Вера наша и вера чужая
Российский историк А.Б. Каменский два десятка лет назад отмечал, характеризуя статус православной церкви в российском обществе и государстве эпохи Нового времени, что «православие обеспечивало единство русских людей играло роль, аналогичную той, какую в течение многих веков играл иудаизм для евреев диаспоры», т.е. выступало в роли своего рода «маркера», позволявшего четко отделить «Своего» от «Чужого» (хотя стоит заметить, что преданность своему государю и своей локальной общности играло не меньшую, а порой и большую роль). И, развивая свой тезис дальше, он указывал, что «религиозное единство было важнейшим условием, идеологической базой создания новой государственности», а та роль, которую сыграла церковь в собирании русских земель под власть Москвы, придавала ей, церкви, статус государственного института.
Но здесь что любопытно - по ту сторону границы, в "другой" Руси, Руси литовской, православие очень долго играло не менее важную роль, и вплоть до конца XVI в. католицизм никак не мог добиться безусловного преобладания. При этом осознание себя православными отнюдь не мешало литовским русинам воевать с московскими русскими и без особогосожаления пустошить и зорить их земли (впрочем, и с другой стороны особых сожалений по поводу того, что приходится воевать с православными не наблюдается), да и потом, в эпоху той же самой Смуты, православие никак не мешало тем же казакам Сагайдачного опустошать владения православного царя Михаила Федоровича, сечь и брать в полон таких же православных, как и они сами, но только с другой стороны границы.
Выходит, что православие православию рознь, и "наше" православие - это правильное православие, а то, которое по "ту" сторону - какое-то неправильное, и ходящие не в нашу церковь - не совсем уж и "свои". И когда Н. Хеншелл пишет о том, что французские короли правили отнюдь не национальным государством, подданные которого не обладали сколько-нибудь развитым национальным самосознанием, оставаясь преданными прежде всего своей «земле», городу, религии, классу, семье, господину и уж потом королю, то это в полной мере может быть отнесено и к разделенной Русской земле, жившие на которой сперва определялись с тем, кому они верны - семье, роду, господину, городу, "земле", затем государю и лишь в последнюю очередь - религии.
Но здесь что любопытно - по ту сторону границы, в "другой" Руси, Руси литовской, православие очень долго играло не менее важную роль, и вплоть до конца XVI в. католицизм никак не мог добиться безусловного преобладания. При этом осознание себя православными отнюдь не мешало литовским русинам воевать с московскими русскими и без особогосожаления пустошить и зорить их земли (впрочем, и с другой стороны особых сожалений по поводу того, что приходится воевать с православными не наблюдается), да и потом, в эпоху той же самой Смуты, православие никак не мешало тем же казакам Сагайдачного опустошать владения православного царя Михаила Федоровича, сечь и брать в полон таких же православных, как и они сами, но только с другой стороны границы.
Выходит, что православие православию рознь, и "наше" православие - это правильное православие, а то, которое по "ту" сторону - какое-то неправильное, и ходящие не в нашу церковь - не совсем уж и "свои". И когда Н. Хеншелл пишет о том, что французские короли правили отнюдь не национальным государством, подданные которого не обладали сколько-нибудь развитым национальным самосознанием, оставаясь преданными прежде всего своей «земле», городу, религии, классу, семье, господину и уж потом королю, то это в полной мере может быть отнесено и к разделенной Русской земле, жившие на которой сперва определялись с тем, кому они верны - семье, роду, господину, городу, "земле", затем государю и лишь в последнюю очередь - религии.
Войдите, чтобы подписаться
Подписчики
0
0 комментариев
Нет комментариев для отображения
Пожалуйста, войдите для комментирования
Вы сможете оставить комментарий после входа
Войти сейчас