Saygo

Британская экспансия в Индии

3 сообщения в этой теме

Гребенюк В.С.

МИССИЯ УОЛША И БРИТАНСКАЯ ЭКСПАНСИЯ В ИНДИИ, 1759 г.

В каждый из исторических периодов наиболее ожесточенное противостояние великих держав, как правило, разворачивается вокруг тех регионов, которые приобретают ключевое геополитическое значение. Пониманию этого значения на государственном уровне зачастую способствуют люди, раньше других осознавшие возможность и перспективы установления контроля над такими регионами. Поэтому для любой страны, вовлеченной в борьбу за господство на международной арене, крайне важно вовремя оценить и правильно отреагировать на открывшиеся новые возможности. Одним из ярких примеров подобной реакции стала попытка британцев пересмотреть статус своего присутствия на Индостане в середине XVIII в., что, как известно, привело к распространению власти британского флага над всем полуостровом.

800px-European_settlements_in_India_1501

Процесс становления Британской империи в Индии был достаточно сложным, поскольку формирование политики «Туманного Альбиона» в отношении этого субконтинента не всегда отличалось последовательностью. Поэтому в исторической литературе появилось большое количество исследований, в которых делаются попытки с различных сторон подойти к изучению данной проблемы. На фоне многообразия зарубежной, в особенности англоязычной, историографии, в которой сформировались целые школы и направления, изучающие историю британского господства в Индии, не менее важными являются работы отечественных и российских ученых. Следует отметить, что больших успехов в этом достигли историки советского периода, которые уделяли особое внимание истории колониализма как примера империалистического порабощения буржуазным Западом слаборазвитых народов мира. Несмотря на присущую большинству работ тенденциозность, значение исследований таких классиков, как К.А. Антонова, Н.А. Ерофеев, А.Б. Каплан, Е.В. Тарле и по сей день не ослабевает [1; 3; 4; 6]. В то же время работы историков России постсоветского периода оказались не менее важными в раскрытии новых пластов ранее слабоизученных проблем колониальной истории, среди таковых можно отметить А.Б. Соколова, К.А. Фурсова, А.М. Хазанова [5; 7; 8]. В украинской исторической науке также появилась плеяда ученых, таких, как М.С. Бурьян, О.Б. Дёмин, В.В. Савенков, которые в своих работах смогли по-новому рассмотреть, казалось бы, уже исследован-ные проблемы британского колониализма [2; 9; 10].

Тем не менее, при всем обилии опубликованных исследований по-прежнему остаются слабо освещенными или вовсе обойденными вниманием важные аспекты установления господства англичан на Индийском субконтиненте. Одной из таких проблем является выяснение роли миссии Уолша 1759 г. в развитии идеи британского экспансионизма в Индии, что и стало целью настоящей статьи.

986px-Clive.jpg

Lord Clive meeting with Mir Jafar after the Battle of Plassey, oil on canvas (Francis Hayman, c. 1762)

23 июня 1757 г. у небольшого поселка Плесси в индийской провинции Бенгалия состоялась битва, в ходе которой британский отряд, возглавляемый полковником Робертом Клайвом, разбил войска бенгальского наваба Сирадж-уд-Доула. В результате последнего вскоре убили, а на его престол был возведен ставленник англичан Мир Джафар, который обязался щедро вознаградить своих покровителей, обеспечить британской Ост-Индской компании (далее ОИК – В.Г.) беспрепятственное ведение торговли в регионе и устранить ее главных европейских
конкурентов – французов и голландцев. Последствия сражения оказались столь значительными, что повлияли на судьбу не только одного конкретно взятого властителя или региона, но и в дальнесрочной перспективе всего субконтинента. Поэтому в историографии, посвященной изучению истории Британской Индии, сложилась традиция отсчитывать от этого события начало владычества англичан в Индии, а главного триумфатора считать основателем Британской империи в Индии [1, с. 89; 3, с. 87].

473px-Robert_Clive%2C_1st_Baron_Clive_by

Robert Clive by Nathaniel Dance

Тем не менее на тот момент подобные последствия сложно было представить и, что особенно важно, они мало кого интересовали. В частности директоров ОИК на Леденхолл-стрит больше тревожил тот факт, что стремительное обогащение служащих Компании, вследствие успешного переворота, может подорвать интерес к развитию коммерции, а изменение самого характера деятельности организации на Востоке может привести к пагубным для торговли последствиям. В результате неудивительно, что главным идеологом развития успеха и утверждения британского господства в регионе на более прочных основах оказался победитель при Плесси – Р. Клайв. Поэтому, помимо организации военных экспедиций, не менее важной оказалась его деятельность в отстаивании идеи экспансионизма в Индии.

Убедившись, что завоевание Бенгалии и получение колоссальных прибылей военно-политическим путем не отвечает интересам верхушки правления Компании в метрополии, Клайв был вынужден обратиться к поиску других покровителей для своей деятельности. В январе 1759 г. он отправил в Лондон своего агента Уолша с письмом к главе кабинета Его Величества – Уильяму Питту Старшему [11, c. 387–392]. В этом письме Клайв пытался убедить первого министра увеличить военную помощь правительства, поскольку власть ставленника англичан Мир Джафара была непрочной, а собственных сил для защиты и дальнейшего укрепления британских позиций у полковника не хватало.

Дополнительный контингент из двух тысяч европейских солдат, по словам Клайва, мог бы в корне изменить ситуацию и позволил бы Компании прочно утвердить свое господство в регионе. В оправдание именно правительственной поддержки он писал, что «удержать столь обширную территорию, возможно, не под силу торговой компании. Есть опасения, что она не способна самостоятельно, без государственной поддержки, удержать столь крупное владение. Поэтому я осмелился обратиться к вам, Сэр: возможно ли, чтобы воплощение этого замысла, который впоследствии может привести к еще большим приобретениям, реализовалось руками правительства» [11, c. 389–390]. Что касается выгод, которые приобрела бы Великобритания, полковник писал: «судите сами, должна ли ежегодная прибыль в два с лишним миллиона фунтов стерлингов, вместе с обладанием тремя провинциями (в Бенгалии – В.Г.), изобилующими самыми ценными творениями природы и искусства, быть объектами общественного внимания. И что может быть хуже для нации, чем не принятие необходимых мер для того, что бы защитить это приобретение, – приобретение, которое под руководством такого способного и незаинтересованного (в собственной выгоде – В.Г.) министра, составило бы источник огромного богатства для королевства, и, возможно отчасти, было бы средством к уменьшению тяжести груза государственного долга, под давлением которого мы в настоящее время работаем» [11, c. 390].

Следует отметить, что в стремлении Клайва к установлению господства в Индийском регионе военно-политическим путем можно проследить преемственность идей, отстаиваемых ранее французским главнокомандующим Жозефом Франсуа Дюпле. Последний еще в октябре 1753 г. отправлял в Париж подробный доклад, в котором обосновывал необходимость осуществления колониальных захватов в Индии и зависимость процветания Компании от проведения такой политики. Анализируя значение этого документа, известный советский исследователь А.Б. Каплан писал: «Хотя губернатор многое преувеличивал в своем мемуаре, например предсказывал неминуемое разорение английской Ост-Индской компании, он несомненно, с точки зрения последовательного колонизатора, был прав – цель деятельности Компании должна была заключаться в создании колониальной империи» [4, с. 124].

Однако, если Дюпле пытался убедить в этом директоров французской ОИК, так как их Компания была подчинена государству, а члены ее правления, по сути, были государственными чиновниками, то Клайву в своих действиях приходилось считаться с самостоятельным положением коммерческой компании по отношению к Соединенному королевству. Натолкнувшись, так же, как и Дюпле в прошлом, на неодобрение директоров ОИК, единственной возможностью дальнейшего проведения экспансии для Клайва оставалось покровительство лондонского правительства. Поэтому обращение к его фактическому главе, отстаивающему идеи заокеанской экспансии, стало вполне закономерным шагом британского главнокомандующего. 23 ноября 1759 г. Уильям Питт принял агента Уолша и обсудил с ним полученное письмо.

О содержании этой беседы можно узнать из отчета, составленного Уолшем и отправленного 26 ноября Клайву [12, c. 126–128]. Вначале Питт сразу же подчеркнул, что намерение полковника он находит вполне «практичным» и «в сущности, очень полезным» [12, c. 126].

Но, как он далее заметил, предоставленная ОИК хартия будет действовать еще 20 лет, а в течение этого времени, как показывала практика тех лет, право собственности на завоевания и приобретения в Индии присуждалось не Короне, а Компании. Кроме того, по словам Уолша: «Он сказал, что сложность в достижении цели этого предприятия не была значительной, под руководством такого гения, как полковник Клайв. Однако сохранение этого приобретения оказалось бы проблемой, поскольку маловероятно, что впоследствии его заменят люди, соответствующие такому заданию» [12, c. 126–127]. В ответ Уолш заверил Питта, что если государство откажется от этого плана, рано или поздно его будет вынуждена воплотить сама Компания, причем не столько из-за коммерческой выгоды, сколько в целях собственной безопасности. «Казалось, он осознавал это, – писал агент Клайва, – но, насколько я мог судить по дальнейшему ходу беседы, был готов оставить свободу действий за Компанией» [12, c. 127].

В завершении беседы первый министр намекнул, что в течение текущего сезона в Индию все же будет отправлено подкрепление из тысячи человек на четырех линейных кораблях, но из-за обнаружившейся к тому времени угрозы вторжения французов на Британские острова точной даты он не мог назвать.

Таким образом, результаты миссии Уолша оказались весьма неоднозначными. Ибо, с одной стороны, агент Клайва не смог добиться необходимой военной помощи и правительственной поддержки для экспансионистских планов британского полковника в Бенгалии. С другой, – он смог выяснить позитивное отношение к идеям Клайва первого министра Уильяма Питта, который являлся поборником расширения колониальных владений Великобритании за океанами и потому понимал значение результатов его деятельности. И хотя Питт все же так и не смог выделить необходимых сил для дальнейших завоеваний Клайва, тем не менее, отправка военных контингентов из метрополии в Индию не прекращалась в течение всей войны, а, по мере завершения параллельно ведущегося противостояния с французами в Северной Америке, лишь увеличивалась. Как следствие, британцы смогли успешно завершить текущую войну, и вытеснить французов с Индостана, заложив тем самым фундамент собственной Второй колониальной империи.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Антонова К.А. Английское завоевание Индии в XVIII веке. – М.: Изд. вост. лит., 1958. – 326 с.
2. Бурьян М.С. Египет во внешней и колониальной политике Великобритании в 20-х гг. XX века. – Луганск: БОЯН Ри МП, 1994. – 168 с.
3. Ерофеев Н.А. Империя создавалась так... Ан-глийский коло ниализм в XVIII в. – М.: Наука, 1964. – 166 с.
4. Каплан А.Б. Путешествие в историю. Французы в Индии. – М.: Наука, 1979. – 286 с.
5. Соколов А.Б. «Правь, Британия, морями?» Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политике в XVIII веке.
– Ярославль: издательство ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 1996. – 191 с.
6. Тарле Е.В. Очерки истории колониальной политики западноевропейских государств (конец XV – начало XIX века). – М.; Л.: Наука, 1965. – 429 с.
7. Фурсов К.А. Держава-купец: отношения английской ост-индской компании с английским государством и индийскими патримониями. – М.: Товарищество научных изданий КМК, 2006. – 364 с.
8. Хазанов А.М. Очерки по истории Индийского океана (XVI–XIX вв.) – М.: Институт востоковедения РАН, 2010. – 103 с.
9. Дьомін О.Б. Біля витоків англійського атлантизму. Зовнішня політика Англії кінця 50 – кінця 80-х років XVI ст.: Монографія. – Одеса: Астро-принт, 2001. – 360 с.
10. Савенков В.В. Великобританія та проблема будівництва Суецького каналу: автореф. дис. канд. іст. наук. – Луганськ, 2005. – 20 с.
11. Correspondence of William Pitt, earl of Chatham / Ed. W.S. Taylor and J.H. Prinyle. – V. 1. – London: John Murray, 1838. – 480 p.
12. Malcolm J. The life of Robert, Lord Clive. – V. 2. – London: J. Murray, 1836. – 381 p.

Вестник МГОУ. Серия «История и политические науки». № 3 / 2013

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

КИСЕЛЕВ А. А. ВЕЛИКОБРИТАНИЯ И АНГЛИЙСКАЯ ОСТ-ИНДСКАЯ КОМПАНИЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII ВЕКА

В 1757 г. после знаменитой битвы при Плесси британская Ост-Индская компания ста­ла одной из самых влиятельных сил в Индии, обладавших собственной экономикой, армией и политическим курсом. Покорение Бенгалии (1757-1772 гг.)1 превратило Компанию в одну из индийских политий и во многом изменило политику Компании на Востоке.

Однако британское государство не уча­ствовало в покорении Бенгалии. Хотя У. Питт-старший, фактически руководивший военны­ми действиями Британии по всему миру (а это были годы Семилетней войны), говорил о Ро­берте Клайве в палате общин, что «у нас есть генерал от Бога... он с горсткой людей не по­боялся атаковать многочисленную армию и опрокинул ее» [8, с. 162], эти слова были ска­заны именно потому, что, по словам Питта, «мы везде потеряли честь, славу и репутацию, кроме Индии» [там же]. Первый этап Семи­летней войны складывался для Британии не очень удачно, и стране нужны были нацио­нальные герои и примеры военных подвигов. Победы Р. Клайва в Бенгалии в той ситуации действительно могли стать таким фактором.

Когда же Р. Клайв обратился за военной и финансовой помощью к Совету директоров Ком­пании и государству в лице министерства, он получил отказ. Положение Ост-Индской компа­нии в Бенгалии во второй половине 1750-х гг. было еще очень неустойчивым. Сама по себе битва при Плесси была лишь дворцовым пере­воротом, когда наваб Бенгалии Сирадж-уд-доула был смещен с престола при помощи англичан, а на его место был посажен ставленник бенгальс­кого купечества Мир Джафар. Клайву пришлось убеждать его, что торговля - «наша надлежащая область деятельности и единственная цель» [11, р. 2] в Калькутте.

Для закрепления позиций Ост-Индской компании в Бенгалии Р. Клайв обратился за помощью в Англию. «Самые быстрые и энер­гичные шаги должны быть предприняты Ком­панией, если они (директора. - А. К.) хотят произвести полные перемены в Бенгалии, - писал он Джону Пейну, члену Совета дирек­торов. - Иначе все достижения, завоеванные мечом, будут поставлены под сомнение» [12, р. 343]2. Клайв просил у Совета «не­большой отряд» из 2 000 европейцев в по­мощь Бенгальскому полку, который он сфор­мировал из индийских сипаев. «Добавьте к этому влияние, которое мы таким образом приобретем среди европейских наций, зани­мающихся здесь торговлей, которую они не смогут продолжить без нашего позволения и без принятия тех ограничений, которые мы посчитаем необходимыми», - убеждал он У. Питта-старшего, внука бывшего губерна­тора Мадраса [13, р. 390].

Однако Совет директоров Компании от­казал своему ретивому служащему. «Вы так увлечены военными идеями, - писали дирек­тора Клайву, - что забыли, что Ваши служа­щие - торговцы, и торговля - их основная цель» [18, р. 324]. Для Питта-старшего основ­ной была идея борьбы с Францией, в какой бы части света она не происходила. Если го­ворить о завоеваниях, то его больше интере­совали американские территории (Вест-Ин­дия, Канада). Непосредственное завоевание Индии не было его главной целью [2, с. 76].

Лишь в середине 1760-х гг., в обстановке сложного политического и экономического кри­зиса, британские политические деятели обра­тили свое внимание на Ост-Индскую компа­нию как на возможный источник дохода в каз­ну. В 1767 г. палата общин обязала Компанию представить ей все «хартии, договоры с дер­жавами страны (Индии. - А. К.), переписку с ее служащими в Индии, данные о состоянии ее доходов в Бенгалии, Бихаре и Ориссе и во всех других местах... вместе с отчетом о всех расходах, понесенных правительством в пользу Компании» [9, с. 151]. В дальнейшем эту переписку планировалось опубликовать в прес­се. Как отмечал российский полномочный ми­нистр (посланник) в Лондоне А.С. Мусин-Пушкин, это «было вымышлено учинено... для того, чтоб директоров оной (Ост-Индской ком­пании. - А. К.) наиудобнее к желаемой скло­нить зделки» [6, л. 1].

Была проведена целая серия расследо­ваний по делам Компании. Как писал Х. Уол­пол, «были открыты такие сцены грабежей и тирании, что просто бросает в дрожь. Мы - испанцы в нашей жажде золота, и голландцы в нашей деликатности его добычи» [23, р. 291]. В 1768 г. в лондонских театрах появилась пьеса «Набоб», нелицеприятно от­зывающаяся о политике Компании в Индии. Считалось, что завоевания в Индии могут принести в Англию дух коррупции и тирании, процветающий в Азии. Экономисты были не­довольны большими потоками золота и се­ребра, уходящими на Восток3. Предлагалось даже «уступление Голандии всех здешних в Азии крепостей, поселений и кантор, со все­ми принадлежностями и произношениями, с тем только именно договором, чтоб оная, на­супротив того уступила Англии все свои на помянутую сумму 50ти миллионов фунтов стерлингов требования и права4, и чтоб по обоюдной гарантии владения их в Америке и в Азии обе сии державы снабдевали одна другую потребными между собою произно­шениями» [6, л. 38 об. - 39].

Однако после многочасовых допросов двух бенгальских губернаторов в палате об­щин было принято решение сохранить Ком­панию и ее владения, дающие «прибыточный торг» [там же, л. 37]. Но канцлер казначей­ства Чарлз Тауншенд в 1767 г. обязал Совет директоров выплачивать в государственную казну в течение двух лет 400 тыс. ф. ст. еже­годно. «Директорам. от министерства объявлено, что есть ли оные. в том не со­гласятся, то чтоб они и не ласкались полу­чить в пользу свою продолжительное позво­ление изключительно торговать в Азии, но паче того, были бы уверены, что торговля сия будет зделана общею и свободною для всех великобританских подданных», - писал А.С. Мусин-Пушкин [6, л. 107 об. - 108]. Ина­че говоря, Компании пригрозили отнять у нее монополию на торговлю в Азии. В 1769 г. пар­ламент продлил эту меру еще на пять лет [9, с. 153-154].

«Государство по сути вступило с Ком­панией в даннические отношения, не брез­гуя шантажом», - отмечает К. А. Фурсов [там же, с. 153]. Такая оценка действий Тауншенда в историческом масштабе кажет­ся верной, но при ближайшем рассмотрении дел себя не оправдывает.

В 1766-1768 гг. у власти в Британии на­ходилась партия вигов во главе с одним из своих крупнейших и уважаемых лидеров - У. Питтом-старшим. Различия между вигским и торийским политическим курсами в это время снова обозначились в вопросах о пол­номочиях между королем и парламентом, как это было в XVII веке. Эта тема была подня­та с восшествием на престол молодого ко­роля Георга III. В правление первых Гановеров - Георга I и Георга II - власть в стране фактически принадлежала парламенту, а в нем - партии вигов. Этот период (1714­1760 гг.) даже принято называть «вигской олигархией», поскольку фактически страной управляли несколько влиятельных семей, ру­ководящих партией вигов. Именно в эти годы в стране расцветают патронаж и коррупция, проникшие во все сферы жизни государства. Короли же, будучи иностранцами, практичес­ки никак не могли повлиять на политику в стране, да и не хотели.

Привыкшие к такой полувековой идил­лии парламентарии сильно удивились, когда молодой Георг III решил, что желает не толь­ко царствовать, но и править. С первых же дней свого правления он начал решительно бороться со старой системой с помощью сво­его фаворита Джона Стюарта, лорда Бьюта, которого он сделал премьер-министром. Но­вый король заменял старых вигских полити­ков своими ставленниками, вызвав этим про­тивостояние со стороны почти всего полити­ческого истеблишмента Англии. Первую свою победу над парламентом король одер­жал, подписав в 1763 г. Версальский мир с Францией, против которого активно выступа­ли виги во главе с У. Питтом и Ч. Рокингэмом. Тогда его мать, принцесса Уэльская, воскликнула: «Теперь мой сын - король Ан­глии!» [22, р. 184].

Таким образом, в парламенте снова нача­лась борьба между сторонниками и противни­ками королевской власти5. Эта борьба проник­ла во все сферы британской политической жиз­ни и отразилась даже на колониальной полити­ке Англии. Так, очень ярко этот фактор про­явился в борьбе Англии с американскими по­встанцами в 1760-1770-е годы. Виги (Э. Берк, У. Питт) доказывали, что министерство не име­ет права облагать Америку налогами, а парла­мент не имеет права утверждать такой закон, поскольку американские колонии, созданные на основе королевских хартий, не представлены в парламенте. Только расширение парламента (а значит, и его власти) может дать Англии та­кое право. В случае с Ост-Индской компанией мы тоже можем проследить подобные тенден­ции. Однако здесь они выглядят сложнее. Воп­рос стоял немного по-другому: Компания будет подчинена государству, но кому - парламенту или королю? Расширение королевской власти над Компанией виделось вигам опасным пото­му, что король, обычно зависящий от парламента в финансах, мог потерять эту зависимость. Именно поэтому тезис М. Уилбур о том, что под­чинение Компании государству было борьбой «между Короной и Компанией» [23, р. 290], можно охарактеризовать как ошибочное. Оши­бочной также представляется позиция К. А. Фур­сова, вообще не разделяющего политические силы в Британии и во всей истории отношений между Ост-Индской компанией и многочислен­ными правительствами видящего только про­иски государства [9].

В 1767 г. партия вигов начала делиться на две группировки, возглавляемые Дж. Грен­виллом и герцогом Бедфордом [6, л. 60]. К от­ношениям с Компанией они подходили жест­ко, требуя тщательного рассмотрения ее дел в парламенте [там же, л. 1]. Дело могло вообще в тот момент закончиться ликвидацией Ком­пании и передачей ее владений государству (вероятно, под парламентский контроль). Од­нако в последний момент канцлер Ч. Тауншенд объявил, что у государства нет ни комком­петенции, ни ресурсов для управления Бен­галией [10, р. 533], и выступил против курса своей же партии, предложив свой знамени­тый Акт о платеже Компанией 400 тыс. ф. ст. ежегодно. Торийская оппозиция активно под­держала инициативу ретивого канцлера, и акт был принят. «Такой несообразимой господи­на Таунсента поступок выключил бы его из министерства, есть ли бы можно было в ско­рости», - писал А.С. Мусин-Пушкин [6, л. 50]. Но в ситуации, когда партии почти расколо­лись на группировки, Тауншенду не могли най­ти замену, и поэтому его не трогали. Впрочем, в этом же году он скончался6. Таким обра­зом, этим актом Тауншенд спас Ост-Индс­кую компанию.

В 1769-1770 гг. в Индии наступили ужасные засуха и голод, уничтожившие до трети населения. Компания несла потери, не справлялась с управлением на местах. Ее ак­ции резко упали в цене [9, с. 156]. В 1772 г. Ост-Индская компания попросила у государ­ства заем. Тогда же по инициативе полковни­ка Дж. Бергойна был создан «Избранный ко­митет по делам Ост-Индии», который занял­ся рассмотрением причин столь плохого по­ложения компании, так и не приносящей го­сударству доход.

Комитет снова начал вскрывать дела о коррупции, обвиняя в неудачах политики Ком­пании местные президентства. Когда же в 1773 г. Компания снова попросила у государ­ства заем, премьер-министр Фредерик Норт (тори) решил взять дела Компании под конт­роль государства. Во-первых, стремясь оказать помощь Компании, парламент принял закон, снижавший пошлины на ввозимый Ост-Инд­ской компанией чай для реэкспорта в северо­американские колонии. Эта мера позволяла Компании не только снижать экспортную цену чая и увеличивать объем продаж, но и реали­зовывать сбыт своего товара через собствен­ных агентов, а не через обычных для амери­канских колоний американо-британских по­средников. Это, безусловно, лишало после­дних огромных прибылей и вызывало их не­довольство. Проблема, по мнению К. Хэдлэма, осложнялась еще и тем обстоятельством, что «Ост-Индская компания очень неблагора­зумно назначила своими агентами в Бостоне7 не уважаемых купцов, имевших дело с чай­ной торговлей в Лондоне, а людей, которые отказались участвовать в бойкоте британских товаров (в 1760-е гг. - А. К.), разбогатели на этом и заработали себе непопулярность в гла­зах местного населения, а также людей, свя­занных с администрацией (то есть британс­ких колониальных чиновников. - А. К.)» [16, р. 673]. Иными словами, руководство Компании неверно оценило политическую об­становку в колониях, что и привело к знаме­нитому «бостонскому чаепитию» 1773 г., а с ним - и новому противостоянию с американ­скими колониями.

Вторым действием Норта стал его зна­менитый «Акт о регулировании», поставив­ший Ост-Индскую компанию под косвенный контроль государства. Палата общин сдела­ла заявление, что «все приобретения, сделан­ные под влиянием военной силы или путем соглашений с иностранными князьями, по праву принадлежат государству» [10, р. 539]. Норт и его люди разработали целый ряд ре­форм. Прежде всего, директора выбирались теперь не на один год, а на четыре. Ежегод­но переизбирались только 6 директоров. Был введен имущественный ценз, по которому ми­нимальная цена акции становилась 1 - 2 тыс. ф. ст. [9, с. 159]. Эта реформа была, безусловно, направлена на усиление Совета директоров, в котором преобладали предста­вители «индийского интереса», и против воз­раставшего среди акционеров числа «набо­бов». Правительство Ф. Норта было очень непопулярно, и ему была нужна поддержка в Англии со стороны Сити.

Совет директоров являлся исполнитель­ным органом Компании. Собираясь раз в не­делю, директора принимали решения при на­личии хотя бы 13 человек (кворум). Для бо­лее эффективной работы Компании было со­здано 13 комитетов, руководимых 13 дирек­торами. Самым важным из них был Секрет­ный комитет, который и занимался непосред­ственным руководством индийскими делами. Он существовал с 1683 г. и состоял из 3-4 че­ловек. Кроме того, пост директора Компании позволял приобрести право на патронаж - весьма распространенный в Англии ХVIII в. вид социальных отношений. Возможность «пристроить» «своих людей» в Совет дирекдирек­торов, акционеров, индийское президентство, а то и вовсе в парламент, делала каждое ди­ректорское кресло объектом «большой поли­тики» и постоянной борьбы между «фракция­ми» внутри Компании.

Во второй половине XVIII в. в структу­ре Ост-Индской компании можно выделить две противоборствующие «фракции»8:

1. Так называемый «индийский интерес», состоящий из банкиров, арматоров [«корабель­ные интересы» («Shipping interest»)] и крупных торговцев из лондонского Сити, являвшихся инвесторами Компании в Англии и действи­тельно заинтересованных в ее развитии, но в своих интересах [19, р. 2]. Их волновали раз­витие торговли Компании на Востоке, поло­жение акций Компании и самой Компании в Англии. Естественно, что они были сторонни­ками мирной политики Ост-Индской компании на Востоке, однако не всегда четко представ­ляли себе ситуацию в Индии.

2. «Набобы», возвращавшиеся из Индии. Эти люди знали реальную ситуацию в прези­дентствах, знали о том, что «частная» и «мес­тная торговля» в Индии гораздо выгоднее для Компании, чем «торговля на дальние расстоя­ния» (термин Ф. Броделя, см.: [1, с. 409]) меж­ду Англией и Индией. Многие из них понимали, что расширение владений и влияния Ост-Инд­ской компании в Индии увеличит и товарообо­рот торговли, и вообще прибыль Компании. Причем основная прибыль могла поступать от индийских налогов, а не от торговли. Именно поэтому многие «набобы» поддерживали курс Клайва на завоевания.

Всю вторую половину XVIII в., а особен­но 1757-1784 гг., офис Компании на улице Лейденхолл (его называли «Индиа-хаус») пред­ставлял собой арену борьбы между двумя фракциями. Именно поэтому в данныый пе­риод он стал синонимом коррупции и интриг. Практически всегда «индийский интерес» пре­обладал в этой борьбе. Однако увеличение числа «набобов» после 1757 г., и особенно пос­ле 1765 г., в «Индиа-хаус» могло перевесить ситуацию в их пользу. Это хорошо проследил Дж. Джадд в своей работе, отметив посте­пенное превышение «набобов»9 над предста­вителями «индийского интереса» в парламен­те [17, р. 89]10 (см. рисунок). В целом же и «набобы», и «индийский интерес» не представ­ляли в парламенте слишком влиятельную силу и, следовательно, были угрозой не для госу­дарства и не для парламента, а исключитель­но друг для друга. Однако, несмотря на оже­сточенную борьбу, в Совете директоров Ком­пании практически все время преобладали представители «индийского интереса». С. Фи­липс считает главным фактором их победы хорошую организацию, в отличие от неорга­низованных «набобов» [19, р. 5]. На наш взгляд, в этой борьбе и кроется причина про­тиворечий Совета директоров и «набобов» по вопросам политики Компании на Востоке.

 

post-2-0-33277500-1425807878_thumb.jpg


Когда британские политические деятели обратили свое внимание на Ост-Индскую ком­панию, они увидели в распрях внутри руковод­ства хорошо знакомую им парламентскую фракционную борьбу. Это давало возможность политикам вроде Тауншенда, Фокса, Норта или Питта-младшего вклиниться в эту борьбу, по­степенно подчиняя себе руководство Компа­нии и делая его все более зависимым от госу­дарства. Результатом же, по их мнению, могли стать доходы Компании, перетекающие в го­сударственную казну11.

Другой знаменитой реформой Норта стала централизация власти в Индии. Губер­натор Бенгалии становился генерал-губерна­тором, ему в помощь давались четыре совет­ника, но его влияние было ограниченным, поскольку решающее слово он получал толь­ко в том случае, если мнения его советников делились поровну. В остальном же Бенгали­ей руководили советники, а не генерал-губер­натор. Мадрасское и Бомбейское президен­тства подчинялись Калькуттскому. В тексте закона были указаны имена всех пятерых: генерал-губернатором становился действую­щий губернатор Уоррен Гастингс, советни­ки - Р. Баруэлл, Дж. Клейвринг, Дж. Монсон и Ф. Френсис. Интересно, что из четырех советников только один (Баруэлл) был слу­жащим Ост-Индской компании и действую­щим членом калькуттского совета. Осталь­ные - государственными чиновниками. По мнению Дж. Кея, правительство Норта ста­вило своей целью управлять Британской Ин­дией с помощью своих людей непосредствен­но на месте [18, р. 385].

Кроме того, правительство Норта вве­ло в Бенгалии «Верховный суд правосудия в форте Уильям». Вместо уже работавших в Индии юристов Ост-Индской компании туда направлялись судьи из Англии. Таким образом Норт собирался бороться с коррупци­ей. Это подтверждалось XXIV статьей Ре­гулирующего акта, в которой служащим Компании запрещалось принимать от нава- бов или их агентов подарки или денежные вознаграждения, что сразу же расценивалось бы как взятка [20, р. 143]. Для борьбы с коррупцией всему руководству Компании на местах увеличивалось жалование: генерал- губернатору - 25 тыс. ф. ст. в год, советни­кам - 10 тыс. ф. ст., а судьям - 8 тыс. ф. ст. [23, р. 293]. Таким образом, жалование ге­нерал-губернатора Бенгалии приравнива­лось к жалованию лорда-наместника Ир­ландии [9, с. 161].

Естественно, законодательство Норта подверглось резкой критике вигской оппози­ции. Виги обвиняли премьер-министра в том, что новый закон даст торийскому министер­ству «полную и неограниченную власть над владениями Компании» [10, р. 538]. На это Норт заявил: «Моя прямая, заявленная и из­вестная всем цель - передать всю прямую и косвенную власть и управление Ост-Индс­кой компанией Короне» [ibid.]. Акт Норта действовал до 1780 г., когда он хотел его усо­вершенствовать. «Нет сомнений, что Норт видел “Акт о регулировании” только первым шагом в расширении правительственного кон­троля над Ост-Индской компанией», - счи­тает Х. Боуэн [ibid., р. 540]. Однако начав­шаяся в 1775 г. война с американскими коло­ниями Британии надолго отвлекла его вни­мание от Компании. Правда, в 1780 г. Норт предложил в парламенте революционную идею - вообще распустить Ост-Индскую компанию, поскольку в Индии уже есть ко­ролевское управление. Но лидер вигской оппозиции Ч.Дж. Фокс осмеял его план: «Не­ужели благородный лорд не удовлетворился потерей Америки? Или он намерен не остав­лять подобных попыток, пока не сведет вла­дения короны к границам Великобритании?» [9, с. 169]. В результате парламент продлил торговую монополию и право на владения Компании до 1794 года.

Годы войны с Америкой для Ост-Индс­кой компании характеризуются знаменитым правлением в Индии губернатора У. Гастинг­са и его противостоянием с триумвиратом «королевских» советников. Как известно, Акт Норта ставил Гастингса в зависимость от его советников. Френсис писал в Англию другу в те годы: «Знает ли хоть один человек в Анг­лии... кто король Бенгалии? По-моему, нет. ...Для нас вопрос о том, кто претендует на руководство, является несущественным» [23, р. 293]. Филипп Френсис и был главным противником генерал-губернатора. В 1780 г. состоялась дуэль между Гастингсом и Френ­сисом. Губернатор победил, а раненый Френ­сис вернулся в Англию. Затем Гастингс постепенно устранил проблему королевских су­дей, поскольку из Лондона пришло в 1781 г. постановление правительства о выведении Совета и генерал-губернатора из-под юрис­дикции суда. За годы своего руководства Гастингс провел несколько реформ, принял участие в Рохилльской войне, отправил две экспедиции в Тибет в целях расширения тор­говых связей.

В 1782 г. война с колониями в Америке почти закончилась для Англии поражением, и Норт вместе со своим министерством ушел в отставку после долгого правления. Ему на­следовала продолжительная министерская че­харда, после которой в 1783 г. к власти при­шло коалиционное правительство, возглавля­емое вигом Портлендом. На самом деле глав­ными действующими лицами в этом прави­тельстве стали лидер вигов Чарлз Джеймс Фокс и лидер тори Ф. Норт.

Британия снова оказалась в экономичес­ком кризисе, поскольку война с Америкой раз­рушила все экономические связи Британской империи. Спасение и виги, и тори отчасти видели в Ост-Индской компании. Знаменитый вигский оратор Э. Берк, некогда защищавший Компанию от нападок Норта, теперь потре­бовал отобрать у Компании ее администра­тивную и налоговую власть в Индии и пере­дать под контроль государства (парламента) [9, с. 172]. Ярким образцом вигской полити­ки по отношению к Компании стал «Индийс­кий билль» Ч. Фокса. Управление индийски­ми территориями Компании передавалось Совету комиссаров (7 человек), которых на­значал король, но только по представлению парламента. Финансовую политику Компании координировали девять ассистент-директоров, также работавшие по представлению парла­мента [14]. Таким образом, контроль над Ком­панией переходил почти полностью в руки государства в лице парламента. Один из са­мых уважаемых членов Совета директоров Компании сэр У. Джеймс, прочитав текст за­кона, умер от сердечного удара [19, р. 24]. Британский историк Дж. Кэй назвал этот за­кон «парламентским гвоздем в крышку гроба Компании» [18, р. 270].

Началась серьезная борьба за утверж­дение билля. В парламенте Фокс опирался на представителей «индийского интереса», поло­вина из которых в декабре 1783 г. выступала за принятие этого билля. В «Индиа-хаус» (офисе Ост-Индской компании) Фокс почти не имел никакого влияния, зато там активно ру­ководил ситуацией агент Норта Дж. Робин­сон. Против Акта Фокса выступала торийская группировка Уильяма Питта-младшего. Питт считал действия вигского правительства слишком радикальными.

Ситуацию разрешила вовсе не влиятель­ность Ост-Индской компании в парламенте, а политические интриги [19, р. 24-26]. Питту удалось переманить к себе Робинсона, а с ним - и влияние в «Индиа-хаус». Трое других вли­ятельных политиков: Р. Аткинсон (за ним сто­яли представители «индийского интереса» в палате общин), Г. Дандас (переманивал на сто­рону Питта членов палаты общин) и Ч. Дженкинсон (занимался тем же в палате лордов) - создавали мощную «группу влияния» в пар­ламенте. В итоге, хотя палата общин все-таки одобрила билль Фокса (208 голосов против 102), палата лордов под влиянием самого Ге­орга III отклонила его (95 против 76), а на следующий день вигское правительство сло­жило с себя полномочия.

Новым премьер-министром стал торийский лидер У. Питт-младший, которому было всего 24 года. Он сразу же принялся разрабатывать свой «Индийский билль». Как и Фокс, он предложил создать Совет ко­миссаров по делам Индии (более известный как Контрольный совет), которым руководи­ли государственный секретарь иностранных дел, канцлер казначейства и четыре члена Тайного совета. Контрольный совет имел право от имени короля смещать генерал-губернатора, губернаторов и их советников, а также назначать их. Но все это делалось также и от имени Совета директоров Ком­пании, резолюции которых и должен был «одобрять» Контрольный совет. Для эффек­тивной работы Совета директоров Конт­рольный совет от имени короля запрещал Совету акционеров налагать вето на реше­ния Совета директоров, одобренные Контрольным советом [21].

Таким образом, Питт продолжал поли­тику укрепления Совета директоров Компа­нии, начатую Нортом. Однако формально он не собирался отбирать власть в Компании ни у представителей «индийского интереса» (ко­торые составляли большинство), ни у «набо­бов». Более того, впоследствии он даже по­пытался примирить интересы обеих «фрак­ций» в их борьбе, выпустив свой знамени­тый Чайный акт в 1784 г., выгодный и тем, и другим. Правда, исследователи Ост-Индской компании, восхищаясь тем, что Питт резко понизил пошлины на чай, забывают сказать, что взамен он создал новые налоги - на окна, не менее прибыльные для казны. Укрепление Совета директоров необходимо было Питту и его другу и соратнику Дандасу для эф­фективного управления им. Ведь для этого достаточно было посадить в кресла дирек­торов «своих людей».

Тем не менее билль Питта не был при­нят сразу же после его предложения. В парла­менте было еще немало сторонников вигов и Фокса. Они и провалили первое чтение «Ин­дийского билля» (222 голоса против 214). К тому же молодой Питт еще представлялся всем очень сомнительным политиком. Но при­ближались выборы, и снова в дело включи­лись политические интриги.

По итогам выборов в парламент прошли 60 представителей Ост-Индской компании [19, р. 30]12, из них: 36 сторонников Питта, 14 «фокситов» и 10 «колеблющихся». При такой поддержке и постоянном общении с парламентариями Питту удалось провести свой «Индийский акт». Система, созданная этим актом, фактически подчиняла Ост-Ин­дскую компанию государству и сохранилась до середины XIX века. Как писал цитируе­мый К. Марксом Дж. Милль, «билль г-на Фокса передавал власть, отобранную у Ком­пании, комиссарам, назначаемым парламен­том. Билль г-на Питта передавал эту власть комиссарам, назначаемым королем» [5, с. 154]. Однако результаты этой борьбы оказались напрасны - уже во второй полови­не 1780-х гг. у Георга III появились признаки сумасшествия, а после король и вовсе серь­езно заболел, и реальная власть в Великоб­ритании оказалась в руках правительств пар­ламентского большинства, которые возглав­лял долгое время все тот же Питт-младший. А Ост-Индской компанией еще долгие годы руководил через Контрольный совет опыт­ный политик Г. Дандас.

В советской историографии было при­нято считать, что британский колониализм XVIII в. опирался исключительно на под­держку Англии. Так, по мнению Н. А. Еро­феева, «огромные успехи английской коло­ниальной политики и экспансии вовсе не были результатом случайности или простой удачи13. Это был итог продуманных и на­стойчивых усилий. Английская политика XVIII в. поражает своей целеустремленно­стью» [3, с. 163-164]. Советские историки полагали, что любые действия британских торговцев, путешественников, промышлен­ников по всему миру велись от имени Бри­тании и во имя Британии. Считалось, что за ними прочно стояло государство, для обогащения правящих классов которого и создавался колониализм.

Такая позиция прекрасно вписывалась в концепцию К. Маркса о колониализме как одном из факторов «первоначального накоп­ления капитала». «Все они (факторы. - А. К.) пользуются государственной властью (вы­делено мной. - А. К.)... - писал К. Маркс, - чтобы ускорить процесс превращения фео­дального способа производства в капитали­стический и сократить его переходные ста­дии» [4, с. 761].

Однако, как видно из опыта Ост-Инд­ской компании, в XVIII в. ни о какой под­держке государства ей говорить не прихо­дилось. Для нее все это наступит только в XIX веке. За все долгие годы борьбы меж­ду Ост-Индской компанией и государством ее политика развивалась двумя путями: в Индии ее стратегию определяли «набобы», в Англии же с правительствами боролись представители «индийского интереса». По­чти всегда курсы «фракций» не совпадали. Но именно политические интриги в Лондо­не постоянно спасали Компанию от уничто­жения. Именно в Англии, а не на Востоке решалась ее судьба.

Примечания

1. К.А. Фурсов выделяет два этапа постепен­ного перехода «от навабской Бенгалии к британской»: 1757-1765 гг. - утверждение Ост-Индской компанией своей политической власти; 1765-1772 гг. - создание административной власти (см.: [9, с. 132-133]).
2. Это письмо впоследствии было передано У Питту-старшему и поэтому попало в публика­цию его корреспонденции.
3. На Востоке британцы торговали в основ­ном с районами тропического климата, где мест­ные жители не нуждались в тяжелом и толстом ан­глийском сукне. Служащие Компании осознали это еще в XVII в., поэтому эффективную торговлю в данных районах можно было вести только прода­вая драгоценные металлы из Европы, в которых здесь очень нуждались, либо перепродавая мест­ные же восточные товары разным странам Азии («местная» и «частная» торговля).
4. Вероятно, имеется в виду британский долг Голландии.
5. Нужно отметить, что Георг III был реалис­том и вовсе не стремился восстановить абсолютизм Стюартов. Он хотел быть правящим королем в рам­ках конституционной монархии.
6. Тауншенд выступил против курса партии и по американскому вопросу: в том же 1767 г. он вос­становил Акт о Гербовом сборе Гренвилла, полу­чившем теперь название Актов Тауншенда. Питт- старший и Рокингэм - лидеры партии - были про­тив подобной политики по отношению к Америке, но ничего не сделали для отмены Актов.
7. Там располагалась единственная во всех ко­лониях таможня, через которую в Америку посту­пали все товары. Безусловно, поэтому Бостон счи­тался одним из крупных и богатых городов колони­альной Америки.
8. Х. Фербер выделяет четыре фракции: 1) акци­онеры; 2) директора; 3) «набобы»; 4) «корабельный интерес» (см.: [15, р. 269]). Однако «набобы» и армато­ры были как среди директоров, так и среди акционе­ров, поэтому, на наш взгляд, нет необходимости выде­лять их в отдельную группу. Непонятно, куда автор от­нес представителей Сити - купцов и банкиров, пред­ставлявших значительный вес в политике Компании.
9. В парламенте они получили название «Бен­гальская группа» («Bengal Squad»).
10. Подобная борьба происходила во всех торго­вых компаниях Британии. Наиболее яркой из них на­ряду с Ост-Индской являлась Вест-Индская компания. Однако представители «Вест-Индского интереса» все­гда превышали количество представителей непосред­ственной торговли с Вест-Индией (см.: [17, р. 89]).
11. На наш взгляд, ошибочно мнение С. Филип­са, полагавшего, что политики боролись за право патронажа в Компании (см.: [19, р. 23]). Основная борьба государства с Компанией была, конечно же, за доходы, так необходимые стране. Патронаж был лишь средством к достижению этой цели, необхо­димым рычагом, позволявшим расставить на клю­чевых постах «своих» людей.
12. У Дж. Джадда немного другие данные, но он исследовал только предвыборные кампании (см.: [17, р. 89]).
13. Н.А. Ерофеев противопоставляет маркси­стскую концепцию колониализма теории Дж.Р. Си­ли, утверждавшего, что Британская империя воз­никла «случайно», «сама по себе» (см.: [7]). С се­редины XIX до середины XX столетия концепция Сили являлась определяющей во многих британс­ких исследованиях.

Список литературы

1. Бродель, Ф. Материальная цивилизация, эко­номика и капитализм, XV-XVШ вв. В 2 т. Т. 2. Игры обмена / Ф. Бродель. - 2-е изд. - М. : Изд-во «Весь мир», 2006. - 672 с.
2. Бугашев, С. И. Уильям Питт Старший: по­литическая биография / С. И. Бугашев. - СПб. : Нестор, 1998. - 171 с.
3. Ерофеев, Н. А. Империя создавалась так. Английский колониализм в XVIII веке / Н. А. Еро­феев. - М. : Наука, 1964. - 166 с.
4. Маркс, К. Капитал. Критика политической экономии. В 3 т. Т. 1, кн. 1. Процесс производства капитала / К. Маркс. - М.: Политиздат, 1983. - 784 с.
5. Маркс, К. Ост-Индская компания, ее ис­тория и результаты ее деятельности / К. Маркс // Маркс, К. Сочинения : в 39 т. Т. IX / К. Маркс, Ф. Энгельс. - М. : Политиздат, 1957. - С. 151-160.
6. Реляции полномочного министра в Лондо­не А. С. Мусина-Пушкина Екатерине II. - АВПРИ. - Ф. 35 : Сношения России с Англией. - Оп. 35/6. - Д. 191.
7. Сили, Дж. Р. Расширение Англии / Дж. Р. Сили // Сили, Дж. Р. Британская империя / Дж. Р. Сили, Дж. А. Крэмб. - М. : Алгоритм - Книга : Эксмо, 2004. - С. 9-326.
8. Соколов, А. Б. «Правь, Британия, моря­ми»? Политические дискуссии в Англии по воп­росам внешней и колониальной политики в XVIII в. / А. Б. Соколов. - Ярославль : Изд-во ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 1996. - 191 с.
9. Фурсов, К. А. Держава-купец: отношения ан­глийской Ост-Индской компании с английским госу­дарством и индийскими патримониями / К. А. Фур­сов. - М. : Товарищество науч. изд. КМК, 2006. - 364 с.
10. Bowen, H. V. British India, 1765-1813: The Metropolitan Context / H. V. Bowen // The Oxford History of British Empire. In 5 vol. Vol. II. Eighteenth Century. - Oxford : Oxford UniversityPress, 1998. - P. 530-551.
11. Clive to Calcutta Council, June 30, 1757 // Indian Constitutional Documents, 1757-1939 / ed. by A. C. Banerjee. - Vol. I : 1757-1858. - Calcutta : Mukheijee, 1948. - P. 2.
12. Colonel Clive to John Payne, Esq. Aug. 24, 1758 // Correspondence of William Pitt, earl of Chatham : in 4 vol. Vol. I. - L. : [s. n.], 1838. - P. 343­345.
13. Colonel Clive to Mr. Pitt, Jan. 7, 1759 // Correspondence of William Pitt, earl of Chatham: in 4 vol. Vol. I. - L. : [s. n.], 1838. - P. 389-391.
14. Fox’s India Bills, 1783 // Indian Constitutional Documents, 1757-1939 / ed. by A. C. Banerjee. - Vol. I: 1757-1858. - Calcutta : Mukherjee, 1948. - P. 61-65.
15. Furber, H. John Company at Work. A Study of European Expansion in India in the Late Eighteenth Century / H. Furber. - Cambridge : Harv. Univ. Press, 1948. - XI, 407 p.
16. Headlam, C. The Constitutional Struggle with the American Colonies, 1765-1776 / C. Headlam // The Cambridge History of the British Empire. In 2 vol. Vol. 1. The Old Empire from the Beginnings to 1783. - Cambridge : Cambridge University Press, 1929. - P. 647-684.
17. Judd, G. P. Members of Parliament, 1734-1832 / G. P. Judd. - New Haven ; L. : Yale University Press : Oxford University Press, 1955. - 389 p.
18. Keay, J. The Honourable Company: A History of the English East India Company / J. Keay. - L. : Harper Collins, 1991. - XX, 475 p.
19. Philips, C. H. The East India Company, 1784­1834 / C. H. Philips. - Manchester : Manchester University Press, 1940. - 374 p.
20. Sen, S. Liberal Empire and Illiberal Trade: the Political Economy of «Responsible Government» in Early British India / S. Sen // A New Imperial History. Culture, Identity and Modernity in Britain and the Empire, 1660-1840. - Cambridge : Cambridge University Press, 2004. - P 136-154.
21. The East India Company Act, 1784 // Indian Constitutional Documents, 1757-1939 / ed. by A. C. Banerjee. - Vol. 1: 1757-1858. - Calcutta : Mukherjee, 1948. - P 65-84.
22. Walpole, H. Memoirs of the Reign of King George the Third : in 4 vol. Vol. I / H. Walpole. - L. : Lawrence & Bullen, 1894. - 390 p.
23. Wilbur, M. E. The East India Company and the British Empire in the Far East / M. E. Wilbur. - N. Y. : Richard R. Smith, 1945. - XII, 477 p.

Вестник ВолГУ. Серия 4. 2008. № 1 (13). - С. 73 - 81.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Лосев Ю. И. Англо-индийские торговые и политические отношения в 1600 - 1630 годах

В конце XVI - начале XVII в., в период формирования мирового капиталистического рынка, сфера торговли становится частью капиталистического способа производства. В это время расширяются территориальные границы торговли Англии, резко увеличивается объем восточной торговли. В связи с развитием капиталистических отношений происходят качественные изменения в структуре торговли Англии.

Необходимость поиска рынков сбыта и источников дешевого сырья заставляла англичан энергично включаться в восточную торговлю. Ведя торговлю на Востоке, они в то же время учитывали и потребности соседних государств. Так, товары, в которых нуждались различные страны, но не могли их получить в другом месте, продавались английскими купцами по очень высоким ценам. Следует иметь в виду, что стоимость восточных товаров повышалась при транспортировке их на отечественных судах. Таким образом, транзитная торговля играла важную роль в возвышении Англии. Но для организации восточной торговли необходимо было приспосабливаться к условиям индийского внутреннего рынка. Английские торговцы, стремившиеся перехватить торговлю индийских купцов, встречали ожесточенную конкуренцию со стороны португальцев и голландцев.

Англия не имела достаточно товаров, которые привлекали бы внимание индийцев. Добротные английские сукна не могли стать предметом широкого потребления в жаркой Индии. К тому же в Европе господствовала политика меркантилизма, явившаяся барьером в вывозе денег для закупки товаров за пределами европейского континента. Поэтому английские купцы вынуждены были вести торговлю в бассейне Индийского океана восточными же товарами, прежде всего индийскими тканями. Оттеснив индийцев от морской торговли, европейцы перехватили торговые связи Индии с районами Индостана, Красного моря, Юго-Восточной Азии. Они опирались на свое превосходство в строительстве крупных быстроходных и хорошо вооруженных судов. В начале XVII в. с появлением в Индии англичан характер европейского проникновения изменяется. Англичане старались приобретать индийские товары там, где они были всего дешевле, то есть на месте их производства, и с этой целью стремились проникнуть в глубь Индии. Это требовало значительной дипломатической активности, поскольку налаживание торговых связей требовало установления дипломатических отношений и с могольской, и с провинциальной администрацией.

Основными предметами английского импорта являлись ситец, индиго, селитра, перец, сахар, лекарства, продукты питания, ткани, металлы, кораллы, золото, серебро. Англичане ввозили в Индию зеркала, ножи, картины, атлас, гобелены и другие товары1. Даже простой перечень товаров, вывозимых Англией из Индии и ввозимых в страну, показывает неадекватность торгового обмена.

Ведущую роль в торговле Англии со странами бассейна Индийского океана играла британская Ост-Индская компания. Деятельность этой компании заслуживает тщательного изучения: начало установления связей между Англией и Востоком, создание в Индии Могольской империи, необыкновенный размах британско-индийской торговли, монополия на перевозку товаров на территории большинства восточных стран в Азии. Рост и объем торговых связей Англии с Востоком затмили период долгой и трудной борьбы Ост-Индской компании за установление этих связей.

Поэтому обстоятельное, детальное и всестороннее изучение процессов и истоков складывания двусторонних торговых и политических отношений между передовой капиталистической Англией и феодальной Индией является одной из важнейших и актуальнейших задач в осмыслении прежде всего политического и социального опыта XVII столетия.

Основанная более чем 400 лет назад Ост-Индская компания была уникальной организацией. Она являлась политическим организмом, государством- компанией в государстве и первой в истории транснациональной коммерческой организацией. Компании такого типа существовали не только в Англии, но также, например, в Голландии (1602 - 1798 гг.), Франции (с реорганизациями и перерывами просуществовала с 1664 по 1794 г.) и других странах. Однако их история не идет в сравнение с английской. Ни одна из Ост-Индских компаний не занимала в своих колониальных империях такого места, как английская.

Компания состояла из двух органов: собрания акционеров и совета директоров во главе с управляющим. Первые путешествия финансировались путем подписки: постоянного капитала не было. В 1609 г. Яков I даровал компании новую хартию, которая объявила срок монопольной торговли компании неограниченным. Вытеснив из Индии слабеющих португальцев, англичане постепенно расширяли свою торговлю в Азии. Компания покупала малайский перец и индийские хлопчатобумажные ткани за серебро и продавала их в Европе (прежде всего континентальной), получая за них большее количество серебра (которое поступало в Европу из испанской Мексики).

Отношения компании и английской короны были взаимовыгодными. Компании нужны были королевские хартии и дипломатическая поддержка на Востоке, а взамен она предоставляла крупные "займы" монархии. В 1657 г. в истории компании произошло очень важное изменение. Кромвель дал ей хартию, превратившую ее в организацию с постоянным капиталом. Смена власти не принесла компании ничего плохого. Напротив, после реставрации она получила от короны остров св. Елены и Бомбей. В 1683 г. государство предоставило компании право адмиралтейской юрисдикции, а через три года разрешило чеканить в Индии монету. Успех компании не мог не вызвать зависть и враждебных действий со стороны ее соперников в Англии - купцов, вывозивших английский текстиль. Последние подняли в парламенте вопрос об отмене монополии компании и о регулировании ее деятельности государством. Ничего не добившись в 1698 г., они образовали альтернативную Ост-Индскую компанию, однако из-за слабости новой компании и французской угрозы на Востоке в 1702 - 1708 гг. обе компании объединились.

Российская и зарубежная историческая наука накопила немало знаний по истории становления торговых и политических отношений между Англией и Индией в XVII - начале XVIII вв. Однако расширение источниковой базы, совершенствование научных подходов и исследовательских методов делают накопленные знания недостаточными и далекими от полноты, а выводы и оценки, основанные на этих знаниях, во многом не адекватными объективной исторической реальности. Все это определяет необходимость и важность разработки проблем, связанных с подлинным объемом торговли и морских перевозок Ост-Индской компании и ее политического влияния в регионе Индостана. Такие вопросы, как монополизация торговли с Индией, экспорт золотых и серебряных слитков, влияние индийского импорта на индийскую промышленность вызывают значительный научный интерес.

Следует подчеркнуть, что торговый обмен между Англией и Индией в 1625 - 1679 гг. почти совсем не освещается в большинстве имеющихся работ. Необходимо рассмотреть особенности торговых, промышленных и экономических условий, существовавших в Индии в начале XVII века, проследить изменения этих условий, вызванных англо-индийскими отношениями в течение последующих столетий. Значительное внимание при этом уделено ниже анализу методов британского внедрения в систему торговли и политических отношений на Индостане: сотрудничеству и противостоянию английскому влиянию, соглашениям и компромиссам. Будучи противоречивыми и даже взаимоисключающими, эти методы тем не менее приносили результаты, необходимые регионам для усовершенствования их экономической и политической системы.

На основе анализа различных источников становится возможным сравнить особенности разных цивилизаций и специфику развития западных и восточных империй. Если рассматривать эти процессы в глобальном плане, то все они в Европе и на Востоке, несмотря на разделяющие их социально-экономические и политические различия, океаны и пустыни (кочевые регионы, зоны действия пиратов и т.д.), не могли помешать развитию мировой торговли, коммуникаций. Контакты в политическом, экономическом, интеллектуальном и военном отношениях осуществлялись по всем возникавшим моделям региональной автономии путем внедрения посредников, занимавшихся незаконной торговлей. Подобная структура взаимоотношений в отделенных регионах определяла характер торговых отношений вплоть до середины XIX века.

По изучаемой проблеме имеются богатые и разнообразные источники. Важнейшими из них для изучения британской политики на Востоке в указанный период являются официальные документы британской Ост-Индской компании. В период деятельности компании ее документы, касающиеся данного периода, практически не публиковались, большая часть публикаций была осуществлена только после ее ликвидации в 1858 году. Эти документы охватывают все направления деятельности компании с момента ее основания2. Статистические материалы позволяют судить о соотношении между экспортом и импортом, достаточно полно отражают состояние британской восточной торговли3.

В начале XX в. была опубликована переписка агентов индийских факторий Ост-Индской компании с ее правлением в Англии. Эта переписка свидетельствует о том, что перед агентами компании ставились гораздо более широкие задачи, чем просто развитие торговых отношений между Англией и империей Великих Моголов, им вменялось в обязанность подробно изучать страну - экономические особенности, политический строй, взаимоотношения внутри правящих группировок и т. п. Эта переписка позволяет достаточно полно представить методы, которыми пользовались англичане для укрепления своих позиций в Индостане. В отличие от португальцев, англичане стремились к проникновению в глубинные районы Индии, старались как можно прочнее внедриться в сложную систему индийских внутренних торговых связей. Это явилось одной из основных задач компании, история которой хорошо прослеживается по документам, отражающим деятельность британских факторий4.

Само существование Ост-Индской компании явилось предметом острой политической борьбы в Англии. Эта борьба, а также взаимоотношения компании и королевской власти отражаются в официальных документах: в специальных изданиях, парламентских дебатах. Особенно интересны последние, так как в ходе обсуждения оппозиционные политические группировки раскрывали негативные стороны деятельности компании. Это дает возможность составить достаточно полное представление о ее деятельности5.

Источниковая база включает в себя также официальные отчеты, документы о первых путешествиях и посольствах англичан в Индии6. Они позволяют судить об информационной базе английской политики, о ее целях и методах. Среди источников следует также упомянуть письма христианских миссионеров, воспоминания путешественников и агентов компании, различные справки, оставленные последними7. Для выяснения причин английской и заокеанской экспансии имеют большое значение документы, характеризующие внутреннюю и внешнюю торговлю Англии в данный период, а также парламентские дебаты по этим вопросам8. Представляют большой интерес опубликованные и переизданные документы, проливающие свет на различные стороны английского проникновения на Восток и попытки превращения этой политики в государственную9.

В дореволюционной российской исторической науке не было специальных исследований, посвященных анализу английского проникновения в Индию. Однако начиная с XVIII в. в отдельных научных журналах появляются статьи, посвященные становлению и специфическому развитию английской заморской торговли. Этой проблемы в той или иной степени касались русские историки С. В. Василевский, А. С. Ротчев, И. И. Березин, С. И. Рапопорт и другие.

Пристальное внимание на Индию обращали российские публицисты. Уже в 40-е годы XIX в. об этой стране писали много, а в связи с событиями 1857 г. развернулась дискуссия о характере политики англичан, перспективах развития начавшегося там восстания и дальнейших отношений между Индией и Англией.

Проблемы генезиса капитализма в западноевропейских странах, и в том числе такие ее аспекты, как роль в этом процессе внешней торговли и торговой экспансии, активно разрабатывались советскими историками. Важнейшие теоретические проблемы генезиса капитализма в Европе освещаются в работе А. Н. Чистозвонова. Большой интерес представляют также исследования М. А. Барга и В. И. Лавровского10. Начальный период британского проникновения в Индию исследовали А. А. Басов, А. Е. Кудрявцев, А. Я. Левин, М. М. Яброва. Экономическим аспектам деятельности компании посвятил свою работу В. В. Штокмар11. Англо-индийские отношения в XVII в. получили достаточное освещение в обобщающих трудах Л. Б. Алаева, К. А. Антоновой, К. З. Ашрафян, Г. Г Котовского, И. М. Рейснера, А. И. Чичерова12.

31 декабря 1600 г. группа лондонских купцов, получивших хартию от королевы Елизаветы I на монопольную торговлю с Востоком сроком на 15 лет, основала Ост-Индскую компанию. Первые два десятилетия компания торговала с островной Юго-Восточной Азией, но затем ее вытеснил более сильный на тот момент конкурент - голландская Ост-Индская компания, и англичане с 1609 г. перенесли свою деятельность в Индию. Английская Ост-Индская компания испытывала недостаток средств для интенсивного внедрения во внутриазиатскую торговлю и для ее расширения. Индийские товары, проданные на Молуккских островах, давали прибыль в 300%, а пряности, покупаемые на юге Индии, можно было продать в Сурате в соотношении 1:10. Английский купец, приехав в Индию без всякого капитала и не вывезя ни фунта из Англии, за 5 - 6 лет торговли мог получить и отправить домой от 5 до 30 тыс. фунтов стерлингов13. Агенты английской Ост-Индской компании извлекали огромные прибыли из продажи индийских товаров в Англии. К примеру, в 1620 г. продажа в Англии каждого куска индийской ткани давала прибыль в 300 %, фунта гвоздики или муската - 800 - 900%, и это несмотря на то, что английская абсолютная монархия придерживалась классической системы протекционизма. Английская монархия провела ряд мероприятий в области внутренней и внешней торговли, имевших большое значение для обеспечения доходов короны. Особенно следует отметить протекционистские акты о запрете импорта в Англию иностранных промышленных товаров и некоторых видов сырья. Тем не менее правительства Елизаветы I и Якова I не могли избавиться от дефицита государственного бюджета и стремились компанию купцов-авантюристов использовать для урегулирования своих финансовых вопросов за границей, расширяя их привилегии и поддерживая их претензии на то, чтобы они представляли во внешней торговле всю Англию.

Первый период деятельности компании с 1601 по 1613 гг. характеризовался тем, что англичане пытались утвердиться в районе Малайского архипелага и островов пряностей. Средняя прибыль в тот период, учитывая всевозможные потери, составляла 200% на каждый пай. Получать столь огромные прибыли с первых шагов проникновения в Индию англичанам удалось по той причине, что их деятельность в области торговли граничила с пиратством (чистая прибыль на протяжении первой половины XVII в. составила более 100%)14.

Англо-индийская торговля развивалась достаточно быстро и в течение последующих лет - с 1611 по 1620 гг. средняя прибыль составила 138% (иногда доходила до 234%). В 1617 г. компания имела прибыль 1 млн. фунтов стерлингов на капитал в 200 тыс. фунтов стерлингов. Очевидно, что по сравнению с 1600 - 1610 гг. наметился значительный рост торговой активности Англии15. За 20 лет торговли с Индией, согласно отчету компании, из страны было вывезено товаров на сумму в пять раз меньшую, чем ввезено.

К январю 1616 г. в Индии насчитывалось пять английских факторий: в Агре, Ахмадабаде, Бурханпуре, Броче, Сурате. Наиболее важным из английских поселений был Сурат. Во главе его стояли Т. Растел и Дж. Джейти. Здесь осуществлялся общий контроль над всеми факториями, но подчинялись фактории Томасу Ро - королевскому посланнику, который был уполномочен директоратом компании решать и коммерческие дела. Посольство Томаса Ро всегда считалось вехой в истории отношений Англии с Индией, хотя результаты его миссии были крайне скромными. Т. Керидж и Т. Растел писали руководству компании в пренебрежительном тоне о результатах деятельности сэра Т. Ро. Сам Ро ставил себе в заслугу начало торговли в бассейне Красного моря. Говоря о дипломатической стороне его деятельности, можно отметить, что им действительно никаких конвенций не было заключено и концессий не получено. В то же время не следует и преуменьшать результаты этой миссии, поскольку накануне его прибытия в Индию английские фактории находились на грани закрытия. Попытки Ро получить разрешение (фирман) у могольских властей и установить прямой дипломатический контакт между Великим Моголом и Яковом I остались безуспешными. Все приближенные ко двору Великого Могола считали, что распространение английской торговли на другие порты нежелательно и что все торговые дела в Сурате должен был уладить принц Хурам, в компетенцию которого входило управление этим портом. Ро попытался получить концессию на торговлю в Бенгалии, но в ответ ему было предложено с помощью военной силы вытеснить оттуда португальцев и установить жесткий контроль за мореплаванием в этом районе. Однако в тогдашних условиях это означало прямой конфликт с португальцами, чего англичане стремились избегать. Предоставление статуса привилегированной торговли иностранным купцам со стороны могольской администрации было связано с политикой, направленной на разобщение интересов европейцев в Индии16.

Письма из Сурата в это время, а также письма агентов компании из второстепенных факторий содержат мало важных сообщений. Они выражают лишь надежду на будущее английской торговли. Английская шерсть, сукна не пользовались спросом в стране, лишь некоторые крупные феодалы да представители могольской администрации покупали сукно (они покрывали им слонов и использовали для шитья седел для лошадей). Свинец и олово индийцы всегда покупали с охотой. В то же время мечи, ножи, стекло, лекарства, коралловые браслеты вряд ли были доходными для англичан товарами. Да и закупка английских товаров требовала значительных денежных средств. В своих письмах в Англию представители индийской службы компании и администрации английских факторий излагали соображения по поводу организации торговли в Индии, обращая внимание на то, что для закупки индийских товаров необходимо иметь значительные денежные средства, чтобы до прибытия английских кораблей, когда все товары гораздо дешевле, производить их закупку. К тому же это значительно сократило бы дорожные расходы и расходы на длительную стоянку кораблей английского военного флота. Иными словами, вложение денег в торговлю должно происходить в период, когда английские корабли отсутствуют в портах Индии. Это позволило бы значительно увеличить прибыли компании, улучшить систему кредита17. Т. Ро придерживался того же мнения и предлагал директорату компании увеличить годовой доход фактории Сурата в Индии, что дало бы возможность агентам компании иметь достаточно солидную сумму для закупки товаров до прибытия флота в следующий сезон18.

В источниках, относящихся к 1616 г., говорится о значительном расширении повсеместно практиковавшейся английской "частной" торговли. Матросы английских кораблей привозили в Индию либо деньги, либо товары (мечи, ножи, стекло и т.д.) для обмена на индийские товары, а покупали в основном высококачественные индийские ткани. Таким образом, каждое судно, направлявшееся в Англию, было загружено товарами, принадлежавшими не только компании, но и частным лицам. К тому же многие купцы, которые участвовали в индийской торговле, отсылали домой с представителями администрации значительное количество товаров, часто принадлежавших компании. Причем товары прятались в таких укромных местах, где их нельзя было обнаружить на корабле. Преобладание частной торговли не могло не привлечь внимания директората компании, поэтому были сделаны попытки ограничить проникновение частного капитала в Индию19. Еще в 1613 г. комиссия компании не разрешала никому ввозить индийские товары; в 1616 г. было принято такое же решение относительно служащих компании, что свидетельствует о росте конкуренции со стороны частных предпринимателей. Однако глава английской фактории в Сурате Т. Керидж и его коллеги писали о невозможности бороться с частной торговлей агентов компании и предлагали применять санкции к ее нарушителям20. В Англии, правда, все попытки компании установить монопольное право на ведение торговли провалились. Жалованье, которое получали служащие, было крайне скромным, тем более что система оплаты в Индии была направлена на ограничение деловой активности агентов. Т. Ро видел эти сложности и предлагал директорату принять необходимые меры, советуя конфисковывать все товары, привозимые в Англию частным образом. Но компания отвергла эти предложения.

Как уже отмечалось выше, англичане имели в Индии пять факторий - некоторые из них, например, в Бурханпуре и Броче были удобными перевалочными пунктами на пути из Сурата в Ахмадабад и важными центрами торговли ситцем, который привозили сюда из всех окрестных районов в больших количествах для окраски. Сурат оставался старейшим и наиболее важным из английских поселений, который по-прежнему возглавлял Т. Керидж - опытный торговец, прибывший в Индию вместе с капитаном Вестом еще в 1612 году. Когда Т. Ро в целях организации англо-персидской торговли и заключения торгового соглашения с персидским шахом отбыл в феврале 1616 г. в Персию, Т. Керидж остался фактически главой английской торговой и дипломатической миссии в Индии. С одной стороны, Т. Ро понимал невозможность заключения даже подобия торгового соглашения с моголами, но с другой, - надеялся, что новые подарки из Европы и военные угрозы возымеют силу, смогут привести к желаемому результату.

На проходивших в августе 1618 г. переговорах с принцем Хурамом, несмотря на наличие больших противоречий между сторонами, Т. Ро удалось получить фирман местных властей на ведение английской торговли. Англичанам разрешалось торговать свободно, а все изъятые у них товары должны были быть возвращены компании. Однако это была лишь небольшая уступка англичанам. Индийские власти объявили о признании драгоценностей свободными от таможенных пошлин и о частичном освобождении от уплаты товаров, прибывших в порты Индии. Служащим компании разрешалось снимать любой дом для фактории, свободно управлять ею по английским законам. Однако права свободно покупать и строить дома они не имели. Из-за чинимых английскими матросами в портах Индии беспорядков была сделана попытка ограничить количество англичан, которым разрешалось носить оружие, и Т. Ро вынужден был дать письменное заверение о том, что его соотечественники впредь не принесут вреда местным жителям21.

Англичане были заинтересованы в торговле между Суратом и странами бассейна Красного моря, куда доставлялись в больших количествах пряности и специи и где английские и индийские товары могли быть проданы по очень выгодным ценам. Именно поэтому Т. Ро настаивал на быстрейшем внедрении англичан в этот регион. Прибытие в начале октября 1619 г. новых кораблей из Англии под командованием Дж. Биклея и возвращение после успешного путешествия корабля "Лев" из Мохи, где индийские товары были проданы быстро и по достаточно высоким ценам, а абсолютная прибыль этой экспедиции составила 100%, заставили руководство фактории Сурат поднять вопрос о торговле в бассейне Красного моря и приступить к организации постоянных рейсов. Руководители фактории обратились в директорат с просьбой направить новые корабли для использования их в торговле между Индией и портами Красного моря. Индийские власти и местные купцы предостерегали англичан от дальнейшего вывоза индийских товаров в порты Красного моря. Более того, индийские купцы противодействовали попытке англичан загрузить корабли под командованием Биклея. Так, корабли, которые доставляли основной груз для отправки в порты Красного моря, были конфискованы местными властями и отправлены в Рандер. Стремление англичан к ведению торговли в бассейне Красного моря диктовалось и требованием директората компании о значительном расширении поставок хлопчатобумажных тканей и продуктов питания из тех мест, где цены были наименьшими. Поскольку Сурат уже не мог полностью обеспечить потребности Англии в хлопчатобумажных изделиях, интересы английского купечества начинают концентрироваться на Агре, куда, кроме индиго, из соседних районов доставлялись в больших количествах высококачественные ковры и хлопчатобумажные ткани. Особый интерес начинают вызывать районы Саманы, расположенные на незначительном расстоянии от Агры, и район Патны - столицы Бихара22.

Англичане организовали экспедицию служащих компании, чтобы выяснить, что и в каких количествах можно закупить в этом районе. Экспедиция показала, что здесь можно выгодно и в больших партиях закупать бенгальский шелк. Экспедицию возглавлял Р. Янг. Караван двинулся в путь весной 1620 г. по направлению к Ахмадабаду и Агре. Англичане достигли Лахора в начале 1621 г. Это путешествие подтвердило, что Т. Керидж намеревался попробовать еще раз утвердиться в Самане. Однако Р. Янг сообщил, что он покидает Саману и считает, что постоянная фактория здесь не нужна и что хлопчатобумажные ткани, индиго и ковры могут быть куплены по более дешевой цене в Агре. В целях получения как можно больших прибылей англичане стремились проникнуть в глубь страны, поскольку товары, доставленные из Агры в Сурат, были чуть ли не вдвое дороже, чем те, которые вывозились из глубинных районов Индостана. Проникновение в глубь страны ставило вопрос о вступлении в торговые отношения и с местными феодалами. Нередко даже члены семьи падишаха принимали участие в торговле. В торговых сделках и операциях участвовали и представители могольской администрации - наместники Сурата, Броча, Ахмадабада23. Крупные гуджаратские купцы выступали посредниками между англичанами, ремесленниками и местными торговцами, давая в долг значительные суммы денег, ожидая в ответ за это защиту могольских властей.

Таким образом, в Гуджарате появилась компрадорская прослойка, связанная с иностранным капиталом. Из Сурата вывозили не только товары, производимые в других частях Индии: сахар, индиго из Агры, перец из Малабара, кашмирские ткани из Лахора, муслин и тафту из Бенгалии и т. д. Основным предметом экспорта было то, что производилось на месте, непосредственно в Гуджарате: ткани, белые и набивные, которые славились на всем Среднем Востоке. В первой четверти XVII в. Индостан превращается в арену ожесточенной борьбы за перераспределение сфер влияния. Феодальным индийским княжествам, враждовавшим между собой, пришлось столкнуться с европейскими торговыми компаниями, ставшими для них таким сильным противником, какого Индия раньше не знала.

Рост торгово-экономического влияния англичан в Индии сопровождался эксплуатацией народов этой страны. Английские торговцы внедрялись в Индию, устанавливали свой контроль над ней, используя вражду между племенами, религиозную рознь индусов и мусульман, соперничество каст. Они пресекали все попытки консолидации империи Великих Моголов, централизации индийских феодальных княжеств. Англия была заинтересована лишь в их экономическом единстве, имея одно намерение - торговать. Королева Англии, давая хартию компании, указывала на то, что компания не должна выступать против каких-либо христианских государств, торгующих в Индии, а, наоборот, должна стремиться к сотрудничеству с ними. Однако эти положения хартии на практике не выполнялись. Торговля Ост-Индской компании с Индией была неразрывно связана с разграблением, с экономическим и политическим подчинением страны. Золото, серебро, украшения, пряности, цветные индийские хлопчатобумажные и шелковые ткани в огромных количествах привозили в Англию. Высокое качество, красота индийских товаров привлекали английских купцов, представляя серьезную опасность для собственной промышленности. Под давлением растущей английской промышленной буржуазии, особенно владельцев шерстяных фабрик, продажа населению индийских тканей в Англии уже со второй половины XVII в. и до конца XVIII в. была запрещена под угрозой крупных штрафов. Поэтому индийские ткани ввозились в Англию для реэкспорта в другие европейские страны.

Первые путешествия показали прибыльность торговли с Индией. Но поскольку между отдельными экспедициями были большие перерывы, многие судовладельцы, чтобы "сэкономить" время, захватывали и грабили по пути из Индии в Европу уже груженые португальские корабли. Стремясь упрочить свое положение, англичане учитывали рост индийских городов как торговых и коммерческих центров. Их фактории возникали там, где эти центры складывались. Торговые агентства и дипломатические миссии вели интенсивную работу, чтобы установить над ними контроль, проложить путь английским товарам, создать неблагоприятный политический климат для Голландии и Португалии.

Агенты компаний выступали как своеобразные "разведчики". В поле их деятельности находились такие проблемы, как цены на индийском рынке, общие перспективы для английской торговли, политическая информация, анализ внутрииндийского социально-экономического и политического развития. Дипломаты-резиденты фактически являлись политическими посредниками, выполняющими задачу подчинения и зависимости местных властей от английского капитала для навязывания им неравноправных торговых отношений.

Обладая опытом и некоторым свободным капиталом, англичане быстро освоились в новой политической обстановке в Европе и активно включились в океанскую торговлю. Торговля в странах Востока давала огромные прибыли лондонским купцам. Покупка товаров в Индии обходилась в три раза дешевле, чем в Турции. Английская Ост-Индская компания торговала индийскими товарами и в Турции, и в Лондоне, и в Генуе, и в Нидерландах, и в Марселе, и в других местах. Торговля с Индией способствовала также сбыту европейских, и в первую очередь английских, товаров. С 1600 по 1620 гг. компания вывезла иностранных и отечественных товаров на общую сумму около 300 тыс. фунтов стерлингов24. На такую же сумму и за это же время было импортировано товаров из стран Востока. Торговля с Индией открыла возможности для развития каботажной торговли индийскими товарами между различными портами Индии.

Уже в первые годы своего проникновения в Индию англичане не ограничивались получением торговых привилегий, а стремились действовать с учетом их политических интересов. Это резко осложняло англо-испанские и англо-голландские отношения и вело к открытым столкновениям. Победа англичан в борьбе с испанцами укрепила их позиции в Индии, что явилось своеобразным дополнением к договору, подписанному 21 октября 1612 г. между представителями властей Гуджарата и Сурата и английской Ост-Индской компанией25. Согласно этому договору компании разрешалось вести торговлю и иметь фактории в империи Великих Моголов. Этот договор должен был быть подтвержден шахским фирманом, которого обязалась добиться индийская сторона. Он состоял из 13 статей, и суть его сводилась к следующему: могольские власти гарантируют безопасность англичан и их торговлю на территории империи (возмещая убытки даже в случае португальских захватов); устанавливаются пошлины в размере 3,5% от стоимости ввозимых и вывозимых англичанами товаров; в течение трех дней после прибытия кораблей компании англичане могут торговать на берегу с местными купцами, минуя таможню; имущество английских купцов в случае их смерти в Индии возвращается компании; индийские власти обязуются не требовать возмещения за ущерб, причиненный английской экспедицией под командованием Г. Милдтона в Красном море (в апреле 1612 г. корабли экспедиции отплыли в Красное море, чтобы отомстить индийским купцам и арабским торговцам Мохи; Милдтон фактически занялся грабежом и позднее насильственно заставил индийских купцов скупить английские товары). В договоре было также предусмотрено, что посол английского короля будет направлен в столицу Могольского государства для разрешения всех важных и спорных вопросов, которые могут нарушить достигнутое соглашение. После подписания этого договора начинается еще более активное проникновение английской Ост-Индской компании в Индию.

В 1612 г. в Сурат прибыл флот английской Ост-Индской компании под командованием Т. Беста, который почти в ультимативной форме потребовал предоставления англичанам торговой привилегии и права на создание фактории. Это требование было подкреплено захватом индийского судна с богатым грузом и множеством паломников, возвращавшихся из святых мест Аравии. Под таким нажимом могольской администрации пришлось пойти на соглашение с представителями компании26. Пока Бест ожидал получения из Агры шахского фирмана, близ Сурата появились четыре португальских военных корабля, направленных туда из Гоа для защиты интересов торговой и колониальной политики Португалии. 29 ноября 1612 г. началось морское сражение - битва у Сволли. В течение почти месяца английские и португальские корабли вели бой. Победа англичан укрепила их позиции в Индии. В Сурате Бест оставил своего агента Т. Олдворта, который основал факторию и в 1613 г. стал ее первым президентом. Покинув в феврале 1613 г. Сурат, Бест, победитель при Сволли, ограбил несколько индийских судов, затем отправился в Аче и другие порты Суматры и вернулся в Англию в июне 1614 г. с грузом перца, принеся значительный доход компании.

Стремление англичан к расширению торговых отношений с Индией вызвало второе значительное столкновение с португальцами. Четыре английских корабля под командованием Н. Даунтона прибыли в Сурат в октябре 1614 г. Вскоре стало известно о подготовке вице-королем Гоа военной акции против флотилии английской компании, а в середине января 1615 г. у Сволли появились главные силы португальцев под командованием дон Херонимо Азеведо: шесть больших Кораблей и шесть небольших фрегатов, на борту которых находились 3,5 тыс. европейцев, 6 тыс. местных солдат, 250 пушек. Четыре торговых судна Даунтона имели лишь 400 моряков и 80 пушек27. В течение месяца англичане отбивали атаки португальцев и 11 февраля 1615 г. португальский флот, изрядно потрепанный, поднял паруса и ушел на юг. Хотя в чисто военном отношении говорить о победе Даунтона трудно, зато крах "батальных усилий" португальцев был очевиден. Престиж португальцев резко упал. Вторая битва при Сволли 1615 г., как иногда называют это событие, сыграла большую роль в борьбе европейских держав за Индию. Битвы при Сволли в 1612 и 1615 гг. не повлияли на англо-португальское соперничество, борьба продолжалась, но время господства португальцев ушло в прошлое, и на смену им пришли новые претенденты.

В 1611 г. была учреждена объединенная французская Ост-Индская компания, в 1616 г. - королевская датская Ост-Индская компания, в 1617 г. - шотландская Ост-Индская компания. Их появление еще более способствовало активизации английской дипломатии. В 1612 г. два английских посла, П. Каннинг и В. Эдвард, по поручению Якова I встретились с императором Джахангиром и передали ему послание от короля. Эти дипломатические усилия Англии увенчались успехом: император разрешил учредить фактории в Сурате и Ахмадабаде. В том же году английская Ост-Индская компания была преобразована в акционерную компанию. В октябре 1612 г. шах Сафи, правитель Ахмадабада, и Бест подписали договор, по которому английской Ост- Индской компании разрешалось устанавливать торговые отношения с Гуджаратом. А уже весной 1613 г. Каннинг вручил новые письма императору Джахангиру в Агре с просьбой расширения торгового присутствия Англии в Индии.

Заключение соглашений с азиатскими правителями, практически не знакомыми с договорной системой, втягивало эти страны в систему складывавшихся международных отношений правового порядка, что создавало, с одной стороны, дополнительные трудности в отношениях между Англией и империей Великих Моголов, а с другой, - могольские власти тем самым избегали развития преимущественных связей с какой-либо одной европейской страной. Так, 7 февраля 1615 г. Джахангир издал фирман, по которому разрешил англичанам установить постоянные торговые отношения с империей Великих Моголов, а 7 июня того же года заключил точно такой же договор с португальцами. В начале XVII в. была сделана попытка урегулировать англо-голландские отношения на договорной основе. Торгово-политические противоречия, которые возникали между этими двумя странами, неоднократно приводили к крупным конфликтам. Голландцы всячески стремились перехватить индийский рынок у англичан. Для этого они стали покупать индийские товары по высоким ценам, чтобы закрыть от англичан индийские местные рынки28. В свою очередь англичане не оставили идею проникновения на Молукки - в зону монопольного господства голландцев.

Заслуживает внимания роль голландцев на службе английской компании. Бывшие служащие и купцы нидерландской объединенной компании часто выступали в качестве проводников англичан и руководителей английских экспедиций. Например, Питер Вильяме ван Эльбинг под вымышленным именем руководил английской экспедицией в 1611 - 1615 гг. Он оставил чрезвычайно интересные записки29.

В 1616 г. английский флот из пяти кораблей сумел не только получить на Моллуках в обмен на оружие и продовольствие большой груз пряностей, но и овладеть островком Пулу-Рун в архипелаге Банад. Голландцам не удалось выбить засевших на подступах к островам пряностей англичан. В Яматре и особенно в Бантаме голландцы наталкивались на растущую активность англичан. В столице Банатам конкуренция между ними принимала не раз форму вооруженных столкновений. Близкое окончание двенадцатилетнего перемирия, заключенного в 1609 г. Нидерландами с Испанией, поставило вопрос о сближении с Англией. В 1619 г. даже стоял вопрос о слиянии английской и голландской Ост-Индских компаний в единую организацию. Хотя до этого дело не дошло, все же был заключен договор на 20 лет о совместных действиях в Индии. По этому договору обе компании сохраняли самостоятельность, но получали равную свободу торговли во всех индийских портах. Установление цен и закупка должны были производиться согласованно. Обе компании сохраняли все захваченные к моменту соглашения торговые центры в Индии. Все дальнейшие завоевания должны были стать совместным достоянием обеих компаний. Английская и голландская компании были связаны общими интересами борьбы с португальцами. Вытесненные из Индонезии, последние были еще очень сильны в Индии30.

С началом Тридцатилетней войны перед английской дипломатией встали сложные проблемы, оказавшие влияние на английские отношения с Индией. Традиционная елизаветинская политика, которую поддерживало английское купечество и буржуазия, должна была привести Англию в антигабсбургскую коалицию и к союзу с главой германских протестантов - пфальцграфом Фридрихом. В то же время в определенные периоды Яков I был склонен к союзу с Испанией. Буржуазия и джентри призывали короля исполнить свой долг в борьбе с "папистами", которые, будучи на стороне Евангелической унии, выступали за войну с Испанией и на море, и на суше. Ост-Индская компания разделяла эту позицию. Самый крупный корабль (водоизмещением 1033 т) экспедиции Битпэлла, отправленный в 1620 г. к берегам Индии, был назван "Пфальцграф", хотя в 1620 г. пфальцграф Фридрих еще не был победителем.

О противоречивости стюартовской внешней политики свидетельствует и то, что в 1619 г. Яков I принял участие в выработке договора между английской и голландской Ост-Индскими компаниями и ратифицировал его. Этот договор не учитывал интересов английской компании, не предоставлял соперничающим корпорациям одинаковых прав, но его антипортугальская направленность была ясна. Английская Ост-Индская компания выразила протест против этого договора. В конечном итоге договор никакой роли не сыграл, с ним не считалась ни та, ни другая сторона, так как он не создавал какой-либо базы для преодоления на компромиссной основе англо-голландских противоречий в Индии.

Политика Якова I шла вразрез с интересами Ост-Индской компании. Правящие круги рассматривали Ост-индскую торговлю лишь как источник доходов. Английское правительство практически не защищало интересы компании. Свидетельство этому - события англо-голландской борьбы, которые показали несостоятельность и нежелание Стюартов оградить интересы даже крупного купечества своей страны от внешних посягательств. Такая позиция королевской власти порождала неприятие режима Стюартов, сдерживала деловую активность английского купечества. В истории английской Ост-Индской компании 30-е годы XVII в. были временем обострения ее отношений с монархией Стюартов. Разногласия между насущными интересами английской буржуазии и королевской политикой все более обострялись.

Международные отношения в Европе существенно влияли на развитие торговли в бассейне Индийского океана. В 20 - 30-е годы противоречия между Англией, Голландией и Португалией нередко определяли объем и характер англо- индийских торговых отношений. Голландцы всячески стремились упрочить свои позиции в Индии. Это стимулировало усиление английской торговой и дипломатической активности в отдаленных районах Индостана. Так, агенты английской Ост-Индской компании добились от Шаха Джахана в феврале 1634 г. разрешения на торговлю в Бенгалии. В этом же году была открыта английская фактория в Вирагараме и Годовари. Борьба с голландцами на индийском рынке усугублялась политикой Стюартов. Многочисленные петиции компании с требованием компенсировать убытки разбивались о неспособность и нежелание королевской власти защищать ее интересы. Это вынудило директорат обратиться в октябре 1623 г. к парламенту за помощью. Отношения парламента и компании были сложными. Не отмечено ни одного факта защиты парламентом интересов Ост-Индской компании, которая по этой же причине предпочитала адресовать свои просьбы Тайному Совету и королю.

Со второй половины 20-х годов английская Ост-Индская компания вступила в полосу неудач: ей оказалось не под силу содержание далеко отстоявших от Англии факторий, к тому же торговля в бассейне Индийского океана проходила в условиях жесточайшей конкуренции с голландцами и португальцами. Кроме того, трудности развития торговли с Индией были связаны с внутриполитической обстановкой в самой Англии. Монополия английской Ост- Индской компании на торговлю в бассейне Индийского океана вызывала в стране многочисленные протесты и требования ее отмены. Интерлоперы, то есть частные предприниматели, делали попытки обойти права компании, вызывая этим резкую негативную реакцию со стороны директората. Политика же правительства по отношению к компании была крайне непоследовательной, так как необходимость в займах вынуждала правительство отступать от дарованных ей прав в королевских хартиях.

Осуществляя свою торговую политику в Индии, англичане изучали не только ее ресурсы, но и то экономическое и политическое положение, в котором она оказалась в начале XVII века. Руководство английской Ост-Индской компании было осведомлено о том, что внутрифеодальные распри серьезно ослабляют политическое единство Индии, наносят ущерб ее экономике и торговле. Англичане знали и об относительно высоком уровне развития ремесла и торговли, в частности, в Бенгалии и в других частях Индии. Бенгалия была не только классическим рисосеющим районом, но и местом, где выращивали известные сорта чая, отличавшиеся тонким вкусом и ароматом. Характеризуя выгоды экономико-географического положения низовий Хугли, где впоследствии вырос город Калькутта, О. Спейт писал: "Энергичные европейские купцы, которым не терпелось воспользоваться богатствами непосредственно примыкавшей к Бенгалии равнины Ганга с ее процветающими могольскими городами, закрепили за собой этот наиболее восточный и наиболее важный пункт на кратчайшем пути внутри Индии. Это подтверждает перечень первых факторий, среди которых мы встречаем города Хугли (самая ранняя португальская колония), Чинсуру (голландская до 1825 г.), Серампур (датская до 1845 г.)... Даже слабая австрийская Ост-Индская компания пробовала свои силы в Касимбазаре. Калькутта, которой выпало на долю превзойти все эти пункты, вначале была самой незаметной среди них..."31.

Калькутта была основана в 1690 г., когда небольшой отряд вооруженных англичан высадился на восточном берегу Хугли, выбрав для торговой фактории удобное в географическом отношении место. Хотя разрешение на ведение торговли, а затем и на строительство фактории агенты Ост-Индской компании получили от местного мусульманского правителя гораздо раньше, еще в 20-е годы, руководство компании полагало, что дезорганизованные феодальными усобицами внутриэкономические связи увеличивают заинтересованность индийских торговцев в развитии внешней торговли. Будучи хорошо информированной о том, что Индия ведет довольно широкую торговлю в районе Персидского залива, Аравийского моря, Восточной Африки, английская Ост-Индская компания в этой ситуации стала планировать захват внешнеторговых связей Индии и монополизацию их в своих руках, стараясь стать единственным контрагентом в ее внешней торговле. Достигнуть этой цели компания стремилась не только активизируя морские связи с Индией, но и торговую и дипломатическую деятельность внутри страны.

Английская Ост-Индская компания, созданная прежде всего для осуществления торговли специями с Молуккским архипелагом в Юго-Восточной Азии, на 25 лет была полностью вытеснена голландцами с островов пряностей. Поскольку центры производства пряностей оказались занятыми голландцами, англичанам пришлось искать новые сферы торговой деятельности. Покинув Молукки, англичане прочнее утвердились в Индии. Интересы английского капитала все более локализуются в Индии - континентальной стране с огромным населением, торговля с которой могла иметь благоприятные возможности для Англии. Стремление последней внедриться во внутрииндийские торговые центры встретило ожесточенное сопротивление со стороны других европейских стран. Соперничество Англии, Голландии и Португалии в Индии в 20 - 30 годы XVII в. было еще далеко от завершения.

Примечания

1. BAL KHRISHNA. Commercial Relations between India and England. 1601 - 1757. Routledge. 1924, p. 88, 89.
2. The Dawn of British Trade to the East Indies as Recorted in the Court Minutes of the East India Company, 1599 - 1603. Lnd. 1886; Calendar of State Papers Colonial, East Indies. 5 Vols. 1513 - 1634. Lnd. 1862 - 1892; Letters Received by the East India Company from its Servants in the East. 6 Vols. 1602 - 1617. Lnd. 1896 - 1902; The First Letter Book of the East India Company, 1600 - 1619. Lnd. 1892; The English Factories in India (далее - EFI). 6 Vols. 1618 - 1641. Lnd. 1906 - 1912; A Calendar of the Court Minutes of the East India Company. 2 Vols. Lnd. 1907 - 1909.
3. Tudor Economic Documents. Vols. 1 - 3. Lnd. 1924, 1935 - 1937, 1951; Documents in English Economic History; England from 1000 to 1750. Lnd. 1956; Imports of London 1600 - 1640. Lnd. 1956; Londons Export Trade in the early 17-th Century. Lnd. 1933.
4. The English Factories in India. A Calendar of Documents. Vols. 1 - 13. Oxford. 1906 - 1927; First Letter Book of the East India Company, 1600 - 1619. Lnd. 1924; The Great Chartered Companies. Lnd. 1926.
5. Constitutional Documents of the Reign of James I A.D. 1603 - 1675. Cambridge. 1930; Parliamentary Texts of the Later Middle Ages. Oxford. 1960.
6. Tudor and Stuart Proclamations, 1485 - 1714. Lnd. 1910; Roe. Sir Thomas, the Embassy of. Lnd. 1899; Early Travels in India and Persia. Lnd. 1898.
7. Jesuit Letters and Indian History. A Study of the Nature and Development of the Jesuit Letters from India, 1542 - 1773. Bombay. 1955; India in the 17-th Century as depicted by European Travellers. Lnd. 1934; The Historical Inscription of South India and outlines of the Political History. Madras. 1932.
8. Studies in Tudor and Stuart Politics and Government. Vol. I. Lnd. 1974; The Tudor Century, 1485- 1603. Lnd. 1962; The Stuart Constitution. Cambridge. 1906; English Economic History. Select Documents. Lnd. 1921; English Historical Documents. Lnd. N.Y. 1967; Parliamentary Texts of the Later Middle Ages. Oxford. 1980; Stuart and Cromwellism Foreign Policy, Parliamentary Texts. Lnd. 1974.
9. The Letters and Diplomatic Instructions Anne, Queen of Great Britain. 1665 - 1714. N.Y. 1968; The Captivity and Deliverance of Mr. John Williams, Pastor of the Church in Deerfield Print. Brookbield. 1811; A Memorial of the Present Deplorable State of New England. N.Y 1977.
10. ЧИСТОЗВОНОВ А. Н. Генезис капитализма: проблемы методологии. М. 1985; БАРГ М. А., ЛАВРОВСКИЙ В. И. О социальной природе английского нового дворянства и йоменри первой половины XVII в. - Вопросы истории, 1955, N 6.
11. БАСОВА А. А. Англо-голландское торговое соперничество в первой половине XVII в. Труды Горьковского педагогического института им. Горького. Т. XXI. 5-й исторический сборник. Горький. 1957; КУДРЯВЦЕВ А. Е. Ост- Индская проблема XVII в. Ученые записки Ленинградского государственного педагогического института им. Герцена. Т. XI. Л. 1938; ЛЕВИН А. Я. Проникновение английской компании в Индию, Индонезию, Персидский залив в первые десятилетия XVII в. (1601 - 1641 гг.). Автореф. канд. дисс. Горький. 1964; ЯБРОВА М. М. Очерки истории колониальной экспансии Англии в эпоху первоначального накопления. Саратов. 1966; ШТОКМАР В. В. Экономическая политика английского абсолютизма в эпоху его развития. Л. 1962.
12. АЛАЕВ Л. Б. Южная Индия. Социально-экономическая история XIV-XVIII вв. М. 1964; АНТОНОВА К. А. Английское завоевание Индии. М. 1958; АШРАФЯН К. З. Феодализм в Индии. М. 1977; КОТОВСКИЙ Г. Г. Некоторые аспекты проблемы каст. В кн.: Касты в Индии. М. 1965; ЧИЧЕРОВ А. И. Экономическое развитие Индии перед английским завоеванием (ремесло и торговля в XVI-XVIII вв.). М. 1965.
13. BAL KHRISHNA. Op. cit., p. 80 - 82.
14. Ibid., p. 192 - 193.
15. Ibid., p. 194.
16. The Embassy of Sir Thomas Roe to India. Oxford. 1926, p. 407.
17. Letters Received by the East India Company from its Servants in the East. Vol 6, p. 178, 179, 104, 341, 474, 475.
18. The Embassy of sir Thomas Roe to India, p. 474.
19. MORELAND W. India at the Death of Akbar. Lnd. 1920, p. 202 - 203, 221, 392 - 394.
20. Journal of the Royal Asiatic Society. Lnd. 1907, p. 598.
21. The Embassy of sir Thomas Roe to India, p. 299.
22. EFI (1618 - 1621), p. 38, 212, 259; EFI (1621 - 1623), p. 54, 55, 212.
23. EFI (1621 - 1623), p. 168, 234.
24. Ibid., p. 257.
25. The Down of British Trade to the East Indies as Recorted in the Court Minutes of the East India Company, 1599 - 1603, p. 9, 10.
26. EFI (1616 - 1618), p. 185.
27. Ibid., p. 281.
28. Ibid., p. 164; EFI (1618 - 1621), p. 11.
29. Writings in British History. Vol. 3. Lnd. 1901, 1933; The Tudor and Stuart Periods, 1485 - 1714. Lnd. 1968, p. 102.
30. The Cambridge History of India. Vol. 5. Cambridge. 1929, p. 84.
31. СПЕЙТ О. Х. К. Индия и Пакистан. М. 1957, с. 17, 18.

Вопросы истории. - 2003. - № 5. - С. 46-59.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Лосев К.В., Михайлов В.В. Английская политика в Закавказье и в Азербайджане в 1918г.: между большевиками и пантуранистами // Вопросы истории. №4 (1). 2021. С. 239-252.
      Автор: Военкомуезд
      К. В. Лосев, В. В. Михайлов

      Английская политика в Закавказье и в Азербайджане в 1918г.: между большевиками и пантуранистами

      Лосев Константин Викторович — доктор экономических наук, декан гуманитарного факультета Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения; Михайлов Вадим Викторович — доктор исторических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения (ГУАП).

      Аннотация. Статья посвящена истории Первой мировой войны и революции в Закавказье. Авторы обратились к материалам английского Военного кабинета и заседаний Палаты общин британского парламента, посвященным ситуации в Закавказье, прежде всего в Баку — мировом центре нефтедобычи и стратегически важном портовом городе на берегу Каспийского моря. Изучение материалов английских архивов и публикаций стенограмм заседаний парламента позволяет ответить на ряд вопросов, которые прежде оставались за рамками советской и английской историографии.

      Ключевые слова: Октябрьский переворот в России, Брестский мир, распад Кавказского фронта Первой мировой войны, Британский военный кабинет, Имперский военный совет Великобритании, Палата общин парламента Великобритании, Азербайджанская демократическая республика, Бакинская коммуна, генерал Л. Денстервилль, турецкая интервенция в Закавказье.

      События, происходившие в Закавказье в 1918 г., представляют особый интерес для исторической науки, поскольку в них пересекаются /239/ практически все линии противоречий мировых держав, вызванные Первой мировой войной и русской революцией. Военные и политические перемены, связанные с образованием на обломках царской России самопровозглашенных государств, и политику признания и непризнания этих государств Советской Россией и европейскими державами важно анализировать еще и потому, что они могут рассматриваться во взаимосвязи с недавним распадом СССР и соответствующими геополитическими проблемами. Особенно любопытны в этой связи официальные документы английских военных и политических институтов, определявших в 1918 г. общую политику государства, споры и противоречия влиятельных военных и политиков, их компетентность в вынесении оценок и принятии решений, имевших важное стратегическое значения для страны и влияющих на ситуацию в регионах и мире в целом.

      Отпадение Закавказья от России и политика в отношении признания независимости Азербайджана, крупнейшего мирового центра нефтедобычи, на который жадно смотрели и страны Антанты, и страны Центрального блока, и, несомненно, лидеры Советской России, представляет собой любопытнейший вопрос истории, до сих пор не потерявший актуальности. Поскольку отечественная научная общественность до сих пор слабо знакома с документами английских архивов и публикациями парламентских заседаний Палаты общин и Палаты лордов Великобритании, можно сказать, что этот аспект исследован недостаточно, в основном по опубликованным международным договорам, подоплека заключения которых во многом до сих пор остается за рамками имеющихся исследований проблемы политики Великобритании относительно Закавказской демократической федеративной республики (ЗДФР) и Азербайджанской демократической республики.

      Британский военный кабинет, Имперский военный совет Великобритании и английский парламент в 1917—1918 гг. неоднократно рассматривали события в России и их влияние на военные действия против Османской империи. Первое оптимистичное впечатление от демократизации политической жизни России в результате падения царского режима, которое демонстрировало заседание Имперского военного совета 22 марта 1917 г., быстро рассеялось. Общие выводы, сделанные к лету 1917 г., были неутешительными. Миссия Артура Хендерсона указала на политическую слабость Временного правительства и влияние на военные решения стихийно образованных солдатских советов как на «главную опасность для политического и военного положения России», а также на все более усиливающиеся в обществе требования заключить сепаратный мир [1]. Неспособность России противостоять Турции беспокоила английское командование и политиков, особенно после провала Галлиполийской операции в конце 1915 г. и катастрофической сдачи в плен корпуса генерала Ч. Таунсенда в Кут-эль-Амаре летом 1916 г. [2] «Неудачи английской политики на Востоке продолжило падение проантантовского кабинета в Персии 27 мая 1917 г., который 6 июня заменил кабинет персидских националистов, выступивший с предложением к британскому и российскому Временному правительству вывести из страны свои войска» [3]. Намеченная на лето 1917 г. совместная российско-английская Мосульская операция против турецких сил в Месопотамии провали-/240/-лась [4]. На заседании Иосиного кабинета 10 августа 1917 г., посвяшеи-ного носиной политике в отношении совместных действий с Россией ш турецком направлении, говорилось: «Одними из наиболее разочаровывающих последствий русской рсволюнии стали события на турецком театре. Несмотря на блестящие операции в Месопотамии генерала сэра Стенли Мода, достигшего значительных результатов, неудача русского наступления позволила туркам сдержать нас на границах Сирии и Палестины... Общие выводы комитета, исходя из ситуации в России можно суммировать как следующие:

      a) будет правильным основывать наши планы, исходя из того, что русские не смогут усилить свою военную эффективность в этом году;

      b) нельзя отвергать возможность того, что Россия откажется продолжать войну предстоящей зимой, либо вследствие того, что правительство пойдет на сепаратный мир, либо поскольку солдаты откажутся оставаться в окопах» [5]. Британские военные опасались, что революционные события в России приведут к восстанию мусульман в российской армии на Кавказе, которое может охватить и индийские войска Британии в Месопотамии. Поэтому в октябре 1917 г. генерал Бартер даже просил российское Верховное командование «перевести магометанские части с Кавказского на какой-либо другой фронт» [6].

      Большевистский переворот в Петрограде еще более усугубил негативную для Антанты ситуацию на Кавказском фронте, а публикация Декрета о мире и заявление В. И. Ленина о том, что Советская Россия «не будет признавать договоров, заключенных Россией царской, и опубликует все документы европейской тайной дипломатии» [7], вдохновило турецких политиков и воодушевило турецкое общество на продолжение борьбы с англичанами. Характерно, что начавшаяся летом 1917 г. подготовка к заключению сепаратного мира между Великобританией и Османской империей была прервана военным министром Турции Энвером-пашой в феврале 1918 г. [8] Перемирие, заключенное между командующим Третьей турецкой армией Вехиб-пашой и командиром Кавказской армии генералом М. Пржевальским 5 декабря 1917 г. [9], хотя и не было признано большевистским правительством Советской России, фактически прекращало действия русских вооруженных сил в войне с Турцией. Заключенный большевиками с Центральным блоком Брест-Литовский договор (3 марта 1918 г.) прекращение войны на Кавказском фронте подтвердил и узаконил [10].

      Подписание Брестского мира изменило отношение правительства Великобритании к союзным обязательствам перед Россией, которые были даны царскому правительству. Если 6 февраля 1918 г. в «Кратком отчете о союзных обязательствах Британии перед союзниками» авторы секретного документа признавали российские права на турецкие территории по российско-английским соглашениям о Константинополе (март 1915 г.) и договору Сайкса-Пико (1916 г.), хотя отдельно упоминалось, что российское правительство не ратифицировало решения Парижской экономической конференции 1916 г., что ставило под вопрос участие России в судьбе турецкого государственного долга [11], то уже в начале марта, когда был заключен брестский мир, позиция английских военных и политических лидеров резко изменилась и «все /241/ договоры, заключенные Великобританией с царским правительством, перестали считаться обязательными в отношении правительства большевиков» [12].

      Брестский мир изменил и политическую ситуацию на Кавказе, поскольку возвращение Турции территорий до границ 1914 г. не устраивало народы Армении и Грузни. Созданный в ноябре 1917 г. Закавказский комиссариат, предполагавший, что судьбу Закавказья должно решать Всероссийское учредительное собрание, после разгона последнего большевиками [13] составил в феврале 1918 г. из бывших депутатов Учредительною собрания от трех национальных советов (армянского, грузинского и мусульманского) Закавказский сейм, принявший на себя законодательную власть в регионе до прояснения ситуации в России [14]. Сейм отказался признать Брестский мир, а турецкая интервенция в Закавказье с февраля 1918 г., имевшая целью силой занять территории, отходящие к Турции по условиям Брестского мира, привела к тому, что 22 апреля 1918 г. Закавказье объявило о своем отделении от России и образовании Закавказской демократической федеративной республики (ЗДФР), признавшей, по настоянию Турции, условия Брестского мира [15]. Таким образом, провозглашение независимости не помогло грузинским и армянским политикам сохранить территории [16], более того, Турция ультимативно потребовала от лидеров ЗДФР отвести свои войска за бывшую российско-турецкую границу 1877 г., передав Турции Карс и Батуми [17]. Споры о принятии ультиматума раскололи федерацию [18]. Грузия обратилась к Германии с просьбой взять ее под протекторат, чтобы помешать Турции отторгнуть от нее значительную территорию и важный морской порт, и 27 мая 1918 г. сейм констатировал распад ЗДФР [19]. 28 мая Национальный совет закавказских мусульман объявил об образовании независимой Азербайджанской демократической республики (АДР) [20].

      С первых дней после большевистского переворота и начала распада империи перед британскими политиками встала сложная задача: признавать ли фактическое отторжение Закавказья от России и образование на его территории независимого мусульманского государства или не признавать, поддерживая единство России, как призывали антибольшевистские силы в России, заявлявшие о сохранении союзных отношений с Антантой и непризнании Бреста.

      В меморандуме лорда Р. Сесиля, переданном в Военный кабинет 23 февраля 1918 г., говорилось, что 3 декабря 1917 г., согласно принятому правительством решению, антибольшевистские и проантантовские силы в России получили значительные суммы, однако никаких эффективных результатов это не дало. В результате в конце декабря было принято решение «продолжить неофициальные контакты с большевистским правительством в Петрограде, одновременно делая все возможное для поддержки антибольшевистских движений на Юге и Юго-востоке России и везде, где они еще возникнут». Причем, как писал Сесиль, если по этому поводу возникнут трения с большевиками, следует оставлять их протесты без внимания. Такую позицию Сесиль считал оправданной, и в феврале, например, он полагал, что отторжение Сибири, Кавказа и черноморских портов создаст большевикам «серьезные военные и экономические проблемы» [21]. /242/

      С другой стороны, в те же дни Военный кабинет получил сведения, что на Кавказе активно действуют турецкие агенты. Бюро разведки 27 февраля 1918 г. сообщало, что «тюркистская» пропаганда среди российских мусульман, особенно в Азербайджане, ведется агрессивно, а ее целью является отторжение Закавказья от России и присоединение к Османской империи. Разведка предлагала кабинету обратить внимание на сохраняющее политический вес общероссийское мусульманское движение, лидер которого, осетин Л. Цаликов, продолжает призывать мусульман Поволжья и Кавказа к сохранению «консолидированного Российского государства» [22].

      Таким образом, перед политиками и военными Великобритании на Кавказе ясно вставали образы двух врагов — российских большевиков и турецких «тюркистов» или «пантюрков». После заключения Брестского мира тон британских политиков изменился. Уже 11 марта 1918 г. Военный кабинет рассматривал возможность направления военных сил для оккупации важного черноморского порта Закавказье — Батуми, а также угрозу оккупации турецкими или германскими войсками Баку и возможность и даже необходимость «помощи русским против немцев в Баку» [23]. Еще в январе командование британских сил в Месопотамии наметило сформировать компактные силы, которые предполагалось направить в Северную Персию для предотвращения турецкой оккупации региона. Теперь эта цель была дополнена новой — походом на Баку. Командовать формирующимся отрядом было поручено генералу Л. Денстервиллю, отчего вся экспедиция получила название «Денстерфорс» [24]. 17 февраля 1918 г. Денстервилль прибыл в Энзели, где обнаружил Революционный комитет, объявивший, что Закавказское правительство является его врагом [25].

      В апреле и мае, когда в Закавказье происходили знаменательные события, связанные с самоопределением федерации и отдельных независимых государств, британский Военный кабинет был озабочен «панисламизмом» азербайджанских татар, которые, по сообщению «двух авторитетов, пользующихся доверием» армянской национальности, более фанатичны, нежели даже турки, и собираются «из центра заговора — Баку — организовать масштабные акции против армянского населения Закавказья» [26]. Можно отметить, что в это время в Баку власть находилась в руках большевиков, которых полностью поддерживал Армянский национальный совет как в Баку, так и в Тифлисе, где он составлял фракцию Закавказского сейма, и в конце марта — начале апреля 1918 г. именно армянско-большевистские вооруженные отряды устроили кровавый погром в мусульманских кварталах Баку с десятками тысяч жертв. 25 мая в Военный кабинет был представлен меморандум «О настоящих настроениях в Турции», в котором Департамент разведки утверждал, что турецкие лидеры после заключения Брестского мира полны надежд на расширение территории в Закавказье и уверены в силе Германии противостоять Антанте в Европе и защитить интересы своего союзника. Именно эти ожидания реаннексии территорий, отвоеванных Россией у Османской империи в 1877—78 и 1914—1917 гг., как говорилось в меморандуме, препятствуют попыткам турецкой оппозиции начать переговоры с Антантой [27]. Политическая ситуация в Закавказье английской разведке была /243/ известна до такой степени плохо, что Военный совет в апреле сделал заключение о необходимости налаживания телеграфной связи с Тифлисом и Тебризом в целях получения достоверной и своевременной информации о событиях в Закавказье и Северной Персии [28]. Показательно, что на переданное через Константинополь в столицы европейских держав сообщение о провозглашении Азербайджанским советом независимого государства, как и на переданное через Германию аналогичное грузинское заявление, английское иностранное ведомство не отреагировало.

      Так или иначе, ситуация в Закавказье была столь сложная, а интересы сторон так переплетены, что говорить о единой политике английского правительства в отношении различных закавказских властей не приходится. После распада ЗДФР и объявления о независимости Азербайджана ситуация в регионе еще больше усложнилась. 4 июня 1918г. правительство АДР заключило с Османской империей Договор о дружбе, который по сути поставил АДР в положение подданного Турции образования. Турецкое командование настояло на смене азербайджанского кабинета и роспуске Национального собрания, по условиям договора турецкие военные получили контроль над всеми азербайджанскими железными дорогами и портами [29]. В Гяндже, куда из Тифлиса переехало правительство АДР, начала формироваться Кавказская армия ислама, в которую вошли регулярные турецкие силы в количестве двух дивизий и азербайджанские соединения, формировавшиеся под контролем турецких инструкторов и укомплектованные турецким офицерским составом. Целью операции, ради которой создавалась армия, было отвоевать у большевиков Баку и создать единое Азербайджанское государство.

      6 июня Военный кабинет получил из Генерального штаба документ о возможном экономическом и военном значении Кавказа для стран германской коалиции. В нем указывалось, что кавказские ресурсы как в производстве зерна и мяса, гак и в добыче таких важных стратегических материалов, как грузинский марганец и бакинская нефть, могут заметно усилить экономику противника, а также что контроль над Кавказом «станет очередным шагом в реализации плана германских восточных амбиций. Их Багдадскую схему мы сумели нейтрализовать, но на Кавказе они могут найти альтернативу, а вместе с дунайским регионом владение кавказскими портами обеспечит им контроль над всем Черным морем. Следующим шагом после Кавказа станет выход через Каспий в Среднюю Азию» [30]. Важно отметить, что в самой Британии остро ощущалась нехватка бензина, так что в начале июля был издан специальный билль о нефтепродуктах и создан «Нефтяной фонд», ответственный за пополнение запасов этого стратегического военного сырья [31]. 17 июня было проведено совещание по среднеазиатским проблемам, на котором британские политики и военные приняли решение срочно принять меры к тому, чтобы прервать сообщение по Транс-Кавказской железнодорожной системе (Батум-Александрополь-Джульфа и Тифлис-Гянджа-Баку), находившейся к тому времени под полным контролем Германии и Турции [32].

      Угроза Индии, которая явно прослеживается в выводах и решениях экспертов, несомненно, ускорила решение начать военную операцию по защите Баку от турецкого наступления. Особенность ситуации с предотвращением занятия Баку турками или немцами была в том, что власть /244/ в Баку удерживал Бакинский совет, председатель которого С.Г. Шаумян признал Баку неделимой частью Советской России, следовательно, вести борьбу с врагами по мировой войне англичанам пришлось бы в союзничестве с большевиками. Можно утверждать, что сторонники признания власти большевиков среди английских политиков были. Причем не только среди военных, которых порой не смущали политические противоречия, если просматривалась военная выгода, но и в парламенте. Так, когда 24 июня 1918 г. в Палате общин обсуждался «русский вопрос», любопытное предложение об отношении к большевистскому правительству России высказал полковник Веджвуд, который в обстоятельном докладе сообщил, что президент США В. Вильсон склонен признать большевиков, и это ставит аналогичный вопрос перед британским правительством. «Это жизненно важный вопрос сегодня, поскольку Германия и в особенности Турция распространяют свое влияние через Россию, через Кавказ, через Туркестан до самых границ нашей Индийской империи. Сегодня усиливается их влияние в Персии и восточных провинциях Китая». Веджвуд предложил создать правительственную комиссию, целью которой должны стать мероприятия по улучшению отношений с Россией. Он высказал мнение, что необходимо убедить посланника М. Литвинова в том, что Россия должна обратиться к президенту Вильсону за помощью в борьбе с германской интервенцией, а любую попытку союзной интервенции в Сибири, на Севере или Юге России назвал бесплодной и вредной всему союзному делу. Кавказ в рассуждениях Веджвуда играл главную роль. Он утверждал, что принятие его предложения «особенно важно сегодня, когда англичане вынуждены перебрасывать свои силы с Месопотамского и Палестинского фронтов в Европу, чтобы удержать от германского наступления Западный фронт» [33]. Премьер Д. Ллойд-Джордж не стал комментировать предложение Веджвуда, но высказался по поводу российской проблемы, указав на хаотическую ситуацию с властью в границах бывшей империи [34]. В целом Палата общин оставила «российский вопрос» без каких-либо предложений правительству в отношении Кавказа.

      Военные в это время активно готовились к тому, чтобы не допустить турок и немцев в Баку. Переговоры с большевистскими лидерами Бакинской коммуны было поручено начать командиру английских сил в Персии казачьему атаману Л. Бичерахову, который после развала Кавказского фронта и мира с Турцией перешел на службу к англичанам. История этого «противоестественного» военно-политического союза отечественными исследователями достаточно хорошо изучена, однако что касается ее отражения в документах английских архивов, можно обнаружить, что материалов о решении Военного кабинета об отправке Л. Бичерахова в Баку нет. Оно полностью остается на совести командующего «Денстерфорс» генерала Л. Денстервилля. Денстервилль в своих мемуарах пишет: «Мы пришли к полному соглашению относительно планов наших совместных действий, на которые я возлагал большие надежды и о которых я здесь умолчу. Он (Бичерахов. — В. М.) вызвал большое изумление и ужас среди местных русских, присоединившись к большевикам, но я уверен, что он поступил совершенно правильно: это был единственный путь на Кавказ, а раз он только там утвердился, то и дело будет в шляпе» [35]. Знаменательное «умолчание» английского генерала оставляет историкам большой /245/ простор для фантазии. Примечательно и то, что председатель Бакинского совнаркома С. Г. Шаумян очень настойчиво убеждал большевистское руководство и самого В. И. Ленина н том, что Бичерахов симпатизирует большевизму и готов защищать Баку от турок [36], несмотря на то, что он являлся к этому времени кадровым английским генералом и получал для своего отряда продовольствие, амуницию, боеприпасы и деньги, что было хорошо известно С. Шаумяну [37].

      Л. Бичерахов был назначен командующим всеми войсками, которые смог мобилизовать совнарком для обороны Баку, хотя после прибытия из Астрахани большевистского отряда Г. Петрова последний был прикомандирован к Бичерахову в качестве комиссара. Этому странному военному тандему не удалось остановить турецко-азербайджанские силы Кавказской армии ислама, а 31 июля 1918 г. в Баку произошла смена власти. Бакинский совнарком был вынужден подчиниться решению Бакинского совета, передавшего власть новоизбранному органу, который первым делом принял решение о приглашении англичан для защиты Баку от турок, для чего в Энзели в тот же день была направлена делегация к генералу Л. Денстервиллю.

      Не случись в Баку политического переворота, в результате которого власть Бакинского совнаркома была свергнута и передана довольно странному учреждению, получившему наименование Диктатура «Центрокаспия», лидерами которого были бывшие члены Бакинской городской думы и главы совета моряков Каспийской военной флотилии, никакой английской экспедиции по спасению Баку проведено бы не было. Поэтому можно предположить, что целью Л. Бичерахова была не только военная помощь коммунарам в отражении турецкого наступления, но и подготовка смены власти в Баку.

      Это подтверждается той активной ролью, которую английский консул в Баку Р. Мак-Донелл играл в неудачной попытке свержения большевиков, разоблаченной 12 июня 1918 г. Существование планов Бичерахова и Денстервилля относительно смены власти в Баку могут доказать, скорее всего, лишь секретные документы британского разведывательного ведомства, пока нам недоступные. Секретность экспедиции Денстервилля подтверждает и то, что Военный кабинет практически ни разу не выносил на открытое обсуждение ее планы и цели, да и результаты неудачной операции по спасению Баку от германо-турок открыто не обсуждались. 15 октября 1918 г. на заседании Палаты общин разбирались вопросы присутствия английских войск в России, но когда либеральный депутат Кинг попросил дать «какую-нибудь информацию относительно сил, которые были направлены в Баку», спикер палаты ответил, что этот вопрос находится вне компетенции собрания [38]. Единственное, что позволили узнать депутатам, это то, что «все войска, бывшие в Баку, несмотря на значительные потери, были успешно выведены после героического сопротивления значительно превосходящим силам противника» [39]. Депутат Кинг 23 октября пытался узнать, была ли экспедиция в Баку санкционирована Генеральным штабом и одобрена советом Антанты. Па это депутат Макферсон заявил: «Ответ на первую часть вопроса утвердительный. Верховный совет Антанты определяет только общую политику, поэтому вторая часть вопроса некорректна» [40]. /246/

      Английская общественность была на удивление слабо знакома с событиями в Закавказье летом-осенью 1918 г., когда в Баку сражались силы «Денстерфорс», и даже депутаты парламента часто были вынуждены черпать информацию в прессе или из неподтвержденных источников. Так, 24 октября депутат Дж. Пиль спрашивал, какую позицию, дружественную или нет, занимали перед падением Баку и эвакуацией Денстерфорс местные армянские вооруженные силы. Р. Сесил ответил, что «в общественном мнении существует некоторое недопонимание относительно переговоров, которые вели с противником армянские лидеры в Баку. Правительство Его Величества было информировано, что эти переговоры были предложены генералом Денстервиллем, когда он увидел неизбежность падения города». На вопрос, почему из Баку пришло сообщение о предательстве армян, Сесиль не ответил, пообещав уточнить информацию [41].

      Можно быть уверенным, что если бы в Англии узнали, что Денстервилль сотрудничает с большевистским совнаркомом в Баку, это привело бы к скандалу и в правительстве, и в парламенте, поэтому падение Коммуны и взятие власти Диктатурой «Центрокаспия» в первую очередь было выгодно англичанам. Но в этой истории есть подоплека, на которую намекает тот факт, что Сесиль явно пытается оправдать действия армянских лидеров в Баку. Хорошо известно, что после распада ЗДФР Грузия приняла протекторат Германии, а Азербайджан практически стал политическим придатком Турции. В этих условиях Армения также пыталась найти для себя сильного иностранного защитника. Известно, что в июне армянская делегация была направлена в Вену с просьбой к австро-венгерскому правительству «взять под свою сильную защиту Армению» [42]. Однако в то же время армянские политики испытывали сильную тягу к Англии, среди лидеров Армении находилось немало англофилов. Поэтому не исключено, что и председатель Бакинского совнаркома С. Г. Шаумян, который находился в тесном контакте с лидерами Национального армянского совета в Закавказском сейме, а позже с правительством Армянской республики, вполне мог сочувствовать идее приглашения английских вооруженных сил для защиты Баку от турок. Одно письмо С. Шаумяна В.И. Ленину показывает, что председатель Бакинского совнаркома даже путает свои большевистские вооруженные силы с вооруженными силами дашнакской Армении. 23 мая 1918 г. он пишет: «Наши войска, застигнутые врасплох, не могут остановить наступление и 16-го сдают Александрополь. 17-го турки потребовали обеспечить им свободный пропуск войск в Джульфу, обещав не трогать население... Мы принуждены были согласиться на требования турок» [43]. Однако Карс и Александрополь в эти дни защищали вовсе не красные отряды коммуны, а национальные вооруженные силы дашнакского Армянского совета, входящие в состав армии «предательской» и «контрреволюционной» ЗДФР. С другой стороны, в Баку многие свидетели и участники событий называют войска коммуны просто армянскими.

      Хотя после падения коммуны С. Шаумян и печатал воззвания с проклятиями «дашнакам» и «контрреволюционерам», предавшим советскую власть английским империалистам, указанные выше факты, а также странное поведение совнаркома, добровольно сложившего с себя власт-/247/-ные полномочия 30—31 июля, позволяют предположить неискренность Шаумяна. В воззвании «Турецкие войска под городом», опубликованном в газете «Бакинский рабочий» 20 сентября, Шаумян обвиняет в падении коммуны и дашнаков, и командиров армянских вооруженных отрядов, и армянскую буржуазию, и шведского консула, и наемников английского империализма, проникших во флот, и «спасителя» Бичерахова. В этом же воззвании Шаумян, последовательно выступавший за развязывание гражданской войны, даже ценой жертв из «мусульманской бедноты» и угрозы перерастания гражданской войны в национальную резню, неожиданно заявляет, что Совет Народных Комиссаров «предпочел не открывать гражданской войны, а прибегнуть к парламентскому приему отказа от власти» [44]. Это очень непохоже на прежние его заявления, например в 1908 г.: «Мы отвергаем единичный террор во имя массового революционного террора. Лозунг «Долой всякое насилие!» — это отказ от лучших традиций международной социал-демократии» [45]. Не случайно И. В. Сталин, лучше других советских лидеров разбиравшийся в кавказских делах и непосредственно общавшийся с Шаумяном в дни Бакинской коммуны и ее падения, говорил в интервью газете «Правда»: «Бакинские комиссары не заслуживают положительного отзыва... Они бросили власть, сдали ее врагу без боя... Они приняли мученическую смерть, были расстреляны англичанами. И мы щадим их память. Но они заслуживают суровой оценки. Они оказались плохими политиками» [46].

      В свою очередь, английские военные очень критично отозвались о действиях генерала Л. Денстервилля в Азербайджане. Главнокомандующий колониальными южно-африканскими войсками генерал-лейтенант Я. Сматс уже 16 сентября 1918 г., то есть на следующий день после падения Баку, представил в Военный кабинет секретный меморандум «Военное командование на Среднем Востоке», в котором написал: «Я оцениваю военную ситуацию на Среднем Востоке как очень неудовлетворительную... Если противник достигнет Центральной Персии или Афганистана к следующему лету, ситуация станет угрожать индийским границам... С этой точки зрения контроль над железной дорогой Багдад-Хамадан-Энзели и недопущение противника к Каспийскому морю является делом чрезвычайной важности. Баку уже наверняка потерян, но это не означает потерю Каспия... Ошибки наших командующих в этом регионе проистекают либо из некомпетентности, либо из неумения оценить ситуацию. Денстервилля послали в Баку для получения контроля над Каспием, но его усилия были потрачены, в основном, на другие предприятия» [47].

      После вывода английских войск из Баку и падения города под ударами сил Кавказской армии ислама британское правительство и общественность снова обеспокоилась темой «пантуранизма», угрожающего азиатским планам Англии в Закавказье и Средней Азии и, конечно же, алмазу в британской короне — Индии. Летом 1918 г. скорого крушения Турции и ее выхода из войны английские военные и политики не предполагали. Напротив, в августе Военный кабинет рассматривал планы мировой войны на 1919 год, причем некоторые эксперты утверждали, что следует иметь в виду и следующий, 1920 год. На заседании Имперского военного совета 1 августа 1918 г. Ллойд Джордж принял решение о разработке возможности вывода из войны Болгарии и Турции «дипломатическими /248/ мерами» [48]. О том же Я. Сматс говорил на заседании Имперского военного совета 16 августа. Он сказал, что не ожидает ничего хорошего от того, что война продлится в 1919 г., поскольку враг, даже медленно отступая на Западе, сможет сконцентрировать значительные усилия на Востоке, и он боится, что кампания 1919 г. тоже ничего не решит, и это подвергнет позиции Англии на Востоке еще большей опасности. И уж совсем безрадостно Я. Сматс смотрел на перспективы кампании 1920 г.: «Безусловно, Германия потерпит поражение, если война продлится достаточно долго, но не станет ли от этого нам еще хуже? Наша армия будет слабеть, и сами мы можем обнаружить, еще до окончания войны, что оказались в положении второсортной державы, сравнимой с Америкой или Японией». Сматс предлагал «сконцентрироваться на тех театрах, где военные и дипломатические усилия могут быть наиболее эффективны, т.е. против слабейших врагов: Австрии, Болгарии и Турции» [49].

      При этом английские военные и политики рассчитывали на то, что бакинский вопрос расстроит союзные отношения Турции и Германии. Для этого были основания, особенно после заключения 27 августа 1918 г. Германией дополнительного к Брестскому договора с Советской Россией, в котором Германия признавала Баку за Советами в обмен на поставку ей четвертой части бакинской нефти 50. Однако туркам германский МИД также предложил «сладкую пилюлю», пообещав в случае заключения Болгарией сепаратного мира с Антантой восстановить османское господство над этой страной. Об этом в Военный совет 4 октября сообщал политико-разведывательный отдел «Форин-офис» в меморандуме «Германо-турецкие отношения на Кавказе» II Таким образом, рассчитывать на распад германо-турецкого союза англичанам не приходилось, а соглашение немцев с большевиками можно было списать на тактическую дипломатическую уловку.

      Чтобы более компетентно воспрепятствовать протурецкой пропаганде на Востоке, разведывательному ведомству была дана задача подготовить подробное пособие по ознакомлению военных с «туранизмом» и «пантуранизмом», дабы показать все опасности этого движения для английской политики на Востоке. Довольно скоро было отпечатано объемное руководство, в котором были отражены история становления пантуранистской идеологии в Османской империи, обозначены все туранские народы, включая финно-угорские народности, тюркские народы Поволжья, Сибири, Китая, Средней Азии, Кавказа, Крыма [52]. Любопытно, что в число современных, по мнению авторов руководства, туранских народов попали русские летописные мещера и черемисы, а также совершенно былинные тептеры [53].

      Впрочем, новых «антипантуранистских» усилий англичанам прикладывать не пришлось. 30 октября 1918 г. на борту английского линкора «Агамемнон» было заключено перемирие между Османской империей и Великобританией [54], и Турция вышла из Первой мировой войны. Руководство по пантуранизму, напечатанное в ноябре, сразу же оказалось устаревшим. Политика Великобритании на Кавказе теперь имела перед собой другие цели: определиться в своих отношениях с белыми и красными вооруженными силами на Северном Кавказе и с признанием или непризнанием независимости Азербайджана, Грузии и Армении, которые /249/ объявили себя после поражения стран Центрального блока союзниками победившей Антанты. Эти задачи определяли споры и разногласия в Военном кабинете и парламенте Великобритании по «русскому вопросу» на Кавказе в 1919 году.

      Примечания

      1. National (British) Archives. War Cabinet (NA WC). CAB24/4. British Mission to Russia, June and July, 1917. Report by the Rt. Hon. Arthur Henderson, M.R P. 1—15, p. 6,12.
      2. МИХАЙЛОВ В. В. Противостояние России и Британии с Османской империей на Ближнем Востоке в годы Первой мировой войны. СПб. 2005, с. 123, 163.
      3. ЕГО ЖЕ. Русская революция и переговоры английского премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа о сепаратном мире с Османской империей в 1917—1918 гг. (по материалам английских архивов). — Клио. 2017, № 4 (124), с. 166—173.
      4. ЕГО ЖЕ. Российско-британское военное сотрудничество на севере Месопотамии в 1916—1917 гг.: планы и их провал. — Военно-исторический журнал. 2017, № 12, с. 68—73.
      5. NA WC. САВ24/4. Report of Cabinet Committee on War Policy. Part II. The New Factors. Russia, p. 107—108.
      6. ИГНАТЬЕВ А. В. Русско-английские отношения накануне Октябрьской революции (февраль-октябрь 1917 г.). М. 1966, с. 371.
      7. МИХАИЛОВ В.В. Развал русского Кавказского фронта и начало турецкой интервенции в Закавказье в конце 1917 — начале 1918 гг. — Клио. 2017, № 2 (122), с. 143—152.
      8. ЕГО ЖЕ. Русская революция и переговоры английского премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа о сепаратном мире с Османской империей в 1917—1918 гг. (по материалам английских архивов), с. 171.
      9. ИГНАТЬЕВ А.В. Ук. соч., с. 13.
      10. Документы внешней политики СССР (ДВП СССР). Т. 1. 7 ноября 1917 г. — 31 декабря 1918 г. М. 1959, с. 121.
      11. National (British) Archives. India Office Record (NA IOR). L/PS/18/D228. Synopsis of our Obligations to our Allies and Others. 6 Feb 1918.
      12. МИХАЙЛОВ B.B. 1918 год в Азербайджане: из предыстории британской оккупации Баку. — Клио. 2011, № 1 (52), с. 27.
      13. Декреты советской власти. Т. 1. 25 октября 1917 г. — 16 марта 1918 г. М. 1957, с. 335— 336.
      14. Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии. Тифлис. 1919, с. 6—7.
      15. Там же, с. 221.
      16. МИХАЙЛОВ В.В. Османская интервенция первой половины 1918 года и отделение Закавказья от России. В кн.: 1918 год в судьбах России и мира: развертывание широкомасштабной Гражданской войны и международной интервенции. Сборник материалов научной конференции. — Тематический сборник международной конференции 28— 29 октября 2008 г. Архангельск. 2008, с. 186.
      17. Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии, с. 310.
      18. Протоколы заседаний мусульманских фракций Закавказского сейма и Азербайджанского национального совета. 1918 г. Баку. 2006, с. 78—93.
      19. Документы и материалы по внешней политике..., с. 336—338.
      20. МИХАЙЛОВ В. В. Особенности политической и национальной ситуации в Закавказье после октября 1917 года и позиция мусульманских фракций закавказских правительств (предыстория создания первой независимой Азербайджанской Республики). — Клио. 2009, № 3 (46), с. 62—63.
      21. NA WC. САВ24/43/3725. Memorandum on Russia, by Lord R. Cecil. 18/E/128.
      22. NA WC. САВ24/43/ 3755. Turkey and other Moslem Countries. Weekly report by Department of Information. I8/OC/I6. /250/
      23. NA WC. CAB24/44/3882. British Intervention to Prevent Surrender of Batoum under Russo-GermanPeace Terms. 20/H/l.
      24. МИХАЙЛОВ В. В. Российские и британские вооруженные соединения в сражениях против турок при обороне Баку в 1918 г. — Клио. 2006, № 1 (32), с. 197—198.
      25. NA WC. САВ24/43/3721. Caucasus Situation. Telegram 52925 from D.M.I. to Caucasus Military Agent. 20/H/l.
      26. NA WC. CAB24/48/4251. Political Situation in the Caucasus and Siberia as affected by German penetration, with some practical Suggestions. Memo (10.4.1918. Russia/005) by Political Intelligence Department, F.O. 18/E/155.
      27. NA WC. CAB24/53/4701. Turkey. Memo by Political Intelligence Department “The Present State of mind in Turkey”. 18/0J/1.
      28. NA WC. CAB24/48/4251. Political Situation in the Caucasus and Siberia as affected by German penetration, with some practical Suggestions. Memo (10.4.1918. Ruissia/005) by Political Intelligence Department, F.O. 18/E/155.
      29. МИХАЙЛОВ В.В. К вопросу о политической ситуации в Закавказье на заключительном этапе Первой мировой войны. — Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Серия 2. Исторические науки. 2006. Вып. 4, с. 132.
      30. NA WC. САВ24/54/4883. Caucasus and its value to Germany. Note by General Staff. 18/E/98.
      31. NA WC. CAB24/56/5049. Draft of a Bill for obtaining Petroleum in the United Kingdom. 29/D/6.
      32. NA WC. CAB24/55/4940. Decision of conference on Middle Eastern Affairs held 17.6.18. at 10, Downing Street. 18/J/38.
      33. Parliamentary Debates. Fifth series. Volume 104. Eighth Session of the Thirtieth Parliament of the United Kingdom of Great Britain & Ireland. 8 George V. House of Commons. Fifth Volume of Session 1918. Comprising Period from Monday, 17th June, to Thursday, 4th July, 1918. London: H.M. Stationery Office. Published by His Majesty’s Stationery Office. 1918, col. 1—1984, col. 754—757.
      34. Ibid., col. 782.
      35. ДЕНСТЕРВИЛЛЬ Л. Британский империализм в Баку и Персии. 1917—1918). Воспоминания. Тифлис. 1925, с. 164.
      36. ШАУМЯН С.Г. Избранные произведения в 2-х тт. Т. 2. М. 1978, с. 323—324.
      37. Там же, с. 343.
      38. Parliamentary Debates. Fifth series. Volume 110. Eighth Session of the Thirtieth Parliament of the United Kingdom of Great Britain & Ireland. 9 George V. House of Commons. Eighth Volume of Session 1918. Comprising Period from Tuesday, 15th October, to Thursday, 21st November, 1918. London: H.M. Stationery Office. Published by His Majesty’s Stationery Office. 1918, col. 1—3475, col. 13.
      39. Ibid., col. 279.
      40. Ibid., col. 765.
      41. Ibid., col. 889.
      42. «Мы обращаемся с покорной просьбой соизволить принять под свою мощную защиту нуждающуюся в этом Армению». Послание уполномоченного Армянской Республики А. Оганджаняна министру иностранных дел Австро-Венгрии И.Б. фон Райежу. 1918 г. (подг. текста, предисловие и примечания В.В. Михайлова). — Исторический архив. 2018, №5, с. 182—188.
      43. ШАУМЯН С. Г. Ук. соч., с. 279.
      44. Там же, с. 402—407.
      45. Там же, с. 259.
      46. ПУЧЕНКОВ А. С. Национальная политика генерала Деникина (весна 1918 — весна 1920 г.). М. 2016, с. 153.
      47. NAWC. САВ24/63/5700/. Military Command in the Middle East. Memo by Lt.-Gen Smuts. 16 September, 1918.18/J/38.
      48. National (British) Archives. Imperial War Cabinet (NA IWC). CAB 23/44a. Committee of Prime Minister. Notes of Meetings. June 21 — Aug. 16. Minutes of a Meeting held at 10 Downing Street, S.W. on Thursday, August 1,1918 at 11 a.m.
      49. NAIWC. CAB23/145. Minutes of Meetings Aug. 13 — Dec. 311918. Minutes of a Meeting at 10, Downing St. on Wednesday, 14th August. 1918. /251/
      50. Документы внешней политики СССР (ДВП СССР). Т. 1, с. 444.
      51. NAWC. САВ24/66/5908. Turco-German Relations over the Caucasus. Memorandum by Political Intelligence Department (4.10.1918. Turkey /006).18/OJ/14.
      52. NA IOR. L/MIL/17/16/25. A Manual on the Turanians and Pan-Turanianism. Nov. 1918. P. 1—258+maps.
      53. Ibid., p. 193—194.
      54. Международная политика в договорах, нотах и декларациях. Часть II. От империалистической войны до снятия блокады с Советской России. М. 1926, с. 188—190.

      Вопросы истории. №4 (1). 2021. С. 239-252.
    • Северо-восточная Индия.
      Автор: hoplit
      Апатани.
      С длинными копьями. Где-то 5-6 метров?

      Щит и копьё. Чем не пельта?

      На части фото копья не такие длинные.



      А вот тут, кажется, явно разнокалиберные.

       
      The Nagas. Hill Peoples of Northeast India
    • Сидорова Г. М., Харичкин И. К. Колониальное прошлое Бельгии
      Автор: Saygo
      Сидорова Г. М., Харичкин И. К. Колониальное прошлое Бельгии // Вопросы истории. - 2018. - № 1. - С. 82-97.
      В работе исследуются проблемы колониальных захватов XIX в. на примере Бельгии. Именно тогда европейцы стали активно интересоваться Африканским континентом и проникать вглубь центрального региона Африки. В борьбе за бассейн реки Конго наибольшего успеха достигла Бельгия, благодаря политическим спекуляциям короля Леопольда II. В работе анализируется коллективная политика европейских держав за передел границ Африки, превративших центральную Африку в своего рода Клондайк времен Золотой лихорадки в США Иллюстрацией затронутых проблем служит анализ переписки колониальных деятелей, а также другие сохранившиеся документальные материалы. Публикация базируется на документах из архива Бельгийского королевского музея Африки, а также Национального архива Демократической Республики Конго.
      В конце XIX в. раздел мира между великими державами был почти завершен, а фонд «ничейных» земель быстро сокращался. В то время как прибрежные районы Африки были освоены европейцами, Центральная Африка оставалась tern incognita. Изучению этого региона мешала его нетронутая первозданность — непроходимые леса, реки, а также воинственные племена, которые долгое время внушали страх белому человеку, наслышанному о каннибализме африканских «дикарей».
      Но такой неприглядный образ Африки формировался скорее у обывателей. Наука к тому времени располагала достоверными сведениями о континенте из европейских, прежде всего португальских, арабских и китайских источников, а также свидетельствами миссионеров. Из них стало известно, что уже в средневековье на территории современной Демократической Республики Конго (ДРК) существовали такие государственные объединения, как Конго, Канонго, Матамба, Нгола, Нгойо, Лаонго, Ндонго — в низовьях р. Конго; Бакуба (или Бушон), Батеке (или Тью), Болиа — в центре страны; Луба и Лунда — в верховьях рек Касаи, Лулуа и Ломами и другие. Об этом подробно рассказывается в монографиях историка А. С. Орловой и работах французского исследователя Ж. Вансина1. К концу XIX в. в результате распада этих государств появилось множество мелких самостоятельных образований. Их народы мужественно отстаивали свою независимость от любого вторжения иноземцев — как местных племен, так и европейцев.
      В борьбе за бассейн реки Конго наибольшего успеха достигла маленькая Бельгия. Ее предприимчивый король Леопольд II еще до своего восхождения на престол в 1865 г. вынашивал планы о присоединении к Бельгии обширных колониальных владений. В 1861 г. он писал одному из своих друзей, полковнику Бриальмонту: «Исходя из того, что колонии полезны и вносят значительный вклад в могущество государства и его процветание, постараемся и мы приобрести что-нибудь»2.
      В 1875 г. в Париже вышла книга немецкого путешественника Г. Швейнфурта «В сердце Африки», где автор предлагал создание «крупного негритянского государства»3. Она также сыграла определенную роль в формировании экспансионистских взглядов бельгийского монарха. В 1876 г. в Брюсселе Леопольд II созвал Международную географическую конференцию. На нее собрались знаменитые путешественники, исследователи Африки из Бельгии, Англии, Франции, Германии, Италии, Австро-Венгрии, США и России, которую представлял русский путешественник П. П. Семёнов-Тян-Шанский.
      Благие идеи о цивилизаторской миссии европейских стран в Африке, звучавшие во время конференции, не интересовали Леопольда II. Они лишь подходили для прикрытия истинных намерений монарха, которые заключались в создании благоприятных условий для возможной эксплуатации природных ресурсов и населения континента. Этого требовало время. Развитие энергетики, химической промышленности, коммуникаций и машиностроения толкали предпринимателей на поиск новых источников сырья. Именно в этот период Европа обратила свои взоры к Африканскому континенту.
      Для осуществления своих планов необходимо было создать подходящую организацию и привлечь достаточный капитал. Такой организацией стала Международная африканская ассоциация, переименованная в 1883 г. в Международную ассоциацию Конго.
      Выступая в 1883 г. перед миссионерами, отправлявшимися в Конго, Леопольд II обратился к ним со следующим напутствием: «Цель вашей миссии в Африке состоит не в обучении негров богословию, они и без вас это хорошо знают и поклоняются своим богам. Они также знают, что убивать, воровать, спать с чужой женой и скверно ругаться — это плохо. Давайте наберемся смелости и признаемся в этом. Главная ваша роль — облегчить задачу чиновников и предпринимателей. И еще: никоим образом не возбуждать интерес наших дикарей к богатствам, которыми переполнены их леса и недра, во избежание смертельной схватки с ними»4.
      Личный советник и партнер Леопольда II по торговым обменам между Бельгией и Конго Эдуард Бунж постоянно посылал в метрополию сводки о состоянии дел в колонии. Они касались финансовых дел, продажи злаковых культур, хлопка, каучука, пальмового масла и другого колониального товара5. В информационный «аппарат» короля Леопольда II входили люди различных профессий. Среди них были геологи, топографы, медицинские работники, военные, ученые. Все они снабжали короля важной информацией о природных богатствах Конго. По всей вероятности, особое место в этом списке занимали геологоразведчики, такие как, например, Жюль Корне, который оставил после себя много документального материала, хранящегося в «Архиве Генри Стэнли» при Музее Центральной Африки в г. Тервюрен в 15 км от Брюсселя. Это — дневники и отчеты о его посещениях медных шахт в Катанге, размышления о возможностях их эксплуатации, заметки о строившейся тогда железной дороге от Леопольдвиля до порта Матади, переписка с предпринимателями, обмен идеями о перспективах развития отдельных районов Конго и многое другое6. В одном из писем он с восторгом писал о результатах исследования грунта на востоке страны: «Анализы превосходны тем, что содержат медь и даже серебро. Хотелось бы также побольше узнать об объемах залежей этого сырья в шахте (Джуе. — Г. С., И. Х.)»7.
      В 1878 г. Леопольд II создал «Комитет по изучению Верхнего Конго», который позволил бельгийцам приступить к осуществлению задуманных планов по освоению Африки и оставить далеко позади своих конкурентов. На континент отправлялись длительные экспедиции, стала «вырисовываться» карта Центральной Африки с нанесением на нее р. Конго. Широкой публике стали известны имена Г. Стэнли, в честь которого в Конго был назван город Стэнливиль (совр. Кисангани), Давида Ливингстона, Саворньяна де Бразза и других первопроходцев центральных регионов континента. В «Архиве Генри Стэнли» хранятся документы генерал-лейтенанта, геолога Жозу Анри де ля Линди (1869—1957), геолога Жюля Корнета (1865— 1929), генерал-лейтенанта Альфонса Кабра (1862—1932), капитана Шарля Лёмера (1863—1925), капитана Альбера Силли (1867—1929), майора Гюстава Вервлу (1873—1953) и многих участников экспедиций. Их свидетельства, включая переписку, дневники, хозяйственные записки, отчеты, рисунки, сделанные от руки, впечатления от встреч с местными жителями и описания природы доподлинно воспроизводят атмосферу далеких времен8. В письме коменданта Реджафа (город в Судане) Леона Анхоле от 11 сентября 1898 г. рассказывается: «... В Реджафе 16 солдат больных оспой. Подожди подкрепления из Пока. Попроси Анри (Ж. Анри де ля Линди. — Г. С., И. Х.), чтобы он купил соль, и узнай насчет предметов туземного происхождения, которые он мог бы достать — хвосты жирафов, бивни носорогов и прочее...»9 В обращении майора Альфонса Кайена, работавшего в Службе пропаганды колоний, говорится о заслугах Генри Стэнли в области геологии — он «проложил дорогу к эксплуатации золотых шахт»10.
      Разрекламированное Конго стало популярным среди бельгийцев и других европейцев. Искателей приключений эта африканская страна манила своими богатствами и сулила быстрое обогащение. Леопольд II, в свою очередь, нуждался в большом притоке европейцев в Конго для обслуживания будущих форпостов. По сведениям американского журналиста А. Хохшильда, автора книги «Призраки короля Леопольда И», первую волну леопольдовских агентов составлял «различного рода людской сброд»11. Среди них были те, кто бежал от долгов, разорился или попросту страдал алкоголизмом. Очень наглядно характеризуют атмосферу той эпохи ходившие в народе куплеты, например: «Все, кто доставлял много хлопот родителям, кто оставлял долги и делал много глупостей... устремились в Конго»12.
      Реакция народов Конго на появление белого человека в Африке была резко негативной. Они обращались к богам с мольбой о помощи. Представляет интерес одна из записей местного фольклора, сделанная миссионером Л. Дьё: «Пусть солнце убьет белого человека, пусть луна убьет белого человека, пусть колдун убьет белого человека, пусть лев убьет белого человека, пусть крокодил убьет белого человека ...»13
      Наряду с крупнейшими географическими открытиями был проложен и путь к колонизации континента. В соответствии с масштабными планами Леопольда II, на левом берегу р. Конго была создана сеть факторий, положивших начало освоению земель современного Конго, а впоследствии установлению контроля над значительной его территорией. Международная ассоциация Конго была преобразована в Независимое государство Конго (НГК), которое стало единственной колонией в мире, юридически принадлежавшей одному человеку — королю Леопольду II. Столицу своей колонии бельгийский монарх назвал Леопольдвилем (совр. Киншаса). Монарх был тесно связан с бельгийской финансовой олигархией, в руках которой была сосредоточена реальная власть в стране. Впрочем, король Бельгии был не только исполнителем воли финансового капитала, но и одним из крупнейших его представителей, «активным участником банковских спекуляций и колониальных захватов»14. По словам Хохшильда, это был «жадный и хитрый человек, в котором уживались двурушничество и обаяние, — весь комплекс самых сложных характеристик шекспировских персонажей»15.
      Вначале колониальные чиновники сосредоточивали внимание на добыче слоновой кости, потом — каучука, хлопка, кофе и пальмового масла. С 1887 г. колониальные власти НГК начали сдавать в аренду концессии и продавать земельные участки частным компаниям, которые отчисляли государству значительную долю доходов, полученных от продажи каучука в Антверпене (Бельгия). В бассейнах рек Бусира и Ломами земельными массивами овладели на правах собственников «Compagnie du Congo pour le commerce et l’industrie» и два ее филиала — «Compagnie de chemin de fer du Congo» и «Société anonyme belge au Congo». Самыми крупными концессионерами стали: «Société anversoise du commerce au Congo», «Anglo-belgian India rubber exploring company», «Compagnie du Kasai». Из 2,3 млн кв. км, составлявших площадь колонии, около 30% рассматривались как области, где «доменные земли были переданы в собственность или концессии частным компаниям»16. (К 1960 г. только в провинции Киву концессии имели 15 государственных и 19 частных бельгийс­ких компаний17).
      Наряду с другими европейскими державами Бельгия стала активным участником коллективной политики передела границ Африки на Берлинской конференции 1884—1885 годов. В результате народы современной ДРК оказались в разных, хотя и соседних, государствах. На западе — древнее Королевство Конго было разделено на современные Анголу, ДРК и Республику Конго; на юге — империя Лунда попала в Анголу, ДРК и Замбию; на севере — область Занде — в ДРК, нынешнюю Центрально-Африканскую республику (ЦАР) и Судан; на востоке — область Бамии была поделена между ДРК, Руандой и Бурунди. Богатейшая провинция Катанга оставалась за пределами тогдашних бельгийских владений и была включена позднее. Новое территориально-административное деление перекроило и этническую карту этого региона Африки.
      Многие крупные народы, например, баконго, оказались во владениях двух или трех государств. А. С. Орлова писала, что особенностью современной политической карты Африки стала «необычайная чересполосица колониальных владений... Выкраивая себе наиболее лакомые куски территории, колонизаторы меньше всего считались с интересами местных народов»18. Политолог из Льежского университета Боб Кабамба считает, что современные границы Центральной Африки были определены великими державами еще до Берлинской конференции и стали результатом переговоров между Великобританией, Германией и агентами короля Бельгии. «Это в колониальных канцеляриях, — утверждает Кабамба, — эксперты цветными карандашами начертили границы на бумаге». Вот почему демилитаризация будущих границ требовала тщательной и длительной проработки, которая учитывала бы этнические реалии19.
      Наряду с разъединением крупных народов происходило их искусственное объединение. В 1889 г. Бельгия завоевала центральную часть Африки и присоединила ее к Конго. Таким образом, как отмечает конголезский писатель и общественный деятель Мова Сакани, «поженили силой два народа — баконго и бангала, которые сильно различались обычаями, языками и менталитетом»20. То же самое происходило и с другими этносами. Через 5 лет бельгийцы добрались до восточной части Конго и присоединили страну Киву с ее народами баши, нанде, тутси и хуту. Чуть позднее к огромной семье различных народов добавились катангцы. В 1897 г. Бельгия аннексировала страну Бойома (совр. Кисангани) на востоке современной ДРК, и в ее владениях появились другие этносы.
      В результате получилось огромное многонациональное объединение под названием Бельгийская колониальная империя, «в которой мало-помалу создаются условия для того, чтобы она раскололась на множество независимых стран в соответствии с логикой истории», — писал глава конголезского религиозно-политического объединений Не Муанда Нземи21.
      Французский ученый Ж.-К. Руфен считает, что африканцев больше всего возмущал не сам факт границ,: а то, что они были навязаны колонизаторами. Однако он утверждает, что по «линейке» границы были проведены лишь в необитаемых или перенаселенных зонах22. Эту же мысль отчасти подтвердил В. А. Субботин, посвятивший многие годы изучению Конго. Шефферии и сектора (административные единицы) создавались иногда с учетом этнических границ, и даже «были приняты меры к тому, чтобы в некоторых случаях этнические границы совпадали с административными. Так, вблизи озер Киву и Танганьика возникли к началу 1930-х гг. территории баши, бахаву и барега, насчитывавшие по 100 тыс. жителей й более. Подобные территории, правда, были исключением. Подавляющее большинство народов, имевших накануне бельгийской колонизации сравнительно крупные государственные образования — азанде, лунда, баяка и другие — по-прежнему оставались разъединенными границами территорий и дистриктов», — пишет он23. Искусственные объединения или разъединения народов Центрального региона Африки послужили почвой для новых конфликтов на фоне уже имевшихся разногласий между отдельными этносами в доколониальную эпоху, когда происходили естественные миграции народов.
      В 1897 г. Леопольд II организовал международную колониальную выставку, положившую впоследствии начало самому крупному в мире музею Африки. Ее целью было повышение интереса в Бельгии к Конго. Тем самым король рассчитывал на привлечение иностранного капитала, как европейского, так и американского. В то же время, из-за свойственного ему тщеславия, он хотел продемонстрировать свое могущество перед другими метрополиями. По этому случаю в небольшом городке Тервюрене под Брюсселем — загородной резиденции Леопольда II — возвели новое здание — Колониальный Дворец, куда были доставлены африканские животные, растения, изделия африканских ремесленников и группа аборигенов из Конго. С одной стороны, Африка была представлена в неприглядном виде и пугала посетителей своей первозданностью, с другой — давала повод предпринимателям задуматься над возможностью новых перспектив. На выставке воспроизводились сцены африканской жизни с участием аборигенов, а также выставлялись предметы «экспорта» из Конго — каучук и слоновая кость. Значительная часть экспозиции была отведена этнографии. Экспонаты располагались по племенной принадлежности с комментариями. Например: «Бавали — смешанные племена — избегают белых, кормятся устрицами и добавляют соль из морской воды; батенде — абсолютно дики и неприступны; габали и банфуму — настоящие варвары, сильные племена; гомбе — племена их многочисленны, а тутуировки их различны, они придают им самый дикий вид. Все лесные племена — каннибалы... и они разделяют страсть к человеческому мясу со всеми племенами фетишистов Центральной Африки»24.
      Путешествие в Европу для некоторых конголезцев завершилось трагически — они заболели и умерли, другим повезло больше — по окончании выставки они получили подарки на общую сумму в 45 тыс. бельг. франков25. Кое-кто увозил на родину «европейскую экзотику»: мебель и одежду, которые безвозмездно предоставили им организаторы выставки.
      На приобретенных землях Конго использовался принудительный труд местного населения, которое подвергалось жестокому обращению со стороны наемных надсмотрщиков. Бунты и восстания становились не редкостью в НГК. Так, в 1895 г. протесты против насилия были отмечены в г. Лулуабург (совр. Кананга, в провинции Западное Касаи), в 1900 г. — на шахте Шинколомбе в провинции Шаба (совр. провинция Катанга) и других местах.
      Одним из конфликтогенных районов Конго всегда была провинция Шаба (на языке суахили означает медь, совр. Катанга), расположенная на востоке страны. Ее богатейшие природные богатства притягивали внимание торговцев и были объектом конкуренции между ними.
      Издавна эта территория находилась под контролем ее традиционных вождей, которые еще в средние века научились строить плавильные печи для обработки меди. В XIX в. их потеснил предприимчивый торговец из племени ньямвези, пришедший с востока — из Танганьики (совр. Танзания) — некий Мсири26. Он успешно освоился в тех местах и стал продавать в соседнюю Анголу и на Занзибар медь, слоновую кость и рабов в обмен на оружие и порох — очень быстро разбогател, расширил свои владения и создал так называемое королевство Йеке или Гараганза, а сам получил репутацию воинственного короля. Свое государство-крепость он построил таким образом, что потенциального врага можно было заметить в радиусе до 50 км.
      Однако ни хитрость Мсири, ни его армия не могли противостоять натиску европейских колонизаторов, которые сначала заигрывали с ним, но после жестоко расправились. Так, бельгийский капитан Бодсон устроил откровенную бойню в Катанге, физически истребляя всех наследников традиционных вождей, с которыми в какой-то мере считался Мсири, а затем добрался и до него. В результате армия Мсири была разгромлена, сам он убит в 1891 г., а созданное им государственное объединение стерто с лица земли. Этот исторический момент и стал началом длительного периода эксплуатации Центральной Африки27.
      Экономическая отсталость большинства африканских стран, отсутствие собственной промышленности облегчили внедрение иностранных компаний в сферу природных богатств континента. «Медный пояс» Африки, тянувшийся по Северной Родезии и Катанге, привлекал внимание английских и бельгийских промышленников. Один из городов этого региона, Элизабетвиль (ныне Лубумбаши), они превратили в столицу, своего рода Клондайк времен Золотой лихорадки в США, «где можно было встретить авантюристов всех мастей из Европы и Южной Африки»28. Интересы предпринимателей сосредоточились в богатейшей провинции Конго Катанге, где наладила производство самая крупная бельгийская компания «Union minière du Haut Katanga» (UMOK, позднее «GECAMINES»). Производство меди и кобальта на ее предприятиях непрерывно возрастало.
      В результате разграбления природных ресурсов на рубеже XIX—XX вв. появилась так называемая параллельная экономика. От непосильных налогов люди переходили границы других государств и создавали там нелегальные сети добычи и продажи полезных ископаемых.
      По мере того, как ресурсы страны расхищались, неформальный сектор экономики, основанный на контрабанде и мошеннической торговле сырьем, процветал и превратился в единственный способ выживания большей части населения. Этот подпольный бизнес укрепил ранее существовавшие связи, основанные на родственных отношениях, между приграничными районами Конго и соседними государствами, включая Уганду, Руанду, Бурунди, Кению, Замбию, Танзанию и Анголу. По мнению конголезского историка Самюэля Сольвита, параллельная экономика всегда вела к ослаблению государства, подрывала его основы и служила одним из факторов подпитки конфликтов29.
      Экономическое освоение Конго шло быстрыми темпами. Особенно наладилась добыча каучука — главной статьи экспорта колонии. Это было выгодным делом, поскольку в Европе в то время спрос на него значительно вырос. В то время как бельгийцы получали баснословные барыши, местное население страдало от непосильного труда на плантациях. Ответной реакцией на жестокое обращение было сопротивление местного населения. В 1895, 1897—1900 гг. произошли крупные выступления против колонизаторов — восстания народов кусу, луба, тетела30. Публичную огласку принудительный труд в колонии получил после выхода в свет книги английского публициста и общественного деятеля Э. Д. Мореля «Красный каучук» (по цвету крови)31.
      В европейской печати развернулась кампания против злоупотреблений Леопольда II. Этот скандал спровоцировали финансово-промышленные конкуренты Бельгии, также претендовавшие на эксплуатацию природных ресурсов Африки. В результате Леопольд II вынужден был передать Независимое государство Конго под управление Бельгии, оставив за собой внушительные привилегии. 15 ноября 1908 г., согласно королевскому указу, эта африканская страна была преобразована в Бельгийское Конго.
      Политика нового собственника, Королевства Бельгии, в отношении бельгийской колонии мало чем отличалась от экспансионистских намерений монарха. Помимо перекраивания этнической карты колонизаторы вмешивались в традиционные устои африканских обществ, которые складывались веками, играя на межэтнических противоречиях. При этом нарушался главный принцип мирного сосуществования народов Африки — равенство. До пришельцев колонизаторов оно было «золотым правилом» в сфере человеческих отношений. В этой связи Крайфорд Юнг отмечал, «что малейшее возвышение одних над другими в повседневной жизни могло стать предлогом для дискриминации»32. В Конго белые люди выстраивали своеобразные этнические иерархии. Одних этносов относили к более, других — к менее интеллектуальным. Например, в Леопольдвиле нгала, как и в Элизабетвиле (совр. Лубумбаши) иммигранты бакасаи возвышались над автохтонными народами Конго, занимая более высокую степень в иерархической лестнице. Это неизбежно приводило к межэтническим трениям.
      В результате выделения отдельных групп африканцев, которые пользовались предпочтением у колонизаторов и которым предоставлялась возможность учиться в высших учебных заведениях, образовалась африканская интеллигенция — так называемые «эволюэ» (в переводе с французского —, продвинутые или развитые). Именно так стали именовать этот слой колониального общества. Подробная история возникновения «эволюэ» и их роль в формировании национального сознания африканцев изложена, в труде А. Б. Летнева «Общественная мыль в Западной Африке»З3. Автор отмечает: «В целом, “эволюэ” были своеобразной социальной группой, занимавшей некое срединное положение в обществе, между горсткой европейцев-колонизаторов и огромной массой неграмотных соотечественников. “Эволюэ” первым подражали, ко вторым относились скорее снисходительно. Противоестественность, уродливость такой промежуточной позиции порождали немало личных трагедий. Будучи прямым порождением колонизации, они в то же время являлись ее первой духовной жертвой»34.
      В начале XX в. территория Конго превратилась в поле активного соперничества западных держав. Параллельно с этим колониальные администрации Португалии, Бельгии и Франции занялись перекраиванием этнической карты района, расселяя различные, в прошлом враждовавшие друг с другом этнические группы, на одной территории. Тем самым они создавали почву для возникновения сепаратистских движений и для будущих гражданских войн, в основе которых лежали межэтнические противоречия.
      В результате договоренностей в 1912 г. между Бельгией, Англией и Германией было принято решение об установлении границ соответственно между Конго, Угандой и Руандой. Горный массив Сабийнио, расположенный на территории тогдашнего Королевства Руанда, послужил точкой отсчета — началом демаркационных линий колоний трех стран. Таким образом на карте появились: немецкая Руанда (совр. Руанда)35, бельгийская Руанда (совр. зона Рутчуру, Гома, Масиси и остров Идживи в ДРК) и английская Руанда (совр. район Буфумбира, дистрикт Кигези в Уганде).
      Этот факт находит подтверждение в работе Рене Буржуа «Баньяруанда-Барунди». Автор пишет: «Следуя международным договоренностям 1912 года, руандийский правитель Джуху Мусинга потерял провинции... Буфумбура и Кигези, перешедшие к англичанам, в то время как бельгийцы получили Джомбо, Бвиша (совр. район Рутчуру), Камуронси (совр. район Масиси); кроме того, бельгийцы приобрели также остров Идживи на оз. Киву»36.
      В 1916 г. бельгийские войска оккупировали территории Руанды и Бурунди, входившие ранее в состав Германской Восточной Африки, образовав, таким образом, территорию Руанда-Урунди (Урунди — название Бурунди на языке суахили), хотя до этого Германия и прилагала дипломатические усилия по сохранению своих колоний в Африке. Так, в мае 1915 г. российский посланник в Бельгии И. Кудашев сообщил в Петербург, что германское правительство предприняло через одного швейцарского политического деятеля попытку заключить мир с Бельгией на следующих условиях: эвакуация германских войск из Бельгии в обмен на передачу Германии Бельгийского Конго. Из Брюсселя ответили отказом, заявив, что, по соглашению с Францией от 10 декабря 1908 г., право на приобретение Конго имеет Бельгийское Конго37.
      В 1916 г. Руанда-Урунди была оккупирована бельгийскими войсками, а спустя некоторое время после поражения Германии в первой мировой войне она, по решению Лиги Наций, в 1922 г. получила статус подмандатной территорией Бельгии. В 1925 г. Руанда-Урунди была включена в состав Бельгийского Конго.
      Для осуществления идеи переселения была организована специальная административная служба — Миссия по эмиграции Баньяруанда во главе с комиссаром дистрикта Киву Р. Спитальсом. В своем труде «Перемещение баньяруанда в Северном Киву» он писал: «Поощрение миграционного движения в сторону Киву надо рассматривать как долг-опеку, позволяющий оживить некоторые необитаемые районы Киву»38. Часть народов, живших к северо-востоку от Стэнли-пула (населенный пункт, возникший на образовавшейся на суше между левым берегом р. Конго, где находится г. Киншаса, и правым, где расположен г. Браззавиль, местное название — Нкуна или Нтамо), была переселена в районы Нижнего Конго, балуба — в провинцию Касаи. В 1920—1930-е гг. из Руанды в Киву переселили от 1,5 до 2 млн руандофонов, которые составили от 26 до 32% населения Киву39. В результате, такие восточные районы Конго, как Масиси и Ручуру, оказались населены, в основном, выходцами из Руанды.
      Важно подчеркнуть, что переселение из Руанды и Бурунди в Конго происходило в одном и том же культурном, этническом и административном пространстве. Оно находилось в ведении Главного управления бельгийской метрополии с резиденцией в Леопольдвиле и имело два подразделения: первое занималось территорией Руанда-Урунди, второе — колонией Конго. Мигрируя на восток Конго, народы «баньяруанда шли в страну своих братьев. Там они находили родственные народы и похожий климат. На новом месте баньяруанда не были ни иностранцами, ни чужестранцами»40.
      Таким образом, речь не шла о переселении «за границу». Народы, которые приходили в район Масиси, встречали тот же народ, который жил в Руанде, преимущественно — хуту и тутси. Ни у кого не возникало мысли покинуть одно государство и переселиться в другое, поскольку Конго, Руанда и Бурунди представляли собой единое административное пространство, образованное Бельгией. Рядом с переселенцами в пограничных с Руандой провинциях — Южное и Северное Киву — издавна жили местные народы баньямуленге, говорящие на одном языке с руандофонами — киньяруанда. Из-за демографического давления, а также злоупотребления местных вождей в пользу пришельцев, начались трения и выдавливание коренных народов в другие районы. В большинстве они осели в восточных районах Валикале и Гома.
      Колониальное бремя становилось непосильным для местного населения и толкало народы Конго к протестам, в том числе и к уклонению от чрезмерных налогов. Несмотря на преобладание стихийности над организованностью освободительное движение в Бельгийской колонии росло и захватывало практически все социальные слои населения. В Леопольдвиле возникло несколько очагов антиколониальной пропаганды. Наибольшую активность проявляли две группы «бунтарей». Одной из них была «Congo Man» во главе с Андре Менго. Членам его объединения присваивались воинские звания, выдавалось огнестрельное оружие. Другая группа, куда входили в основном африканские служащие компании «Huilerie du Congo belge» и которой руководил афроамериканец Вильсон, также была популярна среди конголезцев.
      В связи с этим колониальные власти издали указ «Об установлении режимов оккупации» в районах, население которых оказывало сопротивление, а в начале 1930-х гг. появилась еще одна форма репрессий — так называемые «военные прогулки», суть которых сводилась к посылке в глубинные районы страны значительных по численности армейских отрядов. Однако антиколониальное движение разрасталось и выливалось в крупные выступления.
      Наиболее масштабным стало восстание бапенде в 1931 г. (провинция Западное Касаи), спровоцированное непомерными налогами. Чтобы уклониться от их выплаты, «тысячи конголезских крестьян бежали через открытые границы в соседние районы — Анголу и Французское Конго, а другие рассеивались по лесам до прихода сборщика податей»41. Восстание было подавлено, погибло более 400 человек42. Сотни африканцев оказались в ссылке и смогли вернуться на родину лишь через многие годы43. Тем не менее, бапенде не покорились, а их сопротивление давало о себе знать на протяжении последующих десятилетий.
      Со временем появилось множество политико-религиозных оппозиционных метрополии обществ. Самым крупным движением был кимбангизм44. Свое название оно получило от имени основателя секты Симона Кимбангу — крестьянина из народности баконго. Его проповеди о богоизбранности африканцев стали популярными сначала среди конголезцев на западе страны и в северной Анголе, а затем далеко за их пределами.
      Последователи Кимбангу видели в нем пророка и спасителя, к нему стекались тысячи крестьян и рабочих. Отсюда возникло и распространилось в течение нескольких месяцев стихийное массовое движение. Однако вопреки воле Кимбангу его последователи оказывали лишь пассивное сопротивление властям: отказывались платить налоги и работать на плантациях европейцев. Позднее движение распалось на два направления. Приверженцы одного из них считали, что Кимбангу — первый пророк и необходимы последующие; сторонники другого были убеждены, что он — единственный и бессмертный.
      В 1958 г. именно это движение было легализировано. Своеобразный синкретизм протестантизма и традиционных верований, сформировавшийся в результате протеста против бельгийской колонизации, лучше других отражает африканский менталитет. Сам Кинбангу умер в тюрьме, куда был заключен за агитацию к мятежу. В 1960 г. его останки были перезахоронены в селении Нкамба в Конго, ставшем местом паломничества.
      Помимо кимбангизма существовали и другие религиозные течения, имевшие антиколониальную направленность. Они заметно влияли на состояние морального духа колониальных народов, усиливая тем самым разложение традиционной общины. К их числу относится, например, секта Китавала, отделившаяся от американской секты «Свидетели Иеговы» и проникшая затем в Африку. Члены секты провозгласили своим лозунгом тезис: «Африка — африканцам». В провинции Западное Касаи получила известность секта Эпикилипикили. На территории Бандунду действовали Лукусу, Мувунги, Мпеве и другие. В этих же провинциях имелась секта Говорящая змея, в Нижнем Конго — Миссия черных, а в восточных провинциях — Люди-леопарды. Эти религиозно-политические движения и секты сыграли впоследствии важную роль в становлении организованных движений и партий.
      Вторая мировая война 1939—1945 гг. усилила антиколониальные настроения среди конголезцев в бельгийской колонии. Именно в эти годы была нарушена изоляция, в которой бельгийские власти пытались удержать свою колонию, чтобы максимально оградить собственные интересы от конкуренции других западных стран. Так, США и Великобритания вывозили из Бельгийского Конго военно-стратегическое сырье — медь, олово, кобальт, цинк, уран и другое ценное сырье. Конголезские подразделения (примерно от 10 до 12 тыс. солдат) участвовали в операциях союзников в Эфиопии, Египте, Бирме, на Ближнем Востоке. Солдаты сравнивали свою жизнь с жизнью других народов, накапливали опыт вооруженной борьбы. Ярким примером стойкости и патриотизма для всех африканцев стало Движение сопротивления де Голля «Свободная Франция», к которому примкнула Французская Экваториальная Африка, включая Конго-Браззавиль, Габон и Камерун. По окончании войны Бельгия разместила мощную военно-воздушную базу в г. Камина (провинция Катанга). Там готовился летный состав, состоявший как из бельгийцев, так и из конголезцев. В г. Лулуабург (провинция Касаи) была открыта школа для детей погибших военнослужащих. Впоследствии обученные военному ремеслу конголезцы пополняли офицерский состав.
      В ходе войны стали возникать новые социальные прослойки — служащие государственных и частных заведений, квалифицированные рабочие, мелкие торговцы и предприниматели. Их объединения оказались более организованными, а цели — более осознанными. В 1941 г. вспыхнула забастовка рабочих металлургических предприятий крупнейшей в стране компании ЮМОК в провинции Шаба. В бельгийской администрации ее назвали «революционной и насильственной». В 1944—1945 гг. поднялся на борьбу пролетариат в провинции Нижнее Конго, в ноябре-декабре 1945 г. прошла мощная забастовка докеров, которая парализовала на время порт Матади. Одновременно с докерами порта бастовали рабочие предприятий столицы.
      После второй мировой войны в условиях гонки вооружений, способствовавшей возможной развязке ядерной войны, ресурсы Конго стали играть стратегическую роль. На первом месте стоял уран, добычу которого захватили США для реализации «Плана Манхэттен», цель которого сводилась к созданию атомной бомбы. Как свидетельствуют документы, сырье для атомных бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки, добывалось в шахте Шинколомбе в Катанге45. В 1960-е гг. на долю Конго приходилось 60% мировой добычи урана46.
      В конце 1940-х — начале 1950-х гг. повсюду в стране раздавались голоса с требованием политических реформ, свободы слова и печати. В 1950 г. возникла Ассоциация народов баконго «Абако», объединившая около 30 различных культурно-просветительных организаций. В 1953 г. она получила статус партии, а ее лидером стал Жозеф Касавубу (позднее — первый президент Конго).
      Вторая половина 1950-х гг. характеризовалась заметной активизацией общественно-политической жизни не только в Конго, но и в соседних странах. В 1945 г., после окончания второй мировой войны, режим мандатов был заменен режимом международной опеки. По решению Генеральной Ассамблеи ООН, в декабре 1946 г. Руанда-Урунди была передана под опеку Бельгии, и лишь в июле 1962 г. образовались два самостоятельных государства — Руанда и Бурунди. Бельгийский историк А. Бильсен в одном из своих исследований писал: «В эпоху 1954—1956 годов Конго и Руанда-Урунди нам казались “немыми”. Никто публично не выражал своих желаний (быть независимыми. — Г. С., И. Х.). Тем не менее, в латентной форме африканские элиты быстро эволюционировали к эмансипации»47.
      Многолетняя борьба за расширение прав профсоюзов в Конго привела к принятию в 1957 г. закона, в рамках которого население получило возможность создавать профсоюзные организации с правом на забастовку. Помимо профсоюзов стали возникать ассоциации и кружки «образованных граждан». В основном это были организации, сформированные каким-либо одним этносом. Именно в них формировались руководители общенациональных партий. Только в Киншасе в 1956 г. насчитывалось 88 таких организаций. Помимо «Абако», крупнейшими были « Братья - лулуа» и Ассоциация народа басонге. В 1957 г. в провинции Катанга появилась партия Конакат (Конфедерация племенных ассоциаций Катанги), созданная группой местных предпринимателей и вождей. Ее возглавил Моиз Чомбе, проводивший позднее идею отделения Катанги. Среди националистических партий, возникших в тот период, были Партия африканской солидарности во главе с Антуаном Гизенгой, а также партия народа балуба — Балубакат и Центр африканской перегруппировки.
      В эти же годы на политическую арену вышел Патрис Лумумба, ставший мощной политической фигурой в национально-освободительной борьбе. Это был «блестящий оратор с харизмой и обаянием вождя»48. В 1958 г. П. Лумумба создал партию «Национальное движение Конго» (НДК). Он выступал против колониализма, этнического превосходства, за единое Конго с сильной центральной властью. НДК сформировалась как общенациональная партия, объединявшая представителей различных этнических групп. Ее программа отрицала трайбализм, провозглашала принцип неделимости страны, осуждала расовую и этническую дискриминацию. Эта особенность выделяла ее среди других политических объединений.
      В конце 50-х гг. XX столетия была популярна и широко обсуждалась небольшая брошюра профессора Колониального университета в Антверпене (Бельгия) Ван Бильсена «30-летний план политической эмансипации Бельгийской Африки». В этой работе автор предложил бельгийскому правительству за 30 лет подготовить «надежную» конголезскую элиту для управления собственной страной. По его мнению, лишь тогда Конго обретет независимость. Ведущая в то время партия «Абако» во главе с Ж. Касавубу отвергла этот план и потребовала немедленного предоставления независимости. В 1957 г. колониальные власти признали африканские политические партии де-факто, а в 1959 г. — де-юре. Этот год стал переломным в борьбе за независимость49.
      Попытки правящих кругов Бельгии затормозить антиколониальное движение с помощью частичных реформ провалились. По требованию блока партий, возглавляемых НДК, на конференции «Круглого стола» (Брюссель, январь-февраль 1960 г.) Бельгия заявила о согласии предоставить Бельгийскому Конго независимость. 30 июня 1960 г. бельгийский король Бодуэн в Леопольдвиле официально объявил о независимости Бельгийского Конго. На карте мира появилось государство Республика Конго50.
      О последствиях колониализма возникает много споров. Одни отстаивают мнение о цивилизаторской миссии тех, кто покорял Африку, другие утверждают обратное. Довольно яркую оценку колониализму дал сенегальский исследователь К. Дэма: «Колонизация оглушила, словно ударом дубинки, традиционные общества и направила их эволюцию по иному пути»51. Придуманные колонизаторами теории под благовидными названиями, типа патернализма или опекунства, лишь вводили в заблуждение африканские народы, искажая реалии и разрушая их традиционные общества. Можно согласиться и с тезисом А. З. Зусмановича, автора фундаментального труда «Империалистический раздел бассейна Конго», который назвал Конго «тюрьмой для народов», а нанесение на карту искусственных границ — кровавым, насильственным вмешательством в нормальный исторический процесс формирования и развития народов Централь­ной Африки52.
      Общая картина бельгийского колониализма могла бы стать более полной при ее сопоставлении с колониальным наследием крупных метрополий, таких как Великобритания и Франция. Тем не менее, высказанные соображения помогут лучше понять происхождение современных конфликтов в Африке, которые стали прямым следствием ее колониальной истории.
      Примечания
      1. ОРЛОВА А.С. История государства Конго (XVI—XVII вв.). М. 1968; VANCINA J. Les anciens royaumes de la Savane. Léopoldville. 1965; Le royaume Kuba. Tervuren. 1964; The Tio Kingdom of the Middle Congo. 1880—1892. London-New York-Toronto. 1973.
      2. La correspondance de Leopold. — La Lutte (Dakar), № 17, Janvier 1959.
      3. СУББОТИН B.A. Бельгийская экспансия и колониальный гнет в период завершения территориального раздела Африки. В кн.: История Заира в новое и новейшее время. М. 1982, с. 71.
      4. SOLVIT S. RDC: Rêve ou illusion? Conflits et ressources naturelles en République Démocratique du Congo. Paris. 2009, p. 22.
      5. SCHUYLENBERG P. van. La mémoire des Belges en Afrique Centrale. Inventaire des Archives historiques. Vol. 8. Tervuren (Belgique). 1997, p. 8.
      6. Legs de Jules Cornet. Le 25ème et 50ème Anniversaire du Chemin de Fer du Congo. Lettre manuscrite de Toby Claes, Membre de la Commission d’enquette du Chemain de Fer du Congo (1895) à Rene-Jules Cornet. Collection № 52-9, doc. 1355.
      7. Le legs de Maurice Robert. Lettre manuscrite de J. Cornet, datée Mons, le 13 février 1911, remerciant G. Perier d’avoir bien voulu lui communiquer des renseignemets sur les mines de Djoué. R.G. 626, Collection № 60-72, doc. 548; Le legs de Maurice Robert. Lettre manuscrite de J. Cornet, daté de Mons, le 23 mars février 1911 ou J. Cornet donne son opinion quant à la possibilité et les difficultés de l’exlpotation éventuelle de la mine Djoué. R.G. 626, Collection № 60-72, doc. 550.
      8. Carnets de route de Jules Cornet du 21 août au 21 septembre 1892. De N’tenké Capelembe, de Nyagamba a laTchiunga — visites aux mines de cuivre de Kiola, de Katanga à Mkala, Katete. Excursions au gisement de cuivre de Kioabana; retour jusqu’à Moi Mokilu. Visites aux mines de cuivres de Kimbué et Inambuloi, Макака, depart pour Kilassa, Kafunda Mikopo, Moi Sompoué, Kalouloi, Chamélengué. R.G. 629, Collection № 52-9, doc. 261.
      9. Legs de Josue Henry de la Lindi.La correspondence de Josue Henry de la Lindi avec Leon Hanolet. Lettre du 11 septembre 1898. Collection № 62.40, doc. 463.
      10. Legs de Josue Henry de la Lindi. La lettre de Alphonse Cayen, attaché depuis 1916 au Service de la propagande coloniale, Ministère des Colonies, aux autorités de ce ministère du 13 juin 1919. Collection № 57.49, doc. 1915.
      11. Под названием «призраки короля Леопольда II» автор скорее всего имел в виду многочисленные человеческие жертвы, о которых власти Бельгии старались умалчивать. По прошествии времени эти жертвы «заговорили» устами автора, который собрал обширный материал по данной теме.
      12. HOCHSCHILD A. Les Fantômes du roi Leopold. La terreur coloniale dans l’Etat du Congo 1884-1908. Paris. 1998, p. 235.
      13. Ibid., p. 236.
      14. ЗУСМАНОВИЧ A.3. Империалистический раздел бассейна Конго (1876—1894 гг.). М. 1962,с. 34.
      15. Там же, с. 18.
      16. СУББОТИН В.А. Ук. соч., с. 98.
      17. TSHIMANGA KOYA KAKONA. Le Shaba. Sept ans après. T. I. 1972, p. 24.
      18. ОРЛОВА A.C. Африканские народы. M. 1958, с. 4.
      19. КАВАМВА В. Frontière en Afrique Centrale: gage de souverainité? popups.ulg.ac.be/federalism/document.php?id=294.
      20. Ibidem.
      21. Ibidem.
      22. RUFFIN J.-CH. L’Afrique déchirée. 2004. lexpress.fr/actualite/monde/afrique/l-afrique-dechiree_498748.html?p=:2.
      23. СУББОТИН В.А. Система колониальной эксплуатации и становление новых социальных сил. 1918 — 1960 гг. В кн.: История Заира в новое и новейшее время, с. 122-123.
      24. ОЛЬДЕРОГГЕ Д.А. Проблемы этнической истории Африки. В кн.: Этническая история Африки. Доколониальный период. М. 1977, с. 5.
      25. WYNANTS M. Des ducs de Brabant aux villages congolais. Tervuren et l’Exposition coloniale 1897. Musée Royal de l’Afrique Centrale. Tervuren. 1997, p. 125.
      26. VERBEKEN A. Msiri, roi du Garenganze. “L’Homme rouge” du Katanga. Bruxelles. 1956.
      27. TSHIMANGA KOYA KAKONA. Op. cit., p. 2.
      28. СУББОТИН В.А. Система колониальной эксплуатации..., с. 119.
      29. IFOLI INSILO. Op. cit., р. 30.
      30. См.: ВИНОКУРОВ Ю.Н. Народы Экваториальной Африки в борьбе против бельгийского колониализма. История национально-освободительной борьбы народов Африки в новейшее время. М. 1978; BOUVIER P. L’accession du Congo belge à l’indépendence. Bruxelles. 1965; SCHREVEL M. de. Les forces politiques de la décolonization congolaise jusqu’à la veille de l’independaance. Louvain. 1970.
      31. MOREL E.D. Red rubber. The rubber slave trade in the Congo. London. 1907.
      32. Цит no: NDAYWEL E NZIEM ISIDORE. Histoire générale du Congo. Bruxelles. 1998, р. 471.
      33. ЛЕТНЕВ А.Б. Общественная мысль в Западной Африке. 1918—1939. М. 1983, с. 23-28.
      34. Там же, с. 26.
      35. Подробнее см. ПЕРСКИЙ Е.Б. Бурунди. М. 1977.
      36. BOURGEOIS R. Banyarwanda-Barundi. T. I. Bruxelles. 1953, p. 38.
      37. МОРОЗОВ E.B. Африка в Первой мировой войне. СПб. 2009, с. 100.
      38. SPITAELES R. Transplantation des Banyarwanda dans le Kiwu-Nord. — Problème d’Afrique Centrale. 1953, № 20, p. 110.
      39. RDC: Etat de Crise et Perspectives Futures. 1 Février 1997, p. 6. http://www.unhcr.org/ refworld/docid/3ae6a6b710.html.
      40. Ibidem.
      41. Ibidem.
      42. Histoire Générale de l’Afrique. Vol. VII. Paris. 1989, p. 465.
      43. История национально-освободительной борьбы народов Африки в новейшее время. М. 1979, с. 315.
      44. Histoire Générale de l’Afrique, p. 466.
      45. NDAYWEL E NZIEM I. Histoire generale du Congo: de l’héritage ancient à la République Démocratique. Belgique. 1998, p. 13.
      46. SOLVIT S. Op.cit., p. 34.
      47. BISLEN A.A.J. van. Vers l’indépendence du Congo et du Ruanda-Urundi, Kraainem (Belgium). 1958, p. 7.
      48. История Тропической и Южной Африки в новое и новейшее время. М. 2010, с. 234.
      49. ПОНОМАРЕНКО Л.В. Патрис Лумумба: неоконченная история короткой жизни. М. 2010, с. 64.
      50. Официально Конго в разное время называлось по-разному. 30 июня 1960 г. вместо Бельгийского Конго появилась Республика Конго. С 1964 г. страна называлась Демократическая Республика Конго, с октября 1971 г. Республика Заир, а с 1997 г. — вновь Демократическая Республика Конго.
      51. DEME К. Les classe sociales dans le Sénégal précolonial. — La Pensée. 1966, № 130.
      52. ЗУСМАНОВИЧ A.3. Ук. соч., с. 9.
    • Суслопарова Е. А. Маргарет Бондфилд
      Автор: Saygo
      Суслопарова Е. А. Маргарет Бондфилд // Вопросы истории. - 2018. - № 2. С. 14-33.
      Публикация посвящена первой женщине — члену британского кабинета министров — Маргарет Бондфилд (1873—1953). Автор прослеживает основные этапы биографии М. Бондфилд, формирование ее личности, политическую карьеру, взгляды, рассматривает, как она оценивала важнейшие события в истории лейбористской партии, свидетелем которых была.
      На протяжении десятилетий научная литература пестрит работами, посвященными первой британской женщине премьер-министру М. Тэтчер. Авторы изучают ее характер, привычки, стиль руководства и многое другое. Однако на сегодняшний день мало кто помнит имя женщины, во многом открывшей двери в британскую большую политику для представительниц слабого пола. Лейбориста Маргарет Бондфилд стала первой в истории Великобритании женщиной — членом кабинета министров, а также Тайного Совета еще в 1929 году.
      Сама Бондфилд всегда считала себя командным игроком. Взлет ее карьеры неотделим от истории развития и усиления лейбористской партии в послевоенные 1920-е годы. Лейбористы впервые пришли к власти в 1924 г. и традиционно поощряли участие женщин в политической жизни в большей степени, нежели консерваторы и либералы. Несмотря на статус первой женщины-министра Бондфилд не была обласкана вниманием историков даже у себя на Родине. Практически единственной на сегодняшний день специально посвященной ей книгой остается работа современницы М. Гамильтон, изданная еще в 1924 году1.
      Тем не менее, Маргарет прожила довольно яркую и насыщенную событиями жизнь. Неоценимым источником для историка являются ее воспоминания, опубликованные в 1948 г., где Бондфилд подробно описывает важнейшие события своей жизни и карьеры. Книга не оставляет у читателя сомнений в том, что автор знала себе цену, была достаточно умна, наблюдательная, обладала сильным характером и умела противостоять обстоятельствам. В отечественной историографии личность Бондфилд пока не удостаивалась пристального изучения. В этой связи в данной работе предполагается проследить основные вехи биографии Маргарет Бондфилд, разобраться, кем же была первая британская женщина-министр, как она оценивала важнейшие события в истории лейбористской партии, свидетелем которых являлась, стало ли ее политическое восхождение случайным стечением обстоятельств или закономерным результатом успешной послевоенной карьеры лейбористской активистки.
      Маргарет Бондфилд родилась 17 марта 1873 г. в небогатой многодетной семье недалеко от небольшого городка Чард в графстве Сомерсет. Ее отец, Уильям Бондфилд, работал в текстильной промышленности и со временем дослужился до начальника цеха. К моменту рождения дочери ему было далеко за шестьдесят. Уильям Бондфилд был нонконформистом, радикалом, членом Лиги за отмену Хлебных законов. Он смолоду много читал, увлекался геологией, астрономией, ботаникой, а также одно время преподавал в воскресной церковной школе. Мать, Энн Тейлор, была дочерью священника-конгрегационалиста. До 13 лет Маргарет училась в местной школе, а затем недолгое время, в 1886—1887 гг., работала помощницей учителя в классе ддя мальчиков. Всего в семье было 11 детей, из которых Маргарет по старшинству была десятой. По ее собственным воспоминаниям, по-настоящему близка она была лишь с тремя из детей2.
      В 1887 г. Маргарет Бондфилд начала полностью самостоятельную жизнь. Она переехала в Брайтон и стала работать помощницей продавца. Жизнь в городе была нелегкой. Маргарет регулярно посещала конгрегационалистскую церковь, а также познакомилась с одной из создательниц Женской Либеральной ассоциации — активной сторонницей борьбы за женские права Луизой Мартиндейл, которая, по воспоминаниям Бондфилд, а также по свидетельству М. Гамильтон, оказала на нее огромное влияние. По словам Маргарет, у нее был дар «вытягивать» из человека самое лучшее. Мартиндейл помогла ей «узнать себя», почувствовать себя человеком, способным на независимые суждения и поступки3. Луиза Мартиндейл приучила Бондфилд к чтению литературы по социальным проблематике и привила ей вкус к политике.
      В 1894 г., накопив, как ей казалось, достаточно денег, Маргарет решила перебраться в Лондон, где к тому времени обосновался ее старший брат Фрэнк. После долгих поисков ей с трудом удалось найти уже привычную работу продавца. Первые несколько месяцев в огромном городе в поисках работы она вспоминала как кошмар4. В Лондоне Бондфилд вступила в так называемый Идеальный клуб, расположенный на Тоттенхэм Корт Роуд, неподалеку от ее магазина. Членами клуба в ту пору были драматург Б. Шоу, супруги фабианцы Сидней и Беатриса Вебб и ряд других интересных личностей. Как вспоминала сама Маргарет, целью клуба было «сломать классовые преграды». Его члены дискутировали, развлекались, танцевали.
      В Лондоне Маргарет также вступила в профсоюз продавцов и вскоре была избрана в его районный совет. «Я работала примерно по 65 часов в неделю за 15—25 фунтов в год... я чувствовала, что это правильный поступок», — отмечала она впоследствии5. В результате в 1890-х гг. Бондфилд пришлось сделать своеобразный выбор между церковью и тред-юнионом, поскольку мероприятия для прихожан и профсоюзные собрания проводились в одно и то же время по воскресеньям. Маргарет предпочла посещать последние, однако до конца жизни оставалась человеком верующим.
      Впоследствии она подчеркивала, что величайшая разница между английским рабочим движением и аналогичным на континенте состояла в том, что его «островные» основоположники имели глубокие религиозные убеждения. Карл Маркс обладал лишь доктриной, разработанной в Британском музее, отмечала Бондфилд. Британские же социалисты имели за своей спиной вековые традиции. Сложно определить, что ими движет — интересы рабочего движения или религия, писала она о социалистических и профсоюзных функционерах, подобных себе. Ее интересовало, что заставляет таких людей после тяжелой работы, оставаясь без выходных, ехать в Лондон или из Лондона, возвращаться домой лишь в воскресенье вечером, чтобы с утра в понедельник вновь выйти на работу. Неужели просто «желание добиться более короткой продолжительности рабочего дня и увеличения зарплаты для кого-то другого?» На взгляд Бондфилд, именно религиозность лежала в основе подобного самопожертвования6.
      Маргарет также вступила в Женский промышленный совет, членами которого были жена будущего первого лейбористского премьер-министра Р. Макдональда Маргарет и ряд других примечательных личностей. Наиболее близка Бондфилд была с активистской Лилиан Гилкрайст Томпсон. В Женском промышленном совете Маргарет занималась исследовательской рабой, в частности, проблемой детского труда7.
      В 1901 г. умер отец Бондфилд, и проживавший в Лондоне ее брат Фрэнк был вынужден вернуться в Чард, чтобы поддержать мать. В августе того же года в возрасте 24 лет скончалась самая близкая из сестер — Кэти. Еще один брат, Эрнст, с которым Маргарет дружила в детстве, умер в 1902 г. от пневмонии. После потери близких делом жизни Маргарет стало профсоюзное движение. Никакие любовные истории не нарушали ее спокойствие. «У меня не было времени ни на замужество, ни на материнство, лишь настойчивое желание служить моему профсоюзу», — писала она8. В 1898 г. Бондфилд стала помощником секретаря профсоюза продавцов, а в дальнейшем, до 1908 г., занимала должность секретаря.
      В этот период Маргарет познакомилась с активистами образованной еще в 1884 г. Социал-демократической федерации (СДФ), возглавляемой Г. Гайндманом. Она вспоминала, что в первые годы профсоюзной деятельности ей приходилось выступать на митингах со многими членами СДФ, но ей не нравился тот акцент, который ее представители ставили на необходимости «кровавой классовой войны»9. Гораздо ближе Бондфилд были взгляды другой известной социалистической организации тех лет — Фабианского общества, пропагандировавшего необходимость мирного и медленного перехода к социализму.
      Маргарет с интересом читала фабианские трактаты, а также вступила в «предвестницу» лейбористской партии — Независимую рабочую партию (НРП), созданную в Брэдфорде в 1893 году.
      На рубеже XIX—XX вв. Бондфилд приняла участие в организованной НРП кампании «Война против бедности» и познакомилась со многими ее известными активистами и руководителями — К. Гради, Б. Глазье, Дж. Лэнсбери, Р. Макдональдом. Впоследствии Маргарет подчеркивала, что членство в НРП очень существенно расширило ее кругозор. Она также была представлена известному английскому писателю У. Моррису. По свидетельству современницы и биографа Бондфилд М. Гамильтон, в эти годы ее героиня также довольно много писала под псевдонимом Грейс Дэе для издания «Продавец».
      В своей работе Гамильтон обращала внимание на исключительные ораторские способности, присущие Маргарет смолоду. На взгляд Гамильтон, Бондфилд обладала актерским магнетизмом и невероятным умением устанавливать контакт с аудиторией. «Горящая душа, сокрытая в этой женщине с блестящими глазами, — отмечала Гамильтон, — вызывает ответный отклик у всех людей, с кем ей приходится общаться»10. Сама Бондфильд в этой связи писала: «Меня часто спрашивают, как я овладела искусством публичного выступления. Я им не овладевала». Маргарет признавалась, что после своей первой публичной речи толком не помнила, что сказала11. Однако с началом профсоюзной карьеры ей приходилось выступать довольно много. Страх перед трибуной прошел. Бондфилд обладала хорошим зычным голосом, смолоду была уверена в себе. По всей вероятности, эти качества и сделали ее одной из лучших женщин-ораторов своего поколения. Впрочем, современники признавали, что ей больше удавались воодушевляющие короткие речи, нежели длинные.
      В 1899 г. Маргарет впервые оказалась делегатом ежегодного съезда Британского конгресса тред-юнионов (БКТ). Она была единственной женщиной, присутствовавшей на профсоюзном собрании, принявшим судьбоносную для британской политической истории резолюцию, приведшую вскоре к созданию Комитета рабочего представительства для защиты интересов рабочих в парламенте. В 1906 г. он был переименован в лейбористскую партию. На съезде БКТ 1899 г. Бондфилд впервые довелось выступить перед столь представительной аудиторией. Издание «Морнинг Лидер» писало по этому поводу: «Это была поразительная картина, юная девушка, стоящая и читающая лекцию 300 или более мужчинам... вначале конгресс слушал равнодушно, но вскоре осознал, что единственная леди делегат является оратором неожиданной силы и смелости»12.
      С 1902 г. на два последующих десятилетия ближайшей подругой Бондфилд стала профсоюзная активистка Мэри Макартур. По словам биографа Гамильтон, это был «роман ее жизни». С 1903 г. Мэри перебралась в Лондон и стала секретарем Женской профсоюзной лиги, основанной еще в 1874 г. с целью популяризации профсоюзного движения среди представительниц слабого пола. Впоследствии, в 1920 г., лига была превращена в женское отделение БКТ. Бондфилд долгие годы представляла в этой Лиге свой профсоюз продавцов. В 1906 г. Мэри Макартур также основала Национальную федерацию женщин-работниц. Последняя в дальнейшем эволюционировала в женскую секцию крупнейшего в Великобритании профсоюза неквалифицированных и муниципальных рабочих, с которым будет связана и судьба Маргарет.
      В своих мемуарах Бондфилд писала, что впервые оказалась на континенте в 1904 году. Наряду с Макартур и женой Рамсея Макдональда она была приглашена на международный женский конгресс в Берлине. Маргарет не осталась безучастна к важнейшим событиям, будоражившим ее страну в конце XIX — начале XX века. Она занимала пробурскую сторону в годы англо-бурской войны. Бондфилд приветствовала известный «Доклад меньшинства», подготовленный, главным образом, Беатрисой Вебб по итогам работы королевской комиссии, целью которой было усовершенствование законодательства о бедных13. «Доклад» предлагал полную отмену Работных домов, учреждение вместо этого специального государственного департамента с целью защиты интересов безработных и ряд других мер.
      Маргарет была вовлечена в суфражистское движение, являясь членом, а затем и председателем одного из суфражистских обществ. С точки зрения Гамильтон, убеждение в полном равенстве мужчин и женщин шло у Бондфилд из детства, поскольку ее мать подчеркнуто одинаково относилась как к дочерям, так и к сыновьям14. Позиция Маргарет была специфической. Сама она писала, что выступала, в отличие от некоторых современников, против ограниченного распространения избирательного права на женщин на основе имущественного ценза. На ее взгляд, это лишь усиливало политическую власть имущих слоев населения. Маргарет же требовала всеобщего избирательного права для мужчин и женщин, а также призывала к борьбе с коррупцией на выборах. Вспоминая тщетные предвоенные попытки добиться расширения избирательного права, Бондфилд справедливо писала о том, что только вклад женщин в победу в первой мировой войне наконец свел на нет аргументы противников реформы15.
      В 1908 г. Маргарет оставила пост секретаря профсоюза продавцов. Ее биограф Гамильтон объясняет этот поступок желанием своей героини найти себе более широкое применение16. В 1910 г. Маргарет впервые посетила США по приглашению знакомой. В ходе поездки ей довелось присутствовать на выступлении Теодора Рузвельта, который, по ее мнению, эффективно сочетал в себе таланты государственного деятеля и способного пропагандиста17.
      Маргарет много ездила по стране и выступала в качестве оратора-пропагандиста от НРП. Как писала Гамильтон, в эти годы она была среди тех, кто «создавал общественное мнение»18. В 1913 г. Маргарет стала членом Национального административного совета этой партии. Она также участвовала в работе Женской профсоюзной лиги и Женской лейбористской лиги, основанной в 1906 г. при участии жены Макдональда. Лига работала в связке с лейбористской партией с целью популяризации ее среди женского электората. В 1910 г. Бондфилд приняла участие в выборах в Совет лондонского графства от Вулвича, но заняла лишь третье место. Она начала активно работать в Женской кооперативной гильдии, созданной еще в 1883 г. и насчитывавшей примерно 32 тыс. человек19.
      Очень многие представители НРП были убежденными пацифистами. Бондфилд была с ними солидарна. Она отмечала, что разделяла взгляды тех, кто осуждал тайную предвоенную дипломатию министра иностранных дел Э. Грея. Маргарет вспоминала, как восхищалась лидером лейбористской партии Макдональдом, когда он осмелился в ходе известных парламентских дебатов 3 августа 1914 г. выступить в палате общин против Грея20. Тем не менее, большинство членов лейбористской партии, в отличие от НРП, с началом войны поддержало политику правительства. Это вынудило Макдональда подать в отставку со своего поста.
      Вскоре после начала войны Бондфилд согласилась, по просьбе подруги Мэри Макартур, занять пост помощника секретаря Национальной федерации женщин-работниц. В 1916 г. Маргарет, как и большинство представителей НРП, резко протестовала против перехода к всеобщей воинской повинности. В своих мемуарах она отмечала, что отношение к человеческой жизни как к самому дешевому средству решения проблемы стало «величайшим позором» первой мировой войны21.
      В 1918 г. в лейбористской партии произошли серьезные перемены, инициированные ее секретарем А. Гендерсоном, к которому Бондфилд всегда испытывала симпатию и уважение. Был принят новый Устав, вводивший индивидуальное членство, позволившее в дальнейшем расширить электорат партии за счет населения за рамками тред-юнионов. Наряду с этим была принята первая в истории программа, включавшая в себя важнейшие социал-демократические принципы. Все это существенно укрепило позицию лейбористской партии и способствовало ее заметному усилению в послевоенное десятилетие. Как вспоминала Маргарет, «мы вступили в военный период сравнительно скромной и небольшой партией идеалистов... Мы вышли из него с организацией, политикой и принципами великой национальной партии»22. Несмотря на то, что лейбористы проиграли выборы 1918 г., новая партийная машина, запущенная в 1918 г., позволила им добиться заметного успеха в ближайшее десятилетие, а Бондфилд со временем занять кресло министра.
      В начале 1919 г. Бондфилд приняла участие в международной конференции в Берне, явившей собой неудавшуюся в конечном счете попытку возродить фактически распавшийся с началом первой мировой войны Второй интернационал. Наряду с Маргарет, со стороны Великобритании в ней участвовали Р. Макдональд, Г. Трейси, Р. Бакстон, Э. Сноуден и ряд других фигур. В том же году Бондфилд была отправлена в качестве делегата БКТ на конференцию Американской федерации труда. Это был ее второй визит в США. В ходе поездки она познакомилась с президентом Американской федерации труда С. Гомперсом.
      В первые послевоенные годы одним из острейших в британской политической жизни стал ирландский вопрос. «Пасхальное воскресенье» 1916 г., вооруженное восстание ирландских националистов, подавленное британскими властями, практически перечеркнуло все довоенные попытки премьер-министра Г. Асквита умиротворить Ирландию обещанием предоставить ей самоуправление. «Если мы не откажемся от военного господства в Ирландии, то это чревато катастрофой, — заявила Бондфилд в 1920 г. в одном из публичных выступлений. — Я твердо стою на том, чтобы предоставить большинству ирландского населения возможность иметь то правительство, которое они хотят, в надежде, что они, возможно, пожелают войти в наше союзное государство. Это единственный шанс достичь мира с Ирландией»23.
      Маргарет приветствовала англо-ирландский договор 1921 г., который было вынуждено заключить послевоенное консервативно-либеральное правительство Д. Ллойд Джорджа после провала насильственных попыток подавить национально-освободительное движение. Согласно договору, большая часть Ирландии провозглашалась «Ирландским свободным государством», однако Северная Ирландия (Ольстер) оставалась в составе Соединенного королевства. Бондфилд с печалью отмечала, что политики «опоздали на десять лет» в решении ирландского вопроса24.
      В 1920 г. Маргарет стала одной из первых англичанок, посетивших большевистскую Россию в рамках лейбористско-профсоюзной делегации. Членами делегации были также Б. Тернер, Т. Шоу, Р. Уильямс, Э. Сноуден и ряд других активистов25. Целью визита было собрать и донести до британского рабочего движения достоверную информацию о том, что на самом деле происходит в России. В ходе поездки Бондфилд вела подробный дневник, впоследствии опубликованный на страницах ее воспоминаний. Он позволяет судить о том, какое впечатление первое в мире социалистическое государство произвело на автора. Любопытно, что другая женщина — член делегации — Этель Сноуден, жена будущего лейбористского министра финансов, также обнародовала свои впечатления от этого визита, в 1920 г. издав книгу «Сквозь большевистскую Россию»26. Если сравнивать наблюдения двух лейбористок, то Бондфилд увидела Россию в целом в менее мрачных тонах, нежели ее спутница.
      Маргарет посетила Петроград, Москву, Рязань, Смоленск и ряд других мест. Она встречалась с Л. Б. Каменевым, С. П. Середой, В. И. Лениным. Последний, по воспоминаниям Бондфилд, был откровенен и даже готов признать, что власть допустила некоторые ошибки, а западные демократии извлекут урок из этих ошибок27. Простые люди, встречавшиеся в ходе поездки, показались Маргарет худыми и холодными. Ее поразило, что женщины наравне с мужчинами занимаются тяжелым физическим трудом.
      В отличие от Э. Сноуден, Маргарет не склонна была резко критиковать большевистский режим. Она отмечала в дневнике, что неоднократно встречалась с простыми людьми, которые от всего сердца поддерживали перемены. Тем не менее, Бондвилд не скрывала и того, что столкнулась в России с теми, для кого новый режим стал трагедией. По поводу иностранной интервенции Маргарет писала в 1920 г., что, на ее взгляд, она не сможет сломить советских людей, но лишь «заставит их ненавидеть нас»28.
      Более того, впоследствии в своих мемуарах Бондфилд подчеркивала, что делегация не нашла в России ничего, что оправдывало бы политику войны против нее. Активная поддержка представителями лейбористской партии кампании «Руки прочь от России» в целом не была обусловлена желанием основной массы активистов повторить сценарий русской революции. Бондфилд, как и многие ее коллеги по партии, была убеждена в том, что жители России имеют полное право без иностранного вмешательства определять контуры того общества, в котором они намерены жить.
      В 1920 г. Маргарет впервые выставила свою кандидатуру на дополнительных выборах в парламент от округа Нортамптон. Борьба закончилась поражением, принеся, тем не менее, Бондфилд ценный опыт предвыборной борьбы. В начале 20-х гг. XX в. лейбористы вели на местах напряженную организационную работу, чтобы перехватить инициативу у расколовшейся еще в 1916 г. либеральной партии. В ходе всеобщих выборов 1922 г., последовавших за распадом консервативно-либеральной коалиции во главе с Ллойд Джорджем, Бондфилд вновь боролась за Нортамптон. Несмотря на второй проигрыш подряд, она справедливо отмечала, что выборы 1922 г. стали вехой в лейбористской истории. Они принесли партии первый в XX в. настоящий успех. Лейбористы заняли второе место, вслед за консерваторами, обойдя наконец обе группировки расколовшейся либеральной партии вместе взятые. Впервые, писала Бондфилд, «мы стали оппозицией Его Величества, что на практике означало альтернативное правительство»29.
      Несмотря на неудачные попытки Маргарет стать парламентарием, ее профсоюзная карьера в послевоенные годы складывалась весьма успешно. В 1921 г. Национальная федерация женщин-работниц слилась с профсоюзом неквалифицированных и муниципальных рабочих, превратившись в его женскую секцию. После смерти своей подруги Макартур Бондфилд стала с 1921 г. на долгие годы секретарем секции. В 1923 г. она оказалась первой женщиной, которой была оказана честь стать председателем БКТ30.
      В конце 1923 г. консервативный премьер-министр С. Болдуин фактически намеренно спровоцировал досрочные выборы с тем, чтобы консерваторы могли осуществить протекционистскую программу реформ, не представленную ими в ходе последней избирательной кампании 1922 года. Лейбористы вышли на эти выборы под флагом защиты свободы торговли. Маргарет вновь была заявлена партийным кандидатом от Нортамптона. В своем предвыборном обращении она заявляла, что ни свобода торговли, ни протекционизм сами по себе не способны решить проблемы британской экономики. Необходима «реальная свобода торговли», отмена всех налогов на продукты питания и предметы первой необходимости, тяжелым бременем лежащих на рабочих и среднем классе31.
      Выборы впервые принесли Бондфилд успех. Она одержала победу как над консервативным, так и над либеральным соперником. «Округ почти сошел с ума от радости», — не без гордости вспоминала Маргарет. Победительницу торжественно провезли по городу в открытом экипаже32. Наряду с Бондфилд, в парламент были избраны еще две женщины-лейбористки: С. Лоуренс и Д. Джусон33. Что касается результатов по стране, то в целом парламент оказался «подвешенным». Ни одна из партий — ни консервативная (248 мест), ни лейбористская (191 мест), ни впервые объединившаяся после войны в защиту свободы торговли либеральная (158 мест) — не получила абсолютного парламентского большинства34.
      Формирование правительства могло быть предложено лидеру либералов Г. Асквиту, но он не желал зависеть от благосклонности соперников. В результате с согласия Асквита, изъявившего готовность подержать в парламенте стоящих на стороне фри-треда лейбористов, в январе 1924 г. было создано первое в истории Великобритании лейбористское правительство во главе с Р. Макдональдом.
      В действительности это был трагический рубеж в истории либеральной партии, которой больше никогда в XX в. не представится даже отдаленный шанс сформировать собственное правительство, и судьбоносный в истории лейбористов. Бондфилд, вспоминая события того времени, полагала, что решением 1924 г. Асквит фактически «разрушил свою партию». Вопрос спорный, поскольку в трагической судьбе либералов свою роль, несомненно, сыграл и другой известный либеральный политик — Д. Ллойд Джордж. Именно он согласился в 1916 г. стать премьер-министром взамен Асквита и тем самым способствовал расколу либеральных рядов в годы первой мировой войны на две группировки (свою и асквитанцев). Тем не менее, на взгляд Бондфилд, Асквит в своем решении 1924 г. руководствовался не только интересами свободы торговли, но и личными мотивами. Он желал, пишет она, отомстить людям, «вытолкнувшим» его из премьерского кресла в 1916 году35.
      В рядах лейбористов были определенные колебания относительно того, стоит ли формировать правительство меньшинства, не имея надежной опоры в парламенте. На митинге 13 января 1924 г., проходившем незадолго до объявления вотума недоверия консерваторам и создания лейбористского кабинета, Бондфилд говорила о том, что за возможность прийти к власти «необходимо хвататься обеими руками»36. Эту позицию полностью разделяло и руководство лейбористской партии. В итоге 22 января 1924 г. Макдональд занял пост премьер-министра. В ходе дебатов по вопросу о доверии кабинету Болдуина Маргарет произнесла свою первую речь в парламенте. Ее внимание было, главным образом, обращено к проблеме безработицы, а также фабричной инспекции37. Спустя годы, в своих воспоминаниях Бондфилд не без гордости отмечала, что представители прессы охарактеризовали эту речь как «первое интеллектуальное выступление женщины в палате общин, которое когда-либо доводилось слышать»38.
      С приходом лейбористов к власти Маргарет было предложено занять должность парламентского секретаря Министерства труда, которое в 1924 г. возглавил Т. Шоу. Как отмечала Бондфилд, новость ее одновременно опечалила и обрадовала. В связи с назначением она была вынуждена оставить почетный пост председателя БКТ. Рассказывая о событиях 1924 г., Бондфилд не смогла в своих мемуарах удержаться от комментариев относительно неопытности первого лейбористского кабинета. Она писала об огромном наплыве информации и деталей, что практически не позволяло ей вникнуть в работу других связанных с Министерством труда департаментов. «Мы были новой командой, — вспоминала она, — большинству из нас предстояло постичь особенности функционирования палаты общин в равной степени, как и овладеть навыками министерской работы, справиться с огромным количеством бумаг...»39
      К тому же работу первого лейбористского кабинета осложняло отсутствие за спиной парламентского большинства в палате общин. При продвижении законопроектов министрам приходилось оглядываться на оппозицию, строго следившую за тем, чтобы правительство не вышло из-под контроля. Комментируя эту ситуацию спустя более двух десятилетий, в конце 1940-х гг., Бондфилд по-прежнему удивлялась тому, что правительство не допустило серьезных промахов и в целом показало себя вполне достойной командой.
      Кабинет Макдональда в самом деле продемонстрировал британцам, что лейбористы способны управлять страной. Отсутствие серьезных внутренних реформ (самой заметной стала жилищная программа Уитли — предоставление рабочим дешевого жилья в аренду) с лихвой компенсировалось яркими внешнеполитическими шагами. Первое лейбористское правительство признало СССР, подписало с ним общий и торговый договоры, способствовало принятию репарационного плана Дауэса на Лондонской международной конференции, позволившего в пику Франции реализовать концепцию «не слишком слабой Германии». Партия у власти активно отстаивала идею арбитража и сотрудничества на международной арене.
      В должности парламентского секретаря Министерства труда Бондфилд отправилась в сентябре 1924 г. в Канаду с целью изучить возможность расширения семейной миграции в этот британский доминион. Пока Маргарет находилась за океаном, события на родине стали приобретать неприятный для лейбористов поворот. В августе 1924 г. был задержан Дж. Кэмпбелл, исполнявший обязанности редактора прокоммунистического издания «Уокере Уикли». На страницах газеты был опубликован сомнительный, с точки зрения респектабельной Англии, призыв к военнослужащим не выступать с оружием в руках против рабочих во время стачек, напротив, обратить это оружие против угнетателей. Генеральный атторней, однако, приостановил дело Кэмпбелла за недостатком улик. Собравшиеся на осеннюю сессию консерваторы и либералы потребовали назначить следственную комиссию с целью разобраться в правомерности подобных действий. Макдональд расценил это как знак недоверия кабинету. Парламент был распущен, а новые выборы назначены на 29 октября.
      Лейбористы вышли на выборы под лозунгом «Мы были в правительстве, но не у власти», требуя абсолютного парламентского большинства. Однако избирательная кампания оказалась омрачена публикацией в прессе за несколько дней до голосования так называемого «письма Зиновьева», являвшегося в то время председателем исполкома Коминтерна. Вероятная фальшивка, «сенсация», по словам «Таймс», содержала в себе указания британским коммунистам, как вести борьбу в пользу ратификации англо-советских договоров, заключенных правительством Макдональда, а также рекомендации относительно вооруженного захвата власти40. По неосмотрительности Макдональда, наряду с премьерством исполнявшего обязанности министра иностранных дел, письмо было опубликовано в прессе вместе с нотой протеста. Это косвенно свидетельствовало о том, что лейбористское правительство признает его подлинность. На этом фоне недавно заключенные с СССР договоры предстали в глазах публики в сомнительном свете. По воспоминаниям одного из современников, репутация Макдональда в этот момент «опустилась ниже нулевой отметки»41.
      Лейбористы проиграли выборы. К власти вновь вернулось консервативное правительство во главе с Болдуином. Бонфилд возвратилась из Канады слишком поздно, чтобы успешно побороться за свой округ Нортамптон. Как писала она сама, оппоненты обвиняли ее в том, что она пренебрегла своими обязанностями, «спасаясь за границей». В результате Маргарет оказалась вне стен парламента. Возвращаясь к событиям осени 1924 г. в своих мемуарах, Бондфилд не скрывала впоследствии своего недовольства Макдональдом. Давая задним числом оценку лейбористскому руководителю, Маргарет писала, что он не обладал силой духа, необходимой политическому лидеру его ранга. «При неоспоримых способностях и личном обаянии... он по сути был человеком слабым, — отмечала она, — при всех его внешних добродетелях и декоративных талантах». Его доверчивость и слабость оставались скрыты от посторонних глаз, пока враги этим не воспользовались42.
      В мае 1926 г. в Великобритании произошло эпохальное для всего профсоюзного движения событие — всеобщая стачка, руководимая БКТ и закончившаяся поражением рабочих. В течение девяти дней Бондфилд разъезжала по стране, встречалась с профсоюзными активистами, о чем свидетельствует ее дневник 1926 г., вошедший в издание воспоминаний 1948 года. Маргарет отмечала, с одной стороны, преданность, дисциплину бастующих, с другой, некомпетентность работодателей. В то же время она винила в плачевном для рабочих исходе событий руководителей профсоюза шахтеров — Г. Смита и А. Кука. Поддержка бастующих горняков другими рабочими, с точки зрения Маргарет, практически ничего не дала в итоге из-за того, что указанные двое заняли слишком жесткую позицию в ходе переговоров с шахтовладельцами и не желали идти на компромисс43. Тот факт, что Кук по сути явился бунтарской фигурой, на протяжении 1925—1926 гг. намеренно подогревавшей боевые настроения в шахтерских районах, отмечали и другие современники44. В своих наблюдениях Бондфилд была не одинока.
      Летом того же 1926 г. один из лейбористских избирательных округов (Уоллсенд) оказался вакантным, и Бондфилд было предложено выступить там парламентским кандидатом на дополнительных выбоpax. Избирательная кампания закончилась ее победой. Это позволило Маргарет, не дожидаясь всеобщих выборов, вернуться в палату общин уже в 1926 году.
      Еще в ноябре 1925 г. правительство Болдуина дало поручение лорду Блэнсбургу возглавить комитет, который должен был заняться проблемой усовершенствования системы поддержки безработных. Бондфилд получила приглашение войти в его состав. В январе 1927 г. был обнародован доклад комитета. Документ носил компромиссный характер и в целом не удовлетворил многих рабочих, полагавших, что система предоставления пособий безработным не охватывает всех нуждающихся, а выплачиваемые суммы недостаточны. Тем не менее, Бондфилд подписала доклад наряду с представителями консерваторов и либералов. Таким образом она обеспечила единогласие в рамках всего комитета. Это вызвало волну недовольства. По воспоминаниям самой Маргарет, в лейбористских рядах против нее поднялась настоящая кампания. Многие были возмущены тем, что Бондфилд не подготовила свой собственный «доклад меньшинства». Более того, некоторые недоброжелатели подозревали, что она подписала доклад комитета Блэнсбурга, не читая его. Впрочем, сама героиня этой статьи категорически опровергала данное утверждение45.
      Много лет спустя в свое оправдание Маргарет писала, что была солидарна далеко не со всеми предложениями подписанного ею доклада. Однако в целом настаивала на своей правоте, поскольку полагала, что на тот момент доклад был очевидным шагом вперед в плане совершенствования страхования по безработице46.
      На парламентских выборах 1929 г. лейбористская партия одержала самую крупную за все межвоенные годы победу, завоевав 287 парламентских мест. Активная пропагандистская работа в избирательных округах, стремление дистанцироваться от излишне радикальных требований принесли плоды. Лейбористам удалось переманить на свою сторону часть «колеблющегося избирателя». Бондфилд вновь выставила свою кандидатуру от Уоллсенда. Наряду с консервативным соперником в округе, в 1929 г. ей также довелось сразиться с коммунистом. Тем не менее, выборы 1929 г. вновь оказались для Маргарет успешными. Более того, по совету секретаря партии А. Гендерсона, Макдональд предложил ей занять пост министра труда. Это была должность в рамках кабинета, ступень, на которую в британской истории на тот момент не поднималась еще ни одна женщина. В должности министра Бондфилд также вошла в Тайный Совет.
      Размышляя, почему выбор в 1929 г. пал именно на нее, Маргарет впоследствии без ложной скромности называла себя вполне достойной кандидатурой, умеющей аргументировано отстаивать свою точку зрения, спонтанно отвечать на вопросы, не боясь противостоять враждебной критике. По иронии судьбы, скандал с докладом Блэнсбурга продемонстрировал широкой публике, как считала сама Бондфилд, ее бойцовские качества и сослужил в итоге хорошую службу. Маргарет писала в воспоминаниях, что в 1929 г. в полной мере осознавала значимость момента. Это была «часть великой революции в положении женщин, которая произошла на моих глазах и в которой я приняла непосредственное участие», — отмечала она47. Впоследствии Маргарет не раз спрашивали, волновалась ли она, принимая новое назначения. Она отвечала отрицательно. В 1929 г. Бондфилд казалось, что ей предстояло заниматься вопросами, хорошо знакомыми по профсоюзной работе.
      Большое внимание было приковано к тому, как должна быть одета первая женщина-министр во время представления королю. Маргарет вспоминала, что у нее даже не было времени на обновление гардероба. Из новых вещей были лишь шелковая блузка и перчатки. Из Букингемского дворца поступило указание, что дама должна быть в шляпе. Бондфилд была категорически с этим не согласна и в дальнейшем появлялась на официальных церемониях без головного убора. Она пишет, что в момент представления королю Георгу V, последний, вопреки обычаям, нарушил молчание и произнес: «Приятно, что мне представилась возможность принять у себя первую женщину — члена Тайного Совета»48.
      Тем не менее, как справедливо отмечала Маргарет, Министерство труда не было синекурой. Главная, стоявшая перед министром задача, заключалась в усовершенствовании страхования по безработице. В ноябре 1929 г. в палате общин состоялось второе чтение законопроекта о страховании по безработице, подготовленного и представленного Бондфилд. Несмотря на возражения оппозиции, Билль прошел второе чтение и в декабре обсуждался в рамках комитета. Он поднимал с 7 до 9 шиллингов размеры пособий для взрослых иждивенцев, а также на несколько шиллингов увеличивал пособия для безработных подростков. Бондфилд также удалось откорректировать ненавистную для безработных формулировку относительно того, что на пособие может претендовать лишь тот, кто «действительно ищет работу»49. Отныне власти должны были доказывать в случае отказа в пособии, что претендент «по-настоящему» не искал работу.
      Тем не менее в рядах лейбористов закон не вызвал удовлетворения. Еще до представления Билля, в начале ноября 1929 г., совместная делегация БКТ и исполкома лейбористской партии встречалась с Бондфилд и настаивала на более высокой сумме пособий50. Пожелания не были учтены. В дальнейшем недовольные участники ежегодной лейбористской конференции 1930 г. приняли резолюцию, призывавшую увеличить суммы пособий безработным, к которой также не прислушались51.
      В целом деятельность второго кабинета Макдональда оказалась существенно осложнена навалившимся на Великобританию мировым экономическим кризисом. Достойная поддержка безработных была слишком дорогим удовольствием для страны, зажатой в тисках финансовых проблем. На фоне недостатка денежных средств на поддержку малоимущих Бондфилд в целом не смогла проявить себя в роли министра труда в 1929—1931 годах. В своих воспоминаниях Маргарет всячески подчеркивает, что на посту министра труда не была способна смягчить проблему безработицы в силу объективных, нисколько не зависевших от нее обстоятельств начала 1930-х годов52. Отчасти это действительно так. Но напористое желание возложить ответственность на других и отстраниться от возможных обвинений достаточно ярко характеризует автора мемуаров.
      Еще в 1929 г. при правительстве Макдональда был сформирован специальный комитет во главе с профсоюзным функционером Дж. Томасом для изучения вопросов безработицы и разработки средств борьбы с нею. В комитет вошли канцлер герцогства Ланкастерского О. Мосли, помощник министра по делам Шотландии Т. Джонстон и руководитель ведомства общественных работ, левый лейборист Дж. Лэнсбери. Проект оказался провальным. По признанию современников, в том числе самой Бондфилд, Томас не обладал должным потенциалом для руководства подобным комитетом. Его младший коллега Мосли попытался форсировать события и подготовил специальный Меморандум, представленный в начале 1930 г. на рассмотрение Кабинета министров. Он включал такие предложения, как введение протекционистских тарифов, контроль над банковской политикой и ряд других мер. Они показались неприемлемыми для правительства Макдональда и, прежде всего, Министерства финансов во главе со сторонником ортодоксального экономического курса Ф. Сноуденом. Последующая отставка Мосли и его попытка поднять знамя протеста за рамками правительства в конечном счете ни к чему не привели. Сам же Мосли вскоре связал свою судьбу с фашизмом.
      31 июля 1931 г. был обнародован доклад комитета под председательством банкира Дж. Мэя. Комитет должен был исследовать экономическое положение Великобритании и предложить конструктивное решение. Согласно оценкам доклада, страна находилась на грани финансового краха. Бюджетный дефицит на следующий 1932/1933 финансовый год ожидался в размере 120 млн фунтов. Рекомендации комитета состояли в жесточайшей экономии государственных средств. В частности, значительную сумму предполагалось сэкономить за счет снижения пособий по безработице53.
      Как вспоминала Бондфилд, с публикацией доклада «вся затруднительная ситуация стала достоянием гласности»54. В результате 23 августа 1931 г. во время голосования о возможности сокращения пособий по безработице кабинет Макдональда раскололся фактически надвое. Это означало его невозможность функционировать в прежнем составе и скорейший уход в отставку. Однако на. следующий день, 24 августа, Макдональд поддался уговорам короля и остался на посту премьер-министра. Он изъявил готовность возглавить уже не лейбористское, а так называемое «национальное правительство», состоявшее, главным образом, из консерваторов, а также горстки либералов и единичных его сторонников из числа лейбористов. Вскоре этот поступок и намерение Макдональда выйти на досрочные выборы под руку с консерваторами против лейбористской партии были расценены как предательство. В конце сентября 1931 г. Макдональд и его соратники решением исполкома были исключены из лейбористской партии55.
      События 1931 г. стали драматичной страницей в истории лейбористской партии. Возникает вопрос, как же проголосовала Маргарет на историческом заседании 23 августа? Согласно отчетам прессы, Бондфилд в момент раскола кабинета выступила на стороне Макдональда, то есть за сокращение пособий на 10%56. Показательно, что в своих весьма подробных воспоминаниях, где автор периодически при­водит подробную информацию даже о том, что подавали к столу, Маргарет странным образом обходит вниманием детали августовского голосования, лишь отмечая, что 24 августа лейбористский кабинет, «все еще преисполненный решимости не сокращать пособия по безработице, ушел в отставку»57. Складывается впечатление, что Бондфилд намеренно не хотела сообщать читателю, что всего лишь накануне она лично не разделяла подобную решимость. В данном случае молчание автора красноречивее ее слов. Маргарет не желала вспоминать не украшавший ее биографию поступок.
      Впрочем, приведенный выше эпизод с голосованием нельзя назвать «несмываемым пятном». Так, например, голосовавший вместе с Бондфилд ее более молодой коллега Г. Моррисон успешно продолжил свое политическое восхождение в 1940-е гг. и добился немалых высот. Однако Маргарет было уже 58 лет. Ее министерская карьера завершилась августовскими событиями 1931 года. В своей автобиографии она подчеркивала, что у нее нет ни малейшего намерения предлагать читателю какие-то «сенсационные откровения» относительно раскола 1931 года58.
      В лейбористской послевоенной историографии Макдональд был подвергнут резкой критике на страницах целого ряда работ. В адрес бывшего партийного лидера звучали такие эпитеты, как «раб» консерваторов, «ренегат», человек, поставивший задачей в 1931 г. «удержать свой пост любой ценой»59. Бондфилд, издавшая мемуары в 1948 г., не разделяла такую точку зрения. «Нам не следует..., — писала она, — думать о нем (Макдональде. — Е. С.) как ренегате и предателе. Он не отказался ни от чего, во что сам действительно верил, он не изменил своему мнению, он не принял ничьи взгляды, с коими бы не был согласен». Макдональд никогда не принадлежал к числу профсоюзных функционеров и, с точки зрения Бондфилд, не слишком симпатизировал «промышленному крылу» партии. Его отношения с заметно сместившейся влево на рубеже 1920—1930-х гг. НРП, через которую бывший лидер много лет назад оказался в лейбористских рядах, также были испорчены из-за расхождения во взглядах. «Ничто не препятствовало для его перехода к сотрудничеству с консерваторами», — заключает Бондфилд60.
      С этим утверждением можно отчасти поспорить. Макдональд до «предательства» был относительно популярен среди лейбористов, и испорченные отношения с НРП, недовольной умеренным характером деятельности первого и второго лейбористских кабинетов, еще не означали потери диалога с партией в целом, с ее менее левыми представителями. Тем не менее, определенная доля истины, в частности относительного того, что Макдональду в начале 1930-х гг. на посту премьера порой легче было найти понимание у представителей правой оппозиции, нежели у бунтарского крыла лейбористов и у тред- юнионов, недовольных скудостью социальных реформ, в словах Бондфилд присутствует.
      Наблюдая за деятельностью Макдональда в последующие годы, Маргарет отмечала, что он постепенно погружался «в своего рода старческое слабоумие, за которым все наблюдали молча»61. Сама она не скрывала, что с сожалением покинула министерское кресло в августе 1931 года.
      В октябре 1931 г. в Великобритании состоялись парламентские выборы, на которых лейбористская партия выступила против «национального правительства» во главе с Макдональдом. Большинство лейбористских кандидатов оказалось забаллотировано. Из примерно 500 претендентов в парламент прошло лишь 46 человек62. Такого поражения в XX в. лейбористам больше переживать не доводилось. Бондфилд вновь баллотировалась от Уоллсенда и проиграла.
      Вспоминая события осени 1931 г., Маргарет отмечала, что избирательная кампания стала для партии, совсем недавно пребывавшей в статусе правительства Его Величества, хорошим уроком. С ее точки зрения, 1931 г. оказался своего рода рубежом в истории лейбористов. Они расстались с Макдональдом, упорно на протяжении своего лидерства двигавшим партию вправо. К руководству пришли новые люди — К. Эттли, С. Криппс, X. Далтон. Для партии наступил период переосмысления своей политики и раздумий. Бондфилд характеризует Эттли, ставшего лидером лейбористской партии в 1935 г. и находившегося на посту премьер-министра после второй мировой войны, как человека твердого, практичного и даже, на ее взгляд, прозаичного. Как пишет Маргарет, он был полностью лишен как достоинств, так и недостатков Макдональда63.
      После поражения на выборах 1931 г. Бондфилд вновь заняла пост руководителя женской секции профсоюза неквалифицированных и муниципальных рабочих. Все ее время занимали работа, лекции и выступления. В начале 1930-х гг., будучи свободной от парламентской деятельности, Маргарет вновь посетила США. Ей посчастливилось встретиться с президентом Франклином Рузвельтом. Реформы «нового курса» вызвали у Бондфилд живейший интерес. «У Франклина Рузвельта за плечами единодушная поддержка всей страны, которой редко удостаивается политический лидер. Он поймал волну эмоциональной и духовной революции, которую необходимо осторожно направлять, проявляя в максимальной степени политическую честность...», — писала она64.
      Рассуждая о проблемах 1930-х гг. в своих воспоминаниях, Маргарет уделяет значительное внимание фашистской угрозе. С ее точки зрения, до появления фашизма фактически не существовало общественной философии, нацеленной на то, чтобы противостоять социализму. Однако, «как лейбористская партия отвергла коммунизм как доктрину, враждебную демократии, — пишет Бондфилд, — так она отвергла по той же причине и фашизм». Даже в неблагоприятные кризисные годы Маргарет никогда не теряла веры в демократические идеалы. «Демократия, — отмечала она позднее, — сильнее, чем любая другая форма правления, поскольку предоставляет свободу для критики»65. В 1930-е гг. Бондфилд не раз выступала в качестве профсоюзной активистки на антифашистскую тему.
      Вновь в качестве кандидата Маргарет приняла участие в парламентских выборах в 1935 году. Но, как ив 1931 г., результат стал для нее неутешительным. Однако, наблюдая изнутри происходившие в эти годы процессы в лейбористских рядах, она отмечала, что партия постепенно возрождалась. «Не было ни малейших причин сомневаться, — писала она, — в том, что со временем мы получим (парламентское. — Е. С.) большинство и вернемся к власти, преисполненные решимости реализовать нашу собственную надлежащую политику. Как скоро? Консервативное правительство несло ветром прямо на камни, оно не было готово ни к миру, ни к войне; у него не было определенной согласованной политики, направленной на национальное возрождение и улучшение; оно стремилось умиротворить неумиротворяемую враждебность нацистов»66. С точки зрения Бондфилд, лейбористская партия, находясь в оппозиции, напротив, переживала в эти годы период «переобучения», оттачивая свои программные установки и принципы.
      В 1938 г. Маргарет оставила престижный пост в профсоюзе неквалифицированных и муниципальных рабочих. «Есть люди, для которых выход на пенсию звучит как смертный приговор, — писала она в воспоминаниях. — Это был не мой случай». В интервью журналисту в 1938 г. Бондфилд отмечала, что не чувствует своего возраста, полна энергии и планов, а также не намерена думать о полном отстранении от дел. Однако годы напряженной работы, подчеркнула она в ходе беседы, научили ее ценить свободное время, которым она была намерена воспользоваться в большей мере, нежели ранее67.
      Последующие два годы Маргарет много путешествовала. В 1938— 1939 гг. она посетила США, Канаду, Мексику. Несмотря на приятные впечатления, встречу со старыми знакомыми и обретение новых, Бондфилд отмечала, что даже через океан чувствовала угрозу войны, исходившую из Европы. В ее дневнике за 1938 г., включенном в книгу мемуаров, уделено внимание Чехословацкому кризису. Еще 16 сентября 1938 г. Маргарет писала о том, что ценой, которую западным демократиям придется заплатить за мир, похоже, станет предательство Чехословакии. После Мюнхенского договора о разделе этой страны, заключенного в конце сентября лидерами Великобритании и Франции с Гитлером, Бонфилд справедливо подчеркивала, что от старого Версальского договора не осталось камня на камне68.
      Вернувшись из Америки в конце января 1939 г., летом того же года Маргарет направилась к подруге в Женеву. Пакт Молотова-Риббентропа, подписанный в августе 1939 г., вызвал у Бондфилд, по ее собственным словам, «состояние шока». В воспоминаниях Маргарет содержатся комментарии на тему двух мировых войн, свидетельницей которых ей довелось быть, и состояния лейбористской партии к началу каждой из них. Бондфилд писала об огромной разнице между обстановкой 1914 и 1939 годов. Многие по праву считают, отмечала она, что первой мировой войны можно было избежать. Вторая мировая война была из разряда неизбежных. Лейбористская партия в 1939 г., продолжает Маргарет, была неизмеримо сильнее и влиятельнее в сравнении с 1914 годом69.
      В 1941 г. Бондфилд опубликовала небольшую брошюру «Почему лейбористы сражаются». «Мы последовательно отвергли методы анархистов, синдикалистов и коммунистов в пользу системы парламентской демократии..., — писала она, — мы принимаем вызов диктатуры, которая разрушила родственные нам движения в Германии, Австрии, Чехословакии и Польши, и угрожает подобным в Скандинавских странах в равной степени, как и в нашей собственной»70.
      В 1941 г. Маргарет вновь отправилась в США с лекциями. Как вспоминала она сама, ее главной задачей было донести до американской аудитории британскую точку зрения. В годы войны и вплоть до 1949 г. Бондфилд являлась председателем так называемой «Женской группы общественного благоденствия»71. В период военных действий она занималась, главным образом, вопросами санитарных условий жизни детей.
      На первых послевоенных выборах 1945 г. Маргарет не стала выдвигать свою кандидатуру. В свое время она дала себе слово не баллотироваться в парламент после 70 лет и сдержала его. Наступают времена, когда силы уже необходимо экономить, писала Маргарет72. Впрочем, она приняла участие в предвыборной кампании, оказывая поддержку другим кандидатам. Последние годы жизни Маргарет были посвящены подготовке мемуаров, вышедших в 1948 году. В 1949 г. она в последний раз посетила США. Маргарет Бонфилд умерла 16 июня 1953 г. в возрасте 80 лет. На похоронах присутствовали все руководители лейбористской партии во главе с К. Эттли.
      Судьба Бондфилд стала яркой иллюстрацией изменения статуса женщины в Великобритании в первые десятилетия XX века. «Когда я начинала свою деятельность, — писала Маргарет, — в обществе превалировало мнение, что только мужчины способны добывать хлеб насущный. Женщинам же было положено оставаться дома, присматривать за хозяйством, кормить детей и не иметь более никаких интересов. Должно было вырасти не одно поколение, чтобы взгляды на данный вопрос изменились»73.
      Бондфилд сумела пройти путь от продавца в магазине в парламент, а затем и в правительство благодаря своей энергии, работоспособности, определенной силе воли, такту и организаторским качествам. Всю жизнь она была свободна от домашних обязанностей, связанных с воспитанием детей и заботой о муже. В результате Маргарет имела возможность все свое время посвящать профсоюзной и политической карьере. Размышляя на тему успеха на политическом поприще, она признавалась, что от современного политика требуются такие качества, как сила, быстрота реакции и неограниченный запас «скрытой энергии»74. Безусловно, она ими обладала.
      В своей книге Гамильтон вспоминала случившийся однажды разговор с Бондфилд на тему счастья и радости. Счастья добиться непросто, делилась своими размышлениями Маргарет, однако служение и самопожертвование приносят радость. Именно этим и была наполнена ее жизнь. Бондфилд невозможно было представить в плохом настроении, скучающую или в состоянии депрессии, писала ее биограф. Лондонская квартира Маргарет всегда была полна цветов. Своим внешним видом Бондфилд никогда не походила на изысканных английских аристократок и не стремилась к этому. Однако, по мнению Гамильтон, она всегда оставалась «женщиной до кончиков пальцев»75. Ее стиль одежды был весьма скромен и непретенциозен. Собранные в пучок волосы свидетельствовали о нежелании «пускать пыль в глаза» замысловатой и модной прической. Тем не менее, в профсоюзной среде, где безусловно доминировали мужчины, Маргарет держалась уверенно и свободно, ее мнение уважали и ценили.
      По свидетельству Гамильтон, Маргарет была практически напрочь лишена таких качеств как рассеянность, склонность волноваться по пустякам. Ей было свойственно чувство юмора, исключительная сообразительность76. Тем не менее, едва ли Бондфилд можно назвать харизматичной фигурой. Ее мемуары свидетельствуют о настойчивом желании показать себя с наилучшей стороны. Однако порой им не хватает некой глубины в анализе происходивших событий, свойственной лучшим образцам этого жанра. При характеристике лейбористской партии, Маргарет неизменно пишет, что она «становилась сильнее», «извлекала уроки». Тем не менее, более весомый анализ ситуации часто остается за рамками ее работы. Бондфилд обладала высоким, но не выдающимся интеллектом.
      По своим взглядам Маргарет была ближе скорее к правому крылу лейбористской партии. Как правило, она не участвовала в кампаниях, организуемых левыми бунтарями в 1920-е — 1930-е гг. с целью радикализации лейбористского партийного курса, на посту министра труда не форсировала смелые социальные реформы. Тем не менее, ее можно охарактеризовать как социалистку, пришедшую в политику не по карьерным соображениям, а по убеждениям. Как писала Бондфилд, социализм, который она проповедовала, это способ направить всю силу общества на поддержку бедных и слабых, которые в ней нуждаются, с тем, чтобы улучшить их уровень жизни. Одновременно, подчеркивала она, социализм — это и стремление поднять стандарты жизни обычных людей77. В отсутствие «государства благоденствия» в первые десятилетия XX в. такие убеждения были востребованы и актуальны. Мемуары героини этой публикации также свидетельствуют, что до конца жизни она в принципе оставалась идеалисткой, верящей в духовные, христианские корни социалистической идеи.
      Примечания
      1. HAMILTON М.А. Margaret Bondfield. London. 1924.
      2. BONDFIELD M. A Life’s Work. London. 1948, p. 19.
      3. Ibid., p. 26. См. также: HAMILTON M. Op. cit., p. 46.
      4. BONDFIELD M. Op. cit., p. 27.
      5. Ibid., p. 28.
      6. Ibid., p. 352-353.
      7. Ibid., p. 30.
      8. Ibid., p. 37.
      9. Ibid., p. 48.
      10. HAMILTON M. Op. cit., p. 16-17.
      11. BONDFIELD M. Op. cit., p. 48.
      12. Цит. по: HAMILTON M. Op. cit., p. 67.
      13. BONDFIELD M. Op. cit., p. 55, 76, 78.
      14. HAMILTON M. Op. cit., p. 83.
      15. BONDFIELD M. Op. cit., p. 82, 85, 87.
      16. HAMILTON M. Op. cit., p. 71.
      17. BONDFIELD M. Op. cit., p. 109.
      18. HAMILTON M. Op. cit., p. 72.
      19. BONDFIELD M. Op. cit., p. 80, 124-137.
      20. Ibid., p. 140, 142.
      21. Ibid., p. 153.
      22. Ibid., p. 161.
      23. Ibid., p. 186.
      24. Ibid., p. 188.
      25. Report of the 20-th Annual Conference of the Labour Party. London. 1920, p. 4.
      26. SNOWDEN E. Through Bolshevik Russia. London. 1920.
      27. BONDFIELD M. Op. cit., p. 200.
      28. Ibid., p. 224. Фрагменты дневника Бондфилд были изданы и в отчете британской рабочей делегации за 1920 год. См.: British Labour Delegation to Russia 1920. Report. London. 1920. Appendix XII. Interview with the Centrosoius — Notes from the Diary of Margaret Bondfield; Appendix XIII. Further Notes from the Diary of Margaret Bondfield.
      29. BONDFIELD M. Op. cit., p. 245.
      30. Ibidem.
      31. Ibid., p. 249-250.
      32. Ibid., p. 251.
      33. Report of the 24-th Annual Conference of the Labour Party. London. 1924, p. 12.
      34. Ibid., p. 11.
      35. BONDFIELD M. Op. cit., p. 252.
      36. Ibid., p. 254.
      37. Parliamentary Debates. House of Commons. 1924, vol. 169, col. 601—606.
      38. BONDFIELD M. Op. cit., p. 254.
      39. Ibid., p. 255-256.
      40. Times. 27.X.1924.
      41. BROCKWAY F. Towards Tomorrow. An Autobiography. London. 1977, p. 68.
      42. BONDFIELD M. Op. cit., p. 262.
      43. Ibid., p. 268-269.
      44. См., например: CITRINE W. Men and Work: An Autobiography. London. 1964, p. 210; WILLIAMS F. Magnificent Journey. The Rise of Trade Unions. London. 1954, p. 368.
      45. BONDFIELD M. Op. cit., p. 270-272.
      46. Ibid., p. 275.
      47. Ibid., p. 276.
      48. Ibid., p. 278.
      49. The Annual Register. A Review of Public Events at Home and Abroad for the Year 1929. London. 1930, p. 100; См. также представление Бондфилд Билля в парламенте: Parliamentary Debates. House of Commons, v. 232, col. 738—752.
      50. Report of the 30-th Annual Conference of the Labour Party. London. 1930, p. 56—57.
      51. Ibid., p. 225—227.
      52. BONDFIELD M. Op. cit., p. 296-297.
      53. SNOWDEN P. An Autobiography. London. 1934, vol. II, p. 933—934; New Statesman and Nation. 1931, v. II, № 24, p. 160.
      54. BONDFIELD M. Op. cit., p. 304.
      55. Daily Herald. 30.IX.1931.
      56. Ibid. 24, 25.VIII.1931.
      57. BONDFIELD M. Op. cit., p. 304.
      58. Ibid., p. 305.
      59. The British Labour Party. Its History, Growth, Policy and Leaders. Vol. I. London. 1948, p. 175. COLE G.D.H. A History of the Labour Party from 1914. New York. 1969, p. 258.
      60. BONDFIELD M. Op. cit., p. 306.
      61. Ibid., p. 305.
      62. В дополнение к этому несколько депутатов представляли отдельную фракцию НРП, которая в скором времени покинула лейбористские ряды в связи с идейными спорами.
      63. BONDFIELD М. Op. cit., р. 317.
      64. Ibid., р. 323.
      65. Ibid., р. 319-320.
      66. Ibid., р. 334.
      67. Ibid., р. 339-340.
      68. Ibid., р. 340, 343-344.
      69. Ibid., р. 350.
      70. Ibid., р. 351.
      71. Dictionary of Labour Biography. London. 2001, p. 72.
      72. BONDFIELD M. Op. cit., p. 338.
      73. Ibid., p. 329.
      74. Ibid., p. 338.
      75. HAMILTON M. Op. cit., p. 176, 179-180.
      76. Ibid., p. 93, 178.
      77. BONDFIELD M. Op. cit., p. 357.
    • Прилуцкий В. В. Джозеф Смит-младший
      Автор: Saygo
      Прилуцкий В. В. Джозеф Смит-младший // Вопросы истории. - 2018. - № 5. - С. 31-42.
      В работе рассматривается биография Джозефа Смита-младшего, основоположника движения мормонов или Святых последних дней. Деятельность религиозного лидера и его церкви оказала значительное влияние на развитие Соединенных Штатов Америки в новое время. Мормоны осваивали Запад США, г. Солт-Лейк-Сити и множество поселений в Юте, Аризоне и других штатах.
      Основатель Мормонской церкви Джозеф Смит-младший (1805—1844), является одной из крупных и наиболее противоречивых фигур в истории США XIX в., не получившей должного освещения в отечественной историографии. Он был одним из лидеров движения восстановления (реставрации) истинной церкви Христа. Личность выдающегося американского религиозного реформатора остается до сих пор во многом загадкой даже для церкви, которую он создал, а также предметом дискуссий за ее пределами — в кругах ученых-исследователей. Историки дают полярные оценки деятельности религиозного лидера, вошедшего в историю как «пророк восстановления», «проповедник пограничья», «основатель новой веры», «пророк из народа — противник догматов». Первая половина XIX в. в Америке прошла под знаком «второго великого пробуждения» — религиозного возрождения, охватившего всю страну и способствовавшего возникновению новых деноминаций. Подъем религиозности был реакцией на секуляризм, материализм, атеизм и рационализм эпохи Просвещения. Одним из его центров стал «выжженный округ» («the Burned-Over District») или «беспокойный район» — западные и некоторые центральные графства штата Нью-Йорк, пограничного с колонизируемой территорией региона. Название «сгоревший округ» связано с представлением о том, что данная местность была настолько христианизирована, что в ней уже не имелось необращенного населения («топлива»), которое еще можно было евангелизировать (то есть «сжечь»). Здесь появились миллериты (адвентисты), развивался спиритизм, действовали различные группы баптистов, пресвитериан и методистов, секты евангелистов, существовали общины шейкеров, коммуны утопистов-социалистов и фурьеристов1. В западной части штата Нью-Йорк также возникло мощное религиозное движение мормонов.
      Джозеф (Иосиф) Смит родился 23 декабря 1805 г. в местечке Шэрон, штат Вермонт, в многодетной семье фермера и торговца Джозефа Смита-старшего (1771 — 1840) и Люси Мак Смит (1776— 1856). Он был пятым ребенком из 11 детей (двое из них умерли в младенчестве). Семья имела английские и шотландские корни и происходила от иммигрантов второй половины XVII века. Джозеф Смит-младший являлся американцем в шестом поколении2. Дед будущего пророка по материнской линии Соломон Мак (1732—1820) участвовал в войне за независимость США и был некоторое время в Новой Англии преуспевающим фермером, купцом, судовладельцем, мануфактуристом и торговцем земельными участками. Но большую часть жизни его преследовали финансовые неудачи, и он не смог обеспечить своим детям и внукам высокий уровень жизни. Если родственники Джозефа Смита по отцовской линии преимущественно тяготели к рационализму и скептицизму, то родня матери отличалась набожностью и склонностью к мистицизму. Так, Соломон Мак в старости опубликовал книгу, в которой свидетельствовал, что он «видел небесный свет», «слышал голос Иисуса и другие голоса»3.
      Семья Джозефа рано обеднела и вынуждена была постоянно переезжать в поисках заработков. Смиты побывали в Вермонте, Нью-Гэмпшире, Пенсильвании, а в 1816 г. обосновались в г. Пальмира штата Нью-Йорк. Бедные фермеры вынуждены были упорно трудиться на земле, чтобы обеспечивать большое семейство, и Джозеф не имел возможности и средств, чтобы получить полноценное образование. Он овладел только чтением, письмом и основами арифметики. Несмотря на отсутствие систематического образования, Джозеф Смит, несомненно, являлся талантливым человеком, незаурядной личностью. Создатель самобытной американской религии отличался мужеством, стойкостью характера и упорством еще с детства. Эти качества помогли ему в распространении своих идей и организации новой церкви. Известно, что в семилетием возрасте Джозеф заболел во время эпидемии брюшного тифа, охватившей Новую Англию. Он практически выздоровел, но в его левой ноге развился очаг опасной инфекции. Возникла угроза ампутации. Мальчик мужественно, не прибегая к единственному известному тогда анестетику — бренди, перенес болезненную операцию по удалению поврежденной части кости и пошел на поправку. Некоторые психоаналитики и сторонники психоистории видят в подобных «детских травмах», тяжелых переживаниях, связанных с болью или потерей близких людей, существенный фактор, повлиявший на особенности личности и поведения будущего пророка мормонов. Во взрослой жизни Смит переживал «ощущение страданий и наказания», а также «уходил» в «мир фантазий» и «нарциссизма»4.
      В январе 1827 г. Джозеф женился на школьной учительнице Эмме Хейл (1804—1879), которая родила ему 11 детей (но только 5 из них выжили). В 1831 г. чета Смитов усыновила еще двух детей, мать которых умерла при родах. Старший сын Джозеф Смит III (1832—1914) в 1860 г. возглавил «Реорганизованную Церковь» — крупнейшее религиозное объединение мормонов, отколовшееся от основной церкви, носящее теперь название «Содружество Христа». Семья Смитов формально не принадлежала ни к одной протестантской конфессии. Некоторые ее члены временно присоединились к пресвитерианам, другие пытались посещать собрания методистов и баптистов5. Смиты отличались склонностью к мистицизму и даже имели чудесные «видения». Члены семейства занимались кладоискательством и поддерживали народные верования в существование «волшебных (магических) камней»6.
      Атмосфера религиозного брожения наложила отпечаток на период юности Джозефа, который интересовался учениями различных конкурирующих Церквей, но пришел к выводу об отсутствии у них «истинной веры». Он писал в своей «Истории», являющейся частью Священного Писания мормонов: «Во время этого великого волнения мой разум был побуждаем к серьезному размышлению и сильному беспокойству; но... я все же держался в стороне от всех этих групп, хотя и посещал при всяком удобном случае их разные собрания. С течением времени мое мнение склонилось... к секте методистов, и я чувствовал желание присоединиться к ней, но смятение и разногласие среди представителей различных сект были настолько велики, что прийти к какому-либо окончательному решению... было совершенно невозможно»7.
      Ранней весной 1820 г. у Джозефа было «первое видение»: в лесной чаще перед будущим лидером мормонов явились и разговаривали с ним Бог-отец (Элохим) и Бог-сын (Христос). Они заявили Смиту, что он «не должен присоединяться ни к одной из сект», так как все они «неправильны», а «все их вероучения омерзительны». С тех пор видения регулярно повторялись. Смит признавался, что в период 1820—1823 гг. в «очень нежном возрасте» он «был оставлен на произвол всякого рода искушений и, вращаясь в обществе различных людей», «часто, по молодости, делал глупые ошибки и был подвержен человеческим слабостям, которые... вели к разным искушениям» (употребление табака и алкоголя). «Я был виновен в легкомыслии и иногда вращался в веселом обществе и т.д., чего не должен был делать тот, кто, как я, был призван Богом», что было связано с «врожденным жизнерадостным характером»8.
      В первой половине 1820-х гг. Джозеф пережил опыт «обращения» и приобрел ощущение того, что Иисус простил ему грехи. Это вдохновило его и способствовало тому, что он начал делиться посланием Евангелия с другими людьми, в частности, с членами собственной семьи. В то время семья Смитов пережила ряд финансовых неудач, а в 1825 г. потеряла собственную ферму. Джозеф чувствовал себя обездоленным и не видел никаких шансов для семьи восстановить утраченное положение в обществе. Это обстоятельство только усилило в нем религиозную экзальтацию. Склонность к созерцательности и «пылкое воображение» помогали ему. У Смита проявился талант проповедника. Он начал произносить речи по примеру методистских священников, постепенно уверовав в то, что «через него действует Бог». Окружавшие его люди поверили, что у него есть «выдающийся духовный дар», то есть способность к пророчествам, описанная в Ветхом Завете.
      21 сентября 1823 г., по словам Джозефа, в его комнате появился божественный вестник — ангел Мороний, рассказавший ему о зарытой на холме «Книге Мормона», написанной на золотых листах и содержавшей историю древних жителей Американского континента. Ангел заявил, что в ней содержится «полнота вечного Евангелия». Вместе с листами были сокрыты два камня в серебряных оправах, составлявшие «Урим и Туммим», необходимые для перевода книги с «измененных египетских» иероглифов на английский язык9. Всего Мороний являлся будущему мормонскому пророку не менее 20 раз. В течение жизни помимо Бога-сына, Бога-отца и Морония Джозефу являлись десятки вестников: Иоанн Креститель, двенадцать апостолов, Адам и Ева, Авраам, Моисей, архангел Гавриил-Ной, Святые Ангелы, Мафусаил, Илия, Енох и другие библейские патриархи и святые.
      В сентябре 1827 г. ангел Мороний, якобы, позволил взять обнаруженные на холме Кумора под большим камнем недалеко от поселка Манчестер на западе штата Нью-Йорк золотые пластины10. Джозеф Смит перевел древние письмена и в марте 1830 г. их опубликовал. «Книга Мормона» описывала древние цивилизации — Нефийскую и Ламанийскую, будто бы существовавшие в Америке в доколумбовую эпоху. В ней также рассказывалось об иаредийцах, покинувших Старый Свет и переплывших Атлантический океан «на баржах» во времена возведения Вавилонской башни, приблизительно в 2200 г. до н.э. В 600 г. до н.э. эта цивилизация погибла и ей на смену пришли мулекитяне и нефийцы. Они переселились в Новый Свет (в новую «землю обетованную») из Палестины в период разрушения вавилонянами Храма Соломона в Иерусалиме. Мулекетяне смешались с нефийцами, которые создали развитую цивилизацию с множеством городов, многомиллионным населением и развитой экономикой. Нефийцы длительное время оставались правоверными иудеями по вере и крови. В 34 г. среди них проповедовал Иисус Христос, и они обратились в христианство. Но постепенно в Нефийской цивилизации нарастали негативные и разрушительные тенденции, в течение 200 лет после пришествия Христа она деградировала и погрузилась в язычество. В ней постепенно вызрел новый «языческий» этнос — ламанийцы — истребивший к 421 г. всех «правоверных» нефийцев. Именно ламанийцы стали предками современных американских индейцев, которых стремились обратить в свою веру мормоны. Представления о локализации описанных в «Книге Мормона» событий носят дискуссионный характер. Часть мормонских историков полагает, что речь идет о Северной Америке и древней археологической культуре «строителей курганов». Другие мормоны считают, что события их Священного Писания произошли в Древней Мезоамерике, где иаредийцами были, вероятно, ольмеки, а нефийцами и ламанийцами — цивилизация майя11.
      Ближайшим помощником и писарем Джозефа Смита во время работы над переводом «Книги Мормона» был Оливер Каудери. Согласно вероучению мормонов, Смиту и Каудери в мае-июне 1829 г. явились небесные вестники: Иоанн Креститель, апостолы Пётр, Иаков и Иоанн. Они даровали им два вида священства («Аароново» и «Мелхиседеково»), провозгласили их апостолами, вручили им «ключи Царства Божьего», то есть власть на совершение таинств, необходимых для организации церкви. 6 апреля 1830 г. Джозеф Смит на первом собрании небольшой группы сторонников нового учения официально учредил «Церковь Иисуса Христа Святых последних дней». Он стал ее первым президентом и пророком, возвестившим о «восстановлении Евангелия». Все остальные христианские церкви и секты были объявлены им «неистинными», виновными в «великом отступничестве» и погружении в язычество.
      Летом-осенью 1830 г. члены новой религиозной общины и лично Джозеф приступили к активной миссионерской деятельности в США, Канаде и Англии. Проповеди мормонского пророка и его последователей вызывали не только положительные отклики, но и сильную негативную реакцию. Уже летом 1830 г. враги Джозефа пытались привлечь его к суду, нападали на новообращенных соседей, причиняли вред их имуществу. Миссионеры проповедовали также на окраинах страны среди американских индейцев, которых считали потомками народов, упомянутых в «Книге Мормона». Первый мормонский пророк в 1831—1838 гг. проделал путь в 14 тыс. миль (около 24 тыс. км). Он «отслужил» во многих штатах Америки и в Канаде 14 краткосрочных миссий12. Постепенно сформировалась современная структура Мормонской церкви, во главе которой находятся президент-пророк и два его советника, формирующих Первое или Высшее президентство, Кворум Двенадцати Апостолов, а также Совет Семидесяти. Местные приходы во главе с епископами образуют кол, которым руководят президент, два его помощника и высший совет кола из 12 священнослужителей. Колы объединяются в территорию, во главе которой находится председательствующий епископат (президент и два советника).
      Джозеф Смит уже в начале своей деятельности ориентировал себя и окружающих на достижение значительных результатов. Советник Смита в 1844 г. Сидней Ригдон свидетельствовал: «Я вспоминаю как в 1830 г. встречался со всей Церковью Христа в маленьком старом бревенчатом домике площадью около 200 квадратных футов (36 кв. м) неподалеку от Ватерлоо, штат Нью-Йорк, и мы начинали уверенно говорить о Царстве Божьем, как если бы под нашим началом был весь мир... В своем воображении мы видели Церковь Божью, которая была в тысячу раз больше... тогда как миру ничего еще не было известно о свидетельстве Пророков и о замыслах Бога... Но мы отрицаем, что проводили тайные встречи, на которых вынашивали планы действий против правительства»13.
      В связи с преследованиями первых мормонов в восточных штатах Джозеф в конце 1830 г. принял решение о переселении на западную границу Соединенных Штатов — в Миссури и Огайо, где предполагалось построить первые поселения и основать храм. В 1831 — 1838 гг. сначала сотни, а потом и тысячи Святых продали имущество (иногда в ущерб себе) и преодолели огромное по тем временам расстояние (от 400 до почти 1500 км). Они основали несколько поселений в Миссури, где предполагалось возвести храм в ожидании второго пришествия Христа, а также в Огайо. Центром движения стал г. Киртланд в штате Огайо, где мормоны, несмотря на лишения и трудности, построили в 1836 г. свой первый храм. Джозеф постоянно проживал в Киртланде, но часто наведывался к своим сторонникам в штат Миссури.
      В 1836 г. члены Мормонской церкви решили заняться банковским бизнесом и основать собственный банк. В январе 1837 г. ими было учреждено «Киртландское общество сбережений», в руководство которого вошел Джозеф Смит. Это был акционерный банк, созданный для осуществления кредитных операций и выпустивший облигации, обеспеченные приобретенной Церковью землей. Но в мае 1837 г. Соединенные Штаты поразил затяжной финансовый и экономический кризис, жертвой которого стал и мормонский банк. Часть мормонов, доверившая свои сбережения потерпевшему крах финансовому институту, обвинила Смита в возникших проблемах и возбудила против него судебные дела. Мормонский пророк вынужден был бежать из Огайо в Миссури14. Всего за время пребывания Смита от Мормонской церкви откололись 9 разных групп и сект (в 1831—1844 гг.).
      Местное население в Миссури («старые поселенцы», преимущественно по происхождению южане и рабовладельцы) враждебно отнеслось к новым переселенцам-северянам. Мормонский пророк и его окружение вынуждены были регулярно участвовать в возбуждаемых их врагами многочисленных гражданско-правовых тяжбах и уголовных процессах. Несколько раз Джозефа Смита арестовывали и сажали в тюрьму. В 1832—1834 и 1836 гг. произошли волнения, и мормонов начали изгонять из районов их проживания. В ходе одного из таких массовых беспорядков Джозефа вываляли в смоле и перьях и едва не убили. В 1838 г. конфликт перерос в так называемую «Мормонскую войну в Миссури» между вооруженными отрядами Святых («данитами» или «ангелами разрушения») и милицией (ополчением штата). Состоялось несколько стычек, и даже произошли настоящие сражения, в ходе которых погибли 1 немормон и 21 мормон, включая одного из апостолов. Руководство Миссури потребовало от мормонов в течение нескольких месяцев продать свои земли, выплатить денежные компенсации штату и покинуть территорию15.
      В начале 1839 г. мормоны вынуждены были переселиться на восток — в Иллинойс, где они построили «новый Сион» — крупный населенный пункт Наву. Наву располагался в излучине реки Миссисипи на крайнем западе штата. Вследствие притока обращенных в новую веру иммигрантов из Великобритании и Канады поселение быстро выросло в большой по тем временам город, насчитывавший 12 тыс. человек. Наву конкурировал как со столицей штата, так и с крупнейшим центром Иллинойса — Чикаго16. Джозеф Смит в Наву занимался фермерским хозяйством и предпринимательством, купив магазин товаров широкого потребления. Он участвовал в организации школьного образования в городе. Сохранились бревенчатая хижина, в которой первоначально жила семья Смитов, и двухэтажный дом, получивший название «Особняк», в который она переехала летом 1843 года.
      В ноябре 1839 г. Джозеф Смит встречался в Вашингтоне с сенаторами, конгрессменами и лично с президентом США Мартином Ван Бюреном. Он просил содействия в получении компенсации за ущерб и потери, которые понесли Святые. В результате «гонений» в Миссури ими было утрачено имущество на 2 млн долларов. Смита неприятно удивил ответ президента. Ван Бюрен цинично заявил: «Ваше дело правое, но я ничего не могу сделать для мормонов», поскольку «если помогу вам, то потеряю голоса в Миссури». Несмотря на «полную неудачу» в столице, Джозеф занялся миссионерством. С «большим успехом» он «проповедовал Евангелие» в Вашингтоне, Филадельфии и других городах восточных штатов и вернулся в Наву только в марте 1840 года17.
      В 1840—1846 гг. Святые создали в Наву свой новый храм, возведение которого стало одной из самых масштабных строек в Западной Америке. Бедность мормонов, среди которых было много иммигрантов, и отсутствие финансовых средств затянули строительство. В недостроенном храме начали проводиться религиозные ритуалы и обряды, разработанные Смитом. Мормонский пророк обнародовал откровения о необходимости крещения за умерших предков, а также совершения обрядов «храмового облечения» и «запечатывания» мужей и жен «на всю вечность». В 1843 г. Джозеф выступил за восстановление многоженства, существовавшего у древних евреев в библейские времена. Он делал подобные заявления еще с 1831 г., но Церковь официально признала подобную практику только в 1852 году. Современники и историки более позднего времени видели в мормонской полигамии протест против норм викторианской морали18.
      Исследователи называют имена до 50 полигамных жен Смита, но большинство предполагает, что в период 1841 — 1843 гг. он заключил в храме «целестиальный (небесный или вечный) брак» с 28—33 женщинами в возрасте от 20 до 40 лет. Многие из них уже состояли в официальном браке или были помолвлены с другими мужчинами.
      Они были «запечатаны» с мормонским пророком только для грядущей жизни в загробном мире. Некоторые жены Смита впоследствии стали полигамными супругами другого лидера мормонов — пророка Бригама Янга. Неясно, были ли это только духовные отношения, на чем настаивают сторонники «строгого пуританизма» Джозефа, или же полноценные браки. В настоящее время (2005—2016 гг.) проведен анализ ДНК 9 из 12 предполагаемых детей Смита от полигамных жен, а также их потомков. В 6 случаях был получен отрицательный ответ, а в 3 случаях отцовство оказалось невозможно установить или же дети умерли в младенчестве19.
      Законодательная ассамблея Иллинойса даровала г. Наву широкую автономию на основании городской хартии. Мэром города был избран Джозеф. Мормоны образовали собственные большие по численности вооруженные формирования — «Легион Наву», формально входивший в ополчение (милицию) штата и возглавлявшийся Джозефом Смитом в звании генерала. Таким образом, мормонский пророк сосредоточил в своих руках не только неограниченные властные религиозно-церковные полномочия над Святыми, но и политическую, а также военную власть на территориальном уровне. Община в Наву де-факто стала «государством в государстве». Кроме того, в январе 1844 г. Джозеф был выдвинут мормонами в качестве кандидата в президенты США. Любопытно, что он был первым в американской истории кандидатом, убитым в ходе президентской кампании. Религиозный деятель являлся предшественником другого известного мормона — Митта Ромни, одного из претендентов от республиканцев на пост президента на выборах 2008 года. Ромни также безуспешно пытался баллотироваться на высшую должность в стране от Республиканской партии в ходе избирательной кампании 2012 года.
      Во время президентской кампании 1844 г., когда наблюдалась острая борьба за власть между двумя ведущими партиями страны — демократами и вигами — Смит сформулировал основные положения мормонской политической доктрины, получившей название «теодемократия». По его мнению, власть правительства должна основываться на преданности Богу во всех делах и одновременно на приверженности республиканскому государственному строю, на сочетании библейских теократических принципов и американских политических идеалов середины XIX в., базирующихся на демократии и положениях Конституции США. Признавались два суверена: Бог и народ, создававшие новое государственное устройство — «Царство Божие», которое будет существовать в «последние дни» перед вторым пришествием Христа. При этом предполагалось свести до минимума или исключить принуждение и насилие государства по отношению к личности. Власть должна действовать на основе «праведности». Более поздние руководители Святых усилили религиозную составляющую «теодемократии», хотя формально мормонские общины к «чистой теократии» так и не перешли20. В реальной практике церковь мормонов эволюционировала от организации, основанной на американских демократических принципах, в направлении сильно централизованной и авторитарной структуры21.
      Главной причиной выдвижения Смита в президенты мормоны считали привлечение внимания общественности к нарушениям их конституционных прав (религиозных и гражданских), связанных с «преследованиями», «несправедливостью» и необходимостью компенсации за утерянную собственность в Миссури22. Мормоны, как правило, поддерживали партию джексоновских демократов, но в их президентской программе 1844 г. ощущалось также сильное вигское влияние, поскольку в ней нашли отражение интересы северных штатов. Смит придерживался антирабовладельческих взглядов, но отвергал радикальный аболиционизм. В предвыборной платформе Джозефа можно выделить следующие пункты: 1) постепенная отмена рабства (выкуп рабов у хозяев за счет средств, получаемых от продажи государственных земель); 2) сокращение числа членов Конгресса, по меньшей мере, на две трети и уменьшение расходов на их содержание; 3) возрождение Национального банка; 4) аннексия Техаса, Калифорнии и Орегона «с согласия местных индейцев»; 5) тюремная реформа (проведение амнистии и «совершенствование» системы исполнения наказаний вплоть до ликвидации тюрем); 6) наделение федерального правительства полномочиями по защите меньшинств от «власти толпы», из-за которой страдали мормоны (президент должен был получить право на использование армии для подавления беспорядков в штатах, не спрашивая согласия губернатора)23.
      В 1844 г. мормонские миссионеры в разных регионах страны вели помимо религиозной пропаганды еще и предвыборную агитацию. Политические устремления Святых последних дней порождали подозрения в существовании «мормонского заговора» не только против Соединенных Штатов, но и всего мира. Современников настораживали успехи в распространении новой религии в США, Великобритании, Канаде и в странах Северной Европы. Враги и «отступники» обвиняли мормонов в том, что они, якобы, задумали создать «тайную политическую империю», стремились организовать восстания индейцев-«ламанийцев», захватить власть в стране и даже мечтали о мировом господстве. Этим целям должен был служить секретный «Совет Пятидесяти», образованный вокруг Джозефа из его ближайших сподвижников. Предположения о политическом заговоре носят дискуссионный характер. Отдельные высказывания Джозефа и планы по распространению мормонизма во всем мире, в том числе в России, косвенно свидетельствуют об огромных амбициях, в том числе и политических, лидера мормонов и его окружения. Так, в мае 1844 г. мормонский пророк заявил, что он является «единственным человеком с дней Адама, которому удалось сохранить всю Церковь в целости», «ни один человек не проделал такой работы» и даже «ни Павлу, ни Иоанну, ни Петру, ни Иисусу это не удавалось»24.
      В начале лета 1844 г. произошли роковые для Святых события. Отколовшаяся от Церкви группа мормонов во главе с Уильямом Ло выступила против Смита. Она организовала типографию и начала выпускать оппозиционную газету «Nauvoo Expositor», в которой разоблачала деятельность пророка, пытавшегося «объединить церковь и государство», а также его «ложные» и «еретические» учения о множестве богов и полигамии25. По приказу мормонского лидера, в городе было введено военное положение. Бойцы из «Легиона Наву» разгромили антимормонскую типографию и разбили печатный станок. Возникла угроза войны между немормонами и мормонским ополчением. Губернатор штата, настроенный негативно по отношению к Святым, решил использовать милицию для предотвращения дальнейших беспорядков и кровопролития. Джозеф бежал в Айову, но получил гарантии от властей и до суда по обвинению в государственной измене (из-за неправомерного введения военного положения и разгрома типографии) был заключен в тюрьму в г. Картидж (Карфаген). С ним оказались его брат Хайрам, являвшийся «патриархом Церкви», а также ближайшие друзья и сторонники. «Легион Наву» в случае волнений мог быть использован для защиты Смита, но его командование не проявило активности и не предприняло мер по спасению своего командующего.
      Вечером 27 июня 1844 г. на тюрьму напала вооруженная толпа примерно из 200 противников мормонов. В завязавшейся перестрелке (Смит был вооружен пистолетом и сумел ранить 2 или 3 нападавших) мормонский пророк и его брат были убиты. Тело Джозефа было захоронено в тайном месте недалеко от его дома, чтобы избежать надругательств над ним. Несколько раз место погребения менялось и в результате было утеряно. Только в 1928 г., спустя более 80 лет после трагических событий, тело было вновь обнаружено и торжественно погребено на новом месте в Наву. Могилы Джозефа, Хайрама и Эммы стали одной из исторических достопримечательностей города. Смерть Смита привела к расколу в рядах Церкви, который был относительно быстро преодолен. Большинство мормонов признали лидерство нового пророка Б. Янга и последовали за ним в Юту — в то время спорную пограничную территорию между Мексикой и Соединенными Штатами, где они надеялись обрести убежище и спастись от гонений.
      Джозеф Смит по-прежнему остается наиболее спорной фигурой в истории Соединенных Штатов XIX века. Оценки личности Джозефа и его исторической роли носят противоположный характер. Мормоны и близкие к ним историки идеализируют своего первого пророка, полагая, что он «заложил фундамент самой великой работы и самого великого устроения из всех, когда-либо установленных на Земле». Они полагают, что его «миссия имела духовную природу» и «исходила непосредственно от Бога»26. Джозеф Смит являлся «председательствующим старейшиной, переводчиком, носителем откровений и провидцем», который «сделал для спасения человечества больше, чем какой- либо другой человек, кроме Иисуса Христа»27.
      В период жизни Смита, а также после его гибели в США вышло множество критических статей и антимормонских книг, в которых разоблачалось новое религиозное учение. Современники сравнивали руководителя мормонов с Мухаммедом и обвиняли в «фанатизме» и желании «создать обширную империю в Западном полушарии». Критики мормонизма указывали, как правило, на «необразованность» или «полуграмотность» Джозефа Смита. Они утверждали, что авторами «Книги Мормона» и его откровений от имени Бога в действительности были советник лидера Святых Сидней Ригдон и люди из ближайшего окружения. «Антимормоны» создали негативный образ Джозефа, полагая, что он отличался крайне властолюбивым характером, «непомерными амбициями», аморальностью, провозгласил множество несбывшихся пророчеств и являлся инициатором учреждения в США полигамии28.
      В действительности историческая роль Джозефа Смита огромна. Можно согласиться с мнением известного американского историка Роберта Ремини, который в 2002 г. писал: «Пророк Джозеф Смит, безусловно, является самым крупным реформатором и новатором в американской религиозной истории»29. Исследователи, как правило, сравнивают Смита с его известными современниками: проповедником, писателем и философом-трансценденталистом Ральфом Уолдо Эмерсоном (1803—1882), а также негритянским «пророком» Натом Тернером (1800—1831), предводителем восстания рабов в Вирджинии в 1831 году. Значительное влияние мормоны оказали на процесс колонизации территорий Запада, особенно на освоение Юты. Мормонизм вырос из англосаксонского протестантизма, но одновременно противопоставил себя ему, выступив антагонистом. Мормонизм стремился к возрождению забытой и отрицаемой христианством нового времени библейской традиции, связанной с пророками, апостолами и пророчествами, откровениями и чудесными знамениями, явлениями божественных личностей и ангелов. Многоженство также воспринималось как попытка восстановления практики древних семитов времен Ветхого Завета.
      Известность в стране Джозеф Смит получил в 24 года после публикации «Книги Мормона», которая широко обсуждалась в прессе и среди публицистов. Он являлся харизматичным лидером, обладал даром убеждения и организаторским талантом. «Носитель откровений» занимался также финансово-экономической деятельностью и политикой. Джозеф Смит заложил основы будущего экономически процветавшего мормонского квазигосударственного образования Дезерет на территории штата Юта, существовавшего в 1840—1850-е годы. Он был создателем новой религии, быстро распространяющейся во многих странах мира и объединяющей в настоящее время более 15 млн последователей (почти 2/3 из них проживают за пределами США).
      Примечания
      Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта Президента Российской Федерации № МД-978.2018.6. Проект: «Социальный протест, протестные движения, религиозные, расовые и этнические конфликты в США: история и современные тенденции».
      1. CROSS W. R. The Burned-over District: The Social and Intellectual History of Enthusiastic Religion in Western New York, 1800—1850. Ithaca. 2015 (1-st edition — 1950), p. 3—13. См. также: WELLMAN J. Grass Roots Reform in the Burned-over District of Upstate New York: Religion, Abolitionism, and Democracy. N.Y. 2000.
      2. Biographical Sketches of Joseph Smith, the Prophet, and His Progenitors for Many Generations by Lucy Smith, Mother of the Prophet. Liverpool-London. 1853, p. 38—44.
      3. BUSHMAN R.L. Joseph Smith and the Beginnings of Mormonism. Urbana. 1984, p. 11-19.
      4. Cm.: MORAIN W.D. The Sword of Laban: Joseph Smith, Jr. and the Dissociated Mind. Washington. D.C. 1998; BROWN S.M. In Heaven as It Is on Earth: Joseph Smith and the Early Mormon Conquest of Death. Oxford-N.Y. 2012.
      5. BUSHMAN R.L. Op. cit., p. 53-54.
      6. MORAIN W.D. Op. cit., p. 9-11.
      7. СМИТ ДЖ. История 1:7-8.
      8. Там же, 1:13-20, 1:28.
      9. REMINI R.V. Joseph Smith. N.Y. 2002, p. 40-45.
      10. СМИТ ДЖ. Ук. соч. 1:59.
      11. HILLS L.E. New Light on American Archaeology: God’s Plan for the Americas. Independence, 1924; CHASE R.S. Book of Mormon Study Guide. Washington. UT. 2010, p. 65—66. Также см.: ЕРШОВА Г.Г. Древняя Америка: полет во времени и пространстве. Мезоамерика. М. 2002, с. 17, 114—118.
      12. CROWTHER D.S. The life of Joseph Smith 1805—1844: an atlas, chronological outline and documentation harmony. Bountiful (Utah). 1989, p. 16—25.
      13. Conference Minutes, April 6, 1844. — Times and Seasons. 1844, May 1, p. 522—523.
      14. PARTRIDGE S.H. The Failure of the Kirtland Safety Society. — BYU Studies Quarterly. 1972, Summer, Vol. 12, № 4, p. 437-454.
      15. LESUEUR S.C. The 1838 Mormon War in Missouri. Columbia-London. 1990.
      16. Любопытна дальнейшая судьба Наву. В 1846 г. мормоны вынуждены были переселиться в Юту и полностью покинуть город, который в 1849 г. перешел во владение утопической коммунистической колонии «Икария» во главе с философом Этьеном Кабе. Коммуна «икарийцев» состояла из более 300 французских рабочих-переселенцев и просуществовала до 1856—1857 годов. Впоследствии в Наву поселились немцы, исповедовавшие католицизм, потомки которых составляют сейчас большинство населения города, насчитывающего немногим более 1 тыс. человек. Мормонский храм был сильно поврежден пожаром в 1848 году. Мормоны (в основном пожилые пары) начали возвращаться и селиться в Наву только в 1956 году. В 2000—2002 гг. был восстановлен с точностью до деталей старый мормонский храм. В настоящее время Наву — сельскохозяйственный и историко-культурный центр.
      17. CANNON G.Q. Life of Joseph Smith: The Prophet. Salt Lake City. 1888, p. 301—306.
      18. BROWN S.M. Op. cit., p. 243.
      19. GROOTE M. de. DNA solves a Joseph Smith Mystery. — Deseret News. 2011, July 9; PEREGO U.A. Joseph Smith apparently was not Josephine Lyon’s father, Mormon History Association speaker says. — Deseret News, 2016, June 13.
      20. MASON P.Q. God and the People: Theodemocracy in Nineteenth-Century Mormonism. — Journal of Church and State. 2011, Summer, Vol. 53, № 3, p. 349—375.
      21. HAMMOND J.J. The creation of Mormonism: Joseph Smith, Jr. in the 1820s. Bloomington (IN). 2011, p.279-280.
      22. History of the Church (History of Joseph Smith, the Prophet). Vol. 6. Salt Lake City. 1902-1932, p. 210—211.
      23. General Smith’s Views of the Power and Policy of the Government of the United States, by Joseph Smith. Nauvoo, Illinois. 1844. URL: latterdayconservative.com/joseph-smith/general-smiths-views-of-the-power-and-policy-of-the-govemment.
      24. History of the Church, vol. 6, p. 408—409.
      25. Nauvoo Expositor. 1844, June 7, p. 1—2.
      26. WIDSTOE J.A. Joseph Smith as Scientist: A Contribution to Mormon Philosophy. Salt Lake City. 1908, p. 1—2, 5—9; MARSH W.J. Joseph Smith-Prophet of the Restoration. Springville (Utah). 2005, p. 15—16, 25.
      27. Руководство к Священным Писаниям. Книга Мормона. Еще одно свидетельство об Иисусе Христе. Солт-Лейк-Сити. 2011, с. 169—170.
      28. ДВОРКИН А.Л. Сектоведение. Тоталитарные секты. Опыт систематического исследования. Нижний Новгород. 2002, с. 68—74, 80—82, 84—85. — URL: odinblag.ru/wp-content/uploads/Sektovedenie.pdf.
      29. Joseph Smith, Jr.: Reappraisals after Two Centuries. Oxford-N.Y. 2009, p. 3.