Умблоо

  • запись
    771
  • комментарий
    1
  • просмотра
    95 952

Авторы блога:

Гомпати, красавец-убийца (1)

Snow

1 174 просмотра

0_100716_f623a471_orig.jpg
1
Третьего ноября 1679 года на лобном месте в Эдо был казнён преступник Хираи Гомпати (平井権八): его распяли, закололи пиками и обезглавили. Гомпати было тогда едва за двадцать лет, но вменялось в вину 132 грабежа и убийства в родных краях (он происходил из Инсю:, славного своей бумагой-васи, в земле Инаба), но в основном в Эдо и окрестностях. Скорее всего, на самом деле Хираи Гомпати совершил меньше преступлений — но на попавшегося с поличным и признавшегося лиходея часто вешали все нераскрытые преступления последнего времени. (Обычно это только увеличивало его славу — мы когда-то рассказывали, как знаменитому вору Нэдзуми Кодзо: приписали столько краж, что он никак не мог успеть истратить такие сокровища, и в конце концов прослыл этаким Робин Гудом, раздававшим похищенное беднякам.) Тем не менее похоже, что жертвами Гомпати действительно стало несколько десятков человек. Причём это были не знатные кровопийцы и угнетатели трудового народа (вроде жертв Нэдзуми Кодзо:), а в основном обычные эдоские купцы, мелкие лавочники и приказчики — как раз те люди, которые составляли большинство зрителей театра Кабуки. И тем не менее Хираи Гомпати стал постоянным героем городских повестей и кабукинских пьес, причём скорее положительным — по крайней мере, явно заслуживающим сочувствия и поддержки зрителей. Конечно, преступник был молод и, говорят, очень красив собой, но этого было бы недостаточно. Так как же получилось, что эдосцы полюбили этого злодея?
0_100709_563657b4_L.jpg0_100705_eb3b82b6_L.jpg
Вот каким кавайным красавчиком его изобразил Натори Сюнсэн (в исполнении двух разных актёров). Впрочем, кто у Сюнсэна не красавчик?

Мы расскажем его историю по пьесам и повестям, изредка оговаривая немногие известные достоверные факты, подтверждённые хоть какими-то документами. Основой для пересказа станут две главные пьесы с участие Хираи Гомпати — сочинения Цуруя Намбоку Четвёртого и его любимого ученика Фукумори Кю:сукэ Первого (он же Тамамаки Кю:дзи Первый). Правда, на сцене наш герой прозывался не Хираи, а Сираи Гомпати — такое прозрачное переименование требовалось для всех реальных персонажей благородного происхождения (а Гомпати был из самурайской семьи), живших в последние две-три сотни лет. Но зрители, конечно, прекрасно понимали, о ком речь.
Цуруя Намбоку и его ученики очень любили сплетать, пусть совершенно искусственно, несколько известных сюжетов в одну пьесу: если одна линия провалится, авось другая вытянет! В конце концов, самая известная пьеса Намбоку — «Страшный рассказ о семье Ёцуя на дороге То:кайдо:» — была изначально сплетена с «Сокровищницей вассальной верности», сцены из двух сюжетов шли вперемежку и пересекались на единственном персонаже, второстепенном в обеих историях. Приключения Гомпати оказались сплетены с приключениями Фува Бандзаэмона и Нагоя Сандзабуро:, чью историю мы уже пересказывали давным-давно. А у Фукумори Кю:сукэ основной линией вообще была месть братьев Сога, потому что он писал свою пьесу к Новому году, когда полагалось давать представление об этих героях. Впрочем, что там у него было про Сога — давным-давно никто не помнит, а сцены с Гомпати ставят как отдельную пьесу под назвнием «Сновидения и песни Ёсивары» (其小唄夢廓, «Соно коута юмэ мо Ёсивара», 1816). Есть ещё несколько более ранних пьес XVIII века, но они в основном довольно скучные.
Итак, вот рассказ о подвигах и любви красавца Сираи Гомпати, который был ужасным преступником, но умер, оплакиваемый всем Эдо!

2
Итак, Гомпати родился в самурайской семье в Инсю:, его отец служил местному князю и сын, как положено, пошёл по его стопам. Красавец, храбрец, искуснейший мечник — всё при нём! Но когда Гомпати было шестнадцать-семнадцать лет, произошёл неприятный случай: он убил человека, которого убивать приказа не было. Как это было — рассказывают по-разному. Исторический юный Хираи (как и Сираи в некоторых повестях) вроде бы поспорил со сверстником-сослуживцем, у кого собака лучше; стравили сперва собак, потом взялись за мечи сами, и Гомпати товарища зарубил насмерть. В Кабуки всё одновременно благороднее и ужаснее: родной дядя Гомпати по матери оскорбил его отца, а почтительный сын не стерпел и уложил родича на месте. Так или иначе, оправданий его поступку не было, и Гомпати оставалось или покончить с собою, или уйти в бега. Он считал себя полностью правым и выбрал последнее. И направился, конечно, в Эдо — где ж ещё искать счастья удалому рубаке?
0_10070a_96a4fad6_orig.jpg

Гомпати в зеркале (все гравюры, кроме особо оговоренных, работы Тоёкуни Третьего)

Путь предстоял неблизкий, особенно учитывая, что юношу объявили в розыск как убийцу и приходилось скрываться. И вот однажды вечером, усталый и вымокший под дождём, Гомпати останавливается в придорожной гостинице. Приняли его радушно, он поел и лёг спать, не заботясь о том, как наутро расплатится (денег у него уже ни гроша не осталось, но одет он был в воинское платье, за поясом — два меча прекрасной работы, так что у хозяев не должно было закрасться подозрений). Только было задремал — кто-то его шёпотом окликает; сел, глянул — а это девица-красавица. И коворит: «Бедный юноша, ты сам не знаешь, куда попал! На самом деле это не постоялый двор, а разбойный вертеп, и злодеи, польстившись на твои мечи, задумали тебя во сне прикончить. Так что ты уж лучше удирай, пока не поздно!» — «А ты-то кто такая? Атаманская дочка или возлюбленная?» — «Увы, я злосчастная дочь достойного купца из Микавы. Год назад эти разбойники ограбили дом моего отца, унесли все деньги и меня захватили в плен. Так я у них с тех пор и живу, потому что отец разорён и выкупить меня не сможет. Да и кому я теперь нужна, обесчещенная?». И залилась горючими слезами. «Не горюй, — отвечает Гомпати, — я тебя спасу. Только сиди тихо, пока я разберусь с разбойниками, а то попадёшь ненароком под клинок».
Девушка притаилась, и сам Гомпати притих под одеялом с мечом в руке. И вот в полночь входят десять разбойников, чтоб спящего зарезать — а Гомпати как выскочит, как выпрыгнет, одного сразу на месте уложил, остальных — в горячем бою, разнеся всю гостиницу.
0_100708_996fe38_XL.jpg

А потом вместе с девицей отправился в Микаву и разыскал её отца; тот оказался хорошим человеком, дочку принял обратно в дом, а Гомпати поблагодарил и хотел усыновить. Тот благородно отказался: я, мол, в розыске, не хочу навлечь на вас беду! Тогда старый торговец выправил ему подложные бумаги на новое имя, дал на дорогу три сотни сребреников (удивительно скромная по кабукинским меркам сумма, но купца ведь ограбили и разорили!) и со слезами проводил в путь. И вот наш герой приближается к Эдо, и путь его лежит через то самое предместье, где по обычаю казнят. Но сперва расскажем, как в то время обстояли в театральном Эдо дела с преступностью.
Среди головорезов Ставки можно выделить три силы. Первая — это «золотая молодёжь», самураи из знатных семей и их телохранители, которые бродят по городу, хулиганят, совращают простых горожанок, убивают простых горожан, а те ничего сделать не могу: все судьи-то этим молодчикам родня! Это — главные негодяи во многих пьесах про уголовный мир Эдо XVII века, но в нашей истории они в основном на заднем плане.
Им противостоят «городские рубаки», отокодатэ, защитники обывателей. Были они наполовину бандитами, наполовину наёмниками; сам сёгун некогда пользовался их охранными услугами в своих поездках; а когда настали мирные времена, они стали предлагать свои услуги частным лицам — и благородным, и простым лавочникам, — да так настойчиво, что мало у кого хватало решимости от этих услуг отказаться. А кто отказывался, тот потом крепко жалел. Рубаки из Отокодатэ были при всём том людьми храбрыми и верными своему слову, и горожан от благородных погромщиков действительно защищали, хотя и за плату. Им посвящено множество пьес — от знаменитого «Сукэрокк», где под видом городского рубаки скрывается один из братьев Сога, до «Девицы-отокодатэ». Вожаком этого братства был Бандзуи, или Бандзуин Тё:бэй, историческое лицо (1622-1657), в пьесах это пожилой уже и мудрый мафиози; боевым наставником — поминавшийся выше Фува Бандзаэмон. (На самом деле эти двое никак не могли быть современниками ни друг другу, ни тем более Гомпати, но для Кабуки это неважно — братья Сога вон вообще за четыре с половиной века до того погибли!). Запомним это братство!
0_100794_61301158_orig.jpg

Тё:бэй в зеркале

А третья сила — это обычные уголовники, воры и грабители, зажатые между двумя первыми силами. В уголовных пьесах о том времени они обычно — такое же «пушечное мясо», как и рядовые стражники, и гибнут толпами от рук главных героев. Но и в этих ролях актёрам хотелось хоть как-то блеснуть — и Цуруя Намбоку дал им такую возможность. Следующая сцена ставится отдельно едва ли не чаще, чем другие отрывки из его длинной-предлинной пьесы.

3
Итак, Сираи Гомпати подходит к Эдо. Там у заставы — место казни, выставлены напоказ отрубленные головы преступников, в ближайшем маленьком храме монах на вечерней службе поминает их заблудшие души. А шайка вполне живых разбойников, грязных и оборванных, собралась тут же на совет. Добычи давно не было, но добрый монах даёт им наводку: скоро по тракту в город должен прибыть купеческий скороход-посыльный из Камакуры, он несёт три сотни золотых! Бандиты радостно садятся в засаду — и точно, вскоре появляется посыльный, скромно одетый в чёрное. Атаман, прикинувшись честным трудягой, предлагает ему сесть в носилки и проследовать дальше в них — и разбойники правда вытаскивают на сцену какую-то жуткую развалину, когда-то, возможно, бывшую паланкином. «На то я и скороход, чтобы не в носилках разъезжать, а самому бегать!» — возмущается посыльный, а разбойники только смеются: «ну, была бы честь предложена… Тогда просто выкладывай всё золото, а услуг взамен никаких предоставлять мы не будем. Это ограбление, чтоб ты знал!» Хватают его, вытряхивают деньги и связывают его же собственным нижним бельём, как тюк — в отличие от скромного верхнего платья, исподнее у скорохода розовенькое и голубенькое. «Ой-ой-ой, пропала моя головушка! Хозяин меня убьёт! — верещит бедняга. — Уж лучше я сам пойду в разбойники и присоединюсь к вашей шайке!» — «А ты драться-то умеешь?» — снисходительно спрашивает атаман. «Нет». — «А взнос внести в общак можешь?» — «да вы же всё отобрали… Хотя постойте! У меня есть важные сведения. Только руки развяжите».
Разбойники его развязывают, он достаёт из-за пазухи грамотку: «Вот, извольте!» — «Ты что, издеваешься? — рявкает атаман. — Можно подумать, мы грамотные! Эй, монах! Монах! Прочти, что тут написано!» И монах читает: «Да будет ведомо всем! Князь удела Инсю извещает: злодейски убит мой верный человек такой-то, а убил его родной племянник, Сираи Гомпати, сын Сираи Хэйэмона. По слухам, направляется в Ставку. Удельные власти просят эдоские власти схватить и наказать поименованного негодяя, я же, князь, за поимку обещаю награду, достойную моего рода и имени». Разбойники переглядываются, а скороход им втолковывает: «Этот парень идёт сюда, я его по дороге видел, да не стал в одиночку связываться. Вы его поймаете, получите награду, это и будеит моим вступительным взносом». — «а как его узнать-то?» — «Ему лет семнадцать-восемнадцать, собою хорош — вылитый актёр Канкуро:!» (Зрители смеются: в первой постановке Канкуро: и исполнял роль Гомпати, и они его видели в предыдущих сценах.) — «О, правда красавец! — соглашается атаман. — А ещё приметы есть?» — «Конечно, есть: на его одеже вышит герб в виде знака “и”, как в его прозвании “Сираи”, такой квадратик вроде колодезного сруба». — «о, тогда точно узнаем! Подготовимся, ребята!» И все разбойники вместе со скороходом и с ветхим паланкином скрываются. Совсем темнеет.
Но вскоре те же носилки вновь появляются на сцене: их тащат двое разбойников, переодетые носильщиками, а внутри сидит Гомпати — раз уж у него есть каие-то деньги, он решил въехать в Эдо как приличный человек, а не как бродяга, и принял предложение его подвезти. Но, заметив храм, он из паланкина выбирается и расплачивается с носильщиками: «Я тут помолюсь Каннон, защитнице путников, а дальше уж пешком». Носильщики начинают торговаться, но тут появляются остальные разбойники и разыгрывают ссору с ними: «Вы работаете на дороге, а здесь, в городе — уже только мы имеем право носить проезжающих!» Наконец, всё улажено, накричавшиеся «носильщики» мирно просят у путника закурить — и едва тот достаёт кисет, как выскакивает скороход и тычет в герб на кисете и на рукаве: «Это он! Это он! Вот знак “и”, колодезный сруб!» — «Да, — кивает атаман, — это Сираи Гомпати, разыскиваемый преступник! Взять его!»
И начинается длинный (на десять-пятнадцать минут) танец-бой, один из самых эффектных в Кабуки. В пьесах про войну бывают сражения и подлиннее, но Цуруя Намбоку и первые постановщики решили посоревноваться здесь с кукольным театром, так что получилось нечто макабрическое. Разбойники то окружают Гомпати кольцом, то выходят на поединки или атакут по двое-по трое, то строятся в пирамиду и прыгают на него сверху; сам Гомпати крутится направо и налево, разя мечом и время от времени замирая в эффектных позах.
0_100704_2323f7_XL.jpg

Гравюра Ёситоси

То и дело бойцы в темноте сталкиваются и отскакивают друг от друга. Летят в разные стороны отсечённые носы, уши и руки; вот одному разбойнику отрубили ногу, она пытается удрать из битвы, а хозяин, прыгая за ней на уцелевшей второй ноге, ловит её; вот другому ловкий удар снёс всё лицо (актёр по ходу боя успел надеть маску), и бедняга пытается приладит его обратно… Одного из негодяев Гомпати разрубает пополам — актёр машет ногами на земле, пряча нижнюю половину тела за «трупами», а другой, натянув на голову и туловище чёрный мешок, изображает его нижнюю половину, ещё бегущую в прежнем направлении… Злополучному паланкину тоже не повезло — он тоже рассечён надвое молодецким ударом (кто смотрел корейский сериал «Шесть летящих драконов», тем этот удар знаком).
0_100715_13b9110e_XL.jpg

Опять Тоёкуни Третий — дальше снова все картинки его.

Наконец, разбойники повержены, двое последних и коварный скороход падают на колени, зажимая себе глаза, уши и рот, как три мудрые обезьяны, которые «не видят дурного, не слышат дурного, не говорят дурного», и умоляют о пощаде. И только сразив последнего врага, Гомпати замечает, что на краю его поля боя стоят другие носилки, освещённые фонариком на палке,— похоже, уже довольно давно; носильщики отдыхают, а внутри сидит пожилой незнакомец мужественного вида, одетый как скромный горожанин в чёрное, белое и красно-коричневое. И спокойно окликает: «Молодой человек! Теперь можно мне вас отвлечь?»
«А вы кто такой и откуда?» — учтиво спрашивает Гомпати, переводя дух среди горы трупов. Проезжий отвечает на вторую часть его вопроса с отменной подробностью, описывая стихами, как в действе Но:, весь свой путь день за днём, все места и местечки, которые он миновал на пути в Эдо, и заключает: «…Но нигде прежде я не встречал такого отличного мечника! Покажите-ка свой клинок».
0_100717_e7971a2b_XL.jpg

Гомпати показывает — неучтиво, не передавая меч из рук в руки, а держа его направленным на странного незнакомца. Тот со знанием дела оглядывает оружие, читает клеймо, хвалит снова и клинок, и бойца.
Гомпати пользуется случаем: «Вы, господин, похожи на купца, а у меня в Эдо ни одного знакомого, да и все свои рекомендательные письма я, как на зло, потерял по дороге. Не поможете ли устроиться к кому-нибудь на службу?» — «Почему бы и нет, — отвечает проезжий, вылезая из носилок. — Только сперва приберёмся здесь немного, а то ни пройти, ни проехать!» — и невозмутимо начинает оттаскивать трупы с дороги в кусты. Между делом он спрашивает: «А как вас зовут-то?», и Гомпати отвечает: «Я Сираи Гомпати из Инсю:…» — и только тут спохватывается, что назвался своим настоящим именем. «Похвальная искренность, — кивает незнакомец. — А я — Бандзуи Тё:бэй». (Зрители-то давно его узнали — Тё:бэй во всех пьесах бывает одет одинаково.) Гомпати ошарашен: «Как? Вы тот самый знаменитый Тё:бэй, о котором ходит слава даже в нашем захолустье?» — «Слухи ходят о многих, кто так себя именует, — поправляет его Тё:бэй. — В глуши более известен тот Тё:бэй, у которого длиннющий нос, как у актёра Мацумото Ко:сиро:. В это прославился другой Тё:бэй, мой отец, с глазищами, как у актёра Итикавы Дандзю:ро: Седьмого. Однако недвано его убили, я осиротел и остался единственным настоящим Тё:бэем в городе…» — и, размахивая фонарём, произносит краткую речь, посвящённую красотам и достоинствам Эдо. (А зрители тем временем хихикают: названных актёров они, конечно, уже видели в роли Тё:бэя в других пьесах.)
0_100795_2e779a8c_XL.jpg
Тут свет фонаря падает на окровавленную бумагу, завалявшуюся между поверженных разбойников. «Что это? — подбирает её Тё:бэй. — Прочти-ка!» Он вручает лист Гомпати, сам светит ему фонарём, а тот начинает читать: «Да будет ведомо всем! Князь удела Инсю извещает: злодейски убит мой верный человек такой-то, а убил его родной племянник, Сираи Гомпати, сын Сираи Хэйэмона…»
0_100703_4f8a8c40_XL.jpg

Он осекается, Тё:бэй выхватывает у него письмо, дочитывает до конца, поднимает брови в деланном удивлении: «Так вот ты который Гомпати!» И, поднеся письмо к огню фонаря, сжигает его. «Будешь работать на меня, я положу хорошее жалованье. Похоже, ты ловкий парень». — «буду рад примкнуть к вашему братству», — кланяется юноша. И , после шуточной потасовки с применением всех подручных средств, включая трупы, новые друзья входят, наконец, в Эдо.

(Окончание будет)

Via




0 комментариев


Нет комментариев для отображения

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас