О том, как на горе Сёся монах-гость перестал есть и возродился в Чистой земле. О том, что подобные поступки не нужно хулить
В край Харима на гору Сёся неведомо откуда пришёл хранитель «Лотосовой сутры». Местные жители его, должно быть, пожалели, и он остался там на несколько лет. В особенности он полагался на одного из старших монахов. Как-то раз хранитель сказал:
– Я глубоко желаю встретить смертный час с правильными мыслями и возродиться в краю Высшей Радости, но срок свой трудно узнать, и я решил: покину это тело в час, когда у меня не возникнет посторонних ложных мыслей, пока я ещё не болею. Для этого можно сжечь себя или броситься в море, но это слишком трудно, страдания велики. Так что я решил: откажусь от пищи и скончаюсь спокойно. Я этого хочу всем сердцем, вот и рассказываю тебе. Смотри же, пусть это останется между нами! Я поселюсь в южной долине в укромном месте. Сейчас пока только затворюсь. А потом приму обет молчания, так что сегодня говорю с тобою в последний раз.
Старший монах, роняя слёзы, отвечал:
– Как печально! Если твоё решение таково, мне нечего сказать. Но ежели придёт час, когда ты усомнишься, подвижничая в одиночку втайне от всех, то приходи повидаться со мной!
– Не усомнюсь, – сказал хранитель. – Но если отступлюсь, то приду, чтобы ты меня выслушал.
Так они крепко поклялись, и хранитель ушёл, сокрылся.
Старший монах, жалея его и высоко ценя его редкую решимость, что ни день порывался пойти проведать хранителя, но сдерживался, чтобы не помешать ему; так прошло несколько дней. Когда минул седьмой день, пошёл искать то место, что назвал ему хранитель, и увидел: там построена маленькая хижина, чтобы мог войти только один человек, в ней сидит хранитель и читает сутру. Монах приблизился, спросил:
– Ну как ты, ослабел, тяжело?
А тот написал в ответ: «Несколько дней было очень тяжело, сердце ослабло, я думал уже, что пришёл мне конец, но два или три дня назад я нечаянно задремал и во сне явился юный служка, капнул мне в рот воды – и тело освежилось, сил прибавилось, и сейчас я нисколько не горюю. Если так пойдёт дальше, то и скончаюсь я так, как хочу».
Всё больше почитая его и завидуя ему, монах вернулся к себе, а потом – ибо случай был редкостный – всё думал о нём и так уж случилось, что рассказал своему доверенному ученику. Постепенно слухи разошлись, и монахи той горы пошли искать хранителя, чтобы завязать связь с ним.
– О, удивительно! Мы тоже затворим уста! – говорили они, но молчать не смогли. И в итоге по всему уезду разнеслись вести, из ближних и дальних мест стали собираться люди. Старый монах пришёл к хижине, вид имел самый виноватый, но уже не было человека, до кого не дошли бы слухи. А тот монах ничего не говорил, но лицо его было весьма печально, и старик безмерно сожалел и сетовал: это всё по моей вине!
И вот, не разбирая дня и ночи, какие-то люди глазели на хранителя, разбрасывали вокруг рис, кланялись и шумели; не похоже было, что всё это на пользу, но что поделать? А тот монах ночью исчез неизвестно куда. Толпа людей разбрелась по горе, всё обыскали, но никаких следов не нашли. Непостижимо! – говорили они. Потом, через десять дней или больше, когда люди, ничего не понимая, продолжали поиски, они на прежнем месте, в пяти или шести тан (около 50 м) от хижины, в густо разросшихся кустах нашли сутру Будды и бумажное платье – но больше ничего.
Это было три или четыре года назад, до сих пор на горе Сёся нет никого, кто не знал бы того хранителя. В последнем веке редки такие дела!
Вообще, коль скоро всевозможные грехи имеют причину в этом теле, то разве такое желание – покончить с собой и возродиться в Чистой земле – чем-то сомнительно? И всё же есть обычай замутнённого мира: стремление к тому, что не есть твоя доля; кто хулит таких людей, говорит: в прошлой жизни они ни с кем не делились едой, вот им и воздалось, лишились они своей доли, сами собственными глазами видят, каково это! Другие же говорят: это небесные демоны сбивают с пути их сердца, чтобы напугать людей, испортить им будущий век! Воистину, трудно познать наследие прежних деяний, но если говорить так, то любое подвижничество должно нести радость и довольство. А на деле всякое подвижничество – это воздержание от желанного и приятного, оно в основе своей мучительно для тела, тягостно для сердца. Должно быть, воздаяние так определено, что подвижник всегда огорчает других людей. Что уж и говорить о тех деяниях, которые создают причины стать буддами или бодхисаттвами! Для всех них Закон важен, а собственная доля ничтожна. Если же не идти по их стопам, тогда ничтожны окажутся наши помыслы, не так ли? Не надо хулить того, чего ещё не изучили как следует.
Наш учитель Шань-дао, патриарх-наставник памятования о будде, – человек, обретший свидетельство просветления в земном теле. Он возродился в Чистой земле, тут никаких сомнений быть не может. Но он покинул это тело, бросившись наземь с верхушки дерева. Надо думать, в пример другим он не стал бы делать дурного!
А ещё в «Лотосовой сутре» (в главе «Царь Врачевания») говорится: если сердце человека пробудилось и он решился искать просветления-бодхи, то пусть палец руки, палец ноги поднесёт буддам как дар! Это ценнее, чем поднести в дар страну, город, жену и детей, а также наследника, державу и всяческие сокровища, – сказано там. Если задуматься над этими словами, то ведь сожжение тела, сдирание кожи – всё это оскверняет. И какая в этом польза для будд? Можно сказать: такие дары менее ценны, чем один цветок, их трудно сравнить с одной щепоткой благовоний; но если решимость глубока, человек терпит страдания и должно быть, по этой причине его деяние становится великим подношением.
Так что если у человека пробудились в сердце беззаветные помыслы, он думает так: сказано же – дар лучший, чем наследник и земля-страна, должно быть, для таких, как я, это трудно! Это тело – моё. И всё же оно подобно сновидению, оно иссохнет впустую. Зачем ограничиваться одним пальцем? Если уж так, брошу тело и жизнь свою на Путь Будды, за один час страданий уничтожу грехи бесчисленных рождений и смертей, будды мне помогут и защитят, и я смогу встретить свою кончину с правильными помыслами! Если такая решимость глубока, люди прекращают есть, сжигают себя, топятся в море – и какова бы ни была причина милосердных обетов будд, разве будды не подадут им руки?
А потому даже в нашем веке, когда люди принимают смерть, подвижничая так, чуется аромат нездешних благовоний, набегают багряные облака, являются чудесные знаки, и таких примеров немало. Вот и в этом рассказе служка окропил монаха водой – разве это не было свидетельством?
Нужно с почтением верить. Что пользы в сомнениях? Дело же не только в том, что люди сами не верят в то, что не сообразно их собственным помыслам; они ещё и смущают верующие сердца других, а это – предел глупости.

Via