Saygo

А.П. Богданов. Федор Алексеевич

2 сообщения в этой теме

Вечером 29 января 1676 г. скончался царь Алексей Михайлович. Когда умирающий государь исповедовался и причащался из рук патриарха Иоакима, придворное ведомство клана Хитрово уже приготовило царское облачение на его старшего 15-летнего сына Федора. Тело отца еще не успело остыть, как Федор Алексеевич был приведен в Грановитую палату, обряжен в царское облачение и усажен на принесенный из казны парадный трон. Весь вечер, всю ночь и утро в царском дворце присягали новому государю придворные, духовенство, офицеры и приказные, дворцовые служители и выборные дворяне. Затем церемония присяги переместилась из дворца на площади Кремля, приходские церкви города и стрелецких слобод; крестоцеловальные грамоты рассылались по всей стране до 10 февраля. Слабый здоровьем Федор из-за того, что у него опухли ноги, 30 января, на похоронах отца, был принесен из дворца в Архангельский собор Кремля на носилках{1}.

Сомнений в наследовании трона именно им не могло быть: еще 1 сентября 1674 г. он стал торжественно "объявленным" преемником отца. Пожалования дворянству и разосланная по сему случаю объявительная грамота подтверждали волю Алексея Михайловича на этот счет{2}. Но даже присяга Федору Алексеевичу не внесла должного успокоения в умы. Поползли слухи, что первый боярин А. С. Матвеев пытался возвести на престол малолетнего царевича Петра Алексеевича (при котором мог стать регентом), и убеждал умирающего царя и бояр, что Федор болен так, что даже "мало надежд на его жизнь", а второй сын царя, Иван, тоже не способен править.

Действительно, состояние здоровья Федора вызывало беспокойство. Тетки и сестры его по матери (Милославской) безвыходно находились у постели нового царя. Они питали недоверие к Аптекарскому приказу, возглавлявшемуся Матвеевым. Уже 1 февраля 1676 г. он был удален от должности. Его сменил представитель высшей родовой знати боярин Н. И. Одоевский. Через неделю он созвал шесть ведущих медиков. Обследование Федора и изучение анализов показали, что "ево государская болезнь не от внешняго случая и ни от какой порчи, но от его царского величества природы (...), та де цынга была отца его государева... в персоне". Хроническая болезнь дает сезонные обострения, заявили лекари, которые можно преодолеть с помощью внутренних и внешних укрепляющих средств, "сухой ванны", мазей на царские "ношки", а полное излечение возможно "только исподволь, а не скорым времянем"{3}.

Федору исполнился год, когда дядьки, взял его из рук мамок, посадили на игрушечного деревянного коня (он стоял в хоромах царевича по крайней мере до 11 лет){4}. С детства страсть к лошадям вошла в его кровь. Вступив на престол, он сменил руководство Конюшенным приказом, приблизив конюшего И. Т. Кондырева с его родней, коннозаводчика В. Д. Долгорукова; выписывал жеребцов из Западной Европы и не стеснялся даже выменивать коней у иноземных послов!{5} "Как отец сего государя, - писал В. Н. Татищев, - великой был [охотник] до ловель зверей и птиц, так сей государь до лошадей был великой охотник. И не токмо предорогих и дивных лошадей в своей конюшне содержал, розным поступкам оных обучал и великие заводы конские по удобным местам завел, но и шляхетство к тому возбуждал". Федор, "будучи на тринадцатом году, однажды собирался в пригороды прогуливаться с своими тетками и сестрами в санях. Им подведена была ретивая лошадь: Федор сел на нее, хотя быть возницею у своих теток и сестер. На сани насело их так много, что лошадь не могла тронуться с места, но скакала на дыбы, сшибла с себя седока и сбила его под сани. Тут сани всею своею тяжестью проехали по спине лежащего на земле Федора и измяли у него грудь, от чего он и теперь (в 1676 г. - А. Б.) чувствует беспрерывную боль в груди и спине"{6}.

Поездки по Подмосковью верхом царь практиковал постоянно, исключая моменты приступов цинги. Не забывал он и увлечение отца, проявляя большую заботу о расширении числа и улучшении породы ловчих птиц, которых доставляли даже из Сибири; причем следил за сохранением поголовья соколов, кречетов и т. п. в местах обитания{7}. Наряду с лошадьми с раннего детства Федор увлекался стрельбой из лука. Для царевича и 14-17 его товарищей-стольников изготовлялись десятки луков разных типов и многие сотни стрел нескольких разновидностей, мишени для комнатной и полевой стрельбы, с подставками и "в лет".

После воцарения Федор Алексеевич не отказался от любимой игры. 7 июня 1677 г. он "в походе за Ваганьковом изволил тешиться на поле и указал из луков стрелять спальникам". Игра продолжалась 8 июня, "июня 10 в селе Покровском", "июня 15 в Преображенском в роще"; "июня 21 в Соловецкой пустыне [царь] изволил тешиться... из луков стрелять". Стрельба смыкалась с военными играми, вроде перестрелки через Крымский брод на Москве-реке. С малолетства шахматы, свайки, мячики и другие игрушки откладывались царевичем и его товарищами ради оружия: шпаг и тесаков, пистолетов и ружей, булав, копий, алебард, медных пушечек, а также знамен и барабанов, литавр и набатов{8}. Будучи уже царем, Федор Алексеевич распорядился об оборудовании Потешной площадки при комнатах своего младшего брата и крестника Петра: с военным шатром, воеводской избой, пехотными рогатками, пушками и прочим воинским снаряжением.

Строительство было еще одной страстью Федора Алексеевича. Записи о его распоряжениях с апреля 1681 г. по апрель 1682 г. содержат указы о строительстве 55 объектов в Москве и дворцовых селах, каждому из которых он дал архитектурную характеристику "против чертежа", время от времени меняя детали проектов. Указы о работах на новых объектах отдавались 7 - 9 раз в месяц. С весны 1676 по весну 1681 г. в Москву неоднократно вызывались каменщики и кирпичники из других районов{9}. Кремлевский дворец, включая хоромы членов царской семьи и дворцовые церкви, мастерские палаты (начиная с Оружейной), здания приказов - все было перестроено и возведено вновь в царствование Федора Алексеевича, соединено галереями, переходами и крыльцами, по-новому изукрашено. Пятиглавые каменные храмы на Пресне и в Котельниках, колокольня в Измайлове, два каменных корпуса под Академию на Никольской и еще десятки каменных зданий были сооружены его попечением.

При хоромах заводили сады, кроме общего для обитателей царского "Верха" сада у Золотой палаты и висячего Набережного сада со 109 окнами по фасаду. Устраивая общую систему канализации Кремля, царь распорядился сделать в саду проточный пруд и запустить туда потешный кораблик. Затем был сооружен еще один висячий сад с прудом, водовзводной башней и беседкой. "Новый деревянный Верхний сад" при своем дворце Федор приказал украсить колоннами, решетками, живописью{10}. Строительство нового дворца было затеяно царем вопреки воле большинства его советников, предпочитавших выселить из хором, окна в окна примыкавших к старому дворцу, вдовую царицу Наталью Кирилловну с ее сыном Петром.

Несмотря на конфликт между сторонниками Милославских и Нарышкиных юный царь с неожиданным упорством противостоял течению, не давая в обиду ни маленького брата, ни его мать, - за свой характер получившую от врагов прозвище "медведицы". Между тем ухаживавшие за больным царем его любимые тетки и сестры, оскорбленные второй женитьбой Алексей Михайловича и поведением мачехи (позволявшей себе появляться с открытым лицом перед народом, заведшей театр, танцы и прочие "безобразия") конечно, требовали удалить Наталью Кирилловну и ее сына от двора.

Любимая мамка, нянчившая Федора с младенчества, боярыня А. П. Хитрово, которой он позже доверил попечение над своей молодой женой{11}, обвиняла перед своим воспитанником в страшных преступлениях и Матвеева, и Нарышкиных, - а ведь царь знал о ее безусловной преданности. Дядька Федора, Иван Хитрово, сын главы дворцового ведомства боярина Богдана Матвеевича, воспитавший царевича и оставшийся одним из доверенных лиц царя, поддерживал требования своей родственницы, как и многие другие придворные.

Хитрово и виднейшие политические деятели князья Долгоруковы сразу по воцарении Федора решили поделить власть с Милославскими, высланными в конце царствования Алексея на воеводства, а ныне спешно вызванными в Москву{12}. Они, очевидно, не сомневались в падении Матвеева и Нарышкиных. Однако Матвеев, который поначалу, как отметили голландские послы, попросту плакал, 31 января неожиданно дал иностранцам твердые гарантии, что политика России не меняется и для него лично "при дворе и теперь все останется по прежнему": "все те же господа останутся у власти, кроме разве того, что ввиду малолетства его царского величества четверо знатнейших бояр будут управлять наряду с ним"{13}.

По мнению иностранцев, имелись в виду Б. М. Хитрово, Ю. А. Долгоруков, Н. И. Одоевский и А. С. Матвеев. Зная о соглашении за спиной последнего, четвертым следует назвать И. М. Милославского, встречать которого при возвращении в Москву с воеводства выехал чуть не весь царский двор. Подразумевалось, что система управления останется той же, что при Алексее Михайловиче, когда Боярская дума (около 70 человек, в том числе 23 - 25 бояр, из которых многие находились в армии и городах вне столицы) выдвигала наиболее активных бояр, пользовавшихся доверием государя, который руководил страной с помощью фаворита и контролировал администрацию через Приказ тайных дел.

Но при Федоре все пошло иначе: обвальной перемены в верхах не произошло, вместо регентского совета стала постоянно заседать вся Дума, а Приказ тайных дел царь упразднил{14}. Матвеев и Нарышкины оставались на своих местах. Отец ненавистной для окружения Федора мачехи, боярин К. П. Нарышкин, продолжал руководить важнейшими финансовыми приказами - Большой казны и Большого прихода - до 17 октября 1676 года. В "Истории о невинном заточении" боярина Матвеева подробно рассказывается, что лишь ценой чрезвычайных усилий придворных и с привлечением обиженных им иностранцев удалось убедить царя сместить главу дипломатического ведомства и в июле 1676 г. удалить его от двора на воеводство.

Понадобились новые клеветы, чтобы в июне 1677 г. царь согласился заменить недоверие к Матвееву его ссылкой, причем самым главным обвинением против него стало, видимо, незаконное его обогащение. В том же 1677 г. братья царицы-мачехи Иван и Афанасий Нарышкины по обвинению в подготовке убийства Федора Алексеевича были приговорены боярами к смерти, но царь заменил казнь ссылкой. В связи с этим появился было указ от 26 октября 1677 г. о строительстве для Натальи Кирилловны и царевича Петра новых хором в отдаленном углу дворцового комплекса. Но обращение маленького брата к царю и на этот раз сорвало планы сторонников Милославских: Федор Алексеевич запретил приближенным даже упоминать при нем о переселении мачехи и к 1679 г. сам переехал в новые хоромы{15}.

В свете этих фактов спорны утверждения историков XVIII и XIX вв., что юный царь, "хилаго телосложения, слабаго здоровья", "совершенно болезненный человек", имел власть "лишь номинально", что "от имени семнадцатилетнего, слабаго и больнаго Феодора" правили другие лица. Основа этой версии была зафиксирована еще в труде английского историка Крюлля, опиравшегося на сообщение одного из участников петровского Великого посольства{16}. Позиция, надолго завоевавшая господство в общественном сознании, была сформулирована в летописи конца 1730-х годов. Н. П. Крекшин в первой и И. И. Голиков во второй половине XVIII столетия расхваливали любовь и заботу Федора по отношению к Петру и его семье, но реальным правителем называли боярина И. М. Языкова{17}. В XIX в. Н. Г. Устрялов счел главным действующим лицом И. М. Милославского, который "при содействии дядек и нянек юнаго Федора" воздействовал на "больнаго, хилаго" царя. П. К. Щебальский прибавил к числу руководителей Федора царевен, среди которых выделялась Софья, и князя В. В. Голицына. По М. П. Погодину, реальными правителями государства были Милославские, затем И. М. Языков и братья Лихачевы при поддержке кланов Хитрово и Долгоруковых{18}.

С. М. Соловьев, открывая главой о царствовании Федора Алексеевича повествование о Новой истории России, постарался отделить его преобразования от деяний Петра I. "От слабаго и болезненнаго Федора, - поспешил уверить великий историк, - нельзя было ожидать сильного личного участия в тех преобразованиях, которые стояли на очереди, в которых более всего нуждалась Россия, он не мог создать новое войско и водить его к победам, строить флот, крепости, рыть каналы, и все торопить личным содействием; Федор был преобразователем, во сколько он мог быть им, оставаясь в четырех стенах своей комнаты и спальни"{19}. Н. И. Костомаров и Д. И. Иловайский, развивая наблюдения Соловьева о преобразованиях царствования Федора Алексеевича, не рискнули поднять вопрос о личном участии государя в реформах{20}.

Обратимся к парсуне, написанной на столпе Архангельского собора, слева от гробницы Федора Алексеевича. Именно она воспроизведена царским живописцем Богданом Салтановым в работе маслом. Вот основные положения текста в клеймах вокруг портрета. Юный государь был "одарен постоянством царским", благочестием, "долготерпением и милосердием дивным", воистину "сей бе престол мудрости, совета сокровище, царских и гражданских устоев охранение и укрепление, прением решение, царству Российскому утверждение". Он стремился к умножению благополучия народа - "и во всем его царском житии не обреташеся таковое время, в нем же бы ему всему православию памяти достойного и церкви любезного дела не соделати".

Федор Алексеевич был страшен неприятелям России, счастлив в победах, "народу любезен". Он принес стране мир, вывел множество людей "ис тьмы магометанства и идолопоклонства", освободил православные села и деревни из мусульманского подданства, выкупил "многое число" людей из плена, "пречудно" украсил церкви. Он постоянно помышлял об обучении "российского народа" наукам, определил для устройства университета Заиконоспасский монастырь в Китай-городе и написал для него "чудную и весьма похвалы достойную свою царскую утвердительную грамоту". Он построил каменные дома для убогих и нищих на казенном коште "и оных

упокояще многия тысящи". Федор Алексеевич простил народу недоимки и облегчил налоги. Он отменил местничество; "преизрядно обновил" царский дворец, Кремль и Китай-город; ввел новое платье. Государь еще многое совершил и планировал совершить "полезного и народу потребного", но скончался{21}.

Надпись, сделанная при царевне Софье, подтверждается документами - прежде всего именными указами Федора Алексеевича, рукописями проектов и т. п. Разумеется, Софья хотела похвалить единокровного брата, но те же оценки воспроизвели в 1680-х годах летописцы их противника патриарха Иоакима, в том числе его приближенный, иеромонах (позднее казначей) Чудова монастыря Боголеп Адамов. Уже после падения Софьи, при патриархе Адриане, высоко оценил деятельность Федора патриарший казначей Тихон Макарьевский, а другой патриарший летописец даже уподобил Федора Соломону{22}.

В "Созерцании кратком" Сильвестра Медведева подробно рассмотрены реформы последнего года царствования Федора и подчеркнуто его участие даже в работе мастеров и художников{23}. Медведев сотрудничал с весьма уважавшим его царем Федором и, конечно, может быть обвинен в пристрастии. Но высокую оценку личности Федора как преобразователя зафиксировал в 1687 г. магистр юриспруденции Г. А. Шлейссингер, а в конце XVIII в. ее подтвердили финско-шведский историк Х. Г. Портан, французские ученые М. Левек и Н. ле Клерк{24}.

Отечественные же ученые, такие, как В. Н. Татищев и Г. Ф. Миллер, пытавшиеся взглянуть на деяния Федора по возможности объективно, писали "в стол" (сочинение первого издано лишь в 1966 г., второго - не опубликовано до сих пор){25}. Только митрополит Платон в 1805 г. осмелился намекнуть, что "просвещение и поправление" Федора было предпочтительнее петровского{26}.

В отличие от значительной части царствования Алексея Михайловича (1645 - 1676 гг.), правлений царевны Софьи (1682 - 1689 гг.) и царицы Натальи Кирилловны (1689 - 1694 гг.), при Федоре Алексеевиче не было "первого министра". Посольский приказ, обычно таковому поручавшийся, ведали дьяки, а должность "канцлера" занимал невеликий администратор Д. М. Башмаков. Отказавшись передавать государственные печати первому министру, и до, и после Федора Алексеевича как бы представлявшему царя в правительстве, он с начала царствования склонен был подчеркивать значение самих печатей (N 665, 801){27}. В управлении приказами прослеживаются изменения, которые можно оценить как элементы фаворитизма. Милославский в погоне за властью шаг за шагом объединил в своих руках к началу 1679 г. десять приказов, но в том же году семь из них потерял, а к концу 1680 г. сохранил лишь один, хотя был вхож во дворец, заседал в Думе и время от времени получал от царя лестные поручения (например, объявлял указы).

Клан Хитрово, еще при Алексее Михайловиче державший в своих руках чуть не все дворцовое ведомство (шесть приказов), после смерти своего главы Богдана Матвеевича 27 марта 1680 г. утратил монополию, хотя остался влиятельным благодаря царскому дядьке Ивану Богдановичу, никогда, впрочем, не претендовавшему на лавры политика. К концу царствования только Долгоруковы контролировали семь приказов, что было связано с военно-административной реформой (с конца 1680 г.). Крупнейшие государственные деятели Одоевские ведали всего двумя приказами, а Голицыны - одним (да и то недолго).

Центр тяжести государственных решений переместился в Думу, о чем Федор Алексеевич заявил уже на третий день царствования в именном указе: "Бояром, окольничим и думным людям съезжаться в Верх в первом часу (т. е. с рассветом) и сидеть за делы" (N 621). Сам он вскоре присоединился к боярам, причем для ускорения работы часть дел рассматривал лично. На 15-й день царствования он повелел решать дела всех подвергнутых предварительному заключению в Разбойном приказе без промедления "и колодников свобождать без всякого задержанья", а дела, которые судьи не могут решить быстро, докладывать ему самому (N 626). Борьбой против бесконечного предварительного следствия и тюремного мучительства царь занимался и позднее (NN 669, 691, 815, 845){28}.

"Головой" государства был царь и его "синклит" (совет), укреплением которого он и занялся. За свое краткое царствование Федор довел число думцев с 66 до 99; при этом число думных дьяков стабилизировалось, думных дворян даже сократилось, окольничих хоть и выросло с 13 до 26, но осталось в пределах их численности при его отце. Небывалый рост состава Думы произошел за счет бояр - главных и равноправных (как считалось) заседателей высшего коллегиального государственного учреждения. В 1676 г. Дума насчитывала 23 боярина, а в 1681 г. - 44 (при Алексее никогда не было больше 32; а бывало и всего 14){29}. Особенностью царствования Федора было почти полное отсутствие "праздничных" пожалований чинов (в связи с коронацией, женитьбой, рождением сына и т. п.), когда они раздавались в основном родственникам и фаворитам. Боярство жаловали соответственно знатности рода, военным заслугам, роли в дворцовом управлении и лишь в последнюю очередь - благодаря личной близости к государю.

Отсутствие ярко выраженного преобладания в Думе какой-либо группировки способствовало значительному смягчению придворной борьбы и увеличению продуктивности ее заседаний. Законодательство (особенно близкое родовому дворянству поместно-вотчинное) энергично совершенствовалось. Царь и Дума неоднократно утверждали серии из десятков новых статей к Уложению 1649 года (NN 633, 634, 644, 700, 814, 860). Эти обширные дополнения и еще более 70 отдельных указов укрепляли и расширяли земле - и душевладение служилых дворян, оберегали родовую собственность, сближали поместья с вотчинами и увеличивали вторые за счет первых. Дворянство ограждалось от притока лиц из податных сословий, а крестьяне сближались с дворовыми и холопами{30}.

Дополнительные статьи к Уложению по вопросам судопроизводства Федор утвердил сам, на основе справки из Судного приказа, но без Думы{31}, а поместно-вотчинные узаконения в некоторых случаях вводились в действие без царя, боярским приговором (NN 682, 686, 687). Вместо "государь указал и бояре приговорили" в таких случаях писали "по указу великого государя бояре приговорили", т. е. фиксировали передачу полномочий государя Думе. Еще дальше этот процесс зашел в области административной практики. 4 августа 1676 г. царь утвердил порядок обсуждения в Думе дел по докладам из приказов (N 656). Но его собственные отлучки из столицы, особенно частые в теплое время года, не позволяли Думе непрерывно заседать в полном составе. В этом случае в Москве "для дел" оставлялась думская комиссия. По традиции, назначение в ее состав считалось почетным, и царь не мог отказать в нем представителям родовой знати, ссылавшимся "на старину". Записи в дворцовых разрядах с сентября по декабрь 1676 г. и с марта 1678 г. по октябрь 1680 г. показывают, что из 18 оставшихся "в царево место" бояр 11 назначались от 1 до 3 раз, а 5 - от 6 до 7 раз.

Конечно, стабильность управления обеспечивали профессионалы, ведавшие делопроизводством: печатник Башмаков и думный разрядный дьяк В. Г. Семенов. Но это были полумеры, и постепенно Федор Алексеевич ввел постоянную должность председателя боярской комиссии (Я. Н. Одоевский) и его заместителя (А. А. Голицын): первый оставался в Москве 16, второй - 12 раз{32}. Логичным завершением этого процесса стало превращение комиссии Боярской думы в Расправную палату, которая по месту заседаний называлась также Золотой. 18 октября 1680 г. царь именным указом повелел: "Бояром, и окольничим, и думным людем сидеть в Палате, и слушать изо всех приказов спорных дел, и челобитныя принимать, и его великаго государя указ по тем делам и по челобитным чинить по его великаго государя указу и по Уложению" (N 838). 12 августа 1681 г. Федор Алексеевич указал чиновникам, "которые сидят у росправных дел в Золотой палате.., как учнут дела чьи, или свойственников их слушать - и тем в то время из палаты выходить" (N 885).

"Серьезную перестройку с целью упрощения и дальнейшей централизации" отметил при Федоре знаток истории приказов. Общее их количество сократилось с 43 до 38, зато штат подьячих вырос. При Алексее (в 1664 г.) в 43 приказах работал 771 человек, при Федоре в 1677 г. на то же число учреждений приходилось 1477 подьячих, а в конце его царствования в 38 приказах их было 1702. Крупнейшие ведомства насчитывали более 400 сотрудников, средние - 70 - 90, мелкие - 30 - 50. Количество судей сократилось с 43 до 31, дьяков осталось столько же (приказных - 128 - 129){33}.

Именными указами Федор Алексеевич установил единое время работы центральных ведомств, от бояр-судей до подьячих: пять часов с рассвета и пять часов перед закатом (согласно русскому счету времени, NN 777, 839). В 1677 г. он повысил статус управляющего дьяками Разрядного приказа: всюду, кроме учреждений, возглавляемых боярами и окольничими, они посылали не памяти, а указы (N 677) Коллегиальность управления приказами была ограничена: с 1680 г. имена "товарищей" главного судьи было в бумагах писать не велено (N 820). Наконец, с 1680 г. Федор Алексеевич провел ревизию центральных ведомств (N 842), а в следующем году указал им представить генеральную справку о совершенствовании законов (N 900).

При упразднении Монастырского приказа в 1677 г. царь повелел, чтобы финансовые его дела попали в специализированную на них Новую четверть. В 1680 г. разбросанные по разным приказам финансовые дела были объединены в Большой казне, а поместно-вотчинные сконцентрированы в Поместном приказе. 7 ноября 1680 г. Федор Алексеевич объединил управление военными приказами - Разрядным, Рейтарским и Иноземным (он ведал солдатами) в руках известного военачальника князя Ю. А. Долгорукова, а 12 ноября последовал именной указ о военно-административной реформе: все приказы, кроме названных и Стрелецкого (также управлявшегося Долгоруковым), теряли военные функции; лишь в ведении Сибирского и Казанского приказов оставлялись местные войска, но и они входили в округа, образованные по военно-окружной реформе{34}.

Ее проведение было вызвано войной, которая долго связывала Федора Алексеевича в деле преобразований. Она была объявлена Алексеем Михайловичем Турции и Крымскому ханству еще в конце 1672 г. согласно обязательствам, данным Речи Посполитой в союзном договоре, заключенном весной того же года. Исходивший из идеи оборонительного союза славянских и вообще христианских государств против османско-крымской агрессии в Европе, царь просчитался. Польша, на помощь которой устремилась Россия, после разгрома под Каменцом-Подольским заключила с турками сепаратный мир, и хотя ее удалось в конечном счете заставить разорвать Бучачский договор (по нему султану был уступлен даже Киев!), оставалась союзником ненадежным.

С 1673 г. боевые действия развернулись от Днестра до Азова. Султан лично командовал наступлением на Правобережной Украине, где его форпостом был Чигирин с гетманом П. Г. Дорошенко. Крымский хан ломился через укрепленную границу России. В свою очередь русские полки пробили выход в Азовское море, в которое впервые вышел под командой Г. И. Косагова построенный на воронежских верфях флот, и совершали вместе с казаками налеты на Крым{35}. В октябре 1676 г. обнаружился провал курса Матвеева. Польский король Ян Собеский заключил с турками сепаратный Журавинский мир, уступив им Украину и пообещав военную помощь против России.

Но 4 мая 1676 г. князь В. В. Голицын, первым в новом царствовании пожалованный боярством, с чрезвычайными полномочиями выехал на Украину. И уже 17 октября перед боярами были брошены гетманские клейноты Правобережной Украины вместе с турецким бунчуком и знаменами, взятыми в Чигирине. Когда летом 1677 г. армия Ибрагим-паши подошла к Чигирину, крепость была укреплена инженерами-полковниками Николаем фон Заленом и Яковом фон Фростеном и оборонялась регулярными частями (помимо казачьих полков){36}. Генерал-майор Трауэрнихт вполне справился с обороной города, армия под командованием князя Г. Г. Ромодановского продемонстрировала превосходство оружия и выучки солдат, стрельцов, рейтар, копейщиков и артиллеристов. Отступление Ибрагим-паши от Чигирина превратилось с бегство.

В сентябре 1677 г. Федор Алексеевич мог заняться награждением участников похода новыми землями (NN 640, 671, 736, 739, 743, 776, 793), заботой о раненых (N 732), обеспечением льгот участникам военных действий (NN 680, 710, 733, 760, 783, 794) и т. п. Он лично следил за ходом укрепления Киева и Чигирина, который отстраивал воевода И. И. Ржевский, получил подробный план и описание новых укреплений{37}. В то же время, еще не получив доклада о Чигиринской кампании 1677 г., царь свернул азовский театр военных действий. Русские войска и флот ушли вверх по Дону, заключив с турецкими властями перемирие и разменяв пленных{38}. Знаток польских дел В. М. Тяпкин был отправлен на Украину для консультаций относительно разрушения Чигирина, ставшего яблоком раздора между Россией, Турцией, Крымом и Речью Посполитой. Федор Алексеевич отправил посольство в Стамбул и к апрелю 1678 г. убедился, что только сравняв Чигирин с землей, стороны получат шанс на выход из войны. В результате он дал тайный указ разрушить город{39}. Летом того же года после упорной обороны ("чигиринское сидение") город был уничтожен войсками под командованием великого визиря Кара-Мустафы. После падения Чигирина часть Правобережья была взята турками и татарами, часть перешла на их сторону добровольно. Войскам гетмана Самойловича пришлось согнать население на левый берег Днепра и выжечь оставшиеся города, села и деревни Правобережья{40}.

После решения проблемы Чигирина, с осени 1678 г., Федор Алексеевич, изучив составленную по его повелению справку о "даточных людях" (рекрутах из крестьян){41}, занялся сбором их с дворянских владений (с 25 дворов по человеку) и денег на их содержание с церковных земель и городского населения (по рублю с двора). Мобилизации 1678 - 1681 гг. (только в 1678 г. их было проведено четыре) увеличили в армии удельный вес солдатских полков, ударной частью которых были "выборные" (гвардейские) полки. Московские стрельцы, также хорошо показавшие себя в боях и также превратившиеся в своего рода гвардию, были переформированы в тысячные полки и получили общеармейские звания (головы стали полковниками, полуголовы - подполковниками, сотники - капитанами; N 819).

Федор Алексеевич действовал в интересах дворянства, отменив указ отца о невыдаче беглых, записавшихся в ратную службу; одновременно он провел в 1678 и 1680 - 1681 гг. массовые сыски беглых "даточных"{42}. Дворянство должно было давать рекрутов и нести военную службу. 15 января 1679 г. последовал именной указ о записи дворян в полковую службу, уклонившимся пригрозили, что они вообще не получат чинов (N 747), а 17 марта бояре приговорили, что поместья будут оставляться за дворянами, только если они или их дети состоят в службе (N 754). "Полковой" (действительной) считалась только служба в регулярных полках пограничных разрядов: Белгородского, Севского, Смоленского, Новгородского, Казанского, Тобольского, Томского, Енисейского и новосозданного Тамбовского. В 1679 г. царь ввел во всех городах, входивших в разряды (округа) воеводское и местное приказное управление, придал командующим округами статус разрядных воевод, а окружным приказным избам - разрядных приказных изб, т. е. на места перешла часть функций Разрядного приказа.

В представленной царю "Росписи перечневой ратным людям, которые 1680 году росписаны в полки по розрядом" (без Сибири) значилось 61288 солдат в 41 полку, 20048 стрельцов в 21 полку, 30472 рейтара и копейщика в 26 полках (с драгунами - 43908) и 14865 казаков в 4 полках. Последним бастионом старой дворянской армии остался Государев двор и приписанные к нему "выборные дворяне" из городовой службы. Несмотря на повеление Федора Алексеевича московским дворянам и жильцам, записанным в эти чины с 1670 - 1671 гг., нести военную службу с прежними их "городами", даже часть Государева двора не попала по реформе 1679 г. в "регулярство" (N 683). В "Росписи" 1680 г. оказалось 16097 дворян сотенной службы в сопровождении 11830 военных холопов, которые могли быть использованы разве что на парадах (довольно частых по случаю приема послов).

Федор Алексеевич намеревался унифицировать системы чинов и ликвидировать дворянское ополчение. Первое ему не удалось: были лишь унифицированы оклады дипломатов по званиям, без различия придворных чинов (N 715) и введена система наместнических титулов для послов и командующих армиями{43}. Проект же общей чиновной реформы на основе наместнических титулов встретил сопротивление, возглавленное патриархом Иоакимом. Подготовленный во второй половине 1681 г. "табель о рангах" из 35 степеней сводил воедино иерархии чинов Государева двора, военных округов, высшего гражданского аппарата и дворцовых должностей{44}. Смерть царя не позволила преодолеть сопротивление проекту, хотя системе службы прежнего Государева двора и был нанесен тяжелый удар. "Для ратных и земских дел" созывались опытные военные и представители дворянства с мест, которые предложили заставить представителей всех фамилий Государева двора служить "полковую службу по прежнему", но с общеармейскими званиями, не в сотнях, а в ротах во главе с ротмистрами и поручиками, со сведением их в полки.

Представители самых захудалых родов московского дворянства не желали попасть в командиры, которыми не служат аристократы, опасаясь "понизиться" в системе местнических счетов. Поэтому выборные просили государя обещать, что в ротмистры и поручики будут записываться представители всех без исключения родов, и чтобы "никому ни с кем впредь розрядом и месты не считаться и розрядные случаи отставить и искоренить". Хотя местничество, то есть споры из-за старшинства на основе примеров службы предков и родичей, очень часто отменялось для отдельных походов или церемоний еще царями Михаилом и Алексеем, а Федором запрещалось чуть ли не во всех случаях, боязнь "утянуть" свой род в местнических счетах у дворянства была довольно сильна.

Под предлогом военного усовершенствования и искоренения "недружбы" между христианами царь с патриархом, освященным собором и Боярской думой 12 января 1682 г. удовлетворил просьбу выборных и отменил местничество навечно; разрядные местнические книги были тут же сожжены, а Соборное деяние подписано всеми участниками мероприятия{45}. Это торжество было практически не замечено современниками, в отличие от решения того же собора о кодификации дворянских родословий. Согласно Медведеву, царь произнес на соборе речь в том духе, что честь и чины должны даваться людям по разуму и заслугам - и в то же время все должны занимать в обществе свои места, как органы единого тела: бояре думать о славе и процветании государства, воеводы - бить врагов, воины - служить, земледельцы - платить оброк... Государь волен жаловать новых людей в боярство, не унижая ни их, ни старые роды; родовитый же человек, погубивший "благородие" "за скудость ума или коею неправдою", не может этим "низить" свой род: родственники не отвечают за преступление одного.

В Соборном деянии указано, что царь обещал дворянству кодифицировать их родословные в пяти книгах по степеням знатности. Согласно новому "разряду без мест" между 5 и 15 февраля 1682 г. во исполнение этого обещания была создана Гербалная палата (позже известная под названием Палата родословных дел): ее работа, развернутая уже при царевне Софье, вызвала настоящий ажиотаж среди дворян{46}. Свято исповедуя родовой принцип, Федор Алексеевич и его Дума реализовали его и в постановлениях о службе (NN 631, 684), и в особенности в поместно-вотчинном законодательстве.

По переписи 1678 г. дворцовые владения царя составляли 88 тыс. крестьянских дворов, тогда как бояре, окольничие и думные дворяне все вместе владели 45 тыс. дворов, церковные владения составляли более 116 тыс. дворов. У патриарха было более 7 тыс. дворов, тогда как самый богатый боярин имел их 4,6 тысячи, а бояре в среднем - 830 (окольничие - 230, думные дворяне - 150){47}. В результате смотров 1677 - 1679 гг. выяснилось, что на одного дворянина и сына боярского в южнорусских городах в среднем приходится меньше одного тяглого двора.

Земельный голод являлся серьезной угрозой дворянству и фактором социальной нестабильности. Поэтому армия усиленно использовалась для удовлетворения земельного голода дворянства путем ограждения территорий в Диком поле. Ее силами южнее Белгородской укрепленной линии в Диком поле была построена Изюмская черта: сотни километров фортификационных сооружений. Она поддерживалась десятками крепостей, самую южную из которых - г. Изюм - генерал Г. И. Косагов завершил строительством в 1684году. Граница России отодвинулась на 150 - 200 км к югу, совершенно безопасными стали 30 тыс. кв. км плодородных земель{48}. Идея новой засечной черты возникла в июне 1678 г. после доклада царю о развале старых засек: Тульской, Веневской, Каширской, Рязанской и т. п. На месте лесных завалов, деревянных стен и валов раскинулись пашни и сенокосные угодья после того, как в 1640-х годах они оказались в далеком тылу Белгородской и Сызранской укрепленных линий, протянувшихся от Ахтырки до Симбирска{49}. Поэтому, когда Разрядный приказ доложил о необходимости заделать пролом в Белгородской черте, проделанный ханом Селим-Гиреем, царь задумал построить новый участок черты по большой дуге к югу, а когда в 1680 г. Косагов развил этот план, поддержал его проект{50}.

Умение подобрать, возвысить ив нужный момент поддержать нужных людей, отмеченное у Федора Алексеевича еще Миллером (он утверждал, что Федор выдвинул значительную часть будущих сотрудников Петра I), хорошо почувствовало дворянство, вознаграждаемое землями в Диком поле. Раздачу земель на юго-западном рубеже Федор Алексеевич начал, по просьбе дворян, указом от 3 марта 1676 г. (N 632) и продолжал по нарастающей (NN 658, 682, 690 и сл.), сочетая с раздачей почти 14 тыс. крестьянских дворов из дворцовых земель (в частности, в пределах Белгородского разряда). Только В. В. Голицын как доверенное лицо государя на южном рубеже получил более 2 тыс. дворов, став одним из богатейших землевладельцев страны (в 1678 г. весь его род имел лишь 3,5 тыс. дворов).

Когда крепостные решили, что с построением Изюмской черты "велено им, крестьяном дать свобода, и выходить им из-за помещиков своих и вотчинников сентября до 1 числа 190 (1680) году", царь повелел ринувшихся к границе крестьян остановить военной силой, "воров переимать всех", по двое от каждой группы повесить, остальных бить кнутом. Так крепостническое землевладение, укрепляемое сыском беглых, решительно шагнуло на юг. Поток хлынувшего оттуда товарного зерна оживлял внутреннюю торговлю страны. Изюмская и Новая черта от Верхнего Ломова через Пензу на Сызрань (завершена в 1684 г.) способствовали быстрому заселению южнорусских земель{51}.

При Федоре Алексеевиче Россия не имела учреждений политического сыска (работа Разбойного приказа соответствовала его названию). Устранению несправедливостей призван был служить Челобитный приказ; лицо любого чина и звания могло обратиться также в Расправную палату и к царю, склонному благожелательно выслушивать жалобы. Но вопреки мнению славянофилов, допетровская Россия вовсе не была "подрайской землицей". Косагов объяснял царю, почему землепашцы предпочитают уходить в Дикое поле вместо поселения за валами и бастионами укрепленных черт: "Люди не пребывают же от воеводцкого крахоборчества - без милости бедных людей дерут"{52}.

Царь конечно знал, что воеводы грабят и воруют, а приказные берут взятки. Когда на Рождество 1677 г. руководители ряда приказов отказались принять (и одарить) царских певчих, ходивших в сочельник славить, Федор объявил дьякам, "что они учинили то дуростию своею негораздо - и такого безстрашия никогда не бывало!.. И за такую их дерзость и безстрашие быть им в приказах безкорыстно и никаких почестей и поминков ни у кого ничего ни от каких дел не имать. А буде кто чрез сей (его государев) указ объявится хотя в самом малом взятке или корысти - и им быть за то в наказаньи"{53}.

Население страны страдало в то время также от разнообразия местных властей. Федор Алексеевич указом от 27 ноября 1679 г. пытался ликвидировать многообразие этих властей, а также налогов, количественно сократив последние. Чтобы его подданные не кормили целую ораву властей, их функции велено "ведать воеводам одним, чтоб впредь градским и уездным людем в кормех лишних тягостей не было". Все бывшее местное начальство (кроме подьячих) велено было "написать в службу.., кто в какую пригодится". Кормиться воеводский аппарат должен был от услуг населению (судные и прочие пошлины и "неокладные доходы"), а воеводы - довольствоваться получаемым по чину государевым жалованием.

Еще в 1676 г. царь именным указом запретил воеводам и местным приказным людям "ведать" денежные сборы с таможенных и кружечных дворов, поскольку головы и целовальники, которые "денежную казну собирают мирским выбором за верою", объяснили недобор косвенных налогов "воеводскими налогами и приметами". В 1677 г. Федор Алексеевич вновь выступил против "примётывания": запретил воеводам менять выборных голов и целовальников, сажать их в тюрьму, загружать поручениями и т. п.{54}.

Однако введение воеводского единовластия на местах было невозможно без финансовой реформы, лишавшей воевод "кормления". Поэтому указ от 27 ноября 1679 г. объявлялся вместе с указом об упразднении длинного списка денежных налогов, "которые... платили наперед сего по сошному письму в розных приказех и сверх того по воеводским прихотям". Все это было велено "отставить и впредь до валовых писцов... не сбирать" (NN 779, 780){55}. Правительство исходило при этом из верной оценки социально- экономической ситуации, когда значительная часть производительного населения не владела ни землей, ни угодьями, подлежавшими обложению по сошному письму. Валовое (сплошное) описание государства, задуманное в 1677 г. и выполненное к осени 1679 г., позволило перейти на подворное налогообложение, охватившее государственным "тяглом" и бобылей, задворных кабальных и добровольных людей, и монастырских "детенышей", и сельских ремесленников.

Суть реформы сводилась к тому, чтобы вместо многочисленных налогов (которые надо было платить разным чиновникам и в различные приказы) собирать один - стрелецкие деньги, разверстывая установленную поуездно (об этом просили общины) сумму платежей по дворам - "по животом и по промыслом" их владельцев. При этом были прощены все недоимки и снижен оклад. По всей стране объявлялось, что государь не просто изменил систему обложения, а велел "польготить", брать "с убавкою", "чтобы им (налогоплательщикам) в том лишние волокиты и убытков не было", "чтобы богатые и полные люди пред бедными в льготе, а бедные перед богатыми в тягости не были". В грамотах, посланных в каждый уезд, указывалось, сколько брали налогов раньше и на сколько (в целом и в среднем на один двор) новый налог меньше, сколько местные жители задолжали казне и сколько недоимки царь им простил, "чтоб наше великого государя жалованье и милостивое призрение... было ведомо"{56}. Поскольку в части уездов налог брали хлебом, а насчет обмера сборщики всегда были горазды, царь повелел изготовить в нужном количестве и разослать на места "торговую таможенную орленую (т. е. под печатью) меру" из меди{57}.

Новый налог должен был стекаться в Стрелецкий приказ. Тем же, кто не выплатит в срок и полностью налог, угрожали "великая опала и жестокое наказанье безо всякие пощады". Однако новая недоимка быстро нарастала. В результате совещания с гостями (сословной группой богатейших купцов) и после преодоления противоречий в "верхах" по данному вопросу появился указ от 5 сентября 1681 года. Налогообложением должны были теперь ведать комиссия московских купцов и собор "двойников" - выборных представителей (по двое от каждого уездного города).

Но еще весной 1678 г. потребовался экстренный налог "против наступления турского султана". С дворцовых (царских), церковно-монастырских и частновладельческих крестьян (за исключением земель воевавших дворян) брали по полтине с двора, а с купцов, промышленников и горожан - 10-ю деньгу со стоимости имущества. Полтинный налог взимался ежегодно, выплатить его "за крестьян своих" должны были их владельцы. С задержавших выплату духовных лиц царь грозил взять вдвое, а дворян, которые, имея средства, "возьмут с крестьян своих", отправить в действующую армию{58}.

В 1680 г. Федор Алексеевич провел генеральную ревизию приходо-расходных дел приказов с тем, чтобы "очистить" накопившиеся недоимки, а в 1681 г. указал каждую найденную копейку прямо "отсылать в Розряд на дачу в ... жалованье ратным людем" (NN 802, 849, 861). В 1680 г. царь потребовал от всех чинов Государева двора вернуть казне долги, взятые до 1676 г., и выплатить поруки за неисправных подрядчиков и "винных уговорщиков". Башмаков составил в Печатном приказе сводную ведомость о долгах дворянства по всем ведомствам: их велено было выплатить под угрозой конфискации "животов" и имений{59}.

Острая нужда в средствах вынудила ввести откупа на косвенные налоги, дававшие основную прибыль. В 1679/80 финансовом году из прихода в 1220 тыс. руб. 53% дали таможенные и кабацкие сборы, а 44% - прямое обложение. 62,2% расходов ушло на армию{60}. Продажа водки и без откупов столь повреждала нравы, что в 1678 - 1679 гг. патриарх Иоаким предложил голов и целовальников "к вере не приводить" - все равно своруют, лучше ужесточить контроль и наказания. Присягу отменили, в кабаках как всегда "объявилось воровство многое", но недостачу выборные теперь объяснили конкуренцией откупщиков{61}. После заключения мира с Турцией и Крымом откупа были отменены и экстренные налоги отставлены. Вскоре царь по просьбе "посадских и уездных людей" простил недоимки 1676 - 1679 годов. К собору "двойников" был обращен запрос: "Нынешний платеж... платить им в мочь, или не в мочь, и для чего не в мочь?" Выслушав ответы, Федор Алексеевич 19 декабря 1681 г. простил все недоимки, снизил общую сумму обложения и установил в своих грамотах льготы для каждого уезда{62}. Совершенствование сбора косвенных налогов привело к росту казенной прибыли{63}.

И дворянство в целом, и царя сильно занимал также вопрос о генеральном межевании земель. Уже в 1677 г. по дворянским челобитным на места были посланы межевщики, а вслед за ними - чиновники для наказания дворян, казаков и крестьян, что бились на межах (N 734). Решение о межевании было принято царем и Думой в 1679 г., еще одно - в 1680 г. (NN 785, 813). При этом отмечалось, что даже среди высших лиц Государева двора при разграничении владений "чинятся меж собою бои, и грабеж, а у иных и смертные убойства": для межевания в Московском уезде пришлось разработать "дополнительные статьи к наказу писцам" (NN 822, 830, 832). Царь запретил отвод межевщиков (NN 834, 835) и любые обвинения в их адрес: лишь в случае, если будет доказано неправое межевание, у писца отбирали половину поместий и вотчин; столько же отнималось у хозяина, обвинившего писца неверно. Правительство долго еще пыталось пресечь "бой, и грабеж, и смертное убивство" при межевании и определить его правила (NN 888, 889, 890, 893, 910, 911), учитывая интересы дворянского сословия. Лишь 7 и 17 марта 1682 г. Боярская дума приняла удовлетворившие всех правила межевания{64}.

Важная поправка к наказу межевщикам касалась вотчин монастырей, полученных ими после Уложения 1649 г., запрещавшего им принимать по вкладам или покупать новые земли. Дворяне потребовали и бояре согласились, что такие вотчины подлежат конфискации. Этого оказалось достаточно, чтобы патриарх Иоаким не взлюбил молодого царя, хотя тот и позже шел на многие уступки церкви{65}. Он, в частности, поддерживал борьбу Иоакима с расколом. В целом же в отношениях с церковью Федор Алексеевич придерживался буквы закона (особенно в вопросе о землевладении, ср. NN 699, 705, 731 и др.) и интересов казны{66}, что делало порою несколько напряженными отношения с высшим духовенством.

Важное значение Федор Алексеевич придавал христианизации своих подданных-дворян. Метод ее был прост. В 1680 г. группа крестившихся татар была пожалована в князья и стольники, получила поместные и денежные оклады, прощение повинностей и провинностей (N 823). В 1681 г. мусульмане "и иных вер иноземцы многие" от Поволжья до Дальнего Востока крестились в таком количестве, что не хватало денег на подарки новокрещенным и приходилось расплачиваться льготами67 . Начало массовой христианизации сопровождалось особыми мерами к упорствующим в иноверии, им запрещалось владеть вотчинами и поместьями с христианским населением. При этом крестьянам (например, мордовским) предлагалось креститься и таким образом освобождаться от помещиков. К зиме 1682 г. было объявлено, что не "познавшие веру" до 25 февраля навечно лишатся дворянства{68}.

По мнению царя, закрепление результатов христианизации и борьба с раскольниками требовали укрепления церковной иерархии: на огромную страну приходилось вместе с патриархом всего 17 архиереев (9 митрополитов, 6, архиепископов и 1 епископ). К осени 1681 г. был составлен проект епархиальной реформы. Предусматривались увеличение числа архиереев (до 12 митрополитов и 70 архиепископов и епископов), приведение епархий в соответствие с административным делением государства, чиновной реформой, результатами подворного описания и изучения движения староверов, - а также источники содержания каждой епископии.

Однако патриарх долго откладывал рассмотрение проекта и только 15 октября, в ответ на письменное требование царя, обещал представить его церковному собору{69}. В ноябре 1681 г. проект был отвергнут собранием высшего духовенства. Царю было заявлено, что установление строгой иерархии митрополитов, архиепископов и епископов невозможно "для того, чтоб во архиерейском чине не было какого церковного разгласил и меж себя распри и высости". Федор Алексеевич пошел на уменьшение числа архиереев до 7 архиепископов и 20 епископов при 12 митрополитах (N 898), но и этот вариант не прошел. Высшее духовенство соглашалось учредить лишь 4 архиепископии и 7 епископии, а также повысить сан епископа Вятского. Вместе с тем оно предлагало расширить монастырские тюрьмы и ужесточить по духовным делам "градский суд", действия "караулов" и воинских команд{70}.

Смертельно больной царь все же с февраля 1682 г. заставил учредить несколько новых епархий и повысить статус старых{71}. Несмотря на недовольство Иоакима, Федор Алексеевич добился возвращения из ссылки бывшего главы Русской православной церкви Никона. И хотя архиереи, невзирая на вред, наносимый их позицией в данном вопросе борьбе с расколом, отказывались признавать умершего Никона патриархом, царь принял участие в его погребении, приказал поминать его как патриарха и добился реабилитации Никона собором восточных патриархов{72}.

Причины расхождения царя с Иоакимом и возглавляемыми им "мудроборцами" коренились в европейском образовании Федора Алексеевича. Он помимо воспитания у обычных учителей приобрел знание языков и "семи свободных мудростей" у выдающегося просветителя Симеона Полоцкого. Личная библиотека царя (помимо дворцовой) свидетельствует о его связях с русскими и украинскими писателями-учеными того времени и о знакомстве его с западноевропейской литературой{73}. Он много читал, получая дарственные экземпляры на разных языках от авторов и выписывая новые книги.

По словам Татищева, Федор "великое искусство в поэзии имел и весьма изрядные вирши складывал" и "к пению был великий охотник", имел музыкальную библиотеку, совершенствовал придворную капеллу и одобрил переход со старых крюковых на европейские линейные ноты. Клавикорды, орган и другие "струменты" были в его комнатах с раннего детства{74}. Картинами придворных художников были увешаны чуть ли не все помещения Кремлевского и пригородных дворцов: царь ценил и вознаграждал труд мастеров, заказывал им полотна на определенные сюжеты и композиции{75}. Медведев пишет, что царь проявлял интерес к работе Оружейной и мастерских палат в самых различных областях ремесленного "художества".

Показателем уровня его занятий науками и искусствами служит "Учение историческое": выраженное в форме царского указа изложение основных принципов создания необходимого, по его мнению, печатного курса русской истории. Изложивший пожелания Федора автор "Учения", опираясь на античную традицию (со ссылками на Геродота, Фукидида, Аристотеля, Платона, Дионисия Геликарнасского, Полибия, Цицерона, Тацита и др.), подчеркивает определяющее значение исторических знаний для общества в целом и развития всех наук, вплоть до богословия: "Во всех делех, искусствах и учениях свободных, в которых история молчит, великое неисправление видится и несовершенство".

Просвещение, университетское (или, как тогда говорили, академическое) образование понималось Федором Алексеевичем как важнейшая государственная потребность, однако в отличие от Петра I он считал необходимым опираться прежде всего на национальные кадры. В 1677 г., переговорив с вернувшимся из негласной ссылки учеником Симеона Полоцкого Медведевым, царь убедился, что нашел себе столь необходимого помощника. При содействии Федора Алексеевича Медведев стал вторым, после Полоцкого, лицом в Заиконоспасском монастыре, справщиком Печатного двора и руководителем новосозданной царем светской бесцензурной Верхней типографии. Ее книги были прокляты патриархом Иоакимом, а в 1679 г. борьба просветителей и "мудроборцев" обострилась до предела: прошел слух о намерении царя открыть в Москве университет.

Высшее духовенство во главе с Иоакимом призвало уничтожить в России все книги на латыни - языке европейской науки и - сжечь их читателей, оно допускало духовное обучение только по-гречески. В противовес открытой Медведевым на средства царя Славяно- латинской гимназии, оно завело Типографскую славяно-греческую школу.

Однако царь утвердил в начале 1682 г. "Привилей Московской Академии". В нем подчеркивалось, что науками "вся царствия благочинное расположение, правосудства управление, и твердое защищение, и великое распространение приобретают". Академия учреждалась для изучения всех гражданских и духовных наук (от грамматики, поэтики и риторики до диалектики, логики, метафизики, этики, богословия, юриспруденции "и прочих всех свободных наук", принятых в университетах) на русском, латинском и греческом языках.

Академия должна была управляться советом преподавателей во главе с "блюстителем", иметь финансовую и юридическую автономию. К ней приписывались доходы с дворцовых земель, ей передавалась царская библиотека. В студенты Академии допускались представители всех сословий, бедным обещали стипендию. Выпускники Академии получали преимущественное право (наряду с представителями знатнейших родов) на занятие высоких государственных должностей в зависимости от успехов в учебе: каждому "приличные чины их разуму".

Одновременно царь озаботился развитием прикладных наук, техники и ремесел и приказал собирать в казенные приюты детей-сирот и детей убогих родителей (нищих, калек, престарелых, преступников). В зависимости от способностей, их надлежало учить либо математике, "фортификации или инженерной науке", архитектуре, живописи, геометрии, артиллерии, либо - делу шелковому, суконному, золотому и серебряному, часовому, токарному, костяному, кузнечному, оружейному. В результате страна не тратилась бы на приглашение иноземных специалистов (из которых "многие в тех науках не совершенны") и постепенно вместо ввоза товаров перешла бы к экспорту собственных изделий: "и так бы богатства множились".

Забота о благосостоянии подданных, проявившаяся в фискальной политике Федора Алексеевича, подтверждается его мерами по защите и упорядочению торговли и промышленности, включая поиск полезных ископаемых, совещаниями с купечеством о заграничной торговле и т. п.{76}. Поддерживая производителей товаров, государство должно было заботиться об инвалидах войны и вообще о всех "бедных, увечных и старых людях, которые никакой работы работать не могут.., приюту себе не имеют". Указ о сиротах предусматривал строительство в Москве богаделен в Знаменском монастыре в Китай-городе и на Гранатном дворе за Никитскими воротами, рассчитанных на тысячи человек и под присмотром врачей Аптекарского приказа. Указ разъяснял, что царь рассчитывает таким образом устроить всех нетрудоспособных, а значит очистить улицы от заразы и воров, которые не смогут более скрываться под видом нищих. Первые богадельни строились иждивениеи царя, но все граждане призывались жертвовать средства на это дело. В 1679 и 1680 гг. были отменены членовредительные казни (отсечение ног, рук, пальцев); отныне виновные ссылались в Сибирь с семьями, причем дети старше трех лет могли не ехать в ссылку (NN 772, 846).

Федор Алексеевич отнюдь не отвергал услуг иноземцев - в его царствование прославились генерал-майоры Афанасий Трауэрнихт и Патрик Гордон, полковники Грант, Россворм и Верст, западноевропейские инженеры, мастера, художники: даже авантюрист Франц Лефорт нашел себе местечко на службе. Но их опыт и знания царь использовал для обучения россиян, добиваясь, чтобы они превзошли учителей, как это стало с первыми русскими генералами. Было у него и немало других черт, роднивших его с Петром I, - энергия, неспособность сидеть без дела, стремление вмешиваться во все и вся, стиль указов, склонность к регламентации жизни подданных, - однако без деспотизма и жестокости.

В 1680 г. Федор издал роспись, в какие дни года носить при дворе золотую, бархатную или шелковую одежду, а в октябре 1681 г. вместо старинной одежды (ферезей, охабней, однорядок и т. п.) мужчинам и женщинам велено было носить европейское короткое платье. В старой одежде стрельцы не пускали в Кремль{77}. Царь то запрещал являться в Кремль на извозчиках (N 664), то определял, сколько, кому и когда впрягать лошадей в кареты и сани, то отговаривал младших придворных сходить с лошадей и кланяться в землю перед боярами (NN 902, 875), то регламентировал дуэли (искоренить их даже в Кремле он был не в силах, N 843), то гневался на толчею в Столовых сенях (N 790), то измышлял правила прохода разных чинов во дворец (N 901).

Прилежа, как и Петр I, к строительству, Федор учредил под контролем приказа Каменных дел единые меры для кирпича и белого камня, причем велел кирпичникам ставить на каждом десятом кирпиче личное клеймо. Указав строить в Китай-городе только каменные здания, он выдал хозяевам десятилетнюю ссуду на строительство и позже многим простил этот долг (N 892). Татищев считал эти невозвратные ссуды разорительными для казны{78}. Великолепием своего двора и столицы царь потрясал воображение иностранцев, что было немаловажно, так же, как и организованная им при своем венчании на царство сакрализация самодержавной власти (он даже миропомазался, вопреки традиции, в алтаре, как архиерей). Им была освящена формула "православного самодержавного царства".

Однако Федор Алексеевич знал меру, о чем свидетельствует его указ от 8 июня 1680 г. (N 826). Царь рассердился, узнав, что придворные стали уподоблять его Богу: "И то слово в челобитных писать непристойно.., а если кто впредь дерзнет так писать - и тем за то от него... быть в великой опале". И за этим следует предостережение: являются к нему во дворец из домов, где есть заразные больные, а это есть "безстрашная дерзость... и неостерегательство его государева здоровья".

Федор неукоснительно исполнял царские обязанности на церковных церемониях, но мысли его при этом не всегда возносились к небу. На богомолье в Соловецкой пустыни он развлекался стрельбой из лука, а в 1679 г. во время крестного хода, углядев в толпе девушку, пораженный ее красотой, приказал постельничему И. М. Языкову узнать, кто она. Тот доложил: дочь смоленского шляхтича Агафья Симеоновна Грушевская, живет в доме тетки, жены окольничего С. И. Заборовского. Царь Федор послал Языкова в дом, познакомиться с ее семьей, а вскоре велел объявить Заборовскому, "чтоб он ту свою племянницу хранил и без указа замуж не выдавал".

Намерение царя жениться вопреки вековечным правилам повергло родню в шок, Милославский даже заявил: "Мать ея и она в некоторых непристойностях известны!" Федор поверил, огорчился было, но преданные ему слуги уговорили его проверить слова дяди. И. М. Языков и А. Т. Лихачев поехали к Заборовскому и выспросили "о состоянии невесты. Агафья вышла к гостям и сказала, "чтоб оне о ея чести ни коего сомнения не имели и она их в том под потерянием живота своего утверждает".

Царь поехал со свитой в Воробьево мимо дома Заборовских, чтобы увидеть свою симпатию в "чердачном окошке", а 18 июля 1680 г. отпраздновал свадьбу. Новая царица простила И. М. Милославского, но царь, встретив его как-то во дворце с подарками Агафье, разъярился: "Ты прежде непотребною ея поносил, а ныне хочешь дарами свои плутни закрыть!" и вытолкал боярина в шею. 11 июля 1681 г. было объявлено о рождении царевича Илии - но 14 июля царица скончалась, а 21 июля - и младенец{79}.

12 февраля 1682 г. Федор Алексеевич объявил о выборе второй супруги - Марфы Матвеевны Апраксиной, дочери незнатного дворянина (свойственника И. М. Языкова). 15 февраля была скромно сыграна свадьба, без обычного чина и при запертом Кремле. Вскоре царь слег, и только 21 февраля принял придворных с поздравлениями, а 23-го царь и царица дали свадебные "столы"{80}.

Даже больной, Федор Алексеевич продолжал заниматься государственными делами. Получив известия об опасности, угрожавшей русским поселениям в Приамурье со стороны Цинской империи, он двинул войска под командой П. В. Большого Шереметева, в Симбирск, а с "Симбирским полком на китайцы" велел идти К. О. Хлопову81 . Конечно, царь не подозревал, что в это самое время в кольце стрелецких слобод вокруг Москвы закипает гнев на "бояр и думных людей", приказавших высечь челобитчика, обратившегося в Стрелецкий приказ с жалобой на своего полковника.

В этой "неправде" многие обвиняли Языкова, с 1680 г. возглавившего Оружейную, Золотую и Серебряную палаты и получившего боярство, близкого к царю комнатного человека, значение которого увеличивалось при болезни государя. Говорили также, что Языков, Лихачевы и Апраксины сговорились со сторонниками царевича Петра и уговорили Федора облегчить ссылку Матвеева и Нарышкиных.

Предвидя кончину больного царя, многие видные роды во главе с патриархом Иоакимом уже готовили переворот с целью отстранения от законного наследства 16-летнего царевича Ивана в пользу 10-летнего Петра. 23 апреля знать пировала в палатах патриарха: были там и ближайшие советники царя В. В. Голицын и В. Д. Долгоруков. А на окраинах Москвы и в Бутырках полки русской армии, собравшись "в круги" по казачьему обычаю, приняли в это время решение о совместном выступлении против "тяжелоносия" полковников. В тот же день два десятка стрелецких полков и дивизия выборных солдат направили во дворец представителей с жалобой на полковника Семена Грибоедова. 24 апреля 1682 г. Федор Алексеевич указал "Семена послать в Тотьму, и вотчины отнять, и ис полковников отставить". Это был последний указ царя, близившегося к своей кончине. Он мог бы остановить назревавшее восстание, но "верхи", уже не боялись царского контроля. Полковник был посажен в тюрьму и через сутки выпущен, а 27 апреля 1682 г. "сей же час" по смерти Федора Алексеевита на престол был посажен малолетний Петр.

Это сообщение было вынесено в статью

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Примечания

1. КОЙЭТ Б. Исторический рассказ или описание путешествия... В кн.; Посольство Кунраада фан-Кленка к царям Алексею Михайловичу и Феодору Алексеевичу. СПб. 1900, с. 415 - 420, 429 - 433; Полное собрание законов Российской империи. Собрание I (ПСЗ). Т. II. СПб.. 1830, N 619 - 620, 622, 624; Дополнения к Актам историческим (ДАИ). Т. 7. СПб. 1859, NN 1 - 2; Собрание государственных грамот и договоров (СГГиД). Т. 4. М. 1826, NN 103 - 104.

2. СГГиД, N 97.

3. Русская историческая библиотека (РИБ). Т. XXI, с. 284; БОГОЯВЛЕНСКИЙ С. К. Приказные судьи XVII века. М. -Л. 1946, с. 184; ЗАМЫСЛОВСКИЙ Е. Е. Царствование Феодора Алексеевича. Ч. I. Обзор источников. СПб. 1871, приложения, N. 1, с. I-IV.

4. ЗАБЕЛИН И. Е. Домашний быт русских царей в XVI и XVII ст. Т.II. М. 1915, с. 82 - 83, 92.

5. БОГОЯВЛЕНСКИЙ С. К. Ук. соч., с. 79 - 80; GRUMMEY R. O. Aristokrats and Servitors The Boyar Elite in Russia, 1613 - 1689. Princeton. 1983, p. 198 - 200; КОЙЭТ Б. Ук. соч., с. 471, 510; ДАИ. Т. 9. СПб. 1875, N 56.

6. ТАТИЩЕВ В. Н. История Российская. Т. 7. М. -Л. 1966, с. 177; Повествование о московских происшествиях до кончины царя Алексея Михайловича. - Журнал Министерства народного просвещения (ЖМНП), 1835, ч. 5, N 1, с. 72.

7. Акты исторические (АИ). Т. 5. СПб. 1842, NN 24, 57; ДАИ. Т. 8. СПб. 1862, N 38, I-V.

8. ЗАБЕЛИН И. Е. Ук. соч. Т. И, с. 586 - 590, 96 - 98, 121.

9. Там же. Т. I. М. 1915, с. 615 - 613; ДАИ. Т. 7, N 15.

10. ЗАБЕЛИН И. Е. Ук. соч. Т. И, с. 65 - 69, 92, 117, 119, 121; т. I, с. 97 - 103, 258.

11. САХАРОВ И. П. Записки русских людей. СПб. 1841, с. 81; Книга дядькам, и мамам, и боярыням верховым, и стольникам царевичевым. - Временник Московского общества истории и древностей российских (Временник МОИДР), кн. 9, Смесь, с. 46.

12. ТАТИЩЕВ В. Н. Ук. соч., с. 172 - 173.

13. КОЙЭТ Б. Ук. соч., с. 403, 459, 504, 517, 434.

14. ГУРЛЯНД И. Я. Приказ великого государя Тайных дел. Ярославль. 1902.

15. ЗАБЕЛИН И. Е. Ук. соч. Т. I, с. 66, 86; САХАРОВ И. П. Ук. соч. с. 22 - 24.

16. GRULL T. The present condition of the Moskovite Empire, till the Year 1699. in two letters. L. 1699, p. 5 - 6.

17. САХАРОВ И. П. Ук. соч., с. 19 - 25; ГОЛИКОВ И. И. Деяния Петра Великого. Т. I. М. 1788, с. 140 - 145.

18. УСТРЯЛОВ Н. Г. История царствования Петра Великого. Т. I, СПб. 1858, с. 11 - 14; ЩЕБАЛЬСКИЙ П. К. Чтение из русской истории. Изд. 3-е. Вып. I. М. 1868, с. 29 - 35; его же. Правление царевны Софьи. М. 1856, с. 6 - 8; ПОГОДИН М. П. Семнадцать первых лет в жизни императора Петра Великого. М. 1875, с. 13, 17 - 24, 27.

19. СОЛОВЬЕВ С. М. История России с древнейших времен. Кн. VII, т 13. М. 1962.

20. КОСТОМАРОВ Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Кн. И. Вып. 5. СПб. 1875 (репринт М. 1991), гл. XII; ИЛОВАЙСКИЙ Д. И. История России. Т. 5. М. 1905, гл. XI. Трехсотлетие дома Романовых: 1613 - 1913. М. 1913 (репринт М. 1991), с. 67 - 81.

21. СНЕГИРЕВ И. М. Архангельский собор в Московском кремле. М. 1865, с. 28 - 31.

22. Государственный исторический музей (ГИМ). Синод, собр. N 293; Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 181, N 3/3; и др.

23. ТУМАНСКИЙ Ф. Записки Сильвестра Медведева о стрелецком бунте. - Собрание разных записок и сочинений... о жизни и деяниях... Петра Великого. Чч. V-VI. СПб. 1787.

24. ЛАПТЕВА Л. П. Рассказ очевидца о жизни Московии конца XVII века. - Вопросы истории. 1970. N 1, с. 107, 112; ПОРТАН Х. Основные черты русской истории. М. 1982, с. 27, 29, 81; LEVESQUE M. Histoire de Russie. Vol. IV. P. 1782, p. III; LEKLERK N. Histoire physique, morale, civile et politique de la Russie ancienne. Vol. III, P. Frouille, etc. 1784, p. 98.

25. ТАТИЩЕВ В. Н. Ук. соч., с. 172 - 183; РГАДА, портфели Миллера, N 53.

26. (Аноним). Нравственные свойства царя Федора Алексеевича. - Русский вестник, 1811, февраль.

27. Здесь и далее указаны номера узаконений по ПСЗ. Т. II.

28. АИ. Т. 5, N 55.

29. GRUMMEY R. O. Op. cit., p. 175 - 177.

30. ПАВЛОВ-СИЛЬВАНСКИЙ Н. П. Государевы служилые люди. СПб. 1909, с. 198; ДЬЯКОНОВ М. А. Очерки из истории сельского населения в Московском государстве (XVI- XVII вв.). СПб., 1898, с. 283 - 284.

31. ДАИ. Т. 8, N 108.

32. Дворцовые разряды (ДР). Т. IV, стб. 1 - 194.

33. ДЕМИДОВА Н. Ф. Служилая бюрократия в России XVII в. и ее роль в формировании абсолютизма. М. 1987, с. 23 - 24, 40, 42 - 44.

34. ПСЗ. N 844; ДАИ. Т. 8, N 82. I; ЧЕРНОВ А. В. Вооруженные силы Русского государства в XV-XVII вв. М. 1954, с. 187 - 193; Очерки истории СССР. Период феодализма. XVII век. М. 1955 (далее - Очерки). С. 449 - 450.

35. ЗАГОРОВСКИЙ В. П. Белгородская черта. Воронеж. 1969; его же. Изюмская черта. Воронеж. 1980.

36. ПОПОВ А. Турецкая война в царствование Федора Алексеевича. - Русский вестник, 1857, NN 6^ 7; ДАИ. Т. 7, N 27, ДАИ. Т. 9. СПб. 1875, N 23; АИ. Т. 5, N 9.

37. ДАИ. Т. 9, NN 28, 37, 44. I-II, 45, 47. I-III; GRUMMEY R. O. Op. cit., p. 196.

38. ЗАГОРОВСКИЙ В. П. Изюмская черта, с. 86.

39. РГАДА, ф. 89, кн. 15 - 17; СГГиД, N 112; ПСЗ, N 729.

40. ПОПОВ А. Ук. соч., с. 321; СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч. Кн. VII, с. 215 - 216.

41. ДАИ. Т. 8, N 40; ПСЗ, NN 735, 756, 806.

42. Очерки, с. 180, 447; ДАИ. Т. 8, N 40; и др.

43. ПСЗ, N 715; СГГиД, N 116.

44. Архив историко-юридических сведений, относящихся до России, издаваемый Н. В. Калачовым. Кн. I, отд. II. М. 1850, с. 19 - 40; НИКОЛЬСКИЙ В. К. "Боярская попытка" 1681 г. - Исторические известия, издаваемые Историческим о-вом при Московсмом ун-те, 1917, кн. 2, с. 57 - 87; и др.

45. СГГиД, N 130; ПСЗ, N 905; и др.

46. ТАТИЩЕВ В. Н. Ук. соч., с. 175 - 176; и др.

47. НОВОСЕЛЬСКИЙ А. А. Роспись крестьянских дворов, находившихся во владении высшего духовенства, монастырей и думных людей по переписным книгам 1678 г. - Исторический архив. Т. IV, 1949.

48. Подробнее см.: ЗАГОРОВСКИЙ В. П. Изюмская черта.

49. ПСЗ, N 728; ДАИ. Т. 8, N 30.

50. ЗАГОРОВСКИЙ В. П. Изюмская черта.

51. НОВОСЕЛЬСКИЙ А. А. Распространение крепостнического землевладения в южных уездах Московского государства в XVII в. - Исторические записки (ИЗ). Т. 4; и др.

52. ВОДАРСКИЙ Я. Е. Население России в конце XVII - начале XVIII века. М. 1977, с. 178 - 181.

53. ЗАБЕЛИН И. Е. Ук. соч. Т. I, с. 408.

54. ПСЗ, N 246; АИ. Т. 5, N 10.

55. ЛАППО-ДАНИЛЕВСКИЙ А. С. Организация прямого обложения в Московском государстве со времен Смуты до эпохи преобразований. СПб. 1890; ДЬЯКОНОВ М. А. Ук. соч.; ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Б. Сошное письмо. Т. П. СПб. 1916; и др.

56. АИ. Т. 5, N 49.

57. ПСЗ, N 770, 817; ДАИ. Т. 8, N 36; СГГиД, N 117; АИ. Т. 5, N 37.

58. Акты археографической экспедиции (ААЭ). Т. IV, N 250, с. 345 - 351; ПСЗ, N 750, 799, 804; АИ. Т. 5, N 23, 42, 29, 39; ДАИ. Т. 8, N 28, 40.

59. ПСЗ, N 795, 798.

60. МИЛЮКОВ П. Н. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. СПб. 1905, с. 551 - 568.

61. ПСЗ, N 714 (видимо, указ этот не соблюдался).

62. АИ. Т. 5, N 77.

63. ПСЗ, N 872 - 874, 876, 879 - 880, 882, 904; Очерки, с. 116, 132.

64. ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Б. Ук. соч., с. 54 - 56.

65. ПСЗ, N 648; СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч. Кн. VII, с. 192 - 196; ААЭ. Т. IV, N 213, 217; и др.

66. АИ. Т. 5, N 32, 18, 25.

67. ДАИ. Т. 8, N 89, I, III.

68. ПСЗ, N 867, 870; ДАИ. Т. 8, N 89, II; и др.

69. НИКОЛЬСКИЙ В. К. Ук. соч., с. 69 - 70.

70. АИ. Т. 5, N 75.

71. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч. Кн. VII, прил. IV, с. 313 - 314; СГГиД, N 131.

72. ПСЗ, N 918.

73. Опись книг см.: ЗАБЕЛИН И. Е. Ук. соч. Т. II, с. 599 - 607.

74. Там же, с. 90, 116 и ел., 462; ПРОТОПОПОВ В. В. Нотная библиотека царя Федора Алексеевича. В кн.: Памятники культуры. Новые открытия. Л. 1977, с. 119 - 133.

75. ЗАБЕЛИН И. Е. Ук. соч. Т. I, с. 68, 79, 97 - 103, 140, 190, 193, 199, 213. 225 - 227, 232 - 233; т. II, с. 118 - 119, 172, 117, 120.

76. ПСЗ, N 659, 660, 662, 678, 693, 771; ДАИ. Т. 7, N 10; т. 8, N 85; т. 9, N 15, 65; СГГиД, N 105.

77. БЫЧКОВ Ф. А. Разрядные записки о венчании на царство царя Феодора Алексеевича. - ЧОИДР, 1882, кн. I; ПСЗ, N 648, 850, 855; ИЛОВАЙСКИЙ Д. И. Ук. соч., с. 496; РГАДА, ф. 181, N 358, л. 1154 - 1170.

78. ТАТИЩЕВ В. Н. Ук. соч., с. 175 - 176; СПЕРАНСКИЙ А. Н. Очерки по истории Приказа каменных дел Московского государства. М. 1930.

79. ПСЗ, N 877, 878, 829, 881; СГГиД, N 121; ДАИ. Т. 8, N 78, 102.

80. ПСЗ, N 709; ДАИ. Т. 9, N 93.

81. ДАИ. Т. 8, N 104; т. 9, N 100, 104; СГГиД, N 131; СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч. Кн. VII, с. 312 - 313.

Вопросы истории, 1994, № 7, С. 59-77.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Гость
Эта тема закрыта для публикации сообщений.