дрейк захватил мой корабль, очистил его от команды и разместил на нем 40-50 англичан. Меня он забрал с собой, так как знал, что я штурман, знакомый с побережьем Бразилии. Дрейк забрал у меня астролябию, навигационную карту, которая, однако, охватывала Атлантический океан только до реки Рио де Ла-Плата на западе и мыса Доброй Надежды на востоке, и лоцию. Он также взял карты моего помощника и боцмана и распределил их среди своих офицеров. Карту бразильского берега он велел перевести с португальского на английский, и пока мы шли вдоль этого побережья, он корректировал ее вплоть до 24°, куда достигали португальские карты.
          Wagner, H. R., Sir Francis Drake's Voyage Around the World, San Francisco, 1926, p. 338…


Возможно, у да Силва были также записи со значениями магнитного склонения компаса и специальный инструмент для этой цели – азимут-компас (compass of variation).

0_16d960_2da17171_orig.jpg
Азимут-компас (compass of variation). Тень от проволочной нити в момент, когда Солнце пересекает меридиан, сравнивается с показанием магнитного компаса в это же время, разница этих показаний и дает величину магнитного склонения.

В хранилище рукописей Британской библиотеки имеется перевод на английский язык португальского roteiro, сделанный в 1577 году, который в переведенном виде превратился, конечно же, в rutter. Документ охватывает маршрут через Магелланов пролив и вполне мог быть тем самым, который использовал Дрейк. Руттер дает дистанции и курсы (румбы), которыми нужно следовать между последовательными точками восточного побережья Южной Америки с известными значениями широты. Затем следуют отрезки маршрута по Магелланову проливу, и, наконец, вдоль побережья Чили и Перу.

Привяжем маршрут из португальского руттера к современной карте Южной Америки:

0_171496_62df07c6_XXL.jpg

Изобразим часть маршрута из этого руттера в виде схемы.

0_171497_12c136ad_XXL.jpg
 
Текстовую часть руттера покажем в виде таблицы.

0_1714af_9f6c3e1c_orig.jpg

Вот как название отдельных звеньев этого участка маршрута выглядит в руттере:

1. The sowther cape of porte S. Julian and Cape de las Virgines lieth
2. Cape de las Virgines and Cape del Estrecho on the Sowthe side of the Straight lieth and so you go clear, leaving all the islands on your starboard side
3. Cape del Estrecho on the southe syde and the norther cape on the wester end of the sayd straight of Magylan called Seyda del Canal lieth
4. Seyda de Canal and Serra Alta lieth and so you shall fall 5 or 6 leagues within the said headlande

После выхода из пролива естественным было бы взять курс строго на север; мы же видим, что руттер ведет мореплавателя на северо-запад. Это не случайная ошибка. Такое же направление предписывается всеми лоциями того времени. Причина – сильные западные ветры умеренного пояса – westerlies. Подветренный берег таит смертельную опасность для парусных кораблей, о чем мы уже писали в нашем журнале. Поэтому лучше держаться от него подальше.

Именно таким, если не этим конкретно, руттером руководствовался Дрейк, проходя Магеллановым проливом. А то, что на выходе из пролива, который называется в руттере Seyda del Canal, Дрейк попал в мощный ураган, который носил его по волнам 52 дня, – тут уж, как говорится, знал на что шел. К тому же, если бы не этот ураган, то неизвестно, осталось бы имя Дрейка в названии пролива и свела бы его судьба с испанским галеоном, доверху набитым баснословными богатствами. Как говорится, не было бы счастья…
 

0_171463_ab68aeaf_XXL.jpg
Захват Дрейком испанского 120-тонного корабля Nuestra Señora de la Concepción ("Caca Fogo", Cacafuego, «Извергающая огонь»)


После этого небольшого примера вернемся к искусству навигации в елизаветинскую эпоху, но это будет уже в следующий раз.

Via




0 комментариев


Нет комментариев для отображения

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас
  • Похожие публикации

    • Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо).
      Автор: hoplit
      Просмотреть файл Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо).
      Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо). Раздел "Официальные бумаги". Сс. 279. М.: Восточная литература. 2017.
      Автор hoplit Добавлен 30.04.2020 Категория Корея
    • Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо).
      Автор: hoplit
      Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо). Раздел "Официальные бумаги". Сс. 279. М.: Восточная литература. 2017.
    • Stephen Turnbull. Fighting Ships of the Far East
      Автор: foliant25
      Просмотреть файл Stephen Turnbull. Fighting Ships of the Far East
      1 PDF -- Stephen Turnbull. Fighting Ships of the Far East (1) China and Southeast Asia 202 BC–AD 1419
      2 PDF -- Stephen Turnbull. Fighting Ships of the Far East (2) Japan and Korea AD 612–1639
      3 PDF русский перевод 1 книги -- Боевые корабли древнего Китая 202 до н. э.-1419
      4 PDF русский перевод 2 книги -- Боевые корабли Японии и Кореи 612-1639
      Год издания: 2002
      Серия: New Vanguard - 61, 63
      Жанр или тематика: Военная история Китая, Кореи, Японии 
      Издательство: Osprey Publishing Ltd 
      Язык: Английский 
      Формат: PDF, отсканированные страницы, слой распознанного текста + интерактивное оглавление 
      Количество страниц: 51 + 51
      Автор foliant25 Добавлен 10.10.2019 Категория Военное дело
    • Stephen Turnbull. Fighting Ships of the Far East
      Автор: foliant25
      1 PDF -- Stephen Turnbull. Fighting Ships of the Far East (1) China and Southeast Asia 202 BC–AD 1419
      2 PDF -- Stephen Turnbull. Fighting Ships of the Far East (2) Japan and Korea AD 612–1639
      3 PDF русский перевод 1 книги -- Боевые корабли древнего Китая 202 до н. э.-1419
      4 PDF русский перевод 2 книги -- Боевые корабли Японии и Кореи 612-1639
      Год издания: 2002
      Серия: New Vanguard - 61, 63
      Жанр или тематика: Военная история Китая, Кореи, Японии 
      Издательство: Osprey Publishing Ltd 
      Язык: Английский 
      Формат: PDF, отсканированные страницы, слой распознанного текста + интерактивное оглавление 
      Количество страниц: 51 + 51
    • Рабинович А. Е. Досье Щастного: Троцкий и дело героя Балтики
      Автор: Saygo
      Рабинович А. Е.1. Досье Щастного: Троцкий и дело героя Балтики // Отечественная история. - 2001. - № 1. С. 61-82.
      Одним из наиболее сенсационных и проливающих свет на многие обстоятельства, но малоизвестных юридических эпизодов ранней советской истории является дело Алексея Михайловича Щастного - "адмирала Балтийского флота", как его часто называли, арестованного Львом Троцким, преданного суду и казненного в июне 1918 г., якобы за подготовку заговора с целью свержения советской власти. Дело Щастного, недавно рассекреченное в Архиве ФСБ по Санкт-Петербургу и области, документирует это событие живыми деталями2. Позволяя восстановить ход дела Щастного, досье объемом в 362 листа также проливает свет на такие более общие проблемы, как роль Троцкого в политическом и военном руководстве советской России; сложность мировоззрения военных специалистов и трудности, связанные с их использованием в годы Гражданской войны; советско-германские отношения после заключения Брест-Литовского договора; централизация государственной власти в Москве и как следствие этого- напряженность в отношениях между Москвой и Петроградом; ранняя политизация советской юридической системы; политическая нестабильность в Петроградском регионе весной и в начале лета 1918 г.3
      Капитан I ранга Щастный командовал Балтийским флотом. Временно назначенный на этот пост 20 марта 1918 г. после ареста адмирала А. В. Развозова, отказавшегося признать советское правительство, Щастный был утвержден в новой должности Совнаркомом 5 апреля4.
      Следует отметить, что тогдашний нарком по военным и морским делам Троцкий поддержал это назначение, а Щастный принял его неохотно. Как он позже объяснял, "нравственные побуждения заставили меня взяться за спасение флота, с которым я сжился в течение 20 лет, с которым я пережил Порт-Артур и потом был участником его возрождения при адмирале Эссене"5.
      Щастный родился в 1881 г. в Житомире в семье потомственного дворянина и генерала царской армии. Он с отличием окончил Киевский кадетский корпус и престижный Морской кадетский корпус в Санкт-Петербурге. Впервые ему довелось участвовать в военных действиях в Порт-Артуре в ходе русско-японской войны, он был отмечен высокими наградами.
      Невысокий, худощавый, со строгим, но грубовато-красивым лицом, он в 1914 г. женился на выпускнице Смольного института для благородных девиц Премской-Сердюковой. У них родились сын и дочь. Февральская революция 1917 г. застала Щастного в Гельсингфорсе, где он вместе с другими морскими офицерами был арестован матросами, намеревавшимися "свести с ними счеты". Но когда стало ясно, что Щастный приветствует революцию, он был освобожден и вернулся к исполнению своих обязанностей в штабе флота6. Весной и в начале лета 1917 г. Щастный был весьма активен в социалистической организации морских офицеров при Гельсингфорсском совете депутатов армии, флота и рабочих7. Как русский патриот, которому была особенно дорога судьба Балтийского флота, он был встревожен соскальзыванием балтийских моряков влево, что привело их к поддержке анархистов, левых эсеров и большевиков, а также разгромом Временного правительства в октябре 1917 г. Тем не менее Щастный, которого уважали за его профессионализм, сильную волю, преданность долгу, стойкое сопротивление любому давлению, приспособился к радикальным изменениям на флоте, принесенным Февралем и Октябрем, в особенности к важной роли выборных матросских комитетов в принятии решений. Что бы он ни думал об этих изменениях, Щастный, в отличие от многих других офицеров, вставших в оппозицию всей комитетской системе, смог эффективно использовать ее в поддержку своей политики на флоте. Как руководитель флота он редко принимал серьезные решения без предварительного обсуждения и одобрения со стороны Совета комиссаров Балтийского флота (Совкомбалта) и Совета флагманов8. Более того, он тесно и плодотворно сотрудничал с Евгением Блохиным - популярным, независимо мыслящим главным комиссаром Балтфлота, одно время являвшимся левым эсером.
      Управление Балтийским флотом
      Назначение Щастного командующим совпало с изменениями в структуре управления Балтфлотом. В основе этих преобразований лежало понимание Троцким того факта, что в ближайшем будущем ни Красная армия, ни Красный флот не смогут успешно действовать, не используя технических знаний, которыми обладали офицеры высших рангов из старых царских вооруженных сил - так называемые военные специалисты ("спецы"). В соответствии с "Временным положением об управлении Балтийским флотом", одобренным в Москве Совнаркомом 29 марта и дополненным "Инструкцией о взаимоотношениях начальника Морских сил Балтийского моря и главного комиссара Балтийского моря", в тот же самый день изданной Троцким, командующий флотом наделялся широкими полномочиями и нес основную ответственность за военные операции. Однако из его ведения исключались политические дела, входившие в исключительную компетенцию главного комиссара флота. Последний был как бы сторожевым псом, наблюдавшим за командующим, но не должен был вмешиваться в руководство военными операциями. И командующий флотом, и главный комиссар назначались Совнаркомом. Совкомбалту, как и Совету флагманов Балтфлота, отводилась строго консультативная роль9.
      Намеченные преобразования преследовали цель отменить демократическую практику, которую большевики поощряли на первом этапе революции, и окончательно централизовать руководство флотом из Москвы (из Комиссариата по морским делам Троцкого и возглавляемого Лениным Совнаркома). Однако это было в тех условиях нереально. Преобладающая часть операций была тесно связана с политикой, и демократическая практика проникла слишком глубоко, чтобы отменить ее сразу. К тому же большевики фактически не имели большинства в Совкомбалте.
      Щастный осознавал реальное положение дел. В ответ на московские директивы он внес контрпредложения, полностью подтвержденные Совкомбалтом. Среди них были сохранение принципа выборности комиссаров и требование, чтобы главный комиссар утверждался, а не назначался Москвой. Размывая различия в обязанностях командиров и комиссаров, проект сосредоточивал власть в руках первых10. В апреле и мае Совкомбалт игнорировал директивы Москвы. Тесное сотрудничество Щастного с Блохиным и Совкомбалтом продолжалось по всем важным вопросам. Например, 28 апреля, вскоре после получения известия о намечавшемся назначении кронштадтского большевика Ивана Флеровского главным комиссаром Балтфлота вместо Блохина, Совкомбалт по настоянию Щастного возразил против этого11.
      "Ледовый поход"
      Впервые Щастный привлек к себе внимание широкой общественности в конце февраля 1918 г., когда он в качестве начальника штаба Балтийского флота координировал перемещение 62 судов из Ревеля (Таллина) через замерзший Финский залив в главную базу Балтфлота Гельсингфорс (Хельсинки), чтобы избежать их захвата немцами, продвигавшимися по Эстонии.
      Однако это событие скоро затмилось тем, что удалось свершить Щастному в середине марта и в апреле. Тогда неминуемая оккупация Гельсингфорса немцами и белофиннами угрожала захватом основной массы судов Балтийского флота. Ст. VI Брестского мирного договора категорически обязывала советское правительство немедленно очистить Финляндию и Аландские острова от русских войск и Красной гвардии, а финляндские порты – от русских военных кораблей. При этом оговаривалось, что если льды помешают им уйти в русские порты, то остаться могут только немногочисленные команды12. Оставить разоруженный и беззащитный Балтийский флот в Гельсингфорсе фактически означало отдать его немцам13. Но толстый и прочный лед в Финском заливе не давал возможности переместить большинство кораблей в русский порт (так это представлялось советскому и германскому правительствам).
      20 марта, накануне избрания Щастного командующим флотом, Морской генеральный штаб дал директиву перевести из Гельсингфорса в Кронштадт столько судов, сколько смогут пройти сквозь толстые льды, и подготовить весь флот к возможному уничтожению. Как бы это ни было неприятно, эта директива была выполнена. Детальные инструкции по подготовке к уничтожению были составлены и переданы на все корабли14.
      В то же самое время берлинская пресса сообщила, что германское правительство предложило советскому выполнить свои денежные обязательства по Брест-Литовскому договору за счет передачи в неповрежденном виде кораблей Балтийского и Черноморского флотов15. Однако это предложение, если и было сделано, не получило дальнейшего развития. 5 апреля германское правительство предоставило советскому время до полудня 12 апреля для выполнения принятых на себя обязательств в отношении Балтийского флота, предупредив о возможных последствиях невыполнения этого условия. Комиссариат по морским делам дал Щастному инструкцию разоружить все суда флота в Гельсингфорсе до 11 апреля. В то же время его обязывали использовать все возможности для перевода их в Кронштадт16.
      Между 12 и 17 марта, т.е. даже еще до того, как немецкий ультиматум был получен в Москве, Щастный приложил чрезвычайные усилия для перемещения в Кронштадт группы линкоров и крейсеров, включая самые большие и наиболее ценные дредноуты. Эти корабли в тех условиях могли двигаться только днем, и каждое утро ледоколам приходилось освобождать их из ледового плена. В результате прохождение 180 морских миль, требовавшее в нормальных условиях 8-9 час. хода, заняло почти неделю. Этот беспрецедентный исход - первый этап знаменитого"Ледового похода" Балтийского флота под командованием Щастного — в дальнейшем был еще более затруднен тем, что переводы с корабля на корабль и проводившаяся демобилизация сильно сократили численность судовых команд. 5 апреля Гельсингфорс покинул второй конвой. Третий, далеко превосходивший по численности предыдущие, ушел 7 апреля, и наконец последний конвой (в составе которого на борту посыльного судна "Кречет" находился и сам Щастный) отвалил от причала до полудня 11 апреля, когда немцы и белофинны как раз входили в гельсингфорскую гавань.
      Помимо того что кораблям пришлось маневрировать по узким, извилистым каналам, пробитым вблизи шхер, где лед был еще прочен (дальше по заливу быстро шла масса крупных острых обломков льда), последние конвои попали под огонь батарей и финского побережья, и островов. Большая концентрация судов создавала пробки, еще более замедлявшие поход. Тем не менее к концу апреля основное ядро флота - более 200 судов - благополучно прибыло в Кронштадт17. Здесь большинство кораблей встало на якорь. Однако некоторые были передвинуты в устье Невы за пределами Петрограда. Остальные, включая крупную минную
      дивизию, с разрешения Троцкого стали медленно проходить через невские мосты в самое сердце бывшей столицы в ожидании того, что они скоро должны будут подняться вверх по реке в Ладожское озеро18. Этот подвиг принес Щастному репутацию"спасителя Балтийского флота".
      Российская общественность и сам Троцкий называли его "адмиралом", хотя он все еще оставался капитаном I ранга. Щастный стал национальным героем.
      Кризис из-за форта Ино
      "Ледовый поход", к каким бы поразительным и неожиданным результатам он не привел, существенно не снизил военную угрозу Балтийскому флоту, Кронштадту и Петрограду.
      Германский флот контролировал Финский залив, который быстро становился полностью пригодным для навигации. Действия германских войск совместно с белофиннами отличались большой воинственностью и приобретали все более зловещий характер. Наиболее серьезным и значимым из серии угрожающих действий врага а Балтийском море в тот период стал эпизод, связанный с судьбой форта Ино.
      Расположенный на побережье Финского залива чуть северо-восточнее Петрограда (так у автора: в действительности форт Ино находился северо-западнее города. - Примеч. перев.), форт Ино был построен незадолго до Первой мировой войны как часть системы морских укреплений для обороны Петербурга. В результате Брест-Литовского мира германский контроль над Финским заливом, оккупация Эстонии и господство в Финляндии создали непосредственную угрозу этим укреплениям и самому Петрограду. К началу третьей недели апреля 1918 г. побережье, примыкающее к форту Ино, было оккупировано белофиннами. 24 апреля финны под командованием немецких офицеров потребовали капитуляции форта "в течение двух суток"19.
      Известие об этом ультиматуме всколыхнуло Петроград. 25 апреля участники чрезвычайного заседания Петроградского совнаркома проголосовали за следующую резолюцию: "Во что бы то ни стало удержать форт Ино"20. Одновременно Исполком Петроградского совета обязал районные советы и профсоюзы обеспечить необходимое количество рабочих в возрасте от 18 до 40 лет, способных выполнять обязанности военнослужащих, а также указать предприятия, которые не могут быть закрыты даже при самых угрожающих обстоятельствах. Военная секция Петроградского городского и исполком Петроградского губернского советов привели все силы в состояние повышенной готовности, а военная секция Кронштадтского совета приказала направить суда и отряды моряков для обороны Ино.
      Подтверждая этот приказ, Щастный объявил, что "форт Ино не может быть оставлен и его надлежит защищать всеми средствами от всяких нападении"21.
      Примечательно, что форт Ино не упоминался на заседаниях Петербургского комитета большевиков 26 и 30 апреля. Для последнего этот период был переходным временем, когда все партийные организации должны были передать государственные функции советам22. Тем примечательнее, что, несмотря на это, в номере от 26 апреля "Петроградская правда", отражая позицию большевистского большинства Петроградского совета, заявила, что брестская "передышка" подходит к концу, и советское правительство больше не должно делать уступок Германии и что скоро предстоит решительная борьба за Петроград23.
      Если большевистские лидеры в Петрограде (не говоря уже о Щастном и его тогдашних соратниках по руководству Балтфлотом) были настроены оборонять форт Ино, даже если это означало бы возобновление военных действий, то Ленин и Троцкий не разделяли подобных взглядов. Поздно вечером 24 апреля Щастного вызвали в Москву для доклада о состоянии Балтийского флота и усиливающемся кризисе вокруг Ино Троцкому и другим военным руководителям, настроенным на то, чтобы не позволить региональному конфликту перерасти в полномасштабную войну с Германией.
      25 апреля в начале длительной встречи с Троцким и Высшим военным советом Щастный доложил о состоянии Балтийского флота и обороны Петрограда. Никакими официальными данными о ходе этого совещания или докладе Щастного мы не располагаем. Однако существо его позиции может быть реконструировано на основании отсылок к его высказываниям, содержащихся в различных документах судебного дела. Первостепенная важность сохранения Балтийского флота и сооружений, подобных форту Ино, для восстановления национальной силы России и возобновления ее традиционного контроля над Балтикой после войны была главной мыслью Щастного в то время, и вполне возможно, что он акцентировал внимание на ней и в своем докладе. Похоже, что он также подчеркнул необходимость восстановления национального единства и провозглашения того, что он называл в своих заметках "крайним (русским шовинизмом)", если правительство намеревается оборонять Петроград. И наконец, он возражал против назначения Флеровского главным комиссаром Балтийского флота24.
      Среди членов Высшего военного совета и "спецов", присутствовавших на этом заседании, только Алексей Шварц и, может быть, Михаил Бонч-Бруевич (главный военный специалист по обороне Петрограда и соответственно главный военный специалист в Высшем военном совете) сочувствовали"шовинизму" Щастного. Однако в силу их положения "спецов" соображения этих деятелей по политическим вопросам в расчет не принимались. Руководствуясь указаниями Ленина, остальные участники совещания во главе с Троцким выразили беспокойство относительно положения на Балтике и предложили Щастному сделать все необходимое для урегулирования кризиса вокруг форта Ино. В соответствии с этим Щастный телеграммой своему начальнику штаба капитану I ранга Михаилу Петрову приказал предпринять необходимые меры, чтобы покончить с критическим положением мирным путем, поскольку, как сообщил Щастный, "Совнарком не хочет из-за Ино вступать в возможное враждебное действие с немцами"25.
      Что касается Троцкого, то он во избежание столкновений подчеркивал также важность переговоров с немецкими властями в Финляндии об установлении демаркационной линии в Финском заливе. Поскольку Щастный высказывал скептицизм по поводу практической ценности переговоров с германскими полевыми командирами, он получил письменные инструкции войти в контакт с германским морским командованием на Балтике и с руководителями белофиннов, чтобы без промедления установить временные демаркационные линии26. Несмотря на все свои сомнения, по возвращении из Москвы он предпринял немедленные шаги по реализации этих указаний27.
      Кроме того, Высший военный совет хотел получить от Щастного подтверждение, что все по-прежнему готово для подрыва кораблей в случае необходимости избежать их перехода в немецкие руки. В ответ Щастный откровенно сообщил о негативных последствиях переутомления флотских ветеранов и об углубляющейся деморализации членов оставшихся на судах команд. Он опасался, что в критический момент нельзя будет с полной уверенностью сказать, выполнят ли моряки приказ об уничтожении своих судов28. Однако нет свидетельств, что Щастный возражал против уничтожения кораблей и военно-морских сооружений, если все усилия по их спасению не дадут результата. Но есть данные, что он поддерживал подобные планы, если флот не сможет быть спасен для России, и когда флот находился еще в Гельсингфорсе, проводил подготовительные мероприятия на случай его уничтожения29.
      Поздно вечером 25 апреля, во время встречи Высшего военного совета с Щастным, от Петрова было получено сообщение, предупреждающее, что близко столкновение из-за форта Ино. Это взволновало Троцкого настолько, что он отправил ответную телеграмму о немедленном разрушении форта30. Как выяснилось позже, в условиях, когда приближался момент, после которого финны и немцы должны были потребовать сдачи форта, Петров переоценил реальную угрузу движения германского флота в Финском заливе. В действительности Военное министерство Германии возражало против риска пойти на возобновление военных действий на Восточном фронте из-за форта Ино. На деле даже высшие офицеры немецкого военно-морского флота не хотели идти на риск потерять свои драгоценные линкоры от огня современной артиллерии форта Ино. В результате в ночь с 25 на 26 мая (так у автора; видимо, следует читать апреля. - Примеч. перев.) прибывшие в форт финские парламентеры согласились на временное перемирие, и форт остался невредимым под российским контролем31.
      Участие Щастного в заседании Высшего военного совета 25 апреля стало критическим поворотным пунктом в его отношениях с Троцким. Они расстались с весьма скептическим отношением друг к другу. Троцкий относился с недоверием к Щастному из-за его происхождения и, по его собственному признанию, из-за того, что его предшественник Развозов оказался ненадежным. Это недоверие было усилено тем, что Троцкий впоследствии называл "уклончивостью" Щастного, а позже - постоянными обвинениями в адрес Щастного двух ближайших помощников Троцкого - Сергея Сакса (члена коллегии Комиссариата по морским делам) и Флеровского32.
      В свою очередь, явный настрой Троцкого на подготовку флота к уничтожению и готовность, с которой он отдал приказ о разрушении форта Ино, породили у Щастного серьезные сомнения в заинтересованности Троцкого в сохранении флота и защите Петрограда. Эти сомнения еще более усилились после получения Щастным 3 мая телеграммы Троцкого, содержавшей "напоминание" о подготовке флота к уничтожению33.
      Подозрения Щастного имели серьезную основу. В конце апреля и в первой половине мая 1918 г. Германия засыпала советское правительство жалобами и ультиматумами относительно нарушения статей Брестского договора. В то же время германские военные силы сосредоточивались на российских границах, вторгались на советскую территорию, захватывали и топили русские суда. У Ленина создавалось впечатление, что для сохранения непрочного мира с Германией потребуются новые уступки кайзеровскому правительству. Поздно вечером 6 мая большевистский Центральный комитет собрался на чрезвычайное заседание, чтобы рассмотреть последние внешнеполитические инциденты, в том числе германские требования относительно форта Ино, расширения британской интервенции в Мурманске и угрозы британской поддержки японского вторжения на Дальнем Востоке. На заседании была одобрена внесенная Лениным резолюция, подтверждающая необходимость уступки ультимативному требованию немцев. В примечании к этому документу Ленин торопливо написал: "Начать тотчас эвакуацию [из Петрограда] на Урал всего вообще и Экспедиции заготовления государственных бумаг в частности"34.
      Хотя обсуждение на заседании Центрального комитета носило совершенно секретный характер, в течение второй недели мая небольшевистская печать Москвы и Петрограда была наполнена сенсационными сообщениями о новых требованиях германского правительства и близости немецкой оккупации обоих городов. Эти слухи достигли своего апогея 9 мая35.
      Примерно в то же время в Петрограде курсировали копии писем якобы от имени германских официальных лиц. Они поддерживали широко распространенное мнение, что советская политика на Балтике диктовалась германским Генеральным штабом в соответствии с секретными статьями Брест-Литовского договора36. Сочетание слухов о близости немецкого наступления и о подчинении советского правительства Германии породило такое возбуждение, что 10 мая большевистские ответственные лица были вынуждены выступить с заявлением, что вся эта информация является"совершенно сфабрикованной"37.
      В тот же день растущая тревога по поводу намерений немцев и финнов, а также состояния германо-советских отношений вызвали необходимость срочного созыва6-часового чрезвычайного совещания высших петроградских гражданских руководителей совместно с верхушкой военных комиссаров и специалистов38. Состоявшееся на нем обсуждение дает уникальный материал для уяснения разногласий по политическим аспектам обороны Петрограда между"спецами" и петроградскими большевиками. Материалы обсуждения также указывают на разногласия между"спецами", петроградскими гражданскими руководителями и военными комиссарами, одинаково стоявшими за защиту Петрограда, с одной стороны, и московскими лидерами(такими, как Ленин и Троцкий), для которых Петроград, не говоря уже о Балтфлоте, имел второстепенное значение - с другой.
      Щастный и Петров, энергично поддержанные Шварцем, выступали как главные ораторы от "спецов". В ответ на сообщения о тяжелой ситуации, с которых началось обсуждение, Щастный твердо заявил, что флот решительно возражает против сдачи столицы. По его словам, "флот определенно пришел для обороны Петрограда и подходов к нему". Река Сестра, вдоль которой разместились позиции финнов и немцев, находится так близко, что затяжка с принятием оборонительных мер до начала их атаки может привести к тому, что будет уже слишком поздно. Щастный также высказал особую озабоченность судьбой наиболее ценных кораблей флота (дредноутов), которые слишком велики, чтобы войти в Неву. Как и прежде, он говорил, что сохранение этих кораблей представляется исключительно важным для будущего России, потому что"только государство с реальной силой(какой и является Балтийский флот) сможет повлиять на послевоенное мирное урегулирование". Вот почему главным вопросом для него было: считает ли правительство необходимым оборонять Петроград? (Эта озабоченность была вызвана недавними распоряжениями Троцкого по флоту.)
