Saygo

Симон Боливар

2 сообщения в этой теме

Е. А. ЛАРИН. ЖИЗНЬ И БОРЬБА СИМОНА БОЛИВАРА

Война за независимость Испанской Америки (1810 - 1826) - важнейший этап в жизни латиноамериканских народов. Ее успешное завершение стало отправной точкой в их суверенном развитии, способствовало созданию национальных государств, послужило началом нового этапа в развитии латиноамериканской цивилизации. Все этапы этого противоборства патриотов Нового Света с испанской колониальной системой неразрывно связаны с именем Симона Боливара, проявившего выдающиеся качества идеолога, организатора, полководца, государственного деятеля, сумевшего воплотить наиболее передовые для того времени философские и идейно-политические концепции борьбы за свободу и независимость.

user posted image

Боливар смотрит на тебя, как на угнетателя

Симон Боливар родился 24 июля 1783 г. в городе Каракасе в аристократической семье, предки которой обосновались в Венесуэле еще в XVI в. Знатность и материальный достаток, казалось бы, гарантировали ему безоблачную жизнь. Однако вскоре последовала череда утрат: в 1786 г. умер отец, в 1792 г. - мать, а через год - опекавший Симона дедушка.

Лишенный родительской ласки, мальчик взрослел быстрее своих сверстников. Он получил хорошее домашнее образование, его учителями были поэт, филолог, юрист Андрес Бельо и автор философских и педагогических трудов Симон Родригес. Годы спустя Боливар писал о Родригесе: "Ему я обязан всем... он сформировал мое сердце для свободы, для справедливости, для великого, для прекрасного".

user posted imageuser posted imageuser posted imageuser posted image

Боливар в 17, 21, 28 и 32

Боливар с полным правом гордился своим образованием, отмечая в письме к П. де Сантандеру 20 мая 1825 г.: "Для меня были наняты лучшие учителя страны... Потом меня отправили в Европу, чтобы я продолжал математическое образование в академии Сан-Фернандо{1}. Иностранным языкам меня учили лучшие учителя Мадрида"{2}. В последующие годы главным образом посредством самообразования Боливар целенаправленно постигал мудрость европейских просветителей эпохи Просвещения: Локка, Кондильяка, Бюффона, Д'Аламбера, Гельвеция, Монтескьё, Руссо, Вольтера и др. Кроме того, по словам Боливара, он изучил и "всех классиков античности - философов, историков, ораторов и поэтов, а также всех современных классиков Испании, Франции, Италии и в значительной степени Англии".

В мемуарах современников Боливар описывается как мужчина ниже среднего роста, худощавый, нервозный, порывистый в движениях, беспокойный и властный. Все авторы обращают внимание на его выдающийся лоб, прорезанный глубокими морщинами, длинный, острый нос, глубокие глазные впадины и большие, черные, очень живые глаза. В повседневной жизни предпочитал элегантную одежду. Ему особенно нравились белый и голубой пиджаки, белые брюки и черный галстук. Носил соломенную шляпу.

Боливар никогда не курил и не позволял никому курить в его присутствии. Не пил крепких напитков вроде водки и ликеров, но во время обеда с удовольствием выпивал бокал бордо или мадеры, отдавал предпочтение остро перченым блюдам и особенно индейскому перцу ахи.

Боливар рано женился, в 1802 г., в Мадриде. Его избранницей была Мария Тереса де Торо, удивительно красивая, 22-летняя девушка. К сожалению, ей был отведен очень короткий век: через год она скончалась от желтой лихорадки. В дальнейшем революционный вихрь настолько закружил будущего Освободителя, что вся жизнь свелась к постоянной, изнурительной борьбе, в которой не оставалось ни времени, ни возможностей для каких-либо иных увлечений. И все-таки Ее Величество Женщина в июне 1822 г. вновь очаровала Боливара, теперь уже в Кито, где его войска, только что одержавшие победу, проводили парад. Он командовал им, и именно ему как победителю 24-летняя красавица Мануэла Саенс бросила лавровый венок. Он попал Боливару в лицо. Внезапная ярость к тому времени уже бывалого полководца сменилась симпатией к "покушавшейся" на него молодой женщине. Она была замужем, но с тех пор и до последних дней его жизни оказалась самой верной поклонницей Боливара.

Его путь в большую политику начался после того, как патриотическая хунта Каракаса фактически пришла к власти после вооруженного выступления в столице 19 апреля 1810 г. Вскоре она назначила Боливара председателем комиссии из трех человек, которая отправилась в Лондон с официальным приглашением Франсиско де Миранде возглавить революционное правительство. Первая Венесуэльская республика во главе с Мирандой просуществовала год (июль 1811 г. - июль 1812 г.). Постепенно Боливар становился всё более значимой фигурой: 3 июля 1811 г. - первое серьезное публичное выступление, в следующем году он получил звание полковника и был назначен командовать крепостью Пуэрто Кабельо.

Создание независимого государства еще не означало подлинного суверенитета на территории всей страны. По существу большая часть страны контролировалась испанцами и роялистами. С переменным успехом постоянно шла борьба за преобладание в той или иной провинции. После того как Ф. де Миранда попал в плен, Первая Венесуэльская республика прекратила свое существование.

Вторая Венесуэльская республика (август 1813 г. - декабрь 1814 г.) была уже в значительной степени детищем Боливара. В 1812 - 1813 гг. он активно участвует в боевых действиях не только в Венесуэле, но и в Новой Гранаде (сражения при Тенерифе, Плато-и-Самбрано, Момпос, Гуамаль, Чиригуана, Тамаламеке, Осанья и др.). Став одним из самых талантливых офицеров, Боливар был назначен главнокомандующим армий Венесуэлы и Новой Гранады, а также 14 октября 1813 г. удостоен конгрессом Второй Венесуэльской республики высшего воинского звания Освободителя.

Великий испанский мыслитель Мигель де Унамуно в предисловии к книге "Симон Боливар - Освободитель Южной Америки" назвал Боливара Дон Кихотом, отдавая тем самым ему должное не только как благороднейшему рыцарю, но и как борцу за, казалось бы, недосягаемые идеалы.

Сравнение с Дон Кихотом правомерно, по мнению испанского интеллектуала, и потому что Боливар, как и знаменитый персонаж Сервантеса, один, без генерального штаба начинал и проводил боевые действия, для того, чтобы добиться единственно возможного и "единственно стоящего мира, мира свободы".

Не случайно Боливар назван "нашим". Он - потомок аристократической испанской семьи, и ему, по мнению Унамуно, присущи все черты испанской расы: "Боливар никогда не был педантом, доктором, кафедральным профессором. Он театрален и восторжен, да, да, именно так, театрален и восторжен как Дон Кихот, как его испанская каста, с ее театральностью и склонностью к изумлению... А разве кто забудет фразу почти умирающего Боливара: "Тремя самыми великими глупцами в Истории были Иисус Христос, Дон Кихот и ...я". Некоторым эта фраза может показаться непочтительной и даже оскорбительной, по меньшей мере, в отношении Христа. Другие ее сочтут смесью одной части фантазии и двух частей реальности, однако всё это связано со скудостью воображения недалеких людей. В духовном мире, в котором жил, творил и создавал Боливар - основатель государств, где заканчивалась реальность и начиналась фантазия, или скорее, где заканчивалась фантазия и начиналась реальность, История была легендой"{3}.

"Донкихотство Боливара, - отмечает Унамуно, - это любовь к славе, честолюбие, истинное честолюбие, а не зависть, не тщеславие педанта, не стремление фигляра сорвать дежурные аплодисменты, отнюдь нет, ему было чуждо это, его двигало тщеславие Дон Кихота, желание завоевать постоянную и заслуженную славу"{4}.

Для того чтобы эта мечта сбылась, судьба выделила Боливару целый континент и поставила перед ним сложнейшую историческую задачу - добиться освобождения испаноязычных народов Нового Света от господства метрополии.

Всесторонние гуманитарные знания, знакомство с новейшими для того времени достижениями в области философии и истории позволили Боливару неизменно рассматривать народы Южной и Северной Америки как полноправных субъектов всемирной истории и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. Это была принципиально важная позиция, ибо в латиноамериканской историографии того времени точки зрения либеральных и консервативных историков на Войну за независимость оказались диаметрально противоположными. Первые считали, что с этого события фактически начинается история латиноамериканских стран, вторые полагали, что период 1810 - 1826 гг. перечеркнул цивилизаторскую миссию Испании в Новом Свете.

"Родина, независимость, свобода!" - под этим лозунгом проходили годы Войны за независимость 1810 - 1826 гг. Чередовались победы и поражения, неудачи и успехи. 15 лет героического служения, 472 боя и различного рода столкновений - таков послужной список Боливара, солдата и полководца. С его именем связано и образование ряда независимых государств Южной Америки - Боливии, Венесуэлы, Колумбии, Перу, Эквадора.

Самое чувствительное поражение Боливар потерпел в июне 1814 г. в Венесуэле. В это время главным соперником патриотов был прежде всего каудильо Хосе Томас Бовес, 32-летний испанский роялист, сумевший завоевать популярность у местных крестьян и пастухов и сплотить их в борьбе против патриотических сил. Его крайняя жестокость, граничившая с садизмом, наводила ужас не только на противника, но и на собственных подчиненных, заставляя их беспрекословно выполнять его указания. В Венесуэле в этот период существовала Вторая Венесуэльская республика, военным и политическим лидером которой стал Боливар. Страна жила в атмосфере непрекращающейся борьбы: враг был не повержен, а на какое-то время нейтрализован и время от времени наносил всё более чувствительные удары. В марте 1814 г. Бовес двинул свои силы на Каракас, однако на подступах к столице они были остановлены Боливаром. В течение двух месяцев шли бесконечные сражения, закончившиеся 15 июня тяжелым поражением патриотов. В июле войска Бовеса вошли в Каракас, и Боливару с его соратниками пришлось покинуть город. В тот период это поражение очень сильно ударило по его престижу. Достаточно сказать, что попытки Боливара сразу же добиться реванша не увенчались успехом. Многие офицеры отказались ему подчиняться, а затем объявили его изгнанным из страны. Это фиаско заставило Боливара многое проанализировать заново, поездки на Гаити и Ямайку и знакомство с условиями жизни населения этих островов убедили его, что колониализм на континенте не имеет длительной исторической перспективы. Президент Гаити А. С. Петион не только радушно принял Боливара, но и предоставил безвозмездную помощь оружием и боеприпасами. Уверенность Боливара в окончательной победе постоянно росла.

В письме с Ямайки ("Ответ одного южноамериканца - кабальеро этого острова" от 6 сентября 1815 г.) - важнейшем программным документом Войны за независимость Боливар окончательно заявил: "Судьба Америки твердо предопределена; узы, связывавшие ее с Испанией, порваны; престиж Испании был ее основной силой и крепко-накрепко связывал части необъятной монархии. Но то, что раньше связывало, теперь разъединяет; ненависть, внушенная нам Испанией, больше, чем океан, отделяющий нас от нее"{5}.

Боливар с присущей ему афористичностью отмечал, что острота противоречий такова, что легче соединить два материка, чем духовно примирить обе стороны. Среди тех факторов, которые объединяли, он назвал привычку к послушанию, общность интересов, знаний, религии, взаимное благожелательство, благоговейное отношение к славе предков... Однако, делал он вывод, "поведение наших угнетателей, ...умеряло наше чувство симпатии, или, лучше сказать, привязанности, которая обеспечивалась всевластием наших хозяев". Теперь, продолжал Освободитель, "пелена спала, мы увидели свет, а нас хотят снова погрузить во тьму; цепи разорваны, мы стали свободны, но наши враги опять стремятся нас поработить"{6}.

Письмо было приурочено к завершению первого этапа Войны за независимость (1810 - 1815). Успехи патриотов в этот период в различных уголках Испанской Америки привели в ярость возвратившегося из французского плена короля Испании Фердинанда VII, решившего любой ценой восстановить власть метрополии в восставших колониях. Представляет интерес оценка Боливаром испанского монарха в это время: "Теперь это уже не тот желанный, любезный король, которого так восхваляла и превозносила до небес Испания; теперь это простофиля и тупица Фердинанд, желающий подчинить страну французскому влиянию. Некогда обожаемый идол теперь подвергается в Испании самым уничижительным насмешкам"{7}.

Боливар возвратился в Венесуэлу в марте 1816 г. на 7 шхунах. С ним прибыли 300 его сторонников, готовых к борьбе. Естественно, что этих сил было недостаточно для победы, однако он сумел восстановить к себе доверие патриотических сил страны. Более того, последние провели символическое избрание Боливара будущим президентом независимой Венесуэлы. В 1816 - 1818 гг. венесуэльским патриотам во главе с Боливаром удалось освободить большую часть территории Венесуэлы и 15 февраля 1819 г. вновь провозгласить независимость Венесуэлы.

Освобождение Новой Гранады (Колумбии) было связано со сложнейшими переходами через Анды, форсированием ряда горных рек, необходимостью предусмотреть вопросы безопасного перехода для 2500 солдат, которыми командовал Боливар, и нескольких сот лошадей, груженных продовольствием и боеприпасами.

К этому времени (1819) он приобрел огромный боевой опыт, усвоил многие истины ведения войны на территориях с большим числом рабов и безземельных крестьян. Многие его военные успехи в эти годы были связаны с тем, что на освобожденных территориях он часто издавал декреты об отмене рабства и наделении землей участников освободительной борьбы, приумножая тем самым свои воинские контингенты. В годы второго этапа Войны за независимость он стал всё чаще и чаще приглашать в повстанческие силы иностранных офицеров из армий тех стран, которые были дислоцированы на островах Карибского моря (Англия, Франция, Голландия), что существенно усилило армии патриотов.

user posted image

Битва при Бояке

user posted image

Битва при Карабобо

user posted image

Битва при Аякучо

Ряд побед, одержанных им в Новой Гранаде (сражение при Пантано де Варгас 25 июля 1819 г.), освобождение города Тунхи (3 августа 1819 г.). битва при Бояке (7 августа 1819 г.), по мнению многих латиноамериканских исследователей, являются блестящими образцами стратегии и тактики. К этой же категории успешных операций можно отнести и блестящую победу Боливара при Карабобо (Венесуэла, 21 июня 1821 г.). Ярких успехов войска под его командованием добились и в Эквадоре, особенно освобождение Кито (18 июня 1822 г.). В крупнейшей битве Войны за независимость между патриотами и роялистскими силами под Аякучо (9 декабря 1824 г.) первых возглавлял любимый ученик Боливара на ратном поприще Антонио Хосе Сукре, однако план этой битвы был разработан самим Боливаром. Он заключался в том, чтобы не допустить спуска с гор армии противника и покончить с ним именно в крайне неблагоприятных условиях высокогорья.

Завершение Войны за независимость в январе 1826 г. поставило перед ним многие другие вопросы. Еще до начала этой эпопеи Боливар думал о будущем государственном устройстве "испанских американцев", которые рано или поздно обязательно станут свободными американцами. В письме с Ямайки этому сюжету уделено много внимания. "Лично я больше, чем кто бы то ни было, желал бы создать в Америке великую нацию, которая славилась бы не столько своими размерами и богатствами, сколько свободой и доблестью. Однако, хотя я и мечтаю о самой совершенной форме правления для моей родины, я не в силах уверить себя, что Новый Свет мог бы стать в настоящий момент единой большой республикой, а поскольку это невозможно, я не смею думать об этом. Еще того менее, по-моему, пригодна для Америки единая общая монархия, ибо такой режим, не говоря о его общей негодности, нам тоже не подходит"{8}.

Практически все латиноамериканские Освободители (Х. де Сан-Мартин, Б. О'Хиггинс, П. де Сантандер, А. Х. де Сукре и др.) касались этого вопроса, однако именно у Боливара и Хосе де Сан-Мартина он нашел наиболее принципиальные оценки{9}.

Дилемма "республика или монархия" многократно обсуждалась Боливаром в переписке с известным французским мыслителем Домиником де Форт де Прадтом, более известным под именем - аббат де Прадт (1759 - 1837), который предлагал разделить Америку на 15 - 17 независимых государств, управляемых монархами. В упоминавшемся выше письме с Ямайки Освободитель всесторонне осветил этот вопрос, придя к выводу: "Я не сторонник создания американских монархий"{10}.

В это время он предполагал следующий сценарий развития событий. В Мексике "вначале попытаются учредить представительную республику", государства Панамского перешейка вплоть до Гватемалы, "возможно создадут ассоциацию", "Новая Гранада объединится с Венесуэлой".

Боливар обладал скудной информацией о том, что происходило в Буэнос-Айресе, Чили и Перу. Признавшись в этом, он тем не менее предположил, что в Буэнос-Айресе имеется центральное правительство, "в котором главенствуют военные, пришедшие к власти в результате внутренних междоусобиц и войн с внешним противником. Такой режим непременно выродится в олигархическую или монократическую форму правления с большими или меньшими ограничениями, название которой невозможно предугадать"{11}.

user posted image

Направо поедешь - коня потеряешь...

"Если какая-нибудь республика и просуществует долгое время в Америке, то я склонен думать, что это будет Чили. Там никогда не умирал дух свободы, пороки Европы и Азии очень нескоро или вовсе никогда не запятнают права этой земли, лежащей на краю света"{12}.

На его взгляд, весьма проблемной была ситуация в Перу. Фраза Боливара "Много времени утечет, прежде чем там воцарится свобода" была связана с тем, что в этой колонии было много золота и рабов. Золото, по его словам, губит всё и вся, а рабство само по себе есть гибель{13}.

В этом письме он поставил вопрос и о создании единого государства испаноязычных народов в масштабе всего континента, назвав это "заманчивой" идеей. Важно отметить и его убежденность в необходимости создания на Панамском перешейке межокеанских каналов: "Весьма удобное месторасположение между двумя великими океанами со временем может сделать эту территорию мировым центром; каналы, которые ее прорежут, сократят земные расстояния, укрепят торговые связи Европы, Америки и Азии, и эта благословенная область станет собирать дань со всех четырех частей света".

* * *

Помимо социально-экономических и политических вопросов, которые приходилось решать Боливару в 10 - 20-х годах XIX в., важно коснуться его религиозно-философских взглядов, ибо проблема церкви и ее места в жизни новых государств, ее значение в противостоянии либералов и консерваторов на начальном этапе формирования независимых государств играла определяющую роль.

В детские годы домашняя обстановка, для которой была характерна глубокая религиозность, склоняла юного Симона к ортодоксальной католической вере. Однако с появлением среди его воспитателей С. Родригеса ситуация в корне изменилась. Будучи атеистом и горячим сторонником французского энциклопедизма, он сумел заинтересовать своего подопечного трудами Руссо, Монтескьё и особенно Вольтера, не скрывавшего своей ненависти к католической церкви. Многие его оценки начал разделять и Боливар.

Со временем эти убеждения укрепились. Вместе с тем, став континентальным лидером национально-освободительного движения, затем главой государства, Боливар понимал, насколько велико влияние веры на широкие народные массы. Об этом свидетельствует малоизвестный фрагмент его выступления после посещения выставки в одной из колумбийских газет в 20-е годы: "Вот что такое народ! Его легковерие и невежество превращает католиков в секту идолопоклонников. Мы раздражаемся бранью в адрес язычников за их поклонение статуям, а что мы делаем сами? Разве мы, не так же, как они, восхищаемся обломками камней или грубо обработанным деревом, или остатками размалеванных тканей, которые мы только что видели? Современное состояние знаний не оставляет сомнений в отношении природы этих вещей. Рационалисты уже не спорят о принципах, догмах и мистериях тех предметов и явлений, основы которых фальшивы, так как они являются продуктом суеверий и обмана... Всё это я отмечаю как мыслитель, излагаемые мной идеи носят частный характер отдельного человека (выделено С. Боливаром. - Е. Л.). Однако как гражданин я уважаю мнения других, а как руководитель государства защищаю и буду защищать всегда католическую религию, которая является не только доминирующей, но и общераспространённой в Колумбии"{14}.

Подобная декларация отнюдь не свидетельствовала о том, что церковь в дальнейшем сохранит все свои позиции. Освободитель, думается, нашел наилучший подход прежде всего к религии, определив ее как "закон индивидуальной совести", на который он не хотел посягать ни под каким предлогом. Что касается церкви, то в Великой Колумбии она потеряла только трибунал инквизиции в 1821 г. и в некоторых районах были закрыты монастыри. В последующие годы борьба в этой конфедерации шла главным образом в высших кругах политической сферы. Диктаторские формы правления, использовавшиеся Боливаром для стабилизации обстановки, вызвали резкое противодействие либеральной элиты. Не понятый и не поддержанный своими ближайшими сторонниками он вынужден был во второй половине 20-х годов опираться и на консервативные силы, в частности на церковь. Вместе с тем при редактировании Конституции Боливии Освободитель написал: "В политической конституции не должна присутствовать ни одна религия"{15}.

Сложный этнический состав населения Испанской Америки всегда принимался во внимание Боливаром. В оценках и расчетах он особое внимание уделял индейцам, составлявшим большую часть жителей континента. В этот период многие консервативные политики всё еще склонялись к аристотелевскому тезису о том, что общество естественным образом делится на господ и рабов по рождению и что индейцы относятся к последним.

Боливар не только думал иначе, но даже во многом идеализировал их. "Индеец, - писал он, - обладает столь кротким нравом, что желает лишь спокойствия и одиночества; он не стремится даже к тому, чтобы возглавить свое собственное племя, и уж тем паче не намерен властвовать над чужими племенами; к счастью, данный тип людей менее всего склонен к господству, хотя численность индейцев и превосходит всё остальное население. Эта часть жителей Америки служит своего рода барьером, сдерживающим амбиции других групп населения; она не претендует на власть, ибо не стремится к ней и не считает себя способной ее осуществлять, довольствуясь своим спокойствием, своим наделом земли и семьей".

Последующий абзац свидетельствует о том, что по-видимому ставка на индейцев Боливаром и его ближайшими соратниками в Войне за независимость была довольно значительной. В сентябре 1815 г., в письме в газету "Ройал-газетт", издававшуюся в Кингстоне, он писал: "Мы можем рассчитывать на доброжелательность и кротость гораздо более чем половины населения, ибо индейцы и белые составляют три пятых всех жителей, а если присовокупить к ним метисов, в жилах которых тоже течет кровь и белых, и индейцев, то эта цифра станет еще внушительнее и соответственным образом уменьшатся опасности, связанные с цветным населением"{16}.

Если бы этот прогноз осуществился, то Война за независимость продолжалась бы значительно менее 15 лет. Однако многие индейцы, испытывая монархистские иллюзии, продолжали верить "желанному" королю и не примкнули к национально-освободительному движению, а часть индейцев, например, льянерос под командованием Бовеса, воевала на стороне испанцев; дольше других были враждебны к патриотам индейцы некоторых районов Перу. Такая позиция коренного населения в определенной степени была связана и с роялистской пропагандой, запугивавшей население колоний угрожающим лозунгом: "Кто не служит оружию короля - тот предатель и дезертир" со всеми вытекающими отсюда трагическими последствиями.

В ходе Войны за независимость патриоты, добиваясь суверенитета, решали вопрос о характере конституций молодых государств. В политической практике латиноамериканских стран первой четверти XIX в. сложилась традиция делать прообразом этих конституций конституцию США. В целом ряде своих работ и прежде всего в речи в Ангостуре 15 февраля 1819 г. Боливар подробно проанализировал плюсы и минусы этой традиции.

"Я не перестаю восхищаться федеральной конституцией Венесуэлы, - заявил Освободитель, - но всё больше убеждаюсь в невозможности ее применения в нашем государстве. И мне представляется чудом, что подобная Конституция столь успешно действует в Северной Америке и не оказывается несостоятельной перед лицом первых же неудач и опасностей". Назвав Федерацию слабой и громоздкой системой, Боливар подчеркнул, что "законы должны быть рождены тем Народом, который им подчиняется, что только в чрезвычайно редких случаях законы одной страны пригодны для другой; что законы должны соответствовать физическим условиям страны, ее климату, свойствам ее земли, ее местонахождению, величине, особенностям жизни народа; что законы должны отражать ту степень Свободы, какую допускает Конституция, учитывать религию жителей, их склонности, их жизненный уровень, их численность, род деятельности, обычаи, воспитание! Вот каким кодексом нам следует руководствоваться, а не Кодексом Вашингтона!"{17}

Законодательную власть, имевшую прямую аналогию с североамериканской (Палата представителей и Сенат), Боливар предложил создать подобно английскому парламенту - выборная Палата представителей и наследственный Сенат. По мнению Боливара, последний мог бы стать "сердцем" республики, громоотводом для режима в период политических бурь и волнорезом в период разгула народной стихии. Обосновывая свою идею, Боливар отмечал: "Такое нейтральное учреждение, чтобы быть объективным, не должно избираться ни правительством, ни Народом, а обладать полной свободой действий, никого не страшась и не будучи зависимым от этих двух источников власти. Наследственный Сенат как часть народа воплощает его интересы, его чувства, его дух... Сенаторы в Риме и лорды в Лондоне стали незыблемыми столпами, поддерживающими прочное здание политических и гражданских Свобод"{18}. Боливар считал Наследственный Сенат основой законодательной власти и фундаментом режима, однако осуществить этот замысел не удалось.

Пиетет перед Великобританией у Боливара был не только в законодательной сфере, но и в политической. В процессе организации Панамского конгресса 1826 г. Освободитель в максимально возможной форме стремился использовать международный авторитет и экономическую мощь этой страны. Написанный им в начале 1826 г. план его проведения предусматривал приглашение представителей всех республик, а также дипломатического посланника Британской империи. "Даже Священный союз, - отмечал в нем Боливар, - в своем могуществе уступит этой конфедерации, если Великобритания примет в ней участие в качестве учредителя. Род человеческий тысячу раз благословит сию спасительную лигу, а Америка, равно как и Великобритания, пожнет благой урожай".

Боливар рассчитывал, что "новый порядок", возникший в результате такого сближения между союзом молодых латиноамериканских государств и Лондоном, будет исключительно выгоден для Великобритании. Суть этих дивидендов он сформулировал в семи пунктах:

"1. Ее влияние в Европе будет неуклонно расти, а ее решения станут велениями судьбы.

2. Америка послужит для нее богатейшей сферой торговли.

3. Америка превратится в центр ее связей между Азией и Европой.

4. Англичане будут обладать равными правами с гражданами Америки.

5. Взаимные отношения между двумя странами со временем станут столь тесными, что между ними фактически исчезнут различия.

6. Американцы воспримут британский характер и привычки как естественное явление своего будущего существования.

7. Может случиться так, что в грядущем на Земле будет существовать лишь единое феодальное государство.

Эти помыслы занимают ныне умы некоторых американцев, находящихся на самых высоких местах. Они с нетерпением ожидают того, что на Панамском конгрессе будут заложены основы укрепления союза новых государств с Британской империей"{19}.

Восхищение Великобританией (простим Освободителю "единое феодальное государство" "в грядущем") резко контрастировало с отношением Боливара к политике США, к проявлению этой страной экспансионистских планов в отношении молодых латиноамериканских государств. Латиноамериканские патриоты надеялись на помощь Соединенных Штатов - первой республики в Западном полушарии. "Мы одиноки, мы вынуждены обращаться к Северу прежде всего потому, что они наши соседи и братья. А также в связи с тем, что у нас нет ни средств, ни возможностей для контактов с другими странами", - писал Боливар. Однако, объявив о нейтралитете, "соседи и братья" фактически встали на сторону Испании, преследуя при этом свои геополитические интересы.

В 20-е годы Боливар довольно точно предсказал основные направления территориальной экспансии США в Новом Свете. "Посмотрите внимательно на карту, - говорил он своему адъютанту генералу О'Лири. - На севере вы увидите США, нашего могучего соседа, дружба которого к нам основана на арифметике: даю тебе столько-то, взамен хочу вдвое больше. Соединенные Штаты захватили Флориду, ...зарятся на Кубу и Пуэрто-Рико. Если мексиканцы позволят, то они присвоят Техас, да, пожалуй, и всю Мексику"{20}.

В письме к нему же в 1829 г. Освободитель выразится еще более категорично: "Я думаю, что для Америки предпочтительнее было бы принять Коран, чем правительство США, будь оно даже лучшим в мире".

Хрупкий суверенитет молодых республик мог в любой момент не выдержать экономического и политического, а порой и военного давления наиболее сильных европейских держав, в основном поддерживавших Испанию в ее многолетней кампании по удержанию колоний (да и США не оставались в стороне). В Европе, как известно, все вопросы, касающиеся международных отношений, решались в те годы в рамках Священного союза. Отсюда стремление Боливара создать "Священный союз народов", который мог бы противостоять "Священному союзу монархов".

Дважды он пытался практически осуществить идею латиноамериканского единства. Прежде всего он хотел добиться этого путем включения в широкую конфедерацию всех испаноязычных государств Западного полушария. Своеобразной ее моделью могла стать так называемая Великая Колумбия - созданное им государство, в которое вошли на добровольных началах Венесуэла, Новая Гранада (Колумбия), Панама и Эквадор. Оно просуществовало с 1821 по 1830 г. Кстати, термин "Великая Колумбия" не фигурирует ни в одном из документов. Это чистейшей воды изобретение латиноамериканских историков XIX в. и с тех пор он практически "легитимен".

user posted image

Великая Колумбия

6 мая 1821 г. в небольшом городке Кукуте (на границе Новой Гранады и Венесуэлы) открылась сессия Генерального конгресса. Основное место в его работе заняли следующие вопросы: 1. Разработка конституции Колумбии и обсуждение вопроса о государственном устройстве страны. 2. Ратификация проекта об объединении Венесуэлы и Новой Гранады в единое государство (остальные страны присоединились несколько позже). 3. Проблема рабства.

В соответствии с принятой конституцией на конгрессе были проведены выборы президента нового государства. Им стал Симон Боливар, получивший 50 из 59 возможных голосов. Президент избирался на 4 года с возможным последующим переизбранием. Острая борьба развернулась по вопросу о рабстве. Боливар выступал за полное освобождение рабов, но натолкнулся на яростное сопротивление многих членов конгресса, бывших крупными рабовладельцами и не желавших нести убытки.

Вскоре Боливар понял, что создание "Великой Колумбии" было преждевременным. Многие факторы способствовали усилению сепаратизма: огромные расстояния, могущественные местные каудильо, несостоятельность центрального правительства, катастрофическое финансовое положение. "Я не вижу как можно примирить местные противоречия и укоротить огромные расстояния", - с горечью писал Освободитель.

Не удалось Боливару решить вопрос о латиноамериканском единстве и на созванном им в 1826 г. Панамском конгрессе. В его планах было учреждение регулярно созываемого конгресса всех латиноамериканских государств в Панаме, т.е. в самом центре Нового Света. Там должны были концентрироваться силы для нейтрализации общей опасности, а в мирное время конгресс играл бы роль посредника и третейского судьи. Но всё осталось только в области проектов. На конгрессе присутствовали лишь делегаты Колумбии, Перу, Мексики и Центральноамериканской федерации, что разрушило планы Боливара. С грустью писал он, что был в этот момент "похож на того сумасшедшего грека, который, сидя на скале, пытался управлять проходившими мимо судами".

"Я сделаю для Америки всё что в моих силах!" - эта фраза, произнесенная Освободителем 21 октября 1825 г., отражает глубинную суть его кипучей натуры, однако именно во второй половине 20-х годов максимализм Боливара подвергся наибольшим испытаниям. Многие благородные помыслы осуществить не удалось. Острые внутриполитические противоречия сотрясали саму Великую Колумбию. Обретенная им слава становилась его палачом. Распри, зависть и тщеславие некоторых вчерашних друзей и соратников, борьба за власть и клевета, распространявшаяся его противниками в армии, осложняли обстановку в стране и подрывали силы Освободителя.

user posted image

Каноничный портрет. Боливар смотрит на тебя печально, как Дон Кихот на ввалившиеся бока Росинанта

Его обвинили в установлении диктатуры, и в ответ на это он в 1829 г. - начале 1830 г. трижды просит конгресс об отставке. После того как 1 марта 1830 г. его просьба была удовлетворена, Боливар собирался уехать в Европу, но умер на родном континенте 17 декабря 1830 г.

За неделю до кончины он обратился к народу Колумбии с политическим завещанием: "Колумбийцы! Вы были свидетелями моих усилий установить свободу там, где ранее царствовала тирания. Я трудился бескорыстно, не думая о своем благополучии и забыв о спокойствии. Я отказался от власти, когда убедился, что вы не верите в мое бескорыстие. Мои враги злоупотребляли вашей доверчивостью и растоптали всё самое святое для меня - мою репутацию и любовь к свободе. Я стал жертвой моих преследователей, которые привели меня к вратам гробницы. Я их прощаю.

Уходя от вас, хочу выразить свою последнюю волю, к чему обязывает переполняющая душу любовь к Родине. Лучшей наградой для меня будет укрепление Колумбии. Вы все должны трудиться на благо единства; народы - повинуясь нынешнему правительству, чтобы избавиться от анархии; священники - вознося молитвы к небу; военные -обнажая свой меч в защиту социальных гарантий.

Колумбийцы! Счастье Родины - мое последнее желание. Если моя смерть поможет покончить с междоусобицей и укрепить единство, я без ропота сойду в могилу"{21}.

Боливар прощался с жизнью с чувством выполненного долга перед собой, перед Родиной, перед Историей, с гордостью заявляя: "Титул Освободителя - самый высокий из тех, которые когда-либо получало человеческое достоинство"{22}.

user posted image

В память об исторических заслугах Симона Боливара в деле освобождения латинской Америки от колониального господства в столице Венесуэлы Каракасе ему установлен в 1859 г. величественный монумент. Точной копией его будет памятник в Москве, закладка которого состоялась в октябре 2010 г. во время официального визита президента Венесуэлы Уго Чавеса. Это убедительное свидетельство того, что и в России чтут память великого освободителя.

Примечания

1. Академия Сан-Фернандо - учебное заведение в Мадриде, где с 1799 по 1802 г. учился С. Боливар.

2. Боливар С. Избранные произведения 1812 - 1830. М., 1983, с. 124.

3. Simon Bolivar libertador de la America del sur. Buenos Aires, 1944. t. 1, p. 13.

4. Ibid., p. 16.

5. Боливар С. Указ. соч., с. 50.

6. Там же.

7. Там же, с. 44.

8. Боливар С. Указ. соч., с. 59.

9. См.: Ларин Е. А. Плеяда освободителей Латинской Америки. М., 2010, с. 93 - 105.

10. Боливар С. Указ. соч., с. 60.

11. Documentos. Simon Bolivar. La Habana, 1975, p. 59 - 60.

12. Ibid., p. 60.

13. Ibid., p. 60 - 61.

14. Цит. по: Cova J.A. Las ideas filosoficas у religiosas del Libertador. - Boletin de la Academia Nacional de Historia. Quito, 1941, v. XXI, p. 173.

15. Ibid., 175.

16. Боливар С. Указ. соч., с. 66, 67.

17. Там же, с. 81, 82.

18. Там же, с. 86, 87.

19. Там же, с. 137, 138.

20. Боливар С. Указ. соч., с. 160.

21. Боливар С. Указ. соч., с. 179.

22. Vida y pensamientos del Libertador. Caracas, 1979. p. 38.

Ларин Евгений Александрович - доктор исторических наук, заведующий Центром латиноамериканских исследований Института всеобщей истории РАН.

Новая и новейшая история, № 1, 2011, C. 167-176.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

О. И. Посконина1. Симон Боливар. Краткая история жизни «самого большого идеалиста» Латинской Америки

Статья посвящена выдающемуся революционеру, освободителю Латинской Америки С. Боливару. На основе воспо­минаний его адъютанта и документов эпохи Войны за независи­мость прослеживаются наиболее яркие и значимые события жизни Боливара, включая детство и юность, этапы развития его военной и политической карьеры. В статье нашли отражение черты характера Освободителя, некоторые его идеи, политические меры и их влия­ние на ситуацию в значительной части Южной Америки, вошед­шей в состав Великой Колумбии.

Война за независимость испанских колоний в Америке явила миру немало выдающихся личностей - полководцев, политиков, дипломатов, среди которых неоспоримое лидерство принадлежит Симону Боливару, отпрыску знатного и богатого рода Боливар-и-Понте, чьи предки обосновались в Новом Свете еще в период кон­кисты2. Со временем это семейство заняло высокое положение в обществе, в его владении находились обширные поместья, планта­ции какао и хлопка, скотоводческие хозяйства, сахарные заводы, несколько домов в Каракасе (столице генерал-капитанства Венесу­эла) и многочисленные рабы3.

