Saygo

Фронда

1 сообщение в этой теме

В. Н. МАЛОВ. ФРОНДА

Сложный комплекс охвативших Францию в 1648 - 1653 гг. социальных движений, объединяемых названием "Фронда" (франц. - "праща"), издавна вызывал интерес историков. "Была ли Фронда феодальной реакцией или попыткой буржуазной революции?"{1} - так сформулировал основную историографическую дилемму Б. Ф. Поршнев. Марксистская историография согласна в том, что французская буржуазия середины XVII в. была еще слишком незрелой для того, чтобы возглавить буржуазную революцию{2}. Должно быть также принято во внимание, что расстановка классовых сил была тогда совсем не той, что накануне буржуазной революции 1789 - 1794 гг.: Францию волновали иные вопросы, и на поверхности оказались другие конфликты.

Буржуазия в XVII в. была во Франции глубоко роялистской. С одной стороны, опыт гражданских войн XVI в. убеждал ее в неосуществимости программы муниципальной автономии, с другой - правительство с конца XVI в. стало исповедовать принципы меркантилизма. Слабая буржуазия осознавала свою зависимость от поддержки ее абсолютистским государством. Это не значит, что между буржуазией и правительством не возникали противоречия, особенно в годы тяжелых войн, сопровождавшихся введением новых налогов. Но то были противоречия временного характера, и осознавались они именно как противоречия с данным правительством, с конкретными министрами, а не с монархией в принципе. Причем и в этих случаях французская буржуазия вовсе не претендовала на роль руководителя антиправительственных движений.

Сторонники трактовки Фронды как неудавшейся буржуазной революции исходили из того, что являвшийся ее организационным центром на первом этапе движения Парижский парламент, авторитетнейшее судебно- административное учреждение страны (на местах действовали провинциальные парламенты), представлял высшую, "чиновную" прослойку буржуазии{3}. Новейшие исследования опровергают это мнение. Высшие французские должностные лица были особым социальным слоем в составе дворянства ("дворянство мантии"). Должность советника Парижского парламента автоматически давала дворянство, но редко возникала необходимость пользоваться таким средством: подавляющее большинство парламентариев уже были дворянами к моменту приобретения должности; а к возможности проникновения в корпорацию из третьего сословия за счет покупки должностей финансистами и их родственниками Парижский парламент относился отрицательно и старался ее пресечь{4}.

Дворянство мантии, осознавая свою корпоративную солидарность, выработало систему воззрений, соответствовавшую его представлениям о собственном, достаточно высоком месте в обществе. Связанная с охраной корыстных кастовых интересов, эта идеология в то же время поддавалась "облагораживанию", у некоторых парламентариев вполне искреннему: они считали себя хранителями законности, обязанными проявлять гражданское мужество при ее защите, не переставая при этом быть верными слугами монархии. Королевский адвокат Парижского парламента О. Талон в годы Фронды сравнивал короля с Солнцем, а парламент с облаками: Солнце, податель всех благ, не обижается на облака, которые иногда заслоняют от него Землю; ведь если бы этого не было, все на Земле было бы сожжено{5}.

user posted image

Омер Талон

Почему же парламент и другие высшие судебные палаты, созданные как органы монархии, смогли на время возглавить антиправительственный лагерь? Потому, что в тяжелой обстановке разорительной Тридцатилетней войны (1618 - 1648; Франция вступила в нее в 1635 г.) остро встал вопрос о путях дальнейшего развития французского абсолютизма. Парламенты представляли исторически выверенный, постепенный путь укрепления абсолютизма в рамках традиционной законности, через судейские корпорации. Но были и другие возможности, которые в военных условиях оказывались более эффективными и соблазнительными. При Ришелье - первом министре Людовика XIII - на местах усилилась роль интендантов, исполнявших специальные королевские поручения и целиком зависевших в этом качестве от правительства. В 1642 г. они получили право не только следить за взиманием налогов, но и взять в свои руки их распределение, оттеснив от исполнения этой функции традиционные местные учреждения - "финансовые бюро"{6}.

Поскольку денег требовалось все больше и доставать их надо было быстро, правительство в центре и интенданты на местах стали шире пользоваться услугами финансистов. Последние давали королевской казне деньги под проценты, далеко превышавшие официально разрешенную норму. Чтобы расплатиться с ними, не признаваясь открыто в этом правонарушении, администрации приходилось придумывать якобы полученные государством займы, платить по этим дутым займам реальные "проценты", потом имитировать выкуп этих "займов", и т. п. Широко применялись также платежи кредиторам из фонда секретных расходов. Для проведения такой политики снова и снова повышались налоги. Хищения достигли крайней степени, деньги текли в карманы финансистской верхушки и руководителей финансового ведомства. Скромному парижскому рантье, лишенному протекции, приходилось годами ждать, пока он получит от государства законные проценты. Влиятельный же финансист, скупив по дешевке рентные обязательства у этой "мелюзги" и добившись их оплаты по нарицательной стоимости, мог иметь огромную прибыль.

Контакт с финансистами позволял монархии меньше считаться с возражениями высших судебных палат, регистрировавших финансовые эдикты. Поэтому для дворян мантии финансисты были такими же приспешниками деспотизма, как и интенданты. Желание покончить с хозяйничаньем финансистов, упразднить интендантов, вообще навести порядок в управлении страной легло в основу социальной политики Парижского парламента на первом этапе Фронды, в годы т. н. парламентской Фронды (1648 - 1649 гг.); это обеспечивало ему популярность у измученных войной народных масс.

Второй этап Фронды (1650 - 1653 гг.) носит название "Фронды принцев", поскольку руководство антиправительственным движением перешло к аристократии. Определение политической линии принцев как линии феодальной реакции было бы неправильным. На деле у них не было никакой программы, выходящей за рамки удовлетворения собственного честолюбия или корыстного интереса. Никакого государственного строя, кроме абсолютизма, принцы себе не представляли. Определенная стародворянская программа разрабатывалась собравшимися в Париже в 1651 г. и потребовавшими созыва Генеральных штатов представителями провинциального дворянства, но именно эту программу принцы не захотели поддержать. Сила фрондерской аристократии состояла как в опоре на собственную разветвленную клиентелу, так и в особенности в том, что ей подчас удавалось использовать энергию плебейских движений для подчинения себе парламентов и городского патрициата. Отличаясь абсолютной беспринципностью, фрондирующие аристократы, хотевшие лишь оказать давление на правительство, чтобы получить выгодные должности, пенсии, награды и т. д., проявили гораздо больше, чем парламентские лидеры первой Фронды, способность заигрывать со стихией народных волнений.

