Три раздела Польши.

Надо отметить следующее – изначально целью русской политики не являлся раздел польских земель. Однако то, что в Польше нарастает социальная напряженность, русское правительство замечало уже давно. Так, в 1762 году на коронацию Екатерины приехал белорусский епископ Георгий Конисский, который отослал императрице несколько записок, где обрисовал положение православных в Речи Посполитой. Из них становилось понятно, что Польша стоит на пороге религиозных войн, и никакие договоры, никакие протектораты не в силах мирно распутать этот религиозно-племенной узел; требовалось вооруженное занятие, а не дипломатическое вмешательство.
На вопрос Екатерины, какую пользу может извлечь Русское государство из защиты православных в Польше, один тамошний священник отвечал прямо: Русское государство праведно может отобрать у поляков на 600 верст плодороднейшей земли с бесчисленным православным народом.
Но это был ответ слишком прямой и слишком честный, а, как известно, русская политика такой редко бывает. Поэтому было решено продвинуть северо-западную границу до Западной Двины и Днепра с Полоцком и Могилевом, чтобы добиться восстановления православных в правах, отнятых у них католиками, и потребовать выдачи многочисленных русских беглецов с прекращением дальнейшего их укрывательства. Этим и ограничивалась первоначальная программа русской политики.
Как известно, в Речи Посполитой политическими правами пользовалась только шляхта. Когда-то многочисленное православное дворянство Литвы ко второй половине XVIII века полностью ополячилось и окатоличилось, оставшиеся же в небольшом количестве православные дворяне были не только слишком слабы, но еще и просто необразованны. Как писал Ключевский – «трудно было отыскать человека, способного быть депутатом на сейме, заседать в Сенате, занимать какую-либо государственную должность, потому что, как писал русский посол в Варшаве своему двору, все православные дворяне сами землю пашут и без всякого воспитания». Образованные же православные в Польше и Литве чаще всего были неблагородного происхождения (примером чему тот же самый Конисский), и соответственно в Сенате заседать не могли.
Русские требования об уравнении в правах католической и православной шляхты вызвали резкое неприятие «польского крыла», которое и подумать не могло делиться властью. В свою очередь Пруссия хлопотала об уравнении в правах католиков и протестантов, а этому уже противилась Россия, ибо находила укрепление протестантизма в Польше вредным своим интересам. Считалось, что «протестантская религия может вывести поляков из их невежества и повести к опасному для России улучшению их государственного строя. «Относительно наших единоверцев этого неудобства быть не может», т. е. от православия нельзя опасаться ни искоренения невежества, ни улучшения государственного строя, но излишне усиленные нами православные станут от нас независимы. Им надобно дать политические права только для того, чтобы образовать из них надежную политическую партию с законным правом «которое мы себе присваиваем на вечные времена».
В этом и крылась причина сознательного уничтожения польского государства – несколько европейских гегемонов боролись на территории раздираемой кризисами страны за свои интересы, и никто не мог достичь преобладающего влияния. Отсюда - и постоянные рокоши, и резкое ослабление власти короля Станислава.
Надо сказать, что доля России в первом польском разделе была самой маленькой по территории и самой бедной по деньгам. Самая населенная доля была австрийская, ну а самая доходная (что понятно без слов) – прусская. При этом, словно не замечая бревна в своем глазу, Фридрих посмеялся над австрийцами, глядя на карту: «Господа, да у вас отличный аппетит! Ваша доля столь же велика, как моя и русская вместе взятые!». При этом король признавался русскому послу в частных беседах, что у России было много мотивов и прав поступить так с Польшей, «чего нельзя сказать о нас с Австрией».
В России же винили Панина в чрезмерном усилении Пруссии, и он сам сознавался, что зашел дальше, чем желал, а Григорий Орлов считал договор о разделе Польши, так усиливший Пруссию и Австрию, преступлением, заслуживающим смертной казни. Собственно говоря, именно первый раздел Польши и сделал Пруссию по-настоящему великой державой.
К Польше мы еще вернемся чуть позже, а пока же перенесемся в Баварию, где от оспы умер эрцгерцог Максимилиан Иосиф III Виттельсбах, который прямых законных наследников не имел. Австрия выдвинула в кандидаты на баварское наследство Карла Теодора Пфальского, основываясь на Павийском договоре 1329 года. Фридрих Великий, ссылаясь на тот же договор, предложил кандидатуру Карла Августа Пфальц-Цвайбрюкенского. Конечно же, вопрос был не в том, кто будет править Баварией, основной посыл был в территориальных приращениях Австрии и Пруссии.
Сын Марии-Терезии, император Иосиф II, договориться с пруссаками не смог, и 3 июля 1778 года была объявлена война. Как обычно бывает, в конфликт на уровне дипломатов вмешались и другие великие державы – Франция на стороне Австрии, и Россия на стороне Пруссии. Хотя вроде как намечался раздел Баварии, основные силы противников были сосредоточены в Богемии и Моравии (180 тысяч австрийцев), и в Силезии (80 тысяч пруссаков, еще 80 тысяч под началом принца Генриха были оставлены на оборону Берлина). Несмотря на такие огромные армии, дело, по сути, ограничилось мелкими вылазками и диверсиями, кроме захвата чешского Находа. Далее Фридрих уперся в Эльбу где стояла австрийская армия при 600 орудиях, решившая играть от обороны. Начались попытки переманеврировать друг друга, в результате Фридрих, угрожая фланговыми ударами, без боев занял Австрийскую Силезию.
Войска встали друг напротив друга, и далее занялись выжиранием местности – поэтому войну за Баварское наследство в народе позже прозвали «картофельной» или «сливовой». К Пруссии присоединилась Саксония, выставив 18 тысяч штыков, но главную роль теперь играли дипломаты, причем не австрийские или прусские – рассудить спор взялась Екатерина II и французский дипломат граф де Вержен. В результате Австрии отошли земли Иннвиртеля (областей, расположенных в долине реки Инн), Саксонии выплачивалась денежная компенсация в 6 миллионов гульденов, а также признавались претензии Пруссии на княжества Ансбах и Байройт (которые пруссаки чуть позже – в 1791 году – просто купили у тамошнего маркграфа Карла Александра, согласившись выплачивать ему аннуитет до конца жизни). Бавария была сохранена как единое государство, и на трон там взошел Карл Теодор Пфальцский.
Ну а в 17 августа 1786 года умер Фридрих Великий. Еще 8 ноября 1875 года Фридрих почувствовал себя плохо. Врачей он ненавидел, и к себе не подпускал. Вообще, на уровне знаний тех лет, прусский король был сам себе доктор, умел слушать свое тело, не предавался излишествам в еде и алкоголе, поэтому надеялся выздороветь. В январе начали проявляться симптомы астмы и водянки, и он послал за полковыми докторами, Феденом и Фрезе. Но только главврач Берлина Зелле назначил ему курс лечения, который на время смог облегчить состояние.
Весна принесла королю небольшое облегчение, но Фридрих отказался облегчить режим работы – он опять начал вставать в 4 утра и работать до 10 вечера, и состояние его резко ухудшилось. Королевский врач Циммерман предлагал королю пощадить себя, но Фририх лишь усмехался, говоря, что от старости лекарств еще не придумано. Во вторник, 15 августа, Циммерман ослушался короля, и решил не будить его хотя бы до 11 часов, чтобы дать отдых несчастному измученному телу. Король проспал почти 12 часов, отругал врача и поехал на плац, принимать парад. Вечером ему стало хуже. Вечером 16-го он ложился, наказывая поднять его в 4 утра, и без конца повторяя – «я поднимусь!». Но не поднялся. В 2.20 ночи, 17 августа 1786 года он скончался.
Со смертью Фридриха Великого уходил в прошлое один из самых славных периодов Пруссии. Период, начавшийся в 1701 году, когда совершенно случайно возникло Прусское королевство, которое к 1786-му году стало одним из великих государств Европы.
Поскольку старый король детей не имел, новым правителем Пруссии стал Фридрих-Вильгельм II, племянник Фридриха Великого. Надо сказать, что он был полной противоположностью старому королю. Фридрих был атеистом, принц же – истовым протестантом. Король был стоиком, женщинами брезговал и их чурался, тогда как Фридрих-Вильгельм дважды женился, и весь Берлин был наводнен его любовницами. Великий запросто общался с простым народом и солдатами, принц считал, что негоже высокопоставленной особе унижаться перед холопами.
Чтобы научить великовозрастного оболтуса уму-разуму, Фридрих поселил принца на Новом Рынке в Потсдаме, самом что ни на есть простолюдинском квартале, где были построены таун-хаусы для бедноты и местных торговцев. Но и это не смогло повлиять на наследника престола, и если Фридрих жил по принципу «король – это первый слуга государства», то вот Фридрих-Вильгельм считал, что король – это просто абсолютный правитель, который может вести себя, как хочет, и неподотчетен никому.
Реакция на смерть «Старого Фрица» со стороны наследного принца строго задокументирована: «Слава богу, что старый мерзавец сдох» (Gott sei Dank, das alte Ekel ist endlich tot).
Первым указом, после похорон своего предшественника, был переезд двора из Потсдама в Берлин. Следующий указ – отмены налогов на кофе и табак (Фридрих Вильгельм любил посидеть с утра на балконе с трубкой и чашкой кофе). Ну а далее был сформирован кабинет министров, причем, если Великий сам управлял государством и вникал во все мелочи, что его наследник наоборот – спихнул всю работу на своих министров. Новый король определил, что делами государства он будет заниматься не более 5 часов в день, а остальное время посвящать развлечениям и похождениям по женщинам с низкой социальной ответственностью.
Чтобы не искать заново кадры, Фридрих Вильгельм решил оставить у руля советников своего дяди, и это было одновременно и хорошо, и плохо. Политический курс страны не менялся, но это были уже пожилые люди, по 65-70 лет от роду, и не могли уже выдержать тот ритм, который в свое время задал Великий.

Via