      Говоря от имени правительства, Зиновьев возражал Щастному, настаивая на том, что, хотя правительство все еще поддерживает Брестский договор, невозможно гарантировать, что немцы и финны не намерены атаковать советскую территорию. Поэтому, заключил он, Петроградская коммуна обязана"сделать все возможное" для обороны города. Правда, чуть позже Зиновьев высказал мнение, что вопрос, быть или не быть обороне Петрограда, еще не решен. Очень похоже, что такая двусмысленность отразила разногласия по этому вопросу между петроградскими руководителями, отвечавшими за оборону города, и ответственными лицами в Москве, для которых Петроград не являлся высшим приоритетом.
      Петров сделал в своем выступлении акцент на необходимости немедленного ответа на главный вопрос: "Война или мир?". Для него, если немцы выбирают войну, Россия обязана отвечать в том же духе. Однако поскольку на вопрос "Война или мир?" советское правительство не дает определенного ответа (или, как мы теперь знаем, руководители Москвы и Петрограда отвечали на этот вопрос по-разному), приготовления к защите Петрограда идут все еще как-то нерешительно и слабо. В любом случае, заявил Петров, если Петроград решили спасать, эти приготовления должны идти совсем иначе. Вооруженные силы необходимо было поставить "вне партий", положив конец внутреннему конфликту. Все население должно было быть объединено и направлено на защиту "Отечества..., не советской власти". Что касается военного командования, то оно, по мнению Петрова, нуждалось в полной свободе для организации военных усилий.
      Лашевич и Смилга оценили патриотическое усердие Петрова как провокацию. «Последний оратор поставил все точки над "i", - саркастически воскликнул Лашевич. - Необходимо создание общенациональной армии, защищающей Родину, а не советскую власть, не социализм». "Выходит, что прежде чем приступить к обороне Петрограда, необходимо произвести переворот, т.е. создание армии для защиты не советской власти, а Родины", - вторил ему Смилга. По его мнению, само предложение по созданию общенациональной армии было предательством.
      Со своей стороны, Щастный тщательно избегал втягивания в спор (хотя его симпатии, несомненно, были на стороне Петрова). Главной заботой Щастного было создание условий выживания Балтийского флота. Поэтому ему хотелось в первую очередь уяснить смысл германо-советских отношений, а также получить ясные и своевременные инструкции о том, что необходимо сделать для предотвращения непосредственной угрозы Петрограду со стороны немецких морских сил. Его неудовлетворенность сложившейся ситуацией и возникшая в результате этого натянутость в отношениях с Зиновьевым усиливались в ходе совещания. В конце концов 10 мая мнения двух сторон разошлись так далеко, что согласия по мерам усиления обороны Петрограда достигнуто не было.
      Обеспокоенность агрессивными действиями немцев на Балтике и ответной пассивностью Советов была особенно сильна среди личного состава Балтийского флота. Эта тревога прозвучала на заседании III съезда делегатов Балтийского флота, созванного в Кронштадте 29 апреля. Хотя председатель съезда Илья Фруктов и преобладающая часть делегатов были большевиками, в ответ на телеграфное приветствие Троцкого они обратились к нему с требованием лично разъяснить внешнюю политику правительства, в частности, по вопросу о будущем Балтийского флота39. В то же время, во второй день работы съезда они горячо приняли доклад Щастного о его участии в заседании Высшего военного совета в Москве, о последних событиях на Балтике, о "Ледовом походе" и положении на флоте вообще. После того, как Щастный заявил, что наступил момент, когда центральное правительство должно подняться и начать борьбу, Фруктов от имени съезда выразил Щастному благодарность за его речь и героическую роль в спасении флота40.
      Воинственным духом, царившим на съезде, были охвачены все кронштадтские моряки. 13 мая Кронштадтский совет принял резолюцию, дающую поручение военной секции по согласованию со штабом обороны Петрограда принять все возможные меры для защиты фортов41. До этого командиры и личный состав сильной минной флотилии42, стоявшей на якорях по Неве, бросили еще более дерзкий вызов петроградским властям. 11 мая, проинформированные своим комиссаром Ефимом Дужиком о "напоминании" Троцкого от 3 марта о необходимости держать флот в готовности к уничтожению, они приняли адресованную съезду резолюцию с призывом распустить Петроградскую коммуну и установить диктатуру Балтийского флота, которой можно было бы доверить оборону Петроградского региона и управление им43.
      Хотя резолюция была совершенно непрактичной, в ней выразилось главное настроение минной дивизии - любым способом покончить с нежеланием большевистского правительства противодействовать немцам. На следующий день командиры минеров - Феодосий Засимук и Георгий Лисаневич на заседании судовых комитетов вступили в резкий спор о внешней и военной политике правительства с народным комиссаром просвещения Анатолием Луначарским и заместителем Троцкого в Комиссариате по морским делам Федором Раскольниковым. Совещание не предприняло никаких практических действий44, но инициатива минной дивизии дала неожиданный эффект по усилению большевистского контроля на съезде.
      13 мая делегаты съезда осудили минеров, заклеймив их действия как"преступную агитацию", и постановили уволить Засимука и Лисаневича из военно-морского флота45.
      14 мая Щастный выразил растущее беспокойство за будущее Балтийского флота руководящему совету съезда. Его замечания на совете были наметками для доклада на съезде, который, однако, так никогда и не был произнесен. Заметки Щастного на совете не были зафиксированы, но по наброскам, которые он делал для своего предполагаемого обращения к съезду, мы можем судить о тональности и содержании того, что он хотел сказать. Более того, другие документы дела Щастного, включая его собственные показания, позволяют узнать, что он говорил на совете46.
      Поразителен контраст между разочарованием и пессимистическими мыслями Щастного в этом случае и его воодушевляющим призывом к объединению на съезде 30 апреля, после триумфального "Ледового похода". Щастный начинает с замечаний, касающихся международного положения России. Он предваряет их комментарием, говоря, что это положение "настолько безотрадно, что я прошу спокойствия и сдержанности". Среди проблем, затронутых им, были следующие: разложение российских военных сил; негативное влияние Германии на финскую политику в отношении России; нежелание германского морского командования обсуждать вопрос о демаркационных линиях; общая мобилизация в Финляндии, захват ею российских судов и дальнейшие агрессивные намерения финских военных сил; потенциальная угроза, исходящая от интервенции союзников в Мурманске. Этот раздел наброска завершается так: "Мы впадаем в ничтожество, - никто с нами не считается. Единственный выход - создание реальной силы, вооруженной силы страны".
      Затем Щастный разбирает внутреннее положение России и состояние флота. Он выражает тревогу по поводу сильного сокращения количества офицеров на флоте и отсутствия у правительства интереса к флоту. "Какое творчество за 6 месяцев в отношении флота проявило правительство и морское высшее управление?" - спрашивал он, добавляя, что телеграмма об уничтожении флота осталась единственным реально предпринятым Троцким шагом в отношении будущего Балтфлота. В заключение Щастный говорит о своем отчаянии и желании уйти в отставку. Он написал в своих заметках: "Нужно найти большевистского адмирала. Я хочу делать, что вы считаете нужным, но из этого ничего не выходит. Тут уже не совместная работа, а какое-то партийное творчество. Я не вижу и не понимаю, что хочет правительство и хотят политические официальные деятели".
      По свидетельству присутствовавшего на съезде Раскольникова, Щастный признавал, что советское правительство было единственно возможным тогда русским правительством (Раскольников добавлял, однако, что Щастный явно сожалел, что дело обстоит именно так47).
      Согласно же утверждениям Щастного, никто ни разу даже намеком не дал ему понять, что высказанные им замечания дают повод заподозрить его в контрреволюционности. Ведь в заключение Фрунтов предложил провести среди делегатов съезда специальную работу, чтобы облегчить бремя Щастного, и даже Флеровский произнес слова одобрения48.
      В тот же день, 14 мая в Москве произошли события, имевшие большое значение для Балтийского флота и для обороны Петрограда. Игнорируя все возражения, Совнарком назначил Флеровского главным комиссаром49. Другим событием было то, что в конце долгожданной речи по международным делам Ленин объявил, что германское правительство не возражает против уничтожения русскими форта Ино50. Для Ленина и Троцкого это было очевидным облегчением.
      Но это не добавляло петроградским руководителям и Щастному уверенности в безопасности Петрограда и Балтийского флота. Более того, высказывание Ленина усилило в обществе ощущение, что немцы контролируют советскую военную политику.
      Было очень похоже, что немцы дали "зеленый свет" на уничтожение форта Ино. Поэтому, когда на другой день пришло сообщение о взрыве форта Ино, естественно было заподозрить, решительные шаги, закончившиеся разрушением форта в ночь на 14 мая, предпринимались задолго до того, как стало известно о немецком "одобрении". Это было сделано комендантом Кронштадта Константином Артамоновым на собственный риск, исходя из того, что форту Ино грозит опасность захвата его финнами или перехода неповрежденным в руки немцев. Будь Ино во враждебных руках, думал Артамонов, Кронштадт и наиболее ценные корабли Балтийского флота подвергнутся реальной опасности со стороны мощной артиллерии форта. Артамонов с волнением наблюдал с борта судна, находившегося в нескольких милях от Ино, как форт был взорван по переданному по телефонному кабелю сигналу в 11 час. 30 мин. вечера51. Действия Артамонова стали сюрпризом и для Щастного, и для Троцкого52.
      Троцкий и Щастный
      За три недели мая 1918 г. несколько факторов способствовали дальнейшему обострению недоброжелательного отношения Троцкого к Щастному. Речь шла о неспособности последнего установить демаркационные линии в Финском заливе; его неудаче с изгнанием Засимука и Лисаневича из военно-морского флота; длительном сопротивлении назначению Флеровского; срыве проводки минной флотилии в Ладожское озеро. Троцкий истолковал все это как упорное нежелание Щастного подготовить флот и морские сооружения к уничтожению. И, может быть, наиболее важным здесь было разглашение Щастным секретных приказов Троцкого относительно этих приготовлений.
      Документы дела Щастного показывают, что он был совсем (или почти совсем) неповинен в том, в чем его подозревали. Так, вина за неудачу с установлением демаркационных линий лежит на германском командовании в Гельсингфорсе; Засимук и Лисаневич имели такую сильную поддержку на минных заградителях, а политическая обстановка в Петрограде была такой нестабильной, что даже власти не осмелились выступать против них; Морская коллегия медлила с приказом о назначении Флеровского (он не был издан до 1 июня); наконец, вывести минную флотилию из Петрограда мешала нехватка топлива, а не гнусный заговор Щастного.
      Сомнения Троцкого в желании Щастного выполнить его приказ об уничтожении Балтфлота (если это окажется небходимым) шли от его разговора со Щастным в Москве 25 апреля.
      Троцкого впоследствии преследовала мысль о том, будет ли точно выполнен этот приказ. В начале мая он направил Щастному свое "напоминание" (о котором уже говорилось). Василий Альтфатер, заместитель начальника Морского штаба, должен был проверить приготовления Щастного. 7 мая в телеграмме Троцкому Альтфатер доложил, что все необходимое для подготовки флота к уничтожению сделано. Он объяснил, каким именно способом Щастный предполагал уничтожить суда и морские сооружения, и подтвердил, что инструкции и материалы для этого были розданы еще тогда, когда флот находился в Гельсингфорсе53.
