Вся активность

Этот поток обновляется автоматически   

  1. Последняя неделя
  2. Провокации пост

          Для начала цитата из программной статьи Дж. Эллиотта о Европе раннего Нового времени как о конгломерате "композитных государств".       Главная идея Эллиотта - раннемодерные государства представляли собой "составные" (или, как я перевожу термин "composite" - "лоскутные") государства, которые были основаны на компромиссе между верховной властью, персонифицированной в образе монарха, и местными элитами. Монарх соглашался сохранить за этими самыми элитами их прежние прерогативы, права и свободы на региональном уровне, получая взамен их лояльность. Но, продолжал дальше Эллиотт, такой подход неизбежно вел дело к тому что эти самые элиты сохраняли в своих руках        «существенные рычаги воздействия, которые можно было использовать, с одной стороны, для оказания давления на корону, а с другой – для расширения своего социального и экономического господства над собственными сообществами»       Понятно, что такое положение было терпимо верховной властю лишь до поры до времени - до тех пор, пока она не "прокачает" властную инфраструктуру и не ощутит в себе силу попытаться править без учета этого компромисса, без опоры на местные элиты. Переход к новой модели управления - вещь сложная и неоднозначная, обычно кровавая, порой донельзя, и от ее исхода зависит в конечном итоге дальнейшая судьба государства. Если монарху удастся сломить сопротивление "грандов", то тогда развитие пойдет по пути создания сильного "регулярного" "полицейского" и военно-фискального" государства, если же нет - не исключен вариант аристократической диархии, в которой роль короны будет сведена к минимум, а вместе с этим - и перспективы выживания (Ржечь Посполита - яркий тому пример\).       Применительно к нашей матушке России ситуация выглядит примерно так - в том, что изначально представляла собой это самое "лоскутное" государство, сшитом при Иване III на скорую руку, сомнений у меня нет (только что закончил писать большую программную статью на этот счет, в которой подвел итог своихз разысканий на эту тему за семь лет). А вот дальше преемникам Ивана, его сыну и внуку. нужно было или довершить дело "собирания власти" до конца, или отступить назад и сохранить дуализм во власти, поделившись ею с аристократией. Василий начал, а Иван Junior завершил этот процесс в по первому варианту. И тогда можно рассматривать опричнину Ивана именно как процесс "изъятия" из рук аристократии тех самых существенных рычагов, которые позволяли ей давить на власть и расширять свое влияние и опять же власть на местах, наступая на права и привилегии нижестоящих (Дубровский-Троекуров). Поход на Новгород (и попутно на Тверь) стоит в таком случае рассматривать как частный случай политики в этом направлении, поскольку и Тверь, и в особенности Новгород были не до конца интегрированы в политическую систему Русского государства. Правда, посе смерти Ивана аристократия попыталась взять реванш, что и стало одной из главных причин Смуты, после чего старая аристократия сошла со сцены вместе с теми самыми инструментами влияния.       Для аналогии - два примера. Первый - французский второй - английский. В первом случае противостояние королевской власти и аристократии разрешилось через многолетнюю религиозную войну (и то не до конца, доделывать пришлось Ришелье, Мазарини и потом Людовику, который Солнце). В Англии же попытка Стюратов лишить аристократию тех самых рычагов власти привел сперва к Великому мятежу, а потом к пресловутой "Славной революции". Предвидя возражения - Англии повезло с тем, что она находилась на Острове, а не была окружена агрессивными и алчными соседями, которые не были тварями дрожащими и право имели. Via
  3. И о парламенте

          Замечание о русском (т.е. московском) парламенте. Конечно, его можно взять в кавычки, но я преднамеренно этого делать не буду, оставлю как есть, поскольку именно о нем как о представительном органе "политического народа" и пойдет речь дальше.       Исходная точка - вот эта цитата из работы М.М. Бенцианова:        К середине XVI в. Государев двор распадался по крайней мере на 44 отдельных группы, не считая родовых княжеских корпораций, служивших по отдельным спискам. В определенном смысле это была "корпорация корпораций", орган, который в отсутствие легитимных органов представительства служил воплощением единства страны и в этом отношении являлся одним из важнейших институтов государства на путик централизации...       Пять лет назад эту фразу я пропустил мимо себя, а вот сегодня, работая над статьей, наткнулся на нее и тут меня не то чтобы осенило, но заставило призадуматься - а почему собственно (см. выделенный фрагмент цитаты) у нас нет легитимного органа представительства? А разве Государев двор, который постепенно из двора московского великого князя превратился именно в Государев двор как воплощение не одного из удельных княжеств, пусть и самого сильного и влиятельного, а Русского государства, и не есть тот самый что ни на есть легитимный орган представительства "политического народа", т.е. служилых людей? Ведь что такое Государев двор ака парламент - место, где происходит согласование интересов монарха и представителей этого самого "политического народа", который обладает и волей, и желанием, и возможностью оказывать давление на власть для решения своих проблем, причем пока не в масштабах всего государства (для этого нужна "политическая нация", а до нее еще далеко, время не настало), но для себя любимых, в рамках своего региона, своего уезда-волости - почему бы и нет? Так что вот вам и парламент - да, своеобразный да, не такой, как у мелкобриттов - но чем он хуже того же польского шляхетского сейма? Да ни чем, даже лучше, ибо в нем магнатерия не доминирует безусловно.       Вот такая вот выходит интересна картинка. Via
  4. Во второй год Энкю: [1070 г.] в третий день восьмого месяца в краю Кадзуса в святилище Итиномия было возвещено: – С тех пор как я понесла, прошло уже три года. Ныне я дождалась, светлый государь воцарился в стране, и я рождаю юное божество! Тогда поглядели на море – а там явилась светлая жемчужина. Она ничуть не отличалась от истинного тела [богини]. Непостижимо! При государе Госандзё:-ин [в 1068–1072 гг.] стало известно, что подати края [Сэтцу, нагруженные на корабли,] во множестве затонули в море перед святилищем Хирота, и в святилище было возвещено: нас гневит, когда подати доставляют не так, как следует! И деревья возле святилища в одну ночь засохли. Старшему жрецу доложили о том, он удивился, обратился к богам со словами увещевания, и деревья зазеленели, как прежде. С тех пор корабли больше не тонули. Служащим Школы чиновников в старину подносили кабанов и оленей. Одному человеку во сне Отец Ни [=Конфуций] молвил: – В родной моей стране так поступают, но с тех пор как я прибыл в эту державу, ко мне приходят и поклоняются мне так же, как Великим святилищам. Скверную пищу мне подносить не следует! И с тех пор подносить перестали. В святилище Итиномия в краю Кадзуса, оно же святилище Тамасаки 玉前神社, как теперь считается, почитают богиню Тамаёри-химэ, мать первого государя Дзимму. Государь, о ком идёт речь, – тот же Госандзё:, о ком говорится в следующем рассказе. Святилище Хирота 広田神社 на берегу моря в краю Сэтцу, по преданиям, основала государыня Дзингу. В столичной Школе чиновников справляли обряд почитания Конфуция по китайскому образцу, то есть приносили жертвы мясом, «скверным» по меркам японских «родных богов». Via
  5. Странный он какой-то!

    Еще один "скиф" от Евгения Края: Via
  6. Ранее
  7.       Как-то раньше особо не обращал внимания, а тут, что называется, торкнуло - а ведь Зимин и к Василию II, и к Ивану III (к Василию в особенности) относится, гм., не то чтобы холодно, а с плохо скрываемой неприязнью.       По отношению к Василию II он даже и не пытается соблюсти хотя бы приблизительно видимость объективности. Темный у него и ничтожество и посредственность, и личность маловыразительная, и политик, не отличавшийся ни инициативностью, ни решительностью, ни волей, и вообще, не выделялся какими-либо талантами. То ли дело его окружение и двор, его бояре и воеводы - они то и были настоящими кингсмейкерами и все такое, без них великий князь бы так и запропал. В общем, в описании Зимина Василий II этакий Ммша Романов, который де умом слаб и боярам во всем поваден.       Ивану III Зимин уделяет всего пару слов, но каких! У него Иван - "смышленый сынок" Василия, изгнавший из Твери брата своей жены князя Александра Борисовича. Этакая змея или кукушонок, одним словом.       Впрочем, Зимин не особо жалует и главного врага Василия Дмитрия Шемяку. Шемяка у него личность более яркая и самобытная ("самый блистательный сын той мрачной эпохи", "необыкновенная энергия и страстность в борьбе с противниками", "широкие государственные замыслы", "умение увлечь за собой трусливых и ненадежных союзников"), но мятущаяся и деспотичная (с оговоркой - "наверное") личность, опередившая свое время и потому неизбежно ставшая авантюристом и тираном.       Зато Юрий Дмитриевич у нашего автора - рыцарь чуть ли без страха и упрека, блистательный политик, борец с игом , феодальной раздробленностью и все такое, выдающийся политический деятель начала XV века и прямо таки демократ и наследник программы Дмитрия Донского (а она была, программа-та эта?)..       Мдя, в общем такое еще послевкусие - как "Огонька" коротичевского обчитался... А ведь сама-то книга хороша - ровно до тех пор, пока наш автор не начинает ударяться во вкусовщину, альтернативщину и в публицистику самого низкого пошиба. Все же неистребимо у наших историков-приверженцев либерального дискурса стремление построить себе другую историю - такую, в которой их все бы устраивало, этакую прекрасную Россию прошлого. Старик Ницше таки был прав. И да, вот еще что - не стоит обижать художника историка - он вам отомстит, учредит такую историю, что мама не горюй! Via
  8. Витязь выбирает путь

          Небольшая такая заметка под впечатлением от глубокого погружения в политические интриги кануна русского "долгого XVI века" и самого его начала.       Заголовок - несколько переиначенное (как уже догадались многие читатели сей "уйютненькой") известной монографии А.А. Зимина по поводу "Войны из-за золотого пояса" между прадедом Tyrann’a и его родственниками – дядей Юрием Дмитриевичем и двоюродными братьями Юрьевичами. Зимин и другие деятели либерального «дискурса» нашей злосчастной историографии сожалели о том, что в ходе этой войны витязь сделал неправильный выбор в пользу тирании, деспотии, опричнины и прочих живописных «прелестей» «либерального» «извода» нашей историографии (не задумываясь особо над тем, насколько вообще была возможна тирания и деспотия в конкретно русских условиях «долгого ХVI века» и каково вообще происхождение этого историографического фантома – написал один, гм, бображелатель, про великого князя, который всех гнетет жестоким рабством, и пошла писать губерния) вместо того, чтобы выйти из джунглей, выбрав sendero luminoso перспективу сада с лучшей комбинацией политической свободы, экономической перспективы и социальной сплоченности.       А ведь выбор действительно существовал, но не такой, на каком настаивали, настаивают и еще долго будут настаивать представители этого самого «дискурса». Если рассмотреть события на Руси в ретроспективе, то, по большому счету, запущенный процесс собирания земель и власти (неважно, в чьих руках – тверского ли князя, московского или там нижегородского либо суздальского, дело не в персонах и даже не в княжеских домах, а именно в перспективах) рано или поздно должен был привести к складыванию пресловутого «централизованного» государства (о сути его можно и должно спорить, но не сейчас). Вопрос был в другом – какую форму это «централизованное» государство обрело бы в итоге?       И вот тут складывается интересная такая свежая перспектива, не заезженная. На данный момент у меня сложилась такая картина – вариант «самодержавной», автократической «централизации» (в духе незабвенной тирады тверского князя Бориса Александровича: А дѧдѧмъ моимъ, и братьи моеи, и племени моему, кнѧземъ, быти в моемъ послусѣ. Яз, кнѧзь велики Борисъ Александрович, воленъ, кого жалую, кого казню, которая, впрочем, все равно предполагало развитое местное самоуправление и сохранение за земскими «общинами» широкой внутренней автономии в вопросах фискальных, судебных и правовых), и вариант второй, в духе старого доброго «братского правления/владения», когда прирастающие владения того или иного великого княжества рассматривались князьями правящего в нем дома как совместное владение, этакая семейное предприятие (и опять же, с сохранением за «общинами» как первичными социальными коллективами широкой автономии в указанных вопросах).       Василий II, победив в борьбе с Юрьевичами и перебрав людишек, заложил основы первого выбора, а его сын Иван в ходе конфликта со своими братьями окончательно повернул развитие Русского государства по первому пути. Corpus fratrum , конечно, не сразу сошел со сцены (и даже Иван Грозный в своеем завещании наказывал своим детям Ивану и Федору придерживаться принципов «братского правления/владения»), но его будущее было мрачным и совершено бесперспективным. А вот автократический вариант, напротив, постепенно набирает силу и влияние, обрастает «мясом» и «прокачивает» мускулатуру (хотя долго, вплоть до середины ХVII столетии и даже дальше, опирается на взаимодействие с сельскими, городскими и служилыми «мирами»-«корпорациями», и лишь при Петре это сотрудничество сводится на нет политикой построения регулярного полицейского государства). В итоге получилось то, что получилось. Но было бы лучше в случае сохранения "братского правления" - вот в этом я более чем сильно сомневаюсь. Via
  9. А.В. ГУЛЫГА РОЛЬ США В ПОДГОТОВКЕ ВТОРЖЕНИЯ НА СОВЕТСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В НАЧАЛЕ 1918 г. Крушение капиталистического строя в России привело в смятение весь капиталистический мир, в частности, империалистов США. Захват пролетариатом власти на одной шестой части земного шара создавал непосредственную угрозу всей системе наемного рабства. Начиная борьбу против первого в мире социалистического государства, империалисты США ставили своей целью восстановление в России власти помещиков и капиталистов, расчленение России и превращение ее в свою колонию. В последние годы царского режима, и особенно в период Временного правительства, американские монополии осуществляли широкое экономическое и политическое проникновенне в Россию. Магнаты Уоллстрита уже видели себя в недалеком будущем полновластными владыками русских богатств. Однако непреодолимым препятствием на их пути к закабалению России встала Великая Октябрьская социалистическая революция. Социалистический переворот спас нашу родину от участи колониальной или зависимой страны. Правительство США начало борьбу против Советской России сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции. «Нам абсолютно не на что надеяться в том случае, если большевики будут оставаться у власти», [1] — писал в начале декабря 1917 г. государственный секретарь США Лансинг президенту Вильсону, предлагая активизировать антисоветские действия Соединенных Штатов. Правительство США знало, однако, что в своих антисоветских действиях оно не может надеяться на поддержку американского народа, который приветствовал рождение Советского государства. На многочисленных рабочих митингах в разных городах Соединенных Штатов принимались резолюции, выражавшие солидарность с русскими рабочими и крестьянами. [2] Правительство США вело борьбу против Советской республики, используя коварные, провокационные методы, прикрывая /33/ 1. Papers relating to the foreign relations of the United States. The Lansing papers, v. II, Washington, 1940, p. 344. (В дальнейшем цит.: The Lansing papers). 2. Вот одна из таких резолюций, принятая на рабочем митинге в г. Ситтле и доставленная в Советскую Россию американскими моряками: «Приветствуем восторженно русский пролетариат, который первый одержал победу над капиталом, первый осуществил диктатуру пролетариата, первый ввел и осуществил контроль пролетариата в промышленности. Надеемся твердо, что русский пролетариат осуществит социализацию всего производства, что он закрепит и расширит свои победы над капиталом. Уверяем русских борцов за свободу, что мы им горячо сочувствуем, готовы им помочь и просим верить нам, что недалеко время, когда мы сумеем на деле доказать нашу пролетарскую солидарность» («Известия Владивостокского Совета рабочих и солдатских депутатов», 25 января (7 февраля) 1918 г.). свое вмешательство во внутренние дела России лицемерными фразами, а иногда даже дезориентирующими действиями. Одним из наиболее ярких примеров провокационной тактики американской дипломатии в борьбе против Советской России является развязывание правительством Соединенных Штатов японского вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г. Вся история интервенции США в Советскую Россию на протяжении многих лет умышленно искажалась буржуазными американскими историками. Фальсифицируя смысл документов, они пытались доказать, что американское правительство в течение первых месяцев 1918 г. якобы «возражало» против иностранного вторжения на Дальний Восток и впоследствии дало на нею свое согласие лишь «под давлением» Англии, Франции и Японии. [3] На помощь этим историкам пришел государственный департамент, опубликовавший в 1931—1932 гг. три тома дипломатической переписки за 1918 г. по поводу России. [4] В этой публикации отсутствовали все наиболее разоблачающие документы, которые могли бы в полной мере показать антисоветскую политику Соединенных Штатов. Тем же стремлением фальсифицировать историю, преуменьшить роль США в организации антисоветской интервенции руководствовался и составитель «Архива полковника Хауза» Чарлз Сеймур. Документы в этом «архиве» подтасованы таким образом, что у читателя создается впечатление, будто Вильсон в начале 1918 г. действительно выступал против японской интервенции. Только в 1940 г. государственный департамент опубликовал (и то лишь частично) секретные документы, проливающие свет на истинные действия американскою правительства по развязыванию иностранного вторжения на Дальний Восток. Эти материалы увидели свет во втором томе так называемых «документов Лансинга». Важная задача советских историков — разоблачение двуличной дипломатии США, выявление ее организующей роли в развязывании иностранной интервенции на Дальнем Востоке, к сожалению, до сих пор не получила достаточного разрешения в исторических исследованиях, посвященных этой интервенции. *     *     * В своем обращении к народу 2 сентября 1945 г. товарищ Сталин говорил: «В 1918 году, после установления советского строя в нашей стране, Япония, воспользовавшись враждебным тогда отношением к Советской стране Англии, Франции, Соединённых Штатов Америки и опираясь на них, — вновь напала на нашу страну, оккупировала Дальний Восток и четыре года терзала наш народ, грабила Советский Дальний Восток». [5] Это указание товарища Сталина о том, что Япония совершила нападение на Советскую Россию в 1918 г., опираясь на Англию, Францию и США, и служит путеводной нитью для историка, изучающего интервенцию на Дальнем Востоке. /34/ 5. Т. Millard. Democracy and the eastern question, N. Y., 1919; F. Schuman. American policy towards Russia since 1917, N. Y., 1928; W. Griawold. The far Eastern policy of the United States, N. Y., 1938. 4. Papers relating to the foreign relations of the United States, 1918, Russia, v.v. I—III, Washington. 1931—1932. (В дальнейшем цит.: FR.) 5. И. B. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза, М., 1949, стр. 205. Ленин еще в январе 1918 г. считался с возможностью совместного японо-американского выступления против нашей страны. «Говорят, — указывал он, — что, заключая мир, мы этим самым развязываем руки японцам и американцам, которые тотчас завладевают Владивостоком. Но, пока они дойдут только до Иркутска, мы сумеем укрепить нашу социалистическую республику». [6] Готовясь к выступлению на VII съезде партии, 8 марта 1918 г. Ленин писал: «Новая ситуация: Япония наступать хочет: «ситуация» архи-сложная... отступать здесь с д[огово]ром, там без дог[ово]ра». [7] В дальнейшем, объясняя задержку японского выступления, Ленин, как на одну из причин, указывал на противоречия между США и Японией. Однако Ленин всегда подчеркивал возможность сделки между империалистами этих стран для совместной борьбы против Советской России: «Американская буржуазия может стакнуться с японской...» [8] В докладе Ленина о внешней политике на объединенном заседании ВЦИК и Московского Совета 14 мая 1918 г. содержится глубокий анализ американо-японских империалистических противоречий. Этот анализ заканчивается предупреждением, что возможность сговора между американской и японской буржуазией представляет реальную угрозу для страны Советов. «Вся дипломатическая и экономическая история Дальнего Востока делает совершенно несомненным, что на почве капитализма предотвратить назревающий острый конфликт между Японией и Америкой невозможно. Это противоречие, временно прикрытое теперь союзом Японии и Америки против Германии, задерживает наступление японского империализма против России. Поход, начатый против Советской Республики (десант во Владивостоке, поддержка банд Семенова), задерживается, ибо грозит превратить скрытый конфликт между Японией и Америкой в открытую войну. Конечно, вполне возможно, и мы не должны забывать того, что группировки между империалистскими державами, как бы прочны они ни казались, могут быть в несколько дней опрокинуты, если того требуют интересы священной частной собственности, священные права на концессии и т. п. И, может быть, достаточно малейшей искры, чтобы взорвать существующую группировку держав, и тогда указанные противоречия не могут уже служить мам защитой». [9] Такой искрой явилось возобновление военных действий на восточном фронте и германское наступление против Советской республики в конце февраля 1918 г. Как известно, правительство США возлагало большие надежды на возможность обострения отношений между Советской Россией и кайзеровской Германией. В конце 1917 г. и в первые месяцы 1918 г. все усилия государственных деятелей США (от интриг посла в России Френсиса до широковещательных выступлений президента Вильсона) были направлены к тому, чтобы обещаниями американской помощи предотвратить выход Советской России из империалистической войны. /35/ 6. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 201. 7. Ленинский сборник, т. XI, стр. 65. 8. В. И. Ленин. Соч., т. XXX, стр. 385. 9. В. И. Ленин. Соч., т. XXIII, стр. 5. История новейшего времени содержит поучительные примеры того, что антагонизм между империалистическими державами не является помехой для развертывания антисоветской агрессин. Так было в годы гражданской войны, так было и в дни Мюнхена. Послание Вильсона к конгрессу 8 января 1918 г. и пресловутые «четырнадцать пунктов» имели в качестве одной из своих задач «выражением сочувствия и обещанием более существенной помощи» вовлечь Советскую республику в войну против Германии. [10] Хауз называл «пункты» Вильсона «великолепным оружием пропаганды». [11] Такого же мнения были и руководящие работники государственного департамента, положившие немало усилий на массовое распространение в России «четырнадцати пунктов» всеми пропагандистскими средствами. Ленин разгадал и разоблачил планы сокрушения Советской власти при помощи немецких штыков. В статье «О революционной фразе» он писал: «Взгляните на факты относительно поведения англо-французской буржуазии. Она всячески втягивает нас теперь в войну с Германией, обещает нам миллионы благ, сапоги, картошку, снаряды, паровозы (в кредит... это не «кабала», не бойтесь! это «только» кредит!). Она хочет, чтобы мы теперь воевали с Германией. Понятно, почему она должна хотеть этого: потому, что, во-первых, мы оттянули бы часть германских сил. Потому, во-вторых, что Советская власть могла бы крахнуть легче всего от несвоевременной военной схватки с германским империализмом». [12] В приведенной цитате речь идет об англичанах и французах. Однако с полным правом ленинскую характеристику империалистической политики в отношении выхода Советской России из войны можно отнести и к Соединенным Штатам. Правомерность этого становится еще более очевидной, если сравнить «Тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира», написанные Лениным 7 января 1918 г., с подготовительными набросками к этим тезисам. Параграф 10 тезисов опровергает довод против подписания мира, заключающийся в том, что, подписывая мир, большевики якобы становятся агентами германского империализма: «...этот довод явно неверен, ибо революционная война в данный момент сделала бы нас, объективно, агентами англо-французского империализма...» [13] В подготовительных заметках этот тбзис сформулирован: «объект[ивно] = агент Вильсона...» [14] И Вильсон являлся олицетворением американского империализма. . Попытка американских империалистов столкнуть Советскую Россию с кайзеровской Германией потерпела крах. Однако были дни, когда государственным деятелям Соединенных Штатов казалось, что их планы близки к осуществлению. 10 февраля 1918 г. брестские переговоры были прерваны. Троцкий, предательски нарушив данные ему директивы, не подписал мирного договора с Германией. Одновременно он сообщил немцам, что Советская республика продолжает демобилизацию армии. Это открывало немецким войскам дорогу на Петроград. 18 февраля германское командование начало наступление по всему фронту. В эти тревожные для русского народа дни враги Советской России разработали коварный план удушения социалистического государства. Маршал Фош в интервью с представителем газеты «Нью-Йорк Таймс» /36/ 10. Архив полковника Хауза, т. III, стр. 232. 11. Там же, т. IV, стр. 118. 12. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 268. 13. Там же, стр. 195. 14. Ленинский сборник, т. XI, стр. 37. сформулировал его следующим образом: Германия захватывает Россию, Америка и Япония должны немедленно выступить и встретить немцев в Сибири. [15] Этот план был предан гласности французским маршалом. Однако авторы его и главные исполнители находились в Соединенных Штатах. Перспектива сокрушения Советской власти комбинированным ударом с запада и востока была столь заманчивой, что Вильсон начал развязывать японскую интервенцию, торжественно заверяя в то же время о «дружеских чувствах» к русскому народу. В 1921 г. Лансинг составил записку, излагающую историю американско-японских переговоров об интервенции. Он писал для себя, поэтому не облекал мысли в витиеватые и двусмысленные дипломатические формулы: многое в этой записке названо своими именами. Относительно позиции США в конце февраля 1918 г. там сказано: «То, что Япония пошлет войска во Владивосток и Харбин, казалось одобренным (accepted) фактом». [16] В Вашингтоне в эти дни немецкого наступления на Петроград считали, что власти большевиков приходит конец. Поэтому решено было устранить возможные недоразумения и информировать союзные державы о согласии США на японское вооруженное выступление против Советской России. 18 февраля, в тот день, когда германские полчища ринулись на Петроград, в Верховном совете Антанты был поднят вопрос о посылке иностранных войск на Дальний Восток. Инициатива постановки этого вопроса принадлежала американскому представителю генералу Блиссу. Было решено предоставить Японии свободу действий против Советской России. Союзники согласились, — говорилось в этом принятом документе — так называемой совместной ноте №16, — в том, что «1) оккупация Сибирской железной дороги от Владивостока до Харбина, включая оба конечных пункта, дает военные выгоды, которые перевешивают возможный политический ущерб, 2) рекомендованная оккупация должна осуществляться японскими силами после получении соответствующих гарантий под контролем союзной миссии». [17] Действия Блисса, подписавшего этот документ в качестве официального представителя Соединенных Штатов, получили полное одобрение американского правительства. В Вашингтоне стало известно, что Япония закончила последние приготовления и ее войска готовы к вторжению на Дальний Восток. [18] Государственные деятели США начинают форсировать события. 27 февраля Лансинг беседовал в Вашингтоне с французским послом. Последний сообщил, что японское правительство намеревается, начав интервенцию, расширить военные операции вплоть до Уральского хребта. Лансинг ответил, что правительство США не примет участия в интервенции, однако против японской экспедиции возражать не будет. В тот же день Лансинг письмом доложил об этом Вильсону. Обращая особое внимание на обещание японцев наступать до Урала, он писал: «поскольку это затрагивает наше правительство, то мне кажется, что все, что от нас потребуется, это создание практической уверенности в том, что с нашей стороны не последует протеста против этого шага Японии». [19] /37/ 15. «Information», 1 марта 1918 г. 16. The Lansing papers, v. II, p. 394. 17. Там же, стр. 272. 18. FR, v. II, p. 56. 19. The Lansing papers, v. II, p. 355. Для того, чтобы создать эту «практическую уверенность», Вильсон решил отправить в Японию меморандум об отношении США к интервенции. В меморандуме черным по белому было написано, что правительство Соединенных Штатов дает свое согласие на высадку японских войск на Дальнем Востоке. На языке Вильсона это звучало следующим образом: «правительство США не считает разумным объединиться с правительством Антанты в просьбе к японскому правительству выступить в Сибири. Оно не имеет возражений против того, чтобы просьба эта была принесена, и оно готово уверить японское правительство, что оно вполне доверяет ему в том отношении, что, вводя вооруженные силы в Сибирь, Япония действует в качестве союзника России, не имея никакой иной цели, кроме спасения Сибири от вторжения армий Германии и от германских интриг, и с полным желанием предоставить разрешение всех вопросов, которые могут воздействовать на неизменные судьбы Сибири, мирной конференции». [20] Последняя оговорка, а именно тот факт, что дальнейшее решение судьбы Сибири Вильсон намеревался предоставить международной конференции, свидетельствовала о том, что США собирались использовать Японию на Дальнем Востоке лишь в качестве жандарма, который должен будет уйти, исполнив свое дело. Япония, как известно, рассматривала свою роль в Азии несколько иначе. Совместные действия против Советской республики отнюдь не устраняли японо-американского соперничества. Наоборот, борьба за новые «сферы влияния» (именно так рисовалась американцам будущая Россия) должна была усилить это соперничество. Перспектива захвата Сибири сильной японской армией вызывала у военных руководителей США невольный вопрос: каким образом удастся впоследствии выдворить эту армию из областей, на которые претендовали американские капиталисты. «Я часто думаю, — писал генерал Блисс начальнику американского генерального штаба Марчу, — что эта война, вместо того чтобы быть последней, явится причиной еще одной. Японская интервенция открывает путь, по которому придет новая война». [21] Это писалось как раз в те дни, когда США начали провоцировать Японию на военное выступление против Советской России. Вопрос о японской интервенции ставил, таким образом, перед американскими политиками проблему будущей войны с Японией. Интересы «священной частной собственности», ненависть к Советскому государству объединили на время усилия двух империалистических хищников. Более осторожный толкал на опасную авантюру своего ослепленного жадностью собрата, не забывая, однако, о неизбежности их будущего столкновения, а быть может, даже в расчете на это столкновение. Составитель «Архива Хауза» постарался создать впечатление, будто февральский меморандум был написан Вильсоном «под непрерывным давлением со стороны французов и англичан» и являлся в биографии президента чем-то вроде досадного недоразумения, проявлением слабости и т. п. Изучение «документов Лансинга» дает возможность сделать иное заключение: это был один из немногих случаев, когда Вильсон в стремлении форсировать события выразился более или менее откровенно. 1 марта 1918 г. заместитель Лансинга Полк пригласил в государственный департамент послов Англии и Франции и ознакомил их с /38/ 20. The Lansing papers, v. II, p. 355 См. также «Архив полковника Хауза» т. III, стр. 294. 21. С. March. Nation at war, N. Y., 1932, p. 115. текстом меморандума. Английскому послу было даже разрешено снять копию. Это означала, в силу существовавшего тогда англо-японского союза, что текст меморандума станет немедленно известен в Токио. Так, без официального дипломатического акта вручения ноты, правительство СЛИЛ допело до сведения японского правительства свою точку зрения. Теперь с отправкой меморандума можно было не спешить, тем более что из России поступали сведения о возможности подписания мира с немцами. 5 марта Вильсон вызвал к себе Полка (Лансинг был в это время в отпуске) и вручил ему для немедленной отправки в Токио измененный вариант меморандума. Полк прочитал его и изумился: вместо согласия на японскую интервенцию в ноте содержались возражения против нее. Однако, поговорив с президентом, Полк успокоился. Свое впечатление, вынесенное из разговора с Вильсоном, Полк изложил в письме к Лансингу. «Это — изменение нашей позиции,— писал Полк,— однако, я не думаю, что это существенно повлияет на ситуацию. Я слегка возражал ему (Вильсону. — А. Г.), но он сказал, что продумал это и чувствует, что второе заявление абсолютно необходимо... Я не думаю, что японцы будут вполне довольны, однако это (т. е. нота.— Л. Г.) не является протестом. Таким образом, они могут воспринять ее просто как совет выступить и делать все, что им угодно». [22] Таким же образом оценил впоследствии этот документ и Лансинг. В его записке 1921 г. по этому поводу говорится: «Президент решил, что бессмысленно выступать против японской интервенции, и сообщил союзным правительствам, что Соединенные Штаты не возражают против их просьбы, обращенной к Японии, выступить в Сибири, но Соединенные Штаты, в силу определенных обстоятельств, не могут присоединиться к этой просьбе. Это было 1 марта. Четыре дня спустя Токио было оповещено о точке зрения правительства Соединенных Штатов, согласно которой Япония должна была заявить, что если она начнет интервенцию в Сибирь, она сделает это только как союзник России». [23] Для характеристики второго варианта меморандума Лансинг отнюдь не употребляет слово «протест», ибо по сути дела вильсоновский документ ни в какой мере не являлся протестом. Лансинг в своей записке не только не говорит об изменении позиции правительства США, но даже не противопоставляет второго варианта меморандума первому, а рассматривает их как последовательные этапы выражения одобрения действиям японского правительства по подготовке вторжения. Относительно мотивов, определивших замену нот, не приходится гадать. Не столько вмешательство Хауза (как это можно понять из чтения его «архива») повлияло на Вильсона, сколько телеграмма о подписании Брестского мира, полученная в Вашингтоне вечером 4 марта. Заключение мира между Германией и Советской Россией смешало все карты Вильсона. Немцы остановились; останавливать японцев Вильсон не собирался, однако для него было очень важно скрыть свою роль в развязывании японской интервенции, поскольку предстояло опять разыгрывать из себя «друга» русского народа и снова добиваться вовлечения России в войну с Германией. [24] Японцы знали от англичан /39/ 22. The Lansing papers, v. II, p. 356. (Подчеркнуто мной. — Л. Г.). 23. Там же, стр. 394. истинную позицию США. Поэтому, полагал Вильсон, они не сделают неверных выводов, даже получив ноту, содержащую утверждения, противоположные тому, что им было известно. В случае же проникновения сведений в печать позиция Соединенных Штатов будет выглядеть как «вполне демократическая». Вильсон решился на дипломатический подлог. «При чтении, — писал Полк Лансингу, — вы, вероятно, увидите, что повлияло на него, а именно соображения относительно того, как будет выглядеть позиция нашего правительства в глазах демократических народов мира». [25] Как и следовало ожидать, японцы поняли Вильсона. Зная текст первою варианта меморандума, они могли безошибочно читать между строк второго. Министр иностранных дел Японии Мотоко, ознакомившись с нотой США, заявил не без иронии американскому послу Моррису, что он «высоко оценивает искренность и дружеский дух меморандума». [26] Японский поверенный в делах, посетивший Полка, выразил ему «полное удовлетворение тем путем, который избрал государственный департамент». [27] Наконец, 19 марта Моррису был вручен официальный ответ японского правительства на меморандум США. По казуистике и лицемерию ответ не уступал вильсоновским документам. Министерство иностранных дел Японии выражало полное удовлетворение по поводу американского заявления и снова ехидно благодарило за «абсолютную искренность, с которой американское правительство изложило свои взгляды». С невинным видом японцы заявляли, что идея интервенции родилась не у них, а была предложена им правительствами стран Антанты. Что касается существа вопроса, то, с одной стороны, японское правительство намеревалось, в случае обострения положения /40/ 24. Не прошло и недели, как Вильсон обратился с «приветственной» телеграммой к IV съезду Советов с намерением воспрепятствовать ратификации Брестского мира. Это было 11 марта 1918 г. В тот же день государственный департамент направил Френсису для ознакомления Советского правительства (неофициальным путем, через Робинса) копию меморандума, врученного 5 марта японскому правительству, а также представителям Англии, Франции и Италии. Интересно, что на копии, посланной в Россию, в качестве даты написания документа было поставлено «3 марта 1918 г.». В американской правительственной публикации (FR, v. II, р. 67) утверждается, что это было сделано «ошибочно». Зная методы государственного департамента, можно утверждать, что эта «ошибка» была сделана умышленно, с провокационной целью. Для такого предположения имеются достаточные основания. Государственный департамент направил копию меморандума в Россию для того, чтобы ввести в заблуждение советское правительство, показать США «противником» японской интервенции. Замена даты 5 марта на 3 марта могла сделать документ более «убедительным»: 1 марта в Вашингтоне еще не знали о подписании Брестского мира, следовательно меморандум, составленный в этот день, не мог являться следствием выхода Советской России из империалистической войны, а отражал «демократическую позицию» Соединенных Штатов. Несмотря на все ухищрения Вильсона, планы американских империалистов не осуществились — Брестский мир был ратифицирован. Советская Россия вышла из империалистической войны. 23. Махинации Вильсона ввели в заблуждение современное ему общественное мнение Америки. В свое время ни текст двух вариантов меморандума, ни даже сам факт его вручения не были преданы гласности. В газетах о позиции США в отношении японской интервенции появлялись противоречивые сообщения. Только через два года журналист Линкольн Колькорд опубликовал текст «секретного» американского меморандума, отправленного 5 марта 1918 г. в Японию (журнал «Nation» от 21 февраля 1920 г.). Вопрос казался выясненным окончательно. Лишь много лет спустя было опубликовано «второе дно» меморандума — его первый вариант. 26. FR, v II, р. 78. 27. Там же, стр. 69. на Дальнем Востоке, выступить в целях «самозащиты», а с другой стороны, в японской ноте содержалось обещание, что ни один шаг не будет предпринт без согласия США. Лансингу тон ответа, вероятно, показался недостаточно решительнным. Он решил подтолкнуть японцев на более активные действия против Советской России. Через несколько часов после получения японской ноты он уже телеграфировал в Токио Моррису: «Воспользуйтесь, пожалуйста, первой подходящей возможностью и скажите к о н ф и д е н ц и а л ь н о министру иностранных дел, что наше правительство надеется самым серьезным образом на понимание японским правительством того обстоятельства, что н а ш а позиция в от н о ш е н и и п о с ы л к и Японией экспедиционных сил в Сибирь н и к о и м образом не основывается на подозрении п о п о в о д у мотивов, которые заставят японское правительство совершить эту акцию, когда она окажется уместной. Наоборот, у нас есть внутренняя вера в лойяльность Японии по отношению к общему делу и в ее искреннее стремление бескорыстно принимать участие в настоящей войне. Позиция нашего правительства определяется следующими фактами: 1) информация, поступившая к нам из различных источников, дает нам возможность сделать вывод, что эта акция вызовет отрицательную моральную реакцию русского народа и несомненно послужил на пользу Германии; 2) сведения, которыми мы располагаем, недостаточны, чтобы показать, что военный успех такой акции будет достаточно велик, чтобы покрыть моральный ущерб, который она повлечет за собой». [29] В этом документе в обычной для американской дипломатии казуистической форме выражена следующая мысль: США не будут возлежать против интервенции, если они получат заверение японцев в том, что последние нанесут Советской России тщательно подготовленный удар, достаточно сильный, чтобы сокрушить власть большевиков. Государственный департамент активно развязывал японскую интервенцию. Лансинг спешил предупредить Токио, что США не только поддерживают план японского вторжения на Дальний Восток, но даже настаивают на том, чтобы оно носило характер смертельного удара для Советской республики. Это была установка на ведение войны чужими руками, на втягивание в военный конфликт своего соперника. Возможно, что здесь имел место также расчет и на будущее — в случае провала антисоветской интервенции добиться по крайней мере ослабления и компрометации Японии; однако пока что государственный Департамент и японская военщина выступали в трогательном единении. Лансинг даже старательно подбирал предлог для оправдывания антисоветского выступления Японии. Давать согласие на вооруженное вторжение, не прикрыв его никакой лицемерной фразой, было не в правилах США. Ощущалась острая необходимость в какой-либо фальшивке, призванной отвлечь внимание от агрессивных замыслов Японии и США. Тогда в недрах государственного департамента родился миф о германской угрозе Дальнему Востоку. Лансингу этот миф казался весьма подходящим. «Экспедиция против немцев, — писал он Вильсону, — /41/ 28. Там же, стр. 81. 29. Там же, стр. 82. (Подчеркнуто иной. — А. Г.) совсем иная вещь, чем оккупация сибирской железной дороги с целью поддержания порядка, нарушенного борьбой русских партий. Первое выглядит как законная операция против общего врага» [80]. Руководители государственного департамента толкали своих представителей в России и Китае на путь лжи и дезинформации, настойчиво требуя от них фабрикации фальшивок о «германской опасности». Еще 13 февраля Лансинг предлагает американскому посланнику в Китае Рейншу доложить о деятельности немецких и австрийских военнопленных. [31] Ответ Рейнша, однако, был весьма неопределенным и не удовлетворил государственный департамент. [32] Вашингтон снова предложил посольству в Пекине «проверить или дополнить слухи о вооруженных немецких пленных». [33] Из Пекина опять поступил неопределенный ответ о том, что «военнопленные вооружены и организованы». [34] Тогда заместитель Лансинга Полк, не полагаясь уже на фантазию своих дипломатов, направляет в Пекин следующий вопросник: «Сколько пленных выпущено на свободу? Сколько пленных имеют оружие? Где они получили оружие? Каково соотношение между немцами и австрийцами? Кто руководит ими? Пришлите нам также и другие сведения, как только их добудете, и продолжайте, пожалуйста, присылать аналогичную информацию». [35] Но и на этот раз информация из Пекина оказалась бледной и невыразительной. [36] Гораздо большие способности в искусстве клеветы проявил американский консул Мак-Говен. В cвоей телеграмме из Иркутска 4 марта он нарисовал живописную картину немецкого проникновения в Сибирь»: «12-го проследовал в восточном направлении поезд с военнопленными и двенадцатью пулеметами; две тысячи останавливались здесь... Надежный осведомитель сообщает, что прибыли германские генералы, другие офицеры... (пропуск), свыше тридцати саперов, генеральный штаб ожидает из Петрограда указаний о разрушении мостов, тоннелей и об осуществлении плана обороны. Немецкие, турецкие, австрийские офицеры заполняют станцию и улицы, причем признаки их воинского звания видны из-под русских шинелей. Каждый военнопленный, независимо от того, находится ли он на свободе или в лагере; имеет винтовку» [37]. Из дипломатических донесений подобные фальшивки переходили в американскую печать, которая уже давно вела злобную интервенционистскую кампанию. Тем временем во Владивостоке происходили события, не менее ярко свидетельствовавшие об истинном отношении США к подготовке японского десанта. /42/ 30. The Lansing papers, v. II; p. 358. 31. FR, v. II, p. 45. 32. Там же, стр. 52. 33. Там же, стр. 63. 34. Там же, стр. 64. 36. Там же, стр. 66. 36. Там же, стр. 69. 37. Russiafn-American Relations, p. 164. Американские представители в России находились, как известно, в тесной связи с эсерами. 12 марта из Иркутска член Сибирской областной думы эсер Неупокоев отправил «правительству автономной Сибири» письмо, одно место, в котором удивительно напоминает телеграмму Мак-Говена: «Сегодня прибыло 2.000 человек австрийцев, турок, славян, одетых в русскую форму, вооружены винтовками и пулеметами и проследовали дальше на восток». («Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 95.) Вполне возможно, что именно эсер Неупокоев был «надежным осведомителем» Мак-Говена. 12 января во Владивостокском порту стал на якорь японский крейсер «Ивами». Во Владивостокский порт раньше заходили военные суда Антанты (в том числе и американский крейсер «Бруклин»). [38] В данном случае, вторжение «Ивами» являлось явной и прямой подготовкой к агрессивным действиям. Пытаясь сгладить впечатление от этого незаконного акта, японский консул выступил с заявлением, что его правительство послало военный корабль «исключительно с целью защиты своих подданных». Владивостокский Совет заявил решительный протест против вторжения японского военного корабля в русский порт. Относительно того, что крейсер «Ивами» якобы послан для защиты японских подданных, Совет заявил следующее: «Защита всех жителей, проживающих на территории Российской республики, является прямой обязанностью российских властей, и мы должны засвидетельствовать, что за 10 месяцев революции порядок в городе Владивостоке не был нарушен». [39] Адвокатами японской агрессии выступили американский и английский консулы. 16 января они направили в земскую управу письмо, в котором по поводу протеста местных властей заявлялось: «Утверждение, содержащееся в заявлении относительно того, что общественный порядок во Владивостоке до сих пор не был нарушен, мы признаем правильным. Но, с другой стороны, мы считаем, что как в отношении чувства неуверенности у стран, имеющих здесь значительные материальные интересы, так и в отношении того направления, в кагором могут развиваться события в этом районе, политическая ситуация в настоящий момент дает право правительствам союзных стран, включая Японию, принять предохранительные меры, которые они сочтут необходимыми для защиты своих интересов, если последним будет грозить явная опасность». [40] Таким образом, американский и английский консулы встали на защиту захватнических действий японской военщины. За месяц до того, как Вильсон составил свой первый меморандум об отношении к интервенции, американский представитель во Владивостоке принял активное участие в подготовке японской провокации. Задача консулов заключалась теперь в том, чтобы создать картину «нарушения общественного порядка» во Владивостоке, «слабости местных властей» и «необходимости интервенции». Для этого по всякому поводу, даже самому незначительному, иностранные консулы обращались в земскую управу с протестами. Они придирались даже к мелким уголовным правонарушениям, столь обычным в большом портовом городе, изображая их в виде событий величайшей важности, требующих иностранного вмешательства. В начале февраля во Владивостоке состоялось совещание представителей иностранной буржуазии совместно с консулами. На совещании обсуждался вопрос о борьбе с «анархией». Затем последовали протесты консульского корпуса против ликвидации буржуазного самоуправления в городе, против рабочего контроля за деятельностью порта и таможни, /43/ 38. «Бруклин» появился во Владивостокском порту 24 ноября 1917 г.— накануне выборов в Учредительное собрание. Американские пушки, направленные на город, должны были предрешить исход выборов в пользу буржуазных партий. Однако этот агрессивный демарш не дал желаемых результатов: по количеству поданных голосов большевики оказались сильнейшей политической партией во Владивостоке. 39. «Известия Владивостокского совета рабочих и солдатских депутатов», 4 (17) января 1918 г. 40. Japanese agression in the Russian Far East Extracts from the Congressional Record. March 2, 1922. In the Senate of the United States, Washington, 1922, p. 7. против действий Красной гвардии и т. д. Американский консул открыто выступал против мероприятий советских властей и грозил применением вооруженной силы. [41] К этому времени во Владивостокском порту находилось уже четыре иностранных военных корабля: американский, английский и два японских. Трудящиеся массы Владивостока с возмущением следили за провокационными действиями иностранных консулов и были полны решимости с оружием в руках защищать Советскую власть. На заседании Владивостокского совета было решенo заявить о готовности оказать вооруженное сопротивление иностранной агрессии. Дальневосточный краевой комитет Советов отверг протесты консулов как совершенно необоснованные, знаменующие явное вмешательство во внутренние дела края. В марте во Владивостоке стало известно о контрреволюционных интригах белогвардейской организации, именовавшей себя «Временным правительством автономной Сибири». Эта шпионская группа, возглавленная веерами Дербером, Уструговым и др., добивалась превращения Дальнего Востока и Сибири в колонию Соединенных Штатов и готовила себя к роли марионеточного правительства этой американской вотчины. Правительство США впоследствии утверждало, будто оно узнало о существовании «сибирского правительства» лишь в конце апреля 1918 г. [49] На самом деле, уже в марте американский адмирал Найт находился в тесном контакте с представителями этой подпольной контрреволюционной организации. [41] 29 марта Владивостокская городская дума опубликовала провокационное воззвание. В этом воззвании, полном клеветнических нападок на Совет депутатов, дума заявляла о своем бессилии поддерживать порядок в городе. [41] Это был документ, специально рассчитанный на создание повода для высадки иностранного десанта. Атмосфера в городе накалилась: «Владивосток буквально на вулкане», — сообщал за границу одни из агентов «сибирского правительства». [45] Японские войска высадились во Владивостоке 5 апреля 1918 г. В этот же день был высажен английский десант. Одновременно с высадкой иностранных войск начал в Манчжурии свое новое наступление на Читу бандит Семенов. Все свидетельствовало о предварительном сговоре, о согласованности действий всех контрреволюционных сил на Дальнем Востоке. Поводом для выступления японцев послужило, как известно, убийство японских подданных во Владивостоке. Несмотря на то, что это была явная провокация, руководители американской внешней политики ухватились за нее, чтобы «оправдать» действия японцев и уменьшить «отрицательную моральную реакцию» в России. Лживая японская версия была усилена в Вашингтоне и немедленно передана в Вологду послу Френсису. Американский консул во Владивостоке передал по телеграфу в государственный департамент: «Пять вооруженных русских вошли в японскую контору в центре города, потребовали денег. Получив отказ, стреляли в трех японцев, одного убили и других серьез-/44/ 41. FR, v. II, р. 71. 42. Russian-American Relations, p. 197. 43. «Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 97. 44. «Известия» от 7 апреля 1918 г. 45. «Красный архив», 1928, т. 4 (29). стр. 111. но ранили». [46] Лансинг внес в это сообщение свои коррективы, после чего оно выглядело следующим образом: «Пять русских солдат вошли в японскую контору во Владивостоке и потребовали денег. Ввиду отказа убили трех японцев». [47] В редакции Лансинга ответственность за инцидент ложилась на русскую армию. При всей своей незначительности эта деталь очень характерна: она показывает отношение Лансинга к японскому десанту и разоблачает провокационные методы государственного департамента. Правительство США не сочло нужным заявить даже формальный протест против японского выступления. Вильсон, выступая на следующий день в Балтиморе, в речи, посвященной внешнеполитическим вопросам, ни единым словом не обмолвился о десанте во Владивостоке. [48] Добившись выступления Японии, США пытались продолжать игру в «иную позицию». Военный «корабль США «Бруклин», стоявший во Владивостокском порту, не спустил на берег ни одного вооруженного американского солдата даже после высадки английского отряда. В русской печати американское посольство поспешило опубликовать заявление о том, что Соединенные Штаты непричастны к высадке японского десанта. [49] Американские дипломаты прилагали все усилия, чтобы изобразить японское вторжение в советский город как незначительный эпизод, которому не следует придавать серьезного значения. Именно так пытался представить дело американский консул представителям Владивостокского Совета. [50] Посол Френсис устроил специальную пресс-конференцию, на которой старался убедить журналистов в том, что советское правительство и советская пресса придают слишком большое значение этой высадке моряков, которая в действительности лишена всякого политического значения и является простой полицейской предосторожностью. [51] Однако американским дипломатам не удалось ввести в заблуждение Советскую власть. 7 апреля В. И. Ленин и И. В. Сталин отправили во Владивосток телеграмму с анализом обстановки и практическими указаниями городскому совету. «Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать, — говорилось в телеграмме. — Это неизбежно. Им помогут вероятно все без изъятия союзники». [52] Последующие события оправдали прогноз Ленина и Сталина. Советская печать правильно оценила роль Соединенных Штатов в развязывании японского выступления. В статье под заголовком: «Наконец разоблачились» «Известия» вскрывали причастность США к японскому вторжению. [53] В обзоре печати, посвященном событиям на Дальнем Востоке, «Известия» приводили откровенное высказывание представителя американского дипломатического корпуса. «Нас, американцев, — заявил он, — сибирские общественные круги обвиняют в том, что мы будто бы связываем руки /45/ 46. FR, v. II, p. 99. (Подчеркнуто мною. — А. Г.) 47. Там же, стр. 100. (Подчеркнуто мною. — А. Г.) 48. Russian-American Relations, p. 190. 49. «Известия» от 11 апреля 1918 г. 50. «Известия» от 12 апреля 1918 г. 51. «Известия» от 13 апреля 1918 г. 52. «Документы по истории гражданской войны в СССР», т. 1940, стр. 186. 53. «Известия» от 10 апреля 1918 г. большевизма. Дело обстоит, конечно, не так». [54] Во Владивостоке при обыске у одного из членов «сибирского правительства» были найдены документы, разоблачавшие контрреволюционный заговор на Дальнем Востоке. В этом заговоре были замешаны иностранные консулы и американский адмирал Найт. [55] Советское правительство направило эти компрометирующие документы правительству Соединенных Штатов и предложило немедленно отозвать американского консула во Владивостоке, назначить расследование о причастности американских дипломатических представителей к контрреволюционному заговору, а также выяснить отношение правительства США к советскому правительству и ко всем попыткам официальных американских представителей вмешиваться во внутреннюю жизнь России. [56] В этой ноте нашла выражение твердая решимость советского правительства пресечь все попытки вмешательства во внутреннюю жизнь страны, а также последовательное стремление к мирному урегулированию отношений с иностранными державами. В последнем, однако, американское правительство не было заинтересовано. Соединенные Штаты развязывали военный конфликт. /46/ 54 «Известия» от 27 апреля 1913 г. (Подчеркнуто мной.— А. Г.) 55. «Известия» от 25 апреля 1918 г. 56. Russiain-American Relations, p. 197. Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
  10. Воины Шерстяной Орды

    от Амба-комикс:       Хан Котян особенно впечатляет! Via
  11. Отокава Ясутика 3

    Отокава Ясутика 音川安親, страницы сборника 万物雛形画譜, «Бамбуцу хинагата гафу» 1880 г. Сегодня - буддийские почитаемые. Бодхисаттва Фугэн и его слон Бодхисаттва Мондзю и его лев Бодхисаттва Каннон, рядом - орнаменты. Снова Каннон Дарума, он же Бодхидхарма И пусть будут здесь же: необычные старики Такасаго, а рядом - изваяние небесной девы во всех проекциях. Via
  12. Крылья, ноги, хвосты...

          Главное - зубы!       На фото — фрагмент верхней челюсти дасплетозавра, близкого родственника знаменитого тираннозавра, жившего в позднем меловом периоде. Длинные, похожие на заостренные бананы зубы, характерные для тираннозаврид, видны на разных стадиях роста — одни длиннее, другие короче. А на переднем плане можно заметить зуб, едва выглядывающий из кости.       У динозавров зубы росли всю жизнь, сменяясь по мере износа (исключение составляли беззубые формы...). Например, у того же дасплетозавра новый зуб отрастал взамен утраченного примерно за два года. Кстати, в этом отношении «ужасные ящеры» не одиноки: зубы постоянно меняются у большинства современных позвоночных, от акул до крокодилов, ящериц и змей Via
  13. Немного гламура

    по случаю праздника.       А.А. Синцов (1866-1910). "Эскиз костюма воина". 1897 г. Via
  14. В «Собрании стародавних повестей» (начала XII в.) есть вот такой рассказ. В стародавние времена жил человек по имени Фудзивара-но Токисигэ Асон, наместник Кадзусы. Когда он служил там, управлял делами всего края и миловал народ, а на третий год службы исполнил свой давний обет. Он разослал из управы повеление: читайте по всему краю «Цветок Закона», по десяти тысячам свитков! И во всех горных обителях, в храмах и в деревнях все стали читать сутру, никто не уклонился. Наместник повелел: когда прочитаете, присылайте свитки мне, я за каждый дам по одной мерке [около 18 л] риса. И когда в краю Кадзуса и в соседних краях высшие и низшие монахи прослышали о том, каждый, прочтя сутру, относил свиток наместнику, в его усадьбе свитки собирались, как звёзды на небе, без числа. И вот, набралось уже десять тысяч свитков. Наместник в великой радости – а было это в десятом месяце – устроил собрание Закона и все свитки преподнёс общине. В ту ночь во сне наместнику явился монашек. Обличьем прекрасен, в руках медный посох, вид довольный. Он обратился к наместнику со словами: – Чистейшие корни блага ты взрастил, и я весьма рад! И прочёл песню: Итидзё номи Нори-о агамуру хито косо ва миё-но хотокэ-но си-то мо нарунарэ Кто лишь Единой колесницы Закон созерцает с почтением – Такой человек Для будд в трёх веках Да будет учителем! И еще прочёл: Гокураку-но мити ва сирадзу я ми мо сарану кокоро хитоцу га наоки нарикэри В край Высшей Радости Не знаешь пути? Неразлучное с телом Сердце – лишь оно Прямо!   И ещё: Саки-ни тацу хито-но уэ-оба кикимидзуя мунасики кумо-но кэмури-то дзо нару Об ушедших раньше Людях ничего Не видно, не слышно? Понапрасну в облаках Они растаяли дымом…   Монашек это прочёл, подошёл ближе, левою рукой взял наместника за правую руку и говорит: – Ты всё лучше понимаешь, что такое непостоянство, так позаботься же о будущем веке! Наместник, слыша это, заплакал и с почтением говорит монашку: – Верю всему, чему ты нынче учил меня! Увидел это и проснулся. А потом ещё до рассвета созвал мудрых монахов и рассказал им этот сон. Монахи слушали его, проливали слёзы, с безграничным почтением говорили: это наставления бодхисаттвы Дзидзо:! Сразу затем наместник позвал ваятеля, и вскоре тот изготовил образ бодхисаттвы Дзидзо в человеческий рост. С тех пор наместник и вся его семья склоняли головы, соединяли ладони, днём и ночью неустанно вверяли свои жизни этому бодхисаттве Дзидзо:. Думается, чтобы принести пользу людям, бодхисаттва Дзидзо: слагает песни на нашем языке! Люди, кто слышит это, все с почтением передают этот рассказ. Полтора века спустя, в середине XIII в., похожая история появляется в «Собрании примечательных рассказов». Обет даёт в ней всё тот же Фудзивара-но Токисигэ 藤原時重, и сон смотрит он – только является ему некто другой и песни звучат чуть иначе. При государе Итидзё:-ин [на рубеже X–XI вв.] жил человек по имени Токисигэ, наместник края Кадзуса. В сердце его глубоко было желание прочесть тысячу свитков «Сутры о Цветке Закона», однако был он беден, не смог договориться ни с одним монахом. В горьких думах он пришёл на поклонение в святилище Хиёси, молился, не имея иных помыслов, и бог откликнулся, и Токисигэ получил назначение в край Кадзуса. И когда занял должность в том краю, сразу же начал чтение тысячи свитков. Той ночью во сне к его изголовью подошёл величавый монах и молвил: – Хорошо! Хорошо! Ты приступил к чтению-вращению Единой колесницы! И пролил слёзы умиления. Токисигэ спросил: – Но кто Вы, кто это посетил меня? И монах отвечал: – Я защитник Единой колесницы, Дзю:дзэндзи. А продолжил песней: Хитонори-но минори-о тамоцу хито номи дзо миё-но хотокэ-но си-то ва нарикэру Лишь тот, кто блюдёт Святой Закон Единой колесницы, – Учитель будд В трёх веках! Токисигэ был смущён и рад, спросил: – А как мне отдалиться от рождений и смертей? Бог ответил песней: Гокураку-но мити-но сирубэ ва ми-о сарану кокоро хитоцу-но наоки нарикэри Путеводный знак На пути к Высшей Радости – Одна лишь прямота Сердца, Неразлучного с телом! И собрался уходить, но обернулся и произнёс ещё одну песню: Аса ю:-но хито-но уэ-ни мо ми-кикуран мунасики сора-но кэмури-то дзо нару Утром ли, вечером люди Уходят прежде нас – Видны ли, слышны ли? Понапрасну в небе Тают дымом… Так он напоследок указал, как надобно понимать непостоянство, и исчез. Трогательно и величаво!    Итак, здесь во сне является не бодхисаттва, а бог Дзю:дзэндзи十禅師, один из богов святилища Хиёси. На самом деле этого бога иногда почитают как воплощение Дзидзо:, но в рассказе об этом речи нет. И больше того – бог, обычно изображаемый в обличье юноши, предстаёт как «величавый», «почтенный» монах неясно какого возраста, но точно не «монашек». А в музее Михо Дзю:дзэндзи вполне выглядит как юный монашек. В ранней версии непонятно, для чего наместник собирает свитки: просто чтобы учесть, сколько прочитано? «Прочесть тысячу свитков» в поздней версии – число условное: не обязательно тысячу разных свитков, просто чтобы сутра была прочитана сто раз (в ней десять свитков вместе со вводной и завершающей сутрами). Бог помогает Токисигэ получить должность, а значит, достаточно разбогатеть, чтобы заказывать чтение сутры. В «Стародавних повестях» рассказчик особо отмечает, что бодхисаттва слагает песни «на нашем языке». Для божества же в «Собрании примечательных рассказов» это естественно, боги часто слагают песни, хотя Дзю:дзэндзи и считается иноземным божеством. Разница между песнями вот какая. В первой песне (про Единую колесницу – так зовётся учение «Лотосовой сутры», она же «Сутра о Цветке Закона») в ранней версии звучит пожелание «да будет», в поздней – утверждение, приверженец сутры уже – учитель всех будд ныне, присно и вовеки (в «трёх временах»). Вторая песня по смыслу одинаковая в обоих случаях, больше того, в том варианте, как в поздней версии, эта песня есть в «Стародавних повестях», только в другом рассказе, и ее читает опять-таки бодхисаттва Дзидзо:. Третья песня в поздней версии – не просто об ушедших прежде, а о том, что каждый день кто-то уходит. Что примерно одни и те же истории рассказывают о разных людях и даже о разных богах, дело привычное. Но здесь и песни почти те же, а звучат из других уст. Via
  15. Паззл складывается?

          Читаю у А. Юрганова:        Министериал - слуга, и сколь бы высoкий пост в администрации он не занимал, его юридический статус был низок. Министериалитет - это служба недоговорного характера, и владелец распоряжается министериалом как своей сoбственностью       И далее, касаясь германского министериалитета:        В Германии королевская власть использовала государственный министериалитет как средство, чтобы создать (дальше идет цитата из работы О.В. Дмитриевой - Thor) себе искусственную опору, ибо он давал то, чего не могла дать ленная система: верных королевских слуг, связанных с монархом узами личной зависимости и служивших ему в силу своего зависимого положения       Юрганов выводит начало русского министериалитета из ордынского нашествия - якобы, с одной стороны, сами князья превратились в "служебников" ханов, которые, опят же якобы, обладали безграничной властю (ага, безграничной, три раза ха-ха), и потоvу перенесли эти отношения и на своих людей. С другой же стороны, Юрганов выводит начала министериалитета и подданских отношений из факта гибели большей части дружинников и бояр домонгольской эпохи в ходе нашествия (сомнительно более чем - данные генеалогии ненадежны, а политическая и военная активность русских князей после нашествия не снижается - если дружинники и бояре перебиты, то кто тогда воевал? Народное ополчение?). А вот у меня складывается иное впечатление - я уже как-то писал прежде о неясности положения князей в древнерусском обществе. Они вроде бы как нужны, а вроде бы как и не особо нужны - можно, в принципе, и без них обойтись. И вот это-то межеумочное положение князей, их стремление обрести более или менее опору не среди вольных слуг, которые могут туда-сюда отъезжать-приезжать, и порождает "двор" и "дворян", зависимых от князя людей, его министериалов, ту самую искусственную опору, которую не могли дать дружинные отношения. В общем, есть над чем подумать... Via
  16. далеко не всегда получется одно и то же.       Вспомнил эту присказку, когда листал 1-ю часть Opus Magnum И. Валлерстайна в той ее части, где речь шла о втором пришествии крепостного права. Он развивает любопытную концепцию происхождения т.н. "2-го издания крепостного права" в Восточной Европе. По времени ужесточение внеэкономического принуждения крестьян со стороны благородных донов-землевладельцев что в Центрально-Восточной Европе, что в России почти совпадает, однако сущность крепостного права там и здесь разная.       Грубо говоря - русское крепостное право в той его начальной форме, которая постепенно устанавливается с конца XVI по середину XVII вв. и было закреплено Соборным Уложением 1649 г. (достигнув своего апогея в годы петровских преобразований, с введением подушной подати, регулярных ревизий и паспортной системы), довольно архаичный институт, который в самой Европе исчез еще на закате Средневековья (оставшись в форме отдельных пережитков). Задача его состояла в том, чтобы поддержать на плаву служилый чин, будущее дворянство, и гарантировать выполнение крестьянами государственных повинностей. Т.о., русское крепостное право носило ярко выраженный публичный и этатистский (если так можно выразиться) характер.       Совсем не так обстояло дело со "вторым издаинем крепостного права" в Центрально-Восточной Европе. Здесь оно переживает своего рода ренессанс с XVI - XVII в. как элемент рождающейся европейской мир-экономики. Центрально-Восточная Европа выступает в рамках этой мир-экономики в роли сырьевого придатка, поставляя на растущие рынки ядра этой мир-экономики сельхозпродукцию - от продовольствия и фуража до технических культур. И потому землевладельцы заинтересованы были в повышении товарности своих латифундий, достичь чего можно было посредством снижекния издержек производства, в т.ч. и за счет дешевизны рабочей силы. Возрождение личной и поземельной зависимости крестьян и возврат их на барщину выглядел логичным выходом из сложившейся ситуации. И так как государство опиралось прежде всего на сильных мира сего, тех же землевладельцев, то они смогли провернуть это дельце с использованием государства с тем, чтобы гарантировать себе сверхдоходы за счет сверхэксплуатации крестьянства, горбатившегося на барщине ради того, чтобы хозяин латифундии получил больше товарной продукции.       Выходит, что за одним внешне явлением скрывается два, совершенно разных по своей пирроде. Собственно же товарное крепостное хозяйство у нас в России, в таком случае, складывается в последней четверти XVIII - нач. XIX в.. Кстати, это еще раз подтверждает мой тезис о том, что в России эпохи Средневековья\ - раннего Нового времени происходят те же событий, что и на Западе, но с определенным временным лагом. Via
  17. И все бы хорошо,

    но вот зачем чел на переднем плане не снял темные очки? Via
  18. Вестернизация, затеянная Петром Великим, потребовала большого количества образованных специалистов, которых в России просто не было. Несмотря на открытие в России сначала Академического университета в Санкт-Петербурге (1724 год), а потом и Московского университета (1755 год), количество русских специалистов было совершенно недостаточно. Да, властью предпринимались меры к исправлению ситуации, так, в 1701 году в Москве в здании бывшей Сухаревской башни была основана Школа математических и навигационных наук. В том же 1701 году была открыта Артиллерийская школа; в 1708 году — Медицинское училище; в 1712 году — Инженерная школа. В 1715 году старшие классы Школы математических и навигационных наук были переведены в Петербург и преобразованы в Морскую академию (ныне Высшая военно-морская академия). Но этого было совершенно недостаточно, особенно в такой высокотехнологичной отрасли, как флот. Именно поэтому с началом какой-либо войны, где предполагались интенсивные действия русского флота, по Европе начинали рыскать эмиссары, искавшие иностранцев, желавших пойти на русскую службу. Самым знаковым тут может служить вот этот отрывок из письма Екатерины II князю Григорию Александровичу Потемкину: «К тебе Князь Василий Долгорукий везёт моё письмо, чрез которое тебя уведомляю, что имянитый Пауль Жонес (Джон Пол Джонс) хочет к нам войти в службу. А как я вижу, что приезд Кингсбергена весьма в даль тянется, и буде приедет, то приедет поздно, а быть может, что и вовсе не приедет, то я приказала Пауль Жонеса принять в службу и прямо поедет к Вам. Он у самих агличан слывётся вторым морским человеком: Адмирал Гов (Хау) — первый, а сей — второй. Он четырежды побил, быв у американцев, агличан. Кингсбергена же постараюсь достать, но по причине того, во-первых, что он от Генеральных Штатов имеет лишь годовой отпуск, по конец которого он должен в мае явиться в Голландию (где имеет ращетное по Средиземному морю своей экспедиции дело) и потом взять увольнение, которое ещё неизвестно получит ли; также тестя своего Ван Гофта, которого хочет вывезти или на покое заставить жить, ибо боится, чтоб его за патриотизм не повесили на восьмидесятом году, из чего Вы сами увидите, что Кингсберген к весенним действиям никак не поспеет, а другой авось-либо доедет ранее первого». Таким образом, получалось, что в России не создавали систему подготовки собственных кадров, а просто по надобности приобретали «легионеров», часть из которых потом возвращалась в свои страны, а часть – оставалась в России. Да, некоторые русские моряки учились у этих «легионеров» опыту, тактическим приёмам и так далее. Но этот опыт не анализировался, не внедрялся и не осмыслялся, в результате не приводя к развитию собственно российской тактики и стратегии флота. Флот России в 1710 году. Давайте же опять посмотрим биографии некоторых иностранцев, оставивших заметный след в истории российского флота. И начнем мы с адмирала Сиверса. Петер фон Сиверс, в русском флоте ставший Петром Ивановичем Сиверсом, родился в 1674 году в голштинском городе Штаде, принадлежавшем на тот момент Швеции, в семье капитана торгового флота Йохана Сиверса и Корнелии Швен Сибартсдаттер. В 1700 году, с началом Северной войны, поступил на службу в датский флот месячным лейтенантом (Månedsofficer, так в датском флоте назывались офицеры, которые нанимались на время войны или какого-либо кризиса, в отличие от обычных офицеров флота у них были не годовые контракты, а помесячные). В 1701 году стал кадетом, в 1703 году получил звание второго лейтенанта и должность лейтенанта кадетской роты. В 1704 году уволился и пошел на русскую службу, где получил чина капитана и отбыл в Архангельск, а оттуда – на Олонецкую верфь. В 1705 году получил под командование 14-пушечную шняву «Дефальк», принимал участие в обороне Котлина от шведов. В 1707 году получил командование над 24-пушечным фрегатом «Кроншлот», а потом и над 50-пушечным линкором «Виктория». С 1714 года – капитан-командор, в 1719-м – шаутбенахт, в 1721 году – вице-адмирал. В 1728 году стал президентом Адмиралтейств-коллегии. В 1730 году на престол взошла императрица Анна Иоанновна, и Сиверс попал как кур в ощип: в Верховном Тайном совете Сиверс был креатурой герцога Карла Голштинского, поскольку герцог безвылазно проживал у себя в Киле. Анну Иоанновну избрали во время династического кризиса, и «верховники» хотели навязать ей «кондиции» - то есть условия, согласно которым она моет править. Анна сначала согласилась, а когда взошла на престол – кондиции разорвала. Хотя Сиверс не принимал ни малейшего участия в составлении кондиций и работе Верховного совета – в 1732 году ему была объявлена опала и он был сослан в свои имения в Кексгольмском уезде, где и умер в 1740 году. Томас (Фома Иванович) Гордон. Шотландец, родился в Абердине предположительно в 1658 году. С 1688 года – служил капитаном на торговых кораблях, плавал на Шетландские острова, в Швецию, Норвегию, Ирландию, на Средиземное море. На а далее он поступил в 1703 году на шотландский королевский флот. К началу XVIII века Royal Scots Navy уже не был такой силой, как в XIV-XVI веках. Состоял он всего из трех кораблей - 32-пушечного «Royal William» (367 тонн, 145 человек экипажа), а так же 24-пушечных «Royal Mary» (284 тонны, 115 моряков) и «Dumbarton Castle» (282 тонны, 115 моряков). По воспоминаниям англичан - корабли архаичной постройки, и слабого вооружения (18-фунтовки в небольшом количестве были только на «Royal William», остальные суда несли пушки меньшего калибра). Занимались они в основном конвоированием шотландских торговых конвоев и охраной рыболовных судов у Оркнейских островов. Во время войны Аугсбургской лиги очень часто маленький флот в полном составе участвовал в прикрытии британских конвоев в Архангельск. В войне за Испанское наследство «Royal William» и «Dumbarton Castle» в 1702 году приняли участие в охоте на флотилию Рене Дюге-Труэна, шедшего атаковать Шпицбергенские китовые промыслы, а в 1707-м недалеко от Ньюкасла-апон-Тайна имели свою зону ответственности во время противодействии высадки в Шотландии десанта Форбэна. В 1707 году, в Акте об Объединении между Англией и Шотландией отдельным пунктом оговаривалось вхождение шотландского Королевского флота в состав Роял Неви. Отдельно пояснялось, что теперь боевые корабли Шотландии могут комплектоваться и английскими моряками, а их капитаны обязаны подчиняться английским адмиралам и начальникам. Многие не только в Хайленде, но и в Лоуленде оценили этот пункт как национальный позор. Именно из-за объединения Англии и Шотландии в Великобританию с началом 1708 года Королевский Шотландский флот перестал существовать. Многие офицеры были оскорблены этим, в том числе и главнокомандующий маленьким флотом - коммодор Томас Гордон. В Роял Неви ему предложили звание на ступень ниже, и, послужив до конца войны за Испанское наследство в Роял Неви, Томас подался не куда-нибудь, а в... Россию. Свел Петра с Томасом не кто-нибудь, а генерал Георг Бенедикт (в России - Георгий Бенедиктович) Огильви. Было так же упомянуто, что коммодор является племянником «разлюбезного друга» Петра - Патрика Гордона. Но вопрос о переходе младшего Гордона на русскую службу затянулся до 1717 года, пока император Российский и шотландско-английский кэптен не встретились в Париже, и в результате Томас (Фома) Гордон перешел на русскую службу в звании капитан-командора. Уже в 1718 году Томас Гордон поднял свой брейд-вымпел на корабле «Св. Екатерина» и крейсировал у Оденсхольма и Дагерорда, защищая русскую Финляндию от возможных набегов шведов. В 1719 году – шаутбенахт и командир Ревельской эскадры. В следующем году вполне мог вступить в бой со своими прошлыми товарищами - тогда англо-шведский флот подошел к Ревелю, но на атаку не решился, высадив только десант на пустынный острой Нейсаар. В 1721 году командовал Кронштадтской эскадрой в звании контр-адмирала. С самого начала службы в России Гордон поссорился с Сиверсом и вскоре эта ссора переросла в настоящую неприязнь. Сиверс считался человеком с прекрасным рассудком, обширными знаниями, очень точным и методичным в своем поведении. Он также мог говорить и писать на большинстве европейских языков и свободно говорил по-русски. Но он просто терпеть не мог Томаса Гордона, и к этому чувству примешивалась зависть. Сиверс отказался, чтобы контр-адмирал Гордон присутствовал при обсуждении выполнения любых приказов, даже когда этого требовал царь. Он чувствовал, что Петр Великий почитал Гордона больше него, и действительно, царь назначил Гордона руководить Ревельской эскадрой на том основании, что он был британским офицером и обучался лучшему военно-морскому флоту, чем Сиверс. В отличие от Сиверса, Гордон не говорил по-русски, но свободно говорил по-голландски. Разлад между Гордоном и Сиверсом достиг апогея 14 июля 1721 года, когда на банкете, посвященном битве при Гангуте, между двумя мужчинами в присутствии царя вспыхнула ожесточенная ссора. Гордон пожаловался на поведение датчанина по отношению к нему и указал, что, поскольку Сиверс отвечал за назначения лейтенантов и всех низших чинов, он назначал лучших офицеров и солдат в подчинение только датским и голландским командирам. Генерал-адмирал граф Апраксин изо всех сил пытался оправдать действия контр-адмирала Сиверса и утверждал, что Гордон ложно обвинил его в пристрастности при разделении солдат и офицеров. Во время разговора Апраксин в лицо Петру назвал Гордона «вашим адмиралом», что в свою очередь чуть не вызвало ссору между Апраксиным и Петром. К тому же Сиверс собирался покинуть царскую службу в конце кампании 1721 года, он был резок и независим в своем мнении. Все-таки, на следующий день Петр созвал Сиверса и Гордона и заставил их вместе выпить по бокалу вина, надеясь, что это положит конец их препирательствам. В 1726 году Томас Гордон возглавил Балтийский флот и вывел его навстречу эскадре Чарльза Уоджера, прибывшей на Балтику. Россия тогда планировала высадить десант в Дании, Англия выступала как союзница Копенгагена. 6 мая 1727 года произведен в адмиралы флота и командиром Кронштадского порта, эту должность он занимал до своей смерти. В 1734 году командовал русским флотом в войне за Польское наследство, согласно письму генерала Кейта в адрес Гордона именно появление русского флота и предопределило падение Данцига: «Все поляки, которых я видел, уверяют меня, что столь внезапная сдача города была целиком вызвана только появлением вашего флота, который отрезал им всякую надежду на помощь. Поэтому они смотрят на вас, как на главное орудие потери их свободы, ибо это их обычный термин для нас, тех, кто служил русским в Польше». Томас Гордон умер 18 марта 1741 года в Кронштадте. Ну а мы переходим к Уильяму Томасу Льюису, ставшему в России Виллимом Фомичем Люисом. О том, когда и где он родился, ничего доподлинно неизвестно. Есть только данные, что Льюис был валлийцем и якобитом. Бежал в Данию, оттуда – в Россию, и в 1714 году был принят на службу по контракту на 5 лет, с чином подпоручика. К 1733 году стал капитаном 1 ранга и послан в Англию для найма корабельных мастеров и тимерманов. В 1734 году в эскадре Томаса Гордона командовал флагманским кораблем. В 1736 году случился казус. Не совсем понятно, как так вышло, по одной из версий в Адмиралтействе на день восшествия императрицы на престол (9 мая) решили «скинуться на подарок». В добровольно-принудительном порядке, как это и принято в России. И получивший жалование Льюис каких-то денег не досчитался. Поскольку на вопросы прямо никто не отвечал, тот, недолго думая, написал Анне Иоанновне письмо, с просьбой вернуть ему неправомерно изъятые деньги. Императрица, прочитав это письмо, пришла в ярость, и уволила Льюиса из русского флота. Правда, всего на два дня, ибо после нескольких бесед с Остерманом, в должности восстановила. О том, вернули деньги Льюису или нет, история умалчивает. В 1739 году Виллим Фомич был назначен в Архангельск для перегона оттуда на Балтийское море построенных кораблей. В 1743 году попал под суд, ибо часть эскадры, шедшей из Архангельска в Кронштадт из-за неблагоприятных непогодных условий потерял. Оправдан, стал капитаном Кронштадтского порта. В 1747 году получил звание контр-адмирала. В 1757 году произведенный в вице-адмиралы Льюис вместе с адмиралом Мишуковым возглавил русский флот в войне против Пруссии. Эскадра под командованием контр-адмирала Вильяма Фомича Льюиса в составе 6 линейных кораблей и 3 фрегатов встала в походном порядке в Виндаве (ныне Вентспилс). 14 линейных кораблей и 3 фрегата под началом контр-адмирала Мишукова готовились к выходу в Кронштадте. В середине июля Мишуков и Льюис встали на рейде Данцига, и оставались там до 19 августа, предполагая, что английский флот придет-таки на помощь Пруссии, но у англичан были дела поважнее – они сошлись на море с французами. 21 августа к бухте Кьеге подошел датский флот, но с русскими и шведами он объединяться не стал. Там датчане, русские и шведы прокрейсировали до 8 сентября. Часть русских кораблей под командованием Мятлева были отправлены в Карлскруну, дабы соединиться со шведами, но по пути попали в сильный шторм, и остановились в Карлсхамне. 14 октября в виду Ревеля на мель вылетел и погиб фрегат «Вахтмейстер». Льюис же сразу после взятия Мемеля написал рапорт на имя императрицы Елизаветы с просьбой отстранить его от командования. Виллим по духу был и остался англичанином, и предполагал, что Англия, выступившая на стороне Пруссии, без сомнения пришлет на Балтику свои эскадры. Сражаться против соотечественников он не считал возможным, поэтому решил подать в отставку, и поселиться в захваченном Мемеле. Вернулся на русскую службу в 1762 году. В апреле того же года произведен в адмиралы императором Петром III. В 1764 году «уволен от службы, за глубокой старостью и слабостью здоровья, с производством полного адмиральского жалованья». Умер в 1769 году в Санкт-Петербурге. Чарльз Ноульс, родился то ли в 1697, то ли в 1704 году. На службу в английский флот поступил в 1718 году под начало Джорджа Бинга. В 1707 году перешел на 70-пушечный «Lenox» в качестве слуги капитана. В 1721 году перешел на 32-пушечный фрегат «Lyme», стал опытным моряком (able seaman). В 1726 году – мичман, помощник штурмана. В 1730 году – лейтенант, получил под командование шлюп «Tryall». В 1732 году – командир 40-пушечного фрегата «Southampton», но без получения звания капитана, в чине штурмана и командира (master and commander). В 1737 году – капитан, получил под начало фрегат «Diamond». Активно участвовал в войне из-за уха Дженкинса и в войне за Австрийское наследство. В звании коммандора (капитан и командир небольшой эскадры) в 1748 году перехватил у Гаваны испанскую эскадру, которая была рассеяна, а один из испанских кораблей захвачен. В 1749 году Ноульс попал под трибунал, его обвиняли несоответствии служебному положению, упирая на неумение тактически построить бой. Страсти на суде кипели нешуточные – достаточно отметить, что несколько кэптенов, бывших в подчинении Ноульса, послали своему контр-адмиралу вызовы на дуэль, и понадобилось вмешательство короля Георга II, чтобы прекратить эту вспыхнувшую ссору . Все же Ноульса оправдали. С 1752 по 1756 год – губернатор Ямайки, в 1760 году получил звание контр-адмирала Красного Флага. И вот в 1770 году уже заслуженный британский адмирал неожиданно переходит на российскую службу, заняв место в Высочайшем Совете при императрице Екатерине II. Двадцать лет спустя в одной брошюре сетовали, что «мы позволили сэру Чарльзу Ноульсу действовать от имени этого амбициозного и грозного государства в качестве лорда-адмирала в то время, когда его способности могли бы сыграть большую роль в его родной стране». Ноульс служил в России с 1770 по 1774 год. Краткий перечень его достижений: - В 1773 году он представил паровую машину из Шотландии для откачки воды из сухого дока в Кронштадте, за целых 26 лет до того, как британское адмиралтейство испытало подобную паровую машину в Портсмуте. Именно его настойчивость в использовании парового насоса оказала значительное влияние на рост интереса к применению пара во всех сферах промышленной жизни России. - подробный план перестройки флота по английскому образцу, плюс не менее пяти новых военных кораблей флота, построенных по его собственному проекту и под его руководством спущенных на воду через 8 с половиной месяцев, в то время как обычно на постройку корабля подобного класса уходило до 5 лет. - составление новых, современных инструкций для похода и боя для русского флота. - рецепт солонины с лимоном как средство от цинги. В Военной энциклопедии Сытина Ноульс по праву называется «вторым отцом русского флота» после Петра Великого, а его отъезд обратно в Англию – самой большой утратой для русского флота. Чарльз Ноульс умер в Лондоне 9 декабря 1777 года. Ян Хендрик ван Кинсберген, родился 1 мая 1735 года в Дусбурге, его отец был немцем, который пошел на голландскую службу, и изначально носил фамилию «Гинзберг». В 1744 году отец Яна, и сам Ян в качестве юнкера в составе голландской армии убыл в Южные Нидерланды для противостояния с французами (шла война за Австрийское наследство). Участвовал в обороне Льежа и Намюра. В 1748 году, прочитав монографию Жерара Брандта о жизни великого адмирала Микаэля де Рюйтера, он решил пойти на флот. В 1751 году он поступил в Гронингене в Морскую академию и через пять лет выпустился с дипломом штурмана. Поступил на верфь Весттеллинга, а с 1758 года стал лейтенантом на 58-пушечном корабле «Maarssen». В 1761 году перешел на 28-пушечный «Amazone» в звании лейтенант-коммандера. В 1767 году издал сочинение для молодых офицеров по снаряжению военных кораблей, «Приказы и Краткие наставления по морской службе». В тот период у голландских морских офицеров было очень мало работы, и ван Кинсберген подал прошение о разрешении уехать в Голландскую Ост-Индию на четыре года, что ибыло удовлетворено. Однако перед этим к нему обратились Иоганн Кристиан II, граф Зольмс-Барут и Генрих Прусский , не хочет ли он послужить России, где во время русско-турецкой войны (1768-1774) флот был значительно расширен и модернизирован и русские по всей Европе искали военно-морских специалистов. 15 августа 1770 года он получил на это разрешение от тогдашнего генерал-адмирала, штатгальтера Вильгельма V. Однако Ван Кинсберген не хотел навсегда остаться в России, и была оговорена следующая договоренность: через год Кинберген будет назначен голландским капитаном, а если через три года отечеству он снова понадобится, то он должен будет вернуться. 15 августа 1771 года он действительно стал экстраординарным (то есть получившим звание вне очереди) капитаном. 2 октября 1771 года Кинсберген, получивший в России чин капитана 2 ранга, отбыл в русскую армию, находившуюся в устье Дуная. Там он командовал казачьим отрядом, выучил русский язык, и принимал участие в сухопутной кампании до начала 1772 года. Во время боя он был ранен в колено, погребен под кучей трупов и умирал, но его спас казак. Позже он возьмет на работу своего спасителя на военно-морскую верфь в Амстердаме. Только 8 февраля 1772 года он получил задание, которое имело какое-то отношение к его опыту: он должен был отремонтировать захваченные корабли турецкого дунайского флота в Яссах. 12 июня он действительно вышел в море, когда ему нужно было передать на галиоте сообщение о временном перемирии в Азов. По возвращении 8 августа он получил за это награду. С 12 ноября в качестве курьера возил во двор в Санкт-Петербурге секретные документы из армии. Там его представили царице, и восторженные планы ван Кинсбергена относительно Черноморского флота убедили Екатерину, что пора дать молодому офицеру настоящее командование. 26 марта 1773 года он снова отправился на юг, где 23 апреля был назначен на должность командира эскадры на Черном море. Силы его были очень ограничены: всего два небольших «новоизобретенных» фрегата по четырнадцать орудий каждый и две яхты, на которых он должен был патрулировать западнее Крыма. Основной же русский флот действовал в Эгейском море после кругосветного плавания вокруг Европы. Ван Кинсберген, полный решимости сделать себе имя, решил действовать настолько агрессивно, насколько позволяли его скудные силы — между прочим, с полного одобрения своего начальства. Он провокационно проплыл Босфор, и, без особого эффекта, также обстреливал прибрежную крепость Стамбул, пока повреждение его флагмана не вынудило его отступить. Дважды в том же году он нанес поражение турецкому флоту. 23 июня он столкнулся с турецкой флотилией из трех фрегатов и одного брига. Несмотря на разницу в огневой мощи, он атаковал двумя своими кораблями и сумел отогнать все вражеские корабли. Этот героический поступок вызвал настоящий переполох в России, и он уже получил разрешение атаковать Синоп, когда его задание было изменено на перехват турецкого военного конвоя в Крым с примерно 24 кораблями, в том числе 12 легкими фрегатами, на борту которых находилось 5000 пехотинцев. Утром 2 сентября он заметил вражеский флот у турецкой крепости Суджук-Кале, ныне - Новороссийк, но при этом получил встречный приказ отказаться от бессмысленной атаки из-за неравного соотношения сил. Ван Кинсберген, однако, заявил в присутствии своих офицеров, что такой приказ никогда не мог бы быть подлинным, а посыльный вообще похож на шпиона, и продолжил атаку. Теперь у него было шесть кораблей, усиленных 32-пушечным флагманским фрегатом и брандером, а турецкая эскадра оказалась сильнее, чем ожидалось, с четырьмя линейными кораблями, тремя фрегатами, четырьмя легкими фрегатами и шестью транспортами. Турки шли вытянутой линией в соответствии с господствовавшей тактикой, которая давала наибольший эффект их превосходству в огневой мощи. Поэтому ван Кинсберген применил современный в то время метод концентрации своих сил и атаковал головную часть вражеской линии с наветренной стороны, так что она пришла в замешательство. Затем он прорезал линию, несмотря на переменчивый ветер, и повредил и обратил в бегство вражеский флагман. Транспортный флот теперь отказался от попытки высадки. Неподчинение ван Кинсбергена приказу было быстро прощено; его похвалили, и 22 сентября 1773 года Екатерина наградила его орденом Св. Георгия 4-ко класса, что его несколько разочаровало, ибо он хотел адмирала. Позже за эту же победу ему было присвоено почетное звание «Герой Черного моря». Хотя Екатерина Великая хотела бы оставить его на своей службе, щедро наградила его и дала ему звание капитана 1 ранга, ван Кинсберген получил в ноябре 1774 года, после окончания войны, временное увольнение с русской службы. К этому его подтолкнули плохие перспективы дальнейшего продвижения по службе. В мае 1775 года он подал прошение о возвращении на голландскую военно-морскую службу. В августе 1775 года он фактически покинул русский флот и вернулся в Голландию через Санкт-Петербург. По возвращении в Амстердам, Кинсберген получил подтверждение звания капитана, с мая 1776 года по октябрь 1777 года он принимал участие в экспедиции в Марокко и в качестве посланника передал текст нового договора об ограничении каперства, на подписании которого присутствовал 27 июня в Сале. В 1778 году он совершил поход в Средиземное море на 44-пушечном фрегате «Argo», претворив в жизнь свои идеи ужесточения дисциплины. Частично это заключалось в том, что офицеры должны были подавать пример и, таким образом, воздерживаться от азартных игр, сквернословия, пьянства и блуда. В 1779 году «Argo» был одним из кораблей, которые охраняли большой торговый конвой в Ла-Манше, когда его остановил английский флот на предмет проверки контрабанды в восставшие американские колонии. Это было воспринято голландцами как оскорбление, и в 1780 году ван Кинсберген был назначен членом комиссии по проверке состояния береговой обороны. 12 января 1781 года получил временное звание шаутбенахта и поднял свой флаг на флагмане «Admiraal-Generaal». В сражении при Доггер-банке во время четвертой англо-голландской войны он отличился агрессивностью и стойкостью против англичан. С 8 октября по 2 ноября 1782 г. он также совершил бурный поход с большими потерями кораблей и людей в Норвегию, чтобы сопровождать возвращающийся домой флот из Индии; 10 октября он был назначен в новый Тайный совет по морским делам. В феврале 1783 года он был назначен в комитет по исследованию улучшения военно-морского порта Флиссинген. Весной 1783 года, разочарованный многочисленными упреками за плохое ведение войны, он почти принял предложение вновь поступить на русскую службу, но личное обращение губернатора и его жены отговорило его; однако его план по созданию корпуса морской пехоты провалился в том же году. В 1784 и 1785 годах Кинсберген совершил путешествие в Средиземное море на «Jupiter» отчасти для того, чтобы предотвратить возможное нападение из Венеции; когда он поселился в Тулоне, до него дошли слухи, что следственная комиссия обвинила его в причастности к провалу плана отправить летом 1782 года к Ла-Маншу голландскую эскадру для совместных действий с французским и испанским флотами, т. н. «Брестское дело». Прусская военная интервенция 1787 года привела к некоторому отчуждению между ним и штатгальтером — его дом и бумаги в Амстердаме были осмотрены солдатами в сентябре по подозрению в связях с патриотами, — и он подумывал о возвращении в Россию снова в качестве вице-адмирала и командующего Черноморским флотом по предложению Екатерины, однако вскоре принял командование датскими армией и флотом в войне против Швеции в 1789 году. Вернулся в конце года после перемирия, и с 17 июня по август 1790 года он командовал вспомогательной эскадрой из двенадцати кораблей держа флаг на «Vrijheid», чтобы помочь Англии в возможной войне с Испанией. В 1793 году штатгальтер назначил ван Кинсбергена командующим голландским и зеландским флотами, а так же любыми речными флотилиями. 11 августа 1793 года он был произведён в экстраординарные лейтенант-адмиралы. 29 сентября он снова принял пост командира, его флагманом тогда был «Gelderland». Летом 1794 года морской кампании тоже не было. В конце того же года вся союзническая оборона Нидерландов рухнула, и французы смогли вторгнуться в Голландию по льду в начале 1795 года. 17 января 1795 года штатгальтер Вильгельма V Оранский бежал в Англию, флот Голландии по недосмотру или прямому сговору с французами в море не вышел и вмерз в лед, поэтому был захвачен. Кинсберген же был арестован и вскоре уволен с флота как оранжист. В июне 1795 года он прибыл в Данию, где стал адмиралом датского флота и кавалером ордена Даннеброг. На следующий год из-за давления французов Кингсбергена официально сняли с поста главнокомандующего морскими силами, но на датской службе он оставался до 1806 года. В 1807 году Голландия стала королевством под скипетром Луи-Наполеона, который пригласил Кинсбергена себе на службу и осыпал почетными титулами. 15 мая 1808 года он стал маршалом Голландского флота, графом Доггер-банки. Но в 1810 году, когда королевство Голландия было просто присоединено к Франции, Кинсбергена понизили до вице-адмирала, в утешение сделав сенатором Франции. В 1813 году, когда казаки и гусары графа Бенкендорфа начали освобождение Голландии, ван Кинсберген перешел на сторону русских и Вильгельма Оранского. 4 января 1814 года ему было пожаловано разрешение открыто носить все награды своих многочисленных рыцарских орденов и предоставлено право именоваться бывшим подпоручиком-адмиралом. Умер он в 1819 году в Апелдорне в возрасте 84 лет. Сэмьюэл Грейг, ставший в России Самуилом Карловичем Грейгом. Родился 30 ноября 1735 года в Шотландии, в городке Инверкейтинг в семье потомственного моряка. Сначала плавал на кораблях торгового флота. В 1758 году поступил на службу в Королевский флот на должность помощника штурмана. Участвовал в сражении в бухте Киберон, во взятии Гаваны, стал исполняющим обязанности лейтенанта, в 1764 году стал лейтенантом, и в том е году перебрался на русскую службу, где получил звание капитана 1 ранга. В Средиземноморском походе сначала командовал 66-пушечным кораблем «Трех Иерархов», в Хиосском сражении 1770 года – уже кордебаталией. По некоторым данным именно Грейг разработал схему атаки брандерами кораблей турецкой эскадры в Чесменской бухте (но на это так же претендуют Алексей Орлов, адмирал Спиридов и контр-адмирал Эльфинстон). За Чесму Грейг досрочно получи звание контр-адмирала. В 1775 году Грейг становится губернатором Кронштадта, занимаясь реконструкцией порта и доков, причем по программе, написанной еще Ноульсом в 1773 году. В 1777-1780 году возглавляет первую дивизию кораблей Балтийского флота. В 1788 году в звании вице-адмирала Грейг возглавил русский Балтийский флот в войне со Швецией. Получив предписание Екатерины II: «Следовать с Божьей помощью вперед, искать флот неприятеля и оный атаковать», Грейг 17 июля 1788 года дал шведскому флоту сражение у острова Гогланд. Грейг, выстраивая линию, пошел в атаку, имея слабый ветер с северо-востока. Шведы ждали под ветром в кильватерной колонне. По сигналу Грейга в 15.30 она при слабом ветре стала спускаться на противника. Каждый корабль спускался на противостоящий шведский. В результате боя русские смогли захватить шведский 70-пушечный «Prins Gustaf», но шведы расстреляли и захватили русский 74-пушечный корабль «Владислав». Только в полночь к флагманскому «Ростиславу» причалила шлюпка с 18 офицерами «Владислава» и доложила Грейгу о том, что корабль сдался шведам. Грейг, несмотря на шестичасовой бой, приказал эскадре преследовать шведов и отбить «Владислав», однако корабли русского арьергарда сильно отстали, а авангард и центр были сильно повреждены. Капитанов Коковцева, Баранова и Вальронда, не оказавших «Владиславу» помощи в бою, и по мнению Грейга достойных виселицы («Без такой случайности неприятелю нечем было бы похвастать») отдали под трибунал, Коковцев и Вальрод были приговорены к смертной казни (Екатерина заменила эту кару на разжалование в матросы навечно), Баранов разжалован в рядовые на месяц, потом уволен из флота. Грейг повел флот к Свеаборгу, дабы заблокировать там отошедшую шведскую эскадру, но 26 октября 1788 года скончался из-за болезни, а блокада Свеаборга сразу же была прекращена, что затянуло войну еще на два года. Ну и последним в этой статье, но далеко не последним в истории русского флота, мы с вами разберем биографию Роберта Кроуна, ставшего в России Романом Васильевичем Кроуном. Роберт Кроун родился в Шотландии, в Перте, в семье арендаторов клана МакГрегор в 1753 году. Сначала работал на торговом флоте, служил на почтовом судне, курсирующем между Пертом и Лондоном, в 1778 году попал на Королевский флот, стал штурманом на фрегате «Odeon». Сдал экзамен на офицерский чин и был произведён в лейтенанты Королевского Флота. После окончания войны за Независимость решил поступить на русскую службу, и 10 октября 1788 года стал капитан-лейтенантом русского флота, получив под команду 22-пушечный куттер «Меркурий», входивший в состав Копенгагенской эскадры Балтийского флота. Кроун, командуя катером «Меркурий» выполнял задание по нанесению ущерба шведским коммуникациям. В мае 1789 года вступил в бой со шведским куттером «Snappupp» и взял его на абордаж. Шведский куттер «Snappupp» построен в 1764 году и нес на вооружении две 12-фунтовые пушки и двенадцать 3-фунтовых пушек. Куттер «Меркурий» нес двадцать две 24-фунтовые карронады, то есть в ближнем бою имел подавляющее преимущество в весе бортового залпа. 21 мая 1789 года в проливе Каттегат у залива Христианс-фьорд Кроун атаковал и захватил 44-пушечный шведский фрегат «Venus». Шведский фрегат «Venus» 1783 года постройки имел вооружение в 26х24-фунтовых коротких пушки и 14х6-фунтовых. Застигнут он был у берегов Норвегии, принадлежавшей тогда Дании. Дания в 1789 году вышла из войны со Швецией и считалась нейтральной. У Осло-фьорда «Venus» был обнаружен русским отрядом генерал-майора Лежнева, шедшим на сопровождение ремонтировавшегося в Норвегии линейного корабля «Сисой Великий» (2 линейных корабля – 74-пушечный «Максим Исповедник» и 66-пушечный «Прохор», 2 фрегата и куттер), шведский фрегат пытался зайти в Осло и там интернироваться, но был настигнут «Меркурием», и отбивался до тех пор, пока русские линейные корабли не сблизились на дистанцию мушкетного выстрела . Русские источники отрицают помощь отряда Лежнева «Меркурию» . Кроун был награждён орденом св.Георгия 4 степени, произведён в капитаны 2 ранга и назначен командиром фрегата «Венус». В 1790 году Кроун участвовал в морском сражении у Ревеля, за что был награждён золотой шпагой с надписью «За храбрость». 22 июня 1790 году в сражении у Выборга Кроун потопил 12 гребных судов и захватил 5 галер, катер и транспортное судно. Командуя фрегатом «Венус» в ходе сражения у Выборга Кроун совместно с линейным 66-пушечным кораблем «Изяслав», находившимся поблизости, захватил 62-пушечный корабль «Rättvisan», который потом и получил под командование. «Rättvisan» был построен в 1783 году и имел следующее вооружение – 26х24-фунтовых пушек; 28х18-фунтовых пушек; 8х6-фунтовых пушек. В русском флоте стал 70-пушечным. Кроун был награждён орденом св. Владимира 3 степени, произведён в капитаны 1 ранга и назначен командиром «Ретвизана». Впоследствии, уже будучи адмиралом командовал эскадрой Балтийского флота. В 1814 году на флагманском корабле Роберта Кроуна был доставлен из Лондона во Францию король Людовик XVIII. Стоит добавить еще вот что. Кроун наверное был единственным из российских адмиралов, который любил именно матросские работы, и спокойно, даже в пожилом возрасте, мог забраться на мачту или лазать по вантам, придирчиво проверяя крепость узлов на реях. Остальные русские адмиралы таким спортом заниматься брезговали, а часть и вовсе воспринимали как постыдное наказание. В 1824 году Кроун стал полным адмиралом, а в 1831 году вышел в отставку и жил в Санкт-Петербурге до самой своей смерти в 1841 году. Итак, мы с вами рассмотрели избранные биографии иностранных флотских специалистов, служивших в русском флоте в различные периоды. Кто-то из них оставил яркий след, кто-то – не очень. Мы специально старались подобрать биографии совершенно разных и по темпераменту, и по нации, и по характеру людей. Например, тот же Вильбоа – это прям сорви-голова, настоящий пират. А вот Сиверс или Льюис – честные служаки, тянувшие лямку. Тем не менее, вклад иностранцев в кораблестроение, в развитие тактики и стратегии русского флота без сомнения просто огромен. Да, чем ближе к концу XVIII века, тем чаще и на командных, и на офицерских должностях начинают встречаться русские фамилии, но этот процесс затянулся наверное аж до второй половины XIX века, да и то, мы и там довольно часто видим фамилии осевших в России иностранцев (те же династии Грейгов, Кроунов, Баршей, и т.д.) или прибалтийских подданных императора с такими «чисто русскими фамилиями» как Витгефт или Крузенштерн. Резюмируя, можно сказать, что без этих иностранцев, и хороших, и плохих, не было бы русского флота, побеждавшего в войнах со Швецией и Турцией, совершавших Архипелагские экспедиции и поиски Антарктиды, с нуля возникшего на Черном море, и так далее, так далее, и так далее. Via
  19. Хотели как лучше...

          Небольшое такое дополнение к предыдущему посту про офицерский корпус Николая I. Традиционно принято ругать Николая и его "отца-командира" за шаблонност мышления, стандартные тактические боевые порядки и пр. подобные вещи - якобы они сковывали инициативу полевых командиров, не давали развиваться и пр. в том же духе - одним словом, вот она, истинная причина неудач, а не какие-то там штуцеры и прочая лабуда. Но есть нюанс - если мы исходим из того, что наш офицерский корпус храбр до безумия но, мягко говоря, бестолков и плохо обучен военному делу настоящим образом, то как можно попробовать хотя бы частично компенсировать этот недостаток?       А вот как раз и напрашивается такой способ - написать в уставе стандартные боевые порядки, вбить их в головы отцов-командлиров, чтобы они на уровне рефлекса могли отщелкивать в схожих ситуациях стандартные построения и маневры и, вуаля, дело сделано. И неважно, что отец-командир не хватает звезд с неба и явно не таскает в своем ранце фельдмаршальский жезл - у него в голове прочно засел набор необходимых тактических приемов и построений, которые он худо-бедно заучил и может использовать на поле боя. А в большом сражении этого в общем и достаточно, большего и не надо. А с Крымской войной все вышло не так, как планировалось изначально - нормальной полевой войны-то и не было по факту. Боевые действия с союзниками свелись в конечном итоге к осаде и контр'осаде (кстати, я не случайно вспомнил про Креси, Пуатье и Азенкур - русским на той же Черной речке, как и французам в тех сражениях, приходилось атаковать неприятеля, занимавшего сильные позиции, а допущенные ошибки командования только усугубили ситуацию. Но, справедливости ради, когда союзники атаковали русских на хорошо подготовленныхз позициях - к примеру, во время штурмов севастопольских бастионов, они тоже не могли показать ничего, кроме как готовности умирать, так что тут, можно сказать, боевая ничья).       Что было бы, если бы лучшие полки,дивизии и корпуса русской армии столкнулись бы с австрийцами на Западном фронет - вот тут-то и стало бы ясно, насколько прав был Николай и Паскевич, когда заводили эти стандартные боевые порядки. И что-то мне подсказывает, что австрийцам сильно бы не поздоровилось - русские, чай, не итальянцы, не сардинцы какие-то. Via
  20. Отокава Ясутика 2

    Отокава Ясутика 音川安親, страницы сборника 万物雛形画譜, «Бамбуцу хинагата гафу» 1880 г. Снова бог Сусаноо, теперь уже на земле. И рядом с ним растение цитрон пальчатый, Citrus medica, он же Рука Будды 佛手柑, Буссюкан. Это не цветы, это у него плоды такие. Государыня Дзингу и ирисы Воробей на садовом фонаре и лотосы с курильницей Подвесной фонарь, рядом орнамент, таких рисунков для вышивки или для раскрашивания в альбоме много, авось еще покажем. Via
  21. Ой, а что ЭТО?

    Via
  22. Дотянулся, проклятый...

    Десятки видов динозавров призвали переименовать из-за оскорбительных, сексистcких и расистских названий Via
  23. Главная причина?

           Вообще корпус офицеров того времени, по словам современников, отличался беззаветной храбростью, но зато и очень узким военным кругозором, как следствие недостаточного военного образования и воспитания. Боязнь ответственности и недостаток веры в себя были причиной тому, что наши генералы и офицеры во время военных действий не умели в огромном большинстве случаев пользоваться благоприятными обстоятельствами и избегать неблагоприятных. По словам многих современников, в этом заключалась причина большинства наших неудач       В таких выражениях А.М. Зайончковский характеризовал русский офицерский корпус времен Восточной войны и, получается, со ссылкой на мнение современников, в этом видел причину пусть и не единственную (про штуцеры, про штуцеры забыли совсем!), поражения России в этой войне.       Но вот когда читаешь эти слова, невольно испытываешь синдром дежа-вю - но позвольте, это ж я уже читал (нет, не в "Восточной войне" нашего героя - до нее у меня руки, увы, так и не дошли, Тарле наше все еще со времен школы!). Именно в таких выражениях характеризуют французский офицерский корпус 1870 г. - храбрые, но малообразованные и безынициативные, одним словом, солдафоны, которые из-за своей пассивности упустили немало шансов обыграть пруссаков на поле боя. Были ли французские офицеры и генералы существенно лучше в Крымскую войну - сильно сомневаюсь. Значит, если исходить из того, что качество подготовки солдат и унтер-офицеров было примерно равным, а качество подготовки офицерского корпуса если и отличалось, то не сильно, следовательно причины неудач русских на полях сражений нужно искать в другом (кстати, вспомнил про опыт Креси, Пуатье и Азенкура).       P.S. Еще более сильно я сомневаюсь в качестве английского офицерского корпуса того времени. Офицер и джентльмен - звучит, конечно, гордо, но этого маловато для победы на поле боя. Via
  24. Снова о Светлом боге Синра

    Про бога по имени Синра-мё:дзин 新羅明神 мы когда-то рассказывали. Вот он на свитке XIX в. А вот история про него из «Собрания примечательных рассказов». (4) Хранитель храма Миидэра, Светлый бог Синра – сын царя-дракона Сагары. Когда Великий учитель Тисё: (он же Эннин, основатель Миидэра) ездил за море в Китай, бог дал клятву защищать тот Закон Будды, за которым ездил Великий учитель. Бог явил своё обличье и оставил след в этом храме. Когда общинный старейшина Мё:сон из молельни Эмман-ин впервые совершал обряд почитания этого бога, Светлый бог возрадовался и возвестил нашей песней: 唐船に法守りにと来しかひはありけるものをここの泊に Карафунэ-ни нори мамори-ни то киси каи ва арикэру моно-о коко-но томари-ни Оберегая Закон, плыл вослед я за судном китайским. О, не напрасной же здесь будет стоянка моя! Морской царь-дракон Сагара 沙竭羅 появляется в «Лотосовой сутре» и во многих других буддийских книгах как защитник Закона. Основатель храма Миидэра, монах Энтин 円珍, он же Великий учитель Тисё: 智証大師 (814–891), побывал в Китае в 853–858 гг., и действительно, обратно ехал на китайском торговом корабле (а туда – на силланском), по собственному почину, японский двор в его время монахов на учебу уже почти не отправлял. Монах Мё:сон 明尊 (971–1063), настоятель храма Миидэра, здесь у нас уже появлялся. Обряд, о котором идёт речь, он совершил в 1052 году. Via
  25. Поскольку всех иностранцев в русском флоте времен Петра просто невозможно в рамках небольшой статьи, мы сосредоточимся на некоторых из них, и дадим их краткие биографии. Еще раз, мы берем только иностранцев, которые относятся к строительству кораблей или службе на флоте. И первым у нас будет Франсуа Жак Ле Фор, в России ставший Францем Яковлевичем Лефортом. Франсуа Ле Фор родился в Женеве 12 января 1656 года, в семье бежавшего из Пьемонта гугенота-купца и аптекаря Жака Ле Фора и Франсуазы Лек. Отец планировал для Франсуа карьеру торговца, и в 1672 году отослал сына на обучение в Марсель к своему компаньону. Но молодой человек решительно не хотел быть купцом, и в 1764 году сбежал из Марселя в Голландию, где вступил в голландскую армию, воевавшую тогда против французов. В 1675 году он отправился через Архангельск в Москву, в Россию в составе свиты полковника Якоба ванн Фростена, дабы устроиться в русскую армию, ибо жалования там платили больше, и в чинах вырасти можно было быстрее. Франсуа сильно рассчитывал на звание капитана, но в Посольском приказе ему отказали, и о поселился в немецкой Слободе. В 1678 году все-таки был завербован в царскую армию в чине капитана, участвовал в сражениях с турками в войсках князя Василия Голицына и полковника Патрика Гордона. В 1682 году кратковременно посетил Женеву, и вернулся в Россию, где получил чин подполковника, а после Крымских походов – и полковника. С царем Петром познакомился в 1690 году, подружился, стал вдохновителем создания потешного войска, и к 1693 году дорос до генерала. В 1693-94 годах сопровождал царя в поездке в Архангельск, а в 1695-1696 годах командовал русским флотом в Азовских походах. По результатам стал наместником в Новгороде и дипломатом (участвовал в знаменитом Великом Посольстве Петра). Умер 12 марта 1699 года в Москве. Иван Боцис (Иванос Бозис) – грек из Далмации. Год рождения неизвестен, служил 17 лет в венецианском флоте. В 1702 году граф Петр Толстой уговорил его пойти на русскую службу. Толстой писал, что Боцис «породы греческой, служил в армаде венецианской, и зело человек в искусстве навигации славен, и во время войны многие чинил похвальные дела и был до ныне всего Архипелага комиссаром». В донесении, поданном в посольский приказ, Боцис показал, что он служил в Венеции 17 лет, «начальствуя галерами и кораблями и не подчиняясь никому кроме капитан-генерала и Сената, и за свою славную службу сделан был консулом на всех Архипелагских островах: что будучи уроженец турский и вскормленик венецийский, он 17-летнею службою приобрел большие познания в галерном и корабельном деле, и что, оставя жену, честь, вотчины, слуг и славу свою, приехал служить Его Царскому Величеству. Условий он никаких не заключал и во всем полагается на волю Государя». В 1703 году Боцис получил чин шаутбенахта (начальник ночной эскадры, промежуточный чин между капитаном и контр-адмиралом), и стал начальником галерного флота на Балтике. В этом звании Боцис вместе с Робертом Брюсом отражал атаки шведом на Котлин, устраивал первые набеги русского галерного флота на шведские владения в Финляндии (Порвоо), но самое выдающее событие с его участием – это прорыв флота в 1710 году в Выборг. К марту 1710 года туда подошел корпус генерала Федора Матвеича Апраксина, который осадил крепость. И уже к апрелю войска стали терпеть нужду в провианте и подкреплениях. В этой ситуации Петром было принято решение перебросить припасы морем. Флот был поделен на три части: корабельный (9 фрегатов под командованием вице-адмирала Корнелиуса Крюйса), галерный (5 галер, 54 бригантины и 118 мелких грузовых судов под командованием шаутбенахта Ивана Федосеевича Боциса) и шнявный (8 шняв, 5 брандеров, 2 тартаны и 15 грузовых судов под командованием контр-адмирала Петра I). Движение флота из Петербурга началось 25 апреля, сразу же после вскрытия льда на Неве. 29 апреля флот собрался в Кронштадте. К Березовым островам были посланы на разведку две шнявы, а 30 апреля вышел в море и весь флот, несмотря на то, что в части Финского залива еще стоял лед. Для движения был выбран южный берег Финского залива, где лед был более разреженным. 2 мая корабли прибыли к Красной Горке и оттуда взяли курс на Березовые острова. 6 мая корабли попали в полосу дрейфующего льда у Березовых островов, галеры и транспорта с провиантом лед начал сносить в море, и тогда им на помощь были направлены два самых крепких корабля – фрегат-прам «Думкрат» и бомбардирский галиот Валронта[1]. Эти два корабля пробивались к зажимаемым льдами провиантским судам, «втягивая маленькую пушку на бушприт и затем роняя её на льдины», смогли лед проломить и вытащить их на чистую воду. мая по чистой воде флот еще до подхода шведских кораблей успел доставить подкрепления и припасы Апраксину. Туда были отправлены оба гвардейских полка — Преображенский и Семеновский, 80 пушек (24- и 18-фунтовых), 28 мортир и 190 ручных мортирок, большое количество продовольствия. Разгрузка заняла четыре дня – с 10 по 14 мая. Шведы прибыли к Выборгу лишь 18 мая (7 кораблей и 2 фрегата под командованием контр-адмирала Густава Ватранга), но большие русские корабли ушли в Кронштадт тремя днями ранее, а галерный флот Боциса большие корабли в шхерах атаковать не могли. В результате шведский флот только побыл статистом неделю и ушел домой. Бомбардировка Выборга началась 24 мая, а 13 июня 1710 года крепость капитулировала. Сдавшийся шведский гарнизон насчитывал около 3880 человек, в том числе 156 офицеров и 3274 солдата младших чинов. Потери шведов оцениваются примерно в 2500 человек[2]. Русские забрали в плен всех здоровых солдат, оставшихся в гарнизоне, а 877 раненых и 169 женщин и детей были перевезены в Гельсингфорс на кораблях адмирала Ватранга[3]. В 1713 Боцис командовал арьергардом флота, возглавлявшего армию вторжения князя Михаила Михайловича Голицына в Финляндии, участвовал в бомбардировке Гельсингфорса. Его мореходные навыки и умения были высоко оценены Петром. Иван Федосеевич Боцис умер 18 мая 1714 года. Корнелиус Крюйс, урожденный Нильс Ольсен Кройс Олафсен. Родился в Ставангере в семье Олуфа Гудфастесена и Апелоне Нильсдаттер Кох. Вскоре семья эмигрировала в Голландию, и Корнелиус (Корнелий) сменил фамилию на Кройс (Крюйс). В 1681 году женился на Катарине Фогг, при этом в записи гражданских актов он зарегистрирован как «моряк из Амстердама 24 лет от роду», бюргер. Этому противоречит официальная его биография, где уже в 1680 году он стал капитаном торгового судна. Наконец, чтобы совсем запутать ситуацию, по данным голландского Риксмузеум на 1680 год Крюйс числится шкипером на испанском судне. В 1682 году – экипажмейстер (помощник коменданта порта) Амстердамской верфи. Одновременно с этим продолжал плавать на торговых судах в Испанию, Португалию, Англию, Францию. В 1696 году призван в голландский флот, но… звание капитана ему не дали, а тут в Голландии объявился царь Петр с Великим Посольством, который и предложил Крюйсу пойти на русскую службу аж вице-адмиралом. В 1698 году Крюйс переезжает в Россию, где становится вице-адмиралом и по сути – главным архитектором Черноморского флота. Крюйс и другой голландец – контр-адмирал Янв ван Рейс служат под общим началом адмирала Федора Алексеевича Головина. С 1698 года Крюйс так же становится портовым адмиралом Таганрога, первого российского порта на Азовском море. В 1701 году Корнелиус отправлен в Архангельск для организации обороны города от возможного налета шведов. В 1704 году становится командующим Балтийским флотом. Является разработчиком и вдохновителем строительства Кронштадта. В 1713 году Крюйс попал в опалу. В июле русская эскадра в лучших традициях лихой погони преследовала три шведских судна недалеко от Гельсингфорса. Передовые корабли уже были готовы устремиться на абордаж и ждали только приказа адмирала. Неожиданно корабль «Выборг» выскочил на камни. Шедший за ним флагманский корабль «Рига» успел только немного замедлить ход и тоже оказался на камнях. Погоня прекратилась. Часа через два «Ригу» сняли с камней, а «Выборг» спасти не удалось. Корабль переломился, и его пришлось сжечь. Позже Крюйс попал под суд вместе со своими капитанами. В отношении Крюйса суд выдвинул обвинения сразу по двум делам. По первому делу их было три. Во-первых, 24 июля, когда ветер стих, приказ о буксировке кораблей скампавеями был отдан слишком поздно. Во-вторых, Крюйс приостановил погоню, а затем медлил около двух часов с её продолжением. В-третьих, 25 и 26 июля не пошёл в погоню и такими «худыми» поступками упустил неприятеля. По второму делу в обвинении было отмечено, что Крюйс проявил неисполнительность по целому кругу обязанностей, связанных с его должностью. Указывалось, что: - ему не надлежало давать ордеры (приказы) за рюмкой водки на обеде 8 июля; - в протоколе совещания командиров было записано решение гнаться за неприятелем, но не было самого важного указания об абордаже неприятеля; - адмирал должен был дать сигнал об абордаже сразу, как только передовые корабли настигли неприятеля; - когда его корабль сел на камни, Крюйс должен был перейти на другой корабль и продолжать погоню; - по заявлению вице-адмирала, подчинённые ему командиры кораблей намеревались выдать его неприятелю: «это великое преступление», и заявить о нём надлежало немедленно, а не через три дня после начала разбирательства. - Таким образом, господин вице-адмирал не один раз, а дважды пренебрёг интересами монархии и должность свою не исполнил, констатировал суд. На том же процессе капитан-командор Шельтинг заявил о своём намерении сойтись с неприятелем на абордаж. Он имел такую возможность до посадки корабля на камни, но должности своей не исполнил. Капитан-командор ван Рейс должен был принять командование эскадрой и идти на абордаж неприятеля. Однако он не только должности не исполнил, но и прекратил атаку. Капитан Дегрюйтер показал себя явно «худым» человеком: когда у него матрос упал в море, он прекратил погоню и повернул судно на спасение матроса, хотя достаточно было послать для этого бот, который был у него на бакштове. Примечательно, что посадка кораблей на камни и даже потеря корабля «Выборг» никому из подсудимых в вину не ставилась. Всё внимание было сосредоточено на том, что были упущены возможности нанести поражение неприятелю. Это стало главным и при определении меры наказания. </span> На заключительном заседании суда 22 января 1714 года был оглашён приговор: наказать вице-адмирала Крюйса смертью, капитан-командора Шельтинга снизить в звании, капитан-командора Рейса расстрелять, а капитана Дегрюйтера выслать из России. Затем была объявлена монаршая милость: Крюйса лишить чинов и сослать в Тобольск. В реальности Крюйса сослали в Казань, где он пробыл 13 месяцев, после чего был прощён, восстановлен в чинах и честно служил на весьма высоких административных должностях. Но командные посты ему уже не доверяли. Рейса тоже в итоге помиловали, хотя вывели перед расстрельной командой, и завязали глаза. Все же потом заменили расстрел ссылкой и сослали в Сибирь, где он и умер через несколько лет. В 1715 году Крюйса вернули из ссылки и поставили заведовать верфями, но в море более командовать не давали. В 1721 году Крюйс в честь своих заслуг в строительстве флота был произведен в адмиралы. Умер Корнелиус Крюйс в Петербурге 14 июня 1727 года. Франсуа Гийом де Вильбоа, в России ставший Никитой Петровичем Вильбоа. Родился в семье хирурга в Бретани 3 марта 1681 года. Его как бастарда лишили состояния, и парень связался с местными контрабандистами, преследовался полицией и в результате в 1696 году бежал в Англию. В 1698 году он на торговом корабле добрался до Текселя и приехал в Зандам, где Петр I работал на верфи Ост-Индской компании под видом плотника. Петр сел на корабль Вильбоа для поездки в Англию, и в это плавание корабль трижды попадал в сильный шторм, что казалось – вот-вот утонет. Тем не менее, благодаря мастерству Вильбоа и его команды корабль дошел до места назначения и восхищенный царь пригласил Вильбоа к себе на службу в звании подпоручика. 28 августа 1698 года Вильбоа прибыл в Москву, а 12 сентября – в Таганрог, где создавалась крепость под руководством французского инженера де Ла Валлье (La Valle). Вильбоа принимал участие в сражении при Нарве, взятии Нотебурга, осаде Выборга. В 1713 году, командуя 30 островскими лодками, атаковал 3 шведские бригантины и захватил одну из них, за что произведен в лейтенанты. В июне 1717 года – капитан-лейтенант, в августе 1718 года – капитан 3 ранга. В 1719 году Петр по согласованию с Данцигом расположил там небольшую каперскую эскадру – 24-пушечный пинк «Принц Александр», 18-пушечная яхта «Наталия» и зафрахтованный 12-пушечная шнява «Эва-Элеонора», командовал соединением Никита Вильбоа. Задачей, поставленной Вильбоа, было недопущение торговли хлебом между Польшей и Швецией. Поставив «Принц Александр» и «Эву-Элеонору» на выходе из порта, русские разрешили выходить из Данцига только тем судам, которые имели сертификат на свой груз, или приносили присягу, что товар не попадет к шведам. В сентябре к порту подошла шведская эскадра коммодора Штаубе в составе 3 фрегатов, которая 27-го сентября получила еще и усиление – 22-пушечный фрегат «Kiskin». Бюргеры Данцига, испуганные перспективой боя в городе, убеждали Вильбоа уйти, но тот в ответ заявил, что при необходимости примет бой, или нагрузит свои корабли камнями и затопит их на фарватере, сделав выход из города несудоходным. Стокгольм прислал коммодору Штаубе в подкрепление 3 бригантины и приказал любой ценой уничтожить русских каперов. 30 ноября Штаубе попытался войти на рейд Данцига, но потом неожиданно повернул назад и отказался от активных действий. В результате Вильбоа зимовал в Данциге. 15 апреля к Данцигу прибыл шведский шаутбенахт Фейф (Feif) с 52-пушечными «Pommern» и «Vergen», 22-пушечными «Kiskin» и «Svarta Orn», 20-пушечным «Elbenzer», 12-пушечным «Goya», галиотом и тремя вооруженными шхунами. По идее, силы Фейфа превосходили русские во много раз, но на стороне Вильбоа выступил городской совет, и шведский шаутбенахт предложил русским покинуть Данциг, обещая 24 часа не преследовать их. Вильбоа поставил свои условия – свободный выход и 48 часов без погони, иначе он обещал Фейфу устроить жестокий бой на рейде. Шведы пошли на это, Вильбоа покинул Данциг и 23 апреля благополучно достиг Риги, избежав преследования. За это дело Вильбоа был произведен в капитаны 2 ранга. Надо сказать, что чинопроизводство Вильбоа постоянно тормозилось из-за его взрывного характера и неумения себя вести в пьяном виде. Один раз дошло до того, что попав в опочивальню императрицы выпивший Вильбоа перепутал ее с распутной девкой и чуть не завалил в постель, но подоспевшие гвардейцы скрутили его и сопроводили в карцер. Царь, узнав об этом, даже немного пожалел авантюриста: «Держу пари, что, когда он проспится, и его спросят, за что он в тюрьме, он не даже не в состоянии будет сказать – за что». Тем не менее, Вильбоа определили на каторгу на два года, но через полгода вернули по тихому в действующий флот. Уже после войны, в 1722 году, стал капитаном 1 ранга и возглавил Каспийскую флотилию во время боевых действий против Персии. В 1727 году – капитан-командор и командир Петербургской корабельной команды. С 1729 года – член Адмиралтейств-коллегии. Кавалер Ордена Андрея Первозванного, в 1729 году достиг звания контр-адмирала, в 1744-м ушел в отставку в чине вице-адмирала. Умер в 13 мая 1760 года в Дерпте. Как писал Петр Долгоруков, «Вильбоа был одним из тех смелых авантюристов, которых в большом количестве привлекала в Россию перспектива значительных выгод, которые давала им реформа военного и административного устройства, проведенная Петром Великим, и которым, кроме милости государя, это положение гарантировало быструю карьеру». Джон Дин, который в России стал Яном Деном. Родился в Ноттингеме в 1679 году. Изначально работал подмастерьем у мясника и погонщиком. В 14 лет связался с браконьерами, охотился на королевских оленей, что в те времена считалось жестоким преступлением. Далее попал на флот, причем данные абсолютно разнятся. Скорее всего на флоте с началом войны за Испанское наследство. Дослужился то ли до помощника капитана, то ли до капитана, один из кораблей, на котором он служил точно – это «Nottingham Galley», причем это был приватир, а не регулярное судно Королевского флота. Этот корабль разбился у берегов Северной Америки глубокой осенью 1709 года, моряки вернулись в Англию только в 1711-м, и Дэн в 1714 году решил уйти на службу царю Петру, на должность капитана корабля. Сначала получил под командование 50-пушечный «Ягудиил», а в 1715-м – 32-пушечный фрегат «Самсон». В 1717 году «Самсон» у Данцига захватил два торговых шведских судна, но под угрозой датского и английского фрегата был по словам Дина вынужден отпустить призы. Это вызвало расследование, тем более, что в этот момент Англия и Дания вообще-то воевали со Швецией. Поэтому Дин был обвинен в получении взятки от шведов, которую он получил, чтобы отпустить призы. Он предстал перед военным трибуналом и, хотя одиннадцать офицеров и младших офицеров из его команды дали показания в его поддержку, был все-таки признан виновным и уволен со службы, при этом должен был год отсидеть в тюрьме. Позднее царь смягчил приговор, понизил его до лейтенанта, и назначил возить лес в глухой район Казани. В 1721 году, когда закончилась Северная война, Дин был уволен из флота и официально выслан из страны с предупреждением «никогда не возвращаться в Россию». Перед отъездом из России Федор Апраксин, симпатизировавший англичанину, представил Дину документы, именующие его как «капитана Дина», что позволило Дину сохранить звание капитана, титул, который он продолжал использовать до самой смерти. По возвращении в Англию Дин опубликовал свою работу «История русского флота в царствование Петра Великого», которая является ценным источником по истории русского флота. Самое смешное, что в 1725 году Дин вернулся в Россию, в качестве консула посольства, но ровно через семнадцать дней был выслан обратно, ибо решение суда в отношении Дина никто не отменял. По возвращении Дин подготовил записку «Современное состояние морской мощи России», в котором подробно рассказывалось о Балтийском флоте. В Роттердаме Дин перехватил курьера якобитов, что вкупе с его отчетами из Санкт-Петербурга обратило на него внимание премьер-министра Роберта Уолпола, и в 1728 году он был назначен британским консулом в Остенде. Дин умер в 1762 году в возрасте восьмидесяти трех лет в результате жестокого нападения и ограбления, когда он гулял по полям возле своего дома; нападавший позже был повешен за это преступление. Понятно, что мы не можем разместить биографии всех иностранцев на русском флоте времен Петра, их было очень много, в том числе – и внесших большой вклад в строительство флота.За бортом остались как минимум Ричард Козенц, Осипа Ная, Роберта Гардли, и прочих. В заключение же этой части отметим следующее. С чьей-то легкой руки «есть мнение», что Россией во времена Петра управляли иностранцы, а сам Петр только бражничали куражил. Так это или нет? Предлагаю смотреть просто. Итак, генерал-фельмаршалы Российской Империи 19 августа 1700 — граф Фёдор Алексеевич Головин (1650—1706) 19 апреля 1700 — герцог Карл Евгений Круа (1651—1702), генерал-фельдмаршал саксонских войск (1698). 1701 — граф Борис Петрович Шереметев (1652—1719) 7 июля 1709 — светлейший князь Александр Данилович Меншиков (1673—1729), генералиссимус (1727) 7 мая 1724 — князь Аникита Иванович Репнин (1668—1726). 21 мая 1725 — князь Михаил Михайлович Голицын (1675—1730). Видим всего одного иностранца. Флот. Генерал-адмирал был только один - с 1708 года им был Федор Матвеевич Апраксин. Да, до этого шаутбенахтом (контр-адмиралом) был Патрик Гордон, но, во-первых - шаутбенахт - это все-таки не высший военный чин, во-вторых - до 1708 года гораздо более главной была должность обер-сюрвайера, а им был Иван Михайлович Головин. Многие говорят, что зато у Петра был Лефорт. А давайте подумаем, кто такой Лефорт собственно? Лефорт был максимум советником. Командовал максимум - полком, а не русской армией. Единственное, что он возглавлял - это Великое Посольство. То есть вне пределов России был главой дипломатической миссии. Петр никогда никаким Лефортам или Гордонам не доверял управление государством. Во время отсутствия царя страной правил князь-кесарь Ромодановский, вполне себе типичнейший москаль. Ну ладно, а глава дипломатического ведомства? Даже Остерман в петровское время дорос только лишь до вице-президента коллегии иностранных дел, президентом коллегии иностранных дел был Гаврила Головкин. Смотрим далее. Президенты военной коллегии: Меншиков, Александр Данилович (1719—1724) Репнин, Аникита Иванович (1724—1726) Президенты камер-коллегии: Голицын, Дмитрий Михайлович (1718—1722) Кошелев, Герасим Иванович (1722.) Коммерц-коллегия Петр Матвеевич Апраксин (1715-1722). Единственным иностранцем в управлении можно считать Якова Брюса, который был президентом сначала Берг-коллегии, а потом Мануфактур-коллегии. Ну и напоследок Юстиц-коллегия и ее президенты: 1717-22 граф А. А. Матвеев. 1722-27 граф П. М. Апраксин. Приходится констатировать, что управлением страной во времена Петра занимались исконные русаки, иностранцы привлекались в качестве советников, специалистов, либо на государственные должности, деятельность которых полностью контролировалась другими учреждениями с русскими во главе. [1] «Материалы по истории русского флота», том 1 – Санкт-Петербург, 1865 год, параграф 304, стр. 211 Крюйс пишет, что Валронт командует фрегатом «Иван-город», а на следующей же странице в параграфе 305 «Перечневая роспись Петра I….» определяет Валронта как командира бомбардирского корабля. [2] Данные по Moshnik, Y. I. «Garrison and Population of Vyborg from Spring to Summer of 1710» - «From Narva to Nistadt - Peter's Russia in the Years of the Great Northern War» - Sankt Petersburg, 2001, стр 68. [3] Данные по Mattila, Tapani « Meri maamme turvana» - Jyväskylä: K. J. Gummerus Osakeyhtiö, 1983. Ну и для тех, кто хочет поздравить материально +79967395362, сбербанк) Via
  26. О равновесии

          Читаю в ленте новостей - вот мол, безвременная кончина кроткия серцем Елисавет лишила Россию всех приобретений в Семилетней войне - ой-вэй, гевалт и все такое. А если на вот это вот все посмотреть трезво и без выдирания остатних волосьев на голове?       Хорошо, пусть будет так - Восточная Пруссия, сердце и жемчужина Прусского королевства осталась за нами, Империя приросла еще одой губернией и даже Кант теперь наш. Фридрих перестал был Великим и обращен в ничтожество вместе со своей Пруссией, которая вылупилась из пушечного ядра, да невовремя. Победа? Несомненно? Кенигсберг наш ? Таки да! Но это в ближней перспективе, а в дальней, если посмотреть на ситуацию, которая сложилась после такого завершения войны?       Я тебе один умный вещь скажу, но только ты не обижайся! А вот тут засада - такой победы нам не нужно, и вот почему:       1. Униженная, разгромленная и обескровленная Пруссия перестает быть серьезной политической силой, в Вене и в Версале могут вздохнуть с облегчением. Но что с того России?       2. Версаль как был враждебно настроенным к России, так и остается, ситуативный союз в Семилетней войне теперь ему не нужен от слова совсем и он может вернуться к прежней политике сдерживания северных варваров (что, впрочем, он и так сделал в 60-х - 70-х гг.). И делать это он может без особой опаски потому что Пруссия как фактор сдерживания более не действует. Больше того, Берлин будет пытаться найти точки соприкосновения с Версалем и стать его клиентом.       3. Вена также, вздохнув с облегчением, может заниматься своими делами и в Германии, и на Балканах, и везде, где пожелает - Пруссии больше нет, и она больше не угроза и не соперник Австрии. Нужна ли теперь Австрии Россия как надежный и необходимый союзник? Большой вопрос.       4. Итог - равновесие в центре Европы нарушено, Вена и Версаль в несомненном выигрыше, а вот политические позиции России подорваны и приобретение Восточной Пруссии и слава на знаменах - слабое утешение. И если считать Петра Федоровича дураком, и даже круглым, то почему тогда Екатерина II не отменила его внешнеполитических решений и н пересмотрела условия замирения с пруссаками - война ведь еще шла, и что (или кто) мог ей в том помешать. Ан нет. Так что же - она то же дура? А если нет (вроде бы за ней такого не замечено), то тогда что? Via
  27. Не классика,

    но тоже ничего - сойдет, третий сорт не брак, однако! Via
  28. Загрузить больше активности