В советской историографии о принадлежности Боливара и многих его соратников к креольской аристократии упоминалось нечасто, хотя «генералы революции», боровшиеся с королевской тиранией, в большинстве своем действительно представляли се­мейные кланы латифундистов, крупных торговцев, владельцев ма­нуфактур и рудников. После падения власти метрополии они ока­зались хозяевами положения и прочно удерживали в своих руках бразды правления в независимых республиках. Это обстоятельство во многом объясняет, почему Боливар, кумир всех последующих поколений латиноамериканцев, получивший высокое звание «Освободитель» и сумевший выйти за рамки классовых интересов, в конечном итоге стал свидетелем краха большей части своих ре­форматорских начинаний, да и его собственная политика, особен­но в конце жизни, не отличалась последовательностью. Не случай­но после смерти Боливара его идейное наследие использовалось демократами и диктаторами, консерваторами и либералами для обоснования взаимоисключающих тезисов, причем в наибольшей степени это было свойственно соотечественникам Освободителя. Как отмечал известный историк Х. Каррера Дамас, венесуэльские правящие круги, умело манипулируя историческим прошлым, спо­собствовали распространению «боливарийского культа» и посто­янно внушали венесуэльцам, что Освободитель дал им свободу, равенство, республиканский строй, то есть все уже завоевано, при­чин для социальной революции нет, следует лишь достойно распо­рядиться наследием Боливара4. Культ Освободителя поддерживал­ся не только усилиями правящей элиты, но и благодаря апологети­ческим трудам патриотически настроенных историков и писате­лей. Пристально изучая его жизненный путь, они рисовали образ пламенного революционера, мудрого политического деятеля, успешного военачальника и в редких случаях - человека с прису­щими ему слабостями и особенностями характера.

Вскоре после Войны младший современник Боливара, талант­ливый венесуэльский публицист, историк и политический деятель Х.В. Гонсалес создал серию портретов героев революции, спра­ведливо полагая, что изучение жизни выдающихся людей позволя­ет лучше понять характер событий, в которых они участвовали, а также степень их влияния на эти события. Иными словами, био­графия человека может исполнить роль гида, помогающего адек­ватно интерпретировать историю. Жизнеописание Боливара, иде­ального, по мнению Гонсалеса, политического деятеля, «бес­страшного перед лицом опасности, терпеливого в работе, постоян­ного во вражде, неутомимого и полного сил», давала исследовате­лю возможность связать воедино и оживить события революции5. Хотя Боливар превратился в революционера континентального масштаба, национальная принадлежность все-таки обусловила гео­графию его участия в Войне - это Андский регион, прежде всего Венесуэла и соседнее вице-королевство Новая Гранада (Колум­бия), а также Боливия, Кито (Эквадор) и Перу.

Земной путь этого великого венесуэльца был недолог, однако подробное описание всех перипетий его жизни составит не один увесистый том. Из сорока семи лет, прожитых Освободителем, около двадцати пришлось на революционный период, а 472 битвы и различных вооруженных конфликтов - впечатляющий послуж­ной список воина, а он был еще и неординарным политиком6. По­пытаемся и мы вспомнить хотя бы некоторые его дела и мысли, не упуская из виду яркие человеческие качества «латиноамериканско­го Дон Кихота», боровшегося за прекрасные, но недостижимые идеалы.

Жизнь до Войны

Родился будущий Освободитель 24 июня 1783 г. в Каракасе, однако принадлежность к знатной и состоятельной семье не изба­вила маленького Симона от тяжелых утрат. На протяжении первых десяти лет своей жизни он потерял отца, мать, затем заменившего родителей деда и остался сиротой, хотя и в окружении не бросив­ших его на произвол судьбы родственников. Заметим, что в ранней молодости Боливару также пришлось пережить ужасную личную трагедию. Симон очень рано женился - в 1802 г. в Мадриде он со­четался браком с девушкой чуть старше него, красавицей Марией Тересой де Торо, которую страстно любил. Ее жизнь, оборвавшу­юся через год после замужества, унесла желтая лихорадка7. Боли­вар стал вдовцом впоследствии уже не женился.

По свидетельству одного из биографов Освободителя, его адъютанта генерала Д. Ф. О’Лири, в детские годы Симон отличал­ся понятливостью и хорошей памятью, легко усваивал все то, чему его учили, но, будучи настойчивым и упорным во всех своих начинаниях, в большей степени демонстрировал приверженность к играм и гимнастическим упражнениям, чем к учебе. Характер у мальчика был ласковый и открытый, но в то же время раздражи­тельный и беспокойный. Примирить эти качества удавалось лишь благодаря терпению его близких и учителей8. Таким образом, О’Лири отмечал, что еще в детстве Боливару были свойственны противоречивость натуры и неуравновешенность характера - не­удивительно для ребенка, рано лишившегося родительской ласки.

Учителя Симона были людьми не только просвещенными, но и весьма известными. Одним из наставников Боливара стал С. Род­ригес, оставивший потомкам ряд философских и педагогических трудов. Он обучал своего подопечного испанскому и латинскому языкам, арифметике и истории, однако успехи Симона в постиже­нии этих наук не соответствовали ни ожиданиям членов семьи, ни дарованию Родригеса, ни природным способностям мальчика к учебе. Тем не менее Родригес сохранял высокое мнение о талант­ливом ребенке, чье воображение было живым, даже поэтическим, и который удивлял окружающих оригинальностью своих сужде­ний. К 14-ти годам Боливар был передан под попечительство А. Бельо, в будущем видного представителя латиноамериканского Просвещения. Смена учителя не способствовала позитивным из­менениям в отношении подростка к учебе, напротив, по мере взросления он начал проявлять склонность к деревенской жизни, проводя большую часть времени в одном из родовых поместий, где занимался сельскохозяйственным трудом и открыл для себя потрясающую красоту окружающего мира9.

Оказавшись в 1802 г. в Европе, Боливар осознал, что уровень его образования далек от совершенства. В Париже он нашел хоро­ших учителей и посвятил себя изучению математики, языков, а также произведений древних и современных писателей, проводя дни и ночи за чтением книг. Учеба принесла плоды - Боливар пре­красно говорил и писал на французском языке, довольно прилично - на итальянском, понимал английский, неплохо знал греческую и латинскую классическую литературу, которую читал в переводах на французский10. Однако его любимыми авторами стали Ш. де Монтескье и Ж.-Ж. Руссо, хотя Боливару были хорошо знакомы и труды других европейских просветителей.

Формирование политических взглядов Боливара также нача­лось в Европе. Его первое посещение Франции совпало с периодом Консульства. Триумф свободы, новые политические учреждения, расцвет философской мысли и искусств - все это потрясло моло­дого человека, выросшего на окраине колониальной империи. Главным объектом его восхищения стал Наполеон Бонапарт, воз­главлявший Французскую республику в качестве первого консула, и с тех пор в душе Боливара окрепли республиканские убеждения. Во время следующего посещения Парижа он увидел иную картину - монархию Наполеона I. «Он сделал себя императором, и с этого дня я стал видеть в нем лицемерного тирана, душителя свободы и препятствие на пути прогресса цивилизации», - цитировал О’Лири слова Боливара11.

Когда в конце 1806 г. Боливар вернулся в Каракас, его душа была переполнена «решительной и смертельной ненавистью ко всему испанскому. Молодой Ганнибал, питая вечную вражду к Риму, испытывал меньшую ненависть к недругам своей родины, чем Боливар к угнетателям своей», - писал О’Лири12. Накануне освободительных революций мятежные настроения все более про­никали в зажиточную креольскую среду. В этот период Боливар не был заметной фигурой в политической жизни Венесуэлы, а лишь вращался среди фрондирующей «золотой молодежи».

Конечно, у патриотов, как называли сторонников независимо­сти, были основания не испытывать пламенной любви к Испании, ее политическому строю и монархам. Горячий поклонник Болива­ра Х. В. Гонсалес полагал, что нация метрополии, поработившей землю, на которой родился Освободитель, оставалась самой неве­жественной и суеверной на европейском континенте, а ее колонии, где процветали рабские обычаи, три века находились в состоянии деградации; Южная Америка не знала, что существуют политиче­ские права, привыкла к послушанию и с ужасом взирала на тех, кто говорил о свободе13. Однако в начале ХХ в. в венесуэльской историографии появился иной взгляд на предпосылки антииспанских восстаний в колониях. Так, венесуэльский историк А. С. Рибас справедливо заметил, что освободительная революция была логи­ческим завершением процесса развития испано-американских ко­лоний и стала возможна только благодаря «родине-матери», со­здавшей необходимую материальную базу, иначе все усилия осво­бодителей оказались бы тщетными; сами революционеры также были многим обязаны Испании, «вскормившей этот легион обра­зованных людей - капитанов, политиков, дипломатов, землевла­дельцев, должностных лиц и писателей, которые посредством раз­рыва и войны создали и упрочили новое государство»14.

Итак, повзрослевший аристократ вновь оказался в родном Ка­ракасе. Его последнее пребывание в Париже едва не обернулось большой бедой. Боливар вдруг увлекся азартными играми, поста­вив под угрозу собственное состояние, проиграл много денег, но ухитрился их вернуть и дал зарок больше не играть. Во-вторых, теперь он «покинул Париж с подорванным здоровьем, что стало результатом того образа жизни, который он вел на протяжении по­следних десяти месяцев»15. О том, каким порокам, помимо карточ­ной игры, предавался молодой вдовец, можно только догадывать­ся, так как О’Лири, правдиво излагая известные ему события, зача­стую умалчивал о тех обстоятельствах, которые могли скомпроме­тировать его героя.

В столице Боливар быстро примкнул к креольским заговорщи­кам. Однажды они собрались в принадлежавшем Боливарам лет­нем доме, расположенном в уединенном месте, где юный Симон часто проводил каникулы. Это было идеальное место для ночных встреч и бесед. Именно здесь революционеры в июльскую ночь 1808 г. приняли решение свергнуть генерал-капитана Х. де Касаса, а затем создать новое правительство - Хунту и провозгласить от­деление своей родины от Испании, но замысел не удался16. Заго­ворщики сумели избежать ареста, а вскоре в Венесуэлу прибыл новый генерал-капитан В. Эмпаран - последний испанец, управ­лявший этой колонией от имени короны.

От «бескровной драмы» к «войне насмерть»

Удивительно, но Боливар не принял участия в революционных событиях 19 апреля 1810 г., когда в Каракасе мирным путем была свергнута власть В. Эмпарана. Он удалился в свое поместье, отку­да с большим интересом следил за тем, что происходило в столице. После успешно завершившегося восстания власть перешла в руки сформированной патриотами Хунты, и тогда Боливар предложил свое содействие революционному правительству. Мотивы его столь странного поведения неясны. Согласно утверждению О’Лири, Эмпаран был другом Боливара и последний из этических соображений не хотел выступать против генерал-капитана. По этой причине многие патриоты ему не доверяли17. По другим све­дениям, Эмпаран, обладавший добродушным характером, узнав, что Боливар принадлежит к числу заговорщиков, выслал его из столицы18.

Не имевшим политического опыта революционерам приходи­лось действовать в непростых условиях, преодолевая внутренние разногласия, подвергаясь нападкам со стороны приверженцев ис­панской монархии - роялистов и ощущая нехватку материальных средств. Хотя в самом Каракасе смена власти напоминала «бес­кровную драму», по мере нарастания революции выяснилось, что позиция столичных креолов не отражала настроения всей креоль­ской элиты и большинства простого населения19. Сами революци­онеры также делились на консерваторов и «радикалов- автономистов»: первые намерены были добиваться самоуправле­ния под властью испанской короны, вторые, к которым принадле­жал и Боливар, требовали полного разрыва с Испанией20.

Правительственная Хунта пыталась добиться не только внут­реннего, но международного признания, и, заручившись поддерж­кой иностранных правительств, закупить у них оружие и необхо­димое снаряжение. В Вашингтон направилась делегация во главе с Хуаном Висенте Боливаром, а миссия в Лондоне была поручена его младшему брату Симону. Хуан Висенте сумел раздобыть большую партию оружия, но не добился политической поддержки венесуэльских революционеров со стороны правительства США. Вскоре в жизни Боливара произошла еще одна трагедия - его брат погиб при кораблекрушении, возвращаясь в Венесуэлу21. Усилия Симона установить отношения с Великобританией также успехом не увенчались, да и оружия англичане патриотам не предоставили, зато во время миссии произошло знакомство Боливара с его сооте­чественником, ветераном Французской революции и предтечей креольского освободительного движения в колониях Ф. Мирандой.

В декабре 1810 г. Миранда прибыл к родным берегам. Войдя в контакт с патриотами, он вступил в политический клуб, созданный в Каракасе еще в августе того же года и получивший название Патриотическое общество. Оно состояло в основном из молодых аристократов-креолов, подражавших французским революционе- рам-якобинцам, имело отделения в других городах и пропаганди­ровало идею независимости Венесуэлы, хотя формально было об­разовано для содействия развитию сельского хозяйства и промыш­ленности. Общение Миранды и Боливара, также являвшегося чле­ном клуба, было очень тесным22. Во время собраний Патриотиче­ского общества окрестные жители часто не могли уснуть из-за вос­торженных криков простого люда, аплодировавшего зажигатель­ным речам ораторов, среди которых находился и Боливар23.

В начале марта 1811 г. в Каракасе открылся Национальный конгресс, куда попали в основном выходцы из семей богатых зем­левладельцев, которые принадлежали к лагерю консерваторов, но находились под влиянием, во всяком случае на словах, либераль­ных идей. Благодаря настойчивым требованиям и агитации со сто­роны Миранды, Боливара и других «экстремистов» 5 июля депута­ты, представлявшие Каракас и несколько признавших Хунту во­сточных провинций, провозгласили независимость Венесуэлы. В декабре того же года была принята конституция нового государ­ства - первый Основной закон, появившийся в Южной Америке и утвердивший в Венесуэле республиканскую форму правления на основе разделения властей. В конституции, испытавшей влияние североамериканской Декларации независимости и французской Декларации прав человека и гражданина, провозглашались демо­кратические свободы, упразднялись сословные привилегии, за­прещались работорговля и расовая дискриминация, но не подразу­мевалось проведение социальных преобразований в интересах «цветного» населения - пардо (мулатов), индейцев и метисов, по­ложение которых осталось столь же бедственным, как в колони­альные времена. Темнокожие рабы остались рабами, а право голо­са предоставлялось только владельцам собственности24.

Так родилась Первая Венесуэльская республика, которой еще предстояло себя защищать в условиях постоянных роялистских восстаний в провинциях и экономического коллапса, наступивше­го, когда мятежная колония оказалась отрезана от жизненно важ­ных для нее внешних рынков. Выпущенные революционным пра­вительством для покрытия расходов бумажные деньги вызвали безудержную инфляцию. Быстро подорожали товары и продукты питания, тем более что производство продовольствия упало по причине мобилизации части сельского населения в республикан­скую армию. Венесуэльцы роптали и проклинали новые власти. Падение Первой республики было предрешено.
В марте 1812 г. к Каракасу двинулись войска роялистов под командованием Д. Монтеверде. Военную опасность усугубило разрушительное землетрясение, случившееся 26 марта. Погибло более 20 тыс. человек, столица лежала в руинах, города в восточ­ных провинциях также подверглись разрушению. Это страшное бедствие вызвало величайшее смятение среди жителей пострадав­ших районов, а священнослужители окончательно запугали неве­жественные народные массы. Они отождествляли религию с мо­нархией и доказывали, что отвергать короля - значит отвергать Бо­га. В мемуарах О’Лири описано, как в тот трагический момент Бо­ливар, рискуя жизнью, вышел на городскую площадь, где его со­граждане внимали яростной проповеди монаха - Божественное Провидение обрушило кару на мятежников! Фанатичная толпа го­това была растерзать Боливара, но он сумел заставить монаха за­молчать, а затем с помощью шпаги и нескольких солдат разогнал недовольный народ25. В его жизни религия не играла большой ро­ли, более того, Боливар был «законченным атеистом»26.

В начале апреля, когда положение патриотов стало критиче­ским, исполнительная власть в нарушение конституции была пере­дана Миранде. Национальный конгресс назначил его главнокоман­дующим вооруженными силами республики, облеченным чрезвы­чайными полномочиями. Опытный в военном деле, но нереши­тельный генерал был намного старше Боливара и, по некоторым признакам, между ними сложились довольно прохладные отноше­ния. В разгар наступления испанцев Миранда отстранил Боливара от участия в военной кампании, назначив комендантом крепости Пуэрто-Кабельо, то есть на должность, меньше всего соответство­вавшую его беспокойному характеру. К этому времени Боливар, которому не исполнилось и тридцати лет, дослужился до чина полковника. В первых числах июля вверенная ему крепость, глав­ный склад военного снаряжения патриотов, была захвачена непри­ятелем.

Деморализованное республиканское правительство в панике искало выход из создавшегося положения, пока Миранда не при­нял решение прекратить сопротивление. 24 июля его представи­тель, «чтобы избежать кровопролития и других связанных с вой­ной бедствий», подписал в Сан-Матео акт о капитуляции27. Через пять дней торжествующие роялисты вступили в Каракас, и день 30 июля ознаменовался падением Первой Венесуэльской республики. Победившая «армия» Монтеверде насчитывала менее 300 человек28. Миранда попытался покинуть венесуэльский берег на ан­глийском корабле, но был задержан группой молодых офицеров. Среди них находился и Боливар, считавший Миранду трусливым изменником.

Боливара часто обвиняли в том, что он предал своего несчаст­ного соратника, так как активно способствовал аресту Миранды, в результате чего тот попал в руки врагов и закончил свою жизнь в испанской тюрьме. Однако О’Лири утверждал, что Боливар посту­пил подобным образом не из мести или неприязни к генералу, а по принципиальным соображениям. По его версии, Боливар лишь хо­тел задержать Миранду в Венесуэле, чтобы бывший главнокоман­дующий потребовал от Монтеверде точного исполнения условий договора о капитуляции. В подтверждение этой версии О’Лири привел отрывки из писем современников событий, в частности, другого адъютанта Боливара, полковника Вильсона, который так излагал соображения их общего патрона: «Если Миранда верил, что испанцы будут соблюдать договор, он должен был остаться, чтобы заставить их его выполнять; если же не верил, то он являлся предателем, пожертвовавшим своей армией». Далее Боливар якобы заявил, что лично он расстрелял бы генерала Миранду как изменника29. Иными словами, О’Лири доказывал, что в действительно­сти причиной пленения и гибели Миранды стало не предательство со стороны Боливара, а высокая принципиальность и чувство дол­га, присущие будущему Освободителю.

Несмотря на обещанную амнистию, повстанцы вскоре оказа­лись в быстро переполнившихся тюрьмах или, опасаясь репрессий, покинули родину. В этот тяжелый момент Боливару удалось от­плыть на остров Кюрасао, принадлежавший Голландии, откуда он перебрался в Новую Гранаду. Пока Монтеверде хозяйничал в Ве­несуэле, Боливар создавал предпосылки для нового выступления патриотов против Испании и составил известный политический документ, где впервые содержались развернутое изложение его взглядов и анализ причин поражения революции - Манифест от 15 декабря 1812 г.

В Манифесте Боливар упрекал правительство поверженной республики в слабости и нерешительности, в либерализме по от­ношению к враждебным провинциям, ставшим оплотом роялистов. Вместо необходимой в таких условиях регулярной армии форми­ровались многочисленные отряды милиции, что привело к разба­зариванию средств и вызвало ненависть со стороны населения, по­скольку в злоупотреблениях вооруженных блюстителей порядка оно обвиняло прежде всего революционную власть. Боливар при­знал ошибочными и другие меры, в частности, выпуск бумажных денег, вызвавший у народа открытое недовольство. Он подверг резкой критике первую конституцию Венесуэлы, с глубокой убеж­денностью обрушившись на несвоевременный в сложившихся условиях принцип федеративного устройства республики. «Феде­ративная система, более совершенная и способная принести сча­стье членам общества, полностью противоречит, однако, интере­сам наших молодых государств», - писал Боливар30. Ему казалась неприемлемой в тот момент и система всеобщих выборов, так как невежественное население, с его точки зрения, было неспособно самостоятельно воспользоваться своими правами и легко станови­лось объектом всевозможных манипуляций. Землетрясение и его последствия, подрывные действия священнослужителей, внутрен­ние разногласия в правительстве республики - все это стало осно­ванием для серьезных выводов. Важнейшей задачей ближайшего будущего Боливар считал усмирение мятежных провинций и воз­обновление вооруженной борьбы с Испанией31. Таким образом, он признал, что Венесуэльская республика не пользовалась широкой поддержкой «снизу», а ее лидеры не сделали все возможное для спасения завоеваний революции.

Рождение Боливара-военачальника, как и политического лиде­ра, также началось после падения Первой республики. В Новой Гранаде, где еще продолжалась борьба с роялистами, Боливар по­лучил скромную должность командира небольшого отряда, распо­ложившегося на левом берегу р. Магдалены, и категорический приказ ни в коем случае не покидать занятых позиций. Однако он в очередной раз совершил поступок, который можно оценивать по-разному. Нарушив воинскую дисциплину, Боливар предпринял рейд по близлежащим районам, освободив от неприятеля ряд насе­ленных пунктов. Конечно, неисполнение приказа являлось серьез­ным воинским преступлением, но, как известно, «победителей не судят»: ведь «это не для возвышенных душ - спокойно переносить пренебрежение, и не для гения - с легкостью подчиняться суровой военной дисциплине», - писал об этом инциденте О’Лири32.

Боливару удалось убедить новогранадских революционеров в необходимости совместных действий, и он получил разрешение сформировать отряд из венесуэльских эмигрантов и местных доб­ровольцев. В мае 1813 г. небольшая армия патриотов под командо­ванием Боливара, насчитывавшая около 700 человек, преодолела трудный путь через Анды и освободила часть венесуэльской тер­ритории, открыв дорогу на Каракас33. В ходе этой так называемой «славной кампании», стремясь активизировать освободительную борьбу, 15 июня 1813 г. Боливар издал знаменитый декрет, объ­явивший о начале «войны насмерть» против роялистов. Это влекло за собой беспощадную расправу со всяким, кто «не борется самым энергичным и действенным образом за правое дело». Всем пере­шедшим в ряды патриотов, в том числе испанцам, было обещано помилование, а если последние окажут существенную помощь республике, то будут считаться американцами34.

Боливар осознавал, что в Южной Америке разразилась граж­данская война, в которой с обеих сторон преобладали колонисты. Большая часть испанских войск, как утверждал О’Лири, состояла из венесуэльцев, и это вызывало у Боливара чувство горечи. Что касается его декрета, то Монтеверде первым применил «право за­воевателя», терроризируя население Венесуэлы и разрешая своим подчиненным убивать не только участников военных действий, но и простых обывателей35. Наступило суровое время, отмеченное ужесточением Войны, принесшей с собой страдания и смерть, ра­зорение и террор, ненависть и героизм, когда «дни были равны го­дам, а каждый час написан кровью»36. Боливар искренне полагал, что законы военного времени требуют принятия суровых мер про­тив неприятеля. «Война - это зло, - говорил Боливар, - но еще большим злом являются угнетение и средства, которые его под­держивают»; «лучше война и кровь, чем повиновение и мир с угнетателями»37.

Очередной стремительный марш-бросок Боливара через Анды оказался для испанцев полной неожиданностью, и 6 августа 1813 г. небольшая революционная армия вступила в Каракас. Так как высшее столичное общество еще не забыло, насколько решительно был настроен «экстремист» Боливар, оно с трепетом ожидало при­нятия им самых ужасных мер - предоставления свободы рабам, установления равенства, искоренения аристократии и всех приви­легий. Однако ничего подобного не произошло. По свидетельству современника событий, принадлежавшего к лагерю роялистов, ко­гда начались переговоры о капитуляции Каракаса, один из давних друзей Боливара открыто выразил опасения креольской верхушки по поводу его дальнейшей политики относительно «каст», то есть «низов». Проявив склонность к демагогии, Боливар, махнув рукой, якобы ответил: «Не беспокойтесь по поводу каст; я им вынужден льстить, потому что в них нуждаюсь: демократия на словах и ари­стократия в сердце»38.

Овладение Каракасом еще не означало победы патриотов - в руках противника оставались многие важные населенные пункты в провинциях. Тем не менее после освобождения столицы была про­возглашена Вторая Венесуэльская республика во главе с Болива­ром. Вновь созванный Национальный конгресс наделил его чрез­вычайными полномочиями для борьбы с врагами республики. За­тянувшаяся «война насмерть» требовала немалых средств, и пат­риотам приходилось изыскивать их всеми возможными способами. Для тех, кто отказывался платить налоги в республиканскую казну, были установлены суровые наказания, вплоть до смертной казни. С людей состоятельных собирали большие «добровольные по­жертвования», в их дома ставили на постой солдат революционной армии. Все это вызывало протест со стороны многих венесуэльцев, принадлежавших к различным слоям населения. Боливару, как всякому смертному, было свойственно ошибаться - не столько в плане военной стратегии, сколько в оценке внутренней ситуации на родине. Явно отдавая предпочтение Каракасу, он преувеличи­вал патриотизм жителей столицы и количество ресурсов, которые город мог предоставить тому, кто сумеет его захватить. Чтобы овладеть Каракасом, Боливар не раз откладывал более важные в стратегическом отношении военные операции, что, по мнению О’Лири, стало причиной ряда просчетов на протяжении его карьеры39.

Многие представители «цветного» населения Венесуэлы из ненависти к креолам уходили в отряды Х.Т. Бовеса, испанца по происхождению, человека с темным прошлым и склонного к аван­тюрам. Призвав к «священной войне против белых», Бовес быстро приобрел массовую поддержку и собрал под свои знамена сначала льянеро40, которые составили костяк его армии, а затем индейцев и негров-рабов. Всем были обещаны земля, скот и другое имуще­ство, принадлежавшее белым, а рабы объявлялись свободными людьми. По сути во времена Второй республики, в 1814 г. в Вене­суэле произошло народное восстание, жестокое и разрушительное, причем оно было поднято не Бовесом, который лишь использовал недовольство угнетенного и нищего населения, а инициировано снизу. Неудержимая конница льянеро обладала способностью точ­но, быстро и с большим напором атаковать удаленную цель, а за­тем столь же стремительно отступать обратно в льяносы, куда не могла вторгнуться республиканская армия без риска бесследно ис­чезнуть. Существует точка зрения, что Боливар многому научился у Бовеса и в дальнейшем успешно использовал его военную тактику41.

Поход семитысячной армии льянеро на Каракас решил судьбу репрессированных патриотами врагов, включая пленных, захва­ченных в ходе военной кампании против Монтеверде. По приказу Боливара было казнено 4 тыс. роялистов, многие «только потому, что они родились испанцами»42. В городе началась поголовная мо­билизация мужчин, способных носить оружие. Организованный отпор врагу не изменил положения патриотов, которые были вы­нуждены оставить столицу, отступив на восток. Вскоре Бовес во­рвался в опустевший Каракас, откуда в страхе бежало и мирное население. В сентябре Боливар покинул родину и вновь нашел убежище в Новой Гранаде, хотя некоторые его соратники продол­жали сопротивление. В декабре 1814 г. короткая история Второй Венесуэльской республики завершилась ее падением. В ходе этой военной кампании погиб и Бовес, сраженный ударом копья, а ар­мию льянеро возглавил новый вожак, отличавшийся не меньшей жестокостью, чем его предшественник.

В мае 1815 г. Боливар отбыл из Южной Америки и на англий­ском фрегате отправился в добровольную ссылку на о. Ямайка. Вслед за Мирандой он потерпел тяжелое поражение. «Война насмерть» и казнь пленных вызвали негодование в стане рояли­стов. С тех пор образ Боливара рисовался ими в самых мрачных тонах - его представляли кровавым, жестоким и неумолимым человеком43. Вынужденный считаться с интересами старой колони­альной элиты, Боливар не решился отменить рабство, облегчить жизнь пардо, метисов и индейцев и таким образом привлечь народ на свою сторону, как это сделал Бовес. В результате «низы» вы­ступили не на стороне освободительного движения, а против него и тем самым способствовали сохранению власти метрополии.

Победа

Тем временем из Кадиса на 42 судах отплыли войска под ко­мандованием маршала П. Морильо - 10 тыс. солдат и около 300 офицеров. За три века колониальной истории это была самая круп­ная экспедиция, посланная метрополией в Америку. Лишь в от­крытом море был вскрыт запечатанный пакет с указанием места назначения - Венесуэла, откуда было удобнее всего предпринять наступление на Новую Гранаду и послать подкрепления в Перу44.

Обосновавшись в Каракасе, который он занял без боя в мае 1815 г., Морильо принял репрессивные меры с целью восстановлению по­рядка и занялся конфискацией имущества «мятежников», к числу которых были причислены лидеры патриотов, их пассивные сто­ронники и эмигранты, причем Боливар лишился семи поместий45. Затем колониальный режим был восстановлен в Новой Гранаде, где, как и в Венесуэле, начались массовые аресты и казни револю­ционеров.

Находясь вдали от родины, Боливар упорно вынашивал планы продолжения борьбы с Испанией. Падение двух Венесуэльских республик и разгром повстанцев Новой Гранады заставили его осознать истинную причину поражения революции. Оказалось, что свободолюбивые, исполненные самых лучших намерений креолы, воспитанные на идеях Французской революции, даже не подозре­вали об остроте социальных проблем у себя на родине и, владея огромной собственностью и рабами, оставались в глазах народа ненавистными угнетателями, причем худшими, чем испанцы из далекой метрополии. Эту неблагоприятную ситуацию необходимо было переломить в пользу патриотов.
Сам Боливар вел на Ямайке уединенный и крайне экономный образ жизни. Скромные средства, предоставленные ему одним из английских друзей, он разделил со своими товарищами по изгна­нию. Все это глубоко поражало О’Лири, который знал, что его ку­мир был рожден в роскоши и имел аристократические привычки, пока революция не подвергла испытаниям его характер46. Самым важным документом, написанным Боливаром в тот период, стал «Ответ южноамериканца одному джентльмену этого острова», бо­лее известный как «Письмо с Ямайки» (6 сентября 1815 г.). В «Письме» Боливар дал оценку освободительному движению в Ис­панской Америке, а также призвал к объединению всех колоний для борьбы с метрополией47.

Вместе с тем это был уже не тот Боливар, который на собрани­ях Патриотического общества критиковал консервативно настро­енный Национальный конгресс. Возможно, потоки крови, проли­той на начальном этапе Войны, варварское поведение льянеро, негров и пардо, а также «народных вождей» вроде Бовеса, измени­ли тот либеральный и демократический настрой, с которым он пришел в революцию. «Письмо» содержало не только реверансы в сторону идей свободы, но и консервативные по духу рекомендации относительно будущего устройства независимых республик. Со­бытия в Венесуэле, писал Боливар, «доказывают, что представи­тельные институты не соответствуют нашему характеру, обычаям и нынешнему положению дел», и далее следовал вывод: «По­скольку Венесуэла стала американской республикой, которая больше других продвинулась по пути создания политических ин­ститутов, она явилась также и наиболее ярким примером неэффек­тивности демократического и федеративного устройства наших молодых государств». Более того, «американские государства нуждаются в заботе патерналистских правительств, которые зале­чат язвы и раны, нанесенные деспотизмом и войной»48, - утвер­ждал автор «Письма», вскоре покинувший место своего добро­вольного изгнания.

В конце декабря 1815 г. Боливар прибыл на о. Гаити. Президент Республики Гаити мулат А. Петион согласился помочь патриотам Южной Америки при условии отмены в Венесуэле рабства, уже уничтоженного на его острове. Через три месяца экспедиция была готова к отплытию. В ее состав входило около 250 патриотов, сре­ди них находились уже успевшие прославиться военачальники, со­перничавшие между собой, потому избрание Боливара руководи­телем экспедиции не было единодушным49. Отряд располагал 3500 ружьями, необходимым снаряжением, типографским станком и семью небольшими судами50. В марте 1816 г. флотилия покинула гаитянский берег. В июне-августе Боливар не раз высаживался на венесуэльском побережье, но патриотам нигде не удалось закре­питься на длительное время. Наконец он обратился к проблеме рабства, заявив в своем «Обращении к жителям провинции Кара­кас»: «Сама природа, справедливость и наш политический курс требуют освобождения рабов; отныне и навеки в Венесуэле будет лишь один класс людей, и все они станут гражданами своей родины»51. Слова креола-землевладельца не вызвали доверия со сторо­ны порабощенного населения, но они не пропали даром - негры-рабы перестали в массовом порядке присоединяться к роялистам. Дальнейшая история Войны уже не знала такого кровавого «экспе­римента», который проделал Бовес, поставивший под ружье в том числе и африканских невольников, да и социальная база патриотов постепенно расширялась. Боливар предложил неплохие условия рабам и пардо, если они присоединятся к его армии, и тем привлек их в лагерь борцов за независимость.
В апреле 1817 г. Боливар обосновался в небольшом городке Ангостура (ныне Сьюдад-Боливар), расположенном на правом бе­регу р. Ориноко. Здесь он познакомился с генералом-пардо М. Пи­аром, отмеченным военным талантом и обладавшим обостренным расовым самосознанием. Пиар предоставил в его распоряжение свое «цветное» войско, однако вскоре произошел прискорбный инцидент: амбициозный мулат, недовольный жестким руковод­ством со стороны Освободителя, объявил его тираном, узурпато­ром и, нарушив воинскую дисциплину, вышел из повиновения, призвав товарищей по оружию последовать его примеру. Боливар, узнав об интригах Пиара, попытался вернуть его на правильный путь, написав ему несколько писем примирительного характера. Не достигнув цели, он отдал приказ арестовать взбунтовавшегося генерала. В итоге Пиар был задержан и предан военному суду, ко­торый признал его виновным в дезертирстве, мятеже и предатель­стве и приговорил к смертной казни, приведенной затем в испол­нение. Разрешение этого кризиса было крайне важным для патрио­тов делом, поскольку, как заявил сам Боливар, Пиар призывал не только к гражданской войне, но и к анархии52.

Освободитель был способен как на решительные действия, так и на разумные компромиссы. В 1817 г. появились декреты о кон­фискации имущества испанской короны и роялистов и наделении землей солдат освободительной армии. Однако из благородных побуждений Боливар оставил часть собственности в руках жен и малолетних детей своих противников, не желая полностью лишать их средств к существованию, что было расценено О’Лири как про­явление присущего Освободителю благородства53.

Помимо пардо, другим важным компонентом социальной базы патриотов стали льянеро, среди которых быстро выдвинулся Х. А. Паэс. Боливар имел слабое представление о жизни льяносов и обычаях «вольных людей» и сумел привлечь их на свою сторону только с помощью «рыжего Паэса», как любовно называли его приятели. Конница льянеро, стремительно атаковавшая неприяте­ля, вызывала у роялистов ужас, личная храбрость и отважные дей­ствия Паэса приносили победы во многих сражениях. Передав под его командование войска патриотов, Боливар предпочел сосредо­точиться на решении неотложной политической задачи - созыве нового Национального конгресса.

Ангостурский конгресс, на котором присутствовало всего 27 депутатов от Венесуэлы и 2 от Новой Гранады, приступил к работе 15 февраля 1819 г. В день его открытия Боливар произнес про­странную речь, в которой выдающиеся ораторские способности Освободителя проявились в полной мере. Как и в «Письме с Ямай­ки», он вновь обратился к вопросу о демократии. «Только демо­кратия, согласно моим убеждениям, совместима с абсолютной свободой», - заявил Освободитель, однако отметил, что все вели­кие, процветающие и долговечные государства были или остаются аристократическими и монархическими54. «Ни одна из форм прав­ления не является столь слабой, как демократия»55, - таков был не­двусмысленный вывод Боливара. В этом же выступлении прозву­чала его известная мысль, которую впоследствии взяли на воору­жение многие латиноамериканские диктаторы: «Лучшей формой правления является та, которая обеспечивает наибольшее счастье, наибольшую общественную безопасность и наибольшую полити­ческую стабильность»56, то есть не так важно, установится ли в государстве демократический строй или диктатура, главное, чтобы правительство действовало во благо всего общества.

Проект конституции Третьей Венесуэльской республики, пред­ставленный Освободителем на рассмотрение конгресса, испытал явное воздействие конституционного права Англии. В проекте предусматривалось разделение властей, создание двухпалатного парламента, причем его верхняя палата должна была состоять из наследственных сенаторов. «Если сенат, вместо того, чтобы изби­раться, будет наследственным, то он станет, по моему мнению, ос­новой, связующим началом и душой нашей республики»57, - убеж­дал депутатов Боливар. Как отмечал Дж. Линч, это была попытка «найти равновесие между крайностями тирании и анархии»58. В результате обсуждения депутаты отвергли идею наследственного сената, но превратили должность сенатора в пожизненную, а пала­ту представителей предполагалось избирать всенародным голосо­ванием. Пожелание Освободителя о пожизненном характере ис­полнительной власти также не встретило понимания, напротив, было установлено, что президент, ответственный перед законода­телями, мог находиться на своем посту лишь 4 года59. Ангостурский конгресс вновь провозгласил независимость Венесуэлы, из­брал Боливара президентом республики и назначил его главноко­мандующим вооруженными силами, а в середине августа 1819 г. принял новую конституцию. В это время большая часть генерал- капитанства, включая Каракас, оставалась под властью испанцев, а сам Боливар пытался вновь освободить Новую Гранаду.

Новый поход Освободителя на соседнюю территорию начался в мае, самом неблагоприятном месяце года, когда шли проливные дожди и начинались сильнейшие наводнения. Под его командова­нием, по разным сведениям, находилось от 2 до 2,5 тыс. человек, в основном льянеро60. «Армия его страдала от ураганов, свирепство­вавших в джунглях, и ледяных ветров, налетавших порывами на высокогорных перевалах. Свыше 100 человек замерзли в пути, другие дезертировали, многих сразили болезни. Тяжелую поклажу пришлось бросить, большая часть лошадей погибла. Когда в нача­ле июля 1819 г. Боливар достиг подножия Анд уже на стороне Но­вой Гранады, его бойцы находились на грани полного истощения. Испанцы в Боготе не верили своим ушам, слушая рассказы о пере­ходе, так как еще никогда и никому не удавалось пересечь Анды в этих высоких и труднопроходимых местах», - так английский ис­торик А. Б. Томас описывал тяготы, выпавшие на долю войска Боливара61. Даже британские офицеры, хорошо приспособленные к холодному климату, признавали, что этот поход не имел аналогов
в мировой военной истории62.

7 августа войска Боливара разгромили превосходящие силы ро­ялистов в сражении при р. Бояка. Эта победа означала перелом в ходе борьбы за освобождение не только Новой Гранады, но и ле­жащих к югу от нее территорий - Кито, Перу и Верхнего Перу (Боливии). Через три дня республиканская армия вступила в Санта-Фе-де-Богота. Вскоре Боливар вернулся в Венесуэлу, где вновь активизировались испанцы, и предстал перед Ангостурским кон­грессом. В короткой речи, адресованной депутатам, он с большим воодушевлением говорил об освободительной кампании и героиз­ме ее участников63. Согласно проекту Боливара, теперь предстояло создать единую Республику Колумбию в составе Венесуэлы, Но­вой Гранады и Кито, о которой он упоминал еще в «Письме с Ямайки». В декабре конгресс принял его предложение. Боливар был избран временным президентом нового государства, а 30 авгу­ста 1820 г. конституция Колумбии провозгласила полную незави­симость ее от Испании. Она напоминала венесуэльскую конститу­цию 1819 г. и потому не отвечала представлениям Боливара о наилучшем государственном устройстве, однако федеративный принцип, против которого решительно возражал Освободитель, был отвергнут. Боливар рассматривал централизованную Великую Колумбию, как принято называть ее в историографии, в качестве центра объединения всех бывших испано-американских колоний.

В ходе возобновившейся военной кампании Боливар провел не­сколько успешных операций, завершившихся 24 июня 1821 г. сра­жением в долине р. Карабобо, где войска роялистов были полно­стью разбиты. В конце месяца революционная армия торжественно вошла в Каракас под приветственные возгласы ликующего населе­ния. Когда Освободитель прибыл в столицу, «энтузиазм жителей Каракаса граничил с безумием», и, хотя он въехал в город ночью, огромное количество людей, желающих встретиться с Боливаром, наводнило дом, где он остановился64.

После победы при Карабобо появилась реальная возможность создать Великую Колумбию, которая прежде существовала только на бумаге. В июне 1822 г., пройдя с большими потерями через тя­желейшие бои с отчаянно сопротивлявшимся противником, патри­оты в основном завершили освобождение Новой Гранады. Однако мятежи роялистов продолжались. В конце октября 1822 г. в Пасто, «колумбийской Вандее», разгорелось восстание под лозунгом «Да здравствует король!». Оно было жестоко подавлено, причем Боли­вар писал одному из своих соратников: «Пастуанцы должны быть уничтожены, их жены и дети перевезены в другие районы, про­винция превращена в военную колонию. С другой стороны, Ко­лумбия договорится с пастуанцами, когда они станут меньше бун­товать и не будут помехой, хотя бы для этого понадобилось сто лет»65.

Война в Венесуэле и Кито также близилась к завершению. В ноябре 1823 г. остатки испанской армии спешно покинули венесу­эльский берег. Вооруженная борьба на подконтрольных Боливару территориях закончилась полной победой патриотов. Затем было завершено освобождение Перу, последнего бастиона испанцев в Южной Америке.

Триумф и трагедия Освободителя

В период противоборства с роялистами военный талант Боли­вара проявился в полной мере. Совершая стремительные переходы из одной провинции в другую, он неоднократно пересекал горный хребет Анд, а этот путь в любое время года оставался трудным и опасным. Освободитель выходил победителем из многих битв с роялистами, но в случае поражения быстро восполнял потери и снова побеждал. Он всегда очень тщательно готовился к военным кампаниям, лично проверяя состояние дел. Его приказы были пре­дельно ясными и четкими. В перерывах между сражениями он вникал во все тонкости армейской жизни, заботился о том, чтобы были обеспечены потребности солдат, внимательно изучал счета за поставки военного снаряжения66.

Пройдя через испытание войной, Боливар взял на себя задачу консолидировать народы континента и объединить их в едином государстве, где восторжествуют принципы свободы и равенства, которые проповедовал почитаемый им Руссо, но этого не могло случиться в ближайшем будущем. Освободитель полагал, что не­достаточно завоевать независимость, необходимо сохранить обре­тенную свободу на вечные времена, но как этого добиться, он представлял по-своему, опираясь на негативный опыт военного времени. «Я не останусь президентом, если мне не разрешат поль­зоваться чрезвычайными полномочиями, предоставленными кон­грессом. Я твердо уверен в том, что поддерживать порядок в Ко­лумбии и достигнуть ее процветания можно только с помощью не­ограниченной власти... . Колумбии нужна оккупационная армия, чтобы сохранить ее свободу»67, - писал Боливар в декабре 1822 г.

После Войны еще более обострились проблемы, вызванные экономическим кризисом и нежеланием политически господство­вавшей элиты проводить преобразования в пользу большинства населения. Нарастали противоречия и внутри самой элиты, связан­ные с борьбой за власть, что также осложняло положение в Ко­лумбии. Боливару, стороннику социальных реформ, приходилось преодолевать упорное сопротивление со стороны оппонентов. Так, несмотря на заявления Боливара об освобождении рабов и его об­ращение к Ангостурскому конгрессу с просьбой предоставить им полную свободу, отмена рабства не состоялась, поскольку эта мера вызвала повсеместный саботаж со стороны рабовладельцев. Кроме того, они требовали компенсацию за потерю «имущества», что влекло за собой усиление налогового бремени и рост недовольства населения, которому и так уже нечем было платить налоги. Все это свело на нет попытки Боливара уравнять колумбийцев в правах. Процесс освобождения рабов шел настолько медленно, что еже­годно свободу обретали даже не сотни, а лишь десятки невольни­ков, часть которых переходила на положение зависимых пеонов, не имевших возможности покинуть поместье своего хозяина68. Сам Боливар, отпуская на волю собственных рабов, пытался подать пример другим рабовладельцам. В 1814 г. он дал свободу 15 рабам при условии поступления их на военную службу, а после сражения при Карабобо освободил более 100 рабов уже без всяких условий69. Не удалось добиться и существенного изменения положения пардо и индейцев, изданные Освободителем декреты, облегчавшие жизнь «цветного» населения, также саботировались олигархиче­скими кланами Великой Колумбии, Перу и Боливии. Однако Боли­вар не отказался от идеи разработки нового законодательства, хотя осознавал, что многому не суждено сбыться.

Таким образом, после окончания военных действий в бывших колониях сохранялась сложная социально-экономическая обста­новка. Этим поспешили воспользоваться региональные элиты, за­интересованные в освобождении от диктата Боготы, как стали именовать столицу колумбийского союза, и закреплении самостоя­тельности «своих» территорий, причем они могли без труда найти поддержку со стороны недовольного населения, используя его для осуществления сепаратистских планов. Осознавая пагубность се­паратизма, Освободитель принял меры. В 1826 г. была обнародо­вана конституция Боливии, узаконившая там пожизненное прези­дентство Боливара и его право назначать преемника. Он полагал, что только таким способом можно избежать общественных потря­сений, связанных с регулярным проведением выборов. Опасность разгула анархии, по его мнению, исходила не столько от народа, сколько от элиты, которая в силу своего эгоизма и узости интере­сов превратилась в постоянную угрозу революционным завоевани­ям. Переломить ситуацию могла лишь сильная исполнительная власть, не связанная необходимостью отвлекаться на предвыбор­ные кампании и не зависящая от интриг политических противни­ков. Боливар считал необходимым распространить действие боли­вийской конституции на все «андские республики», что и предло­жил в феврале 1826 г.70.

Диктаторские устремления Освободителя ужаснули либералов, выразивших бурный протест против законодательства, маскирую­щего монархию и отвергающего главный принцип республикан­ского правления - сменяемость власти71. «Политический класс» раскололся на два лагеря. Боливарианцы полагали, что только Освободитель может спасти страну, и готовы были выполнить лю­бой его приказ. Представители оппозиции составили группировку «конституционалистов». Великая Колумбия, чье существование лишь на основе уважения к былым заслугам Боливара оказалось невозможным, «затрещала по швам». Наблюдая крушение своих планов, Освободитель окончательно отошел от тех принципов, ко­торые проповедовал в начале своей политической и военной карь­еры. Сравнение Боливара с Наполеоном, часто встречающееся в историографии72, имеет основания - оба сначала боролись за сво­боду, а затем стали претендовать на установление диктатуры, ссы­лаясь на сложную внутреннюю и внешнеполитическую обстанов­ку.

Следует отметить, что, судя по образу жизни Боливара и той социальной политике, которую он пытался проводить вопреки со­противлению креольской верхушки, Освободитель не преследовал корыстных целей. Среди его выдающихся качеств О’Лири отмечал бескорыстие, постоянную готовность пожертвовать личными ин­тересами, карьерой и состоянием ради своих сограждан. Устав от нападок со стороны недругов, он подумывал отказаться от руко­водства Колумбией и в одном из писем даже называл имена людей, которые, с его точки зрения, могли бы возглавить республику. На протяжении всей жизни, утверждал О’Лири, Боливар всегда ставил интересы родины выше собственных73. Сам нуждаясь в средствах, он никогда не отказывался вносить пожертвования в пользу армии или населения и неоднократно покрывал расходы, связанные с государственной службой, из своего кармана74. Однако далеко не все испытывали благодарность по отношению к Боливару. В рес­публике развернулась кампания по дискредитации президента. «В то время, - вспоминал О’Лири, - создавались сообщества, называ­емые кружками, главной целью которых было подорвать репута­цию Освободителя и посеять недовольство среди представителей различных групп населения Колумбии. Оппозиционная пресса с каждым днем все более воспламенялась, вменяя Освободителю в вину всякого рода ошибки и даже преступления»75.

