Чжан Гэда

Гражданская война на Кубани, 1 этап

210 сообщений в этой теме


Или есть другие сведения?

В прямом смысле слова феодализма в РИ уже давно не было. Т.к. формально крестьяне были свободными и их принуждение было (опять же формально) не внеэкономическим...

Но реально почти ничего не изменилось - отсутствие альтернативы (например, город и промыслы не могли принять всех отходников за отсутствием необходимой емкости рынка труда) ставило крестьян что в Кабарде, что на Кубани в положение крепостных - шли в батраки на самых кабальных условиях, хотя юридически были свободны.

Типа, и не принуждал их никто...

На самом деле, чем кабардинский тфокотль века, скажем XVIII, по своему социальному положению отличался от кабардинского крестьянина в 1918 г., если у него не было своей земли?

А чем иногородний в станице отличался от крепостного?


Да, горская знать в России, по крайней мере на Кавказе, к тому времени перестала быть феодальной.

Если она сохранила свои земли и не стала заниматься промышленностью, не ударилась массово в искусство или науку - какой она стала тогда?


Про Кабарду рекомендую мемуар Чхеидзе о действиях Даутокова-Серебрякова, там и про "красный шариат"

Мемуары - это хорошо, но только как одна из составных частей. Мемуары - штука хитрая и "сама в себе". Хуже дневника - 100%. При написании мемуаров у человека есть послезнание, что сильно контаминирует восприятие действительности.

В любом случае, если есть ссылка, где выкачать и читать - будем благодарны!


интерес представляет фигура Айтека Намитока, входившего в Кубанскую краевую раду

Малоизвестная вне региона фамилия.


Ну и С. Улагая, изестного не только в России

Видел "шашку Улагая" - приносили для атрибуции в ГИМ :) Судя по состоянию черни, Улагай ее в руках даже не держал :)

Вообще, сколько сил поднял Улагай, как комплектовал, каково процентное отношение адыгов, воевавших за и против Советской власти - это интересно.


Но первый этап, я так понимаю, заканчивается с Деникиным?

Да, уходом XI армии с Кавказа.

Это отдельный этап. Он сложен и интересен. Особенно в свете того бардака, что творится в мире сейчас.


Хотя у Деникина и были "черкесские кавполки".

А сколько?

АФАИК, "черкесов" (зачастую в документах точно не указывают, кто кем был на самом деле - надо или по конкретным именам смотреть, или как-от еще) было много и у красных. Как разделилось общество?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

К сожалению, у меня проблемы со временем, чтобы отвечать на затронутые Вами вопросы на том уровне цитирования и ссылок, который я наблюдаю здесь. Для меня самого это темы мало известные. Что касается скачивания, то достаточно набрать в Яндексе "чхеидзе даутоков серебряков" и увидите ссылку на пдф. документ на сайте fond-adygi.ru

Там действительно много интересного, связанного с темой взаимоотношений знати и крестьянства и поведения горцев в гражданскую. С этой темой я недавно разбирался в рамках диссертации, в контексте, поэтому ответил бы на некоторые Ваши вопросы и утверждения своими словами.

Насчет количества черкесов у Деникина сказать не могу. Знаю, что сами к нему шли конники "Дикой дивизии", но шли они и в "красно-шариатские отряды". Хотя последнее, как массовое явление - характерно скорее для Северо-Восточного Кавказа, включая Кабарду, чем для Закубанья. Однако логику поведения аулов, именно аулов, а не урбанизированных черкесов Екатеринодара, на примере Кабарды можно проследить думаю и в Закубанье. Чхеидзе излагает это весьма показательно.

Но тут наверно лучше немного вернуться назад, к знати.

Феодальной эта знать была тогда, когда обладала политической самостоятельностью. Россия их ее лишила, а потом забрала и крепостных. Сословных прав черкесская и кабардинская знать не получили, они могли только службой добиваться титулов и земель. Крестьянство, дистанцировавшееся от владетельной аристократии по мере утраты той политической власти, было в итоге обособлено от нее реформой 1860-1870-х годов. Тогда не только отменили крепостное право - тогда еще укрупнили села и возникли сельские общинные конгломераты, вместо прежних феодальных деревень. Ряд исследователей полагает, что трансформация в общину была основана на потенциале адыго-черкесского крестьянства и увенчала процессы, развивавшиеся еще до прихода России на Кавказ. Про то, что часть черкесских тфокотлей к моменту покорения российской власти уже была свободна от феодальной знати, Вы, наверно, знаете. Конечно, на крестьян влияла потомственная аристократия, превратившаяся в социально-экономическую прослойку. Показателен пример Кабарды - князья, некогда охранявшие порядок пользования общественными пастбищами, превратившись к концу 19 века в российских коннозаводчиков, попытались экспроприировать эти пастбища. Их ресурс был уже не властным-символическим, а материальным и административным в рамках российской государственности. Дело кончилось Зольским восстанием кабардинских крестьян 1905 года, которое показало, что они являются самостоятельной силой и слово собственных вождей и старейшин (включая духовенство) для них значит гораздо больше, чем экономические отношения с бывшими князьями и остатки их символического авторитета.

В закубанской Черкесии в силу иных демографических и территориальных реалий ситуация была не такой выраженной, но ясно, что далеко не для всех аулов слово князя имело значение большее, чем мнение схода старейшин. В большинстве черкесских аулов и во всех кабардинских селах именно такие сходы решали поведение крестьян, а знать имела вес настолько, насколько могла участвовать в этих сходах и заставлять себя слушать. Если за ней не стояли белые штыки или часть собственно крестьянских авторитетов - то знать могла разве что банды собирать, которые занимались разбоем и терроризмом до 1925 года примерно.

Другое дело, что аулы были сами за себя. В Кабарде красный шариатизм им нравился, поэтому против Серебрякова двигались по первому зову многотысячные отряды, поднимаемые сельскими старейшинами, а когда имело место поражение, эти же старейшины приносили извинения и давали немного конников "во искупление". Также они вели себя и с Деникиным. Откупались, раз расклад был не в их пользу. Думаю, в Черкесии была если и отличная ситуация, то в деталях, в местных особенностях, но не в принципе организации коллективного поведения - сельская элита стояла за свои интересы, и аулы вели себя в массе так, как она эти интересы видела.

Отдельные "подкняжеские" села и группы удальцов с шашками - это другой нюанс. Не встречал исследований на тему того, что довольно высокие боевые качества мобилизованных и добровольцев из кабардинских сел и черкесских аулов, вполне возможно, объяснялись наличием среди них прослойки бывших уорков - родовых или неродовых дворян-воинов, которым после ликвидации этого слоя как оригинального общественного класса, надо было куда-то деваться в новой сельской среде (а были они довольно многочисленны, особенно бывшие незнатные дружинники, это ведь всего-то предыдущее участвовавшему в гражданской поколение). Кто поехал в медресе учиться, кто на службу, а многие быстро вспомнили ратное дело, когда наступила ГВ.

Что касается Намитока - то это фигура значимая, пусть и для региона, как сама по себе, так и в ряду с еще несколькими фамилиями из Дагестана, Кабарды, Чечни, Осетии и т.д., с которыми вместе представляли "буржуазный национализм" после Февральской и формировали эмигрантско-политический круг после Октябрьской. Их "дискурсы" и клубы их гораздо пережили, я бы сказал.

По Улагаю и черкесам у Деникина, будет время, поищу. С уважением,

Изменено пользователем Adige
1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

урбанизированных черкесов Екатеринодара

Богарсуковы - черкесы или армяне?


они могли только службой добиваться титулов и земель

Так кто в мухаджиры не пошел - разве земли отбирали?


часть черкесских тфокотлей к моменту покорения российской власти уже была свободна от феодальной знати

АФАИК, "демократическими" были черноморские черкесы и Нижняя Кабарда по преимуществу. По племенам сейчас уж трудно вспомнить. Помню, что бжедуги в Бзиюкской битве были "аристократами", а шапсуги - "демократами"... Анамнез...


Показателен пример Кабарды - князья, некогда охранявшие порядок пользования общественными пастбищами, превратившись к концу 19 века в российских коннозаводчиков, попытались экспроприировать эти пастбища.

Мухаммед Кушков и т.п.?

Вопрос у меня - имя Руо у адыгов встречается? И имя Тлевцез?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Adige,

И у меня к Вам еще один вопрос - Цуг Теучеж умер в 1940 г. А кого расстреляли белые? Его сына?

И за что? Слышал, что за то, что он пел песни против белых и пши?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Я сам с другой стороны, да и вообще так себе историк, поэтому некоторые Ваши вопросы вызывают у меня затруднение.

Богарсуковы - действительно, такая фамилия известна среди т.н. "черкесогаев" - "черкесских армян". Подробная статья

http://www.myekaterinodar.ru/ekaterinodar/articles/ekaterinodar-odin-rod-dve-genealogii-zagadki-semeiynoiy-istorii-cherkesogaev-bogarsukovykh/

Но фольклор и источники фиксируют существование старинного аристократического рода с такой фамилией, как на западе (Закубанье), так и на востоке Черкесии (Кабарда), в таковом качестве мне до сих пор она и была известна (хотя я не знаю, идет ли речь об одной и той же фамилии).

Тут вариантов может быть два: фамилия черкесо-гаев трансформировалась из формы, например, Барсэгъ (Борсуговы), либо они взяли фамилию покровителей. Хотя может быть они действительно каким-то образом родственники тем аристократам или от них происходят?

По землям и мухаджирам - тут вопрос не в том, что отбирали, правильнее сказать, что все ресурсы становились собственностью российской власти, а она уже жаловала кому и что считала нужным. Феодальный строй при этом быстро испарился, остались последыши в виде отдельных аулов, сконцентрированных на той или иной родовитой фамилии.

Демократия причерноморских черкесов - достижение революции. Демократия шла с гор на равнину, в каой-то момент вопрос о власти аристократии был поставлен ребром как союзами тфокотлей - крестьян, так и частью благородных дворян-узденей. Они и создали условную конфедерацию обществ Черкесии в итоге в первой половине 19 века. На бжедугах этот процесс застопорился, так как местное крестьянство хоть и получило значительные уступки, но осталось под властью феодальной знати. Точка на определенном этапе была поставлена той самой Бзиюкской битвой, где ополчение уже уничтоживших феодализм черкесских обществ проиграло (хоть и не было разбито) знати, поддержанной, судя по некоторым свидетельствам, русской артиллерией. До Кабарды демократия не докатилась, только для привилегированных сословий, в контексте объединения перед "российской угрозой". Так что там феодальные сословия были основным противником в противостоянии с РИ, в то время как на Кубани российская администрация ее поддерживала против антифеодального движения. Тут есть параллели и с остальными частями Кавказа. У бжедугских крестьян кстати был ренессанс - в середине 19 века, если не ошибаюсь, горная их часть успела-таки отменить привилегии аристократии и присоединиться к "вольным", но ненадолго.

"Нижняя Кабарда", честно говоря, не знакомый мне термин.

Мухаммед Кушков - может быть Кушхов?

Имена Руо и Тлевцез мне незнакомы)

И насчет того, расстреливали ли сына Цуга Теучежа я тоже не в курсе, к сожалению, пока по крайней мере.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Про Улагая и его действия на Кубани подробно здесь: http://www.belrussia.ru/page-id-2627.html Там же уточняют, что информация об активной роли Сергея Георгиевича в "контрреволюционном перевороте А. Зогу в Албании" в 1924 году.

На самом деле ведущую роль в государственном перевороте в Албании в 1928 г. сыграл полковник Кучук Касполетович Улагай (23.01. 1893 – 08.04.1953 гг.) однофамилец и дальний родственник Сергея Георгиевича, так же являвшимся офицером Русской Императорской Армии и участником Белого движения в годы Гражданской войны в России.

Далее утверждается, что именно этот, Кучук, Улагай сотрудничал с вермахтом, а не Сергей Георгиевич, который жил в Марселе и скончался в 1944 году, будучи похоронен в Париже. Кучук же Улагай (бывший взводный Буденного кстати) эмигрировал после Второй мировой в Чили и возглавил там "общеказачью станицу"(?).

Изменено пользователем Adige

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Богарсуковы - действительно, такая фамилия известна среди т.н. "черкесогаев" - "черкесских армян".

Просто корни турецкие - Богар (фарс. бахор) + су = весенняя вода. Богарные поля - это земли в зоне орошаемого земледелия, на которых сельскохозяйственные культуры возделывают без искусственного орошения. Чаще всего богарой заняты подгорные равнины и окраины оазисов. То есть используется главным образом влага, получаемая почвой весной. На богаре выращивают засухоустойчивые зерновые, кормовые и бахчевые растения.

Поэтому выяснить, кто они - мне лично интересно. Ведь Краснодарский музей - в их особняке расположен.

Да, а Гостагаевская (под Анапой) станица - от какого слова? Гай - понятно. А Госта- что означает?


Феодальный строй при этом быстро испарился

И как нам тогда охарактеризовать общественные отношения у горцев к 1918 г.?


Демократия причерноморских черкесов - достижение революции.

Как я понимаю, это просто замена пши на старейшин. Особой радости тфокотли не получили. Был пши с уорками - стали старейшины со своими зависимыми (в т.ч. бойцами). Формально - все равны. Реально - на месте пши сидит старейшина.

Могу ошибаться, но все, что знаю, говорит за это.


поддержанной, судя по некоторым свидетельствам, русской артиллерией

Анекдотист Потто пишет, что казачья команда проспала в кустах пик битвы, а единственная их пушка больше напугала, чем победила шапсугов...

Но верить Потто - это как историю Золотой Орды по русским былинам писать. Примерно такая степень достоверности.


"Нижняя Кабарда", честно говоря, не знакомый мне термин.

Им пользуется мой друг Андзор Ханжкасимов, энтузиаст возрождения адыгской всаднической культуры. Тут его влияние - 110% :)


Мухаммед Кушков - может быть Кушхов?

Может быть. Он был большим коннозаводчиком к 1918 г.

А Мухаммед Дерев - известный абраг?


Имена Руо и Тлевцез мне незнакомы)

Руо Тлевцезов - боец Кочубея. Был жив в 1950-е годы. У Кочубея было много адыгов разных племен. По данным Сербиненко, они появились сразу большим отрядом.


И насчет того, расстреливали ли сына Цуга Теучежа я тоже не в курсе, к сожалению, пока по крайней мере.

В советских справочниках писали, что Теучежск - это в честь расстрелянного белыми адыгского ашуга Цуг Теучежа. Но он реально умер в 1940 г. Возможно, расстреляли его сына?

У Катханова белые убили отца. Может, у Теучежа убили сына?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Отцы наши, хотя рожденные и воспитанные за кубанью, но чуждые свойственного горцам своевойства и безначалия, вполне постигали благие цели Русского Правительства, а потому не только сами охотно служили видам онаго, но еще старались по возможности склонять к тому горцев, у коих вообще пользовались они известностию и уважением, а особенно предки из нас Бороха Борсукова, которые более 200 лет тому назад приобретя на речке Абине землю богатую лесами и угодиями, на расстоянии более 20 верст спокойно сами владели ею, как неприкосновенною собственностью и которою владеет на таких правах Борох Борсук с двумя братьями своими Асланом и Пшемафом

http://www.khachkar.ru/encyclopedia/?id=194

В общем, вроде черкесогаи (как и основатели Армавира).

А вот и их особняк (1900-1901):

post-19-0-83199700-1400521496_thumb.jpg

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Да, те, кто Вас интересует, это черкесо-гаи, в запощенной мной выше ссылке как раз о музее говорится. Только обратите внимание на форму "Борсук" (Борсуг). Не может ли это быть от армянского имени Варсег?

Да, а Гостагаевская (под Анапой) станица - от какого слова? Гай - понятно. А Госта- что означает?

"Гостагаевская - станица в Анапском районе Краснодарского края, находится в долине одноимённой речки – Гостагайка. В основе перевода адыгское – остыгъай – «пихта». Станица основана в 1842 году" http://budetinteresno.info/toponim/tverdiy/perevod_721.html На кабардинском это звучало бы скорее как "уаздыгъай"

И как нам тогда охарактеризовать общественные отношения у горцев к 1918 г.?

А как в России общественные отношения характеризовались?

Как я понимаю, это просто замена пши на старейшин. Особой радости тфокотли не получили. Был пши с уорками - стали старейшины со своими зависимыми (в т.ч. бойцами). Формально - все равны. Реально - на месте пши сидит старейшина.

Могу ошибаться, но все, что знаю, говорит за это.

Ну это, на мой взгляд, слишком просто, чтобы быть правдой. Старейшины - это старейшины, они не пши. Упадок культуры и нравственности в адыгском селе обусловлен исчезновением старейшин как класса. Тема многогранная и интересная, особенно в контексте революции. Вы под старейшинами имеете в виду видимо "старшин" (не административную должность, а тех, кто возглавлял тфокотльские сообщества у западных черкесов до российских реформ второй половины 19 века). Я в отношении всех адыгов-черкесов имею в виду под "старейшинами" социальное явление носителей авторитета в традиционной сельской (крестьянской) среде.

Им пользуется мой друг Андзор Ханжкасимов, энтузиаст возрождения адыгской всаднической культуры. Тут его влияние - 110% :)

Зора не только энтузиаст возрождения адыгской всаднической культуры, так что пусть этот термин у него на совести остается. Привет ему, если догадается от кого.

А Мухаммед Дерев - известный абраг?

Я в абрегах не силен, больше про современных Деревых слышал или читал)

Руо Тлевцезов - боец Кочубея. Был жив в 1950-е годы. У Кочубея было много адыгов разных племен. По данным Сербиненко, они появились сразу большим отрядом.

К сожалению, не в курсе

В советских справочниках писали, что Теучежск - это в честь расстрелянного белыми адыгского ашуга Цуг Теучежа. Но он реально умер в 1940 г. Возможно, расстреляли его сына?

У Катханова белые убили отца. Может, у Теучежа убили сына?

По-моему, Теучежск - это в честь Цуга, но не потому, что кого-то расстреляли, впрочем, я не знаю подробностей. Белые много кого убили, как и красные.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Только обратите внимание на форму "Борсук" (Борсуг). Не может ли это быть от армянского имени Варсег?

Больше похоже на выпадение интервокальной гаммы - "Бо(гъ)рсук".


В основе перевода адыгское – остыгъай – «пихта».

Т.е. ранее там были леса?


По-моему, Теучежск - это в честь Цуга, но не потому, что кого-то расстреляли, впрочем, я не знаю подробностей.

"Так ото ж!" (с)


Я в абрегах не силен, больше про современных Деревых слышал или читал)

А чем Деревы известны сейчас?


Зора не только энтузиаст возрождения адыгской всаднической культуры, так что пусть этот термин у него на совести остается. Привет ему, если догадается от кого.

А кто он еще? Не имею в виду профессию...

Кстати, с февраля ни на телефон, ни на письма не отвечает.


Тема многогранная и интересная, особенно в контексте революции.

Открывайте - будет интересно.


А как в России общественные отношения характеризовались?

Сплошной пережиток феодализма с государственно насаждаемым крупным капитализмом. Ситуация чуть лучше, чем в Китае, и чуть хуже, чем в Австро-Венгрии.

Только в этих странах можно было попасть в ту ситуацию, в какую попали мои предки - получить от государства землю, а потом много лет воевать с казаками за нее (точку поставила Гражданская война). Причем казаки выступали в роли своего рода феодальных хозяев - мол, нам все равно, что вам осударь-бачка наделил, мы тут хозяева, и работать будете на нас. даже вмешательство исправника перед ПМВ не спасло ситуацию - дорешали в 1918 г.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Больше похоже на выпадение интервокальной гаммы - "Бо(гъ)рсук".

Тогда "сын Бо(гъэ)рса"

Т.е. ранее там были леса?

Не знаю, я там не был) Для меня уэздыгъей - это скорее кавказский тополь или сосна.

"Так ото ж!" (с)

А чем Деревы известны сейчас?

А Вы наберите в Яндексе - фамилия очень известная, не только в КЧР)

А кто он еще? Не имею в виду профессию...

Кстати, с февраля ни на телефон, ни на письма не отвечает.

Ну, я с ним давно не общался, так что не знаю, где он и что он. Он Интернет-деятель, а вот в реале мне его активность не известна.

Открывайте - будет интересно.

Может потом как-нибудь

Сплошной пережиток феодализма с государственно насаждаемым крупным капитализмом. Ситуация чуть лучше, чем в Китае, и чуть хуже, чем в Австро-Венгрии.

Только в этих странах можно было попасть в ту ситуацию, в какую попали мои предки - получить от государства землю, а потом много лет воевать с казаками за нее (точку поставила Гражданская война). Причем казаки выступали в роли своего рода феодальных хозяев - мол, нам все равно, что вам осударь-бачка наделил, мы тут хозяева, и работать будете на нас. даже вмешательство исправника перед ПМВ не спасло ситуацию - дорешали в 1918 г.

Сдается мне, такое возможно и в других странах

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Сдается мне, такое возможно и в других странах

Где есть право частной собственности и нет сословных различий - это чревато.

А в стране, где люди не равны по принадлежности к сословию, это легко. И это - наследие феодализма.

Вот что нашел про хозяйство пши после присоединения Кавказа к России:

В ходе земельной реформы (1860 годы) произведённой российской администрации на завоеванных территориях были образованы обширные сельскохозяйственные предприятия, права владения которыми были переданы аристократам, подержавшим Россию в прошедшей войне. Но большинство предприятий разорились уже в 80-ых годах, так как владельцы не могли адаптироваться к капиталистическому обществу, и вскоре разорились потеряв всю свою землю, немногие аристократы, сохранившие своё богатство, стали аналогом буржуазии в Черкесии.

[error]Обсуждение адыгского словообразования вынесено в топик Адыгэбзэ - кабардино-черкесский язык.[/error]

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ВОССТАНИЕ КАЗАКОВ НА ТАМАНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ В МАЕ 1918 ГОДА2

