ЗЕРКАЛЬЩИК

Горстка камешков и стекляшек – а мозаики больше нет.
По настенным щербинам мудрый восстановит её лицо,
Ясновидец картину были, как свидетель, узрит во сне,
Мастер выложит из осколков что-то новое и своё.

Я ни тот, ни другой, ни третий – просто дельщик зеркальных дел:
Можно в зеркале горсть и стену со щербинами отразить,
Подписав: «Так проходит слава…» или вовсе не подписав,
Потому что любой, кто хочет, в отражение вложит смысл.

Можно взять зеркала, стекляшки, сладить пёстрый калейдоскоп –
Пусть порядок его узоров не зависит ни от меня,
Ни от древнего мозаиста, ни от смотрящего в трубу –
А получится гармоничней, и обильней, и веселей.


(Сегодняшние стихи – из сборника «Вавилон», середины и конца восьмидесятых.)

********

Пел я жизнь свою, как песню, с легкомысленным азартом,
Без расчетов и сомнений, без раздумий и тревог –
Так игрок, забыв про деньги, верит только пёстрым картам,
А его швыряет Случай, безрассудный пьяный бог.

Пил я жизнь свою, как воду, перемешанную с кровью,
Что для путника в пустыне претворяется в вино,
И захлёбывался пряной беспричинною любовью –
Или яростью, что, в общем, совершенно всё равно.

А когда кончались силы, стены синие шатались,
Оставалась мне бумага, оспой литерной пестра –
В душу с шорохом вливались, в гулком черепе мешались,
Пенясь, Тихонов и Киплинг, Брюсов и Эредиа.

И бурлится эта песня, и рекою хлещет плечи
Этих строк, страстей и жара наркотическая смесь –
И пускай в нежданный срок я, умирая, не замечу,
Что играю и люблю я, что пою уже не здесь!


ХРАМ

Не рассчитывай ни на что другое:
Что ты захватил, навсегда с тобою,
Что ты покорил, то тебе досталось –
Полною мерой.
Не лови луну – оборвётся невод,
Не бросай семян – вышло время сева,
Впереди тебе остаётся малость –
Жить своей верой.

Ты её растил, как цветок, упрямо,
Строил из камней, словно стену храма,
И теперь тебя окружили стены –
Выхода нету.
Сидя у окна, не гляди на море,
Ты теперь один – принимай, не споря,
Этот странный мир, этот запах тлена,
Отблески света.

Ты построил храм – поклонись же крову,
Ты построил склеп – не покинуть снова,
Не рассчитывай на чужую жалость
Осенью серой.
Отгороженный от людей и бога
Верою своей, отдохни немного.
Что ты создавал, то тебе досталось
Полною мерой.


********

Ходят мухи по стене,
Шестиногие вполне,
Разнося заразу.
Почему так тошно мне,
Почему всё сразу?

Закрутился я с людьми
С первого же разу:
Их же хлебом не корми,
А участие прими –
И во многих сразу.

Ни поесть и не поспать,
Ни закончить фразу…
Видно, надо привыкать:
Лишь в могиле – тишь да гладь,
У живых – всё сразу.


ЧЕРЕПАХА

Бессильного доспеха пустая скорлупа
Лежит передо мною, разинув тщетный шлем.
Не жалуюсь на то, что судьба ко мне скупа,
А жалуюсь, что алчен неведомо зачем.

Зачем мне пожелалось покинуть свой доспех,
Покрасоваться глупой широкою душой?
Такой надёжный панцирь – презрение и смех!
Так почему мне было в нём так нехорошо?

Зачем пошёл я к людям, себя им подарил,
Зачем связать позволил тщеславием себя?
Зачем я разговоры пустые говорил
И отвергал доспехи, свободы пригубя?

Наркотик честолюбья опасней гашиша,
И дружба увлекает запойнее вина…
Тебя не продавал я, а подарил, душа –
И слишком поздно понял, что ты и мне нужна.

Но вина станут желчью, зубами вспыхнет смех,
И я вползу обратно в пустую скорлупу,
И стану там смеяться – отдельно ото всех,
Без страха Ахиллесу попасться под стопу.


РОЛЬ

Я брожу по городу, захожу в дома,
Встречаю приятелей, встречаю врагов
И безостановочно говорю свой текст.

Я не знаю, право же, кто мой драматург:
Может, он там, в публике, а может, и нет.
Может, уж и умер он — это все равно.

Не имею права я изменить слова,
Не имею права их даже позабыть —
В будочке невидимой прячется суфлер.

В зале тьма кромешная, не видать ни зги:
Мне и не положено в публику глядеть,
А на сцене солнышко в тысячу свечей…

Вижу в зале проблески, чувствую дымок:
Это начинается, видимо, пожар —
Но суфлер мне этого слова не сказал…

Пламя пляшет ясное, словно танцовщик,
Лижет перекрытия, люстры и людей,
А они таращатся — что-то там со мной?

Вот и балки падают, давят и трещат,
Плещут в небо темное крики и огонь;
Я читаю публике умный монолог.

Поскорей бы занавес, только он сгорел,
Сгорела и публика, и весь балаган —
Живы только двое мы — я и мой суфлер.

Очевидно, Драматург все предусмотрел.


ПЕСЕНКА О КРАМОЛЕ

Подымаю взор горе, опускаю долу,
А приятели мои вместе, как один,
Стали чаще повторять: «Напиши крамолу:
Дескать, раз уж ты поэт, будь и гражданин».

Я пока не «гражданин», я пока «товарищ»,
Я писать таких стихов вовсе не хочу.
Там где ты, приятель мой, в грязь лицом ударишь,
Разверну свои крыла, в небо улечу.

А под небом города, да леса, да долы,
Солнце светит и глядит, кто о чём поёт,
И гуляет по Руси рыжая Крамола,
А зачем она нужна – кто же разберёт?

Все по комнатам сидят, и чего-то пишут,
И за темой что ни день лезут в календарь;
«Громко скажешь – донесут, тихо – не услышат», –
Видно, правду говорил этот древний царь.

Эй, приятель-гражданин, не хватай за полу:
Всё, что надо, напишу, только в свой черёд.
Бесполезно на Руси выводить крамолу:
Ей уже за тыщу лет – пусть сама помрёт.


СОН

Мне снилось, что я проснулся,
включил радио и услышал:
«Не волнуйтесь!
Сохраняйте спокойствие!
Сегодня ночью,
Между двумя и пятью часами,
Произошла третья мировая война.
Мы победили,
Погибших – столько-то миллионов.
Сегодня они не проснутся.
Списки будут опубликованы в газетах».
Я проснулся и включил радио:
Передавали только марши.
Но я не стал спускаться за газетой.

Via