      Тем не менее, все еще обеспокоенный тем, что Щастный может в последнюю минуту уклониться от этого, Троцкий в середине мая приказал Коллегии по морским делам принять собственные меры по уничтожению Балтийского флота. В этой связи он выпустил инструкцию, согласно которой морякам, назначенным для производства взрыва, должны быть выплачены деньги с банковских счетов, открытых для этой цели. Более того, 21 мая, опасаясь неминуемого, как ему казалось, германского наступления на Балтике, Троцкий телеграфировал начальнику Морского штаба капитану Евгению Беренсу следующий запрос: "Приняты ли все необходимые подготовительные меры для уничтожения судов в случае крайней необходимости? Внесены ли в банк известные денежные вклады на имя тех моряков, которым поручена работа уничтожения судов? Необходимо все это проверить самым точным образом. Троцкий".
      Очевидно, не подозревавший, что эти мероприятия проводятся за спиной Щастного, Беренс передал ему вопросы Троцкого с требованием немедленно сообщить, что предпринято в отношении открытия специальных счетов54. Легко представить потрясение Щастного по получении этого послания. По соглашению с Блохиным он обсудил его с Совкомбалтом, Советом флагманов Балтийского флота и советом III съезда делегатов Балтийского флота. Все они, как и Щастный с Блохиным, были поражены идеей выплаты вознаграждения морякам за подрыв их собственных судов. В накаленной обстановке тех дней это послание было истолковано как подтверждение того, что Германия субсидирует уничтожение российского Балтийского флота. 24 мая совет III съезда делегатов Балтфлота, несмотря на преобладание в нем большевиков, принял обращение к Троцкому и Коллегии по морским делам, потребовав, в частности, недвусмысленного заявления, что флот будет взорван только после сражения или если станет ясно, что другого выхода нет. При этом моряки заявляли, что выплата денежной награды за взрыв судов недопустима, и задавали вопрос, который был у всех на устах: что, кроме опубликованных статей, есть в Брестском договоре относительно флота?55
      В документе, подписанном Троцким и его заместителями, Коллегия по морским делам отвечала, что каждому честному революционному моряку совершенно ясно, что флот может быть взорван только в случае крайней необходимости. Это было объяснено Щастному, но он был уверен, что моряки так деморализованы, что неспособны выполнить свой долг. Обсудив этот вопрос, Совнарком пришел к заключению, что флот выполнит свой долг. Что касается выплаты денежного вознаграждения, то все, что правительство имело в виду, - это дать знать героическим бойцам, что если они погибнут, выполняя свои обязанности по предотвращению захвата своих судов врагом, их семьи будут обеспечены. В отношении же Брестского договора говорилось, что все слухи, будто он содержит тайные пункты в отношении флота, являются "бесчестными измышлениями белогвардейских агитаторов"56.
      Ясно, что Троцкий был взбешен тем, что Щастный рапространил его послание к Беренсу и тем самым опозорил его в глазах многих флотских большевиков. Троцкому казалось, что Щастный теперь открыто действует против него, дискредитируя его среди"гордости и славы" революции - моряков Балтийского флота. Для Троцкого, на которого была возложена главная ответственность за использование верхушки военных специалистов и контроль за ними, это было последней каплей.
      Послание Беренса стало также поворотным пунктом и для Щастного, особенно потому, что это совпало с решением III съезда делегатов Балтийского флота принять Флеровского в качестве главного комиссара и избранием нового состава Совкомбалта, в котором преобладали большевики.
      Съезд предпринял эти шаги 23 мая. Тем же вечером Щастный телеграфировал Троцкому просьбу о своей отставке. Обосновывая свое решение тем, что чрезвычайно тяжелые условия руководства Балтийским флотом подорвали его здоровье и сделали невозможным добросовестное выполнение своих обязанностей, он просил двухмесячный отпуск до получения нового назначения. Два дня спустя Щастному сообщили, что его просьба об отставке отклоняется и его вызывают в Москву для обсуждения служебных дел57. Для Щастного начиналось труднейшее испытание в его жизни.
      Допрос и арест
      26 мая Щастный сел на отходящий в Москву ночной поезд. Расположившись в купе, он перелистал документы, положенные им в портфель при отъезде, чтобы использовать их в разговоре с Троцким. Среди них были заметки к так и не произнесенной речи на съезде делегатов Балтийского флота, его контрпредложения по вопросу об отношениях между командным составом и комиссарами; экземпляры"германских писем", которые якобы доказывали немецкое влияние на большевистскую политику, и наброски, озаглавленные "Бытовые затруднения" (по командованию флотом), где стояло: "25 мая - мотивы ухода". Их он набросал для себя накануне58.
      В то время, как Щастный ехал на ночном поезде, в Комиссариате по морским делам Сакс и Флеровский (которые только что прибыли из Петрограда59) добавляли Троцкому свежий компромат на Щастного. Это подкрепило мнение Троцкого, что от Щастного нельзя ждать ничего хорошего и он должен быть отстранен от должности. Однако, если это было так, то почему он не принял отставку Щастного, как он за несколько дней до этого поступил в отношении Шварца? Для этого имелись, по крайней мере, две причины. Одна из них заключалась в том, что Троцкий теперь совершенно не доверял Щастному и был настроен к нему враждебно, а вторая - в том, что он хотел наглядно показать, как нужно поступать с изменнниками-спецами"60.
      Еще одним фактором, который, похоже, повлиял на решение Троцкого расправиться со Щастным, было положение с российским Черноморским флотом. В последнюю неделю апреля при приближении немецких сил к Севастополю ядро российского Черноморского флота ушло в Новороссийск. В середине мая германское командование стало угрожать оккупацией Кубани, если Черноморский флот немедленно не возвратится в Севастополь. Ленин определенно намеревался скорее взорвать Черноморский флот, чем допустить его капитуляцию. Однако мнения флотских офицеров относительно того, как следует поступить, резко разделились, и не было уверенности, что они выполнят приказ уничтожить свои суда61. Это известие пришло именно в тот момент, когда решалась судьба Щастного. С точки зрения Троцкого, уже настроенного наказать Щастного по личным и "профессиональным" мотивам, большой общественный резонанс по поводу его предательства должен был послужить предупреждением командованию Черноморского флота, показав, чем оно рискует в случае неповиновения. В этом сценарии Щастный должен был стать "героем" первого крупного показательного суда в советской России.
      По прибытии в Москву утром 27 мая Щастный был спешно доставлен в Комиссариат по военным делам и препровожден в приемную Троцкого. Кроме Троцкого в комнате находились Раскольников, Сакс, Иван Вахрамеев (все члены коллегии Комиссариата по морским делам) и Альтфатер(представлявший Морской генеральный штаб)62. Шепотом дав инструкции сидевшему рядом с ним стенографу, Троцкий начал изнуряющий двухчасовой допрос Щастного63.
      Троцкий допрашивал Щастного по большинству упомянутых выше вопросов. Однако главным образом его интересовало то, что он сам истолковывал как усилия Щастного по подрыву советской власти и его, Троцкого, личного авторитета. Поэтому он по многу раз задавал Щастному вопросы по поводу распространения его приказа о выплате морякам денег за подрыв их кораблей и о "политической" речи Щастного 14 мая на совете делегатов III съезда Балтийского флота. Троцкий упорно бил в одну точку, часто повторяя эти вопросы, меняя их формулировку и пресекая все попытки Щастного что-либо возразить. В начале допроса Троцкий обращался к Щастному как к "командующему" Балтийским флотом. Однако в наиболее острые моменты разговора он стал называть его "бывшим командующим" флотом.
      Во время допроса о речи 14 мая Щастный посмотрел в свои наброски обращения ко всему съезду (которое, как мы знаем, так и не было оглашено). Троцкий вырвал их из рук Щастного и стал читать вслух. После особенно грубых передержек Троцкого Щастный обращался к стенографу: "Запишите, что я не говорил этого!" Позже Троцкий должен был признать, что манера Щастного отвечать на вопросы вывела его из себя, что "он на каждую резкость отвечал резкостью и давал мне почувствовать, что я говорю с начальником всех морских сил, а не с простым матросом". Разозленный Троцкий распорядился, чтобы рядом со Щастным (для запугивания его) разместилась вооруженная охрана64. "Признаете ли вы советскую власть?" - прокричал Троцкий после того, как солдаты заняли указанные им места. "Раз я работаю при этой власти, - отвечал Щастный, - то я считаю этот вопрос излишним". После этих слов Троцкий ударил кулаком по столу и закричал на Щастного. Когда же тот попросил Троцкого разговаривать с ним в более приемлемых тонах, Троцкий объявил, что Щастный арестован "по подозрению в проведении контрреволюционной агитации, поддержке [такой] деятельности во флоте, неповиновении приказам советского правительства и намеренной дискредитации его в глазах моряков с целью его свержения"65. Когда два вооруженных конвоира уводили Щастного, Троцкий диктовал формальное постановление об аресте, содержавшее эти обвинения66.
      Заключение и суд
      28 мая, в то время, когда Щастный находился уже в одиночном заключении в печально известной Таганской тюрьме, Троцкий поучал президиум ВЦИК, как организовать следствие и суд, добавив, что письменные документы, уличающие Щастного, находятся в его руках.
      Очевидно, к этому времени Троцкий уже нашел понимание у Якова Свердлова, председателя президиума, в том, что дело Щастного должно слушаться в новом Верховном революционном трибунале при Центральном исполнительном комитете, который в это время создавался для разбора особо важных государственных преступлений. В считанные часы президиум выполнил поручение Троцкого и назначил Виктора Кингисеппа для проведения следствия по делу Щастного. Бывший студент-правовед Петербургского университета и известный эстонский большевик Кингисепп теперь работал в Комиссариате по военным делам, возглавляемом Троцким67.
      Назначение Кингисеппа не положило конец личному вмешательству Троцкого в дело Щастного. Кингисепп получил распоряжение Троцкого в течение 48 часов доложить ему, что он ознакомился с фактами по делу, что тот и выполнил. После ареста Щастного Троцкий отправил Флеровского в Петроград допросить Блохина и Дужика. Однако спустя день или два он переменил свое намерение, вызвал Блохина и Дужика в Москву и лично допрашивал их по делу Щастного. Хотя они подвергались серьезной опасности быть обвиненными в соучастии в заговоре, Блохин и Дужик в ответ на резко поставленные вопросы Троцкого и Раскольникова дали показания в пользу Щастного68. Показания Альтфатера, полученные Кингисеппом, как и показания Блохина и Дужика, также оправдывали Щастного69. В дело против Щастного включили сделанное Троцким пространное описание преступлений подследственного, недоброжелательные показания Раскольникова и доносы из Петрограда Флеровского и Сакса70.
      В течение недели (с 3 до 10 июня) Щастному предъявили эти "улики" и показания. В своих четырех показаниях он тщательно разобрал и опроверг все направленные против него обвинения71. Но к этому времени связанный с Черноморским флотом кризис подходил к своей высшей стадии. Это помогает понять, почему Кингисеппа так торопили с завершением следствия к 9 июня и почему в тот же день президиум ЦИК решил, что Щастный подлежит суду Верховного революционного трибунала. Спустя всего 4 дня, основываясь только на своей личной беседе с Троцким, просмотре ограниченного количества имевшихся в Москве документов и упомянутых показаниях, Кингисепп объявил следствие завершенным. Заключив, что вина Щастного "доказана", он передал дело в коллегию Революционного трибунала при ВЦИК, который начал существовать именно в этот день!72
      Между тем известие об аресте Щастного вызвало бурю протестов на Балтийском флоте.
      Собравшись на чрезвычайное заседание в ночь на 27 мая, Совкомбалт и Совет флагманов флота приняли заявление протеста с выражением безоговорочной поддержки Щастному и требованием его освобождения из-под ареста73. Одновременно комитет, представлявший судовые команды, направил в Москву четверых своих членов добиваться освобождения Щастного74. Морякам в свидании с ним было отказано, и они смогли только послать ему черный хлеб и соль, которые Щастныи и получил. Существуют свидетельства, что прежде чем уехать, матросы выбранили сотрудников Троцкого по тюремному телефону "на языке, свойственном матросам"75.
      В это время тюрьмы Петрограда и Москвы были забиты видными политическими заключенными, месяцами томившимися в камерах без предъявления формального обвинения.
      Однако под давлением Троцкого дело Щастного было передано в суд с ошеломляющей быстротой. Выводы прокурорской(?) коллегии и официальное обвинительное заключение из 17 пунктов были предъявлены Щастному 15 июня76. Это было всего через два дня после сформирования коллегии и получения ею результатов следствия от Кингисеппа (при этом коллегия все равно отставала от графика)77. Щастный официально обвинялся в том, что он "сознательно добивался использовать внешнюю и [внутреннюю] политическую ситуацию Советской республики [и] военную силу [Балтийского] флота, чтобы свергнуть Петроградскую коммуну с целью долговременной вооруженной борьбы против Советской республики".
      Между 28 мая и 10 июня Щастный находился в уникальном положении, формально будучи скорее заключенным лично Троцкого, нежели какой-либо государственной инстанции - Комиссариата юстиции, ЧК или местного совета. Бывший одно время большевиком Григорий Алексинский, находившийся в камере поблизости от Щастного, позже вспоминал, как он сквозь решетку своего окна видел Щастного одного во время прогулки по маленькому тюремному дворику. Его руки были засунуты в карманы горохового кителя и Алексинскому показалось, что Щастный был спокоен, держался прямо и решительно, как если бы он ходил по мостику своего корабля, идущего сквозь густой туман и опасные рифы в Балтийском море78.
      10 июня после снятия последнего показания Щастныи был освобожден из одиночного заключения79. Ему были разрешены посещения, предоставлено право советоваться с адвокатом, читать материалы и участвовать в прогулках вместе с другими заключенными. По словам Алексинского, некоторые заключенные - белые офицеры - презирали Щастного за то, что он сотрудничал с большевиками. Алексинский также припомнил, что когда Щастного спросили об этом, тот четко, убедительно и без ложной скромности объяснил, что если бы он не принял свой пост, Балтийский флот, вероятнее всего, был бы захвачен немцами в Гельсингфорсе80.
      "Передышка" для Щастного длилась недолго. 18 июня он был перемещен из Таганской тюрьмы в камеру, находившуюся в самом Кремле. Незадолго до этого или сразу после перевода в Кремль он встретился со своей женой Ниной. Все еще настроенный спокойно и оптимистично, Щастный вручил ей письмо к адмиралу Сергею Зарубаеву (его преемнику на посту командующего флотом), в котором запрашивал документы, необходимые для его защиты.
      Жена немедленно выехала в Петроград81.
      Суд над Щастным начался в полдень 20 июня в Кремле, в одном из главных залов здания Судебных установлений. С самого начала защита была затруднена - трибунал состоял исключительно из большевиков82. Адвокату Владимиру Жданову накануне было выделено только полчаса, чтобы познакомиться с уликами против Щастного, Нина Щастная еще не успела возвратиться из Петрограда, а свидетели со стороны защиты не были допущены на заседание. Из всех затребованных со стороны защиты и обвинения свидетелей (все они находились под контролем Троцкого) присутствовал только сам Троцкий, который и давал свидетельские показания.
      Жданов, известный своей блестящей защитой революционеров-террористов до 1917 г., немедленно потребовал отложить заседание, пока не прибудут другие свидетели, и обратился с ходатайством, чтобы имеющиеся в деле показания были аннулированы, потому что представитель обвиняемого отсутствовал, когда Щастный их давал83. Но требование было отклонено. Прежде чем открыть заседание нового трибунала, его председатель Сергей Медведев84 выразил уверенность, что Щастный может быть осужден в течение одного дня.
      После того, как Медведев быстро зачитал обвинительное заключение и Щастный энергично отверг все вывинутые против него обвинения, встал Троцкий.
      Вслед за своими свидетельскими показаниями, представлявшими ничем не прерывавшееся, заранее подготовленное двухчасовое обвинение Щастного, Троцкий отвечал на вопросы Николая Крыленко, возглавлявшего прокурорскую коллегию, Жданова и самого Щастного85. В своих нападках на Щастного Троцкий обвинил его в дискредитации правительства и его лично, в явном неповиновении приказам, в манипуляции ими к его собственной выгоде, сознательном раздувании недовольства во флоте с очевидной целью самому захватить власть в России. По мнению Троцкого, материалы, обнаруженные в портфеле Щастного, включая фальшивые немецкие документы, полностью устанавливают вину подсудимого. Обобщая свои обвинения против Щастного, Троцкий заявил, что в наиболее тревожный в истории Балтийского флота момент тот стимулировал выступления против Советской власти, неоднократно и в различной форме настаивая на том, что флот предан по секретному соглашению с немцами и что советское правительство делает теперь все возможное, чтобы уничтожить его. "Не мое дело как свидетеля, - заключил Троцкий, - вставать на путь обвинения, но я должен сказать как революционер, что бывший наморсил Щастный вел большую игру, ставя на карту судьбы флота, - игра сорвалась, [когда] я арестовал его... Я первый высказался за сотрудничество со специалистами, но я знаю, что среди них есть патриоты в хорошем смысле этого слова, работающие не за страх, а за совесть, есть служаки, получающие жалованье, но есть и скрытые контрреволюционеры, которые, как Шастный, стремятся использовать свои посты для своих темных целей. И вот эти последние должны караться беспощадно"86.
      Когда Троцкий закончил, Крыленко задал ему несколько несущественных вопросов, после чего в ходе проведенного Ждановым перекрестного допроса Троцкий дал ответы, которые скомпрометировали бы обвинение в ходе любого законного судебного заседания87. Во время обвинительной речи Троцкого Щастный наскоро делал свои пометки. Когда пришла очередь выступать ему, он последовательно опроверг все обвинения со ссылками на имеющиеся в деле документы, которые трибунал отказался принять во внимание. Он настаивал, что неправомерно судить о его действиях по заметкам, изъятым у него Троцким, потому что они отражают его мысли, зафиксированные для него самого, а не для публичного оглашения. Первый день суда над Щастным закончился разбором документов, найденных в его портфеле. Присутствовавшим на суде репортерам Медведев, явно обеспокоенный тем, что рассмотрение дела затягивается до следующего дня, недвусмысленно дал понять, что обвинителя, защитника, совещание членов трибунала и вынесение приговора Щастному уложатся в один следующий день, что бы там ни было.
      Произнесенная в начале заседания на следующий день обвинительная речь Крыленко не содержала новых доказательств вины Щастного и положений, отличных от выдвинутых Троцким при аресте и рассмотренных уже в предыдущих слушаниях. Но если сделанный Крыленко бесцветный повтор был низшей точкой в заседании следующего дня, то темпераментная речь Жданова в защиту Щастного была его кульминацией. Жданов начал с протеста по поводу того, что разрешено присутствовать только одному свидетелю - Троцкому, в показаниях которого проявилась крайняя враждебность к обвиняемому. Он подчеркнул парадоксальность ситуации, заключающуюся в том, что Щастного судят за действия, за которые с революционной точки зрения его следовало бы хвалить (его тесное сотрудничество с выборными комиссарами и комитетами), и что на него возглагается вина за промахи, совершенные Комиссариатом по морским делам, во главе которого стоит Троцкий. Несмотря на старание ему помешать, Жданов убедительно опроверг каждое из обвинений Троцкого против Щастного. Ближе к завершению судебного заседания Щастный еще раз заявил о своей невиновности и просил суд разбирать его дело по существу. Около двух часов дня Медведев объявил судебное заседание законченным и вместе со своими коллегами удалился на совещание.
      Приговор
      Принимая во внимание спешку, с которой было проведено расследование, предъявлено обвинение и проведено судебное заседание, присутствовавшие были удивлены тем, что заседание трибунала продолжалось 5 часов. Учитывая также, что большевики громогласно провозгласили отмену юридически узаконенной смертной казни как одно из великих достижений Октябрьской революции, присутствующие исключали возможность вынесения Щастному смертного приговора88. Неизвестно, обсуждал ли трибунал серьезно доказательства вины Щастного. Однако до 7 час. вечера члены суда не появлялись в зале заседаний. После возвращения их в зал Щастный стоя выслушал, как Медведев объявил его виновным по всем пунктам обвинения и огласил приговор трибунала: расстрел с приведением приговора в исполнение в 24 часа. При этих словах Медведева сестра Щастного Екатерина закричала и на мгновение потеряла сознание. С большим самообладанием Щастный повернулся к ней и мягко попросил ее выйти в коридор89.
      Крыленко явно почувствовал облегчение. Очевидно, он опасался, что трибунал под впечатлением сильной защиты Жданова может оправдать Щастного. Согласно газетным сообщениям на следующий день, присутствующие в зале долго оставались на своих местах, потрясенные услышанным и не веря этому. Даже члены трибунала, как и Жданов, на минуту или две как бы оцепенели. За 10 лет до этого, почти в тот же день и в том же зале Жданов защищал молодого революционера Галкина, которому также грозил смертный приговор.
      Однако после убедительной речи Жданова Галкина приговорили к пожизненному заключению. И, может быть, самая большая ирония судьбы в деле Щастного заключалась в том, что Галкин был членом революционного трибунала, приговорившего теперь Щастного к смерти90.
      Вернув себе самообладание и установив, что единственной надеждой спасти Щастного остается обращение в президиум ВЦИК, Жданов заторопился с составлением апелляции. Как раз в это время группа левых эсеров, находившаяся в зале суда во время вынесения приговора Щастному, бросилась организовывать чрезвычайное заседание президиума91, чтобы добиться отмены одностороннего восстановления большевиками юридически узаконенной смертной казни, против которой они выступали в принципе. Между тем на вопрос репортеров о возможности смягчения приговора Троцкий холодно ответил, что "дело Щастного в отношении исполнения приговора должно идти автоматическим порядком... [Я не] имею возможности интересоваться этим делом"92.
      Подгоняемый временем Жданов все-таки составил исчерпывающее обращение в президиум ВЦИК еще до того, как там в 2 час. ночи началось заседание. Свою апелляцию он основывал на процедурных нарушениях и пристрастности судей, а также на обстоятельствах, сделавших невозможной юридическую защиту Щастного, в результате чего "такой приговор не есть обвинительный приговор, такой суд - это не суд"93. Однако, как следует из протокола заседания ВЦИК и сообщений газет, аргументы Жданова прошли незамеченными, заслоненные бурными дебатами по вопросу восстановления юридически узаконенной смертной казни между большевиками Яковом Свердловым и Варлаамом Аванесовым и левыми эсерами во главе с Владимиром Карелиным и Лазарем Голубовским. Возражая против использования "спецов" в принципе, левые эсеры даже отказались обсуждать суть апелляции Жданова. Около 4 час. утра приговор Щастному был утвержден голосами одних большевиков, тогда как левые эсеры остались в оппозиции94.
      Во время жарких споров в президиуме Щастный готовился к смерти. Прежде всего он обратился к личному составу Балтийского флота с горьким упреком за то, что его покинули в трудный момент (это послание так и не было отправлено95). Затем он составил завещание, привел в порядок текст своего выступления в ходе судебного заседания и сделал на нем пометки (указав, что оно предназначается его сыну, "когда он вырастет"96), написал короткие прощальные письма жене и детям, матери и братьям, а также Жданову. Нине и детям он писал: "В этот час я благословляю вас и призываю мужественно нести бремя жизни. Тебе, дорогая жена, я поручаю тяжелую, но благородную миссию вывести детей в люди, как это понимает наш христианский долг. Я мучаюсь лишь о том, что обязанностей отца перед малютками мне не суждено выполнить... Пусть дети вырастают с уверенностью, что их отец ничем не запятнал себя и своего имени... Когда они вырастут, скажи им, что я иду умирать мужественно, как подобает христианину"97.
      То, что Щастный ждал приближающуюся смерть достойно, беспокоясь главным образом за свою семью, подтверждает его последняя встреча с Ждановым, к которому он испытывал растущую привязанность. На пресс-конференции 22 июня Жданов рассказал, что во время их последней встречи предыдущей ночью Щастный держался исключительно спокойно. "Он сказал, что смерть его не страшит - он выполнил свою миссию спасения Балтийского флота. Единственное, о чем он сожалел, была судьба его жены и детей", - заявил Жданов репортерам98.
      В своем завещании Щастный оставил 8000 руб. своей матери и скромные подарки двум братьям и сестре. Наибольшее значение имело его денежное содержание, которое он завещал жене99.
      Впоследствии, когда ей в этом было отказано, она и дети остались без средств к существованию (в июле Жданов попытался помочь им, организовав сбор средств в пользу семьи Щастного через небольшевистскую печать100). Щастный завершил составление своего завещания в 3 час. ночи - за час до того, как президиум ВЦИК решил его судьбу.
      Казнь
      Решение президиума было немедленно сообщено Медведеву, и он в свою очередь отдал приказ начальнику охраны Кремля провести казнь Щастного. Публикации в прессе того времени отмечают, что по соображениям безопасности Щастный был расстрелян на рассвете в небольшом внутреннем дворе Александровского военного училища101 (в то время штаб-квартиры Комиссариата по военным делам Троцкого, сейчас составляющего часть комплекса зданий, где размещается Министерство обороны). Согласно наиболее распространенной (но весьма сомнительной) версии казни Щастного, его тело спешно было помещено в мешок и захоронено на территории училища в неглубокой яме, вырытой под снятым паркетом в одном из служебных помещений первого этажа102.
      Казнь Щастного вызвала бурную реакцию.
      Начальник штаба флота Беренс, а также Альтфатер, полагавшие, что их показания помогут оправдать Щастного, по слухам, были так уязвлены их отстранением от участия в заседаниях суда, что подумывали об отставке103. Казнь Щастного побудила лидера меньшевиков Юлия Мартова написать брошюру "Долой смертную казнь!"104, которая получила широкое распространение. Среди многих других крупных политических деятелей, подвергших жесткой критике то, как поступили со Щастным, был и большевик Павел Дыбенко, предшественник Троцкого на посту народного комиссара по морским делам105. Протесты были особенно сильны в судовых командах минной флотилии и среди левых эсеров106.
      22 июня экипажи минных тральщиков, к которым присоединились отчаявшиеся рабочие одного из крупнейших петроградских предприятий - Обуховского завода, начали вооруженное восстание с призывом к немедленному созданию пользующегося доверием масс однородного социалистического правительства, которое решило бы вопрос о созыве Учредительного собрания. Хотя и подавленное, это выступление было симптомом глубокого кризиса советского правления в Петрограде в тот момент107.
      Убитая горем Нина Щастная вернулась в Москву 22 июня, всего через несколько часов после казни мужа. Ее главным стремлением теперь было получить его тело, чтобы оно могло быть захоронено по христианскому обряду в фамильном склепе в Житомире. Вскоре после своего возвращения она направила в Совнарком официальную просьбу выдать ей останки мужа. 25 июня на заседании Совнаркома ее просьба была рассмотрена, и вопрос был решен положительно. Щастную даже официально известили об этом108. Однако, когда она направилась в Кремль за телом Щастного, ей сообщили, что положительное решение пересмотрено ВЦИК.
      29 июня Щастная подала во ВЦИК прошение о пересмотре этого решения и удовлетворении ее единственного желания - похоронить мужа согласно христианскому обряду. При этом она брала на себя обязательство поместить останки в металлический гроб и захоронить его на московском военном кладбище в отдаленном районе без почестей, поставив на могиле небольшой простой деревянный обелиск вместо креста109. Но Щастная не получила ответа ни на это, ни на другие свои обращения.
      Эпилог и заключение
      Советские историки, писавшие об освещавшихся в этом очерке событиях, обязаны были изображать Щастного контрреволюционером, предавшим Балтийский флот. Поскольку высказывать положительное мнение о Троцком было также воспрещено, в число заслуг Коммунистической партии включалась как ее ведущая роль в "Ледовом походе", так и пресечение антисоветских планов Щастного. Вплоть до горбачевской эры шагов по пересмотру исторической роли Щастного и его реабилитации не предпринималось.
      Первая попытка реабилитации Щастного была сделана его сыном Львом Щастным. В 1991 г., после принятия закона о реабилитации жертв политических репрессий, он обратился к военному прокурору Балтфлота с просьбой пересмотреть дело отца. Досье Щастного и материалы морских архивов показывают, что позже по вопросу его реабилитации обращались капитан I ранга Е. Шошков, группа выдающихся петербургских ученых, писателей, политических деятелей, военные моряки и даже заместитель министра юстиции. Как сообщил 30 июня 1995 г. старший заместитель прокурора, в результате тщательного изучения документов с Щастного были официально сняты все обвинения, на основании которых он был расстрелян в 1918 г. Он был полностью реабилитирован. Немного позже Шошков обратился к министру обороны Павлу Грачеву с просьбой отдать приказ об эксгумации останков Щастного с тем, чтобы он мог быть захоронен с воинскими почестями по христианскому обряду110.
      Согласно свидетельствам сотрудников морского архива в Петербурге (РГА ВМФ), усилия по розыску останков Щастного начали предприниматься в 1997 г.
      Еще до официальной реабилитации Щастного его дела и судьба привлекли внимание петербургских литераторов. Его называли одним из первых советских "диссидентов", и чаще всего постигшая его судьба трактовалась как результат того, что он помешал осуществлению бесчестного тайного сговора между советским и германским правительствами о передаче Балтийского флота Германии или его уничтожении111.
      Что мы можем почерпнуть по этому поводу из самого дела Щастного? Прежде всего в нем нет данных, подтверждающих предположение, что Щастный был расстрелян потому, что он сделал невозможным соблюдение секретной статьи Брест-Литовского договора, обязывавшей советское правительство передать Балтийский флот Германии Документы дела Щастного более сообразуются с возможной договоренностью об уничтожении флота. Однако, если такое соглашение существовало, возникает вопрос, почему до сих пор не обнаружено ни одного факта, доказывающего это?
      Основные документы дела Щастного позволяют прийти к более правдоподобному выводу о том, что Щастный пал жертвой глубокого расхождения, возникшего между ним и Троцким.
      Действуя в соответствии с ленинским положением о том, что практически любая уступка приемлема, если она позволяет избежать возобновления войны с Германией, охваченный все возрастающей подозрительностью к Щастному, Троцкий не понимал, что для Щастного взрыв Балтийского флота и соответственно существенное ослабление обороны Петрограда могли бы быть приемлемы только после поражения в сражении, которое поставило бы Россию перед выбором - уничтожение флота или его сдача врагу. Он также не сумел понять недовольство Щастного тем, что его держали в неведении относительно политических договоренностей с Германией, знание которых Щастный считал необходимым для принятия стратегических решений. Отношение Троцкого к этим проблемам сделало его слепым к честным усилиям Щастного по подготовке флота к возможному уничтожению, усилило его гнев по поводу озабоченности Щастного внешней политикой и, в конечном счете, привело к расправе над Щастным.
      В свою очередь, Щастный не смог понять различия между своим "шовинизмом" и "интернационализмом" Троцкого Подобно многим другим "спецам", он служил советскому правительству из-за своей личной преданности России, а в его случае - и Балтийскому флоту.
      Вопреки голословным утверждениям Троцкого, в деле Щастного также нет никаких оснований для предположений о том, что он вынашивал тайные политические планы или сознательно хотел подорвать (не говоря уже о том, чтобы свергнуть) советскую власть. В то же время документы его дела показывают, что Щастный с успехом пытался использовать свой сильно возросший после руководства"Ледовым походом" авторитет, чтобы получить поддержку тем мерам по усилению флота, которые он считал нужными, и противостоять политике правительства, которая, по его представлению, угрожала ослабить его возможности руководства флотом (такими мерами, как централизованное назначение высших комиссаров или выплата морякам денег за взрыв судов). Однако"демократический" подход Щастного к флотским делам неизбежно был обречен, потому что его практическим, хотя и незапланированным результатом была дискредитация советского правительства и, в частности, Троцкого.
      Кроме того, дело Щастного ярко высвечивает важные аспекты глубокого кризиса советской власти в петроградском регионе весной и в начале лета 1918 г. Одной из его составляющих была постоянная угроза дальнейшей немецкой агрессии на Балтике и оккупации Петрограда. Другой - широкое распространение быстро нарастающего разочарования среди тех слоев петроградского населения, которые прежде были горячими сторонниками большевиков, восстание моряков минной флотилии и выступление рабочих Обуховского завода показывают силу этого недовольства.
      И наконец, дело Щастного приводит к выводу, что в отличие от военных и гражданских руководителей Петрограда, верхушка большевистского руководства в Москве считала, что Балтийским флотом и самим Петроградом можно пожертвовать для сохранения хрупкого мира с Германией. Это обстоятельство помогает объяснить двусмысленность поведения петроградских официальных лиц, преданных идее обороны бывшей столицы России, а также конфликт между ними и подобными Щастному"спецами" во время кризиса вокруг форта Ино.
      Еще более важно, что разногласия между Москвой и Петроградом, наряду с установлением контроля над такими выборными органами, как Совкомбалт, и политизацией Верховного революционного трибунала, являются проявлениями ключевой характеристики строительства советского государства, начатого весной 1918 г., - уменьшающейся значимости демократических идеалов Октября и усиливающейся централизации политической власти в Москве.
      Примечания
      1. Рабинович Александр, профессор истории Индианского университета в Блумингтоне, Индиана, США. Перевод статьи осуществлен кандидатом исторических наук B.C. Антоновым и откорректирован кандидатом филологических наук Р. И. Розиной (РГГУ).
      2. Архив Управления Федеральной службы безопасности России по Санкт-Петербургу и области (АУ ФСБ СПб), док №3614 (под ним значится дело Щастного).
      3. Сокращенный вариант этой статьи см.: Russian Review, №58 (October 1999), Р. 615-634.
      4. Российский государственный архив социально-политической истории(РГАСПИ), ф. 19, оп1, д89, л2.
      5. Заря России, 1918, 22 июня, С. 3.
      6. Анархия, 1918, 29 мая, С. 2.
      7. Петраш В.В. Моряки Балтийского флота в борьбе за победу Октября, М., Л., 1962, С. 91.
      8. Состоящий из большевиков, левых эсеров, анархистов и беспартийных, избранных в качестве политических комиссаров морскими соединениями и корабельными командами, Совкомбалт заменил Центральный комитет Балтийского флота (Центробалт) 3 марта 1918 г. в связи с организацией Красного флота. Вначале Совкомбалт возглавлялся выборным главным комиссаром и имел широкие, хотя и плохо определенные (если не безбрежные) полномочия Совет флагманов Балтийского флота состоял из флагманских командиров или их представителей, был консультативным органом, сформированным Щастным, и созывался по усмотрению командующего флотом.
      9. Текст Временного положения находится в Государственном архиве Российской Федерации потому, что оно было принято Совнаркомом - ГА РФ, ф. 130, оп. 2, д. 132, л. 11-13. Инструкции Троцкого включены в «Документы по истории Черноморского флота (в марте-июле 1918 г.)» // Архив русской революции, Т. 14, 1924, С. 223-224.
      10. Дело Щастного, л. 41.
      11. Дело Щастного, л. 48, 128, 139. Несколькими днями позже в другом отношении к Троцкому Совкомбалт выразил свою недвусмысленную поддержку принципа выборности (а не назначения) комиссаров, а также сохранения существующих отношений в штабе флота (Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ), ф. р-96, оп. 1, л. 32-33).
      12. Советско-германские отношения: от переговоров в Брест-Литовске до подписания Раппальского договора Министерство иностранных дел СССР, Министерство иностранных дел ГДР, В2 т., Т. 1, М., 1968-1971, С. 368.
      13. В конце февраля контр-адмирал Адольф фон Троф, командующий Флотом открытого моря, упорно настаивал на том, что будущее российского Балтийского флота жизненно важно для германского флота, и требовал, чтобы российский флот был захвачен как военный трофей, См.: Ноlger H. Herwig, German Policy in the Eastern Baltic Sea in 1918: Expansion or Anti-Bolshevik Crusade? // Slavic Review, №32 (Spring 1973), P. 342.
      14. Дело Щастного, л. 50, Балтийские моряки в борьбе за власть советов(ноябрь 1917 - декабрь 1918), Л., 1968, С. 51, 126, 131.
      15. См. сообщения немецкой прессы, опубл. Новые ведомости, 1918, 18 марта, С. 5.
      16. Балтийский флот в Октябрьской революции и Гражданской войне, Л., 1932, С. 81.
      17. РГА ВМФ, ф. Р. 92, оп. 1, д. 135, л. 27-30, Стасевич П. Ледовый поход Балтийского флота// Октябрьский шквал, Л., 1927, С. 129-144, Муранов А.И., Звягинцев B.E. Досье на маршала из истории закрытых судебных процессов, М., 1996, С. 14-78.
      18. Предложение Щастного перевести суда флота в Ладожское озеро было с энтузиазмом одобрено Троцким 22 апреля (Дело Щастного, л. 55).
      19. РГА ВМФ, ф. Р. 52, оп. 5, д. 1, л. 44.
      20. Центральный государственный архив г. Санкт-Петербург(ЦГА СПб.), ф. 144, оп. 1, д. 1, л. 1, 41.
      21. Там же, л. 41, ф. 47, оп. 1,д. 42, л. 93, ф. 9618, оп. 1, д. 240, л. 99, ф. 1000, оп. 79, д. 12, л. 48-48 об.; Балтийские моряки. С. 143, Балтийский флот. С. 144.
      22. Центральный государственный архив историко-политических документов г. Санкт Петербург(ЦГАИПД СПб.), ф. 4000, оп. 1, д. 814, л. 108-111. По этому вопросу см. мою статью: The Evolution of Local Soviets in Petrograd, November 1917 - June 1918: The Case of the First City District Soviet // Slavic Review, №46, (Winter 1987), P. 27-29.
      23. Петроградская правда, 1918, 26 апреля, С. 1.
      24. Дело Щастного, л. 33-35, 89, 283-286.
      25. Балтийские моряки. С. 145.
      26. Дело Шастного, л. 50, Балтийский флот. С. 80.
      27. Так, 28 апреля, через два дня по возвращении из Москвы, Щастный по радио дал распоряжение контр-адмиралу Александру Зеленому, старшему начальнику русских военных сил, все еще находившихся в финских водах, немедленно связаться с германскими и финскими властями в Гельсингфорсе с целью переговоров о временных демаркационных линиях. Не получив подтверждения, что до Зеленого дошло его послание, он повторил его на следующий день и еще раз 1 мая. Василий Альтфатер, заместитель начальника Морского штаба, 7 мая доложил Троцкому об усилиях Щастного, особо отметив, что предложения о демаркационных линиях были представлены германскому командованию в Гельсингфорсе 5 мая без всякого результата. Одним или двумя днями позже Зеленый сообщил, что его предложения отправлены в германское адмиралтейство в Берлин. (Дело Щастного, л. 29,49, 53-54, 141, 157).
      28. Дело Щастного, л. 110, 140.
      29. См. также: дело Щастного, л. 50, 141.
      30. Дело Щастного, л. 73, 89.
      31. Debо R.K. Revolution and Survival. Toronto, 1979. P. 212-213; Балтийские моряки. С. 145-146.
      32. Заря России. 1918. 21 июня. Пример обвинений со стороны Сакса и Флеровского см.: Дело Щастного, л. 53,66-68 об.
      33. Дело Щастного, л. 20.
      34. Известия ЦК КПСС. 1989. №4. С. 141-142; Ленин В.И. ПСС. Т. 36. С. 315,607, примеч. 122.
      35. См., напр.: Новые ведомости (вечерний выпуск). 1918. 9 мая. Вся первая страница этого номера посвящена сообщениям о германских требованиях и о близкой оккупации Петрограда и Москвы.
      36. Либо незадолго до поездки Щастного в Москву, или сразу по его возвращении пять из этих, на первый взгляд, компрометирующих его писем попали в его руки. Они находятся в деле Щастного (л. 36-40). Как он для себя решал вопрос об их подлинности, - неясно(Дело Щастного, л. 100). После тщательного анализа подобных "немецких писем" Джордж Ф. Кеннан пришел к выводу, что они поддельные (The Sisson Documents // Journal of Modern History. 1956. №2. P. 130-154).
      37. Новые ведомости. 1918. 10 мая. С. 3.
      38. Подробности сведений об этом совещании см.: Дело Щастного, л. 286-300.
      39. РГА ВМФ, ф. р-96, оп. 1, д. 72, л. 6-8.
      40. Там же, л. 9-12.
      41. Знамя борьбы. 1918. 16 мая. С. 3.
      42. В эту минную флотилию входило около 25 больших судов, из них 17 эсминцев. Между 14 и 26 мая флотилия, предназначенная для перемещения в Ладожское озеро, была проведена через невские мосты и размещена неподалеку от оппозиционно настроенного Охтенского завода в юго-восточном районе Петрограда. (Дело Щастного, л. 57-59; Балтийские моряки. С. 170).
      43. Дело Щастного, л. 156 об.
      44. Там же, л. 170.
      45. Там же, л. 21.
      46. Там же, л. 10-12, 106, 141 об. - 142.
      47. Там же, л. 106, 143.
      48. Там же, л. 142 об.
      49. РГАСПИ, ф. 19, д. 115, л. 2.
      50. Там же, л. 13; Ленин В.И. ПСС. Т. 36. С. 345; Debо R.K. Op. cit. P. 212.
      51. РГА ВМФ, ф. р-52, оп. 1, д. 1а, л. 3-6. В рапорте по этому поводу Артамонов писал: "Из общего политического положения для меня было ясно, что в случае ультиматума германского правительства о передаче форта со всем вооружением такой ультиматум будет выполнен, а следовательно, мне пришлось бы взрывать форт вопреки приказанию свыше, так как передать его без взрыва я не считал возможным... Я полагал, что бесконечные уступки, делаемые германскому правительству, приучают его к мысли, что в России не осталось людей, способных причинить ему реальные неприятности, а потому считал своим долгом, как русского гражданина, использовать случай доказать противное".
      52. Троцкий немедленно приказал провести официальное расследование произошедшего(РГАСПИ, ф. 325, оп. 1,д. 372, л. 1-2).
      53. Дело Щастного, л. 51.
      54. Там же, л. 26-27.
      55. Там же, л. 30.
      56. Там же, л. 31-31 об.
      57. РГА ВМФ, ф. р-96, д. 3, л. 7; Дело Щастного, л. 69-70,71-72.
      58. Все эти документы из портфеля Щастного имеются в его деле, л. 10-19, 36-41.
      59. Анархия. 1918. 29 мая. С. 2. Согласно сообщениям других органов печати, представители ВЦИК также присутствовали на этом совещании. См., напр.: Новые ведомости. 1918. 29 мая. С. 4.
      60. См. носящее принципиальный характер обращение Троцкого к I Всероссийскому съезду военных комиссаров от 17 июня 1918 г. // Троцкий Л. Сочинения. В 21 т. Т. 1. М., 1926. С. 264-269.
      61. Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 81; Документы по истории Черноморского флота(в марте-июне 1918 г.). С. 151-220; Гражданская война и военная интервенция в СССР: Энциклопедия. М., 1987. С. 660; Raskolnikov F.F. Tales of Sub-Lieutenant Ilyin. London, 1982. P. 43-46.
      62. Анархия. 1918. 29 мая. С. 2.
      63. Стенограмму этой встречи см.: Дело Щастного, л. 80-90. Поскольку Троцкий, по его собственному признанию, сам определял, что будет внесено в текст стенограммы, она отражает высказывания Троцкого гораздо полнее, чем то, что говорил Щастный. Дополнительная информация была получена из других документов дела Щастного и из газет: Великая Россия. 1918. 21 июня. С. 2; Заря России. 1918. 21 июня. С. 3.
      64. Заря России. 1918. 22 июня. С. 3. На обороте последней страницы наброска Щастного Троцкий написал: "Настоящие записи взяты мною у бывшего начальника морских сил Щастного и являются теми заметками, на основе которых он делал доклад в совете съезда" (Дело Щастного, л. 13 об.).
      65. Заря России. 1918. 21 июня. С. 3; Дело Щастного, л. 152, 153.
      66. Там же.
      67. Дело Щастного, л. 1-3, 238; Руднев Д., Цыбов С. Следователь Верховного трибунала. Таллин, 1971. С. 5.
      68. Дело Щастного, л. 238, 99-108.
      69. Там же, л. 123, 127-128, об. 129.
      70. Там же, л. 116-111, 109, 148-152.
      71. Там же, л. 111, 114-115, 138-142 об.
      72. Там же, л. 143, 146; Декреты советской власти. В 13 т. М., 1957-1989. Т. 2. С. 339.
      73. Новая жизнь (петроградский выпуск). 1918. 30 мая. С. 3.
      74. Там же.
      75. Алексинский Г. Капитан Щастный (Из недавних воспоминаний) // Новая русская жизнь (Гельсингфорс). 1921. 11 февраля. С. 3.
      76. Дело Щастного, л. 153-156 об. Извлечение было опубликовано в "Известиях" на следующий день, 16 июня 1918. С. 6. (У автора здесь явная опечатка- 16 июля. - Прим. переводчика).
      77. Повестки государственного обвинения Саксу и Блохину, датированные 14 июня, показывают, что первоначально суд над Щастным намечался на 17 июня (Дело Щастного, л. 167).
      78. Алексинский Г. Указ. соч. С. 3.
      79. Дело Щастного, л. 239.
      80. Алексинский Г. Указ. соч. С. 3.
      81. Новости дня. 1918. 25 июля. С. 2.
      82. Левые эсеры, входившие в состав трибунала, заранее не были информированы о повестке дня и отказались присутствовать на заседании.
      83. Эти сведения о суде основываются на неполной стенограмме, находящейся в деле Щастного (л. 171—179 об), и на сведениях из репортажей, напечатанных в газетах: Заря России. 1918. 21 июня. С. 3; 22 июня. С. 3; Великая Россия. 1918. 21 июня. С. 2; Новая жизнь (Москва). 1918. 21 июня. С. 4, 22 июня. С. 2; Известия (Москва). 1918. 21 июня. С. 5, 23 июня. С. 6; Правда (Москва). 1918. 21 июня. С. 3, 22 июня. С. 2.
      84. Член большевистского крыла РСДРП почти с самого начала его существования и рабочий-металлист по профессии, Медведев в 1918 г. был членом ВЦИК и Высшего совета народного хозяйства. Он не имел юридического образования. После Гражданской войны как председатель Всероссийского союза рабочих-металлистов он присоединился к Александру Шляпникову и стал одним из руководителей "рабочей оппозиции".
      85. Подготовленный Троцким текст см.: Троцкий Л. Сочинения. Т. 17. С. 1, 322-329.
      86. Правда. 1918. 21 июня. С. 3.
      87. Например, когда Жданов спросил Троцкого, осведомлен ли он, что минная флотилия прибыла из Гельсингфорса уже подготовленной к проведению взрывных работ, Троцкий был вынужден признать, что нет. В своих показаниях Троцкий также утверждал, что Щастному с самого начала были перечислены деньги для выплаты морякам за уничтожение их судов, и что Щастный распространял информацию об этом так широко, как только мог, явно с целью подрывных действий против правительства. Но впоследствии под натиском Жданова Троцкий неохотно вынужден был признать, что он не знал, был ли Щастный информирован хотя бы о самом замысле.
      88. В действительности Комиссариатом юстиции как раз готовилось постановление, восстанавливающее юридически узаконенную смертную казнь за тяжкие преступления против государства (Муранов А.И., Звягинцев В.Е. Указ. соч. С. 13). Однако этот факт не был широко известен. Даже руководство левых эсеров в президиуме ВЦИК не было осведомлено о нем.
      89. Дело Щастного, л. 180-181; Новые ведомости. 1918. 22 июня. С. 2.
      90. Знамя борьбы. 1918. 26 июня. С. 3.
      91. Президиум под председательством Свердлова состоял из 9 большевиков и 6 левых эсеров.
      92. Знамя борьбы. 1918. 26 июня. С. 3.
      93. ГА РФ, ф. 1235, оп. 34, д. 36, л. 225-227.
      94. Там же, л. 224; см. также, напр.: Новости дня. 1918. 22 июня. С. 2.
      95. Этого послания Щастного, содержавшего обвинения в адрес Балтфлота, не было среди документов, оставленных Жданову. Его обнаружили среди материалов, изъятых у Сергея Медведева во время его ареста в 1937 г. См.: Центральный архив федеральной службы безопасности(ЦА ФСБ), д. р-33718, т. 42, л. 041.
      96. РГА ВМФ, р-2244, oп. 1, д. 10, л. 1-18.
      97. Наш век. 1918. 5 июля. С. 4. Здесь же опубликован полный текст писем Щастного к матери и Жданову. Последнее письмо Щастного к братьям см.: Знамя труда. 1918. 5 июля. С. 3.
      98. Знамя борьбы. 1918. 22 июля. С. 3.
      99. Черкашин Н. Браслет адмирала Щастного // Московский журнал. №8. 1994. С. 48. В отдельной записке, написанной красным карандашом, Щастный просил свою рубашку передать сыну (ГА ВМФ, ф. р-2244, оп. 1,д. 11, л. 1).
      100. Новые ведомости. 1918. 3 июля. С. 3.
      101. Там же. 25 июня 1918. С. 2-3; Вечерние огни. 1918. 25 июня. С. 2.
      102. В постсоветских статьях по делу Щастного эта версия, по сути основывающаяся на сведениях, полученных от якобы командовавшего расстрелом лица (о котором известно только, что его фамилия Андреевский), не документирована. См., напр.: Камов Б. Щастный против Ленина // Совершенно секретно. № 6. 1993. С. 7; Муранов А.И., Звягинцев В.Е. Указ. соч. С. 60-61. Источником этого исключительно подробного описания является в высшей степени сомнительная статья, написанная по материалам, полученным из третьих рук, бывшим морским офицером А. Лукиным для парижской эмигрантской газеты "Последние новости". По сообщению Лукина, его сведения основаны на беседе с другим бывшим морским офицером, который и слышал это от Андреевского вскоре после происшедшего события, когда тот сильно напился (Лукин А. Тайна могилы Щастного // Последние новости. 1930. 2 августа. С. 4—5).
      103. Новые ведомости. 1918. 26 июня. С. 3.
      104. См.: Мартов Ю.О. Долой смертную казнь! М., 1918.
      105. См.: Махimоff G.R. The Guillotine at Work. Chicago, 1940. Автор цитирует письмо протеста, помещенное в газ.: Анархия. 1918. 30 июля. С. 105.
      106. Как только приговор Щастному был утвержден, левые эсеры отозвали своих представителей из Верховного революционного трибунала (РГА ВМФ, р-2244, оп. 1, д. 8, л. 5). В конце июня на III Всероссийском съезде партии левых эсеров была одобрена решительная резолюция протеста против "восстановления юридически узаконенной смертной казни" (РГАСПИ, ф. 564, оп. 1, л. 17). Более того, отмена юридически узаконенной смертной казни стала ключевым лозунгом левых эсеров в кампании по выборам делегатов на IV Всероссийский съезд Советов.
      107. Рабинович А. Большевики и самоубийство левых эсеров // 1917 год в судьбах России и мира. Октябрьская революция: от новых источников к новому осмыслению. М., 1998. С. 193, 202.
      108. РГАСПИ, ф. 19, оп. 1, д. 146, л. 8; Новые ведомости. 1918. 3 июля. С. 3.
      109. Дело Щастного, л. 188.
      110. РГА ВМФ, ф. 2244, оп. 1, д. 14, л. 1. Заключение Горского, утвержденное генеральным прокурором, является последним документом в деле Щастного (АУ ФСБ СП, №361\4, л. 363-368). См. также: Героя реабилитировали через 77 лет после расстрела// Страж Балтики. 1995. 5 сентября.
      111. См., напр.: Муранов А.И., Звягинцев В.Е. Указ. соч. С. 8, 38-50.