Мы уже когда-то упоминали дзэнского монаха Рё:кана по прозвищу Дурачина (良寛大愚, 1758–1831). Он был знаменитым поэтом, каллиграфом, художником, языковедом и чудаком; странник и отшельник, он слыл человеком доверчивым, рассеянным, простодушным и, по мнению многих, святым.О нём сохранилось множество историй, в том числе воспоминания лично с ним знакомых людей (маленький сборник Кэра Ёсисигэ, знавшего Рё:кана в детстве и в юности, есть даже по-русски, в переводе Ю.Минаковой; почти все цитаты далее — оттуда).
Кэра Ёсисигэ запомнил Рё:кана, ко времени их знакомства уже пожилого человека, таким: «Он был похож на бессмертного отшельника из старинных преданий. Роста он был высокого, худой, черты лица были резкими, а глаза большими и красиво очерченными, как у феникса. В них светилась доброта к людям и строгость по отношению к себе. […] Обычно лицо учителя не выражало ни гнева, ни радости. Я никогда не слышал, чтобы он говорил быстро. Во время еды, или когда учитель вставал-садился, его движения были настолько медленными, что его можно было принять за дурачка».

Автопортрет Рё:кана

Познакомились они, когда Ёсисигэ был ещё маленьким — он описывает такой случай: «В детстве я жил какое-то время в монастыре Хотоин в Сандзё и занимался каллиграфией. Однажды там остановился и учитель. У меня была с собой игрушка хокоробаси [такой ванька-встанька из папье-маше], и я сказал: “Учитель! Нарисуйте мне портрет Сугавары Митидзанэ. Если вы этого не сделаете, хокоробаси ночью превратится в чудовище и нападёт на вас”. Учитель взглянул на хокоробаси и, похоже, очень испугался. Он нарисовал портрет Сугавары Митидзанэ, написал его титул и стихи, посвящённые ему. Портрет до сих пор хранится у нас дома. Когда я вырос, учитель сложил про этот случай стихи. Мне и сейчас стыдно.» Вообще очень много историй про то, как Рё:кан любил детей и с каким увлечением он играл с ними. За этим занятием его охотно изображают и на современных памятниках.




Рё:кан вёл очень скромный образ жизни и часто голодал — хотя за его каллиграфию многие готовы были отдать большие деньги, но он её не продавал: я монах, а не профессиональный каллиграф. Вообще он предпочитал «любительское и естественное» и, говорят, терпеть не мог каллиграфию профессиональных каллиграфов, стихи записных поэтов и еду, приготовленную мастерами поварского искусства. Сам он жил подаянием и иногда наводил ужас на знакомых своим неряшеством: так, всю полученную еду он складывал в горшок, который никогда не мыл, и этот горшок попал во многие рассказы о нём Кэра Ёсисигэ вспоминает: «Когда мастер жил на горе Кугами, он держал в углу очага горшочек с неочищенной соевой пастой. Мастер складывал туда остатки еды, а потом ел забродившую смесь, даже в жаркие летние дни, ещё предлагал попробовать гостям. Гости не могли есть это, а мастер ел спокойно, не обращая внимания на ужасный запах. Он пояснял: “Здесь могут быть насекомые, но когда я перекладываю еду в чашку, они, конечно, разбегаются. Поэтому никакого вреда не будет”».
С этим горшочком его тоже охотно изображают:


В то же время этот монах не отказывался от выпивки, пристрастился к табаку (хотя много лет даже своей трубки не имел, а просил затянуться у встречных) и «любил играть в го, но не любил проигрывать». А также был завзятым плясуном. Мясо и рыбу он иногда тоже ел, если его угощали; когда его укоряли за это, он отвечал: «Ну я ведь никогда не мешаю вшам и блохам есть меня по ночам — всё честно!»
Славился Рё:кан и рассеянностью: на всех своих вещах — плаще, соломенной шляпе, горшочке — надписывал: «Это правда моё», чтобы не перепутать. «Он часто забывал свои вещи в домах у друзей. Один человек посоветовал: “Запишите перечень того, что носите с собой и проверяйте каждый раз, когда уходите из гостей”. Мастер согласился с ним, написал список вещей и обязательно его перечитывал.» Один такой список сохранился — потому что Рё:кан забыл его в доме у друзей:
«1. Дары.
Шапка. Полотенце на шею. Бумажные салфетки. Веер. Деньги. Мячик. Камешки.
2. Личные вещи.
Соломенная шляпа. Штаны. Перчатки. Верхний шнур. Нижний шнур [для монашеского плаща — кэса]. Посох. Малая кэса.
3. Одежда.
Разная одежда. Промасленная бумага. Чаша для подаяний. Мешок.
Надо читать этот список каждый раз, когда ухожу, иначе будет плохо.»


Пользуясь невероятной доверчивостью Рё:кана, над монахом часто подшучивали, и он с этим мирился, хотя и не рад был обману. Кэра Ёсисигэ рассказывает: «Учителю однажды сказали: “Как приятно бывает подобрать деньги на дороге!”. Учитель тут же рассыпал свои деньги, подобрал их, но никакой особой радости не почувствовал. “Опять меня обманули”, — подумал он. Он несколько раз пробовал рассыпать деньги по-другому, наконец, закинул их далеко и потерял из виду. Тут он встревожился и изо всех сил стал везде их искать. Когда нашёл и вздохнул с облегчением, сказал: “Всё правда, меня не обманывали”». Вообще же к деньгам он был равнодушен: «Мне негде хранить большие суммы. Люди беспокоятся о том, что у них мало денег, а я — что их слишком много».
При жизни Рё:кан славился как каллиграф — и это его очень раздражало. Стихи его впервые были изданы уже посмертно, а прославились только в начале ХХ века (его очень ценил, например, Нацумэ Сосэки). А до того стихи Рё:кана часто служили основой для анекдотов. Есть трёхстишие Рё:кана:
«Вор всё унёс.
Оставил мне
Луну в окне.»
Кэра Ёсисигэ рассказывает по этому случаю применительно к своему наставнику ходовую байку про то, как вор ночью прокрался в хижину монаха, но ничего там не нашёл и попытался вытащить из-под спящего циновку-подстилку. Рё:кан не подал виду, что проснулся, и только повернулся, будто бы во сне, чтобы вору было удобней тянуть. Этот анекдот про разных персонажей рассказывают со времён античности — но показательно, что в Японии он закрепился именно за Рё:каном.
К 1920-м годам Рё:кан был уже знаменитой фигурой, про него писали книги, сравнивая с другим чудаковатым монахом — Иккю, и противопоставляя ему же. А в середине 1929 года Рё:кан впервые появляется и на сцене Кабуки: танцевальную пьесу «Рё:кан и нянька» (良寛と子守; текст написал сам Цубоути Сё:ё:, музыку — Токивадзу Модзибэй Третий и Токивадзу Мацууодаю: Третий, в главной роли — Морита Канъя Тринадцатый).

Из постановки чуть более поздней, но с теми же актёрами

Дело происходит в родном для Рё:кана краю Этиго, на окраине деревни возле изваяния бодхисаттвы Дзидзо:. Деревенские ребятишки играют под цветущими вишнями, среди них — девочка-нянька с ребёнком, привязанным на спине. Младенец плачет, она поёт ему колыбельную. Тут появляется Рё:кан, очень довольный: только что в гостях по соседству он поел и выпил, вишни цветут, дети бегают — чего ещё человеку надо? Ребята окружают монаха, болтают, кто-то спрашивает: «А где же твой горшок?» И правда — горшочка, который Рё:кан неизменно носит с собой, нет как нет! Монах страшно расстраивается, дети его утешают и, чтобы отвлечь от потери, предлагают сыграть в мяч. Он кидает мяч, танцует, забыв обо всём; потом Рё:кану завязывают глаза, чтобы поиграть с ним в жмурки. Но он неловок, никого не может поймать, детям это надоедает, и они разбегаются — только маленькой няньке жалко оставить доброго монаха, но ей надо отнести ребёнка домой. Рё:кан, не заметив, что он остался один, продолжает пытаться поймать кого-нибудь из детей — но вместо этого у него в охапке оказывается подошедший тем временем крестьянин, возвращающийся с поля. Рё:кан немного сконфужен, а крестьянин — ничуть; напротив, он спрашивает: «Не твой ли это горшок я нашёл, досточтимый?» И правда — это заветный горшочек Рё:кана! Монах снова счастлив, падает перед муживом на колени и проникновенно благодарит его.

В этой сценке мы видим почти полный набор из рассказов про простодушного Рё:кана — тут и горшок, и мячик (упоминаемый в списке про «не забыть!» и попавший на памятники) , и статуя Дзидзо:, и дети, и танец, и дружелюбный крестьянин… А девочка-нянька — это намёк на самый конец истории Рё:кана. Под старость он уже сильно болел, больше не мог жить отшельником и перебрался в дом одного из своих друзей и покровителей, который был рад его принять. Ухаживала за стариком молодая монахиня по имени Тайсин — похоже, Цубоути Сё:ё: имел в виду, что именно ею стала потом та девочка-нянька, так что опыт ухода за беспомощными у неё был большой. Рё:кан и Тайсин сильно сдружились в его последние четыре года жизни, обменивались стихами. Своё предсмертное стихотворение он ей и прочёл:
«Вот он крутится на лету —
То покажет скрытую сторону, то другую —
Так он и падает, осенний кленовый лист».

Via