Сегодняшние картинки — к «Повести о доме Тайра», причём относятся они обе к предыстории основных событий повести.


Первая история — про славного воина Тайра-но Тадамори. Вот как излагается эта история в «Повести…» (здесь и далее пер. И.Львовой):
«В минувшие годы Эйкю жила на свете некая госпожа Гион, возлюбленная императора Сиракавы. Жилище этой дамы находилось у подножья Восточной горы Хигасиямы, в окрестностях храма Гион. Государь Сиракава часто туда наведывался. Как-то раз отправился он на тайное свидание в сопровождении всего лишь одного-двух придворных и немногочисленной стражи. Было это в конце пятой луны, под вечер; кругом нависла густая тьма. Вдобавок, как обычно весной, лил дождь, и от этого мрак казался еще непрогляднее, не видно было ни зги. Неподалеку от жилища дамы имелась кумирня. Внезапно возле нее возникло какое-то сверкающее видение. Вокруг головы сиял ореол из серебристых лучей-иголок, по сторонам виднелись как будто руки; в одной руке привидение держало нечто наподобие молотка, в другой — что-то блестящее. “О ужас, это, кажется, настоящий демон! — затрепетали от страха и государь, и вассалы. — В руке у него пресловутая волшебная колотушка... Что делать?!” Тогда государь призвал Тадамори (в то время он был младшим стражником в дворцовой охране) и повелел: “Застрели оборотня из лука или заруби мечом! Из всей свиты тебе одному под силу справиться с таким делом!” И Тадамори, повинуясь приказу, направил стопы к часовне.
“Это чудище, кажется, не слишком свирепо, — решил в душе Тадамори. — Наверное, это всего-навсего барсук или, может быть, лис... Застрелить или зарубить его было бы, пожалуй, чересчур уж грешно!” И, решив взять оборотня живьем, он потихоньку подошел ближе, глядит — свет то вспыхивает, то снова гаснет. Тадамори бросился вперед и что было сил сгреб оборотня в охапку. “Ай-ай-ай! Что такое?! Кто тут?” — завопил тот. Оказалось, то был вовсе не оборотень, а самый обычный человек. Тут подбежали остальные люди из святы, зажгли факелы, глянули — перед ними монах, шестидесятилетний старик. Этот монах, служитель храма, шел в кумирню зажечь светильник на алтаре. В одной руке он нес кувшин с маслом, в другой держал горшок с горящими углями. Дождь лил как из ведра, и, чтобы не намокнуть, он вместо зонтика накрыл голову капюшоном из связанной в пук соломы. Озаренные горящими углями, соломинки сверкали, как серебряные иголки. Так рассеялись все страхи. “Зарубить или застрелить его — какой бы это был грех! Тадамори поступил поистине великодушно и мудро. Таким и должен быть истинный самурай!” — сказал государь и в награду пожаловал Тадамори госпожу Гион, хотя, говорят, очень ее любил.
А госпожа эта была в ту пору в тягости, и государь сказал: “Если родится девочка — будет мне дочерью, а если мальчик — пусть Тадамори усыновит его и вырастит самураем!” Родился мальчик.»
Назвали мальчика Киёмори, он вырос и возвёл свой род на вершины величия, когда много лет был грозным правителем всей Японии. Показательно, что и сам он как раз тогда принял монашеский сан, что не мешало ему заниматься и делами вполне светскими.
Другие картинки к этому случаю (а их рисовали очень охотно) — и не только картинки — можно посмотреть здесь.

Вторая гравюра Ёситоси — про то, как Минамото-но Ёримаса спас государя (и даже двоих!) уже от настоящего демона, чудовища Нуэ.



«А прославился Ёримаса вот каким подвигом. В минувшие годы Нимпё, в царствование государя Коноэ, императора каждую ночь мучили таинственные припадки, он терял сознание от страха. Созвали священнослужителей самых высоких рангов, умевших творить заклятья, читали молитвы, самые сокровенные и святые, но все напрасно — каждую ночь, в час Быка, у государя начинался припадок. В этот час над рощей за Третьей Восточной дорогой клубами вздымалась черная туча, нависала над дворцом и причиняла государю страдания.»
Подумали — и поручили защиту государя Ёримае, служившему в дворцовой страже.
«Ёримаса явился во дворец, взяв с собой одного-единственного, самого надежного потомственного своего вассала Инохаяту, уроженца земли Тоотоми, в колчане у коего были стрелы, украшенные орлиными перьями. Сам же Ёримаса, в одноцветном охотничьем кафтане, взял лук, оплетенный пальмовым волокном, две стрелы с особо острым раздвоенным наконечником, украшенные перьями фазана, и встал на страже на широком помосте дворца Сисиндэн. А взял он всего две стрелы вот по какой причине: когда выбирали, кому поручить расправу с чудищем, первым назвал имя Ёримасы царедворец Масаёри, вот Ёримаса и решил, что если он промахнется и с первого же выстрела не поразит чудище, то второй стрелой пробьет голову этому Масаёри.
Как и ожидал Ёримаса, едва лишь приблизилось время мучений государя, над рощей, за Третьей Восточной дорогой, заклубились черные тучи и нависли над дворцовой крышей. Ёримаса поднял взгляд к небу и увидел в тучах очертания чудища. “Если промахнусь — не жить мне на свете!” — решил в душе Ёримаса. Медлить было нельзя; он вложил в лук стрелу, мысленно произнес молитву “Славься, бог Хатиман!” и что было сил натянул и спустил тетиву. С громким свистом вылетела стрела и поразила цель. “Попал!” — радостно вскричал Ёримаса. Инохаята бросился во двор, схватил чудище в тот самый миг, когда оно падало вниз, и пригвоздил к земле, девять раз кряду пронзив мечом. Тут сбежались придворные высоких и низких рангов с факелами в руках и разглядели чудище — голова обезьяны, тело барсука, змеиный хвост, тигриные лапы... А голос напоминал клики Нуэ, ночной птицы-оборотня. Словами не передать, как страшно было то чудище!»
На этом дело не кончилось.
«В годы Охо, в царствование императора Нидзё, снова повадилась летать над дворцом птица-чудище Нуэ, и снова ее крики то и дело тревожили государя. По примеру минувших лет, снова послали за Ёримасой. Стояла пятая луна, сумерки уже пали на землю, моросил теплый дождик. Нуэ крикнула только раз и больше не подавала голос. Ночной мрак окутал дворец, не видно было ни зги, куда целиться — неизвестно... Тогда Ёримаса взял большую гудящую стрелу — «репу» и пустил ее наугад, целясь в дворцовую крышу, откуда раньше слышался голос Нуэ. Испугавшись завывания стрелы, Нуэ громко заверещала и с криком взлетела в воздух. Ёримаса проворно вложил вторую, меньшую стрелу, изо всех сил натянул и спустил тетиву. Со свистом прорезав воздух, стрела точно попала в цель, и Нуэ свалилась на землю вместе с пронзившей ее стрелой. Во дворце поднялся шум, крики, все славили Ёримасу. На сей раз ему пожаловали парадное одеяние.»

По ходу основного действия «Повести…» уже старый Ёримаса через много лет доблестно гибнет в ходе безнадёжного мятежа, но запомнили его в основном по истории с Нуэ. Дальнейшая судьба этого демона описана в действе Но:, одном из самых хороших — мы его пересказывали тут, и там же можно посмотреть, как изображал Ёримасу и чудище Цукиока Ко:гё:.
У Ёситоси (как и на некоторых других картинках к этой истории) самого чудища в небе не видно — только чёрная туча надвигается, вполне по тексту повести. Но мало ли что там, в тучах? Поэтому по сети давно гуляет переделка гравюры Ёситоси — вот такая:


В конце концов, судя по описанию, «птица Нуэ» была ещё меньше похожа на птицу…

Via