Ни первая, ни вторая Фронда, впрочем, были бы невозможны, если бы не атмосфера широкого народного недовольства, царившего в то время во Франции. Фронда проходила под гул антиналоговых волнений, начавшихся задолго до нее и не прекратившихся вместе с ней. Наиболее яркую страницу в историю Фронды вписало демократическое движение в Бордо, где в 1652 - 1653 гг. дело дошло до фактического установления в городе плебейской диктатуры.

Политическая ситуация, приведшая к Фронде, складывалась с 1643 года. В начале Тридцатилетней войны беспрецедентный рост военных расходов осуществлялся прежде всего путем повышения крестьянского постоянного прямого налога - тальи; поступления от него в казну выросли с 1635 г. по 1643 г. более чем в 8 раз (с 5,7 до 48,2 млн. ливров){7}. Однако к 1643 г. возможности дальше повышать талью (что правительство могло делать, не встречая возражений со стороны судебных палат) были исчерпаны: деревня была истощена, недоимки достигли огромных размеров. Перед правительством встала нелегкая задача корректировки финансовой политики, повышения сборов с горожан и привилегированного населения, прежде всего в самом Париже.

В том же году умер Людовик XIII и на престол вступил его 5-летний сын Людовик XIV. Настало время регентства королевы Анны Австрийской, с неизбежным ослаблением авторитета центральной власти. Права регента вообще считались ограниченными, а Анна к тому же даже возможностью править без регентского совета была обязана кассировавшему завещание Людовика XIII Парижскому парламенту. В столицу вернулись все изгнанные при Ришелье аристократы-оппозиционеры. Теперь они жаждали наград и отличий. Удовлетворить их аппетиты не могла даже благожелательная к ним королева. Не получая желаемого, они перешли в оппозицию к быстро занявшему свое место у трона первому министру, натурализованному итальянцу кардиналу Дж. Мазарини.

В этой ситуации финансовая политика регентства стала неуверенной. Новые налоги вводились, но после протестов парламента отменялись; правительство пыталось повысить сборы со ввоза в столицу продовольствия, обложить то домовладельцев (которые в ответ повышали квартплату), то вообще всех зажиточных, то купцов, то ремесленников; повсюду оно сталкивалось с протестами и волнениями, все новые группы парижского населения начинали видеть в парламентариях защитников своих интересов, а в парламенте уже звучали речи о том, что бедам придет конец, если обложить налогом ненавистных всем финансистов. Наконец, в 1648 г. правительство решилось ущемить материальные интересы самого дворянства мантии, попытавшись отменить полетту - сбор, гарантировавший наследственность должностей. Тогда высшие судебные палаты Парижа - парламент, Счетная палата, Палата косвенных сборов и Большой совет - объединились и 16 июня 1648 г. начали проводить совместные заседания в Палате св. Людовика вопреки прямому запрещению двора, заявляя о своем стремлении осуществить государственную реформу. Это было начало Фронды. Когда в тот день депутация парламента направлялась в королевский дворец, ее сопровождала большая толпа, требовавшая "пожалеть бедный угнетенный народ"{8}.

Политика министерства Мазарини по отношению к оппозиции была колеблющейся и непоследовательной. Карательно-запретительные тенденции сдерживались нежеланием начинать гражданскую войну, которая могла бы сорвать приближавшееся заключение Вестфальского мира. Начав с запретов, правительство вскоре пересмотрело свою позицию, санкционировав деятельность Палаты св. Людовика. С 30 июня по 10 июля последняя вотировала и представила на рассмотрение королевы свои предложения о реформе ("27 статей"), которые тогда же начали претворяться в жизнь, поскольку правительство решило само поживиться за счет финансистов. 9 июля получил отставку покровитель финансистов сюринтендант финансов М. д'Эмери. 11 июля было объявлено об отзыве из округа Парижского парламента почти всех интендантов, о сокращении тальи на 1/8 ("27 статей" предлагали со кращение на 1/4) и отмене недоимок по всем налогам. Через два дня было обещано создание Палаты правосудия для суда над финансистами. 18 июля решение об отзыве интендантов было распространено на всю страну, власть немногих оставшихся в пограничных провинциях интендантов была ограничена консультативными и военно-административными функциями. 20 июля парламент зарегистрировал декларацию о том, что впредь все эдикты о налогах должны утверждаться в высших судебных палатах; не санкционированные ими поборы парламент объявил отмененными.

Июльские решения всколыхнули всю страну. Финансовая администрация во многих местностях была парализована, развернулись антиналоговые выступления. Крестьяне отказывались платить даже утвержденные парламентом налоги. 20 - 23 июля в Париже происходили демонстрации 6- тысячной толпы пришедших в город крестьян, которые требовали дальнейшего снижения тальи{9}. Напуганное правительство теперь тяготилось политикой уступок парламентариям. 31 июля через парламент была проведена в принудительном порядке "королевского заседания" декларация, утверждавшая "27 статей" с существенными оговорками. Правительство в особенности не желало уступить одному из основных требований палат: упразднить практику содержания под арестом без суда по простым королевским предписаниям. В парламенте начали обсуждать вопрос о недостаточности уступок правительства. Мазарини был недоволен и кампанией борьбы против финансистов. Дополнительные средства она дала, но и кредит был основательно расшатан, а парламент грозил подорвать его окончательно, требуя суда над финансистами. 22 августа он даже решил начать такое расследование собственными силами, не дожидаясь созыва Палаты правосудия.

