Парунин А. В. Парунин А. В. К вопросу об изучении обстоятельств смерти Ибак-хана и некоторые проблемы истории Тюменского ханства в конце XV - начале XVI вв.

Станков К. Н. Патрик Гордон и партия якобитов в России в конце XVII в. // Вопросы истории. - 2011. - № 10. - С. 108-121.
В 1688 - 1689 гг. в Англии в ходе Славной революции был свергнут последний монарх-католик - Яков II Стюарт (1685 - 1688). Однако, несмотря на легкую и сравнительно бескровную победу революции, у детронизированного короля осталось в Британии немало сторонников, которые начали борьбу за его возвращение на престол. По имени своего формального лидера представители данного политического движения получили название "якобитов". После смерти Якова II в эмиграции в 1701 г. его приверженцы не сложили оружия. Провозгласив своим королем сначала сына, а затем внука низложенного монарха, якобиты активно действовали в течение почти всего XVIII века.
Якобитское движение является одной из самых ярких Страниц британской истории нового времени. На данную тему написано множество исследований как учеными Великобритании, так и их коллегами в США, Франции, Ирландии, Италии и других странах. Тем не менее, отдельные аспекты этой проблемы все еще остаются неизученными, в частности - возникновение и деятельность партии якобитов в России. Частично эта проблема затронута в коллективной монографии шотландских историков П. Дьюкса, Г. П. Хэрда и Дж. Котилэна "Стюарты и Романовы: становление и крушение особых отношений". Проблеме эмиграции якобитов в Россию посвящены также работы их соотечественников Р. Уиллс и М. Брюса, однако оба автора касаются более позднего периода в развитии движения, последовавшего за поражением якобитского восстания 1715 года1.
В отечественной историографии деятельность "русских якобитов" в первое десятилетие после Славной революции является практически неизученной. Во второй половине XIX в. историк А. Брикнер, основываясь на изданном М. Ф. Поссельтом сокращенном варианте "Дневника"2 находившегося на русской службе генерала Патрика Гордона, высказал предположение о том, что большая часть британских подданных, проживавших в Московском государстве, после Славной революции продолжала поддерживать низложенного Якова II3. Решительный прорыв в этом направлении был сделан в последние десятилетия старшим научным сотрудником ИВИ РАН Д. Г. Федосовым. Главной заслугой российского ученого стала публикация обширного "Дневника" П. Гордона, хранящегося в Российском государственном военно-историческом архиве, продолжающаяся и в настоящее время. На данный момент изданы сохранившиеся части дневниковых записей генерала, охватывающие период с 1635 по 1689 годы4. Основываясь на этих материалах, Федосов пришел к выводу, что Патрик Гордон стал главным представителем якобитского движения при русском дворе в конце XVII века. Историк обращает особое внимание на то, что в 1686 г. Яков II назначил П. Гордона чрезвычайным посланником Британии в России, и вплоть до своей смерти в 1699 г. шотландский генерал отстаивал интересы своего сюзерена перед русским правительством5. Автор высказывают глубокую благодарность Д. Г. Федосову за предоставление уникальных документов, помощь в переводе архивных материалов и многократные консультации при написании настоящей статьи.
Настоящее исследование основывается на материалах отечественных архивов: неопубликованных пятом и шестом томах "Дневника" и переписке П. Гордона, посвященных событиям 1690 - 1699 г. и хранящихся в РГВИА, а также дипломатических документах, касающиеся русско-британских и русско-нидерландских отношений, представленных в фондах N 35 ("Отношения России с Англией") и N 50 ("Отношения России с Голландией") Российского государственного архива древних актов.
Первый вопрос, которым задается историк при изучении поставленной проблемы, - почему в нашей стране вообще стало возможным появление подобной партии? При поверхностном взгляде возникает недоумение, почему британцы, оторванные от своей родины и проживавшие практически на другом краю Европы, столь остро восприняли события Славной революции 1688- 1689 гг. и продолжали считать своим законным монархом Якова II, в то время как в самой Британии основная масса населения предпочла остаться в стороне от политической борьбы. Примечательно, что если в других европейских странах основу якобитской эмиграции составили лица, бежавшие с Британских островов непосредственно после свержения Якова II и поражения якобитского восстания 1689 - 1691 гг., и их политические мотивы остаются достаточно ясными, то в нашей стране якобитскую партию составили британцы, покинувшие свою родину задолго до событий 1688 - 1689 годов. Кроме того, некоторые, как, например, Джеймс Гордон, родились уже в Московии и по своему происхождению были британцами лишь наполовину.
Возникновение якобитской партии в России, на мой взгляд, можно объяснить несколькими факторами. Из ряда источников известно, что ее основу составили военные. Среди британских офицеров, поступавших на русскую службу во второй половине XVII в. в связи с формированием полков "иноземного строя", было много лиц, покинувших "Туманный Альбион" во время или после Английской буржуазной революции 1640 - 1658 годов. Для многих из них главным мотивом эмиграции стала верность династии Стюартов и католической церкви. Роялисты не приняли Славную революцию, поскольку рассматривали ее в качестве своеобразного продолжения революционных событий 1640 - 1658 гг. и воспринимали Вильгельма Оранского как "нового Кромвеля". Католики поддерживали Якова II, поскольку он был их единоверцем, и справедливо опасались, что с его свержение и приходом к власти кальвиниста Вильгельма III Оранского может серьезно ухудшиться положение их братьев по вере, оставшихся в Британии6.

Главным местопребыванием "русских якобитов" была находившаяся недалеко от Москвы Немецкая слобода, а руководителем партии являлся Патрик Гордон (1635 - 1699). Он был выходцем из Шотландии и принадлежал к одному из самых знатных кланов - Гордонам.
Еще в юности Патрик покинул родину. В 1655 - 1661 гг. он был наемником в шведской и польской армиях, а в 1661 г. поступил на службу к русскому царю Алексею Михайловичу. "Русский шотландец" принял участие во многих важнейших событиях истории Московского государства второй половины XVII в.: в подавлении Медного бунта 1662 г. и стрелецкого восстания 1698 г., государственном перевороте 1689 г., в Чигиринских (1677 - 1678 гг.), Крымских (1687 и 1689 гг.) и Азовских (1695 и 1696 гг.) походах. В России Гордон дослужился до звания генерала пехоты и контр-адмирала флота. Отечественный историк А. Брикнер отмечал, что "едва ли кто-нибудь из иностранцев, находившихся в России в XVII столетии, имел столь важное значение, как Патрик Гордон", а современный канадский исследователь Э. Б. Пэрнел подчеркивает, что Гордон стал "наперсником царя Петра Великого" и был, "без сомнения, одним из самых влиятельных иностранцев в России"7.
Патрик Гордон не случайно занял положение фактического главы партии якобитов в России в 1689 - 1699 годах. Он был ревностным католиком и принадлежал к клану, широко известному в Шотландии своими роялистскими традициями. Во время гражданских смут в Шотландии в середине XVII в. почти все Гордоны выступили на стороне короля. Отец будущего петровского генерала одним из первых взялся за оружие. Во время Славной революции глава клана Гордонов и личный патрон Патрика, герцог Гордон (1649 - 1716), в течение нескольких месяцев удерживал от имени Якова II одну из главных крепостей Шотландии - Эдинбургский замок. П. Гордон вполне разделял политические убеждения своего клана. Оливера Кромвеля он считал "архиизменником". Брикнер предполагает, что Гордон в 1657 г. принимал участие в заговоре британских роялистов, служивших наемниками в шведкой армии и намеревавшихся убить посла английской республики, направлявшегося в Россию через оккупированную шведами территорию. В 1685 г. во время службы в Киеве Гордон назвал один из островов Днепра "Якобиной" в честь своего единоверца и наследника британского престола Якова, герцога Йорка. Первое знакомство шотландского офицера со своим будущим покровителем произошло несколько ранее - во время его визита в Лондон в 1666 - 1667 гг. в качестве дипломатического представителя России. В дневниковой записи за 19 января 1667 г. Гордон отмечает, что "с большой милостью" был принят герцогом Йорком8.
Важным этапом в жизни Патрика Гордона стал 1686 год. После смерти родителей и старшего брата шотландский генерал стал единственным наследником небольшого имения. В связи с необходимостью вступить в права наследования Гордон просил русское правительство предоставить ему временный отпуск на родину. Однако в стремлении шотландского генерала посетить Британию, вероятно, был еще один мотив. Получив в 1685 г. известие о восшествии на британский престол Якова II, Гордон надеялся получить при монархе-католике высокий пост на родине9. В январе 1686 г. разрешение на поездку было получено. Хотя в этот раз шотландский генерал прибыл в пределы монархии Стюартов как частное лицо, Яков II принял его с таким почетом, который оказывался далеко не всем иностранным послам. Если отдельные дипломаты порой месяцами дожидались в Лондоне приема при дворе, то Патрику Гордону уже на второй день была предоставлена королевская аудиенция.
В течение месяца, проведенного в Лондоне, "московитекий шотландец" почти ежедневно встречался с королем, сопровождал его в поездках по Англии, на богослужениях, торжественных обедах и при посещениях театра. Яков II лично представил Гордона королеве Марии Моденской. Кроме того, Гордон был удостоен высокой чести сопровождать короля во время прогулок по паркам Лондона и Виндзора. Из "Дневника" шотландского "солдата удачи" известно, что Яков II имел с ним продолжительные беседы и особенно интересовался военной карьерой Гордона и, в частности, подробно расспрашивал "о деле при Чигирине"10. Федосов полагает, что Яков II "очевидно, был немало впечатлен его (Гордона - К. С.) военным опытом и кругозором"11. Из текста "Дневника" следует, что Яков II высоко оценил военный талант и преданность Гордона и наметил его в качестве одного из лиц, из которых король формировал новую опору престола. При отъезде шотландского генерала из Лондона Яков II удостоил его личной аудиенции, во время которой объявил Гордону, что будет просить русское правительство о его возвращении на родину.
Поскольку в России не было постоянного британского дипломатического представителя, грамоту английского короля русскому правительству передал нидерландский посол в Лондоне Аорнуот ван Ситтерс через голландского резидента в Москве Йохана Биллем ван Келлера. Яков II просил самодержцев "Великия, Малыя и Белыя России" уволить со службы и отпустить на родину генерал-лейтенанта Патрика Гордона ввиду того, что тот является его подданным и в настоящее время король нуждается в опытных военных специалистах. Хотя формально послание Якова II было адресовано малолетним царям Ивану и Петру, в действительности рассмотрением дела занялись царевна Софья, которая в 1682 - 1689 гг. фактически правила Россией, и ее главный фаворит князь В. В. Голицын, которые не желали предоставить Гордону увольнение, так как Патрик Гордон был лучшим генералом русской армии, и в Москве не хотели лишиться столь опытного полководца.
Получив отказ русского правительства, Яков II не оставил намерения использовать такого преданного и способного соратника как Гордон в интересах британского престола. В ответ на просьбу князя Голицына прислать в Россию "посла или посланника" Яков II 25 октября 1686 г. назначил Гордона британским чрезвычайным посланником в Москве. Хотя в начале февраля 1687 г. в Лондоне уже были готовы "верительные грамоты, инструкции и снаряжение" для чрезвычайного посланника Якова II в Москве, в России Гордона не утвердили в новой должности12. Тем не менее, отечественный исследователь Федосов отмечает, что "и без формального дипломатического ранга он на высоком уровне представлял интересы своего законного сюзерена в России"13. С 1686 г. вплоть до своей смерти в 1699 г. Гордон выполнял традиционные дипломатические функции: пытался урегулировать торговые отношения между двумя странами, информировал правительство Якова II о внутренней и внешней политике России, направлял в Лондон инструкции о приеме русских послов14. В то же время, Патрик Гордон регулярно информировал русский двор о положении в Англии. В 1689 г. французский дипломат де Ла Невиль, побывавший в Москве, был изумлен информированностью князя Голицына о положении дел на Британских островах. Отечественный историк А. Б. Соколов полагает, что главным источником сведений для него явился дьяк Василий Постников, побывавший в 1687 г. с миссией в Лондоне, однако А. Брикнер доказывает, что "Голицын своим знанием английских дел был обязан главным образом Гордону"15. Таким образом, важнейшим итогом бурных событий 1686 г. явилось то, что Патрик Гордон фактически стал главным доверенным лицом и агентом Якова II в России.
На дипломатическом поприще генерал Гордон выступил уже в первые месяцы своего пребывания в России. В частности, он использовал регулярные контакты с влиятельным князем Голицыным, чтобы смягчить "дурное мнение о нашем короле", сложившееся при русском дворе, где о Якове II говорили, что "он горделив выше всякой меры".
Славная революция 1688 - 1689 гг. предоставила Гордону возможность активнее проявить себя в роли дипломата, поскольку ему пришлось защищать при русском дворе права своего государя на потерянный им престол. В деятельности Парика Гордона в России в качестве агента и представителя Якова II ключевое значение имели четыре фактора: роль, которую он играл в Немецкой слободе, личное влияние на царя Петра I, широкие связи с русской аристократией и, наконец, тот факт, что благодаря своим обширным знакомствам по всей Европе и интенсивной переписке, Гордон, "по праву считался одним из самых" информированных людей в России16.
Благодаря своему опыту, талантам и быстрому усвоению местных обычаев, Гордон выдвинулся на первое место среди иноземцев, проживавших в Московском государстве. В качестве неофициального главы Немецкой слободы он, с одной стороны, мог оказывать влияние на политическую позицию других британских подданных и вступать в переговоры с дипломатическими представителями европейских дворов, пребывавших в Москве, с другой, высокое положение Гордона, занимаемое им среди иностранцев, повышало его вес в глазах политической элиты России17.
Важнейшим каналом влияния Гордона при русском дворе являлись его близкие отношения с Петром I. Брикнер и Федосов убедительно доказывают, что из числа иноземцев ближайшим соратником первого русского императора был именно Патрик Гордон, а не женевец Франц Лефорт18. Поворотным пунктом в военной и дипломатической карьере Гордона в России стал переворот 1689 г., в результате которого была низложена правительница Софья и началось единоличное царствование Петра I. Согласно данным источников, в конце 1689 - 1690 г. шотландский генерал вошел в круг ближайшего окружения молодого русского царя, на которое тот опирался в первые годы своего единовластного правления. По всей видимости, подобной чести Гордон был обязан, прежде всего, тому, что в сентябре 1689 г. сыграл ключевую роль в переходе на сторону Петра иноземных офицеров и, в целом, Немецкой слободы, что оказалось немаловажным фактором в конечной победе молодого царевича в его противоборстве с партией Милославских.
О повышении политического статуса Гордона в России после прихода к власти Петра I свидетельствуют следующие факты. Согласно данным архивных и опубликованных источников с января 1690 г. он участвовал в обсуждении важных государственных дел в официальном кругу приближенных Петра I. С мая того же года по личному приглашению государя он принимал участие в крупнейших торжествах при русском дворе, на которых шотландский генерал чествовал молодого царя в кругу виднейших бояр и русских сановников. Кроме того, главный якобитский агент в России был удостоен чести присутствовать на приеме Петром I послов иностранных держав.
С сентября 1689 г. Гордон получил возможность ежедневно бывать в обществе царя на военных учениях и парадах. Дневниковые записи генерала свидетельствуют, что с декабря 1689 г. он регулярно бывал во дворце. Наконец, 30 апреля 1690 г. во время первого в русской истории посещения царем Немецкой слободы Петр I остановился именно в доме Гордона. Впоследствии такие визиты стали регулярными. "Шкоцкий" генерал сопровождал будущего русского императора во время Кожуховского и Азовских походов. Гордон был ближайшим соратником Петра I не только в военных и государственных делах: они часто вместе проводили часы досуга.
Постоянное нахождение в обществе Петра I давало "чрезвычайному посланнику" Якова II в России возможность обсуждать важнейшие события, в том числе - политическое положение Британии после Славной революции и планы Якова II и его сторонников по реставрации. В письмах своим коммерческим агентам в Лондоне Гордон просил приобрести для него "книги или документы, призывающие к поддержке короля Якова". Современные шотландские историки полагают, что, опираясь на эти политические трактаты, Гордон в беседах с Петром I отстаивал права своего сюзерена на британский престол. Возможно, не в последнюю очередь благодаря влиянию своего шотландского наставника, Петр I не решился направить в Лондон посольство с целью поздравить Вильгельма III с капитуляцией в 1691 г. последней крупной крепости, удерживаемой якобитами на Британских островах, - ирландского порта Лимерика.
В немалой степени повышению авторитета и влияния Гордона при русском дворе способствовало его высокое положение в составе новой, создаваемой Петром I, армии. О статусе генерала Гордона в вооруженных силах России свидетельствует ряд фактов. 23 февраля 1690 г. командование военным парадом по случаю рождения наследника русского престола было поручено шотландскому якобиту (а не кому-либо из русских воевод или офицеров-иноземцев), и именно Гордон "от имени всего войска" обратился к царю с поздравительной речью. "Московитский шотландец" командовал одним из первых регулярных полков русской армии - Бутырским. В 1699 г. Патрик Гордон получил исключительное право назначать офицеров.
Глава якобитской партии располагал широкими связями среди русской знати. В 1689 - 1699 гг. шотландский генерал часто наносил визиты или, напротив, принимал у себя в доме членов нового русского правительства: дядю царя боярина Л. К. Нарышкина, возглавлявшего правительство в начале единоличного правления Петра I, князей Ф. Ю. Ромодановского (фактического правителя России во время "Великого посольства" 1697 - 1698 гг.), Б. А. Голицына, И. В. Троерукова, Ф. С. Урусова, М. И. Лыкова, бояр Т. Н. Стрешнева и П. В. Шереметьева, думного дьяка Е. И. Украинцева, ставшего в 1689 г. начальником Посольского приказа. Шотландский генерал поддерживал близкие отношения и с новыми фаворитами молодого царя: русским дипломатом А. А. Матвеевым, ставшим с конца 1690-х гг. послом России в Нидерландах, боярином А. П. Салтыковым, генеральным писарем Преображенского полка И. Т. Инеховым, стольником В. Ю. Леонтьевым, спальником A. M. Черкасским, ставшим во время "Великого посольства" градоначальником Москвы, будущим президентом Юстиц-коллегии П. М. Апраксиным. Таким образом, генерал Гордон располагал широкими связями в среде русской политической элиты, что усиливало его влияние и авторитет при дворе.
Политической деятельности Гордона в России в значительной степени способствовала его прекрасная информированность о положении дел в Британии и в Европе в целом. Он имел своих корреспондентов в крупнейших городах Европы и переписывался даже с представителями иезуитской миссии в Китае. Шотландский генерал получал выпуски "Курантов" и следил за всеми иностранными газетами, поступавшими в Москву. Кроме того, Патрик Гордон, будучи корреспондентом "Лондонской газеты" в России, располагал сводками британских и европейских новостей19.
Дневниковые записи и личные письма "московитского" шотландца свидеельствуют, что Славная революция 1688 - 1689 гг. стала для Патрика Гордона тяжелой личной трагедией и означала "крах его надежд на достойную службу на родине"20. В письме главе своего клана герцогу Гордону он признавался: "Прискорбная революция в нашей стране и несчастья короля, кои Ваша С[ветлость] во многом разделяет, причинили мне великое горе, что привело меня к болезни и даже почти к вратам смерти". В письме графу Мелфорту от 8 мая 1690 г. Гордон заявлял, что готов "отдать жизнь ... в защиту законного права Его Величества".
События 1688 - 1689 гг. Гордон характеризовал как ""великий замысел" голландцев", "новое завоевание [Британии] сборищем иноземных народов", "злосчастную революцию", "смуту". Главную причину революции "московитский якобит" видел в доверии Якова II к "недовольным и злонамеренным лицам", коим он поручил "высокие посты", и вероломстве "английских подданных". Установившийся после 1688 г. в стране режим Патрик Гордон именовал не иначе как "иноземное иго". Нового британского монарха Вильгельма III Оранского петровский генерал именовал "Голландским Зверем" (явно сопоставляя его с образом Антихриста) и "узурпатором". В то же время Якова II он неизменно называл "Его Священным Величеством" и после его свержения.
Гордон надеялся, что в Англии и Шотландии "со временем возникнет сильная партия и станет решительно действовать для реставрации Его В[еличест]ва" и полагал, что Вильгельм III недолго продержится на британском престоле. Патрик Гордон был уверен в прочности позиций Якова II в Шотландии. В своих письмах единомышленникам "русский якобит" выражал уверенность в скорых политических "переменах в Шотландии, ибо, несомненно, правительство там не может долго существовать". Гордон с прискорбием отмечал в своем дневнике, что после смерти британской королевы Марии II в конце 1694 г. "английский парламент принял решение признать и сохранить Вильгельма (королем - К. С.)"21.
Генерал Гордон сожалел, что в 1686 г. Яков II отпустил его в Россию и не позволил остаться в Шотландии, "хотя бы даже без должности". В этом случае, полагал петровский генерал, его военный опыт чрезвычайно пригодился бы в кампании ноября-декабря 1688 г. против войск Вильгельма Оранского22. Федосов считает, что если бы в распоряжении Якова II было несколько "генералов уровня Гордона", английский король "мог бы разбить голландцев после их высадки"23.
Якобитизм Патрика Гордона (в отличие от многих его единомышленников) не ограничивался одними эмоциями и высказываниями, а выражался в конкретных действиях. Гордон планировал начать в России вербовку офицеров из иностранцев, находившихся на русской службе, для "защиты законного права Его Величества (Якова II - К. С.)". С целью участия в подготовке реставрации Якова II Гордон собирался самовольно покинуть Россию и в письме к графу Мелфорту просил о получении разрешения короля на свой приезд в Париж24.
После 1688 г. сложилась своеобразная ситуация, когда Британию при московском дворе одновременно представляли два агента: генерал Патрик Гордон отстаивал интересы находившегося в эмиграции Якова II, а нидерландский резидент барон ван Келлер - действующего короля Вильгельма III. Йохам Виллем ван Келлер (ум. в 1698) был опытным дипломатом и первым постоянным представителем Нидерландов в Московском государстве. В 1689 г. Вильгельм Оранский назначил его дипломатическим представителем Британии. "Протестант, враг иезуитов и католиков" - так характеризует ван Келлера отечественный историк М. И. Белов. Келлер рассматривал "московитского якобита" в качестве опасного политического противника. Назначение Гордона в Лондоне чрезвычайным британским посланником в Россию в 1686 г. нидерландский резидент прокомментировал следующим образом: "Теперь у нас на шее - злостные и пагубные иезуиты".
Голландский резидент располагал обширной сетью информаторов, которая действовала в Посольском приказе, "самых различных учреждениях Москвы, вплоть до царских покоев" и за рубежом. Как и Патрик Гордон барон ван Келлер имел широкие связи среди русской политической элиты. В его лице после 1689 г. Патрик Гордон обрел достойного и опасного противника25.
Перед русским правительством возникла непростая дилемма: кого же из двух британских правительств - в Лондоне или в Сен-Жермен - считать законным. Согласно отчетам Патрика Гордона о своей деятельности, русское правительство в течение 1690 г. не без его влияния отвечало отказом на все попытки Келлера вручить царям грамоту от Вильгельма III, в которой тот извещал "всея Великия и Малыя и Белыя России" самодержцев о том, что "прошением и челобитьем всех чинов" английского народа "изволил есть великий неба и земли Бог ... нас и нашу королевскую супругу королеву на престол Великобритании, Франции, Ирландии возвести". В первый раз предлогом для отклонения "любительной грамоты" Вильгельма Оранского послужило неточное написание титулов русских царей, во второй - грамота не была "удостоена ... внимания под предлогом, что в ней" не было указано имя британского резидента - барона Й. В. ван Келлера. По всей видимости, Гордон, располагая широкими связями при русском дворе, нашел каналы, чтобы воспользоваться щепетильностью дьяков Посольского приказа в подобных вопросах. Чрезвычайный посланник Якова II сделал в своем "Дневнике" следующее заключение: "Итак, кажется, они (правительство в Лондоне - К. С.) должны обзавестись третьей (грамотой - К. С.), да и тогда вопрос, будет ли она принята", и, намекая на свою роль в этой интриге, лаконично добавил: "по разным причинам".
В ходе "дипломатической дуэли" с Гордоном барон ван Келлер смог добиться принятия грамоты лишь в конце января следующего года, и только 5 марта 1691 г. получил на нее ответ. Примечательно, что ответную "любительную грамоту" новому английскому послу вручили не сами цари (как это полагалось по дипломатическому этикету), а "думный дьяк". На запрос Келлера в Посольском приказе ему ответили, что ввиду наступления времени Великого поста "великих Государей пресветлых очей видеть ему, резиденту, ныне невозможно". Велика вероятность, что и в данном случае не обошлось без вмешательства Патрика Гордона. Из текста ответной грамоты русских царей следует еще одна любопытная деталь: в Посольском приказе, несмотря на то, что барон ван Келлер еще два года назад был официально назначен дипломатическим представителем Британии в Москве, его продолжали именовать "голландским резидентом". Таким образом, в результате активной деятельности Гордона при дворе Петра I Вильгельм III был признан Россией законным правителем Англии лишь спустя два года после своего фактического прихода к власти.
Гордон пользовался любой возможностью, чтобы заявить о своей позиции как дипломатического представителя Якова II. 22 ноября 1688 г. Патрик Гордон "имел долгую беседу" со вторым фаворитом Софьи - окольничим Ф. Л. Шакловитым и несколькими русскими сановниками о положении дел в Англии ввиду начавшейся там революции. 18 декабря того же года на обеде у В. В. Голицына, где присутствовали Шакловитый "и прочие" представители русской политической элиты, Гордон выступил с заявлением "об английских делах" и говорил "даже со страстью". 25 ноября и 16 декабря по этому же вопросу чрезвычайный посланник Якова II встречался с польским резидентом Е. Д. Довмонтом. 1 и 13 января 1689 г. Гордон, вероятно, обсуждал этот вопрос с тайным агентом иезуитов в России Ф. Гаускони. Чтобы обратить внимание русского правительства на то, что революция в действительности носит характер вооруженной иностранной интервенции, Гордон 10 декабря 1688 г. приказал перевести на русский язык полученную им из редакции "Лондонской газеты" сводку, где происходящие события подавались именно в таком ключе, и передал данное сообщение русскому правительству. В 1696 г. на пиру, устроенном Ф. Лефортом в честь Петра I в Воронеже, был провозглашен тост за английского короля Вильгельма III. Однако Гордон демонстративно отказался пить здравицу за "узурпатора британского престола" и вместо этого поднял свой кубок "за доброе здравие короля Якова".
Как глава якобитской партии в России Гордон вел постоянную и активную переписку с главными соратниками Якова II - шотландским фаворитом низложенного короля графом Мелфортом, знатью своего клана (герцогом Гордоном, графами Абердином, Эрроллом, Нетемюром), архиепископом Глазго и сэром Джорджем Баркли, который в 1696 г. возглавил заговор якобитов с целью убийства Вильгельма III. В своей корреспонденции Патрик Гордон пытался воодушевить своих единомышленников, оставшихся в Шотландии и претерпевавших различные притеснения от правительства26.
Один из документов, хранящихся в архиве г.Абердина и изданный историком П. Дьюксом, позволяет установить канал связи между якобитами в Британии и России. Из Шотландии письма поступали в Лондон на имя давнего друга Патрика Гордона коммерсанта С. Меверелла. Он отправлял их доверенным лицам "московитского шотландца" в Роттердам, Данциг или Гамбург, а оттуда они попадали к шотландским купцам Дж. Фрейзеру, Т. Лофтусу и Т. Мору, проживавшим в Прибалтике. Далее через Псков корреспонденция переправлялась в Москву и Немецкую Слободу. В обратном направлении письма уходили по тем же каналам27.
Гордон каждый год (за редким исключением) 14 октября на свои средства устраивал торжественные празднования дня рождения Якова II, причем однажды он хлопотал о сообщении о подобных мероприятиях в "Лондонской газете". Среди якобитов в России эта традиция продолжалась и после Славной революции. В "Дневнике" Патрика Гордона упоминается о присутствии в отдельные годы на этом празднестве британских подданных "высшего звания" и послов иностранных государств. Примечательно, что в 1696 г. "в пятом часу утра" на "пирушку" британцев-якобитов пожаловал сам Петр I. На одном из таких пиров, даваемых Гордоном, польский резидент Довмонт заметил: "счастлив король, чьи подданные столь сердечно поминают его на таком расстоянии".
Патрик Гордон тщательно следил за ходом первого якобитского восстания и успехами армии Людовика XIV, поддерживавшего своего кузена Якова II против войск Аугсбургской лиги. Сведения о восстании петровский генерал частично получал от своего сына Джеймса, принимавшего в нем личное участие. В одном из писем Гордон-отец просил последнего регулярно сообщать ему, "каковы надежды в деле его старого господина (Якова II - К. С.)". В мае 1691 г. Патрик Гордон в письме одному из своих знакомых в северо-восточной Шотландии просил дать ему подробный "отчет о том, что происходило [с моего отъезда] в нашей стране, и кто впутался в партии, а кто остался нейтрален". В своих посланиях за 1690 - 1691 гг. Гордон выказывает неплохую осведомленность о событиях в Ирландии и справедливо указывает одну из главных причин неудач якобитов: "недостаток достойного поведения и бдительности". Известие о поражении войск Якова II при р. Войн Патрик Гордон отметил краткой и полной горечи заметкой: "Печальные вести о свержении короля Якова в Ирландии". После поражения якобитского выступления 1689 - 1691 гг. Гордон внимательно следил за общественными настроениями в Англии и Шотландии и отмечал любые признаки проявления недовольства британцев существующим режимом. Одновременно он следил за составом и численностью войск Вильгельма III и его союзников и сопоставлял их с военным потенциалом Франции.
В отличие от Патрика Гордона сведений о других представителях якобитской партии в России и о ее численности сохранилось чрезвычайно мало. Однако ряд опубликованных и архивных документов позволяет ответить на вопрос, что представляла собой партия сторонников Якова II в России в конце XVII века. Ядро якобитской партии в России образовывала группа британских офицеров, входивших в ближайшее окружение генерала Гордона.
Среди соратников Патрика Гордона "по якобитскому делу" следует выделить, прежде всего, его среднего сына - Джеймса (1668 - 1727). Как и отец он был строгим католиком и получил образование в нескольких иезуитских колледжах в Европе. Весной 1688 г. Патрик Гордон отправил Джеймса в Англию на службу Якову II, причем поручил его заботам своего давнего друга - графа Мидлтона. Благодаря влиянию последнего, Джеймсу удалось поступить в гвардию Якова II под командование известного в будущем якобита Дж. Баркли. Однако через несколько месяцев грянула революция, и Джеймс был вынужден вслед за своим монархом эмигрировать во Францию, а оттуда прибыл на "Изумрудный остров", где участвовал в восстании ирландских якобитов. В июле 1689 г. вместе с другими шотландскими офицерами по приказу Якова II капитан Джеймс Гордон был переброшен в Горную Шотландию в составе полка А. Кэннона и, таким образом, оказался в повстанческой армии виконта Данди. Московский уроженец шотландских кровей принял участие в знаменитой битве при Килликрэнки (27 июля 1689 г.), в которой горцы-якобиты наголову разбили правительственные войска, однако сам был тяжело ранен. В течение 1688 - 1690 гг. Патрик Гордон через своих родственников в Шотландии и друзей в Лондоне пытался узнать о судьбе своего сына в охваченной "бедствиями и раздорами" Британии.
Переписка Патрика Гордона со своим сыном-якобитом является уникальным источником, дошедшим до наших дней, повествующим о трудностях и опасностях, которым подвергались участники якобитского восстания 1689- 1691 гг., пытавшиеся после его поражения выбраться из британских владений Вильгельма III в различные концы Европы. Ввиду разветвленной агентурной сети принца Оранского, бывшие повстанцы не могли чувствовать себя в безопасности даже на европейском континенте, особенно в странах, входивших в Аугсбургскую лигу. В немецких землях и на шведской территории Патрик Гордон рекомендовал своему сыну "раздобыть проезжую грамоту" от местных властей, дабы не вызвать подозрений. Однако лучшим "пропуском" опытный шотландский генерал считал "шпагу ... и пару добрых французских пистолетов". Гордон-отец настоятельно советовал Джеймсу всячески скрывать то, что он - бывший участник якобитского восстания, и выдавать себя за армейского вербовщика, который по случайности был арестован шотландскими властями. В своих письмах Патрик Гордон недоумевает и, порой, возмущается поспешностью своего сына, который с такой быстротой покидал один европейский город за другим, что не успевал получать писем от отца. Однако, вероятно, причиной такой спешки Джеймса была опасность быть арестованным.
В сентябре 1690 г. Джеймс прибыл в Россию и, по ходатайству отца, был принят офицером в русскую армию. Он отличился в боях во время Азовского похода 1695 г. и Северной войны 1700 - 1721 годов. За военные заслуги был произведен Петром I в бригадиры. Как и отец, Джеймс в течение 1690-х гг. питал надежду на скорую реставрацию Якова II. В 1691 г. в письме двоюродному деду Джеймс Гордон подчеркивал свою убежденность в том, что приверженцы Якова II вскоре увидят "дело его Величества [короля] Великобритании в лучшем положении", а о неудачах якобитов говорил, чти они "лишь временные". В 1693 г. в одном из частных писем Патрик Гордон отмечает, что средний сын не хочет связывать себя женитьбой в России, "ожидая перемен в Шотландии". Джеймс состоял в постоянной переписке со многими якобитами в России, Англии и Шотландии.
Благодаря связям и влиянию отца, Джеймс Гордон был приближен к Петру I, был лично знаком с молодым русским-государем, являвшимся почти его сверстником. Джеймс Гордон нес службу в Кремлевском дворце, принимал участие в опытах юного Петра I по устройству фейерверков и не единожды был приглашен на торжественные пиры, устраиваемые царем или его дядей - боярином Нарышкиным. Таким образом, Джеймс пользовался определенным политическим влиянием (хотя, конечно, более ограниченным, чем отец) на русского царя и в среде офицерства русской армии.
Другим видным соратником Патрика Гордона был генерал-лейтенант Дэвид Уильям, граф Грэм. Он был первым британцем со столь высоким титулом, принятым на русскую службу. Граф также принадлежал к шотландскому клану, известному своими роялистскими традициями, и являлся одним из лидеров католической общины в России. Вместе с Гордоном граф Грэм в 1684 г. подписал челобитную об открытии первого костела в России. Грэм был профессиональным "солдатом удачи" и до поступления на службу к русскому царю в 1682 г. воевал в составе армий германского императора, шведской, испанской и польской корон. Основным его местопребыванием в Московии в рассматриваемый период был белгородский гарнизон. В марте 1691 г. Патрик Гордон с негодованием писал графу Грэму, что "этот п[ретендент] на к[оролевский] трон, У[ильям], совещается и сговаривается со своими приспешниками в Гааге", между тем как в самой Британии "прелаты подобно королю требуют деньги ... с низшего духовенства" на войну против Людовика XIV - главного союзника их низложенного сюзерена Якова II. В том же письме глава якобитской партии в России выражал надежду, что "король Франции готовит давно задуманную кампанию, которую стоит ожидать в ближайшее время" и которая разрушит все планы "Голландского Зверя".
Согласно косвенным данным, к якобитской партии принадлежали друзья и давние сослуживцы П. Гордона - шотландцы генерал-майор Пол Мензис, прибывший в Россию вместе с Патриком Гордоном в 1661 г., и полковник Александр Ливингстон. Оба отличились в военных кампаниях России против Турции: участвовали в Чигиринских и Крымских походах. Ливинстон погиб во время второго Азовского похода. Мензис известен также тем, что пользовался особым доверием при русском дворе. В 1672 - 1674 гг. царь Алексей Михайлович отправил его с важной дипломатической миссией в Рим, Венецию и германские земли с целью создания военного союза против Османской империи.
Сопоставительный анализ писем Патрика Гордона, хранящихся в РГВИА, с архивными документами из городского архива г. Абердина, опубликованными шотландским историком П. Дьюксом, позволяет установить принадлежность к якобитской парии любопытной фигуры - капитана Уильяма Гордона. По сравнению со всеми вышеперечисленными офицерами, он имел самый низкий чин, однако сохранившиеся источники позволяют утверждать, что как приверженец Якова II он был наиболее активен. У. Гордон был связан тесными родственными узами со всеми ведущими якобитами в России: приходился родственником П. Гордону, а П. Мензис называл его своим племянником. Капитан У. Гордон обладал широкими связями и в Шотландии. В частности, в "Дневнике" П. Гордона упоминается, что он состоял в переписке с главой их клана - герцогом Гордоном.
Главной функцией Уильяма Гордона была курьерская деятельность. В начале 1690-х гг. он служил своеобразным связующим звеном между якобитами в России и Британии. Дважды, в конце лета - начале осени 1691 г. и в начале 1692 г., он предпринимал поездки на "Туманный Альбион" из Москвы с поручениями от Пола Мензиса, Патрика Гордона и его сына Джеймса. Однако "якобитская" карьера Уильяма Гордона оказалась недолгой. Во время второго путешествия по неизвестным причинам он скончался. Миссии "капитана Гордона" (так он обозначался в документах сторонников Якова II) носили столь секретный характер, что в своих письмах якобиты (как в Шотландии, так и в России) не упоминали ни его имени, ни страны, откуда он ехал, ни места прибытия. В шотландской корреспонденции не указывались даже имя отправителя и место отправления письма. В 1691 г. У. Гордон встречался в Лондоне с полковником Джорджем Баркли. Главной задачей "капитана Гордона" было передать последнему "подробный отчет" о положении и деятельности в России Патрика Гордона. Во время поездки Уильяма Гордона в Шотландию в следующем году он также должен был встретиться с видными якобитами - графами Абердином и Нетемюром. Однако следы курьера теряются по пути на Британские острова в Прибалтике.
Ближайшее окружение П. Гордона постоянно расширялось в результате его активной деятельности по приглашению в Россию военных специалистов из Европы, в первую очередь, со своей родины, среди которых было немало членов его собственного клана. В 1691 - 1695 гг. в Россию прибыли родственники Патрика: Эндрю, Френсис, Джордж, Хэрри и Александр Гордоны. В документах РГВИА и в ряде опубликованных материалов имеются данные, позволяющие утверждать, что, по крайней мере, последние двое принадлежали к якобитской партии.
Обширная корреспонденция генерала Гордона помогает выявить еще несколько лиц, верных Якову II, находившихся в 1690-е гг. на русской службе. Так, в письме архиепископу Глазго "московитский шотландец" отмечает, что его нарочный, прибывший в Шотландию из России, (имя и фамилию которого, как и во всех подобных случаях, Патрик Гордон, опасающийся, что послания могут быть перехвачены правительственными агентами, не упоминает) "разделяет Вашу скорбь" о низложенном короле. В письмах Гордон несколько раз упоминает о том, как помог устроиться на службу в России родственникам якобитов или лицам, рекомендованным ему видными сторонниками Якова II в Шотландии - герцогом Гордоном и архиепископом Глазго. Учитывая клановую солидарность шотландцев, а также тот факт, что и шотландские патроны этих лиц, и их московский ходатай были ярыми якобитами, можно предположить, что и сами протеже являлись сторонниками Якова II28.
Следует отметить, что среди "русских якобитов" были не только англичане и шотландцы, но и выходцы с "Изумрудного острова". Самым известным из них был Питер Лейси. Свою военную карьеру он начал в тринадцатилетнем возрасте знаменосцем одного из полков гарнизона г. Лимерик - последнего оплота якобитов в Ирландии, осажденного в 1691 г. войсками Вильгельма III. Проведя несколько лет наемником в составе французских войск, в 1700 г. Лейси предложил свою шпагу Петру I. Якобит-ирландец верно служил России в течение полувека и был удостоен звания фельдмаршал29.
Сторонниками Якова II среди британских эмигрантов в России были не только военные. По мнению А. Брикнера, их было немало и среди гражданских лиц. К сожалению, на протяжении всего своего "Дневника", упоминая о ежегодных празднованиях дня рождения Якова II, Гордон ни разу не указывает состав собравшихся и не называет даже наиболее выдающихся имен. Однако в источнике имеются две заметки, позволяющие пролить некоторый свет если не на состав, то, по крайней мере, на численность якобитской партии в России. 14 октября 1696 г. Патрик Гордон пишет, что послал приглашения на празднование дня рождения Якова II всем своим "соотечественникам", которые в этот момент находились в Немецкой слободе. 14 октября 1692 г. Гордон отмечает, что праздновал день рождения короля в Немецкой слободе "со столькими земляками, сколько могли собрать". В дневниковой записи за 28 мая 1690 г. имеется заметка: "... англичане ужинали у меня"30. Учитывая немногословность автора, можно предположить, что в данном случае речь шла о якобитах, тем более что друзья Гордона собрались накануне 30-летней годовщины Реставрации Стюартов в Англии и были представлены, как следует из источника, исключительно британцами. Можно только сожалеть о том, что автор дневника не указывает имен хотя бы наиболее именитых гостей.
В конце 1690-х гг. стало очевидным, что все надежды якобитов на поддержку Россией реставрации Якова II на британском престоле являются тщетными. В ходе "Великого посольства" 1697 - 1698 гг. состоялось несколько дружественных встреч между Петром I и Вильгельмом III сначала в Утрехте, а затем в Лондоне. "Похититель британского престола" подарил русскому царю яхту и устроил в его честь морские военные учения. "Любительную грамоту", направленную Петру I в 1700 г., Вильгельм III начинал с того, что подчеркивал особую "к вашему царскому величеству дружбу"31.
Таким образом, согласно данным архивных и опубликованных источников, большинство проживавших в России в конце XVII - начале XVIII в. британских подданных принадлежало к партии якобитов - сторонников низложенного после Славной революции последнего короля-католика Якова II Стюарта. Главой якобитской партии и де-факто дипломатическим представителем низложенного британского монарха в нашей стране был выдающийся полководец и один из реформаторов русской армии генерал Патрик Гордон. "Шкоцкий" фаворит Петра Великого заложил при русском дворе основы влияния партии якобитов, которое длилось до середины XVIII века. Находившиеся вдали от родины сторонники Якова II делали все возможное для защиты его интересов. В частности, "русским якобитам" и, в первую очередь, Патрику Гордону удалось на два года задержать признание Россией Вильгельма III Оранского законным монархом Британии. Некоторые косвенные данные позволяют утверждать, что влияние этой партии в среде тогдашней политической элиты России стало одной из причин, удерживавших Петра I от открытых демаршей в сторону нового английского короля в первой половине 1690-х годов. Группа сторонников низложенного Стюарта, проживавшая в России, не была изолированной общиной, она поддерживала интенсивные контакты со своими единомышленниками как в самой Британии, так и в крупнейших центрах якобитской эмиграции - Париже и Риме.
Примечания
1. BRUCE M. Jacobite Relations with Peter the Great. - The Slavonic and East European Review, vol. XIV, 1936, N 41, p. 343 - 362; DUKES P., HERD G.P., KOTILAINE J. Stuarts and Romanovs. The Rise and Fall of a Special Relationship. Dundee. 2008; WILLS R. The Jacobites and Russia, 1715 - 1750. East Linton. 2002.
2. Tagebuch des Generals Patrick Gordon. Bd.I. Moskau. 1849; Bd. II-III. St. Petersburg. 1851 - 1853.
3. БРИКНЕР А. Патрик Гордон и его дневник. СПб. 1878, с. 123.
4. ГОРДОН П. Дневник, 1635 - 1659. М. 2000; 1659 - 1667. М. 2003; 1677 - 1678. М. 2005; 1684 - 1689. М. 2009.
5. ФЕДОСОВ Д. Г. Летопись русского шотландца. ГОРДОН П. Дневник, 1635 - 1659, с. 231.
6. ФЕДОСОВ Д. Г. От Киева до Преображенского. ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 241; DUKES P., HERD G.P., KOTILAINE J. Op. cit., p. 168 - 169.
7. Послужной список Патрика Гордона в России. ГОРДОН П. Дневник, 1677 - 1678, с. 100- 101; БРИКНЕР А. Ук. соч., с. 1; PERNAL A.B. The London Gazette as a primary source for the biography of General Patrick Gordon - Canadian Journal of History. 2003 (April).
8. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 846, оп. 15, N 5, л. 225; ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 62, 191; БРИКНЕР А. Ук. соч., с. 54, 56.
9. ФЕДОСОВ Д. Г. От Киева до Преображенского, с. 242.
10. ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 86 - 110. Во врем осады Чигирина турками в 1678 г. Гордон руководил всеми инженерными работами по обороне города.
11. ФЕДОСОВ Д. Г. От Киева до Преображенского, с. 243.
12. Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 35, оп. 2, N 113, л. 2 - 2об., 4; ф. 50, оп. 1 (1678 г.), N 1, л. 34 - 41; ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 110, 128 - 132, 136, 217 - 218, 220, 299 - 300.
13. ФЕДОСОВ Д. Г. От Киева до Преображенского, с. 248.
14. РГВИА, ф. 846, оп. 15, N 5, л. 48, 140 об.; ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 218 - 230.
15. БРИКНЕР А. Ук. соч., с. 157; СОКОЛОВ А. Б. Навстречу друг другу: Россия и Англия в XVI и XVII вв. Ярославль. 1992, с. 135.
16. ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 129, 174, 217, 222 - 223; ФЕДОСОВ Д. Г. От Киева до Преображенского, с. 255.
17. РГВИА, ф. 846, оп. 15, N 5, л. 1об. -4об., 7 - 8, 11об., 16, 17, 18 - 18об., 20, 22об., 25, 26, 28, 29об., 32 - 32об., 33об., 37об., 63об., 66, 67об. -69об., 73, 75, 76, 77об. -78об., 81 - 81об., 83 - 83об., 85, 86об. -87, 88 - 88об., 92, 93об. -94об., 97 - 97об., 98об., 101, 103, 104, 106- 106об., 107 - 107об., 108об., 272об.
18. БРИКНЕР А. Ук. соч., с. 75 - 76, 79, 88, 90 - 94, 97; ФЕДОСОВ Д. Г. Летопись русского шотландца, с. 231; ЕГО ЖЕ. От Киева до Преображенского, с. 256.
19. РГВИА, ф. 846, оп. 15, N 5, л. 1 - 7об., 9об., 10об. -14, 15 - 16, 17об., 18об. -19, 20 - 21об., 23, 25 - 25об., 26об. -27, 28об., 29об. -30об., 31об. -32, 33 - 34, 35 - 36об., 37 об. -38, 51, 58, 59, 63 - 66 67 - 67об., 68об., 69об., 70об. -71, 72 - 73об., 75об., 76об., 78, 79 - 81, 82, 84об., 86 об. -87об., 88об., 89, 90об., 92об. -93об., 94об., 96 - 103об., 104об. -105, 106об. -108, 109об., 131, 136, 168, 193об., 221об., 225, 264 - 264об., 268, 281 - 281об., 320об.; БЕЛОВ М. И. Россия и Голландия в последней четверти XVII в. Международные связи России в XVII- XVIII вв. М. 1966, с. 82; ФЕДОСОВ Д. Г. Летопись русского шотландца, с. 242; DUKES P., HERD G.P., KOTILAINE J. Op. cit., p. 181; WILLS R. Op. cit., p. 39. Каждую пятницу П. Гордон получал сводку, включавшую сообщения от примерно пятидесяти корреспондентов, находившихся в различных частях Англии, официальные уведомления о новых назначениях в правительстве и при дворе, заседаниях английского парламента и сведения, подаваемые государственными секретариатами, о важнейших событиях в других странах Европы.
20. ФЕДОСОВ Д. Г. От Киева до Преображенского, с. 258.
21. Вильгельм Оранский во многом занял британский престол благодаря наследственным правам своей жены, которая была родной дочерью Якова II, и таким образом прямая линия наследования Стюартов формально не нарушалась. Поэтому в связи со смертью Марии II якобиты активизировали свои попытки по возвращению британской короны ее отцу. Из этой заметки следует, что в 1695 г. надежды на благоприятный исход дела для Якова II в Англии разделял и Патрик Гордон.
22. РГВИА, ф. 846, оп. 15, N 5, л. 6, 15об., 25об., 37, 47об., 48об. -49, 50, 52, 55, 57, 58об., 59об., 134об., 135об. -136, 140об., 144, 225, 460об.; ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 181 - 182, 185.
23. ФЕДОСОВ Д. Г. От Киева до Преображенского, с. 258.
24. РГВИА, ф. 846, оп. 15, N 5, л. 52, 56об.
25. РГАДА, ф. 50, оп. 1 (1678 г.), N 1, л. 34 - 41; БЕЛОВ И. М. Письма Иоганна ван Келлера в собрании нидерландских дипломатических документов. Исследования по отечественному источниковедению. М. -Л. 1964, с. 376; ЕГО ЖЕ. Россия и Голландия в последней четверти XVII в., с. 73; EEKMAN Т. Muscovy's International Relations in the Late Seventeenth Century. Johan van Keller's Observations. California Slavic Studies. 1992, vol. XIV, p. 45, 50.
26. РГАДА, ф. 35, оп. 1, N 259, л. 2 - 3, 6, 18 - 22, 24, 30; ф. 50, оп. 1. 1691 г., N 2, л. 1 - 15; РГВИА, ф. 846, оп. 15, N 5, л. 3, 5, 11об., 25об., 29об., 33, 37, 46 - 47об., 52, 58об. -59об., 65 - 65об., 68об., 79, 80, 85об., 87, 90, 98, 107об. -108об., 140об., 144, 156, 224об. -225об.; N 6, л. 6об.; ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 181 - 185.
27. DUKES P. Patrick Gordon and His Family Circle: Some Unpublished Letters - Scottish Slavonic Review. 1988, N 10, p. 49.
28. РГВИА, ф. 490, оп. 2, N 50, л. 11; ф. 846, оп. 15, N 5, л. 3, 6, 10об., 15, 19об., 21, 22, 26 - 27об., 29об., 30об., 32об., 36, 37об., 48 - 48об., 50, 51об., 53 - 54, 55об., 57 - 57об., 58об., 59об., 60об. -61, 64об., 69об., 72, 77об., 79, 81об., 87, 88, 134об. -135, 136, 137 - 139, 140об., 144, 196 - 196об., 262 - 262об., 265об., 271об., 274об., 281об., 350 - 351об., 439; N 6, л. 6об., 79об.; ГОРДОН П. Дневник, 1684 - 1689, с. 29, 77, 81 - 82, 93, 107 - 108, 128, 165, 178, 182, 188, 199, 229 - 230; Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. Т. VII. СПб. 1864, с. 946 - 947; DUKES P. Op. cit., p, 19 - 49; БРИКНЕР А. Ук. соч., с. 13 - 14; ЦВЕТАЕВ Д. В. История сооружения первого костела в Москве. М. 1885, с. 26, 28, 32 - 33, 36, 59; The Caledonian Phalanx: Scots in Russia. Edinburgh. 1987, p. 18.
29. Kings in Conflict. The Revolutionary War in Ireland and its Aftermath, 1689 - 1750. Belfast. 1990, p. 91; WILLS R. Op. cit., p. 38.
30. РГВИА, ф. 846, оп. 15, N 5., л. 13об., 196об.; N 6, л. 79об.; БРИКНЕР А. Ук. соч., с. 123.
31. РГАДА, ф. 35, оп. 1, N 271, л. 1 об.; оп. 4, N 9, л. 4об. -5.

Станков К. Н. Патрик Гордон и партия якобитов в России в конце XVII в. // Вопросы истории. - 2011. - № 10. - С. 108-121.

Анисимов Е. В. Петр I: рождение империи // Вопросы истории. - 1989. - № 7. - С. 3-20.
Мы, люди конца XX века, не можем в полной мере оценить взрывной эффект петровских реформ в России. Люди прошлого, XIX века, чувствовали это иначе: острее, глубже, нагляднее. Вот что писал о значении Петра современник Пушкина историк М. Н. Погодин в 1841 г., то есть спустя почти полтора столетия после великих реформ первой четверти XVIII в.: "В руках [Петра] концы всех наших нитей соединяются в одном узле. Куда мы ни оглянемся, везде встречаемся с этою колоссальною фигурою, которая бросает от себя длинную тень на все наше прошедшее и даже застит нам древнюю историю, которая в настоящую минуту все еще как будто держит свою руку над нами и которой, кажется, никогда не потеряем мы из виду, как бы далеко ни ушли мы в будущее"1.
То, что создал в России Петр, пережило поколение Погодина, как и следующие поколения. Напомню, что последний рекрутский набор состоялся в 1874 г. - через 170 лет после первого (1705 г.), Сенат просуществовал с 1711 по декабрь 1917 г., то есть 206 лет; синодальное устройство православной церкви оставалось неизменным в течение 197 лет (с 1721 по 1918 г.); система подушной подати была отменена лишь в 1887 г., когда минуло 163 года после ее введения в 1724 году.
Иначе говоря, в истории России мы найдем не много сознательно созданных человеком институтов, которые просуществовали бы так долго, оказав столь сильное воздействие на все стороны жизни народа. Более того, некоторые принципы и стереотипы политического сознания, выработанные или окончательно закрепленные при Петре, живы до сих пор. Подчас в новых словесных одеждах они существуют как традиционные элементы нашего мышления и общественного поведения. Медный всадник еще не раз тяжко скакал по нашим улицам. Попытаемся вослед поколениям историков вновь рассмотреть феномен петровских реформ, сделаем попытку приблизиться к пониманию их значения для судеб России.
Из многих привычных символов петровской эпохи, ставших достоянием литературы и искусства, нужно особо выделить корабль под парусами со шкипером на мостике. Помните, у Пушкина: "Сей шкипер был тот шкипер славный, кем наша двигнулась земля, кто придал мощно бег державный рулю родного корабля". Корабль - и для самого Петра - символ организованной, рассчитанной до дюйма структуры, материальное воплощение человеческой мысли, сложного движения по воле разумного человека. Более того, корабль - это модель идеального общества, лучшая из организаций, придуманных человеком в извечной борьбе со слепой стихией. За этим символом целый пласт культуры XVI-XVII веков. Здесь сразу слились многие идеи так называемого века Рационализма - XVII века. Системой эти идеи стали в творениях знаменитых философов того времени - Бэкона, Гассенди, Спинозы, Локка, Лейбница. Этими идеями был как бы пронизан воздух, которым дышали ученые, писатели, государственные деятели - современники Петра. Новые концепции утверждали, что наука, опытное знание есть вернейшее средство господства человека над силами природы, что государство - чисто человеческое установление, которое разумный человек может изменить по собственному усмотрению, совершенствовать в зависимости от целей, которые он перед собой ставит.
Государство строят как дом, утверждал Гоббс. Как корабль, добавим мы. Идея о человеческой, а не богоданной природе государства порождала представление о том, что государство - это и есть тот идеальный инструмент преобразования общества, воспитания добродетельного подданного, идеальный институт, с помощью которого можно достичь "всеобщего блага" - желанной, но постоянно уходящей, как линия горизонта, цели человечества. Совершенствование общества возможно, по мысли тогдашних философов и государствоведов, лишь с помощью организации и законов - рычагов государства. Совершенствуя право, добиваясь с помощью учреждений реализации законов, можно достичь всеобщего процветания.
Человечеству, еще недавно вышедшему из Средневековья, казалось, что найден ключ к счастью, стоит только сформулировать законы и провести их в жизнь. Не случайно появление и распространение в XVIII в. дуализма - учения, отводящего богу роль первотолчка, зачинателя мира, который, однако, далее развивается по присущим ему естественным законам; нужно только обнаружить их, записать и добиться точного и всеобщего исполнения. Отсюда и поразительный оптимизм людей XVII-XVIII вв., наивная вера в неограниченные силы человека, возводящего по чертежам, на "разумных" началах свой корабль, дом, город, общество, государство. XVII век - это время Робинзона Крузо, не столько литературного героя, сколько символа "эпохи рационализма", героя, верящего в себя и преодолевающего невзгоды и несчастья силой своих знаний.
Достоин внимания и известный механицизм мышления людей петровских времен. Выдающиеся успехи точных, естественных наук побуждали трактовать и общественную жизнь как процесс, близкий к механическому. Учение Декарта о всеобщей математике - единственно достоверной и лишенной мистики отрасли знания - делало свое дело: образ некоей "махины", действующей подобно точному часовому механизму, стал любимым образом государствоведов и политиков, врачей и биологов XVII - начала XVIII века.
Все эти идеи и образы с разной степенью абстракции и упрощения имели хождение в европейском обществе, и они вместе с идеями реформ (а некоторые даже раньше) достигли России, где, преломляясь в соответствии с местными условиями, стали элементами политического сознания. Конечно, было бы преувеличением утверждать, что Петр начал возводить свою империю на основе концепций Декарта и Спинозы. Речь идет о сильном влиянии этих идей на практическую государственную деятельность великого реформатора. Невозможно сбросить со счетов и личное знакомство царя с Лейбницем, хорошее знание Петром трудов Г. Гроция и С. Пуфендорфа. Книгу последнего "О должности человека и гражданина" царь приказал перевести на русский язык. Без учета всех этих обстоятельств трудно дать адекватную оценку петровским преобразованиям, самой личности царя-реформатора.

Пётр I в иноземном наряде перед матерью своей царицей Натальей, патриархом Андрианом и учителем Зотовым. Неврев Н. В., 1903
В годы его царствования в России произошел резкий экономический скачок. Промышленное строительство велось невиданными темпами: за первую четверть XVIII в. возникло не менее 200 своеобразных мануфактур вместо тех 15 - 20, которые имелись в конце XVII века. Характернейшая черта этого процесса состояла в выдающейся роли самодержавного государства в экономике, его активном проникновении во все сферы хозяйственной жизни. Такая роль была обусловлена многими факторами.
Экономические концепции меркантилизма, широко распространенные в Европе и России, предполагали как условие существования государства накопление денег за счет активного баланса внешней торговли, вывоза товаров на чужие рынки и препятствования ввозу иностранных товаров на свой. Уже это само по себе требовало вмешательства государства в сферу экономики. Поощрение одних - "полезных", "нужных" видов производства, промыслов и товаров, сочеталось с запрещением, ограничением других - "неполезных" и "ненужных" с точки зрения государства. Петр, мечтавший о могуществе своей страны, не был равнодушен к идеям меркантилизма. Идеи принуждения в экономической политике совпадали с общими принципами "насильственного прогресса", которые он практиковал в ходе своих реформ.
Но важнее другое - в российских условиях концепция меркантилизма послужила для обоснования характерного направления внутренней политики. Неудачное начало Северной войны сильнейшим образом стимулировало государственное промышленное строительство и в целом - вмешательство государства в экономическую сферу. Строительство многочисленных мануфактур, преимущественно оборонного значения, предпринималось не из абстрактных представлений о необходимости развития и пользе экономики или расчета получить доходы, а было непосредственно и жестко детерминировано задачей обеспечить армию и флот. Экстремальная обстановка после поражения под Нарвой в 1700 г. с потерей артиллерии вызвала потребность перевооружить и увеличить армию, определила характер, темпы и специфику промышленного роста и, шире, всю экономическую политику Петра.
В основу ее легла идея о руководящей роли государства в жизни общества вообще, и в экономике в частности. Обладая огромными финансовыми и материальными ресурсами, монопольным правом пользоваться землей и ее недрами, не считаясь при этом с владельческими правами различных сословий, государство взяло на себя инициативу необходимой в тех условиях индустриализации. Исходя из четко осознаваемых интересов и целей, государство диктовало все, что было связано с производством и сбытом продукции. В системе созданной за короткое время государственной промышленности отрабатывались принципы и приемы управления экономикой, характерные для последующих лет и незнакомые России предшествующей поры.
Сходная ситуация возникла и в торговле. Насаждая собственную промышленность, государство создавало (точнее, резко усиливало) и собственную торговлю, стремясь получить максимум прибыли с ходовых товаров внутри страны и экспортных товаров при продаже их за границей. Государство захватывало торговлю примитивным, но очень эффективным способом - введением монополий на заготовку и сбыт определенных товаров, причем круг таких товаров (соль, лен, юфть, пенька, хлеб, сало, воск и другие) постоянно расширялся.
Установление государственных монополий вело к волюнтаристскому повышению цен на эти товары внутри страны, а самое главное - к ограничению, регламентации торговой деятельности купцов. Следствием стало расстройство, дезорганизация свободного торгового предпринимательства, основанного на рыночной конъюнктуре. В подавляющем большинстве случаев введение государственных монополий означало передачу права продажи монополизированного товара конкретному откупщику, который выплачивал в казну сразу крупную сумму денег, а затем стремился с лихвой вернутъ их за счет потребителя или поставщика сырья, вздувая цены и уничтожая на корню своих возможных конкурентов.
Петровская эпоха оказалась подлинным лихолетьем в истории русского купечества. Резкое усиление прямых налогов и различных казенных служб с купцов как наиболее состоятельной части горожан, насильственное сколачивания торговых компаний (форма организации торговли, казавшаяся Петру наиболее подходящей в российских условиях) - только часть средств и способов принуждения, которые он в значительных масштабах применил к купечеству, ставя главной целью получить как можно больше денег для казны. В русле подобных мероприятий следует рассматривать и принудительные переселения купцов (причем из числа наиболее состоятельных) в Петербург - неблагоустроенный, долгое время в сущности прифронтовой город, а также административное регулирование грузопотоков, когда купцам указывалось, в каких портах и какими товарами они могут торговать, а где - категорически запрещено.
Исследования Н. И. Павленко и А. И. Аксенова свидетельствуют, что в первой четверти XVIII в. произошло разорение именно наиболее состоятельной группы купечества - "гостинной сотни", после чего имена многих владельцев традиционных торговых фирм исчезли из списка состоятельных людей. Грубое вмешательство государства в сферу торговли привело к разрушению зыбкой основы, на которой в значительной степени держалось благосостояние многих богатых купцов, а именно: ссудного и ростовщического капитала2. Не является преувеличением констатация регламента Главного магистрата 1721 г.: "Купеческие и ремесленные тяглые люди во всех городах обретаются не токмо в каком призрении, но паче ото всяких обид, нападков и отягощений несносных едва не все разорены, от чего оных весьма умалилось и уже то есть не без важного государственного вреда"3. Осознание этого факта пришло довольно поздно, когда жизнеспособность купеческого капитала была существенно подорвана.
Это была цена, которую заплатили русские предприниматели за военную победу, но стоимость ее горожане поделили с остальным населением. На плечи русского крестьянства пала наибольшая тяжесть войны. Бремя десятков денежных, натуральных платежей, рекрутчина, сборы работных, лошадей, тяжелые подводные и постойные повинности дестабилизировали народное хозяйство, привели к обнищанию, бегству сотен тысяч крестьян. Усиление разбоев, вооруженных выступлений, наконец, восстание К. Булавина на Дону стали следствием безмерного податного давления на крестьян.
К 20-м годам XVIII в., когда военная гроза окончательно отодвинулась на запад и в успешном для России завершении войны не могло быть сомнений, Петр значительно изменил торгово-промышленную политику. Осенью 1719 г. были ликвидированы фактически все монополии на вывоз товаров за границу. Претерпела изменения и промышленная политика: усилилось поощрение частного предпринимательства. Введенная в 1719 г. Берг-привилегия разрешила искать полезные ископаемые и строить заводы всем без исключения жителям страны и иностранцам, даже если это было сопряжено с нарушением феодального права на землю, где обнаружены руды.
Получила распространение практика передачи государственных предприятий (в особенности признанных убыточными для казны) частным владельцам или специально созданным для этого компаниям. Новые владельцы получали от государства многочисленные льготы: беспроцентные ссуды, право беспошлинной продажи товаров и так далее. Существенную помощь предпринимателям оказывал и утвержденный в 1724 г. таможенный тариф, облегчавший вывоз продукции отечественных мануфактур и одновременно затруднявший ввоз из-за границы товаров, производившихся на русских мануфактурах.
Может показаться, что наступившие в конце Северной войны перемены в экономической политике самодержавия - своеобразный "нэп" с характерными для него принципами большей экономической свободы. Но эта иллюзия быстро рассеивается, как только мы обращаемся к фактам. Нет никаких оснований думать, что, изменяя экономическую политику, Петр намеревался ослабить влияние государства на народное хозяйство или, допустим, неосознанно способствовал развитию капиталистических форм и приемов производства, получивших в это время в Западной Европе широкое распространение. Суть происшедшего состояла в смене не принципов, а акцентов промышленно-торговой политики. Мануфактуры передавались компаниям или частным предпринимателям фактически на арендных условиях, которые четко определялись и при надобности изменялись государством, имевшим право в случае неисполнения их конфисковать предприятия. Главной обязанностью владельцев было своевременное выполнение казенных заказов; только излишки сверх того, что соответствовало бы нынешнему понятию "госзаказа", предприниматель мог реализовать на рынке.
Созданные органы управления торговлей и промышленностью, Берг-, Мануфактур-, Коммерц-коллегии и Главный магистрат отвечали сути происшедших перемен. Эти бюрократические учреждения являлись институтами государственного регулирования экономики, органами торгово-промышленной политики самодержавия на основе меркантилизма. В Швеции, чьи государственные учреждения послужили образцом для петровской реформы, подобные коллегии проводили политику королевской власти в целом на тех же теоретических основах. Условия России отличались от шведских не только масштабами страны:, но и принципиальными особенностями политических порядков и культуры, интенсивностью промышленного строительства силами и на средства государства, но прежде всего - необыкновенной жесткостью регламентации, разветвленной системой ограничений, сугубой опекой и надзором за торгово-промышленной деятельностью подданных.
Давая "послабление" мануфактуристам и купцам, государство не собиралось устраняться из экономики или хотя бы ослаблять свое воздействие на нее. После 1718 - 1719 гг. вступила в действие как бы новая редакция прежней политики. Раньше государство воздействовало на экономику через систему запретов, монополий, пошлин и налогов, то есть через открытые формы принуждения. Теперь, когда чрезвычайная военная ситуация миновала, все усилия были перенесены на создание и деятельность административно-контрольной бюрократической машины, которая с помощью уставов, регламентов, привилегий, отчетов, проверок стремилась направлять экономическую (и не только) жизнь страны через систему своеобразных шлюзов и каналов в нужном государству направлении.
Административное воздействие сочеталось с экономическими мерами. Частное предпринимательство было жестоко привязано к государственной колеснице системой правительственных заказов преимущественно оборонного значения. С одной стороны, это обеспечивало устойчивость доходов мануфактуристов, которые могли быть уверены, что сбыт продукции казне гарантирован, но с другой - закрывало перспективы технического совершенствования, резко принижало значение конкуренции как вечного движителя предпринимательства. Именно поэтому впоследствии оказались тщетными попытки вывести примитивное производство на современный уровень: интереса его наращивать и совершенствовать - при обеспеченности заказов и сбыта через казну - не было. Привилегированное положение части предпринимателей влияло в том же направлении, ибо устраняло конкуренцию.
Активное воздействие государства на экономическую жизнь страны - это лишь один аспект проблемы. Социальные отношения, проводником которых служило государство, были фактически перенесены на мануфактуры, во многом деформируя их черты как потенциально капиталистических предприятий. Речь идет прежде всего об особенностях использования рабочей силы. Практически все годы Северной войны (время бурного экономического строительства) способы обеспечения предприятий рабочими руками были разнообразными: государство и владельцы мануфактур использовали и приписных крестьян, отрабатывавших на заводах свои государственные налоги, и преступников, и вольнонаемных. Проблемы найма не существовало. Наличие в обществе множества нетяглых мелких прослоек, многочисленность беглых (в том числе - помещичьих) крестьян, существование вполне легальных путей выхода из служилого или податного сословия - все это создавало в стране контингент "вольных и гулящих", откуда и черпалась рабочая сила. Власти сквозь пальцы смотрели на такое использование труда беглых.
Однако к началу 20-х годов были проведены важные социальные мероприятия: усилена борьба с побегами крестьян, которых возвращали прежним владельцам; в ходе детальной ревизии наличного населения (в рамках начатой податной реформы) крестьяне все поголовно подлежали прикреплению навечно к месту записи в налоговый кадастр, а "вольные и гулящие" приравнивались к беглым преступникам и считались объявленными вне закона.
Поворот в политике правительства тотчас отразился на промышленности. Владельцы мануфактур и управляющие казенными заводами жаловались на катастрофическое положение, созданное вывозом беглых и запрещением впредь, под страхом штрафов, принимать их на работы. Под сомнение ставилось исполнение поставок казне. Тогда-то и появился закон, имевший самые серьезные последствия. Указом 18 января 1721 г. Петр в видах государственной пользы разрешил частным мануфактуристам покупать крестьян для использования их на заводских работах4. Тем самым делался решительный шаг к превращению промышленных предприятий, где, казалось бы, зарождался капиталистический уклад, в крепостническую вотчинную мануфактуру.
Действовавшие нормы феодального права с его критериями сословности, как и отраженное в них общественное сознание не считались с новой социальной реальностью - появлением мануфактуристов и рабочих. В устоявшихся социальных порядках новым группам населения не было места. Новое в экономике воспринималось лишь как разновидность старого. Указом 28 мая 1723 г. регулировался порядок приема на работу людей, не принадлежавших владельцу или не "приписанных" к заводу5. Всем им приходилось либо получить у своего помещика разрешение работать временно ("отходник" с паспортом), либо попасть в число беглых, "беспашпортных", подлежавших аресту и немедленному возвращению туда, где они записаны в подушный кадастр.
С тех пор промышленность не могла развиваться по иному, чем крепостнический, пути; доля вольного труда в промышленности сокращалась, казенные предприятия перешли на труд "приписных", образовался институт "рекрут" - пожизненных "промышленных солдат". Даже те рабочие частных заводов, которые не являлись ничьей собственностью, в дальнейшем были объявлены крепостными ("вечноотданные"). Целые отрасли промышленности перешли почти исключительно на труд крепостных. Победа подневольного труда в промышленности предопределила нараставшее с начала XIX в. экономическое отставание России.
Крепостничество деформировало и процесс образования буржуазии. Получаемые от государства льготы носили феодальный характер. Мануфактуристу было легче и выгодней выпросить "крестьянишек", чем искать рабочие руки на свободном рынке. К тому же покупная рабочая сила приводила к "омертвлению" капиталов, повышению непроизводительных затрат, ибо реально деньги уходили на покупку земли и крепостных, из которых на заводских работах можно было использовать не больше половины6. В этих условиях не могло идти и речи о расширении и совершенствовании производства. Монополии заводчиков на производство, преимущественный сбыт каких-то определенных товаров или право скупки сырья - эти и иные льготы также не являлись по существу капиталистическими, а были лишь вариантом средневековых "жалованных грамот".
Крепостническая деформация коснулась и сферы общественного сознания. Мануфактуристы - владельцы крепостных - не ощущали своего социального своеобразия, у них не возникало корпоративного, сословного сознания. В то время как в развитых странах Западной Европы буржуазия уже громко заявила о своих претензиях к монархам и дворянству, в России наблюдалось иное: став душевладельцами, худородные мануфактуристы стремились повысить свой социальный статус путем получения дворянства, жаждали слиться с могущественным привилегированным сословием, разделить его судьбу. Превращение наиболее состоятельных предпринимателей, Строгановых и Демидовых, в аристократов - наиболее яркий пример.
Таким образом, активное государственное промышленное строительство создавало экономическую базу, столь необходимую развивающейся нации, и одновременно сдерживало тенденции, влекущие ее на путь капиталистического развития, на который другие европейские народы уже встали. Естествен вопрос, а была ли альтернатива тому, что свершилось с экономикой при Петре, были ли другие пути и средства ее подъема, кроме избранных в то время.
Если принять завоевание Россией берегов Балтийского моря как обязательное условие для полноценного развития государства и признать, что мирная уступка Швецией выхода к Балтике была исключена, то многое, что предпринимал Петр, было вызвано необходимостью, в том числе и создание промышленности в предельно сжатые сроки. Но все же пройденный исторический путь не кажется единственным даже для того времени.
Указ 1721 г., как и последующие акты, разрешавшие покупать крестьян к заводам или эксплуатировать в различных формах чужих крепостных, имел, как теперь принято говорить, судьбоносное значение. Альтернативой ему могла быть только отмена крепостного права. Существовала ли в принципе при Петре такая возможность? Его старший современник, шведский король Карл XI, провел в 80-х годах XVII в. так называемую редукцию земель: появились государственные имения, отдаваемые в аренду, а крестьян при этом освобождали от крепостной зависимости. Для Петра подобной альтернативы не существовало. Крепостничество, утвердившееся в России задолго до рождения Петра, пропитало всю жизнь страны, сознание людей; в России в отличие от Западной Европы оно играло особую, всеобъемлющую роль. Разрушение правовых структур нижнего этажа подорвало бы основу самодержавной власти, увенчивавшей собой пирамиду холопов и их разновидностей. Таким образом, указатель 1721 г. стоял на развилке, но звал на главную, столбовую дорогу русской истории, в конце которой просматривался указатель "1861 год".
Продолжая сравнение петровской России с кораблем, рассмотрим теперь, каким было его верхнее строение, выше ватерлинии, под которой скрыта экономическая основа общества.
Преобразования государственного управления проводились с конца XVII - начала XVIII века. Подготовка к Северной войне, создание новой армии, строительство флота - все это привело к резкому увеличению объема работы правительственных ведомств. Приказный аппарат, унаследованный Петром от предшественников, не справлялся с усложнившимися задачами управления. Потребовались новые приказы, появились канцелярии. Но в их организации и функционировании нового было весьма мало, и уже в начале войны стало ясно, что обороты механизма государственного управления, главными элементами которого были приказы и уезды на местах, не поспевали за нарастающей скоростью маховика самодержавной инициативы. Это проявилось в нехватке для армии и флота денег, людей, провианта и других припасов.
Последовала областная реформа 1707 - 1710 гг.: появились губернии, объединявшие несколько прежних уездов, с институтом кригс-комиссаров, причем главной целью было руками последних навести порядок в обеспечении армии, установив прямую связь губерний с полками, расписанными по губерниям. Областная реформа не только отвечала острым потребностям самодержавной власти, но и развивала бюрократическую тенденцию, столь характерную уже для предшествующего периода. Именно с помощью усиления бюрократического элемента в управлении Петр намеревался решать все государственные вопросы. Реформа привела не только к сосредоточению финансовых и административных полномочий в руках нескольких губернаторов - представителей центральной власти, но и к созданию на местах разветвленной единообразной, иерархичной сети бюрократических учреждений с большим штатом чиновников. Дальнейшее развитие бюрократическая система получила в ходе новой реформы местного управления 1719 года.
Подобная же схема была заложена в идею организации Сената. Тенденции бюрократизации управления, возникшие задолго до Петра, при нем получили окончательное оформление. В начале XVIII в. фактически прекращаются заседания Боярской думы - традиционного совета высших представителей знати, функции Боярской думы по управлению центральным и местным аппаратом переходят к так называемой Консилии министров - временному совету начальников важнейших ведомств. Уже в деятельности этого временного органа отчетливо проявляется стремление к бюрократической регламентации. Именно с желанием Петра добиться успеха в делах путем усиления бюрократического начала связан указ 7 октября 1707 г., которым царь повелел всем членам совета оставлять под рассмотренным делом подписи, "ибо сим всякого дурость явлена будет"7.
Есть один аспект, без учета которого подчас трудно понять суть многих явлений в истории России, Это огромная роль государства, когда не общественное мнение определяет законодательство, а наоборот, законодательство сильнейшим образом формирует (и деформирует) общественное мнение и общественное сознание. Петр, исходя из концепций рационалистической философии и из традиционных представлений о роли самодержца в России, придавал огромное значение писаному законодательству, веря, что "правильный" закон, вовремя изданный и последовательно исполняемый в жизни, может сделать почти все, начиная со снабжения народа хлебом и кончая исправлением нравов. Точное исполнение закона Петр считал панацеей от всех трудностей жизни. Сомнений в адекватности закона действительности почти никогда у него не возникало.
Закон реализовывался лишь через систему бюрократических учреждений. Можно говорить о создании при Петре подлинного культа учреждения, административной инстанции. Мысль великого реформатора России была направлена, во-первых, на создание такого законодательства, которым была бы охвачена и регламентирована по возможности вся жизнь подданных - от торговли до церкви, от солдатской казармы до частного дома. Во-вторых, Петр мечтал о создании совершенной и точной как часы государственной структуры, через которую могло бы реализовываться законодательство. Идею создания такого аппарата Петр вынашивал давно, но только когда произошел перелом в войне со Швецией, он решился сделать это. На рубеже двух первых десятилетий XVIII в. Петр во многих сферах внутренней политики начал отходить от неприкрытого насилия к регулированию с помощью бюрократической машины.
Образцом для реформы Петр избрал шведское государственное устройство, основанное по функциональному принципу, с разделением властей, единообразием иерархичной структуры аппарата. В обобщении и систематизации административного права он пошел гораздо дальше европейских апологетов камерализма. Обобщив шведский опыт с учетом некоторых специфических сторон русской действительности, Петр создал, помимо целой иерархии регламентов, не имевший в тогдашней Европе аналогов регламент регламентов - Генеральный регламент 1719 - 1724 годов. Регламент Адмиралтейской коллегии, в частности, устанавливал 56 должностей чиновников от президента коллегии до почти анекдотической "должности профоса" ("Должен смотреть, чтоб в Адмиралтействе никто кроме определенных мест не испражнялся. А ежели кто мимо указных мест будет испражняться, того бить кошками и велеть вычистить")8.
Особенно важной, ключевой была реформа Сената. Он сосредоточивал судебные, административные и законосовещательные функции, ведал коллегиями и губерниями. Назначение и утверждение чиновников также составляло важную прерогативу Сената. Неофициальным его главой был генерал-прокурор, наделенный особыми полномочиями и подчиненный только монарху. Созданием должности генерал-прокурора было положено основание целому институту прокуратуры (по французскому образцу). Прокуроры разных рангов контролировали соблюдение законности и правильность ведения дел практически во всех центральных и многих местных учреждениях. Пирамида явного государственного надзора, выведенная из-под контроля административных органов, дублировалась пирамидой надзора тайного - фискальского, также имевшего разветвленную и иерархичную структуру. Важно, что, стремясь достичь своих целей, Петр освободил фискалов, профессия которых - донос, от ответственности за ложные обвинения, что расширяло для них возможности злоупотребления. С петровских времен в русском народе фискальство стало синонимом гнусного доносительства.
Создание бюрократической машины, пришедшей на смену системе средневекового управления, в основе которого лежал обычай, - естественный процесс. Бюрократия - необходимый элемент структуры государств нового времени. Однако в российских условиях, когда ничем и никем не ограниченная воля монарха служила единственным источником права, и чиновник не отвечал ни перед кем, кроме своего начальника, создание бюрократической машины стало и своеобразной "бюрократической революцией", в ходе которой был запущен вечный двигатель бюрократии, ставящий конечной целью упрочение ее положения, успешно достигаемое вне зависимости от того, какой властитель сидел на троне - умный или глупый, деловой или бездеятельный. Многие из этих черт и принципов сделали сплоченную касту бюрократов неуязвимой и до сего дня.
Пристально рассматривая государственный корабль Петра, мы, конечно, не можем не заметить, что это прежде всего военное судно. Для мировоззрения Петра было характерно отношение к государственному учреждению как к воинскому подразделению. И дело не в особой воинственности Петра или войнах, ставших привычными для царя, который из 36 лет царствования (1689 - 1725 гг.) провоевал 28 лет. Дело в убеждении, что армия - наиболее совершенная общественная структура, модель, достойная увеличения до масштабов всего общества, проверенная опасным опытом сражений. Воинская дисциплина - это то, с помощью чего можно привить людям любовь к порядку, трудолюбие, сознательность, христианскую нравственность. Перенесение военных принципов на гражданскую сферу проявлялось в распространении военного законодательства на систему государственных учреждений, а также в придании законам, определяющим их работу, значения и силы воинских уставов.
В 1716 г. основной военный закон - Воинский устав по прямому указу Петра был принят как основополагающий законодательный акт, обязательный для учреждений всех уровней. Так как для гражданской сферы ие все нормы военного законодательства были приемлемы, то использовались специально составленные выборки из воинских законов. В результате на гражданских служащих распространялись воинские меры наказания за преступления против присяги; ни до, ни после Петра в истории России не было издано такого огромного количества указов, суливших смертную казнь за преступления по должности. В 1723 г. Петр разделил все преступления на две группы: "частные" и "государственные", как именовались преступления, совершаемые "по должности". Петр считал, что преступление чиновника наносит государству даже больший ущерб, чем измена, воина на поле боя.
Выпестованная великим реформатором регулярная армия заняла выдающееся место в жизни русского общества, став его важнейшим элементом. Не является преувеличением высказанное в литературе утверждение, что в России XVIII-XIX вв. не армия была при государстве, а наоборот, - государство при армии, и Петербург превратился бы в пустырь, если бы в столице вдруг исчезли все памятники, здания, сооружения, так или иначе связанные с армией, воинским искусством, военными победами. Веком "дворцовых переворотов" XVIII век стал во многом благодаря гипертрофированному значению военного элемента, прежде всего гвардии, в общественной жизни империи.
Петровские реформы ознаменовались распространением практики участия профессиональных военных в государственном управлении. Часто военные, особенно гвардейцы, использовались в качестве эмиссаров царя с чрезвычайными полномочиями. Даже такое мероприятие, как "ревизия" (перепись населения), было проведено в течение ряда лет также силами военных, для чего потребовалось занять почти половину офицерского корпуса; к подобной практике правительство прибегало не раз и впоследствии. После этой переписи был установлен новый порядок содержания и размещения войск. В итоге части армии размещались практически в каждом уезде (за исключением окраин), причем постойная повинность, ранее временная, становилась для большинства крестьян постоянной.
Этот порядок, заимствованный Петром из практики "поселенной" системы Швеции и приспособленный к условиям России, был весьма тяжелым для народа. Впоследствии наиболее эффективным средством наказания непокорных крестьян стало как раз размещение в их домах солдат, и, напротив, освобождение от постоя рассматривалось как привилегия, которой за особые заслуги удостаивались редкие селяне и горожане.
Законы о поселении полков - "Плакат" 1724 г. - регулировали взаимоотношения населения с войсками. Однако власть командира полка превосходила власть местной гражданской администрации. Военное командование не только следило за сбором подушной подати в районе размещения полка, в успехе чего оно было непосредственно заинтересовано, но и исполняло разнообразные полицейские функции (пресечение побегов крестьян, подавление сопротивления народа, надзор за перемещением населения, согласно введенной тогда же системе паспортов).
Петровская эпоха примечательна попыткой теоретически обосновать самодержавие. Феофан Прокопович, развивая концепцию неограниченной власти государя, опирался как на традицию Московского царства, так и на учения западноевропейских теоретиков "естественного права". Произведения Феофана - это эклектическая компиляция (отрывки из Священного писания, выписки из новейших трудов в духе "договорной" концепции образования государства), ставившая целью убедить русского читателя в праве самодержца повелевать как на основе божественного, так и "естественного" права. Обращение к разуму, характерное для последнего направления мысли, - несомненно, новая черта в идеологии самодержавия, дополнявшаяся концепцией "образцовой" службы царя на троне.
Впервые в русской политической мысли были сформулированы понятия "долга", "обязанности" монарха, очерчены пределы (точнее, признана беспредельность) его власти - необходимейшее условие для эффективного исполнения "царской работы". Идеи рационализма, начала "разума", "порядка" во многом владели умом Петра. Говоря о своеобразном демократизме, работоспособности, самоотверженности великого реформатора, нельзя забывать одного принципиального различия между "службой" царя и службой его подданных: для последних это была служба государю, с которой сливалась служба государству. Иначе говоря, своим каждодневным трудом Петр показывал пример служения себе, российскому самодержцу.
Конечно, служение Отечеству, России - важнейший элемент политической культуры петровского времени с ее традициями патриотизма. Но основной, определяющей оказалась иная, также идущая из средневековья, традиция отождествления власти и личности самодержца с государством. Слияние представлений о государственности, Отечестве - понятии, священном для каждого гражданина и символизирующем независимое национальное существование, с представлением о носителе государственности - вполне реальном и далеко не безгрешном, смертном человеке, распространяло на него, в силу занимаемого им положения, священные понятия и нормы государственности. (В новейшей истории наиболее яркое отождествление личности правителя с государством, Родиной и даже народом проявилось в культе личности Сталина: "Сталин - воля и ум миллионов".)
Для политической истории России в дальнейшем это, как известно, имело самые серьезные последствия, ибо любое выступление против носителя власти, кто бы он ни был - верховный повелитель или мелкий чиновник - трактовалось как выступление против персонифицируемых в его личности государственности, России, народа, а значит, могло привести к обвинению в измене, признанию врагом Отечества, народа. Мысль о тождественности наказания за оскорбление личности монарха и оскорбление государства прослеживается в Соборном уложении 1649 г., апофеоз этой идеи наступил при Петре, когда понятие "отечество", не говоря уже о "земле", исчезает из воинской и гражданской присяги, оставляя место лишь самодержцу, персонифицирующему государственность.
Важнейшим элементом политически доктрины Петра была идея патернализма, образно воплощаемая в виде разумного, дальновидного монарха - отца отечества и народа. В "Правде воли монаршей" сформулирован парадоксальный на первый взгляд, но логичный в системе патернализма вывод, что если государь, "по высочайшей власти своей", и отцу своему - отец, то сын-государь уже этим самым всем своим подданным - отец. Важно отметить, что идея патернализма смыкается с идеей "харизматического лидера" по М. Веберу, лидера промежуточного типа - между традиционным и демократическим. Он может вести себя демократично, пренебрегать материальными интересами, отвергать прошлое и в этом смысле являться "специфической революционной силой". При этом "отец отечества", "отец нации" может быть только один, ибо харизматический авторитет носит сугубо личный характер и не передается, как трон, по наследству.
Несомненно, Петру, присвоившему себе официальный титул "отца отечества", были не чужды многие черты харизматической личности, опирающейся не столько на божественность происхождения своей власти, сколько на признание исключительности личных качеств, демонстративно-педагогическую "образцовость" в исполнении "должности". Простота в личной жизни, демократизм в общении с людьми разных сословий сочетались у него с откровенным пренебрежением к многим традиционным формам почитания самодержца и с постоянным стремлением к коренной ломке общественных институтов и стереотипов. Правда, остается открытым вопрос о направленности "революционной ломки" (вспомним недавнюю победу исламского фундаментализма в Иране). В России времени Петра такая ломка привела в конечном счете к упрочению крепостнических и производных из системы крепостничества политических структур.
Реформы, труд воспринимались Петром как постоянная школа, учение, что естественно отвечало рационалистическому восприятию мира, характерному для него. В обстановке бурных перемен, нестабильности, общей неуверенности (явлении, столь характерном для переломных моментов истории), когда цели преобразований, кроме самых общих, не были видны и понятны многим и даже встречали открытое, а чаще скрытое сопротивление, в сознании Петра укреплялась идея разумного Учителя и неразумных, часто упорствующих в своей косности учеников-подданных, которых можно приучить к делу только с помощью насилия, из-под палки.
Мысль о насилии как универсальном и наиболее действенном способе управления не была нова. Но Петр, пожалуй, первым с такой последовательностью использовал принуждение, "педагогику дубинки". Современник вспоминает, как Петр сказал однажды своим приближенным: "Говорят чужестранцы, что я повелеваю рабами, как невольниками. Я повелеваю подданными, повинующимися моим указам. Сии указы содержат в себе добро, а не вред государству. Английская вольность здесь не у места, как к стене горох. Надлежит знать народ, как оным управлять... Недоброхоты и злодеи мои и отечеству не могут быть довольны, узда им - закон. Тот свободен, кто не творит зла и послушен добру"9.
Этот гимн режиму единовластия (а в сущности, завуалированной тирании) подкрепляется и симпатиями Петра к Ивану Грозному, и многочисленными высказываниями царя, говорящими, что путь насилия - единственный, который в условиях России принесет успех. В указе Мануфактур-коллегии в 1723 г. по поводу трудностей в распространении мануфактурного производства в стране Петр писал: "Что мало охотников и то правда, понеже наш народ, яко дети неучения ради, которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера не приневолены бывают, которым сперва досадно кажется, но когда выучатся, потом благодарят, что явно из всех дел не все ль неволею сделано, и уже за многое благодарение слышится, от чего уже плод произошел"10.
Петровское царствование показало, что многочисленные призывы и угрозы не могли заставить людей делать так, как - требовал Петр: точно, быстро, инициативно. Мало кто из сподвижников царя-реформатора чувствовал себя уверенно, когда ему приходилось действовать без указки Петра, на свой страх и риск. Это было неизбежно, ибо Петр поставил перед собой невыполнимую задачу. Он, как писал В. О. Ключевский, "надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе и через рабовладельческое дворянство водворить в России европейскую науку, народное просвещение, как необходимое условие общественной самодеятельности, хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно. Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства - это политическая квадратура круга, загадка, разрешавшаяся у нас со времен Петра два века и доселе неразрешенная"11.
Читая письма сподвижников, испытывавших ощущение беспомощности и даже отчаяния, когда они не имели точных распоряжений царя, Петр имел все основания полагать, что без него все дела встанут. Вместе с этим чувством исключительности Петром, далеким от самолюбования и пустого тщеславия, должно было владеть, особенно в последние годы его жизни, чувство одиночества, сознания того, что его боятся, но не понимают.
Итак, перед нами не просто корабль, а галера, по галерее которой расхаживает одетое в военную форму дворянство, а к банкам прикованы другие сословия. Петр, без сомнения, реформировал не только государственную, военную, экономическую, но и социальную структуру. Речь идет не только о косвенных социальных последствиях различных преобразований, но и о непосредственных социальных изменениях, ставших прямым результатом сословной реформы.
В петровскую эпоху распалось некогда единое сословие "служилых людей". Верхушка его - служилые "по отечеству", то есть по происхождению, - превратилась в дворян, известных нам по позднейшей эпохе, однако низы сословия служилых "по отечеству" (главным образом поселенные на южной окраине "однодворцы"), равно как все служилые "по прибору", то есть по набору, стали государственными крестьянами.
Образование сословия дворян, пользовавшихся впоследствии исключительными правами душе- и землевладения, было результатом не только постепенного расслоения на верхи и низы, но и сознательной деятельности властей. Суть перемен в положении верхушки служилого сословия состояла во введении нового критерия их службы. Вместо принципа происхождения, позволявшего знатным служилым занимать сразу высокое место в обществе, армии и на службе, был введен принцип личной выслуги. Это, казалось бы, демократичное начинание открывало путь наверх наиболее способным людям; новый принцип, отраженный в известной Табели о рангах 1722 г., усилил дворянство за счет притока выходцев из других сословий. Но не это было конечной целью преобразования. С помощью принципа личной выслуги, строго оговоренных в Табели о рангах условий повышения по лестнице чинов (важнейшим из этих условий была обязательность начала службы с рядового солдата или канцеляриста) Петр превращал довольно аморфную массу служилых людей "по отечеству" в военно-бюрократический корпус, полностью ему подчиненный и зависимый только от него.
Конечно, оформление сословия дворянства следует рассматривать и как образование корпорации, наделенной особыми правами и привилегиями, с корпоративным сознанием, принципами и обычаями. Но вместе с тем Петр стремился как можно теснее связать понятие о дворянском достоинстве с обязательной, постоянной службой, требующей знаний и практических навыков; все дворяне определялись в различные учреждения и полки, их детей отдавали в школы, посылали учиться за границу, царь запрещал жениться тем, кто не хотел учиться, а укрывающихся от службы лишал имений.
В целом политика самодержавия в отношении дворянства была очень строгой, и бюрократизированное, зарегламентированное дворянство, обязанное учиться, чтобы затем служить, служить и служить, лишь с натяжкой можно назвать господствующим классом. К тому же его собственность, так же как служба, регламентировалась законом: в 1714 г., чтобы вынудить дворян думать о службе как главном источнике благосостояния, был введен майорат, запрещено продавать и закладывать земельные владения; поместья дворян, в том числе родовые, могли быть конфискованы, что и случалось на практике. Трудно представить себе, каким было бы русское дворянство, если бы принципы Петра последовательно проводились после его смерти. Подлинная эмансипация и развитие корпоративного сознания дворянства проходили под знаком его "раскрепощения" в 30 - 60-х годах XVIII в., когда вначале был отменен майорат, ограничен срок службы, а затем последовал манифест 1762 г., название которого говорит само за себя: "О даровании вольности и свободы российскому дворянству". В петровское же время дворяне рассматривались прежде всего как бюрократическое и военное сословие, тесно привязанное к государственной колеснице.
Сословие государственных крестьян возникало как бы по задуманному царем плану: в одно податное сословие объединялись разнообразные категории некрепостного населения России. В него вошли однодворцы Юга, черносошные крестьяне Севера, ясачные крестьяне - инородцы Поволжья, всего не менее 18% податного населения. Важнейшим отличительным признаком однодворцев, вчерашних служилых "по отечеству" и "по прибору", стало признание их тяглыми, навсегда закрывшее им дорогу в дворянство, хотя часть их владела крепостными, а землей - на поместном праве. Вообще с тех пор принадлежность к тяглым сословиям означала непривилегированность, и политика Петра в отношении категорий, вошедших в сословие государственных крестьян, была направлена на ограничение их возможностей пользоваться теми преимуществами, которыми они располагали как люди, лично свободные от крепостной неволи.
Петр решил преобразовать и социальную структуру города, насаждая такие институты, как магистраты, цеха и гильдии, имевшие в западноевропейском средневековом городе глубокие корни. Русские же ремесленники, купцы, вообще большинство горожан в одно прекрасное утро проснулись членами гильдий и цехов. Остальные горожане подлежали поголовной проверке с целью выявления среди них беглых крестьян и возвращения их на прежние места жительства.
Деление на гильдии оказалось чистейшей фикцией, ибо проводившие его военные ревизоры думали прежде всего об увеличении численности плательщиков подушной подати. Фискальные цели, а не активизация торгово-промышленной деятельности, выступили на первый план. Крайне важно, что Петр оставил неизменной прежнюю систему распределения налогов по "животам", когда наиболее состоятельные горожане были вынуждены платить за десятки и сотни своих неимущих сограждан. Этим самым в городах закреплялись средневековые социальные порядки, что в свою очередь мешало развитию капиталистических отношений.
Столь же формальной стала и система управления в городах. Местные магистраты Петр подчинил Главному магистрату и все они ни по существу, ни по ряду формальных признаков не имели сходства с магистратами западноевропейских городов - действительными органами самоуправления. Представители посада, входившие в состав магистратов, рассматривались, в сущности, как чиновники централизованной системы управления городами, и их должности были даже включены в Табель о рангах.
Судопроизводство, сбор налогов и наблюдение порядка в городе - вот и все основные функции, предоставленные магистратам.
Преобразования коснулись и той части населения России, с которой, казалось бы, и так все было ясно, - крепостных крестьян: они и холопы слились в единое сословие. Холопство имело тысячелетнюю историю и развитое право. Распространение холопьего права на крепостных послужило общей платформой для их слияния, усилившегося после Уложения 1649 г., юридически оформившего крепостничество. Но все же к петровскому времени сохранялись известные различия: холопы, работая на господина на барской запашке и в его хозяйстве в качестве домашних рабов, не были обложены государственными налогами, а, кроме того, значительная часть их - кабальные холопы - имели согласно традиции право выйти на свободу после смерти своего господина.
При Петре вначале были резко сужены возможности выхода холопов на свободу - на них распространялась, согласно указам, воинская повинность. Кроме того развернулась борьба с побегами; суровыми указами была фактически ликвидирована группа "вольных и гулящих" - главный источник, откуда выходили холопы и куда они возвращались в случае освобождения. Наконец, в 1719 - 1724 гг. холопы были поименно переписаны и навсегда положены в подушный оклад, Утратив признак бестяглости, холопы стали разновидностью крепостных крестьян, потеряв какое бы то ни было право на свободу. Тысячелетний институт холопства одним росчерком пера был уничтожен, что повлекло за собой далеко идущие последствия: заметное усиление барщины в середине XVIII в., отмеченное в литературе, в немалой степени связано с исчезновением холопства: тяжесть работ на барском поле теперь полностью легла на плечи крепостных крестьян.
То, что происходило в социальном строе России петровского времени (к описанным сюжетам следует прибавить введение штатов церковнослужителей, в результате чего не попавшие в штаты церковники признавались тяглыми; суровые "разборы" разночинцев с последующим распределением их в службы, оклады или богадельни; слияние монастырских, церковных и патриарших крестьян), свидетельствует об унификации сословной структуры общества, сознательно направляемой рукой реформатора, ставившего целью создание так называемого регулярного государства, которое можно охарактеризовать как тоталитарное, военно-бюрократическое и полицейское.
Создававшемуся внутреннему режиму был свойствен ряд ограничений: передвижения по стране, выбора занятий, перехода из одного "чина" в другой. Все эти ограничения, особенно социальной направленности, были традиционными в сословной политике государства и до Петра. В сохранении и упрочении монополии сословных занятий, пресечении попыток представителей низших сословий приобщиться к привилегиям высших усматривалась основа правопорядка, справедливости, процветания народа. Но в допетровское время сильно сказывалось влияние обычаев, сословные границы были размыты, пестрота средневекового общества давала его членам, особенно тем, кто не был связан службой, тяглом или крепостью, неизмеримо большие возможности реализации личности, чем регулярность общества Петра. Законодательство его отличалось более четкой регламентацией прав и обязанностей каждого сословия и, соответственно, более суровой системой запретов, касающихся вертикального перемещения.
Огромное значение имела в этом процессе податная реформа. С введением подушной подати, которой предшествовала перепись душ мужского пола, установился порядок жесткого прикрепления каждого плательщика к тяглу в том месте, где его записали в оклад, в платежную общину. Уже это само по себе затрудняло изменение статуса. Чтобы не парализовать хозяйственную жизнь городов, правительство указом от 13 апреля 1722 г. разрешило помещичьему крестьянину, уплатив огромный налог, записываться в посад, сохраняя, однако, его зависимость от помещика. Закон, разрешая крестьянину торговать, гарантировал помещику власть над крепостным. Тем самым он как бы удлинял цепь, на которую был посажен так называемый торгующий крестьянин. Подобное же произошло с крестьянами-отходниками, работавшими на мануфактурах. Социально-экономическое значение подобного "соломонова" решения очевидно: такой отходник, эксплуатируемый на промышленном предприятии, получив зарплату, превращал ее в оброк, который отдавал своему помещику. Это был тупиковый вариант развития.
Петровское время характерно проведением крупных полицейских мер долговременного характера. Наиболее серьезной из них следует признать размещение в 1724 - 1725 гг. на постоянные квартиры армейских полков в местах, где для них собиралась подушная подать, и наделение армейских командиров соответствующими полицейскими функциями. Другой полицейской акцией было введение паспортной системы. Без паспорта ни один крестьянин или горожанин не имел права покинуть место жительства. Нарушение паспортного режима (утеря, просрочка, уход за пределы территории, разрешенной для посещения) автоматически означало превращение человека в преступника, подлежащего аресту и отправке на прежнее место жительства.
Всевозможные ограничения были непосредственно продиктованы не столько особой подозрительностью царя, сколько своеобразным преломлением в его сознании рационалистических идей. По мысли реформатора, конкретное приложение их к России требовало усилить всяческую опеку над обществом, расширить функции государства в жизни страны, сословий, каждого отдельного человека. Это все придавало государству Петра полицейский характер, если понимать под термином "полиция" не только некую репрессивную организацию, но, главным образом, налаживание во всех отношениях "регулярной" жизни подданных, начиная с устройства их домов по утвержденному чертежу и кончая тщательным контролем за их нравственностью и даже душевными движениями.
Здесь нет преувеличения или иронии. Петр провел, как известно, церковную реформу, выразившуюся в создании коллегиального (синодального) управления церковью. Уничтожение патриаршества отражало стремление Петра ликвидировать немыслимую при системе самодержавия "княжескую" (удельную) систему церковной власти. Объявив себя фактическим главой церкви, Петр уничтожил ее автономию. Более того, он широко использовал институты церкви для проведения полицейской политики. Подданные, под страхом крупных штрафов, были обязаны посещать церковь и каяться на исповеди священнику в своих грехах. Священник, также согласно закону, был обязан доносить властям обо всем противозаконном, что услышал на исповеди.
Столь грубое вторжение государства в дела церкви и веры самым пагубным образом отразилось на духовном развитии общества и на истории самой церкви. Превращение церкви в бюрократическую контору, охраняющую интересы самодержавия, обслуживающую его запросы, означало господство этатизма, уничтожение для народа духовной альтернативы режиму и идеям, идущим от государства. Церковь с ее тысячелетними традициями защиты униженных и поверженных государством, церковь, иерархи которой "печаловались" за казнимых, публично осуждали тиранов, стала послушным орудием власти и тем самым во многом потеряла уважение народа, впоследствии так равнодушно смотревшего на ее гибель под обломками самодержавия, а позже - на разрушение ее храмов.
Таков был экипаж корабля Петра. Теперь последний вопрос: куда же плывет этот корабль? Каковы цели царственного шкипера?
Внешнеполитическая концепция России в ходе Северной войны претерпела существенные изменения. Полтавское сражение четко делило войну на два этапа: с 1700 по 1709 г. и с 1709 по 1721 год. На первом этапе, ставшем ввиду поражения под Нарвой оборонительным, военной инициативой владела Швеция, чьи полки заняли Польшу, Саксонию, вторглись в Россию. Поэтому Петр решал проблему сохранения и преобразования армии, накопления военного потенциала страны. Предпринимались также безуспешные попытки оживить парализованный победами Карла XII Северный союз (Дания, Саксония, Россия). На первом этапе войны Петр, воспользовавшись отсутствием крупных шведских сил в Восточной Прибалтике, сумел занять Ингрию и основать Петербург и Кронштадт.
Полтавская победа позволила Петру перехватить инициативу, которую он развил, укрепив свое положение в Ингрии, Карелии, заняв Лифляндию и Эстляндию, а затем вступив в Германию, где при содействии Дании, Саксонии, отчасти Пруссии и Ганновера было начато наступление на шведские владения в Померании. В течение неполных шести лет союзники вытеснили шведов из всех их заморских владений. В 1716 г. с их империей было навсегда покончено. Но в ходе раздела шведских владений отчетливо проявились изменившиеся под влиянием блистательных побед на суше и на море претензии России.
Во-первых, Петр отказался от прежних обязательств, данных союзникам, ограничиться старыми русскими территориями, отторгнутыми шведами после Смуты начала XVII в., - Ингрией и Карелией. Занятые силой русского оружия Эстляндия и Лифляндия уже в 1710 г. были включены в состав России. Резко усилившиеся армия и флот стали гарантией этих завоеваний. Во-вторых, начиная с 1712 г. Петр стал вмешиваться в германские дела. Поначалу это было связано с борьбой против шведов в Померании, Голштинии и Мекленбурге, а затем, после изгнания их из Германии, Петр стал поддерживать (в том числе вооруженной рукой) претендовавшего на абсолютистскую власть мекленбургского герцога Карла-Леопольда, вступил в переговоры с Голштинией - соседним и враждебным Дании государством.
"Мекленбургский", "голштинский, а также "курляндский" вопросы стали источником повышенной напряженности на заключительной стадии Северной войны и даже после ее окончания, ибо Петр, властно вмешиваясь в германские дела, борясь с чуждыми ему влияниями Англии, Франции и Дании, с 1709 г. повел своеобразное "брачное наступление" в Европе: в 1709 г. племянница Петра Анна Ивановна стала герцогиней Курляндской, а ее сестра Екатерина - герцогиней Мекленбургской, сын Алексей был женат на принцессе Шарлотте-Софии Вольфенбюттельской; старшая дочь Петра стала невестой, а после смерти Петра - женой голштинского герцога Карла-Фридриха.
Ништадтский мир 1721 г. юридически оформил не только победу России в Северной войне, приобретения России в Прибалтике, но и рождение новой империи: очевидна связь между празднованием Ништадтского мира и принятием Петром императорского титула. Возросшую военную мощь царское правительство использовало для усиления влияния на Балтике. Несомненным дипломатическим успехом стало заключение союзного договора со Швецией, а использование "голштинского вопроса" позволяло влиять как на положение Швеции, чья королевская династия была связана с голштинскими владетелями, так и на Данию, от которой Россия добивалась отмены зундской пошлины при проходе кораблей через проливы. После смерти Петра продолжавшееся усиление притязаний России в Голштинии поставило ее на грань войны с Данией.
Петром двигали не только политические мотивы, стремление добиться влияния в Балтийском регионе, но и экономические интересы. Меркантилистские концепции, которые он разделял, требовали активизации торгового баланса; можно говорить о доминанте торговых задач в общей системе внешней политики России после Ништадтского мира. Своеобразное сочетание военно-политических и торговых интересов Российской империи вызвало русско-персидскую войну 1722 - 1723 гг., дополненную попытками проникнуть в Среднюю Азию. Знание конъюнктуры международной торговли побуждало Петра захватить транзитные пути торговли редкостями Индии и Китая. Завоевание южного побережья Каспия мыслилось отнюдь не как временная мера. Присоединив к России значительные территории Персии (1723 г.), построив там крепости, Петр вынашивал проекты депортации мусульман и заселения прикаспийских провинций православными. Создание плацдарма на Каспии свидетельствовало о подготовке похода на Индию; своеобразный "индийский синдром", владевший многими завоевателями (ибо нет подлинной империи без богатств Индии), не миновал Петра. С той же целью была предпринята авантюристическая попытка присоединить к империи Мадагаскар, для чего в 1723 г. секретно готовилась экспедиция адмирала Д. Вильстера.
В целом за время петровского царствования произошла серьезная метаморфоза внешней политики России: от решения насущных задач национальной политики она перешла к постановке и решению типично имперских проблем. Петровские реформы привели к образованию военно-бюрократического государства с сильной централизованной самодержавной властью, опиравшейся на крепостническую экономику, сильную армию (численность которой продолжала возрастать после войны). То, что державный корабль Петра плыл в Индию, естественно вытекало из внутреннего развития империи. При Петре были заложены основания имперской политики России XVIII-XIX вв., начали формироваться имперские стереотипы.
ПРИМЕЧАНИЕ
1. Погодин М. Н. Петр Великий. М. 1841, с. 2.
2. Павленко Н. И. Торгово-промышленная политика правительства России в первой четверти XVIII века. - История СССР, 1978, N 3; Аксенов А. И. Генеалогия московского купечества XVIII в. М. 1988, с. 44 - 45.
3. Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое (ПСЗ). Т. 6. СПб. 1830, с. 296.
4. ПСЗ. Т. 5. СПб. 1830, с. 311 - 312.
5. ПСЗ. Т. 7, с. 73.
6. Павленко Н. И. Ук. соч., с 67.
7. Законодательные акты Петра Первого. Т. 1, М. - Л, 1945, с. 196.
8. ПСЗ. Т. 6, с. 591.
9. Майков Л. Н. Рассказы Нартова о Петре Великом. СПб. 1891, с. 82.
10. ПСЗ. Т. 7, с. 150.
11. Ключевский В. О. Собр. соч. Т. 4. М. 1958, с. 221.

Нефедов С. А. Петр I: Блеск и нищета модернизации // Историческая психология и социология истории. - 2011. - № 1. - C. 48-73.
Я надеюсь, что мне удалось убедить
вас, читателей, что история, вопреки
циничному афоризму, это не
«перечисление фактов и ни черта больше».
У истории действительно есть общие
закономерности, и пытаться найти им
объяснение – занятие не только
плодотворное, но и увлекательное.
Д. Даймонд
Технологическая интерпретация истории
Последние десятилетия XX века отмечены новым оживлением макроисторических исследований, новыми попытками широкого исторического синтеза. Среди известных историков, пытающихся объяснить мир, почетное место занимают Уильям Мак-Нил и Джаред Даймонд. Труды этих выдающихся ученых посвящены проблеме возникновения и распространения важнейших технологических инноваций; они описывают исторический процесс как процесс освоения людьми новых технологий – предлагают «технологическую интерпретацию истории».
В общем смысле технологическая интерпретация истории является вариантом диффузионизма, в ее основе лежит теория культурных кругов – историко-этнологическая концепция, весьма популярная в 1920-х и 1930-х годах. Создатель этой концепции Ф. Гребнер считал, что сходные явления в культуре различных народов объясняются происхождением этих явлений из одного центра (Graebner 1911). Последователи Гребнера полагают, что важнейшие элементы человеческой культуры возникают лишь однажды и лишь в одном месте в результате великих, фундаментальных открытий. Фундаментальными считаются открытия, позволяющие расширить экологическую нишу этноса. Это могут быть открытия в области производства пищи, например доместикация растений, позволяющая увеличить плотность населения в десятки и сотни раз. Это может быть новое оружие, позволяющее раздвинуть границы обитания за счет соседей. Эффект открытий таков, что они дают народу-первооткрывателю решающее преимущество перед другими народами. Используя эти преимущества, народ, «избранный Богом», начинает расселяться из мест своего обитания, захватывать и осваивать новые территории. Из центра новой цивилизации распространяется волна завоеваний. Прежние обитатели завоеванных территорий либо истребляются, либо вытесняются пришельцами, либо подчиняются им и перенимают их культуру.
Народы, находящиеся перед фронтом наступления, в свою очередь, стремятся перенять оружие пришельцев – происходит диффузия фундаментальных элементов культуры, они распространяются во все стороны, очерчивая культурный круг, область распространения того или иного фундаментального открытия.
Даймонд приводит поразительный пример быстрого распространения завоевательно-диффузионной волны. «Одно из племен Новой Зеландии, нгапухи, благодаря европейским торговцам в 1818 году обзавелось мушкетами. Следующие 15 лет Новую Зеландию сотрясали так называемые “мушкетные войны”, в ходе которых еще не вооружившиеся новым оружием племена либо быстро его осваивали, либо порабощались племенами, у которых оно уже было. В результате к 1833 году… все выжившие племена были племенами, научившимися стрелять» (Даймонд 2009: 323).
Волна заимствований, вызванная распространением нового оружия, носит сложный характер и состоит из ряда социально-экономических и культурных преобразований, следующих друг за другом в определенной последовательности. Сначала заимствуется собственно оружие, затем – военная организация и военная промышленность (или ремесло). Это необходимые первоочередные заимствования, без которых государство не сможет противостоять завоевателям. Затем круг заимствований расширяется, охватывая те области социальной системы, которые связаны с военной организацией и военной промышленностью – вплоть до полной перестройки социальной системы по образцу победоносных завоевателей. Эти преобразования можно отнести к заимствованиям второй очереди. В некоторых случаях традиционная социальная система оказывается достаточно гибкой и приспосабливается к изменениям в военной сфере без полной социальной перестройки, поэтому заимствования второй очереди не являются безусловно необходимыми. Наконец, к заимствованиям третьей очереди относятся трансформации в области культуры, быта, одежды, обычаев, в словоупотреблении и языке. Они, безусловно, не являются необходимыми, и их мотивы обычно носят чисто психологический характер: завоеватели и победители автоматически считаются истинными носителями «цивилизации» и «культуры», и поэтому им якобы необходимо подражать в быту. Среди сторонников традиций подражание иноземцам и иноверцам всегда вызывает реакцию отторжения – традиционалистскую реакцию. Реакция тем сильнее, чем более расширяется круг заимствований. Перенимание чуждых традиций в области культуры, быта, одежды, языка означает культурную ассимиляцию, утрату национальных признаков, поэтому эти третьеочередные и необязательные заимствования вызывают особенно ожесточенный отпор. В этих случаях традиционалистская реакция может вызвать восстания и привести к отторжению многих заимствованных элементов и частичной реставрации традиционного общества.
В любом случае, однако, новые социальные и культурные элементы не перенимаются в чистом, неизменном виде. В конечном счете происходит социальный синтез традиционных и заимствованных институтов, порождающий новую культуру и новое общество. В приложении к XVIII–XIX векам, когда процесс диффузии состоял в перенимании европейской культуры, часто говорят о модернизации. Этот термин более широкого плана обычно используется преимущественно как синоним зарождения и распространения индустриальной цивилизации. Модернизация не всегда связана с диффузией (пример – Англия эпохи промышленного переворота), но в конкретных условиях России XVIII века имела место «диффузионная» модернизация, поэтому в работах А. Б. Каменского и А. Н. Медушевского петровские реформы характеризуются одновременно как модернизация и европеизация (Каменский 1999: 155; Медушевский 1993: 78).
Военная революция XVII века
В контексте европейской истории XVII–XVIII веков концепция технологической интерпретации истории смыкается с хорошо известной теорией «военной революции» XVII века. Теория военной революции была создана сорок лет назад известным английским историком М. Робертсом – он считал, что перемены в социальной и политической жизни Европы были порождены теми фундаментальными открытиями в военном деле, которые вызвала деятельность шведского короля Густава Адольфа (1611–1632) (Roberts 1967: 195). Главным достижением шведского короля было создание легких полковых пушек, которые можно было перевозить по полю боя. Появление нового оружия повлекло за собой перемены в комплектовании и организации войск, на смену немногочисленным набираемым на время войны наемным армиям пришли регулярные постоянные армии. Как полагал Робертс, военная революция изменила весь ход истории Европы. Появление регулярных армий означало необходимость перестройки финансовой системы, необходимость увеличения налогов, что вело к росту бюрократии и усилению королевской власти – к рождению европейского абсолютизма (Ibid.:195–216).
Фундаментальные военные инновации Густава Адольфа вызвали волну шведских завоеваний. В 1630 году шведские войска высадились в Германии, а год спустя в битве при Брейтенфельде шведские пушки расстреляли армию императора Фердинанда II. Шведы стали хозяевами Центральной Европы, за двадцать лет войны было сожжено 20 тыс. городов и деревень и погибло две трети населения Германии. Распространявшаяся по Европе волна завоеваний вызвала волну диффузии – столкнувшиеся со шведами народы стремились как можно быстрее перенять новое оружие завоевателей. После разгрома в 1656 году под Ригой царь Алексей Михайлович приступил к созданию регулярной армии, состоявшей из полков «иноземного строя»; эта армия была вооружена полковыми пушками, хотя русские пушки были не такими легкими, как шведские (Нефедов 2004: 44–52).
Начиная с XVII века крупные военные инновации в Европе следовали одна за другой: вслед за появлением легких пушек наступил новый этап военной революции – появились мушкет с кремневым замком (фузея) и штык. Появление нового оружия повлекло за собой изменение военной тактики и военной организации. На смену тактике плотных колонн-«баталий», в которых мушкетеры были перемешаны с пикинерами, пришла линейная тактика, предполагавшая отказ от использования пикинеров и построение мушкетеров в 4–6 линий. Первой (в 1684 году) отказалась от использования пикинеров австрийская армия; австрийская пехота освоила огневой бой, при котором линии останавливались на дистанции огня и вели попеременный огонь. Шведская пехота сохранила пикинеров в первой линии, и после первого залпа шведы бросались в стремительную штыковую атаку (Гуннар 1999: 167–168; Леонов, Ульянов 1995: 9; Пузыревский 1889: 66).
Австрийцы первыми пожали плоды линейной тактики: предводимые Евгением Савойским, они в 1697 году разгромили турок в сражении при Зенте и затем в союзе с англичанами одержали верх в войне за австрийское наследство. В результате этих побед была завоевана Венгрия, Бельгия и часть Италии, территория Габсбургской монархии увеличилась более чем вдвое, а Евгений Савойский стал самым знаменитым полководцем того времени. Таким образом, новое фундаментальное открытие породило волну австрийских завоеваний и привело к рождению огромной империи Габсбургов.
На севере Европы первой армией, усвоившей линейную тактику, была шведская. По-прежнему обладавшие лучшей в Европе артиллерией шведы приобрели новые военные преимущества над соседями и с легкостью одерживали победы, подобные победе под Нарвой. Перед Россией – уже не в первый раз – нависла угроза оказаться побежденной в «мушкетных войнах», и в соответствии с закономерностями, о которых пишет Даймонд, единственный выход заключался в быстром копировании сначала оружия и военной организации, а затем административного устройства и абсолютистских порядков Швеции.
Феномен Петра I: голландский моряк на русском троне
Вокруг реформ Петра Великого уже три столетия ведутся оживленные споры. Одни историки (например, С. М. Соловьев) признают их кардинальным переворотом, «революцией», другие (П. Н. Милюков) отказываются называть их реформами, ибо «хозяйничанье изо дня в день не представляет собой ничего похожего на реформу» (Милюков 1905: 123). Сложность восприятия петровского времени заключается в том, что в преобразованиях Петра было много внешнего, и такие мероприятия, как принудительное бритье бород и резание рукавов кафтанов, производили на общество большее впечатление, чем создание новой армии и флота. Будучи определены в своей основе глубинными историческими процессами, преобразования Петра в то же время представляют собой пример действия механизма диффузии, который в конечном счете работает через личные связи конкретных людей и поэтому в некоторой степени зависит от сочетания случайных событий. (Более подробное описание механизма диффузии можно найти в работе Е. В. Алексеевой [2007].) Действие случайных и личностных факторов объясняет то обстоятельство, что в поступках царя было много психологического и иррационального; они не всегда соответствовали традиционному образу «царя-преобразователя».
Формирование личности Петра протекало в необычных условиях. Волею случая он был отторгнут из дворцовой кремлевской среды, о его образовании никто не заботился, и сцепление странных обстоятельств привело к тому, что его воспитателями стали не московские попы и дьяки, а голландские матросы и плотники – Тиммерман и Брант. Эти люди сделали из русского царя матроса и плотника; юный Петр перенял у них страстную любовь к морю и плотницкому делу, он позаимствовал простонародные голландские манеры, голландскую одежду и страсть к табаку (Водарский 1993: 63). В то же время он оказался лишен того, что считалось необходимыми качествами русского царя: набожности, православной образованности, уважения к церкви и национальным традициям; до двадцати двух лет Петр вообще не занимался государственными делами, проводя время за строительством яхт и в военных потехах.
У него появились новые друзья и воспитатели – офицеры из Немецкой слободы, среди них полковник Лефорт, который приучил Петра к неумеренной выпивке и свел его со своей любовницей Анной Монс, а также генерал Гордон, которому Петр был обязан любовью к артиллерии и к фейерверкам. Когда Петру было уже 25 лет, царь признался принцессе Ганноверской Софии, что его настоящей страстью являются мореплавание и фейерверки. «Если бы он получил лучшее воспитание, это был бы превосходный человек», – отметила принцесса София (Богословский 1946: 117–118).
При всей случайности обстоятельств юности Петра нельзя не признать, что во влиянии, оказываемом на царя его окружением, сказывалась сила технического превосходства Европы. За увлечением артиллерией стояли маневры в Кожухове, на которых Гордон продемонстрировал царю новую линейную тактику в сочетании с применением «полковых пушек». В любви к строительству кораблей проявлялось влияние другого фундаментального открытия Запада – именно тогда, в XVII веке, создание совершенных океанских парусных кораблей, флейтов, заложило основу торгового превосходства Голландии и Англии. Однако юный Петр не отделял главного от второстепенных деталей – и короткие голландские штаны для него были таким же символом превосходства Европы, как океанский корабль.
Голландская одежда Петра, его постоянное общение с иноземцами, пренебрежение официальными и религиозными церемониями – все это вызывало ропот и возмущение в народе. Патриарх Иоаким в своем завещании убеждал царя избегать общения с еретиками-протестантами, отказаться от иноземных одежд и обычаев.
Когда после смерти Иоакима вопреки царю Святейший собор выбрал новым патриархом Адриана, Петр создал свой «всепьянейший собор», избравший «князя-папу», и принялся непристойным образом пародировать церковные процессии. Современные историки с недоумением отмечают, что хмельное существование «всепьянейшего собора», созданного, когда царю было восемнадцать, продолжалось до конца царствования Петра – и зрелый человек, ставший уже императором, предавался грубому шутовству, как если бы он был все тот же необузданный юнец (Богословский 1946: 181, 199).
О том, до какой степени Петр пренебрегал московскими традициями, говорит его поведение после Азовского похода: в триумфальной процессии Петр в одежде голландского моряка шел пешком вслед за роскошной каретой Лефорта – это вызвало ропот в толпе и было расценено как унижение царского достоинства.
Поездка в Европу
После взятия Азова царь решил строить большой флот на Азовском море и послал 50 дворян за границу учиться морскому делу.
Весной 1697 года с той же целью в составе посольства поехал за границу – в Саардам, где были расположены знаменитые голландские верфи, – и сам Петр. Он был настолько увлечен своими мечтами, что, подъехав к Рейну, бросил посольство, нанял маленькую лодку и пустился вниз по реке к верфям, даже не остановившись в голландской столице. Царь устроился плотником на верфи, но его инкогнито было вскоре раскрыто, и ему пришлось перебраться на верфи в Амстердаме, а потом – в Англию, где он строил корабли в Дептфорде. Поведение русского царя многим казалось странным: было очевидно, что он занимается не царским делом. «Он создан природой скорее затем, чтобы стать корабельным плотником, чем великим правителем, – записал после встречи с Петром епископ Бернет. – Овладение этим ремеслом и являлось главным его занятием, пока он здесь находился» (цит. по: Масси 1996, т. I: 339).
Хотя молодой царь смотрел на мир глазами моряка и плотника – или, может быть, благодаря этому, – Амстердам и Лондон произвели на него огромное впечатление. С этого времени в душе Петра поселилась мечта по мере возможности превратить Россию в Голландию, и главное – построить свой Амстердам, город кораблей, каналов и многоэтажных каменных зданий. Во время пребывания Петра в Амстердаме роль гостеприимного хозяина исполнял бургомистр и один из директоров Ост-Индской компании Николас Витсен. Витсен – известный ученый-географ, побывавший в России и создавший карту Северной Азии, и очевидно, что его академический интерес подпитывался стремлением компании к поиску новых рынков. Еще в 1690 году Витсен послал царю свою карту и книгу о «Северной и Восточной Татарии» и предложил организовать совместную торговлю с Персией и Индией по каспийскому торговому пути. Видимо, под влиянием Витсена царь проникся идеей дальних торговых плаваний и включения России в мировую торговлю. Витсен составил для Петра «культурную программу», предусматривавшую беседы с купцами, посещение порта, мануфактур, мастерских, музеев и лабораторий крупных ученых. Петр некоторое время изучал анатомию и хирургию у профессора Рюйша и учился рисованию у знаменитого Шхонебека. В Англии Петр основательно освоил черчение и необходимые для кораблестроителя элементы математики и механики. Все это существенно расширило кругозор Петра, и он вернулся из поездки с большим багажом знаний (Белов 1966: 69, 72; Масси 1996, т. I: 296–298, 300–302, 366–367).
Петр ознакомился и с гуманитарными аспектами европейской жизни. Он побывал в британском парламенте, познакомился с лидером квакеров Уильямом Пенном и некоторое время аккуратно посещал молитвенные собрания квакеров в Дептфорде. О том, сколь глубокое впечатление произвели на царя эти собрания, свидетельствует то, что позднее, в1716 году, он говорил Меньшикову: всякий, кто сумеет следовать учению квакеров, обретет счастье (Масси 1996, т. I: 341).
Стрелецкий бунт
Когда Петр находился в Вене, гонцы из России доставили ему известия о стрелецком бунте. Осенью 1697 года четыре полка охранявших Азов московских стрельцов получили приказ идти к польской границе. Стрельцы были недовольны: им не платили жалованье и не дали зимних квартир – даже помимо других причин этого было достаточно, чтобы ненавидеть командовавших ими немецких офицеров. Между тем демонстративная дружба Петра с «немцами» уже давно вызывала ропот: «Попутали молодого царя еретик Францко Лефорт и немка Монсова». 6 июня 1698 года стрельцы подняли бунт; вожаки кричали: «Идти к Москве! Немецкую слободу разорить и немцев побить за то, что от них православие закоснело, бояр побить... а государя в Москву не пустить и убить за то, что сложился с немцами!» (цит. по: Соловьев 1991: 545).
Очевидно, это было проявление традиционалистской реакции на демонстративную дружбу царя с немцами, на ношение иноземной одежды и богохульные попойки в Немецкой слободе. Речь не шла об оппозиции реформам – неразумное с рациональной точки зрения поведение Петра спровоцировало восстание еще до начала реформ. Жестокое усмирение восстания и показательные казни более тысячи стрельцов свидетельствовали о том, что царь не склонен прислушиваться к голосу оппозиции, что он намерен «цивилизовать» Россию самыми суровыми методами.
Первые реформы
Однако преобразования, начатые Петром по возвращении на родину, поначалу носили эмоциональный и поверхностный характер. Были изданы указы о бритье бород и запрещении носить русскую одежду, о переносе празднования Нового года на 1 января.
Реформы такого рода относятся к заимствованиям третьей очереди и следуют обычно в заключительной фазе преобразований, после того как осуществлены главные заимствования, касающиеся техники и общественных отношений. В то же время они наиболее болезненно воспринимаются обществом, потому что символизируют собой отказ от основных жизненных традиций. В 1766 году в аналогичной ситуации в Испании запрет ношения сомбреро вызвал большое народное восстание, и возмущенные толпы едва не взяли штурмом королевский дворец. Указ Петра также вызвал восстание, но не сразу, – в 1705 году против «немецкого платья» вспыхнул бунт в Астрахани.
«Обратный порядок» преобразований, когда заимствования третьей очереди (вовсе не обязательные) идут впереди первоочередных, был следствием неспособности отделить второстепенное от главного, следствием юношеского максимализма Петра, который наложил свой отпечаток на весь процесс преобразований.
Первоочередная реформа армии началась через год после возвращения Петра, когда приехавший из Австрии майор А. Вейде подготовил новый воинский устав под названием «Краткое обыкновенное учение». К осени этого года из новобранцев было сформировано 27 полков, вооруженных фузеями со штыками и обученных линейной тактике в ее австрийском стрелковом варианте (Бескровный 1958: 22–23; Соловьев1991: 27). Саксонский генерал Ланген, видевший русскую армию до Нарвы, находил ее превосходной по составу: люди все были рослые, молодые, исправно обмундированные и обученные стрельбе так хорошо, что не уступали немецким полкам (цит. по: Князьков 1990: 68). Таким образом, первоочередная задача заимствования фундаментальных военно-технических достижений была решена достаточно быстро, и для этого не нужно было воевать со шведами. Решение этой задачи было облегчено тем, что военная реформа была начата еще при царе Алексее Михайловиче, методы комплектования «полков иноземного строя» уже были опробованы, и Петру было достаточно закупить новые мушкеты и обучить рекрутов новой линейной тактике.
Странное сражение под Нарвой
Решение Петра начать войну со Швецией относится к числу тех же максималистских решений, что и запрет русской одежды. Оно было навеяно впечатлениями от поездки на Запад: царю не терпелось «прорубить» окно в Европу, «ногою твердой стать у моря», построить свой «Новый Амстердам» и завести флот. В действительности Россия давно имела «окно в Европу»; этим окном был Архангельск, который даже после постройки Петербурга долгое время оставался основным русским портом. С военной точки зрения нападение на Швецию было образцом иррационального мышления: в России не было качественного железа для производства мушкетов, а единственным поставщиком железа была Швеция. Меди для легких полковых пушек в России также не было, и ее тоже привозили из Швеции (Хмыров 1865: 601; Струмилин 1954: 209).
После сражения под Нарвой Петр говорил, что новобранцы были плохо обучены: ему нужно было как-то объяснить поражение. Но истинная причина разгрома заключалась, по-видимому, в другом. После указов о брадобритии и запрещении национальной одежды у русских солдат были веские причины не любить своих немецких офицеров. Офицеры чувствовали себя неуверенно, многие из них еще не успели освоиться в новых условиях: стоит вспомнить о том, что герцог де Кроа был назначен командующим за день до начала сражения, он не знал своих офицеров и не владел русским языком (Масси 1996, т. I: 74).
Ни Петр, ни русское командование не ожидали, что шведский король осмелится атаковать вчетверо более многочисленную армию, находящуюся в укрепленном лагере. Однако сражение, разыгравшееся 20 ноября 1700 года, до сих пор приводит в изумление военных историков. Стоило шведам взобраться на земляной вал, как раздались крики: «Немцы изменили!» – и русские солдаты принялись избивать своих офицеров. «Пусть сам черт дерется с такими солдатами!» – воскликнул де Кроа и вместе с другими немецкими офицерами поспешил сдаться в плен (Соловьев 1993a: 600–601).
По-видимому, это был единственный случай в военной истории, когда командующий искал в плену спасения от своих солдат. По существу, то, что произошло под Нарвой, было продолжением стрелецкого бунта, проявлением традиционалистской реакции на реформы Петра – этот бунт произошел во время сражения со шведами и обеспечил им победу над многократно сильнейшим противником.
Таким образом, поразительная победа шведов была следствием «обратного порядка» петровских реформ. После битвы приближенные Карла XII советовали королю вторгнуться в Россию, поддержать приверженцев Софьи и воспользоваться недовольством стрельцов и черни, противящихся введению «немецких» обычаев (Там же: 602; Fryxel 1861: 91–98, 105). Карл XII был хорошо осведомлен о глубоком конфликте, расколовшем русское общество, но не воспользовался открывшимися возможностями.
Под Нарвой Россия столкнулась с армией, первой овладевшей новым оружием, армией, победы которой еще недавно отождествлялись с волной завоеваний, порожденной фундаментальным открытием. Своеобразие ситуации, однако, заключалось в том, что в то время волна не угрожала России – шведская агрессия направ-лялась на Германию и Польшу, где в плане военной добычи война сулила большие перспективы. Россия, вероятно, стала бы объектом дальнейших завоеваний, но Петр сумел позаимствовать новое оружие до того, как его страна подверглась удару волны, и более того, сам напал на потенциального агрессора. Однако «странная победа» под Нарвой создала у гордых обладателей нового оружия обманчивое впечатление о неспособности «русских варваров» заимствовать их достижения.
Восстановление армии
Как бы то ни было, Россия получила передышку, и Петр смог приступить к восстановлению армии. После нарвского разгрома выяснилось, что Россия была совершенно не подготовлена к войне – не было ни пушек, ни ружей, ни шпаг, ни сукна для солдатской формы. Даже седла, палатки и сапоги пришлось первое время закупать за границей (Захаров 1996: 239). Под Нарвой была потеряна большая часть артиллерии – 177 пушек и мортир, и Петр решился на поступок, который многие сочли святотатством, – он приказал снимать с церквей колокола и переливать их в пушки. «Ради бога, поспешайте с артиллериею, как возможно: время яко смерть», – писал Петр «надзирателю артиллерии» Андрею Виниусу; в ответ Виниус предлагал снять медную кровлю с кремлевских дворцов. Переплавка колоколов дала 90 тыс. пудов меди – это было очень большое количество металла: Англия, лидировавшая в середине XVIII столетия в выплавке меди, производила в год около 230 тыс. пудов. Из колокольной меди в 1701 году на Московском пушечном дворе было отлито 243 полковых пушки – и проблема с артиллерией была отчасти решена (Хмыров 1865: 615–616, 622; Соловьев 1993a: 604).
Петр не только снимал колокола с церквей. В январе 1701 года монастырские и церковные вотчины были взяты под управление государства, которое забирало все доходы, оставляя монахам лишь содержание по 10 (а потом по 5) рублей в год. Хотя эта реформа официально мотивировалась финансовыми соображениями, в действительности она дала государству лишь около 100 тыс. рублей в год – меньше 4 % от всех доходов. В секуляризационной реформе проявились протестантские настроения царя и его враждебное отношение к православной церкви. Ненависть царя к монахам была такова, что им запретили иметь письменные принадлежности; в случае неуплаты «начетных» денег власти предписывали избивать архимандритов на правеже (Милюков 1905: 114, 118; Булыгин 1977: 74–77, 103). Это было проявление все того же максимализма, когда второстепенные преобразования выходят на первый план и порождают негативную реакцию на реформы.
Результатом такой политики было нарастание традиционалистской реакции, ненависть к царю со стороны церкви и широких масс православного населения. В 1707 году нижегородский митрополит Исайя в ответ на очередное требование денег разразился гневной тирадой: «Как хотят другие архиереи, а я за свое умру, а не отдам... И так вы пропадаете, как червей, шведы вас побивают, а все за наши слезы и за ваши неправды...» (Соловьев 1993a: 323). В народе ходили слухи о том, что царь «подмененный», что он не русский, а немец, или даже что царь – «антихрист», воцарившийся перед концом света.
С точки зрения технологической концепции поражение от завоевателей, обладающих новым оружием («удар завоевательной волны»), должно было бы породить спешное перенимание их военной технологии. Такое перенимание действительно имело место: Петр срочно принялся переучивать свою армию с австрийского на шведский вариант линейной тактики, приоритет теперь отдавался штыковой атаке, и в армию вернули пикинеров. В действительности Петру не нужно было что-либо менять, потому что военная реформа была проведена заблаговременно, перед войной. В дальнейшем оказалось, что австрийский вариант линейной тактики эффективнее, и в 1730-х годах русская армия вернулась к «стреляющим линиям» (Гуннар 1999: 169; Леонов, Ульянов 1995: 28–29).
Большее значение имели мероприятия Петра в области военной организации. Для новой армии требовался многочисленный офицерский корпус. Петр полагал, что офицерами новой армии должны быть в основном дворяне – но для того, чтобы стать офицером, дворянин должен был сначала получить необходимое образование в «цифирных школах», а затем в качестве солдата пройти военное обучение в гвардейских частях. Перемены в военной технике обусловили коренные изменения в положении дворянства. Прежние полуграмотные всадники-рыцари, время от времени призываемые на войну, превратились в более-менее образованных пехотных офицеров, обязанных постоянно пребывать в полку. Гвардия стала корпорацией, выражающей интересы дворянства и способной оказывать военное давление на власть.
Другим важным следствием нарвского разгрома было создание военной промышленности – это был необходимый этап в процессе заимствований, непосредственно связанный с перениманием военной техники. Основы военной промышленности были заложены еще в период реформ Алексея Михайловича, но Петр намного увеличил ее мощность, построив металлургические заводы на Урале и оружейный завод в Туле.
Главная реформа Петра, его «ответ» на «удар волны» заключался в резком увеличении налогов. Установленные царем чрезвычайные налоги обычно не рассматриваются историками в плане реформ, но именно они вывели налоговое обложение на тот уровень, который впоследствии был закреплен введением подушной подати; поэтому в принципе можно говорить, что податная реформа была осуществлена сразу после разгрома под Нарвой. Мобилизация ресурсов является естественной реакцией на военную угрозу в любом обществе, но Петр сумел превратить этот мобилизационный уровень в постоянный, обеспечив тем самым средства для содержания регулярной армии. После петровских реформ налоги составлявших большинство населения поместных крестьян были в пять-шесть раз больше, чем при предшественнике Петра царе Федоре (Нефедов 2005: 142).
«Известно, что среди низших классов населения... распространено было крайне враждебное отношение к личности Петра и его деятельности, – писал Н. П. Павлов-Сильванский (1897: 1). – Жаловались больше всего на то, что... “крестьян разорил с их домами, мужей побрал в рекруты, а жен и детей осиротил”». Резкий рост налогов и повинностей привел к массовому бегству крестьян в южные области, на Дон, на Украину, в Сибирь. Бежали большими партиями, «многолюдством, человек по сту и более» (Заозерская 1958: 160). Правительство приняло жесткие меры, чтобы остановить это бегство, была введена паспортная система и создана цепь кордонов вдоль границ (Троицкий 1966: 118). В 1707 году была предпринята операция по возвращению беглых с Дона – в результате там вспыхнуло крестьянское восстание, и летом 1708 года войскам Петра I пришлось сражаться на два фронта: против вторгшихся в страну шведов и против собственных крестьян. В этой ситуации Петр предписывал карателям самые жестокие меры: «...людей рубить, а заводчиков на колеса и колья... ибо сия сарынь кроме жесточи не может унята быть» (цит. по: Анисимов1989: 140).
Как бы то ни было, мобилизовав ресурсы страны и резко увеличив налоги, царь смог создать огромную, более чем 100-тысячную полевую армию. Карл XII не верил, что огромная русская армия овладела секретом нового оружия – он самонадеянно бросил свои войска в штыковую атаку под Полтавой, и на большей части фронта шведские линии не успели добежать до противника: они были сметены картечью полковых пушек (Энглунд 1995: 167).
Строительство Петербурга
Неслыханная до тех пор мобилизация сил привела к успеху; была создана мощная регулярная армия – и главная рациональная задача петровских реформ была решена. Казалось бы, можно снизить налоги и дать облегчение народу, – но царь рассуждал иначе.
Началось время иррациональных решений. Петр счел, что, хотя война еще не закончилась, пришла пора заняться строительством Петербурга.
С экономической точки зрения это строительство было нелепостью: в руках царя уже находились Рига, Ревель, Нарва, так что у России вполне достаточно портов с готовой инфраструктурой.
«Еще не имея ни Риги, ни Ревеля, он мог заложить на берегах Невы купеческий город для ввоза и вывоза товаров, – писал Н. М. Карамзин, – но мысль утвердить там пребывание государей была, есть и будет вредною. Сколько людей погибло, сколько миллионов и трудов употреблено для приведения в действо сего намерения? Можно сказать, что Петербург основан на слезах и трупах» (Карамзин 1991: 35).
О полной, «зазеркальной» нелепости происходившего говорит уже то, что поначалу Петр намеревался построить новую столицу не в устье Невы, а на острове Котлин. Был составлен проект строительства«Нового Амстердама» – каменного города, расчерченного сеткой каналов; люди должны были передвигаться по этому городу не в каретах, а в гондолах, как в Амстердаме. «Пылкий монарх с разгоряченным воображением, увидев Европу, захотел делать Россию – Голландиею», – писал Карамзин (Там же: 36–37). Указом от 16 января 1712 года предписывалось переселить на Котлин тысячу дворянских семейств (всю высшую знать), тысячу купеческих и тысячу ремесленных семей (Луппов 1957: 25–26).
Таким образом, царь намеревался уехать из нелюбимой им «Московии», создать на островке в море «Новую Голландию» и переселить туда русскую знать (уже переодетую им в голландскую одежду). Лишь появление у острова шведского флота удержало царя от реализации этого замысла: опасность того, что вся русская аристократия будет в один момент пленена шведами, была слишком очевидна. Тогда царь решил построить «Новый Амстердам» на Васильевском острове в устье Невы. В 1716 году десятки тысяч строителей приступили к осуществлению проекта Трезини и Леблона: остров должны были прорезать два главных канала, пересекавшихся с другими каналами поменьше. При каждом доме предусматривался внутренний двор, сад и пристань для хозяйской лодки-гондолы. В центре этой огромной водяной шахматной доски царь собирался построить новый дворец с обширным регулярным садом (Масси 1996, т. III: 46).
Сам по себе проект был не лишен изящества, но он осуществлялся во время войны, которая отнимала у народа все силы и средства. В 1710–1717 годах на строительство Петербурга ежегодно требовали по одному работнику с 10–15 дворов, в среднем по 35 тысяч человек в год. Подневольные рабочие шли в Петербург из всех областей – даже из Сибири, тратя на дорогу по несколько месяцев (Булыгин 1977: 142; Луппов 1957: 80). Французский консул де ла Ви свидетельствует, что две трети этих людей погибали на петербургских болотах (Луппов 1957: 94). Фельдмаршал Миних писал, что в Северную войну «от неприятеля столько людей не побито... сколько погибло при строении Петербургской крепости и Ладожского канала» (цит. по: Соловьев 1993в: 432).
Ненависть к Петру чувствовалась не только в народной среде, она проявлялась и в других сословиях. Дело царевича Алексея показало, что к недовольным примыкали широкие круги старомосковского боярства, включавшие и часть генералитета: князья Долгорукие, Нарышкины, Апраксины, Голицыны. Следствие не подтвердило наличие заговора, но раскрыло картину широкой оппозиции. Голландский и австрийский послы сообщали, что сторонники Алексея ставят перед собой четыре основные задачи: мир со Швецией, уход из Петербурга, отказ от регулярной армии европейского образца в пользу дворянской конницы и снижение налогов. Старые бояре, и в частности князь Я. Ф. Долгорукий, иногда брали на себя смелость открыто противодействовать введению Петром новых повинностей. Послы сообщали также и о враждебном отношении оппозиции к иностранцам (Там же: 100; Щербатов 1983: 20). Очевидно, что, подобно лозунгам стрелецкого мятежа, лозунги сторонников Алексея имели характер традиционалистской реакции.
Конфликт с собственным сыном показал всю глубину изоляции Петра, и царь, по-видимому, понял это. После смерти Алексея он остановил расследование, и подавляющее большинство замешанных в деле лиц избежали наказания (Щербатов 1983: 94; Анисимов 1994: 20).
Мечта о «регулярном государстве»
Возложив на крестьян тяжелые налоги, Петр тем не менее искренне считал, что его деятельность направлена на достижение «всеобщего блага». Однако император руководствовался при этом не старинной теорией православной монархии, в соответствии с которой царь должен «любить правду и милость и суд правой и иметь попечение от всего сердца о всем православном христианстве» (Полное… 2000: 248), а ее современным западным эквивалентом – учением о «регулярном полицейском государстве». Это учение опиралось не на религию, а на «культ разума», на веру в достижения науки и в то, что рациональная организация общества откроет бескрайние перспективы для материального и духовного прогресса. Наиболее известным представителем учения о регулярном государстве был немецкий философ Христиан Вольф, которого Петр собирался назначить президентом Петербургской академии (Копелевич 1974: 193). Вольф утверждал, что в целях достижения «всеобщего блага» государство должно регламентировать все стороны жизни граждан: принуждать их к работе, регулировать заработную плату, условия труда, цену товаров, поддерживать правопорядок и нравственность, поощрять образование, науки, искусства и т. д. (Богословский 1902: 16–18; Раев 2000: 6467). В конце XVII века теория регулярного государства получила широкое распространение, и ее принципами (иногда не вполне осознанно) руководствовались в своей деятельности шведский король Карл XI, «великий курфюрст» Фридрих Вильгельм, Людовик XIV и его министр Кольбер. Эту теорию часто отождествляют с европейским просвещенным абсолютизмом, который отличался от восточного самодержавия тем, что имел светский характер и, в согласии с теорией регулярного государства, руководствовался в своих действиях не религиозным идеалом, а «законами разума» и «общим благом» (Рейснер 1902: 2–5).
В соответствии с теорией регулярного государства Петр издавал множество указов, посвященных регламентации того или иного вида деятельности, к примеру, предписывалось ткать широкие холсты, а не узкие, выделывать кожу салом, а не дегтем, строить крестьянские избы по приложенному чертежу, хлеб убирать не серпами, а косами. За 1718–1723 годы было выпущено 14 указов, регламентирующих постройку речных судов, и каждый указ сопровождался разъяснениями, зачем и почему. «Сами знаете, хотя что добро и надобно, а новое дело... то наши люди без принуждения не сделают», – такова была принципиальная позиция Петра, стремившегося «вразумить» свой народ (цит. по: Богословский 1902: 6).
Но, конечно, Петр был далеко не всегда прав и иногда сам понимал это; во всяком случае, в указах о строительстве Петербурга царь не мог привести объяснений: зачем и почему...
Основным инструментом всеобщей регламентации и контроля было правильно организованное и четко функционирующее чиновничество (включающее в себя и полицию). Наука об управлении государственным хозяйством, в частности о правильной, коллегиальной, четкой организации чиновничества составляла часть теории регулярного государства и называлась камерализмом. Одним из примеров применения принципов камерализма была реформированная королем Карлом XI административная система Швеции; Лейбниц в письме к Петру сравнивал правильно организованное государство с точным часовым механизмом (Анисимов 1989: 42).
Для старинной русской приказной системы было характерно сосредоточение разных функций в ведении одного приказа или одного воеводы, отсутствие контролирующих инстанций и правильной системы оплаты чиновников. Многие дьяки жили «от дел», т. е. существовали на взятки и подношения просителей, и соответственно решение вопроса зависело от размера подношений. Петр решил наладить правильную администрацию, взяв за образец административную систему Швеции. «Увидев ясно беспорядок в управлении и царившее повсюду взяточничество, – писал прусский посол Фокеродт, – Петр I напал на мысль установить во внутреннем управлении царства, подобно военному делу, такой же порядок, какой был заведен в других европейских землях. Признавая шведов своими учителями в военном деле, он думал, что так же точно и их учреждения... можно с таким же хорошим успехом ввести в своем царстве. И до того допустил он собой овладеть такому предубеждению, что, не советуясь ни с кем, в 1716 году тайно послал одного человека в Швецию, дав ему множество денег, чтобы только достать наказы и правила тамошних коллегий...» (цит. по: Богословский 1902: 35). В соответствии с докладом, представленным ездившим в Швецию советником царя Г. Фиком, в 1717 году был издан указ о создании коллегий, а в 1719 году – указ о введении провинциальной администрации шведского образца (Анисимов 1997: 292).
C точки зрения технологической интерпретации заимствование административного устройства – это этап модернизации, следующий за перениманием военной инфраструктуры. В отличие от многих максималистских и несвоевременных начинаний Петра административная реформа представляется закономерным звеном в цепи преобразований. М. Богословский отмечал, что почти всем нововведениям Петра можно найти прообразы в допетровской России и «только заимствование иностранной администрации... было действительно новым, оригинальным явлением» (Богословский 1902: 26).
В целом этатизм Петра Великого пошел гораздо дальше теории регулярного государства. Всеобъемлющее государственное регулирование имело целью масштабное перераспределение ресурсов в пользу государства. Для крестьян это оборачивалось огромным увеличением налогов, паспортной системой и охотой на беглых, для дворян – тяжелой бессрочной службой, для духовенства – отнятием земель и богатств. Деятельность всех сословий была зарегламентирована так, что не могло и присниться Вольфу: разве мог немецкий философ помыслить о принудительном отрыве дворянских детей от семьи для обучения в школах? Такой масштаб государственного регулирования стал возможен потому, что Петр опирался на мощную этатистскую традицию, ведущую свое начало от создателей российского государства Ивана III и Ивана IV. Петр обновил созданную этими монархами поместную систему и создал на ее основе офицерский корпус новой армии. Таким образом, смысл реформ заключался не только в перенимании западных (в основном технических) новшеств, но и в обновлении старых восточных основ. Это был процесс социального синтеза, в котором внешние заимствования соединяются с традиционными институтами, образуя новое единство.
Кому нужно«окно в Европу»?
В целом Петр достиг своей цели, он создал могущественную империю, обладающую самой сильной армией в Европе. Что дало это народу, кроме налоговых тягот? Петр объяснял Северную войну желанием открыть торговлю с дальними странами, «дабы народ через то облегчение иметь мог». Мысль о развитии морской торговли была также заимствована из Европы, и она занимала свое место в ряду мероприятий по перениманию европейских форм промышленности и торговли. Одним из основных элементов новой торговой политики был так называемый «каспийский транзит», обновленная Н. Витсеном старая идея о торговом транзите из Персии через Россию на Балтику. Приобретение балтийских портов и экспедиция в Персию, таким образом, были частью единого плана, и Витсен приложил все силы, чтобы помочь Петру осуществить этот план. Когда русские вышли на берега Невы, Витсен сразу же послал к Петру один из своих кораблей – это был тот самый первый корабль, который «царь-лоцман» самолично провел к Петропавловской крепости (Семенова 2009). Именно Витсен стоял за спиной компании Любса, в огромных количествах поставлявшей оружие для петровской армии в самый трудный дополтавский период. По сообщению датского резидента Г. Грунда, Петр полагал, что овладение персидской шелковой торговлей позволит окупить все издержки шведской войны (Полиевктов 1996: 524). В 1723 году Петр действительно направил войска в Персию и захватил «шелковую провинцию» Гилян. Хотя, казалось бы, все было рассчитано точно, оккупация Гиляна не дала ожидаемых выгод. Военные власти оказались неспособны организовать эффективное управление, доходы от шелковой торговли расхищались, войска потеряли боеспособность из-за косившей солдат малярии. В любом случае оккупация могла продолжаться лишь до тех пор, пока в Персии не появится сильный правитель, и с воцарением могущественного Надир-шаха России пришлось вывести свои войска. Попытка направить восточную торговлю через Россию закончилась ничем (Там же: 526–527).
Несмотря на эту неудачу, внешнеторговый оборот в 1725–1751 годах увеличился в два раза. Но что дала стране эта торговля?
В Россию ввозились в основном предметы роскоши: тонкие вина, галантерея, шелковые ткани, сахар и прочее – народ не пользовался этими товарами, но был вынужден оплачивать их своим трудом.
В обмен на никчемную роскошь Россия поставляла на Запад реальные ценности: пеньку, лен, парусину, железо. Торговля такого рода была очень выгодна друзьям Петра, голландским и английским купцам, но не России (Покровский 1947: 105).
В общем контексте мировой истории следует вспомнить, что XVIII век был временем, когда монополизировавшие торговлю морские державы пытались открыть для своих купцов новые страны и новые рынки, в особенности на Востоке. И в ответ на эту экспансию многие страны Востока закрывали свои порты, потому что не желали обменивать свои товары на предметы роскоши или на опиум. Они не прорубали «окно в Европу», а, наоборот, заколачивали его.
Таким образом, возможен другой подход к проблеме, на фоне которого действия Петра представляются не столь уж логичными.
Надежда получить выгоды от участия в мировой торговле оказалась призрачной, а в реальности Петр лишь открыл для западных купцов новые возможности в эксплуатации российских природных богатств. «Русские купцы сами мало вывозили за границу, – писал В. О. Ключевский (1937: 326), – и вывозная торговля оставалась в руках иноземцев, которые... по выражению одного иноземца же, точно комары, сосали кровь из русского народа и потом улетали в чужие края».
Война со Швецией была результатом легкомысленных увлечений петровской молодости, плодом обманчивых надежд. Однако это была еще не самая большая ошибка Петра Великого. Самой большой ошибкой было строительство Петербурга. Именно это строительство, проводившееся в разгар тяжелой войны и дорогостоящих реформ, привело к перенапряжению сил народа, и за перенапряжением в конце концов последовала катастрофа.
Голод 1723–1726 годов
Последние реформы Петра Великого оставляют впечатление ирреальности: император рассуждал о «всеобщем благе» в обстановке страшного голода. Многолетнее тяжкое бремя привело к истощению запасов хлеба в крестьянских хозяйствах, и с чередой неурожайных лет (1722–1724 годы) пришел большой голод. Летом 1723 года из провинций сообщали, что вследствие неурожая, бывшего два года сряду, крестьяне едят льняное семя и желуди, бывают по несколько дней без пищи, многие от того пухнут и умирают, иные села и деревни стоят пустыми (Соловьев 1993в: 475). Голод продолжался до самой смерти императора и еще год после нее.
В июне 1726 года в Верховном тайном совете был поставлен на обсуждение вопрос, какие меры нужно принять «ввиду крайнего разорения крестьян». В представленных по этому поводу «мнениях» ближайшие сподвижники Петра говорили о «великой скудости крестьян», их «крайнем всеконечном разорении». Было решено в 1727 году снять третью часть подушной подати и учредить комиссию для учета умерших и исключения их из оклада (Павлов-Сильванский 1910: 379; Анисимов 1973: 339).
Комиссия, возглавленная Д. М. Голицыным, стала собирать по губерниям ведомости об убыли населения. В не полностью сохранившихся материалах комиссии не имеется окончательных данных по всей стране, но они приводятся в более позднем докладе Сената.
В этом докладе утверждается, что из учтенных в 1719–1724 годах 5,5 млн. душ мужского пола к 1727 году было 199 тыс. бежавших и 733 тыс. умерших (Анисимов 1973: 339; Соловьев 1993б: 148). Таким образом, царствование Петра I завершилось голодом, унесшим сотни тысяч жизней. Это не была «цена победы» – победа к тому времени была давно одержана. Это была цена модернизации.
Традиционалистская реакция
В обстановке катастрофы власти были вынуждены принять меры для облегчения тяжести налогов. Подушная подать в 1727–1732 годах трижды сокращалась на одну треть, но в действительности сокращение было больше, так как подать собиралась с большими недоимками. В 1728 году была ликвидирована соляная монополия и понижена цена соли. После смерти Петра, при императрице Екатерине I, у власти находилась группа ближайших соратников преобразователя, возглавляемая князем А. Д. Меншиковым. Но в условиях кризиса, уменьшения налогов и отсутствия средств им не оставалось ничего иного, как начать демонтаж петровских учреждений. Армия чиновников, призванная обеспечить «всеобщее благо», была распущена – просто потому, что не было денег для ее содержания. Ряд изданных в 1727 году указов возвращал областную администрацию к допетровским временам, суд и сбор налогов были снова поручены воеводам, а дьяки, как и прежде, должны были иметь пропитание «от дел». Коллегии сохранились, но их штаты были сокращены втрое; осуществлявший контрольные функции институт прокуроров был уничтожен. В целом расходы на чиновничество к 1734 году сократились в два раза (Павлов-Сильванский 1910: 385–391; Троицкий 1966: 110).
Не было денег и на содержание флота. Расходы на флот в результате недоимок по сбору пошлин сократились на четверть.
В 1727–1730 годах не было заложено ни одного линейного корабля.
Между тем корабли, построенные Петром из сырого леса, вышли из строя – попросту сгнили. В 1731 году из 36 линейных кораблей в море могли выйти только 13, и лишь 8 из них были полностью боеспособны (Петрухинцев 2001: 214, 328–329). Шведский посланник доносил в Стокгольм: «Русский галерный флот сравнительно с прежним сильно уменьшился; корабельный же приходит в прямое разорение» (цит. по: Бескровный 1958: 108).
Сократились и расходы на армию. В результате нехватки средств военные не получали установленного содержания. В январе 1727 года польский посол писал, что флот девять месяцев не получает ни гроша, а гвардия – около двух лет (Костомаров 1994а: 520–521). В 1727 году было разрешено две трети солдат и офицеров из дворян уволить в продолжительные (год и более) отпуска без сохранения оплаты; на службе рекомендовалось оставить лишь тех, у кого не было поместий и кто жил жалованьем. Была создана Военная комиссия для рассмотрения вопроса о сокращении штатной численности армии с целью уменьшения подушной подати (Соловьев 1993б: 575; Троицкий 1966: 41; Петрухинцев 2001: 142).
Таким образом, ближайшие соратники Петра стали проводить политику, противоположную идеям почившего императора. «Оказывается, главные деятели петровского времени не сочувствовали этим идеям», – с удивлением писал Н. П. Павлов-Сильванский (1910: 401). Соратники Петра убедились в невозможности сохранить результаты реформ и, чтобы спасти положение, фактически перешли на позиции традиционалистской реакции. Князь Меншиков, предав своих друзей, попытался заключить союз с партией старых бояр. Но запоздалые уступки не могли удовлетворить традиционалистов, и в конечном счете виднейшие соратники Петра оказались в ссылке.
После смерти Екатерины I, при юном императоре Петре II, к власти пришла партия старомосковского боярства во главе с князьями Долгорукими и Голицыными. Это была оппозиция, которая в свое время поддерживала царевича Алексея, но была вынуждена смириться из-за страха перед застенками Преображенского приказа. Первым делом новая власть уничтожила символ петровского террора – Преображенский приказ. Другим символом петровской политики был Петербург. «Петербург, – говорил князь Д. М. Голицын, – это часть тела, зараженная антоновым огнем; если ее впору не отнять, то пропадет все тело» (Костомаров 1994б: 551). В феврале 1728 года двор и государственные учреждения переехали из Петербурга в Москву. Жизнь Петербурга замерла, началось бегство из города дворян, купцов и мастеровых. Все строительные работы были остановлены, сотни недостроенных домов постепенно превращались в руины (Сомина 1959: 23). Но народ радовался решению Петра II. «Русские старого времени находили в нем государя по душе оттого, что он, выехав из Петербурга, перевел их в Москву, – свидетельствует К. Манштейн. – Вся Россия до сих пор считает его царствование самым счастливым временем из последних ста лет. Государство находилось в мире со своими соседями; служить в войсках никого не принуждали... вся нация была довольна; радость отражалась на всех лицах... Только армия и флот приходили в упадок...» (Манштейн 1998: 26). «Теперь больше не подрываются финансы этого государства ненужными постройками гаваней и домов, – писал прусский посол А. Мардефельд, – плохо усвоенными мануфактурами и заводами, слишком обширными и неудобоисполнимыми затеями или пиршествами и пышностью...» (Мардефельд 2000: 293).
Итак, через три года после смерти Петра Великого ко всеобщей радости налоги были уменьшены, Петербург был оставлен, флот сгнил, петровская администрация была распущена, армейские офицеры вернулись в свои деревни, а ближайшие соратники преобразователя оказались в ссылке. Модернизация Петра Великого в конечном счете вызвала волну традиционалистской реакции, которая свела на нет многие результаты реформ.
* * *
Что же осталось в итоге? Конечно, осталось то, без чего государство не могло существовать: петровская армия с ее линейной тактикой и новым дворянским офицерским корпусом – заимствования первой очереди. Полковые пушки и фузеи теперь в достаточных количествах производили на тульских и уральских заводах, и армия была обеспечена отечественным оружием. Из заимствований второй очереди уцелели лишь обломки петровской административной системы в виде коллегий и губерний. И, как это ни странно, сохранилось много третьеочередных заимствований: европейская одежда у дворян, черты европейского быта, европейская архитектура поместий. По-видимому, это было вызвано тем, что едва ли не основной упор в реформах Петра делался на преобразованиях именно в сфере внешней культуры и быта. Политика культурного онемечивания дворянства в конечном счете привела к глубокому расколу русской нации, к тому, что крестьяне считали своих господ то ли немцами, то ли французами. Это новое общество, состоящее из«двух наций», было результатом социального синтеза и модернизации по европейскому образцу.
Литература
Алексеева, Е. В.2007. Диффузия европейских инноваций в России (XVIII – начало ХХ в.). М.: Наука.
Анисимов, Е. В.
1973. Материалы комиссии Д. М. Голицына о подати (1727–1730 гг.). Исторические записки 91: 338–352.
1989. Время петровских реформ. Л.: Лениздат.
1994. Россия без Петра: 1725–1740. СПб.: Лениздат.
1997. Государственные преобразования и самодержавие Петра Великого в первой четверти XVIII века. СПб.: Дмитрий Буланин.
Белов, М. И. 1966. Россия и Голландия в последней четверти XVII в. В: Бескровный, Л. Г. (ред.), Международные связи России в XVII–XVIII вв. М.: Наука, с. 58–83.
Бескровный, Л. Г.1958. Русская армия и флот в XVIII веке. М.: Воениздат.
Богословский, М. М.
1902. Областная реформа Петра Великого. Провинция 1719–27 г. М.: Имп. Общество истории и древностей российских при Моск. ун-те.
1946. Петр I. Материалы для биографии. Т. II. М.: Госполитиздат.
Булыгин, И. А.1977. Монастырские крестьяне России в первой четверти XVIII века. М.: Наука.
Водарский, Я. Е. 1993. Петр I. Вопросы истории 6: 59–79.
Гуннар, А.1999. Карл XII и его армия. В: Возгрин, В. Е. (ред.), Царь Петр и король Карл. М.: Текст, с. 156 – 175.
Даймонд, Д. 2009. Ружья, микробы и сталь: История человеческих сообществ. М.: АСТ.
Заозерская, Е. И.1958. Бегство и отход крестьян в первой половине XVIII века. В: Бескровный, Л. Г. (ред.), О первоначальном накоплении в России. М.: Изд-во АН СССР, с. 144–188.
Захаров, В. Н.1996. Западноевропейские купцы в России. Эпоха Петра I. М.: РОССПЭН.
Каменский, А. Б.1999. От Петра I до Павла I. Реформы в России XVIII века. М.: РГГУ.
Карамзин, Н. М. 1991. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М.: Наука.
Ключевский, В. О.1937. Курс русской истории. Т. IV. М.: Гос. соц.-эк. изд-во.
Князьков, С.1990. Очерки из истории Петра Великого и его времени. М.: Культура.
Копелевич, Ю. Х.1974. Возникновение научных академий. Середина XVII – середина XVIII в. М.: Наука.
Костомаров, Н. И.
1994а. Екатерина Алексеевна, первая русская императрица. В: Костомаров, Н. И., Раскол. М.: Смядынь, с. 469–529.
1994б. Самодержавный отрок. В: Костомаров, Н. И. Раскол. М.: Смядынь, с. 529–604.
Леонов, О. Г., Ульянов, И. Э.1995. Регулярная пехота: 1698–1801. М.: АСТ.
Луппов, С. П.1957. История строительства Петербурга в первой четверти XVIII века. М.; Л.: Изд-во АН СССР.
Манштейн, К. Г.1998. Записки о России. Ростов н/Д.: Феникс.
Мардефельд, А.2000. Записка о важнейших персонах при дворе русском (1747). В: Лиштенан, Ф.-Д. (сост.), Россия входит в Европу. М.: ОГИ, с. 269–286.
Масси, Р. К.1996. Петр Великий: в 3 т. Т. I, III. Смоленск: Русич.
Медушевский, А. Н.1993. Утверждение абсолютизма в России. М.: Текст.
Милюков, П. Н.1905. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформы Петра Великого. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича.
Нефедов, С. А.
2004. Первые шаги на пути модернизации России: реформы середины XVII века. Вопросы истории 4: 22–52.
2005. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Екатеринбург: УГГУ.
Павлов-Сильванский, Н. П. 1897. Проекты реформ в записках современников Петра Великого. СПб.: Тип. В. Киршбаума. 1910. Соч.: в 3 т. Т. II. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича.
Петрухинцев, Н. Н.2001. Царствование Анны Иоанновны: формирование внутриполитического курса и судьбы армии и флота. 1730–1735 гг. СПб.: Алетейя.
Покровский, С. А.1947. Внешняя торговля и внешняя торговая политика России. М.: Международная книга.
Полиевктов, М. А.1996. Выход к морю. В: Куркчи, А. И. (сост.), Мир Льва Гумилева. Каспийский транзит: в2 т. Т. 2. М.: Ди-Дик, c. 522–548.
Полное собрание русских летописей. 2000. Т. 12. М.: Языки русской культуры.
Пузыревский, А. К.1889. Развитие постоянных регулярных армий и состояние военного искусства в век Людовика XIV и Петра Великого. СПб.: Тип. В. С. Балашева.
Раев, М. 2000. Регулярное полицейское государство и понятие модернизма в Европе XVII–XVIII веков: Попытки сравнительного подхода к проблеме. В: Дэвид-Фокс, М. (ред.), Американская русистика: вехи историографии последних лет. Императорский период. Самара: Самарский ун-т, с. 48–79.
Рейснер, М. А.1902. Общественное благо и абсолютное государство. Вестник права XXXII (9–10): 1–128.
Семенова, М.2009. Голландские мотивы.
Соловьев, С. М.
1991. Соч.: в 18 кн. Кн. VII. М.: Мысль.
1993a. Соч.: в 18 кн. Кн. VIII. М.: Мысль.
1993б. Соч.: в 18 кн. Кн. IX. М.: Мысль.
1993в. Соч.: в 18 кн. Кн. X. М.: Мысль.
Сомина, Р. А.1959. Невский проспект. Исторический очерк. Л.: Лениздат.
Струмилин, С. Г.1954. История черной металлургии в СССР. Т. I. М.: Изд-во АН СССР.
Троицкий, С. Н.1966. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII веке. М.: Наука.
Хмыров, М. Д. 1865. Артиллерия и артиллеристы на Руси в единодержавие Петра Первого(1696–1725). Артиллерийский журнал 10: 586–628.
Щербатов, М.1983. О повреждении нравов в России. М.: Наука.
Энглунд, П.1995. Полтава. Рассказ о гибели одной армии. М.: Новое литературное обозрение.
Fryxell, A.1861. Lebensgeschichte Karl’s des Zwölften, Königs von Schweden. Braunschweig: F. Vieweg und Sohn.
Graebner, F.1911. Methode der Ethnologie. Heidelberg: C. Winter.
Roberts, M.1967. Essays in Swedish History. Minneapolis: University of Minnesota Press.

Водарский Я. Е. Петр I // Вопросы истории. - 1993. - № 6. - С. 59-78.
Однозначно оценивать Петра I как государственного деятеля и человека нельзя. Да и возможно ли? У современников и потомков его преобразования вызывали прямо противоположные мнения. Наиболее четко они были сформулированы в споре западников и славянофилов в середине XIX века. Западники утверждали, что всему лучшему в своей истории Россия обязана Петру; по мнению же славянофилов, он изменил национальному началу в истории России, исказил русскую культуру заимствованиями из западной и нанес вред естественному ходу развития страны. Как правильно отмечает современный исследователь, вокруг его имени сложилось немало легенд и стереотипов: "царь-плотник, работник на троне", "суровый, но справедливый и демократичный", "выражал интересы господствующего класса", "драл три шкуры" с крестьян и т. п.1. Сами по себе это в общем-то правильные оценки, только носящие частный характер.
В целом русские историки положительно относятся к деятельности Петра: его реформы "вывели Россию на путь ускоренного экономического, политического и культурного развития"; "Петр резко интенсифицировал происходившие в стране процессы, заставил ее совершить гигантский прыжок, перенеся Россию сразу через несколько этапов"; "даже такое одиозное орудие абсолютистского государства, каким была деспотическая, самодержавная власть, превратилось благодаря исторически оправданным и в максимальной степени соответствующим интересам развития России действиям Петра Великого в фактор прогресса2. Однако когда вдумываешься в приводимые ими же факты и в их анализ, обнаруживается несоответствие выводов этим оценкам, которые тоже являются стереотипами.
Петр родился 30 мая 1672 г. от второго брака царя Алексея Михайловича с Натальей Кирилловной Нарышкиной. Здоровьем и живостью он резко отличался от своих старших братьев Федора и Ивана, рожденных от первого брака с Милославской (Федор, вступивший на престол в 1676 г. после смерти отца, умер, не дожив месяца до 22-х лет; Иван был от рождения болезненным и неспособным к правлению), и ходили слухи, что его отцом был не царь Алексей. Ничего определенного сказать по этому поводу нельзя, а довод о живости Петра неубедителен, потому что царевна Софья, рожденная от Милославской, была женщиной очень энергичной.
Федор Алексеевич умер 27 апреля 1682 г., и царем был провозглашен Петр, а 15 мая в Москве вспыхнуло давно назревавшее восстание стрельцов. Они были пехотой в составе русского войска. Положение их было своеобразным: основная их масса (20 полков) жила в Москве в своих дворах, и в мирное время, когда всю армию распускали по домам (кроме двух солдатских полков), они занимались ремеслом и торговлей. Восстание было вызвано злоупотреблениями полковников, временщиков и военачальников, которые притесняли стрельцов, вымогали деньги, заставляли работать на себя и т. п.
23 апреля, за четыре дня до смерти Федора, стрельцы подали ему челобитную, 29 апреля - вторую, а 15 мая с оружием ворвались в Кремль. Противники пришедших к власти Нарышкиных распустили слух об убийстве Ивана, и царица Наталья вынуждена была вывести на крыльцо царя Петра и царевича Ивана. Но успокоить стрельцов не удалось: они ворвались во дворец, были убиты два брата царицы и ряд ненавистных стрельцам сановников. Происходило это на глазах Петра, и, вероятно, испытанное им потрясение было причиной того, что в минуты нервного напряжения с ним случались припадки: непроизвольно кривился рот, дергались щека, шея и нога, появлялись конвульсии, и он терял самообладание.
Сторонники Нарышкиных были отстранены от власти, которая перешла к царевне Софье: царями были объявлены Иван и Петр, а она провозглашена правительницей, Петр и царица Наталья были удалены в подмосковное село Преображенское. Софья приблизила к себе князя В. В. Голицына, который стал главой правительства. Стрельцов усмирили, сделав им ряд уступок и созвав для острастки дворянское ополчение; расположения их этим Софья не приобрела. Еще более ослабили ее положение два неудачных военных похода Голицына против крымских татар. Их пришлось предпринять, вступив в коалицию Польши, Австрии (точнее, Священной Римской империи, императором которой был Леопольд Австрийский) и Венеции против Турции; за помощь со стороны России Польша отказалась от своих притязаний на Киев.
Мать Петра просила найти ему учителя кроткого и набожного; был выбран подьячий Никита Зотов. Обучение началось 12 марта 1677 г., когда Петру еще не было пяти лет. Как и полагалось, он наизусть затвердил азбуку, Часослов, Псалтырь, Евангелия и Деяния апостолов. Впоследствии он "свободно держался на клиросе, читал и пел своим негустым баритоном не хуже любого дьячка"3. Что же касается грамоты, то Петр всю жизнь писал с ужасающими орфографическими ошибками. Несомненной заслугой Зотова является изучение Петром истории России. И дело, видимо, не ограничивалось только рассказами учителя: по словам самого Петра, он читал и русские летописи. Можно предположить, что именно тогда было заложено основание любви к отечеству, которая была характерна для Петра I.

Парсуна цесаревича Петра Алексеевича,  конец XVII-начало XVIII века

Петр Великий, Поль Деларош, 1838

Петр Первый, Жан-Марк Натье, 1717

Петр Первый на смертном одре, И. Н. Никитин, 1725

Скульптурная голова Петра Великого, сделанная по посмертной маске
Поселившись в Преображенском, Петр оказался предоставленным самому себе. Как и все мальчики, он любил играть в войну, а возможности были большими - у него имелись не оловянные, а живые солдатики: приставленные к нему по обычаю его сверстники. С годами игра усложнялась. В русской армии того времени были дворянская конница, стрельцы, полки "иноземного строя" (в советской историографии их стыдливо называли полками "нового строя"), а также артиллерия, служило много иноземцев. Постепенно Петр сформировал два батальона "потешных" войск, позднее развернутых в Преображенский и Семеновский полки, бомбардирскую роту, и под руководством иноземных офицеров (живших в соседней с Преображенским Немецкой слободе) стал всерьез проходить воинское обучение, начав "службу" с барабанщика.
Иноземные офицеры учили его арифметике, геометрии, фортификации, обращению с боевыми гранатами, он выучился пускать "потешные огни" - фейерверки, что стало одной из его любимых забав. Дело было поставлено широко: в 1686 г. на прудах возле Преображенского даже строились большие лодки. В 1688 г. в с. Измайлове Петр нашел старый бот и с удивлением узнал, что есть такие корабли, которые могут ходить против ветра. Ботик и рассказы о больших морских кораблях настолько захватили его воображение, что он решил сам научиться строить большие корабли. Немедленно в Немецкой слободе нашли корабельного мастера, а когда позднее Петр побывал в Архангельске и своими глазами увидел море, заочная любовь к нему превратилась в настоящую страсть и сохранилась до конца его дней.
Третьим большим увлечением Петра (после моря и военного дела) было изучение ремесел: ему нравилось работать руками и все делать самому. По его признанию, уже в молодости он знал 14 ремесел; больше всего он любил работать на токарном станке, плотничать при постройке кораблей. Чем объяснить стремление Петра все испытать самому, не брезгуя даже черной работой? Как справедливо замечает один из исследователей, "невозможно себе представить, чтобы его богомольный отец, "тишайший" Алексей Михайлович, освободившись от пышного царского одеяния, орудовал мастерком каменщика или молотом кузнеца"4. Огромную, если не решающую роль здесь сыграло то, что Петр был окружен не спесивыми боярами, а специалистами своего дела. Товарищами его детских игр стали работники большого царского хозяйства и их дети: конюхи, сокольники и кречетники, стадные работники, ремесленники и т. п.
Между обычным царевичем и этими людьми стоял заслон воспитателей и ближних слуг, спальников, стольников и других придворных, его сверстников из знатнейших фамилий, которые блюли этикет и ограждали царевича от общения с простыми слугами. Между Петром и ими такого заслона не было, и любознательный мальчик видел перед собой людей, умевших и обращаться с конями и починить какую-либо вещь. Естественно, что у него появлялось желание научиться самому делать все то, что умели делать товарищи его игр. Так было, прежде всего, с военной службой: раз уж играть в солдатики, то надо самому знать все, что должен уметь солдат. Стрелять из пушки интереснее, чем маршировать, и Петр стал бомбардиром. А разве не увлекательно самому построить корабль? И в 1691 г. Петр спускает на Яузу построенную им самим яхту.
В 1689 - 1690 гг. сложилась компания близких друзей Петра. Скоро наибольшее значение в ней приобрели Сын придворного конюха Александр Меншиков, иноземец капитан Франц Лефорт и стольник князь Ф. Ю. Ромодановский. Меншиков, годом моложе Петра, был беспредельно предан, исполнителен, понятлив и инициативен. Отдавая ему приказание, Петр был уверен, что оно будет выполнено, а если возникнут непредвиденные обстоятельства, то Меншиков будет действовать так, как действовал бы он сам. И когда они возникали, уверенность Петра оправдывалась. Швейцарский уроженец Лефорт был наемным офицером, вдвое старше Петра. Этот умный человек больше всего любил веселье, - "дебошан французский", как отозвался о нем один из современников (князь Б. И. Куракин). Лефорт сумел понять характер Петра и быстро завоевал доверие, став ему совершенно необходимым. Третьим человеком, которому Петр верил безгранично, так, что, уезжая в 1697 г. за границу, вверил ему политический сыск и фактическую власть в государстве, был Ромодановский - "собою видом, как монстра; нравом злой тиран; превеликой нежелатель добра никому; пьян по все дни" (по отзыву того же князя Куракина).
В компанию царевича входили представители старой знати (Ф. М. Апраксин и другие), наполовину или вполне обрусевшие иностранцы (генерал П. Гордон, проживший в России три десятка лет, Я. Брюс, родившийся в ней) и русские - сослуживцы Петра по потешному войску. В компании было принято товарищеское обращение, в том числе и к царю - "бомбардиру Петру Михайлову", на чем он настаивал и за несоблюдение чего строго выговаривал. Шуточным главой компании был князь Ромодановский, имевший титул "князь-кесарь"; его "указами" Петр получал очередные чины по службе.
Проходя службу в потешном войске, работая на верфях, веселясь в компании, Петр продолжал учиться осаде крепостей и постройке кораблей. Построив яхту на Яузе, он в том же году заложил военный корабль на Плещеевом озере. Побывав в 1693 г. в Архангельске, заказал построить большой корабль в Голландии и заложил корабль на архангельской верфи. В 1694 г. он снова поехал в Архангельск, где его ждал уже построенный корабль и куда прибыл корабль из Голландии. Осенью того же года Петр участвовал в большой военной игре в Кожухове, под Москвой. В течение трех недель происходил штурм крепости, было задействовано до 30 тыс. солдат и стрельцов, 24 человека убито и 50 ранено. Некоторые исследователи считают, что это были первые в Европе военные маневры; объективно "это так, но сам Петр впоследствии писал, что он относился к этому, как к игре.
Кроме военного дела и судостроения, большое развитие получила еще одна игра - в "сумасброднейший, всешутейший и всепьянейший собор". В октябре 1691 г. Петр сочинил для него устав. Во главе его 1 января 1692 г. он поставил своего бывшего учителя Никиту Зотова с титулом "святейший кир Ианикита, архиепископ Пресбурхский и всея Яузы и всего Кукуя патриарх" и "князь-папа" (Пресбургом называлась крепость на Яузе, которую штурмовало потешное войско, Кукуй - ручей, протекавший по Немецкой слободе, которая по нему тоже называлась "Кукуй"), был и конклав "собора" из 12 кардиналов. Сам Петр исполнял обязанности дьякона. Первой заповедью членов "собора" было ежедневное пьянство. При приеме нового члена вместо "веруешь ли?" спрашивали: "пьешь ли?". Некоторые обряды нельзя описать, так они неприличны. "Собор" действовал от случая к случаю и непременно по праздникам, устраивая "Бахусовы пиры" и "побоища с Ивашкой Хмельницким".
В устройстве "собора" были использованы понятия не только православной церкви (патриарх и прочие), но и католической (папа, конклав, кардиналы). Н. Н. Молчанов справедливо оценивает "собор" как злейшую пародию на всю церковную иерархию и "святотатство необыкновенное"5. Но почему Петр, конечно, веривший в бога и даже принимавший участие в службах (пел на клиросе), учинил такую игру? Историки теряются догадках. Разумеется, вполне справедливы их указания на чуть ли не поголовное пьянство не только высших иерархов, но и монахов, и рядовых священников. Известно, что в Западной Европе были организации, пародировавшие церковью учреждения6. Возможно, Петр об этом знал. Некоторые авторы видели в учреждении "собора" стремление развенчать тогдашнего патриарха. Действительно, по существовавшему обычаю, в Вербное воскресенье устраивалось торжественное шествие, в котором царь под уздцы вел ослицу, на которой восседал патриарх. Петр устраивал шествие своих "соборян", в котором "князь-папа", он же "всешутейный патриарх", ехал верхом на быке в сопровождении повозок, запряженных свиньями, медведями и козлами.
"Собор" имел, конечно, своей целью унижение церковных иерархов, и прежде всего патриарха, унижение церкви как организации, претендовавшей на разделение власти с царем. Кроме того, это было и способом унижения боярства, представители которого либо принимались в члены "собора", либо подвергались наездам "соборян" и унижениям в своих домах. Нуждаясь в разрядке после тяжелой физической работы, воинских экзерциций, умственного напряжения, Петр избирал иногда такой вид увеселения. Грубость же форм, в которые эти игры выливались, объясняется, как отметил Н. И. Павленко, недостатками воспитания Петра, его грубыми вкусами, бьющей через край энергией7. Не следует забывать, что Петр воспитывался отнюдь не в утонченной среде и имел возможность удовлетворять любые прихоти.
В играх, военной службе, физической работе на верфях, - буйных и непристойных увеселениях шли годы его детства и юности. Что он вынес из этих лет? Он стал солдатом, барабанщиком, артиллеристом, даже пострадал в одной из военных игр (ему опалило лицо взрывом гранаты). Он стал корабельным плотником и овладел другими ремеслами, необходимыми для строительства небольших кораблей. Он стал патриотом, убежденным сторонником западной культуры и науки, противником дедовских обычаев, мешавших перенять эти культуры и науки. Он не получил того воспитания, которое было обязательным для русских царевичей, - его воспитала среда дворовых людей, конюхов и других простолюдинов, иноземных искателей приключений, грубых наемных солдат и ремесленников, с которыми он, сам солдат, офицер, моряк и ремесленник, чувствовал себя свободно: курил табак, пил водку, так же, как они, нес солдатскую службу и так же тяжело физически работал, - словом, он был одним из них, и пользовался их уважением не только потому, что был царем, а еще и потому, что, как и они, был труженик. Так же, как они, он и развлекался: грубо, пьяно, с юношеским пылом переходя границы благоразумия и пристойности в насмешках над теми, в которых чувствовал своих недоброжелателей: над церковью, боярством, а также над обычаями, стеснявшими его.
В 1689 г. Петру исполнилось 17 лет, и он мог претендовать уже на реальную власть. Сторонники Софьи пытались заручиться поддержкой стрельцов, чтобы предотвратить переход власти к Петру, а может быть, и убить его. В ночь с 7 на 8 августа 1689 г., получив внезапно известие о сборе стрельцов в Кремле, Петр убежал из дворца в Преображенском в ближайшую рощу в одной рубашке; ему принесли туда одежду, и он с несколькими сопровождавшими ускакал в Троице-Сергиев монастырь - под защиту его стен. По его призыву туда пришли перешедшие на его сторону солдатский и несколько стрелецких полков; Софью не поддержал никто, и она была заточена в Новодевичий монастырь. Власть перешла к сторонникам Нарышкиных, но Петр сразу не взял ее в свои руки: у него были свои намерения.
В семейной жизни он был несчастлив. В 1689 г. мать женила его, надеясь, что он остепенится, на Евдокии Лопухиной, девушке из захудалого дворянского рода. Петр не встретил у нее понимания, не обрел в ней подругу жизни, а по молодости лет и занятости своими делами не уделил внимания ее перевоспитанию (неизвестно, удалось ли бы ему это). Он махнул рукой на жену и родившегося в 1690 г. сына Алексея и свободное время проводил в Немецкой слободе у своей любовницы Анны Монс (по некоторым данным, она была любовницей Лефорта, уступившего ее своему юному другу8; друзья Петра и в дальнейшем делились с ним своими подругами). Любовь Петра к Анне Монс, начавшаяся около 1692 г., продолжалась до начала 1703 года. Разбирая бумаги утонувшего под Шлиссельбургом саксонского посланника Кенигсека, Петр узнал об их связи и немедленно порвал с Анной.
В 1694 г. умерла царица Наталья, и Петр взял власть в свои руки. (Его соправитель царь Иван, умерший в 1696 г., участия в государственных делах не принимал.) Он хотел поехать в Западную Европу, но Россия была связана союзническими обязательствами с коалицией, которая воевала с Турцией. Конечно, явиться перед европейскими монархами хотелось победителем. Но куда направить удар? Опыт походов Голицына указывал на опасность удара со стороны Крыма, но татары, хоть и вассалы Турции, но все же не турки. Значит, надо брать Азов: там и турки, и выход в море, и возможность устроить базу для похода против крымцев.
В 1695 г. русская армия двинулась к Азову. Кожуховскую игру генерал Гордон насмешливо назвал "военным балетом", предостерегая против серьезного к ней отношения. Похоже, что и поход под Азов для Петра был продолжением игры. Никто не подумал о том, что турки беспрепятственно могут получать подкрепления и продовольствие морем; никто не разведал характера крепости, которую предстояло осаждать. Первый поход окончился отступлением от стен Азова. Вот это событие и следует считать концом военных игр Петра, завершившим его отрочество и юность. Он начинает мыслить и поступать как государственный деятель.
В Воронеже еще при царе Алексее появились верфи, на которых строили речные суда. Теперь на них были заложены и большие корабли. Петр лично принимал участие в их постройке. К весне следующего 1696 года была готова целая эскадра: 2 больших корабля, 23 галеры и 4 брандера. С их помощью Азов был взят. Так было положено начало славной 300-летней истории Российского флота.
Во время Азовских походов Петр как государственный деятель проявил себя хорошим организатором; как человек, он не падал духом при неудаче, не терял самообладания. Именно Азовские походы Петр считал началом своей военной службы.
Теперь можно было строить базу для флота на берегу Азовского моря (Таганрог) и снаряжать посольство в Западную Европу. Но прежде всего надо было отпраздновать победу. Для московских жителей, ужасавшихся пьяным потехам Петра и его компании, празднество стало еще одним потрясением. Триумфальная арка с изображениями неизвестных голых мужиков (греческих и римских богов), поверженных врагов и с библейскими изречениями, роскошная карета "патриарха всешутейного собора" Никиты Зотова, не менее роскошная карета адмирала Лефорта, - и царь, который, вместо того, чтобы появиться в роскошном наряде в окружении пышно и красочно одетых бояр, шел в простом камзоле, неся в руке копье!
Не считаясь с чувствами простого народа и бояр, Петр пока еще был вынужден считаться с Боярской думой. Он созвал ее 20 октября, и она утвердила его решения: поместить гарнизон в Азове, послать 20 тыс. человек для строительства Таганрога и - историческое решение - "морским судам быть!" Но где взять деньги на их постройку? Где взять морских офицеров и кораблестроителей? 4 ноября Боярская дума утвердила еще одно решение Петра: владельцы 100 и более дворов крепостных крестьян объединяются в "кумпанства", и каждое из них (по 10 тыс. дворов светских владельцев и по 8 тыс. дворов церковных землевладельцев) дает деньги на постройку одного корабля. Посадские люди (то есть купцы и ремесленники в городах) все вместе оплачивают постройку 14 кораблей. Всего таким способом предстояло за два года построить 52 военных корабля. 22 ноября Петр уже единолично приказал послать за границу для обучения морской службе и вождению кораблей 61 человека из молодых представителей боярских и дворянских родов (в том числе 23 из княжеских).
Хотя большинство армии составляли полки "иноземного строя", стрельцы, поддержавшие в 1682 г. Софью, представляли большую силу. После взятия Азова Петр не распустил стрелецкие полки, а часть их направил на западную границу. Стрелецкий полковник Циклер вошел в сговор с окольничим Соковниным и стольником Федором Пушкиным и целью поднять мятеж против Петра, опираясь на недовольных стрельцов. 23 февраля 1697 г. заговор был раскрыт, а в начале марта заговорщики подвергнуты жестокой казни.
Через несколько дней из Москвы в Западную Европу отправилось Великое посольство. В него входили три великих посла - Ф. Лефорт, Ф. А. Головин и П. Б. Возницын - и большая свита, около 250 человек, среди которых был "урядник Петр Михайлов" - царь. Вместе с "им ехали 35 молодых волонтеров. Официальной целью Великого посольства было укрепление союза против, Турции и Крыма. Но все это было лишь прикрытием для путешествия Петра. Склонный еще к игре, он сделал себе печать с красноречивой надписью: "Аз бо есмь в чину учимых и учащих мя требую".
Петр учился в Бранденбурге артиллерийскому делу и получил аттестат, в котором он признавался "огнестрельным мастером". Затем он приехал в Саардам, о котором много слышал от мастеров, работавших в России. Но в Саардаме строились лишь купеческие суда, поэтому через неделю Петр перебрался в Амстердам и проработал на верфях более четырех месяцев; при нем там был заложен и при его участии построен военный корабль. Однако и Амстердам его не удовлетворил, потому что тамошние мастера не могли научить его теории кораблестроения. Он поехал (уже без посольства, только с волонтерами) в Англию и проработал там еще три месяца.
И в Голландии и в Англии он интересовался не только кораблестроением, но буквально всем, с чем встречался: осматривал фабрики, мастерские, китобойный флот, госпитали, воспитательные дома, ботанический сад, приборы Левенгука (изобретателя микроскопа), анатомические "театры" (в одном из них поцеловал в восхищении "отлично приготовленный" (по словам С. М. Соловьева) труп ребенка, в другом, увидев на лицах спутников отвращение, заставил их кусать труп), занимался гравированием и т. п. Попутно Петр нанял на русскую службу более 900 специалистов, от вице-адмиралов до корабельного повара. Из Англии он вернулся в Амстердам и оттуда поехал с посольством в Вену, где встретился с цесарем. Там Петр получил известие о восстании стрельцов и, отменив поездку в Венецию, вернулся в Россию.
Какие впечатления вынес Петр из первого путешествия в Западную Европу? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо представить себе разницу в экономическом и культурном уровне России и передовых стран Западной Европы, в которых он побывал. Эта разница была очень значительна, и если с западноевропейской культурой Петр хотя бы отчасти был знаком по московской Немецкой слободе - отчасти потому, что в слободе жили все-таки иноземцы низших и средних слоев ("отбросы" западного мира, по словам В. О. Ключевского), - то экономическое развитие Западной Европы было для него открытием. В Голландии строились одновременно сотни кораблей (только в Амстердаме имелось несколько десятков верфей), во многих городах работали парусные, канатные, бумажные, стекольные, текстильные, красильные, кирпичные, лесопильные мануфактуры, производились навигационные приборы, в стране имелись тысячи мастерских. В Англии уже в начале столетия в больших количествах добывали уголь и железную руду, более тысячи печей плавили железо, много было текстильных, мыловаренных и других мануфактур, в том числе крупных, имевших по нескольку тысяч рабочих.
Как писал с присущей ему образностью В. О. Ключевский, "возвращаясь в Россию, Петр должен был представлять себе Европу в виде шумной и дымной мастерской с машинами, кораблями, верфями, фабриками, заводами"9. Но, кроме того, в обеих странах широко было развито книгопечатание (в Англии в первой половине столетия вышло в свет около 40 агрономических трактатов), выходили труды по философии и политической экономии таких классиков, как Гоббс, Спиноза, Петти, таких писателей, как Мильтон. Выходили газеты, работали театры10. Несомненно, Петр был осведомлен и об экономическом развитии Франции, в частности, о результатах деятельности Кольбера, который поощрял торговлю, создание крупных мануфактур, снабжавших армию, при котором был создан большой флот.
А что было тогда в России? Несколько железоделательных заводов около Тулы, Каширы, близ Москвы и Воронежа; несколько соляных, кожевенных, стекольных, писчебумажных мануфактур, медеплавильный завод. Не тысячи и не сотни, а единицы мануфактур. Армии, по существу, не было: только несколько солдатских полков, стрельцы и дворянская конница с плохим вооружением; между войнами армию распускали по домам; флот отсутствовал. Школ мало, при церквах, учат только грамоте. Университетов нет. Ученых нет. Врачей нет. Одна аптека (царская) на всю страну. Газет нет. Одна типография, печатающая в основном церковные книги. Купцы и ремесленники в городах отданы во власть воевод, разоряющих их поборами. Западноевропейская культура проникает в высшие слои боярства и дворянства, но только понемногу, преодолевая сильное сопротивление; О культурном уровне Петра и его спутников свидетельствует такой факт; после их отъезда из Англии владелец дома, в котором они жили, составил опись повреждений, оставленных ими. Ключевский пишет: "Ужас охватывает, когда читаешь эту опись, едва ли преувеличенную. Полы и стены были заплеваны, запачканы следами веселья, мебель поломана, занавески оборваны, картины на стенах порваны, так как служили мишенью для стрельбы, газоны в саду так затоптаны, словно там маршировал целый полк в железных сапогах"11.
В ходе поездки за границу Петр собственными глазами увидел, насколько Россия отстала в экономическом и культурном развитии от передовых стран Западной Европы. Он понял связь между развитием торговли, промышленности и культуры, между ними и международным положением государства (его безопасностью), значение армии и флота, образования и науки, причем последнее - на личном примере: "Навсегда остался бы я только плотником, - говорил он, - если бы не поучился у англичан"12. Но, видимо, главным было то, что он осознал грозящую России опасность попасть в экономическую зависимость от передовых стран, превратиться в колонию или даже быть завоеванной соседями, и свою личную ответственность за судьбу страны. И он не только осознал это, но и принял твердое решение действовать, и безотлагательно и решительно, не останавливаясь ни перед чем.
Вернулся он раньше времени из-за мятежа стрельцов на западной границе, куда из-под Азова были направлены четыре московских стрелецких полка. Ходоки из стрельцов предварительно побывали в столице. Этим воспользовались сторонники Софьи и стали призывать стрельцов к Москве. Те двинулись на столицу, но на р. Истре были разбиты солдатами Шеина и Гордона. Петр в это время уже мчался на родину. Шеин и Ромодановский поверхностно провели следствие, и по приезде Петр возобновил розыск, который вскрыл связи стрельцов с Софьей. Петр сам допрашивал их и присутствовал при невероятно жестоких пытках стрельцов, а когда основной розыск закончился, сам наравне с палачами рубил головы приговоренным и заставил это делать своих ближайших соратников. Всего было казнено свыше тысячи стрельцов; некоторые были повешены на стенах Новодевичьего монастыря перед окнами Софьи, постриженной в монахини. Полки московских стрельцов были расформированы, стрельцы с семьями разосланы по разным городам, где их приписали к посадам в качестве ремесленников и торговцев (но стрельцы в гарнизонах других городов существовали до 1713 г., когда были включены в солдатские полки).
Вернувшись из-за границы, Петр сразу же приступил к реформам, начав с преобразований в быту указами о бритье бород и ношении платья европейского образца (крестьяне и посадские люди, хотевшие сохранить бороды, должны были платить специальный налог). Было введено новое летосчисление и начало года с 1 января. Посадские люди вышли из ведения грабивших их воевод: в городах учреждались органы посадского самоуправления - земские избы, подчиненные московской Ратуше, им был передан сбор налогов.
Одновременно Петр заканчивал начатые за границей переговоры о союзе против Швеции. В 1697 г. после смерти польского короля Яна Собеского Россия и Австрия добились избрания на польский престол саксонского курфюрста Августа II. В 1699 г., в ожидании скорой смерти испанского короля и войны между Австрией и Францией (сыновья австрийского императора и французского короля были племянники испанского короля и оба претендовали на его престол) Австрия, Польша и Венеция, союзники России против Турции, заключили с нею мир. Петр оказался перед выбором: либо продолжать войну с Турцией один на один, либо, используя благоприятную ситуацию в Европе, когда Австрия и Франция, а также Англия и Голландия окажутся связанными борьбой за "испанское наследство", найти союзников и начать войну со Швецией за возвращение выхода к Балтийскому морю. Последнее было гораздо важнее для России: побережье Черного моря намного дальше от центральных областей России и сообщение с ним находилось под угрозой со стороны крымских татар; выход из Черного моря - через Босфор - был заперт Турцией; по этому морю пролегал более далекий и более опасный путь к передовым странам.
Взвесив все это, Петр решился на войну со Швецией. В том же, 1699 г. он заключил союзные договоры против Швеции с Саксонией и Данией, послал в Стамбул посольство на построенном в Воронеже 46-пушечном морском корабле "Крепость" (что произвело надлежащий эффект) и 8 августа 1700 г. заключил с Турцией мир, по которому она признала потерю Азова.
После расформирования стрелецких полков Петр фактически остался без войска: два полка бывших потешных, несколько полков "иноземного строя", давно распущенные по домам, дворянское ополчение - вот и все, чем он располагал. В ноябре 1699 г. Петр объявил набор "вольных людей" в солдаты и сбор "даточных людей" с определенного количества крестьянских дворов. К весне 1700 г. было сформировано 9 полков - около 32 тыс. человек. Их наскоро обучили нанятые Петром иноземные офицеры. Было собрано также дворянское ополчение и 3,5 тыс. казаков. 9 августа армия выступила под Нарву, куда пришла 23 сентября. Началась осада.
16 ноября Петр получил сообщение о подходе Карла XII, на рассвете 19-го уехал в Новгород, а 20-го в середине дня шведы атаковали русские позиции. К вечеру дворянская конница бежала на другой берег Нарвы, командовавший армией наемник герцог де Круа, почти все иноземные офицеры и часть русских сдались в плен, и только Преображенский и Семеновский полки и дивизия Головина еще были в состоянии защищаться. Их командиры вступили в переговоры с Карлом XII. В результате эти части ушли от Нарвы с личным оружием и знаменами; почти треть армии, около 80 офицеров, среди них 10 генералов, 135 пушек были потеряны13. Вероятно, поражение не явилось для Петра неожиданностью. Впоследствии он признал, что "все то дело яко младенческое играние было"14. Но, как и после первого азовского похода, снова ярко проявилась одна из черт его характера - не падать духом при неудачах.
Почему же Петр накануне сражения уехал из армии? Впоследствии в отредактированной им "Гистории Свейской войны" он объяснил это необходимостью поторопить идущие к Нарве остальные полки русской армии и "особливо, чтоб иметь свидание с королем польским". Однако это объяснение звучит неубедительно. В то же время Петра нельзя упрекнуть в личной трусости: он доказал это в последующих сражениях, например, участием в Полтавской битве, где лично вел солдат в атаку и чуть не погиб (пуля пробила его шляпу). Можно предположить, что решающей причиной отъезда Петра было сознание своей полной бесполезности в сражении из-за отсутствия у него опыта руководства боем. В то же время его присутствие могло бы стеснить приглашенного командовать герцога де Круа, на опыт которого, казалось, можно было положиться (в дальнейшем Петр никогда полностью на иностранцев-командующих не надеялся). Но признаться в этом он, учивший в своих указах подданных, как поступать во всех случаях жизни, конечно, ни тогда, ни позднее не мог.
После Нарвы Карл XII оказался перед выбором: либо идти в глубь России, имея за спиной саксонскую армию, гораздо более боеспособную, чем русская, либо идти против Августа П. Шведский король выбрал второе и "увяз" в Польше. Только в 1706 г. он смог принудить Августа II к миру и выходу из союза с Россией. А Петр в это время действовал с удивительной энергией. Он полностью использовал передышку, предоставленную ему шведами. Как пишет Ключевский, "предоставляя действовать во фронте своим генералам и адмиралам, Петр... набирал рекрутов, составлял планы военных движений, строил корабли и военные заводы, заготовлял амуницию, провиант и боевые снаряды, все запасал, всех ободрял, понукал, бранился, дрался, вешал, скакал с одного конца государства в другой, был чем-то вроде генерал-фельдцейхмейстера, генерал-провиантмейстера и корабельного обер-мастера"15. При этом он еще находил время проводить реформы.
Результаты этой деятельности сказались очень быстро: с конца 1701 г. русская армия стала по частям бить шведскую. В 1702 г. Петр штурмом овладел Орешком (переименовав его в Шлиссельбург); в 1703 г. в устье Невы заложил Санкт-Петербург; были также взяты Ям, Копорье и Мариенбург; в 1704 г. штурмом была взята Нарва; в 1705 г. жестоко подавлено восстание в Астрахани, а в 1707 - 1708 гг. - восстание К. И. Булавина; в 1708 г. Петр разбил шведов у с. Доброго, затем корпус Левенгаупта у дер. Лесной, а 27 июня 1709 г. - армию Карла XII у Полтавы.
Полтавская победа стала поворотным пунктом в истории России. По справедливой оценке В. Г. Белинского, "это была битва за существование целого народа, за будущность целого государства"16. После Полтавской победы международное значение России резко повысилось. Саксония и Дания возобновили с ней союз. К нему примкнула и Пруссия, обязавшаяся не пропускать через свою территорию шведские войска, а в 1714 г. вступившая в войну с Швецией (но военных действий она почти не вела). В 1710 г. с Россией заключил союз Ганновер, курфюрст которого в скором времени стал английским королем. Женой сына Петра Алексея стала принцесса Вольфенбюттельская, сестра жены императора Леопольда.
В 1710 г. русские войска заняли Выборг, Кексгольм (древний русский город Корелу), Ригу и Ревель. Петр сохранил прибалтийско-немецкому дворянству его привилегии, а оно признало присоединение Эстляндии и Лифляндии к России. Этому способствовало и то, что местные дворянство и буржуазия получили крупные выгоды от транзитной торговли России с Западной Европой. Кроме того, помещики заняли выгодные должности, которые раньше занимали шведы.
Турецкое правительство, опасаясь дальнейшего усиления России, осенью 1710 г. объявило ей войну. Расчеты Петра на помощь угнетенных Турцией княжеств Молдавии и Валахии не оправдались, на берегу Прута русская армия была окружена. Хотя атаки турок были отбиты, Петр решил не рисковать армией и вступил в переговоры. По мирному договору России пришлось вернуть Турции Азов и срыть укрепления Таганрога, то есть потерять выход в Азовское море. Петр трезво оценил ситуацию: "Сие дело есть хотя и не без печали, что лишиться тех мест, где столько труда и убытков положено, однакож чаю сим лишением другой стороне великое укрепление, которая несравнительно прибылью нам есть"17. Мир развязал руки для войны со Швецией.
Карл XII, несмотря на свое тяжелое положение, на мирные переговоры не соглашался. В 1712 - 1714 гг. русские войска воевали в Финляндии и северной Германии. Вступил в действие и построенный Петром Балтийский флот: 27 июля 1714 г. были захвачены 10 шведских кораблей у мыса Гангут. К 1716 г. соединенными усилиями русских, саксонцев и датчан северная Германия была очищена от шведских войск, а русская армия и флот изгнали их из Финляндии. В 1718 г. начались переговоры с Швецией о мире. Однако в конце 1718 г. Карл XII был убит при осаде крепости в Норвегии (принадлежавшей Дании), и переговоры были прерваны. В 1719 г. русский флот одержал новые победы над шведским у островов Эзель и Гренгам. Русские корабли действовали уже у берегов Швеции, высаживая там десанты.
Ведение войны требовало солдат, вооружения, амуниции, денег. Поэтому одновременно с военными действиями Петр вводил новые налоги и проводил реформы. Всего в 1700 - 1720 гг. им самим и учрежденным в 1711 г. высшим правительственным органом, Сенатом, было издано более 1700 законодательных актов; большинство их относилось к наиболее важным сторонам жизни страны. Строились фабрики и заводы, верфи и корабли, каналы и города. Столицей был объявлен построенный в устье Невы Санкт-Петербург, куда принудительно переселили знать и купцов. На все эти стройки были мобилизованы десятки тысяч людей, многие из них там погибли. Тысячи людей бежали от налогов, из армии, со строек, их ловили и жестоко наказывали.
Были казнены оппозиционеры, группировавшиеся вокруг сына Петра, Алексея; самого Алексея, бежавшего за границу, по приказу царя уговорили вернуться, после чего Петр нарушил свое обещание простить его, велел жестоко пытать в своем присутствии и утвердил смертный приговор, вынесенный судилищем, составленным из высших чиновников; царевич скончался от пыток (по другой версии - был убит) в каземате Петропавловской крепости.
В 1703 г. Петр сошелся с взятой в плен после штурма Мариенбурга лифляндкой Мартой, любовницей фельдмаршала Б. П. Шереметева, который уступил ее Меншикову, а последний - Петру. Марта, получившая при крещении имя Екатерины Алексеевны, завладела сердцем Петра и стала ему необходимой. У них родилось 11 детей, но выжили только дочери Анна (была выдана замуж за герцога Голштинского; ее сын, внук Петра, стал императором Петром III) и Елизавета, в 1741 г. захватившая при помощи гвардии престол. В 1711 г. перед Прутским походом, Петр объявил Екатерину своей женой, а в 1712 г. обвенчался с нею.
30 августа 1721 г. с Швецией был заключен Ништадтский мирный договор, по которому Россия получила побережье Балтийского моря от Выборга до Риги: часть Карелии, Ингрию, Эстляндию и Лифляндию с островами Эзель, Даго и Мен, но возвращала Швеции Финляндию, уплачивала около 1,5 млн. руб. и разрешала шведам закупать и беспошлинно вывозить на 50 тыс. руб. хлеба из Прибалтики. Петр считал Северную войну затянувшейся тяжелой школой. "Все ученики науки в семь лет оканчивают обыкновенно, - писал он, - но наша школа троекратное время была (21 год), однакож, слава богу, так хорошо окончилась, как лучше быть невозможно"18. Победа в Северной войне, создание регулярной русской армии и флота, их боевой опыт сделали Россию одной из сильнейших держав в Европе. Как писал А. С. Пушкин, "Россия вошла в Европу, как спущенный корабль, при стуке топора и громе пушек"19. Сенат поднес Петру титулы Великого, Отца Отечества и императора всероссийского.
Московия, которая в глазах Западной Европы была варварской державой на уровне крымской и ногайской "Татарии", превратилась в Российскую империю, став в международных отношениях на уровень Священной Римской империи (глава которой считался выше королей), Англии, Франции, Голландии и Испании. Характерно, что в 1670 г. один из самых передовых ученых Европы, Г. В. Лейбниц, полагал, что будущее России - это превращение ее в колонию Швеции20. А чем она стала в результате деятельности Петра, прекрасно выразил французский представитель в России Кампредон, писавший после окончания Северной войны: "При малейшей демонстрации его флота, при первом движении его войск ни шведская, ни датская, ни прусская, ни польская корона не осмелятся ни сделать враждебного ему движения, ни шевельнуть с места свои войска, как о том бывала речь при прежних обстоятельствах"21.
После Полтавской победы Петр смог перейти к имперской политике, цель которой была расширить и упрочить влияние России в соседних и отдаленных землях. Продолжением этой политики являлся Персидский поход 1722 - 1723 гг., когда русская армия заняла Дербент, Баку, Решт и Иран согласился на их передачу России за помощь шаху против афганских повстанцев. В 1724 г. Петр договорился с Турцией о взаимном признании завоеванных иранских владений и предписал произвести разведку путей в Закавказье, которые удобны "для действ воинских". Он искал также пути в Среднюю Азию, думал об Индии, готовил экспедицию на Мадагаскар22.
С новой силой Петр взялся за продолжение реформ: в 1720 - 1725 гг. было издано около 1200 законодательных актов, почти столько же, сколько за предыдущее десятилетие. Был создан новый государственный аппарат, закрепощены новые группы населения, введен новый налог - подушная подать. Петр указал готовить геодезистов и начал картографировать территорию страны, послать экспедицию В. Беринга для проверки, соединена ли Азия с Америкой (открытие в 1648 г. С. Дежневым пролива между ними к тому времени было забыто); основал Академию наук, пригласил в нее выдающихся иностранных ученых; открыл для посещения Кунсткамеру и библиотеку при ней.
После смерти последнего сына от брака с Екатериной Петр в 1722 г. специальным указом установил, что император сам назначает себе преемника. Видимо, он не хотел, чтобы престол перешел к его внуку Петру, сыну Алексея. В 1723 г. он провозгласил Екатерину императрицей, а в следующем, 1724 г. торжественно короновал ее. Это был последний год его жизни, и он оказался очень тяжелым. Меншиков, ближайший друг и помощник царя, "брат", "дитя сердца", как Петр часто называл его, опять проворовался и на этот раз очень крупно; проворовался и ряд других ближайших сотрудников царя.
Екатерина, которую он, видимо, прочил в преемницы (иначе зачем было ее короновать?), оказалась замешанной в любовной интриге с камергером ее двора Видимом Монсом, младшим братом Анны Монс. Для Петра это было, конечно, сильным потрясением: сам не хранивший верности в браке, он не мог допустить и мысли о неверности жены, да еще только что коронованной. Монс был казнен якобы за взяточничество в ноябре 1724 г.; имя Екатерины при этом не упоминалось. В это время Петр был уже тяжело болен, и 28 января 1725 г. скончался в тяжких мучениях от уремии, не успев назначить своего преемника (или преемницу)23. Появившиеся в печати позднее его "завещания" - фальшивки24.
Петр был, конечно, незаурядный человек. Как правильно указывает один из его новейших биографов, "в одно и то же время он был вспыльчивым и хладнокровным, расточительным и бережливым до скупости, жестоким и милосердным, требовательным и снисходительным, грубым и нежным, расчетливым и опрометчивым", но "при всей пестроте черт характера Петра он был удивительно цельной натурой. Идея служения государству, в которую глубоко уверовал царь и которой он подчинил свою деятельность, была сутью его жизни"25. Эта идея служения государству в сочетании с темпераментом и воспитанием Петра многое объясняет в его поведении.
Современники оставили ряд портретов Петра в разные годы его жизни. Вот одно из, пожалуй, наиболее полных описаний его внешности: "Царь Петр Алексеевич был высокого роста, скорее худощавый, чем полный; волосы у него были густые, короткие, темно-каштанового цвета; глаза большие, черные, с длинными ресницами; рот хорошей формы, но нижняя губа немного испорченная; выражение Лица прекрасное, с первого взгляда внушающее уважение. При его большом росте ноги показались мне очень тонкими; голова у него часто конвульсивно дергалась вправо"26. Петр был на голову выше окружавших его (2 м 4 см. - Я. В.), обладал огромной физической силой. Здоровье у него от природы было отменное, но неумеренное пьянство и беспорядочный образ жизни подорвали его, и в разгар Северной войны он начал часто болеть, лечился на водах, возил с собой аптечку27.
Отличительными чертами его характера были трудолюбие, удивительная работоспособность, любознательность, целеустремленность, абсолютная неприхотливость в личной жизни. Петр вел жизнь солдата и рабочего: служил в армии, постепенно, по мере приобретения опыта повышаясь в сухопутных и морских офицерских чинах, работал как корабельный мастер и получал соответствующее жалованье, которое и тратил на свои личные нужды. Жил он в простых домах, не любил парадных помещений, в предоставлявшихся ему в иностранных столицах резиденциях выбирал самые скромные комнаты, предназначавшиеся для слуг. Приемы обычно проводил во дворцах своих ближайших помощников (Меншикова и других), от которых требовал, чтобы они жили на широкую ногу. Меню Петра было сытным, но простым. Спал он мало, вставал рано, в пятом часу утра, в шесть часов отправлялся по делам - на стройки, верфи, в Сенат, Адмиралтейство. Он любил физическую работу и гордился мозолями на руках. В час дня обедал (иногда и раньше), ел щи, каши, жареное мясо с соусом и пряностями, солеными огурцами, солонину, ветчину. Не любил рыбу и сладкие блюда. Перед обедом пил водку, во второй половине дня мог выпить пива и вина. Любил фрукты и черный хлеб.
После обеда отдыхал часа два, затем работал в своем кабинете: читал донесения, писал и редактировал указы и инструкции. Вечера проводил либо в гостях, либо в своей токарной мастерской - вытачивал что-нибудь из дерева или кости: Это было его любимым занятием, за которым он отдыхал. Определенные дни и часы отводились для заседаний в Сенате, редактирования "История Северной войны", составлявшейся по его указанию, дипломатических дел. Уходил к себе он обычно около 9 часов вечера. Петр обладал удивительной способностью одновременно заниматься совершенно разными делами, мысль его продолжала работать и во время пирушек и забав28.
Прохождение службы, начиная с нижних чинов, пренебрежение личными удобствами, высокую ответственность за порученное дело Петр требовал от всех служивших, кто бы они ни были и где бы ни служили, и своим отношением к службе показывал личный пример. Вероятно, в детстве он научился подчиняться старшим по чину в игре, потом стал сознательно продолжать эту линию поведения уже для того, чтобы подавать личный пример. Очередные военные чины он требовал присваивать себе за заслуги, получая их от "князя-кесаря" Ромодановского. Это, конечно, тоже была игра, но велась она вполне серьезно.
По воспитанию Петр был солдат, матрос и корабельный плотник, но уж никак не утонченный аристократ. "Наряду со всеми выдающимися качествами, которыми его одарила природа, - писала встретившаяся с 25-летним Петром во время его первой заграничной поездки мать жены курфюрста Бранденбургского, - следовало бы пожелать, чтобы его вкусы были менее грубы"29. Грубость нравов эпохи и лично Петра сказывалась в том, что любой праздник сопровождался диким пьянством. Современники с содроганием пишут о том, что у дверей пиршественной залы ставился караул, солдаты-преображенцы разносили ушаты с водкой и по настоянию царя гости упивались до потери сознания. Сам Петр тоже пил много, но у него был мощный организм, и наутро, когда гости не в силах были подняться, царь как ни в чем не бывало отправлялся на работу.
Петр был жесток от природы. Конечно, в то время жестокость была узаконенной: следствие проводилось обязательно с пытками, пытали даже и того, кто сразу признавался, чтобы установить, не скрыл ли чего-нибудь. Петр был беспощаден к тем, кто сопротивлялся преобразованиям. Он приказал пытать своего сына Алексея, лично при этом присутствовал и на следующий день после его смерти от пыток праздновал годовщину одной из своих побед! И после этого некоторые историки считают, что Петр был добрым человеком... Любовника своей первой жены, давно постриженной в монахини, после жестоких пыток Петр велел посадить на кол, а чтобы он подольше мучился, одеть его в шубу (казнь совершалась зимой). Когда во время одного из наводнений в Петербурге несчастные жители спасались от воды, залезая на деревья, у Петра это зрелище вызвало смех. Его указы переполнены угрозами жестоких наказаний, а то и смерти за их невыполнение. В числе наказаний было и такое, как запрещение дворянским недорослям жениться, пока не выучатся арифметике и геометрии30.
Петр не привык считаться ни с кем. Будучи второй раз в Голландии и приехав в 1717 г. во Францию, он обратил на себя внимание своим бесцеремонным поведением, например, отправляясь по делам, он не ждал своего экипажа, а останавливал первую же карету, высаживал седоков и садился сам.
Помощников Петр выбирал из своего окружения и из тех, кто отличался сообразительностью, расторопностью и исполнительностью. Из представителей знатных родов ближайшими были, кроме Ромодановского, Ф. А. Головин, Ф. М. и П. М. Апраксины, Н. И. Репнин, П. А. Толстой, из незнатных П. П. Шафиров, П. И. Ягужинский и др. Первое место среди них занимал Меншиков, которому Петр верил больше всех и которого ценил выше всех за инициативу, энергию и стремление брать на себя ответственность. Но казнокрадство Меншикова порой выходило из ряда вон даже в то время, когда казнокрадами и взяточниками были практически все, и к концу жизни царь охладел к нему.
Обладая великолепной памятью и удивительной работоспособностью, Петр вникал во все мелочи. Отношение к военному делу, где непредусмотренное, на первый взгляд незначительное, обстоятельство могло иметь роковые последствия, он перенес и на гражданские дела. Каждый шаг жителя регламентировался. Наряду с важными, издавались указы о том, чтобы потолки были оштукатурены, о порядке установки надгробных камней и т. п. Это стремление царя лично решать все вопросы нередко сковывало инициативу подчиненных. За промахи и упущения по службе Петр "учил" их своей дубинкой, за чрезмерное же казнокрадство и взяточничество сурово наказывал (вплоть до смертной казни) даже ближайших помощников. Но исправить их в этом отношении он так и не смог. Предписывая какое-либо, нововведение, Петр в указах давал объяснения, зачем оно нужно, какая от него будет польза. Иногда он не стеснялся в выражениях. Так, он потребовал подписывать решения "конзилии министров" (заменившей Боярскую думу), "ибо сим всякого дурость явлена будет"31.
Отношение Петра к женщинам очень точно выразил один из современников, который сообщил, что "любил его величество женский пол", и привел высказывание царя, что "забывать службу ради женщины непростительно"32. Вступив в брак с Екатериной, Петр вовсе не считал себя обязанным хранить супружескую верность и имел многочисленных любовниц. Екатерина не только не протестовала, но даже сама поставляла ему "метресишек" (очевидно, тех, в которых не видела соперниц). Однако когда она сама изменила мужу, ее спасло только то, что в своем неведении Петр только что короновал ее: предать огласке это обстоятельство значило стать посмешищем Европы.
Характерно, что себе в жены он выбрал именно Екатерину - бывшую "портомою", женщину низкого социального происхождения. В его глазах "порода" ничего не значила. Екатерина, с необычайной проницательностью понявшая его сложный, противоречивый характер и владевшую им идею служения государству, сумела приноровиться к нему. Он поверил в ее преданность ему и его делу, - и тяжело пережил ее неверность.
При всех недостатках, у Петра было (по справедливому высказыванию одной современницы) "много достоинств и бесконечно много природного ума"33. Главным же для него была служба своей стране, "общему благу", как он его понимал, т. е. сохранению государственного строя и его усовершенствованию. Во имя этого он не жалел своей жизни. Ради этого он и осуществлял свои преобразования. Какое же влияние оказали они на Россию?
Преобразования в области военного дела и обороны страны.
Петр прекратил отдельные наборы "даточных людей" в ежегодные рекрутские наборы и создал постоянную обученную армию, в которой солдаты служили пожизненно. Был создан флот, специальные школы для подготовки офицеров и унтер-офицеров, типографии для печатания переводов специальной литературы. Из потешных были сформированы гвардейские полки. Петр разработал Воинский и Морской уставы, ввел ордена и медали. Созданные им армия и флот разбили шведскую армию, одну из лучших в Европе.
При Петре Россия вошла в ряд сильнейших держав Европы. Его стараниями русская дипломатия поднялась до уровня западноевропейской, в европейских столицах появились российские посольства. При нем Россия начала вести имперскую политику. Петр был талантливым полководцем и флотоводцем, одним из основоположников русского военного искусства34. Он был также выдающимся дипломатом, правильно определившим главное направление российской внешней политики и успешно его реализовавшим. В дипломатической деятельности Петр проявил способности к бесконечному терпению, гибкости, уступкам, компромиссам. В 1648 г. в Вестфальском мирном договоре в списке европейских монархов "великий князь Московский" занимал предпоследнее место, перед князем Трансильвании. К концу царствования Петра Россия стала одной из великих держав Европы35.
Преобразования в области промышленности.
Будучи в Европе, а может быть, и раньше, Петр осознал необходимость развития промышленности, в первую очередь для вооружения и снабжения армии и флота. Вернувшись из-за границы, он немедленно начал действовать. Характерной особенностью России стала решающая роль государства. Мануфактуры, казенные и частные, имелись в стране и до Петра, но его вмешательство резко ускорило процесс их создания. За первые пять лет было построено 11 металлургических заводов, обеспечивших потребности в железе, а постройка и расширение существовавших оружейных заводов к 1712 г. обеспечили армию оружием. Были построены и расширены текстильные, полотняные, канатные, кожевенные, бумажные, суконные, пуговичные, шляпные, стекольные и другие мануфактуры, заведены овчарные и конские заводы и т. п. К концу царствования Петра в России было около 200 мануфактур (из них половина частных), т. е. раз в десять больше, чем было до него. Именно при нем возник промышленный район на Урале.
Петр направил развитие промышленности по тому же пути, по которому она развивалась до него, т. е. по пути сохранения и расширения крепостнической мануфактуры. Поскольку его социальная политика преследовала цель закрепостить ранее свободные группы населения ("гулящих людей", "разных чинов людей" и других), и это сузило резерв наемного труда, он вынужден был разрешить покупку крестьян для работы на мануфактурах, что привело к образованию новой группы крепостных крестьян, получивших название "посессионных". Кроме того, крепостной характер мануфактурного производства сочетался с государственным регулированием всего процесса развития промышленности, начиная от размещения предприятий до определения номенклатуры изделий36.
Преобразования в области торговли.
Как и в промышленности, главное внимание было уделено Петром развитию государственной торговли: были введены государственные монополии на продажу соли и табака, на продажу на внешнем рынке кож, пеньки, льна, хлеба, поташа, икры и многих других товаров. Часть товаров купцы были обязаны продавать государству. Были сохранены внутренние таможни. Купцы, правда, были выведены из-под власти воевод: были учреждены органы их самоуправления и суда - магистраты, подчиненные Главному магистрату, но члены его назначались царем, и это был один из "государственных органов центрального управления.
Купцов и ремесленников принуждали нести службу по сбору налогов, образовывать торговые и промышленные компании, их насильственно переселяли из одних городов в другие, указывали, в какие порты, какие товары им везти для продажи, по каким ценам продавать государству. Ремесленное производство в городах было стеснено введением цехов. В 1721 г. в регламенте Главного магистрата отмечалось, что "купецкие и ремесленные тяглые люди во всех городах... едва не все разорены". Как считают современные исследователи, результатом преобразований в области торговли были "обеднение и упадок некогда богатейших купеческих фирм, разорение городов, бегство их жителей"37.
Преобразования в области податного обложения.
Война требовала денег, и почти весь период, пока она продолжалась, Петр искал способы увеличить поступления в казну. Он стал чеканить медные деньги вместо серебряных; вводить новые налоги; снова произвел подворную перепись (в 1710 г.), которая показала уменьшение числа податных дворов; попытался расширить состав податного населения за счет "разных чинов людей"; начал проводить новую подворную перепись (в 1715 г.), но она также показала уменьшение числа дворов; наконец, после обсуждения ряда проектов Петр указал провести подушную перепись всего мужского населения и ввести подушную подать, которая заменила большую часть налогов.
При проведении подушной переписи и ее I ревизии многочисленные группы крепостных, лично свободных и даже неподатные помещики-однодворцы, не имевшие крепостных, были включены либо в состав крепостных, либо в новое сословие государственных крестьян. Расширение состава крепостного и вообще податного населения значительно увеличило численность плательщиков подушной подати. Величина ее была определена путем деления суммы, необходимой для содержания армии и флота, и других расходов на число плательщиков.
За время царствования Петра (точнее, за 1680 - 1724 гг.) сумма налогов выросла в 2,7 раза, при этом сумма прямых налогов - в 3,7 раза. Подушная подать в 1727 г. оказалась больше, чем подворная в 1724 г., на 28,6%, а вместе с экстраординарными налогами - на 64,3%. С введением подушной подати налоги на душу населения возросли в среднем в 3 раза38. Непрерывный рост налогов и повинностей, жестокое подавление волнений, массовое бегство крестьян - все это привело к их разорению.
Преобразования в области государственного управления.
Вначале они вызывались необходимостью упорядочить и усовершенствовать аппарат взимания налогов, затем добавилась и вторая причина - обеспечение выполнения подданными своих обязанностей, как их понимал Петр. Историки высказывают предположение, что на его понимание сущности государства оказали влияние западноевропейские мыслители, а также традиционное отношение царей к стране как к своей вотчине39. Петр отступил от этой традиции в том, что считал себя обязанным служить государству наравне с другими подданными. В то же время подданные, служа государству, служили самодержцу: военную и гражданскую присяги они приносили царю, а не отечеству.
Петр преобразовал, а точнее, создал заново, весь государственный аппарат, использовав в качестве образца шведские учреждения, но приспособив их к особенностям России. В основе лежала мысль, что каждое из четырех главных сословий должно выполнять свои обязанности: крестьяне - возделывать землю, торговцы и ремесленники - производить товары и торговать, духовенство - наставлять население хранить верность монарху, дворяне - нести военную и гражданскую службу. Военная служба была отделена от гражданской, а так как дворяне были обязаны, все без исключения, проходить военную службу и затем уже посылались на гражданскую, то созданный Петром аппарат был прежде всего военно-бюрократическим.
Высшим органом управления стал Сенат, заменявший царя в его отлучках из столицы. Отраслями управления ведали коллегии, в которых дела решались голосованием. Военные дела находились в компетенции Военной и Адмиралтейской коллегий, иностранные - Коллегии иностранных дел; промышленность - Берг-коллегии и Мануфактур-коллегии; торговля - Коммерц-коллегии; финансы - Камер-коллегии, Штатc-коллегии и Ревизион-коллегии; судебные чиновники - Юстиц-коллегии; помещичье землевладение - Вотчинной коллегии. Для управления и суда купцов и ремесленников был учрежден Главный магистрат; для управления церковными делами - Синод (патриаршество было упразднено). Вскоре была создана еще Малороссийская коллегия, управлявшая Украиной. Обязанности чиновников и военных были определены регламентами.
Страна была разделена на губернии, провинции и дистрикты (после Петра последние были упразднены и восстановлено деление на уезды) с соответствующими местными учреждениями. В 1724 г. страна была разделена еще на военные дистрикты, в каждом из которых размещался на постой полк, собиравший подати на свое содержание (после Петра это также было отменено). Для надзора за работой учреждений были введены прокуратура и фискалы; доносы были вменены в обязанность, за недонесение строго карали. Передвижение крестьян было ограничено паспортным режимом (он был и до Петра, но при нем расширен и ужесточен). В гражданской службе, как и в армии, была установлена четкая иерархия чинов (рангов), открывающая офицерам и чиновникам-недворянам путь в дворянское сословие. В городах была заведена полиция, которая характеризовалась в регламенте Главного магистрата как "душа гражданства и всех добрых порядков"40.
Таким образом, созданное Петром государство было не только бюрократическим, но и полицейским. Его учреждения существовали долго: губернское деление - до 1924 - 1929 гг., Синод - до 1918 г., Сенат и Табель о рангах - до 1917 г., подушная подать - до 1887 г., коллегии - до 1802 года.
Преобразования социального строя.
Петр не только оставил в неприкосновенности социальный строй, но существенно укрепил его. Основные классы общества были консолидированы путем слияния отдельных мелких сословных групп, переход из одной группы в другую был стеснен подушным учетом и жестокими правилами.
Крестьянство было разделено на две группы: крепостных и государственных. К крепостным были причислены холопы; крепостное право было ужесточено, крепостные фактически превратились в рабов.
Посадские люди были разделены на купцов и ремесленников. Купцы были распределены по гильдиям, ремесленники объединены в цехи, хотя в Западной Европе они уже исчезали. Дарованное купцам и ремесленникам самоуправление путем учреждения Главного и городовых магистратов имело целью подчинение их государственному аппарату: магистраты, по сути, стали государственными учреждениями.
Духовенство, претендовавшее в лице патриарха на определенное разделение власти с царем, было превращено в отрасль управления; во главе церкви поставлена Духовная коллегия - Синод, работа которого проходила под руководством представителя царя - обер-прокурора; священники обязаны были доносить светской власти об умонастроениях паствы, нарушая тайну исповеди, и всячески укреплять самодержавие.
Дворянство претерпело, пожалуй, больше всего изменений: все мелкие и крупные группы служилых людей "по отечеству" (бояре, окольничие, думные дворяне, думные дьяки, стольники, стряпчие, жильцы, дворяне московские, дворяне "выборные", дворяне и "дети боярские" городовые) были объединены в "шляхетство" (название не привилось, употребительным стало "дворянство"); поместья были уравнены с вотчинами; как и раньше, дворяне обязаны были смолоду поступать на военную службу, но теперь они должны были служить пожизненно, а не только во время войн; они обязаны были бриться, носить платье иноземного покроя (мундир), учиться и служить ревностно, беря пример с царя и живя под страхом сурового наказания. Зато в награду они получали земли с крестьянами, новые титулы (баронов и графов), ордена и медали, власть как офицеры и государственные чиновники. Продвижение их по службе было регламентировано Табелью о рангах.
Дворянство пополнялось наиболее преданными слугами самодержавия из купцов, государственных крестьян и солдат, которые, выслужив соответствующий чин (ранг), получали сначала личное, а затем и потомственное дворянство. Поскольку именно в руках дворянства было основное средство производства - земля, крепостные крестьяне, государственный аппарат и армия, оно являлось господствующим классом; обязанность служить пожизненно была отменена в 1762 году41.
Эти мероприятия Петра способствовали окончательному превращению царя в абсолютного монарха, укреплению самодержавного государства и власти дворянства.
Преобразования в области просвещения, науки и культуры.
Введение западноевропейского летоисчисления и перенос начала года на 1 января; устройство начальных и гарнизонных школ; устройство высших специальных школ - артиллерийских, инженерных, морских, медицинской; устройство типографий, печатание переводных специальных книг и карт, букварей и наставлений; учреждение газеты; введение арабских цифр и нового гражданского шрифта; переход к тетрадной форме делопроизводства и табличной форме отчетности; организация научных экспедиций; подготовка геодезистов и начало картографирования страны; учреждение музея (Кунсткамеры) и библиотеки; учреждение аптек в крупных городах и при армии; учреждение Академии наук; организация театра в Москве; введение ассамблей (балов); обязательное бритье бород и ношение платья по иноземным образцам; разрешение и поощрение выездов за границу для обучения, и многое другое. Не все привилось сразу: в немногочисленные школы учеников набирали и насильно, учились под страхом наказания; в Академии наук членами были иностранцы; купцы и крестьяне от бритья бород и иноземного платья откупались, просвещение и культура охватили лишь около 0,5% населения, - но начало было положено.
У Петра не было систематического плана проведения преобразований, их последовательность диктовалась военными нуждами и необходимостью иметь деньги на военные расходы ("деньги суть артериею войны", писал Петр); административные реформы проводились "наспех" и не были согласованы ни между собой, ни с податной реформой42.
Серьезной оппозиции в правящем классе преобразования Петра не вызвали: "три-четыре заговора", вот и все, что насчитал Ключевский43. Даже у царевича Алексея и его немногочисленных сторонников не нашлось опоры, и это доказывает, что дворянство приняло преобразования Петра. Другое дело - крестьяне и горожане, на которых легли непомерная тяжесть "службы" на "общее благо" и главная цена преобразований: грандиозное казацко-крестьянское восстание Булавина и восстание в Астрахани были потоплены в крови, а число беглых крестьян к концу царствования Петра достигло 200 тыс. человек.
Подведем итоги. Петр обеспечил независимость России и сделал ее одной из сильнейших стран Европы. Он создал крупную промышленность, но она была крепостнической и "была поставлена в такие условия, при которых она фактически не могла развиваться по иному, чем крепостнический, пути... условий для развития капитализма (и, следовательно, для оформления класса буржуазии) не было". Его политика в отношении города и торговли "затормозила" "процесс оформления капиталистических отношений"44. Города были разорены. Крестьянство также было разорено: "Разорение... явилось следствием хронического перенапряжения народного хозяйства"45, податная реформа "закрепила и усилила крепостное право... капитализм не получил благоприятных условий для развития"46. Петр создал государственный аппарат и бюрократию, которые укрепили самодержавие и крепостнический строй и успешно препятствовали развитию капитализма и "оформлению" класса буржуазии. В области культуры были созданы условия для развития культуры лишь привилегированных сословий, но "были заложены основания новой инфраструктуры, на которых и смогла развиться новая культура"47.
Какова же степень влияния деятельности Петра на развитие России? Приходится признать, что он не вывел ее на путь ускоренного экономического, политического и социального развития, не заставил ее "совершить прыжок" через несколько этапов, вообще не интенсифицировал происходившие в стране процессы (разве кроме развития армии, флота, промышленности и культуры). Его действия не были исторически оправданными и в максимальной степени соответствующими интересам развития России (опять-таки за исключением указанных областей). Напротив, эти действия в максимально возможной степени затормозили прогрессивное развитие России и создали условия для его торможения еще в течение полутора столетий!
По словам Ключевского, Петр "хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно. Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства - это... загадка ...доселе неразрешимая"48. Мог ли Петр действовать иначе, мог ли он повернуть Россию на путь капиталистического развития? В новейшей литературе на этот вопрос дан отрицательный ответ: "Для Петра не существовало никакой альтернативы"49.
Думается все же, что такая альтернатива существовала: элементы капиталистического способа производства в России развивались; капитализм уже господствовал (или почти господствовал) а Англии и Голландии - примеры имелись. Но Петр мог только продолжить преобразования, которые робко и непоследовательно начинались при его отце и были направлены на укрепление крепостничества, придав им совершенно исключительный размах. Ни его воспитание, ни образование не позволили ему оторваться от породившего его класса владельцев крепостных крестьян.
Интересно, что народ отделил оценку личности Петра от оценки его преобразований: с одной стороны, "вот царь, так царь! Даром хлеба не ел, пуще мужика работал", а с другой - "фантазия народного множества, которому кнут и монах очертили дозволенные пределы мышления, нарядила Петра в самые постылые образы, какие нашлись в хламе ее представлений... О великих трудах и замыслах Петра на пользу народа в ходячих народных толках не было и помину"50.
И тем не менее, обеспечение политического и экономического суверенитета страны, возвращение ей выхода к морю (действительно необходимого для такой богатой ресурсами державы), создание промышленности (пусть и крепостнической, но представлявшей собой базу для развития капитализма), мощное ускорение в развитии культуры и создание возможностей для ее дальнейшего роста, - все это дает полное основание считать Петра I великим государственным деятелем.
Примечания
1. АНИСИМОВ Е. В. Время петровских реформ. Л. 1989, с. 9.
2. ПАВЛЕНКО Н. И. Петр Первый. М. 1976, с. 6; АНИСИМОВ Е. В. Ук. соч., с. 13, МОЛЧАНОВ Н. Н. Дипломатия Петра Первого. М. 1986, с. 10.
3. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Соч. Т. 4. М. 1958, с. 8. По другим сведениям, обучение Петра началось в 1683 г., и его первыми учителями были Н. Зотов и А. Нестеров (ПАВЛЕНКО Н. И. Ук. соч., с. 14).
4. ПАВЛЕНКО Н. И. Ук. соч., с. 15.
5. МОЛЧАНОВ Н. Н. Ук. соч., с. 50.
6. Там же, с. 52.
7. ПАВЛЕНКО Н. И. Ук соч., с. 78.
8. УСТРЯЛОВ Н. Г. История царствования Петра Великого. Т. 3. СПб. 1858, с. 621.
9. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Соч. Т. 4, с. 27.
10. Всемирная история. Т. V. М. 1958, с. 25, 81 - 86.
11. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Соч. Т. 4, с. 26.
12. МОЛЧАНОВ Н. Н. Ук. соч., с. 100.
13. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Соч. Т. 4, с. 54; ПАВЛЕНКО Н. И. Ук. соч., с. 87.
14. История СССР с древнейших времен до наших дней. Т. 3. М. 1967, с. 308.
15. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Соч. Т. 4, с. 28.
16. Цит. по: История СССР с древнейших времен, т. 3, с. 325.
17. Там же, с. 331.
18. Там же, с. 337.
19. ПУШКИН А. С. Полн. собр. соч. В 16-ти тт. Т. XI. М. 1949, с. 269.
20. МОЛЧАНОВ Н. Н. Ук. соч., с. 428.
21. Сборник Русского исторического общества. Т. 52, с. 146.
22. АНИСИМОВ Е. В. Ук. соч., с. 396 - 432.
23. Версии о смерти Петра от других болезней, в частности от сифилиса, видимо, несостоятельны (см. подробнее: АНИСИМОВ Е. В. Ук. соч., с. 435).
24. ПАВЛЕНКО Н. И. Ук. соч., с. 347 - 375.
25. Там же, с. 246.
26. Там же, с. 58.
27. Там же, с. 111.
28. Там же, с. 230, 223 - 224, 281 - 282.
29. Там же, с. 52.
30. АНИСИМОВ Е. В. Ук. соч., с. 304.
31. ПАВЛЕНКО Н. И. Ук. соч., с. 133.
32. Там же, с. 193.
33. Там же, с. 52.
34. История Северной войны. 1700 - 1721 гг. М. 1987, с. 187.
35. МОЛЧАНОВ Н. Н. Ук. соч., с. 14, 15, 18, 19.
36. АНИСИМОВ Е. В. Ук. соч., с. 121 - 123.
37. Там же, с. 127 - 133.
38. АНИСИМОВ Е. В. Податная реформа Петра I. Введение подушной подати в России. 1719 - 1728 гг. Л. 1982, с. 287 - 282.
39. См., напр., ПАВЛЕНКО Н. И. Петр I (к изучению социально-политических взглядов). В кн.: Россия в период реформ Петра I. М. 1973, с. 40 - 102; его же. Петр Великий. М. 1990, с. 497; АНИСИМОВ Е. В. Петр Великий: рождение империи. В кн.: История отечества: люди, идеи, решения. М. 1991, с. 186 - 220.
40. Цит. по: АНИСИМОВ Е. В. Время петровских реформ, с. 352 - 353.
41. О сомнении в том, что дворянство было господствующим классом, см.: АНИСИМОВ Е. В. Время петровских реформ, с. 313.
42. ПАВЛЕНКО Н. И. Петр Первый, с. 224; его же. Петр Великий, с. 442; МИЛЮКОВ П. Н. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. СПб. 1892, с. 729. Приходится признать, что П. Н. Милюков был прав, указывая, что это была "реформа без реформатора", т. е. без предварительного плана.
43. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Соч. Т. 4, с. 217.
44. АНИСИМОВ Е. В. Время петровских реформ, с. 295, 298, 326.
45. АНИСИМОВ Е. В. Податная реформа, с. 286; МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 735.
46. МОЛЧАНОВ Н. Н. Ук. соч., с. 403.
47. АНИСИМОВ Е. В. Время петровских реформ, с. 361.
48. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Соч. Т. 4, с. 221.
49. АНИСИМОВ Е. В. Петр Первый, с. 197 - 198.
50. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Соч. Т. 4, с. 234.