Очевидных для одних, и совершенно неочевидных для других.

Наверное, ключевым моментом начала Крымской войны является вопрос – почему же Англия встала на сторону Франции, а не России? И на этот вопрос в русских исторических исследованиях нет однозначного ответа. Более того, и в оценках современников этого ответа тоже нет. Чаще всего все сводится к тезису: «Англичанка гадит», так любимому нашими квасными патриотами. И не только ими. Вот всего лишь две цитаты. Первая из труда великого русского историка Тарле «Англо-французская дипломатия и Крымская война»: «Судя по некоторым сохранившимся документам и по воспоминаниям современников Сеймура, можно сделать вывод, что английский посол был в отчаянии от того, что затевал Николай. В отчаянии потому, что боялся за самого Николая I. Этот «жандарм Европы» был еще слишком нужен не только для стран европейского континента, но и для островной Англии, которая отнюдь не была застрахована от революции.
О беседе Николая I с Сеймуром сразу узнали дипломаты всей Европы, не только в Лондоне, но и в Париже, в Берлине и прежде всего в Константинополе. И сразу же обнаружились огромные размеры содеянной Николаем ошибки. Англия ответила ему отказом».
Вторая – из труда Алексея Кривопалова «Фельдмаршал Паскевич и русская стратегия 1848-1856 г.г.», где исследователь приводит письмо фельдмаршала Николаю I от апреля 1853 года: «Старинная всегдашняя политика Англии была: ссорить державы твердой земли. Это до того вошло в их правило, что, видя долгий мир в Европе, они старались даже возмущениями сделать перевороты на твердой земле. Как же им не рисковать несколькими кораблями для того, чтобы удержать Францию в разрыве с Россией?
Здесь обнаруживается в политике Англии, что боятся теперь англичане разрыва с Францией. Заняв Францию в другом месте, даже развязав с ней войну, не будет ли для англичан средством удержать Францию от нападения на Англию».
Налицо, как мы видим, какая-то демонизация Англии и английской политики, за которой кроется просто нежелание детально разобраться в английских интересах и мотивах.
Однако английские исследования в этом плане не хуже наших. Чего только стоит суждение, высказываемое от книги к книге, что захват Россией черноморских Проливов приведет к российской экспансии в Индии! Так и хочется закричать – Индия вроде как в другой стороне, товарищи исследователи. География, как-никак.
Или еще один тезис, который не выдерживает никакой критики – к тому времени, мол, Англия решила, что ей выгодна единая Германия, тогда как этому объединению мешала Россия.
И вот для того, чтобы понять британские интересы и мотивы, давайте встанем на точку зрения самих англичан, причем не нынешних, а того времени. И начнем мы с 30-х годов XIX века.
Собственно, первые проблемы начались в 1830 году. В Англии умер король Георг IV и на трон взошел Вильгельм IV Ганноверский. Мужчина он по меркам тогдашнего времени был уже старый, 65 лет, наследников иметь не мог, и вопрос о престолонаследии встал ребром. В результате «предполагаемым наследником» была назначена племянница Вильгельма, принцесса Виктория. С 1714 года королями Англии были курфюрсты Ганноверские, однако там действовал салический закон, и женщина не могла стать правителем герцогства, поэтому получилось, что правительницей Англии в 1837 году стала Виктория, а курфюрстом Ганновера ее брат – Эрнест-Август, герцог Камберлендский.
Камберлендский и сам был бы не прочь стать королем Англии, однако Британией, по сути, правил герцог Веллингтон, и ему под рукой нужен был слабый правитель, «свадебный генерал», который бы не лез в дела управления государством и не мешался под ногами. Поэтому герцога сплавили в Германию, и Англия оставила Ганновер без своей поддержки, которую оказывала в течение 115 лет. Таким образом, второй из упомянутых нами тезисов имеет совершенно простое объяснение – английская верхушка устранилась из Ганновера и Германии только потому, что не хотела получить в Лондоне сильного правителя, способного влиять на Парламент и политику. Ну а Ганновер балансировал между Австрией и Пруссией, поддерживая то одну страну, то другую.

Дальше - здесь.

Via