Почему же президент Великой Колумбии, забыв об увлечениях молодости, разошелся с либералами? Как писал А. Бельо, «никто не любил так преданно и искренне свободу, как генерал Боливар... Однако логика развития событий увлекла его за собой. Для завое­вания свободы необходима была независимость, и борец за осво­бождение стал и должен был стать диктатором»76. Так и произо­шло - перед угрозой восстаний в Венесуэле, Новой Гранаде, Перу и Эквадоре Освободитель пришел к окончательному выводу, что колумбийская конституция не соответствует реальному положе­нию дел в республике, не учитывает ее социальную структуру и предоставляет законодательному органу слишком большие полно­мочия, тогда как Великая Колумбия нуждается в сильной власти. И Боливар начал бороться с политическими противниками с помо­щью суровых репрессий, как в военное время. Воспитанный в духе идей Просвещения атеист даже попытался заручиться поддержкой церкви и отменил часть законов, принятых в начале 1820-х гг. и ущемлявших интересы священнослужителей, и попросил совета у архиепископа Боготы относительно своей политики. Затем, не­смотря на возмущенные протесты либералов, Боливар установил «революционную диктатуру» и 27 августа 1828 г. обратился к ко­лумбийцам, объявив о принятии им чрезвычайных диктаторских полномочий.
Оппозиция ответила заговорами против Освободителя, один из которых едва не стоил ему жизни. Боливару было известно, к ка­ким кругам принадлежала большая часть заговорщиков, и он ре­шил изменить содержание университетского образования, чтобы ликвидировать основу для мятежей в будущем. Так, Боливар за­претил преподавание учения английского философа-утилитариста И. Бентама, в марте 1826 г. его книги были изъяты из учебных программ, а в октябре 1828 г. Освободитель запретил даже упоми­нание подобных теорий77. Из списка изучавшихся студентами наук были исключены основы законодательства, общественное и кон­ституционное право, дисциплины, связанные с вопросами государ­ственного управления, зато вводились обязательные курсы по изу­чению основ католической религии78.

Таким образом, можно заметить существенное различие между Боливаром-революционером и Боливаром-политиком, то есть несоответствие идейных воззрений Освободителя его действиям на посту президента Великой Колумбии, где он продемонстрировал причудливое сочетание свойственной либералам любви к свободе с деспотизмом, пытаясь соединить несовместимые вещи: привер­женность демократическим и республиканским принципам и идею «сильной власти». Боливар не сумел преодолеть центробежные тенденции, нараставшие внутри созданной им республики. Сепа­ратистские выступления привели к свержению власти Освободи­теля в Перу и Боливии, выходу из состава Великой Колумбии Эк­вадора и Венесуэлы. Начиная с 1830 г. под названием «Колумбия» подразумевалась лишь Новая Гранада. Разочарованный, больной, потрясенный неблагодарностью соотечественников Боливар сло­жил с себя президентские полномочия. После завершения полити­ческой карьеры самым заветным его желанием было покинуть Америку и переселиться во Францию, где он провел несколько счастливых лет своей молодости, однако Боливар добрался только до северного побережья Колумбии, где его окончательно сразила болезнь. Чувствуя неотвратимое приближение смерти, он сделал необходимые распоряжения, касавшиеся наследства, и завещал за­хоронить его останки в Каракасе79. 17 декабря 1830 г. «самый бес­страшный и самый большой идеалист среди креолов»80 умер непо­далеку от провинциального центра Санта-Марта.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Ольга Ивановна Посконина, кандидат исторических наук, доцент, исто­рический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова
2. Полное имя Боливара - Симон Хосе Антонио де ла Сантисима Тринидад Боливар де ла Консепсьон-и-Понте Паласиос-и-Бланко.
3. Линч Дж. Революции в Испанской Америке. 1808-1826. - М.: Прогресс, 1979. - С. 212.
4. Подробнее см.: Carrera Damas J. Una nacion llamada Venezuela. - Caracas: Monte Avila, 1984. - P. 84-86.
5. Gonzalez J. V. Pâjinas de la Historia de Colombia y Venezuela o Vida de sus Hombres Ilustres // Antologia fundamental del ensayo venezolano. - Сaracas: Monte Avila,1983. - P. 190-191.
6. Ларин Е. А. Плеяда освободителей Латинской Америки. - М.:ИВИ РАН, 2010. - С. 65.
7. Там же. С. 62.
8. O’Leary D. F. Memorias del General O’Leary. V. 27. - Caracas: Ministerio de la Defensa, 1981. - P. 5. Даниэль Флоренсио О’Лири - адъютант Боливара и один из самых известных его биографов, чьи сведения считаются досто­верными. Свой труд, основанный на личных воспоминаниях, рассказах очевидцев событий и многочисленных документах, он завершил в 1840 г., доведя повествование до 1826 г.
9. Шё. Р. 5-7.
10. Шё. Р. 489.
11. Шё. Р. 15.
12. Ibid. P. 24.
13. Cm.: Gonzalez J. V. Seleccion historica. - Caracas: Monte Avila, 1979. - P. 132-136.
14. Цит. по: Liscano J. Ciento cincuenta anos de cultura venezolana // Venezuela independiente. 1810 - 1960. - Caracas: Mendoza, 1962. - P. 463-464.
15. O’Leary D. F. Op. cit., v. 27. P. 19-20.
16. Documentos para la Historia de Venezuela existentes en ei Archivo Nacional de Cuba. – La Habana: Publicaciones del Archivo Nacional de Cuba, 1960. – P. XXIV-XXV.
17. Ibid. P. 24-25.
18. Uslar Pietri J. Historia politica de Venezuela. - Caracas: Edime, 1975. - P. 86.
19. По мнению О’Лири, накануне войны в Испанской Америке преобладали роялистские настроения. Каждый раз, когда «искорка разрушения» созда­вала угрозу миру в колониях, народные массы и верхи стихийно вставали на защиту королевской власти, поэтому нет никаких оснований полагать, утверждал О’Лири, что желание отделиться от метрополии было всеоб­щим или имело глубокие корни. См.: O’Leary D. F. Op. cit., v. 27. P. L.
20. Линч Дж. Указ. соч. С. 208.
21. Лаврецкий И. Боливар. - М.: Молодая гвардия, 1966. - С. 33.
22. Uslar Pietri J. Op. cit. P. 68-69; Salmoral M. L. La Independencia // Historia de Iberoamerica. V. 3. - Madrid: Catedra, 1988. - P. 82.
23. Подробнее см.: Uslar Pietri J. Op. cit. P. 69-71.
24. См.: Линч Дж. Указ. соч. С. 209-210. К концу колониального периода приблизительно 45% населения Венесуэлы приходилось на пардо, 4% - на свободных негров, 9,7% - на негров-рабов, 2,6% - на рабов, находившихся в бегах. Таким образом, в социально-расовой структуре Венесуэлы преоб­ладали африканцы и их потомки. Белые, то есть испанцы и креолы, со­ставляли меньшинство, индейцев также было мало. Там же. С. 202-203.
25. О’Leary D. F. Op. cit., V. 27. Р. 49-50.
26. См.: Линч Дж. Указ. соч. С. 213.
27. Capitulacion de San Mateo // Antologia Documental de Venezuela. 1492­1900. - Caracas: s. e., 1960. - P. 193-194.
28. Линч Дж. Указ. соч. С. 211.
29. Salmoral M. L. Op. cit. P. 73-76.
30. Manifiesto de Cartagena // Antologia documental de Venezuela. P. 197.
31. Полный текст Манифеста см.: Ibid. P. 194-201.
32. O’Leary D. F. Op. cit., v. 27. P. 98.
33. Линч Дж. Указ. соч. С. 215.
34. Proclama de la Guerra a Muerte // Antologia Documental de Venezuela. P. 205-206.
35. См.: Линч Дж. Указ. соч. С. 215-216.
36. Gonzalez J. V. José Félix Ribas (Biografia). - Caracas: Villegas, 1956. - P. 223.
37. O’Leary D. F. Op. cit., v. 27. P. 238; v. 28. P. 244.
38. Цит. по: Uslar Pietri J. Op. cit. P. 87.
39. Так в Венесуэле называли «вольных людей», обитавших в льяносах - на равнинах, где они отлавливали одичавший скот или работали в качестве пастухов в скотоводческих поместьях, принадлежавших креолам. В пери­од революции льяносы были наводнены многочисленными бандами, за­нимавшимися грабежом. Там можно было встретить авантюристов- испанцев и креолов, изгнанных из общин индейцев, беглых рабов, непо­корных мулатов и метисов, то есть представителей всех рас и этнических групп, населявших Испанскую Америку.
40. O’Leary D. F. Op. cit., v. 27. P. 370.
41. Salmoral M. L. Op. cit. P. 96-97. О Бовесе подробнее см.: Documentas para la Historia de Venezuela. P. XLVI-XLVIII.
42. O’Leary D. F. Op. cit., v. 27. Р. 166.
43. Ibid. Р. 192.
44. Salmoral M. L. Op. cit. P. 96-98.
45. Ibid. P. 98; Линч Дж. Указ. соч. С. 220.
46. O’Leary D. F. Op. cit., v. 27. P. 309-311.
47. Contestaciön de un Americano meridional a un Caballero de esta Isla // Anto- logia Documental de Venezuela. P. 231-246.
48. Ibid. P. 240-241.
49. См: Documentas para la Historia de Venezuela. P. LXXII-LXXIII.
50. Лаврецкий И. Указ соч. С. 79.
51. Цит. по: Шульговский А. Ф. Боливар - идеолог и руководитель борьбы за независимость в Латинской Америке // Подвиг Симона Боливара. - М.: ИЛА РАН, 1982. - С. 33.
52. O’Leary D. F. Op. cit., v. 27. Р. 397, 422, 428.
53. Ibid. Р. 420.
54. Discurso pronunciado por el Libertador ante el Congreso de Angostura el 15 de febrero de 1819, dia de su instalaciön // Antologia Documental de Venezue­la. P. 253.
55. Ibid. P. 262.
56. Ibid. P. 256.
57. Ibid. P. 259.
57. Линч Дж. Указ. соч. С. 227.
59. Uslar Pietri J. Op. cit. P. 106-107.
60. Ильина Н. Г. Боливар и национально-освободительное движение в Ко­лумбии // Подвиг Симона Боливара. С. 120.
61. Томас А. Б. История Латинской Америки. - М.: Иностранная литерату­ра, 1962. - С. 210-211.
62. Palacios M., Safford F. Colombia: pais fragmentada, sociedad dividida, su historia. - Bogota: 2002. - P. 220.
63. См.: Santos Molano E. Documentos para entender la historia de Colombia. - Bogota: 2000. - P. 158-160.
64. O’Leary D. F. Op. cit., v. 28. P. 93.
65. Цит. по: Palacios M., Safford F. Op. cit. P. 223.
66. O’Leary D. F. Op. cit., v. 28. P. 98, 196.
67. Цит. по: Линч Дж. Указ. соч. С. 260.
68. В Новой Гранаде рабство было отменено лишь в 1850 г., в Венесуэле - в 1854 г.
69. Линч Дж. Указ. соч. С. 235.
70 Palacios M., Safford F. Op. cit. P. 252-253.
71. Любопытно, что известный аргентинский либерал и борец против дик­татуры Х. Б. Альберди в середине XIX в. восторгался высказыванием С. Боливара: «Новые государства Америки, прежде испанской, нуждаются в королях под именем президентов». См.: Казаков В. П. Радикалы в истории Аргентины. - М.:НАУКА, 2008. - С. 76.
72. Это сравнение в основном имело негативный смысл, но иногда могло быть и в пользу Боливара. Примером является упоминавшаяся работа Х. В. Гонсалеса. См.: Gonzalez J. V. Seleccion historica. P. 145-151.
73. O’Leary D. F. Op. cit., v. 28. P. 96.
74. Ibid., v. 27. P. 82.
75. Цит. по: Navarro N. E. Prologo del Monsenor Nicolas E. Navarro // O’Leary D. F. Op. cit., v. 1. P. 139.
76. Цит. по: Шульговский А. Ф. Указ. соч. С. 19.
77. Щелчков А. А. Либеральная революция и «Плебейская республика в Колумбии, 1849-1854 гг. - М.:ИВИ РАН, 2012. - С. 48.
78. Palacios M., Safford F. Op. cit. P. 265.
79. См.: Testamento del Libertador // Antologia Documental de Venezuela. P. 318-320.
80. Линч Дж. Указ. соч. С. 222.

Латиноамериканский альманах, № 13, 2013, С. 32-59.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас