Рекуай

Древняя Корея

14 сообщений в этой теме

Этногенез корейцев известен довольно плохо. В древнейшем прошлом какую-то роль в нем сыграли палеоазиаты. В неолите сложились две локальные этнические области. Южная, более древняя, была связана с протоиндонезийским, малайским миром, что- подтверждается общностью сюжетов о рождении героев из яйца, культа черепахи и барабанов. Северная, более поздняя, уходила корнями в протоалтайский, тунгусо-маньчжурский мир; свидетельство этому—мифы о Чумоне и Тонмёне (героях-основателях Когурё и Пуё), сюжет о героях табунщиках и стрелках. С переходом к культуре металла (середина I тысячелетия до н. э.) сформировались специфические черты этих культурно-этнических областей и одновременно наметились пути к их сближению. Северная область развивалась в постоянном контакте с соседними племенами .Маньчжурии и Северного Китая, что способствовало интенсивному смешению, образованию скотоводческо-земледельческого хозяйства и ранней государственности (древний Чосон). Южная область вела более изолированное существование, мало контактируясь с северной и совсем не контактируясь со своей «прародиной». Поэтому этническое развитие на юге приняло более спокойный, возможно, застойный характер, общественно-политическое — отставало от се-вера, зато здесь распространилось рисосеяние. Но именно на этой базе сложилась культура, комплекс основных элементов которой проник в Японию и создал там предпосылки для появления культуры яёи.

С рубежа нашей эры картина этнической истории Корейского полуострова становится яснее благодаря сведениям китайских источников. Корейский полуостров в это время был заселен местными племенами. По среднему течению р. Амноккан (Ялу) и в северо-западной части полуострова жили когурё (кит. гаогюйли); к северу от них, в Маньчжурии,—пуё (кит. фуюй), а к северо-западу— мальгаль (кит. мохэ); к югу от когурё — окчо (кит. воц- зюй); на центральном участке, ближе к Желтому морю,— мэк (кит. мо); в северо-восточных прибрежных районах — ымну (кит. илоу); в центральных районах, примыкающих к Японскому морю,— е (кит. вэй); в юго-восточной части полуострова — чинхан (кит. чэньхань); в южной — пёнхан (кит. бяньхань); в юго-запад- гной— махан (кит. махань). Все они находились на разных этапах этнической истории; их общество проходило разные стадии разложения первобытнообщинного строя.

Из китайских источников мы узнаем, что предок когурё пришел из пуё, как и предок пэкче, а предки шести общин Силлы — из древнего Чосона. Язык пэкчийцев был сходен с когурёским, а язык силланцев был понятен знающему язык пэкчийцев; язык самих когурёсцев был похож на язык пуё, язык окчо — на язык когурё.

В 108 г. до н. э. западноханьские войска разгромили древний Чосон, располагавшийся в Восточной Маньчжурии и Северной Корее. На завоеванной территории были образованы четыре китайские префектуры, размещение, судьба и даже само существование которых вызвали впоследствии нескончаемые споры, не утихшие до сих пор. По всей вероятности, префектура Лолан распространялась на бассейн р. Чхончхонган и Тэдонган, префектура Сюаньту — на среднее течение р. Амноккан и ее притоки, префектура Линьтунь — на центральный участок восточного побережья, префектура Чжэньфань — на междуречье Ханган и Кымган. Лишь- некоторые префектуры имели фиксированные уезды, причем названия большинства этих уездов и их расположение (которое могло бы конкретизировать положение самих префектур) остались неизвестными. Более того, почти наверняка префектуры не имели четких административных границ, особенно на северо-востоке, востоке и юге. В них просто включалось все пространство до известных в то время естественных пределов, т. е. до моря. Не удивительно,, что кризис в Ханьской империи заставил сократить расходы на экспансию и на управление полупризрачными префектурами. В результате в 82 до н. э. Чжэньфань была ликвидирована, а в 75 г. до н. э. Линьтунь слилась с реорганизованными префектурами Сюаньту и Лолан. Итак, префектуры, наиболее отдаленные от метрополии, вовсе исчезли, по-видимому, не без участия местных племен е и хан

После падения Западной Хан и в период узурпации Ван Мана (9—23 гг.) в Лолане, до этого сравнительно процветающем, дела пошли хуже. Поселенцы оказались отрезанными от метрополии народностями ухуань и сяньби, а южнокорейские племена хан усилили свои набеги на территорию префектуры, захватывая в плен китайских поселенцев.

Неуверенность в завтрашнем дне порождала в Лолане авантюристические настроения. Так, в 25 г. некий Ван Дяо убил губернатора Лолана, назначенного центральным правительством, и провозгласил себя диктатором. Лишь в 30 г., когда новая династия — Восточная Хань — справилась с самыми неотложными делами в метрополии, она смогла послать сюда военный отряд, и Ван Дяо» погиб от рук собственных приспешников. При Ван Дяо племена Северо-Восточной и Восточной Кореи — окчо и е — вышли из-под контроля администрации Лолана, и новая династия вынуждена была признать их вождей «заграничными вассалами», предложив; им получать инвеституру на правление в Лолане.

Мелкие образования постоянно враждовали друг с другом, и это облегчило их поглощение владением Когурё, которое еще в 12 г. н. э. восстало против власти Ван Мана и самоопределилось на территории в верхнем и среднем течении Амноккан и его притоках.

Префектура Сюаньту, с ним соседствовавшая, немало терпела от набегов Когурё, и в 106 г. ее ставку перенесли к Ляодуну.

Китайские владения в Корее при Восточной Хань сократились до сравнительно небольшой территории, прижатой к провинции Ляодун, но в целом положение в Лолане несколько стабилизировалось. В 132 г. Лолан сумел даже отобрать у Когурё утраченные ранее районы префектуры Сюаньту, но неуклонное ослабление центральной власти в Северном Китае во второй половине II в. снова привело китайские колонии на полуострове к изоляции. В 189—190 гг. военачальник Дун Чжо захватил контроль над Лояном — столицей Восточной Хань. По всему Китаю против него восстали полководцы. Дун Чжо решил закрепить за собой окраины и послал в них своих людей. Таким путем власть в Ляодуне перешла в руки Гун Суньду — сына мелкого чиновника из Сюаньту (190—204). В смутные годы он не только распространил свою, власть на обе указанные административные единицы, превратив их в свои вотчины, заставил Когурё и Пуё (кит. Фуюй) признать свой авторитет, но даже послал флот на Шаньдун.

Его сын и наследник Гун Сунькан (205—220) послал в Лолан войска, поскольку местная администрация оказалась не в силах отразить вылазки южноханских племен и китайские поселенцы разбегались, боясь попасть в плен. Войска Гун Сунькана, по-видимому, имели какой-то успех, потому что в междуречье Тэдонган- Имджинган была создана префектура Дайфан с центром где-то около современного Сеула.

Смерть Гун Сунькана совпала с образованием династии Вэй, созданной в Северном Китае полководцем Цао Пи (220—265), но еще в 207 г. Цао Цао — отец основателя династии Вэй —добился от Гун Сунькана признания своего вассального положения. Поэтому на вакантный пост губернатора Лолана назначили Гун Сунь- гуна — брата Гун Сунькана, которого в 228 г., однако, сверг подросший Гун Суньюань — сын Гун Сунькана.

К этому времени фамилия Гунов потеряла влияние на когурёские дела, а сам Гун Суньюань затеял неосторожную интригу. Он заключил с царством У союз против Вэй, но Вэй сначала подорвала этот союз, а потом, в 237 г., послала войска в Маньчжурию л Корею, чтобы распространить свой контроль на вотчину Гунов. В 238 г. ставка Гун Суньюаня в Ляодуне была взята, сам он убит, а его силы рассеяны. Особый десант высадился в Лолане и Дайфане и овладел положением. В отношении местных племен хан династия Вэй повела двойственную политику: с одной стороны, она жаловала вождям почетные титулы и подарки, а с другой — предприняла такой административный нажим, который из-за «несходства в толковании» (по выражению китайской летописи) повел к восстаниям. Очевидно, племена хан уже не желали мириться с гнетом, они убили губернатора Дайфана, но восстание было подавлено.

Период с 238 по 245 г. прошел под знаком возрождения китайского авторитета в Маньчжурии и Корее. Однако в отличие от ханьского проникновения оно происходило в условиях консолидации местных племен, нашедшей свое наиболее яркое выражение в образовании Когурё — первого бесспорного государства на полуострове.

Согласно китайским летописям, когурёсцы (кит. гаогюйли) на рубеже новой эры переселились на среднее течение р. Ялу с верховьев Сунгари из владений племени пуё. В начале нашей эры когурёсцы были включены в одноименный уезд преф. Сюаньту, а их вождь получил титул китайского владетеля — хоу1. В 12 г. н. э. им было велено выступить в поход против сюнну, и тогда когурёсцы восстали и убили китайского губернатора. Самое примечательное то, что китайцы, по-видимому, не смогли справиться с восставшими. Во всяком случае, когда в 33 г. когурёсцы впервые отправили посольство к Восточной Хань, их правитель косил титут вана (короля).

Похоже, впрочем, что этот правитель выполнял функции вождя союза пяти племен, боровшихся между собой за лидерство внутри союза. Родовая знать пользовалась большим влиянием в раннем Когурё. По «Вэй чжи», в середине III в. знатные, или тэга (кит. дацзя), «не обрабатывают землю, тех же, что садятся есть, свыше 10 000 ртов. Низшие семьи издалека приносят рис и прочее зерно, рыбу, соль и подносят их» [Кюнер, 1961, с. 232]. Поскольку территория когурёсцев отличалась гористостью и мало подходила для земледелия, а рыболовство не могло обеспечить всех нужд, они рано стали совершать набеги на соседние земли. Не ограничиваясь эпизодическими набегами на е и пуё, когурёсцы к середине I в. распространили свой контроль на земледельческие поселки окчо, живших к югу от р. Тумынь, вытеснив оттуда китайцев. В середине III в. они все еще взимали с окчо дань тканями, рыбой, солью и рабами.

В конце I в. когурёсцы перешли к набегам на земли китайской префектуры Сюаньту. Китайский ответный рейд в 121 г. не имел успеха. Напротив, когурёсцы вторглись в Ляодун, войдя в соглашение с народностью сяньби. Они захватили столицу префектуры Сюаньту, однако были остановлены с помощью войск Пуё. Впрочем, обе стороны не имели сил продолжать войну. И Восточная Хань и Когурё раздирались внутренними противоречиями, но лучше налаженная государственная машина ханьского Китая, несмотря ни на что, продолжала действовать. Король Когурё заключил мир с Китаем и возвратил пленных. Китайцы постепенно вернули часть Сюаньту, в 169 г. отбили набег когурёсцев на эту префектуру, в конце II в. когурёсцы признали себя вассалами Гун Суньду и даже послали ему на помощь войска.

Внутренние неурядицы в самом начале III в. переросли в Когурё в открытую войну за пост короля, причем за каждого из претендентов стояли разные племена союза. Воспользовавшись этим, Гун Сунькан вторгся и опустошил Когурё. Но хотя когурёский король и вынужден был в 209 г. перенести столицу в Хвандо на р. Ялу, племенной союз не распался; сохранилось и когурёское влияние на окчо, е, мэк. Поэтому поражение не лишило когурёсцев активности. В 233 г. они совершили рейд в Ляодун, где укрылись побежденные в междоусобице когурёские роды, в 235 г. вошли в кратковременный союз с южнокитайской династией У, а в 238 г. уже выступили на стороне вэйских войск, действовавших против сторонников У в Ляодуне. Но дальнейшие набеги Когурё на западные земли вызвали в 244—245 гг. опустошительное китайско- сяньбийское вторжение. На этот раз китайцам удалось, покорив окчо и других данников Когурё, ослабить когурёсцев экономически и вывести их из игры на полстолетия (246 г.).

После участия в войне против Когурё на стороне Китая в 244— 245 гг. сяньбийцам было разрешено поселиться в северных пределах Ляодуна, но последующее движение сяньбийцев на запад, совпавшее с ослаблением китайской династии Цзинь, прервало связи между Китаем и Кореей и отдало Ляодун в руки сяньбийцев, которые создали на этих пространствах царство Янь — по имени древнего китайского княжества.

Активизировали свою деятельность и южнокорейские племена. В 246 г. племена махан напали на одну из крепостей Дайфана, но вэйские войска нанесли им поражение. Китайская летописная традиция именно к этому году относит образование государства Пэкче (при короле Кои), В III — IV вв. в юго-восточной части полуострова сложились племенные союзы пёнхан, кая (кара). Столица Силлы — Кымсон — подвергалась нападению соперничающего образования Исого.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Для Кореи IV век приобрел то же значение, что для Запада V столетие; это был период перехода от древности к средневековью. Для Корейского полуострова он ознаменовался сменой сил, действующих на его арене. Вместо китайских префектур и противостоящих ему местных племенных объединений на нее вступили три аборигенных государства, сяньбийское государство Янь и японское Ямато.

В самом начале IV в. активизирует свою деятельность и Когурё. Эта активность связывается с Мичжонваном (300—330) — первым когурёским королем, фигурирующим и в китайских и в корейских летописях (под именем Ыгбуль, кит. Ифули), и проявилась она прежде всего в набегах на китайские префектуры Лолан и Дайфан, уже ряд лет лишенные поддержки метрополии. Считается, что Лолан пал в 313 г., а часть поселенцев (примерна Ч&) Даже перебралась в Янь. Однако администрация префектур^ судя по эпиграфическим находкам, продолжала функционировать по крайней мере до середины IV в. Как бы то ни было, с этога времени и по 552 г. Когурё играло доминирующую роль на полуострове.

Когурё в это время было озабочено защитой своих западных границ. В 319 г. оно вступило в коалицию с китайскими властями Ляодуна и некоторыми другими племенами Корейского полуострова. Коалиция выступила против царства Янь, но потерпела крах. Ляодун и часть земель Когурё попали в руки фамилии Муюн»?

В поисках союзника против сяньбийского Янь когурёсцы в 330 г. отправили посольство ко двору династии Поздняя Чжао в Северном Китае, и в 338—339 гг. оба государства напали на Янь. Исход войны был печален для Когурё: сяньбийцы в 342—343 гг. нанесли •ему жестокое поражение и разграбили его столицу на р. Ялу — (вандо. Единственным положительным следствием минувшего десятилетия явился для когурёсцев приток беглецов из Янь.

Ликвидация китайских префектур происходила в условиях со- лерничества между Когурё и Пэкче за обладание освобождаемыми землями. В междуречье Ханган — Кымган в начале IV в. зародилось, а к середине IV в. сформировалось государство Пэкче. Его происхождение не совсем ясно. По-видимому, переселенцы из разгромленного Пуё перехватили у местного князька (царя Цинь) инициативу в движении за объединение племени махан (королевский род Пэкче носил фамилию Пуё). Выход Пэкче на политическую арену ознаменовался крупными успехами: в 369 г. Пэкче окончательно присоединило общины махан и одержало первую победу над Когурё, в 371 г. взяло Пхеньян и перенесло свою столицу из Вире на север — в Хансон, захватив всю территорию Дайфана, в 377 г. вторично осадило Пхеньян. Но на этом успехи Пэкче кончились. 369 год можно считать годом начала трехсотлетнего периода войн между Когурё и Пэкче. Другие этим годом датируют завоевание народности махан (или даже всего полуострова) конииками-пуё.

Поскольку Пэкче было сравнительно небольшим государством, ему было трудно выдерживать натиск Когурё. И действительно, медленно, но верно Когурё оттесняло Пэкче на юг. Пэкче судорожно искало союзников и в 372 г. отправило посольство ко двору династии Восточная Цзинь, официально заявив о своем существовании. Поскольку Когурё считалось заграничным вассалом предшествующей династии Западная Цзинь, завоевавшей в 370 г. Янь и планировавшей поход на юг в глубь полуострова, пэкчийский владетель не получил немедленной и реальной помощи, но это посольство положило начало тесным связям Пэкче с китайскими государствами.

Однако Пэкче нуждалось в срочной поддержке, и тогда его взоры обратились к Японии. Хотя «Нихонги» и «Самкук саги» возводят дипломатические отношения между корейскими владениями и Японией к I в. до н. э., весь этот период для обеих сторон в политическом отношении носит легендарный характер. Даже завоевание Силлы японской царицей Дзингу в 200 г. кажется мифом уже хотя бы потому только, что, когда в ближайшие годы владетель Пэкче пожелал отправить посольство в Японию, никто из мелких правителей юга не знал дороги на острова. Владетель Тансуна на р. Нактонган, который, кажется, был центром древней "торговли с Японией, уверял, что не имел дел с этой страной, хотя и слышал о ней. С другой стороны, послы японцев с начала нашей эры ездили в Лолан через Корею, а корейцы торговали с японцами железом.?

Режим Ямато, сложившийся в конце III — начале IV в. в Центральной Японии, в середине IV в. распространил свой контроль на о-в Кюсю. Похоже, Пэкче около 367 г. послало туда своего представителя. Уже в 369 г. совместные усилия войск Пэкче и Японии привели к изгнанию когурёсцев с части бассейна р. Нак- тонган. Пэкче расширило свою территорию и было защищено японскими гарнизонами от Силлы. В течение последующих 20 лет Пэкче поддерживало активные дружеские связи с Восточной Цзинь и с Японией.

Японская армия, если верить традиции, используя вражду между Силлой и Кая, около 369 г. создала на юге полуострова опорный пункт — «зависимое владение» Мимана (кор. Имна), часто из-за трудностей сообщения с Ямато действовавшее довольно самостоятельно. Появление этого владения, а также угроза со стороны Когурё и Пэкче заставили Силлу отправить в 377 г. посольство к Восточной Цзинь, а в 399 г.— в Когурё (последнее посольство просило о помощи в борьбе с Кая и Ямато).

В 391 г. на когурёский престол вступил Квангэтхо-ван (букв. «Расширитель страны»), полностью заслуживший это свое посмертное имя. Когурё сильно расширило при нем свои пределы: на западе оно включило земли Ляоси, находящиеся по западную сторону р. Ляохэ, которая считалась традиционным рубежом ки- тайско-«варварского» мира; на севере вобрало в себя поселения пуё, еще сумевшие до той поры сохранить независимость; на юге отторгло земли Пэкче, лежащие к северу от р. Ханган; на юго-востоке сильно потеснило силланцев и японские гарнизоны во владении Кая (400 г.). Кроме территорий Когурё приобрело массу податного населения, рабов, скот. В 427 г. когурёский король Чансу перенес столицу на юг, в Пхеньян, и начал длительную войну за объединение полуострова. Однако ему не удалось достичь ни тактической задачи — разгрома Пэкче, ни стратегической — завоевания всего полуострова. По мере продвижения в глубь государства Пэкче росло сопротивление, а его военно-объединительная политика лишь сильнее сплачивала союз Пэкче и Силлы, к которому примкнула и Япония, боявшаяся вторжения когурёсцев на архипелаг. Последняя в 404 и 407 гг. уже посылала из Мимана войска на помощь Пэкче, но неудачно.

Пэкче в V в. вступило в полосу неудач. В то время как перенесение когурёских столиц все дальше на юг (Куннэсон — Хван- до — Пхеньян) свидетельствовало об успешной экспансии, передвижение столиц Пэкче в том же направлении (Хансон, в 475 г. Унджин, в 538 г. Саби) говорит о безуспешных попытках отразить эту экспансию.

Ожесточенные когурёско-пэкчийские войны в IV — V вв. малс затронули Силлу, сложившуюся на базе племен чинхан и пёнхан Скорее они создали благоприятную почву для быстрого развития этого государства: усилился приток населения, бежавшего из районов военных действий, оживилась торговля. В 503 г. состоялось официальное принятие титула короля (вана) и названия государства — Силла.

В VI в. Силла нашла силы для активной внешней политики, в 512 г. она захватила о-в Усан (Уллындо) и когурёские владения по побережью Японского моря. В 532 г. Силла покорила ряд племен кая (кара), живших в нижнем течении р. Нактонган и находившихся в союзе с японцами. В 533 г. в союзе с Пэкче силланцы сильно потеснили когурёсцев в районе нижнего течения р. Ханган и вышли на побережье Желтого моря.

Последняя акция Силлы резко изменила расстановку сил на полуострове. Выход Силлы к Желтому морю облегчал этому государству сношения с Китаем (с династией Лян), вбивал клин между Когурё и Пэкче. Как бы это ни показалось странным, такой оборот дела решительно поссорил Силлу с ее союзником — Пэкче. Пэкче считало себя монополистом в сношениях с Китаем, а земли,, захваченные силланцами у Когурё,— своими. Разгорелась война между Пэкче и его новым союзником, Когурё, с одной стороны,, и Силлой — с другой, закончившаяся в 554 г. разгромом пэкчийских войск под крепостью Квансан и гибелью короля Пэкче. К этому времени владения Силлы в системе трех государств достигли максимальной протяженности, простираясь до нынешней провинции Северная Хамгёндо, а ее влияние стало первенствующим. С захватом в 562 г. силланцами владений Кая на полуострове установилось подлинное троецарствие и окончилось «военное присутствие» Ямато. Но эти же успехи окончательно поссорили Силлу с соседями. Поэтому силланцы стали домогаться союза с государством Лян. Воздействие Лян на расстановку сил на полуострове оказалось меньшим, чем в свое время влияние Японии, но в 589 г. Китай объединила династия Суй, которая вскоре решила вернуть то, что считала своим наследством. В 598 г. крупная суйская армия выступила против Когурё, но последнее отбило вторжение. После этой победы когурёсцы в 603—608 гг. вновь устремились на юг против Силлы, а заодно и против Пэкче. Но вскоре, в 612 г., Когурё столкнулось с новым суйским вторжением по суше и по морю, которое когурёсцы мужественно отразили. Через пять лет династия Суй перестала существовать, и когурёсцы, безусловно, могли гордиться своим вкладом в падение этой династии.

Наступила передышка, имевшая для корейских государств роковое значение: поверженную суйскую династию в 618 г. сменила еще более могущественная, танская, силы же Пэкче и Когурё оказались подорванными предыдущими вторжениями. Земли этих стран лежали опустошенными, а оборонительные мероприятия (например, десятилетнее строительство стены поперек перешейка, начатое в 631 г.) усугубляли страдания народа. Тем не менее дух сопротивления не покинул когурёсцев: именно он привел начальника строительства стены ён Гэсомуна в результате переворота 642 г. на пост главнокомандующего и фактического правителя страны.

Междоусобные войны на полуострове облегчили танскоё вмешательство. Хотя и Пэкче и Силла стремились заручиться поддержкой Тан, последняя делала ставку на Силлу. Тогда Пэкче вошло в сговор с Когурё, и в 643 г. обе страны напали на Силлу. Нападение вызвало открытое вмешательство танских армий и флота в 645 г. Огромная армия вторжения была разбита когурёсцами; не имели успеха и вторжения в 647 и 648 гг.

Происшедшие события тем не менее не изменили ни расстановки сил на полуострове, ни политики взаимных союзов ради взаимных войн. Изменился лишь удельный вес Силлы, крепнувшей по мере ослабления двух других государств, и росли ее претензии на гегемонию на полуострове. Целям достижения последней соответствовало и воспитание новой военной знати в организации хвара- нов. После неудачной инициативы Силлы найти пути примирения с Когурё (642 г.) прежняя ситуация повторилась в точности. Силла стала крепить союз с Китаем. Не могущее наладить разрушенное хозяйство Пэкче искало выхода в новой войне. Заручившись поддержкой Когурё, оно развернуло военные действия против Силлы. На китайский ультиматум в 651 г. Пэкче ответило союзом с Японией и захватом 30 силланских крепостей. Силланцы отбили нападение, но в 655 г. объединенные силы Когурё, Пэкче, Мальгаль обрушились на Силлу. Последняя обратилась за помощью к династии Тан. Совместные действия танских и силланских войск быстро привели к уничтожению Пэкче (660 г.). На землях бывшего Пэкче появились китайские округа и китайский наместник.

Разгром союзника и перспективы войны на два фронта тяжело отразились на воле Когурё к сопротивлению; хозяйственный и военный потенциал этого государства еще раньше сильно пострадал от шестидесятилетних постоянных войн. Смерть Ён Гэсомуна послужила толчком к разброду в верхах и к борьбе его сыновей за власть. Новое наступление танско-силланской коалиции в 667— 668 гг. когурёсцы уже не смогли отразить. Их страна разделила участь Пэкче.

Теперь за гегемонию на Корейском полуострове боролись две державы: китайская Тан и Силла. Тан обладала мощными армиями и неисчерпаемыми резервами, но все это находилось в метрополии, коммуникации же непомерно растянулись и стали легкоуязвимы. Силла уступала по мощи Китаю, зато обладала хотя сравнительно небольшой, но опытной армией, воинственно на-строенной аристократией, а главное, выступала как лидер корейской народности, законный объединитель корейских земель и поэтому пользовалась поддержкой повстанческих отрядов.

По всем этим причинам Силле удалось в одиночку добиться в войне с Тан таких успехов, которые до 660—668 гг. ей ни разу не удавалось достичь, выступая союзником Тан в борьбе против Когурё и Пэкче. К 670 г. силланцы смогли освободить территорию Пэкче, в 675—676 гг. разгромить основные силы танского Китая и фактически изгнать их с полуострова. К 668 г. прекратили существование все прочие династии и государства, и страна вступила в период Объединенной Силлы.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

1) что дискутируем?

2) в корейском языке нет слога "ыг" - или "ый", или "ыль", или "ып", или "ынъ".

3) махан - это только один из Самхан (трех хан), пёнхан и чинхан надо тоже учитывать.

4) силланский язык и язык Когурё + Пэкче (правящий клан) и Ямато были крайне непохожи друг на друга.

См. "Нихон сёки", свиток XIX:

Приблизившись, они (когурёсцы - прим. Ч.Г.) сказали: «Люди сказали, что на нашей равнине остановились гости. Как мы могли не поприветствовать вас? Хотим, чтобы ты поприветствовал нас и скорее сообщил твой род, возраст и ранг». Ёчхан (принц из Пэкче - прим. Ч.Г.) отвечал: «Мой род — тот же, что и ваш 114; мой ранг — хансоль; лет мне 29». [Сын вана] Пэкче спросил в свою очередь [этих наездников]. Ответ был дан таким же образом.

Смотря на ров, генерал [Силла] воскликнул: «Кусунизири!»

Это слово языка Силла, значение его неясно.

http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Ja...frametext19.htm

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Многие пэкческие аристократы состояли в тесном родстве с японскими аристократами, так что вряд ли между ними существовали коммуникативные затруднения. Если перечитать "Синсэн Сёдзироку" - 新撰姓氏録, то мы увидим, что в Японии прочно осел целый ряд знатных выходцев из Пэкче и даже из Китая.

Доктор Воробьев - человек достойный, но, увы, покойный. Не бойтесь, он не был наставником того, о ком вы думаете; насколько я знаю, он преподавал в другом ВУЗе.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

в Японии прочно осел целый ряд знатных выходцев из Пэкче и даже из Китая

Там осели не только аристократы - там были целые поселения мигрантов из Пэкче и Китая.

Опять-таки, не совсем понятно - именно из Китая и Пэкче или вообще так именовали всех "корейцев" (условность этого термина до Х в., думаю, понятна) и выходцев не из Японии, а с материка и других островов?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опять-таки, не совсем понятно - именно из Китая и Пэкче или вообще так именовали всех "корейцев" (условность этого термина до Х в., думаю, понятна) и выходцев не из Японии, а с материка и других островов?

В источниках достаточно четко различаются кланы из разных государств Кореи и Китая. Всех вместе их обозначали отдельным словом «торай-дзин» («torai-jin», 渡来人).

В официальном выпуске генеалогического справочника императорского двора Ямато, в котором были записаны 163 китайских клана, содержалось в общей сложности 815 семей.

Согласно «Нихонги», клан Хата (Hata), в состав которого входили потомки Цинь Шихуана, прибыл в Ямато в 403 г. (14-й год [правления] Одзина), управляя людьми из 120 провинций. По данным «Синсэн Сёдзироку», во времена правления императора Нинтоку (Nintoku) клан Хата рассредоточился по различным провинциям и занимался шелководством, поставляя шёлк для императорского двора. Также при дворе Ямато было создано министерство финансов, во главе которого встал Хата Оцутити (Hata Otsuchichi; 秦大津父).

В 409 г. (20-й год Одзина) Ати-но Оми (Achi-no-Omi), родоначальник клана Ямато-Ая (Yamato-Aya), также прибыл в Японию вместе с людьми из 17 провинций. По данным «Синсэн Сёдзироку», Ати получил разрешение на жительство в провинции Имаки (Imaki).

Клан Кавати-но Фуми (Kawachi-no-Fumi), потомки Гаоцзу (Gaozu; император Гао) из Хань (Han), представляли аспекты китайского письма при дворе Ямато.

Клан Такамуко является потомками Цао Цао (Cao Cao). Такамуко-но Куромаро (Takamuko-no-Kuromaro) отвечал за реформы Тайка.

Теперь о выходцах из Кореи. Согласно «Синсэн Сёдзироку», в общей сложности 154 из 1182 семей знати в Кинае, что острове Хонсю, считаются людьми с корейской родословной. В частности, в реестре упоминаются 104 таких семьи из Пэкче, 41 – из Когурё, 6 – из Силлы, и 3 – из конфедерации Кая. Возможно, это могли быть семьи, перебравшиеся на острова в 356-645 гг.

Согласно «Нихонги», наиболее древней записью об иммигрантах из Силлы является запись об Амэ-но Хибоко (Amenohiboko), легендарном «князе» королевства Силла, который перебрался в Японию в эпоху правления императора Суинина (Suinin), возможно в III-IV вв. В «Нихонги» Амэ-но Хибоко описывается как предок по матери императрицы Дзингу (Jingū), одна из легенд о которой сообщает, будто Дзингу завоевала Силлу. Легенда выглядит весьма спорной, поскольку Дзингу, как сообщается, жила во II-III вв. и, как предполагается, скончалась в 269 г. н. э.

С другой стороны, в число корейских иммигрантов входили также члены королевской семьи Пэкче. Король Пэкче по имени Мурён (Muryeong) родился в Японии в 462 г. и оставил здесь своего сына. В царствование императора Одзина король Пэкче Кынчхого (Geunchogo) направил к японскому двору множество подарков и учёных.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

В источниках достаточно четко различаются кланы из разных государств Кореи и Китая.

Как мы увидим из написанного ниже, это не так.

Согласно «Нихонги», клан Хата (Hata), в состав которого входили потомки Цинь Шихуана, прибыл в Ямато в 403 г. (14-й год [правления] Одзина), управляя людьми из 120 провинций.

120 провинций? Вот и неправильно. Столько не было ни при одном делении Китая на провинции. Уезды - куда ни шло. Но перевести уезд (сян) как провинция (шэн) - это лихо!

Кроме того, наговорить, что мы, мол де, потомки Цинь Шихуана, могли все - проверить никто не мог.

В 409 г. (20-й год Одзина) Ати-но Оми (Achi-no-Omi), родоначальник клана Ямато-Ая (Yamato-Aya), также прибыл в Японию вместе с людьми из 17 провинций.

Опять-таки, 17 провинций было во ВСЕМ Китае. А тут - только с юга/севера!

Клан Кавати-но Фуми (Kawachi-no-Fumi), потомки Гаоцзу (Gaozu; император Гао) из Хань (Han), представляли аспекты китайского письма при дворе Ямато.

Таинственная фраза про "аспекты китайского письма". "И верительные грамоты" этих людей, надо понимать, такие же.

Лю Бэй, согласно истории Троецарствия, был настолько нищим, что зарабатывал ремеслом плетельщика сандалий и кистей. А он был потомком Гаоцзу (Лю Бана). Вот как-то так.

Клан Такамуко является потомками Цао Цао (Cao Cao). Такамуко-но Куромаро (Takamuko-no-Kuromaro) отвечал за реформы Тайка.

Как водится. Каждый нищеброд, рванувший в Японию, был, по меньшей мере, потомок императора или родоначальника императорской династии!

Легенда выглядит весьма спорной, поскольку Дзингу, как сообщается, жила во II-III вв. и, как предполагается, скончалась в 269 г. н. э.

Это вообще поздняя сказка, не имеющая ни археологических, ни документальных подтверждений. Зато эксплуатируется вовсю.

Король Пэкче по имени Мурён (Muryeong) родился в Японии в 462 г. и оставил здесь своего сына.

Это по японским народным сказкам. А по корейским - нет:

http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Ko...frametext26.htm

Верить такому сложному и противоречивому источнику, как "Нихон сёки", без сверки с китайскими и корейскими материалами нельзя. Ким Бусик НЕ ПОДТВЕРЖДАЕТ пребывания Мурён-вана и Сон-вана в Японии.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Естественно все знатные персоны сочиняли свои родословные от императоров и богов, но это вовсе не указывает на то, что составители японских источников не были в состоянии отличить, из Китая эмигрант или из Кореи (вполне возможно, что составители сами были потомками эмигрантов). Сегодня многие казахи считают себя потомками Чингис-хана, но отличают себя от монголов.

Насчет провинций - так всем и так понятно из контекста, что речь идет о незначительных территориальных единицах. Драпали видимо в связи со смутой в империи Восточная Цзинь и возникновением конгломерата варварских государств. Вряд ли эти люди были нищебродами, нищебродам и в Китае можно было оставаться, ибо терять нечего. А драпали те, кто стал в том или ином конфликте не на ту сторону - за это мог лишиться головы не только глава клана, но все его члены.

В представленном источнике ничего не говорится о том, где вырос Мурен. Лишь в примечании указано:

В Нихон сёки (кн.16, Бурэцу ки, 4-й г.) с привлечением Пэкче синчхан указано, что вана Мурёна звали Сама, причем происхождение имени связывают с корейским словом сом («остров»), сходным с японским сама, тоже означающим «остров», и даже изложена легенда о рождении Сама на одном из островов по пути в Японию, причем в ней совершенно искажены его родственные связи. Найденный во время археологических исследований могилы вана Мурёна каменный памятник с надписью показывает, что звали его Сама, что в «Летописях Пэкче» правильно указаны его возраст, год восшествия и смерти, имя отца (Кэро, а не Конджи, как в Нихон сёки).

Это значит, что сведения японской хроники хоть и носят легендарный характер, но в целом не противоречат ни летописи Пэкче, ни археологии. А родственные связи скорее всего искажались сознательно.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

В представленном источнике ничего не говорится о том, где вырос Мурен.

Что никак не подтверждает версию японских народных сказок.

Это значит, что сведения японской хроники хоть и носят легендарный характер, но в целом не противоречат ни летописи Пэкче, ни археологии.

Нет, это значит одно - японские народные сказки ничем не подкреплены.

но это вовсе не указывает на то, что составители японских источников не были в состоянии отличить, из Китая эмигрант или из Кореи (вполне возможно, что составители сами были потомками эмигрантов).

Подробности этих записей говорят только о том, что "со слов сдатчика записано верно".

Вряд ли эти люди были нищебродами, нищебродам и в Китае можно было оставаться, ибо терять нечего. А драпали те, кто стал в том или ином конфликте не на ту сторону - за это мог лишиться головы не только глава клана, но все его члены.

В любом случае, говорить о них, что они - потомки сильных семей, можно только в свете того, что "со слов сдатчика записано верно". Поди проверь - был его предком Цао Цао, или он это под воздействием паров опиума придумал? Про опиум утрирую, но факт остается фактом - "так записали".

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

М. В. Воробьев. Япония в III - VII вв.

. В IV—VII вв. в страну мигрировали значительные массы обитателей Кореи и Китая, причем мы знаем даже приблизительное время прибытия отдельных партий, их примерную численность и расселение по стране. В предварительном плане можно сказать, что эта миграция сыграла существенную роль в окончательном складывании этнического облика японцев. Значение диффузии континентальной культуры, «вязанной с этой миграцией, представляется еще более важным. Поскольку она как лак легла на всю японскую основу, создалось впечатление о ее всепроникающем и решающем влиянии.Судя по летописи «Нихонги», большие группы китайцев из префектур Лолан и Дайфан (Корея), переселившиеся в Японию, состояли из циньцев (или хата) во главе с Гун Юэцзюнем и ханьцев (или ая) во главе с Атики (кор. А Чжики). Первые появились в Японии около 14 г. правления Одзина (283 г.?), вторые — в 20 г. (289 г.?). О действительной, хотя бы приблизительной дате приезда можно лишь догадываться по косвенным данным. По «Кодзики», Атики привез в подарок железный меч с семью отростками. Похожий меч сохранился, на нем есть датирующая надпись — 369 г. Поэтому предполагают, что оба персонажа прибыли между 370—375 гг.

С одной из первых партий ханьцев прибыл и знаменитый Вани (кор. Ван Ин); о дате его приезда много писали, и в конце концов она тоже отнесена к IV в. Напомним, что это время ознаменовалось на Корейском полуострове крахом китайских префектур, а это должно было вызвать перемещение колонистов.

Названия «ая» и «хата» как родовые фамилии иммигрантов в первом поколении упоминаются уже в V в. при награждении званиями представителей их высшего слоя [Lewin, 1962]. Ая — одно из чтений (ая, ая-но атаби, аябэ) в древнеяпонском произношении двух иероглифов, которые буквально значат «люди хань, ханьцы». Хата-—одно из званий (кабанэ), жалуемых иммигрантам; для его написания использован китайский знак, определяющий династию Цинь; отсюда — «циньцы».

В подсчетах числа иммигрантов в протоисторические и исторические эпохи в Японии авторы не сходятся. Но известно, что в 14 и 16 гг. правления Одзина пришелец Гун Юецзюнь явился во главе населения 120 уездов. При Нинтоку бьгао расселено население 127 уездов Цинь. Но в Лолане при Ранней Хань числилось лишь 25 уездов: похоже, «сотня» подставлена ошибочно и перед цифрой следует поставить предлог «из».

Ханьцы происходили из 17 уездов, сперва они прибыли в Дайфан, а после упразднения последнего — в Японию. Число тех и других, по поздним источникам, колебалось между несколькими сотнями и несколькими тысячами. По главе о Юряку (вторая половина V в.) в «Нихонги» и по «Новому реестру кланов и фамилий» («Синсэн сёдзи року»), насчитывалось 92 корпорации (бэ) циньцев-иммигрантов и в них числилось 18 670 человек; при вступлении на престол Киммэя (вторая половина VI в.) циньцев оказалось 7053 двора. По утверждению некоторых исследователей, это составляло 3% всего податного населения [Aoki, 1974, с. 71]. Сведения о ханьцах менее определенны: в «Дополнениях к сказаниям о старине» («Кого сюи») утверждается, что их считали десятками тысяч.

По аналогии с современными демографическими данными, в эпоху яёи на островах могло жить что-то около миллиона человек, в начале VII в.— миллионов пять японцев, в середине VIII в.— до 8,5 млн.

Иноземцы прибывали в Японию через Корейский полуостров тремя волнами: 1) IV — начало V в.; 2) вторая половина VI — начало VII в.; 3) 60-е годы VII в.—VIII в. Всех иммигрантов селили компактными группами в строго определенных районах.

С V в. ая особенно густо расселялись на Хонсю по побережью Внутреннего Японского моря, вблизи тех мест (Нагато, Ямато), где размещались царские ставки. Поселения ая (ямато-но ая) кроме клана Сака-но-э находились в провинциях Ямато, Кавати. Хата придерживались той же тенденции: жить вблизи ставок «царя» — и поселились в основном в провинциях Ямасиро, Сэтцу, Кавати. Материал о поселениях потомков «ханьцев» относится к VII—X вв. К этому времени обозначения Аяхито, Аябэ, Аяхитобэ утратили свою характерную социальную функцию и превратились в простые фамилии. Внезапное появление этих фамилий в разных провинциях дает право на предположение, что эти фамилии или группы фамилий есть результат смешения аборигенов с потомками пришельцев. Это можно подтвердить на примере провинций Ямато и Кавати, находящихся на восточной оконечности Внутреннего Японского моря.

С V в. хата заселяли побережье Внутреннего Японского моря, восточное побережье Кюсю, западное побережье Сикоку, южное побережье Хонсю. Затем -они переселились в провинции Бидзэн, Сацума, Сэтцу, Кавати, Танива, Ямато, Ямасиро и далее в Тика- цуоми, Мино.

Появление корейских военнопленных и китайских иммигрантов на островах способствовало консолидации централизованного режима, который противостоял эмиси, владевшим севером Хонсю. Эти иммигранты отнюдь не оказались в положении изолированного меньшинства. Они стали частью господствующей в Японии социальной структуры. Обе группы (ая и хата) расслаивались, с одной стороны, на ряд более мелких привилегированных, управленческих прослоек, а с другой — на массу рядовых, которые еще раньше в корейских поселениях находились в подчинении у своих вождей. В процессе натурализации обе группы, каждая по-своему, прошли путь развития, который отличался значительными особенностями, оказавшими влияние на окончательный их социальный состав

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Роль Кореи как «культурного моста» в процессе передачи материковой цивилизации на Японские острова

Географическая близость Японских островов с Корейским полуостровом и одновременно, его удаленность от центра цивилизации предопределило роль Кореи в качестве “культурного моста” в процессе передачи материковой информации на архипелаг. Общеизвестно, что культурные контакты возникают в результате пространственного перемещения лиц, принадлежащих к одному обществу на территорию, занимаемую другим обществом. Такие перемещения являются последствием миграций, которые возрастали по мере роста численности населения, изменения климатических условий или нестабильной политической обстановки в месте постоянного проживания. Благодаря этим факторам через Корейский полуостров и непосредственно с него на Японские острова с далекой древности мигрировали носители передовой культуры, первыми познакомившие японцев с достижениями континентальной цивилизации и давшие толчок дальнейшему развитию японской культуры.

Тесные культурные связи Кореи и Японии протянулись на многие тысячелетия, когда Корея в культурном отношении занимала приоритетное положение в жизни японцев. Вплоть до середины VII в. между племенами, проживавшими на Корейском полуострове и Японских островах шел постоянный культурный обмен и осуществлялись непосредственные коммуникативные контакты. Эти контакты берут свою историю еще тогда, когда Япония и Корея были соединены сухопутным мостом, положившим начало развитию на Японских островах культуры дзёмон (8-1 тыс. до н.э.).

Наиболее активную роль в распространении передовых технологий материковой культуры на Японских островах, получившей название яёи, Корейский полуостров стал играть с III в. до н.э. По мнению многих ученых культура яёи является свидетельством перелома в культурной жизни Японии. Наиболее ранние формы культуры яёи, основными признаками которого были огромная роль земледелия, высокая культура керамического производства и знакомство с металлом, сложились именно на Корейском полуострове, откуда они были занесены в Японию большими массами переселенцев уже в середине первого тысячелетия до нашей эры.

Обнаруженные в центральной части Корейского полуострова черная глиняная посуда, родиной которых является район Цзяннаня, и мечи, изготовленные в период “воюющих царств” (404-221 гг. до н.э.) в царстве Чу, говорят о том, что существовал морской путь между Шаньдунским полуостровом и центральной частью Корейского полуострова, по которому люди, умевшие выращивать рис, прибывали в Корею и знакомили местных жителей с рисоводством. Нужно отметить тот факт, что на ранних стадиях культивирования риса в Японии, выращивание этой культуры было представлено умеренными зонами между 30 и 34 параллелями, непосредственно соприкасавшимися с югом Кореи. Аргументируя теорию проникновения “рисовой культуры” в Японию через Корейский полуостров, С.А. Арутюнов ссылается на то, что двусторонние песты для обрушки риса, родиной которых является Южный Китай, были обнаружены не только на Японских островах, но и в Корее. Таким образом, эти песты попали в Корею из Южного Китая, а в Японию они перешли, скорее всего, с Корейского полуострова. Нужно отметить, что “рисовая культура”, проникшая с Шаньдунского полуострова, в результате смешения с культурой северных кочевых племен и суходольным земледелием дала толчок развитию новой специализированной культуры на Корейском полуострове, способной расти даже при недостаточном количестве воды. При исследовании путей проникновения рисоводства на Японские острова следует обратить внимание и на орудия труда, обнаруженные в Итадзукэ и Кёдэн. Все каменные орудия, обнаруженные в указанных районах – каменный нож в виде полумесяца для обдирания колосьев риса, каменный топор с лезвием из раковин моллюска, желобчатый каменный топор, шлифованный меч, каменные наконечники стрел в форме ивового листа, имеют аналоги с корейскими орудиями. О проникновении рисовой культуры из Кореи в Японии говорит и легенда о Сусаноо, где сообщается, что семена, которые впервые засеяли поля на Японских островах, были вывезены из Кореи.

В тот момент, когда “рисовая культура” захватывала все большие территории Японии и достигла центральных районов равнины Канто, со стороны Корейского полуострова через Северный Кюсю на острова начала проникать бронзовая культура, представленная бронзовыми мечами, копьями, зеркалами и колоколами. Корейские бронзовые орудия начали проникать в Японию во II в. до н.э. и имели в основном культовое значение, а также являлись признаком власти. Вблизи могильного холма Суку, расположенного на юге равнины Фукуока, было обнаружено 6 рукояток от бронзовых мечей, 45 копий, 77 пик и 34 зеркала. Японскими археологами было установлено, что все оружие было изготовлено и привезено из Кореи, и только зеркала – китайского производства периода Ранней Хань. В более поздний период яёи через Корейский полуостров начинает проникать и техника плавления и отливки меди, что дало новый толчок развитию бронзовой культуры на Японских островах. Об этом говорят найденные в Японии песочно-каменные формы для изготовления оружия, некоторые из которых были завезены из Кореи. Влияние бронзовой культуры Кореи было столь велико, что в Японии бронза так и называлась “караканэ”, то есть “корейский металл”. Основную массу бронзовых предметов, найденных в западной части Японии, составляет оружие. Это оружие можно классифицировать на два типа: 1) узколезвийное, распространенное на всей территории Кореи и Южной Маньчжурии, и 2) широколезвийное, появившееся в Японии самостоятельно под влиянием бронзовой культуры, пришедшей из Кореи.

Своеобразным памятником периода яёи являются керамические гробы, состоящие из двойных глиняных сосудов больших размеров. Близ г. Карацу в префектуре Сага (Северный Кюсю) были найдены сотни захоронений в керамических гробах; в некоторых из них были обнаружены бронзовые мечи и копья. Сама церемония захоронения умерших в керамических гробах, в которые вместе с покойником клали бронзовое оружие, была популярна также в районе Кимхэ и Тоннэ (пров. Южный Кёнсан). Кроме того, как в Японии, так в Корее, при захоронении в керамических гробах голову умершего помещали в больший по размерам кувшин, при чем нередки случаи использования не только специальных кувшинов, но и обычных сосудов, применяемых в бытовых целях. Это свидетельствует о тесных взаимоотношениях между Кореей и Японией, где распространение таких могил может говорить о наличии социально-культурной ситуации, которая привела представителей корейского и японского обществ к использованию такого рода захоронений. Наряду с керамическими могилами, в этот период в Японии (в основном в районе Северного Кюсю) были распространены дольмены в виде шахматной доски, характерные также и для центральных и южных районов Корейского полуострова. Кроме того, на севере Кюсю были обнаружены могильники, сочетающие в себе дольменное и керамическое захоронение, нередко встречающиеся в Корее.

Характеризуя распространение культуры яёи на Японских островах, стоит отметить, что не все элементы культуры яёи появились в Японии одновременно. Проникновению на острова значительных групп переселенцев, явившихся распространителями передовой культуры, очевидно, предшествовал активный обмен между населением южной части Кореи и о. Кюсю. Доказательством этому может быть тот факт, что в период дзёмон (до III в. до н.э.) на территории Японии встречаются некоторые элементы культуры яёи. Лишь массовый приток переселенцев с Корейского полуострова на Японские острова оказал влияние на серьезные изменения на культурную жизнь жителей архипелага. Сложение культуры яёи на Японских островах знаменует собой новый этап не только в культурной, но и в этнической истории Японии. Появление рисосеяния, скотоводства, металла, нового типа керамики, новых форм орудий, иного погребального ритуала – все говорит о таких изменениях, которые не имели места ни на одном из отрезков предыдущего периода истории Японии и которые не могут быть объяснены непрерывным автохтонным развитием на островах. На Севере Кюсю, наиболее близкого к материку, отсутствуют переходные формы культуры, что говорит о быстром проникновении на острова носителей новой культуры. В областях, соседних с северной частью Кюсю и югом Хонсю под влиянием проникающей с Корейского полуострова культуры яёи возникают “контактные формы, промежуточные между яёи и дзёмон”, с поверхностным подражанием внешним чертам культуры яёи. Аналогии, близкие с японскими образцами, которые относятся к периоду яёи, обнаружены именно в Корее, а точнее, в ее южной части. Наиболее сходной является керамика, тип оружия, погребения в керамических урнах, причем все эти элементы, также как и рисосеяние, скотоводство, металл в Южной Корее имеют большую древность, чем в Японии. Учитывая географическое положение – близость Кюсю к побережью Кореи и наличие между ними ряда островов – предположение о том, что именно здесь проходил путь этнических групп, принесших в Японию элементы новой культуры и полностью трансформировавших жизнь на архипелаге в период яёи, становится все более неоспоримым. Исходя из этого, японские археологи отмечают, что в период позднего неолита и энеолита сформировалась единая культурная зона, охватывающая южное побережье Кореи и о. Кюсю.

Период древних курганов (“кофун”), датируемый IV – VII вв. н.э., характеризуется уже тем, что распространение материковой культуры на Японских островах не ограничивается лишь западной и отчасти центральной районами архипелага, а достигает восточных и северных границ Японии. В тот период влияние культуры Кореи сказывается в еще большей степени, определившей культурный и политический облик поздней эпохи “кофун”, выраженный в смене церемониальных традиций на воинские (конская сбруя, оружие) и бытовые. Это было связано с дальнейшим продвижением переселенцев – носителей наезднической культуры с материка на север Японии в поисках земель, пригодных для рисоводства, а также более богатых природных ресурсов. Для этого периода был характерен ввоз большого количества железа с Корейского полуострова в центральные районы Кинай, куда высшая аристократия племен ямато перенесла свой центр из Северного Кюсю. Это подтверждается инвентарем, часто встречающимся в могильных курганах Кинай, где были найдены железные латы, мечи, железные наконечники стрел. Основным поставщиком железа в Японию являлся племенной союз Кымгван Кая, с которым японские племена связывали этнокультурные и политико-экономические отношения. Первый знак топонима “Кымгван” переводится как “металл, железо”, а в “Нихонсёки” встречается другое название союза Кая – Сунара, которое можно также объяснить как “страна железа” (совр. кор. свенара).

О древних культурных связях Кореи и Японии многое говорит тип погребений в курганах, их устройство и погребальный инвентарь. Почти все типы японских курганов известны в Корее. Например, курганы круглой формы широко распространены в Южной Корее, курганы квадратной формы сооружались в Когурё, а каменные камеры горизонтального типа характерны для курганов всех трех корейских государств Когурё, Пэкче и Силла. Но, несмотря на региональные различия в типах курганов, принципиальное единообразие погребальных сооружений на значительной территории свидетельствует о быстроте распространения в Японии культурной информации в период кофун.

Сходство погребального инвентаря проявляется не в меньшей степени, чем сами погребения. Особенно это сходство четко наблюдается между украшениями из японских курганов и из курганов Силла. Отличие силласких и японских аналогов выражалось лишь тем, что японские мастера, подражая корейским умельцам, делали свои изделия из железа или бронзы, тогда как короны, серьги, пряжки и другие силлаские украшения были изготовлены из золота. Касаясь таких предметов, как подвески, локотные украшения, браслеты, части лошадиной сбруи, то они не отличаются не только по виду, но и по материалу, что свидетельствует о континентальном происхождении этих предметов. Часто встречающееся в японских курганах оружие (железные мечи с кольцеообразной рукояткой, железные наконечники стрел) также аналогичны корейским образцам. В 1963 г. в могильном захоронении Нидзава (могила № 126) были обнаружены реликвии, происхождение которых не было установлено до тех пор, пока в 1971 г. в Корее не были проведены раскопки в могиле силлаского вана Муёля (654-661). Например, в могиле № 126 и в могиле вана Муёля были найдены золотые дощечки с нанесенными на них орнаментами в виде переплетающихся стеблей вьющихся растений, подобные тем, что были обнаружены у надгробной стелы Муёльвана. Кроме того, в этих могилах среди прочих предметов были найдены бронзовые утюги. В результате проведенных в 1972 году археологических раскопок могилы Такамацу в Асука (преф. Нара), датируемой VII в., было установлено, что настенные росписи в каменном склепе, нанесенные красками шести цветов, имеют прямую связь с росписями когурёских курганов. Связь японских курганов с захоронениями в трех корейских государствах подчеркивают и найденные близ могил глиняные статуэтки ханива, изготовлявшиеся с целью заменить человеческие жертвы при погребении. Таким образом, использование глиняных изображений в виде людей, оседланных боевых коней и домашних животных имеет тесную связь с распространением культуры погребения на Корейском полуострове. Кроме того, ханива в виде человека отражали все признаки принадлежности их североазиатскому типу: специфический для северокорейских племен покрой одежды с длинными расширенными кверху рукавами и украшениями, широкие мешковидные шаровары, кожаный пояс со свисающими цепочками, высокие кожаные сапоги, короткие доспехи, изготовленные из мелких пластин с отверстиями, причудливые прически, покрытые головными уборами. Одна из древнеяпонских скульптур – “Мужчина в узорчатых штанах”, датированная IV веком, украшена точкообразным орнаментом. Такой же рисунок был характерен как для женской, так и для мужской одежды когурёсцев.

Помимо оружия, являвшегося основой боеспособности пришельцев с Корейского полуострова, на территории Японии в этот период появились сельскохозяйственные и строительные орудия из железа (топоры, резцы, ножи, деревянные лопаты с металлической окантовкой, серпы), что дало толчок еще большему развитию земледелия и архитектуре на Японских островах.

Немалую роль сыграли корейцы и в таком направлении культуры, как ткачество. До прибытия переселенцев на Японские острова местные ткачи работали только с растительным волокном. Из летописей известно, что из Пэкче в Японию был привезен ткацкий станок, а в IV – V вв. там стали возникать специальные корпорации, которые состояли из осевших на островах корейцев, занимавшихся ткачеством. В японских летописях сообщается, что в 469 г. из Пэкче приехали ткачи парчи, а 472 г. корейские переселенцы были расселены по специальным уездам, пригодным для разведения тутового шелкопряда. В 610 г. когурёский монах Донтё привез с собой в Японию новый способ окраски для одежды. Узоры многих сохранившихся в Японии пестрых тканей VIII в., носят следы корейского влияния. Например, крестообразные узоры, выполненные в блеклом зеленовато-сине-фиолетовом цвете – корейского происхождения. По хранящемуся в храме Тюгудзи (г. Нара) древнему ритуальному покрывалу, датированному 623 г., можно судить о том, что для Когурё было характерно вышивание больших текстов. Об этом свидетельствует частично сохранившаяся на покрывале надпись, которая гласит, что узоры и иероглифы выполнены по приказу вдовы принца Сётоку-тайси двумя мастерицами-послушницами – японкой и кореянкой. Имя корейской мастерицы записано по-японски Ниси-но Ая-но Кома-но Касей, которое свидетельствует о когурёских корнях вышивальщицы (“Кома” является японской транскрипцией государства Когурё). О том, что эта мастерица приехала из Когурё подтверждают также отдельные сюжеты вышивки, находящие себе аналогии в живописи когурёских гробниц.

Огромную роль Корея играла и на естественно-научные представления в Японии. Например, формирование медицины как науки тесно связано с корейской медицинской школой, которое в течение V - VII вв. имела в Японии приоритет перед китайским направлением. В этот период влияние корейской медицины на научные познания японцев достигло такой популярности, что по приглашению японских правителей в Японию приезжал большой контингент корейских врачей. Так в 414 г. по просьбе заболевшего императора Ингё из Силла приехал врач, Ким Бу, который успешно лечил больного. В 458 г. поселившийся в Нанива когурёский врач Ток Нэ занимался медицинской практикой, оставив после себя много учеников и потомков, продолжавших его дело. В 686 г. личный врач императора Тэмму пэкческий врач Ок Ин получил титул “короля врачей”. Даже в тот период, когда в Японии все более стали усиливаться тенденции к переориентации ценностей в сторону Китая, японские врачи ехали совершенствоваться в иглоукалывании в Корею. Оттуда же в Японию поступала большая масса медицинской литературы и лекарственных препаратов, в распространении которой участвовали и буддийские монахи из Кореи.

С проникновением буддизма в Японию в VI в. на архипелаге начался расцвет буддийской культуры, на развитие которой большое влияние оказали корейские переселенцы. С учетом того, что это направление искусства для японцев было новым, на первых порах образцы буддийской культуры ввозились напрямую из Кореи. Особенно сильное влияние на развитие буддийской культуры в Японии оказало государство Пэкче. Письменные источники свидетельствуют, что первые буддийские статуи появились в Японии в 552 г., когда пэкческий король Сонван, передал в дар японскому правителю вместе с буддийскими сутрами изображение Будды из позолоченной бронзы. Хотя чужие для местной знати идолы были вскоре уничтожены, с распространением буддизма в Японии, на острова в большом количестве стали завозиться новые образцы буддийской культуры. В летописях сообщается, что в 584 г. из Пэкче прибыло каменное изваяние будды Майтрейя. Также было установлено, что статуя пэкческого Авалокитешвара (яп. Кудара Каннон), находящаяся ныне в храме Хорюдзи, была завезена в 606 г. с Корейского полуострова. Еще одна статуя, будда Майтрейя из храма Корюдзи в Киото, являющаяся государственной сокровищницей Японии № 1, очень похожа на позолоченное изображение будды Майтрейи, числящегося в корейском фонде государственных сокровищ под № 13. У ученых не вызывает сомнения, что статую Майтрейи из храма Корюдзи изготовили в Пэкче, либо при содействии пэкческих мастеров в Японии. Это подтверждает и то, что статуя изготовлена из красной сосны, произрастающей в Корее.

Впоследствии японские мастера активно стали воспроизводить скульптурные образцы корейских мастеров, прибывавших на Японские острова для обучения местных ремесленников искусству ваяния. Наиболее известным мастером ваяния был Курацукури-но Тори – потомок известного корейского переселенца Сиба Дачито, приехавшего в Японию в 522 г. В 606 г. он руководил отливкой бронзовой статуи Будды для храма Гангодзи, а в 623 г. им была выполнена триада с изображением будды Шакьямуни и двух бодисатв для храма Хорюдзи.

До проникновения буддизма на Японские острова дворцовые сооружения и культовые сооружения по архитектурному стилю почти не отличались. Но под влиянием буддийской архитектуры, которая стала знакома японцам благодаря корейским зодчим, в Японии начинают строиться буддийские храмы нового стиля, для которых было характерна простота и прямолинейность планировки. Можно сказать, что в период VI – VIII вв. в японской архитектуре происходил интенсивный процесс усвоения культурного наследия народов Дальнего Востока, основным проводником которого являлась Корея. Для строительства буддийских архитектурных сооружений в Японию отправлялись целые отряды корейских мастеров, строивших храмы и пагоды, подобные корейским аналогам. Впрочем, корейские архитекторы стремились приспособиться и к особым конструктивным требованиям японцев, строя сейсмоустойчивые сооружения. Первый буддийский храм, возведенный пэкческими строителями, датируется 586 годом, а первая пагода – 593. В 596 г. пэкческими мастерами был построен храм Хокодзи (в 716 г. перенесен в Нара и переименован в Гангодзи), ознаменовавший собой начало культуры Асука. Самым древним из сохранившихся в Японии буддийских храмов является храм Хорюдзи в Нара, построенный в 607 г. при непосредственном участии корейских зодчих. Раскопки, проведенные в районах первоначального расположения храмов и изучение сохраненных деталей построек, выявили факт, что храм Хорюдзи представляет собой точную копию корейских буддийских храмов. Несмотря на то, что до наших дней не дошло ни одного храма Пэкче, по остаткам фундамента в местах нахождения храмовых комплексов и письменным источникам был установлен принцип их планировки, по которому можно сделать вывод, что храмы в Японии строились под влиянием архитектуры Пэкче. В частности, прообразом планировки японского храма Ситтэнодзи послужил пэкческий храм, находящийся в нынешнем уезде Кунви. Сходство храмовых комплексов Пэкче и Японии можно наблюдать и по декоративному оформлению, резьбе по камню, скульптурах, стенописи, орнаменте на кирпичах и черепице. Наиболее уникальный памятник древней японской живописи – стенопись в храме Хорюдзи приписывается корейскому художнику Тамчжину (Донтё), расписавшему стены храма в начале VII в. и положившему начало буддийской живописи в Японии.

С ростом популярности буддизма в Японии росло и число буддийских храмов. В 624 г. буддийских храмов на Японских островах насчитывалось уже 46. Все эти храмы были построены в местах компактного расселения переселенцев с Корейского полуострова, что говорит об их активном участии в распространении буддизма и буддийской культуры на Японских островах. Название храма Кудара-но дайдзи (“Великий храм Пэкче”) также напоминает, кто принимал участие в строительстве буддийских храмов. Этот храм был построен в честь принца Сётоку-тайси, активно заимствовавшего культуру из Пэкче и сыгравшего огромную роль в развитии японской культуры. Таким образом, храм Кудара-но дайдзи стал первым в Японии храмом, построенным корейскими мастерами по прямому указанию японского императора. Одновременно строительство этого храма стало отражением наивысшего расцвета пэкческой культуры на японской земле. Один из наиболее величественных буддийских храмов, сохранившихся до нашего времени, является Тодайдзи (“Великий храм Востока”), который по своим размерам был больше, чем китайский императорский дворец. Идейными вдохновителями в строительстве были “три святых” – император Сэйму монах Нан Бён (Рёбен), перебравшийся в Японию из Пэкче, и монах Гёки, являвшийся потомком пэкческого ученого Ванина (за 40 лет при непосредственном участии Гёки было сооружено 49 храмов). Этот храм был посвящен божеству буддийского пантеона Вайрочане – Будде “Всеозаряющему свет”, высота которого составляла 16 м. Для того, чтобы отлить такую огромную статую потребовалось значительное количество средств из государственной казны и три года кропотливой и трудоемкой работы лучших мастеров Японии. Именно популярность и авторитет Гёки в различных слоях общества позволили мобилизовать трудовое население на сооружение Большой Будды Вайрочаны. Для столь ответственной работы были приглашены и мастера-литейщики из Кореи. Ответственным за отливку Большой статуи Будды (“Дайбуцу”) был назначен Кунинака-но Кимимаро, потомок пэкческого рода, отвечавший за работу 550 монахов, мастеров по бронзе и золоту, плотников, буддийских скульпторов и носильщиков. За финансовую сторону отвечал Хата-но Тёгэн – представитель одно из значительных корейских родов в Японии. Немаловажную роль в деле создания шедевра японской культуры сыграли и потомки корейских переселенцев Такеитино Маро, Такеитино Макуми, Инабено Момоэ, Масуда Навадэ.

Культура театрального жанра корейских государств также нашла свое отражение в японской культуре VII – VIII вв. Например, во время жертвоприношений Будде Вайрочана в храме Тодайдзи, наряду с танской музыкой исполнялась пэкческая, когурёская и силлаская музыка. Существовало даже общее название для музыки трех корейских государств – Санкангаку (“музыка Трех Хан”), исполнявшейся на различных церемониях. Первое упоминание о прибытии корейских музыкантов содержится в “Нихонсёки”, где говорится, что в 554 г. в Японию прибыли четыре музыканта из Пэкче. В VII –VIII вв. корейские музыканты все чаще стали приглашаться на службу в Японию. Для исполнения корейской музыки ведомством ритуальной музыки был даже определен штат, в который входило 3 чиновника и 20 музыкантов из Кореи. В 726 г. для исполнения музыки Когурё в штат входило 8 человек, силлаская музыка исполнялась четырьмя музыкантами, а пэкческая – 26. Музыка Трех государств входила в музыкальный стиль гигаку (“торжественная музыка”), которая, по “Нихонсёки”, в 612 г. была занесена в Японию пэкчесцем Мимаси. Мимаси был принят на службу ко двору в качестве гигакуси (“мастера гигаку”), поселен в селении Сакураи, где он получил в обучение несколько учеников. Наряду с гигаку в Японии существовал танец бугаку (“танец с музыкой”), куда входили и корейские стили корайгаку, сирайгаку, боккайгаку, объединенные под общим названием у-маи (“правый танец”) поскольку исполнители выходили с правой стороны. В VII - VIII вв. музыка и танцы Кореи, наряду с китайской, играли ведущую роль в представлениях бугаку. О влиянии корейской музыки на музыкальное искусство японцев говорит и наличие в Японии музыкальных инструментов, попавших туда из Кореи. Так, в сокровищнице монастыря Тодайдзи Сёсоин в Нара были найдены 25-ти струнные цитры, которые были широко распространены в Когурё, Пэкче и, особенно, в Силла. Там же были найдены два 12-струнных щипковых инструмента из Силла, в свою очередь заимствовавшего музыкальную культуру развитой в этом отношении Кая. В Сёсоин до сих пор хранится когурёский четырехструнный музыкальный инструмент “пипха”, который в корейской музыковедческой литературе получил название “ванхам”. Древние экземпляры в Корее не сохранились, но в гробнице “Самсинчхон” в Тунгоу сохранилось изображение небожителя, играющего на “пипха”.

Помимо музыкальных инструментов в хранилище Сёсоин было найдено много реликвий корейского происхождения (из 10 тысяч реликвий, хранящихся в Сёсоин, только 4 тысячи были действительно исследованы). Например, в Сёсоин хранится столовая посуда из меди и латуни сахари (кор. сабаль “фарфоровая миска”), которая использовалась во время трапезы после молитвенной службы в храме Тодайдзи. Всего такой посуды было найдено 426 комплектов.

В период Корё (935-1392) и Чосон (1392-1910), несмотря на рост сдержанного отношения ко всему заморскому, связанного с усилением национального самосознания японцев, корейские культурные ценности продолжали завозиться в Японию. Большинство реликвий было вывезено с Корейского полуострова во время Имджинской войны (1592-1598) и в период японской оккупации, но часть из них была преподнесена в дар Японии ещё в начальный период династии Чосон. В период Муромачи (1338-1573) из Кореи в Японию активно завозились буддийские сутры, изображения Будды, колокола и инкрустированная посуда. Массовый вывоз предметов буддийской культуры был связан с тем, что Ли Сонге, основавший новую династию, объявил государственной религией конфуцианство и упразднил большинство монастырей, приравняв буддийских монахов к “подлому” сословию. В Японии в этот период буддизм пользовался особенной популярностью среди местной аристократии. Пользуясь тем, что буддизм в Корее переживал не лучшие времена, сёгун Асикага и часть местной аристократии, владевшей землями в западной части Японии, попросила у корейского правительства предоставить им буддийские сутры, изображения Будды и колокола. По просьбе японской стороны из Кореи в Японию начали переправляться реликвии буддийского искусства. Большую заинтересованность японцы проявляли к Большому своду буддийских сутр (“Трипитака Кориана”), вырезанных на 86 тысячах деревянных ксилографах в XIII в. в период династии Корё. Вместе с “Большим сводом буддийских сутр” в Японию попали и инкрустированные шкатулки для хранения буддийских сутр, изготовленные в XIII в., которые ныне хранятся в токийском государственном музее. К началу XVI в. значительное количество ксилографов “Трипитаки Кориана” и шкатулок было перевезено в Японию. Только уничтожение корейскими конфуцианцами оставшейся части “Большого свода буддийских сутр” вместе с пагодой, где они хранились, вынудило корейского правителя отказать Японии в дальнейшей передаче “Трипитаки Кориана”. Последним, кто приезжал в Корею с просьбой о передаче в пользование японским буддийским храмам “Трипитаки Кориана” был посланник клана Оучи – Сонкаи, автор “Сонкаитокайникки” (Записки Сонкаи о путешествии за море, 1539) – самого древнего из сохранившихся японского сочинения о Корее. Получив известие о невозможности получения “Трипитаки Кориана”, Оучи выкупил часть “Большого свода”, хранившегося в храме Фуконодзи (преф. Ямагучи), и передал её в дар храму Тайкандзи. В этом же храме находится и колокол, который, как считается, вывез Сонкаи из Кореи.

Ныне из 80 перевезенных в свое время корейских колоколов, на территории Японии находится 50, большинство из которых было подарено японским храмам. Самым древним корейским колоколом из находящихся в Японии является колокол, отлитый для силлаского храма Муджинса в 745 г. Из отлитых в Силла колоколов можно отметить колокол в синтоистском храме Дзёку в Цуруга, датированный 833 г., колокол в храме Усахагимангу (преф. Оита), изготовленный в 904 г., а также колокол в храме Нагатоичи близ Симоносеки (преф. Шиманэ). Из колоколов периода Корё наибольшего внимания обращают на себя колокол в храме Сёрендзи (преф. Хиросима, 963 г.), колокол в храме Энниги (преф. Сага, 1026 г.), колокол в храме Какумандзи в Осаке (1030 г.), колокол Ондзёндзи (преф. Оцу, 1032 г.). Повышенный интерес к корейским колоколам привел к тому, что в Японии начали изготовлять колокола, аналогичные корейским. Покровителями в отливке колоколов корейского типа были клан Оучи и даймё Цусима – Со, которые и являлись основными их заказчиками.

Из других предметов буддийской материальной культуры можно отметить скульптурные и портретные изображения Будды. Только на островах Цусима и Ики ныне находится 60 изваяний Будды периода Силла и Корё. Точно установлено, что более 80 картин, находящихся в Японии, принадлежат кисти корёских мастеров буддийской живописи.

В период Муромачи, с ростом популярности “чайной церемонии” в Японии из Кореи стали завозиться корёские чайные чашки – кораи чяван. Массовый завоз в Японию корейской чайной посуды был связан с гонениями на буддистов, начавшимися в период династии Ли, в связи с чем привычка пить чай в Корее постепенно стала забываться. После того, как в XVI в. из Японии в Корею попал перец, который стал использоваться в качестве основной добавки в пищу, о чае вообще забыли. В связи с этим в Японии в середине XVI в. стали пользоваться спросом корёские чашки, вышедшие из обихода в самой Корее. Значительную роль в распространении корёской чайной посуды сыграли торговцы из города Сакаи, являвшимся в период Муромачи центром посреднической торговли с Кореей и Китаем. Именно благодаря жителям Сакаи в Японии стала популярной чайная церемония Вабичя, где использовались и корёские чайные чашки. Одной из популярных являлась посуда Комокаи чяван, привозившаяся из Чепхо (один из трех портов, куда могли заходить японские торговые суда), который находился в районе Унчхон (熊川, яп. Комокаи).樂 “раку” (радость), который был высечен на золотой печати, подаренной военачальником Тоётоми Хидэёси. Японские мастера приготовления чая, обращавшие серьезное внимание на высокое качество корёской керамики, по видам подразделяли ее на следующие категории – Идо, Оидо, Коидо, Аоидо, Идоваки. Именно посуда Идочяван была наиболее ценной среди других двух видов чайных чашек, распространенных в Японии – Ракуяки (изготовленные японскими мастерами) и Карацу (изготовленные корейскими мастерами, вывезенными из Кореи в Японию). Собственно, керамика ракуяки обязана своим появлением мастеру-корейцу Амэйя, переселившемуся в Японию в XVI в. Сын Амэйя – Садзиро стал впоследствии ставить на изготовляемой им керамике знак

Еще большую популярность корейская керамика приобрела после первого корейского похода Тоётоми Хидэёси, когда в Японию из Кореи стали ввозиться в огромном количестве различные культурные ценности, в том числе и керамика. Погоня за корейскими чашками вызвало ожесточенное соперничество между феодалами, которое получило название чяван сэнсоо (“войны за чайные чашки”). Пытаясь монополизировать обладание корейской керамикой, многие из крупных военачальников стали вывозить из Кореи мастеров, обладавших более совершенной техникой изготовления керамики, и создавать керамическое производство в своих владениях. Сацумский князь Симадзу Ёсихиро вывез из Кореи 500 семейств (1450 человек) гончаров и поселил их в уезде Хиоки на Кюсю, где они организовали производство керамических изделий. Корейские мастера вначале создавали изделия из привезенного ими сырья, постепенно переходя на местное. Кроме этого, с помощью корейских керамистов в Японии начинают осваивается многокамерные наклонные печи, позволявшие выпускать большое количество посуды. Повсеместное создание керамических мастерских с корейскими гончарами положило начало таким видам японской керамики, как сацума, набэсима, яцусиро, имари, арита и другие, где вместо аскетических атрибутов церемониального чаепития изготовлялись предметы, разнообразные по назначению и художественному оформлению. Например, в 1618 г. корейский мастер Пак Пхён Джи (Боку Хэйдзи), поселенный в районе Навасиро (преф. Сацума), нашел светлую глину, пригодную для изделий типа фаянса, а в 1630 г. там была построена печь, после чего Навасиро стал центром производства японского фаянса корейского типа с сине-черной и красно-коричневой глазурью.

Помимо знаменитых корейских гончаров, в Японию вывозилось большое количество других мастеров, сыгравших впоследствии значительную роль в развитии материальной культуры Японии. По различным данным число вывезенных из Кореи гончаров, врачей, мастеров по инкрустации и крестьян варьируется от 30 до 50 тысяч человек.

Еще одним примером, что походы армии Хидэёси в Корею, в военном отношении оказавшиеся неудачными, обогатили Японию достижениями корейской культуры, является знакомство японцев с искусством печатания наборным шрифтом. Сведения о методе печатания подвижным шрифтом первоначально пришли в Японию именно из Кореи, а не из Европы, как считалось раньше. В 1593 г. по приказу Тоётоми Хидэёси из Кореи в Японию были вывезены шрифт, станок и мастера-печатники. Из Кореи было привезено несколько комплектов подвижного шрифта, деревянного и металлического. Один из них, деревянный, Хидэёси преподнес императору Гоёдзэй. Император отдал приказ отобрать наиболее интересные книги и отпечатать их новым способом. Старейшей книгой, напечатанной этим наборным шрифтом, являлась “Хёдай дзёдзёган хочю моэй” (“Руководство для юношества”). Древнейшими из сохранившихся книг, напечатанных наборным шрифтом, являются религиозные издания сект Тэндай и Хоккэ, вышедшие в 1595 г. С помощью корейских металлических шрифтов был напечатан ряд книг, в числе которых были летописи “Нихонсёки”, антология стихов “Манъёсю”, а также “Собрание основных канонов “Трипитака”. В настоящее время насчитывается свыше 750 наименований книг, отпечатанных в конце 16 – первой половине 18 века при помощи деревянных и медных подвижных шрифтов.

Помимо подвижных шрифтов, сыгравших важную роль в развитии книгопечатания в Японии, в период Имджинской войны из Кореи в огромном количестве вывозились книгопечатные издания, до сих пор хранящиеся в Японии. Например, в книгохранилище Хога в г. Нагоя хранится более двух тысяч корейских книг. Японский ученый Накамура, тщательно изучавший эти книги, установил, что на значительной части книг стоят печати таких известных в Корее личностей, как И Ги, председателя Государственного совета (Ыйджонбу) при ване Мёнджоне, заместителя председателя Госсовета Юн Гэ, заместителя председателя Госсовета при ване Сонджо Ан Ви. Часть книг составляет древняя коллекция Син Ёна, а также полная коллекция книг клана Им Гу из Пхунчхона (пров. Хванхэ). Кроме того, печатями служебных ведомств были отмечены книга “История Корё” (“Корёса”), подготовленная для чтения перед ваном, Большое собрание корейских стихов и др. Кроме того, значительное количество книг хранится в императорском дворце, храме Тосюндзи (преф. Ямагучи) и библиотеке кабинета министров Японии, а также в библиотеке Сейкадо в Токио, библиотеке Мори в префектуре Ямагучи и библиотеке Сонкеигару (1073 тома), принадлежащей Маэда. Исходя из этого, можно заметить, каков был масштаб вывоза корейских книг в Японию во время корейско-японской войны.

Говоря о количестве вывозимых культурных ценностей с территории Кореи, можно с уверенностью утверждать, что одной и основных целей похода Тоётоми Хидэёси являлось пополнение материальных запасов материковой цивилизации, которой так не хватало Японии в период внешнеполитической изоляции. Свидетельством такому утверждению может служить тот факт, что для награбления культурных ценностей Тоётоми Хидэёси отправлял в Корею вместе с армией специалистов в области культуры и искусства. Так, сопровождаемые в Корею монаха Эки из храма Анкокудзи военные по его совету вывозили имущество в Японию. “Благодаря” Эки из Кореи было вывезено большое количество книг, буддийских статуй и картин, имеющих ныне большую ценность.

Таким образом, если Корейский полуостров играл роль своеобразного “моста” между материком и Японскими островами, то Северный Кюсю можно считать “воротами”, через которые материковая культура проникала и распространялась в Японии. Процесс проникновения материковой культуры корейско-китайского происхождения происходил целое тысячелетие, в связи с чем неяпонское происхождение многих элементов культуры сейчас легко забывается и воспринимается как чисто традиционное, присущее только японцам. Между тем, в истории японской культуры существовали периоды массового заимствования материковой культуры в чистом виде, постепенно преобразовывавшейся в соответствии с местными условиями. На данный момент в традиционной японской культуре весьма трудно обнаружить что-то такое, чего не было у дальневосточных соседей Японии. Собственно японская культура приобретает черты национальной много позже, когда в условиях политической изоляции и четкого осознания своей географической отдаленности от материковой Азии все пришедшее извне начинает восприниматься как “чужое”, а относительно собственной культуры вырабатывается стойкое убеждение в ее некоей “особости”. Такая трактовка начинает выступать как эмоционально и идеологически окрашенное средство формирования общественного мнения в отношении любого политического соперника, несмотря на то, что такая оценка всегда являлась дополнительной причиной трудностей, возникающих при интерпретации историко-культурного процесса в Японии и вне ее пределов. С выработкой такого общественного мнения происходит процесс искусственной консервации японской феодальной культуры при поддержке националистической тенденции и нормативности быта и искусства. Такая тенденция неизбежно приводила к сближению аристократической культуры с “низовой” культурой японцев, результатом которой являлось формирование национальной японской культурой с ярко выраженными специфическими чертами, приспособленными к природной среде и исторической обстановке, в которой оказалось японское государство, резко оградившееся от остального мира. Тем не менее, долгое время японское правительство весьма уважительно относилось к Корее, корейской культуре и к прошлым корейско-японским отношениям. Интересно отметить тот факт, что японцы, весьма обидчивые в отношениях с другими государствами и легко оскорблялись, если тон казался им неуважительным, почти всегда признавали неправоту своих людей, совершавших противоправные действия относительно Кореи, и наказывали виновных. Корейские ученые, считают, что хотя между Кореей и Японией нередки были захватнические действия, в их отношениях преобладали культурные и экономические потребности.

Но во второй половине XVI в. в Японии стало проявляться стремление к возвеличиванию японской культуры, что выразилось в интересе к синто, древней японской литературе и истории. Этому предшествовал упадок китайской и корейской культуры, связанный с маньчжурским нашествием, приведшим к истощению интеллектуальных и художественных источников в континентальной части Восточной Азии. Нестабильная обстановка в Восточной Азии в XVII в. особенно неблагоприятно отразилась на культурной, экономической и политической жизни Кореи, которая на протяжении 40 лет вела войны с Японией и маньчжурами. Последствия вторжения армии Тоётоми Хидэёси и маньчжурскими войсками в Корею уничтожили многие каналы, по которым в Японию проникала культура с Корейского полуострова, более не являвшимся связующим мостом между континентальной цивилизацией и Японскими островами. Япония, всегда чувствительная и восприимчивая к притоку идей из-за границы, также ощутила засуху и перестала воспринимать влияния, доходившие ранее с азиатского материка. На этом фоне в японском обществе стали возникать идеи о превосходстве Японии и “культурной отсталости” ее соседей, хотя стоит отметить, что политика изоляции отрицательно сказалась на культурном развитии Японии. Негативное восприятие “чужеродной” культуры в итоге стало проявляться в теориях “Нихондзинрон” и “Нихонбункарон”, в которых национальная культура предстает как статичная целостность и не учитывается историко-культурное развитие в Восточной Азии. Между тем, говоря о своеобразии японской культуры, нельзя забывать, что “корни художественного таланта поздней Японии лежат в ее доисторическом прошлом”, о котором порой забывают даже признанные ученые. Для того чтобы достичь того уровня совершенства, о котором часто говорят многие специалисты, ранняя культура Японии прошла довольно долгий путь своего развития, пережив не одну волну миграций с Корейского полуострова, привносящих на архипелаг самые передовые образцы материковой культуры. В дальнейшем культурные новшества на островах осуществлялись потомками переселенцев, продолжавших традиции своих предков.

Можно также сказать, что благодаря, отчасти, корейскому влиянию японская цивилизация имеет ныне такую ярко выраженную индивидуальность, которую отмечают многие культурологи. Это связано с тем, что Корея являлась не только мостом для проникновения китайской цивилизации в Японию, но и территорией, где элементы культур разного происхождения предварительно перемешивались и принимали специфическую форму под воздействием местных индивидуальных черт. Именно в таком “переработанном” виде доходила материковая культура до Японских островов, где она приобретала еще более специфические формы. Резкое на тот момент различие в уровнях культурного развития Китая и Японии сглаживалось посреднической деятельностью Кореи, уровень которой был ниже китайского, но выше японского. Исходя из этого, культурные связи между Японией и Кореей вплоть до VIII в. проходили по типу “передовая периферия” – “отсталая периферия”, где роль “центра” выполнял Китай.

На данный момент существует достаточно материалов, чтобы показать, что своему высокому культурному развитию Япония обязана также и Корее, откуда японцы черпали все новшества континентальной цивилизации. Говоря, например, о культурных ценностях Асука, трудно даже доказать, что какая-либо работа выполнена руками японцев и вообще была ли она выполнена в Японии. Между тем период Асука считается колыбелью древней японской культуры, когда возникли почти все остальные ее разделы, и никогда позже их трансформация не отличалась столь сплошным и революционным значением. Таким образом, в культурных связях между материком и архипелагом Корейский полуостров играл преобладающую роль на протяжении длительного времени, что стало важным фактором в развитии культуры на Японских островах. Столь тесные культурные контакты между Кореей и Японией были возможны благодаря их географической близости, регулярной миграции на архипелаг населения Корейского полуострова и взаимный характер корейско-японских отношений, выраженный заинтересованностью и непосредственным участием японцев в делах корейских государств. В ходе этих контактов, важную роль сыграло знакомство японцев с иероглифической письменностью и буддизмом, ставших ключом к овладению духовным богатством, накопленным на материке.

Иванов А.Ю. Роль Кореи как “культурного моста” в процессе передачи материковой цивилизации на Японские острова// Вестник центра корееведческих исследований ДВГУ. Материалы III Международной корееведческой конференции – Владивосток, 2005, с. 75-83.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

А в результате - осталась она "заморским захолустьем".

Япония, удаленная от центра цивилизации (Китая), разработала на основе полученной информации собственную культуру. А Корея - да, что-то сделала, но гораздо слабее и провинциальнее. Факт.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Субботина А.Л. - Культура начального периода Пэкче

Введение

Пэкче – одно из трех корейских государств, которое возникло в центральной части Корейского полуострова, в бассейне реки Ханган. По мнению большинства исследователей, основой для его формирования стало одно из государств-крепостей (гук(國), “союз племен”, “вождество”) группы Махан(馬韓) [Курбанов, 2002, с. 41, 49; Ли Гибэк, 2000, с. 66; Тихонов, 2003, с. 103]. Источников, дающих информацию о культуре начального периода этого государства, немного. Прежде всего, данные о формировании Пэкче содержатся в средневековом письменном источнике по истории Кореи Самгук саги (三國史記, “Исторические записи трех государств”), в разделе Пэкче понги (百濟本記, “Летописи Пэкче”). Уже в ранних записях, относящихся к периоду правления вана Онджо (18 г. до н.э. – 28 г.), Пэкче предстает перед нами как полностью сформировавшееся государственное образование. В Пэкче существует централизованная наследственная власть вана и армия; происходят военные конфликты и завязываются дипломатические отношения с соседними народами (Лолан, Махан); возводятся города-крепости, которые являются центрами политической жизни Пэкче; укрепляет свои позиции бюрократия (упоминается должность убо); совершаются государственные жертвоприношения Земле и Небу [Ким Бусик, 1995, с. 133 – 138].

Однако исследователи уже давно обратили внимание на то обстоятельство, что сведения о начальном периоде Пэкче из Самгук саги во многом противоречат сообщениям китайских письменных источников, в частности, Саньгочжи (三國志, “Троецарствие”) [Пак Сунбаль, 2001, с. 26]. Достоверность сведений письменных источников о раннем периоде существования Пэкче подвергается сомнению [Воробьев, 1961, с. 105]. По всей видимости, ранние записи о Пэкче характеризуются экстраполяцией средневековых реалий XII в., современных автору хроник, на более древнюю эпоху [Курбанов, 2002, с. 44]. Как известно, данный подход к историографии применялся также и китайскими историками. Справедливы замечания отечественных историков-корееведов: “конечно, говорить о существовании государства в столь ранний период вряд ли возможно” [Тихонов, 2003, с. 104], “самые ранние сообщения о трех государствах из Самгук саги следует относить к описаниям истории союзов племен с зачатками государственности” [Курбанов, 2002, с. 44]. В связи с этим возник вопрос о достоверности ранних записей о Пэкче, приведенных в Самгук саги.

В последнее время было изучено большое количество памятников, относящихся ко времени образования Пэкче. Данные археологии могут существенно дополнить наши представления о культуре начального периода Пэкче и о том, в каких условиях происходила консолидация древнекорейских племен, результатом которой стало появление государственности.

В данной работе освещаются новейшие результаты археологического изучения начального периода Пэкче на примере базового памятника этого времени – Пхуннап тхосон (風納土城, “городище с земляным валом Пхуннап”) и предлагаются некоторые гипотезы относительно процесса формирования государственности в центральной части Корейского полуострова.

Культура начального периода Пэкче по данным археологии

1. Хронологические рамки

В ходе своего существования столица государства Пэкче меняла свое местоположение несколько раз. В соответствии с этим, в исторической науке принята периодизация истории Пэкче по столицам. Выделяются 4 периода: хансон сидэ чонги ((漢城時代 前期: «эпоха Хансона, ранний период») [18 г. до н.э. – 369 г. н.э.], хансон сидэ хуги (漢城時代 後期, «эпоха Хансона, поздний период») [369 г. до н.э. – 475 г. н.э], унджин сидэ (熊津時代, «эпоха Унджина») [475 – 538 гг.], саби сидэ (泗沘時代, «эпоха Саби») [538 – 660 гг.] [Ли Гидон, 1997, с. 12].

Согласно археологической периодизации, принятой в Южной Корее, период начального Пэкче (эпоха Хансона, ранний период) относится к эпохе вонсамгук сидэ (原三國時代, “эпоха прото-троецарствия”). В некоторых работах название этого периода переводится как “Прото-Три Государства” [Курбанов, 2002, с. 43], однако такой вариант перевода представляется автору работы не совсем удачным. Термин “прото-троецарствие” был введен в корейскую археологию Ким Вольлёном в 70-е гг. XX в. Раньше в археологии данный период назывался также кимхэ сидэ (金海時代, “эпоха кимхэ”), унчхонги (熊川期, “период унчхон”) (Кимхэ и Унчхон - памятники типа раковинных куч, где впервые были зафиксированы типичные для раннего Пэкче археологические материалы), а в исторической науке – самхан сидэ (삼한시대, “эпоха Трёх Хан”), пуджок кукка сидэ (부족국가시대, “период племенных государств”), сонып кукка сидэ (성읍국가시대, “период государств-крепостей”), “период союзных государств”. Хронологические рамки эпохи прото-троецарствия в целом соответствуют времени рубежа эр – III в н.э. [Ким Вольлён, 1986, с. 128; Когохак саджон; Курбанов, 2002, с. 43 – 44; Ли Гибэк, 2000, с. 58, 66; Тихонов, 2003, с. 102 – 104].

Ким Вольлён выделил также ряд особенностей, характеризующих культуру этого периода. В это время постепенно уменьшается количество бронзовых изделий, их заменяют железные; появляются железные орудий земледелия, развивается плужное земледелие. Происходит смена керамической традиции: неорнаментированную керамику сменяет серая гончарная керамика (金海式土器, кимхэсик тхоги, “керамика типа кимхэ”). По его мнению, все эти перемены в корейской культуре произошли под влиянием со стороны Лолана. К основным типам памятников данного периода относятся поселения, раковинные кучи, керамические печи, а также погребения в грунтовых ямах с каменным или деревянным гробом, каменные ящики, сложенные из плитняка или же сооруженные из массивных каменных плит, погребения в гробах-урнах. Характерным для памятников этого времени инвентарем можно считать гончарную керамику с тисненым орнаментом (керамика типа кимхэ), железные предметы, изделия из кости и рога, украшения [Ким Вольлён, 1986, с. 128 – 129; Когохак саджон].

В настоящее время термин «эпоха прото-троецарствия» занимает прочное место в южнокорейской археологической литературе. Однако он содержит и некоторые спорные моменты. Во-первых, часть этого периода относится к сфере изучения не только археологии, но и истории, следовательно, возникает вопрос о соотнесении археологической периодизации с периодизацией истории Кореи, принятой среди историков, приведения в соответствие сообщений исторических хроник и данных археологии. Во-вторых, эпоха прото-троецарствия выделена только по южнокорейским материалам. В северокорейской археологии данный период не выделен [Воробьев, 1997, с. 29], следовательно, термин «эпоха прото-троецарствия» на самом деле охватывает культуру начального периода только двух из них – Пэкче и Силла, исключая Когурё. В-третьих, между учеными нет единого мнения по поводу археологических критериев этого периода: все сходятся на том, что период рубежа эр ознаменовался значительными изменениями в культуре, при этом выделяются различные критерии этих изменений, в результате содержание периода так и остается неясным.

В целом, с точки зрения археологии этот период следует относить к раннему железному веку, а с точки зрения истории – к эпохе трёх государств, или же к ее начальному периоду.

2. Памятник культуры начального и раннего Пэкче - городище с земляным валом Пхуннап

Одним из опорных памятников периода начального и раннего Пэкче в бассейне реки Ханган является городище с земляным валом Пхуннап. Оно расположено в квартале Пхуннапдон района Сонпхагу (г. Сеул) [서울시 송파구 풍납동], почти на самом берегу реки Ханган. На поверхности прослеживается земляной вал подпрямоугольной в плане формы, его периметр составляет 3,5 км (сохранившаяся длина 2,2 км). Площадь городища 747110,8 м2. Это одно из наиболее крупных городищ периода раннего Пэкче. До того, как в конце 90-х гг. на памятнике стали проводиться регулярные исследования, его соотносили с известным из исторических хроник городищем Сасон (Ли Бёндо), или определяли его как второстепенное равнинное городище (Ким Вольлён) [Син Чонгук, 2002, с. 10 - 11]. В результате исследований на городище, возобновленных в 1997 г., были выявлены сооружения начального и раннего периодов культуры Пэкче. Их хронологическая последовательность подтверждается данными стратиграфии. Установлен способ сооружения вала, который является достаточно архаичным: при сооружении восточной стены городища использовался метод пханчхук (板築, так называемый метод “трамбованной земли”) [Пхуннап тхосон II, 2002, с. 112 – 116]. В ходе раскопок были обнаружены многочисленные находки, среди которых можно отметить сосуд с надписью тэбу (大夫, “великий муж”) [Пхуннап тхосон IV (понмун, томён), 2004, с. 19]. В большом количестве представлена черепица, кирпичи, опоры для колонн. Все эти находки позволили выдвинуть гипотезу о том, что городище с земляным валом Пхуннап является известной по Самгук саги столицей раннего Пэкче - крепостью Ханам Виресон (河南 慰禮城, Южный Вире[сон]) (Син Хигвон) [Син Чонгук, 2002, с. 10 – 11; Тихонов, 2003, с. 104].

3. Культура начального периода Пэкче на городище с земляным валом Пхуннап

В рамках тематики данной статьи особое внимание необходимо уделить тем объектам, которые по своему характеру залегания и облику находок можно отнести к начальному периоду Пэкче.

Стратиграфия

В 1997 г. Институтом культурного наследия проводились раскопки в двух местах городища (раскопы А и Б, в корейском варианте 가지구 и 나지구). В разрезе северо-восточной стенки раскопа А было зафиксировано 8 литологических горизонтов. Горизонт VIII (темно-коричневая гумусированная супесь, мощность около 1,8 м) содержал в не потревоженном виде материалы культуры Пэкче. Значительная мощность этого слоя свидетельствует о длительном существовании памятника. Горизонты I – VII залегали над культурным слоем эпохи Пэкче, нижние из них содержали небольшое количество переотложенных материалов культуры Пэкче. Следовательно, горизонты I – VII сформировались уже в последующую эпоху и связаны с современными техногенными процессами. В разрезе северо-восточной стенки раскопа, в нижней части слоя темно-коричневой гумусированной супеси, соотносимого с культурой Пэкче, отмечены включения желтоватой глины. Это изменение структуры слоя (горизонты VIII-1, 3), а также залегающий немного ниже слой коричневого суглинка (горизонта VIII-2), соотносятся с конструкцией в виде рва. Ниже залегали литологические отложения, не содержащие артефактов [Пхуннап тхосон I (понмун), с. 45 – 61, 65]. Аналогичная стратиграфическая ситуация была зафиксирована также и в раскопе Университета Хансин (1997 г.). Здесь также под слоем, содержавшим многочисленные материалы культуры Пэкче, в частности, керамику с тисненым орнаментом (горизонт III, коричневая гумусированная супесь), был выделен слой, содержащий, в основном, неорнаментированную керамику и единичные находки керамики с тисненым орнаментом (горизонт IV, темно-коричневый суглинок). Как отмечают авторы отчета, горизонты III и IV достаточно трудно отделить друг от друга. Оба горизонта сходны по цвету и по структуре, но горизонт IV имеет более насыщенный коричневый оттенок и более вязкую структуру. Горизонт III исследователи соотносят с культурой Пэкче, а подстилающий его горизонт IV – с эпохой прото-троецарствия, то есть с начальным периодом Пэкче [Пхуннап тхосон III, 2003, с. 17 – 20].

Сооружения

(1) Остатки рвов в раскопах Института культурного наследия Республики Корея (1997 г.)

Остатки рвов выявлены на обоих раскопанных участках городища, как в раскопе А, так и в раскопе Б. Плечики рва были зафиксированы на уровне нижней части слоя темно-коричневой гумусированной супеси. Установлено, что ров пересекает всю площадь раскопа А по направлению СЮ с углом отклонения примерно 20 – 25°. Это тройной ров, длиной в среднем чуть более 100 м, шириной 1,2 – 2,2 м, глубиной до 1 м. В раскопе Б также отмечен небольшой участок тройного рва (длиной до 35 м, шириной до 1,5 м, глубиной до 1 м). Судя по его конфигурации, этот ров является продолжением рва, зафиксированного в раскопе А [Пхуннап тхосон I (понмун), 2001, 47, 55, 81 – 82, 86, 90].

(2) Остатки рвов в раскопе Университета Хансин (1997 г.)

В раскопе Университета Хансин также были зафиксированы остатки тройного рва (или трех рвов, идущих параллельно друг другу). Один из них приурочен к горизонту IV, два других (№ 1 и 2) – к горизонту III [Пхуннап тхосон III, 2003, c. 18 – 19]. Ров, выявленный в горизонте IV, ориентирован по линии ЗВ, общая длина его составляет предположительно 11,25 м, ширина 90 см, глубина около 36 см. В заполнении – черно-коричневая гумусированная супесь. Два рва из горизонта III в целом аналогичны по конфигурации рву из горизонта IV. Оба они ориентированы по линии ЗВ, длиной 14, 10 м и 11,50 м, шириной 0,75 – 0,9 м и 1,25 – 1,75 м, глубиной 0,5 м и 0,6 м, соответственно. Заполнение рвов составляла красно-коричневая гумусированная супесь (ров №1) и черно-коричневая гумусированная супесь (ров №2) [Пхуннап тхосон III, 2003, с. 18, 58, 61, 69].

Находки

(1) Раскопки Института культурного наследия Республики Корея (1997 г.)

Основную часть находок из заполнения рвов составляет неорнаментированная керамика (кёнджиль мумун тхоги, 硬質無文土器), типичная для памятников раннего железного века. В небольшом количестве присутствует также керамика с тисненым орнаментом (тханальмун тхоги, 打捺文土器), относящаяся к культуре Пэкче [Пхуннап тхосон I, 2001, c. 81, 83 – 94].

В раскопе А ров был перекрыт жилищами 6 и 8, в раскопе Б – жилищами 4, 6 и 8 [Пхуннап тхосон I (понмун), 2001, с. 47, 55]. Жилища 6 и 8 из раскопа А не содержали артефактов, поэтому судить об их хронологической принадлежности мы можем только на основании стратиграфических наблюдений [Пхуннап тхосон I (понмун), 2001, с. 140 – 142, 153 – 155]. В раскопе Б в жилищах 4 и 8 была найдена в основном керамика с тисненым орнаментом, а неорнаментированная керамика представлена в незначительном количестве [Пхуннап тхосон I (понмун), 2001, с. 177 – 180, 183 – 186, 195 – 199]. Не вызывает сомнений, что эти жилища были построены уже после того, как ров был заброшен.

(2) Раскопки Университета Хансин (1997 г.)

Находки из заполнения рвов № 1 и № 2 горизонта III представлены керамикой с тисненым орнаментом культуры Пэкче [Пхуннап тхосон III, 2003, с. 59 – 71]. В заполнении рва горизонта IV, напротив, была выявлены в основном, неорнаментированная керамика раннего железного века: 24 сосуда было реконструировано полностью или практически полностью [Пхуннап тхосон III, 2003, с. 19]. К керамике с тисненым орнаментом относится единственный сосуд горшковидной формы [Пхуннап тхосон III, 2003, с. 97 – 117].

Предварительные выводы

На основании стратиграфии и облика находок, можно заключить, что рвы из раскопок Института культурного наследия и ров из горизонта IV раскопок Университета Хансин были сооружены в то время, когда использовалась в основном неорнаментированная керамика, а керамика с тисненым орнаментом еще не получила широкого распространения. Таким образом, эти рвы представляют собой наиболее ранние сооружения на городище. Вероятно, они были построены в начальный период Пэкче и функционировал еще некоторое время в период раннего Пэкче. Рвы из горизонта III раскопок Университета Хансин, содержащие типичную керамику культуры Пэкче, скорее всего, были сооружены в более позднее время.

По поводу назначения рвов можно высказать несколько предположений. Во-первых, они могли выполнять функцию простейших оборонительных сооружений. Во-вторых, судя по тому, что в заполнении рвов, изученных Институтом культурного наследия, содержался вязкий грунт, который в придонной части рвов приобретает илистую структуру, можно предположить, что рвы были заполнены водой [Пхуннап тхосон I (понмун), 2001, с. 81] и могли служить также источниками воды для бытовых нужд. В-третьих, можно заметить, что в обоих раскопах Института культурного наследия жилища и хозяйственные постройки зафиксированы только с одной стороны группы рвов [Пхуннап тхосон I (понмун), 2001, с. 47, 55], следовательно, рвы мог обозначать границу поселения. В данной связи очень интересно отметить, что с наружной стороны ко рву примыкает массивный крепостной вал (высота 11 м, ширина 43 м) [Пхуннап тхосон II, 2002, с. 121]. Исследования восточной части вала проводились в 1999 г. В результате этих работа в заполнении вала была найдена в основном типичная для культуры Пэкче керамика с тисненым орнаментом. Тем не менее, в напластованиях, образующих сердцевину вала, в нижней их части, обнаружена только неорнаментированная керамика. Материалы этого слоя предварительно можно датировать I в. до н.э. – II в. [Пхуннап тхосон II, 2002, с. 117 – 118, 130 – 157; Син Хигвон, 2002, с. 41 – 45]. Создается впечатление, что изначально оборонительными сооружением на городище были рвы и небольшой вал, а затем уже был сооружен мощный вал, который по своим масштабам вне всяких сомнений являлся более серьезным препятствием для проникновения на территорию городища.

В связи с этим можно также отметить, что рвы из горизонта III раскопок университета Хансин, возможно, появились в результате перестройки городища с целью укреплением его оборонительных сооружений.

3. Процесс и условия консолидации древнекорейских племен в центральной части Корейского полуострова

Раскопки на городище с земляным валом Пхуннап дали уникальные результаты: была выделена культура начального и раннего периодов Пэкче. Культура начального периода Пэкче (эпоха прото-троецарствия) связана с неорнаментированной керамикой, обнаруженной, главным образом, в заполнении рвов на разных участках городища и в основании сердцевины вала. Культура раннего периода Пэкче соотносится с керамикой с тисненым орнаментом.

О достаточно ранней датировке периода существования городища с земляным валом Пхуннап свидетельствует также серия радиоуглеродных дат [табл. 1].

Абсолютные даты с городища с земляным валом Пхуннап*

[/tr]
Памятник / Слой Материал Калиброванная дата
1 Жилище А-2 уголь BC 380-90 AD
2 Жилище А-3 уголь BC 70-140 AD
3 Жилище А-4 уголь AD 70-330 AD
4 Жилище Б-1 уголь BC 180-90 AD
5 Жилище Б-3 уголь BC 360-40 BC
6 Жилище Б-8 уголь BC 200-70 AD
7 Вал (разрез Б, внутренняя сторона, строительный горизонт III) уголь AD 90-340 AD
8 Вал (разрез А, внутренняя сторона, строительный горизонт V, илистый грунт) дерево BC 170-70 AD
9 Вал (разрез Б, внутренняя сторона, строительный горизонт IV, илистый грунт ниже каменной кладки) дерево BC 10-230 AD
10 Вал (разрез Б, внутренняя сторона, строительный горизонт III) керамика (TL) AD 108±60

(AD 48 – 168 AD)

11 Вал (разрез А, внутренняя сторона, строительный горизонт IV, 3-ступенчатая кладка) керамика (TL) AD 415±153

(AD 262 – 568 AD)

12 Конструкция 9 уголь AD 10-260 AD
13 Конструкция 9 уголь AD 120-280 AD
14 Конструкция 9 уголь AD 220-320 AD
15 Ров с западной стороны конструкции 44 уголь AD 390-470 AD
16 Вход в конструкцию 44 уголь AD 130-210 AD
17 Конструкция 44 уголь BC 50-200 AD
18 Конструкция 44 керамика (TL) AD 497±110

(AD 387-607 AD)

19 Конструкция 44 керамика (TL) AD 319±100

(AD 219 – 419 AD)

20 Ров с западной стороны конструкции 44 уголь AD 220-430 AD
21 Ров с восточной стороны конструкции 44 уголь AD 260-550 AD
22 Ров с западной стороны конструкции 44 уголь AD 10-110 AD
23 Ров с восточной стороны конструкции 44 уголь AD 230-310 AD
24 Конструкция 46 кости животных AD 190-310 AD
25 Конструкция 46 раковины моллюсков AD 450-650 AD
26 Конструкция 46 раковины моллюсков AD 410-600 AD
27 Конструкция 101 кости животных AD 140-300 AD

* [по: Пхуннап тхосон I (саджин), 2001, с. 355; Пхуннап тхосон II, 2002, с. 118; Пхуннап тхосон IV (понмун, томён), 2004, с 330; Син Хигвон, 2002, с. 38]

user posted image

Рис. 1. Городище Пхуннап (раскопки Института культурного наследия)

1 – фрагмент стратиграфии северо-восточной стенки раскопа: 1 – современные техногенные образования, 2 – слои, содержащие материалы культуры начального и раннего Пэкче, 3 – литологические слои без археологических материалов; 2 – план раскопов А и Б: 1 – современные жилые кварталы, 2 – границы раскопов, 3 – граница вала городища, 4 – рвы, 5 – конструкции: жилища, ямы; 3, 4 – сосуды из рвов раскопа А; 5, 6 – сосуды, найденные в жилище 3 раскопа А (по: Пхуннап тхосон (понмун) [2003])

user posted image

Рис. 2. Городище Пхуннап (раскопки Университета Хансин)

1 – план раскопа: 1 - граница раскопа, 2 – яма, 3 – техногенное нарушение, 4 – рвы горизонта III, 5 – ров горизонта IV; 2 – сосуд из рва горизонта III; 3 - 5 – сосуды, обнаруженные во рву горизонта IV (по: Пхуннап тхосон [2003])

В связи с полученными в результате работ последних лет археологическими материалами, дающими информацию о культуре начального и раннего периодов Пэкче, возникает вопрос об их соответствии сообщениям Самгук саги.

Судя по записям, содержащимся в Самгук саги, весь начальный период существования Пэкче ознаменовался военными столкновениями с мальгаль.

Из сообщений Самгук саги можно составить некоторое представление динамике конфликтов Пэкче с мальгаль [табл. 2].

Динамика военных конфликтов Пэкче начального периода с мальгаль*

[tr]
Правитель Годы правления Период / Число столкновений Интенсивность столкновений
Ван Онджо 18 г. до н.э. - 28 г. 46 лет / 7 раз 6,5 лет / 1 раз
Ван Тару 28-77 гг. 49 лет / 4 раза 12 лет / 1 раз
Ван Киру 77-166 гг. 89 лет / 1 раз 90 лет / 1 раз
Ван Чхого 166-214 гг. 48 лет / 2 раза 24 года / 1 раз
Ван Кусу 214-234 гг. 20 лет / 3 раза 7 лет / раз
Ван Чинса 385-392 гг. 7 лет / 2 раза 3,5 года / 1 раз

*[по: Ким Бусик, 1995]

Можно заметить, что наиболее часто столкновения с мальгаль происходили при основателе государства Пэкче, ване Онджо (7 раз за 46 лет, в среднем 1 раз в 6,5 лет). Затем, при последующих правителях – ване Тару и Киру, частота столкновений с мальгаль уменьшается (при ване Киру они практически не происходили). Затем, начиная с периода правления вана Чхого и до правления вана Чинса, наблюдается новый всплеск конфликтов с мальгаль. После правления вана Чинса записи о конфликтах с мальгаль в Самгук саги не встречаются.

Из записей в Самгук саги следует, что конфликты с мальгаль носили характер разбойных нападений. Мальгаль нападали на поселения Пэкче, грабили их, население уводили в плен. Ответное нападение на мальгаль со стороны Пэкче произошло только один раз, в сорок девятом году правления Вана Чхого (214 г.): “Осенью, в девятом месяце, [ван] повелел Чинква из Северной области возглавить тысячное войско в походе и захватить мальгальскую крепость Сокмун…” [Ким Бусик, 1995, с. 144].

Следует отметить, что в результате нападений мальгаль происходили поджоги поселений Пэкче. По этому поводу в Самгук саги сообщается следующее.

При ване Онджо “в сороковом году (22 г.) осенью, в девятом месяце, мальгаль напали и захватили крепость Масу, подожгли ее, [в результате] сгорели дома простолюдинов. Зимой, в десятом месяце, [они] снова напали на укрепления (чхэк) в Пёнсане” [Ким Бусик, 1995, с. 138]. При ване Чхого “в сорок пятом году (210 г.) зимой, в десятом месяце, мальгаль[ские войска] напали на крепость Садо, но не смогли взять ее. Тогда [они] подожгли крепостные ворота и ушли” [Ким Бусик, 1995, с. 144].

На археологических памятниках эпохи прото-троецарствия (начального периода Пэкче) центральной Кореи часто встречаются жилища, содержащие следы пожара. На 6 ранних памятниках эпохи прото-троецарствия из 47 раскопанных жилищ 23 (49%) содержали следы пожара (общее количество жилищ / из них со следами пожара): Мисари, раскоп А университета Корё, г. Ханам (6 / 0), Синмэри, г Чхунчхон (2 / 2), Кёханни, г Каннын (26 / 14), Тондонни, г. Каннын (1 / 0), Канмундон, г. Каннын (1 / 1), Хваджонни, уезд Хвенсон (11 / 6). На поселениях, относящихся к середине эпохи прото-троецарствия, следы пожара встречаются наиболее часто. Было изучено 7 памятников, на которых раскопано 38 жилищ, 23 (61%) из них со следами пожара: Анинни, уезд Мёнджу (12 / 7), Мисари, раскоп А университетов Ханъян и Сунсиль, г. Ханам (4 / 2), Йонсонни, г. Пхочхон (5 / 2), Хачхонни, уезд Чунвон (4 / 2), Чунгымни (3 / 2) и Туннэ, уезд Хвенсон (8 / 6), Чундо, г. Чхунчхон (2 / 2). Наконец, на поздних памятниках периода прото-троецарствия, относящихся к началу III в., и на памятниках последующего времени, количество жилищ со следами пожара снижается. На 7 изученных памятниках из 41 жилища следы пожара зафиксированы только на 12 (29%): Йонъянни, г. Йоджу (5 / 3), Хёянсан, г. Ичхон (1 / 0), Сондонни, г. Пхочхон (4 / 1), Ваннимни (9 /0) и Танхари, г. Хвасон (1 / 0), Чувольли, г. Пхаджу (10 / 8), Мисари, раскоп А университета Корё и Сеульского национального университета, г. Ханам (11 / 0) [Сон Манъён, 2000, с. 145 – 146]. Кроме того, на городище с земляным валом Пхуннап также зафиксированы жилища со следами пожара (раскоп А, жилища 2, 3, 4; раскоп Б, жилища 3 и 5) [Пхуннап тхосон I (понмун), 2001, с. 103 – 134, 174 – 177, 181 – 183].

Следы пожаров на поселениях отмечены не только в исследуемый период. Они фиксируются и на поселениях предшествующего периода бронзового века, и на поселениях последующего периода средневековья (развитого и позднего Пэкче). Однако некоторыми исследователями было отмечено, что в период прото-троецарствия, в отличие от других эпох, пожары на поселениях случались значительно чаще [Сон Манъён, 2000, с. 144, 146]. Конечно, вопрос о причине возникновения этих пожаров требует дополнительного исследования. Однако мы можем предположить, что следы пожаров, зафиксированные на поселениях начального и раннего периодов Пэкче, могли быть связаны, в том числе и с набегами мальгаль.

Судя по записям из Самгук саги, одним из последствий набегов мальгаль стало укрепление оборонительной системы городищ Пэкче. Об этом говориться, например, в следующих записях. При ване Онджо на следующий год, после нападения мальгаль на крепость Сульчхон, “в сорок первом году (23 г.) во втором месяце мобилизовали всех жителей деревень к северо-востоку от реки Хансу старше 15 лет на перестройку крепости Вире” [Ким Бусик, 1995, с. 138]. При ване Тару “в двадцать девятом году (56 г.) весной, во втором месяце, ван приказал [населению] Восточной области построить крепость Угок, чтобы быть готовыми к [войне с] мальгаль” [Ким Бусик, 1995, с. 140]. Если обратиться к археологическим источникам, то можно предположить, что строительство массивного вала на городище Пхуннап, которое отождествляется некоторыми исследователями со столицей раннего Пэкче Южным Вире[сонном], также могло быть вызвано частыми нападениями со стороны мальгаль.

Археологические источники могут также дать ключ к интерпретации самого этнонима мальгаль. Хотя надо отметить, что любое отождествление данных археологии с известными по письменным источникам этнонимами будет крайне условно. Обычно этноним мальгаль принято отождествлять с корейским написанием (произношением) этнонима мохэ. Например, в работе В. М. Тихонова говориться, что “ранняя история сложного вождества Пэкче заполнена постоянными войнами с прототунгусскими кочевниками мохэ…” [Тихонов, 2003, с. 104]. Это утверждение не вполне корректно: из всего сказанного мы можем согласиться только с тем, что мохэ по своей этнической принадлежности были прототунгусами [Деревянко, 1975, с. 181 – 196], а замечания по поводу характера хозяйства и взаимоотношений мохэ с Пэкче начального периода представляются спорными. Во-первых, впервые сведения о племенах мохэ начинают проникать в Китай в IV – V вв., и вполне очевидно, что упомянутые в Самгук саги мальгаль не имеют к мохэ никакого отношения. В рассматриваемое время этнонима мальгаль (мохэ) еще не было, он возникает только в период правления китайских династий Суй и Тан [Ким Бусик, 1995, с. 323, Шавкунов, 1968, с. 26]. Во-вторых, на основании сообщений китайских летописей и данных археологии мы можем говорить о складывании у мохэ комплексного хозяйства, основанного на земледелии и скотоводстве [Деревянко, 1975, 164 – 166; 1977, с. 161 – 162], поэтому назвать мохэ кочевниками никак нельзя.

C другой стороны, в Самгук саги говорится о том, что мальгаль находятся на севере от Пэкче [Ким Бусик, 1995, с. 135]. Поэтому мальгаль в Самгук саги исследователи отождествляют с племенами восточных е [Ким Бусик (комментарии М. Н. Пака), 1995, с. 351; Пак Сунбаль, 2001, с. 77]. Восточные е считаются народом, населявшим северо-восточную часть Корейского полуострова (провинции Северная Хамгёндо и Канвондо). В период, предшествующий возникновению государства Пэкче, в этих районах получила распространение культура неорнаментированной керамики. Это поселения на о. Чходо в окрестностях г. Наджин, Одон в г. Хверён, Помый Кусок в г. Мусан, Кананни в уезде Онсон (провинция Северная Хамгёндо), Васури в уезде Чхольвон, Чундо и Синмэри в г. Чхунчхон, Туннэ, Хваджонни, Чунгымни в уезде Хвенсон, Капхённи и Чигённи в уезде Янъян, Анинни в уезде Мёнджу, Кёханни, Тондонни, Канмундон, Пёнсандон в г. Каннын и Сонджондон в г. Тонхэ (провинция Канвондо) [Субботина, 2003, с. 5 – 6, 57 – 58]. Как было показано выше, подобная неорнаментированная керамика найдена во рвах и в основании вала на городище с земляным валом Пхуннап. Здесь ее находки сопровождаются единичными находками керамики с тисненым орнаментом. На объектах более позднего времени, напротив, неорнаментированная керамика исчезает, и присутствует только керамика с тисненым орнаментом. Таким образом, мы можем предположить, что начало строительства рвов и вала на городище Пхуннап было напрямую или косвенно связано с носителями культуры неорнаментированной керамики – народом е.

Заключение

Таким образом, мы рассмотрели новейшие результаты археологических исследований культуры начального и раннего периодов Пэкче, предприняли попытку сопоставить их с данными письменного источника по истории Пэкче Самгук саги.

В результате мы можем составить представления об исторических условиях, в которых происходило формирование государства Пэкче. В Самгук саги записано, что Пэкче было основано выходцами из Северного Пуё, которые пришли на юг и построили крепость (поселение, городище) Вире к югу от реки Хан (Хансу). В летописи также отмечается, что место, выбранное для строительства столицы, обладало благоприятными природно-климатическими условиями: “земли к югу от этой реки – на севере их опоясывает река Хан (Хансу), на востоке они упираются в высокие горы, на юге простирается плодородная долина, на западе омывает Великое море, - [в сравнении с ними] трудно найти более прекрасное место, уготованное самой природой (букв. “естественными препятствиями и удобным расположением на земле”). Поэтому лучше всего было бы основать здесь столицу” [Ким Бусик, 1995, с. 133]. Данные археологии свидетельствуют о том, что до прихода на берега реки Хан (Хансу / Ханган) переселенцев из Северного Пуё, эти земли не пустовали. Как мы видим на примере памятников Амсадон и Мисари, в настоящее время расположенных на восточной окраине г. Сеула, эта территория была заселена еще с неолита. На памятнике Мисари зафиксированы также комплексы с неорнаментированной керамикой раннего железного века. Другими словами, к моменту прихода на берега реки Ханган переселенцев из Северного Пуё, там проживали племена носителей культуры неорнаментированной керамики, которые мы можем отождествлять с племенами е, ошибочно названными в Самгук саги мальгаль. В результате начинаются военные столкновения Пэкче и е (мальгаль), записи о которых имеются в Самгук саги. На фоне военных конфликтов с мальгаль оживляется градостроительство в Пэкче: на городищах происходит укрепление оборонительных сооружений, строятся новые городища, а обычные поселения приобретают характер укрепленных. Естественным результатом данных процессов стала консолидация древнекорейских племен, укрепление власти вана и армии, что в конечном итоге привело к оформлению Пэкче в сильное государство.

Литература

1. Воробьев М. В. Древняя Корея. – Москва: Изд-во Восточной литературы, 1961. – 145 с.

2. Воробьев М. В. Корея до второй трети VII века: этнос, общество, культура и окружающий мир. – СПб.: Центр «Петербургское Востоковедение», 1997. – 432 с.

3. Деревянко Е. И. Мохэские памятники Среднего Амура. – Новосибирск: Наука, 1975. – 249 с.

4. Деревянко Е. И. Троицкий могильник. – Новосибирск: Наука, 1977. – 223 с.

5. Ким Бусик. Самгук саги (Исторические записи трех государств), Кн. 2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче. Хронологические таблицы. Издание текста, перевод, вступ. статья и коммент. М. Н. Пака. – М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1995. – 405, VIII, 344, VII c. (Памятники литературы народов Востока. Большая серия. I, 2).

6. Курбанов С. О. Курс лекций по истории Кореи: с древности до конца XX в. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2002. – 626 с.

7. Ким Вольлён. Хангук когохак кэсоль [韓國考古學槪說] (Основы археологии Кореи). – Сеул: Изд-во Ильджиса, 1986. – С. 128 - 144.

8. Ли Гибэк. История Кореи: новая трактовка. – М.: ООО «ТИД «Русское слово – РС», 2000. – 464 с.

9. Ли Гидон [이기동]. Пэкчеса ёнгу [백제사연구] (История Пэкче). – Сеул: Изд-во Ильджогак, 1997. – 302 с.

10. Пак Сунбаль [朴淳發]. Хансон пэкчеый тхансэн [漢城百濟의 誕生] (Зарождение Пэкче эпохи Хансона). – Сеул: Согён мунхваса, 2001. – 362 с.

11. Пхуннап тхосон I – хёндэ ёнхап чутхэк мит 1 чигу чегончхук пуджи (понмун) [風納土城 I – 현대연합주택 및 1지구 재건축 부지 (본문)] (Городище с земляным валом Пхуннап I – материалы раскопок участка 1, отведенного под перестройку, и участка компании Хёндэ, отведенного под жилищное строительство (описания)). – Сеул: Государственный научно-исследовательский институт культурного наследия Республики Корея, 2001. – 603 с.

12. Пхуннап тхосон I – хёндэ ёнхап чутхэк мит 1 чигу чегончхук пуджи (саджин) [風納土城 I – 현대연합주택 및 1지구 재건축 부지 (사진)] (Городище с земляным валом Пхуннап I – материалы раскопок участка 1, отведенного под перестройку, и участка компании Хёндэ, отведенного под жилищное строительство (фотографии)). – Сеул: Государственный научно-исследовательский институт культурного наследия Республики Корея, 2001. – 420 с.

13. Пхуннап тхосон II – тонбёк пальгульджоса погосо [風納土城 II – 동벽 발굴조사 보고서] (Городище с земляным валом Пхуннап II – отчет о раскопках восточной стены городища). – Сеул: Государственный научно-исследовательский институт культурного наследия Республики Корея, 2002. – 235 с.

14. Пхуннап тхосон III – самхва ёльлип чегончхук саоппуджиэ тэхан чосабого [風納土城 III – 삼화연립 재건축 사업부지에 대한 조사보고] (Городище с земляным валом Пхуннап III – отчет об исследовании участка корпорации Самхва, отведенного под работы по перестройке). – Осан: университет Хансин, 2003. – 234 с.

15. Пхуннап тхосон IV – кёндан чигу 9 хо югуэ тэхан пальгульбого (понмун, томён) [風納土城 IV – 慶堂地區 9號 遺構에 대한 發掘報告 (本文-圖面)] (Городище с земляным валом Пхуннап IV – отчет о раскопках конструкции 9 на участке Кёндан (описания, иллюстрации)) - Осан: университет Хансин, 2004. – 348 с.

16. Пхуннап тхосон IV – кёндан чигу 9 хо югуэ тэхан пальгульбого (топхан) [風納土城 IV – 慶堂地區 9號 遺構에 대한 發掘報告 (圖版)] (Городище с земляным валом Пхуннап IV – отчет о раскопках конструкции 9 на участке Кёндан (фотографии)) - Осан: университет Хансин, 2004. – 239 с.

17. Син Хигвон [申熙權]. Очерк о датировке строительства городища с земляным валом Пхуннап // Хангук сангоса хакбо [한국 상고사 학보] (Древняя история Кореи). – 2002. - №37. – С. 29 – 51.

18. Син Чонгук [申鐘國]. Пэкче тхогиый хёнсонгва пёнчхон кваджонэ тэхан ёнгу – хансонги пэкче чугоюджок чхультхо тхогирыль чунсимыро [百濟土器의 形成과 變遷過程에 대한 硏究 – 漢城期 百濟 住居遺蹟 出土 土器를 中心으로] (Исследование процессов формирования и эволюции керамики Пэкче: по керамике поселений Пэкче периода Хансона). Диссерт.: магистр. – Сеул, 2002. – 116 с.

19. Сон Манъён [宋滿榮]. Эволюция характера военных конфликтов в эпоху прото-троецарствия – Пэкче эпохи Хансона в центральном районе Корейского полуострова // Хангук когохакбо [한국 고고학보] (Археология Кореи). - 2000. - №34. - С. 139 - 170.

20. Субботина А. Л. [subbotina Anastasia]. Чхольги сидэ хангукква росиа ёнхэджуый тхогимунхва пигё ёнгу – кёнджиль мумун тхогирыль чунсимыро [鐵器時代 韓國과 러시아 沿海州의 土器文化 比較硏究 – 硬質無文土器를 中心으로] (Неорнаментированная керамика раннего железного века российской территории Приморья и Корейского поулострова: сравнительное исследование). Диссерт.: магистр. – Сеул, 2003. – 149 с.

21. Тихонов В. М. История Кореи. Т. 1. С древнейших времен до 1876 года. – М.: Муравей, 2003. – 464 с.

22. Шавкунов Э. В. Государство Бохай и памятники его культуры в Приморье. – Л.: Наука, 1968. – 128 с.

23. http://www.nricp.go.kr/kr/dic/dicview.jsp?id=11690 (когохак саджон [고고학 사전, «археологический словарь», раздел вонсамгук сидэ [원삼국시대, «эпоха прото-троецарствия»]).

Опубликовано в: Российское корееведение. Альманах. Выпуск пятый. – М.: Восток-Запад, 2007. – С. 109–125.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

государств-крепостей (гук(國),

Видимо, она не знает корейского.

У иероглифа 國 (традиционно инициаль читается оглушенной) нет значения "государство-крепость".

국어사전 1건

-국 〔國〕 상세보기 단어장에 저장하기

<접미>

‘나라’의 뜻을 나타냄.

Сам по себе термин, мягко говоря...

ИМХО, считать достоверными записи за правление первых ванов любого корейского государства - очень рискованно. Особенно то, что не подтверждается китайскими и японскими источниками.

Первые ваны - практически легендарные личности. Тот же Онджо притянут к Чумону, но, как говорится, поди разберись... Да и государство его, как следует из легенд, излагаемых Ким Бусиком, носит совершенно искусственное, легендарное название - сначала Сипче, потом - Пэкче.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас