Из домашнего альманаха "Общая тетрадь", ноябрь 1985 г.

АВЕССАЛОМ
Я верил себе, я считал, что угоден Удаче,
Я знал, что великий отец мой во многом неправ,
Что суд надлежало вершить совершенно иначе –
И я оступился, сам путь к своей правде избрав.

Но мог ли я верить его избирательной каре,
Когда он оправдывал тех, кто позорил сестру?
Ужели, Давид, ты не видел сквозь слёзы Фамари,
Какую дорогу себе я теперь изберу?

Я был справедливей, честней и любезней народу,
Меня поддержали мои северяне и рать –
И я полыхнул по стране, знаменуя свободу
Дорогу без воли отца для себя избирать.

Но как я был слеп, одержав на мгновенье победу,
Когда я блистал и судил, награждал и карал
И твёрдо пошёл по другому неверному следу,
Уверенный в том, что свою лишь дорогу избрал.

И вот, как овен, что запутался в чаще рогами,
Я жду, чтоб пришёл твой палач мою гордость попрать,
За то, что судил Исаак о своём Аврааме,
За то, что осмелился сам я дорогу избрать.

По этой дороге я шёл и добрался до края,
Не глядя вокруг и под ноги, а только – вперёд,
Вкушая, вкусих мало мёда и се – умираю;
Но свят буду тем я, кто путь себе сам изберёт.


ВЕРНЫЙ ТОМАС
Будь хоть с собою честен, Честный Томас,
Забудь свой миф и арфу отложи –
Сейчас вокруг не видно ни души,
И можно говорить, а не вещать.
Ты – верный Томас Лермонт, ты певец,
Что бродит с арфой по своим дорогам
И по чужим, что может предрекать
Баронам и крестьянам только правду –
Иначе же навеки онемеет.
Ты – Томас Лермонт, получивший дар
Предвиденья от королевы эльфов
За то, что с нею жил в её стране
Семь давних лет – и сам награду выбрал…
Какая чушь! Я, право, не пойму,
Как верят этой сказке и сеньоры,
И мужики, и даже сам король,
Который чуть не дал мне герб и замок
За это. Бедная моя страна
Забитых саксов, и тупых норманнов,
И гордых клетками плащей шотландцев –
Страна, которая стремится верить
В любую сказку, чтоб не верить в быль.
Я не бывал у королевы эльфов
И никогда в глаза её не видел,
Я не пророк – я просто научился
Заранее на лицах различать
И завтрашние помыслы, и судьбы –
Довольно хоть немного знать людей.
Нетрудно человеку предсказать,
Что он умрёт, поскольку люди смертны.
Трудней назвать прилюдно труса трусом
И сволочь сволочью – за это бьют,
А иногда и убивают; только
Шуты на это пользуются правом
Да те, кто среди эльфов жил семь лет.
О, как я был испуган в первый раз,
Когда предрёк норманнскому барону:
«Ты примешь кару за свои грехи
И вскорости погибнешь от удара» –
Я сделал вывод по его лицу,
Багровому, как яблоко в кларете.
Он разъярился, поднял на дыбы
Коня, чтоб сокрушить меня копытом, –
Но конь всхрапел и сбросил седока
На каменистую дорогу; тут же
И умер он, я ж признан был пророком,
Который только правду говорит.
Будь верен этой правде, Верный Томас,
Тебе уже не надобно бояться,
Что ты предскажешь что-нибудь не то
Иль что тебя зарубят с огорченья.
Ты признан королём, и сам епископ
Не смеет полуэльфа оскорбить.
Со мною арфа, и со мною слава,
И я пою о будущих годах,
Чтоб можно было лгать, не опасаясь,
Что кто-нибудь меня разоблачит, –
Кто будущее знает, как не я?
А я давно хотел придумать мир,
Какого не было на самом деле,
И петь о нём, что только захочу,
Не связанный постылой правдой жанра.
Но всё же иногда бывает странно,
Что мне так верят, что я сам твержу
О королевстве эльфов так правдиво,
Как будто в самом деле там бывал.
А иногда ночами вспоминаю
Их королеву, всю в зелёном шёлке,
На белом, словно молоко, коне,
С сияющими на меня глазами.
И вот тогда я начинаю верить,
Что всё же жил у эльфов много лет,
Раз так прекрасно знаю всё и помню
О них – и помню, главное, её…
Быть может, я безумен? Так поэты
Все до какой-то степени безумцы –
Особенно поющие в глаза
Своим гостеприимцам слово правды
О них – неужто это не безумство?
Я говорю себе: всё это ты
Придумал сам, ты хорошо умеешь
Выдумывать – на редкость достоверно…
Но почему же, Господи мой Боже,
Я не могу забыть её глаза,
Зелёные шелка, блестящий пояс
И голос нежный, мудрый и бессмертный?
Но почему же, старый Верный Томас,
Ты верен ей, придуманной тобою,
Так много лет и арфою, и сердцем,
И правдой, заповеданной тебе?..


А это из "Общей тетради" за август того же 1985 года, из раздела «ВСЯКИЙ СБРОД», где бывали стихи не только Оказова. Чьё это - не знаю.

ВИТЯЗЬ НА РАСПУТЬЕ
По жизненной дальней дороге
Я ехал, чуждаясь тревог,
И камень увидел убогий
На должном распутье дорог.

И если сверну я направо –
Познаю труды и почёт:
Там бродит чугунная слава
И знамя рекою течёт,
Там каре повинны злодеи
И верен лазоревый полк –
Надёжное поприще, где я
Сумею свой выполнить долг.
И в землю сумею втоптать я
В доспехе законных идей
Мятежников дерзких проклятья
И многих невинных людей.

А если сверну я налево
В свободный и яростный стан,
То марево красного гнева
Застелет глаза, как туман,
И ветхие стану законы
Крушить ради новых идей,
И вряд ли прислушаюсь к стону
Ни в чём не повинных людей.
Я брошу коню под копыта
Прогнивший поверженный строй,
Хозяева будут убиты –
И очередь будет за мной.

А если по средней дороге
Пуститься решу напрямик –
Споткнусь на ближайшем пороге,
Заехав в унылый тупик,
Не ведая горя и страсти,
Ни долга, ни вольных ветров,
Не зная огня и ненастья,
Не помня мотивов и слов,
Я мухой усну в паутине,
И крови умерится стук,
И явится сонный и синий,
Небольный и жадный паук…

Куда же пуститься, куда мне?
Я выбора праву не рад.
… И счистил я надпись на камне
И тихо поехал назад.

Via