В такой обстановке в Париж пришло известие о победе армии принца Конде над испанцами при Лансе 20 августа 1648 года. Переоценив свои силы, Мазарини принял решение воспользоваться этой победой для перехода в наступление против оппозиции, арестовав ее лидеров в день благодарственного молебна 26 августа. Были схвачены два парламентария, одним из которых оказался популярный в народе П. Бруссель. Народ попытался силой его отбить. Когда это не удалось, в Париже стали стихийно возникать баррикады. Маршал Ш. де Ламейрэ, посланный с отрядом гвардейцев восстановить порядок, был окружен толпой и с трудом пробился во дворец. На другой день баррикады появились повсюду{10}. Взялась за оружие и городская милиция: где из сочувствия к восстанию, где из опасений, как бы народ не начал громить дома богачей, а иногда и под прямым давлением плебса{11}. Народ напал на направлявшегося в парламент канцлера П. Сегье и чуть было не сжег его в доме, где он укрылся; спасло его только прибытие отряда королевских войск.

Парламент послал во дворец депутацию, которая требовала освободить арестованных. Королева обещала это сделать при условии прекращения общих заседаний парламента, и депутация отправилась обратно, чтобы обсудить такое предложение. Но тут-то и выяснилось, сколь далеким от пиетета даже тогда было отношение плебса к Парижскому парламенту. Возвращавшиеся ни с чем депутаты были освистаны на улице народом, первый президент парламента М. Моле подвергся нападению отряда под началом какого-то подмастерья. Народ верил отдельным парламентариям - таким, как отличавшийся политической честностью и радикальными речами Бруссель, но вовсе не был склонен слепо доверять парламенту как корпорации.

Парламентарии так и не смогли пробиться сквозь толпу и принуждены были вернуться во дворец, все более напоминавший осажденную крепость. Это произвело такое впечатление, что королева в конце концов распорядилась освободить арестованных, и сразу после возвращения в Париж вывезенного оттуда Брусселя 28 августа волнения прекратились.

Прошло два месяца. Правительство колебалось: то грозило начать блокаду Парижа, то вступало в переговоры. Наконец, 22 октября 1648 г., в обстановке постоянных волнений парижского плебса, королева без изменений подписала составленный парламентом текст большой декларации{12}, принимавшей все требования "27-ми статей", в том числе и пункт о прекращении произвольных арестов. Некоторые либерально-буржуазные историки придавали особое значение этой декларации как провозглашению принципов политической свободы{13}. В действительности парламентарии заботились прежде всего об обеспечении собственной безопасности и охране компетенции парламента как судебного трибунала. Само по себе требование о предъявлении обвинения не позже чем через 24 часа после ареста имело вполне традиционный характер: прецедентом для него было, как ни странно, одно из предписаний Людовика XI, державшего опальных в клетках{14}. Норма сокращения тальи была определена в 20% (на 10 млн. ливров), косвенные налоги уменьшены на 5 млн. ливров. Отменены были также все торговые привилегии, данные частным лицам. При утверждении декларации в Счетной палате и Палате косвенных сборов в нее были внесены новые поправки: запрещалось сдавать на откуп талью и ограничивался 3 млн. ливров фонд секретных расходов.

Декларация 22 октября 1648 г. для парламентского руководства Фронды означала, в сущности, конец развития движения по восходящей линии. Палаты были довольны установленным на бумаге новым порядком и стремились охранять его, а это было совсем не просто. Несмотря на заключенный Вестфальский мир 24 октября 1648 г., война с Испанией продолжалась, и конца ей не было видно. Для утверждения нового порядка нужен был прежде всего мир, но вопросы войны и мира не входили в компетенцию парламента. Поскольку было невозможно наладить регулярное снабжение армий, их командирам пришлось рассчитывать на самоснабжение, т. е. на откровенный грабеж крестьян в тех местностях, где были расквартированы войска. При изымании продуктов и фуража применялись самые изощренные насилия, а попытки сопротивления беспощадно подавлялись; подобная практика стала основным методом снабжения всех армий. Запрещавшие ее постановления парламента (а они принимались с декабря 1648 г.) оставались гласом вопиющего в пустыне и только демонстрировали неэффективность парламентского "правления"{15}.

Мазарини не собирался мириться с условиями декларации 22 октября и стремился при первой же возможности разгромить парламентскую Фронду. Теперь, когда Вестфальский мир был подписан, он мог решиться и на гражданскую войну в расчете на то, что она продлится недолго и займет армии как раз на время зимнего перерыва в военных действиях. После того как к Парижу были стянуты королевские войска под командованием Конде, в ночь на 6 января 1649 г. двор тайно бежал из столицы в Сен-Жермен{16} и оттуда послал высшим судебным палатам повеление немедленно выехать из Парижа. В ответ парламент предписал Мазарини в течение недели покинуть Францию и наложил секвестр на его имущество. Война была объявлена{17}. На сторону парламента перешли некоторые недовольные правительством аристократы. Командующим набранной парламентом армии стал брат принца Конде принц Конти.

Королевских войск было недостаточно для штурма города. Но Мазарини рассчитывал справиться со столицей, перекрыв подвоз к ней продовольствия, а также надеялся противопоставить парламенту роялистский муниципалитет Парижа. Однако обе его ставки были биты. Муниципалитет попытался было воспрепятствовать набору солдат в парламентскую армию, но под давлением окружившей ратушу 9 января толпы народа быстро уступил. Блокада принесла большие тяготы, но никаких капитулянтских настроений среди парижан не обнаруживалось: виновником бедствий они считали не парламент, а Мазарини. Народные волнения происходили неоднократно; народ требовал, чтобы генералы вели его на Сен-Жермен; раздавались и призывы громить дома финансистов. Правительству пришлось идти на соглашение, тем более что в марте во Францию вторглась испанская армия, призванная на помощь Парижу фрондерами-аристократами. Парламент также тяготился войной: его не прельщала перспектива союза с испанцами и беспокоила активность народа. Когда 9 февраля (н. ст.) в Англии был казнен Карл I, известие об этом сильно подействовало на парламентариев, внушив им опасения, как бы война против королевского правительства не породила далеко идущие последствия.

Начавшиеся переговоры привели к заключению 1 апреля 1649 г. мира. Его нельзя считать ни капитуляцией, ни поражением парламента, хотя ему и пришлось отказаться от своего требования отставки Мазарини и дать обязательство временно (всего лишь до конца года) воздерживаться от проведения общих заседаний. Для парламента война была оборонительной, и восстановление довоенной ситуации удовлетворяло именно его, но не Мазарини, которому пришлось примириться с невозможностью силой взять обратно уступки, вырванные у правительства в 1648 году. Не сумев покорить Париж, кардинал только заслужил его ненависть. "Мазарини хотел уморить Париж голодом", - эта мысль была прочно усвоена парижским плебсом, окрестившим именем министра как кличкой ("мазарены") не только его прямых агентов и соглашателей, но и своих социальных врагов - богачей, спекулянтов. Для дальнейшей политической борьбы это ослаблявшее позиции Мазарини обстоятельство имело немалое значение. Но в новых схватках Парижский парламент уже не был способен играть роль лидера: его социальная программа изжила себя, показала свою неэффективность, а выдвинуть новые популярные лозунги он не мог. Перейти от контроля над властью к взятию власти неразрывно связанный с монархией парламент был не в состоянии.

Вторая половина 1649 г. относится еще к этапу парламентской Фронды. Теперь борьба, утихшая в столице, продолжалась в провинциях. Движение приобретало характер затяжного вооруженного конфликта там, где после упразднения интендантов развернулась борьба за власть между парламентами и губернаторами: в Гиени и в Провансе. В обоих случаях расстановка социальных сил была сходной. Парламенты Бордо и Экса могли рассчитывать на сочувствие городского плебейства, части местного дворянства, в известной мере - крестьян. На стороне губернаторов были большинство дворян и крупная буржуазия, настроения которой выражали соперничавшие с парламентами муниципалитеты. Подобно парижским парламентариям, их провинциальные собратья приобрели популярность благодаря выступлениям за снижение налогов.

Правительство Мазарини в своем отношении к прованским (а на первых порах и к гиеньским) событиям занимало позицию посредника, не вполне доверяя своевольным действиям губернаторов-аристократов. В августе 1649 г. ему удалось на время восстановить мир в Провансе, не позволив губернатору взять блокированный им Экс{18}. В Гиени правительство, напротив, с июля 1649 г. открыто встало на сторону губернатора, отдав распоряжение о роспуске Бордоского парламента. Но военные действия затянулись, и 26 декабря 1649 г. Мазарини, готовившийся к борьбе за власть с принцем Конде, предпочел пойти на выгодные для парламента условия мира.

"Фронда принцев" началась после того, как 18 января 1650 г. по распоряжению королевы были заключены в тюрьму принц Конде, его брат принц Конти и зять герцог Лонгвиль. Хотя этот акт был грубым нарушением декларации 22 октября 1648 г., Парижский парламент, видевший в Конде своего врага, вначале отнесся к аресту принцев с одобрением. На первых порах двор с легкостью подавлял очаги сопротивления приверженцев Конде. Однако положение изменилось, когда в конце мая отряд сторонников принцев (одним из его командиров был герцог Ларошфуко, будущий автор знаменитых "Максим") прорвался к Бордо, намереваясь там закрепиться{19}. К этому времени ситуация в столице Гиени уже изменилась по сравнению с периодом парламентской Фронды. Бордоский парламент был удовлетворен условиями мира, чувствовал себя неоспоримым хозяином города и не хотел ссориться с правительством, принимая в Бордо сторонников Конде.

Своекорыстная финансовая политика парламента разочаровала народные массы, на которые перелагалась вся тягота чрезвычайных сборов, необходимых для расплаты города с его кредиторами. Имя Конде было популярным в Бордо, поскольку было известно, что во время войны 1649 г. он, будучи врагом губернатора Гиени Б. д'Эпернона, защищал в королевском совете интересы бордосцев. Поэтому мятежным аристократам удалось получить поддержку плебса, который, восстав, открыл перед ними городские ворота, заставил 22 июня 1650 г. парламент изменить политику и заключить союз со сторонниками Конде. Осадив Бордо, королевская армия столкнулась с сопротивлением, и только 1 октября благодаря посредничеству Парижского парламента был подписан мир. Приверженцы Конде должны были оставить Бордо, но не разоружились, сохранив свои укрепленные замки и возможность в любой момент возобновить войну под лозунгом освобождения принцев. Ненавистный парламенту д'Эпернон был смещен, а талья для Гиени была снижена более чем вдвое.

К концу 1650 г. положение Мазарини сильно пошатнулось. Война со сторонниками Конде оказалась обременительной, тем более что, пока главная королевская армия была занята в Гиени, испанские войска, пользуясь заключенным Испанией союзом с мятежниками, почти беспрепятственно вторгались из Южных Нидерландов в глубь французской территории. В Париже усилились антимазаринистские настроения; в кардинале стали видеть главного виновника гражданской войны, популярность же заключенных принцев возросла. Мазарини оказался в политической изоляции. Против него выступили и парламент, и открывшееся в Париже собрание представителей провинциального дворянства, и ассамблея французской церкви; его отставки потребовал дядя короля герцог Орлеанский. В ночь на 7 февраля 1651 г. Мазарини бежал из Парижа. Королева и король собирались последовать его примеру, но дворец был оцеплен городской милицией{20}. Королевская семья оказалась под домашним арестом, длившимся почти два месяца. Анне Австрийской пришлось принять требования об изгнании Мазарини из Франции и освобождении принцев.

Но антимазаринистская коалиция оказалась непрочной. В собрании дворянства раздавались жалобы на нарушения дворянских привилегий, на то, что фермеры дворянских доменов обременены налогами, и т. п. Выступавшие добивались отмены полетты и предоставления большей части парламентских должностей родовитым дворянам. Стремясь провести эту стародворянскую программу в жизнь, собрание потребовало созыва Генеральных штатов. Его поддержала ассамблея французской церкви, раздраженная желанием парламента исключить из королевского совета кардиналов. Духовенство обвиняло парламентариев в том, что они, сделав сами себя высшим сословием, разрушают традиционный трехсословный строй. Тогда парламент принял постановление о роспуске дворянского собрания и мобилизовал городскую милицию. Королева в принципе согласилась с созывом Генеральных штатов, но дата их открытия была назначена на 8 сентября 1651 г., что было равносильно отказу, поскольку 5 сентября 13-летний король юридически становился совершеннолетним, и правительство могло от его имени отменить все решения, принятые в годы регентства. После этого никого не обманувшего обещания дворянам пришлось в конце марта разойтись под угрозой разгона их собрания вооруженной силой. Ассамблея церкви смирилась с поражением и вскоре самораспустилась{21}.

user posted image

Герцог Орлеанский, он же Monsieur

Притязания Конде на руководство правительством привели к возобновлению гражданской войны в сентябре 1651 года. Как и прежде, главной опорой приверженцев Конде являлся Бордо, где Конде утвердился на законных основаниях, ибо после своего освобождения получил от королевы пост губернатора Гиени. Мятежники вновь заключили союз с Испанией. Военные действия развивались при явном перевесе правительственных войск, когда 23 декабря 1651 г. произошло событие, резко осложнившее ситуацию: пребывавший после своего изгнания в Германии Мазарини по призыву королевы вторгся с армией во Францию. Парижский парламент, осудивший ранее мятеж принцев, теперь объявил вне закона Мазарини. Поскольку выехавший на войну с Конде двор находился в провинции, возвращение в Париж вместе с вернувшимся кардиналом оказалось для него невозможным. Положение стало запуганным: обстоятельства толкали парламент к коалиции с Конде, и в то же время парламентарии не хотели открытого союза с мятежниками; парламент поручил герцогу Орлеанскому набрать армию для борьбы с Мазарини, а герцог вступил в прямой союз с Конде, и его войско фактически перешло под командование принца. При всем том парламент не хотел делать никаких затрат на ведение войны (герцог Орлеанский собирал армию на собственные средства) и решительно не желал открывать городские ворота отрядам Конде.

В апреле 1652 г. главные военные действия были перенесены в окрестности столицы. Возможности лавирования для парламента сузились. Вся его политическая программа сводилась к антимазаринистским лозунгам, и ненавидевший кардинала парижский плебс на них горячо откликнулся. Но народ не понимал нерешительности парламента. Парижане видели, что войска Мазарини стоят у стен города, что снабжение столицы все время ухудшается, что ей снова, как три года назад, грозит блокада, а городские власти почему-то не хотят вступить в союз со своими французскими принцами против угнетающего всех министра-иностранца. Прибывший в Париж 11 апреля Конде был с восторгом встречен народом. Обстановка в городе была крайне напряженной. В конце апреля - начале мая чуть ли не ежедневно вспыхивали народные волнения. Громили бюро налоговых сборов, лавки хлеботорговцев, были нападения на членов муниципалитета и отдельных сторонников Мазарини. Повсюду видя происки "мазаренов", народ был склонен расправляться с ними самочинным путем. Фрондирующие аристократы широко использовали эти благоприятные условия для развертывания своей демагогии, стремясь захватить власть в Париже. Особенно отличался герцог Бофор (внук Генриха IV), взявший на себя командование отрядом, набранным из парижских нищих, и выступавший с откровенно подстрекательскими призывами к избиению и грабежу "мазаренов"{22}.

Постепенно настроения народа стали, однако, меняться. 16 июня король дал понять депутации парламента, что Мазарини будет уволен при условии полного разоружения принцев-фрондеров. При обсуждении этого предложения в парламенте 21 и 25 июня у его ворот шли манифестации; народ по-прежнему не хотел Мазарини, но требовал мира. Опасаясь, что время работает против них, принцы прибегли к решительной мере. После того как армии Конде, разбитой 2 июля 1652 г. у Сент-Антуанских ворот, удалось войти в Париж, 4 июля по наущению принцев было произведено вооруженное нападение на собравшийся в ратуше большой городской совет{23}; многие его члены были убиты, другие бежали или заплатили выкуп.

В действиях толпы, собравшейся в тот день перед парижской ратушей, проявилась извечная вражда плебейства к городской олигархии: избивали всех советников и парламентариев, не разбираясь в их мазаринистских или фрондерских убеждениях. Настроения в народе были очень неустойчивы, и принцы еще вполне могли их обратить в свою пользу. Но все же в резне 4 июля принимали слишком большое участие переодетые солдаты Конде и люмпены Бофора, чтобы назвать ее народным восстанием. Это подтверждают последующие события. После 4 июля старый муниципалитет был распущен, провозглашен союз с принцами, купеческим старшиной назначен популярный Бруссель. Но ни к какому росту политической или социальной активности народных масс эта "победа" не привела. Напротив, народом овладела апатия, росло понимание того, что принцы ведут такую же своекорыстную политику, как и Мазарини. Зато напуганная погромом буржуазия уяснила, что с Фрондой надо кончать.

12 августа король дал почетную отставку Мазарини, и кардинал вторично покинул Францию. 23 сентября в Париже была распространена королевская прокламация, приказывавшая жителям столицы браться за оружие, чтобы восстановить старый, низвергнутый 4 июля муниципалитет. В Пале-Рояле состоялось большое собрание буржуа-роялистов. На их сторону перешла городская милиция, и уже 24 сентября Бруссель подал в отставку. 13 октября Конде выехал из Парижа, чтобы потом еще семь лет воевать против своей родины вместе с испанской армией. 21 октября 1652 г. в столицу въехал король, даровавший общую амнистию, из которой были поименно исключены наиболее активные фрондеры; последние были отправлены в ссылку. Хотя декларация 22 октября 1648 г. не была отменена открыто, фактически было покончено с притязаниями высших судебных палат участвовать в управлении страной иначе как традиционным путем представления ремонстраций. 3 февраля 1653 г. в Париж как неоспоримый хозяин положения вернулся Мазарини.

Последним оплотом Фронды оставалась Гиень. В Бордо сидел принц Конти. Социальная ситуация здесь в корне отличалась от парижской. Если в столице плебейское движение, при всей его остроте, за все время Фронды никогда не пыталось идейно и организационно освободиться от парламентского или аристократического руководства, то в Бордо была создана организация городской демократии - "Ормэ"{24}, взявшая власть в городе в свои руки и удерживавшая ее более года. Это не означало отказа от союза с принцами. Но формально возглавлявший управление городом Конти во всех вопросах внутригородской политики должен был исполнять волю бордоского плебса. Руководители "Ормэ" не были выходцами из городских низов. По данным С. А. Уэстрича{25}, больше всего среди них было мелких лавочников, низших судейских и муниципальных служащих, ремесленных мастеров. Две трети их имели права полноправного бордоского гражданства ("права буржуазии"), для чего требовалось владеть собственным домом и обладать определенным достатком. Два наиболее влиятельных лидера "Ормэ", К. Дюртет и П. Виллар, принадлежали к низшей адвокатуре{26}. Опора на городские низы была источником силы движения, но ни одного простолюдина, стоявшего на социальной лестнице ниже мастера-ремесленника, среди видных ормистов не было. Практически отсутствовали также и представители городской элиты, узурпировавшие власть и богатство парламентарии, городские советники, консулы биржи, крупное купечество: их замкнутый олигархический мир был для руководства "Ормэ" миром чуждым и враждебным.

Чего же хотела "Ормэ"? Какова была ее идеология? Ранее историки зачастую преувеличивали значение документа под заглавием "Народное соглашение"{27}, распространявшегося в Бордо во времена "Ормэ" группой англичан-левеллеров (радикальная мелкобуржуазная демократическая группировка в период Английской буржуазной революции XVII в.) во главе с Э. Сексби и представлявшего сокращенный и слегка переработанный текст проекта широких политических реформ - "Народного соглашения" Дж. Лилберна. В этом факте историки видели доказательство широкого усвоения ормистами левеллерской идеологии. Однако последние исследования{28} не оставляют места для предположений, будто "Народное соглашение" было когда-либо принято ормистами в качестве их официального документа{29}. Текст его был передан Конти левеллерами Сексби и Аранделом; он является, конечно, республиканским произведением и в то же время наполнен лозунгами, порожденными английской революционной действительностью, вроде требований всеобщего избирательного права и периодических перевыборов парламента (в английском значении этого слова).

Сексби и его товарищи исполняли в Бордо роль неофициальных агентов английского правительства, которое в данном случае не смущали их левеллерские убеждения. Их агитация, очевидно, находила отклик в основном в радикальных гугенотских кругах. Конти и руководство "Ормэ" должны были прислушиваться к предложениям республиканской группировки ввиду критического положения осажденного Бордо и желательности получения помощи от Англии. Но все же влияние гугенотов-республиканцев было настолько слабым, что они не смогли включить ни одного своего представителя в состав отравленного по их настояниям посольства в Англию.

Некоторые памфлеты ормистского происхождения дают представление об идеологии "Ормэ" как движения французского городского плебса. Причиной всех бедствий является чрезмерное богатство немногих, утверждает "Апология Ормэ"{30}. Эти грабящие народ богачи - сообщники тирании. Только народ может возродить Францию, а поэтому ему необходимо иметь вождей из своей среды. "Ормэ" были присущи явные черты плебейского товарищества взаимопомощи. Ормисты должны были защищать друг друга, предоставлять беспроцентные ссуды обремененным долгами собратьям, обеспечивать работой обедневших, а если это невозможно - давать им деньги на прокормление, но так, чтобы об этом никто не знал (последняя оговорка учитывала интересы мелких хозяев, озабоченных сохранением своей кредитоспособности){31}. Несмотря на свою ненависть к богачам, ормистские памфлетисты выступали против посягательств на частную собственность.

Социально-политическая программа ормистов была заострена против парламентов и вообще против особого кастового положения судейских чинов. Отсюда видно, как изменилась ситуация в Бордо по сравнению с этапом парламентской Фронды, когда бордоское плебейство склонно было видеть в парламенте своего заступника. Должны быть назначены справедливые судьи, которые решали бы все дела в 24 часа, заявляет "Манифест бордосцев"{32}. Тяжущиеся будут защищать свои интересы сами; не должно быть ни адвокатов, ни ссылок на старые законы и прецеденты. Юриспруденция вообще бесполезна, ибо знание права не увеличивает добродетели. Можно считать близким к истине утверждение одного анонимного корреспондента Мазарини, что ормисты стремились уничтожить продажность должностей и сами судейские должности{33}. Пока же этого не произошло, "Ормэ" обеспечивала своим членам разбирательство их взаимных споров внутри самой организации. Ормисты давали клятву в том, что они будут подчиняться судебным решениям "Ормэ", выносимым путем арбитража или процесса перед назначаемым "Ормэ" трибуналом; апелляций на эти решения не допускалось. Когда "Ормэ" пришла к власти, в ее практике стало проявляться стремление поставить под вопрос самое право на существование вышестоящих корпораций, наделенных особыми привилегиями. Известен случай, когда ормисты запретили корпорациям адвокатов, консулов биржи и буржуа участвовать в одной официальной процессии, заявив, что единственно законной корпорацией города является сама "Ормэ", т. к. она включила в свои ряды членов всех других корпораций{34}.

Все памфлеты ормистов заверяли в их лояльности королю, ненависти к Мазарини и верности принцу Конде. Руководители "Ормэ" не были республиканцами. Но та форма монархии, которую они считали идеальной, должна была в корне отличаться от существующей упразднением многоступенчатого судейско-административного аппарата, после чего местным народным собраниям (организованным по типу "Ормэ") было бы возвращено естественное право народа самому отправлять правосудие. Кругозор ормистов не ограничивался локальными рамками, они хорошо понимали общефранцузское значение своей программы. Ормистские памфлеты распространялись в Париже; в них говорилось, что бордосцы борются за возвращение всему королевству свобод, потерянных в последние столетия, и что пример Бордо вскоре будет одобрен всей страной.

Нам неизвестны точное время и обстоятельства организации "Ормэ". Открытая борьба ормистов с "отцами города" за власть началась с мая 1652 г. и сразу же приобрела резкий характер. "Ормэ" требовала провести чистку парламента от советников, подозреваемых в мазаринизме, и организовывала нападения на них; парламент и ратуша, опираясь на содействие Конти, пытались запретить сходки ормистов. Происходили постоянные стычки между отрядами ормистов и буржуа. 24 июня 1652 г. отряд вооруженных буржуа, стремясь разогнать ормистов, вторгся в ремесленный квартал Сен-Мишель. Там их встретили баррикадами и после трехчасовой борьбы отразили нападение. После этого "Ормэ" перешла в контрнаступление. 25 июня ормисты захватили ратушу и городской арсенал, их 3-тысячный отряд двинулся на квартал богачей Шапо-Руж. Преодолев ожесточенное сопротивление противника (с обеих сторон действовала артиллерия), "Ормэ" одержала решительную победу, получив полное господство над городом.

27 июня собрание "Ормэ" избрало из своей среды "Палату 30-ти" для контроля над муниципалитетом и осуществления высшей исполнительной власти в городе. 29 июня это же собрание решило немедленно изгнать неугодных парламентариев и уволить воевавших с ормистами офицеров городской милиции, заменив их своими людьми. Принца Конти предупредили, что все эти меры будут приняты независимо от его согласия. Смирившийся с таким поворотом дел Конти вынужден был считаться с "Ормэ" как с единственной реальной властью в Бордо. 21 августа ормисты установили свой контроль над городской финансовой комиссией, ранее зависевшей от Бордоского парламента. Правда, ни парламент, ни муниципалитет не были распущены. Но было бы явной натяжкой видеть в этом, вслед за Э. Коссманом{35}, показатель некоего мелкобуржуазного благодушия "Ормэ". Все, что известно об "Ормэ", говорит о ней как о решительной организации, никогда не останавливавшейся перед применением насилия Сохранение старых учреждений объяснялось чисто тактическими соображениями Фактически же и "охвостье" парламента, и ратуша, в которую "Ормэ" удалось провести своих представителей, действовали под контролем собственно ормистеких органов - Большого совета "Ормэ" и "Палаты 30-ти".

У ормистов не было никакой программы преобразований в сфере частной собственности. Но в своей практической деятельности они не останавливались перед нанесением явного ущерба крупной собственности своих противников. 27 июля 1652 г. большой городской совет под давлением ормистов принял решение разрушить все замки в окрестностях Бордо. Мотивированная военными соображениями, эта мера в то же время наносила тяжелый удар по собственности парламентариев и городских советников. Явившуюся с протестом депутацию парламента прогнали, а заступничество за нее Конти не было принято во внимание. Взимание насильственными методами контрибуций с богачей при ормистах стало постоянным способом пополнения городских финансов. Наконец, 15 января 1653 г. было проведено принудительное снижение платы за аренду помещений на 25%, что озлобило крупных домовладельцев. Их сопротивление выливалось во множество конфликтов.

Свыше года над башнями столицы Гиени развевались красные знамена "Ормэ". Плебейская диктатура показала свое умение защищаться, обезвредив несколько опасных заговоров. Но силы были слишком неравными. После ликвидации парижской Фронды к Бордо были стянуты королевские войска, кольцо окружения сжималось все теснее. Англия, занятая войной с Голландией, так и не прислала помощи; военная поддержка испанцев была недостаточной. Усилились материальные лишения, с февраля 1653 г. пришлось ввести вызвавший ропот в народе соляной налог. Ненавидевшая "Ормэ" крупная буржуазия подняла голову и вновь стала создавать свои вооруженные отряды. 10 июля 1653 г. "Ормэ" попыталась повторить принесшее ей успех год назад вторжение в богатые кварталы, но уже не смогла собрать достаточных для этого сил, после чего ее слабость стала очевидной. 19 июля большое собрание представителей городских верхов потребовало от принца Конти распустить "Ормэ", сместить всех капитанов городской милиции и просить мира. Эти требования были приняты, и 3 августа 1653 г. в капитулировавший Бордо вступила королевская армия. Последний очаг Фронды был ликвидирован.

Чем же была Фронда? Ее нельзя определить ни как феодальную реакцию, ни как буржуазную революцию. Время антиабсолютистского феодального сепаратизма уже отошло в прошлое, время буржуазных революций во Франции еще не настало. Именно невозможность найти для Фронды место в этой привычной системе исторических координат делает ее такой трудной для понимания. Уже из-за разнородности социального состава участников Фронда как политическое движение не обладала внутренней цельностью. Но если все же попытаться определить ее характер одной формулой, учитывая интересы наиболее широкого слоя участников движения на его начальном этапе, когда дело еще не было до такой степени осложнено привходящими моментами, то точнее всего назвать ее широким антиналоговым движением народных масс.

Примечания

1. Поршнев Б. Ф. Народные восстания во Франции перед Фрондой (1623 - 1648). М.-Л. 1948, с. 553.

2. Поршнев Б. Ф. Отклики французского общественного мнения на английскую буржуазную революцию. В кн.: Средние века. Вып. VIII. М. 1956, с. 319.

3. О Парижском парламенте в годы Фронды см.: Cubells M. Le parlement de Paris pendant la Fronde. - XVIIe siecle, 1957, N 35, pp. 171 - 201; Moote A. L. The Revolt of the Judges. The Parleament of Paris and the Fronde, 1643 - 1652. Princeton. 1971.

4. Hamscher A. N. The Parleament of Paris after the Fronde, 1653 - 1673. Pittsburgh. 1976, p. 18sq.

5. Talon O. Memoires. Т. II. P. 1827, p. 234.

6. Mousnier R. Les institutions de la France sous la monarchie absolue. T. 2. P. 1980, p. 493.

7. Mallet J. R. Comptes rendus de l'administration des finances du royaume de France. Lnd. - P. 1789, p. 190sq.

8. Kossmann E.H. La Fronde. Leiden. 1954, p. 50.

9. Moote A. L. Op. cit., p. 151.

10. Требует критического отношения версия об организации восстания опытным интриганом-оппозиционером, коадъютором (главным помощником) архиепископа Парижского Ф.-П. Гонди (впоследствии - кардинал Ретц). В утрированном виде воспроизведенная в романе А. Дюма "Двадцать лет спустя", она восходит к мемуарам самого Ретца, всячески стремившегося преувеличить свою роль (Retz F.-P. Memoires. T. I. P. 1891, pp. 171 - 174).

11. Об активности части парижской буржуазии (центрального квартала Сите) в "дни баррикад" см.: Bourgeon J. L. L'lle de la Cite pendant la Fronde: structure sociale. In: Paris et Ile-de-France, Memoires. T. XIII. P. 1962, pp. 127 - 139. Напротив, Э. Коссман акцентирует факты вынужденности вооружения буржуазии (Kossmann E. H. Op. cit., pp. 64 - 66).

12. Isambert F. A. e. a. (ed.). Recueil general des anciennes lois franchises T. XVII. P. 1829, pp. 72 - 84.

13. Sainte-Aulaire L. C. de. Histoire de la Fronde. T. 1. P. 1827, pp. 267 - 268.

14. Moote A. L. Op. cit., p. 163.

15. О разорении деревни в годы Фронды см.: Jacquart J. La Fronde des Princes dans la region parisienne et ses consequences materielles. - Revue d'histoire moderne et contemporaine. P. 1960 (X - XII). T. 7, pp. 257 - 290.

16. Чтобы не возбуждать подозрений парижан, этот замок не меблировали заранее, и придворным в первую ночь пришлось спать на соломе (которой, согласно Дюма, торговал находчивый д'Артаньян). (Molleville F. de. Memoires sur Anne d'Autriche et sa cour. T. III. P. 1824, pp. 141 - 142. Автор мемуаров - придворная дама, близкая к королеве).

17. Некоторые факты истории Фронды могут вызвать поверхностные аналогии между нею и Французской буржуазной революцией конца XVIII века. 13 января 1649 г. парижане штурмовали Бастилию. По крепости было выпущено несколько ядер, после чего она сдалась, и ее комендантом стал сын Брусселя. Это было уже не первое взятие Бастилии горожанами: ее брали в 1413 г. во время городского восстания кабошьенов.

18. О Фронде в Провансе см.: Gaffarel P. La Fronde en Provence. - Revue historique. P. 1876 - 1877. Tt. II, V; Внутренняя политика французского абсолютизма, 1633 - 1649 гг. М.-Л. 1966, с. 324 - 337.

19. Перу Ларошфуко принадлежат изданные еще в 1660-е годы мемуары, освещающие политическую историю Фронды (La Rochefoucauld F. de. Oeuvres completes. P. 1935).

20. 9 февраля во дворец ворвалась толпа горожан, желавших лично убедиться в том, что двор не собирается бежать. Им показали спящего короля. Дюма использовал этот эпизод, вставив его в рассказ о бегстве двора в Сен- Жермен в 1649 г. (Molleville F. de. Op. cit. Т. IV. P. 1824, pp. 157 - 158).

21. Об ассамблее французской церкви 1650 - 1651 гг. см.: Cans A. Le role politique de l'assemblee du clerge pendant la Fronde. - Revue historique, 1913, t. CXIV, pp. 1 - 60; Blet P. Le clerge de France et la monarchie. T. II. R. 1959, pp. 47 - 82.

22. 1 мая было совершено нападение на Ж.-Б. Кольбера, который тогда управлял имуществом Мазарини. Будущему министру помогли вооруженные буржуа, арестовавшие нескольких нападавших, но Бофор приказал их освободить, заявив, что они - его люди (Lorris P.-G. La Fronde. P. 1961, p. 322).

23. Герцог Орлеанский и Конде демонстративно покинули ратушу. Обращаясь к толпе, они обвинили всех участников совета в мазаринизме. После их отъезда началась стрельба (Lorris P.-G. Op. cit., p. 372). Имели место подстрекательства неких лиц из свиты принцев (Courteault H. La Fronde a Paris. Premieres et dernieres journees. P. 1930, pp. 131 - 132). В этих работах Лорри и Курто даны яркие описания событий 4 июля, причем использован ряд неизданных рукописных источников.

24. Это название происходит от "орм" (вяз): в массовых собраниях под открытым небом на поляне под вязами ормисты видели своеобразный показатель демократичности своего движения.

25. Westrich S. A. The Ormee of Bordeaux. A Revolution during the Fronde. Baltimore - Lnd. 1972, p. 42sq. Движение "Ормэ" лишь недавно стало предметом пристального изучения историков. Данная работа - первая специальная монография по теме, написанная по архивным источникам.

26. Судьбы этих людей оказались разными. Председатель "Ормэ" Дюртет после падения Бордо несколько месяцев скрывался в сельской местности, был схвачен и в феврале 1654 г. колесован по приговору Бордоского парламента. Виллар, исполнявший функции главы полиции и контрразведки "Ормэ", спасся от расправы, перейдя на службу к принцу Конти, и через несколько лет получил амнистию.

27. Cousin V. M-me de Longueville. P. 1859, p. 415sq.

28. Westrich S. A. Op. cit., Knachel Ph. A. England and the Fronde. Ithaca - Lnd. 1967

29. Б. Ф. Поршнев считал прямым доказательством официального характера документа то, что на его копии из архива Мазарини имеется сделанная рукой кардинала запись: "envoyee par MM de Bordeaux" ("прислано господами бордосцами", т. е. бордоским муниципалитетом) (Поршнев Б. Ф. Английская революция и современная ей Франция. В кн.: Английская буржуазная революция XVII века. Т. II. М. 1954, с. 86 - 88). Однако он не объяснил странности другой записи на той же копии ("перевод с английского") и самого факта посылки мятежными бордосцами своих официальных документов на ознакомление Мазарини. Скорее всего мы имеем дело с опиской или опечаткой. Французским послом в Англии был в то время Гийом де Бордо; таким образом, запись надо читать: "прислано г-ном де Бордо" (т. е. в оригинале с одним "М" вместо двух).

30. L'apologie pour l'Ormee, par un de l'assemblee de messieurs les bourgeois. S. 1., s. d.

31. Articles de l'Union de l'Ormee et de la ville de Bordeaux. P. s. d. (art. 3). In: Jullian C. Histoire de Bordeaux depuis les origines jusqu'en 1895. Bordeaux. 1895, pp. 492 - 493.

32. Le manifeste des Bordelois contenant le recit veritable de ce qui s'est passe dans ta ville de Bordeaux les 13 et 14 du passe. P. 1652 [juin].

33. Westrich S. A. Op. cit., p. 49.

34. Ibid., p. 86.

35. Kossmann E. H. Op. cit., p. 250.

Вопросы истории, 1986, № 7, С. 76-87.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас