Из "Избранного" 1987 г.

ЖИЗНЬ Ф. КОНШИЦА, ВЕЛИКОГО ПОЭТА

Феликса Коншица никто не принимал всерьёз.
Он был вторым ребёнком в семье, где всё лучшее выпадало на долю его старшего брата. Николас Коншиц был человек образцовый, хотя и не совсем по прописным образцам. В школе он учился отлично, Феликс – средне; лавры доставались Николасу. В колледже Николас забросил учёбу – как раз в тот момент, когда Феликс решил подражать ему и изо всех сил нажал на науки. Он преуспел в этом, но Николас уже занялся живописью и снискал похвалу журнального критика; при всей беспорядочности, его жизнь полностью соответствовала тому образу художника, который прочно укоренился в головах горожан.
Здесь Феликс соперничать с ним не мог, но он стал писать стихи. Романтичнейшие и длиннейшие его баллады отправлялись в издательства и возвращались обратно к автору, отклонённые с различной степенью вежливости. Феликс был неплохим версификатором; он принялся писать комплиментарные акростихи знакомым и шуточные стишки, которые пользовались успехом; но места первого остряка или первого кавалера он не смог занять ни в одной компании, хотя и очень стремился к этому.
В один прекрасный месяц Феликс влюбился. Эмма была прелестна, белокура и плаксива; галантность Феликса пришлась как нельзя более кстати. Но тут ему пришлось переехать в столицу, так как там наконец-то представилась возможность получить хорошо оплачиваемое место. Мокрые от слёз конверты со стихами летели в провинцию; мокрые от слёз конверты с нежными прозвищами летели в столицу. Так как в почтовой службе, как всегда, не всё было ладно, Феликс быстро запутался, какое послание является ответом на какое. В понедельник и четверг он аккуратно посылал свои элегии, не обращая внимания на то, что, ответы приходят всё реже, – это, как и духи, сменившие слёзы на листках Эммы, лишь больше вдохновляло его. За полгода им была написана толстая пачка стихов; через полгода Николас уведомил его, что долгое молчание Эммы объясняется тем, что она выходит замуж за политического куплетиста, Николасова приятеля.
Целую ночь молодой Коншиц бродил вдоль канала, раздумывая, утопиться ли ему сразу или сперва составить поэтическое завещание. Здравое начало взяло верх. На следующий день он засел за политические куплеты. Через неделю он бандеролью выслал толстую тетрадь их Эмме, чтобы та поняла, насколько истинный талант, пускай и безголосый, возвышается над пошлым шансонье.
Почта снова подвела его: он не читал газет и не повысил свою бдительность, в отличие от известных чиновников, которые тщательно изучили его бандероль. После крайне неприятного разговора в полиции Феликс отказался от карьеры бунтаря. Но неприятие этого мира горело в его душе. Специально съездив в родной город, он проник на концерт, в котором участвовал муж его возлюбленной. Всё было записано и представлено по назначению; вскоре Эмма осталась соломенной вдовою.
Но Феликс был уже равнодушен к ней – он нашёл себе иную музу: в форменной юбке, погонах и чине младшего лейтенанта жандармерии. Эта могучая валькирия вдохновила его на небольшую поэму. Прочтя её, младший лейтенант преисполнилась восторгом, и впервые в жизни Феликс испытал радости и прелести искренней (а не с разовой оплатой) любви. Вскоре он уже участвовал конкурсе на лучший гимн для Опекунства Бедных Сироток Благородного Происхождения, ибо именно оттуда родом была бедная, но благородная валькирия (кстати, её звали Анной). Гимн принёс ему первый успех. К сожалению, радения о Бедных Сиротках настолько отвлекли Коншица от службы, что он преступно пренебрёг своими прямыми обязанностями, забыв подшить необходимую бумагу (и более того, затеряв её среди черновиков Гимна) и был уволен. У Анны было благородное сердце. Её начальник, покровитель и любовник замолвил словечко за Феликса, и тот был принят на должность помощника младшего осведомителя.
Полный раскаяния за былую нерадивость, Феликс Коншиц ревностно взялся за дело. Вскоре он оказался на хорошем счету. Полковник предложил ему хорошо оплачиваемую ставку провокатора пятого разряда. Анна заявила, что с провокатором она не желает иметь дела, но было поздно: новое занятие позволило Коншицу несколько раз публично исполнить свои старые куплеты. Это был его второй успех. Слесари, шофёры и официанты приняли его за своего, носили на руках, и когда оскорблённая Анна навела на Феликса ничего не подозревавших о его профессии полицейских во время концерта в пивной, народ героически защитил своего барда. Коншиц понял, что его, наконец, приняли всерьёз.
Он не был неблагодарным человеком: сойдясь с весёлыми молодыми террористами, державшими его за величайшего поэта века (к некоторому огорчению Феликса, ещё более величайшим считался муж Эммы; но тот давно уже пребывал в местах не столь отдалённых, отчего, впрочем, слава его только росла заочно), – он раскаялся в своей подлой профессии и взорвал собственного полковника. Этим подвигом он покорил прекрасную революционерку Лию; на изъятые из жертв террора золотые часы и серебряные портсигары она в час опасности увезла его в Швейцарию. Он писал «Альпийские Элегии» и «Пламенные Знамёна», а также раёшные прокламации для простого народа. Переправленные через границу, они сделали подпольную кличку Феликса «Гадёныш» знаменитой; враждебные прогрессивные страны писали о нём, как об истинно народном поэте своей страны – забитой реакционерами, но вновь поднимающей гордую голову.
Феликс Коншиц был наверху блаженства. Его спустило с этого верха неожиданное и почти неприличное поведение Лии: та, в прошлом атеистка и воинствующая безбожница, вернулась к религии предков. Феликс понял, что тут дело нечисто. Профессиональный навык помог ему найти источник заразы: им оказался Николас Коншиц, которому надоело быть просто художником и пришло в голову обратиться в иудаизм и прославлять его на абстрактных полотнах. Феликса глубоко возмутило, что под одним из них, изображавшем на чёрном фоне оранжевый треугольник, в котором в котором поэт безошибочно узнал Лию, подписано: «Мать Мессии». Вывод был ясен: Лия изменила ему с оригинальным братом. Чуждый мировоззрения Иосифа-плотника, Коншиц-младший не мог не затаить на неё обиды. Вскоре средства их истощились (Феликс был уверен, что и они ушли на его брата), и они вынуждены были переехать на новое место.
Николас последовал за ними, подтвердив тем самым худшие подозрения Феликса. Последний понимал, что донести на Лию теперь несколько неудобно: слишком популярны были «Пламенные Знамёна» Гадёныша. Но тут в нём открылся недюжинный организаторский талант: как-то, пока он был в отъезде, в городке, где они жили, произошёл грандиозный еврейский погром. Лия нечаянно погибла, Николас же исчез бесследно. Удовлетворённый своей работой Феликс под псевдонимом «Керубино» издал в ближайшей газете «Песнь Торжествующего Христианства», напечатанную на первой полосе рядом с отчётом об усмирении погрома правительственными войсками: газета была набожна и либеральна. Однако благородство, свойственное ему от природы, вынудило Керубино отказаться от гонорара за «Песнь», и в результате Феликс Коншиц вскоре снова остался без гроша.
Но «Альпийские Элегии» снискали ему расположение некого финансового магната с тонкой душевной организацией: он без труда разыскал автора, а так как Феликс благодаря своему внешнему (разумеется, совершенно случайному!) сходству и голодному положению был сочтён магнатом за соплеменника, то вскоре тот уже встал во главе финансируемого упомянутым магнатом журнальчика на иврите; то, что Коншиц никогда не знал этого языка, совершенно ничему не повредило.
Он стал появляться то в Берне, то в Париже в золотых перстнях и с розовой орхидеей в петлице, пока как-то, вероятно, слегка навеселе, не завернул в свою же типографию. К несчастью, его оригинал-брат как раз в это время решил стать пролетарием и работал именно там; и вследствие несчастного случая Феликс Коншиц попал под пресс.
Его пышно похоронили; на одной стороне надгробной стелы была высечена строка из «Альпийских Элегий»: «О, дух мой выше голубых вершин!», а на другой – помещена его фотография на мраморе, имя, фамилия и даты жизни. Когда же кто-то из недоброжелателей выцарапал под фамилией усопшего его партийную кличку, эта могила стала Меккой революционных поэтов-неудачников.
Так Феликс Коншиц был принят всерьёз. Окончательно и навсегда.

Via