Про патриотизм - 2.
Ну что ж, продолжим.
Итак, мы остановились на 40-х годах XIX века.
Надо сказать, что патриотизм уже во времена Наполеоновских войн выродился в обычный национализм. Ну если брать за главную тезу хотя бы максиму Оруэлла в «Заметках о национализме»: «Под «патриотизмом» я подразумеваю преданность определенному месту и определенному образу жизни, который человек считает лучшим в мире, но не желает навязывать другим людям. Патриотизм по своей природе носит оборонительный характер как в военном, так и в культурном отношении. Национализм, с другой стороны, неотделим от стремления к власти».
То есть от гордости за страну быстро перешли к навязыванию своего образа жизни, законов, управления другим народам и нациям. В этом плане отметилась не только Франция, а вообще все. Например, Россия. Не знаю, нужно ли приводить примеры, думаю, их и так все относительно XIX века знают.
В той же Священной Римской империи (а позже - Австрии) было интереснее. Там адептом патриотизма стал Карл фон Мозер. Он в 1761 году заявил о нужности создания имперского патриотизма. Вообще, согласно Мозеру, существовала любовь к отечеству, родной земле, месту, где родился (Vaterland) и собственно патриотизм. Вот первое, по его мнению, есть непродуманная привычка и подчинение, основанное на предрассудках. А второе – это тяга и сознательное подчинение законам самовыбранного отечества. И Патриотизм, по Мозеру, основан на подчинении отдельных фатерляндов всему рейху. То есть, любя, допустим, Штирию, но подчиняясь имперским законам, ты являешься патриотом всей Австрийской империи.
После 1806 года и Пруссия и Австрия заявили о том, что они являются главными центрами культуры немецкой нации. То есть Вена и Берлин сохраняют немецкую культуру, которая неминуемо была бы растоптана варварами с запада или востока, если бы не они. Понятно, что при этом Вена не признавала Берлин за центр культуры, а Берлин – соответственно Вену.
Но игры в национализм и сознание превосходства своей нации больно били по мозгам, когда эта нация терпела поражения. Например, по тэгу «Крымская война» я много писал, как в России восприняли поражение в Крымской. Если в 1840-х сознание собственного превосходства было безусловным, и можно было вспоминать по 300 тыс. зрителей в серых шинелях или про то, как казаки поили своих лошадей в Рейне, то после 1856-го…. Ну моральное состояние нации было не очень.
Кстати, то же самое случилось и с немцами по окончании сначала Первой, а потом и Второй Мировой.
Но еще в XVIII веке появился и антипатриотизм, создателем которого считается (ну если не трогать Сократа с его фразой: «Я не афинянин, я гражданин мира») Вольтер, писавший: «прискорбно, но, чтобы быть хорошим патриотом, нужно стать врагом остального человечества». И в принципе, он прав. Ибо, как мы уже видели, грань между патриотизмом и национализмом чисто условная, если не сказать – искусственная.
Шопенгауэр: «самая дешевая гордость — это национальная гордость; ибо если человек гордится своим народом, это доказывает, что у него нет собственных качеств, которыми человек мог бы гордиться».
Того же мнения придерживался и Маркс: «господство пролетариата заставит их [национальные различия] исчезнуть еще быстрее». Числили себя антипатриотами троцкисты и анархисты.
Лев Николаевич Толстой: «Патриотизм как чувство - есть чувство дурное и вредное; как учение есть бессмысленное учение, ибо ясно, что если каждый народ и каждое государство будет держаться за то, что оно лучшее из народов и государств, то все они окажутся в грубом и пагубном заблуждении».
Собственно, именно поэтому после революции 1917 года русские большевики отошли от идеи патриотизма и национализма к идее интернационализма, культивировавшегося еще Карлом Марксом, ибо теория государств и цивилизаций была заменена теорией классов. А классам, как вы понимаете, по фиг на страну, буржуазия и пролетариат – они и в Африке буржуазия и пролетариат. Тем более, что в концепцию интернационализма отлично легла теория всемирной перманентной революции.
Смысл интернационализма – сглаживание противоречий государств и наций и в перспективе – создание единого мирового государства. Но, с затуханием Третьего Интернационала в конце 1930-х (окончательно он прекратил существование в 1943 году) и с началом Великой Отечественной, СССР отошел от интернационализма и обратился к патриотизму. Причем, и это действительно факт, тонкую грань между патриотизмом и национализмом он не перешел («Гитлеры приходят и уходят, а Германия и немецкий народ - остаются»). И по окончании ВМВ опять была поднята на щит идея интернационализма, причем – как в отдельно взятой стране (создать вместо русских, украинцев, казахов, и т.д. отдельную общность – «советский человек»), так и в отношениях с миром.
После распада СССР и провальных 90-х Россия пошла по пути старого доброго патриотизма, который временами вырождается в национализм, а иногда – в коллективный нарциссизм. Для сомневающихся – смотрим цитату Оруэлла, которую я приводил.
Но – в утешение – то же самое происходит и в США, только с учетом того, что интернационализм там был уж точно отринут еще по окончании Второй Мировой, а патриотизм используется для предотвращения публичной критики, как неамериканской, так и внутриамериканской (в полном соответствии с максимой Салтыкова-Щедрина: «Если где-то начинают говорить о патриотизме, знай: где-то что-то украли»).Все-таки мы и Штаты – это прям два альтер эго, при всей непохожести. Плюс и минус одной батарейки.
И да, собственно отход к патриотизму и национализму – это шаг назад, о чем я уже писал в теме «Вперед в прошлое». Мы стремительно катимся в XVIII-XIX века с их национализмом отдельных государств, национальными экономиками, правом сильного, и т.д. и т.п. И вспоминая, что длинная «девятнаха» закончилась двумя мировыми бойнями – «Что-то я очкую, Славик…»
Такие дела.
Итак, мы остановились на 40-х годах XIX века.
Надо сказать, что патриотизм уже во времена Наполеоновских войн выродился в обычный национализм. Ну если брать за главную тезу хотя бы максиму Оруэлла в «Заметках о национализме»: «Под «патриотизмом» я подразумеваю преданность определенному месту и определенному образу жизни, который человек считает лучшим в мире, но не желает навязывать другим людям. Патриотизм по своей природе носит оборонительный характер как в военном, так и в культурном отношении. Национализм, с другой стороны, неотделим от стремления к власти».
То есть от гордости за страну быстро перешли к навязыванию своего образа жизни, законов, управления другим народам и нациям. В этом плане отметилась не только Франция, а вообще все. Например, Россия. Не знаю, нужно ли приводить примеры, думаю, их и так все относительно XIX века знают.
В той же Священной Римской империи (а позже - Австрии) было интереснее. Там адептом патриотизма стал Карл фон Мозер. Он в 1761 году заявил о нужности создания имперского патриотизма. Вообще, согласно Мозеру, существовала любовь к отечеству, родной земле, месту, где родился (Vaterland) и собственно патриотизм. Вот первое, по его мнению, есть непродуманная привычка и подчинение, основанное на предрассудках. А второе – это тяга и сознательное подчинение законам самовыбранного отечества. И Патриотизм, по Мозеру, основан на подчинении отдельных фатерляндов всему рейху. То есть, любя, допустим, Штирию, но подчиняясь имперским законам, ты являешься патриотом всей Австрийской империи.
После 1806 года и Пруссия и Австрия заявили о том, что они являются главными центрами культуры немецкой нации. То есть Вена и Берлин сохраняют немецкую культуру, которая неминуемо была бы растоптана варварами с запада или востока, если бы не они. Понятно, что при этом Вена не признавала Берлин за центр культуры, а Берлин – соответственно Вену.
Но игры в национализм и сознание превосходства своей нации больно били по мозгам, когда эта нация терпела поражения. Например, по тэгу «Крымская война» я много писал, как в России восприняли поражение в Крымской. Если в 1840-х сознание собственного превосходства было безусловным, и можно было вспоминать по 300 тыс. зрителей в серых шинелях или про то, как казаки поили своих лошадей в Рейне, то после 1856-го…. Ну моральное состояние нации было не очень.
Кстати, то же самое случилось и с немцами по окончании сначала Первой, а потом и Второй Мировой.
Но еще в XVIII веке появился и антипатриотизм, создателем которого считается (ну если не трогать Сократа с его фразой: «Я не афинянин, я гражданин мира») Вольтер, писавший: «прискорбно, но, чтобы быть хорошим патриотом, нужно стать врагом остального человечества». И в принципе, он прав. Ибо, как мы уже видели, грань между патриотизмом и национализмом чисто условная, если не сказать – искусственная.
Шопенгауэр: «самая дешевая гордость — это национальная гордость; ибо если человек гордится своим народом, это доказывает, что у него нет собственных качеств, которыми человек мог бы гордиться».
Того же мнения придерживался и Маркс: «господство пролетариата заставит их [национальные различия] исчезнуть еще быстрее». Числили себя антипатриотами троцкисты и анархисты.
Лев Николаевич Толстой: «Патриотизм как чувство - есть чувство дурное и вредное; как учение есть бессмысленное учение, ибо ясно, что если каждый народ и каждое государство будет держаться за то, что оно лучшее из народов и государств, то все они окажутся в грубом и пагубном заблуждении».
Собственно, именно поэтому после революции 1917 года русские большевики отошли от идеи патриотизма и национализма к идее интернационализма, культивировавшегося еще Карлом Марксом, ибо теория государств и цивилизаций была заменена теорией классов. А классам, как вы понимаете, по фиг на страну, буржуазия и пролетариат – они и в Африке буржуазия и пролетариат. Тем более, что в концепцию интернационализма отлично легла теория всемирной перманентной революции.
Смысл интернационализма – сглаживание противоречий государств и наций и в перспективе – создание единого мирового государства. Но, с затуханием Третьего Интернационала в конце 1930-х (окончательно он прекратил существование в 1943 году) и с началом Великой Отечественной, СССР отошел от интернационализма и обратился к патриотизму. Причем, и это действительно факт, тонкую грань между патриотизмом и национализмом он не перешел («Гитлеры приходят и уходят, а Германия и немецкий народ - остаются»). И по окончании ВМВ опять была поднята на щит идея интернационализма, причем – как в отдельно взятой стране (создать вместо русских, украинцев, казахов, и т.д. отдельную общность – «советский человек»), так и в отношениях с миром.
После распада СССР и провальных 90-х Россия пошла по пути старого доброго патриотизма, который временами вырождается в национализм, а иногда – в коллективный нарциссизм. Для сомневающихся – смотрим цитату Оруэлла, которую я приводил.
Но – в утешение – то же самое происходит и в США, только с учетом того, что интернационализм там был уж точно отринут еще по окончании Второй Мировой, а патриотизм используется для предотвращения публичной критики, как неамериканской, так и внутриамериканской (в полном соответствии с максимой Салтыкова-Щедрина: «Если где-то начинают говорить о патриотизме, знай: где-то что-то украли»).Все-таки мы и Штаты – это прям два альтер эго, при всей непохожести. Плюс и минус одной батарейки.
И да, собственно отход к патриотизму и национализму – это шаг назад, о чем я уже писал в теме «Вперед в прошлое». Мы стремительно катимся в XVIII-XIX века с их национализмом отдельных государств, национальными экономиками, правом сильного, и т.д. и т.п. И вспоминая, что длинная «девятнаха» закончилась двумя мировыми бойнями – «Что-то я очкую, Славик…»
Такие дела.
Войдите, чтобы подписаться
Подписчики
0
0 комментариев
Нет комментариев для отображения
Пожалуйста, войдите для комментирования
Вы сможете оставить комментарий после входа
Войти сейчас