Хоть сегодня и Рождество (по ст.ст.), однако ж пару слов в продолжение вчерашнего разговора. Могли Николай Павлович одним росчерком пера отменить крепостное право? Теоретически, в сферическом вакууме - да, мог, он вроде бы как самодержец и все такое. И когда пишут, что, вот, он не хотел, он откладывал единственно по причине своей злобности et cetera, то критика эта основывается, нет, не на недомыслии, а на непонимании размеров тех проблем, которые возникали с освобождением крестьян.
       Проблема 1. "Распалась цепь великая, распалась и ударила, одним концом по барину, другим - по мужику". Некрасов не случайно эти слова написал. То, что крестьян нужно было освобождать, наиболее просвещенным дворянам было ясно еще во времена Екатерины II. Но что делать с дворянами? Верховная власть не могла допустить массового разорения дворян, ибо они составляли становой хребет администрации что гражданской, что армейской. Перевести же всех дворян на казенное содержание, повысив им жалование - откуда взять деньги? Заменить их - но кем, базаровыми, добролюбовыми, белинскими, герценами или кабановыми с бальзаминовыми?
       Проблема 2. Как управлять пореформенной деревней? До реформы помещик выступал в роли правительственного агента, управляющего, обладавшего полицейской, судебной и административной властью над своими подопечными крестьянами. Убрав помещика, освободив крестьян от его власти - кто и как будет управлять деревней? Заводить новую администрацию? А где деньги взять? Решено было взять общину, но чтобы проверит ее действенность, нужен был определенный опыт, и он был получен в ходе реформы государственных крестьян. А пока его нет - бросаться в бой, не зная, что будет дальше? А не кажется ли, что это будет слишком рискованный эксперимент
       Проблема 3. Каким должен быть правовой статус освобожденных крестьян? Пока они выступают в роли недееспособных, ту все более или менее понятно, а после освобождения? Как здесь быть? Обретая свободу, они, крестьяне т.е., обретают и гражданские права, но их нужно регулировать, а законодательство по этому вопросу молчит. Николаю пришлось, параллельно с отработкой крестьянского вопроса, решать и эту проблему.
       Проблема 4. То, что крестьянское хозяйство в нечерноземных губерниях не слишком, мягко говоря, эффективно, было известно более чем давно. Вопрос - что станут делать крестьяне на воле, оказавшись один на один с этой проблемой? Начнут мигрировать в поисках лучшей доли, не так ли? А где она, эта лучшая доля? Город пока не готов принять и переварить массу обезземеленных крестьян. Выход как будто есть - организация переселенческого движения на восток, но есть одна закавыка - где деньги и где инфраструктура для этого?
       Одним росчерком пера можно освободить крестьян, и можно даже сделать так, чтобы и дворяне были довольно - по муравьевскому проекту сделать. Но к чему это приведет? Основная масса дворянства не сумеет перестроить свое хозяйство на новый лад (пореформенное дворянство смогло это сделать, имея на руках все козыри?), крестьянство, мягко говоря, будет сильно недовольно, и во что выльется это недовольство - неясно, но они в любом случае не американские негры, их слишком много. А если наплевать на мнение дворян и дать землю крестьянам, то тогда рухнет товарное производство хлеба, ибо пока кулаки встанут на ноги, пока они наладят производство хлеба... В общем, куда ни кинь, везде клин и так или иначе поспешать, конечно, надо, но медленно, иначе. Впрочем, Николай, будучи на вершине Империи и владея (более или менее - спасибо корпусу жандармов и лично тов. Бенкендорфу) информацией о положении в деревне и о мнениях дворянства (не столичных говорунов, а основной массы, отнюдь не желавший расставаться со своими привилегиями - сколько там крестьян получило свободу по указу от 1802 г.?), решил не торопиться, но основательно подготовиться к столь важному и решительному шагу.



       P.S. Не стоит забывать и про моральный фактор. Победа в наполеоновских войнах как будто подтвердила тезис о том, что "Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается до будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение". Зачем же от добра искать добра?