В 1741 году началась новая война России и Швеции.
В нашей литературе[1] повод к войне описывается следующим образом: шведский посол Нолькен при поддержке французского представителя при российском дворе Шетарди, пользуясь смертью Анны Иоанновны и внутренней нестабильностью государства (началась эпоха дворцовых переворотов), решили начать войну, чтобы вернуть отторгнутые у Швеции  Петром I территории Карелии и Прибалтики. При этом претендентка на российский трон Елизавета Петровна была не только в курсе этих планов, но и чуть ли не просила помощи в своем возведении на трон у шведа и француза в обмен на территориальные компенсации.
Основан такой подход на мемуарах французского посланника Шетарди, переведенных, и неоднократно изданных в России[2].
Если же почитать шведское изложение событий[3] - там все не так однозначно. В 1730-40-е годы в Швеции шла борьба между «партией шляп» и «партией колпаков». Первая была ориентирована на Францию, вторая на Россию.
Швеция этого периода была нищей страной, и буквально зависела от субсидий Франции и России. И весь вопрос был – у кого эти деньги брать. Вообще вопрос субсидий детально исследуется в книге Сванте Норхема «Наемники-шведы: французские субсидии Швеции в период 1631-1796 г.г.»[4].
Краткое изложение выглядит так. На тот момент королем Швеции был Фредерик I Виттельсбах, главой Королевского Совета был Арвид Горн. Еще в 1735 году Франция предлагала Швеции повышенные субсидии (на тот момент выплаты Швеции составляли всего 14 миллионов ливров, чтоб считалось шведами совершенно недостаточным), если шведы будут держать более многочисленную армию. То есть сначала шведы увеличивают армию, а потом французы платят субсидии. Фредерик и Горн отказались от такого предложения, сообщив, что хотят сначала получить деньги, а потом уже увеличивать армию. Горн на обсуждении вопроса прямо сказал: «каждый может убедиться, что Франция, впрочем как и любая другая сильная держава, дает деньги не из невинной любви к Швеции, а преследуя свои интересы».
Тем не менее, обсуждения продолжились между французским послом Сен-Северином и лидером «партии шляп» Карлом Юлленборгом. В результате в 1739 году в Париж был послан Карл Густав Тессин (Tessin) для переговоров с кардиналом Флери. Флери, встретившись с посланником, отметил, что Франция, безусловно, заинтересована в том, чтобы сильная шведская армия на российской границе держала Россию в известном напряжении, но тут только что (20 октября 1740 года) умер австрийский император Карл VI, и французы, в обход Прагматической санкции, согласно которой трон передавался дочери покойного Марии-Терезии, хотели бы видеть во главе Священной Римской империи (СРИ) баварского курфюрста Карла-Альбрехта. С учетом того, что часть земель Швеции (шведская Померания) входили в состав СРИ, французы готовы выделить Швеции повышенные субсидии, дабы шведы голосовали «как надо» и в случае войны поддержали бы «французскую партию».
Тессин же, как представитель «партии шляп», настаивал на угрозе России, чтобы Швеция «встала с колен».
Таким образом, стороны обменялись мнениями, при этом французы думали, что выделяют субсидии для шведской поддержки в Германии, тогда как Стокгольм был уверен, что деньги ему дают на борьбу с Россией. И уже к началу 1741 года на шведско-русской границе были сосредоточены 10-12 тысяч штыков.
Ну а в феврале 1741 года, в ночь с 25 на 26-е, на выходе из русского посольства, депутаты от «партии шляп» во главе с полковником Лагеркранцем поймали какого-то человека, прямо-таки набитого деньгами. Им оказался ни кто иной, как государственный канцлер Густав Йохан Гилленштерна (Юлленштерна).
«Шляпы» отволокли его в ближайший дом, судя по всему несколько раз дали по зубам, и Гилленштерна признался, что отнес русскому послу Михаилу Бестужеву-Рюмину несколько секретных государственных бумаг в обмен на золото.
Срочно была создана комиссия для расследования «русской угрозы», которая с удивлением выяснила, что русские чуть ли не на корню, ну или оптом, купили почти все шведское правительство – 25 человек из «партии колпаков» в той или иной степени сотрудничали с русскими в обмен на хорошие выплаты. Так, шведский клерк в Або Архенгольц писал в Финляндии «прелестные письма», прямо призывая финских партизан нападать на шведских солдат. Переводчик шведского посольства Матезиус за не особо большие деньги (50 рублей в год) присылал Бестужеву-Рюмину копии всех переговоров шведского секретаря по иностранным делам с иностранными послами, и т.д.
Фредерик, узнав об этом, рвал и метал – вместо уволенных 25-ти дворян он ввел в Королевский Совет своей властью 25 крестьян, сказав, что «простые сердца не склонны к предательству».
Из декларации о войне шведского риксдага (июль 1740 года): «Поведение российского двора в последние годы было настолько недружественным, что в стране чуть не началась война всех против всех. Мы вынуждены объявить войну¸ дабы спасти свое королевство, честь и репутацию, и в будущем со шпагой в руках отстаивать свою независимость от нашего большого соседа».
Отдельно было отмечено, что война объявляется «нынешнему русскому царю и русскому двору», а не русскому народу. Наверное, этим самым шведы надеялись привлечь заговорщиков, которые планировали возвести на трон Елизавету Петровну, на свою сторону.
Для французов, рассчитывавших на поддержку шведов в Германии, произошедшее стало небольшим шоком. Тем не менее, дабы сделать хорошую мину при плохой игре, отметили, что война была вызвана отстаиванием «чести и независимости шведского королевства» и поддержанием «баланса сил в Скандинавии». Французы увеличили субсидии на 1.5 миллионов риксдалеров (до 43 миллионов ливров в общей сложности), утешая себя мыслью, что даже в таком финале есть что-то хорошее – Россия, связанная войной со Швецией, не сможет прислать на помощь союзной Австрии свои войска. Однако французы молили шведов держать информацию о дополнительных субсидиях в секрете.

Via