В. М. Массон. Древние общества степей Евразии и структура мировой истории

[Saygo 582]

Обширная зона евразийских степей oт Молдавии до Монголии состояла из различных природных составляющих. Наряду с бесспорной доминантой сравнительно плодородных степей, в нее входили в качестве конгломератных образований горные массивы и засушливые полупустынные области. Достаточно сложным был и состав населения, включающий многочисленные народы и племена, различающиеся но этносу и лингвистической принадлежности. По мере развития культурной и политической стабилизации происходила консолидация населения в более крупные общества, которые, в свою очередь, изменялись и трансформировались в процессе взаимодействия и смены исторической, особенно, политической ситуации. Но глобальные закономерности исторического развития основных народов этой зоны шли общими путями, хотя и различалась деталями проявления форм.

Оценке истории огромной зоны посвящены многочисленные работы как общего, так и специального характера (см. например Крадин 1992: 12 сл.), обзор и анализ которых сам по себе может быть темой специальных исследований. В этих трудах достаточно ярко проявляются две тенденции: скептицизм относительно перспективности развития обществ степной зоны и своею рода демонический настрой об агрессивном характере кочевников, несущих убийства и разрушения цивилизованным народам. Этот скептицизм в отношении кочевников значительной мере неосознанно отражается в письменных свидетельствах древних и средневековых государств оседлой зоны, являющихся порой единственным источником по истории народов и государств зоны степей.

Отечественные ученые в советский период уделяли большое внимание изучению кочевых обществ, стремясь выявить и охарактеризовать особенности их развития (см. например: Марков 1976; Хазанов 1975). Творческий подход блокировало обязательное следование дидактике так называемого формационного подхода, побуждавшее искать у кочевников компоненты либо феодальной формации (Владимирцев 1934), либо рабовладельческого общества, например, у скифов (Тереножкин 1966, 1977; Шелов 1972).

Следует особо отмстить, что внимание как отечественных, так и зарубежных исследователей было сосредоточено преимущественно на поздних примерах: oт хунну до монголов. Многотысячелетняя история зоны евразийских степей, в которой отмечено прогрессивное развитие со своими особенностями и достижениями, имевшими немаловажное значение для всемирной истории и культуры, оставалась за пределами генерализированных оценок.

Степная зона довольно рано, в VI-V тысячелетиях до н. э. переступила рубеж кардинального исторического переворота в так называемую «неолитическую революцию», когда были утверждены новые системы получения продуктов питания - земледелие и скотоводство. Природная экологическая специфика определила доминанту хозяйственной целесообразности в степной зоне - примат скотоводства. При этом основные виды домашних животных были, видимо, в исходной форме получены из древневосточно-балканского региона, однако одомашнивание лошади происходило непосредственно в степной зоне. В северо-западном Казахстане открыто поселение Богай, относящееся, по меньшей мере, к концу IV тыс. до н. э., где почти сто процентов домашних животных составляла лошадь. Обнаружены и примитивные псалии, свидетельствующие о начале верховой езды. Скорее всего, это поселение не было единственным, и в евразийской зоне также были центры, жители которых уже разводили домашних лошадей. Это замечательное достижение древних скотоводов сыграло огромную роль в истории степной зоны, да и не только в ней. Сам по себе конь как вид копытного животного нe представляет в зоологии чего-либо экстраординарного. Но, будучи одомашненным, конь вошел составной частью в хозяйственную, политическую и интеллектуальную систему древних степных обществ, стал символом их процветания и своеобразия для трех последующих больших эпох.

Первая эпоха, характеризуемая в социологии как эпоха ранних комплексных обществ, приходится на бронзовый век (IV—II тыс. до н. э.). Это было время дальнейшего развития общественных отношений. В обществе выделялись страты особого социального положения, которые прямым образом проявились в их имущественном статусе и в обшей идеологической позиции. Это дало основание современным историкам характеризовать данную систему как эпоху первых великих стенных обществ (Массон 1998).

Предтечей ранних комплексных обществ стенной зоны было общество, именуемое ямной культурной общностью по ведущему типу захоронений в ямах, перекрытых курганными насыпями. Центр формирования этой культурной общности располагался в регионе среднего Поволжья и Южного Урала. Она быстро распространилась на запад вплоть до Молдавии и Балкан. Ямное общество, относящееся к концу IV- первой половине III тыс. до н. э., сформировало исходный пласт, ставший типичным для всей степной зоны, но которой он распространился как в ходе племенных передвижений, так и культурных влияний и заимствовании. Степной образ жизни и отгонное скотоводство, не говоря уже о кочевничестве, благоприятствовали развитию пассионарности и менталитета степных народов.

Эго было общество скотоводов, главным ресурсом которых были стада мелкого рогатого скота, но также разводились крупный рогатый скот и лошадь. Новаторским достижением было использование деревянных повозок с массивными сплошными колесами. Повозки были четырех колесные или двухколесные. В них впрягались быки или мерины. Выплавка бронзы и изготовление из нее различных предметов также было важнейшим достижением общества.

На усложнившуюся общественную структуру указывает появление, кроме рядовых курганов, крупных насыпей высотой до 6-7 метров, для сооружения которых необходимо было провести масштабные, хорошо организованные работы. Относительно богатый инвентарь подчеркивает, что это были усыпальницы лиц не рядового общественного положения, а, скорее всего, вождей родов и племен. Судя но находкам в некоторых погребениях металлических шлаков, эти лидеры осуществляли руководство и металлургическим процессом, гак как сами мастера-металлурги довольствовались куда более скромными могилами.

Исторически весьма важным фактом являлось первое масштабное продвижение ямного общества степняков в западном направлении. Об этом свидетельствуют типичные для ямной культуры курганы, фиксируемые в степной зоне вплоть до Венгрии. Организованному продвижению несомненно способствовали лидеры, чьи погребения осуществлялись в столь престижном виде. Во время движения племен происходила и культурная ассимиляция местного населения, практикующего тот же степной образ жизни. Трудно судить, в какой мepе в ходе этого продвижения была задействована военная функция. Однако показательно, что на поселениях ямной культуры представлены оборонительные стены, обложенные камнем.

Следует иметь в виду, что население, оставившее памятники ямной культурной общности, отнюдь не было единственным обитателем обширной зоны евразийских степей. Повсеместно группы племен, практиковавшие степной образ жизни, успешно вели скотоводческое хозяйство, местами подкрепляемое земледельческой деятельностью. Они развивали культуру, используя передовые достижения соседей, в том числе, и через процесс заимствования. Временами та или иная группировка добивалась значительных успехов.

В этом отношении наиболее впечатляют успехи, достигнутые в волго-уральским регионе в конце III-II тыс. до н. э. В. С. Бочкарев с полным основанием отмечает, что здесь сформировался своеобразный центр активного культурогенеза (Бочкарев 2002). По имеющимся материалам, достигнутые инновации наиболее ярко проявились в памятниках синташтинской культуры на территории Южного Зауралья. Открытые здесь могильник Синташта и поселение Аркаим явились археологической сенсацией. Материалы, полученные при их исследовании, продемонстрировали историческую значимость обществ степного региона.

В могильнике Синташта сосредоточены элитные погребения в деревянных гробницах, и которых, помимо прочих объектов, в том числе оружия, были найдены остатки коней и части деревянных двухколесных повозок, представлявших собой колесницы, аналогичные боевым колесницам многих древневосточных государств. Затем подобные захоронения были обнаружены в целом ряде других памятников. Поселение Аркаим имело в плане четкий круг, окаймленный оборонительными стенами. В данном регионе оно было далеко не единичным поселением.

Для исторической интерпретации процессов политогенеза важны три обстоятельства. Во-первых, перед нами явно элитарные гробннцы, отличные от простых могил. Погребения с колесницами расположены обычно в центре курганов, среди нескольких десятков рядовых захоронений и несомненно представляют собой усыпальницу лидера этой общности. Кроме того, существовали и специальные некрополи этой элиты, к числу которых, видимо, и принадлежит могильник Синташта. Во-вторых, общество Аркаима-Синташты имеет явные свидетельства активной военной функции. Могилы знати содержат обычно набор бронзового оружия в виде наконечников копий, боевых топоров, а также кремневые наконечники стрел. В практике военного дела Древнего Востока колесницами, сходными с синташтинскими, управлял возничий, сопровождаемый лучником. Неизменное наличие укрепленных круглых в плане поселений также подчеркивает тенденцию учета военной ситуации. Поэтому есть все основания считать, что перед нами в археологическом материале отражается процесс военно-аристократического политогенеза, воплощением и символом которого были погребения знатных колесничих. Отсутствие особо крупных и сверхбогатых гробниц позволяет считать, что данное общество еще не достигло уровня формирования супер-лидеров и сохраняло олигархический тип правления.

Наконец, третье существенное обстоятельство заключается в том, что была выведена особая порода коней, рассчитанных именно на упряжную систему управления колесницами, тогда как ранее нее кони использовались как простая тягловая сила или источник мясной пищи. Это было подлинное начало специализированного коневодства. В гробницах знати насчитывалось oт 2 до 7 лошадей. Находки псалий от уздечек показывают, что в колесницы обычно запрягали двух лошадей.

Эти огромные изменения в степной зоне Евразии постепенно оказывают все большее воздействие и на соседей, начиная с продвижения на запад племен ямной культурной общности. Археологические данные позволяют проследить культурные влияния и передвижения отдельных гpynn населения. Немаловажное значение имеет использование запряженных парой коней легких колесниц, которые широко распространились в памятниках синташтинской культуры и современных ей обществах стенной зоны.

Формирование колесниц для военного дела происходило и на Древнем Востоке (Нефедкин 2000). Но породы упряжных коней с тренингом, имеющим специальную терминологию, появились именно в степной зоне. Об этом свидетельствует и обширный набор коневодческих терминов индо-иранского происхождения в трактате о коневодстве XVI в. до н. э., обнаруженном в Северной Месопотамии. Скорее всего, эта терминология проникла на юг с породами специализированных лошадей, разведение которых началось, но меньшей мере, в пору Синташты.

Имеются и другие свидетельства прямого воздействия степной зоны на южные цивилизации, существовавшие на юге Средней Азии. Здесь, в памятниках городской цивилизации первой половины II тыс. до н. э. найдены типичные для Синташты конские удила. Массовый археологический материал свидетельствует о том, что, по крайней мере, с середины II тыс. до н. э начинается движение на юг племен - носителей культур степной бронзы, ставшее особенно активным но второй половине этого тысячелетия. Эти племена составили основной массив населения Средней Азии, обитавшего вдоль зоны местных городских цивилизаций. Это было начало непрерывного процесса северной инвазии, которая продолжалась многие столетия, сопровождаясь изменением этнического облика аборигенов.

Следует подчеркнуть, что никаких свидетельств военных конфликтов в ходе первого продвижения не зафиксировано. Это было мирное переселение - свидетельство воздействия степной зоны на южных соседей. Здесь уместно отмстить, что особых признаков обратного влияния юга на степную зону в области культуры не наблюдается. Наряду с инфильтрацией степного населения, кони и военное дело стали основным компонентом связей степной Евразии с южными цивилизациями.

Продолжалось выделение слоя аристократии, характеризующейся ярко выраженной тенденцией к военной функции. Новые лидеры формировали все более крупные структуры, чему, в высшей мере, способствовали изменения в обществе, связанные с развитием всадничества и перехода к собственно кочевничеству. Лошади, запрягавшиеся в колесницы, стали верховыми конями и, соответственно, были выведены новые породы, ярким представителем которых ло наших дней остаются туркменские ахалтекинцы. Переход к всадничеству и кочевничеству имел эпохальную значимость и стал рубежом в истории обществ степной зоны. По общественным и культурным последствиям его можно сопоставить с городской революцией, имевшей место в оседлых цивилизациях. Произошли знаковые изменения в военном деле и в трансрегиональных связях. Границы мира как бы раздвинулись, информация распространялась невиданными ранее темпами, резко ускорились торговые и культурные связи. Общественные лидеры получили новые возможности для утверждения в обществе, в значительной мере опираясь на подчиненные им военные структуры. В результате формируются достаточно масштабные политические структуры. Их вожди становятся не просто аристократией, а супер-лидерами.

Как и прежде, в степной зоне проживали различные народы и племена, но их взаимоотношения приобрели новый характер. То и дело утверждаются те или иные политические и культурные приоритеты, формируются масштабные общества. Качественная значимость этой эпохи была четко определена выдающимся отечественным исследователем М. П. Грязновым как время ранних кочевников. Социологически это время можно определить как эпоху военной государственности.

Судя по всему, переход к кочевничеству произошел в IX—VIII вв. до н э., и уже к VIII веку относится яркий образец знаковых перемен - «царский» курган Аржан, раскопанный в Туве М. П. Грязновым. С точки зрения исторического прогресса здесь особо важны два обстоятельства. Прежде всего, это масштабность постройки самого сооружения, которая требовала массового организованного труда, что могли осуществить лишь властные лидеры (Грязной 1970, Савинов 2002: 37-81).

Курган представлял собой круглое в плане сооружение с каменной оградой, достигавшее диаметра в 120 метров. Внутри находилось около 70 клетей, заполненных скелетами коней, разного рода вещами и, в отдельных случаях, человеческими захоронениями. Главный персонаж лежал в центральной камере. Даже незначительный инвентарь, оставшийся после грабителей, свидетельствует; что в усыпальнице находились немалые ценности, в том числе, многочисленное оружие. Особенностью Аржана являлось то, что в разных клетях находились группы коней разной масти, отличающиеся деталями сбруи. Исследователи пришли к справедливому заключению, что это были дары разных группировок, различающихся деталями культурных традиций. Нет сомнений, что перед нами монументальная гробница супер-лидера, чье влияние распространялось на обширную зону сородичей. Такие масштабные и ботатые гробницы составляют характерную черту эпохи, располагаясь группами в различных областях стенной зоны. Греческая письменная традиция склонна именовать этих лидеров «царями». Во всяком случае, так названа правительница сакских племен Зарина, эпические предания о славе которой сохранил Ктесий. Иранская традиция, представленная в Бисутунской надписи Дария I, называет властителя саков Скунху «наибольшим» (мапишта).

Оружием снабжалась не только знать, но и другие члены общества. Погребения мужчин эпохи ранних кочевников, как правило, сопровождаются оружием и удилами. Иногда подобные находки встречаются и в женских могилах. Совершенно ясно, что перед нами конные воины, составлявшие значительную часть милитаризованного древнего общества. Военно-аристократический путь политогенеза завершался формированием военной государственности, стоящей на грани создания подлинно государственных структур.

Степные общества совершили не только социополитический скачок, но и взошли на новую ступень и интеллектуальной сфере, о чем свидетельствует яркий феномен художественной культуры, условно поименованный скифо-сибирским искусством. Качественно усилились международное культурные связи. Удачные походы позволяли доставлять вглубь кочевого мира многочисленные объекты художественной культуры Древнего Востока и Китая. Был заимствован образ льва, никогда не водившегося в стенной зоне. Образ могучего хищника, как особо престижное явление, становится весьма популярным в скифо-сибирском искусстве. Порой мастера, не знакомые непосредственно с этим могучим зверем, воспроизводят его далекий oт оригинала образ.

Активность степняков, создающих новые объединения, энергично воздействует ка южные государства. В этих условиях естественным образом эволюционируют социо-политические структуры и формируются целые кочевые империи, существование которых и составляет третью эпоху в истории евразийской степной зоны. По существу, формирование кочевых империй представляло собой пик военно-аристократического пути политогенеза. Именно военная функция центральной власти была источником ее силы и могущества.

Первая, образованная хунну, империя приобрела особую известность благодаря китайским письменным источникам. В. В. Бартольд специально подчеркивал, что именно хунну создали первую кочевую империю в истории народов Центральной Азии (Бартольд 1963: 475). Основателем могущества хунну, шаньюем Моде, была четко сконструировала так называемая десятичная структура армии, состоявшей из соединений, насчитывающих десятки, coтни, тысячи и десятки тысяч воинов. Не исключено, что истоки такой структуры посходят к более ранним временам, однако при Моде был реализован их твердый статус, подкрепленный установлением жесткой дисциплины. Политическая власть удачливого военного лидера, объединившего многочисленные племена, была идеологически узаконена в претенциозной титулатуре. Лидер стал именоваться «сыном неба», имеющим «небесное происхождение». Исследователи отмечают; но меньшей мере, четыре функции шаньюя: верховное главенство империей, верховное главнокомандование, главенство в судебной функции и, в значительной мере, жреческая функция (Крадин 2000: 139-140). С военным делом, в первую очередь, были связаны страты племенных вождей, старейшин, немногочисленной служилой знати и вождей зависимых племен. Составлявшие основу иерархии простые кочевники были, прежде всего, воинами. Абсолютистские реалии этой системы не следует преувеличивать. И у хунну, и у других кочевых обществ большую роль играла генетическая система родства, учитывавшаяся в правящем роде. Прочность этой структуры, особенно в пору военных успехов, нельзя преуменьшать. Политическая новация державы хунну потрясла не только древний Китай, но и многих современных историков, пораженных столь выдающимся достижением «диких кочевников». В литературе (или в ученой среде) появился расхожий методологический стереотип, что именно военные противоборства с оседлыми государствами по принципу «вызов-ответ» привели к формированию империи хунну. Здесь сказались два стереотипных подхода исследователей, привыкших иметь дело с традиционно процветающими цивилизациями. Во-первых, это представление о существовании неких «чистых» кочевников, но этому противоречат свидетельства о существовании у кочевников скотоводческого хозяйства и земледельческой деятельности в степях, хотя масштаб и продуктивность такой деятельности были сравнительно невелики. Во-вторых, кочевые империи отнюдь не возникли как феникс из пепла. Им предшествовали длительные эпохи местного степного политогенеза, когда происходило формирование предгосударственных и протогосударстаенных структур.

Эталон кочевой империи распространяется в степной зоне. Его копирует большинство степных общественных структур, а том числе и енисейских кыргызов, хотя, разумеется, не всегда и имперских масштабах. Следует отметить и результативные достижения своего рода государственного симбиоза, когда политический диктат кочевых обществ творчески объединялся с традициями оседлых государств. Таковы были формирующиеся в IX—XII веках симбиозные государства в Семиречье и Синцзяне. В большом масштабе особенно впечатляющих успехов достигла тюркская держава, ставшая подлинной кочевой империей, хотя и распавшейся ни определенном этапе на два сообщества.

К числу слабостей кочевых империй можно отнести отсутствие устойчивой бюрократической структуры и четких законодательных основ престолонаследия, в которых огромную pоль играли первобытно-клановые традиции. Кочевые империи порой пытались наладить какие-либо органы управления, используя опыт китайского государства, а иногда и прямо приглашая китайских чиновников. Больших успехов это не принесло. Тем более, что в областях государства вместо системного налога фактически производился сбор дани.

Вершиной этого типа государственной структуры и, фактически, почти концом данной эпохи в степной зоне была супер-империя Чннгиз-хана, оптимально реализовавшая успехи всей системы как таковой. Вместе с тем, данная система, взятая и чистом виде, начала деградировать. Более жизнеспособными оказались общества политически интеграционного типа, начало которым было положено в кочевническо-оседлых объединениях Семиречья и Синцзяна.

В предшествующем изложении автор в силу своей специализации уделял особое внимание кочевым обществам Азии. Динамика евразийской общности степной зоны ярко проявилась на начальном этапе развития, охватывающем период от ранних комплексных обществ до эпохи военно-аристократического политогенеза. По существу именно европейская зона в лице скифского общества послужила эталоном понятийной сетки для явлений художественной культуры и общества и целом. История скифской эпохи с ее яркими супер-лидерами - царями хорошо известна но данным как истории, так и археологии. Но с этого времени пути Запада и Востока в степной Зоне начинают расходиться. В Восточной Европе скифские царства столкнулись с энергичной и яркой структурой эллинской колонизации, носители которой, подобно кочевникам, сами были полны неуемного менталитета, основанного на высочайшем культурном и политическом наследии. В отличие от Парфии и Бактрии, здесь речь должна скорее идти не о симбиозе, а о доминанте одной стороны. Далее степная зона Восточной Европы в значительной мере активизируется за счет восточных импульсов, что с особой четкостью проявилось в постсарматское время. Местные кочевники, то и дело стимулируемые восточными вливаниями, по существу развивают традиции державы хунну, грабительски нападавшей на Китай, но без свойственной хунну тенденции к внутренней стабилизации. Самобытная яркость эпохи Киевской Руси не представила кочевым соседям возможностей создания симбиозных структур, подобных центральноазиатским. Доминанта развития прочно оставалась за Востоком.

Таким образом, можно заключить, что степная зона Евразии была центром интенсивного самостоятельного исторического развития со своей спецификой и особенностями, сыгравшими немаловажную роль в развитии мировой культуры и цивилизации к целом. Поэтому, наряду с использованием понятийной сетки, выработанной современной исторической наукой для глобальных явлений, следует обращать особое внимание на понятия и определения, отражающие именно местный специфический характер исторического развития данной зоны в целом.

В настоящее время, по имеющимся материалам и их разработкам, намечается три большие эпохи, которые развивались по мере сложения архаических структур древних обществ. Первая эпоха, которую можно выделить - это эпоха ранних комплексных обществ. По археологической систематике она, в основном, приходится на бронзовый век. Достигнутый уровень общественного развития и организации открывал возможности формирования крупных общественных структур, которые известны по археологическим материалам. Уже проявляется свойственный народам степной зоны динамизм и инициативная пассионарность. Начинает формироваться особое значение образа коня как интеллектуального, а соответственно, и художественного символа степных обществ.

Вторая эпоха, известная по археологической систематике как эпоха ранних кочевников, социо-политически может быть охарактеризована как эпоха военной аристократической государственности. Переход к кочевничеству, в числе прочих явлений, способствовал качественному скачку активной военной сферы, что являлось одним из важных стимулов выделения страты супер-лидеров или царей по терминологии древнегреческих источников.

Наконец третья эпоха - это время кочевых империй, эталонным примером которых была империя хунну. Пиком этой системы следует считать монгольскую супер-империю Чингиз-хана. После распада ее политических наследников, но существу, начинается возвратное движение, столь характерное для процесса ритмов культурогенеза, да и политогенеза. Политические структуры, наблюдаемые и степной зоне в позднесредневековую эпоху, по существу, недалеки от эпохи военно-аристократической государственности.

Говоря об историческом значении степной зоны и ее месте во всемирной истории, надо отметить три традиционных заблуждения, некорректных методологически и фактически. Первое заблуждение исследователей сводится к тому, что государство у кочевников формируется лишь как следствие военных столкновений с областями городских цивилизаций. Уже Е. И. Кычанов ярко охарактеризован многочисленные внутренние предпосылки в кочевой среде, ведущие к формированию сложных политических структур (Кычанов 1992). При этом нельзя забывать о том, что государственные структуры в степях возникали в процессе длительной социальной и политической эволюции, начавшейся задолго до хунну, еще в бронзовом веке. Материально удачные походы в зону оседлых цивилизаций лишь стимулировали процесс образования государственных структур, но не были его исходной причиной.

Второй вопрос, в котором исследователи, начиная с Тойнби, упрекают кочевую степь, это то, что здесь якобы не было процесса самого исторического развития, а потому и не сложилась капиталистическая формация. Известно, что в процессе ритмов исторического развития центры прогресса менялись, и капитализм также не проявился в зоне древневосточных цивилизаций или греко-римских базовых центров. На определенном этапе общественные структуры в силу ряда причин замедляли темпы развития. Это произошло в послемонгольское время и в зоне степей, где ранее процветавшие структуры не создали перспективной альтернативы многотысячелетним традициям.

Наконец третье, весьма укоренившееся направление негативных опенок степных и, прежде всего, кочевых обществ, связано с признанием за ними разрушающей силы демонического негативизма. Традиционно считается и многими авторами упорно повторяется заключение о том, что кочевники приносят в мир оседлых культур безудержные убийства и гибель поселений и городов. Разрушение оседлых центров и уничтожение мирных жителей было обычным и распространенным явлениям со времени формирования воинских структур с функцией вооруженных победоносных действий. Этот феномен имел разные формы проявления, порой достаточно безжалостные и централизованные, как это было, например, и кровавой истории ассирийской державы. Действия кочевников не были исключением, а стремительный подвижный характер их воинских контингентов делал их особенно впечатляющими и запоминающимися. Традиции же подобного «антикочевнического» негативизма восходит к безжалостным действиям армий Чингиз-хана, когда стратегия устрашения была введена в ранг военной доктрины. Зачастую не было военной необходимости поголовного убийства мирных жителей и уничтожения городов и целых оазисов. Эта не вызванная военной необходимостью доктрина устрашения и террора по отношению к мирному населению благополучно дожила и до нового времени, выразившись в бомбардировках Хиросимы и Нагасаки и в недавнем разрушении мостов через Дунай. Широко известные ужасы чингисхановской эпохи были перенесены на всю кочевую среду, хотя в действиях армий оседлых держав, например, государства Тамерлана, претендующего на политическое наследие монгольским лидерам, также засвидетельствована немотивированная жестокость.

Исторический вклад во всемирный процесс со стороны степной зоны материально связан с образом коня. Именно степи стимулировали создание в системе вооруженных сил и военной стратегии кавалерийских начал. С образом коня были связаны многие идеологические и художественные новации.

Впечатляющим достижением мировой художественной культуры является искусство скифо-сибирского звериного стиля. При всех возможных взаимодействиях с иными художественными традициями, оно в целом вполне законченное и ярко узнаваемое явление. Недаром оно оказало заметное воздействие на северные общества вне собственно степной зоны, а в известной мере, и на искусство южных цивилизаций. Обширная литература посвяшена «проблеме происхождения» скифо-сибирского звериного стиля. Его создателям явно были знакомы соответствующие традиции - и местные, и древневосточные. Но в целом это явление полно глубокой мутационной самобытности как на стилистическом, так и на комбинационном уровне.

Исторически здесь важны два других обстоятельства. Стенная зона, особенно после перехода к кочевничеству, надежно стимулировала и ускоряла все процессы международного общения и сотрудничества, будь то торговые или интеллектуальные связи. Еще более важны процессы историко-политического синтеза и симбиоза, пронизывавшие многовековую эпоху взаимодействия кочевых обществ и государств оседлой зоны. Утверждение кочевых приоритетов в античную эпоху в Бактрии и Парфии в результате встречной поведенческой и психологической ассимиляции в конечном итоге способствовало выходу этих стран в ранг держав мирового класса, наряду с Римом и Китаем. В Центральной Азии синтез политико-государственных начал кочевой и городской традиции создавал, начиная, по меньшей мере, с эпохи Караханидов, перспективные государственные организмы. Это было ярким проявлением продуктивного творческого взаимодействия различных начал, которыми так богата мировая история.

Археологические вести, № 12, 2005, С. 172-178.