(Продолжение. Начало: 1, 2, 3, 4, 5, 6)

17. Средний советник Намма
Пропадают печати по-прежнему, хотя за прошедшую ночь — только два новых случая, считая нападение на переписчика Дзёхэя-младшего. Если дочь господина Наммы права, то до тысячи ещё далеко. Кажется, приказным уже известен день, когда это наводнение достигло верхней отметки: во второй день Пса нынешнего месяца печати исчезли сразу у семерых чиновников. По крайней мере, тогда они это обнаружили, может, и с запозданием.
Резчики второй день сидят под замком, но пока без толку. Кроме китайца Рэя просить за них никто не пытался, хотя сыщик Сайма и надеется: быть может, знатный покровитель этих негодников выдаст себя. Удалось выйти на след ещё двух воров, да городская стража уступила-таки своего задержанного. Никакого толку от этих жуликов добиться не удалось: действовали по найму, заказчик — рослый незнакомец грозного вида, но без особых примет, говорит по-столичному. Один вор ещё не успел сдать добычу — был схвачен с поличным; за ним проследили до назначенного места встречи с заказчиком, но тот не появился. Глава Приказа бурно выразил своё разочарование работой сыскного отдела. И велел всё-таки проверить хотя бы своих чиновников: у них-то хоть печати на месте?
Приказные на такое недоверие обиделись, но печати предъявили. Все, кроме двоих, которых на тот час не оказалось на месте. Одного рассыльного и одного делопроизводителя, Наммы-младшего. Последний, вообще-то, должен был присутствовать, но оставил записку, что отправился на встречу с соглядатаем, кажется, многообещающую… Остаётся надеяться, что это правда.
Средний советник снова и снова перебирает у себя на столе одинаковые чертежи Столицы. На черновой тонкой бумаге, чтобы можно было их попарно смотреть на просвет. Разметка мест нападений и краж. Разметка усадеб пострадавших. Разметка домов, где, насколько помнят пострадавшие, каждый из них бывал незадолго перед пропажей печати. Другой, недавно начатый лист: места, где, по словам наёмных воров, с ними встречался заказчик. На каждом листе красные точки, тонкие чёрточки от них — в сторону Первой и Второй улиц, к усадьбам, где у каждого из известных Приказу обокраденных чиновников живут главы их семей и ведомств.
Никакой закономерности. Даже если дочка права, и похититель выбирает жертвы наобум — всё-таки должен этот случайный выбор что-то сказать о нём самом. Где он живёт, где бывает по делам, или наоборот, где надеется остаться неузнанным. Но — увы. Впечатление такое, будто перед нами особа, одинаково хорошо знакомая с каждым переулком в огромном городе — или равно плохо знающая их все. Воров таких мало, служилых тоже, даже соглядатаи Приказа обычно работают в двух-трёх хорошо изученных кварталах. И это значит: собраны далеко не все данные. Полной картины нет.
На всех листах чист остался только прямоугольник в северной части города — Дворец Государя. И это, к сожалению, также может объясняться двояко. Или сюда злоумышленник и его люди не вхожи — или данных по кражам во Дворце Приказ до сих пор не добыл. Запрос в обе дворцовые стражи послан — ответа нет.
Снова и снова в Приказе раздаются речи: не запросить ли всё же дозволения на проверку всех восьми ведомств? Нет, жёстко отвечает господин Асано-средний. Этого-то, вероятно, негодяи и добиваются, а потакать им мы не будем. Конопляный дом, как известно, не идёт на поводу у тех, кто пробует его запугать.
Младший советник Сайма подходит, оглядывает ворох чертежей. Хмуро и немного смущённо молвит:
— Это глупо, конечно, но… Может, привлечь Ведомство Тёмного и Ясного начал — с их данными всё это никак не соотносится? Вдруг окажется, что кто-то недавно заказывал гадание, и для него оказались благоприятны именно все эти места? Хотя, конечно, такое было бы слишком большой удачей…
Нет уж. Намме хватило вчерашнего сопоставления похищений со стихами столетней давности. Если свои объяснения ещё дадут и знатоки добрых и дурных направлений и дней, всё запутается ещё больше.
— И ещё. Тут у нашего чертёжника есть соображение, — продолжает Сайма, кивая в сторону дверей того отдела, где сидят приказные писари. — Возможно, не вовсе бессмысленное, хотя и не стыкуется с показаниями воров.
— Какое же?
— Конец года. Многим нужны средства на уплату старых долгов и на срочные взятки. Не давал ли кто-то ссуды под залог печатей? И тогда наши пострадавшие просто врут: ведь если у них печать украли, они виновны в недосмотре и только, а если сами её заложили — это уже бесспорное злоупотребление.
— Едва ли, — качает головой Намма. — Не только в признаниях воров дело и даже не в том, что у пары ограблений имеются свидетели. Конечно, это всё может быть подстроено. Однако на подобную ложь пошла бы всякая мелкая сошка — но не наместники же! А у нас и такие имеются.
— Ну да. И к тому же, едва ли разные ростовщики сговорились такие заклады брать. А богача, кто мог бы один ссуду дать стольким людям, я не знаю. Нет, это не объяснение…
Разве что занимали чиновники небогатые, а ссужали их как раз наместники и другие вельможи, через посредников. Одни ссужали, другие принимали взятки, а потом все они испугались слухов… Но ведь слухов-то и не было! До признания конюшенного Тамбы вообще ни о печатях, ни о проверках речи не шло!
Вдобавок ко всему Намма-младший в Приказе так и не появился до конца служебного дня. Закончив на сегодня с делами, средний советник отправился на поиски сына. Не случилось ли беды, как накануне с Хисаёси?
Вообще с этой осени мальчик, кажется, вошёл во вкус сыскного дела — а в последние дни его рвение и вовсе удивительно. Можно было бы только радоваться, но хотелось бы понять причину. Это всё поездка в Приволье, столкновение с разбойниками и местной знатью, гибель рассыльного Бана? Или благое влияние молодой жены и тестя? Нет, на Восьмого царевича не похоже… Или у делопроизводителя тут личная заинтересованность?
Следователь Намма остановился прямо посреди главной площади. О том, что нынче будут проверять, целы ли печати у всех приказных, шептались ещё вчера. Сын наверняка об этом слышал. Когда Намма-старший в последний раз видел его печать? Пять, шесть… не меньше десяти дней назад. Неужели пропала, и потому-то делопроизводитель и мечется по Столице, чтобы первым её разыскать и сделать вид, будто всё в порядке?
Намма направился к усадьбе царевича Оу, на Первую улицу. Его впустили, любезно приветствовали. Нет, господин делопроизводитель сегодня ещё не возвращался. Да, конечно, господин средний советник может подождать у него в покоях. Добро пожаловать!
Между прочим, следователь давно уже не навещал сына в его новом жилье — почитай, с самых первых дней после свадьбы. Нехорошо — но и докучать царевичу лишний раз было бы неудобно.
В покое Наммы-младшего — чисто и прибрано, совсем не так, как когда он жил в отцовском доме. Видимо, у царевича лучше следят за порядком. Впрочем, и отсутствие в усадьбе малых детей может иметь значение… Или требовательность невестки. Или просто Садаёри наконец повзрослел…
На службу делопроизводитель сегодня, похоже, и не собирался — вот, на распялках висит должностное платье, на столике рядом лежат шапка и пояс. Отправился куда-то по частному делу — или притворился, что это так. По крайней мере, едва ли попадёт в такую же переделку, как Хисаёси, который своих китайцев в трущобах навещает в полном казённом облачении.
Намма подошёл к столику, взял в руки пояс, взвесил на руке ларчик с печатью. Не пуст, уже хорошо; но лучше удостовериться. Сыщик открыл коробочку, вытащил печать. Хвала всем богам — та, что и должна тут быть: «Намма Садаёри из дома Конопли. Делопроизводитель. Полотняный приказ».
Средний советник шумно выдыхает, бережно кладёт печать и пояс на прежние места. На всякий случай ещё раз оглядывает комнату — по привычке и просто из любопытства.
Одежды всякой много, в основном новой и нарядной. Можно сказать, щегольской на пределе уместного для простого делопроизводителя. Равняется на знатную молодёжь, гостей царевича? Или просто — увеличились возможности, возросли и потребности? В чём он утром отправился из дома, в любом случае не определить.
А вот лука и стрел не видно. Или в этой усадьбе все подобные снасти держат в особой оружейной каморе, или мальчик счёл, что сегодня они ему могут пригодиться. По какому же следу он пустился?
В детстве любил читать — сейчас книг тут почти нет. Два-три сборника стихов, деловой письмовник, китайское сочинение по государственному управлению, «Извлечения из Облачного летописания»… А это что за свиток в изголовье? Узорная обложка, как для прошения на Высочайшее имя. А почерк-то, почерк каков! Впрочем, и содержание примечательно…
Следователь Намма разворачивает свиток и углубляется в чтение.
Верные Государевы слуги в трепете доводят до сведения Властителя Земель: шестнадцать из шестидесяти шести областей Облачной державы охвачены мятежом. Необъявленным, но оттого ещё более опасным. Злодейские шайки во главе с атаманами, присвоившими себе общее прозвище Барамон, прикрываясь речами о благе страны и народа, чинят разбой, обирают простой люд, запугивают чиновников на местах, препятствуют законному ведению дел. Мятежники многочисленны и хорошо вооружены, подобно диким зверям, скрываются в горах и чащах. Нижеподписавшиеся испрашивают для себя и для своих родичей, служащих в мятежных краях, Государева решения: применить для подавления смуты военную силу, включая державные войска. И умоляют назначить единого военачальника, ответственного за усмирение.
Подписи по кругу, двенадцать печатей. В основном наместничьи: Медвежий край, Речной, Заозёрье, Перевалы, Пещеры, Охвостье, Верхняя и Нижняя Киноварные земли. Остальные печати столичные, дворцовые: младший сокольничий, прежний наставник царевичей, стольник и средний советник Дворцового ведомства.
Сыщик Намма в уме переставляет печати в другом порядке: как они шли бы, если бы были оттиснуты на чертеже Облачной страны. На севере от Столичной области — Заозёрье. Дальше на восток два пробела: Подступы и Озёрный край не представлены, зато есть Перевалы, что за Подступами. Далее к югу пропущено Приволье… Впрочем, среди печатей есть Мино, средний советник — племянник Привольного наместника. К югу от Приволья, постепенно возвращаясь с востока к западу: Охвостье, Пещеры, и, минуя Укромный край, сразу Медвежий. И снова пропуск: Подгорье и Прибрежный край, где гавань Нанива. Движемся к северу: Речной край, оба Киноварных, а с ними уже граничит Заозёрье. Кольцо вокруг Столицы замкнуто.
Надо вспомнить. Сокольничий — сын наместника Укромного, этот пропуск заполняем. Стольник — брат наместника Прибрежья. И наконец, наставник: его предки вообще с материка, зато у него учились грамоте несколько поколений Облачного рода. То есть все Буревые, Дождевые, Туманные господа ему не чужие, как и хозяин этой усадьбы, царевич Облачный Покров. Ну, а Озёрный наместник — тоже царевич, так что, можно считать, из всех ближних к Столице областей не охвачены остались Подступы и Подгорье.
А ведь и в этих двух краях шайки Барамона объявлялись. Равно как и в Заперевальном краю и в Ущельях: это уже дальше к северо-востоку. Итого шестнадцать областей. Из Укромного и Охвостья у Полотняного приказа прежде сведений о разбое не было.
Впрочем, поставить своё имя под таким прошением Подгорный наместник, кем бы он ни был, не мог бы. Ему бы господа из Подгорного рода, братья младшей государыни, раньше руки оторвали вместе с печатью.
Кстати, о печатях: каких из них в последнее время недосчитались? Наместник Пещер — ограблен в двух шагах отсюда. Перевальный не сообщал в Приказ, но Сайма толковал с его писарем — похоже, тот в эти дни никаких грамот не заверял, всё откладывает. То есть возможно, но не наверняка. Молодому Мино печать подменили, об остальных дворцовых ничего пока не известно. Наместник Охвостья отбился от нападения. Наместник Медвежьего края как раз этим утром прислал в Приказ письмо с просьбой встретиться завтра — по некоему тайному делу. Наместник Заозёрья, если и остался без печати, никогда не признается. А заготовку для Перевальной печати обнаружили у китайских резчиков. Остальные известные на сегодня пропажи вроде бы к этому кольцевому списку отношения не имеют.
Что всё это значит?

18. Делопроизводитель Намма-младший
— Что всё это значит?
На самом деле тут и спрашивать нечего. Старший следователь Намма обыскивает жилище собственного сына, воспользовавшись его отсутствием. Наверное, подобного надо было ожидать — но я не ожидал.
— Пытаюсь понять, где ты пропадаешь и чем занимаешься, — спокойно говорит батюшка. — Вот к этому, — он поднимает свиток, — ты какое имеешь отношение?
Хорошо же. Отвечу на заданный вопрос — а чем я занимался сегодня, пусть выясняет сам, коли так.
— Меня попросили при случае передать грамоту Властителю Земель.
— И что, случай не представился?
— Сейчас не время. А может, и вообще не будет такого случая.
— Понятно, — кивает отец. — То есть это тебе решать, будет или не будет. Но тогда ты должен был позаботиться или о том, чтобы прошение о подавлении смуты стало известно Приказу, или о том, чтобы оно никому из наших на глаза не попалось. А не бросать абы где.
В общем-то, конечно. Но я на обыск не рассчитывал. Спрашиваю:
— И что теперь? Изымешь?
— Пожалуй, изыму, — говорит господин средний советник и усаживается. Показывает мне: ты тоже садись, разговор будет длинный.
Некоторое время ко мне присматривается. Не понимаю, что он хочет увидеть. Или просто давно не видел меня в неказённом платье? Потом спрашивает:
— А кто тебя в эту затею впутал?
На самом деле, наверное, Барамон. Но я отвечаю на то, что он имел в виду:
— Средний дворцовый советник Мино. Он знал, что Властитель Земель порою удостаивает меня беседой. И не знал, о чём.
Про свою встречу с разбойниками в Приволье я Государю уже поведал осенью. Сперва — в тайном докладе, потом устно уточнил подробности. Так тогда и не понял до конца: Властитель Земель просто уже знал об этих Барамонах или сам ими тайно и руководил? А потом всё переменилось, появился прорицатель, и больше поговорить о государевых негласных помощниках не удалось…
— И ты прошение взял, а передавать не стал, — кивает отец. — Ни Государю, ни мне. Это я понял. Но вот любопытно: а понял ли сам Мино со товарищи?
— А с чего бы? Он меня уже спрашивал, я сказал, что свиток отдал. Господин дворцовый советник спросил: и что? Я отвечаю: Властитель Земель изволил грамоту прочесть, бессловесно выразил гнев, порвал её в клочья, но потом обрывки сложил и прочёл ещё раз. А вслух ничего не сказал, и угадывать его ответ я не берусь, ибо не ведаю, что там было написано. Я же обещал, что читать не буду!
— Странно, откуда такое доверие между тобою и господином Мино.
— У него не было другого выхода. Кроме того, он знает, что я в обиде на его дядю, и считал, наверное, что я грамоту всё же прочту и охотно помогу ему господина Мино-старшего обойти и сесть на его место.
Батюшка кивает:
— Понятно. А мне ты ни о чём не сказал — почему?
Ну как ему объяснить?
— Это не из-за тебя. Я же уже говорил, что считаю: Барамон действует на благо Государя и державы. А если бы в Приказе прочли эту грамоту, пришлось бы что-то делать.
Он смотрит на меня, невесело усмехается:
— Так в Приказе об этих разбойниках дело давно заведено. И уже решено ничего пока не предпринимать.
— А — почему? — спрашиваю я. Кажется, выставляя себя дураком, но теперь уж не важно.
— Потому что непонятно, что с ними делать. Точнее, господин глава Приказа не уверен, справимся ли. То, что творят эти твои Барамоны — безобразие, но не большее, чем безобразия наместников. В пределах допустимого. А вот если объявить это мятежом, попытаться подавить и не суметь — это уже потрясение основ, если можно так выразиться. Непростительная ошибка. Действовать же безошибочно мы пока не в состоянии — недостаточно сведений. Их потихоньку собирают, но это дело небыстрое. Вот даже в этой бумаге для меня обнаружилось кое-что новое…
— Любопытно, — спрашиваю я, — а к самим наместникам сказанное тоже относится? Надо бы их вывести на чистую воду, но боязно, что не выйдет?
— Выйдет, но постепенно. Думаю, многие из них утверждены в это Новогодие на прежней должности не будут. А некоторых переведут на места почётные, но никакой свободы действий не предполагающие. Слишком на виду.
— Вообще-то иные из них, я думаю, заслуживают по меньшей мере отставки. Полной.
— И кто займёт их места? Разбойники?
— И то больше пользы было бы, — ворчу я, но понимаю: с таким батюшка никогда не согласится. И даже не поверит, что я это всерьёз.
— Ладно, — говорит господин средний советник уже вполне служебным голосом. — Но ты понимаешь, что из-за твоего молчания половина Приказа уже восемь дней тратит силы впустую? И ты сам в том числе? Что вот оно, — он встряхивает свитком, — дело о печатях?
Буду честен:
— Нет, не понимаю.
— Наместники и их родня подали прошение. Ты им сказал: Государь прочёл, но разгневался. Они ждут и видят, что ответа нет: никого из подписавшихся не вызывают для объяснений, ни о каком мятеже не объявлено, никакие войска никуда не движутся. То есть — не получилось. И может так выйти, что их подписи под этой грамотой окажутся использованы против них же.
— То есть они тоже считают, что Барамон действует с ведома Властителя Земель и согласно его воле? — уточняю я и прикусываю язык. Но отец, кажется, не обратил внимания:
— Например. Или наоборот: раз уж Государь клочки сложил и послание перечитывал, он готов пойти навстречу просьбе. Но полномочным воеводой для усмирения разбойников собирается поставить совсем не ту особу, которую они имели в виду. И этот воевода разберётся с ними не хуже, чем с разбойниками.
— Кстати, а кто он, этот воевода? — спрашиваю я как бы вскользь. Потому что над этим я много думал, но так и не догадался.
— Понятия не имею. Сейчас оно и не важно, раз ты всё равно грамоту Государю не отдал. Так или иначе, свиток этот, решают наместники, становится опасен для них же. А отпереться уже трудно: тут их печати стоят. Разве что…
Ага, наконец-то я сообразил:
— Разве что они тут ни при чём — это враги украли у них печати, составили от их имени прошение и передали Властителю Земель. Но если их спросят, они признаются, что печати пропали, Приказ это подтвердит, а сами они заверят Государя, что тут написана полная чушь и клевета, никаких разбойников нет в помине и в землях их всё благополучно.
— Подозреваю, что так, — кивает батюшка.
— И даже если я скажу, что получил эту грамоту от дворцового советника Мино, кому скорее поверят: делопроизводителю или наместникам и прочим вельможам?.. Но вот что не сходится: печати же украли не у всей этой дюжины. По крайней мере, старик-наставник не далее как вчера вот тут, у царевича, ставил свою печать под какими-то стихами, переписанными его рукою. И, с другой стороны, ни Тамба, ни Кабуто, ни вообще большинство из тех, кто остался без печатей, к прошению отношения не имеют. Или всё-таки имеют?
— Всё-таки нет. И это на руку тем, кто устроил кражи: пропади только и именно те печати, что проставлены на прошении, — Властитель Земель (а они считают, что грамота у него, пусть и рваная!) уж сумеет сложить два и три и разобраться, в чём дело. А так — ну, мне вот они сумели отвести глаза. И, что даже более примечательно, тебе, хоть ты этот свиток и читал.
То есть самое лестное, что я о себе могу сказать, — что я сам себя перехитрил. А на самом деле даже хуже…
— И что теперь? — спрашиваю я.
Батюшка сразу не отвечает: прикрывает глаза, втягивает щёки — думает. Наконец говорит:
— Теперь придётся следить во все глаза, но не за всеми чиновниками в Столице, а за теми, кто грамоту подписал, а судьба их печатей нам не ведома. Ты, похоже, больше меня имел дело с этим младшим Мино. Как считаешь: он остальным твою выдумку пересказал?
Тут и считать нечего:
— Нет, конечно. Иначе бы они его уже самого на клочки разорвали. И не стал бы Пещерный наместник подставлять собственную голову, чтобы след замести, а наместник Охвостья из тех же соображений доблестно отбиваться.
— Ладно, — батюшка встаёт, сворачивает свиток и прячет его в рукав. — Пожалуй, так и поступим. Кстати, а где ты сегодня пропадал весь день?
— Уже не важно, — говорю. — Получается, что гонялся за собственным хвостом.
Господин Намма собирается уходить, я его почтительно провожаю. Уже на пороге он молвит:
— И ещё. Скорее всего, это не имеет отношения к делу, но не спросишь ли ты у господина своего тестя: не питает ли Мино или ещё кто-то из всех этих особ особой страсти к сочинениям досточтимого Камэя?
И удалился, ничего не объяснив.

(Продолжение будет)

Via