58 сообщений в этой теме

(Gurga @ Вчера, 22:16)
Ключевое слово: Что верно?

Поэтому говорить о том, что сюнну тюркоязычны - это, минимум, подтасовка на позднейшем материале + нарушении методологии.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Это довольно хорошо подходит к тому, что мы знаем из классификации тюркских языков и их глоттохронологического обследования по времени. Потому что как раз I века до н.э. и I века н.э - это время, когда распадались тюрки на булгарскую и прочие группы.

Если бы у нас был какой-то реальный языковой материал, подтверждающий это...

Подтверждением того, что пратюрки были где-то там и общались бурно с Китаем, является наличие большого количества позднедревнекитайских, то есть в фонетике Западной Хань или Восточной Хань, заимствований в пратюркский язык.

У нас есть реальные материалы "пратюркского языка"?

К тому же надо учитывать, что вэньянь (древнекитайский язык) активно использовался до ХХ в. А реконструкции древнего произношения могут быть более или менее правдоподобными только с пост-Ханьских времен, когда появились сравнительные материалы, записанные фонетическим алфавитом других народов.

Это значит, что закономерные рефлексы этих слов у нас имеются и в булгарской группе, и в других тюркских языках.

Сами языки-то где? Бедный чувашский! Куда его только не приспособляют!

Вот на картинке ряд таких слов, довольно понятные тоже семантические области: если вы видели, что в древнекитайском это была всякая скотина и дальше титулатура, причем термины, касающиеся скотины, на самом деле сохранились в китайском языке, например, то слово, которое было ша ся "плохая лошадь", оно дальше застряло в китайском языке, развилось по его законам в то ти, и значило уже "пони".

Переход "шася (?) в "тоти"? cray.gifЭто о чем? bang.gif

Вообще, весь абзац ни о чем.

И уже из новокитайского, в Средние века, было заимствовано в язык среднетюркских памятников в виде то ти с значением "пони", также в современном новоуйгурском это слово есть в том же значении.

Мило. Новокитайский (это какой?) в Средние Века, пони у тюрок перевелись - пришлось слово заимствовать у китайцев... Что-то логики я не вижу.

К тому же новоуйгурский, за счет китайского владычества с 1760 г., подвергся сильнейшему китайскому влиянию и приводить его в пример некорректно.

Заимствования в пратюркский - это металлы, титулатура, военная терминология, письмо и чтение, философские термины, предметы роскоши, лак, какой-то сокол и овощ - довольно естественно для кочевников.

Это болтология или лекция профессионала? Дайте такие списки, с иероглификой, для проверки. И объясните, как язык орхонских надписей соотносится с сюннуским?

Мы видели, что, кроме того, среди сюннуских слов раннего периода мы имеем восточно-иранские. И в пратюркском имеется некоторый слой восточно-иранских заимствований, он относится к молочному животноводству прежде всего, также сьедобные растения и строительство и титулы. Круг взаимодействия более или менее совпадает в том и в другом случае.

Опять же, где списки слов? Пока - одно бла-бла-бла...

Гипотеза, которая вокруг всего этого строится, получается такая, что, по-видимому, верхушка хунну, то есть те, от кого поступала языковая информация китайцам, говорила-таки по-тюркски, при этом были какие-то неслабые контакты с какими-то протосаками, которые жили неподалеку, и от которых попалась титулатура.

И где хоть одно синхронное периоду Хань подтверждение? Ну хотя бы пару строк, чтобы без тюрок Бумэня и прочих орхонских языковых изысков!

То есть, по-видимому, следует предполагать некоторый период вассалитета. От которых получено молочное животноводство. На все это хорошо ложатся этнонимы хунну для тюрок и юэджи для соответствующих протосаков.

Ну, о зависимости сюнну от юэчжи известно из источников. Не надо быть суперлингвистом для этого:

У шаньюя был старший сын — наследник по имени Маодунь. Позднее у шаньюя от любимой яньчжи родился младший сын, и шаньюй решил, устранив Маодуня, поставить наследником младшего сына. Тогда он послал Маодуня заложником к юэчжи, и как только Маодунь прибыл к ним, Тоумань внезапно напал на юэчжи. Юэчжи намеревались убить Маодуня, однако тот, завладев прекрасным конем, сумел ускакать.

http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Ch...rametext110.htm

Так просто заложников не дают. Т.ч. тут язык никак не помогает, тем более, что он не сохранился.

А вот что такое "этнонимы хунну для тюрок и юэджи" - я не понял cray.gif

О тохарских отношениях тюрок говорят много, но, в общем, особенно ничего хорошего не получается.

Теперь то же самое, но по-русски. Моя понимай нету russian.gif

Среди сюннуских слов в китайском попалось два случая, которые возводимы к тохарскому: это сушеная молочная закваска и анекдотический случай - в Хань Шу имеется слово, часть титула шаньюя, который читается няк де. Как объясняет нам историк, это постоянный эпитет, который прилагался к имени шаньюя в дипломатических письмах к ханьскому двору, и толкуется как "почтительный к старшим", то есть к ханьскому императору. Это слово по звучанию совпадает с тохарским "господин". Так и видишь переводчика, которого спрашивают: "А вот это у вас что написано?" "Ах, - говорит переводчик, - это почтительный к ханьскому императору". И все хорошо.

Бесполезно искать - слово "шаньюй" в "Цянь Хань шу" встречается десятки раз. В "Хоу Хань шу" - не реже. Что искать и где? Непрофессионально. Зато позволяет скрыть подтасовки.

Как мы видели, это государство Хунну гуляло еще довольно длительное время по видимым нами окрестностям Китая, в частности во II веке до н.э. хунну установили даннические отношения с племенами Обь-Иртышского региона и Алтая. Кто там жил, мы не знаем, потому что, как мы уже видели, археологические культуры отождествлять чрезвычайно сложно с языками, но зато мы имеем довольно приличный слой заимствований из пратюркского в прасамодийский язык.

Язык, конечно, достоин докторской лекции! diablo.gif

И опять спекуляции о пратюркских и прасамодийских языках, памятников которых нет! diablo.gif

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

не проще ли написать рецензию на лекцию и опубликовать ее где-нибудь?

а иначе это игра в одни ворота

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Самодийцы - это ненцы, энцы, нганасаны, селькупы, а также вымершие камасинцы и маторы, которые жили еще в историческое время (последняя камасинка умерла в 1940 каком-то году) на территории Хакасии, Тувы и Алтайского края и ассимилировались с живущими там сибирскими тюрками, это южные самодийцы. Северные самодийцы давно ушли на север - ненцы, энцы, нганасаны и селькупы тоже. И распад самодийцев датируется примерно рубежом эры, то есть то же самое время, что историческое проникновение хуннов в соответствующий регион, заимствование в прасамодийский. Названия рыбок, видимо, как предмет торговли, название лошади, названия какой-то обуви и оружия, строительные термины. Например: шаманская ложка - из тюркского черпака, который, в свою очередь, заимствован из иранских языков. Хан - царь, близнецы и парочка числительных. Все самодийские слова проверены на возможность уральского происхождения. По-видимому, это действительно заимствование, причем заимствование именно в пратюркской фонетике, а не от каких-то тюрков, с которыми они имели дело позже, потому что это все самодийские слова, давшие закономерные рефлексы в северной и южной группах. Самодийских заимствований в пратюркском немного, но вот одно из них - это типичная штука северной охотничьей культуры - это бульончик. Мы имеем существенное количество пратюркских заимствований в праенисейский, то есть тот самый язык, который является предком кетского языка, праенисейский был восстановлен тоже Сергеем Анатольевичем Старостиным, реконструирован в рамках его работы над прасинокавказской макросемьей, потому что в прасинокавказскую макросемью входят языки: северокавказские, сино-тибетские, енисейские, бурушаски, баскские, на-дене. Вот заимствования в праенисейский язык из пратюркского состояния, то есть, не из состояния тех тюрок, которые реально в историческое время контактировали с енисейцами. Вот свистящая стрела, которая попала к енисейцам и которой пользовались не для устрашения врагов, а для выпугивания белок из гнезда. Таким образом мы локализуем пратюрков.

Все весело - где списки слов с указанием источников, откуда они появились?

Или опять одни умозрения?

Оказывается, что расположение пратюркского этноса более или менее попадает на территорию, которая была занята хунну, хотя, конечно, обские угры еще западнее находились, и с ними у нас (пратюрков) прямого контакта не было; слова, которые попадаются, больше похожи на какие-то рыночные отношения. Понятно, что там проходила часть Шелкового пути, а именно - меховая. Есть еще странная группа слов, возможно заимствование с пратюркского в пранивхский язык: несколько рыбок, ступка и посол, заимствованный в пранивхского раба, - это нормально. Еще среди сюннуских слов в китайском имеется один возможный монголизм (название пряжки). Действительно, больше ничего не находится для этой пряжки, которая при этом является чрезвычайно важным культурным явлением, потому что это непременное свойство хуннского костюма и подарков, которые они брали с китайцев, а, кроме того, это один из маркеров культуры ордосских бронз - те самые поясные пряжки звериного стиля.

Выделил "оговорочку по Фрейду" - похоже, увлеченность темой тюрок позволяет сочинять все, что угодно! Не подтверждая ничем.

Про отношения тюрков с монголами я бы тут даже не хотела завязываться, потому что это очень большая история. Дело в том, что тюрки и монголы родственные, но давно развалились, они оба восходят к праалтайской общности, но при этом очень много контактировали впоследствии, и взаимных заимствований, в общем, довольно много. В тюркских - это более современные заимствования из монгольских языков, а в монгольских тюркские заимствования более старые, но, в принципе, большинство противников гипотезы алтайского родства настаивает на том, что вся общая для тюркских и монгольских языков лексика является контактной по происхождению, то есть это взаимное заимствование. К примеру, кочевники друг с другом все время взаимодействовали и так далее. На самом деле это не так, имеется большой объем лексики, которая совершенно необъяснима как заимствование. Даже в этой кучке на картинке можно видеть некоторое количество прогулок слов туда-сюда. Это табгачский язык, который монгольский, видимо, в котором тоже имеются тюркизмы, относящиеся к имперской терминологии, исключительно названия различных чиновников. Что мы имеем в виде заимствований - уже понятно, что, по крайней мере, какая-то верхняя часть гуннов была пратюрками. И мы можем посмотреть, в каких отношениях они там все были.

Вот и зря - единственным более или менее уверенным материалом является монгольский, причем для довольно поздних времен, когда появились письменные памятники на нем (а вот для самодийских их вообще нет, но спекуляции уже разведены!).

Все зыбко, неубедительно для эпохи сюнну и вообще, возникает вопрос - о чем Дыбо тут вещает?

Поздний древнекитайский дал в пратюркский около 20 заимствований культурного характера, и обратно получил некоторое количество экзотизмов, хотя некоторые из них прижились. Названия пони и верблюда так и остались жить в китайском языке.

Что такое "пратюркский язык"? Давайте говорить о заимствованиях в язык орхонских надписей - будет честнее. А насилие над языковым материалом - это не к нам.

С иранскими языками, прасакским не все понятно, потому что там значительное количество заимствований культурного характера, а дали ли тюрки что-то прасакам, не знаем, просто потому что соответствующая лексика недостаточно сейчас собрана и обработана, иранские реконструкции отдельных ветвей лексически не готовы.

Ну, найдется и там свой Дыбо! diablo.gifИ будете тогда искать в сюннуском исключительно сакские слова! diablo.gif

Дальше круг общения пратюрков достаточно хорошо виден. Это прасамодийцы и праенисейцы; похоже, что они просто разваливаются на свои последующие составные части именно в результате этих контактов.

Вечный вопрос - на чем все строится? На "реконструкциях" по материалам Нового Времени? cray.gif

Дальше мы движемся на запад, слово "хун", как этническое название встречается в старых согдийских письмах, и, возможно, оно обозначает то же, что китайское хунну, возможно, и нет. Эта картинка V века нашей эры, в это время существовал Эфталитский каганат, государство белых гуннов, они на санскрите называются швета-хуна, то есть белые гунны, но, увы, они совершенно не тюрки, они писали, поэтому мы знаем кто они, они иранцы, носители бактрийского языка, довольно изысканного, восточно-иранского языка.

Да, возможно, слово "хун" что-то обозначает. А что? Если тут она стесняется (хотя после всего вышесказанного чего уж там мелочиться! buba.gif) проводить параллели, то почему ранее так смело, "широкими мазками" что-то невразумительное изображала? ph34r.gif

Я считаю, что гуннский вопрос таким образом можно считать закрытым, то есть не кеты - они были, это уж точно, - а дальше как будто абсолютно пошлый взгляд, что гунны - это были тюрки, оказывается все-таки правильным

Закончу разбор этой "лекции" высказыванием по поводу методики, используя которую Дыбо пришла к выделенному выводу: "Я, предполагая, доказываю...".

Все ganj.gif

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Теперь про этих самых лингвистов-компаративистов - есть хороший анекдот, как компаративист выступал перед совместным собранием историков и лингвистов.

Вот он вещает час, вещает два. Дискуссии нет - все сидят загруженные. У всех озабоченный вид.

Корреспондент после лекции подходит к историкам:

- Как вам понравилась лекция?

Историки помялись, потом самый маститый говорит:

- Ну, лингвист он, как видим, крутой. Так все и разложил. А вот историк... Историк он никакой.

Корреспондент идет к лингвистам с тем же вопросом. Ответ лингвистов:

- Мы просто в восторге от его исторических знаний - все нам быстро и доступно разъяснил. Но лингвист он точно никакой.

Вот так как-то сложилось - на спекуляциях, не подтверждаемых надежным сравнительным материалом, нельзя делать категорических выводов. И вся эта компаративистика, пренебрегая историческим контекстом и ставя во главу угла умозрительные реконструкции, может считаться только вспомогательным инструментом для работы.

А то по данным глоттохронологии колесницы появились аж 12 тыс. лет до н.э.! ganj.gif

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Говорят - если критикуешь, то предложи свое.

Предлагаю по данной теме:
1) если есть задача говорить о языке сюнну, то говорить только в рамках исторически подтвержденного существования такого языка (III в. до н.э. - IV в. н.э.)

2) сверять все выводы и положения по историческому материалу, что не соответствует фактам, отбрасывать, как недостоверное (например, в свое время компаративисты заявили, что слово собака цюань заимствовано в китайский из тохарского на основе созвучий с реконструируемым произношением, но не учли, что этот иероглиф появляется в надписях задолго до первых контактов с тохарами).

3) не использовать позднейшие материалы для категоричных выводов, а только в качестве положений, косвенно подтверждающих общее направление гипотезы

4) при проведении подобных лекций увязывать свои тезисы с историками, чтобы не было случаев, как с языком цзе

5) не говорить о всяких отвлеченных вещах, типа дунайско-булгарского или церковнославянского языков, а концентрироваться только на предмете - языке сюнну

6) не оперировать не подтвержденной до сих пор гипотезой о тождественности/родстве сюнну и европейских гуннов

7) давать полный список изоглосс по китайским источникам (других для языка сюнну нет) с указанием их иероглифического чтения, значения и реконструированного (с указанием основ для реконструкции) звучания, после чего сравнивать их с позднейшим сравнительным материалом, указывая на источник происхождения этого материала

Вот как-то так. И тогда чудных перлов по типу

Я считаю, что гуннский вопрос таким образом можно считать закрытым, то есть не кеты - они были, это уж точно, - а дальше как будто абсолютно пошлый взгляд, что гунны - это были тюрки, оказывается все-таки правильным

можно будет избежать, но осветить вопрос языка сюнну и профессиональнее, и ответственнее, и без заказных моментов.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Dark_Ambient @ Сегодня, 13:31)
не проще ли написать рецензию на лекцию и опубликовать ее где-нибудь?
а иначе это игра в одни ворота

Да смысла нет. Они играют на академическом поле. И считают себя доками.

Для них синологи - досадная помеха.

И вообще, ИМХО, это не лекция, а нечто, вроде выступления по египетской теме, которую Солкин раскритиковал.

Я ведь почему не стал "дискуссию" трогать - ее там и не было. И ничего там ценного, в "дискуссии", не содержится. Только дифирамбы в пользу работ Старостина и К.

Я не против них, даже за - но как гипотезы, а не истины. Истину, до появления надежного сравнительного материала, мы знать не можем.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Saygo @ Дек 2 2013, 19:37)
Титулы некоторые, например, Сыма Цянь пишет титул какого-то хуннуского функционера, говорит, что он звучит как дагры, даогры, "а" долгое, которое потом перешло в "о" в китайском, и говорит, что это значит «справедливый» по-хуннуски, это, видимо, народная этимология от тюркского догры (правильный, справедливый)...

Я же ведь с живых-то не слезу comando.gif

Берем "Древнетюркский словарь", М, 1969, с. 571:

toγru - 1) прямой; 2) правильный, справедливый

Слово встречается в "Кутадгу билиг" и уйгурских документах XII-XIV вв.

Ну разве нельзя было уточнить конкретное слово конкретного (не "реконструируемого") языка?

К сожалению, так всюду, мелкая недоговорка, подтасовка, допущение...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Взял отсюда:
http://polit.ru/article/2013/10/30/ps_hunnu/

Поэтому лингвистическое изучение хунну смогло начаться только после того, как прогресса достигла совсем другая область языкознания – историческая фонетика китайского языка. Древнее произношение китайских слов ученые смогли реконструировать с помощью различных источников. Во-первых, это данные многочисленных китайских диалектов, к котором применили классические методы сравнительно-исторической фонетики. Во-вторых, это анализ рифм в древней поэзии и составленные самим китайцами словари рифм. Дело в том, что китайцы довольно рано стали отмечать, что строчки, рифмующиеся у древних авторов, через несколько столетий перестают рифмоваться. Это вызвало создание пособий для поэтов, где указывалось, какой иероглиф с каким можно рифмовать по канонам классической поэзии. Наконец, фонетическим исследованиям помогли китайские иероглифические записи буддийских терминов, произношение которых в санскрите было известно. Таковы были три источника, позволившие ученым реконструировать звучание древнекитайского языка. Значительный вклад в исследования древнекитайской фонетики внес С. А. Старостин, опубликовавший в 1989 году монографию «Реконструкция древнекитайской фонологической системы».
Керамика хунну

Как изменялось со временем китайское произношение, можно увидеть на нескольких примерах. Иероглиф 山 «гора» в современном пекинском варианте китайского читается как шань, среднекитайское чтение – сан, а древнекитайское – сран. Иероглиф 天 «небо» сейчас звучит как тянь, в среднекитайском звучал как тхиен, в древнекитайском – тхин. «Человек» 人в современном языке жень, в средне- и древнекитайском – нин. «Красный» 赤 в современном языке чи, в среднекитайском чек, в древнекитайском киак. Вспомним, что и само слово сюнну в древнекитайском звучало как хунну.

Итак, после установления, как читались иероглифы в древнекитайском, стало возможным выяснить и то, как звучали записанные китайскими авторами слова языка хунну. Выяснилось, что большое количество этих слов имеет тюркские соответствия. Например, слово языка сюнну со значением «небо» китайцы записали как 撐黎*ṭhāŋ-rə̄j, что созвучно пратюркскому *taŋri «небо, бог». Слово 橐駝 *thāk-lhāj «верблюд» соответствует пратюркскому *tạj-lag «верблюжонок», 服匿 *bwək-ṇək «вид сосуда» – пратюркскому *bök-lüg «с пробкой», 駃騠 *kwjāt-d(h)ē «вид лошади» – пратюркскому *Kạtir «мул», 徑路*kēŋh-rāh ‘меч’ – пратюркскому *Kiŋrak. У последнего из перечисленных слов была интересная судьба. Из языка хунну оно было заимствовано в согдийский язык, оттуда – в арабский, оттуда – в персидский, затем – в турецкий и наконец через языки Северного Кавказа пришло и в русский язык, превратившись в кинжал.

Тюркские значения обнаружились и у некоторых записанных китайцами собственных имен хунну (稽粥 *kjə̄j-təuk – пратюрк. *Kạtik ‘твердый’, 呼廚泉 *wā-ḍwa-ʒ jwan – пратюрк. *otoči-n ‘лекарь’).

Другое доказательство того, что язык народа хунну был тюркским, состоит в том, что около двадцати слов, реконструируемых для пратюркского языка, находят соответствия в древнекитайском. Следовательно, это заимствования из древнекитайского, попавшие в тюркские языки благодаря контактам между китайцами и сюнну. Среди таких слов *gümüλ ‘серебро’(др.-кит. *kəmliw 金 鐐 ‘серебро’), *Tẹmür ‘железо’ (др.-кит. *tiēt-mhwit, диал. tiēr-mwur 鐵 物 ‘железная вещь’), *könüg suv ‘ртуть’ (др.-кит. *köuŋ 汞 ‘ртуть’), *bẹk ‘титул’ (др.-кит. pēk 伯 ‘быть старшим, старейшиной рода’), *sü ‘войско’ (др.-кит. *śwò 戍 ‘охранять границы; пограничный гарнизон’), *biti- ‘писать’ (др.-кит. pit: 筆 ‘кисть для письма’), *kujn ‘свиток, книга’ (др.-кит. kwén 卷 ‘свиток’) и другие.

Время существования пратюркского языка, определенное при помощи глоттохронологического анализа, хорошо соответствует времени существования державы сюнну. Все эти данные позволяют считать, что язык хунну как раз и является тем самым пратюркским языком.

Установив тюркскую языковую принадлежность хунну, ученые смогли прочитать двустишие на их языке, записанное в одной из китайских хроник. Это двустишие представляет собой прорицание, которое сделал мудрец Фотучэн о том, будет ли успешен поход предводителя одного из племен Ши Ле против другого военачальника – Лю Яо. Помимо иероглифической записи, автор хроники дал приблизительный перевод стихов: «Войско выйдет, Яо будет схвачен». Основываясь на древнекитайском чтении иероглифов, Анна Дыбо предлагает реконструкцию тюркского текста и перевод:

Süge taλɨ-t-kan

bökö-g göt-ök-ta-ŋ.

«Войско заставив выйти наружу,

бёке [титул] захватите, пожалуй».

Здесь данным пратюркской реконструкции соответствуют и грамматические показатели.

Но в сохранившихся благодаря китайским историкам данных по языку хунну присутствует не только лексика тюркского происхождения. Удалось обнаружить около десяти заимствований из языка иранской группы, более всего напоминающего хотаносакский язык. В число этих заимствований входит целый ряд титулов (в том числе и титул шаньюя), а также лексика, относящаяся к молочному скотоводству («кумыс», «молоко», «сливки», «осветленное масло»).

Все эти данные позволяют предположить, что народ хунну был тюркоязычным, но в его ранней истории были активные контакты с народом иранской группы. Причем у иранцев было заимствовано молочное скотоводство, и, возможно, в течение какого времени тюрки были в вассальной зависимости от иранцев (об это говорят иранские по происхождению титулы знати). Всё это напоминает зафиксированную хрониками (в истории с заложником Маодунем) зависимость хунну от народа юэчжи, которые исследователи считают индоевропейским.

Обнаружились в языке хунну и заимствования из других языков, только в меньших количествах. Например, часть титула шаньюя, которую китайцы записали как 若鞮 *ńak d(h)iē и перевели как «почтительный к старшим» (то есть к императору Китая). Это выражение постоянно встречается в цитируемых китайскими историками посланиях шаньюев к китайским императорам. Однако выясняется, что это *ńak d(h)iē, скорее всего, заимствовано из тохарских языков, где слово ńakte ‘бог, господь’ часто использовалось как почтительное обращение к царю. Видимо, предводители хунну вкладывали в этот титул отнюдь не почтение к китайскому императору.

История шла своим чередом. Несмотря на дипломатические отношения и браки китайских аристократок с предводителями хунну, между двумя народами постоянно возникали конфликты. Часто хунну совершали набег за Великую стену, порой и китайцы снаряжали армию, чтобы усмирить своих беспокойных соседей. История II века до н.э. – II века н.э. предстает как череда периодически возобновляемых военных действий между китайской империей и кочевым государством хунну. В конце концов, успеха добились китайцы, верные принципу «побивать варваров руками других варваров». Они умело провоцировали столкновения между хунну и другими кочевыми народами: ухуанями, усунями, динлинами.

Возникали и междоусобицы внутри державы хунну. В 57 – 46 годах до н.э. произошла война между двумя шаньюям Чжичжи и Хуханье. Хуханье признал себя вассалом Китая (это за него выдали замуж поэтессу Ван Цян). Чжичжи увел свой народ в восточную часть Средней Азии, где некоторое время успешно воевал с окрестными народами, но в 36 году до н.э. потерпел поражение от китайской армии и погиб. В 48 году н.э. остаток державы хунну пережил еще один раскол. Шаньюй Би, предводитель южных сюнну, признал себя вассалом Китая. Северным хунну пришлось уйти дальше в степи. Там их теснили сяньби, динлины и собственные сородичи, поддерживаемые китайскими войсками, поэтому им приходилось кочевать всё дальше и дальше на запад.

Теперь видим иероглифические записи слов, которых в оригинале лекции не было:
Небо 撐黎*ṭhāŋ-rə̄j, что созвучно пратюркскому *taŋri «небо, бог»
Верблюд 橐駝 *thāk-lhāj «верблюд» соответствует пратюркскому *tạj-lag «верблюжонок»
Вид сосуда 服匿 *bwək-ṇək «вид сосуда» – пратюркскому *bök-lüg «с пробкой»
Вид лошади 駃騠 *kwjāt-d(h)ē «вид лошади» – пратюркскому *Kạtir «мул»
Меч 徑路*kēŋh-rāh ‘меч’ – пратюркскому *Kiŋrak
Имя собственное Циюй/Цзиюй/Цзичжоу/Цичжоу 稽粥 *kjə̄j-təuk – пратюрк. *Kạtik ‘твердый’
Имя собственное Хучуцюань 呼廚泉 *wā-ḍwa-ʒ jwan – пратюрк. *otoči-n ‘лекарь’
Серебро *gümüλ ‘серебро’(др.-кит. *kəmliw 金鐐 ‘серебро’)
Железо *Tẹmür ‘железо’ (др.-кит. *tiēt-mhwit, диал. tiēr-mwur 鐵 物 ‘железная вещь’),
Ртуть *könüg suv ‘ртуть’ (др.-кит. *köuŋ ‘ртуть’),
Титул "бек" *bẹk ‘титул’ (др.-кит. pēk ‘быть старшим, старейшиной рода’),
Войско *sü ‘войско’ (др.-кит. *śwò ‘охранять границы; пограничный гарнизон’)
Писать *biti- ‘писать’ (др.-кит. pit: ‘кисть для письма’),
Свиток книги *kujn ‘свиток, книга’ (др.-кит. kwén ‘свиток’).
Титул шаньюя 若鞮 *ńak d(h)iē «почтительный к старшим» - это *ńak d(h)iē, из тохарских языков, слово ńakte ‘бог, господь’ использовалось как почтительное обращение к царю.

Завтра попробуем разобраться, что тут правда, а что - "реконструкция".

В слове "накте" уже вижу натяжку - оно читается по-китайски как "жоди" и первый иероглиф в китайском языке означает "почтительный". Никуда не деться! А в слове "серебро" вижу иероглиф "цзинь" (металл, золото) и "ляо" (ножные кандалы; чистое серебро)! Иероглиф гун (ртуть) - непонятно, применялся ли в древности. А сочетание "цзинлу" означает в китайском не меч, а тропинку!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Я начну с цитаты из лекции А.В. Дыбо, чтобы меня потом ни в чем не обвинили:

(Saygo @ Дек 2 2013, 19:37)
мы не будем сравнивать то, что у нас получится при помощи прочтения китайских записей хуннских слов, с тем, например, как соответствующее слово звучит на современном турецком или современном монгольском или даже современном кетском языке, а будем сравнивать его с тем, как, по-видимому, соответствующие тюркские, или монгольские, или енисейские слова звучали в тот момент, когда была написана хроника, то есть на рубеже эр.

Выделяю ключевую мысль - китайские слова будут сравниваться в их реконструированном виде с тем, как иноязычные слова звучали в реконструированном виде в один и тот же период, т.е. в период Хань (206 г. до н.э. - 220 г. н.э.).

С этого и начнем.

Пользоваться будем только лекцией Дыбо с ее примерами, а также ее книгой "Лингвистические контакты ранних тюрков. Лексический фонд. Пратюркский период", М. 2007, а также "Древнетюркским словарем", М. 1969, а также китайскими первоисточниками.

Если потребуется - исторические примеры будут иллюстрироваться на материале археологии и т.п.

Тогда у нас не будет разночтений.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Выделим сюннуские слова в китайской записи и начнем их разбирать:

(Чжан Гэда @ Вчера, 17:15)
Небо 撐黎*ṭhāŋ-rə̄j, что созвучно пратюркскому *taŋri «небо, бог»
Верблюд 橐駝 *thāk-lhāj «верблюд» соответствует пратюркскому *tạj-lag «верблюжонок»
Вид сосуда 服匿 *bwək-ṇək «вид сосуда» – пратюркскому *bök-lüg «с пробкой»
Вид лошади 駃騠 *kwjāt-d(h)ē «вид лошади» – пратюркскому *Kạtir «мул»
Меч 徑路*kēŋh-rāh ‘меч’ – пратюркскому *Kiŋrak
Имя собственное Циюй/Цзиюй/Цзичжоу/Цичжоу 稽粥 *kjə̄j-təuk – пратюрк. *Kạtik ‘твердый’
Имя собственное Хучуцюань 呼廚泉 *wā-ḍwa-ʒ jwan – пратюрк. *otoči-n ‘лекарь’
Титул шаньюя 若鞮 *ńak d(h)iē «почтительный к старшим»

Слова, заимствованные от китайцев в язык сюнну, рассмотрим отдельно.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Имеются ли какие сведения о коневодческой терминологии сюнну?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Начну со слова Цзинлу, которое, по мнению Дыбо, означает "меч" 徑路*kēŋh-rāh и соответствует пратюркскому *Kiŋrak.

Она говорит, что слово встречается в "Ши цзи" и "Цянь Хань шу".

Вот текст "Цянь Хань шу", цз. 94, часть 2:

昌、猛与单于及大臣俱登匈奴诺水东山,
Чан, Мэн с шаньюем и сановниками все вместе поднялись на гору в стране сюнну, что к востоку от реки Ношуй
刑白马,
зарезали белую лошадь,
单于以径路刀金留犁挠酒,
Шаньюй мечом Цзинлу и золотой [ложкой] люли смешал вино,
以老上单于所破月氏王头为饮器者共饮血盟。
используя чару, сделанную из черепа разгромленного Лаошан-шаньюем вана юэчжи, сообща выпили [в знак] союза на крови.

Тот же текст в переводе В.С. Таскина:

[Затем Хань] Чан и [Чжан] Мэн вместе с шаньюем и сановниками поднялись на гору Дуншань у реки Ношуй в землях сюнну и закололи белую лошадь; шаньюй смешал вино [с кровью] мечом и золотой ложкой, после этого, используя как чашу череп правителя юэчжи, разбитого шаньюем Лаошаном, они выпили вино в знак заключения договора, скрепленного кровью.

http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Ch.../frametext2.htm

Вот что пишут про это сами древние китайцы:

Цзинлу (径路) – священное имя ( 神名) у сюнну при служении богу. В «Цянь Хань шу», во 2-й части главы «Жертвоприношения Небу и Земле» (郊祀志下) (цз. 25, 2-я часть) говорится:
“ 云阳 有 径路 神祠,祭 休屠王 也。”
«В Юньян есть священный храм Цзинлу, [чтобы] приносить жертвы Сючу-вану».
Янь Шигу (顏師古, 581-645) комментирует это сообщение:
“ 休屠 , 匈奴 王号也。 径路 神,本 匈奴 之祠也。”
«Сючу – имя вана у сюнну, дух Цзинлу – основной храм предков сюнну по отцовской линии».

В «Ши цзи чжэнъи» (танское издание "Ши цзи" с комментариями), в разделе «Гуади чжи» сказано:

径路神祠在雍州、
Храм Цзинлу расположен в Юнчжоу,
云阳县西北九十里甘泉山下,
В уезде Юньян в 90 ли к северо-западу от подножия горы Ганьцюань,
本匈奴祭天处,
исконное место, где сюнну приносят жертвы Небу.
秦夺其地,
При Цинь отобрали те земли,
後徙休屠右地。
позднее переселили Сючу[-вана] из западных земель.

Далее, в "Цянь Хань шу" в цз. "Жертвоприношения Небу и Земле", цз. 25, 2-я часть, говорится об упразднении храмов, учрежденных в правление Гаоцзу (основатель династии Хань Лю Бан 256 г. до н.э. - 195 г. до н.э.), проведенном в 50 г. до н.э.:

又罢高祖所立
А также упразднили основанные Гаоцзу [храмы]
梁、Лян
晋、Цзинь
秦、Цинь
荆巫、Цзинъу
九天、Цзютянь
南山、Наньшань
秦中之属,
во времена Цинь созданные,
及孝文渭阳、также Сяовэнь Вэйян,
孝武薄忌泰一、Сяоу Боцзи Тайи,
三一、Саньи
黄帝、Хуанди (Желтого Владыки)
冥羊、Минъян
马行、Масин,
泰一、Тайи
皋山山君、горному владыке Гаошань,
武夷、Уи
夏后启母石、Сяхоу цимуши,
万里沙、Ваньлиша
八神、Восьми духов
延年之属,
созданные для молений о продлении жизни
及孝宣参山、также Сяосюань Цаньшань,
蓬山、Ляньшань,
之罘、Чжифу,
成山、Чэншань,
莱山、Лайшань,
四时、Сыши (4 часов)
蚩尤、Чию (противника Хуанди)
劳谷、Лаогу
五床、Учуань (5 лож)
仙人、Сяньжэнь (Небожителя)
玉女、Юйнюй (Нефритовой девы)
径路、Цзинлу
黄帝、Хуанди (Желтого императора)
天神、 Тяньшэнь (Небесного духа)
原水之属,
созданный в Юаньшуй,
皆罢。
Все упразднили

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Mukaffa @ Сегодня, 13:36)
Имеются ли какие сведения о коневодческой терминологии сюнну?

Все в теме. Читайте.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Итак, видим, что нет в китайских источниках примеров использования слова "цзинлу" для обозначения меча.

Есть "меч Цзинлу", что, в свете того, что Цзинлу - это храм (шэньцы) предков по мужской линии у сюнну, и соответствующий дух, дает просто название меча для жертвоприношений в определенных случаях.

Известно, что, описывая оружие сюнну, Сыма Цянь не стал использовать слово "цзинлу", а написал просто:

其长兵则弓矢,短兵则刀鋋。
Их оружие для боя на расстоянии - лук и стрелы, оружие для ближнего боя - однолезвийный тесак (дао) и короткое копье с железной рукоятью (янь)

А теперь самое главное - А.В. Дыбо мотивирует трактовку слова "цзинлу" как "меч" ... ссылкой на словарь Махмуда Кашгари "Диван лугат ат-Тюрк", датированный концом XI - началом XII вв. н.э.!!! buba.gif

Слова этого в русском издании "Дивана" я не нашел, не нашел я его и в "Древнетюркском словаре", но даже поверим на слово - какое отношение это слово из словаря Махмуда Кашгари имеет к языку древних (последнее упоминание относится к V в.) сюнну?

А если порыться в Интернете, то видим и такое:

Yeni Uygurcada kiŋrak “büyük bıçak, satır”
Новоуйгурское "кинджрак" - "большой нож, линия"

В общем, как-то очень сильно не соответствует такая "методика" заявлению, сделанному Дыбо в ее лекции! buba.gif

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Чжан Гэда @ Сегодня, 13:24)
Титул шаньюя 若鞮 *ńak d(h)iē «почтительный к старшим»

Смотрим другое слово - "жоди" на примере титулатуры Худуэрши Даогао Жоди-шаньюя (правил 18-46 гг.):
呼都而尸道皋若鞮单于

单于咸立五岁,天凤五年死,弟左贤王舆立,为呼都而尸道皋若鞮单于。

Шаньюй Сянь взошел [на престол в] 5 лет, умер в 5-й год [эры правления под девизом] Тяньфэн (19 г. н.э.). Младший брат левого сянь-вана >й взошел [на престол] под именем Худуэрши Даогао Жоди шаньюя.

匈奴谓孝曰“若鞮自呼韩邪后,与汉亲密,见汉谥帝为“孝”,慕之,故皆为“若鞮”。

Сюнну, говоря о сыновней почтительности, говорят "жоди", начиная [со времен] после [правления шаньюя] Хуханье (58-31 гг. до н.э.), проявляя особую близость с Хань, глядя на то, что в посмертный титул императора включают слово "сяо" (сыновняя почтительность), подражали, по этой причине все именовались "жоди"

http://www.guoxue.com/shibu/24shi/hansu/hsu_109.htm

Итак, Хуханье, который стал первым шаньюей, прибывшим на поклон к китайскому императору и ставший реальным вассалом Китая, был последним шаньюем, который не имел в своем титуле слова "жоди".

После смерти Хуханье южные сюнну, став вассалами Китая, стали именовать себя в полной титулатуре "жоди". Иероглиф "жо", как я уже говорил, имеет в Китае значение "почтительный", иероглиф "ди" - либо "кожаная обувь", либо "переводчик с языка варваров".

В общем, появление этого слова в титулатуре шаньюев оказывается поздним, когда пик их могущества был пройден, и связано с особо тесным общением верхушки сюнну с китайцами (потом шаньюи южных сюнну получили ханьскую императорскую фамилию Лю).

Что там Дыбо пыталась "пошутить" - малоинтересно. Есть факт, который я привел.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Язык племен гаочэ (считаются протоуйгурами) охарактеризован в источниках VII в. и позднее как "в общем сюннуский, но с некоторыми отличиями".

Правда, в те годы уже не было сюнну...

В общем, и телэ, и родственные им гаочэ говорили на языке близком, но отличном от языка сюнну.

Явно это отражает временное изменение языка. Скорее всего, тот самый процесс, который Дыбо постулирует уже для III в. до н.э. - выделения тюркских языков из тюрко-монгольской языковой общности! Как видим, ее аргументация слаба, а вот данные династийных историй - вполне объективны.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

С. Г. Боталов

ЯЗЫК И ИМЕНА ГУННОВ (ОТНОСИТЕЛЬНО ОДНОГО УСТОЯВШЕГОСЯ СТЕРЕОТИПА О ТЮРКОЯЗЫЧНОСТИ ГУННОВ)

В отечественной и зарубежной литературе достаточно давно и прочно установилось мнение о том, что гуннский язык относился к группе древних тюркоязычных наречий. Хотя, как известно, этот в историческом смысле мертвый язык, безусловно, является весьма непонятным, если не сказать неведомым объектом исследования. Тем не менее, определение его тюркоязычия в последнее время рискует стать некой социокультурной аксиомой.

Открываем электронную википедию, где с первой и до последней строки гунны представляются как «тюркоязычный народ», включивший в свой состав опять же «тюркоязычие», племена Великой Евразийской степи. Несмотря на длительную и бурную дискуссию на форуме этой статьи в разделе «правки» данная аббревиатура остается неизменной вот уже несколько лет. Создается впечатление, что редакционный совет энциклопедии вольно или невольно придерживается некой изначально определившей пантюркистскую позицию по данному вопросу. В этой связи считаю необходимым высказать свое мнение на страницах традиционного научного издания.

Основой установившегося мнения о тюркоязычности гуннов явились многочисленные точки зрения, высказанные авторитетнейшими историками и лингвистами, приведенные в работе С. Г. Гуркина [16. 3.2] и специальном исследовании Г. Дерфера [18. С. 82–83]. Впервые идею о тюркском или прототюркском происхождении гуннов высказал основоположник европейского востоковедения Жозеф де Гинь еще во второй половине XVIII вв. [2]. Далее развитие этой идеи пошло следующим образом: язык хунну (сюнну), принадлежащий к тюркской ветви алтайской языковой семьи, получил у гуннов и связанных с ними племен господствующее положение. Так по мнению Фр. Альхайма, Р. Штиме, К. Цойсса, А. А. Куника, Ф. Мюллера, В. Томашека, М. Соколовка, Ф. Е. Корша, В. Ф. Мюллера, В. Г. Василевского, А. Вамбери, В. В. Радлова, Н. А. Аристова, Ю. Не- Г. Василевского, А. Вамбери, В. В. Радлова, Н. А. Аристова, Ю. Не- Василевского, А. Вамбери, В. В. Радлова, Н. А. Аристова, Ю. Немята, Н. А. Баскакова, И. П. Засецкой, О. Менхен-Хельфен, П. Хезера, К. Джемаль и Т. Алмаз основным этнолингвистическим компонентом гуннов был тюркский или некий пратюркский язык [16. 3.2.; 15; 18. С. 82–83]. Некоторое весьма существенное уточнение в этот круг мнений внесли М. И. Артамонов, А. В. Гадло, Л. Н. Гумилев, полагавшие, что наряду с тюркским в сложении гуннов важную роль сыграл угорский компонент; О. Прицак, В. В. Бартольд и Н. И. Ашмарин, видевшие в гуннах тюрок-болгар; К. Иностранцев и Г. Э. Витерсхейм, предполагавшие наличие тюркской, финской и тунгусской поликультурности. В определенной мере, примыкающими к этой группе исследователей можно считать Ж. Дегиня и П. С. Палласа, полагавших, что гунны были монголами [6. С. 43; 12. С. 11; 7. С. 36; 18. С. 82–83; 16. 3.2. Приложение 7].

Другая группа авторов предложила иную точку зрения. Известные лингвисты Г. Дерфер и Э. Дж. Пулиблэнк категорически отрицают какую-либо связь «гуннских языков» с тюркскими [25. С. 6]. Вслед за А. Альфельди они полагают, что гуннский язык относится к особой «вымершей лингвистической группе» [1]. При этом Г. Дерфер, И. Бенцинг и К. Йетмар считают, что европейские гунны в языковом смысле не являлись прямыми потомками азиатских сюнну [18. С. 113; 8. С. 12; 16. 3.2]. В определенной мере данную позицию разделяет С. А. Плетнева, добавив ираноязычный (аланский) компонент, вливавшийся в гуннскую орду во второй половине IV века.

Особую точку зрения на этот предмет высказывал академик А. П. Дульзон. Анализируя 29 слов сюнну, дошедших до нас со страниц китайских источников, он приходит к выводу, что они относятся к группе «енисейских» языков, родственных кетскому [20. С. 137–142].

Так в целом выглядит историографическая диспозиция по данному вопросу. При этом следует отметить, что существующая полярность мнений не препятствует единодушному пониманию абсолютным большинством исследователей того факта, что и хуннская и гуннская кочевые империи были полиэтничными и многоязычными сообществами.

По мнению же Ю. Моравчика и Г. Дерфера, при установлении гуннского этнолингвистического своеобразия, речь должна идти не о том, чтобы реконструировать наиболее употребимый язык многоэтничного государства, а в том, чтобы выявить преобладающий исконно гуннский компонент, и это мог быть язык совсем малочисленного господствующего слоя [18. С. 82–83]. В этой связи весьма интересное наблюдение приводит А. М. Обломский. На основе одного из сюжетов Приска Понийского о пире Аттилы, на котором шут горбун Зеркон «смешивая языки латинский с уннским (гуннским) и готским – развеселил присутствующих», он делает вывод, что гуннская знать, собравшаяся на пиру, должна была, как минимум, понимать эти три языка, чтобы оценить юмор шута [33. С. 165]. Думается, в условиях полиязычности гуннского общества были не менее расхожими и понимаемыми и тюрко-болгарские наречия, на которых говорили многочисленные праболгарские племена (акациры, альциагиры, савиры, хунугуры, алпидзуры, альцидзуры, итимары, тункарсы, утигуры, кутигуры и ультидзуры), о которых упоминали Иордан, Прокопий Кесарийский и Агафий Маринейский. И. П. Засецкая совершенно справедливо соотнесла эти племена с более поздними тюркскими народами: савирами, уйгурами, охузами, аварами, хазарами и болгарами [21. С. 155]. Вероятно, это и было решающим основанием для тюркской этнолингвистической идентификации гуннов большинством вышеперечисленных исследователей. Однако необходимо отметить, что данная ситуация характерна для эпохи Аттилы. Большинство вышеперечисленных праболгарских и прахазарских племен появилось в пределах Восточной Европы около второй половины IV века [19. С. 31–32; 6. С. 83–84; 13. С. 191; 34. С. 165; 37. С. 51–53], и у большинства современных исследователей сегодня не возникает сомнения в том, что их происхождение целесообразно связывать с тюрко-телесским ареалом Алтая и Восточного Казахстана [26. С. 63; 24. С. 14]. Однако еще раз повторимся, что речь идет о племенах-вассалах, многие из которых были подчинены на самом позднем этапе – в эпоху Руги и Аттилы. Об этом в частности упоминает Приск Понийский, говоря о начале в 433 году войны гуннов с амильзурами, итимарами, топосурами, бисками и другими народами, жившими по Истру (Дунаю) [23. С. 401]. Вероятнее всего изначальная тюркская языковая принадлежность господствующего слоя или элиты гуннского общества, в связи с вышесказанным, по меньшей мере, гипотетична.

Каков же был тот язык, на котором говорили наиболее ранние гунны – гунны Дионисия и Птолемея (II в. н. э.)? Скорее всего, он должен был быть связан с хунно-сюннскими наречиями. К сожалению, при относительно большой китайской письменной традиции о сунну, крайне мало информации о языке этих варваров или, хотя бы, их господствующих кланов. Высказывания, приведенные Бань Гу, и затем повторенные Фан Сюаньлинем для наиболее поздней истории сюнну (32–445 гг.) упоминают, что сунну «говорят на непонятном языке». К этому следует привести до трех десятков хуннских слов и имен, которые А. П. Дульзон интерпретировал как енисейские (кетские) [29. С. 13–14; 20. С. 137–142]. Еще один сюжет содержится в повествовании Бэй Ши и относится к языку азиатских «белых гуннов» – эфталитов (или народа йеда), которые, вероятно, во II веке н.э. в составе северных хуннов приходят из Турфана в Среднюю Азию [14. С. 131]. «Язык жителей (дома Йеда. – С. Б.) совершенно отличен от языков жужаньского, и гаогюйского, и тюркского» [34. С. 138; 14. С. 138]. Однако при интерпретации этого отрывка, как и другой информации об эфталитах-хионитах еще с XIX века (Вивен, де-Сен-Мартен, Друен) установилась определенная традиция-стереотип – обращать внимание, прежде всего на то, что отрицание тюркоязычности азиатских гуннов указывает на их принципиальное отличие от гуннов европейских, которые, априори, являются тюрками [34. С. 38]. Однако, на наш взгляд, само по себе признание факта нетюркоязычности хионитов-эфталитов, которые известны в Азии под именем «белые хунны» (Визант) или хуна (Индия), то есть одной из частей гуннов (и вероятно немалой), имеет весьма важное значение. Особую значимость имеет и то обстоятельство, что большая часть востоковедов (Р. Хиршман, В. Геннинг, Ст. Конов, А. Везендок) придерживается мнения об ираноязычности эфталитов и их этнической близости к тохарам [28. С. 61]. Из китайских источников, несмотря на особое произношение и транскрипцию, можно понять, что, безусловно, существуют серьезные отличия имен сюнну и тюрков-ашинов. Определенное сходство наблюдается лишь в литературе, которая могла быть заимствована тюрками у сюнну и эфталитов, на что указывал Л. Н. Гумилев [14. С. 132]. Теперь попробуем привести имеющиеся лингвистические материалы для европейских гуннов.

Для раннегуннского времени, то есть времени Дионисия и Птолемея (II в. н.э.), мы располагаем лишь особой группой эпиграфического материала из Танаисского городища. Речь идет о специфической группе танаисской ономастики, которая появляется среди имен городских граждан между 50-ми и 80-ми годами II века. Это серия новых иранских имен «не находящих себе соответствия ни в каких эпиграфических свидетельствах из других северочерноморских городов». Анализ их позволил Д. Б. Шелову соотнести факт их появления с внедрением в танаисский погребальный комплекс новых – позднесарматских инноваций (северная ориентировка погребенных, деформация черепов) [39]. Систематизируя этнолингвистические наблюдения М. В. Мюллера, М. Фастера, Л. Згусты и В. И. Абаева по ономастике Боспора, Танаиса и Причерноморья, Д. Б. Шелов приходит к убеждению, что вновь появившиеся иранские имена принадлежат «к какой-то сравнительно небольшой и замкнутой, скорее всего аланской, этнической группе».

Решающим аргументом в этом построении явилось явное соответствие танаисской оно-мастики древнеосетинским именам, установленное ранее В. Ф. Миллером и В. И. Абаевым [39. С. 89, 92; 3]. Если не вдаваться в тонкости этнолингвистических наблюдений и в целом суммировать мнения авторитетных исследователей, занимавшихся вопросами Боспорской ономастики, можно установить, что этот материал содержит разные слои: палеоиранский – авестийский – скифский и сармато-аланский – древнеосетинский. И самое главное, в чем сходятся специалисты, это то, что танаисские палеоиранские имена, появившиеся с наступлением позднесарматской эпо хи,не встречаются в этот период среди эпиграфики городов Боспора. Данные наблюдения дали археологам-сарматоведам дополнительные аргументы в отрицании гуннской и в некотором смысле в пользу аланской принадлежности позднесарматской культуры. Приводя результаты анализа танаисской ономастики, в целом не принимая аланскую интерпретацию позднесарматских памятников, А. С. Скрипкин довольно категорически замечает: «По происхождению гуннов имеется ряд точек зрения, но еще никто не считал их иранцами». Хотя чуть ниже он допускает, что уже с середины III века н. э. позднесарматское население включается в состав гуннского племенного союза [35. С. 113; 36. С. 39]. Ираноязычность танаисских поздних сарматов по сей день остается главным аргументом, исключающим, по мнению сарматологов, раннегуннское присутствие.

Как нам представляется, основная причина сохранения существующего положения вещей, состоит в том, что большинство исследователей даже теоретические не могут допустить тот факт, что основной состав наиболее ранних европейских гуннов мог быть ираноязычным и иранокультурным. Хотя, на наш взгляд, оснований для этого более чем достаточно. По нашему представлению сюнно-хуннский культурогенез протекал на территории Северного Китая, в регионе, заселенном палеоиранским населением (северные варвары) – носителем общности культур «ордосских бронз». Семантика и иконография образов звериного стиля в украшении предметов этих культур не позволяет сомневаться в палеоиранской единокультурности их с изобразительными традициями сакской и скифо-сарматской среды Евразии. Кроме того, думается, что единство истоков культурогенеза и длительное сосуществование сюнно-хуннских и юэчжийских союзов племен, в тохаро-иранской этнической подоснове которых сегодня не приходится сомневаться, безусловно, не могло не отразиться на их этнолингвистической близости. Впрочем, соседство с восточным древнемонгольским населением Маньчжурии и китайским населением Великой Равнины, вероятно, также внесло свои коррективы в культурный облик населения этих кочевых союзов, что касается возможной монголоидности и тюркокультурности хуннов.

И, наконец, регионы культурогенеза древних хуннов и тюрков, о чем подробнее было уже указано автором [11. С. 42–64; 328–355], разведены между собой не только на тысячи километров географически, но и почти на полтысячелетия исторически. Теоретически же вполне допустима мысль, что сюнны-хунны в языковом плане могли являться потомками самого восточного палеоиранского населения, говорившего на каких-то очень древних индоиранских наречиях. На наш взгляд, ситуация с новыми палеоиранскими танаисскими именами, несхожими с ранее существующими на Боспоре, в определенной мере подтверждает сказанное. В этой связи вполне уместно проследить историческую судьбу Танаиса в аспекте позднесарматского культурогенеза.

Прежде всего, появившиеся во второй половине II века н. э. позднесарматские инновации в погребальных традициях танаисского населения просуществовали вплоть до пост-гуннского периода (VI в. н. э.). В этом контексте весьма показательными памятниками гуннской эпохи являются Недвиновское городище (Танаис) и его грунтовой некрополь.

В целом исследователи отмечают, что Танаис после готского нашествия (середина III в.) не возродился в полной мере. Многие здания оставались в руинах, а новые постройки выполнены небрежно и указывают на относительную бедность и малочисленность населения. Слабая мощность верхних слоев городища, а также сравнительно малое количество исследованных погребений гуннского и постгуннского времени вынуждали предполагать, что жизнь на городище в начале V века лишь «теплилась» [38. С. 307, 327–328; 4. С. 150–151]. Хотя тот же Д. Б. Шелов отмечает, что в период IV–V вв. н. э. продолжают сохраняться прежние ремесленные производства и, хотя город был менее мощным экономически, но оставался в прежних своих границах и имел достаточно плотную жилую застройку. Он же отмечает, что вероятно очень плохое состояние верхних слоев не позволяет в полной мере понять и оценить поздний период существования города [38. С. 328]. Итоги многолетнего исследования Танаисского некрополя, опубликованные сравнительно недавно (2001 г.), позволяют говорить о значительной доле погребений гуннского и постгуннского времени IV–V, VI вв. (VI–VII хронологического периода).

Они составляют почти половину (44,3 %) от общего числе исследованных Танаисских погребений III–I вв. до н. э. – VI в. н. э. [5. С. 175–179]. Это, безусловно, указывает на довольно интенсивный характер обитания в гуннский период (в эпоху Аттилы). При этом весьма интересно отметить, что развитие погребальной обрядности проходит по тем же этапам, что и позднесарматская культура в целом. Так в IV веке н. э. появляются катакомбы с широтной ориентировкой погребенных. И хотя их число не превышает трети (31,4 %) от общего количества захоронений гуннского и постгуннского времени [5. С. 192–201], сам по себе факт синхронности в появлении катакомб на заключительном этапе позднесарматской культуры среди кочевнических погребений Нижнего Дона, Нижней Волги и Танаиса, наводит на мысль о том, что, вероятно, нижнедонская столица и кочевнические объединения данного периода существовали в рамках единого культурного пространства.

Возможно, это заключение позволяет ответить на вопрос почему, в отличие от городов Киммерийского Боспора, отсутствуют следы гуннских разрушений в слое Танаиса? Д. Б. Шелов замечает на этот счет, что город попросту не был восстановлен к 70-м годам IV века, а возрождение его начинается лишь после прихода гуннов [38. С. 327]. Однако последние данные Танаисского некрополя опровергают это мнение. Напрашивается сам по себе вывод: либо город восстанавливали гунны, либо население, находившееся под их протекторатом. При этом необходимо признать, что характер погребальной обрядности городского населения принципиально остался прежним (позднесарматским): абсолютное большинство комплексов некрополя (57 %) представляют собой простые подбойные погребения с северной ориентировкой умерших. Черепнаядеформация в этот период получает наибольшее распространение (21 %). Как уже отмечалось, примерно треть захоронений некрополя составляют катакомбные погребения. В небольшом количестве (4 комплекса) представлены погребения в простых грунтовых ямах и подбоях с западной ориентировкой умерших [5. С. 179, 192–201]. Вероятнее всего, после готского погрома и значительного оттока греческого и сарматского населения в Боспорские города, на что указывает появление танаисской ономастики [17. С. 54–56], Танаис превращается в варварский город. Неслучайно, что именно в эпоху Аттилы он испытывает кратковременный расцвет.

Не исключено, что в этот период Танаис мог быть своеобразным межплеменным центром, в котором располагались ставки гуннских вождей, ремесленные мастерские, торговые фактории и проживало оседлое население земледельческой округи. Исторически он, скорее всего, был сходен с многочисленными кочевническими городами Великой Степи (Иволгинское городище, Итиль, Саркел–Белая Вежа, Преслав, города Золотой Орды и др.). Основанием для подобного заключения может быть общая историко-культурная ситуация, сложившаяся к гуннскому периоду в бассейне Дона. Исследование памятников IV–V вв. чертовицкого-замятинского круга Острой Луки Дона позволили А. М. Обломскому и его коллегам прийти к выводу, что данные селища являлись ставками гуннов, в которых проживало смешанное ремесленно-торговое и земледельческое население (праславяне-анты, финно-угры и балты Верхнего Поочья и др.), находящееся под властью и протекторатом гуннских вождей [33. С. 163, 166]. При этом весьма важным является то, что кочевническую составляющую в этих районах лесостепного Подонья с конца II века н.э. определяют памятники особого позднесарматского облика: Животинный, погребения 4, 5; Ново-Никольский, Вязовский [30; 31. С. 93].

Таким образом, вышеприведенные наблюдения позволяют признать, что позднесарматские (или раннегуннские) инновации в пределах Волго-Донья охватывали не только степной кочевой ареал, но и внедрялись в города и селища бассейна Дона, а также существенным образом повлияли на культурогенез оседлого лесостепного населения. Расцвет поздне-сарматских традиций в гуннское время и сохранение их в погребальной практике Танаиса вплоть до VI века наводит на мысль, что носителем этих традиций долгое время являлось именно то население, которое во второй половине II века н. э. вместе с новыми восточными палеоазиатскими племенами привнесло обычай укладывать умершего в могилу головой на север, с кистями рук, положенными на таз, а также практику деформации черепа.

Далее попытаемся найти ответ еще на один риторический вопрос. Если имена ранних гуннов должны были быть не ираноязычными, не палеоираноязычными (либо какими-то иными) а, предположим, тюркскими, то какова принадлежность гуннских имен времени Руги и Аттилы? Почему-то до сих пор исследователями на это не обращалось должного внимания. Вот список имен гуннов, встречающихся в повествованиях Приска Панийского и Иордана. Как правило, они принадлежат людям, входящим в высшие сословные кланы гуннов, либо приближены к ним. Руа – царь гуннов; Эсла – посланец Руа к римлянам; Аттила, Бледа – цари-братья; Эскам – знатный гунн, на дочери которого хотел жениться Аттила; Крека – жена Аттилы; Басих, Курсих – гуннские военоначальники Аттилы, воевавшие в Мидии; Берих – знатный гунн, приближенный Аттилы; Зеркон – шут Аттилы; Хелхал – «родом унн, наместник Аспара (византийского полководца)…»; Эллак – старший сын Аттилы; Эрнак – младший сын Аттилы; Эмнетзур и Ултзиндур – «единокровные его братья…» [33. С. 165; 22; 27]. Последние два наиболее поздних имени, относящиеся к периоду после смерти Аттилы, явно имеют тюркскую основу, что вполне согласуется с нашими представлениями. Скорее всего, эти имена были даны по болгарской или хазарской матери или ее роду. Думается, что Иордан не случайно упоминает о единокровности (т. е. родственности по отцу) братьев, и ставит последними в упоминании имен сыновей Аттилы.

Что же касается большинства из приведенных имен, то, насколько позволяют судить лингвистические познания автора, однозначно отнести их к разряду тюркских, монгольских или угорских весьма проблематично. Вероятно лингвистическая идентификация их дело специальных исследований. Вслед за Г. Дерфером, отрицая тюркскую подоснову отдельных имен гуннских царей, мы, тем не менее, также не можем напрямую принять прославянские сопоставления типа Баламбер-Владимир, Аттила-Тилан, Бледа-Влад (по Ю. Венелину) [18. С. 87]. Однако при этом Г. Дерфер склонен полагать, что ареал поисков языковых параллелей этим именам в широком смысле находится в области некоего праязыка.

Вероятнее всего и само имя Аттилы содержит очень древнюю (возможно ностратическую) подоснову. Несмотря на то, что традиционно его этимологии приводят из готского как батюшка (atta – отец + ila – уменьшительно-ласкательный) или от тюркского (atal – Волга (великая река), atta – отец), в научно-богословном портале Богослов.ru <http://civ.icelord.net/read.php?f=3&i=79520&t=79470> помещен обширный список возможных этимологических из числа многих древних языков Евразии (тохарский, германский, шот-ландский, славянский, корейский и пр.), где это слово также означает «отец», «батюшка».

Мы склоняемся все же к индоевропейским-индоиранским праязыковым параллелям, так как их число несравнимо больше, чем всех остальных для определения имени Аттилы, как, впрочем, и трех других слов, которые Иордан приводит, именно как гуннские. Речь идет о: Страва – поминальная еда, тризна Аттилы; Medos (мед) – напиток жителей страны гуннов; Вар – гуннское название Днепра [22. С. 110–113].

Приводя обширную историографию дискуссий по вопросу лингвистической принадлежности этих слов, Г. Дерфер, как и в случае с именами, с нашей точки зрения, вполне справедливо отбрасывает варианты их тюркской и готско-германской принадлежности, и, что очень важно, признавая в целом их праиндоевропейскую подоснову, тем не менее, отвергает мнение о том, что эти слова могли быть славянскими заимствованиями [18. С. 83–84; 16. Приложения 7, 8]. Однако при этом автор, принимая замечания Э. Моора относительно названия «Вар», допускает, что это слово могло быть заимствовано гуннами у другого более древнего населения Приднепровья [18. С. 68; 16. Приложение 9].

Приведенные сведения и наблюдения предполагают, на наш взгляд, некоторые варианты решения проблемы лингвистической атрибутации хунно-гуннского языка.

1. Вероятно, первые гунны, а впоследствии и господствующий гуннский клан, привнесли и какое-то время сохраняли палеоязык (слова, наименования, имена), который составляли наиболее древние индоевропейские или тохаро-иранские наречия, длительное время сохранившиеся в замкнутом лингвистическом пространстве крайне восточного ареала индоиранского мира. В этой связи совершенно справедливо заключение о том, что этот язык не только считается мертвым на сегодняшний день, но и был совершенно неведом европейским современникам поздней древности и средневековья. Учитывая сказанное, мы склонны считать, что выявленные исследователями параллели в славянских языках, вполне могут быть некими заимствованиями из палеоиндоиранского языка гуннов, которые произошли в момент господства последних над лесостепным праславянским (антским) населением Подонья и Поднепровья.

2. В развитии положения о неком палеоязыке весьма актуально звучит идея А. П. Дульзона о связи гуннского языка с енисейской (кетской) лингвистической группой. По меньшей мере, в языке части племен «северных варваров» (Ди-динлины), вошедших в состав хуннской конфедерации.

3. Ко всему вышесказанному в итоговом положении следует заметить, что, вероятно, нет смысла в линейных и однозначных построениях по данному предмету. Язык сюннов-хуннов и гуннов с начала культурогенеза, до финального периода существования, равно как и сам этнокультурный состав их объединения, были полисоставными и перманентно изменяющимися. В этой связи вполне уместно было бы применение определения «нуклеарный», предложенное автором для этнокультурной и лингвистической характеристики кочевых сообществ, входивших в состав Западного Тюркского Каганата [11. С. 504–507]. В исходном своем состоянии, по всей видимости, он действительно формировался на какой-то азиатской палеоязыковой основе (индоеврпоейской, иранотохарской, кетской, синно-тибетской (?)). При этом с самого начала вплоть до исхода хуннов из Центральной Азии он находился под серьезным влиянием со стороны китайского и монголо-манжурского языковых ареалов. На завершающем собственно гуннском этапе язык европейских гуннов был подвержен активной угризации, тюркизации и славянизации, а язык азиатских гуннов (хионитов, кидаритов, эфталитов) попал в орбиту активного влияния среднеазиатских тохаро-иранских языковых наречий.

Хотя стоит оговориться, что эти построения с точки зрения исторических реалий весьма условны, так как речь идет о гуннском культурогенезе, который в основе своей заканчивается в V в. н. э. По нашему убеждению, этот факт явился прямой предпосылкой последующего культурогенеза в пределах степной и прилегающих зон Восточной Европы и Средней Азии.

В этой связи весьма сложно (если вообще возможно) определить характер лингвистических трансформаций гуннских языков. Так говоря об угорском компоненте, мы вслед за Л. Н. Гумилевым и другими исследователями подразумеваем некое культурно-лингвистическое воздействие со стороны племен Южного Урала и Западной Сибири.

При этом понимаем, что собственно «угорское» определение данного населения на этом этапе справедливо оспаривается этнолингвистами [32. С. 14–26]. Вероятно, здесь мы имеем дело с непосредственным воздействием в целом языков уральской группы (пермский, протомадьярский, угро-самодийский). Еще сложнее обстоит дело с влиянием со стороны раннетюркских (протоболгарских) и протославянских языковых групп. Так как их носители в данный момент находились на самой начальной стадии становления своего этнокультурогенеза. Как уже упоминалось, возникающий возможно в недрах пост-гуннского пространства степей Срединной Евразии болгаро-хазарский тюркский язык группы «Lir», являлся так же по сути «нуклеарным» и по сей день весьма непонятным для исследователей лингвистическим явлением.

В этой связи, по нашему абсолютному убеждению сегодня, по всей видимости, у нас нет оснований для категоричных умозаключений (как-то тюркский либо иной) в лингвистических определениях как сюннского, так и гуннского языков.

Примечание

* По убеждению автора, данный период падает на II–IV вв. н. э. В традиционной интерпретации это время соотносится с позднесарматским периодом. Суть существующей дискуссии по вопросу идентификации позднесарматского или гунно-сарматского кочевого населения Срединной Евразии подробнейшим образом освещена на страницах работ автора [9; 10; 11].

Список литературы

1. Alfoldi, A. Funde aus der. Hunnenzeit und ihre ethnische Sonderung [Text] / A. Alfoldi // A.N. – Budapest, 1932. – T. 9.

2. Deguignes, J. Histoire generale des Huns des Turcs, des Mogols at des autres Tartares Occidentausavant et depuis J. C. Jusqn’a present [Text] / J. Deguignes. – Paris, 1756. – T. I–II.

3. Абаев, В. И. Скифо-европейские изоглоссы. На стыке Востока и Запада / В. И. Аба-ев. – М. : Наука, 1965. – 169 с.

4. Арсеньева, Т. М. Некрополь Танаиса / Т. М. Арсеньева. – М. : Наука, 1977. – 152 с.

5. Арсеньева, Т. М. Некрополь Танаиса. Раскопки 1981–1995 гг. / Т. М. Арсеньева, С. И. Безуглов, И. В. Толочко. – М. : Палеограф, 2001. – 274 с.

6. Артамонов, М. И. История хазар [Текст] / М. И. Артамонов. – Л. : Изд-во Гос. Эр-митажа, 1962. – 523 с.

7. Баскаков, Н. А. Тюркские языки [Текст] / Н. А. Баскаков. – М. : Восточная литера-тура, 1960.

8. Бенцинг, И. Языки гуннов, дунайских и волжских болгар [Текст] / И. Бенцинг // Зарубежная тюркология. Вып. 1. Древние тюркские языки и литературы. – М. : Наука, 1986. – С. 11–28.

9. Боталов, С. Г. Поздняя древность и средневековье [Текст] / С. Г. Боталов // Древняя история Южного Зауралья : Коллективная монография. В 2 т. Т. 2. – Челябинск, 2000.

10. Боталов, С. Г. Хунны и гунны [Текст] / С. Г. Боталов // Археология, этнография и антропология Евразии. – 2003. – № 1. – С. 106–127.

11. Боталов, С. Г. Гунны и тюрки (историко-археологическая реконструкция) [Текст] / С. Г. Боталов. – Челябинск : ООО «ЦИКР «Рифей», 2009. – 672 с.

12. Гадло, А. В. Этническая история Северного Кавказа IV–Xвв. [Текст] / А. В. Гадло. – Л. : Изд-во ЛГУ, 1979. – 216 с.

13. Генинг, В. Ф. Ранние болгары на Волге [Текст] / В. Ф. Генинг, А. Х. Халиков. – М.: Наука, 1964. – 201 с.

14. Гумилев, Л. Н. Эфталиты и их соседи в IV в. [Текст] / Л. Н. Гумилев // Вестник древней истории. – 1959. – № 1 (67). – С. 129–140.

15. Гунны : обсуждение [Электронный ресурс] // Википедия: Свободная энциклопедия. – <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D0%B1%D1%81%D1%83%D0%B6%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5:%D0%93%D1%83%D0%BD%D0%BD%D1%8B>.

16. Гуркин, С. В. [Электронный ресурс] / С. В. Гуркин. <www.rcio.rsu.ru - /webp/RSU_IT/Historcal_faculty_12_2005>.

17. Даньшин, Д. И. Танаиты и танаисцы во II–III вв. н. э. [Текст] / Д. И. Даньшин // КСИА. – 1990. – Вып. 197.

18. Дерфер, Г. О языке гуннов [Текст] / Г. Дерфер // Зарубежная тюркология. Вып. 1. Древние тюркские языки и литературы. – М. : Восточная литература, 1986. – С. 71–135.

19. Димитров, Д. Прабългарите по Северното и Западното Черноморие / Д. Димитров. – Варна : Книгоиздательство «Георги Бакалов», 1987. – С. 47–48

20. Дульзон, А. П. Гунны и кеты (К вопросу об этногенезе по языковым данным) [Текст] / А. П. Дульзон // Известия Сибирского отделения АН СССР. Серия общественных наук. – 1968. – Вып. 3. – С. 137–142.

21. Засецкая, И. П. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху IV–VI вв. [Текст] / И. П. Засецкая. – СПб. : Эллипс ЛТД, 1994. – 224 с.

22. Иордан. О происхождении и деяниях гетов [Текст] / Иордан. – СПб., 1997.

23. История татар с древнейших времен [Текст] // История татар… – Казань : Рухият, 2002. – Т. 1. – 552 с.

24. Исхаков, Д. М. Этнополитическая история татар в VI – первой четверти XV в. [Текст] / Д. М. Исхаков, И. Л. Измайлов. – Казань : Изд-во «Иман», 2000. – 136 с.

25. Кляшторный, С. Г. Предисловие [Текст] / С. Г. Кляшторный, Д. М. Насилов // Зарубежная тюркология. Вып. 1. Древние тюркские языки и литературы. – М., 1986.

26. Кляшторный, С. Г., Савинов, Д. Г. Степные империи Евразии [Текст] / С. Г. Кляшторный, Д. Г. Савинов. – СПб. : Фарн, 1994. – 166 с.

27. Латышев, В. В. Известия древних авторов о Скифии и Кавказе [Текст] / В. В. Латышев // ВДИ. – 1948. – № 1.

28. Мандельштам, А. М. О некоторых вопросах сложения таджикской народности в Среднеазиатском междуречье [Текст] / А. М. Мандельштам // СА. – XX. – М., 1954. – С. 58–99.

29. Материалы по истории кочевых народов в Китае III–V вв. [Текст] // Материалы по истории… – М. : Восточная литература, 1989. – Вып. 1.

30. Медведев, А. П. Сарматы и лесостепь [Текст] / А. П. Медведев. – Воронеж : Изд-во Воронеж.ун-та, 1990. – 217 с.

31. Медведев, А. П. III Чертовицкое городище (материалы 1-й половины I тыс. н. э.) [Текст] / А. П. Медведев // Археологические памятники Верхнего Подонья в первой половине I тысячелетия н. э. Археология восточноевропейской лесостепи. – Воронеж : Воронежский государственный университет, 1998. – С. 42–84. – Вып. 12.

32. Напольский, В. В. Пермско-угорские взаимоотношения по данным языка и про-блема границ угорского участия в этнической истории Предуралья [Текст] / В. В. Напольский // ВАУ. – № 25. – Екатеринбург ; Сургут, 2008. – С. 14–25.

33. Острая Лука Дона в древности. Замятинский археологический комплекс гуннского времени [Текст] / Острая Лука Дона… – Раннеславянский мир. Вып. 6 – М. : ИА РАН, 2004. – 330 с.

34. Пигулевская, Н. В. Сирийские источники по истории народов СССР [Текст] / Н. В. Пигулевская // Труды Института востоковедения. – Т. XLI. – М.; Л., 1941. – 172 с.

35. Скрипкин, А. С. Нижнее Поволжье в первые века нашей эры [Текст] / А. С. Скрипкин. – Саратов : Изд-во СГУ, 1984. – 150 с.

36. Скрипкин, А. С. Этюды по истории и культуре сарматов : учеб. пособие [Текст] / А. С. Скрипкин. – Волгоград : Изд-во ВолГУ, 1997. – 103 с.

37. Федоров, Я. А. Ранние тюрки на Северном Кавказе [Текст] / Я. А. Федоров, Г. С. Федоров. – М. : Изд-во Моск.ун-та, 1978. – 296 с.

38. Шелов, Д. Б. Танаис и Нижний Дон в первые века н. э. [Текст] / Д. Б. Шелов. – М., 1972.

39. Шелов, Д. Б. Некоторые вопросы этнической истории Приазовья II–III вв. н. э. по данным танаисской ономастики [Текст] / Д. Б. Шелов // Вестник древней истории. 1 (127). – М., 1974. – С. 80–93.

Челябинский гуманитарий, 2010, № 3 (12), С. 122-130.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Начну с того, что скажу, что статья вовремя, статья нелишняя.

(Saygo @ Сегодня, 03:25)
Впервые идею о тюркском или прототюркском происхождении гуннов высказал основоположник европейского востоковедения Жозеф де Гинь еще во второй половине XVIII вв.

По большому счету остальное - подкладывание соломы под теорию.

Правда, Бичурин щедро отписал сюннам монгольское происхождение, также не сильно задумываясь, почему.

В Монголии искони и доныне обитает один только народ, известный в Европе под нынешним общим названием монгол, а в Средней Азии под названием калмак. Сей народ разделяется на множество поколений под собственными родовыми названиями (Поколение татань, принадлежащее к тунгусским племенам, в начале IX века поселилось по восточную сторону Ордоса, но от смешения с монголами скоро забыло и язык и прежние свои обыкновения. Из сего поколения происходит Чингис-хан.).

http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Ch..._stat/text6.htm

Теперь по сути темы:
1) ИМХО, соотнесение языковой принадлежности группы племен с не сохранившимся языком с характерным погребальным обрядом, известным для другой группы племен, языковая принадлежность которых известна достаточно точно, кажется продуктивным для определенного периода. Тут автору плюс за интересную гипотезу.

2) к сожалению, на языковом материале ничего не показано.

3) также невнятно, ИМХО, освещен вопрос о связи азиатских сюнну и европейских гуннов, который должен всегда ставиться во главу угла при подобных построениях (фактически, мы или принимаем изоглоссы из языка сюнну, или отвергаем их).

В любом случае, тюркоязычие сюнну даже в работе Дыбо оказалось недостаточно четко фундированным. Что требует дальнейших поисков.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Теперь о том, чего Дыбо не сделала, хотя обязана была сделать, как профессиональный лингвист-компаративист:

1) в "Ши цзи", писавшихся современником событий, хорошо осведомленным о событиях у сюнну, царский род Сюнну назван "Лань". Это фиксирует состояние начала I в. до н.э. (Сыма Цянь умер ок. 86 г. до н.э.).

2) Бань Гу в "Цянь Хань шу" написал о событиях до 9 г. н.э. (конец Западной Хань). Он именует царский род Сюнну "Люаньди". Сведениями он обладал первоклассными - его брат Бань Чао активно вел военную и дипломатическую деятельность в Западном Крае, постоянно сталкиваясь с сюнну. Умер он в 92 г. н.э. и его сведения отражают ситуацию на конец I в. н.э.

3) Фань Е написал "Хоу Хань шу" по старым материалам в первой половине V в. н.э. Там царский род сюнну назван "Сюйляньди". Это ретроспективная фиксация названия царского рода сюнну по состоянию до 220 г. н.э.

Итак, имеем с 86 г. до н.э. по 220 г. н.э. ряд Лань-Люаньди-Сюйляньди.

Если это не смена правящего рода (о чем серьезных данных нет), то, видимо, изменение произношения?

Вот где должен работать профессиональный лингвист, а не подкладывать солому под ветхое здание теории Де Гиня!

А это сделано? АФАИК, в лекции Дыбо взяла только форму из "Цянь Хань шу" - "Люаньди" - и сблизила ее с позднейшим (даже позже, чем данные "Хоу Хань шу"!) хотано-сакским "рунде" (цари). А остальное оставила за бортом. Хотя материал ценнейших - ни одно другое слово в историческом развитии для языка сюнну неизвестно.

Собственно, сам я тут сказать по сути изменений ничего не могу, но очень надеюсь, что вопрос будет когда-либо рассмотрен профессионалами!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Все было бы хорошо, но Дыбо на с. 80 своего монументального труда о ранних языковых связях тюркского языка опять именует Фоту Дэна, индийца-буддиста, шаманом! Именует его упорно Фотучэном, да еще и "восстанавливает" его имя как "Будурчин" со значением "перепелка"! diablo.gif

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Далее она выбирает из записей его имени только то. которое может читаться как Фоту Чэн: 佛图澄 (два чтения последнего иероглифа - Дэн и Чэн возможны).

Но в разных источниках его называют:
竺佛图澄 Чжу Фоту Дэн (возможно чтение Чэн) - букв. индийский Фоту Дэн.
佛圖橙 Фоту Дэн (возможно чтение Чэн).
佛圖磴 Фоту Дэн.
浮圖澄 Футу Дэн (возможно чтение Чэн).

Фамилия его указывается как Бо. Жил он в 232-348 гг., т.е. более 100 лет. Имя его принято отождествлять с индийским Buddhasingha.

Она считает, что он мог быть тохаром, поскольку прибыл из г. Куча. Основания для этого никакие - в источниках прямо говорится, что он происходил из Индии:

Чжао Минчэн (趙明誠) "Цзинь Ши лу" (金石錄) цз. 20:

天竺大國附庸小國之元子也。
Выходец из вассального владения великого Индийского государства

Династийная история "Вэй шу"(魏書), раздел "Описание буддизма и даосизма" (釋老志):

石勒時,有天竺沙門浮圖澄,少於烏萇國,就羅漢入道。
Во времена Ши Лэ был индийский (Тяньчжу) буддийский монах (шамэнь = шрамана) Футу Дэн, в молодости жил в Уддияне (Учанго), став архатом (лохань), постиг Истину.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Почему он тохар и как стал шаманом, и почему его имя надо восстанавливать с тюркскими этимологиями - Дыбо решительно умалчивает! ph34r.gif

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Saygo @ Дек 16 2013, 03:25)
Каков же был тот язык, на котором говорили наиболее ранние гунны – гунны Дионисия и Птолемея (II в. н. э.)?

А мне интересно знать на каком языке говорили гунны в Европе в VIв.
Например, Иордан в "Гетике" обозвал кутургур алдзиагирами. Случайно это или нет, но это полные синонимы на тюркском.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Gurga @ Вчера, 22:44)
А мне интересно знать на каком языке говорили гунны в Европе в VI в.

Последние упоминания о собственно гуннах - конец V в.

Ономастикон их известен - в большинстве своем германского происхождения.

Апеллятивов всего 3, страва, комос и медос.

Остальное - каждому фрику по флагу в руки!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас