История Китая с древнейших времен до начала XXI века: в 10 томах. T. VI. Династия Цин (1644-1911) - 2014 1.0.0

Swope K.M. The Military Collapse of China's Ming Dynasty, 1618-44. Routledge. 2014. 308 pages
 
TABLE OF CONTENTS:
- Introduction
- A gauntlet is cast down: The rise of the Latter Jin, 1618–21
- Changing tides: From defeat to stability in the northeast, 1622–6
- Pursuing a forward strategy: Yuan Chonghuan’s rise and fall, 1626–30
- Dashing defi ers and dastardly defenders: The peasant rebels gain strength and the northeastern front weakens, 1630–6
- Miscasting a ten-sided net: Yang Sichang ascendant, 1636–41
- Hanging by a silken thread: The Ming armies collapse, 1641–3
- Chongzhen’s lament: My ministers have abandoned me! Winter–Spring 1644
- The fall of the Ming from a global perspective

Просмотреть файл Swope K.M. The Military Collapse of China's Ming Dynasty, 1618-44
Swope K.M. The Military Collapse of China's Ming Dynasty, 1618-44. Routledge. 2014. 308 pages
 
TABLE OF CONTENTS:
- Introduction
- A gauntlet is cast down: The rise of the Latter Jin, 1618–21
- Changing tides: From defeat to stability in the northeast, 1622–6
- Pursuing a forward strategy: Yuan Chonghuan’s rise and fall, 1626–30
- Dashing defi ers and dastardly defenders: The peasant rebels gain strength and the northeastern front weakens, 1630–6
- Miscasting a ten-sided net: Yang Sichang ascendant, 1636–41
- Hanging by a silken thread: The Ming armies collapse, 1641–3
- Chongzhen’s lament: My ministers have abandoned me! Winter–Spring 1644
- The fall of the Ming from a global perspective
Автор hoplit Добавлен 26.07.2019 Категория Китай

Вяткин Р. В. Китайская революция 1925-1927 гг. и английский империализм // Вопросы истории. - № 3. - С. 42-63.
Время мощного подъёма революционного движения в Китае после первой мировой войны и в период антиимпериалистической, антифеодальной революции 1925 - 1927 гг. является бурным и сложным этапом в жизни китайского народа, в истории его внутренних и внешних отношений.
Китай 20-х годов нашего столетия представлял собою страну, разделённую на районы, в которых господствовали враждовавшие между собой отдельные милитаристы или блоки их, за спиной которых, в свою очередь, стояли империалистические силы. Милитаризм и империализм истощали страну, сохраняя и культивируя отсталый, полуфеодальный характер её экономики. Формально центром Китая считался Пекин с его преходящими правительствами клик Аньфу и Чжили, являвшимися ставленниками японских и англо-американских империалистов, а фактически национальным центром всё больше становился Кантон с крепнущим южным правительством Сунь Ятсена. Победа Великой Октябрьской социалистической революции в России, расколовшей мир на два лагеря и положившей начало общему кризису капиталистической системы, оказала огромное влияние на народы колониальных и зависимых стран и, в частности, на народ Китая. Исторические обращения советского правительства к китайскому народу, провозгласившие отмену всех неравноправных договоров, заключённых с Китаем царским правительством, обращения, проникнутые уважением и чувством дружбы Советской страны к народам Китая, вызвали исключительно сильный отклик в массах китайского народа и помогли консолидации сил китайской демократии. Именно в 20-х годах в Китае начинается период революционного подъёма. В 1921 г. на исторической арене появляется китайская компартия. Движение 4 мая 1919 г., Гонконгская стачка моряков 1922 г. и забастовка железнодорожников на Пекин-Ханькоуской дороге в 1922 г. были первыми после мировой войны боями китайской демократии в лице её передовой силы - рабочего класса - против империализма и милитаризма, против пережитков феодализма, предвестниками дальнейшего подъёма революционной борьбы. В стране уже созрели внутренние силы, готовые к борьбе против феодалов и милитаристов, против империалистов, силы, поднимающие знамя демократической революции миллионных масс трудящихся в полуколониальном Китае. Говоря в 1927 г. о перспективах революции в Китае, товарищ Сталин в тезисах для пропагандистов по вопросам китайской революции указывал:
"Основные факты, определяющие характер китайской революции:
а) полуколониальное положение Китая и финансово-экономическое господство империализма;
б) гнёт феодальных пережитков, усугубляемый гнётом милитаризма и бюрократии;
в) растущая революционная борьба миллионных масс рабочих и крестьян против феодально-чиновничьего гнёта, против милитаризма, против империализма;
г) политическая слабость национальной буржуазии, её зависимость от империализма, её боязнь размаха революционного движения;
д) растущая революционная активность пролетариата, рост его авторитета среди миллионных масс трудящихся;
е) существование пролетарской диктатуры по соседству с Китаем"1. В условиях революционного подъёма в стране на юге формируется революционный, прогрессивный лагерь, представленный компартией и гоминданом во главе с Сунь Ят-сеном, с ясной программой борьбы за освобождение Китая. Характеризуя гоминьдановское кантонское правительство этого периода, как правительство, представлявшее блок четырёх классов, И. В. Сталин указывал: "В период первого этапа революции, когда революция была революцией общенационального объединённого фронта (кантонский период), союзниками пролетариата были крестьянство, городская беднота, мелкобуржуазная интеллигенция, национальная буржуазия. Одна из особенностей китайского революционного движения состоит в том, что представители этих классов вели совместную работу вместе с коммунистами в составе одной буржуазно-революционной организации, называемой Гоминьданом"2. При этом товарищ Сталин постоянно подчёркивал наличие глубоких противоречий между китайской революцией и китайской национальной буржуазией, ограниченный и временный характер её участия в революционном антиимпериалистическом движении народных масс. "Это не значит, - говорит товарищ Сталин, - что не было противоречий между революцией и национальной буржуазией. Это значит лишь то, что национальная буржуазия, поддерживая революцию, старалась использовать её в своих целях с тем, чтобы, направляя её по линии, главным образом, территориальных завоеваний, ограничить её размах. Борьба между правыми и левыми в Гоминьдане в этот период была отражением этих противоречий"3. 10 ноября 1924 г. великий китайский демократ Сунь Ятсен перед отъездом в Пекин сказал:
"Цель национальной революции состоит в том, чтобы создать независимое, свободное государство и защитить этим интересы страны и народных масс.., а целью северного похода является не только уничтожение милитаризма, но и особенно свержение империализма, на который опирается в своём существовании милитаризм..."4.
Для британского империализма, заклятого врага всех национальных и освободительных движений, растущая сила гоминьдановского правительства представляла особую угрозу, так как кантонский революционный центр находился в непосредственной близости к цитадели английского господства - Гонконгу - ив сфере влияния английского капитала в Южном Китае и Шанхайском районе.
Между тем, озабоченная стремлением восстановить свои довоенные экономические позиции и отвоевать потерянные рынки, Англия Ллойд Джорджа, Керзона, Болдуина и "социалиста" Макдональда в 1920 - 1924 гг. усердно стремилась восстановить и расширить свои связи с Китаем, укрепить свои несколько пошатнувшиеся под ударом американских и японских конкурентов экономические позиции. Торговля с Китаем одной Англии (без других частей Британской империи) в суммарном: выражения составляла в 1920 г. 177 млн. таэлей, а в 1922 г. - 183 млн., хотя в процентном отношении доля Англии в общей торговле Китая постепенно снижалась, составляя 12,6% в 1920 г. и 10,9% в 1922 году.
Поэтому, продолжая свою традиционную разбойничью колониальную политику в применении к Китаю, получившую со времени "опиумных войн" название "политики пушек", английский империализм проявил особую ненависть к национальному гоминьдановскому правительству Сунь Ятсена, начертавшему на своих знамёнах лозунги борьбы против империалистического господства, за независимость Китая.
Империалистический лагерь во главе с Англией при активном участии Америки последовательно принимал всевозможные меры, от военных демонстраций и угроз до подкупов и помощи реакционным силам, чтобы организовать разгром революции и покончить с разрастающимся национальным движением.
Годы 1923 - 1925 - период роста революционных сил и развёртывания массового движения - дали нам несколько наглядных примеров этого курса. 5 сентября 1923 г. министр иностранных дел кантонского правительства У Чжао-шу обратился с нотой и хорошо аргументированным меморандумом к державам, требуя от имени кантонского правительства передачи ему доли таможенных доходов в размере 13,7%, до той поры поступавших в казну пекинского правительства. У Чжао-шу резонно заявлял:
"Они (южане) терпят двойной ущерб: теряют суммы, которые могли быть использованы для конструктивных целей и которые, будучи переданы северным милитаристам, фактически используются для организации войны против, них же, и теряют на том, что на каждый доллар, использованный против них, они должны найти ещё доллар и более для самозащиты. Такое положение не только невозможно, но и нетерпимо..."5.
Оскорбительно промолчав три месяца, дипломатический корпус через генерального консула Англии в Кантоне 12 декабря предупредил кантонское правительство в связи с его попытками вмешаться в Дела таможни:
"В случае, если любая такая попытка будет сделана, дипкорпус предпримет такие насильственные меры, какие будет считать пригодными в данной ситуации"6.
Чтобы подкрепить угрожающие слова этой ответной ноты, к 18 декабря 1923 г. на рейд Кантона были стянуты 15 военных судов держав, в том числе пять английских, с командующим британским дальневосточным флотом Левизоном на борту. Американский флот, представленный здесь крейсером и миноносцами, держался вместе с английскими кораблями самой вызывающей линии, проведя наглую морскую демонстрацию перед Кантоном.
Выбалтывая желания своих господ, газета "Пекин энд Тянъ-Цзин таймс" писала о Сунь Ятсене: "Будем надеяться, что Кантон в скором времени будет избавлен от присутствия опасного смутьяна..."7.
В ответ на провокационные угрозы держав кантонские рабочие устроили 17 и 18 декабря крупные митинги протеста, настаивая на захвате таможен. Чувствуя поддержку масс, Сунь Ятсен 19 декабря опубликовал декларацию, в которой доказывал законность требований южного правительства, и одновременно отправил телеграммы протеста в Англию лидеру лейбористов Макдональду, а также в США и Францию.
В конце концов империалисты, поставленные перед фактом массовых протестов кантонского населения, не посмели применить силу и были вынуждены оставить в руках национального правительства часть доходов южных таможен.
Дальнейший рост сил революционного Кантона в 1924 г. вызвал вооружённое противодействие всей южной реакции, представленной купеческими, компрадорскими и помещичьими кругами Гуандуна, Гуанси и Юньнани. Силой, на которую поставили ставку реакционеры, была организация купеческих охранных войск, получившая ироническое название "бумажные тигры". Во главе её стоял главный компрадор и агент Гонконг-Шанхайского банка, председатель Всекантонского союза 72 крупнейших купеческих гильдий Чэнь Лим-пак (по северокитайски - Чэнь Лянь-бо). С ними был тесно связан милитарист Чэнь Цзюнмин, базировавшийся на порт Вэй-Чжоу иа севере Гуандуна. Майский съезд "тигров" в 1924 г. при благосклонных комментариях английских газет явно угрожал войной кантонскому правительству. За спиной "тигров" и обоих Чэней (Чэнь Лим-пак и Чэнь Цзюнмин) стояли гонконгские власти и английские деньги. Когда 10 августа 1924 г. норвежский пароход "Ноа" привёз купцам оружие, Сунь Ятсен приказал конфисковать его. В ответ "бумажные тигры" начали концентрацию вооружённых сил для немедленного восстания, а англичане открыто пришли им на помощь. 29 августа английский генеральный консул предъявил правительству Сунь Ятсена ультиматум, в котором под предлогом защиты иностранцев и их собственности выражал протест против возможного обстрела пригорода Сягуань, где были сосредоточены силы "бумажных тигров", и угрожал действиями английского флота. Это было неприкрытое вмешательство Англии в борьбу на стороне, компрадоров и реакционных купцов.
В заявлении Сунь Ятсена по поводу ультиматума говорилось:
"С того момента, как Чэнь Лим-пак в соучастии с Гонконг-Шанхайским банком начал мятеж против моего правительства, я имел основание подозревать, что это движение поддерживается британским империализмом. Я не хотел верить этому, имея в виду заявление лейбористской партии о сочувствии к эксплоатируемым народам. Я был полон надежд на то, что лейбористское правительство вместо политики пушек, которая до сих пор несла Китаю лишь бедствия и угнетение, принесёт эру международной честности... Сейчас мы знаем правду".
Приводя выдержки из ультиматума, Сунь продолжает:
"Моё правительство отвергает предположение о том, что оно может быть обвинено в варварском обстреле беззащитного города, ибо единственной частью Кантона, против которой правительство, может быть, вынуждено будет предпринять действия, является пригород Сягуань - вооружённая крепость мятежников Чэнь Лим-пака. Но это возмутительное, постыдное предположение, исходящее от авторов Сингапура, бойни в Амритсаре, зверств в Египте и Ирландии, является типичным для империалистического лицемерия..."8.
В официальной ноте протеста на имя Макдональда от 1 сентября 1924 г. Сунь Ятсен писал:
"Ввиду того, что китайская контрреволюционная партия неоднократно получала дипломатическую и экономическую помощь от ряда сменявших друг друга правительств Англии, и ввиду того, что моё правительство фактически является на сегодня единственным центром сопротивления контрреволюции, я вынужден заключить, что главная цель этого прискорбного ультиматума состоит в свержении и ликвидации моего правительства... Я самым решительным образом заявляю протест против этого акта империалистического вмешательства во внутренние дела Китая"9.
Однако Сунь Ятсен не был последователен до конца; он колебался, проявлял нерешительность, свойственную мелкобуржуазной революционной демократии, уступал нажиму правых гоминдановцев, не верил ещё в способность народных масс к сопротивлению и поэтому стремился и на этот раз решить дело верхушечным компромиссом с купцами. Когда же он отдал им часть оружия, то "бумажные тигры", расценив этот шаг как проявление слабости правительства Сунь Ятсена и явно инспирированные империалистами, подняли вооружённый мятеж (10 - 15 октября). Лишь путём мобилизации всех народных сил кантонскому правительству удалось разгромить реакцию. Поражение Чэнь Лим-пака было поражением и его покровителей - английских империалистов.
Рост революционных сил в стране ставил в порядок дня вопрос об объединении Китая. Хотя северные милитаристы понимали это объединение как свою военную диктатуру и сокрушение Юга, но, уступая многочисленным требованиям, они вынуждены были пригласить Сунь Ятсена для переговоров, чтобы, прикрываясь его именем, попытаться решить вопрос очередным закулисным сговором. В конце 1924 г. Сунь Ятсен предпринял поездку на Север для участия в переговорах о создании общенациональной власти. Народные массы восторженно встречали своего вождя, а местные английские газеты поносили Сунь Ятсена и требовали запретить ему высадку в Шанхае. Судя по сообщению газеты "Матэн", Сунь Ятсен ответил на эту английскую кампанию брани следующими словами своей речи в декабре 1924 года:
"Я ненавижу англичан настолько же, насколько они меня ненавидят. Они не прощают мне того, что я разоблачаю их происки; я же не прощаю им того, что они глумятся над моей страной. На сегодняшний день Китай стоит перед лицом всеобщего бойкота всего английского не только в ограниченном районе Гонконга и Шанхая, но и по всей стране. Когда торговые, финансовые и таможенные интересы Англии начнут испытывать затруднения в Китае, может быть, Англия поймёт, насколько убийственна её политика"10.
Речь Сунь Ятсена Несколько предвосхитила события, но она ясно выразила чувства патриота, борца с империализмом.
12 марта 1925 г. Сунь Ятсен умер, обратившись с последним словом: привета к Советскому Союзу, в лице которого он видел подлинного и единственного защитника угнетённых народов от империализма. Это была тяжёлая потеря для китайской демократии, а империалистический лагерь был откровенно рад его смерти. Даже позднейшие издания английских авторов (например, книга Кэнта "XX век на Дальнем Востоке" и др.) полны злобных строк по адресу Сунь Ятсена.
Надежды империалистов на свёртывание массового движения со смертью Сунь Ятсена были разбиты мощной волной китайской революции. Предвестниками назревающих боёв были уже отдельные события первой половины 1925 г.: забастовка 20 тыс. рабочих в Шанхае на фабрике Сяошаду в феврале 1925 г.; расстрел студенческой демонстрации в Фучжоу 8 апреля того же года при непосредственном участии американского консула и последовавший за этим антииностранный бойкот; расстрел японцами рабочих в Циндао 28 мая и много других. Однако только кровавым событиям лета 1925 г. суждено было превратить эти локальные, местные столкновения в могучую волну антиимпериалистического движения почти по всей стране. События 30 мая 1925 г., называемые китайцами "Уса Цаньань", - расстрел английской полицией безоружной толпы в Шанхае - стали своего рода ударом колокола, призывавшим к борьбе против позора колониального бесправия, и оказались началом революционных битв 1925 - 1927 годов. История событий вкратце такова: после убийства на одной из японских текстильных фабрик забастовщика-рабочего Гу Чжэн-хуна 30 мая была проведена студенческая демонстрация протеста. Когда демонстранты подошли к полицейскому участку Лао-Чжа, английская полиция под командованием полицейского инспектора Эверсона открыла огонь в упор: 13 убитых и 16 тяжело раненных остались на месте. В ответ на команду шанхайского Трепова-Эверсона - "Стреляйте насмерть!" народ ответил лозунгом "Долой английский империализм!" ("Дадао индиго-чжун!"). 1 июня рабочие Шанхая объявили всеобщую забастовку и бойкот английских и японских товаров, а когда империалисты, не понимая ещё силы движения, в тот же день устроили бойню у Синьшицзе, замер весь Шанхай: стали заводы, остановился транспорт, закрылись магазины, банки. Объединённый забастовочный комитет от имени полумиллиона стачечников выдвинул известные 17 пунктов требований, позднее включённых в ноту правительства и частично принятых державами много месяцев спустя (освобождение арестованных, отзыв войск, наказание преступников, компенсация потерь, гарантия свобод и т. д.).
Забастовки, демонстрации протеста, митинги, бойкот распространились по всей стране. Возмущение и гнев охватили широкие слои китайского общества. Армия Фын Юй-сяна объявила двухнедельный траур по убитым. В своём обращении к миру маршал Фын Юй-сян писал:
"Англия первая отравила Китай опиумом, захватила Гонконг, китайские таможни, нарушила китайский суверенитет и теперь убивает наш народ. Почему же миссии молчат, когда производятся убийства, которые поддерживаются высокомерной английской полицией?"11.
В эти дни делегация 48 учебных заведений Пекина посетила министра иностранных дел и потребовала разорвать отношения с Англией.
Сила и размах движения не могли не отразиться на политике обычно покорного империалистам пекинского правительства. За первые 10 дней июня пекинский кабинет вручил дипломатическому корпусу три ноты протеста против убийств в Шанхае, проявив на этот раз необычную для него энергию. В ноте от 4 июня министр иностранных дел Шэнь Жуй-линь заявил: "Против моих ожиданий новые тревожные сообщения продолжают поступать ко мне о том, что 1 июня полиция сеттльмента вновь применила оружие, убив троих и ранив 18 человек, до сих пор не освободив арестованных... большинство жертв получило пули в спину, в то время как ни один из полисменов не пострадал, что доказывает незаконность стрельбы..."12.
Дипломатический корпус в своих ответах пытался свалить вину на демонстрантов, но, напуганный размерами движения и желая ослабить напряжение, почти тотчас же, т. е. 8 июня, отправил комиссию держав для расследования на месте, причём для соблюдения декорума "объективности" представитель Англии не был включён в состав комиссии. Параллельно была отправлена комиссия обойдённого державами пекинского правительства с участием адмирала Цай Тин-ганя, Цзэн Цзун-цзяня и других. Доклад комиссии держав, обелявший палачей, был отвергнут китайским народом, вышедшим 26 июня на демонстрации протеста в Шанхае, Пекине и других городах. По настоянию Англии в октябре была создана, с её участием, ещё одна комиссия и с таким же результатом. Нетрудно понять, что представители США, Японии и Франции (Грин, Сигемицу, Трипье), заседавшие в подобной комиссии, имели одну цель - оправдать себя и Англию. Хотя 30 мая в толпу стреляли английские полицейские, нельзя забывать при этом, что во главе совета международного сеттльмента, которому эта полиция подчинялась, стоял не англичанин, а американец Фессенден и США несли свою долю ответственности за шанхайские расстрелы. Тем временем милитаристы Севера предпринимают меры по разгрому стачки. В Шанхай с 2 тыс. отборных солдат прибывает Чжан Сюэлян с целью подавления рабочего и студенческого движения; в конце июля полиция разгоняет Всеобщий рабочий союз в Шанхае. Удары реакции по рабочему движению, с одной стороны, и отход от стачки колеблющихся, а также непролетарских элементов в лице торговцев, интеллигенции, служащих-с другой, при открытом нажиме империалистов и кровавом терроре Сунь Чуань-фана привели к окончанию всеобщей стачки осенью 1925 г. и некоторому спаду движения вплоть до нового подъёма рабочей борьбы в 1926 году. Одновременно правящие круги Англии пытаются успокоить встревоженное общественное мнение своей страны и всего мира. Но делается это в обычной для империалистов манере, представляющей смесь ханжества и цинизма. 9 июня, например, в палате общин Макнэйл сначала лицемерно заявлял о желании Англии "видеть Китай мирным и процветающим"13 и буквально тут же произносил прямые угрозы по адресу китайской демократии и обещал полную поддержку всем английским представителям в любых их действиях в Китае.
Когда 15 июня Лэнсбери спросил Сэмюэля, отвечавшего в палате общин на вопросы от имени правительства: "Есть ли доказательства того, что китайцы напали с оружием на полицейский участок, и разве не заявляют американские и британские миссионеры, что пострадавшие были расстреляны в спину и поэтому не могли быть убиты при попытке штурмовать участок?" - Сэмюэль нагло ответил: "Я не согласен с тем, что пострадавшие были убиты в спину. Правда, они не были вооружены, но это была большая кровожадная толпа..." (Лэнсбери с места: "Откуда вы знаете? Вы там не были...")14.
Пока лицемерили в английском парламенте депутаты, английская дипломатия прилагала большие усилия к тому, чтобы побудить Японию и Америку согласиться на совместные выступления и действия (свидетельства тому - беседы английского посла в Токио с Сидехара, заявление вице-адмирала Синклера и др.). Хотя японские и американские военные корабли стояли в водах Китая рядом с английскими, хотя их ружья стреляли в Циндао и Фучжоу не хуже английских, а представители Японии и США оправдывали в комиссиях действия англичан, однако открыто поддерживать Англию в её действиях в данный момент не хотели ни правительство США, ни японское правительство Като - Сидехара. Япония хотела при этом, как указывал китайский журналист Ху Чжи-юй, "всю ответственность свалить на плечи Англии, чтобы этим ликвидировать недоброжелательные чувства, накопившиеся за ряд лет..."15. В данный момент, следовательно, японские империалисты, несмотря на полную солидарность с английскими убийцами, старались отвести от себя удар антиимпериалистического движения, разыграть роль "друзей" Китая и тем рассеять недобрую память о 21 требовании и Шаньдуне и укрепить своё положение в долине Янцзы за счёт "союзной" Англии. Характерно, что японская пресса усиленно замалчивала первопричину событий, т. е. убийство китайского рабочего на японской фабрике. Но, с другой стороны, общая контрреволюционная и империалистическая, антисоветская линия политики Англии и Японии накрепко связывала их, невзирая на отдельные противоречия. Американская же дипломатия, тоже готовая в любой момент придти на помощь другим империалистам орудиями своих кораблей, чтобы подавить революционные массы, в то же время лицемерно пыталась отгородиться от политики расстрелов Англии и Японии, использовав момент для ослабления своих соперников и усиленного проникновения американских капиталов в долину р. Янцзы.
Вот почему усилия Англии по организации совместных действий держав в Шанхае летом 1925 г. не увенчались успехом. Несмотря на террор внутренней реакции в Центральном Китае и окончание всеобщей забастовки к осени 1925 г., перед лицом всё более ширящегося антианглийского бойкота во всём Китае, перед лицом всеобщего подъёма масс китайского народа на борьбу с империализмом, при отсутствии согласия других держав на немедленную интервенцию английским империалистам пришлось впервые отступить именно в Шанхае. В декабре 1925 г. они вынуждены были отменить все чрезвычайные военные мероприятия, эвакуировать морские десанты и освободить арестованных, а также уволить наиболее скомпрометированных лиц: полицейского комиссара Мак Уэна и инспектора Эверсона.
Так формально закончилось дело о "событиях 30 мая". Но в действительности влияние их на развитие антиимпериалистического движения было гораздо более широким и длительным.
Массовое движение после событий 30 мая указывало на рост сил национального лагеря Китая, и в первую очередь сил и организованности китайского рабочего класса. Оно пробудило к исторической деятельности миллионы трудящихся и нанесло первые удары по империализму в центре его господства - в Шанхае.
Шанхайские события 30 мая 1925 г. небыли единичными. На протяжении одного только июня кровь китайских трудящихся пролилась также в Ханькоу, Чунцине, Кантоне и в других местах. 10 июня 1925 г. при разгрузке парохода "Учан" в Ханькоу был избит кули. Состоявшаяся в знак протеста демонстрация рабочих была расстреляна из пулемётов и винтовок английской морской пехотой и волонтёрами. Продолжением той же политики "огня и меча" явились расстрелы в Чунцине 2 июля, в Нанкине 31 июля.
Все эти факты вызвали огромное возмущение широких масс китайского населения, сделав Англию наряду с Японией и Америкой в эти годы в глазах рабочих и крестьян Китая самым ненавистным из империалистических государств. Достаточно указать, что 6 августа забастовали даже китайцы, работавшие при английском посольстве в Пекине, оставив джентльменов из посольства без слуг и поваров. Официальный протест посла к министерству иностранных дел Китая по этому поводу не возымел успеха. По стране всё более ширился антианглийский бойкот.
Если события в долине Янцзы и на Севере имели такие серьёзные последствия, то ещё более внушительный характер имели события в Южном Китае. После того как в первой половине июня 1925 г. революционная армия кантонского правительства разбила войска милитариста Тан Цзи-яо, Ян Си-мина и Чэнь Цзюнмина и изгнала их из Гуандуна, Совет кантонских профсоюзов решил объявить забастовку солидарности с шанхайскими товарищами.
20 июня 1925 г. начали свою знаменитую стачку гонконгские рабочие. 23 июня по призыву профсоюзов на площади Дунсяочан в Кантоне состоялся 50-тысячный митинг трудящихся. Когда демонстранты шли мимо концессии. Шамынь, английские и французские войска открыли жестокий огонь, поддержанный с реки английскими и французскими военными кораблями. Число жертв шамыньского побоища было чрезвычайно велико. Отчёт комиссии по расследованию указывает 52 убитых и 117 раненых16. А ведь демонстранты и не вступали на территорию концессии!
Невиданный взрыв негодования охватил революционный Юг: сотни тысяч рабочих покинули Гонконг, концессию в Шамыне, ушли с английских кораблей; развернулась в огромном масштабе гонконг-шамыньская стачка китайских рабочих - славная страница истории борьбы китайского пролетариата.
Несмотря на обычные попытки англичан свалить вину на демонстрантов, они сами себя разоблачили как провокаторов кантонской бойни. Убийцы готовились заранее, и об этом! говорит нота генерального консула Англии в Кантоне, Джемисона, отправленная за день до расстрела на имя министра иностранных дел Кантона, У Чжао-шу. В ноте, в частности, говорилось:
"Нами предпринимаются необходимые меры предосторожности для защиты от насилий толпы, подобных случившимся в Чжэньцзяне, Цзю-цзяне, Ханькоу, а если, к несчастью, они произойдут здесь, кровь тех, кто, возбуждая толпу, толкает её на совершение насильственных действий, упадёт на их собственные головы. Я пишу в столь серьёзном стиле, чтобы в будущем не было сказано, что ружья жестокого империализма беспричинно убили беззащитных молодых китайцев..."17.
Сказано недвусмысленно - будем! стрелять. И стреляли.
Следует заметить, что всеобщая забастовка в Гонконге и Шамыне, полный бойкот английских товаров, перерыв торговых связей Англии с югом Китая больно ударили прежде всего по экономической деятельности самой Великобритании на юге Китая.
По заявлению председателя гонконгской фондовой биржи Биркетта, еженедельный убыток от стачки достигал 2,5 млн. фунтов стерлингов, а к декабрю 1925 г. общие потери Гонконга составили 62,5 млн. фунтов18.
Трудящиеся Советского Союза на многочисленных митингах и демонстрациях протеста заклеймили злодеяния империалистов в Китае и горячо приветствовали героическую борьбу китайских рабочих. На одном из митингов протеста в Москве рабочий типографии Богданов заявил:
"Российский рабочий класс зорко следит за борьбой и успехами китайского пролетариата. Мы знаем, что борьба трудящихся Китая - это борьба за торжество труда, за самостоятельность китайского народа, за правду. Мы в этой борьбе окажем нашим братьям широкую поддержку и помощь. За московским пролетариатом последует помощь всего трудового СССР"19.
Расстрелы в Китае вызвали резкое осуждение во всём мире: протесты трудящихся и прогрессивной интеллигенции раздавались во всех странах Запада и Востока; были возмущены английские рабочие; даже Ганди заявил в Бомбее: "...если бы мы имели голос в решении своих собственных дел, то мы не потерпели бы позорного и отвратительного зрелища - расстрела невинных китайских студентов индусскими солдатами в Кантоне"20.
Имея перед собой сплочённый революционный пролетарский лагерь Кантона, английский империализм не посмел идти на прямую и открытую интервенцию на Юге. Но английские империалисты всё же прибегли к целой системе угроз и мер насильственного порядка, в сочетании с обходными "мирными" маневрами, с целью подавления стачки и прекращения бойкота.
Меры эти сводились:
1) К продолжавшейся концентрации военных сил на Юге (в июне в Китае находились 5-я эскадра крейсеров, 4-я флотилия подводных лодок и 4 шлюпа Англии, усиленные военно-морскими силами США и Японии и присылкой подкреплений из метрополии).
2) К проведению экономической блокады Кантона путём разрыва связей его с мировыми рынками и прекращения подвоза продовольствия южанам. Англичане использовали здесь свою монополию в морском и каботажном судоходстве21.
3) К поддержке всеми возможными средствами контрреволюции. Англичане оказывали помощь Чэнь Цзюнмину, Дэн Бэнь-иню, бандитам-туфеям в уезде Чжун-Шань. Один из виднейших профсоюзных деятелей Китая, Дэн Чжун-ся, сообщал, что английские банкиры предоставили в этот момент 20 млн. дол. генералу У Пэйфу для наступления на Гуандун22. Как раз в те дни, когда министр по делам колоний Эмери перевёл в "помощь" гонконгским заправилам 3 млн. фунтов в покрытие убытков от стачки, Чэнь Цзюнмин захватил Сватоу. Довольно откровенно писал об этом факте орган лейбористов "Дейли геральд": "И тогда сюда прибыл из Шанхая наёмный солдат по имени Чэнь Цзюнмин. Он провёл несколько дней в Гонконге и, должным образом снабжённый оружием, деньгами и людьми, промаршировал к Сватоу и взял его. Открыто признаётся, что это начальная стадия атак на Кантон. Перспективы такой кампании представляются ещё более широкими, с тех пор как Министерство колоний предоставило трёхмиллионный заём Гонконгу..."23.
Незадолго до этого, 19 августа 1925 г., наёмные бандиты расправились с активным деятелем революции - министром финансов кантонского правительства Ляо Чжун-каем, причём! многие китайские газеты видели в этом убийстве английскую наёмную руку. Через день после убийства Ляо Чжун-кая, в дни боёв на Юге, Чемберлен прервал свой отпуск "для изучения положения в Китае". Однако ни заём, ни убийства не помогли. 3 ноября 1925 г. Чэнь Цзюнмин со своей 20-тысячной армией был разбит под Сватоу революционными войсками. Ещё одна английская ставка была бита.
4) К повторным стремлениям Англии сколотить блок империалистических Держав, получить поддержку США, Японии и Франции в проведении "жёсткой" политики. США и Япония всё время помогали Англии в подавлении революции; значительной активностью в этот момент наряду с Англией отличалась на юге Китая также и Франция, опасавшаяся за близлежащие колонии и сферы влияния (Индокитай, Гуаньчжоу-вань). Её участие в шаминьском расстреле - яркое доказательство этому.
5) Наконец, меры, предпринимаемые английским империализмом против революционного лагеря в Кантоне, заключались также в попытках сговора с буржуазной верхушкой кантонского правительства, с правым крылом гоминдана, в надежде на раскол и достижение компромисса. В частности, переговоры о прекращении стачки и бойкота были начаты английской стороной 20 января 1926 г., однако высокий боевой дух стачечников, стойкость и мужество рабочего класса Гонконга и Кантона препятствовали этим планам.
Таким образом, мероприятия английских империалистов на юге Китая, как и в Шанхае, не привели к разгрому лагеря национальной революции. Ни флот, ни военные силы, ни экономическая блокада, ни помощь реакционным силам, ни сотрудничество держав и поиски компромисса с правыми гоминдановцами не смогли изменить положения, В 1925 и 1926 гг. в центре и на юге Китая английскому империализму были нанесены первые серьёзные удары экономического и политического характера, а лагерь революции перешёл к развёртыванию своих сил в борьбе против империализма и внутренней феодально-помещичьей реакции.
Некоторые действия и частичные успехи реакции в конце 1925 г. и первой половине 1926 г., а именно: разгром Го Сунлина в Маньчжурии, отход армий Фын Юй-сяна от Пекина, расстрел гвардией Дуань Цижуя народной демонстрации в Пекине 18 марта 1926 г. (было убито 47 чел., ранено 132), попытка реакционного переворота Чан Кайши в Кантоне 20 марта 1926 г. - все эти события, за кулисами которых стояли английские, американские и японские империалисты, не могли остановить развития революции.
9 июля 1926 г. начался северный поход кантонских армий. На знамёнах армий народ читал понятные призывы: "Долой империализм!", "Объединим страну, покончим! с милитаристами!". Для многих вождей гоминьдана это были лишь красивые обещания, но для сотен тысяч крестьян и рабочих они звучали призывным набатом. Вот почему в своём походе на Севере, имея поддержку масс, кантонская революционная армия начала быстро громить сопротивляющиеся ей милитаристские войска. 20 июля была занята столица Хунани - г. Чанша, 7 сентября 1926 г. пали города Ханькоу и Ханьян, что означало выход революционных армий в долину Янцзы, в самый центр Китая. Бурное развитие крестьянского движения и организация крестьянских союзов, забастовочное движение в городах и создание там советов профессиональных союзов сопровождали победы южных армий по мере продвижения их на север.
"Это была революция объединённого общенационального фронта"24, - указывает товарищ Сталин. Остриём своим она была направлена против империалистов и их агентов в Китае и против феодального гнёта. Вот почему китайская революция не могла не вызвать со стороны империалистических государств самого ожесточённого сопротивления и попыток остановить поступательный ход революции и революционных армий. Первыми в этой контрреволюционной деятельности данного периода были английские империалисты, активно поддерживавшие У Пэйфу, обладавшие наиболее мощными военными силами в районах наступления южан и ставшие благодаря своей агрессивной политике первым объектом ударов со стороны народных масс Китая, тем более, что концессии, базы, "сферы влияния" Англии были как раз в зоне революционного натиска. Рядом с ними стояли хищные американские империалисты, всё ещё фарисейски скрывавшие свои планы за мирными декларациями, но фактически своими вооружёнными силами уже вступившие в борьбу.
Перед лицом революционных побед английский империализм всеми силами помогал северной реакции, одновременно стремясь угрозами, нажимом, расстрелами остановить "красных", не допустить их в сферу английских интересов в долине Янцзы. Части У Пэйфу получают английское вооружение, английские эмиссары подталкивают колеблющегося Сунь Чуаньфана к скорейшему выступлению против южных армий, в результате чего на пути южных войск к Шанхаю вырастает стотысячная армия Сунь Чуаньфана.
Напуганные революцией и ослеплённые ненавистью к китайскому народу, английские власти переходят к прямым насильственным действиям. 4 сентября 1926 г. английские военные корабли вошли в бухту Кантона и высадили морскую пехоту, занявшую верфи у Шамыня и арестовавшую пикетчиков. Лишь единодушный протест народа заставил англичан быстро убраться. Почти в то же время, 5 сентября, английские военные корабли на р. Янцзы осуществили невиданное по дикости массовое убийство жителей и солдат г. Ваньсянь. Много раз и прежде английские корабли бесцеремонно топили китайские лодки на реке (13 июня 1926 г. утонуло 10 чел., 8 июля - 22 чел., 2 августа - 30 чел), но когда милитарист Ян Сэнь задержал, впредь до возмещения убытков, два английских торговых парохода в отместку за гибель 60 своих солдат, канонерские лодки британского флота "Кокчафер" и "Виджеон" и бронированный пароход "Цзяхэ" с морской пехотой на борту попытались освободить пароходы. Получив отпор, английские империалисты в бессильной ярости обстреляли беззащитный, густо населённый, мирный город. Запылали целые улицы, погибли сотни людей, тысячи остались без крова. В ответ ещё выше поднялась волна народного негодования. 19 сентября 1926 г. забастовали рабочие английских хлопчатобумажных фабрик в Шанхае и табачной фабрики в Ваньсяне; китайские листовки, распространяемые в этих городах, призывали: "Не покупайте ничего английского! Долой империалистических собак!". Профессора Пекинского университета в телеграмме на имя лейбориста Сесиля Мэйлона писали членам английского парламента, что они "протестуют против беспрецедентной жестокости ваньсянских убийств"25. Резкие ноты протеста отправили и Пекин и Кантон. Но Англия Болдуина идёт напролом: вину, как всегда, англичане сваливают на китайцев, в официальной ноте действия Ян Сэня именуются "не более, не менее, как пиратством"26, Англия шлёт в Китай новые морские силы и с их помощью "освобождает" задержанные суда. О шовинистической кампании, развернувшейся в Англии в эти дни, могут дать представление одни лишь заголовки газет: "Британский героизм на р. Янцзы" ("Дейли телеграф"), "Битва на Янцзы - это битва у Зеебрюгге малого масштаба" ("Дейли геральд"). Первый лорд адмиралтейства публично благодарит убийц, отмечая, что "традиционная доблесть служащих его величества была полностью поддержана всеми офицерами и матросами, участвовавшими в этой опасной экспедиции"27. Всё более откровенной и открытой становится ставка англичан на сохранивших свои силы дуцзюнов Чжан Цзолиня и Сунь Чуаньфана. Неофициальный английский советник Чжан Цзолиня "однорукий Сэттон" призывает к "активной материальной и финансовой поддержке" своего патрона. Английские корабли открыто помогают судам Сунь Чуаньфана на р. Янцзы и препятствуют южанам в их операциях в бассейне этой реки.
Но и на этот раз открытая интервенция своими силами оказалась для Англии невозможной. Главной причиной этого была революционная борьба китайского народа за своё освобождение, нараставшая с каждым днём. Одной из причин провала интервенции было также всеобщее негодование в Китае и возмущение общественного мнения в Англии и во всём мире. Даже в Лиге наций на 15-м заседании 7-й сессии китайский делегат Чжоу Чжао-синь неожиданно для дипломатов огласил декларацию с осуждением преступлений англичан28. Разумеется, вопрос был тотчас же снят, как "не включённый в повестку дня".
Ещё одной причиной срыва интервенции осенью 1926 г. явился отказ империалистов США и Японии от немедленных акций вместе с англичанами. Так, например, представитель министерства иностранных дел Японии заявил: "Японское правительство весьма сочувствует положению британцев в Китае, но не считает, что от Японии в настоящее время требуется какая-либо акция"29. Японский империализм явно выжидал, сохраняя и укрепляя своё влияние в Маньчжурии и Северном Китае, надеясь использовать ослабление Англии в своих интересах.
США выступлениями Келлога и американского посла в Китае Макмуррея тоже отказались от немедленной интервенции. Однако военные суда обеих стран неотлучно находились на Янцзы, военные гарнизоны и морская пехота срочно пополнялись, что полностью разоблачало легенду о "миролюбии" США и Японии. Ясно, что США тоже выжидали, подтягивая силы и готовясь к расправе с Китаем. При этом в силу англо-американских империалистических противоречий США намеревались не помогать укреплению английского господства в долине Янцзы, а стремились, обуздать революцию и одновременно расширить своё влияние в Китае в целом и особенно среди гоминьдановской буржуазии.
Таким образом, общего выступления держав против Китая не получилось. "Попытка англичан, - говорил тов. Мануильский на VII пленуме ИККИ, - недавно, после Ваньсяньской бойни, вызвать совместную интервенцию всех трёх тихоокеанских держав потерпела крушение..."30.
Конец 1926 г. и первые месяцы 1927 г. отличаются ещё большей напряжённостью в отношениях Англии и национального Китая. С одной стороны, ещё крепче становятся связи Англии с реакцией Севера: 25 ноября 1926 г. английские власти Тяньцзинской концессии передали в руки палачей Чжан Цзолиня 14 арестованных на территории концессии активных молодых гоминьдановцев; в декабре Чжан Цзолинь не без помощи англо-японских агентов объявил себя главнокомандующим всеми вооружёнными силами Северного Китая, возвестив телеграммой о намерении "покончить с красными". С другой стороны, неудачи северной реакционной клики милитаристов и успехи южан, невозможность сколотить блок держав и рост антианглийских настроений заставляли английский империализм маневрировать, искать себе союзников в лагере революции. Решения VII пленума исполкома Коминтерна отмечали, что "империализм старается побудить национальную буржуазию порвать с революционным блоком"31.
Подтверждают эту линию и неоднократные заявления руководящих деятелей Англии того времени - Макдональда, Биркенхэда - и деятельность нового английского посла в Китае Лэмпсона и, наконец, декабрьский меморандум. С 10 по 17 Декабря 1926 г. новый посол Англии, консерватор Лэмпсон, впервые вёл переговоры с "красным" министром иностранных дел кантонского правительства Евгением Чэнем. Маршрут поездки Лэмпсона по Китаю лучше, чем что-либо, отражает двойную игру Лондона: Лэмпсон ехал от милитариста Сунь Чуаньфана к гоминьдановцу-министру Евгению Чэню, а затем к сатрапу Маньчжурии Чжан Цзолиню. Заключает же 1926 г. меморандум английского правительства, подписанный Чемберленом 16 декабря. Почти все английские историки, журналисты и экс-дипломаты, бравшиеся за перо, обычно преподносят этот чемберленовский меморандум как "триумф ясного, здравого смысла" (Тейкмэн), как "поворотный пункт", "новую эру" (Пратт, Уайт) и т. п., тогда как, по существу, это совершенно неверно. Авторы меморандума 16 декабря после вынужденного признания роста национальных сил и ослабления власти Пекина предлагают держаться "выжидательной политики" и "разрешить немедленное взимание дополнительных сборов, установленных в Вашингтоне, по всему Китаю без всяких условий..."32.
Отбрасывая словесную мишуру и вынужденные признания Лондона, мы видим две цели английского кабинета: 1) продемонстрировать якобы дружественное отношение к южным властям, которые явочным порядком ещё ранее ввели упоминаемые в меморандуме добавочные сборы, и тем самым открыть путь для соглашения с южной буржуазией; 2) введением добавочных пошлин по всем таможням оказать наибольшую помощь северной реакции в её борьбе с Югом (по подсчётам агентства Говэнь, это могло дать северянам 22 млн. таэлей).
Вокруг меморандума был поднят большой шум, однако китайская печать Юга резко выступала против фальшивых обещаний Англии и призывала не "поддаваться обману". Зато милитаристы быстро раскусили суть декларации, и вскоре Чжан Цзунчан, Сунь Чуаньфан и даже Тан Цзияо из Юньнани потребовали права на взимание дополнительных пошлин. Не получив поддержки США и Японии, преследовавших свои самостоятельные захватнические цели, английский меморандум фактически остался простой декларацией.
Достойным ответом китайского народа на меморандум явился захват английских концессий в Ханькоу 4 - 5 января и в Цзюцзяне 6 января 1927 года. Перед тысячными революционными толпами, занимавшими концессии, отступила английская морская пехота, и впервые в истории Китая надменный "Юнион Джэк" (английский флаг) был снят с некоторых зданий в Ханькоу. Через полтора месяца, 19 и 20 февраля, после ряда проволочек были подписаны известные соглашения Чень - О'Малли, узаконившие переход концессии в смешанное китайско-английское управление. Английский империализм вынужден был частично отступить перед народными массами Китая. Но, разумеется, удар в Ханькоу и Цзюцзяне произвёл колоссальное впечатление на правящие круги как в Англии и США, так и в Китае. То, что безоружные массы смогли вырвать из рук империализма две концессии, было слишком опасным примером с точки зрения господствующих классов. Правые буржуазные лидеры гоминдана первыми спешат на помощь империалистам: Сунь Цзывэнь в Цзюцзяне с баррикады уговаривает толпу разойтись, Хо Ин-цинь в Фочжоу арестовывает 200 человек и 10 из них казнит за "антииностранные беспорядки"33. Сунь Фо в интервью с представителями японского агентства "Того" откровенно говорит: "Националисты полностью поддерживают принцип возвращения концессий, но не собираются повторять опыт Ханькоу в отношении других английских концессий"34.
В длинной декларации кантонского правительства от 24 января знаменательны были слова о том, что "с точки зрения национального правительства освобождение Китая из-под ярма империалистов не требует непременно вооружённого конфликта между китайским национализмом и иностранными державами. Правительство предпочитало бы, чтобы все вопросы были разрешены переговорами и соглашением". Хотя в этих действиях и выступлениях отдельные представители китайской буржуазии недвусмысленно демонстрировали свою готовность идти на компромисс с империалистами, однако победоносное шествие революционных войск, общие территориальные успехи удерживают ещё национальную буржуазию в целом в составе объединённого национального фронта. Вскоре южная армия разбила армию Сунь Чуаньфана и создала непосредственную угрозу Шанхаю - центру империалистического господства и иностранных вложений в Китае. Колонизаторы перепуганы. Особенно тревожатся англичане, занимающие в Шанхае одно из первых мест по капиталовложениям и интересам. Однако весьма обеспокоены и империалисты США и Японии, продолжающие подбрасывать военные силы в Шанхай. Английское правительство заседает по вопросу о Китае в течение января - февраля 1927 г. несколько раз. Принимаются экстраординарные меры: в январе в Китай отправлено 12 батальонов пехоты и 5 дополнительных крейсеров с Мальты, ежедневно отходят пароходы с войсками, публикуются сцены прощания в портсмутских бараках, - словом, создаётся предвоенная горячка. "Мы должны защитить наших товарищей в Шанхае, - взывает первый лорд адмиралтейства, - и сделать это можем лишь посылкой солдат, моряков и лётчиков... В вопросе обороны гораздо лучше послать слишком много, чем слишком мало. Мы не хотим повторения Хартума"35. Такие же чрезвычайные меры осуществляют империалисты США. Под давлением общественного мнения китайские официальные круги вынуждены были ответить на эту агрессивную кампанию рядом протестов. Евгений Чэнь 17 января заявил:
"Судя по этим действиям, я думаю, что Британия предполагает создать обстановку, могущую повести к объявлению войны революционной армии, но тогда Британия должна принять на себя ответственность за любые несчастные инциденты в будущем..."36.
Нота протеста была вручена также министром иностранных дел пекинского правительства Веллингтоном Ку.
С другой стороны, правительство Болдуина ведёт дипломатический зондаж в Токио и Вашингтоне. Сидехара в своём выступлении в нижней палате японского парламента словесно отверг британские предложения и... послал 24-ю флотилию истребителей в Китай, а Келлог демагогически заявил: "США не имеют в Китае концессий и никогда не проявляли империалистических тенденций в отношении его..."37, "забыв" при этом упомянуть о 22 военных кораблях США, стоящих наготове на Янцзы, о дополнительных контингентах войск, посылаемых в Китай. Демагогия прикрывала подготовку к общей интервенции.
Компартии Китая и Англии резко выступают против английской интервенции. Развёртывается широкое, массовое движение в Англии. Более 70 крупных комитетов "Руки прочь от Китая!" ведут неустанную пропаганду по всей Англии, но тори, разгромив всеобщую стачку 1926 г., не считаются с общественным мнением, и февральская сессия парламента утверждает дополнительные ассигнования на "экспедицию" в Китай в сумме 950 тыс. фунтов стерлингов, отклонив резолюцию о немедленном отозвании английских войск из Китая. Тем самым английская буржуазия вкупе с США открыто готовила вооружённую интервенцию.
Нельзя, разумеется, всерьёз принимать в эти месяцы послания так называемой "доброй воли" английского правительства: ноты 27 - 28 января 1927 г. Чэнь Юженю и Веллингтону Ку о согласии на подчинение англичан китайскому суду и законодательству; заявления Чемберлена 31 января и его же письмо 8 февраля в Лигу наций. В последнем главное заключалось в одной фразе:
"Правительство его величества глубоко сожалеет, что в настоящий момент оно не усматривает какой-либо возможности обратиться к содействию Лиги наций для урегулирования затруднений в Китае..."38. Ясно, что миротворческие шаги Англии были лишь маневром.
События между тем развёртывались с невиданной быстротой. 17 февраля 1927 г. кантонские войска заняли г. Ханьчжоу, а начавшееся 21 марта третье вооружённое восстание рабочих Шанхая вместе со всеобщей забастовкой трудящихся, невзирая на грозно дымящуюся армаду военных кораблей держав и их полки, привело к переходу Шанхая в руки революционного народа. Английские империалисты всем, чем могли, помогали контрреволюции: пропустили войска Чжан Цзунчана через сеттльмент, выдвинули свои войска на 6 миль в глубь китайской территории, одобрили террор против лидера профсоюзов. Но ничто не помогло!
Захват восставшим китайским пролетариатом цитадели империализма в Китае - Шанхая - вызвал огромный энтузиазм в Китае и во всём мире. Он показал зрелость революционных и.пролетарских сил Китая, их сплочённость и мощь; он же вызвал обострение классовых противоречий с международным империализмом, в особенности с английским, для которого Шанхай и долина р. Янцзы являлись центрами вложений и "сферой влияния". Не менее были напуганы империалисты США и прочих держав.
Вслед за Шанхаем северные войска У Пэйфу сдают г. Нанкин, который 23 - 24 марта 1927 г. занимает 4-я дивизия 6-й армии южан. Империалисты Англии и США, смертельно напуганные падением двух крупнейших городов Китая, воспользовавшись мелкими инцидентами возле некоторых европейских консульств во время уличных боёв с арьергардами северян, устраивают под флагом "защиты иностранцев" кровавую бойню - получасовой обстрел Нанкина орудиями с британского корабля "Эмеральд" и американских истребителей "Ноа" и "Престон" (Чемберлен признал в палате, что "Эмеральд" выпустил 76 снарядов). На каждого пострадавшего европейца приходилось не менее 100 пострадавших китайцев. "Это гнусное массовое убийство, - писал Марсель Кашен в "Юманите", - вызывает во всём мире всё больший крик негодования. Вот она, капиталистическая цивилизация!"39.
Чудовищная кровавая расправа империалистов над мирным населением Нанкина не только вновь изобличила английских империалистов как палачей и насильников, но "она, как указывала "Правда", - исчерпывающе вскрыла позицию Соединённых Штатов. Последние долго разыгрывали роль либеральных "доброжелателей" китайской революции. Теперь, после того, как все увидели "англо-американский блок" в действии, легко понять, что Америка была лишь волком в овечьей шкуре, которая теперь ею сброшена. Страна Георга Вашингтона и "декларация независимости" выступает теперь перед Китаем в образе изверга Вильямса (командующего военно-морскими силами США в Китае. - Р. В.), который в потоках крови топит независимость китайского народа"40.
Нанкинский обстрел, несомненно, был задуман и выполнен как удар по революции, как вооружённый ответ на занятие рабочими Шанхая. Он был ясным требованием к контрреволюционной буржуазии обуздать революционный лагерь. Откровенно об этом сказал журнал "La politique de Pekin" через три дня после нанкинской бойни, вину за которую империалисты, как всегда, поспешили переложить на так называемых "экстремистов".
"Нанкинская трагедия рискует повернуть против южной партии международное общественное мнение, - писал журнал, - и время не терпит: особенно надо, чтобы генерал Чан Кайши отделил себя от злосчастных, пагубных действий экстремистов, если он не желает бесповоротно скомпрометировать движение, зачинщиком которого он является"41.
Контрреволюция давно это понимала. 29 марта Чан Кайши собственной персоной явился на борт американского флагмана "Питсбург" и совещался с адмиралом-палачом Вильямсом о мерах по поддержанию "порядка". 1 апреля 1927 г. комиссар Чан Кайши в Шанхае посетил консула Англии и, выразив сожаление по поводу событий в Нанкине, принял на себя полную ответственность за них. Наньчан - ставка Чан Кайши - становится центром контрреволюционной буржуазии, куда слетаются все завтрашние предатели революции.
Английский империализм ещё больше усиливает нажим и шантаж, принимая ряд чрезвычайных мер. 29 марта официально объявляется об эвакуации англичан из Ичана, Чанши, Чунцина; закрываются банки в Ханькоу; в Уху все иностранцы переселяются на понтоны; в Китай посылаются подкрепления в составе 3500 человек; в водах Китая к этому времени находится уже 170 военных кораблей, из них 76 британских; в портах держатся наготове 20 тыс. английских солдат.
"Правда", выражая чувства советского народа, писала в эти дни:
"Надо предупредить ультиматум и его последствия. Надо воспрепятствовать "сговору" держав. Надо остановить политику безумных авантюр, политику интервенции и провокации ужасной войны. Надо не допустить срыва мира между народами"42.
Чтобы выслужиться перед империалистами-хозяевами, диктатор Севера Чжан Цзолинь 6 апреля 1927 г. с разрешения и по наущению дипкорпуса производит бандитский налёт на советское консульство в Пекине. Этот налёт должен был, по мысли его организатора, создать почву для единого фронта против СССР и для военного конфликта с ним, чтобы ослабить революционный лагерь в Китае и облегчить военную интервенцию империалистов против южан. Главным организатором провокаций против СССР и китайской революции был английский империализм. Товарищ Сталин указывал: "Первый открытый удар был нанесён консервативным правительством Англии в Пекине при нападении на советское полпредство"43. Характерно, что в награду за бандитский налёт Гонконг-Шанхайский банк 10 апреля 1927 г. разрешил Чжан Цзолиню использовать его ранее замороженные фонды в сумме 400 тыс. фунтов стерлингов, а 11 апреля сколоченный Англией блок главных империалистических держав (США, Англия, Япония, Франция, Италия) предъявил Китаю ультиматум, вручённый Евгению Чэню в Ханькоу и ген. Бай Чунси в Шанхае. Ультиматум требовал наказания командиров, якобы повинных в преступлении против иностранцев в Нанкине, извинения главнокомандующего, с обязательством не допускать антииностранных выступлений, и полной компенсации потерь:
"Если же власти националистов не продемонстрируют в удовлетворение заинтересованных государств своего намерения быстро согласиться с этими условиями, упомянутые правительства найдут возможность принудить их к этому такими мерами, какие они найдут необходимыми"44.
Подкреплённый мощным военным кулаком, ультиматум грозил и требовал. Китайская буржуазия, напуганная размахом революционного движения рабочих и невиданным расширением аграрного крестьянского движения, подталкиваемая нажимом империалистов, открыто перешла в лагерь контрреволюции, и 12 апреля в Шанхае, Нанкине, Наньчане, а 14 - 15 апреля в Кантоне, Сватоу и других городах началась жестокая расправа с рабочим классом и с революционным крестьянством и их революционным авангардом - китайской коммунистической партией. Полились реки крови. В лагере Чан Кайши объединились помещики и компрадоры, купцы и генералы, милитаристы и фабриканты, связанные общей ненавистью к рабоче-крестьянскому движению. Шанхайские банки тотчас же после переворота предоставили Чан Кайши заём в 20 млн. долларов для подавления революции. По своей жестокости и беспощадности расправа китайской реакции с народом превзошла всё ранее известное в истории Китая. Были убиты десятки тысяч пролетариев и передовых людей революционного Китая.
В эти дни кровавой оргии контрреволюции до Китая донёсся голос Остина Чемберлена, выступившего 9 мая 1927 г. в палате общин. Он признал, что "нанкинские события ускорили давно надвигавшийся раскол в рядах националистов... Налицо откол коммунистического крыла от партии гоминдан... В связи с этим важным обстоятельством вопрос о наказании за нанкинские бесчинства принял совершенно иной характер. Подлинные преступники - коммунистические агитаторы - были наказаны самими китайскими националистами с жестокостью и эффективностью, на которую не способна была бы никакая иностранная держава"45. Так злословил и клеветал О. Чемберлен.
Старый империалистический волк был в восхищении от китайских кавеньяков, от работы китайских палачей, превзошедших по зверству своих хозяев. Длинная речь Чемберлена характерна признаниями того, что: 1) политика Англии в связи с переворотом Чан Кайши изменяется: Англия будет теперь "выжидать", оставляя за собой "свободу действий", 2) нанкинские события помогли контрреволюционному перевороту, явились толчком для него; 3) английский империализм помогал и "не будет чинить препятствий" контрреволюционному правительству, т. е. была признана прямая связь контрреволюции с империализмом.
В связи с этими событиями товарищ Сталин в тезисах для пропагандистов по вопросам китайской революции прямо указывал, что "мощный размах революции, с одной стороны, и натиск империалистов в Шанхае, с другой стороны, не могли не отбросить национальную китайскую буржуазию в лагерь контрреволюции, так же как занятие Шанхая национальными войсками и забастовки шанхайских рабочих не могли не объединить империалистов для удушения революции.
Оно так и случилось. Нанкинские расстрелы послужили в этом отношении сигналом к новой размежёвке борющихся сил в Китае. Стреляя в Нанкин и предъявляя ультиматум, империалисты хотели сказать, что они ищут поддержки национальной буржуазии для совместной борьбы против китайской революции. Расстреливая же рабочие митинги и устраивая переворот, Чан Кайши, как бы в ответ на призыв империалистов, говорил, что он готов идти на сделку с империалистами вместе с национальной буржуазией против рабочих и крестьян Китая"46. И далее:
"Переворот Чан Кайши означает, что революция вступила во второй этап своего развития, что начался поворот от революции общенационального объединённого фронта к революции многомиллионных масс рабочих и крестьян, к революции аграрной, которая усилит и расширит борьбу против империализма, против джентри и феодальных помещиков, против милитаристов и контрреволюционной группы Чан Кайши"47.
На территории, контролируемой революционным уханьским правительством, продолжалась массовая революционная борьба против феодально-помещичьих элементов и контрреволюционера Чан Кайши, против милитаристов и империалистов. За этот период компартия Китая выросла в большую массовую партию с 50 - 60 тыс. членов, профсоюзы рабочих стали насчитывать около 3 млн. членов, десятки миллионов крестьян вошли в крестьянские союзы, и "аграрное движение крестьянства разрослось до грандиозных размеров, заняв центральное место в китайском революционном движении"48.
Вторая половина 1927 г. заполнена всё усиливающейся борьбой революции с контрреволюцией. Рост крестьянского и рабочего движения в районах революционного Уханя, захват земель крестьянами, успехи народных армий в Хэнани (занятие Чжэнчжоу, Кайфына, Лояна) вызывают отход в лагерь контрреволюции мелкобуржуазных попутчиков революции. Одновременно, в связи с продвижением гоминдьановских армий на север, империалисты во главе с англичанами собирают военный кулак у Тяньцзиня. Там сосредоточено более 7 тыс. английских и американских солдат, туда же прибывает английский командующий ген. Дункан со штабом. Империализм вновь угрожает китайской революции, продолжающей расти на территории Уханя. На причины отхода уханьского руководства гоминдана в лагерь контрреволюции указывал Товарищ Сталин в статье "Заметки на современные темы":
"Отход этот объясняется, во-первых, страхом мелкобуржуазной интеллигенции перед разрастающейся аграрной революцией и давлением феодалов на уханьское руководство, во-вторых, нажимом империалистов в районе Тяньцзиня, требующих от Гоминьдана разрыва с коммунистами, как цену за пропуск на север"49.
Первые измены совершаются в разбухшей за счёт милитаристских частей уханьской армии, руководимой в большей части старыми генералами и контрреволюционерами. Этот процесс как в армии, так и в аппарате правительства был усугублён оппортунистическими ошибками тогдашнего чэньдусюистского руководства китайской компартии.
После майских измен генералов Ся Доу-иня, Хэ Цзяня и Сюй Кэсяна, июньских совещаний Фын Юй-сяна с лидерами обоих центров процесс измены руководящей верхушки уханьского гоминдана закончился 15 июля 1927 г. такой же расправой с народом, с коммунистами, как три месяца назад в Шанхае. Однако массы продолжают борьбу; особенно сильны крестьянские восстания на Юге и в центральных провинциях. С 1 августа до середины сентября 1927 г. происходит восстание оставшихся верными революции войск под руководством коммунистов Е Тина и Хо Луна (Наньчанское восстание). Поражение этого восстания завершило второй этап китайской революции.
В среде контрреволюционных временщиков в Нанкине, Ханькоу, Кантоне происходит, между тем, беспрерывная борьба за власть. Поход против Тан Шэн-чжи, временные успехи Сунь Чуаньфана и занятие им Пукоу в августе 1927 г., временный уход Чан Кайши с поста главкома, усиление южной гуансийской группировки - наиболее заметные проявления этой междоусобицы. Палачей объединяет одно - ненависть к революции.
Из существовавших во второй половине 1927 г. правительств в Пекине, Нанкине и Ухане (до июля) наименьшей любовью Англии, естественно, пользовался до июльского переворота уханьский центр. Весной и летом продолжается полная экономическая блокада верховьев Янцзы; в середине мая из Уханя был отозван британский представитель Ньютон. Что же касается Нанкина и Пекина, то тут английское правительство, выжидая конца борьбы Севера с Югом, ведёт попрежнему двойную игру: поддерживая северный блок и помогая ему, оно одновременно признаёт "заслуги" нанкинской клики и стремится упрочить свои позиции среди них, тем более что Кантон, одна из сфер наибольшей деловой активности англичан, входит в подчинение Нанкину. И пекинское и нанкинское правительства, в свою очередь, наперебой заискивают, пресмыкаются перед империалистами. В июне 1927 г. Нанкин в связи с продолжением северного похода специально объявляет: "Жизнь иностранцев и их имущество необходимо особенно внимательно охранять"50. Нанкинская же комиссия по иностранным делам уведомила отдел пропаганды, что слова "Долой империализм!" не должны воспитывать ненависть к иностранцам.
Заявления подкрепляются переговорами У Чжао-шу с Лэмпсоном и согласованными действиями обеих сторон. Недаром в связи с образованием нового нанкинского правительства английская "Норе чайна дэйли ньюс" называла членов его "джентльменами в полном и лучшем смысле этого слова, на которых можно положиться, что они примут меры к восстановлению приличия и здравого смысла..."51.
Хотя в Китае не всё ещё шло гладко для Англии, хотя продолжались вспышки антианглийского бойкота среди масс (например, в июне 1927 г. в Нинбо) и произошёл англо-китайский конфликт в Шанхае во время боёв войск южан с армией Сунь Чуаньфана, но в целом общий язык между империалистами и китайской буржуазией был найден.
Что же касается пекинского правительства, то оно, по-прежнему пользуясь полной поддержкой Англии, США и Японии, вновь и вновь заверяло своих покровителей в верности. Так, 18 июля 1927 г., вступая в должность генералиссимуса северных армий, Чжан Цзолинь заявил на приёме дипломатического корпуса, что "права иностранцев будут соблюдаться в соответствии с договорами, в надежде на то, что иностранцы в свою очередь нам тоже помогут"52. Поэтому, когда национальные армии начали подходить к Тяньцзиню, туда прибыли англо-американские войска и корабли; когда же Сунь Чуаньфан подошёл опять к Шанхаю, империалисты оказали ему активную помощь.
В своих действиях против китайской революции английский империализм пользовался теперь более энергичной поддержкой двух партнёров - Японии и США. Американский империализм своим активным участием в обстреле Нанкина, помощью Чан Кайши в перевороте, посылкой войск окончательно развеял туман лживо либеральных заявлений Келлога, а японский империализм под флагом так называемой "позитивной" политики пришедшего к власти барона Танака теперь стал активна вмешиваться в борьбу Юга и Севера (высадка войск в Циндао, помощь Чжан Цзолиню), переходя к дальнейшей реализации своих далеко идущих агрессивных планов.
Два события завершают революционный этап 1925 - 1927 годов. 11 - 14 декабря 1927 г. произошло восстание кантонского пролетариата, героическая попытка китайских рабочих организовать революционную власть на Юге. Однако в силу неравенства сил, вмешательства империалистов и некоторых ошибок самой коммуны восстание не имело успеха. Оно было арьергардным боем временно потерпевшей поражение революции рабочих и крестьян Китая. Мировой империализм открыто помогал контрреволюции в подавлении восстания: английский корабль "Мореон" и американский "Сакраменто" высадили морскую пехоту, английские корабли эвакуировали богачей из Кантона и подвозили туда подкрепления. С благословения англичан и американцев озверевшая контрреволюция разгромила советское консульство в Кантоне и убила пять советских представителей. Налётам подверглись консульства СССР и в ряде других городов. А 15 декабря 1927 г. под прямым нажимом английских империалистов нанкинские и шанхайские власти разорвали отношения с Советским Союзом и потребовали выезда советских консульских представителей с территории гоминьдановского правительства. Лавры Хикса и Болдуина явно оспаривались господами из Нанкина53.
Круг предательств китайской контрреволюционной буржуазии на этом этапе был завершён.
Годы китайской революции, 1925 - 1927, завершившиеся её временным поражением и торжеством реакции, были периодом резкой активизации империалистической политики Англии в Китае и одновременно периодом кризиса этой политики и многих поражений её. Китайский народ, в глазах которого английский империализм наряду с японским стал самым ненавистным врагом, нанёс этому империализму немало серьёзных ударов бойкотом, стачками, захватом концессий в Ханькоу и Цзюцзяне. Кантонское гоминдановское правительство и его преемник - уханьское правительство (до 15 июля 1927 г.) - поддерживали массы в этой борьбе, выступая политическими противниками империалистического господства, тогда как продукт кровавого переворота 12 апреля - нанкинское правительство Чан Кайши, так же как и пекинское правительство Чжан Цзолиня, несмотря на отдельные чисто формальные ноты протеста и" небольшие стычки с Англией, фактически послушно выполняли требования империалистической Англии, возглавлявшей в эти годы ансамбль империалистических держав.
Английская политика в Китае, в свою очередь, стремилась к следующему:
1. Интервенциями, расстрелами, военными демонстрациями, угрозами и шантажом деморализовать массы, отколоть национальную буржуазию от революции.
2. Всемерной поддержкой внутренней реакции, феодально-компрадорских элементов, контрреволюционной национальной буржуазии помочь сломить и задушить революционное движение, потопить его в крови, чтобы сохранить свои привилегии.
3. Демонстративным "миролюбием", пустыми обещаниями, кажущейся уступчивостью (декабрьский меморандум, нота 31 января, комиссия по экстерриториальности), лавированием и компромиссами в угрожающие моменты (например, при захвате концессий) обмануть китайский народ и мировое общественное мнение, облегчить сговор с контрреволюционной буржуазией Китая.
4. Объединённым акциями главных империалистических держав, сколачиванием блока Англии, Японии, США, Франции ускорить разгром революции, избежать изоляции и единоличной ответственности за злодеяния против китайского народа.
Весь ход рассмотренных нами событий целиком подтверждает блестящую характеристику английской буржуазии, данную товарищем Сталиным в "Заметках на современные темы". Товарищ Сталин писал:
"Английский капитализм всегда был, есть и будет наиболее злостным душителем народных революций. Начиная с великой французской буржуазной революции конца XVIII века и кончая происходящей ныне китайской революцией, английская буржуазия всегда стояла и продолжает стоять в первых рядах громителей освободительного движения человечества"54.
В 1927 г. китайская революция была вынуждена временно отступить. Английская буржуазия, приложившая столько усилий к разгрому революции, могла вместе с палачами из Нанкина, Шанхая, Кантона и Пекина праздновать временную победу. А полуфеодальный Китай, раздробленный, разделённый на ряд враждующих милитаристских клик, продолжал оставаться полуколонией мирового империализма. Однако революционные битвы 1925 - 1927 гг. не прошли бесследно.
Борьба миллионов китайских рабочих и крестьян против пережитков феодализма и против империализма в революционные годы, революционная активность масс на огромной территории Юга и Центра, героическая борьба китайского рабочего класса во главе с его авангардом - китайской коммунистической партией - в союзе с крестьянством и городской беднотой внесли глубочайшие изменения в жизнь и сознание китайских трудящихся. Поражение революции было временным. Уже через год начался новый революционный подъём, и вскоре на вершинах Цзин-ганшаня поднялся флаг первого района народной власти Китая. Китайские коммунисты - лучшие люди китайского народа, руководимые Мао Цзэдуном и Чжу Дэ, повели массы на вооружённую борьбу против контрреволюционной буржуазно-помещичьей диктатуры гоминьдана, поддерживаемой империалистами.
Английский империализм вместе с американским империализмом, активно помогал нанкинским и гуансийским гоминьдановским правителям в их борьбе против китайских Советов в 1929 - 1936 годах. При прямом попустительстве. Англии и США, японский империализм захватил в 1931 г. Маньчжурию, а затем Северный Китай.
Силами японских фашистов английские империалисты вкупе с американскими думали начать поход на СССР и покончить с революционной борьбой в Китае. Поэтому японское нападение на Китай в 1937 р. не встретило фактического противодействия со стороны чемберленовской Англии. Проводя вместе с США политику "дальневосточного Мюнхена", Англия подкармливала японского агрессора за счёт китайского народа в надежде на осуществление своих антисоветских замыслов и планов разгрома растущего революционного движения в Китае (соглашение Арита - Крейги в 1939 г. - кульминационный пункт этой политики).
Политика американской буржуазии в эти годы, несмотря на наличие у неё серьёзных противоречий с японской и английской буржуазией, несмотря на ряд формальных выступлений против захватов Японии в Китае, по сути дела, сводилась к той же, что и у англичан, антисоветской линии, к политике экономической помощи японскому империализму металлами, "серебряной политике" и др., к поддержке всех мероприятий реакции против демократического движения в Китае и в то же время в стремлении к широкой американской экспансии в Китае "без партнёров", с монопольными захватами рынков Востока.
Вскормленные долларами и фунтами, фашистская Германия и Япония воспользовались "ДВ Мюнхеном" для дальнейшей агрессии и попыток выполнений бредовых планов завоевания мирового господства, что и развязало вторую мировую войну.
Но мировой демократический лагерь во главе с могучим Советским Союзом сорвал все планы империалистов. Советская армия разгромила армии фашистской Германии и империалистической Японии и освободила народы Европы и Азии от угрозы порабощения и гибели.
Выросшая в тяжёлых боях за советские районы в 1929 - 1936 гг. и в антияпонской войне 1937 - 1945 гг., китайская демократия под руководством китайской компартии в навязанной ей гоминьдановским реакционным лагерем гражданской войне развернула победоносную борьбу за окончательное свержение кровавой диктатуры Чан Кайши и "четырёх семейств", за освобождение Китая от империалистического господства, в первую очередь от господства американского империализма, борьбу за создание народно-демократической власти трудящихся под руководством рабочего класса Китая.
На наших глазах сбываются пророческие слова Ленина, указывавшего ещё в 1923 г. на Китай и другие страны Востока, которые "втянулись в такое развитие, которое не может не привести к кризису всего всемирного капитализма"55, так что, подчёркивал Ленин, "не может быть ни тени сомнения в том, каково будет окончательное решение мировой борьбы"56. Блестящие успехи китайского народа в его освободительной борьбе против сил империализма и китайской реакции полностью подтвердили гениальный прогноз, данный И. В. Сталиным в 1927 г. - 22 года тому назад! - относительно перспектив китайской революции. В своём докладе XV съезду ВКП(б) И. В. Сталин указывал на то, что "революционное пробуждение колониальных и зависимых стран предвещает конец мирового империализма. Тот факт, что китайская революция не привела ещё к прямой победе над империализмом, этот факт не может иметь решающего значения в смысле перспектив революции. Великие народные революции никогда вообще не побеждают до конца в первом туре своих выступлений. Они растут и укрепляются в порядке приливов и отливов... Так будет в Китае"57. Это гениальное пророчество, являющееся образцом исторического предвидения марксизма-ленинизма, подтвердилось всем ходом истории героической борьбы китайского народа под руководством коммунистической партии Китая против империалистических поработителей за свободный, независимый и подлинно демократический Китай.
Примечания
Статья публикуется в томе III "Учёных записок Тихоокеанского института (Китайский сборник)", который выходит в свет в ближайшее время. В настоящем виде статья даётся с некоторыми добавлениями.
1. И. В. Сталин. Соч., т. 9, стр. 221.
2. Там же, стр. 340.
3. Там же, стр. 223.
4. Сунь Ятсен. Избранные произведения (Цзунли ицзяозяо цюанцзи), стр. 760. Чунцин. 1943.
5. "China Year Book" за 1924 г., стр. 860. Документы.
6. Там же, стр. 854. Документы.
7. "Известия" от 11 декабря 1923 года.
8. "Daily Herald" от 4 сентября 1924 года.
9. "История национально-освободительного движения хуаган в Китае" (чжунго цзефанюньдунши). Т. II, стр. 315. Гонконг. 1946.
10. "Matin" от 10 января 1925 года.
11. "Известия" от 9 июля 1925 года. Между прочим, 10 июля английский поверенный в делах заявил протест против речей и статей Фына.
12. "China Year Book" за 1926 г., стр. 931. Документы.
13. "Times" от 10 июня 1925 года.
14. Там же, от 16 июня 1925 года. House of Commons.
15. Журнал "Восток", специальный выпуск, 1925 г., стр. 27 (Дунфанцзачжи тэкань).
16. "Правда" от 17 декабря 1925 года.
17. "Times" от 25 июня 1925 года.
18. Leang-Li T'Ang. China in revolt, p. 144.
19. "Правда" от 13 июня 1925 года.
20. "Известия" от 1 августа 1925 года.
21. Кантонское правительство активно противодействовало блокаде. Расширялись связи с другими странами. В августе 1925 г. кантонские власти установили новые правила каботажного плавания в водах Кантона, по которым всем судам, кроме английских и японских, разрешался свободный доступ в порт при условии прямого следования в Кантон, без захода в Гонконг и при обязательном досмотре пикетчиками.
22. Дэн Чжун-сян. Англо-китайские переговоры в период Гонконг-Кантонской стачки, стр. 11 (шэнган Багунчжунжти чжунин таньпань). Кантон. 1926.
23. "Daily Herald" от 2 октября 1925 года.
24. И. В. Сталин. Соч. Т. 9, стр. 223.
25. "Manchester Guardian" от 17 сентября 1926 года.
26. "Times" от 23 сентября 1926 года.
27. "Morning Post" от 15 сентября 1926 года. Позднее участники ваньсяньской бойни были награждены английским королём орденами и медалями за "заслуги".
28. "Societe des Nations Journal officiel". N. 44. Geneve. 1926, p. 104 - 105.
29. "Journal des debats" от 12 сентября 1926 года.
30. Стенографический отчёт VII пленума ИККИ. Т. I, стр. 432. М. 1927.
31. Там же. Т. II, стр. 438.
32. Полный текст в "Times" от 28 декабря 1926 года.
33. "Daily Telegraph" от 27 января 1927 года.
34. "China Weekly Review" от 29 января 1927 г., стр. 246.
35. "Times" от 4 февраля 1927 г., стр. 10.
36. China in chaos", стр. 29. Шанхай. 1927.
37. "The China Weekli Review" от 12 февраля 1927 г., стр. 273.
38. "Times" от 12 февраля 1927 года.
39. "Humanite" от 3 марта 1927 года.
40. "Правда" от 27 марта 1927 года.
41. "La poiitique de Pekin" от 27 марта 1927 г., стр. 312.
42. "Правда" от 2 апреля 1927 года.
43. И. В. Сталин. Соч. Т. 9, стр. 325.
44. "China Year Book", стр. 730. Тяньцзин. 1928.
45. Times" от 10 мая 1927 года. Отчёт о заседаниях палаты общин.
46. И. В. Сталин. Соч. Т. 9, стр. 225.
47. Там же, стр. 226.
48. Там же, стр. 342.
49. Там же, стр. 343.
50. Журнал "Восток" N 16 за 1927 год, стр. 153.
51. "Правда" от 22 сентября 1927 года.
52. Журнал "Восток" N 16, стр. 153.
53. Позднее, в 1929 г., в Шанхае прошёл скандальный процесс агента британской секретной службы, проворовавшегося бандита, некоего Пика-Кожевникова. На суде Пик открыто признал, что за участие в бандитском налёте на советское консульство он получил от британской разведки крупное вознаграждение. Тем самым была вскрыта прямая связь налётчиков в Лондоне и в Шанхае и общий источник их финансирования (Отчёты о судебном процессе см. "China Weekly Review" от 15 июня 1929 г., стр. 101.)
54. И. В. Сталин. Соч. Т. 9, стр. 324.
55. Ленин. Соч. Т. XXVII, стр. 415.
56. Там же.
57. И. В. Сталин. Соч. Т. 10, стр. 283.

Нарочницкий А. Л. К вопросу о японской агрессии в Корее и причинах японо-китайской войны 1894-1895 гг. // Вопросы истории. - 1950. - № 5. - С. 51-76.
После разгрома Японии во второй мировой войне американские империалисты вновь пытаются возродить и упрочить в Японии силы агрессии и реакции, чтобы использовать их в новой мировой войне против стран демократического лагеря, возглавляемого Советским Союзом. Поэтому для народов Советского Союза, для китайского и корейского народов изучение истории японской захватнической политики и разоблачение её грабительской сущности не утратило своего животрепещущего значения и должно приковывать к себе самое пристальное внимание. Предлагаемый очерк касается грабительской политики японских захватчиков в отношении Кореи и Китая накануне японо-китайской войны, от Тяньцзинской конвенции до 1894 года1.
Официальным предлогом для нападения Японии на Китай в 1894 г. была "защита независимости Кореи" от Китая и России. Угрозой "независимости" Кореи и даже самой Японии японские памфлетисты, политики и генералы изображали строительство Великой Сибирской дороги. Дальнейшим распространением этой лжи для оправдания японской агрессии занялись японские историки и учёные лакеи американских покровителей японского империализма. Американский историк Трит до настоящего времени отстаивает смехотворную версию возникновения войны 1894 - 1895 гг. как войны за "независимость" Кореи от Китая2. Не менее лживы и попытки оправдать японскую агрессию "перенаселённостью" Японии и "скудостью" её природных ресурсов3. Достаточно сказать, что в самой Японии оставались незаселёнными и совершенно неосвоенными значительные пространства о. Хоккайдо. Факты и документы показывают полную вздорность всех подобных стараний затушевать подлинные исторические корни японской завоевательной политики.
Японская буржуазия и помещики замышляли нападение на Корею и Формозу и захватили острова Рюкю ещё в 70-х годах XIX в., когда о Великой Сибирской железной дороге не было и речи. В последующие десятилетия японская агрессия также имела совершенно самостоятельные истоки. Для осуществления олигархической власти кучка представителей главным образом феодальных домов юго-западной Японии, пришедшая к власти в результате половинчатой буржуазной революции 60-х годов, стремилась отвлечь внимание народных масс от внутренних реформ, переключить это внимание на внешние авантюрные завоевания. Бедность крестьянства, находившегося под двойным - феодальным и капиталистическим - гнётом, нищета рабочих и ремесленников ограничивали рост внутреннего рынка и порождали народные волнения и стачки. Буржуазия искала выхода из создавшегося положения в колониальной экспансии. К военным захватам стремились и помещичье-феодальные круги, состоявшие по преимуществу из самурайства, значительная часть которого занимала офицерские должности в армии и флоте4. Завладение Кореей являлось для них вопросом военной карьеры, выгодных колониальных должностей, обогащения и роста престижа. Японская реакционная буржуазия, военно-феодальные и реакционно-бюрократические круги хотели преодолеть обострение внутренних противоречий в стране путём военно-колониального грабежа5. Однако в Японии переход к колониальным захватам осложнялся одновременной борьбой за пересмотр неравноправных договоров. Это обстоятельство давало буржуазии и феодалам возможность прикрывать борьбу за рост вооружений для подготовки захвата колоний требованием усиления страны ради достижения "национальной независимости".
С 1887 по 1893 г. зарегистрированный капитал компаний капиталистов возрос в Японии со 139,1 до 297,99 млн. иен, что свидетельствует о быстром росте капитализма, происходившем при наличии феодальных пережитков, тормозивших расширение внутреннего рынка. Не считая 2,5 млн. иен, приходившихся из названной суммы на компании в сельском хозяйстве, почти весь упомянутый капитал компаний был занят в торговле (57,6 млн.), промышленности (68,2 млн.), железнодорожном (57,9 млн.) и банковом (111,6 млн.) деле6.
Ещё до полной ликвидации остатков иностранного гнёта в Японии стали складываться предпосылки для перехода к империалистической стадии развития и зарождались капиталистические монополии. Процесс этот происходил при сохранении у власти феодальных и реакционно-бюрократических элементов, что вело к империализму "военно-феодального" типа. В 80-х годах для борьбы с иностранной конкуренцией и для успешного развития внешней торговли образовались монополистические объединения капиталистов. Эти объединения ещё не затронули слабо развитую тяжёлую промышленность и не являлись ещё монополиями новейшего типа, но подготовляли переход к ним7.
Крупнейшие капиталистические фирмы, занявшие впоследствии руководящее положение среди японских монополий, уже в 80-х годах оказывали сильное влияние на политическую жизнь страны. Главарь умеренной партии конституционных реформ ("Кайсинто"), партии крупной городской буржуазии, нажившейся на казённых заказах, Окума был глашатаем интересов фирмы Мицубиси8 и ярым сторонником колониальной агрессии. Один из влиятельнейших представителей феодальной олигархии, Иноуе, был связан с фирмой Мицуи и стоял за энергичное проникновение в Корею. С осуществлением агрессивной политики в Корее теснейшим образом была связана деятельность другого влиятельнейшего олигарха, Ито, подписавшего в 1885 г. Тяньцзинскую конвенцию о Корее. Война ради колониального грабежа была ближайшей целью главарей японской армии и флота. Ещё недостаточно мощная для конкуренции с передовыми капиталистическими странами, японская буржуазия вместе с самурайством и военно-феодальной и реакционно-бюрократической правящей верхушкой намеревалась использовать для колониальных захватов своё выгодное географическое соседство со слабыми и отсталыми государствами - Китаем и Кореей. "В Японии... монополия военной силы... или особого удобства грабить инородцев, Китай и пр. отчасти восполняет, отчасти заменяет монополию современного, новейшего финансового капитала"9.
Но при всех успехах экономического развития и военного усиления Японии возможности для осуществления её агрессивных планов создавались не столько ростом её собственной мощи, далеко уступавшей мощи великих держав, сколько слабостью царского правительства на Дальнем Востоке, не подготовленного в 1886 - 1894 гг. к ведению там активной политики, и слабостью отсталых феодальных государств - Китая и Кореи. Развитию агрессивных планов японской буржуазии и военно-феодальной верхушки в немалой мере содействовало также полное сочувствие и подстрекательство США, а с начала 90-х годов и сочувствие Англии. Японская агрессия с точки зрения американских империалистов могла лишь облегчить их дальнейшее собственное проникновение в Китай и Корею и внедрение там иностранного капитала.
Усиление в Китае в 60-х и 70-х годах XIX в. англо-французского влияния вызывало недовольство американской буржуазии и её правительства. Англичане оттесняли американцев на задний план также и в Японии. В связи с этим, желая поднять свой престиж в Токио, правительство США всячески поощряло японскую агрессию против Китая и Кореи. Американская буржуазия рассчитывала при этом использовать японскую агрессию в качестве своего рода тарана, способного проложить путь не только японскому, но и американскому проникновению в Корею и на о. Формозу и ослабить тем самым влияние на Дальнем Востоке Англии, России, Франции и других европейских государств.
В 1874 г. советник японского правительства американский генерал Лёжандр и американские офицеры принимали участие в подготовке японской разбойничьей экспедиции с целью захвата о. Формозы. Тот же Лежандр подстрекал японское правительство поскорее навязать Корее неравноправный, кабальный договор 1876 года10. В 1882 г. американский коммодор Шуфельдт, прибыв в Корею на военных судах, угрозами вынудил её заключить неравноправный договор с США. Во второй половине 80-х годов американская миссия в Сеуле и американские советники корейского правительства всячески старались подорвать влияние Англии и Китая в Корее и способствовали японской агрессии. Американский советник корейского правительства Денни откровенно предлагал японским министрам11 свои услуги. Японские захватчики в изучаемый период могли твёрдо рассчитывать на пособничество США.
Но всё же в 80-х годах условия для нападения Японии на Китай ещё не созрели. Во время заключения Тяньцзинской конвенции 1885 г. о Корее и в последующие годы японская армия и флот ещё не были готовы к войне. Руки японского правительства связывало наличие неравноправных договоров, пересмотр которых зависел от политики Англии, до 1890 г. не проявлявшей намерения идти на существенные уступки в этом вопросе. Поэтому, резко увеличив ассигнования на военный бюджет, японское правительство пока что делало вид, что оно удовлетворено условиями Тяньцзинской конвенции и готово мириться с успехами китайского влияния в Корее. Внутри Японии в 1886 - 1889 гг. шла ожесточённая борьба вокруг введения конституции и пересмотра неравноправных договоров. Оба эти вопроса стояли в центре внимания политических партий и группировок.
В правительстве и бюрократической верхушке, в армии и флоте главные посты занимали лица, принадлежавшие к феодальной знати и самурайству бывших княжеств Сацума и Тёсю, сыгравшие главную роль в свержении власти сегуна в 1868 году. Командные должности во флоте были заняты "сацумцами", а в армии - выходцами из клана Тёсю. Правительство держало курс на развитие страны по германскому "юнкерско-буржуазному" образцу с возможно более полным сохранением абсолютизма. Однако против этой реакционной политики подымалось сильное оппозиционное движение. Широкие слои средней и мелкой сельской буржуазии и "новых", обуржуазившихся помещиков требовали либеральных реформ, парламентского строя и упразднения олигархии "сацумцев". Либеральных реформ добивалась и городская буржуазия. Во главе оппозиции стояли лица, вышедшие из кланов Тоса и Хидзен, "обделённых" во время переворота 60-х годов и не получивших желаемого влияния на правительство.
В 1886 - 1889 гг. главное внимание военно-феодальной и реакционно-бюрократической верхушки было направлено на борьбу с оппозицией и на введение возможно, более умеренной конституции, которая должна была служить плотиной, сдерживающей либеральное и радикальное движения и волнения рабочих и крестьян. Подготавливая введение реакционной конституции, правящая военно-феодальная верхушка с целью привлечь на свою сторону умеренную крупную буржуазию и оторвать ее от радикальных элементов ввела институт титулованной аристократии, создала кабинет министров, установила единство денежного обращения и осуществила ряд других реформ.
Одновременно оппозиция вела ожесточённую борьбу против правительства по вопросу о неравноправных договорах; она обвиняла правительство в неспособности добиться отмены этих договоров и заявляла, что флот, находясь в руках "сацумцев" и выходцев из клана Тёсю, не может служить надёжной силой для обеспечения "национальных интересов".
Переговоры о пересмотре трактатов затрудняли осуществление открытой агрессии против Китая и Кореи. Японское правительство опасалось осложнять во время этих переговоров отношения с иностранными государствами и не хотело возбуждать их подозрительность, тем более, что по вопросу о трактатах оно не добилось ещё существенных уступок со стороны Англии. Кроме того японскому правительству было известно, что в 1884 - 1885 гг. британская буржуазия рассматривала Китай как своего возможного союзника против России. Конфликт между Японией и Китаем был нежелательным для Великобритании. Напротив, в планы британской буржуазии входило подчинение и Китая и Японии своему влиянию и использование их вместе против России.
Особенно преждевременным для правящих кругов Японии было обострение отношений с Китаем в тот момент, когда японское правительство добивалось одностороннего отказа Китая от экстерриториальности китайских подданных в Японии, обусловленной договором 1871 года12. Китайское правительство, подданным которого не было обещано открытие внутренних областей Японии, не желало, однако, отказываться от консульской юрисдикции для китайцев в Японии иначе, как ценой полного устранения японцев из Кореи13. Все эти затруднения и вызывали внешне "миролюбивые" манёвры японской дипломатии при переговорах по корейскому вопросу с Россией и Китаем в 1887 - 1889 гг., манёвры, побудившие русского посланника Шевича даже подозревать, что японское правительство решило полностью предоставить Китаю свободу действий в Корее.
В марте 1887 г. японское правительство сделало русскому поверенному в делах заявление о том, что во взгляде Японии на Корею произошло "коренное изменение". По словам японских министров, правительство Японии отказалось от всяких притязаний в Корее, чтобы улучшить отношения с Китаем в момент пересмотра торговых договоров и ввиду твёрдого намерения Китая отстаивать свой "суверенитет" над Кореей14. Русское правительство в это время более всего опасалось нарушения статус кво на Дальнем Востоке и стремилось содействовать независимости Кореи. В 1884 - 1885 гг., когда Россия находилась "на волосок от войны с Англией"15 и ходили слухи об англо-китайском союзе против России, китайское правительство пыталось предъявить незаконные претензии на русское побережье залива Посьет. Поэтому петербургское правительство в изучаемый период смотрело на Китай с большой опаской, как на возможного союзника Англии, и желало установления независимости Кореи как от Японии, так и от Китая. Предъявлять собственные притязания на господство в Корее царское правительство в то время ещё совершенно не собиралось и главную свою задачу видело в том, чтобы предотвратить установление в Корее враждебного России влияния. С точки зрения царского министра иностранных дел Гирса, заявление японского правительства о том, что оно "не заинтересовано" в Корее, могло лишь развязать руки Китаю для полной аннексии Кореи.
Недооценивая японские агрессивные намерения в Корее и растущие силы Японии, Гире подозревал, что между Китаем и Японией состоялось тайное соглашение против России, в результате которого Корея полностью отдавалась в руки Китая. Шевичу немедленно было предписано заявить японскому правительству и всем иностранным посланникам в Японии, что Россия не одобрит никакой сделки, посягающей на независимость Кореи, и что сама Россия никогда не давала повода подозревать её в подобных намерениях, о которых обычно писала английская и японская печать16. Японские министры Иноуе и Аоки заверили Шевича, что Япония придерживается только Тяньцзинской конвенции 1885 года17.
Осенью 1887 г. Ито объяснял Шевичу, что Япония занята внутренними реформами и желает "мира и спокойствия" в Корее18.
Более откровенно высказывались военно-морские круги. Адмирал Еномото, весьма близкий к главе правительства графу Курода, заявил Шевичу, что "завоевание" Кореи Китаем вызвало бы "величайшее неудовольствие" в Японии и что "армия и флот никогда не допустили бы подобного решения вопроса"19. Японская печать пыталась успокоить на время китайское правительство и задобрить Англию, делая выпады против России и приписывая ей вымышленные притязания на Корею. Одна из официозных газет, "Хоци Симбун", прикидываясь "другом" Китая, утверждала, что конфликт Японии с Китаем был бы выгоден русским и что лучше пусть Корею захватит Китай, чем Россия20.
В Японии велись переговоры о пересмотре трактатов. С целью расколоть оппозицию реакционная правящая верхушка не раз привлекала в правительство лидера оппозиции Окума. Последний был расположен к сближению с Англией против России и преклонялся перед английским умеренным либерализмом. Он возглавлял клику японских деятелей, группировавшуюся в основанном им "университете Васэда", и вдохновлял враждебную России газету "Майници Симбун"21. Невзирая на самое благоприятное отношение России к отмене неравноправных договоров Японии с другими державами, "Майници Симбун" весной 1888 г. опубликовала статью, резко направленную против России, и упрекала кабинет Курода в "руссофильстве", хотя Курода никак нельзя было заподозрить в симпатиях к России22. Приписывая России намерение напасть на Японию, газета заявляла, что "интересы" Японии связывают её с Англией, Китаем и Кореей, тогда как торговые и политические-отношения Японии с Россией совершенно незначительны.
Шевич беседовал по поводу этой статьи с министром иностранных дел Окума. Обратив серьёзное внимание на статью, русское правительство, однако, сочло ниже своего достоинства входить по этому поводу в дальнейшие объяснения с японским кабинетом. Отмечая, что "наша политика относительно Японии была всегда проникнута сочувствием к её преуспеянию", Гирс одобрил намерение русского посланника в Токио своей "сдержанностью" в сношениях с Окума показать ему недовольство России столь "неделикатной" статьёй. Одновременно Гирс указывал новому русскому посланнику в Токио Хитрово, что Россия никогда не старалась заручиться поддержкой Японии против других своих соседей, и предостерегал его насчёт "невозможности полагаться на японское правительство", что, впрочем, "нисколько не изменяет нашего убеждения в необходимости поддержания хороших отношений с этой страной"23.
В 1889 г. крайнее недоверие русского правительства к японской дипломатии побудило его снова попытаться выяснить, не состоялось ли между Китаем и Японией какого-либо соглашения за счёт Кореи. В это время после короткой отставки в правительство вновь был (привлечён Окума, получивший при этом титул графа. Окума был известен как сторонник японской агрессии в Корее, но в 1888 - 1889 гг. ближайшую свою задачу он видел в пересмотре неравноправных договоров.
Желая выяснить у Окума положение с корейским вопросом, русский (посланник обратил его внимание на то, что аннексия Кореи Китаем превратит Фузан в "новый Гонконг или Гибралтар", который будет угрожать Японии, и высказался за необходимость сохранения на Дальнем Востоке статус кво24. В дальнейшем разговоре с Шевичем выяснилось, что Окума намерен вести в корейских делах энергичную агрессивную линию под предлогом борьбы с усилением в Корее китайского влияния. "Всё, - сказал он, - что Китай предпримет в Корее, Япония также вправе предпринять. Если Китай "захватит" Корею, то первый шаг кабинета будет состоять в том, что мы испросим у императора чрезвычайный кредит в 10 миллионов иен на военные потребности и на укрепление наших западных берегов"25.
Окума считал, что рано или поздно Корея должна стать добычей Японии, но боялся, что Китай воспользуется затруднениями Японии при переговорах о пересмотре трактатов и усилит свой контроль над Кореей. Пытаясь восстановить царское правительство против Китая, Окума, вопреки всему, что ещё недавно писала "Майници Симбун", пустился на лицемерные заигрывания с Россией и заговорил о выгодности "тесного союза" между Японией, Россией и Китаем для поддержания статус кво на Дальнем Востоке.
В декабре 1890 г. Шевич имел беседу с японским министром иностранных дел Аоки по поводу распространявшихся слухов о требовании Китая разместить свои гарнизоны в Сеуле и других городах Кореи. Аоки также заверил Шевича, что Япония считает себя "равноправной" с Китаем в Корее и что "если Китай возьмёт два, то и Япония возьмёт то же число, если три, то три, и так далее". Шевич был встревожен этим двусмысленным ответом; он заподозрил, что Япония также претендует на ввод своих гарнизонов в города Кореи, и заявил, что Россия "отнюдь не намерена беспрекословно допускать, чтобы существующее ныне статус кво, которое обусловливает мир и спокойствие на Крайнем востоке, было нарушено какими-нибудь комбинациями, в коих Россия к тому же оставалась бы безучастной"27. Аоки продолжал уверять Шевича в миролюбии Японии, в желании соблюдать статус кво и в отсутствии какого-либо соглашения Японии с Китаем о Корее.
Одновременно с заверениями, дававшимися русским дипломатам, японское правительство и печать всячески запугивали Китай Россией, действуя заодно с британской прессой и агентами английского и германского правительств на Дальнем Востоке. Двуличные японские дипломаты заигрывали с Россией, чтобы использовать её против Китая, и одновременно советовали Китаю пойти на уступки Японии в Корее, уверяя в необходимости японо-китайского сближения против России28. В этом случае осуществился бы "тройственный" блок Англии, Китая и Японии, о чём так много писали английские и японские газеты на Дальнем Востоке29.
Пока Япония не была ещё готова к войне и занималась переговорами о пересмотре трактатов, японские министры запугивали китайцев мнимой угрозой со стороны России и желали удержать Китай от новых мероприятий по укреплению своего влияния в Корее. В 1891 г. Ито предложил Ли Хунчжану оформить соглашение с Японией о том, чтобы "взаимно не посягать" на какую-либо часть корейской территории, поддерживать существующий в Корее порядок государственного управления и в случае нападения какой-либо третьей державы "защищать" Корею вооружённым путём30. Но манёвр японской дипломатии не удался.
Не желая связывать себе руки и не доверяя Японии, китайское правительство отклонило предложение Ито. Оно торопилось попользовать время для упрочения своих позиций в Корее. Тогда японская дипломатия снова принялась лицемерно разыгрывать роль "друга" России и пыталась (расположить царское правительство к своей политике в Корее.
Нужно отметить, что по отношению к России в Японии не было единства. Старый граф Ито и часть того поколения японских деятелей, которое хорошо помнило враждебную Японии торговую политику Англии в прошлые десятилетия, была склонна к соглашению с Россией31. Напротив, более молодое поколение дипломатов, например, Хаяси, Ниси, Като, ясно видевшее перемену в отношениях Великобритании и Японии накануне и во время японо-китайской войны, предпочитало сближение Японии с Англией. Не лишним будет напомнить, что ещё в первой половине 80-х годов англо-японские отношения были натянутыми. Во время конфликта 1885 г. Япония боялась укрепления Англии на островах Гамильтон не меньше, чем утверждения России на берегах Кореи. Но антирусские настроения стали быстро усиливаться, особенно с активизацией японской агрессии в Корее в начале 90-х годов. Этому способствовало то, что некоторые военные и политические деятели Японии сознавали, что предстоявшая постройка Сибирской железной дороги и франко-русское сближение укрепят в будущем положение России на Дальнем Востоке и дадут ей возможность оказывать серьёзное противодействие японской агрессии на азиатском материке. Однако в оценке будущего значения Сибирской железной дороги в японском общественном мнении не было единодушия. Многие японские публицисты и газеты уверяли, что и после постройки железнодорожного пути до Владивостока Россия не улучшит своих позиций на Дальнем Востоке, что сама эта дорога может быть использована для японского проникновения в Сибирь. Но было очевидно, что от России нельзя было ожидать благоприятного отношения к подчинению Японией Кореи. В связи с этим в японской печати и публицистике ясно выступало стремление к направленному против России сближению с Англией или даже с Англией и Китаем, вынудив последний уступить Японии свои позиции в Корее. В японской публицистике высказывались идеи, весьма сходные с мнениями английских империалистов. Россию японские публицисты лживо изображали как главного врага Японии, Англии и Китая. Чтобы оттеснить Россию и обезвредить её, японские публицисты считали необходимым создать две коалиции: европейскую - из Англии, Франции, Австрии, Турции и Италии - и азиатскую - из Англии, Китая и Японии32. В 1890 г. британское правительство, как мы уже знаем, пошло на серьёзные уступки Японии в деле ревизии трактатов. Русский посланник в Токио Шевич явно недооценивал и не понимал всей непримиримости японо-китайских противоречий и не на шутку был встревожен слухами о сближении Японии с Англией и Китаем. По его мнению, настало время "подумать о могущих возникнуть для нас затруднениях в случае враждебной нам группировки держав на Дальнем Востоке"33. Сама по себе агрессия Японии в Корее мало тревожила русских представителей в Токио, наивно, по старинке, полагавших, что влияние Японии в Корее не может внушать России "опасений" и служит лишь противовесом Китаю34. В целом же политика царского правительства на Дальнем Востоке, невзирая на японскую агрессию в Корее и притязания Китая на Корею, вплоть до весны 1895 г. оставалась выжидательной и пассивной. Инструкция новому посланнику в Токио, Хитрово, гласила, что русская политика на Дальнем Востоке отличается большой устойчивостью и обусловливается соседством относительно сильных держав - Японии и Китая - и неразвитостью и отдалённостью русских дальневосточных окраин, из чего вытекает желательность "не только мирных, но и дружелюбных отношений" с обоими соседними государствами. В отношении Японии в инструкции подчёркивалось такое же большое миролюбие и расположение, как и в отношении Китая. Это свидетельствует о том, что до попыток Японии захватить Порт-Артур царское правительство не проявляло к ней никакой нарочитой враждебности и не представляло себе действительных размеров надвигавшейся с Дальнего Востока японской угрозы.
В инструкции отмечалось, что "Япония может иметь для нас весьма большую важность в случае серьёзных замешательств на Крайнем востоке. Её порты могут служить убежищем для наших морских сил и предоставлять средства для снабжения всем необходимым. Ничто, по-видимому, не препятствует нашему сближению с этой страной, так как между нею и нами не существует никакой принципиальной противоположности интересов". Подозрительность Японии, указывалось в инструкции, вызвана ложными страхами, что Россия хочет захватить Корею, но страхи эти лишены основания. В рамках сохранения мира и поддержания статус кво на Дальнем Востоке русская дипломатия рассчитывала использовать японо-китайские противоречия в Корее в своих интересах и, противопоставляя японские притязания китайским, содействовать упрочению независимости Кореи35.
Япония в инструкции рассматривалась как один из факторов "политического равновесия" на Дальнем Востоке, и особенно нежелательным считалось "тесное сближение" Японии с Англией и Китаем, потому что в Китае преобладало английское влияние, а сближение Японии с Китаем "могло бы совершиться лишь в пользу сего последнего, как сильнейшего из двух вышесказанных государств"36. Царское правительство не имело никакого представления о том, насколько к этому времени усилилась Япония. Инструкция полагала даже, что Япония могла сочувствовать русскому противодействию англо-китайскому влиянию в Корее. Из этого видно, что действительное соотношение сил Японии и феодального Китая представлялось русским дипломатам в совершенно превратном свете. Как подлинные размеры сил Японии, так и размах её захватнических стремлений оставались не понятыми царскими дипломатами, и японское правительство всячески старалось использовать это обстоятельство, прикрывая свои агрессивные замыслы дымовой завесой "зашиты" корейской независимости.
***
Усыпляя царских представителей в Токио лицемерными заявлениями о защите "независимости" Кореи и временно воздерживаясь от войны с Китаем, японские феодалы и буржуазия продолжали свои упорные попытки экономического внедрения в Корею и захвата там командных, прежде всего экономических, позиций. Попытки эти главным образом касались корейской торговли.
Основным предметом корейского импорта были английские и индийские хлопчатобумажные ткани. С 90-х годов с английскими изделиями стали конкурировать товары японского производства. В 1890 - 1891 гг. в главный порт Кореи, Чемульпо, поступило товаров английского происхождения 54%, японского - 24%, китайского - 13%, прочих - 9%37. С 1885 по 1889 г. импорт в Корею возрос с 1,8 млн. долларов до 3,4 млн. долларов.
Около половины привозных текстильных изделий составляли английские. Но английских купцов в Корее почти не было, так как торговля большей частью находилась в руках японцев. Около 80% тоннажа торговых судов, входивших в открытые порты Кореи, приходилось на японские суда38. Торговый оборот Японии с Кореей поднялся с 1,75 млн. долларов в 1885 г. до 6,55 млн. в 1890 г. и составлял 80% всей иностранной морской торговли Кореи39. Японцы ввозили в Корею главным образом ткани, и притом не столько японского, сколько преимущественно английского происхождения40. Судоходство в Корее преобладало японское. В Фузане обосновались японские торговые дома из города Осака. В 1892 г. из 7 с лишним млн. долларов внешней торговли Кореи на долю Японии приходилось 4,8, а Китая - 2,2, а из 390 тыс. тоннажа судоходства японский тоннаж составлял 326 и китайский - 15 тысяч41.
Японцы следили за тем, чтобы китайская торговля не велась в портах, которые были закрыты для японских купцов. В 1890 г. японское правительство протестовало против развития китайской торговли в устье р. Тайдаоко, в 60 английских милях к северо-западу от Сеула42.
Если англо-японская торговля господствовала в портах Кореи, то дальнейшее продвижение её в глубь страны наталкивалось на серьёзные препятствия как внутри Кореи, вследствие низкой покупательной способности корейского населения, так и со стороны Китая, развивавшего свои экономические связи с Кореей. С 1885 г. китайские торговцы преуспевали быстрее японских. Следующая таблица роста оборотов японской и китайской торговли в трёх открытых портах Кореи наглядно показывает этот процесс. Обороты в Чемульпо, Фузане и Генсане (Гензане) составляли в тыс. долл.43:
Годы Японская торговля     Китайская торговля            Годы     Японская торговля     Китайская торговля 1885     867 252 1890 2630 1365 1886 1144 420 1891 2739 1841 1887 1121 659 1892 2262 1813 1888 1356 693 1893 1423 1668 1889 1407 799 1894 3088 1895 В 1885 г. японская торговля в этих трёх портах превосходила китайскую более чем в три раза, а в 1894 г. - всего лишь на одну треть.
Ту же картину дают донесения русского представителя в Сеуле, Вебера, сообщавшего, что перед войной 1894 - 1895 гг. китайская торговля в Корее увеличивалась быстрее японской; число китайцев, проживавших в открытых портах Кореи, также росло быстрее, чем число находившихся там японцев. По данным Вебера, доля китайской торговли в Корее в 1890 - 1894 гг. могла бы увеличиться с 20% до 40%, если бы не помешала война 1894 - 1895 годов.
Число китайцев и японцев, проживавших в открытых портах Кореи, по данным Вебера, составляло соответственно в 1888 г. 296 и 3846, а в 1894 г. - 1217 и 8681.
Разумеется, все эти и в особенности последние цифры нельзя считать точными, но всё же они показывают, что поселение китайцев в открытых портах Кореи шло быстрее, чем наплыв туда японцев, хотя по абсолютной численности последних там было всё ещё гораздо больше, чем китайцев. Следует, впрочем, иметь в виду, что среди проживавших в Корее китайцев преобладали ремесленники и мелкие торговцы, тогда как среди японских авантюристов было немало представителей крупной буржуазии44. По сведениям того же Вебера, в Сеуле в 1888 г. было почти одинаковое количество китайцев и японцев, но первые постепенно брали верх, и в июне 1894 г. их стало уже 1480, а японцев - лишь 77045. Конкуренция японских и отчасти китайских купцов разоряла местных сеульских торговцев. Они просили корейское правительство о защите и в январе 1890 г. устроили нечто вроде стачки, закрыв свои лавки и расклеив по Сеулу воззвания46. Ненависть корейского народа к наводнявшим страну японским купцам была всеобщей. Несмотря на обещание правительства принять меры против засилья японских купцов, положение оставалось напряжённым47. феодальные порядки Кореи и борьба Китая и Японии за господство над Кореей и за овладение её рынком мешали росту местной буржуазия и самостоятельному развитию в стране капиталистических отношений.
Ввоз в Корею китайских товаров в 1890 г. на 1,5 млн. долларов превосходил вывоз товаров из Кореи в Китай, тогда как баланс японской торговли с Кореей был пассивным. Вывоз риса, бобов, шкур и других товаров из Кореи в Японию в том же году превысил ввоз японских товаров в Корею более чем на 400 тысяч долларов48. Причиной такого положения была прежде всего низкая покупательная способность корейского населения. Следует отметить, что накануне японо-китайской войны внешняя торговля Кореи вообще резко сократилась. С 10,25 млн. долларов в 1890 г. она упала до 7,8 млн. в 1892 году. После подъёма 1890 - 1891 гг. наступила депрессия. Сокращение торговли объяснялось также неурожаями, вызванными ливнями и ураганами, восстаниями, имевшими место в отдельных провинциях, и злоупотреблениями внутренними пошлинами со стороны чиновников49.
При неурожаях корейское правительство часто запрещало вывоз из Кореи бобов и риса. Запрещения эти причиняли убытки японским купцам, закупавшим урожай задолго до его сбора. В 1889 г. корейское правительство запретило вывоз риса из северных провинций Кореи. Переговоры о возмещении убытков, причинённых японским купцам этим запретом, велись три года и закончились в 1893 г. уплатой Японии 110 тыс. иен50. Такое же запрещение имело место ив 1891 году. На этот раз японцы исчисляли свои претензии в 150 тыс. иен, однако снова получили лишь часть этой суммы51.
В Японии купцы распускали провокационные слухи о том, что эти запреты устанавливаются корейским правительством не по причине неурожаев, а умышленно, с целью нанести ущерб японской торговле.
Осенью 1893 г. вновь последовал запрет вывоза риса и бобов из Кореи, и в начале 1894 г. велись переговоры об его отмене. Японцы снова обвиняли корейское правительство в преднамеренном причинении им убытков. Протесты Японии получили поддержку Германии и США, и корейское правительство обещало отменить запрет с 6 февраля 1894 г. (корейский новый год)52.
Японские капиталисты и правительство стремились не только овладеть внешней торговлей Кореи: они пытались вывозить в Корею капиталы в форме займов и концессий, однако эти попытки закабаления Кореи новейшими империалистическими методами наталкивались на сопротивление Китая и самого корейского правительства. Так, в 1885 г. Юань Шикай заключил с Кореей контракт на постройку телеграфа от Сеула до Шанхай-Тяньцзинской линии, а японцы, добивавшиеся разрешения на сооружение линии Фузан - Сеул, получили отказ. Японские капиталисты намеревались завладеть в Корее чеканкой монеты. Для переговоров об открытии в Корее японского банка и монетного двора в Сеул приезжал агент одного из японских банков. Заем с этой целью предполагал предоставить банк в г. Осака53, но под давлением Китая корейское правительство отказалось от использования монетного двора, уже почти построенного японцами54.
Весной 1890 г. американский генерал Лежандр, тогда ещё состоявший на японской службе и проживший в Токио более двадцати лет, отправился в Корею. Лежандр имел репутацию человека, "преданного интересам Японии". По сведениям русского посланника в Токио, он вёл переговоры о предоставлении Корее займа и убеждал японских капиталистов дать Корее взаймы 2 млн. долларов55. Корейское правительство желало получить какой-нибудь внешний заём, чтобы погасить свои долги, доходившие до миллиона долларов, и, в частности, оно хотело погасить долг Китаю. О займе корейские министры вели переговоры и с американской фирмой "Фрезер и Ко"56. Ли Хунчжан считал это погашение нежелательным, потому что наличие задолженности за Кореей облегчало возможность оказывать на неё давление.
Чтобы отбить у иностранных капиталистов охоту давать займы Корее, китайское правительство сделало заявление всем державам о том, что оно не может взять на себя никакой ответственности за долговые обязательства корейского короля и его министров57. В Петербурге китайского поверенного в делах заверили, что Россия не собирается поощрять намерение Кореи получить заём, потому что внешние займы могут вовлечь её в нежелательные осложнения.
Японские капиталисты занимались изучением полезных ископаемых в Корее, имея в виду эксплуатацию их путём концессий. Этими экспедициями японское правительство пользовалось в разведывательных целях, для подготовки к войне. Летом 1889 г. в северо-западную Корею для "исследования" богатств, расположенных там провинций направилась японская экспедиция в составе директора японского банка в Чемульпо, японского военного агента в Сеуле и других лиц. Экспедиция, в частности, намеревалась расследовать основательность жалобы японских купцов на успехи в Корее их китайских конкурентов58. Эта экспедиция показывает, что, готовясь к войне, правящие классы Японии тщательно разведывали природные богатства Кореи и условия военных операций на её территории.
Японская буржуазия в дополнение к своим попыткам овладеть корейской торговлей и закабалить страну посредством концессий стремилась захватить в свои руки и рыбные богатства корейских вод. Японо-корейская конвенция от 25 июля 1883 г. разрешала японцам ловить рыбу у берегов четырёх корейских провинций, а корейцам - у берегов японских провинций Ивами, Идзумо59, о. Цусимы и др. Текст этой конвенции, построенный формально на началах взаимности, прикрывал фактическую одностороннюю выгодность её для японских рыбопромышленников. С японских рыболовных судов была назначена невысокая такса, но у Кореи не было таможенных крейсеров для её сбора.
24 (12) ноября 1889 г. между Японией и Кореей была подписана новая рыболовная конвенция, предусматривавшая заключение через два года особого соглашения о пошлинах. Конвенция устанавливала, разумеется, без взаимности, экстерриториальность японских рыболовов в Корее и вступала в силу с 11 января 1890 года. Японцы имели большую выгоду от этой конвенции, распространившей японское рыболовство на новые участки корейских вод60. Сами корейцы ловили рыбу мало, тогда как добыча японских рыболовов за лето 1891 г. расценивалась свыше чем в 2 млн. долларов61.
В особенности прибыльными для японцев были рыбные ловли у о. Квельпарта. Между японцами и корейскими рыбаками на острове возникали столкновения, и корейское правительство стало опасаться восстания местного населения, ненавидевшего японцев. Известный уже нам американский генерал Лежандр, переселившийся к этому времени в Корею, где он получил пост королевского советника, поехал в Японию, чтобы добиться исключения о. Квельпарта из зоны японского рыболовства и взамен этого предложить Японии открыть для иностранной торговли порт Пхеньян. Лежандр осведомил о своих намерениях русского посланника Шевича, который, узнав о грозящих осложнениях, осторожно дал понять японскому правительству, что России нежелателен конфликт Японии с Кореей и Китаем из-за рыболовства у о. Квельпарта62. С целью устранить повод для конфликта русской миссии в Токио было предписано неофициально поддержать проект о замене рыболовства у о. Квельпарта открытием Пхеньяна. Миссия Лежандра, однако, не увенчалась успехом. Тогда корейское правительство стало угрожать арестом японских рыбаков на о. Квельпарта, после чего начался торг об отводе японцам мест на острове для складов и сушки рыбы63.
Соглашение по вопросу о рыболовстве так и не было достигнуто. Для японских рыбопромышленников предложенная Лежандром сделка была невыгодна ввиду огромных доходов от рыбной ловли у о. Квельпарта. Со своей стороны, и китайское правительство противилось открытию Пхеньяна, откуда мог развиться вывоз золотого песка, риса, вышивок по шёлку, цветных цыновок, женьшеня, леса и других товаров; в этом случае Пхеньян стал бы конкурировать с Нючжуаном. Открытие Пхеньяна подорвало бы влияние Китая в северо-западной Корее64.
В не меньшей степени опасалось китайское правительство и того, что японцы добьются предоставления им трёх островков и порта в провинции Чёлладо для ловли и сушки рыбы и добьются расширения своей концессии в Фузане. Подготовленный проект соглашения остался неподписанным65. В 1893 г., когда выяснились размеры японских претензий на рыболовные концессии, русская миссия в Сеуле также стала противодействовать переходу рыболовства Кореи в руки японцев66. На о. Квельпарта между тем продолжались вооружённые столкновения японских и корейских рыбаков.
Одно из важнейших средств борьбы за господство в Корее японская буржуазия и военно-феодальные круги видели в создании в Корее своей агентуры из отстранённых от власти аристократических фамилий и использовании в своих интересах кровавой борьбы за власть между кликами знатнейших феодальных фамилий Кореи. Японское влияние в Корее особенно активно поддерживал род Кимов. Влиятельнейшая и богатейшая до 60-х годов фамилия Кимов была оттеснена от власти родом Минов67. Мать короля, королева и жена наследника престола принадлежали к фамилии Минов. Обычно фамилия королевы получала преобладающее положение при сеульском дворе. Это произошло и с Минами, тем более, что властная и энергичная королева целиком подчинила себе короля. Мины занимали большинство доходных должностей. В их руках были посты командующего войсками в Сеуле, губернаторов четырёх доходнейших из восьми провинций, министров, видных чиновников и т. д.
Третьей боровшейся за власть группой корейской аристократии были родственники короля во главе с его отцом Тэ-уонь-гунем, честолюбивым и беспринципным интриганом, происходившим из рода Ху и надеявшимся получить преобладающее влияние в королевстве. Чтобы подорвать влияние Минов, он готов был войти в сделку с кликою, возглавляемой Кимами68.
Богатство Кимов, державших к тому же в своих руках многие второстепенные посты, давало им возможность сохранить известное влияние и после отстранения их от высших государственных должностей. В борьбе за власть представители рода Кимов ориентировались на поддержку Японии. Выходцы из рода Кимов участвовали в заговоре 1884 года, организованном при подстрекательстве и помощи японцев.
Один из главарей заговорщиков, игравших в 1884 г. на руку Японии, Ким-ок-кюн, был виднейшим представителем рода Кимов. Ему удалось укрыться в Японии, где он и находился до 1894 года. В Корее главной областью влияния Кимов была ближайшая к Японии провинция Кионгсян. Засилием Минов были недовольны и представители некоторых других знатных фамилий - Чжо, Пак и т. д. Несмотря на попытки правительства привлечь их на свою сторону, они отказывались от занятия государственных должностей69.
Из представителей рода Кимов и других недовольных падением своего влияния фамилий в Корее образовалась японофильская клика, рассчитывавшая придти к власти при помощи японцев. Сторонники этой клики, выдававшие себя за "прогрессистов", вербовались также и среди купцов, связанных с японской торговлей и недовольных феодальными порядками в Корее. Японцы искусно завлекали эту клику в свои сети, пропагандируя верхушечные "реформы" по "западному", т. е. буржуазному, "образцу", наподобие проведённых в Японии, и обещая добиться "независимости" Кореи от Китая. Японцы распространяли в Корее памфлеты против Китая70. Деньги на эту агитацию давал иокогамский Specie Bank. Политические беглецы из Кореи укрывались в Японии.
Накануне войны 1894 - 1895 гг. Корея была объектом борьбы между феодальным Китаем и японской колониальной агрессией. Политика правящей верхушки из рода Минов и влияние феодального Китая служили интересам реакции и также мешали самостоятельному национальному развитию Кореи по пути капитализма. Единственной положительной стороной китайского вмешательства в дела Кореи было то, что оно задерживало закабаление страны Японией. Главной угрозой самостоятельному развитию Кореи была колониальная агрессия Японии. Прикрываясь маской "прогрессистов" и сторонников буржуазного развития страны, японцы и их агентура в Корее несли стране кабалу и угнетение со стороны складывавшегося японского военно-феодального империализма. Прогрессивной силой, глубоко враждебной и феодальным порядкам и, в ещё большей мере, японским агрессорам, были только народные массы Кореи, время от времени подымавшиеся на восстания против своих угнетателей.
***
Японская агрессия в Корее неизбежно, вела к захватнической войне с Китаем. Изложенные выше факты полностью опровергают мнение о том, что "мирное" экономическое проникновение в Корею могло окончиться победой в ней японского влияния71. Несмотря на экономическое преобладание Японии в Корее перед войной 1894 - 1895 гг., японская буржуазия испытывала серьёзные препятствия в своём стремлении овладеть рынком Кореи, а удельный вес японской торговли во ввозе и вывозе из Кореи падал, в то время как удельный вес китайской торговли возрастал. Кроме низкой покупательной способности корейского населения и неблагоприятных общих условий торговли, связанных с сохранившимися в Корее феодальными порядками72, значительным препятствием для японского проникновения в страну была ненависть корейского народа к эксплуатировавшим и разорявшим его японским купцам. Так, например, школы, открытые японцами в Корее, мало посещались73.
Японская буржуазия и феодалы могли рассчитывать на овладение корейским рынком лишь в том случае, если бы им удалось захватить в свои руки административную и судебную власть и финансы страны и подкрепить тем самым своё экономическое внедрение в Корею "монополией военной силы" и "особого удобства"74 грабить Китай и Корею, которые давали Японии её превосходство в вооружениях и выгодное географическое положение вблизи Кореи. Господство Японии в Корее дало бы японской армии и флоту выгодные стратегические позиции для новых захватов и позволило бы Японии закрыть России выход в Тихий океан и лишить Китай всякого прикрытия со стороны Печилийского залива и подступов к столичной провинции Чжили.
Предлагая "реформы" в Корее и на словах выступая за её "независимость", японская буржуазия и феодалы хотели взять в свои руки управление страной и подчинить себе всю жизнь Кореи. Таким путём японское правительство намеревалось контролировать внутреннюю и внешнюю торговлю Кореи, уничтожить китайскую конкуренцию и превратить Корею в свою колонию и в плацдарм для дальнейшей агрессии на континенте против Китая и России.
Японская агрессия в Корее не исчерпывает всех причин японо-китайской войны 1894 - 1895 годов. Агрессивные замыслы японской буржуазии и феодалов издавна простирались не только на Корею, но и на непосредственно китайские владения и прежде всего на о. Формозу. Сверх того причины японо-китайской войны коренились ещё и в разногласиях по вопросу о пересмотре торговых договоров. Как было упомянуто, Япония и Китай в 1871 г. заключили равноправный торговый договор на основе взаимного предоставления экстерриториальности китайским подданным в Японии и японским в Китае. Добиваясь отмены неравноправных договоров с европейскими государствами и США, японская буржуазия в то же время намеревалась навязать Китаю вместо равноправного неравноправный договор. Газета "The North China Herald" видела в этом даже более глубокую цель войны, чем вопрос о Корее75.
17 декабря 1890 г. министр иностранных дел Аоки (из клана Тёсю), излагая парламенту вопрос о пересмотре неравноправных договоров, подчеркнул, что это не единственный важный вопрос: ещё важнее для Японии овладеть рынком Китая. "Америка, - сказал он, - обращена к нам спиной... Европа также далека от нас для всяких практических целей. Здесь же, в Азии, - дело другое. У ваших ног живёт 270-миллионный народ, готовый принять от вас изделия и продукты ваши и дать вам свои... Воспользуйтесь вашими богатствами для того, чтобы предлагать их не странам, отдалённым от вас тысячами миль бурных морей, но таким, которые "ожидают вас у ваших дверей"76.
Японская буржуазия желала добиться свободного допуска японских товаров в глубь Китая77, в то же время лишив китайцев экстерриториальности в Японии и права пользования предстоявшим открытием внутренних областей Японии для иностранной торговли. Торговые обороты Японии с Китаем быстро возрастали. Ввоз из Японии в Китай и Гонконг возрос с 13,3 млн. иен в 1889 г. до 25,4 млн. иен в 1893 г., а вывоз в Японию из Китая и Гонконга за то же время увеличился с 12,8 до 23,4 млн. иен78. С другой стороны, в Японии поселилось весьма значительное число китайских ремесленников, мелких лавочников, составив к 1894 г. три пятых всех находившихся там иностранцев79. В 1889 г. 320 мелких китайских фирм вели свою деятельность в Японии80. Японская буржуазия не желала допускать поселения китайцев внутри страны81 и прежде всего добивалась "равноправия" с европейскими и американскими империалистами в грабеже Китая.
Всё изложенное показывает, что война Японии с Китаем была со стороны Японии агрессивной, колониальной войной. Ленин не относил ее к числу империалистических войн новейшего типа, за передел мира82. В Японии военно-феодальный империализм находился ещё в стадии своего формирования, но агрессивный и грабительский характер этой войны совершенно очевиден. Начатая в годы формирования японского военно-феодального империализма, она была предвестником империалистических войн конца XIX и начала XX века. Анализ причин этой войны можно завершить, возвратившись к положению в Японии в начале 90-х годов, когда для правящей военно-феодальной верхушки вопрос о разрешении внутренних противоречий в стране путём колониальной агрессии окончательно стал вопросом сохранения власти и когда в позиции Англии произошли существенные изменения в пользу японских захватчиков.
Готовность британского правительства пойти в 1890 г. на серьёзные уступки в пересмотре договоров указывала на желание Англии сблизиться с Японией против России. Это увеличивало шансы на пособничество японской агрессии со стороны Англии. Японские агрессоры с уверенностью ожидали полного поощрения своих захватнических планов и со стороны США. Кризис, назревавший во внутренней жизни Японии, также толкал правящие круги Японии к агрессии. Реакционная конституция 1889 г. была пределом уступок правящей реакционной верхушки, совершенно не желавшей допускать дальнейших сколько-нибудь существенных реформ. Но немедленно после введения этой конституции выяснилось, что закрепить господство военно-феодальной олигархии возможно было только путём скорейшего удовлетворения агрессивных стремлений буржуазной оппозиции и самурайства, т. е. посредством политики колониального грабежа.
С введением конституции 1889 г. и открытием парламента вопрос об активизации японской агрессии выдвинулся на первое место. Для войны требовалось ускорить подготовку армии и флота и получить новые ассигнования. Морской министр адмирал Кобайяма 16 декабря 1890 г. потребовал кредит в 5,2 млн. иен на флот, "чтобы Япония могла свободно выбирать между оборонительной и наступательной политикой"83. Воинственную политику проповедовали не только представители армии и флота, но и "штатские" министры. Так, министр иностранных дел Аоки, страдавший, по словам Шевича, "избытком красноречия", на банкете, данном 9 марта 1891 г. для членов обеих палат, произнёс речь, в которой сказал, что для расширения могущества Японии нужны "кровь и железо" и что, "судя по обстоятельствам, мы (японцы) также должны быть готовы к пролитию крови". По словам Шевича, Аоки "помешался" на "историческом примере князя Бисмарка". На запрос Шевича, встревоженного этим выступлением, Аоки стал увиливать от объяснения точного значения своей речи, отвечая, что хотел лишь добиться от палаты ассигнований на вооружения, и признался, что на банкете "все подпили порядочно". После твёрдых настояний Шевича" Аоки продиктовал по-немецки объяснение своей речи, лживо уверяя русского посланника в миролюбии Японии и в том, что "военное усиление" необходимо лишь для защиты и восстановления "нашей автономии", т. е. для успешной ревизии договоров. "В случае же, если при этом условии мирное развитие наше будет задержано, - сказал он, - тогда это нам будет стоить денег, а в случае чего также крови и железа"84. Последующие события показали, насколько лживы были эти увёртки японского министра, пытавшегося объяснить японские вооружения борьбой Японии за национальную независимость.
Задача японского правительства заключалась в скорейшей подготовке колониальных захватов и войны с Китаем. К моменту открытия японского парламента возродились в реорганизованном виде прежние оппозиционные партии: либеральная "Дзиюто", опиравшаяся на сельскую буржуазию и "новых", обуржуазившихся помещиков, и партия конституционных реформ "Кайсинто", группировавшая вокруг себя крупную городскую буржуазию. Предводитель "Кайсинто", новоиспечённый граф Окума, вышел из состава кабинета и перешёл в оппозицию. Отмежевавшись от крайних радикалов и социалистов, оппозиция обрушила свою критику на господство в стране военно-феодальной верхушки из кланов Сацума и Тёсю. "Дзиюто" требовала партийного кабинета, полного контроля палаты над финансами85, расширения избирательных прав, снижения земельного налога, очистки армии и флота от "сацумцев" и выходцев из клана Тёсю. Флот и армию, в которых преобладали эти феодально-клановые элементы, оппозиция "не признавала" и объявляла ненадёжными и недостойными доверия. Несмотря на то, что оппозиционные круги целиком и полностью стояли за усиление вооружений и за колониальную агрессию, оппозиция устроила правительству обструкцию при обсуждении вопроса о кредитах на увеличение флота и субсидирование военных сталелитейных заводов. Окума заявил, что оппозиция борется против феодально-клановой олигархии Сацума и Тёсю86. В результате действий оппозиции 25 декабря 1891 г. парламент был распущен.
Новый парламент собрался 14 мая 1892 года. Несмотря на вмешательство полиции в избирательную кампанию, в него прошло большинство оппозиционных депутатов. Сессия была прервана вотумом недоверия правительству. Создавшийся в августе 1892 г. кабинет Ито не обратил на это внимания. Он пытался апеллировать к верхней палате и на основании ст. 71-й конституции ввёл в действие бюджет предыдущего года87.
Но оппозиция усиливалась. Воззвание партии "Дзиюто" в начале 1892 г. требовало расширения буржуазных политических "свобод", снижения избирательного ценза, переоценки земель и понижения земельного налога, избавления местного самоуправления от господства местных магнатов и ограничения ассигнований на армию. Последнее мотивировалось тем, что армия "слишком велика и организована так, как будто главная её цель есть предупреждение и подавление внутренних возмущений, а не защита от внешних врагов".
Воззвание обвиняло морское министерство в плохом использовании средств, ранее отпущенных на строительство флота, и заявляло, что "к такому морскому ведомству нельзя питать достаточного доверий, и хотя партия стоит за принцип усиления флота, но правительственная администрация до того плоха и доверие к министрам так слабо, что партия не может по чистой совести поручить им распоряжение национальными средствами для выполнения их проектов". Воззвание обвиняло правительство в слабости и неспособности обеспечить немедленную отмену неравноправных договоров. Подобные нападки на армию, флот и внешнюю политику исходили и от партии "Кайсинто"88. Оппозиция ставила вопрос так: сначала добиться реформ и очистить вооружённые силы от засилья феодально-клановых элементов, а затем уже предоставить средства на увеличение армии и флота и на проведение активной внешней политики.
Следует отметить, что большинство деятелей оппозиции стояло за самую энергичную захватническую политику в Корее и если в чём и обвиняло правительство, то в слабости. Агрессивные стремления оппозиции были именно той стороной её программы, которая давала правительству возможность сохранять власть игрой на крайних националистических настроениях и посредством завоевательной войны. В 1893 г. правительству удалось заставить оппозицию принять почти, все его бюджетные требования, после того, как император издал указ об ежегодном отчислении из своих доходов по 300 тыс. иен в течение шести лет и об удержании одной десятой жалования чиновников на строительство флота. Эта уловка имела целью вызвать взрыв шовинизма и агрессивных стремлений и отчасти достигла этого.
Правительство продемонстрировало и намерение перейти к активным действиям в Корее. Японская печать требовала от правительства Ито решительной политики в Корее89. Стремясь отвлечь внимание палаты от обвинений по адресу правительства в слабости по вопросу о неравноправных договорах, Аоки в декабре 1892 г. призывал парламент к завоеванию корейского рынка90. Осенью 1892 г., чтобы удовлетворить оппозицию, правительство отозвало из Сеула "за вялость" своего министра-резидента, полковника Кодзияму, и послало туда Оиси Масами, одного из наиболее влиятельных членов партии "Дзиюто", требовавшей немедленного усиления японской агрессии в Корее91. Оиси был известен своей резкой враждебностью к России и пропагандой союза с Англией92. На вопрос русского посланника в Токио о мотивах назначения Оиси министром иностранных дел Муцу лицемерно утверждал, что правительство попросту выпроводило Оиси в Сеул, чтобы избавиться от него в Японии. Однако русские представители в Корее не верили, что дело только в этом, и отмечали активизацию японцев в Корее.
Оиси проявил себя одним из наиболее наглых и агрессивных японских дипломатов. Ещё до своего приезда в Корею он приобрёл репутацию проповедника самых диких и необузданных проектов японской агрессии, включая захват и колонизацию Сибири. Бредовая книга Оиси с изложением этих планов призывала к созданию против России западноевропейского союза государств и дальневосточного союза Англии, Японии и Китая, причём последний должен был удовлетворить требования Японии относительно Кореи93.
Прибыв в корейский порт Чемульпо, Оиси в феврале 1893 г. произнёс речь, в которой заявил, что "Дальний Восток должен всецело составлять достояние Китая и Японии, и Европа как общий враг их должна быть изгнана из этих краёв"94. В Сеуле, при дворе, Оиси держался дерзко и вызывающе, требовал права вести непосредственные личные переговоры с королём, но успеха не добился95. Попытки Оиси добиться уплаты непомерно преувеличенной суммы претензий японских купцов, понесших убытки от запрещения вывоза риса из Кореи, также потерпели неудачу. Вскоре Оиси был заменён министром-резидентом Отори.
Отори и генерал Каваками летом и осенью 1893 г. вели какие-то секретные переговоры с китайским правительством, и Кассини подозревал, что речь идёт о плане направленного против России тайного японо-китайского соглашения по корейским делам. Возможно, что японская дипломатия пыталась запугать Китай Россией и вынудить таким путём уступки с его стороны в пользу Японии96. Во всяком случае, японские предложения не имели успеха. Видя усиление японской агрессии, китайское правительство и его резидент в Сеуле Юань Ши-кай искали сближения с Россией. Юань вступил в доверительные отношения с драгоманом русской миссии в Сеуле Дмитревским и сетовал на грабёж Кореи японцами. Китай не желал открыть двери для японской агрессии в Корее и одерживал успехи в борьбе за своё влияние в стране97.
Тем временем в 1893 г. оппозиция в Японии резко усилилась. Хотя партия "Дзиюто" и вступила в сделку с правительством, но "Кайсинто" и шовинистическое "Национальное общество" (Кокумин-Кёкай) обвинили во взяточничестве председателя нижней палаты Хоси и министра земледелия Гото с целью скомпрометировать и свергнуть кабинет. Однако император предложил министерству Ито не подавать в отставку. Тогда оппозиция потребовала удаления министра иностранных дел Муцу как неспособного добиться немедленной отмены неравноправных договоров.
Палата приняла вотум недоверия, но 30 декабря была снова распущена. После новых выборов парламент собрался весной 1894 г. и 30 мая принял адрес императору, в котором заявлялось, что кабинет "пренебрегает" реформами внутри страны и "национальными интересами" во внешней политике. Правительство оказалось перед необходимостью в третий раз распустить палату. Оно не особенно боялось трусливой японской буржуазии и её депутатов, но опасалось взрыва недовольства радикальных слоев мелкой буржуазии, крестьян и рабочих98.
В качестве удобного предлога для оккупации Кореи японское правительство решило воспользоваться начавшимся на юге Кореи крестьянским восстанием "тонхаков". Японское правительство намеревалось таким путём вызвать конфликт с Китаем и, спровоцировав войну и увлекая оппозицию на путь колониальной агрессии, получить её поддержку. Правительство хорошо знало, что алчная японская "либеральная" и "радикальная" буржуазия проглотит отказ в проведении либеральных реформ, если только ей будет обеспечена богатая колониальная добыча. Предварительно приняв решение о посылке войск в Корею99, правительство 2 июня распустило палату. Конфликт с Китаем и война обеспечили кабинету полную поддержку нового парламента.
Японские министры Ито и Муцу, так много сделавшие для подготовки войны с Китаем, скрывали реакционные цели этой войны, направленной "а удушение движения за прогрессивные реформы внутри самой Японии. Но англо-японская пресса100 и наблюдавшие внутреннюю жизнь Японии дипломаты почти единодушно свидетельствовали о том, что прежде всего война послужила средством сохранения власти у реакционной военно-феодальной верхушки101. Японский посланник в Вашингтоне откровенно сказал, что японское население "готово к перевороту" и что, "понимая большую опасность этого движения и желая отвлечь внимание народа от предполагаемых осложнений дома, Япония склонна ввязаться в войну с Китаем". Американский посланник в Токио Ден 14 июля доносил, что в вопросе о войне "беспокойный и агрессивный дух японского населения не позволяет правительству повернуть назад"102. О том же свидетельствуют и донесения Хитрово, отмечавшего, что "на решение нынешнего министерства по поводу деятельного вмешательства его в корейские дела немалое влияние имели обстоятельства внутреннего политического характера и соображения партийные". Правители Японии, писал Хитрово, "принадлежащие большей частью к кланам Сацума и Тёсю, видели за эти последние годы власть всё более ускользающей из их рук перед непримиримой борьбой усиливающейся оппозиции. За корейский вопрос ухватились они для поднятия своего меркнущего престижа в стране". Взрыв шовинистических страстей охватил японскую буржуазию и помещиков. "Нынешнее министерство зашло слишком далеко в жгучем корейском вопросе, и перед распалёнными общественными страстями оно, если бы и хотело, не может отступить"103.
Маскируя подготовку своей агрессии против Кореи, японские публицисты и политики в 1890 - 1894 гг. усилили пропаганду, враждебную России. Анализ этой пропаганды может лишь подтвердить вздорность легенды о том, что нападение Японии на Китай было вызвано "обороной" от России, и поможет выяснить роль враждебной России политики Англии для развязывания японской агрессии.
Переходя с 1890 г. к более активной агрессивной политике в корейском вопросе, японские военно-феодальные круги и буржуазия надеялись широко использовать в своих интересах противоречия между Россией и Англией и между Англией и Францией.
Решающее значение для развязывания японской агрессии имела позиция сильнейшей на море державы - Англии. Вопрос о позиции Англии весьма занимал японскую печать и правительство. В англо-русских противоречиях они видели залог своего успеха и основное условие, развязывавшее им руки для войны с Китаем. Используя враждебность Англии и России, японские политики мечтали завоевать господство над Восточной Азией.
В 1889 г. министр земледелия и торговли Тани представил записку, высказываясь в ней против всякой поспешности в вопросе о пересмотре договоров, и подал в отставку. Свою точку зрения он мотивировал тем, что выгоднее было бы выждать наступления замешательства или войны в Европе и выступить лишь тогда, когда Япония приобретёт значение силы, в руках которой находится политическое равновесие на Дальнем Востоке. "Если к этому времени, - писал Тани, - мы будем иметь 20 сильных военных судов и армию в 100 тыс. человек, мы сможем удерживать равновесие между западными нациями и обнаружить твёрдость по отношению к западным державам. Тогда, если бы произошла война между Англией и Россией, Россия могла бы совладать с Англией, привлекши нас на свою сторону, а Англия помогла бы сокрушить Россию, если бы заключила союз с нами. В случае войны между Китаем и Францией наши отношения с Россией были бы такими же, как только что изложенные"104.
Расчёты, изложенные в этой записке, лежали в основе агрессивных замыслов правящих классов Японии и вели к бредовой идее о Японии как вершительнице судеб Восточной Азии. Из этих соображений исходили сумасбродные планы Оиси и других наиболее оголтелых представителей японской захватнической политики. Вопрос был лишь в том, как выгоднее использовать англо-русские противоречия и с кем лучше заранее сблизиться105. Тенденция японской печати и публицистики к сближению с Англией против России явно перевешивала и была основной, тогда как толки печати о "союзе" с Россией возникали обычно лишь для того, чтобы припугнуть англичан и побудить британскую дипломатию к уступкам в деле о ревизии договоров.
Весьма интересно и важно отметить, что, упоённые своей бредовой идеей о всемогуществе Японии на Дальнем Востоке, как державы, от которой зависит "равновесие сил", некоторые японские публицисты, проговариваясь, открыто, заявляли, что Японии совершенно не следует опасаться России и считать Сибирскую железную дорогу угрозой для себя. Мы приведём некоторые из этих высказываний, наглядно показывающих нелепость басни о том, что Япония, нападая в 1894 г. на Китай, "оборонялась от России". Официозная "Ници-Ници Симбун" весной 1891 г. опубликовала длиннейшую статью под названием "Приезд будущего русского государя". Статья эта была написана перед посещением Японии русским наследником престола, которое окончилось известным покушением на него в г. Отсу106. Действительное значение этой статьи было гораздо более серьёзным: она представляла обширный трактат о русско-японских отношениях. Статья лицемерно рекомендовала радушную встречу русского наследника, но отрицала важное значение предстоящего визита и утверждала, что Японии нечего бояться России, тогда как последняя "несколько заискивает перед Японией". Газета самоуверенно объявляла Японию "самой влиятельной" державой на Дальнем Востоке, потому что она "служит здесь балансом политического равновесия", и нагло утверждала, что, сколько бы железных дорог ли проводила Россия в Сибири, она не может быть уверена в своей безопасности на Дальнем Востоке без поддержки Японии. Особенно интересно то, что газета считала Англию врагом Китая, как оно и было на самом деле. Вместе с тем газета откровенно признавала, что "Россия вовсе не питает на Востоке агрессивных намерений по отношению к другим державам, а, напротив, сама находится в затруднении насчёт охраны собственных владений"107.
Что статья японского официоза не была только попыткой умалить в глазах общественного мнения значение визита русского наследника в Японию, показывает обсуждение вопроса о Сибирской железной дороге в Японии в последующие годы. Японская печать уделяла этому вопросу особое внимание. Большую популярность в Японии приобрела в 1892 г. книга упомянутого уже выше Инагаки Мандзиро "Исследование о Сибирской железной дороге". Инагаки был известен своими памфлетами и лекциями по вопросам внешней политики. Его книга - яркое свидетельство созревания в Японии паназиатской доктрины японской агрессии. Он заявлял, что после проведения Сибирской железной дороги Англия и Китай будут бессильны против России, и всячески подстрекал эти страны против России, но Японии, по его словам, не только не следовало опасаться России и её железных дорог, но надо было воспользоваться Сибирской дорогой для японского проникновения в Сибирь и построить для этого военный и торговый порт в Майдзуру, в кратчайшем расстоянии от Владивостока. Царское правительство не имело, по его мнению, финансовых средств и вооружённых сил для войны на Дальнем Востоке, и Инагаки рекомендовал союз Японии с Англией и Китаем против России, хотя и осуждал упорство Англии в вопросе о ревизии договоров108.
Мысль об использовании Сибирской железной дороги для торгового и колонизационного внедрения японцев в Сибирь была подхвачена японской печатью в 1893 г., писавшей о необходимости экономического проникновения в дальневосточные окраины России109. Газета "Иомиури" сообщала, что в г. Миодзу образована "японо-русско-корейская акционерная торговая компания, учредителями которой являются депутат Комуци и капиталисты Комура и Кавасе"110. Капитал компании составлял 200 тыс. иен, и она собиралась вывозить из Японии рогатый скот и ввозить морские продукты. В г. Ниигата были основаны Общество японско-русской торговли111 и Общество переселения японцев в Сибирь с целью её "изучения", т. е., попросту говоря, сбора разведывательных сведений112.
Отсутствие каких-либо действительных опасений относительно России у ряда японских политических деятелей подтверждается не только приведёнными выше более откровенными заявлениями японских газет и публицистов, но и тем обстоятельством, что японское правительство вело войну с Китаем, совершенно пренебрегая возможностью вмешательства России с целью помешать японскому захвату Порт-Артура. Но из японской прессы и из уст политических ораторов часто исходили и противоположные утверждения: что Россия может "опередить" Японию в Корее. Эти утверждения прежде всего имели целью оправдать японскую агрессию и придать ей "оборонительный" облик. Пропаганда в этом направлении особенно развернулась в 1894 г., в период непосредственного назревания и развязывания войны с Китаем. Так, например, "либеральная" газета "Дзию" приписывала России фантастическое намерение основать в Корее земледельческие колонии и оккупировать её113. Пугало ещё не назревшей агрессии царизма в Корее пустил в ход и главарь "Кайсинто" Окума, заявив, что захват Кореи "европейской державой" поставил бы под угрозу "независимость" Японии. Ямагата в интервью 29 июня сказал, что он стоит за энергичную внешнюю политику и что если другие державы не удовлетворили своих захватнических намерений в отношении Кореи, то лишь вследствие слабости своего сухопутного транспорта, и что "Японии не следует ждать, пока Россия окончит Сибирскую железную дорогу, а Франция утвердится в Сиаме". Японские захватчики стали раздувать толки о том, что предстоящее усиление России на Дальнем Востоке и франко-русское сближение помешают агрессивным планам Японии. Таким путём японские захватчики пытались придать своим планам видимость "обороны" от России и Франции, хотя речь шла лишь о том, что в будущем Россия сможет затруднить агрессию Японии.
В Корее в 1894 г. распространились японские памфлеты, выставлявшие Сибирскую железную дорогу и усиление России на Тихом океане как причину неотложной необходимости занятия Кореи японцами и войны с Китаем114. На о. Хоккайдо враждебные России настроения были особенно сильны, и там возрождались прежние японские притязания на о. Сахалин115. Часть японских газет, по своему обычаю, грозила Англии возможностью русско-японского сближения, если Англия займёт враждебную позицию. Газета "Нироку Симпо" в статье "Россия и Англия в их отношениях к Японии" писала, что "Англия так же слаба на Балканском полуострове, как слаба Россия на Дальнем Востоке. Вот почему, если Япония примет сторону России, то Англия на Дальнем Востоке должна потерпеть неудачу, и если она не желает этого допустить, т. е. если она стремится видеть Японию нейтральной, то ей следует знать, что она обязана согласиться на всякие наши требования, а нейтральное положение Японии необходимо для Англии в видах поддержания равновесия сил её с силами России"116.
Британская дипломатия, как и дипломатия США, сделала всё, чтобы обеспечить себе возможность использовать Японию против России и Китая. В этом объяснение того, что лондонский кабинет и Вашингтон, всё более склоняясь к мысли о поощрении японской агрессии, не помешали японскому нападению на Китай. Английская, японская и американская буржуазия была главным врагом Китая и Кореи.
Примечания
1. Напомним, что Тяньцзинская конвенция 1885 г. была подписана Ито и Ли Хунчжаном после неудавшейся попытки японцев произвести в 1884 г. переворот в Сеуле и установить там зависимое от Японии марионеточное правительство. По условиям конвенции Китай и Япония отказывались от посылки в Корею своих военных инструкторов и должны были вывести оттуда свои войска. Японские агрессоры достигли при этом значительного формального успеха: в случае возникновения в Корее новых "беспорядков" Япония получала равное с Китаем "право" посылать войска в Корею. Обе стороны обязывались лишь предварительно уведомлять об этом друг друга. Китай в то же время не отказался от притязаний на суверенитет над Кореей. Однако японцы не признали этих притязаний, оставляя себе свободными руки для дальнейшей агрессии. Но Япония была тогда ещё не готова к войне с Китаем, и китайское правительство воспользовалось этим для укрепления своего влияния в Корее, что вызвало сильное недовольство правящих классов Японии.
2. P. Treat. The cause of the Sino-Japanese war 1894. "The Pacific History Review"; июнь 1946 г., стр. 156.
3. См. Akagi Roy Hidemichi. Japan's foreign relations. Tokyo. 1936.
4. По переписи 1889 г., в Японии на 40 млн. 700 тыс. населения приходилось 3825 чел. высшей знати, 1993 тыс. дворян (сидзоку) и 38 млн. 70 тыс. "простых людей" (хэймин). См. доклад Шевича от 23 (11) ноября 1890 года. Архив внешней политики России (АВПР). Гл. архив V Аз. 1880. N 50, л. 403.
5. См. Е. Жуков. История Японии. М. 1939.
6. S. Ueyhara. The Industry and Trade of Japan, p. 12. London. 1926.
7. В 1880 г. было создано объединение по производству и продаже бумаги, в 1882 г. - текстильное объединение для борьбы с ввозом бомбейской пряжи, позднее содействовавшее укрупнению японских предприятий. Н. Вайнцвейг. Японские концерны, стр. 36 - 41. М. 1935.
8. W. McLaren. A political history of Japan, p. 205. London. 1916.
9. В. И. Ленин. Соч. Т. 23, стр. 104. 4-е изд.
10. Записка Лежандра от 1874 года. АВПР. МИД. 1893 - 1895. Депеши из Сеула. N 4, л. 342 - 376.
11. Японский министр иностранных дел Аоки рассказал в 1886 г. об этом Шевичу. Донесение Шевича от 28 (16) октября 1890 года. АВПР. Главный архив. V Аз. N 50, л. 389 - 393.
12. Договор этот был основан на принципе равноправия и предоставлял взаимные привилегии экстерриториальности китайцам в Японии, японцам в Китае.
13. Телеграмма Шевича из Токио от 12 марта (28 февраля) 1887 года. АВПР. МИД. Яп. стол. 1885 - 1887. N 1.
14. Всеподданнейшая записка Гирса от 29 (17) апреля 1887 года. АВПР. МИД. Кит. стол. 1887. N 5, л. 65 - 67. Осенью 1887 г. Ито объяснил Шевичу, что Япония занята внутренними реформами и желает "мира и спокойствия" в Корее.
15. Ленинский сборник XXIX, стр. 284.
16. АВПР. МИД. Кит. стол. Всеподданнейшие доклады. 1887. N 5, л. 38. Телеграмма Шевичу от 14 (2) марта 1887 года.
17. Там же. Яп. стол. 1885 - 1887. N 1. Донесение Шевича от 27 (15) марта 1887 года.
18. Там же. V Аз. N 47, л. 275 - 284. Донесение Шевича от 12 октября (30 сентября) 1887 года. В то же время японский официоз "Ници-Ници" советовал корейскому правительству не обострять отношения с Китаем, чтобы не спровоцировать последний на решительные действия в Корее и на сопротивление в переговорах об отказе от экстерриториальности китайцев в Японии. Там же, л. 305 - 310. Донесение Шевича от 8 ноября (27 октября) 1887 года.
19. Там же.
20. Перепечатано в "Japan Daily Mail" от 15 ноября 1887 года. АВПР. МИД. V Аз. N 47, л. 317 - 322.
21. Ch. Spinks. The background of the anglo-Japanese Alliance ("The Pacific History Review". Berkeley, September 1939, p. 329).
22. Следует, впрочем, отметить, что, будучи врагом России, Курода в 80-х годах довольно трезво смотрел на то, что Россия стала тихоокеанской державой. В трёхтомном описании (на японском языке) путешествия, совершённого им в. 1888 г. по Европе и Сибири, Курода отмечал, что Россия, "повидимому, навсегда" утверждается на тихоокеанском побережье. АВПР. МИД. V Аз. N 48, л. 98 - 99. Донесение Шевича от 1 мая (19 апреля) 1888 года.
23. Статья из "Майници Симбун" была перепечатана в "Japan Daily Mail". АВПР. МИД. V. Аз. N 48, л. 123 - 127. Донесение Шевича от 19 (7) мая 1888 года; там же. Всеподданнейшие доклады. Кит. стол. 1888. N 6, л. 60 - 65. Проект депеши Гирса к посланнику в Японии Хитрово, отправленной 20 (8) июля 1888 года.
24. В. Ламздорф. Дневник 1886 - 1890. стр. 181 - 182. М. - Л. 1926.
25. АВПР. Гл. архив V. МИД. Аз. N 49, л. 38 - 41. Донесение Шевича от 6 февраля (26 января) 1889 г. с царской пометой: "Это весьма интересно и для нас недурно". Опасаясь Англии и Китая, царь не имел ещё ни малейшего представления о том, что Япония становилась главной угрозой для независимости Кореи.
27. АВПР. Гл. архив. V Аз. N 50, л. 509. Донесение Шевича от 19 (7) декабря 1890 года.
28. АВПР. МИД. Яп. стол. N 2, л. 480. Частное письмо Шевича от 6 января 1891 г. (25 декабря 1890 г.).
29. В 1891 г. лондонская "Standard" и германская "Allgemeine Zeitung" распространили утку о заключении японо-китайского союза против России. 2 октября эти сообщения были опровергнуты в "Japan Daily Mail". Там же, стр. 896, л. 328 сл. Донесение Шевича от 2 октября (20 сентября) 1891 года.
30. АВПР. МИД 1892. Кит. стол. N 110, л.; 142 - 143. Устное частное соглашение такого рода состоялось между Ито и Ли Хунчжаном ещё в 1885 г. при заключении Тяньцзинской конвенции. В 1891 г. Ито сделал своё предложение через сына Ли Хунчжана - Ли Цзинфына, в то время китайского посланника в Токио. Кассини, сообщая обо всём этом, ссылался на "отличный" источник своих сведений.
31. R. Akagi. Указ соч., стр. 191 - 193. "The secret memoirs of count Tadasu Hayashi", p. 10 - 11, 16 - 17. London. 1915; Chang Chung-fu. The Anglo-Japanese Alliance, p. 24 - 26. Baltimore. 1931.
32. См. M. Inagaki. Japan and the Pacific and a Japanese view of the Eastern question, p. 35 - 41, 69, 254 - 265. London. 1890. Автор доказывал необходимость континентального союза европейских государств против России и дальневосточного союза Японии, Англии и Китая. Соглашение Китая с Японией для "защиты" Кореи от мнимой угрозы со стороны России и тройственный союз Англии, Китая и Японии против России проповедовала в конце 1890 г. газ. "Ниппон Дзи". Частное письмо Шевича от 6 января 1891 г. (25 декабря 1890 г.) АВПР. МИД. Яп. стол. N 2. Депеши из Сеула 1888 - 1891. л. 435 - 436.
33. Для того, чтобы расстроить проекты англо-японо-китайского союза против России, Шевич даже придумал совершенно сумасбродный и вредный для интересов России план сближения с Японией. Однако одобренная Александром III записка директора азиатского департамента Зиновьева указывала, что 1) между Россией и Японией нет общих интересов, способных надёжно обеспечить дружественные отношения; 2) что англичане, немцы и англо-китайская пресса неустанно стараются возбудить Японию и Китай против России; 3) что Россия слишком слаба на Дальнем Востоке и не может вести там активную завоевательную политику. Зиновьев правильно учёл, что заключение союза с Японией ничего не даст и будет лишь разглашено японским правительством, чтобы скомпрометировать Россию перед Китаем и другими державами. Шевичу было сообщено, что задуманное им соглашение с Японией признаётся неприемлемым. Вместе с тем Зиновьев отмечал необходимость зорко следить за ходом событий и укреплять военные и морские силы России на Дальнем Востоке. См. частное письмо Шевича Н. А. Зиновьеву от 6 января 1891 г. (25 декабря 1890 г.); записку Зиновьева от 9 апреля (28 марта) 1891 г. и телеграмму Шевичу в Токио от 25 (13) сентября 1891 года. АВПР. МИД. Яп. стол. N 2. Депеши из Сеула 1888 - 1891, л. 432 - 447, 470 - 471, 480.
34. Этот примитивный и недальновидный взгляд высказывал прибывший в Токио Хитрово. Копия донесения Хитрово от 27 (15) марта 1890 года. АВПР. МИД. Яп. стол. N 2. Депеши из Сеула 1888 - 1891, л. 315 - 320.
35. Инструкция свидетельствует о том, что царское правительство не имело представления о богатствах Кореи и не питало в отношении неё в изучаемый период никаких завоевательных намерений. Излагая взгляд царского правительства на Корею, инструкция указывала, что "по своему географическому положению вышеупомянутый полуостров может сделаться в руках Китая или Японии серьёзной угрозой для нашего Уссурийского края. Не теряя этого из виду, вы сможете, однако, заверить японское правительство, что мы не питаем в соседстве к Японии никаких своекорыстных видов. Пожелания наши относительно Кореи ограничиваются поддержанием её самостоятельности. Содействуя по мере возможности упрочению её внутреннего устройства, мы не хотим вместе с тем открыто вмешиваться в её дела. Так как Япония, со своей стороны, опасается китайских захватов в Корее, то казалось бы, что, по крайней мере, относительно нашего противодействия этим захватам она могла бы сочувствовать вышеизложенному направлению нашей политики".
36. Проект инструкции новому посланнику в Японии, Хитрово, от 20 (8) сентября 1892 года. АВПР. МИД. Кит. стол. Всеподданнейшие доклады. 1892. N 10, л. 18 - 26.
37. "Описание Кореи". Т. II, стр. 268. Спб. 1900. Изд. министерства финансов.
38. См. донесение полковника Вогака от 16 (28) мая 1893 года. "Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии", вып. 60. Спб. 1895.
39. АВПР. МИД. Яп. стол. N 2, л. 481 - 484. Донесение Вебера из Сеула от 14 (2) августа 1891 года.
40. "The North China Herald" от 17 августа 1894 г., стр. 258.
41. G. Hayashi. Korean affairs: a Japanese view. "Asiatic Quarterly Review", October 1894.
42. АВПР. Гл. архив. V Аз. N 50, л. 425 сл. Река Тайдаоко, - повидимому, р. Тэдончанг (Тэдончаи), на которой лежат Пхеньян и Чинампо (Чангнампхо).
43. По данным английского консула. См. Стрельбицкий (полковник генерального штаба). Дополнительные таблицы о торговле Кореи. Сборник географических, топографических и статистических сведений по Азии, вып. 73, стр. 69 - 70. Спб. 1898. Точных данных о том, какие товары (английские или китайские) ввозили китайцы в Корею, в использованных нами источниках нет.
44. АВПР. МИД. 1895. Корея, N 6. Донесение Вебера от 21 (9) февраля 1895 г. N 13.
45. Там же.
46. АВПР. МИД. Яп. стол. N 2, л. 292 - 298. Донесение Вебера от 5 февраля (23 января) 1890 г. и текст воззвания.
47. АВПР. МИД. Яп. стол. N 2, л. 305 - 306. Донесение Вебера от 25 (13) февраля 1890 года.
48. Там же, л. 481 - 484. Донесение Вебера от 14 (2) августа 1891 года.
49. Отчёт о торговле в Корее за 1893 год. "The North China Herald" от 17 августа 1894 г., стр. 258.
50. Японские торговцы нагло преувеличивали свои потери и создавали повод для конфликта. Так, японский представитель требовал уплаты 140 тыс. иен, но вынужден был затем снизить свои требования.
51. АВПР. МИД. Яп. стол. N 4. 1893 - 1895. О вымогательствах японцев см. донесение Вебера от 20 (8) мая 1893 года.
52. Там же. Яп. стол. N 14. Донесение Хитрово из Токио от 1 февраля (20 января) 1894 года.
53. АВПР. МИД. Яп. стол. N 3. Донесение Дмитревского от 27 (15) января и 9 июня (28 мая) 1892 года.
54. Донесение русского военного агента на Дальнем Востоке полк. Вогака от 28 (16) мая 1893 года. Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии, вып. 60, стр. 4 - 7. Спб. 1895.
55. АВПР. МИД. Яп. стол. N 2. л. 348, 318. По словам Хитрово, японское правительство в 1890 г. не рискнуло дать свою гарантию этому займу. Копии донесений Хитрово от 5 июня (24 мая) и 27 (15) марта 1890 года.
56. Там же, л. 350 - 353. Донесение Вебера от 5 июня (24 мая) 1890 года.
57. Там же, л. 329. См. текст заявления.
58. Обследованный район был богат золотом, железом и медью, но эти ископаемые ещё не разрабатывались, и медь ввозилась в Корею из Японии. В 1885 г. её было ввезено на 29,8 тыс. и в 1889 г. - на 99,6 тыс. долларов. Члены экспедиции издали "Отчёт по исследованию в торговом отношении корейских провинций Пинань и Хуан-хай", приложенный в извлечениях к донесениям Вебера. Японское правительство добивалось открытия порта на р. Тайтонг, чему противился Китай. АВПР. МИД. Яп. стол. N 2. 1888 - 1891, л. 265 - 279. Пинань, - очевидно, Пхеньян; Хуан-хай, - видимо, провинция Хоанха-до; р. Тайтонг, - повидимому, упомянутая уже Тэдонгчанг.
59. Так в тексте конвенции. Это названия старых японских провинций (до 1868 г.). АВПР. МИД. Яп. стол. N 2, л. 285 - 289. Донесение Вебера от 27 (15) января 1890 г. с приложением текста конвенции.
60. АВПР. Гл. архив. V Аз. N 50, л. 5 - 6 сл. Донесение Шевича от 13 (1) января 1890 г. и текст конвенции.
61. Там же. МИД. Яп. стол. N 3, л. 23. Донесение чиновника русской миссии в Корее Дмитревского от 22 (10) марта 1892 года.
62. АВПР. Яп. стол. 896. 1891 г., л. 334 сл. Донесение Шевича от 30 (18) октября 1891 года.
63. Там же, лл. 53 - 54, 79 - 81. Донесение Дмитревского от 22 (10) июня и 8 июля (26 июня) 1892 года.
64. Там же. Яп. стол. N 3. Донесение Дмитревского от 22 (10) марта 1892 года.
65. АВПР. Донесения Дмитревского от 5 декабря (23 ноября) и 24 (12) ноября 1892 г. с приложенной к ним копией проекта.
66. АВПР. МИД. Корея. N 4, л. 1 - 7 и 158 - 159. Того же мнения были представители США и Франции в Сеуле. Донесения Дмитревского от 23 (11) января и 2 июля (20 июня) 1893 года.
67. АВПР. Яп. стол. 1892. N 3. Донесение Вебера от 6 октября (24 сентября) 1885 года. С 1777 по 1864 г. королевы происходили из рода Кимов. Донесение Дмитревского от 3 ноября (22 октября) 1892 года.
68. Там же. Донесение Дмитревского от 8 июля (26 июня) 1892 года.
69. Там же. Донесение Дмитревского из Сеула от 3 ноября (22 октября) 1897 года.
70. АВПР. МИД. Яп. стол, N 177. 1894, л. 8 сл. Записка "Война между Китаем и Японией, её причины и возможные последствия".
71. АВПР. Гл. архив. V Аз. N 50, л. 222 (вырезка). Мнение это высказывали "Japan Daily Mail" и другие японские и англо-японские газеты. См. "Japan Daily Mail" от 18 (6) июня 1890 года.
72. "The North China Herald" от 21 сентября 1889 г. (стр. 345 - 346) отмечала внутриполитические причины медленного развития корейской торговли.
73. АВПР. МИД. Яп. стол. N 177, 1894, л. 10 - 12. Записка "Война между Китаем и Японией, её причины и возможные последствия".
74. В. И. Ленин. Соч. Т. 23, стр. 104.
75. "The North China Herald" от 10 августа 1894 г., стр. 218.
76. "Japan Daily Mail" от 19 декабря 1890 года. АВПР. Гл. архив. V Аз. N 50, л. 530. Приложение к донесению Шевича от 19 (7) декабря 1890 года.
77. Японское правительство выдвигало это требование ещё в 1880 г., ведя переговоры об островах Лю-кю. См. меморандум японского поверенного в делах в Пекине Сисидо. АВПР. МИД. Кит. стол, Пекин 28, л. 37 об.
78. См. Гулишамбаров. Обзор международного обмена 1889 - 1893 гг., стр. 116. Спб. 1895.
79. G. Curzon. The problems of the Far East, p. 77. London. 1894.
80. По английским данным, в 1887 г. в Японии находилось 4700 китайских подданных и 2983 всех прочих иностранцев, в том числе 1324 англичанина, 640 американцев, 357 немцев, 251 француз и 411 прочих. Британских фирм было 103, американских - 46, германских - 36, французских - 26, прочих - 23 "The Times" от 9 ноября 1889 г., стр. 7.
81. M. Brandt. Die Zukunft Ostasiens, S. 43 Berlin. 1895.
82. См. Ленинский сборник XXIX, стр. 284 - 286.
83. АВПР. Гл. архив. V Аз. N 50, л. 520 сл. Донесение Шевича от 19 (7) декабря 1890 года. Аоки имел репутацию "германофила" и был женат на немке, весьма презрительно отзывавшейся о японской нации. Аоки опасался выезжать, как объясняла его жена, потому, что "слишком дорожил своими ногами, чтобы рисковать лишиться одной из них, как граф Окума, по милости этих варваров-японцев". Там же, л. 6. Донесение Шевича от 23 (11) января 1890 года.
84. АВПР. Яп. стол. 1891. N 896. л. 111 - 117. Заявление Аоки (на нем. языке) и донесение Шевича от 22 (10) марта 1891 года.
85. 67-я статья конституции изымала три четверти расходов из ведения палаты. От оппозиции исходили многочисленные нападки на продажность высших чиновников и на фаворитизм.
86. См. Mazeliere. Japan Vol. V, p. 638 - 639, 649. Paris. 1913; W. McLaren. A political history of Japan, p. 210 - 212. London. 1916.
87. Е. Жуков. История Японии, стр. 130 - 131. М. 1939.
88. Выписки из японских газет и текст воззвания с переводом на русский язык см. АВПР. МИД Яп. стол. 1892. N 897, л. 6 сл. Хитрово сообщал, что японское правительство в 1893 г. провело незначительное преобразование военно-морского ведомства, отделив бюро морского командования от морского министерства, на должности в котором формально получили доступ гражданские чиновники. Но "сацумцы" продолжали в нём преобладать. Там же. Донесение Хитрово от 6 июля (21 июня) 1893 года.
89. "Хоци Симбун" и другие газеты. АВПР. МИД. Яп. стол. 1892 - 1893. N 3. Донесение Дмитревского из Сеула от 30 (18) сентября 1892 года.
90. T. Dennet. Americans in Eastern Asia, p. 496 - 498. New York. 1922.
91. АВПР. МИД. Яп. стол. 1892. N 3, л. 147 - 148. Донесение Дмитревского от 5 декабря (23 ноября) 1892 года.
92. В 1891 г. оппозиционные и официозные газеты в Японии не раз старались прикрыть свои захватнические требования в отношении Кореи распространением вздорных слухов о намерениях России установить протекторат над Кореей и угрожать Японии посредством сооружения Сибирской железной дороги. Посланник в Японии доносил, что летом 1891 г. ему пришлось просить японское министерство унять "периодические тявкания" японской печати против России. АВПР МИД. Яп. стол. Депеша из Сеула, 1888 - 1890, л. 476 - 478. Донесение посланника в Токио от 2 августа (21 июля) 1891 года. По требованию Шевича официозная "Ници-Ници" 1 августа 1891 г. опровергла указанные слухи. АВПР. Яп. стол. 1891 N 896. л. 301 сл.
93. Сумасбродная книга Оиси обратила на себя внимание русских представителей в Корее. Русский перевод её см. в депешах из Сеула в АВПР. МИД. Аз. деп. 1893 - 1894. N 4, под названием "Ниппон-но-идай Сейсаку" (Великая политика Японии), 1892, особенно ч. II: "О внешних сношениях стран". Автор уверял, что оба враждебных России союза государств смогут "мирным" путём принудить Россию к уступкам. Будущей русской границей он "устанавливает" Урал Япония, по его мнению, должна вытеснить европейскую торговлю из Китая. Оиси высказывается за японо-китайский "союз" против России на основе признания Китаем "независимости" Кореи и устранения там китайского влияния. Он считает, что с Кореи необходимо начинать осуществление всего плана. Для маскировки японской агрессии он объявляет Россию с её Сибирской железной дорогой "угрозой" Дальнему Востоку. Из Сибири Оиси мечтал образовать район для колонизации "всех наций" и прежде всего для японцев. Оиси был одним из ранних представителей империалистической японской доктрины "паназиатизма". Подобные же бредовые планы см. в консервативной националистической газете "Ниппон" от 3 декабря 1893 г., перепечатанные в "Сборнике географических, топографических и статистических материалов по Азии", стр. 108 - 111. В Токио ещё в 1891 г. образовалось "Общество изучения восточных стран" (То-хо-киокай), где проповедовались паназиатские взгляды. В заседаниях его принимали участие министр Гото и другие японские деятели. АВПР, Яп. стол. N 896, л. 291 сл. Донесение Шевича от 19 (7) июля 1891 года.
94. АВПР. МИД. Кит. стол N 112. Донесение Кассини от 11 декабря (29 ноября) 1894 года.
95. Точно установить цели миссии Оиси, не имея до сих пор сохраняемых в тайне японских документов, затруднительно, но следующий эпизод даёт представление о нахальстве Оиси после появления его в Сеуле. В апреле 1893 г. в Сеул прибыла группа из 6 японцев во главе с помощником начальника японского главного штаба генералом Каваками. По просьбе Оиси прибывшим была дана королевская аудиенция, по окончании которой Оиси пытался остаться наедине с королём и вручить ему лично какую-то свёрнутую исписанную бумагу. Король адресовал его в ведомстве иностранных дел и отказался лично принять бумагу, но Оиси "сказал на это, что он не может уйти из зала, не передав королю своей рукописи. Король повторил, что не может принять документа и что если г. Оиси не имеет сказать ничего более, то может удалиться; г. Оиси настаивал, что он должен передать бумагу. Тогда вице-президент коллегии иностранных дел Ким, старик, высокого роста, с длинной седой бородой и грубым голосом, сказал г. Оиси, что если его величество приказывает ему удалиться, то он должен уйти. Король подтвердил слова Кима, сказав, что Оиси может удалиться. Оиси удалился". Король был крайне рассержен наглостью Оиси, и предложение ему удалиться было дано "очень громким и твердым голосом". АВПР. МИД. Депеши из Сеула, 1893 - 1895. N 4, л. 124 - 125 Донесение Дмитревского от 6 мая (24 апреля) 1893 года.
96. АВПР. МИД Кит. стол. Пекин. 1893, N 111, лл. 54 - 56, 58 - 59, 94 - 96. Донесения Кассини от 21 (9) июня, 23 (11) августа и 30 (19) сентября 1893 гола. Ли Хунчжан говорил Кассини, что осенью 1893 г. приехавший в Тяньпзин японский генерал Аракава предложил Китаю совместно с Японией провести "реформы" в Корее, но Китай отказался будто бы из "верности словесным обязательствам, данным им в 1886 г. России относительно соблюдения неприкосновенности Кореи". Там же. Пекин. 1894. N 112, л. 62. Донесение Кассини от 8 июля (26 июня) 1894 года.
97. "Влияние наше и в Сеуле теперь снова начинает подниматься, - сказал Юань Дмитревскому. - торговля в портах переходит из японских рук в наши". "Теперь они, - добавил он о японцах, - могут приобрести влияние здесь разве только силою". Юянь заверил Дмитревского, что он не считает возможным какое бы то ни было соглашение Китая с Японией относительно Кореи АВПР МИД Депеши из Сеула. 1893 - 1895, л. 172 - 173. Донесение Дмитревского от 26 (14) августа 1893 года. См. также Яп. стол. 1892. N 3, л. 93 - 102. Донесение Дмитревского от 30 (18) сентября 1892 года.
98. Об этих опасениях говорит документ, составленный двумя князьями и 19 членами верхней палаты и обращавший внимание императора на то, что в случае продолжения конфликта правительства с парламентом "накипевшее народное недовольство разорвёт все оковы и поведёт к полному подрыву управления страной". См. М. Brandt. Drei Jahre Ostasiatischer Politik, S. 13 - 14. Stuttgart. 1897.
99. Tatsui Takeuchi. The war and diplomacy in the Japanese empire, p. 11. New York. 1935.
100. См. "Japan Daily Mail" и "The North China Herald". См. M. Brandt. Указ. соч., стр. 28; W. Langer. The diplomacy of imperialism. Vol. I, p. 173. New York. 1935.
101. См. P. Treat. The diplomatic relations between the United States and Japan, 1853 - 1895. Vol II, p. 460. Stanford University 1932.
102. W. Langer. Указ. соч. Т. I, стр. 173.
103. АВПР. МИД. Яп. стол. 1894. N 889, л. 186. Донесение Хитрово от 27 (15) июня 1894 года. Из членов правительства Хитрово считал убеждёнными приверженцами войны военного министра графа Ояма, графа Сайго, начальника бюро морского командования адмирала Кобайяма и председателя верховного совета графа Ямагата. Министра иностранных дел Муцу Хитрово наивно относил к числу лиц, не желавших доводить дело до войны и "увлечённых" водоворотом событий.
104. T. Dennet. Americans in Eastern Asia, p. 526 - 527. New York. 1922.
105. По утверждению "Japan Daily Mail", в Японии были сторонники сближения с Англией и Китаем против России; сторонники союза с Россией против Англии и Китая; сторонники "нейтрального" положения и свободы рук для наиболее выгодного использования обстоятельств. АВПР. МИД. Яп. стол. 1891. N 896, л. 106 - 107. Донесение Шевича от 15 (3) марта 1891 года. Никакого принципиального значения эти разногласия в тактических соображениях, разумеется, не имели.
106. Николай получил сабельный удар по голове от японского полицейского из самураев, приговорённого затем к пожизненной каторге. Путешествие наследника по Японии было прервано.
107. "Ници-Ници" приводила данные, вполне в общем подтверждающиеся русскими источниками, о недостаточном вооружении русских портов и о том, что в Сибири в распоряжении царского правительства на 8 тыс. вёрст границы приходилось всего до 100 тыс. войск, включая резервы. Сравнивая мощь России в Европе с "рыкающим львом" или "разгневанным слоном", газета нагло писала, что на востоке Россия подобна "ручной овечке или спящей кошке" и бояться её всё равно, что пугаться "тигровой шкуры". АВПР. Яп. стол. N 896, л. 135 - 137, 140, 141, 144, 146. Приложение к донесению Шевича (в русском переводе) от 30 (18) марта 1890 года.
108. Записка студента русской миссии в Токио Распопова с изложением "труда" Инагаки и переводом на русский язык его IX главы под названием "О готовности Японии перед Сибирской железной дорогой". АВПР. МИД. Тихоок. стол. N 486. К. З. 1889 - 1897, л. 103 сл.
109. Газ. "Коккай" от 30 (18) марта 1893 г.; "Хокай Симбун" (в Хакодате) от 27 (16) марта 1893 года. АВПР МИД. Тихоок. стол. N 486. К. З. 1889 - 1897., л. 111 - 117. Приложение к депеше Хитрово от 28 (16) марта 1893 года.
110. Там же.
111. "Коккай" от 9 марта (25 февраля) 1893 года. Там же.
112. "Дзию" от 22 (10) апреля 1893 года. Там же.
113. АВПР МИД. Яп. стол. К-14. N 899. Донесение Хитрово от 1 февраля (20 января) 1894 года.
114. Записка "Воина между Китаем и Японией, её причины и возможные последствия" АВПР МИД Яп. стол. 1804. N 77, л. 12 - 13.
115. Копия с донесения вице-консула в Хакодате от 24 (12) июля 1894 года. Там же, л. 55 - 60.
116. Перевод этой статьи приложен к донесению Хитрово от 4 марта (20 февраля) 1894 года, АВПР. МИД. К-14. N 899. 1894, л. 71 - 73. Царский посланник в Токио Хитрово расценивал все эти заявления японской печати как "наивные и полные самомнения разглагольствования". В Петербурге Японию также не считали ещё крупной величиной, и царь на донесении Хитрово ограничился пометою: "Весьма курьёзно!" Но угрозы японской печати относительно Англии и заявления её о возможности сближения Японии с Россией и Францией, имевшие целью лишь достичь согласия Англии не мешать войне Японии с Китаем, Хитрово принимал за чистую монету.

Цинский Вэй Юань* в "Хайго тучжи"** писал:
Я, тайшигун, замечу, что и в здешних просвещенных краях стоит завести такой обычай. Пусть всякий приходящий заглядывает в хижину отшельника под утуном, пьет чай и говорит о том-сем, затем [приходящий обязательно] обретет Дао.