(Начало воспоминаний к сожалению не сохранилось) Утром 19 мая все офицеры, за исключением Волошина, были на местах, и фронт был восстановлен. На следующий день (20 мая), по распоряжению из Тамани, к нам прибыла сотня старотитаровцев, состоящая из Казаков сорока и более лет. Прибыла также сотня фонталовцев. Здесь, на новой позиции, мы просидели 6 дней — до 25 мая. В один из этих дней “товарищи” послали к нам парламентера с пакетом. В пакете было обращение непосредственно к Казакам, где предлагалось им арестовать и выдать офицеров, за что обещалось Казакам помилование. В противном случае им грозили расправою, на какую способно это исчадие ада. Содержание пакета Казакам было известно, но они остались верными себе. Не было случая, чтобы Казаки ради спасения своей шкуры выдали офицеров на растерзание. Наоборот — всем нам, Казакам-офицерам, известно бесконечное множество случаев, когда Казаки, рискуя, а иногда и жертвуя собственной жизнью, спасали офицеров и, это было в подлое большевистское время. Сам “товарищ парламентер” оказался забавным парнем. Он обратился ко мне с просьбою: “Вот что, товарищ! Я сам из Керчи. Отпусти меня домой. Ну их к...”. В эти же дни командование таманскими войсками, вместе с общественностью полуострова завязало оживленные переговоры с немцами. Были посланы телеграммы в Киев командующему немецкими войсками на Украине генералу Эйхгорну и в Берлин императору Вильгельму с выражением последнему верноподданнических чувств и с просьбою об оккупации полуострова. С немецким командованием в Крыму была установлена связь. Тамань часто навещал немецкий офицер лейтенант Гессе, говоривший по-русски, который был как бы посредником между таманским и германским штабами. Немцы начали отпускать нам снаряды и патроны, но как-то в ограниченном количестве, что вызывало у нас недоумение. Дали нам два 4-дюймовых орудия, но командированные штабом для получения этих орудий офицеры должны были собрать части к ним в разных местах Крыма. Материальная помощь немцев была сомнительной. В результате таких переговоров с главным немецким командованием немецкое командование в Крыму получило распоряжение о высадке десанта на Тамани. В Керчи были погружены на болиндеры и мелкосидящие суда боевые припасы и обозы. Неоднократно грузились на суда и обратно снимались люди и лошади. Немцы уверяли нас, что от высшего их командования есть распоряжение об оккупации полуострова и что окончательного приказания можно ожидать каждый час. Однако проходили часы, дни, а десанта не было. Большевики на нашем фронте стягивали тысячные банды, вооруженные до зубов, десятки орудий с обилием снарядов к ним. Это в противовес нашим десяти пушкам на всех участках фронта и полувооруженным Казакам. Ясно было, что нам не выдержать напор большевиков. Но в случае ликвидации нашего фронта все Казаки были обречены на истребление, так как путей отступления нет: в тылу море и отсутствие перевозочных средств. Единственная надежда оставалась на немецкий десант, чему многие из нас как-то фатально верили. Отпуск немцами снарядов и патронов, хотя бы и в незначительном количестве, давал нам огромную моральную поддержку и веру в немецкое обещание прийти нам на помощь. Однако штаб наших войск, ведший переговоры с немцами, с течением времени стал сомневаться в их обещании, о чем офицерам делался намек. С нашим отступлением под Ахтанизовскую оживилась деятельность на Старотитаровском фронте. Ежедневно там происходила ружейная и артиллерийская перестрелка. Несколько раз “товарищи” пытались прорвать фронт, но терпели неудачи: старотитаровцы занимали по всему фронту командные высоты и стойко держались. В данной обстановке, с нашим отходом к Ахтанизовской, положение для наступления “товарищей” резко изменилось: теперь для них было выгодно прорвать именно у нас фронт, ибо тогда старотитаровцы должны будут оставить позиции без боя и отойти верст на 20—25 по направлению к Тамани, чтобы быть на линии моего отряда. В противном случае они могли быть отрезанными, так как красные, прорвав наш фронт, сразу выходили им в глубокий тыл. На нашем фронте “товарищи” заняли высокую гору у берега Ахтанизовского лимана, представлявшую все выгоды для обстрела артиллерией нашей позиции у моста через гирло, а равно и станицы. От горы до этих пунктов — 3 версты. В течение упомянутых 5 дней на нашем фронте ежедневно происходила перестрелка. Ежедневно “товарищи” обстреливали нас из артиллерии, не забывая каждый раз послать десяток снарядов в станицу. По всем признакам было понятно, что большевики именно здесь готовились к прорыву фронта. У моста по ночам сваливались доски для настилки его, так как устои моста и фермы были железные, а только незначительная часть настилки сгорела со стороны противника. Около рыбачьих хат на берегу моря появилась масса байд, пригнанных ночами из Темрюка и станицы Голубицкой. Это, очевидно, для формирования гирла, помимо использования моста, а может быть, и для высадки с моря в нашем тылу. Надо было установить наблюдение по берегу моря на расстоянии нескольких верст. Кроме того, необходимо было вести наблюдение по берегу Ахтанизовского лимана, заканчивающегося в нашем глубоком тылу. Людей для этого было мало. Я просил прислать мне подкрепление из вышестеблиевцев и таманцев, так как те и другие отсутствовали, за исключением отдельных Казаков. Наблюдение в указанных местах велось дедами, подростками и даже детворой школьного возраста. Но для охраны там никого не было. 24 мая пришла к нам сотня вышестеблиевцев без единой винтовки. Винтовки, как и во всякой станице, должны быть хоть и в незначительном количестве припрятаны от большевиков. Но ни одной — это уже был саботаж. Я по телефону запросил винтовки из Тамани. С сотней явилась “делегация” в составе двух урядников: Якименко и Стеценко и студента Ивана Коломийца. Эти три мерзавца (“в семье не без урода”) были главными виновниками разложения станицы и были шпионами в пользу большевиков. Впоследствии первые два перебежали к большевикам и служили в Красной армии, а студент Коломиец, по полученным сведениям, повесился у себя дома в 1921 году. Мне пришлось иметь дело не с сотнею, а с делегатами, от которых зависело, будет ли сотня нам в помощь или нет. От такой сотни нельзя было ожидать толка: наглые рожи, наглые вопросы: “А яка ваша программа?” и т.п. Из разговора с делегатами не похоже было, чтобы сотня выступила на фронт. Даже рискованно было выдать ей винтовки, чтобы не унесла с собою. Переговоры с делегатами я не выдержал: вытолкал их в шею, а сотне приказал немедленно убраться с моих глаз. Станица Вышестеблиевская держала “нейтралитет”. Мало того. Отправленные к ним пленные “товарищи”, взятые 13 мая под Запорожской, не содержались под стражей, а были расквартированы по дворам и предоставлялась им возможность через лиман Кизилташ (к Анапе) уходить к своим. “Нейтралитетом” вышестеблиевцы рассчитывали избежать разгрома своей станицы большевиками в случае ликвидации ими Таманского фронта. Правда, огульно обвинить всю станицу нельзя: лучшая часть населения, представляющая большинство, попала в зависимость меньшей части, поддавшейся разложению. После, во время разыгравшейся гражданской войны, вышестеблиевцы лучше и добросовестнее всех шли в полки и в батальоны и, большой процент их положил жизнь на всех фронтах. Мы, ахтанизовцы, с ними квиты. Вечером 24 мая большевики произвели артиллерийский обстрел нашей позиции, закончив его на первой линии. Из этого можно было заключить, что это была пристрелка орудий на ночь и что надо ожидать какой-то “сюрприз”. Оказать сопротивление большевистской массе, их артиллерии (свыше 20 орудий) мы не могли. Мы имели только два орудия, из которых нельзя было сделать пристрелку, хотя бы по мосту, так; как вследствие расшатанности этих орудий, снаряды при одной и той же наводке ложились в разных местах. Ночью на 25 мая потянул легкий туман. Это лишило нас возможности следить за морем на нашем левом фланге и впереди за гирлом. Рано — в 2 часа, по данному большевиками у моста, посредством ракеты, сигналу, раздались орудийные выстрелы, и через несколько секунд был открыт по нас огонь из винтовок и пулеметов по всему фронту. Это был огневой шквал. Артиллерия развила такой огонь, что вся площадь нашего небольшого, шириною в 800—900 шагов, участка была буквально покрыта снарядами и как днем ими освещена. Столбы песка засыпали окопы. У многих Казаков отказались действовать винтовки, вследствие загрязнения затворов песком. Стрельба эта продолжалась около десяти минут. Опять за мостом взвилась ракета, и стрельба вмиг прекратилась. Послышались крики “Ура!” двинувшейся по мосту лавины “товарищей”. В тот же момент с моря налетела сотня байд, из которых тоже с криком “Ура!” выбрасывались “товарищи”, отрезав нашу передовую цепь, защищавшую гирло и мост. Но благодаря исключительной предрассветной темноте Казаки с “товарищами” смешались, замаскировав себя тем, что побросали или попрятали шапки (“товарищи” были в картузах). Эту мысль и команду “спрячь шапки” подал выдающийся по храбрости сотник Савченко, находившийся в первой линии. (Я и сотник Савченко потом служили вместе во 2-м Таманском полку, были в один день, 22 ноября 1919 года, тяжело ранены петлюровцами под городом Казатиным и отправлены в Одессу. Я успел отлежаться и выбраться из Одессы, когда ее в последний раз оставляли белые. Савченко же остался и был дорезан большевиками. Если бы там были Казаки, то, конечно, не оставили бы Савченко). Вторая наша линия была на материке (небольшая возвышенность) на расстоянии полуверсты от первой. Благодаря темноте она бездействовала из боязни стрелять по своим, не успевшим отойти. Казакам, находившимся на второй линии, было приказано отходить к станице. Казаки первой линии с сотником Савченко “наступая” совместно с “товарищами”, благополучно добрались до виноградников, лежащих на пути к станице, и там, в одиночку и группами успели выбраться от большевиков, приведя с собою двух матросов и двух босяков пленными. Не хватало только 8 Казаков, из которых пять были убиты, а один пропал без вести. Раненые — 9 человек тоже выбрались. Один молодой Казак (Василий Белобаба) не выдержал “пекла” у моста, сошел с ума и уже не поправился. На второй линии был убит фонталовец Порфирий Орел. На Орле, как на типе Казака-черноморца, считаю не лишним остановиться. По прибытии на позицию фонталовской сотни я обратил внимание на казака в возрасте лет под 60. Это был типичный черноморец: на ногах носил постолы, рваная черкеска и старая шапка. На мой вопрос, почему дед явился на фронт, — ответил: “Прийшов за сына”. — “А сын?”. — “Та воно молоде, дурне, а я старий пластун, та ще и к тому охотник, стрилять добре умию... Та и папашу вашого знав, царства йому небесна”. Зная душу казака, я сразу понял Орла. Желание сохранить жизнь сына, конфуз за него и оправдание: “папашу вашого знав”. Этим он хотел меня расположить и, конечно, не ошибся. Характерно, что на фронт пришел за сына, как будто “в наряд” при станичном правлении, когда в страдную пору, во время полевых работ, старики отбывали этот наряд за сыновей, внуков или соседа. При этом за проступки и упущения по службе подвергался дисциплинарному взысканию не тот, кто подлежал наряду, а тот, кто его отбывал: это был неписаный, веками сохранившийся казачий закон. Вот, что передавали станичники о Порфирии Орле во время отход казаков с позиции, где сразу появились “товарищи”: одни видели, как Орел сидел на вербе и стрелял по “товарищам” — “дич гарна була”; другие видели, как вербу окружили “товарищи” и на ней расстреляли Орла, который свалился на землю и которого с остервенением кололи штыками. “Наряд” за сына Орел отбыл более верно, нежели мог его отбыть за себя. Это отвечало традициям и психологии казака. К рассвету казаки были у станицы, но удержать всех их на окраине не было возможности: большинство вышло из подчинения. Это не было дезертирство. Было ясно, что лавину большевистских банд остановить не в силах и что озверевшие толпы “ваньков” и китайцев ворвутся в станицу. Поэтому каждый хотел помочь семье выбраться из дому и спасти, что удастся из имущества. Однако часть казаков заняла на окраине станицы выгодные позиции — крайние дворы, дабы хоть на некоторое время задержать красных, наступавших за нами в несколько цепей. Население станицы не было подготовлено к этой неожиданности, и прорыв нашего фронта застал его врасплох, когда почти все спали. Поэтому необходимо было задержать банды “товарищей” под станицею хотя бы на полчаса, чтобы дать возможность казачьему населению выбраться из нее, так как все казачье население неминуемо подверглось бы истреблению, что, впрочем, и случилось с отдельными казаками, оставшимися в станице и в ее районе. Оставшиеся на окраине станицы казаки, сознавая значение задержки “товарищей”, как бы пожертвовав собою и семьями, нуждавшимися в их помощи при уходе из дома, отчаянно защищали окраину станицы, пока “товарищи” не стали врываться во дворы и улицы. В станице в то время был страшный переполох, так как, кроме боя под станицею, она подверглась беглому артиллерийскому огню. Жители складывали свой скарб на подводы и выгоняли скот со дворов для угона от “товарищей”. Часто, попадая под обстрел, все это бросалось. Обезумевшие женщины и дети, многие в ночном белье, метались по улицам направляясь к западной окраине станицы — пути нашего отступления на Тамань. Многие попали под ружейный огонь ворвавшихся “товарищей”. Было много убито и ранено. Среди убитых был отец штабс-капитана Чебанца. У казаков, защищавших станицу, было убито 7 человек, в том числе лучший урядник, пластун, герой Сарыкамыша, Трапезунда и пр., полный георгиевский кавалер Терентий Быч. Ворвавшиеся в станицу “товарищи” подожгли первую попавшуюся на их пути хату и надворные постройки. Этим они дали знать своим в тылу о взятии станицы и как сигнал к прекращению артиллерийского огня. Подожженный двор принадлежал небогатой казачке, вдове с четырьмя малыми детьми, Тутаревой, муж которой был убит под Эрзерумом. Наша полубатарея находилась на западе, в полуверсте от станицы, на горе у сопки Блевака, и обстреливала “товарищей”, надвигавшихся, подобно саранче, на станицу. Эта батарея обозначала сборный пункт для казаков, отходивших с позиции через станицу, и тех, которые разбежались на помощь семьям выбраться из станицы. Здесь опять собрался отряд для прикрытия отходивших из станицы жителей и для занятия позиции на следующем рубеже. Едучи через станицу по главной улице, я свернул в боковую улицу к своему дому, чтобы узнать, что сталось с моей семьей. Будучи занятым на фронте, мне некогда было подумать о том, чтобы отправить посыльного к жене с приказанием ей уходить из станицы. Жену с двумя детьми я нашел дома. Она была так растеряна, что не знала, что делать. Все соседние дворы уже были пусты. Семью не к кому было пристроить. Поэтому жена, в чем была, схватила одного ребенка на руки, другого за руку и частью через дворы, частью по улице едва успела выбежать за станицу, где ее подобрали казаки. Своевременно я не хотел эвакуировать семью, чтобы не внести деморализацию среди населения. Из станицы я выехал за сопку, куда уже собрались казаки. Здесь была и фонталовская сотня (человек 60), старотитаровская же (деды) еще в начале разыгравшегося боя на Пересыпи двинулась домой. Приказал Яновскому отводить казаков к Таманскому заливу (10 верст от станицы), указав пункт новой позиции. Сам потом съехал вниз на широкую дорогу, ведущую к Тамани. По этой дороге, увязая в грязи после накануне выпавшего дождя, ползли подводы, груженные домашним скарбом. Рядом с подводами старики и казаки гнали по высоким хлебам скот и овец. Проезжая вереницей этих беженцев, я совершенно не видел враждебных взглядов и не слышал по отношению к себе никаких упреков, как одному из виновников разыгравшейся трагедии. Скорее, по взглядам меня провожавших я мог заметить просьбу о защите и вопросы: что же нас ожидает дальше? В разговоры никто не вступал, каждый был напуган и спешил как можно скорее уйти. Это были первые беженцы, поголовно уходившие из своих домов, перед началом всех “прелестей”, пережитых населением юга России, в особенности казачьих земель, во время Гражданской войны. О прорыве нашего фронта я сейчас же сообщил старотитаровцам. Это означало, что они должны были немедленно оставить свои позиции и отходить к Тамани, на линию, которую я предлагал им занять. Промедление отхода старотитаровцев грозило тем, что товарищи, взяв Ахтанизовскую, могли отрезать им путь отступления. Расстояние, которое должны были пройти старотитаровские отряды и выровняться с ними, было: от “Дубового Рынка” верст 18—20, от “Стрелки” — 25. Отойдя к Таманскому заливу, мы заняли позицию между ним и озером Яновского. Фланги от обхода прикрыты. Но невыгода та, что длина этой позиции — от берега до берега — 4 версты, чему не соответствовала численность нашего отряда, состоявшего из четырехсот с лишним человек при 2 орудиях. Лучшего места для занятия его не было. Во время нашего отхода от Ахтанизовской товарищи нас не преследовали — “некого было преследовать”, и лишь их конные разъезды вели за нами наблюдение. “Товарищи” в ближайшие дни были “заняты” станицей Ахтанизовскою, а также Фонталовскою и Запорожскою со множеством богатых частновладельческих хуторов. Заняты были “товарищи” не войною, а “выгрузкою” казачьего добра, накопленного примерными хозяевами, какие были у нас на Кубани. Вслед за уходившими старотитаровцами “товарищи” заполнили их станицу (самую большую на полуострове) и Вышестеблиевскую, лежащую в 12 верстах от первой в сторону Тамани. В Старотитаровской “товарищи” сразу расстреляли нескольких казаков и зарубили тесаками бывшего станичного атамана урядника Мартыненко. Дальше “художества” по части изнасилования женщин, очистка сундуков от одежды — это особенно привлекало “товарищей”, и вообще всего того, что полагалось по закону разбоя. В Вышестеблиевской “товарищи” не особенно бесчинствовали, так как эта станица была “больна”, а подлежащая истреблению часть казаков ушла и, поплатилась только имуществом. Совсем иначе дело обстояло в Ахатнизовской. Ворвавшись в станицу, дикая орда хватала и расстреливала случайно оставшихся казаков, грабила дома, насиловала женщин. Так, например, жену священника изнасиловали на глазах мужа и двух детей 8 китайцев; диаконшу нашли спрятавшейся за станицею в паровой мельнице и изнасиловали “ваньки”, или “тамбовцы” (как их называли казаки), в числе 12—15 человек. Разгромили станичное правление, кредитное товарищество, общество потребителей, “похозяйничали” на почте, погромили и запакостили церковь, забрали там ценные вещи и деньги, сожгли церковные книги, в том числе и церковную летопись — ценный документ, в который из года в год записывалась история станицы в течение 120 лет. Мой дом больше всего интересовал “товарищей”. Конные “ваньки” летели к нему сломя голову. От дома остались одни голые стены. Разграбив, что нашли для себя полезным, остальное перебили, переломали, разнесли в щепки окна и двери, потрудились даже выворотить оконные и дверные коробки. Потом начали таскать солому на чердак, чтобы поджечь (крыша была железная), но от поджога спасла местная мегера-большевичка по своей глупости. Она обратилась к громилам с просьбой: “Господа-товарищи, я не маю свою хату, отпишите мини оцю”. Со дворов красноармейцы выносили пшеницу, ячмень, высыпали на улицах и сгоняли свиней для кормежки. В иных дворах натягивали веревки и вешали живых цыплят, утят, гусят, предварительно искупав их в болтушке из муки или в дегте. Одним словом, “ваньки забавлялись”, проявляя свое пролетарское искусство кто как мог. Орды Мамая могли бы позавидовать “товарищам” в их умении громить, грабить и делать всякие пакости, да еще своим же русским людям. На другой день, 26 мая, по занятии “товарищами” станицы, у берега лимана под станицею появилась флотилия рыбачьих байд. Это темрючане-рыбаки прибыли за “добычею”. На байды сносились: мука, зерно, одежда, ягнята, поросята, птица, и все это отвозилось в Темрюк. На ночь советские войска расположились по дворам поротно. Для чего из целого квартала сносились в один двор подушки, перины, одеяла, бараньи тулупы и пр., на которых “товарищи” укладывались в сапогах и амуниции. Эти картинки (далеко не все) были записаны мною еще на месте, при опросе жителей. Отойдя на новую позицию, вечером в тот же день я получил из Тамани две подводы патронов, 2 орудия, четыре подводы снарядов и два ракетных пистолета с патронами к ним. Это был подарок немцев. В виде утешения получили мы очередное извещение о том, что немцы каждый час могут направить свои войска на Тамань. В этом, собственно, и было наше спасение. Но обещания немцев стали терять еже веру, так как это тянется уже две недели. 26 мая из Тамани прибыла ко мне дезертировавшая из Голубицкого сотня под командою хорунжего Калиниченко. “На Тоби Боже, шо мени не тоже!”. Лучшего станица Таманская не могла дать, так как она держала заслон в нашем тылу в сторону Анапы. Учитывая малочисленность казаков по сравнению с большевистскими бандами, их физическое и моральное состояние после 14 дней операций против красных, наши убогие технические средства — я стал просить штаб дать исчерпывающий ответ о немецком десанте, так как стал замечать, что штаб чего-то недоговаривает и скрывает от меня истинное положение. Из штаба мне ответили: “Не лучше ли было бы вам самому переговорить с немцами”. Этим штаб расписался в своей полной беспомощности, чем меня очень обрадовал. Тогда я попросил штаб соединить меня по телефону с немцами, чтобы самому из первоисточника узнать об их намерениях и действовать в зависимости от ответа, т.е. или сдерживать “товарищей” до последней возможности, или заняться (безнадежной?) заботою приискания в Керчи плавучих средств для перевозки казаков в Крым, а оттуда на Дон. Нам было известно, что немцы находятся под Ростовом и что часть Дона очищена от красных. Часов в 8—9 вечера меня соединили с немецким штабом в Керчи. Попросил к телефону лейтенанта Гессе. Мне ответили, что лейтенанта в штабе нет, но его найдут и, он сам мне позвонит. Прошло около часу, прежде чем мне позвонили из Керчи. У телефона был Гессе. Я извинился, что его беспокою. Вежливый немец в свою очередь извинился, что заставил меня долго ждать. Начался разговор. Я обрисовал наше безнадежное положение, выход из которого видел только в помощи немцев живою силою, и спросил Гессе, можно ли на это рассчитывать. Он ответил, что есть распоряжение высшего командования и все готово для погрузки войск и что немцы обязательно будут на Тамани. (“У попа була собака”, — подумал я.) Но все же задаю вопрос:

— Когда же можно ожидать десант?

На это Гессе задал мне встречный вопрос:

— Можете ли вы продержаться 48 часов?

Я ответил:

— За этот срок я ручаться не могу.

— А 24 часа?

За этот срок я поручился, так как от нашей позиции до Тамани — конечного пункта отступления — было верст 20 и кое-где были выгодные складки местности, где можно было задержаться нам (тоже и “товарищам”), так как при дальнейшем нашем отходе для них открывается большой район богатых частновладельческих хуторов, еще не ограбленных “товарищами”. На мою просьбу выслать хотя бы взвод немецких солдат в Тамань для поддержания духа казаков Гессе ответил, что этого они сделать не могут. Для меня оставалось загадкою: почему Гессе так интересовался временем — сколько мы продержимся. Впоследствии выяснилось, что немцы внимательно следили за действиями на Тамани, но по каким-то соображениям ожидали полной ликвидации нас большевиками. В это время в Керчи большевики усиленно распространяли слух, что в случае высадки немцев на Тамани казаки сговорятся с красными и уничтожат немцев. Но вряд ли немцы придавали значение этим слухам, ибо, когда у нас произошел крах, они в течение четырех часов погрузили и перебросили в Тамань (ширина пролива 30 верст), свой десант и заняли плацдарм для дальнейшего наступления. 27 мая, с половины дня, нас начала обстреливать большевистская артиллерия, а к вечеру повела наступление их пехота, пользуясь для этого, как прикрытием, хлебами. Завязалась жестокая перестрелка. Наступление “товарищей” было остановлено, и они отошли назад. В этом бою я потерял несколько казаков ранеными и полностью таманскую сотню. А произошло это так: когда завязалась ружейная перестрелка и “товарищи” перешли в наступление, хорунжий Калиниченко первым сорвался с места и драпанул. Митинговой сотне “личный пример начальника” пришелся по вкусу: она сразу последовала примеру Калиниченко, бежала без оглядки до самой Тамани, вообразив, что ее преследуют “товарищи”. Как чудо-рысак Калиниченко оказался примерным, казаки не поспевали за ним и острили: “Ох и швыдкый наш командир сотни, ще такого не бачылы...”, “От нажины його!” и пр. Казачий юмор даже в таких случаях не покидал казаков. Вопреки своему заявлению Гессе о том, что я не могу продержаться 48 часов, я все-таки продержался двое суток. За это время в старотитаровском отряде произошел перелом: там замитинговали. Задержавшись временно на одной линии с нами (по другую сторону озера Яновского), они оставили этот участок, отошли верст на 8 —10 в сторону Таманской и остановились как табор на горе Карабетка. Я знал старотитаровцев как лучший боевой материал, а что они замитинговали, этому не пришлось удивляться, так как при отходе с первой позиции начальник отряда подъесаул Батицкий оторвался и скрылся в камышах. Остались при отряде хорунжие из учителей Передистый и Демьяненко и прапорщик из урядников Коваленко (все трое из станицы Старотитаровской). Демьяненко и Передистый за все время своего пребывания в отряде занимались разложением его. В данный момент начали уговаривать казаков сдаться большевикам. Только доблестный прапорщик Коваленко и несколько урядников вели борьбу против яда разложения и поддерживали боевой дух казаков. Но все же им не удалось сохранить отряд от разложения. Впоследствии доблестный прапорщик Коваленко был убит под Ставрополем (в 1919 году). Демьяненко при общей эвакуации оказался на Лемносе, где продолжал разлагать казаков, потом тем же занимался в Сербии, а в 1923 году уехал в Совдепию. Утром 29 мая “товарищи” опять повели наступление. Казаки оказали исключительно упорное сопротивление: примером для них было достойное поведение подчиненных мне офицеров Яновского, Савченко и Чабанца. Лихо работала наша батарея: сбила одну батарею красных, разогнала эскадрон кавалерии. Бой продолжался три часа. “Товарищи” опять отступили. К вечеру того же дня все их банды, бродившие по станицам и хуторам, были согнаны на фронт для решительного наступления. Остановить это наступление у нас не было никакой физической возможности, но сдерживать его по мере сил наших было необходимо. Мы не теряли надежды, что немцы придут нам на помощь, и нам надо выиграть время. Принимая во внимание общую обстановку, штаб распорядился с наступлением темноты отойти к Тамани и занять позицию по балке у каменного моста, что в 10 верстах от Тамани. К утру 30 мая я был у этого моста, оставив на полпути к нему конную заставу для наблюдения за противником (на горе Шопаревой) и в 2 верстах — у хутора Воловикошух — пешую сотню сотника Савченко. У каменного моста я занял позицию по линии балки, упираясь левым флангом в Таманский залив. Старотитаровцы оставив Карабетку, отошли на гору Комендантскую — на одной линии с нами. Они должны были здесь занять позицию, своим левым флангом к нашему правому, а правым упереться в лиман Цокур, лежащий в 6 верстах от залива. Но они занять позицию отказались и стали на горе табором. К ним приехал начальник штаба полковник Бедняков “уговаривать”. Но он не мог поручиться за приход немцев и обеспечение плавучих средств, для переброски в Крым, благодаря чему он едва избежал ареста и выдачи большевикам. Но к чести казаков надо сказать, что инициатива эта исходила не от них, а от Передистого. Вырвавшись от старотитаровцев, полковник Бедняков очутился на турецком миноносце, который, находясь вблизи берега, вел наблюдение за происходившим в районе Тамани. В мое распоряжение опять прибыла Таманская сотня, которая уже два раза дезертировала с фронта, и несколько десятков старых казаков-добровольцев станицы Таманской. К вечеру “товарищи” появились у нашей позиции, оттеснив сотню Савченко, бывшую впереди. Ожидая этого наступления, я через посланного мною офицера просил старотитаровцев поддержать нас хотя бы артиллерией. Их 8 орудий, находясь на горе, прекрасно могли обстреливать всю лощину, по которой двигались красные банды. Но старотитаровцы в этом нам отказали. Характерно, что главари настаивали на сдаче в тот же вечер (30 мая), но большая часть казаков настояла отложить сдачу до утра следующего дня, в расчете не повредить ахтанизовцам и в надежде на то, что в течение ночи может произойти изменение обстановки к лучшему. Наступление “товарищей” я остановил своими силами, перешел в контратаку и прогнал их к Вололиковым хуторам. В это время совсем стемнело, и я отошел на позицию у моста. Обстановка настоятельно требовала, чтобы мы до утра оставили позицию и перевезли казаков в Крым, так как к этому времени большевики подтянут свои силы, идущие вслед за нами и старотитаровцами, и тогда неминуемо мой отряд будет истреблен. Я снесся со штабом. Оттуда мне ответили, что к утру должны прибыть плавучие средства для погрузки казаков, но что я должен оставаться на позиции впредь до получения распоряжения, которое последует в течение ночи. В получении плавучих средств, штаб сомневался или просто врал. Если бы штаб определенно заявил, что таковые будут, то старотитаровцы ни в коем случае не сдались бы. К вечеру он имел в своем распоряжении пароход “Вестник” и один болиндер (большая плоскодонная железная баржа). Ночью в штабе в Тамани произошел тяжелый инцидент: туда явился хорунжий Передистый с несколькими казаками набросился на полковника Перетятько, угрожая ему револьвером за то, что он “подвел народ”, хотел его арестовать и увести с собою. У полковника Перетятько, кроме нескольких растерявшихся штабных казаков, никого не было. К сожалению, я тогда не знал, что происходило в штабе, иначе послал бы взвод казаков и арестовал бы самого Передистого, и он уехал из штаба сдаваться. Здесь уместно будет сказать, что во всех событиях, происходивших на Тамани, меньше всего был виноват полковника Перетятько. Его, как сказано выше, пригласили мы принять командование после разоружения банд в Тамани, и он, как достойный офицер, не мог отказать нам в исполнении нашей просьбы. Он происходил из старых кубанских дворян. Это был благородный, кристальной честности офицер. Он был расстрелян большевиками весною 1920 года. Прошла уже полночь, а распоряжения из штаба об отходе не было. Оставаться на позиции до утра и ввязаться в бой — означало бы обречь отряд на неминуемую и бесполезную гибель. Появились разговоры и в таманской митинговой сотне: “Треба ахтанизовцив переколоть, тоди тилько можно охвицерив выдать...”. Такие разговоры отнюдь нельзя отнести ко все таманцам, но отдельные предатели могли найтись. Впоследствии часть этой таманской сотни проявила беспримерную доблесть при очистке полуострова. После полуночи нервность в отряде заметно усилилась. Была заметна некоторая утечка казаков, но в массе казаки отряда из подчинения не выходили и держались еще сплоченнее. В 2 часа ночи я получил распоряжение об отходе к Тамани. Сняв отряд с позиции и отдав распоряжение Яновскому оставаться под Таманью в котловине, не переходя мост, и ждать моего возвращения к отряду, я сам поехал в штаб за распоряжениями. Уезжая, я приказал Яновскому задержать при себе таманцев, если понадобится силою, чтобы они не ушли в станицу и не информировать тамошнее иногороднее население о нашем крахе, которое могло нам напакостить, хотя бы тем, что освободило бы пленных, с чем надо было считаться. На рассвете я поехал в Тамань, где увидел у пристани пароход и один болиндер. В полуверсте от берега стоял турецкий миноносец. Подъехав к помещению штаба, недалеко от пристани, я увидел, что пароход до края переполнен людьми, и учел, что о погрузке на него моего отряда не могло быть и речи. В штабе я нашел полковника Перетятько и нескольких человек штабных чинов. Доложив ему о положении своего и старотитаровского отряда, я просил полковника как можно скорее ехать на пароходе в Керчь, разгрузить его там и прислать обратно, чтобы взять на буксир болиндер, который просил оставить для погрузки отряда. Раненые казаки и ахтанизовские обыватели, около 100 человек, о которых я особенно беспокоился, были размещены на пароходе. С пленными не знали что делать. Я их взял в свое распоряжение. Простившись с чинами штаба, я поехал к своему отряду, а по пути заехал к амбарам, где содержались пленные (амбары эти служили для ссыпки зерна местных хлеботорговцев). Здесь я застал отряд в таком состоянии, что он готов был разбежаться. Я его подбодрил и успокоил тем, что сам возвращался к отряду. Там же оставил для связи с собою трех конных казаков и приказал на всех дверях иметь замки. Начальником караула был урядник, впоследствии подхорунжий корнет Мищенко станицы Старотитаровской. Это был один из самых активных моих помощников при разоружении банд в Тамани. На него я мог положиться. Вернувшись к отряду, я застал его там, где ему было приказано оставаться, — в двух верстах от Тамани. При отряде было человек 60 старотитаровцев, ушедших от своих, которые заявили, что весь их отряд был бы здесь, если бы было на что погрузиться. Отсюда было видно, что пароход уже далеко от Тамани. Со стороны большевиков не было видно ни одного казака, идущего к нам. Это означало, что старотитаровцы уже взяты красными. При таманской сотне отсутствовал поручик Супрун станицы Таманской, который уснул в хате и был ими брошен. Супрун там отлежался до прихода немцев. Он был убит под Царицыном. Мною было приказано казакам взять винтовки, пулеметы, замки от орудий, патроны и седла. Таманскую сотню я подчинил себе и с отрядом увел к пристани для посадки на болиндер. Наш путь к пристани был совершенно скрыт от большевиков. Весь отряд удалось погрузить на болиндер, переполнив его до отказа. Всего было погружено до 500 человек. Караул над пленными тоже был снят и погружен на болиндер. Пленные остались под замками, чем на некоторое время были задержаны в амбарах. А когда были кем-то выпущены, потянулись по дворам в поисках “жратвы”, так как их последние два дня не кормили, чем до края снизили их энергию. Если бы было три болиндера, то можно бы было погрузить и старотитаровцев, которых было всего до 1000 человек. Мне казалось, что прояви штаб должную энергию, этими болиндерами мог бы обзавестись. Оставаться на болиндере с погруженными на него людьми у пристани было рискованно, так как возвращение парохода, который должен был взять нас на буксир, можно было ждать часа через три-четыре, а за это время “товарищи” могли привалить к Тамани. До их прихода нас могли расстреливать военнопленные, бывшие теперь на свободе, вооружившись винтовками, спрятанными иногородними. Я рассчитывал, что нас возьмет на буксир турецкий миноносец, но турки отказали нам в этом. Случайно или была на то Божия воля, от берега с юга на север подул ветер, что бывает очень редко. У пристани собралась масса народа проводить нас. Там меня ожидал 14-летний кадет Демяник с огромным букетом цветов. Это был подарок таманских дам и единственная моя награда за мою работу и ранения на Тамани. Кстати об этом кадете: осенью 1918 года он сбежал от родных и вступил в какой то из “цветных” полков и был убит под Таганрогом. Надо было воспользоваться попутным ветром. Болиндер был оттолкнут нами от пристани. Гонимый легким ветром, он со скоростью улиты поплыл “по воле волн”. Из “экипажа” на болиндере был единственный старик грек, ни слова не говоривший по-русски и изрядно выпивший. Через полчаса мы отплыли на расстояние ружейного выстрела. Дальше мы плыть не могли — наш “капитан” заартачился, начал кричать, размахивать руками, тыкать пальцем в воду. Все смеялись, не понимая, что ему надо. Наконец грек растолкал казаков; подбежал к якорю и бросил его в воду. Мы потом догадались, что дальше были мелкие места и что ожидаемый пароход не мог бы подойти к нам. Отплыв от берега, мы могли наблюдать за движениями большевиков. По лощине параллельно заливу двигалась пехота, а от Комендантской горы по следующей возвышенности растянулась конница. По этой коннице миноносец открыл огонь из дальнобойного орудия. Снаряды ложились хорошо. Конница свернула в сторону и скрылась за возвышенностью. Потом миноносец начал обстреливать пехоту. Этот обстрел замедлил движение товарищей, что впоследствии дало возможность немцам высадиться в Тамани раньше, чем ее заняли большевики. Часам к 11 дня появился пароход. Он остановился верстах в 2 от нас. К нам подошел катер, с которого нам заявили, что капитан, не зная обстановки, не решается подойти к нам. Я поехал на пароход. Там мне не хотели верить, что пока нам ничто не угрожает. С парохода увидели за станицей упряжку с двумя орудиями. Орудия эти наводили в сторону моря. Это таманские мужики схватили брошенные нами орудия без замков и пугали ими нас. Сперва, как потом говорили, эти орудия тягали по кузницам с целью их исправить. Экипаж парохода надо было убедить, что орудия без замков. Просьбой и угрозами я заставил капитана идти к болиндеру. Капитан скомандовал дать ход. Матросы, как бы готовясь на рискованный подвиг, сняли фуражки, перекрестились и разбежались по своим местам. Месяц спустя при встрече с этим капитаном (грек Зародиади), он мне сказал, что его матросы обижены не будучи представленными к награде “за спасение” моего отряда и просил меня позаботиться об этом. По пути в Керчь мы встретили длинный ряд небольших пароходов, тянувших за собою по два-три болиндера. То был немецкий десант. Часам к двум дня 31 мая станица Таманская была занята немцами, на окраине которой у них завязался бой с “товарищами”. На очистку полуострова немцы затратили две недели. При их богатом вооружении (бронеавтомобили, аэропланы и другие технические средства) они понесли потери: убитыми 2 офицера и 37 солдат. Население станиц, в которых погребали немцев, принимало трогательное участие в похоронах. Для многих убитых немцев, в знак благодарности, отводили места не на кладбище, а в церковной ограде. В станице Голубицкой немцы устроили свое отдельное кладбище на возвышенности старинного укрепления, где было погребено 27 человек. На похоронах женщины оплакивали чужеземных героев, избавителей от красной нечисти, а также трогательно целовали руку католическому (или протестантскому) священнику, как своему батюшке. После очистки полуострова в станицах, как полагалось в те времена, началась порка большевиков и большевизанов. Пороли больше всего в станице Ахтанизовской. Там поркой заведовал казак из дворян, сын есаула, Иван Михайлович Штригель. В его распоряжении находилось несколько китайцев, воевавших тогда “за родную Кубань” и выполнявших всюду роль палачей. Этих обезьян Штригель порол собственноручно каждое утро. После порки каждый китаец считал своим долгом поклониться Штригелю в ноги и тоненьким голосом сказать “спасипа”. При этом обыкновенно по щекам китайца текли “слезы благодарности”. Вместе с немцами сражались и казаки, среди которых были также убитые и раненые. Был убит доблестный штабс-капитан Чабанец. Таким образом, мать его потеряла почти одновременно мужа и сына. Лично я в операции по очищении немцами полуострова не участвовал. Оправившись от ранения, я был командующим войсками на Тамани назначен на должность казачьего коменданта города Керчи, где и пробыл от 12 июня по 20 июля, затем отправился с десантом в Приморско-Ахтарскую для присоединения к отряду генерала Покровского, гнавшему товарищей к Новороссийску. Сдавшихся на Комендантской горе старотитаровцев “товарищи” пересортировали и человек 400 угнали в Темрюк, где они просидели в местной тюрьме 2 1/2 месяца, до освобождения западной Кубани от большевиков. Всех казаков из ближайших станиц было в темрюкской тюрьме до 800 человек. Пришлые банды не раз пытались переколоть арестованных, но их яростно отстаивали темрючане, часть которых составила охранные роты. Большинство населения защищало арестованных из боязни расправы со стороны казаков, прихода которых ожидали каждый день. Население антибольшевистское защищало их по понятным причинам. Когда в тылу города появились части отряда Покровского, идущие после взятия Славянской на Новороссийск, и пришел час “товарищам” драпать из Темрюка, то тюрьма охранялась ротами из буржуазного элемента. Кроме того, тюрьму окружало пролетарское население обоего пола и разного возраста и ему с трудом удалось отстоять казаков от истребления уходившими бандами. Немалую роль в спасении казаков сыграл местный купец, по происхождению еврей, Левкович — солдат мирного времени, мобилизованный во время мировой войны. Банды успели улизнуть из Темрюка раньше, чем туда подошел Уманский полк из отряда генерала Покровского.

***

Так протекал на Кубани маленький эпизод в истории большой Гражданской войны. Не будет преувеличенным сказать, что этот эпизод сыграл большую роль в развитии первоначальных успехов Добровольческой армии при движении ее на Кубань, а восстание на Тамани происходило в то время, когда она находилась в пределах Дона и была в зачаточном состоянии. О восстании на Тамани она узнала из советских радиопередач, что, очевидно, имело для нее моральное значение, говорившее о назревшей почве для похода на Кубань. Как следствие восстания казаков на Тамани, была оккупация ее немцами, которые закрепили Таманский фронт против большевиков. Наличие этого фронта отвлекало значительные силы большевиков. Возможно, что, то же обстоятельство дало возможность Добровольческой армии пополнить свои ряды за счет казаков, укрывавшихся от мобилизации их красными против немцев. Можно думать, что и стойкость большевиков, действовавших против войск Доброармии, была бы иная, если бы они не оглядывались на немцев, боясь их наступления со стороны Таманского полуострова и учитывая ту трепку, которую немцы дали товарищам на Тамани, особенно в районе станицы Голубицкой и под Темрюком, где убитых насчитывались сотни. Во время наступления Доброармии на Кубань ее правое крыло под командою генерала Покровского Таманский полуостров подкрепил высадкою в Ачуеве хорошо сформированной батареи. Вместе с нею было доставлено 1200 винтовок, 8 пулеметов и свыше 100 ящиков с патронами и снарядами. В то время все это имело больше значение для отряда Покровского, фактически полувооруженного. От станицы Славянской и до Новороссийска эта батарея участвовала во всех боях. Впоследствии она была названа 1-й Кубанской батареею. Из Тамани же был высажен в Приморско-Ахтарской конный дивизион под командою полковника Белого. Он в Новороссийске вошел в состав войск Покровского и из своих рядов пополнил Кубанский гвардейский дивизион. Образование Таманского фронта спасло тысячи жизней казачьих и “буржуйских” ближайших к полуострову станиц и городов Темрюка и Анапы, т.к. местные большевики, ожидая наступление немцев, воздерживались от “углубления”. Во время наступления Доброармии на Кубань из черноморских портов Новороссийска, Сочи и других на пароходах и баркасах массами убегали комиссары, матросы и всякий другой преступный революционный сброд, направлявшийся в Крым. На море, часть этих беглецов вылавливалась немцами и, направлялась на Тамань “для фильтрации”. В результате этого число “углубителей” уменьшилось на несколько сот человек. В числе их находилось немало “красы и гордости революции”, и между ними с миноносцев “Керчь” и “Феодосия”, на которых, главным образом, истреблялись матросами офицеры Черноморского флота, вплоть до сжигания их в топках миноносцев. Восстание на Тамани было одним из первых восстаний на Руси, причем возникло оно не под влиянием отдельных лиц, а в рядовой массе казачества, что лишний раз подчеркнуло народный характер его. Такие народные восстания имели место во многих местах России, особенно на Украине, но нигде народ не мог дать должный отпор разнузданной черни, руководимой всякими шарлатанами и проходимцами. Только казаки, как народ храбрый, организованный, дисциплинированный и психологически обособленный, восставшие на территории всех 11 Войск, смогли бороться, вместе с лучшею частью сынов нашего Отечества, в течение нескольких лет, вести неравную борьбу с нынешними поработителями нашей Родины. Заслуги таманских казаков в Белом движении — факт неоспоримый и должен бы представить одну из страниц истории борьбы с большевиками. Но, к сожалению, он остался в тени и известен только оставшимся в живых, там, “за чертополохом”, и живым участникам Таманского восстания в эмиграции. В то время в лесах и горах Кубани находились и другие повстанческие отряды, находившиеся в несравненно лучших географических условиях, чем восставшие казаки на Кубани. Заслуги этих отрядов иногда заключались только в отсиживании в лесных и горных трущобах. Таманцам же отсиживаться было негде — кругом вода. О большинстве этих отрядов шумели, писали в газетах, докладывали в Раде, часто раздували подвиги их, участников награждали, давали чины. И в то же время подвиги восставших таманцев были “аннулированы непризнанием “Таманской армии” главным командованием. Оно не поинтересовалось, какие жертвы, понесли и, какие подвиги свершили таманцы; оно не учло того, что Таманский фронт приковал к себе до 50 орудий и до 20 тысяч бойцов Красной армии. Оно видело только “тяжелый грех” таманцев, впустивших к себе немцев, но оно упустило из виду, что немцев таманцы впустили тогда, когда о существовании Доброармии не знали не только на Тамани, но и вообще на западе Кубанского края. По взятии Екатеринодара и очистке Западной Кубани от большевистских банд в Темрюк прибыл от командования генерал Карцев. Немцы на Таманский полуостров его не пустили и лишь разрешили перейти под Темрюком Кубань, к выстроившимся в ожидании его казакам. Генерал поздоровался с казаками, но не сказал им “спасибо”, а только сквозь слезы произнес: “Ах, дети, дети! Зачем вы впустили немцев? Ну да Бог вас простит”. Казаки в то время были скромные, невзыскательные и не избалованные наградами. Главною наградою для них было “спасибо за службу”. Казаки радовались приезду своего старого казака-генерала, а тут такой финал... “От так! И за службу не поблагодарыв!”. Отсутствие “спасибо” и упрек за немцев были для казаков горькою обидою. Какое дело казаку до политики! Когда дом горит, берут крайнее ведро. Тем более, что дом горел не только свой, а всероссийский. Кроме вины таманцев за союз с немцами, была другая причина непризнания Таманской армии и ее заслуг. Во время пребывания немцев на Тамани туда стали просачиваться из районов занятых большевиками и из Крыма офицеры, но не для того, чтобы вместе с немцами сражаться против большевиков. Там образовалась группа “немецкой ориентации”, возглавляемая кубанцами: полковником Ипполитом Каминским, есаулом Горпишенко и подъесаулом И. Борчевским. Эта группа объявила себя “Кубанским правительством”. Она выпустила дерзкую прокламацию против Кубанского атамана и Кубанского правительства, а также против Добровольческой армии, с призывом к населению Кубани не подчиняться им. Прокламация эта была составлена от имени населения полуострова, ничего общего, не имевшего с этою группою. Она разбрасывалась немцами с аэропланов за пределами полуострова. Впоследствии Камянский и Горпишенко были судимы в Екатеринодаре за мятеж и лишены чинов и орденов. Возможно, что у Главного командования были и другие причины непризнания заслуг таманцев, в результате чего геройская борьба казаков на Таманском полуострове осталась не отмеченной и геройски, подвиги участников ее ничем не отмечены. В общественном мнении, за исключением, быть может, Темрюкского района, эпизоды на Тамани были изглажены последующими событиями и чехардою героев, появившихся на сцене Гражданской войны. Таманское восстание казаков изгладилось из памяти, не оставив по себе ни единого следа в истории Гражданской войны, за исключением, двух-трех газетных заметок в наших заграничных изданиях.

Примечания:

1 Гулый Николай И. Из казаков ст. Ахтанизовской Кубанской обл. Подъесаул Кубанского казачьего войска. Участник восстания на Тамани в мае 1918 г. В Добровольческой армии и ВСЮР во 2-м Таманском полку Кубанского казачьего войска. В эмиграции в Чехословакии, с 1933 г. в Праге.

2 Впервые опубликовано: Кубанский исторический и литературный сборник. № 12. Сентябрь — октябрь 1961.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Вообще про это восстание известно немало. И не на основе этой эмигрантской писанины.

Где нормальное исследование? Публиковать "мемуары" можно хоть как - никто ведь не придерется. Вот откуда ноги растут: http://www.elan-kazak.ru/?q=arhiv/naumenko-v-kubanskii-istoricheskii-i-literat

Обычный эмигрантский сборник. А врет он - как всегда.

Все большевики ходили толпами, были отлично вооружены, но вместе с тем - трусливые убийцы... Аж читать тошно.

Обратитесь к документам - часть приводил в этой теме. Патронов - и тех не хватало. К винтовкам штыков не было. Пока отряд Ковтюха не раздобыл 2 полевые кухни, бойцы по дворам христарадничали. Но сейчас модно так - врать, не краснея. Тащить всякую ахинею с эмигрантской "литерАтуры".

Сколько раз разбирал "жареные случаи" - оказывалось всегда, что реально ничего не подтверждено ни белыми, ни красными, а все написано постфактум, чтобы "отработать свой Вискас" перед иностранными хозяевами. В данном случае это 100% - описывая события мая 1918 г., автор пишет про судьбу человека в 1921 г.

Но даже если предположить, что это - остатки реальных воспоминаний (а кто их исследовал?), то, выходит, казачки с немцами стакнулись? Продавали Россию направо и налево? С таких патриотов и не такие "воспоминания" станутся...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Иван Гайченец, член РВС 11 армии с 4 по 27 октября 1918 г.

Был расстрелян по делу Сорокина.

Вот что про него фантазируют:

В том году отлились слёзы кубанских и терских казачек Гайченцу, сподвижнику убитого в Ставрополе главкома Северокавказской красной армии Сорокина. При внезапном налёте белых на Баталпашинскую у Гайченца заглохла машина. Он выскочил из неё, чтобы поскорее затаиться в прибрежных кустах. Но верховой казак заметил его и настиг у Кубани за мостом. Грозного властителя разули, босым погнали по колючкам, по голышам. Казак порол его плетью со свинчаткой — на рваной рубахе проступали багровые мокрые полосы. Гайченец спотыкался, падал на колени… Тускло блеснула над ним гадюкой-медянкой шашка, и с плеч слетела ещё живая голова. Покатилась к воде, изумлённо мигая набрякшими веками. Туловище в горячке сделало несколько шагов и повалилось на жёлтый куст дерезы-облепихи.

http://magazines.russ.ru/sib/2013/1/po12.html

На самом деле к сентябрю 1918 г. Иван Гайченец командовал дивизией:

К концу сентября 1918 г. советские войска Северного Кавказа занимали оборону по рекам Кубани и Лабе. Войска под командованием И.И. Гайченца располагались по правому берегу реки Кубани по линии Успенское, Овечка, Невинномысская. Войска Армавирского фронта под командованием И.П. Гудкова обороняли левый берег реки Кубани от села Успенское до Армавира включительно. Войска Белореченского военного округа Г.А. Кочергина оборонялись по реке Лабе от Курганной до Майкопа. В составе этой группы войск была 1-я колонна И.Ф. Федько.

Общая численность войск на 250-километровом фронте по рекам Кубани и Лабе достигала 80 тыс. бойцов, не считая ставропольских и терских отрядов {ЦГАСА, ф. 108, оп. 1, д. 100, лл. 10, 29. 2}.

4 октября 1918 г. член Всероссийского ЦИК Ян Полуян возвратился из Москвы в Пятигорск. В этот же день он выступил с докладом па сессии ЦИК Северо-Кавказской советской республики. Было принято решение о создании Реввоенсовета Красной армии Северного Кавказа в составе председателя Я.В. Полуяна, членов - М. И. Крайнего, С.В. Петренко, И.И. Гайченца и И. Л. Сорокина.

...

И. Л. Сорокин и его сторонник И. И. Гайченец выдвинули другой план. Они предложили ударить на Ставрополь, а в случае неудачи отходить на Святой Крест. Другой группой войск предлагалось развить наступление на георгиевском участке, в направлении Прохладная, Моздок. Такое предложение ставило в тяжелое положение войска Северного Кавказа.

Сорокин вел себя на заседании Реввоенсовета вызывающе. Он не терпел возражений и резко отвечал на замечания, хотя они были убедительны и справедливы. С помощью своего приспешника И.И. Гайченца ему удалось протащить свой план боевых действий.

http://www.lib.ru/MEMUARY/ZHZL/fedko.txt_w...g-pictures.html

Итак, Гайченец не мог погибнуть до 27.10.1918, а "налет" Шкуро на Баталпашинку и ее взятие были аж 4 (17) сентября 1918 года. Более ее красные отбить не сумели!

Вот так нам врут.

О количестве войск у Сорокина:

К концу августа красные войска насчитывали от 70 до 80 тысяч солдат, которые были разделены на несколько отдельных армий, согласно оценке белых: 1. Сорокин имел 15 тысяч человек, с которыми он отступил от Екатеринодара в междуречье рек Лабы и Кубани. 2. На Таманском полуострове под командованием Матвеева было такое же количество бойцов. 3. Армавир защищало от 6 до 8 тысяч человек. 4. В Ставрополе сосредоточилось от 8 до 10 тысяч. Остальные распределились по территории Невинномысской, района Минеральных Вод и в Майкопе. Удивительно, но после поражения в июле и августе численность всех красных частей увеличилась, так как многие иногородние опасались победы Добровольческой армии. В октябре, когда большевики наконец смогли сосчитать своих солдат, получилось 124 427 человек. Именно белые впервые объявили призыв в армию, большевики же не следовали их примеру вплоть до ноября.

http://everstti-rymin.livejournal.com/1125517.html

Рассказали о том, как в начале апреля рабочие Краснодара совместно с красноармейскими отрядами разгромили белогвардейские корниловские формирования и отбросили их от города.

Дальше можно не читать...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Непосредственное участие в гражданской войне на Кубани принимал Семен Михайлович Буденный, красный маршал, полный георгиевский кавалер и т.д. и т.п. как вдалбвливали нам именитые УЧЕНЫЕ ИСТОРИКИ, тот же И.И. Минц, а на деле привожу вот такой интересный материал, который многое поможет понять...

Источник: Соколов Б.В. Буденный: Красный Мюрат. М.: Молодая гвардия, 2007. - 335 с. (Жизнь замечательных людей)

ДОРЕВОЛЮЦИОННАЯ ЖИЗНЬ С.М. БУДЕННОГО: НЕБЫЛИЦЫ Б.В. СОКОЛОВА И ИСТОРИЧЕСКИЕ ФАКТЫ

В начале своего сочинения кандидат исторических наук Б.В. Соколов провозглашает: «В этой книге я постараюсь рассказать как можно правдивее» о Буденном, «мы попробуем восстановить основные вехи подлинной биографии командарма» (с. 7-8). Понять автора можно: былая слава серии «Жизнь замечательных людей» обязывает. Мы же на примере фактов из дореволюционной биографии Семена Михайловича Буденного попробуем разобраться, в какой мере это заявление Соколова воплощено в тексте книги. При описании дореволюционной жизни будущего командарма легендарной (в смысле намеренно «окутанной» героическими легендами) 1-й Конной автор взял за основу общеизвестные воспоминания С.М. Буденного «Пройденный путь» (Кн. 1. М., 1958), очерк его последнего адъютанта А.М. Золототрубова «Буденный» (М., 1983) и газетное интервью дочери полководца Н.С. Буденной. Сообщив, что вскоре после отмены крепостного права дед будущего командарма переселился из Бирючинского уезда Воронежской губернии

на Дон, Соколов с видом человека понимающего пишет: «Судя по фамилии, он происходил из слободских украинцев». На Дону отец Семена Михайловича, Михаил Иванович, женился на «Маланье» Никитичне Емченко, «также происходившей из бывших крепостных и, судя по фамилии, тоже украинке». Далее следует оригинальное, глубокомысленное дополнение: «Хотя украинского языка, замечу, ни один из супругов не знал. Это и не удивительно - в ту пору в Российской империи официально не существовало не только такого языка, но и слова “Украина”». Будущий маршал родился на хуторе Козюрине станицы Платовской (с. 8-9).

Если бы Соколов собирал и анализировал источники, а не просто пересказывал парочку первых попавшихся, «лежащих на поверхности», то ему удалось бы узнать, что С.М. Буденный родился в Бирючинском уезде Воронежской губернии и в двухлетнем возрасте был перевезен родителями на Дон, в хутор Козюрин. Меланья Никитична превратилась в у него в «Маланью» (дважды он повторяет ее имя и оба раза неправильно). Далее, в пересказываемых автором изданиях четко написано, что хутор Козюрин находился неподалеку от станицы Платовской, но не сказано о его принадлежности ей. На самом деле, Козюрин был хутором Кочетовской станицы. Наконец, вместо конкретно-исторического изучения социальных и этнографических корней будущего советского маршала и языка общения его родителей автор одарил читателей рассуждениями на бытовом уровне (мол, украинцы, а украинского языка не знали), обосновав их алогичным тезисом: одна из причин незнания родителями Буденного родного украинского языка заключалась в его «официальном несуществовании». Между тем, для выявления буденновских корней Соколов мог бы воспользоваться документами ХVII-ХVIII вв., которые в XIX в. публиковались на страницах «Воронежских губернских ведомостей». А для определения языка общения родителей Буденного необходимо было, как минимум, познакомиться с этнографическими трудами. Золототрубов утверждает, что, поселившись в хуторе Литвиновка [Еще один хутор Кочетовской станицы. - М.Б.], Буденные арендовали землю на кабальных условиях: половину урожая приходилось отдавать хозяину (Золототрубов А.М. Буденный. С. 8). Соколов этот факт перетолковал на свой манер: землю арендовали у казака (с. 9). Очевидно, рассудив так: раз арендовали землю на Дону - стало быть, непременно у казака. Соколову, кажется, совершенно неизвестно, что хозяевами могли быть не только казаки, но и не входившие в войсковое сословие субарендаторы-перекупщики. Именно у одного из них, крестьянина по сословной принадлежности С.И. Яцкина, и заарендовали землю Буденные (Перемены по службе // Донские областные ведомости (Новочеркасск). 1910. 11 нояб. С. 1). Золототрубов утверждает, что в Литвиновке отец будущего полководца был старостой иногородних [Иногородние в массе своей - это проживавшие на Дону представители невойсковых сословий. - МБ.] и часто заступался за них перед станичным начальством, даже перед самим атаманом (Золототрубов А.М. Буденный. С. 9). Не проверив этого утверждения, Соколов принялся «развивать» его, додумывать: «Это, кстати сказать, доказывает, что совсем уж захудалыми бедняками Буденные не были. Скорее - из более или менее крепких середняков. Kyлаки на общественные должности обычно не шли, - все время их отнимало хозяйство, - но и бесштанную голытьбу на них тоже никогда не выбирали. Раз свое хозяйство не смог поставить, где уж ему представлять общественные интересы!» (с. 10). Вот так одним махом он «решил» сложную проблему имущественного положения семьи Буденных. А между тем не представляет труда опровергнуть утверждение последнего адъютанта маршала. Во-первых, в малоизвестных мемуарах Буденного читаем: «Слушал я их и вспоминал своего отца, которому было страшно подняться даже на ступеньки станичного правления» (Буденный С.М. Нерушимый союз. М., 1959. С. 113). Во-вторых, станица Кочетовская отстояла от Литвиновки на 50 верст, так что сложно представить, чтобы отец Семена Михайловича мог позволить себе регулярно совершать столь длительные вояжи для защиты иногородних перед станичным атаманом. Так что и в этом случае историческое исследование Соколов подменил фантазированием на обывательском уровне.

Затронув вопрос о трудовой деятельности Буденного, Соколов не смог грамотно, хотя бы адекватно пересказать русскоязычный текст. Так, утверждения «Михаил Иванович Буденный привозил товары торговцу Яцкину», «Семен Михайлович мыл полы магазина Яцкина», «хозяин послал Семена работать в принадлежавшую ему, Яцкину, кузницу» (Буденный С.М. Пройденный путь. Kн. 1. С. 10; Золототрубов А.М. Буденный. С. 8) он перекроил в «Семен Михайлович привозил товары Яцкину», «Семен мыл полы в жилом доме Яцкина», «после Яцкина Семен трудился в кузнице» (с. 9-10). Узнав из рассказа Н. Буденной об эмиграции старшего брата Григория, Б.В. Соколов пустился в разглагольствования, которые - в наказание сочинителю - следует процитировать: «Этот факт позднее, когда Буденный стал одним из вождей Красной армии, мог сильно повредить его карьере. Ведь у Семена Михайловича появилась бы в анкете очень опасная во второй половине 30-х годов графа - наличие родственников за границей. Да не каких-нибудь там дальних, седьмая вода на киселе, не троюродного племянника, а самого настоящего родного брата. Однако, судя по всему, Семену Михайловичу удалось утаить эмиграцию брата и от НКВД, и от кадровиков Наркомата обороны. Kак позже стало известно, в 1902 году старший брат Семена Григорий эмигрировал за океан... Видимо, чекисты опекали Буденного не слишком плотно, если связь с заграничной родней так и не выявили» (с. 11). Обратим внимание Соколова (а главное - читателей его книги: в этом больше смысла) на издававшийся Наркоматом по военным и морским делам СССР журнал «Красная конница». В одном из номеров 1933 г. помещена статья И.Д. Косогова, в которой тот рассказал о переписке С.М. Буденного со старшим братом Григорием, проживавшем в Америке (Косогов И.Д. Семен Михайлович Буденный // Красная конница. 1933. № 2-3. С. 12). Советский писатель В.В. Карпенко также упоминал об эмиграции старшего брата Буденного в Америку (Карпенко В. Тучи идут на ветер: Роман. 2-е изд. М., 1977. С. 180). Эта «история со старшим братом» показательна: Соколов вообще часто мыслит «пропагандистскими штампами», при этом приверженность этим штампам, похоже, определяется не политическими симпатиями или антипатиями автора, а банальным незнанием исторических фактов, непониманием их сути. Еще один пример тому - совсем рядом. Золототрубов поведал интересную историю. Летом 1900 г. станицу Платовскую посетил военный министр А.Н. Куропаткин. В его честь были устроены скачки. Молодой Семен Буденный выступил столь удачно, что получил в награду от министра серебряный рубль (Золототрубов A.M. Буденный. С. 9-10). Начав с фразы «уже к 17 годам Буденный был одним из лучших наездников в станице» [Автор подразумевает станицу Платовскую, но Буденные в то время жили в юрте Кочетовской. -М.Б.], Соколов пересказывает этот сюжет, а затем приступает к его «анализу»: «Было ли это на самом деле, сказать трудно. Документов, естественно, сохраниться не могло - не стал бы министр на каждый наградной рубль смету оформлять», «и знаем мы об этом эпизоде только со слов самого Семена Михайловича [Почему со слов Буденного? Этот эпизод описан Золототрубовым. -М.Б.]. А он... частенько любил прихвастнуть...»; «согласно закону конструирования героического мифа, герой должен быть героем всегда. И в ранней юности, когда он выигрывает скачки в присутствии самого военного министра...» (с. 10, 15). Цена этому «анализу» - тот самый грош, но уж никак не серебряный рубль. Вопреки голословным «рассуждениям» Соколова, документ сохранился. В отчете о поездке в Область Войска Донского А.Н. Куропаткин сообщил, что 31 мая 1900 г. под станицей Великокняжеской он произвел смотр казаков приготовительного разряда, после чего команда в 40 человек показала джигитовку. «Похвалил и дал небольшие награды». 2 июня в станице Платовской (в 30 верстах от Великокняжеской) министр осмотрел почетный караул из казаков второй очереди, посетил калмыцкий монастырь, во время завтрака слушал пение и смотрел танцы казачек-калмычек. Самым интересным номером министру показались устроенные ему и его свите проводы: их верхом сопровождали 40-50 калмычек, а жена платовского атамана пыталась привлечь к себе внимание гостей-мужчин (Отчет о служебной поездке Военного министра в Область Войска Донского в 1900 году. СПб., 1900. С. 9, 11, 14, 19, 24-25, 101).

Сосед и соратник Буденного Ф.К. Новиков вспоминал, что на масленицу в Литвиновке устраивались скачки. Иногородние в них участвовать не могли, поэтому Семен вынужден был оставаться в числе зрителей. Однажды, когда казаки не смогли выполнить самого сложного номера, он попросил разрешения попробовать. Казаки его обсмеяли, но попытку все-таки предоставили. Неожиданно искусное выступление «иногороднего лапотника» вызвало недовольство у казаков (Новиков Ф.К. Юность командарма // Сальская правда (Сальск). 1959. 13 нояб. С. 3). Таким образом, участие Буденного в скачках в Литвиновке, награждение военным министром джигитов под Великокняжеской, посещение Куропаткиным Платовской в очерке Золототрубова смешаны в одно событие. А Соколов вместо реального изучения эпизода из биографии будущего маршала ограничился собственной смесью - заурядного списывания и малограмотного «анализа». Особенно показательна в этом плане история, связанная с первой женой Буденного. Сначала - истинная картина событий. Во второй половине 1950-х гг. Новиков в воспоминаниях, написанных для «Сальской правды», поведал, что в Литвиновке Буденный познакомился и подружился с проживавшей там дочкой зажиточного казака Надеждой Кувиковой. Брат казачки решил проучить «обнаглевшего» иногороднего. Подговорив двух своих дружков, с ними вместе он набросился на Семена, но все трое получили отпор. Спустя некоторое время, в 1903 г., Буденный был призван в армию. В январе 1914 г. он женился на другой девушке, которая жила в хуторе Козюрин (Новиков Ф.К. Юность командарма // Сальская правда. 1959. 13 нояб. С. 3; 15 нояб. С. 2). Мемуары Новикова согласуются с дневником секретаря Реввоенсовета 1-й Конной армии С.Н. Орловского, а также с воспоминаниями начальника ее разведки И.В. Тюленева. Орловский занес в дневник запись о простой крестьянке Надежде Ивановне Буденной, которая делит с мужем все походные тяготы и является сестрой 12-ти братьев, 10 из которых служат в Красной армии (Орловский С.Н. Великий год: Дневник конноармейца. М.;Л., 1930. С. 25). Тюленев отметил проживание Надежды Ивановны (в девичестве Гончаровой), ее матери и Семена Михайловича на хуторе Козюрине. У жены Буденного было 5 братьев, все они сражались за Советскую власть (Тюленев И.В. Через три войны. 2-е изд. М., 1972. С. 98-100). Теперь о том, как зародилась и развивалась небылица. В начале 1980-х гг. дважды издавался сборник воспоминаний о Буденном «Страницы большой жизни». Там были помещены и воспоминания

Новикова, неудачно отредактированные: информация про Надежду Кувикову осталась, а про женитьбу в 1914 г. исчезла (Новиков Ф.К. Вожак // Страницы большой жизни: Сборник воспоминаний о Маршале Советского Союза С.М. Буденном. 2-е изд. М., 1983. С. 26-27). 1993 г. ознаменовался появлением мрачного символа деградации исторической науки - книги Л.Н. Васильевой «Кремлевские жены», в которой «главная сплетница страны» сообщила о том, что в начале 1903 г., перед уходом в армию, Буденный повенчался в Платовской церкви с казачкой из соседней станицы Надеждой Ивановной, а затем перешла на пошлые подробности ее измены Буденному во время мировой войны. При этом в качестве источника своих сведений Васильева упоминает общение с дочерью маршала (Васильева Л.Н. Кремлевские жены. М.; Минск, 1993. С. 243-244). Неизвестно, от кого из двух - от самой Васильевой или от Нины Буденной - идет ошибка, но не вызывает сомнения тот факт, что возникла она на основе знакомства с искаженными воспоминаниями Новикова. В интервью корреспонденту «Известий» Н. Буденная сообщила, что ее отец женился после пребывания в С.-Петербурге [То есть не ранее 1908 г., по контексту ее воспоминаний и по расхожей версии об учебе Буденного в С.-Петербурге в 1907-1908 гг. -МБ.]. А потом заметила многозначительно : «сколько может женщина без мужа жить», и к этому «папа относился спокойно» (Буденная Н.С., Филиппов А. Георгиевские кресты папа носил дома // Известия (Москва). 2003. 5 июля. С. 8). Из книги Васильевой Соколов пересказал историю про женитьбу Буденного в 1903 г. на казачке, а из опубликованного интервью Буденной процитировал сплетни про измену жены. Неужели он не заметил «разнобоя» во времени бракосочетания? «Девичья ее [Надежды Ивановны. - МБ.] фамилия не выяснена до сих пор», - добавляет автор. И тем демонстрирует, как внимательно он читал воспоминания Тюленева. Кроме того, он попутно выдумал парочку фактов: «Можно предположить, что и Буденный в Петербурге, а потом и на Дальнем Востоке [То есть с 1907 г. - МБ.] вел далеко не монашескую жизнь... Трудно сказать, была ли у Буденного и его первой жены настоящая любовь - ведь они столько лет провели в разлуке. Похоже, что эта свадьба вообще была совершена по сговору родителей, что было тогда обычным делом в крестьянской и казачьей среде» (с. 14, 230). Не разобрался Соколов в исторических источниках, не уяснил, что казачка Надежда Кувикова из Литвиновки и крестьянка Надежда Гончарова с Козюрина - разные люди. Зато он исполнен уверенности, что Буденный с 1907 г. изменял жене, на которой женился лишь в 1914 г. Домысленный Соколовым родительский сговор - результат его обывательских, далеких от исторической науки, представлений о дореволюционной России. Согласно этнографическим материалам о крестьянах Бирючинского уезда Воронежской губернии, жених и невеста имели право выбора (Снесарев И. Обыкновения Малороссиян Воронежской губернии, Бирюченского уезда // Воронежские губернские ведомости. Часть неофициальная (Воронеж). 1856. 22 сент. С. 262; Яновский И. Нравы, обычаи и суеверия жителей слободы Шелякинской Бирюченского уезда // Воронежские губернские ведомости. 1885. 9 янв. С. 3). По казачьей среде можно привести данные этнографа М. Харузина, согласно которым власть родителей «проявляется сильнее в браках малолетних, чем в браках, заключаемых в более зрелом возрасте; сильнее по отношению к дочерям, чем по отношению к сыновьям; сильнее в северных округах, чем в низовых станицах; сильнее у старообрядцев, чем у православных. Вообще же влияние родителей за последнее время, по-видимому, начинает слабеть» (Харузин М. Сведения о казацких общинах на Дону. М., 1885. С. 112). Еще хуже обстоит дело со сведениями о службе Буденного в царской армии: их Соколов просто подверг фальсификации. Злонамеренной или по неграмотности - пусть судит читатель. Начинает он с самоуверенного заявления, что призванный в армию в 1903 г. Буденный был определен в «драгунскую маршевую роту». Регулярно «пописывающий» и публикуемый на военную тематику, Соколов, как выясняется, не знает основ военного дела: рот в царской кавалерии не было, а маршевые формирования существовали только во время войны. После такого как-то неловко вопрошать Соколова, почему он пересказал, а не проанализировал содержащиеся в литературе сведения о начале военной службы будущего советского маршала. Ведь если бы имело место историческое исследование, то мало-мальски грамотному историку стало бы понято: Буденный обучение новобранца в Бирюче не проходил, в Русско-японскую войну в 46-м казачьем полку не воевал (с. 11-12). После войны Буденный продолжил службу, по версии Соколова, в Приморском драгунском короля датского Христиана IX полку. Автор поясняет: монарх Дании был почетным шефом полка на правах тестя Александра III. А через 8 страниц Соколов трижды «сопрягает» с 18-м Северским драгунским полком имя датского короля (с. 12, 21). Что это? Неряшливость? Невежество? Ведь только 18-й драгунский имел шефом датского монарха, его полное официальное наименование (с декабря 1907 г.) - 18-й драгунский Северский Короля Христиана IX Датского полк (в «Пройденном пути» название полка приведено неточно). Сплошным абсурдом стало повествование Соколова об учебе Буденного в Офицерской кавалерийской школе в С.-Петербурге. Проверять достоверность самого факта он не счел нужным, зато наполнил рассказ подробностями, вызывающими одновременно и насмешку над его наивностью, и негодование по поводу его бессовестности (выражаясь деликатно). «Здесь Семен Михайлович учился искусству верховой езды у самого Джеймса Филлиса... руководившего кавалерийской школой с 1898 года...» - уверяет Соколов (с. 12). Разъясним автору, а попутно и читателям его книги, что Дж. Филлис в 1898-1909 гг. являлся старшим учителем верховой езды, а начальниками школы состояли иные лица (Дистерло Н.А. Офицерская Кавалерийская школа. СПб., 1909. С. 94, 100-101, 115, 118, 120). Узнав название работы Дж. Филлиса «Основы выездки и езды», Соколов, похоже, решил, что этих трех слов ему достаточно для компетентного вывода о системе, практиковавшейся английским наездником. Итак, по «глубоко научному» мнению Соколова, система Филлиса состояла... во всех способах подчинения лошади воле всадника (с. 12). К столь глубокомысленному «растолкованию» ему остается только добавить уточнение: голова у лошади должна быть спереди, а хвост сзади. Если говорить о системе Филлиса не на шутовском уровне, то сущность ее заключается в работе с лошадью не на месте, а с движением вперед, под посылом, с высоким поставом головы и шеи животного, при сдаче в затылок, а не в холку. Всадник должен умело согласовывать действия шенкеля и повода. Филлис рекомендовал также, прежде чем садиться на лошадь, поработать с ней в руках, то есть стоя. Вершиной искусства наездника является высшая езда: испанский шаг, пируэт на галопе, пассаж и т.д. (Филлис Д. Основы выездки и езды. СПб., 1901. С. XX-XXI, 3-289). В «Пройденном пути» (с. 11) сказано, что Буденный хотел продолжить обучение, но командование полка его отозвало. Соколов исказил по-своему: Буденный предпочел вернуться в полк (с. 12). В действительности будущий командарм 1-й Конной не учился в отделе наездников Офицерской кавалерийской школы в 1907-1908 гг.: в списке нижних чинов, окончивших курс отдела наездников в 1908 г, фамилия Буденного не значится (Приказ по кавалерии № 20 // Вестник русской конницы. 1908. № 24. С. 1012). Прочитав в интервью Н. Буденной о том, что Семен Михайлович мечтал об открытии своего конного завода и накопил на него посредством выездки лошадей офицерам и дачи им денег в долг, Соколов не смог удержаться от потока «открытий»: это, дескать, еще раз доказывает, что Буденные были небедными людьми; сам Семен Михайлович - прирожденный коммерсант, который собирался обогатиться от разведения лошадей на Дону, а Октябрьская революция с ее национализацией банков и конфискацией находившихся там сбережений нанесла удар по Буденному, поэтому он воспринял ее отрицательно (с. 7, 14-15, 25). Эти антинаучные умозрительные построения Соколова рассеиваются как дым, если принять во внимание следующее: 1) накопить средства на конный завод подобным образом невозможно; 2) донское частное коннозаводство стояло на грани ликвидации (Лобачевский В.В. Военно-статистическое описание Области Войска Донского. Новочеркасск, 1908. С. 437, 439); 3) обогащались донские коннозаводчики не от разведения лошадей, которое воспринимали как тяжкую повинность, а посредством земледелия и скотоводства (Лобачевский В.В. Военно-статистическое описание Области Войска Донского. С. 444, 445; Греков A.M. Приазовье и Дон. СПб., 1912. С. 170-171).

Георгиевские кресты Буденного - тема «с бородой».

Рассуждения о них Соколова представляют собой смесь некомпетентности и обмана читателя (насколько намеренного - пусть сам читатель и судит):

а) одним непроверенным фактом доказывает невозможность другого: раз Буденный дослужился лишь до старшего унтер-офицера, он не мог быть обладателем полного банта, ибо награждение I, высшей степенью предполагало производство в подпрапорщики. Он что, Соколов, сумел выяснить подлинный чин Буденного?;

б) крестом и медалью одновременно не награждали, пишет Соколов, а затем приводит две статьи из Георгиевского статута, которые этот его домысел никоим образом не подтверждают. Выдумкой является и утверждение, что медаль «За усердие» была заменена Георгиевской медалью;

в) Соколов не смог правильно датировать фотографию, на которой Буденный изображен с одним крестом и одной медалью, при этом неверно определил тип медали (с. 17-18, 23).

Кстати, попутным плодом фантазии автора (мы тоже отметим попутно) стали его суждения о Тюленеве: якобы тот был подпрапорщиком, которого направили в школу прапорщиков.

Свой пересказ участия Буденного в военных действиях мировой войны Соколов сопровождает недовольным бурчанием: дескать, «все это опять-таки со слов самого Семена Михайловича». Получается, что это Буденный виноват в том, что он, Соколов, никакими иными источниками для написания его «замечательной жизни» не располагает. Заканчивается поток бессмысленных слов туманным выводом: «Трудно сказать, насколько реальны подвиги, описанные в буденновских мемуарах» (с. 1517, 23). Не было бы трудно сказать, если бы Соколов поработал в фондах РГВИА или хотя бы удосужился найти опубликованные материалы: воспоминаниями Ф.И. Елисеева, сборник «Лодзинская операция», работы Г.К. Королькова, Е.В. Масловского и другие. Во время войны у Буденного произошел конфликт с унтер-офицером Хестановым, в ходе которого первый нанес ответный удар второму. Разбирать подробно все россказни Соколова по этому поводу у нас нет возможности, но одно его изречение достойно упоминания: «Такой серьезный дисциплинарный поступок не мог не отразиться в приказе по 18-му Северскому драгунскому полку. Однако никаких следов такого приказа в хорошо сохранившемся полковом архиве так и не было найдено» (с. 23).

Во-первых, подобное деяние, согласно военным законам, является уголовным преступлением, а не дисциплинарным проступком. Во-вторых, архивный фонд полка сохранился не самым лучшим образом (многих приказов там не достает). В-третьих, фамилия Соколова в листах использования, вклеенных в дела фонда, не встречается (данные на февраль 2010 г.).

Общий объем книги Соколова составляет порядка 330 страниц. Выше с той или иной степенью подробности мы рассмотрели лишь 17 из них - вопиющая историческая неграмотность автора при его показном всезнайстве более чем очевидны. Разобранные страницы дают основание для определения сущностных черт книги: научное исследование биографии С.М. Буденного подменено пересказом с ошибками общеизвестных источников и выдумыванием новых небылиц.

Автор: М.Ю. Белов

Научная библиотека КиберЛенинка

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Уважаемые участники форума!

Прошу Вас поделиться информацией, касающейся отдельных эпизодов гражданской войны на Кубани.
Я разыскиваю сведения о судьбе моего родственника по отцовской линии, имя которого значится на памятнике погибшим в годы Гражданской войны, установленном в станице Привольная Каневского района.

В детстве я был у этого памятника, а сейчас в интернете есть лишь одно упоминание о нем:
"Напоминанием, нам живущим в 21 веке, об этих суровых годах стоит Памятник погибшим в годы Гражданской войны, где захоронены братья Демидовы, убитые бандитами в 1923 году и их родители, расстрелянные белыми, комиссар Красной Армии Павел Онуфриевич Пелипец..."
http://kanschoob87.1gb.ru/privol

Именно об этом красном комиссаре я и пытаюсь найти хоть какую-то информацию.

Извините, если своим сообщением нарушил правила форума. Буду благодарен, если укажете куда мне лучше будет обратиться со своим вопросом.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Не по правилам только ссылка на посторонний ресурс, но пока ее резать не будем.

Какой станицы был Пелипец? Или он был иногородним?

В списке землевладельцев Российской империи по состоянию на 1918 г. есть имена

Пелипец Авраам Алексеевич и Пелипец Павел Алексеевич (скорее всего, братья)

Пелипец Василий Павлович (скорее всего, сын Павла Пелипца)

Расхождение в отчестве. Где они владели землей - непонятно.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

А что в семье говорят о том, где он служил? Есть легенды, как он погиб, когда?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Спасибо за отклик!

Павел Онуфриевич Пелипец жил в станице Привольная, как и другие его родственники с фамилией Пелипец. Знаю, что кто-то из них до революции владел мельницей.

Нашел кое-что о памятнике. Ссылку давать не буду, только процитирую:

Цитата

Братская могила красных партизан, погибших за власть Советов в годы Гражданской войны, 1918-1920 гг. Фигура солдата в полный рост из гипса высотой 2 метра установлена на 3-ступенчатый постамент, обращена лицом на юг в сторону центра станицы. Захоронены партизаны Гражданской войны, 14 человек. Установлен в 1955 году.

Фото на разных ресурсах одно и тоже, и по нему невидно, есть ли сейчас там таблички с фамилиями захороненных.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Через социальную сеть попросил местного жителя сфотографировать памятник:

afb423882e6d.png

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
В 13.05.2016в18:11, Чжан Гэда сказал:

А что в семье говорят о том, где он служил? Есть легенды, как он погиб, когда?

Отец мне рассказал следующее.

Эти красные партизаны были взяты в плен не в Привольной, а в каком-то другом районе, на Кубани. В Привольную их привезли, чтобы устроить публичную казнь на том месте, где сейчас стоит школа.

В составе каких формирований они воевали, и к кому попали в плен - об этом ничего не известно. Также, как и дата их гибели.

Еще выяснилось, что раньше никакой таблички с фамилиями на этом памятнике не было. А в детстве я запомнил то, что мне рассказывал о родственнике-комиссаре отец. Получается, что информация об этом где-то хранится - в Привольной или Каневском районе, раз теперь сделали табличку.

Павел Онуфриевич Пелипец приходится мне двоюродным прадедом (это брат моего прадеда Гурия Онуфриевича Пелипца).

Изменено пользователем Andrey

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Только что, Andrey сказал:

Получается, что информация об этом где-то хранится - в Привольной или Каневском районе, раз теперь сделали табличку.

Или в архивах белой эмиграции - как версия.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас