Континентальная блокада

[Гридь 18]

В ходе длившегося без малого четверть века войн, которые вела Франция против всей остальной Европы, французы последовательно использовали все доступные стратегии разгрома Великобритании, противостояние с которой справедливо считают главной сюжетной линией Революционных и Наполеоновских войн.

Сперва, была апробирована переферийная стратегия: в 1798 г. французская экспедиционная армия во главе с генералом Н. Бонапартом высадилась в Египте, находившемся под юрисдикцией Высокой Порты. Последовавшая за этим борьба окончилась бегством Бонапарта во Францию в августе 1799 г. и, спустя ещё два года, эвакуацией оставшихся войск.

Желание притворить в жизнь вторую стратегию сокрушения Англии также закончилась ничем. Точнее - на выходе была катастрофа. Сперва австияки заставили императора французов использовать Булонскую армию не по назначению, а затем уже адмирал Г. Нельсон у мыса Трафальгар 21 октября 1805 г. поставил большой жирный крест на надеждах Наполеона устроить вторжение на Британские острова.

Наконец, третья возможная стратегия - стратегия экономического удушения Британии, т.н. континентальная блокада - была принята французами на вооружение через тринадцать месяцев после нельсоновского погрома - 21 ноября 1806 г., когда император издал Берлинский декрет.

Справедливости ради нужно отметить, что за почти 25 лет европейских войн это была не первая попытка использования методов экономической войны: к практике блокады противника последовательно обращались и республиканское правительство Франции, и Россия. Непосредственным поводом для введения Бонапартом своей континентальной системы послужил королевски декрет Георга III о блокаде портов Европы, изданный в мае того же, 1806-го, года. Впрочем, наполеоновская попытка была и масштабнее, и методичнее, и имела большие последствия, в сравнении с попытками предшествеников и оппонентов.

Давайте обсудим континентальную блокаду, её ход и последствия для хозяйств стран-участниц Наполеоновских войн.

[Гридь 18]

Немного о влиянии блокады на состояние - нет, пока не экономики, - на состояние главного британского инструмента вооружённой борьбы - Кролевского флота и на внешнюю политику Великобритании в ходе Наполеоновских войн:

С полным правом можно сказать, что тему англо-американской войны 1812-1815 годов для российской историографии заслонили поход Наполеона в Россию и заграничный поход русской армии. Тема эта на русском языке представлена достаточно бледно, по сути можно сказать, что военно-морская часть событий чаще всего излагается по Мэхэну, рассмотрение же экономического аспекта происходит исключительно с точки зрения американской исторической науки.

На самом деле, по нашему глубочайшему убеждению, рассмотрение следует начать с 1806 года, когда сначала Англия 16 мая объявила о блокаде северного побережья Европы от Эльбы до французского Бреста, а потом, 21 ноября, император Наполеон издал Берлинский эдикт о «континентальной системе». Суть последнего была в следующем - воспрещалось вести торговые, почтовые и иные отношения с Британскими островами; система распространялась на все подвластные Франции, зависимые от неё или союзные ей страны. Любой англичанин, обнаруженный на территории, подвластной Франции, объявлялся военнопленным, а товары, принадлежащие британским подданным, конфисковывались. Ни одно судно, следующее из Англии или её колоний или заходившее в их порты, не допускалось во французские порты под угрозой конфискации. Это был жестокий удар для Англии, но нокаут случился 9 июля 1807 года, когда к Континентальной системе присоединилась Россия. Британские острова оказались перед реальной угрозой краха.

Чтобы понять, в чем тут дело, надо остановиться на предыстории вопроса. Дело в том, что, начиная с середины XVIII века английский Королевский флот строился исключительно на привозном сырье. Размеры закупок леса, пеньки, льна, смолы, поташа,  железа были просто гигантскими. Например, из Риги с 1778 по 1782 год было вывезено 993 лоада (лоад - бревно общим объемом 40 кв. футов) мачтового и 1743 лоада рангоутного дерева. А уже в 1805 году Британия ввезла 11841 лоадов дуба из Пруссии. За тот же год весь эскпорт русского мачтового леса в Англию составил 12748 стволов.

В 1757 году Адмиралтейство определило свою потребность в дубовых бревнах в 22000 стволов в год. Поскольку оптимальным было признано сушить дубовые бревна 3 года - был обозначен стратегический запас, который желательно дополнительно иметь на складах - 66000 бревен.

Эти стандарты существовали до 1771 года. В 1790 года размер стратегического запаса строевого леса приняли равным 88000 бревен. Основными поставщиками строевого леса (а для постройки корпусов кораблей I-V рангов шел исключительно дуб) для Англии были Пруссия, Польша и США. Мачтовое и рангоутное дерево поставляли в основном Россия и скандинавские страны. 80% пеньки, смолы и железа экспортировали Россия и Швеция. Причем, повторимся еще раз, все эти товары шли прямиком на склады Королевского флота! Для торгового флота закупки шли отдельно, и чаще всего через посредников – Данию или Голландию.

И вот, в одночасье, Британия всего этого лишилась! Было от чего потерять голову. Поскольку Королевский флот рассматривался как стратегическая сила, способная победить Наполеона, а отсутствие необходимых запасов ставило его под угрозу, надо было срочно изыскать новых поставщиков и партнеров.

По древесине замену нашли довольно быстро, благо во владении были необъятные леса Канады. Правительством и морским министерством был создан департамент колониальных лесных запасов. Уже в 1802 году экспорт из Канады составлял 9000 стволов в год (тогда вырубали исключительно канадский кедр). Но поскольку основным растением канадских лесов была североамериканская сосна - вскоре переключились на нее. В 1806 году экспорт составил уже 27000 стволов, в 1807 году - 33000 стволов, в 1809-м – 90000 стволов. Канадская сосна оказалась прочнее русской, а также менее подвержена гниению, поэтому оказалась примерно равноценной заменой дубу. С 1808 года корпуса кораблей высших рангов строятся из канадской сосны.

Довольно большие трудности возникли при замещении железа. Естественно, сначала Англия резко увеличила закупки в Швеции. Но вскоре, после проигрыша Швецией войны 1808-1809 годов и подключения ее к Континентальной системе, пришлось изыскивать другие источники поставок. Примерно с 1807 года начинается добыча железной руды в Индии, Канаде и Бразилии[1].

Однако самая сложная ситуация сложилась с двумя стратегическими товарами – пенькой и льном. Из пеньки делались канаты, а из льна – паруса. До 1805 года Англия почти на 90 процентов зависела от этих типов товара исключительно от России. Две трети годового экспорта сразу же скупалось британцами на корню, причем платили они за эти товары по предоплате, чтобы гарантированно их получить.

После вступления России в «континентальную систему» начались периоды разброда и шатания. Выращивать коноплю (из которой делается пенька) пробовали в Ирландии и Шотландии, ввозили бомбейскую пеньку, пробовали заменить ее джутовыми канатами, но либо объемы были невелики, либо канаты получались непрочными и быстро гниющими. Очень порадовала по своим качествам манильская пенька[2], но ее тогда производилось мало, и даже в 1811 году она смогла закрыть лишь 13 процентов потребностей британского флота

Та же самая ситуация получилась и с парусами – пробовали заменить их хлопчатобумажными, или перкалем[3], но в условиях тропиков хлопковые паруса сильно гнили и быстро рвались.

Меж тем почти все это стратегическое сырье можно было закупить в стране, которая была не так давно английской колонией. Речь конечно же о Соединенных Штатах Америки. САСШ соперничали с Россией в производстве пеньки, льна, конопли, обладали гигантскими запасами строевого леса. Американские дельцы сполна воспользовались сложностями англичан – если в 1801 году пенька стоила 25 фунтов стерлингов за пуд, то к 1809 году ее стоимость возросла до 118 фунтов за пуд. Та же ситуация была с льном и коноплей. Более того, в 1807 году американский президент Томас Джефферсон объявил пеньку, лес, лен и коноплю стратегическими товарами и ограничил их экспорт. В конце концов Англия, просто задыхавшаяся без стратегических материалов, начала просто захватывать американские корабли с пенькой, лесом, поташем, льном и другими товарами. Сначала обе стороны пробовали договориться дипломатическим путем, переговоры шли долгих четыре года – с 1808 по 1811-й, но САСШ выдвигали ряд условий, в том числе  - полный переход торговли между Англией и Вест-Индией в посреднические руки США; монопольный экспорт в Англию продуктов североамериканского производства – кофе, табака, хлопка. Кроме того – САСШ совершенно не собирались отказываться от морской торговли с Францией, и требовали от англичан свободного прохода своих торговых судов в порты Наполеоновской империи. Ну и последней каплей для англичан стал запрет входа иностранных торговых судов в американские порты для закупки американских товаров. То есть САСШ ввели старые добрые английские «Навигационные акты» по отношению к своей бывшей метрополии.

Обе стороны уверенно шли к конфликту, вопрос был только в том, когда же он начнется.

[1] После захвата французами Португалии в1807 году, в Бразилию эмигрировало правительство страны во главе с королем, и король объявил Бразилию «метрополией», а собственно Португалию – «захваченной врагом колонией».

[2] Манильская пенька — растительное, грубое, значительно одеревенелое волокно, получаемое из растений семейства пизанговых или банановых, принадлежащих к классу ароматических лилий. Другое название – абака.

[3] Перкаль (фр. Percale — тряпка) – хлопчатобумажная ткань повышенной прочности из некручёных нитей.

Источник заметки

[Saygo 582]

Вообще, взглянув на ситуацию без предвзятости историографических шаблонов, нет-нет да и подумаешь, что не Франция блокировала Англию путем континентальной системы, а наоборот. Это уже потом историографы списали на Наполеона еще и этот грех, как менты вешают порой все подряд глухари на пойманного рецедивиста.

[Суйко 149]

Но известно, что Александр I всячески затягивал проведение блокадных мероприятий. В 1810 г. было принято положение о "нейтральной торговле" и в Россию стали проникать английские товары на кораблях под нейтральными флагами (почти контрабандно). Французы знали об этом и были этим очень недовольны. Но Россия отказывалась прекратить нейтральную торговлю.

[Saygo 582]

В 1913 году, ровно сто лет назад, вышла фундаментальная работа "Континентальная блокада" Е. В. Тарле. Приведу оттуда главу о лиценциях и шмуклерах Smuggler’ах:

Глава IX. ЛИЦЕНЦИИ

Что такое лиценции. Определение этого понятия Наполеоном. Цель лиценций. Злоупотребления. Smuggler’ы и их деятельность. Современники о лиценциях

С 1810 г. Наполеон стал еще чаще допускать выдачу так называемых «лиценций», т. е. личных и не подлежащих передаче или переуступке разрешений определенному лицу привезти из Англии или откуда пожелает в Империю определенное количество тех или иных товаров с обязательством «за то» вывезти из Империи в Англию или куда пожелает на том же корабле определенное (эквивалентное) количество французских товаров, указанных французским правительством: вин, водок, хлеба, шелковых материй и т. п. Вывоз этот должен был споспешествовать процветанию французской торговли и промышленности, а ввоз служил интересам казны, ибо ввозимые этими судами товары должны были платить все-таки французским таможням положенные огромные пошлины, доходившие до 50% ad valorem. В частности, французские мануфактуры могли добыть себе хоть часть нужного им сырья — хлопка, индиго и т. п.

Лиценции допускались еще в 1809 г., но тогда их роль еще не была так заметна, как в 1810–1812 гг. Заметим с самого начала, что когда о лиценциях говорил Наполеон, он старался больше всего настаивать на благом их действии для французской торговли и промышленности; когда о лиценциях говорили его враги или враги континентальной блокады, то они больше всего подчеркивали фискальную сторону дела, стремление правительства получить от лиценций выгоду для казны… И совершенно бесспорно, что фискальная точка зрения (особенно в 1812–1813 гг.) стала играть тут очень существенную роль.

1. Правительство (по собственному заявлению) имело сначала в виду, давая лиценции, способствовать больше всего сбыту вин, водок и хлеба в зерне, а также ввозу во Францию пеньки, железа, стали и медицинских снадобий. Вот в точности первоначальная правительственная мысль; и до ноября 1809 г. было отправлено из всех портов Империи на основании этих лиценций около 150 кораблей[1].

Сам Наполеон в одном письме к Евгению Богарне дал точное определение того, что он понимал под лиценцией: он категорически заявлял, что для кораблей, которым он дает лиценцию, континентальная блокада и все, что с ней связано, перестает существовать[2].

Разумеется, здравый смысл подсказывал, что лиценции являются не только принципиальным отступлением от основ континентальной блокады и «молчаливым признанием» полного владычества Англии на морях, но что и вывоз французских товаров на кораблях, снабженных лиценциями, будет всегда ничтожен сравнительно с английским ввозом во Францию, который будет производиться при помощи этих же кораблей[3].

И сам Наполеон еще в середине 1810 г. колебался, как быть с лиценциями. Учреждая «conseil d’administration du commerce et de manufactures» в июне 1810 г., он прежде всего обратился к этому междуведомственному совещанию с вопросом: оставить ли систему лиценций, или уничтожить ее? Совещание ответило советом не отменять лиценций, ибо при блокаде только контрабандным путем или путем таких исключительных мер, как лиценции, Франция может достать некоторые статьи сырья, которые ей нужны для мануфактур[4].

Лиценции, конечно, были отступлением от принципа континентальной блокады и лазейкой, посредством которой часть контрабандных товаров могла легально проникнуть во Францию. Это отступление от принципа, конечно, стало широко практиковаться и вассалами, и союзниками Наполеона, которые отнюдь не имели основания стремиться быть в этом отношении plus royalistes que le roi. Буррьен в своих записках с негодованием вспоминает, как в Гамбурге (в 1811 г.) маршал Даву чуть было не расстрелял какого-то несчастного отца семейства за провоз контрабандной головы сахару, а, «может быть, в то же время Наполеон подписывал лиценцию для провоза» тысячи таких предметов[5].

Всего дважды Наполеон снизошел до объяснений и оправданий системы лиценций: один раз, когда система еще только развивалась, в начале 1810 г., другой раз, когда она была в полном разгаре, — в начале 1812 г. В первый раз его слушателем был император Александр, во второй раз — сановники совета по управлению торговлей.

В феврале 1810 г. Наполеон почуял необходимость объяснить единственному государю, с которым он считался, свой образ действий относительно выдач лиценций. Он приказал дать инструкцию Коленкуру насчет того, что он должен говорить об этом императору Александру: он, Наполеон, дает лиценции только для вывоза французского хлеба и вина, «но не для ввоза колониальных продуктов»[6]. И то, и другое было весьма далеко от истины, как мы увидим. Но Александр (как, очевидно, предполагал Наполеон) был лишен возможности в Петербурге в разговоре с Коленкуром документально уличить его во лжи.

В Англии случилось подряд четыре неурожая: в 1809, 1810, 1811 и 1812 гг. Откуда же ввезен был в Англию недостающий ей хлеб в 1809 и 1810 гг.? — «Главным образом из Франции и из портов, находящихся под французским владычеством»[7]. И не вина Наполеона, что в 1811 г. эта выгодная для Франции торговля прекратилась: в самой Франции настал неурожай.

В январе 1812 г. Наполеон склонен был думать, что, умело поставив систему лиценций, можно достигнуть нескольких выгод: 1) колониальные товары, в которых Европа так нуждается, будут платить казне Империи и ее союзников огромные пошлины (уже наложенные трианонским декретом); 2) благодаря условиям, на каких выдаются лиценции, французская промышленность получит постоянный и верный сбыт; точно так же получат выгоду и великое герцогство варшавское, которое будет в состоянии сбывать свой хлеб, и другие континентальные страны; 3) оживится благодаря этому совсем павшая торговая жизнь портов и торговля вообще. Вместе с тем ни свеклосахарная промышленность, ни европейские суррогаты индиго не потерпят ущерба, ибо будут дешевле колониальных продуктов, платящих пошлину. Правда, есть одно отрицательное последствие предполагаемой системы: Англия получит тоже выгоду — некоторый сбыт. Но император склонялся к мысли, что выгоды в данном случае большие на стороне Франции, чем Англии, что выгоды первой будут относиться к выгодам второй, «как 3:1»[8].

Чувствуя, очевидно, что если и до сих пор лиценции были явным отступлением от принципа блокады, то теперь, когда они возведены в систему, на это могут посмотреть как на полный отказ от блокады, Наполеон уже наперед полемизирует и доказывает, что предположенный шаг есть лишь завершение, победа после борьбы, ибо трианонский декрет будет продолжать действовать, а англичане, ввозя колониальные товары, вполне этому декрету подчинятся; и что будто бы он, император, с самого начала имел в виду подобный результат[9]: пусть колониальные товары ввозятся, но на французских кораблях, в обмен на французские товары, с уплатой очень высокой пошлины французской казне[10]. А все это и достигается при помощи лиценций.

И все-таки совет по управлению торговлей, слушавший императора, не мог, вероятно, не обратить внимания на одну оброненную им фразу (и именно там, где он вычисляет, что Франции затеваемый план втрое выгоднее, чем Англии[11]: «… ainsi, on fait du bien à l’Angleterre: sans doute; mais on lui fait le bien qu’on ne peut pas empêcher, et l’on en reçoit le triple: ce serait une mauvaise combinaison que de refuser 3 pour 1». Для тех, кто увидел бы в подчеркнутых мной словах признание со стороны Наполеона невозможности провести полностью континентальную блокаду, все остальные его рассуждения должны были показаться констатированием не победы над врагом, а победы врага.

Что эта милость, в сущности, логически противоречит блокаде, это император понимал хорошо, и очень слабы были те аргументы, которыми покрывалась принципиальная слабость его позиции в этом вопросе[12]. Лиценции якобы не облегчат ничуть положения английской торговли, а вместе с тем не помешают континенту получать колониальные припасы, и так как все-таки и лиценциаты обязаны будут платить пошлину за ввозимые во Францию товары, то получится огромная выгода для французской казны. И опять и опять император повторяет, что эта мера будто бы противоречит берлинскому и миланскому декретам о блокаде[13]; и тут же, впадая в видимое противоречие с собой, он говорит о том, что можно бы так обложить пошлиной сахар и кофе, чтобы ограничить вообще их потребление[14].

Несправедливость этой меры оттенялась еще более тем, что лиценции выдавались только французам, а не всем подданным Наполеона вообще. Декретом от 25 июля 1810 г. Наполеон вообще установил, что ни один корабль не имеет права выйти в море из какого бы то ни было порта Империи, если он не снабжен специальной лиценцией. Поясняя этот декрет голландскому наместнику Лебрену, Наполеон категорически заявил, что будет выдавать эти лиценции лишь французским судам, «ибо нейтральных не существует»[15]. В 1810 г. министерства прямо были уведомлены, что «его величество не желает впредь выдавать лиценции иностранным судам».

Правда, вскоре от этого принципа стали допускаться отклонения, и фактически лиценцию мог получить и нефранцуз; важно было иметь заручку в министерстве или при дворе.

В августе 1810 г. было решено, что голландцы приравниваются к французам, что должно существовать 30 серий лиценций (20 — для плавания по Ламаншу и Океану, 9 — для плавания по Средиземному морю и одна — для «Амстердама и голландских портов»), причем в каждой «серии» будет по 100 лиценций. Как общий принцип было подтверждено, что всякий владелец «лиценций» должен вывезти из Франции товаров на ту же сумму, на которую ввозит в нее иностранных провенансов; эти провенансы подчиняются обыкновенным тарифам и таможенным пошлинам. В чем их преимущество, — формулируется так: они изъяты из действия берлинского декрета от 21 ноября 1806 г., миланских — 23 ноября и 17 декабря 1807 г. и тюильрийского — 11 января 1808 г. (подтверждавшего предшествовавшие декреты, т. е. другими словами, от действия континентальной блокады)[16].

Конечно, как пишет Буррьен (сам, к слову сказать, обвиненный во взяточничестве) в своих записках, много подкупов и мошенничеств было вокруг этих лиценций и исключительных разрешений, и немало повествуют об этом документы архива. Вот, например, случай, взволновавший и торговую палату, и городские власти г. Дюнкирхена в 1811 г. и оставивший след в документах. Министр полиции имел тайного агента, некоего Даньо, которого употреблял для разведок касательно того, что делается в Англии. Чтобы иметь предлог, этому Даньо позволено было (якобы тайно) торговать с Англией. Даньо обзавелся сорока небольшими судами и несколькими большими, в 200–300 тонн, и начал огромную торговлю с Англией. Мэр Дюнкирхена возмущенно жалуется на то, что «под предлогом полицейских операций» Даньо производит по всему побережью колоссальную торговлю английскими товарами, с «неисчислимой прибылью» для себя и для Англии, но в прямой ущерб «великим мерам его величества». Даньо даже открыл торговый дом, пригласил компаньонов, одного из них поселил в Англии и т. д. Эта чудовищная несправедливость возмущает, по словам мэра, все классы общества. На фоне общего обнищания, вызванного именно континентальной блокадой, блестящие дела полицейского агента в самом деле должны были вызвать чувство горечи[17].

Что этот Даньо — вовсе не исключение, что под предлогом полицейских дел агенты Фуше получали эти привилегии, в корне подрывавшие смысл блокады, и в Булони, и в Вимере, и в Остенде, и в Торвере, чтобы уже говорить только о северном побережье Франции, это явствует из другой бумаги того же мэра[18]. Министр полиции холодно ответил на эти донесения, отрицая злоупотребления, указанные мэром, и со своей стороны (совершенно некстати, с внешней стороны) указал мэру, что по его, министра, сведениям в Дюнкирхене распространяются английские памфлеты, направленные против особы его величества. Мэр категорически назвал эти известия вымышленными и, опять обращаясь к Даньо, новыми фактами подтвердил справедливость своих показаний. На этом дело и кончилось.

Наполеон вообще подозревал в чем-то Фуше, когда тот пробовал выдавать лиценции своей властью, и прямо заявил ему однажды, что ни таможни не признают законными эти лиценции, ни французские корсары и что он, император, одобрит действия и таможен, и корсаров (если те захватят суда, получившие лиценции от Фуше). «У вас нет достаточно законности в голове», — сурово писал император по этому поводу Фуше, временно тогда исполнявшему обязанности министра внутренних дел[19].

Что полиция (и сам Фуше) делают какие-то сомнительные дела с лиценциями, Наполеон продолжал это подозревать и дальше; по крайней мере уже в ноябре 1809 г. он вторично писал Фуше о злоупотреблениях полиции, слухи о которых доходят до императора «со всех сторон»[20]. Он «формально приказывал», чтобы полиция не вмешивалась в дела навигации[21], но она при своем тогдашнем всемогуществе, конечно, находила возможность обойти этот запрет. Наполеону доносили, что в один только Остендский порт на основании лиценций, выданных полицией, было ввезено товару на 2,8 миллиона франков, а вообще в Остенде, Булонь и Голландию — на 4–5 миллионов. Ему это очень не нравилось, но злоупотребления, свойственные системе лиценций по существу, продолжались[22].

В конце концов Наполеон решил положить предел всем этим темным проделкам своей полиции с лиценциями (tout ce tripotage) и признал, что покровительствуемые им и отправляемые в Англию контрабандисты (smuggler’ы или, как император пишет: smogleurs) никакой пользы не приносят. Все лиценции, выданные полицией, Наполеон приказал объявить лишенными силы (20 ноября 1811 г.), еще за несколько дней до последнего выговора Фуше[23].

2. Но все темные проделки и спекуляции с лиценциями были ничто сравнительно с узаконенной контрабандой, с системой правительственного покровительства купцам и судохозяевам северных портов (особенно Дюнкирхена), которые брались обмануть английский береговой надзор и ввезти в Англию контрабандным путем французские товары.

Эти покровительствуемые французским правительством smuggler’ы принимались к очень серьезному соображению в эпоху разгара континентальной блокады. Министр внутренних дел пишет императору доклад (в сентябре 1811 г.) о положении торговли шелковыми материями и указывает на то, что сбыт мог бы усилиться, именно если прибегнуть к услугам дюнкирхенских контрабандистов; он умоляет Наполеона «взвесить» все обстоятельства, в том числе обратить внимание и на наступающие долгие ночи, под покровом которых шелк и будет благополучно ввезен в Англию из владений его величества[24]. Эта торговля повседневная и открывающая важные рынки[25].

Эти smuggler’ы как подсобным промыслом занимались также и военным шпионажем, и Наполеону приходилось время от времени их арестовывать[26]. Вообще они несравненно менее поддавались наблюдению, нежели «лиценциаты», ибо им давалось не определенное разрешение на один рейс, а общее разрешение производить свои сомнительные операции между французскими и английскими берегами.

Наполеон то разрешал торговлю smuggler’ам, то сердился на слабый за ними надзор, на то, что они больше плутуют в пользу Англии, чем Франции, вернее, что разрешаемая им контрабандная кампания против Англии оканчивается деятельной контрабандой у берегов Франции. Но, сердясь, он все-таки не решался их уничтожить или по крайней мере лишить легализации, а только грозил эту милость (право smuggler’ской торговли) передать в иное место, иному городу[27]. Официально надзор за ними принадлежал министерству полиции, и местные власти (префект, подпрефект, мэр) сваливали перед императором вину на министерство полиции, но Наполеон требовал дружного и зоркого надзора со стороны всех властей, особенно местных[28]. Междуведомственная рознь еще более затрудняла надзор за этими сомнительными торговцами, призванными обеспечить сбыт французских товаров в Англию.

Впрочем, в эпоху разгара системы лиценций не всегда возможно было и уследить, где кончается smuggler и где начинается лиценциат. Наполеон получил в ноябре 1811 г. прямое донесение, что лиценции в Голландии испрашиваются и получаются все больше «бывшими контрабандистами», которые не прочь стать и сущими, ибо «эти лиценции неминуемо влекут за собой много попыток контрабанды»[29]. Наполеон положил резолюцию: спросить у министра внутренних дел, что это значит?[30] Министр (Монталиве) ответил то, что мог ответить: благонадежность лиц, испрашивающих лиценции, тщательно проверяется; невыгодные слухи распространяются обиженными и интриганами[31] и т. д.

Англичане, конечно, эксплуатировали систему лиценций, как только могли: французские шелковые фабрикаты они к себе не допускали (и лиценциаты, как будет сказано ниже, чаще всего выбрасывали свой «обязательный вывоз» в море), а свой хлопок, свое индиго, свой чай и сахар через этих французских гостей англичане сбывали с успехом. Мало того, англичане, считаясь со всеми требованиями французского правительства, завели в Лондоне целые конторы для подделки всяческих лиценций, удостоверений о происхождении товаров, охранных грамот, таможенных свидетельств, паспортов, корабельных документов и т. п.[32] Это тоже осложняло систему лиценций и путало расчеты французского правительства.

Нужно сказать, что с августа 1810 г. английское правительство выдавало разрешения любому (нейтральному) судну привозить в Англию на треть грузовой вместимости вин с тем условием, чтобы это же судно могло ввезти во Францию, тоже на треть грузовой вместимости, английских мануфактурных товаров или сахара и кофе[33]. Французское правительство конфисковывало эти суда вместе с товаром, но лишь в виде исключения попадались такие капитаны, которые не озаботились взять с собой, кроме английской (настоящей), еще и французскую (подложную) лиценцию.

Чем могущественнее чувствовал себя Наполеон на континенте, тем менее стеснялся он с выдачей лиценций. Заставляя терпеть всю Европу от недостатка и дороговизны колониальных товаров, он даже по своей инициативе ввозит во Францию то количество, какое ему заблагорассудится. В декабре 1811 г. Наполеон даже приказывает навести справки, кто бы из голландских купцов взялся привезти во Францию сахара и кофе из Англии с условием сбыть туда же равноценное количество шелковых материй[34]. Особенно охотно и часто в этом и следующем 1812 г. раздавались лиценции. Обращается правительство по своей инициативе и к бордоским торговым домам, позволяя им сбывать в Англию водки и вина за сахар[35] (который был более гнетуще необходим, чем кофе).

В 1811 г. позволялось уже обладателям лиценций вывозить не ½, а ⅓ количества товаров, которые они вообще обязаны были вывезти, в виде шелковых материй[36]. В особых случаях позволялось даже вывозить шелка на 1/6 груза[37].

25 ноября 1811 г. Наполеон разрешил (посредством выдачи лиценций и при условии вывоза 10 тысяч бочек французского вина) ввезти во Францию 120 тысяч квинталов сахарного песка. Точно так же (и тогда же, 25 ноября 1811 г.) император разрешил (на аналогичных условиях) ввезти во Францию морем испанский хлопок из Малаги и Валенсии (но тут вместо вина предметом обязательного экспорта являлось равноценное количество французских шелковых материй)[38].

Буррьен, говоря в своих записках о континентальной блокаде, пишет: «… теперь трудно понять, как Европа могла хоть один день терпеть эту тиранию фиска, которая заставляла платить чрезмерные цены за припасы, сделавшиеся по трехсотлетней привычке необходимыми как для бедных, так и для богатых». Лиценциям, которые выдавались некоторым лицам, получавшим право ввозить на известную сумму колониальные товары и за это обязанным на ту же сумму вывезти французские товары для продажи за границей, Буррьен не придает ни малейшего значения. Он утверждает, что эти обязательно купленные французские товары выбрасывались в море, а вовсе не продавались: Англия в них не нуждалась[39].

Что владельцы лиценций, отправляющиеся в Англию, в самом деле бросают в море товары, взятые из Франции, и наживаются исключительно на ввозе во Францию английских товаров, свидетельство об этом я нашел и в протоколах такого осведомленного и (компетентного учреждения, как совет мануфактур: совет даже считает поэтому вредными эти лиценции, если они даются для торговли с Англией: напротив, торговля с Америкой, в самом деле нуждающейся в мануфактурных товарах, очень полезна[40].

Для лиценциата важно было накупить товара (для «обязательного вывоза») самого негодного и дешевого, лишь бы официально французскими властями он был оценен подороже, чтобы возможно было привезти из Англии на ту же сумму настоящего товара для продажи. Чудовищные взятки давались таможенным чиновникам, чтобы они признали «истинную ценность» вывозимого из Франции груза не ниже известной цифры, проставленной в фактуре. В воспоминаниях Ришар-Ленуара говорится, что он сам однажды дал взятку в 68 тысяч франков (и с него попросили еще 12 тысяч)[41]. А почему нужно было давать такие взятки, это мы узнаем на примере хотя бы того же промышленника, но уже не из мемуаров его, а из официального документа: Наполеон категорически отказал (29 апреля 1811 г.) в просьбе Ришара, чтобы ему было позволено ввезти нужный для его мануфактур хлопок, не вывозя на ту же сумму шелковых материй[42].

И Наполеон тоже узнал в конце концов, что французские фабрикаты далеко не всегда довозятся до английских берегов.

В самом конце 1812 г. Наполеон приказал справиться, сколько именно шелковых материй, вывезенных владельцами лиценций, в самом деле проникло в Англию и сколько было выброшено в море. И не лучше ли взыскивать с владельцев лиценций известную сумму, которую употреблять для поощрения шелковой промышленности, а весь груз разрешать им вывозить в виде полотен и вообще тех товаров, которых ввоз не запрещен англичанами. Судя по всему, Наполеон склонен был думать, что едва ли не весь шелк выбрасывается в море[43]. Да и какие справки тут могли бы дать сколько-нибудь точные сведения?

О лиценциях говорили в 1811 г. вслух с неслыханной по тому времени смелостью; говорили, что лиценции вполне доказали всю невозможность осуществить континентальную блокаду. Лаффит не убоялся в глаза сказать эти горькие истины всемогущему Савари, министру полиции, о чем Савари и передает в своих записках[44].

Некоторые ближайшие слуги Наполеона возмущались лиценциями, пожалуй, еще больше, чем континентальной блокадой в точном смысле слова. Герцог Рагузский, Мармон, наместник Иллирии, полагал, что «континентальная блокада, idée fixe императора», становилась особенно нестерпимой именно вследствие лиценций. «Эта несчастная система, эта гибельная комбинация, причина и предлог стольких и столь вопиющих несправедливостей, система, гигантская идея которой имела что-то соблазнительное для такого воображения, которое было у Наполеона, делалась чудовищной и нелепой при своем осуществлении: нелепой, ибо император, который один против желания и нужд всей Европы ее установил, который один мог получить (от этой системы) благоприятные результаты, был принужден уклоняться от нее посредством лиценций — еще другого скандала, другой гнусности»[45]. По мнению Мармона, Наполеон, деспотически заставляя других государей подчиняться блокаде и допуская для себя в то же время исключение, унижал государей, союзных с ним, делал блокаду совсем тиранической, нестерпимой мерой. Мало того: эти лиценции ставили в несправедливо привилегированное положение отдельных счастливцев, которые разными происками, «отталкивающими честного негоцианта», успевали запастись лиценциями. Всюду была несправедливость, и «Европа, постоянно оскорбляемая, унижаемая этим презрением ко всяким правам, ко всякой справедливости, была расположена разбить свои цепи». Время заблуждения и безумия, — так говорит Мармон об эпохе континентальной блокады[46] и говорит именно по поводу лиценций.

В 1813 г. Наполеон смотрит на лиценции уже исключительно как на средство пополнить быстро пустеющую казну, которая с трудом выдерживала неимоверные расходы, вызываемые гигантской общеевропейской войной. Таможни должны дать больше, чем предполагалось, должны дать 150 миллионов франков, а потому нужно выдать столько-то и столько-то новых лиценций. Но чем больше приближался к концу 1813 г., тем меньше значения уже могли иметь эти «лиценции»: континентальная блокада переставала существовать с освобождением Европы от власти Наполеона, с отступлением таможенных линий к Рейну, с сокращением сторожевой службы на границах.

Примечания

1. Нац. арх. F12 502, dossier 31. Paris, le novembre 1809. Rapport à Sa Majesté (министра внутренних дел): Enfin la mesure qui pouvait le plus contribuer à alléger pour le commerce français et pous notre agriculture la situation pénible qui résulte de l’interruption des communications maritimes a été provoqué par le ministère de l’Intérieur. Les licences accordées par Votre Majesté pour favoriser l’écoulement de nos vins, de nos eaux-de-vie et de nos grains, ainsi que l’importation des chanvres, fers, aciers et drogues-médicinales, ont donné lieu… etc., etc.

2. Наполеон — Евгению. Saint-Cloud, le 19 septembre 1810 (Correspondance, t. XXI, стр. 134, № 16930): Ici, il faut vous redire ce que vous aurez déjà compris, savoir ce que c’est qu’une licence. Une licence est une permission, accordée à un bâtiment, qui remplit les conditions exigées par ladite licence, d’importer et d’exporter telle espèce de marchandises spécifiées dans cette licence. Pour ces bâtiments, les décrets de Berlin et de Milan sont nuls et non avenus… Mes licences sont un privilège tacite de s’affranchir de mes décrets, en se conformant aux règles prescrites par lesdites licences.

3. Нац. арх. AF. IV — 1318, № 15. Докладная записка, не подписанная в копии, министру внутренних дел: La mesure des licences place dans une situation tout-à-fait nouvelle le commerce et la politique non seulement de la France, mais de toute l’Europe. Elle ouvre sans doute une petite porte à l’écoulement partiel de nos denrées, mais elle favorise encore plus le commerce anglais… une autre considération non moins importante est que l’admission des licences est une reconnaissance tacite du signe et de la forme donnés par les Anglais à cet empire absolu qu’ils exercent sur toutes les mers…

4. Нац. арх. AF. IV — 1241, № 11. Paris, le 11 juin 1810.

5. Bourienne. Mémoires, t. IV, стр. 167.

6. Наполеон — Шампаньи. Paris, le 8 février 1810. (Correspondance, t XX, стр. 193, № 16224).

7. Took. A history of prices and the State of the circulation from 1793 to 1837, vol. I. London, 1838, стр. 373.

8. Correspondance, t. XXIII, стр. 169, № 18431. Palais de Saint-Cloud, le 13 janvier 1812:…l’Angleterre… éprouvera plus de mal par le dépit et désappointement de voir l’activité de nos manufactures, le produit de nos douanes plus grands que par l’effet du système continental.

9. Там же: Sa Majesté considère ceci non comme un changement de système, mais comme sa suite. Le système a été la guerre, le résultat est la victoire.

Au fait, avons-nous dit que nous ne recevrions plus de sucre, de café, d’indigo? Non, car nous sommes contentés d’y établir un droit. C’était à l’Angleterre à nous en fournir… (№ 18431).

10. Там же:…mais nous avons dit que nous ne recevrions ces denrées que contre les produits du sol français, avec un droit très considérable; que nous ne les laisserions arriver que sur nos bâtimens et avec nos licences… (№ 18431).

11. Там же.

12. Нац. арх. AF. IV — 909. Dictées de l’Empereur… Douanes. Commerce Extérieur. Licences, 1810 (8-e dossier):…on peut objecter à la vérité que ce sera procurer un débouché aux magasins anglais, mais ce débouché ne s’ouvrira qu’autant qu’on le voudra et dans la proportion qu’on voudra.

13. Там же: Les décrets… ont eu principalement pour but d’empêcher les Anglais de répandre leur pavillon sur l’univers et de prélever un octroi sur les consommations du continent. Leur objet n’était pas d’empêcher le continent de recevoir les denrées coloniales dont il a besoin…

14. Там же: On pourrait ensuite mettre sur le sucre et le café un droit très haut de manière à en restreindre la consommation.

15. Correspondance, t. XXI, стр. 53, N2 16810. Наполеон — князю Лебрену. Saint-Cloud, le 20 août 1810.

16. Нац. арх. AF. IV — 1328, № 86. Minute de décret Impérial; Rapport sur les licences, Paris, le 8 août 1810.

17. Нац. арх. AF. IV — 1061. Dunkerque, ce 6 avril 1811. Le maire de la ville de Dunkerque etc. à Son Excellence le comte Montalivet, Ministre de l’Intérieur. Eh, quel effet produit un semblable privilège, source de gains aussi énormes qu’assurés et cela dans un moment où le commerce écrasé par tant de pertes voit son industrie entièrement paralysée et ses propriétés maritimes sans emploi et exposées à un dépérissement total! Quel spectacle dans une semlable crise que l’arrivée journalière de vaisseaux richement chargés exempts de toutes les conditions imposées par les décrets de Sa Majesté. — Там же и донесение мэра министру полиции (№ 67).

18. Там же. Dunkerque, le 10 avril 1811. Мэр Дюнкирхена — министру внутренних дел (№ 68).

19. Наполеон — Фуше. Schönbrunn, le 29 septembre 1809. (Correspondance, t. XIX, стр. 535, № 15881): Je reconnais toujours dans vos actes la même marche: vous n’avez pas assez de légalité dans la tête.

20. Наполеон — Фуше. Paris, le 29 novembre 1809. (Там же, t. XX, стр. 48):…il nie revient de tous côtés qu’il se commet des abus énormes sur les côtes par les agents de police, qui s’érigent en régulateurs de la navigation.

21. Там же.

22. Наполеон — графу Коллену де Сюсси. Ostende, le 23 septembre 1811. Lettres inédites, t. II, стр. 162.

23. Наполеон — графу Коллену де Сюсси. Saint-Cloud, le 20 novembre 1811. (Correspondance, t. XXIII, стр. 28, № 18277).

24. Нац. арх. F12, 549–550. Paris, le 8 septembre 1811 (министр внутренних дел Наполеону): Je supplie Votre Majesté de peser ces considérations et dans tous les cas d’autoriser les smugglers de Dunkerque à porter en Angleterre des organsins, leurs opérations reprendront une grande activité à la faveur des nuits qui vont se prolonger…

25. Там же: Cette espèce de commerce est de tous les moments, les débouchés qu’il procure ont de l’importance…

26. Наполеон — Шампаньи. Bayonne, le 8 juillet 1808. Correspondance, t. XVII, стр. 356–357, № 14166.

27. Ср. Нац. арх. F12 514. Copie de la lettre écrite le 25 octobre 1811 à M. le duc de Rovigo, ministre de la police générale (от префекта Северного департамента):…lorsque Sa Majesté le 21 du mois dernier traversa le département du Nord… elle m’exprima… son mécontentement sur la trop grande liberté dont jouissaient les smogglers dans le port et la ville de Dunkerque… Sa Majesté répéta à plusieurs reprises que c’était aux autorités locales à surveiller ces gens… et que si cette surveillance ne s’exerçait pas, la ville de Dunkerque serait exposée à voir le commerce des smogglers passer dans d’autres ports…

28. Там же.

29. Нац. арх. AF. IV — 1243, № 136. Note. Urgent. (21 novembre 1811).

30. Там же, на полях.

31. Там же, Paris, le 2 décembre 1811. Rapport à Sa Majesté l’Empereur et Roi.

32. Нац. арх. F12 508. Paris, de 3 décembre 1809. A Son Excellence le ministre de l’Intérieur (Cuillot):…il est notoire qu’il existe à Londres, depuis des années, des bureaux publics de contrefaçon: des licences, passeports des navires, acquits à caution et congés des douanes, certificats d’origine, passeports d’individus et de tous autres papiers et diplômes que le gouvernement français accorde aux individus et aux bâtiments etc.

33. Нац. арх. AF. IV — 1061, № 47. 11 août 1810. Доклад Montalivet Наполеону.

34. Нац. арх. AF. IV — 1061, № 139. Rapport à Sa Majesté (9 décembre 1811). Первые слова доклада не оставляют сомнения в инициативе императора: Votre Majesté m’a ordonné d’écrire en Hollande pour y faire sonder quelques négociants sur l’idée d’exporter des soies contre des sucres et des cafés que l’on tirerait de Londres.

35. Нац. арх. AF. IV — 1061, № 148. Rapport à Sa Majesté. 23 novembre 1811.

36. Нац. арх. AF. IV — 1243. Paris, le 1 juillet 1811. Rapport à Sa Majesté (министра внутренних дел).

37. Там же, Paris, le 8 juillet 1811. Rapport à Sa Majesté.

38. Notes dictées en conseil du commerce et des manufactures. Saint-Cloud, le 25 novembre 1811 (Correspondance, t. XXIII, стр. 36–39, № 18290).

39. Bourienne. Mémoires, t. IV, стр. 166. Et personne ne s’est trouvé, — восклицает он, — qui ait eu la conscience de dire à l’Empereur — que l’Angleterre vendait au continent, mais qu’elle ne lui achetait presque rien.

40. Нац. арх. F12* 194. 92 séance, du 2 juillet 1812: Le conseil est généralement d’avis que tout doit engager le gouvernement à favoriser autant qu’il sera en lui, le commerce national avec les Etats-Unis d’Amérique, tandis que celui qui se fait directement avec l’Angleterre ne donne guère lieu qu’à exportations fictives, d’une évaluation exagerée et qui, jettees à la mer pendant le trajet, laissent presque tout le poids de la balance commerciale au préjudice de la France…

41. Mémoires de Richard-Lenoir, t. I. Paris, 1837, стр. 387–388.

42. Нац. арх. AF. IV — 1811. Conseil du commerce. 46-e séance du 29 avril 1811.

43. …ce serait plus d’argent qui entrerait en France et au lieu de n’exporter que deux tiers d’une cargaison, puisque le tiers en soie est jeté à la mer, on exporterait une cargaison tout entière (слова, продиктованные Наполеоном, см. Нац. арх. AF. IV — 1243. Séance du 30 décembre 1812 — протокол conseil d’administration du commerce et des manufactures).

44. Mémoires du duc de Rovigo, t. III. Paris, 1828, стр. 74: «Le génie lui même, monseigneur, doit s’arrêter devant la force des choses; les licences déposent contre la vérité du système…. Ainsi déjà le blocus a été détruit par les licences…»; стр. 75: «Ce système des licences ne peut tromper personne».

45. Mémoires du maréchal duc de Raguse, t. III. Paris, 1857, стр. 364:…des licences, autre scandale, autre infamie.

46. Там же: Du jour où l’Empereur, par action du despotisme le plus violent exercé sur tous les princes de l’Europe eut dérogé à son système par des exceptions à son profit il transforma une idée grande en une misérable spéculation financière fait aux dépens de ses propres alliés. Aucune raison politique ne justifiant plus alors la mesure la plus tyrannique qui fût jamais, elle mettait le comble à l’humiliation de tous les souverains de l’Europe… L’injustice était entre les individus, entre les villes, elle était partout… ce temps d’aberration et de folie…

[Гридь 18]

Суйко

... Французы знали об этом и были этим очень недовольны...

Ну, дураком Бонапарт точно не был, а вот хитрож... хитромудрым корсиканцем - сколько угодно:

Летом 1811 г. создалось, по собственным словам Наполеона, следующее положение вещей. В Англии (в том году) нет хлеба; Германия и Польша завалены хлебом. Англичане скупают этот немецкий и польский хлеб, который и идёт через Данциг и море в Англию. Прекратить это и бесполезно ("если англичане не получат хлеба с Балтийского моря, они получат его из Америки"), и невозможно ("наша бдительность была бы бессильна против того, на что окажется способной алчность"). А потому "нельзя ли дать заработать не Данцигу и прусской казне, а принадлежащим Франции ганзейским городам и, следовательно, французской казне"? Другими словами: нельзя ли направить этот континентальный хлеб в Англию через Гамбург, Бремен, Любек, обложив его известной пошлиной, заставив принять ту же пошлину Пруссию и Мекленбург? Император обращался к тому самому, что он не хотел позволить делать ни России, ни вообще континентальной Европе.

И русские землевладельцы не могли бы без раздражения отнестись к той таблице цен на хлебные злаки, которая была составлена 29 июня 1811 г. во французском министерстве иностранных дел на основании консульских донесений из разных пунктов Европы, если бы они знали эту таблицу; выходило, что хлеб дешевле всего в Петербурге и в Данциге (и в Петербурге дешевле, чем в Данциге, кроме ячменя, который несколько дороже). Во всех других городах Европы и именно в подвластных Наполеону - в Париже, Триесте, Милане - хлеб был в 1 1/2 - 2 - 3 раза дороже, а урожай в этом году (и в предшествующем) почти во всей Европе был прекрасный, и сам Наполеон признавал, что, например, Германия завалена хлебом. Между тем хлеб в Дрездене был в среднем в 1 1/2 - 1 1/3 раза дороже русского, ао Франкфурте - в 2 - 2 1/2 раза дороже хлеба русского. И сам же Наполеон признавал, что так или иначе этот германский хлеб идёт не на внутренний рынок, уже насыщенный, а в Англию...

[Тарле Е.В. Континентальная блокада / Тарле Е.В. Сочинения. В 12-ти тт. Т. III. - М.: Изд-ва АН СССР, 1958. - с. 361].

[Суйко 149]

Интересно, что это экономическое давление на Россию совпало и с политическим. В 1809 г . Наполеон дважды сватался к сестрам Александра I - сначала к Екатерина, а потом к Анне. В первом случае он получил отказ, а во втором ответ так затянули, что Наполеон предложил руку дочери австрийского императора 18-летней Луизе.