Сегодня мы покажем ещё одну историю из «Стародавних повестей» («Кондзяку моногатари-сю:»). На рубеже XI–XII вв., когда составлялось это собрание, в японской буддийской общине много говорили о «конце Закона Будды», о наступающих последних временах. Их примет хватало: и природные бедствия, и смуты, и порча нравов… А кто из благочестивых людей понимает, что конец, предсказанный Буддой, близок, для того есть два основных пути: или полагаться на будду Амиду в Чистой земле вне пределов здешнего мира, или ждать пришествия будды Мироку 弥勒, который на земле начнёт новый век. Одна из загадок в истории японских религий – почему здесь Мироку (он же Майтрейя) оказался настолько в тени Амиды. Ведь у соседей, и в Корее, и в Китае майтрейянизм вполне сопоставим по влиянию с амидаизмом. В Китае известно несколько десятков личностей, кто себя объявлял (или кого объявляли) буддой Майтрейей, наконец-то пришедшим и вставшим во главе борцов за лучший мир; в Японии мы таких случаев знаем один-два, да и те уже очень поздние, XIX–XX вв. Но тем интереснее сравнительно немногочисленные японские рассказы о чудесах Мироку.
До поры, когда закончится нынешняя эпоха, Майтрейя пребывает на небе Тушита 兜率天, яп. Тосоцутэн; там же ждал срока сошествия на землю Будда Шакьямуни. Почитатели Мироку молятся о том, чтобы возродиться на небе Тосоцу – или на земле, когда Мироку явится и примется за дело (например, канцлер Фудзивара-но Митинага в начале XI в. оставил письменный обет – примкнуть к Мироку на земле, ведь новому будде понадобятся опытные помощники).

Если Чистую землю Амиды обычно изображают как цветущий сад с лотосовыми прудами и дворцом посреди деревьев, то небо Тосоцу на картинах выглядит, скорее, как город со множеством зданий, «внешних» и «внутренних» молелен.
Заглавие рассказа несколько сбивает с толку: о временах государя Сё:му [правил в 724–749 гг.] речь пойдёт только в самом конце. Изложим мы его по кускам, с картинками и пояснениями к каждой части.

11–15. Рассказ о том, как государь Сё:му начал строить храм Гангодзи
В стародавние времена государыня Гэммё: [707–715] в городе Нара, в селении Асука строила храм Гангодзи. Велела возвести залы и пагоду, в золотом зале поместила Мироку, Майтрейю ростом в [пропуск] дзё. Этот Майтрейя был не из тех будд, что изваяны в нашей державе.
В древности в восточной Индии была страна, что звалась страною Детей-небожителей. Царя же её звали Давний Благодетель. В той стране злаки родились в изобилии. Бедняков там не было. Однако в тех краях изначально не слыхали даже слов «Закон Будды». Царь Давний Благодетель впервые услышал, что в мире есть учение Будды, и пожелал: на моём веку надобно нам узнать, что это за учение. И объявил всем жителям страны: найдите мне тех, кто бы знал Закон Будды!
Тут к берегам той страны ветром принесло по морю лодочку. Тамошние жители видят её, дивятся. А в лодке человек, монах. Царь вызвал монаха к себе и спрашивает:
– Кто ты и из каких краёв прибыл?
Монах отвечает:
– Я учитель Закона из Северной Индии. В прошлом я следовал Закону Будды. Но потом женился, у меня народились дети. Сам я беден, доходов у меня нет. Дети просили рыбы, а рыбная ловля – дело неправедное, вот я и сел в лодку тёмной ночью. Вышел в море, рыбачил, но вдруг поднялся ветер и меня унесло течением.
– Раз так, проповедуй нам Закон! - приказал царь.
Монах прочёл «Всепобеждающую царь-сутру» и объяснил её главный смысл. Царь выслушал, обрадовался и повелел:
– Мы нынче узнали о Законе. Теперь надо изготовить образ будды!
Монах говорит:
– Я не ваятель. Если государь желает изготовить образ будды и от всего сердца станет молиться Трём Сокровищам [Будде, Учению и Общине], мастера-ваятели явятся сами собой.
Царь последовал его словам, помолился, преподнёс монаху всяческие дары. Так что теперь монах стал небеден.
И всё же монах не рад, печалится о родном доме. Царь о том прослышал, спрашивает монаха: ты отчего не весел? А тот в ответ: здесь мне хорошо, печалюсь только о жене и детях, что остались дома.
– И то верно, – молвит царь. – так возвращайся же скорее к себе!
Монах сложил в лодку все дары и отправился к себе на родину.
А потом к берегам той страны снова приплыла лодка. А в этой лодке – отрок. Жители того края его увидели, и, как и в прошлый раз, доложили царю. Царь призвал к себе отрока, спрашивает:
– Из какой ты страны? И что умеешь делать?
Отрок отвечает:
– Я ничего другого не умею, кроме как ваять будд.
Царь спустился с трона, поклонился отроку и молвит:
– Теперь моё желание исполнится! Скорее изготовь для меня будду!
И пролил слёзы, и сам [пропуск]. Отрок говорит:
– Мне негде работать над изваянием. [Нужно место, где бы я мог?] затвориться.
Тогда царь уступил ему одно из мест, где сам уединялся для отдыха, и отрок расположился там.
Итак, царь, следуя словам отрока, снабдил его древесиной для ваяния и всеми надобными припасами. Отрок запер двери и стал ваять будду, никто к нему не приближался. Люди той страны тайком подслушивали у дверей: думали, что отрок работает один, а звук был такой, будто трудятся сорок или пятьдесят человек. Странно! – думают они. А на девятый день отрок отворил двери и передал царю весть: изваяние будды готово. Царь тут же отправился туда, поклонился будде и спрашивает:
– А этот будда – который из будд, как его имя?
Отрок отвечает:
– Хотя будды пребывают на всех десяти сторонах света, я изваял образ Майтрейи, будущего преемника. Он пребывает во внутренних палатах на четвёртом небе Тушита. Кто хоть раз поклонится этому будде, непременно возродится на его небе и воочию увидит будду.
И когда он это сказал, между бровями у будды засиял свет. Царь, видя это, пролил слёзы и с радостью поклонился ему.
А отроку царь сказал:
– Нужно нам поскорее построить обитель, где поместить этого будду.
Тогда отрок сначала поставил внешние башни по четырём сторонам обители. В середине выстроил двухъярусный зал и в нём поместил будду. Внешние башни в двух тё [180 м] к востоку и к западу – образы свидетельства о двух плодах: бодхи и нирване. А башни в четырёх тё [360 м] к северу и к югу – это избавление от четырёх страданий: рождения, старения, болезни и смерти.
– Пока не настанет злой век, последняя пора, люди, кто хоть однажды позовёт этого будду, хоть раз поклонится ему, непременно возродятся во внутренних палатах неба Тушита, навсегда отдалятся от трёх [дурных] дорог и будут допущены на три собрания.
Такую клятву дал отрок – и тут же исчез, будто растаял. Царь, а с ним и весь народ, видя такое, проливали слёзы и кланялись, а между бровей у будды сиял свет.
Позже в той обители поселились несколько сот монахов и служек, стали распространять Закон Будды. И все в той стране, от сановников до обычных чиновников и простого народа, чтили этого будду бесконечно. А царь Давний Благодетель, как и хотел, в итоге сам возродился на небе Тушита. И все люди, кто поклонялся этому будде и подносил ему дары, от высших до низших, также возродились на том небе, и было их множество.
А потом в их стране явились дурные цари, и Закон Будды в том храме постепенно пришёл в упадок. Монахи все умерли, да и народ понемногу вымер.

Вот так изображали Майтрейю в Индии — не без греческого влияния…
«Всепобеждающая царь-сутра» (金光明最勝王経, «Конко:мё: сайсё: о:кё:», санскр. «Суварна-прабхаша-сутра») – одна из самых чтимых в Японии сутр (наряду с «Лотосовой сутрой»), на ней основаны обряды «защиты страны». Отрок-ваятель здесь – воплощение самого Майтрейи; рассказы о том, как будды и бодхисаттвы являются в мир, чтобы изготовить свои изображения, часты в традиции сэцува. Устройство храма зримо воплощает основные положения буддийского учения: о земной жизни как круговороте страданий (рождение, старение, болезни, смерть, новое рождение и т.д.), а также о конечных целях подвижничества: просветлении 菩提, бодай, санскр. бодхи, и успокоении 涅槃, нэхан, санскр. нирвана. «Три дурные дороги» – перерождение в аду, в мирах голодных духов и животных; на «трёх собраниях» Майтрейя будет проповедовать Закон, когда явится в мир как новый будда.

Между тем, в стране Силла [в Корее] был правитель. До него дошли слухи о чудесных силах этого будды, и он пожелал: перевезём изваяние в нашу страну и будем днём и ночью с почтением подносить ему дары! И был в стране Силла советник, человек мудрого сердца, глубокого ума. Получив приказ от правителя, он отправился в те края, тайно всё подготовил, потихоньку забрал будду и погрузил на корабль, а обитель [зарисовал на чертеже? обокрал и сокровища забрал с собой?].
На море вдруг поднялся страшный ветер, высокие волны, вода морская [пропуск], и [моряки] побросали сокровища с корабля в море. А ветер не унимается, и чтобы спастись, они думают: вот же главное сокровище! – вытащили драгоценный камень, что был у изваяния вделан между бровей, и бросили в море. Царь драконов протянул руку и поймал его. Тут ветер и волны успокоились, а советник говорит:
– Хоть мы и спасли свои жизни, отдав камень царю-дракону, наш правитель непременно велит нас обезглавить.
Раз так, что пользы нам возвращаться? – думают моряки. – Напрасно мы провели годы и месяцы здесь на море!
Советник же, обратившись лицом к морю, льёт слёзы и говорит:
– Чтобы избежать страданий в трёх бедствиях, ты забрал этот камень. Но правитель нашей страны за то, что мы потеряли камень, отрубит нам головы. А потому мы просим: верни нам камень, избавь нас от этой беды!
Царь драконов явился советнику во сне и молвит:
– Девять страданий есть у драконьего племени. С тех пор как я добыл этот камень, страдания прекратились. Избавь же нас от них насовсем! Тогда я верну камень.
Проснувшись, советник с радостью обратился в сторону моря и говорит:
– Рады мы, что ты готов вернуть камень! Мы непременно сделаем так, чтобы избавить вас от мук. Ведь среди сутр «Алмазная сутра запредельной премудрости» превосходна в том, чтобы покаянием уничтожать грехи. Эту сутру я перепишу и поднесу тебе, и тогда девять страданий исчезнут.
И вправду переписал и преподнёс сутру. Тогда царь-дракон бросил камень из моря на корабль. Правда, сияние камня померкло, пока его держали у себя драконы.
Потом дракон опять явился во сне советнику и говорит:
– Я, когда держал этот камень, избавился от страданий на моём змеином пути. А силою «Алмазной сутры о запредельной премудрости» я освободился от всех страданий! И этому весьма рад!
Тут советник проснулся. С почтением поместил камень между бровей будды, вернулся домой и преподнёс изваяние правителю.
Правитель возрадовался, поклонился будде, сразу же построил обитель по тому чертежу, что снят с первоначального храма [в Индии], и там поместил будду. Потом собрались несколько тысяч монахов и служек, поселились в храме, и Закон Будды стал процветать. Однако свет между бровей будды так и не засиял.
С тех пор прошло несколько сот лет, Закон Будды в том храме постепенно пришёл в упадок. И вот, на море перед храмом стали появляться неведомые птицы, волны поднимались до самого храма. Монахи и служки испугались тех волн и разбежались, в обители не осталось никого.

Корейский Майтрейя силланских времён. Кстати, тоже потом попавший в Нара.
К какому из путей перерождения относятся драконы, неясно; возможно отнести их к животным, демонам или богам. В рассказе речь идёт о «змеином пути» 蛇道, дзядо:. «Три бедствия» на нём причиняют: 1) жаркий ветер и песок; 2) морские бури; 3) птицы гаруды, враждебные драконам. По словам советника из Силла, от этих и других страданий спасает «покаяние, уничтожающее грехи» 滅罪懺悔, мэцудзай дзангэ, сопровождаемое чтением «Алмазной сутры о запредельной премудрости» (金剛般若波羅蜜經, «Конго: ханняхарамицу-кё:», санскр. «Ваджраччхедика-праджняпарамита-сутра»), чтимой по всему буддийскому миру.

Между тем, в нашей стране до государыни Гэммё дошли слухи о милостях и чудесах того будды. Нужно перевезти его в нашу страну, построить обитель и поместить его здесь! – решила государыня и дала обет. А у государыни был родич с материнской стороны, монах. Он следовал Путём Будды, и к тому же сердцем был мудр необычайно. Он обратился к государыне:
– Я, будь на то высочайшая воля, отправлюсь в ту страну и привезу будду. Молитесь же хорошенько Трём Сокровищам!
Государыня обрадовалась, а монах отбыл в страну Силла. Тёмной ночью на корабле подошёл к храму, помолился Трём Сокровищам, тайно забрал будду, погрузил на корабль и отплыл. Далеко [пропуск], и доставил будду в нашу державу. Государыня [обрадовалась?], построила нынешний храм Гангодзи и в главном зале поместила этого будду.
Потом в этот храм собрались несколько тысяч монахов и служек, поселились там, и Закон Будды стал процветать. Две школы, Хоссо и Санрон, там прилежно изучали, и так прошло много лет. Монахи этого храма до последней поры устраивали поминальные чтения сутр в день кончины того царя Давнего Благодетеля из восточной Индии, каждый год справляли обряд, но был среди них один мятежный монах. По природе своей был он человек весьма дурной. Вот он и говорит:
– Зачем нам в нашей стране, в храме Гангодзи, справлять поминки в день смерти индийского царя? Давайте отныне и впредь не будем этого делать!
Так он говорил, склоняя братию к дурному пути. Весь храм на это отвечает:
– Кто бы ни был тот царь, раз он первым дал обет [основать наш храм], можно ли не справлять поминовение в день его кончины?
И так начался большой спор, все перессорились между собой, сторонников у дурного монаха оказалось много, и тех монахов, кто считал, что поминовение справлять надо, всех из храма выгнали. Тогда остальные монахи перебрались в храм Тодайдзи.
Так два храма перестали ладить между собой. Однажды вдруг дошло до побоища, и старшие монахи, хоть им такое и не пристало, склонились к дурному, облачились в доспехи, взяли с собой писания Закона, святые наставления, и разошлись по разным храмам, рассеялись по десяти сторонам. А молодые монахи говорят: раз наставники нас бросили, мы тоже не останемся жить в этом храме! — и в слезах покинули его. Так за пять дней тысяча и больше монахов все исчезли. С тех пор храм Гангодзи запустел.
Однако тот Майтрейя сохранился до наших дней. Будду этого создал ваятель, лишь по обличью бывший человеком, – сколь же он драгоценен! К тому же этот будда побывал в трёх странах: в Индии, Китае и в нашей стране. Иногда от него исходит сияние, и все люди, кто ищет у него прибежища, возрождаются на небе Тушита. Людям в наш век нужно непременно поклониться ему. Это и есть храм Гангодзи в городе Нара. Так передают этот рассказ.

А это уже вполне японский Мироку, хотя тоже достаточно древний.
Рассказ этот не встречается в других источниках; обычно историю храма Гангодзи 元興寺 в городе Нара рассказывают иначе, относя её начало к рубежу VI–VII вв., ко временам, когда в Японии ещё не решили, принимать Закон Будды или нет; по той версии, храм Гангодзи основали и уберегли от разрушения царевич и царевна, будущие государи Ё:мэй и Суйко; в «Кондзяку» та история тоже изложена, в рассказе 11—22. Рассказ же 11–15 воспроизводит структуру «Кондзяку» в целом: события в «Индии» 天竺, Тэндзику (куда относятся и собственно Индия, и сопредельные страны), служат причиной для событий в «Китае» 震旦, Синтан (включая собственно Китай и государства Корейского полуострова), а за ними, в свою очередь, следуют события в Японии. О скором приходе нового будды в рассказе говорит то, что монашеская община постепенно клонится к упадку: так, индийский монах нарушил заповедь целомудрия и обзавёлся женой и детьми, а его японские собратья перессорились между собой и покинули храм; всё это совпадает с приметами «последней поры, злого века».

Via