37 сообщений в этой теме

"Сага о Хельги Безвестном" - это рабочее название повести моего друга.

Я помогаю ему как "исторический" консультант. Есть там частица и моего участия.

Тема открытая, можно оставить отзыв :)

Сказание Первое

МОРЕ ВАРЯЖСКОЕ

Пролог

Утро. Раннее утро начала зимы…Темно и безлунно – хозяйка тьмы не спешит уступать свету. Но человек, идущий через лес, знал, что всё в мире имеет свои законы. Вдохнув морозный воздух, он ненадолго остановился и произнёс:

Рано встаёт
кто без подмоги
к труду приступает.
Утром дремота
работе помеха –
кто бодр, тот богат.

Утренний мороз пощипывал щёки. Тьма уходила неохотно. Но человек шел уверенно, легко находя в сумерках плохо проторённый путь. Размеренный шаг и ровное дыхание говорили о том, что он немало повидал за свою жизнь и далёкое расстояние до ближайшего жилья не пугает его. Путник был одет ни бедно, ни богато - подбитый мехом плащ, заколотый простой брошью, бобровая шапка из далёкой Гардарики. И нес на себе то, что считал необходимым – копьё в руке, походная сума за спиной, меч в ножнах и нож у пояса, да ещё - невидимый чужому глазу – засапожник в голенище тёплого сапога.
Возраст путника трудно было определить – за пятьдесят иль за семьдесят… Одно ясно – немолодой. Ему действительно было немало зим. Лицо загорелое и покрытое шрамами, как сосновая кора обрамляла серебрившаяся сединой борода, но ясные серые глаза смотрели зорко. Люди бывалые присмотревшись - как двигается, как дышит – сказали бы: «Многие молодые выглядят перед ним как глупые и самоуверенные щенята. Неразумно ссориться с ним!».
Путник шагал, изредка опираясь на копьё, как на посох - как знать, когда на пути копьё пригодится? Он шёл неспешно, и будто в согласии с ним также неторопливо вставало солнце. Уже окрасились причудливыми золотыми бликами верхушки деревьев, и первый снег, лежавший на ветвях, заиграл яркими огоньками. Уже деловито замолотил крепким клювом дятел, как бы говоря своим стуком – я проснулся, есть хочу! Защебетали лесные птахи, радуясь солнцу. Жизнь продолжалась…
Вот также и подумал путник: «Жизнь продолжается. Здравствуй новый день. Слава Создателю этого мира, как бы ни называли его в разных землях!».
Путника тоже радовало солнце – захотелось крикнуть что-нибудь весёлое и громкое, так чтобы разметались испуганные птицы, как бывало в дни давней юности. Давней? Как сказать… Будто совсем немного минуло зим. Скальд умеет быть мудрым в молодости и беспечным в старости.
Путник набрал полной грудью воздух и открыл, было, рот…
Но крикнуть не пришлось – из-за спины послышался ровный глуховатый перестук копыт.
«Опять!»- шевельнулась в голове неприятная мысль, да вспомнился недавний путь через недобрый Ведьмин Лес – «Так кто же на этот раз?!»
Путник шёл дальше, не оборачиваясь, размеренно, не сбивая дыхания.
В морозном воздухе далеко был слышен каждый звук – не нужно суеты! Даже птицы, казалось, притихли, давая возможность лучше разобрать невнятный шум, сопровождавший стук копыт – всадник… один… ножны меча изредка бьют по щиту – вооружён. Пусть будет так!
Ровный топот слышен всё громче и громче. Ближе… Ещё ближе… Рядом… Пора!
Путник сделал шаг в сторону и развернулся – как раз вовремя, чтобы схватить коня за узду. Конь раздражённо захрапел, резко остановившись. Юноша-седок едва не выпал из седла и приложил немало стараний, чтобы удержаться и сохранить достоинство.
Путник не дал ему опомниться:
- Что тебе нужно? И кто ты такой?!
- Мне велено доставить тебя в поместье! Там ждут!- дерзко заявил молодой всадник. В левой руке он держал прочный щит с белым крестом и поводья украшенные серебром. Из-под синего плаща подбитого мехом поблёскивала франкская кольчуга. А правая рука тянулась к мечу…
Но путник ответил не менее резко:
- Должно быть, ты бреешь усы, чтобы на них не намерзали сопли. Если ты понимаешь, о чём я говорю… Кто меня ждёт?! Быть может, ты знаешь моё имя? Ты не произнёс приветствия и не назвался! Видно в детстве тебя мало трепали за уши, коль не втолковали тебе самой малой учтивости! Велика будет твоя удача, если ты доживёшь до старости!
Произнеся это, он вдруг развернулся, и зашагал прежней дорогой.
- Стой!- донеслось из-за спины.
- Вот дурень!- досадливо пробурчал себе под нос путник.
- Быть может, меня и не заставляли кланяться каждому бонду… Но научили владеть клинком!- прокричал вслед юнец, пришпорил коня, и нагоняя путника, взялся за меч.
Но тут издалека послышались громкие окрики, зов рога, и топот множества копыт – с дюжину или более всадников мчались по дороге. Юнец обернулся, с досадой загнал клинок обратно в ножны и сдержал бег своего коня.
Путник остановился у дороги спиною к раскидистой ели и угрюмо оглядывал лес.
Неожиданно все обернулось не так плохо – нагнавшие странника всадники остановились поодаль, а их предводитель, спешившись, обратился к нему:
- Да будет удачен твой путь скальд!
Странник ответил кивком головы и добавил:
- Пусть и ваш путь принесёт всем удачу!
Предводитель продолжил:
- Нам поручено пригласить тебя ко двору, чтобы ты отдохнул у очага, разделил с нами ужин, и помог скоротать вечер за учтивой беседой. Мы давно не слушали хорошего сказителя саг и песней, а Сигват скальд ныне в отъезде. Ты ни в чём не будешь знать отказа. Выпивка, яства и лучшее место у огня! А тот, кому мы служим, щедр на золото и серебро!
- Если тот, кому ты служишь, также хорош, как учтива твоя речь я не прочь пойти с вами! Но если никто из вас не знает моего имени, может статься, что ты ошибся. Не сочтут ли это неразумным?
- Нет. Я не ошибся, скальд,- уверенно ответил предводитель. Было заметно что его старшинство не вызывает ни у кого сомнений.
- Коня скальду!
Дерзкий юнец неожиданно спешился, закинул за спину щит, без излишней суеты предложил страннику своего коня и каким-то невероятным образом умудрившись сохранить достоинство, припустил назад пешком.
«Ой, парень, ты решителен не по годам, но - сколько в твоей крови горькой желчи!»- подумал скальд, ловко вскочив в седло. Норовистый жеребец, встав на дыбы, хотел сбросить чужака, но тот, натянув поводья, неожиданно хлопнул правым кулаком промеж конских ушей. Конь опустился на ноги и замотал головой. Скальд склонился к его уху и что-то прошептал. Жеребец выгнул шею пытаясь уловить взгляд нового наездника своим блестящим с кровавыми прожилками глазом. Прошептав ему ещё что-то, скальд произнёс:
- Указывайте путь. Едем!
Всадники удивлённо переглянулись, повернув коней, и поскакали впереди, указывая путь.
Поместье оказалось недалеко. За частоколом на обширном дворе возвышались длинные крыши крупных добротных построек.
«Должно быть, это усадьба Сигурда Свиньи – едва ли найдётся в этих краях человек богаче него»- решил странник. Тут всадники въехали на двор. Посреди возвышался белый стяг с золотым драконом, а весь двор был полон народу – уж не менее сотни человек. Все нарядно одеты – и хускарлы-дружинники и даже суетливая дворня, занятая домашней работой. О нарядах своих людей позаботилась хозяйка дома, принимавшая гостей.
Несколько слуг выскочили навстречу спешившимся всадникам и приняли поводья. Скальд запустил руку в кошель, нашарил там обрезок восточной монеты и протянул её расторопному парню, поймавшему за узду норовистого жеребца. Слуга изумлённо и пристально посмотрел в лицо скальду – это было очень щедро, нынешние гости если и платили, то не серебром, а в основном бранью или, чаще всего, просто зуботычинами. Скальд и его спутники двинулись к господскому дому. Слуга, держа за узду разгорячённого коня, поклонился вслед щедрому незнакомцу.
«Порой легко найти приятеля. У каждого найдётся друг среди недругов. Случится быть беде - он мне ещё пригодится»- подумал скальд.
Хускарлы, сопровождавшие скальда, ввели его в дом. У входа на столе стоял большой жбан с пивом – на выпивку здесь были щедры. Покои были тщательно убраны, стены завешены коврами. Двое слуг устилали пол чистой соломой. Длинные ряды скамей тянулись вдоль дома. Сейчас они были пусты. Лишь в глубине покоя в полумраке, освещённом очагом, у почётного места сидели несколько хёвдингов, беседовавших меж собой. Пахло пивом, жареным мясом… да кого-то недавно стошнило.
Скальд оставил копьё у входа и неспешно подошел к хёвдингам, сидевшим у очага рядом с почётным местом – оно пустовало.
- Вот и скальд!- произнёс старший из них, пожилой рыжий бородач, для своего знатного соседа у которого на месте глаз зияли плохо зарубцевавшиеся раны.
«Да ведь этот слепец – Хрёрек конунг! А кто же этот Рыжебородый?»- подумал путник о хёвдинге, цепкий и неприятный взгляд которого показался ему знакомым. Припоминая, кто бы это мог быть, скальд сказал Рыжебородому:
- Вели принести мне вина или я уйду.
И тут позади раздалось:
- Ты не уйдёшь – тебя унесут! Не для того я добирался сюда пешим, чтобы ты сейчас развернулся и ушёл!
У двери стоял запыхавшийся от быстрого бега давешний сопляк. В руке он держал секиру.
- Ты зарубишь гостя?- спокойно спросил юнца рыжий бородач, а хмельные хёвдиги захохотали, глядя на него - давненько не было такой потехи!
- Он дерзит и затевает ссору. Не будет нам от него добра! Лучше я убью его немедля!- ответил юный хускарл, пыхтя как кузнечный мех, и бросился на скальда.
Скальд сделал несколько резких взмахов левой рукой – по кругу, так что плащ обмотался вокруг руки - увернулся от лезвия, слегка уклонившись в сторону, и резким ударом слева выбил секиру. Второй удар, справа - сшиб противника с ног – тот едва не угодил в очаг.
Хёвдинги одобрительно захохотали. Скальд стоял, не вынимая меча, пристально озираясь вокруг. Рыжебородый примирительно обратился к гостю:
- Не держи на него зла. Мы зовём его Скегги Дурашливый. Он знатного рода. Поумнеет когда подрастёт!
Скегги поспешно поднялся на ноги и побрел прочь, покраснев от стыда. Скальд обернулся к нему:
- Не прозвище делает человека. У меня смолоду было трое воспитателей с неблагозвучными именами. И я горд, что стоял с ними в одном строю – мы славно бились! Вот послушай, как это звучит… Хельги Безвестный, Бьярни Безродный, Лейв Беззубый! Позор, а не имена! Верно? Будь ещё с нами какой-нибудь Грим Беззадый - вот знатное было бы сборище! А меня самого тогда звали – Снорри Малыш…
- Вина!!!- заорал вдруг Рыжебородый.- Самого лучшего вина! Самого лучшего угощения! У нас сегодня праздник!
- С каких пор в доме моей матери распоряжается Асгейр сын Мёрда!- раздался властный голос со стороны хозяйского покоя. В проёме двери появился коренастый нарядно одетый молодец с коротко подстриженной бородкой. Он вел за руки двоих малолетних мальчуганов, третий - самый маленький – решительно топал сам.
- Конунг!- ответил рыжебородый Асгейр.- Это тот самый Снорри Скальд! Это Малыш Снорри, Снорри Два Меча, Снорри из Гардов! Много лет назад мой отец предлагал ему место в своей дружине, но ответа так и не дождался… До меня дошел слух, что некий сказитель просился на ночлег к одному бонду. И тот бонд в жизни не слышал столько рассказов о дальних землях. Я не мог сдержаться и велел разыскать того сказителя. Я вижу, что мои люди не ошиблись!
- Мои скальды недостаточно хороши для тебя Асгейр?- сурово спросил молодой конунг, подходя ближе. Глаза его смотрели так, что трудно было не сробеть. Огонь осветил конунга, и скальд рассмотрел его получше. Он был таким, как и описывали люди:
Олав сын Харальда был невысок, коренаст и силён. Волосы у него были русые, лицо широкое и румяное, кожа белая, глаза очень красивые, и страшно было смотреть ему в глаза, когда он гневался. Он владел многими искусствами: хорошо стрелял из лука, отлично владел копьём, хорошо плавал. Он сам был искусен во всяких ремёслах и учил других. Его прозывали Олавом Толстым.
«Быть может хорошим конунгом станет пасынок Сигурда Свиньи, если он и впрямь такой, как говорят о нём люди» - подумал скальд.
Конунг также разглядывал скальда, усевшись на почётное место. Двоих мальчиков он усадил себе на колени. Третий встал у его ног вблизи очага. Хмельные хёвдинги насторожились - Олав конунг был в гневе.
- Я вижу бродягу с языческим оберегом на шее… но я поверю тебе, Асгейр!- сурово произнёс Олав, и добавил, обращаясь к новому гостю,- У меня много золота для тех, кто мне служит. Если ты, сказитель, так хорош, что Асгейр заставляет своих людей рыскать по лесу до зари - ты легко затмишь моих скальдов. Я хочу, чтобы твои саги помогали нам скоротать долгие зимние вечера, а твои висы радовали нас днем. Пусть слушая тебя, воины набираются мужества, а эти дети – мудрости и желания вырасти настоящими мужчинами и властителями. Я буду щедр – ты не будешь знать отказа ни в чём… но это только если ты и вправду Скальд!
Мальчуганы, сидевшие на коленях у старшего брата, боязливо опустили глаза.
Гость не замедлил с ответом:
- Быть может я и бродяга, но я не вор и не убийца, которого тинг объявил вне закона. А оберег Тора, что висит у меня на груди, это всё что осталось мне от моего отца. Ты сказал, я ни в чём не буду нуждаться? Я и сейчас ни в чём не нуждаюсь! Еда? Я добуду зверя или помогу бондам в труде, и меня накормят. Хмельное пиво – я пью немного, и если захочу повеселиться, у меня хватит сил дойти до богатого двора или торга. Там всегда готовы послушать мои рассказы, о чем бы я ни говорил – о былых временах, далёких землях, героях и асах… или ётунах и троллях. Я прокормлюсь сам. Ты не властен надо мной.
- Ты дерзок скальд!- сказал Олав конунг.
- А я говорил!- влез в разговор побитый юнец. Хёвдинги вновь захохотали.
- Ты дерзок, и ты не крещён,- продолжил конунг,- а я и за меньшее приказывал казнить и калечить!
Хмельные хёвдинги покосились на ослеплённого Хрёрека конунга, а Олав Толстый продолжал:
- Разумнее было бы не дерзить, а явить своё красноречие. Разве золото, серебро, красивое оружие и одежды плохая награда за твоё искусство?
Снорри Скальд ответил:

Подарок большой
не всюду пригоден.
Он может быть малым.
Неполный кувшин,
половина краюхи
мне добыли друга.

- Конунг, я видел золота больше чем дерьма, которое трэли убирают в этой усадьбе за свиньями. Я платил марку серебра за конскую голову, когда голодал. Я обматывал ноги драгоценным шёлком, потому что порой не бывало холстины. Мне нужно было выжить, и золото не имело для меня цены. Я служил великим конунгам! Я ходил с конунгом Гардарики к Миклагарду. И скитался в море с Вальдамаром – его сыном, когда тот был в изгнании. Я пел под скрип вёсел воинам Олава сына Трюггви. А теперь ты хочешь меня испугать или купить?!
Олав Толстый нахмурил брови, усадил мальчуганов на почётном месте по обе стороны от себя и потянулся к меньшому брату. Не дотянувшись, он раздражённо дернул того за волосы и сгрёб его к себе своими ручищами. Мальчуган лет трёх отважно глянул конунгу в глаза, схватил его за вислый ус и потянул к себе, что есть силы. Едва освободившись, Олав Толстый расхохотался и сказал:
- Ты, брат, видно никому не будешь давать спуску!
Затем произнес, обращаясь к скальду:
- Олав конунг, сын Трюггви - мой крёстный и родич. Скажи, долго ли ты служил ему?
- Я ходил с ним на Великом Змее до самого острова Свольда.
- Но Эйнар Брюхотряс рассказывал, что все погибли на том корабле…
- Эйнар Брюхотряс был ещё недорослем! Оттого Эйрик ярл и пощадил его.
- Как же тебе удалось спастись?
- Когда Олав конунг выпрыгнул за борт, многие бросились за ним. Люди ярла поставили мелкие суда вокруг Змея и с них убивали тех, кто прыгал в море. Кольчуга и шлем потянули меня на дно, но мне удалось скинуть их под водой и доплыть до корабля, идущего в Страну Вендов. На нём были люди Астрид, конунговой дочери.
- Говорили, что Олав конунг спасся так же, как ты говоришь…
- Я не видел его с тех, пор как он прыгнул в море!
- Где же было твоё место на Великом Змее?
- Неподалёку от мачты, за одним веслом с Торстейном Морозом.
- Да ты и впрямь был на том корабле!- конунг развеселился, от былого гнева не осталось и следа. Он указал скальду на скамью рядом с почётным местом, скальд сел. Тогда Олав Толстый спросил, - А скажи, отчего Олав конунг дал ему прозвище – Мороз?!
- Однажды ночью в нужнике Торстейну привиделся чёрт. И тогда… мороз пробежал у него по коже! Так рассказал он Олаву конунгу. И конунг дал ему прозвище – Мороз. А к прозвищу в придачу дал меч с драгоценной рукоятью…
- Да! Теперь я верю! Снорри из Гардов, Снорри Скальд… Как там тебя ещё? Не держи зла! В этой глуши так мало новостей, что пожалуй - ты позабавишь нас надолго! Но знай - едва ли ты знаешь сагу, которую я ещё не слыхивал! Подайте вина!!! Посмотри на этих малышей,- конунг, улыбаясь, указал на троицу малолетних сводных братьев.- Их зовут Гутхорм, Хальвдан и Харальд. Я не хочу, чтобы они выросли жадными и мелочными. Пусть станут такими же мужественными как те, чьи имена они носят! Пусть будут славными и достойными памяти своих предков из рода Харальда Прекрасноволосого! Расскажи им о чести, доблести и предательстве, о богатстве и нищете, обо всём, что сочтёшь нужным, из того что слышал и повидал за свою жизнь. Пусть удача не покинет тебя Скальд!
Олав конунг принял из рук слуги чашу с вином, сделал их неё несколько глотков и передал Снорри Скальду. Снорри осушил чашу до дна, смахнул капли с усов и начал свой рассказ:
- Уж этой-то саги ты не слыхал никогда!

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

1

В нескольких днях пути от Вика жил человек по имени Эйрик. Его отцом был Рёгнвальд Прочный Киль и матерью – Тордис Бережливая. Рёгнвальд был искусен в постройке кораблей, и топор плотника предпочитал мечу и секире. Все его сыновья стали хорошими корабелами. Братьев Эйрика звали Ульв и Эйольв, но о них больше не будет речи в этой саге. Эйрик с ранних лет проявил способности к резьбе по дереву и вырезанию рун. Этому искусству его обучил Хальвдан Ворон – старый викинг.

Однажды к Рёгнвальду пришел Торкель Соленый, снаряжавший свои корабли за море для торговли и попросил построить дракар на пятнадцать пар гребцов с затейливой резьбой по штевням. Рёгнвальд сказал ему:

- Нынче несколько ладей заложено у меня к постройке, и я могу не успеть в срок, но если ты сочтешь работу моего сына Эйрика достаточно надежной, он построит тебе такой корабль, который ты захочешь.

Рёгнвальд сидел на резной скамье. Торкель согласился, сказав:

- Я заплачу тебе дороже, чем за любой другой корабль такого размера, если он будет украшен так же, как эта скамья.

Рёгнвальд ответил:

- Это резал Эйрик, но быть твоему кораблю краше.

Затем договорились о цене.

Эйрик взял себе умелых помощников и немедленно принялся за работу. Строили на песчаном берегу у Соколиной Лощины. За Соколиной Лощиной жил человек по имени Гуннар. В ту зиму он схоронил свою жену. В молодости он много ходил за море и слыл человеком мудрым и удачливым, но в море его давно не брали, считая неразумным доверять рулевое весло старому кормщику.

В начале лета Эйрик идет к отцу и говорит:

- Я не хочу, чтобы мы продавали этот корабль Торкелю Соленому. Я хочу оставить его себе.

Рёгнвальд отвечает:

- Если мы оставим корабль себе, то этой зимой в нашем доме не будет привычного достатка.

- Отец, этой зимой в нашем доме будет меньше едоков. Я хочу пойти за море на этом корабле и взять с собой Эйстейна и Ари. Быть может, к зиме я вернусь домой с богатой добычей.

- Сын, если ты надеешься добыть себе богатство в море, оставь эту затею. Распрю лучше видеть со стороны, а на море смотреть с берега.

- Отец, не за богатством иду я в море, а за удачей и славой. Высокий сказал:

Гибнут стада,

родня умирает,

и смертен ты сам;

но знаю одно,

что вечно бессмертно:

умершего слава.

- Сын, я вижу, что Хальвдан Старый Ворон научил тебя не только говорить висы и резать руны. Я знал многих, чья громкая слава уместилась в трёх десятках рун на камне у дороги, но я не стану удерживать тебя. Твоя жизнь принадлежит тебе. Ты построил себе корабль. Он достаточно крепок, чтобы идти за моря. Эйстейн и Ари хорошие работники и гребцы, но ваше плавание сочтут неразумным, если с вами не будет опытных мореходов. Кто пойдет?

- Старый Гуннар и его младшие сыновья. Эйнар, сын Торгрима и Торвальд, сын Вестейна. С ними пойдут их люди, числом не меньше двадцати.

Вскоре Эйрик, сын Рёгнвальда и его люди вышли в море. В то лето Харальд конунг решил перебить всех викингов, докучавших его владениям. Конунгу нужны были воины, и он разослал повсюду ратную стрелу. Поход был удачен. Гуннар и его сыновья, а с ними Эйрик, сын Рёгнвальда, получили от конунга богатые подарки за участие в походе. Конунг был очень доволен и пригласил Эйрика и его людей на следующее лето вступить в его дружину. Эйрик в ответ подарил конунгу резную голову дракона изумительной работы для украшения корабельного штевня. Конунг велел вызолотить её и установить на одном из своих боевых кораблей, а Эйрика одарил драгоценным мечом.

К зиме корабль Эйрика причалил к берегу у дома Рёгнвальда. Все были рады его возвращению. На празднике середины зимы в доме Рёгнвальда было богатое угощение. Собралось много гостей. Среди них были многие могущественные хёвдинги. Рёгнвальд подговаривал сына жениться, надеясь так удержать его от дальнейших походов за море. Он предлагал Эйрику помощь в постройке дома. Некоторые из приглашенных хёвдингов имели взрослых дочерей, и Рёгнвальд говорил Эйрику, что он не прочь будет с ними породниться, если Эйрик жениться на одной из них. Однажды он сказал:

- Ты в почете у конунга, но удача викинга изменчива. Сегодня многие богатые хёвдинги желают с нами породниться, как знать, может быть, потом это нам не удастся.

А чтобы звучало убедительнее, добавил так, как сказал когда-то Высокий:

У Фитьюнга были

сыны богачами

и бедность изведали;

может внезапно

исчезнуть достаток,-

друг он неверный.

Эйрик ответил:

- Хёвдинги, которые желают породниться с грудой серебра, плохая опора нашему дому. Как первый лед хрупко наше положение. Не будем спешить.

Это слышал Вестейн Кузнец. Он сказал Рёгнвальду:

- Твой сын стяжает большую славу, если гордыня не застит ему глаза.

Вечером, когда от пива многих гостей стало клонить в сон, в дом Рёгнвальда вошел Хальвдан Старый. Он опирался на посох и едва передвигал ноги. Хальвдан подошел к Эйрику, и отдал ему длинный сверток в волчьей шкуре. То был меч - Пьющий Росу Смерти, приносящий победу своему владельцу, но скорую смерть тому, кто необдуманно вынул его из ножен.

Эйрик, увидев меч, сказал:

- У меня нет такого подарка, который бы надлежало сделать в ответ.

Голос у Хальвдана был совсем тихий, но многие услышали:

- Я не тороплю тебя с ответным подарком. Для такого старого человека, как я, многие вещи теряют привычную ценность. Высокий сказал:

Глупый надеется

смерти не встретить,

коль битв избегает;

но старость настанет –

никто от нее

не сыщет защиты.

- Мой меч больше не спасет меня от смерти, владей им, и не беспокойся об ответном подарке.

Так сказал Хальвдан Старый Ворон, вышел и больше его никто не видел.

В конце зимы, как только погода для мореплавания установилась, корабль Эйрика снова ушел в море. Одни говорили – на запад, другие – на юг. В сагах многое перепутано – люди порой не могут разумно рассказать о даже том, что видели сами. То, что слышали от других и вовсе толкуют неверно.

Гуннар с сыновьями и Эйрик вернулись в середине лета с богатой добычей. Все их люди были живы и здоровы. С ними были другие викинги.

За фиордом жил Бьерн Скала, сын Торгима. У него было двое сыновей: Торстейн и Торгрим и три дочери, старшая из которых Сигню, славилась своей красотой. По совету Рёгнвальда Эйрик захотел взять ее в жены, но Бьерн Скала отказал ему. Затем Бьерн назвал Эйрика невежей и выскочкой, едва взявшимся за весло. Многие сочли это неразумным и приняли сторону Рёгнвальда и его сына, другие стояли за Бьерна и его братьев. Люди Эйрика были злы и везде ходили только при оружии и в доспехах. Бьерн послал за помощью к своему побратиму Торгильсу Бычьему. Назревала кровавая распря, но в тот день, когда все ждали развязки, корабль Эйрика поднял паруса и ушел из фиорда.

Куда отправился Эйрик, не знал даже Рёгнвальд. Люди Бьерна хотели сжечь двор Рёгнвальда, но Бьерн одумался, запретил им это делать и сказал:

- Будет короток век того, кто поднимет меч на Рёгнвальда.

Эйрик повел своих людей к Эйнару ярлу Оркнейских островов для совместных походов к шотландским и ирландским берегам. В открытом море их корабль попал в сильную бурю. Непогода была более двух недель. Затем ветер стих, но небо было затянуто тучами. Они не видели звезд и не могли определить свое положение.

Тогда выпустили ворона. Ворон долго кружил над кораблем, а затем улетел. Викинги пошли в том направлении и вскоре нашли новое пристанище ворона. То был большой прочный и красивый дракар, достойный конунга. На нем были одни мертвецы. Мертвый кормщик сидел, навалившись на рулевое весло, оттого корабль ходил кругами. Это был могучий воин в дорогих доспехах. У его ног лежала молодая женщина. Она казалась живой, но сердце ее не билось. Все сочли, что ее убило горе. Рядом с ней нашли спальный мешок из дорогих мехов. В нём были два полуживых малыша. Все на этом корабле погибли от ран, полученных в битве.

Люди Эйрика разделились надвое: одни говорили, что спасение детей великое чудо, другие считали, что от жажды скоро погибнут все, так как воды мало, а берег не найден и спасенных следует бросить в море. Тогда старый Гуннар сказал:

- Ворону путь на этот корабль указал Один. Если бы Одину было угодно спасти нас, он привел бы нас к берегу. Значит, малыши должны быть с нами – погибнем мы или спасемся.

Когда он говорил эти слова, ворон вернулся на корабль Эйрика. Вскоре налетел ветер. Подняли парус. Шли несколько дней, и когда вода была на исходе, увидели землю. То был шотландский берег.

С тех пор как Эйрик и его люди спасли маленьких братьев, им всем сопутствовала удача. А у Эйрика ладилось любое дело, за которое он брался – всё было у него как о двух головах. Удачливых братьев нарекли Хельги и Бьярни. Никто теперь не помнит, почему их назвали так. Люди говорили – один урчал как медвежонок, когда его отогрели и накормили – то стал Бьярни. Другой найдёныш молчал. Но всех изумил удивительный свет будто бы исходивший из его ясных глаз – и его, не сговариваясь, стали называть Хельги.

Вскоре после этого Эйрик женился на Торунн Хранительнице Дома и никогда впоследствии не жалел об этом. Он выстроил себе дом на Крутом Склоне. Его зал для пиршеств был столь велик, что ничто по берегам фиорда и близкой округи не могло сравниться с ним. Многие хёвдинги охотно гостили у него и порой проводили зиму. И всех их он достойно принимал – в его хозяйстве ни в чём не было недостатка. Он никогда не выходил в море иначе, чем на ладье с двенадцатью гребцами.

Детей у Эйрика и Торунн не было, и воспитанники - Хельги и Бьярни стали им как родные, хоть Эйрик так и не решился назвать их сыновьями, памятуя об их загадочном и знатном, по всему, происхождении. Многие сочли это разумным. Люди говорили, лишь старый Гуннар догадывался, кому мог принадлежать Черный Дракар - так, не сговариваясь, назвали тот корабль все, кому довелось его увидеть.

Гуннар, Эйрик и другие продолжали ходить за море и брали с собой братье по очереди. Если в море был Хельги, с Торунн оставался Бьярни. Когда Бьярни брался за весло, Хельги помогал заботливой хозяйке, заменившей им мать.

Весной забот у Эйрика хватало – он сеял много зерна и заботливо лелеял всходы. Потом он отправлялся за добычей на запад или на юг, как говаривал он и прочие хёвдинги - в весенний поход, и возвращался домой в разгар лета. Он оставался здесь до сбора урожая, дожидаясь, пока зерно не ляжет в закрома. Затем он снова отправлялся в море до конца первого месяца зимы, и это был осенний поход.

Так было до тех пор, пока не случилась распря с соседом. Что было причиной, ссора женщин или заносчивость соседних хёвдингов, никто не помнит. Но Бьярни был обвинен в убийстве, и ему пришлось покинуть фиорд. Эйрик, а с ним и Хельги остались защищать дом.

Прошло несколько зим. Распря утихла, но жизнь в Крутом Склоне была неспокойна и каждый раз, уходя за море, Эйрик, Хельги и Бьярни оставляли там воинов для защиты. Немало серебра было потрачено на оружие.

В те годы был конунгом Хакон, воспитанник Адальстейна, по своим славным делам прозванный Добрым. Хельги, Бьярни и их люди служили конунгу, ходили в походы за море и стяжали себе немалое богатство. К тому времени их прежний корабль гнил на берегу, и Хакон конунг подарил Хельги новый, добытый в бою у Сканей, большой – на сорок гребцов. Бьярни был одарен от конунга драгоценным оружием. Конунг сам надел ему шлем, повесил на плечо щит, и дал секиру с перевитой серебряной нитью рукоятью. Говорили, что конунг очень сожалел, когда узнал, что Гулатинг объявил Бьярни изгнанником, и сказал:

- Жаль, что он не остался в моей дружине. Теперь хёвдинги из Хёрдаланда убьют его!

Но братья были удачливы и люди охотно шли к ним в дружину. Эйрик уже давно не пытался сравняться в богатстве и славе со своими воспитанниками и гордился ими - они во многом превзошли его.

Старые распри беспокоили Эйрика. Часто ему приходилось оставаться в Крутом Склоне на все лето, ожидая прибытия воспитанников к зиме. Окрестные бонды платили ему дань, а он предоставлял им защиту от набегов с моря. В то время берсерки, приходившие издалёка, не признавали законов, и разоряли их селения, добывая себе добро и пропитание. Когда к фиорду являлись ладьи недобрых чужаков, Эйрик рассылал по округе ратную стрелу. А его люди готовы были зажечь сигнальный огонь, как повелел делать в те годы Хакон конунг. И люди говорят, что за семь ночей весть о войне доходила от самого южного огня до самого северного округа в Халогаланде.

У Эйрика в усадьбе всегда, зимой и летом, было не менее девяноста свободных людей и за обедом питьё отмерялось, а за ужином каждый пил столько пива и мёду сколько хотел. Хозяйством занимались не менее тридцати трэлей и, кроме того, всякая другая прислуга. Днем Эйрик заставлял своих людей работать на него, а вечером или ночью он давал возможность тем из них, кто хотел, работать на себя. Он давал трэлям землю в Дальних Угодьях, и они сеяли хлеб и снимали урожай. Эйрик устанавливал размер выкупа, и многие трэли выкупали себя через полгода или год, а все у кого было хоть сколько-нибудь удачи, выкупали себя через полтора года. На это серебро Эйрик покупал себе других трэлей. Тех, кто становился свободными, он посылал на ловлю сельди или отправлял на другие промыслы. Некоторые расчищали себе участки и селились там, и каждому он чем-нибудь помогал.

Возвращения Бьярни все ждали с опаской – хёвдинги, с которыми случилась распря, были в силе, и не раз хотели сжечь усадьбу Эйрика, но опасались гнева Хакона конунга. Эйрик знал об этом – так часто бывает, что у всякого найдётся друг среди недругов.

Бьярни в своих походах за море уходил все дальше, иногда на зиму оставаясь в чужих краях – в Восточных странах или на западе. Возвращаясь домой, он привозил удивительные подарки, дорогие товары и всякую диковинную утварь.

Хельги привел в Крутой Склон жену и остался дома на весь год. Он все реже бывал в Вике, но был по-прежнему в почете у конунга Хакона.

Однажды вечером в Крутой Склон пришел израненный викинг. Он принёс плохую весть. Хакон конунг был в Хёрдаланде и давал пир в Фитьяре на острове Сторд. При нем была его дружина и много бондов, которых он пригласил. И вот когда конунг сидел за утренней едой, дозорные увидели, что множество кораблей плывет с юга и что они уже недалеко от острова. То были сыновья Эйрика Кровавая Секира и Гуннхильд, сестры Харальда Синезубого. Хакон Добрый повел своё войско им навстречу. Говорят, что перевес на стороне сыновей Эйрика был настолько велик, что шесть человек приходилось на одного.

В битве у Фитьяра Хакон получил смертельные раны. Конунг был при смерти. Он позвал к себе своих друзей и сказал им, как он хочет распорядиться своим государством. Из детей у него была только дочь, которую звали Тора, но, ни одного сына. Он велел послать к сыновьям Эйрика и сказать им, что они должны быть конунгами над страной, но он поручал им своих друзей и родичей.

Так власть досталось его племянникам – сыновьям Гуннхильд, вдовы Эйрика Кровавая Секира, которая получила прозвище Матерь Конунгов.

Эйвинд Погубитель Скальдов так сказал о том:

Прежде пройдет,

порвав оковы,

Фенрир Волк по землям,

нежели равный

Хакону конунг

его место заступит.

Эйрик хёвдинг и его воспитанники сильно печалились, когда Хакона не стало, затаив злобу на его убийц. С тех пор Хельги не ходил за море и покидал Крутой Склон только когда ездил на тинг. Жена родила ему дочь и двоих сыновей.

Бьярни не пропускал для похода ни одно лето, викинги знали его как удачливого и храброго человека, охотно шли к нему на корабли и признавали его власть. К тому же как-то на тинге Хельги удалось поладить с родственниками убитых и заплатить им виру. Они запросили много, но он уважил их.

Когда на тинге разбирались тяжбы, обе стороны подходили к месту, где сидели судьи, и каждый приводил доказательства своей правоты. Хельги держал здесь большую речь. Местом суда было ровное поле, окружённое вехами из орешника. Между вехами была протянута верёвка. Она называлась границей суда. А в кругу сидели судьи: двенадцать из фюлька Фирдир, двенадцать из фюлька Согн, и двенадцать из фюлька Хёрдаланд. Эти судьи разбирали тяжбы. Судьи из Фирдира были заодно с Хельги, хёрды были против, согнцы сомневались.

Хельги сопровождало на тинг множество людей. Он привёл боевой корабль, полный народу и много небольших кораблей и гребных лодок, на которых сидели бонды, действовавшие с ним заодно.

Хельги изложил своё дело и предложил родственникам убитых хорошую виру. Он сказал, что Бьярни изгнан незаконно и судьи должны быть на его стороне. Затем Хельги добавил, что если его противники не примут виру и откажутся мириться, то он больше не будет предлагать им серебро и дело решит спор мечей.

Тут бонды, собравшиеся во множестве на тинг, зашумели, что он сделал родственникам убитых хорошее предложение. И те согласились.

Та поездка принесла Хельги ещё большую славу.

Хельги был тогда очень весел, но говорят, Бьярни выслушал эту новость безразлично.

Как-то Бьярни зазимовал в Крутом Склоне. А в начале лета, отправившись в далекие земли, он увел с собой большую часть дружины, оставив Хельги лишь его корабли. С Бьярни ушел Кетиль Рваный и его люди. Тогда же на разных кораблях ушли в море Торстейн и Торгрим, сыновья Бьерна Скалы. Торстейн взял в море своих сыновей. О них больше не будет речи в этой саге.

Прошло более двенадцати зим по смерти конунга Хакона Доброго, когда до Хельги дошла весть о том, что Бьярни попал в беду в Миклагарде, далеко на востоке.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

2

Там, вдали, где море сливалось с небом, полыхал закат. От солнца, похожего на пылающий золотой шар, к подножию скалы, на которой стоял Хельги ярл, протянулась сияющая дорожка, любуясь которой, он словно уходил вдаль и возвращался в годы своей юности, к далеким берегам чужих, неведомых стран. Ветер затихал, наполнив фиорд свежим бодрящим запахом весны. Его последние вечерние порывы раздували нарядный плащ и трепали волосы ярла, стянутые шитой золотом повязкой.

За спиной ярла из приоткрытой двери большого дома, стоящего над крутым склоном, доносился шум застолья. Внизу у воды, там, где на берегу лежали вытянутые на зиму для ремонта драконоголовые ладьи, раздавался торопливый стук топора. Кто-то нетерпеливо готовился к походу, используя последние лучи заходящего солнца.

Невеселы были раздумья ярла…

Уже который год весна сменяется летом, зеленые всходы – спелыми колосьями, теплые дожди – суровыми ветрами, а я все также смотрю с тоской в эту даль, меж тем как корабли мои гниют, доспехи ржавеют, а воины жиреют, растрачивая свои силы в нелепых ссорах, упившись пива. Многие из них отправились искать удачи и славы без меня. Ушёл даже Кетиль Рваный, сын Энунда Кормщика, с которым мы вместе росли – забияка и затейник многих веселых игр. Я всегда считал его самым преданным из своих людей, а он, уходя, сказал мне:

- Многие сочтут мои слова неучтивыми, но ты найдешь в них то, что скрыто от других. Мы с тобой ели из одного котла, сидели на одной скамье и укрывались рваным парусом, когда наши спальные мешки смыло за борт и меня прозвали – Рваный. Норны так сплели нити наших судеб, что мне всегда казалось – они оборвутся вместе. Как знать? Я не пил мёд с Одинова заклада. Но сейчас я уйду с Бьярни. Мне тошно видеть, что мой ярл радуется хорошему урожаю ячменя больше, чем попутному ветру. Я знаю, ты хороший предводитель и тебе радостно, когда твои воины сыты и довольны. Но разве каждый из нас не пошел бы с тобой хоть в царство Хель, когда мы были голодны и злы? Не сытости, а славы искали мы рядом с тобой!

Где сейчас Кетиль, Бьярни, Гейр Яркий Плащ и Торвальд Шрам? Гили с Птичьих Островов? Славные воины, преданные друзья, добрые соседи по ладейной скамье! А где же брат Бьярни?

Торир Большая Сума сгинул где-то в море, когда его унес шторм. Ари, сын Гудбранда, год за годом грабит западные заморские берега. Говорят, его видели в Вике, где он продавал добычу. Торстейн Молчун поселился в Исланде, взяв себе столько земли, сколько сумел обойти с горящим факелом в руке, а его брат Торгрим наделен землей в Нортимбраланде по росту – высока трава над его костями. Храфн Черный погиб в схватке с ирландцами Бриана Собирателя Скота, когда всякого способного сражаться убили, кого можно было взять в рабство – те стали рабами. Так говорил о том израненный Сигват, сын Энунда Кормщика, сына Гуннара Старого - один из немногих кому удалось отбиться.

Бьярни…

Купец с востока рассказал Орму Мореходу, что человек, похожий на Бьярни, был в Миклагарде вождем дружины, но обвинен в измене и заточен в темницу. Так ли это? Миклагард далеко, но нет преград наезднику морского коня!

Эх, Орм, ты ходил за море в Страну Вендов за мёдом, яркими тканями и франкским вином, чтобы порадовать своего ярла, а привёз в придачу и дурную весть. И теперь меня не греют шелк и парча, не радует заморское вино. Я не могу залить свою печаль крепким пьяным мёдом, забывшись в утехах, как делают многие…

В просторном доме хёвдингов шел пир. Люди Хельги хорошо порыбачили, поохотились, бонды принесли дань, многое было выгодно продано, еще больше осталось в их семьях. Жены были довольны, дети росли добрыми воинами. Почему бы ни выпить во славу Одина?

Пиво лилось рекой. Трэли едва успевали подносить деревянные подносы с копченой олениной, жареными вепрями, рыбой, сыром, хлебами и многими другими яствами, на которые в ту зиму был так щедр Фрейр. Это был разгульный праздник королей холодного моря, умельцев копья, меча и секиры, неутомимых всадников черных хищных кораблей – дракаров. Всё было как всегда – пирующие передавали друг другу над огнём очага - освящая - рога полные напитка для здравиц. Уже выпиты кубки за Одина и даруемые им победы, за Ньярда и Фрейра – щедрое море, добрую жатву и мир. И кубок Браги прошёл по кругу, раззадорив гостей. И поминальный кубок за родичей, которые уж погребены. Затем славили хёвдинга и его гостей. Но что-то не складывалось…

Юный скальд Снорри грустил, забившись в дальний угол, едва освещаемый пламенем очага. На просьбы ярла позабавить гостей, он отговаривался тем, что уже пересказал известные ему саги. Гости все больше налегали на мёд и пиво, быстро пьянея. И кое-кто из них уже клевал носом, примериваясь уронить голову на шаткий стол.

Не так задорно, как обычно, орал Гисли, рассказывая, как он ловко метнул гарпун в касатку и попал ей прямо в глаз, да так что наконечник вышел из другой стороны черепа. Странно, что никого из усомнившихся насмешников рассказчик не вызвал на поединок, как бывало с ним нередко. Гости дремали всё больше…

Беззубый Лейв не выискивал зубоскалов, которые якобы смеялись над его ртом. Хотя таких безумцев просто не могло быть - все знали, что Лейв потерял зубы в схватке, когда из деревни в Нортимбраланде викинги угнали скот, чтобы забить его на берегу. Деревенский кузнец, защищая своё добро, чуть промахнулся - его молот вместо того, чтобы размозжить Лейву череп, всего лишь вышиб передние зубы и расколол челюсть, которую потом долго лечила нойда-лопарка. К удивлению многих Лейв выжил, спрятав уродство под густой бородищей, как сноп ячменной соломы, растущей у него почти от самых глаз.

Все было как всегда. Эгир, морской великан, был беззлобен, он принял малую жертву - за все прошлое лето в морской глубине утонуло всего три рыболова, а Вана-Ньярд благосклонно даровал удачу - сельдь шла косяками на отмель, удобную для лова. Ячмень уродился на славу – то заслуга щедрого Фрейра. Орм выгодно сторговал в Стране Вендов мёд. В конце зимы трэли выследили и удачно загнали выводок вепрей, и люди ярла славно поохотились, развеяв долгую скуку. Тогда особенно отличились лучшие копьеносцы Лейв и Сигват, насадившие на рогатины двух матёрых секачей с угрожающе длинными бивнями.

Люди хёвдинга были хмельны и довольны. Тепло и сытость разморили их. Только Снорри, молодой викинг-скальд, сидя поодаль от Хельги ярла чувствовал себя неуютно.

Снорри думал о ярле и не понимал, почему его зовут Безвестным. У Хельги дружина верных воинов, длинный дом с просторным покоем для пиров, подвластный фиорд, три дракара, и верно, он вел свой род от Сигурда Убившего Дракона – как могло быть иначе?…

Снорри подошёл к Эйрику, слегка толкнул того в бок и спросил:

- Ты сыт? Тогда скажи, почему хёвдинг мрачен? Он хочет сразиться с врагами? Тогда пусть велит выступать в поход! Мы все пойдем вместе с ним. Это великая честь!

Эйрик покосился на Снорри, догрыз сочный окорок, утёр седую бороду, сыто рыгнул и сказал:

- Выйдем и подышим! Здесь шум и чужие уши.

Они вышли. Свежий весенний ветер рванул им навстречу, растрепав волосы. Эйрик пустил пар из ноздрей, глубоко вздохнул и спросил:

- Что ты хочешь знать, Снорри-скальд?

Снорри подумал, окинул взглядом простор раскинувшегося перед ним фиорда, залитого золотом заходящего солнца, и ответил:

- Я горд тем, что я в дружине Хельги Безвестного. Ты знаешь, Эйрик, Хельги помог мне, когда посадил к себе в дракар и спас этим мне жизнь. Я тогда сказал злобный нид, но Хельги вместо того, чтобы выбросить меня за борт, засмеялся и сказал: «У тебя дар, поэтому живи, малыш. Если будет угодно Асам, может быть, ты сложишь сагу про Безвестного Хельги». Скажи, Эйрик, почему он всегда скрывает от кого ведет свой род и не позволяет величать себя ярлом? Почему он так мрачен сегодня и молчит?

Эйрик постоял, посопел и сказал:

- Да, он ведет свой род от конунгов - я клянусь Вороном Одина! Их было двое, двое братьев, два синих трупика, к которым море принесло нас… Разве мы знали – кто они? Был ли их отец из рода Прекрасноволосого или его врагов - не важная разница! Те, у кого Харальд Прекрасноволосый отнял земли, были не менее знатны, чем он, но не было им удачи. Конунгами становятся для славы, а не для долгой жизни! Многие мстили потом Харальду конунгу, разоряли его владения. Доставалось от них и нам… Слышал ли ты о Сальви Разрушителе?

- Откуда мне знать,- отозвался Снорри.- Я родом из Исландии. Я слышал от своего воспитателя много сказаний о старых временах, но он не мог ведать обо всём на свете.

- Да!- продолжил Эйрик,- Сальви никто не называл Разрушителем, пока его отец Хунтьов был конунгом в Нордмёре. В каждом фюльке был свой конунг – и в Фирдире, и в Согне, и в Рогаланде. И все они происходили из славных древних родов. Но некоторые из них сошли со своего конунгского места и стали ярлами при Харальде конунге. А прочие бились за свои владения насмерть, но не было им удачи. Старый Гуннар помнил многих из них. Он охотно рассказал бы тебе.

- Отчего же Хельги не велит величать себя ярлом?- не унимался Снорри.

- Ты ещё молод и глуп!- оборвал его Эйрик.- Таких недорослей как ты конунги не берут на свои боевые ладьи! А я знавал времена, когда на дракар конунга не брали никого младше двадцати и старше шестидесяти! Издавна так повелось, что когда сыновья конунгов взрослеют, то набирают дружину и строят корабли. И когда они отправляются в поход, все называют их конунгами, хоть те и не правят землями. Я вырастил своих воспитанников добрыми воинами, но не смог дать им достойного удела. Викинги прозвали Хельги – Ярл с Черного Дракара, а недруги называют – Без-Фюлька Ярл. А он и за меньшее оскорбление брался за секиру и платил пролитой кровью. Потому помни, голове враг - язык!

Эйрик обернулся в сторону дома и добавил тише:

- А больше ни о чем не спрашивай. Настанет время, Хельги скажет сам. Старый Гуннар догадывался кто их отец, но Гуннар уж давно пирует в Вальхалле.

- А его брат? Где он? О нем говорят…

- Заткнись! Ты щенок, а не скальд! Хочешь сложить новую сагу? Тогда пойди за море и узнай все сам, а не выслушивай баб, которые сплетничают за прялкой.

Снорри помедлив, попытался продолжить разговор:

- Эйрик, ты сказал о двух маленьких синих трупах…

- Да, я так и сказал. Ни одному человеку не удалось бы выжить в том море в такую погоду. Они и были трупами. Одному Одину известно, почему он не взял их в Вальхаллу сразу. Эти двое не могли выжить, но они выжили. Больше не задавай вопросов!!!

Снорри, задумавшись, пошел в дом. Там было тепло. Гости вкусно ели и много пили, громко беседуя друг с другом. Кто-то орал пьяную песнь, набив брюхо, испив вина и хмельного мёду. Кто-то ловил прислуживавших девушек и не мог поймать ни одну – голова и язык слушались своего хозяина лучше, чем руки, а ноги не шли совсем. Бражники валялись просто на земляном полу, устланном чистым тростником.

Среди всеобщего веселья только Хельги Безвестный был молчалив и сидел почти неподвижно, изредка прихлебывая пиво. Из чаши украшенной драгоценными камнями, которая досталась ему в подарок от его дружинников после похода на запад в Нортимбраланд.

Тот поход был жутким. Добычи было много - пролитой крови еще больше…

Когда-то давно у старого конунга Харальда Прекрасноволосого было много сыновей от разных жён. И тот сын, которому конунг передал верховную власть - Эйрик, затеял распрю с братьями. И дорого эта распря ему обошлась – люди сочли это неразумным, и фюльки отказались признавать его власть – говорят, он был очень жесток. И Эйрик конунг навсегда покинул Норегр. Конунгом стал самый младший из братьев - Хакон, воспитанник Адальстейна.

Старший брат удалился в изгнание, но не отчаялся – не будь он истинный викинг! И прозвали его подходяще - Эйрик Кровавая Секира! Он собрал войско на западных островах…и пошел за море добывать себе другой престол – там, где когда-то совершали свои подвиги Рагнар Кожаные Штаны и его сыновья – в Нортимбраланде. Викинги сочли это разумным и достойным воина, и пошли за ним. Многие славные хёвдинги подняли тогда паруса, направив на запад своих пенителей волн, чтобы затеять спор мечей под стягом Кровавой Секиры. Был среди них и Хельги Безвестный.

Так Эйрик Кровавая Секира стал конунгом Йорвика и Нортимбраланда. Но бывали конунги и помудрее. Бывали и удачливее. И Одину вздумалось лишить его своего покровительства. Конунг Эйрик правил недолго, но умер достойно - пал в битве с Кровавой Секирой в руке. Говорят - пятеро конунгов вошли с ним в Вальхаллу – сам шестой!

…Нужно было уходить, но Орм не успевал: он никак не мог выйти за внешние ворота, потому что неведомо откуда сбежавшиеся англы отчаянно обороняли мост. Бьярни тоже оказался отрезанным от своих соратников за частоколом крепости. Он бежал к воротам, изрубленным щитом укрываясь от стрел и созывая к себе уцелевших дружинников. Секирами, прорубая себе дорогу среди врагов, они двинулись на мост. Но их было так мало,… а врагов много – потом говорили – трое вставали там, где был убит один!

И тогда Хельги пошел к ним сам, за ним устремился Лейв, еще не беззубый. За ними кто-то ещё. Кое-как они отбились и ушли, не потеряв у берега ни одного корабля. Вот тогда после дележа добычи воины и подарили Хельги эту драгоценную чашу, уступив долю из своего серебра, и каждый из них посчитал это честью для себя.

Многие викинги гордились возможностью состоять в дружине такого ярла и вели себя достойно. А сейчас глядеть на своих пьяных, обрюзгших, неряшливых воинов, Хельги было противно. Он не осуждал своих людей, он был уверен в каждом из них. Они дрались плечом к плечу, вместе сидели за веслами, что бывало не так уж редко. Он был уверен в их дружбе и верности. И все же ему было противно. Он думал, что неужели все, что нужно человеку это спать, жрать и драться, затевая между собой мелкие склоки, уподобившись бондам, не поделившим межу или бродячих овец? Он их понимал - человеку, тем более воину, нужен отдых. Нелегко вертеть весло неделями, жуя сушеную рыбу и запивая затхлой водой из бочек. Пусть веселятся. А как же честь? Как же брат? Они же ходили вместе с ним за море! В походах неутомимо гребли, сидя рядом - хёвдинги и дружинники наравне. Возвращаясь с победой, получали от Бьярни и Хельги щедрый гельд - долю добычи - серебром. На охоте вместе гоняли вепрей в лесах. А потом радовались у костра за ужином, пожирая добычу, и хваля друг друга за ловкость и мастерство. И пусть трижды солгал тот купец, который принес эту весть…

Тогда Орм Мореход и Лейв Беззубый ничего не сказали – чем можно утешить того, кто потерял родного брата?! И только Эйрик подошел и спросил:

- Когда? Ты знаешь, мы готовы!

С тех пор Хельги замолчал, все его речи ограничивались двумя-тремя словами, а если кто-то не в меру выпивший пива дерзко пытался вызвать его на разговор, ярл находил способ укоротить его язык.

…Когда пламя очага потускнело, викинги угомонились и легли спать кто где, а самые стойкие разошлись в поисках сговорчивых женщин. Эйрик выждал еще немного и пошел искать Хельги. Ярл снова стоял на скале, глядя на угасший багровый закат, лицо его ничего не выражало. Казалось, что он где-то бесконечно далеко, а здесь лишь его дух-двойник. Эйрик посопел и спросил неловко:

- Послушай, хевдинг, может быть, я не совсем вовремя? Ты скажи и я уйду.

Хельги ответил, обернувшись:

- Перестань, Эйрик, к чему нам вилять хвостами, как трусливые и голодные собаки. Ты ведь вырастил меня и знаешь лучше, чем многие. Поэтому говори.

- Хельги, я слышал разговор молодых бойцов. Нет, они не в обиде на тебя, но в их словах я не услышал должного уважения. Они…

- Не стоит повторять, Эйрик. Я не глухой. Эти разговоры идут уже не первый день. Они тайком говорят друг другу, что я уже не тот и заплываю жиром, в то время как другие хёвдинги славно проводят время в походах и набегах и возвращаются домой с богатой добычей и славой. Они говорят, что мои дракары скоро насквозь провоняют тухлой рыбой, а потом тихо догниют на берегу фиорда. Они говорят, что я давно не учинял хохот Хильд. Их мечи давно не пили чужой крови, а их тела соскучились по незнакомым женщинам и пока не поздно, пора им подумать о службе другим хёвдингам. Ты об этом хотел сказать, Эйрик?

- Я думал сказать это другими словами, но ты все верно понял. Если этой весной мы не сядем за весла, все наши воины уйдут в Хладир! Теперь в силе молодой Хакон ярл из Трёндалёга. Говорят, там ныне собираются все кто умеет держать меч. Ещё говорят – Хакон ярл не боится сыновей Гуннхильд, устроит смерч мечей и непременно выпустит им кишки на радость волку! Недаром его нарёк своим именем Хакон Добрый конунг! И что ты думаешь делать, хёвдинг?

- Ты! Старый змей!– Хельги вдруг весело рассмеялся,- Клянусь, ты хитер, как Локи. Ты же знаешь, что я уже все решил. Я не мог бросить все и уйти, как это сделал Бьярни. Кому-то нужно было защищать дом, который нас приютил. Это же твой дом, ты вырастил нас. Теперь мы поладили с соседями, достаточно сильны, и можем оставить для защиты Крутого Склона воинов. Мне и самому тошно слушать хвастовство тех, кому я в детстве разбивал в кровь носы. И я не хочу быть таким же, как они! Что за честь для мужчины взять добычу в виде жалкого мешка ячменя или несколько тощих коров? А потом трепать языками, что они едва-едва не убили Ёрмунганда! Это недостойно нас! Я действительно хочу настоящей славы, а не той, которую они поют друг другу за чашей кислого пива.

- Ты уже что-то решил?

- Да, Эйрик, для себя я решил все, теперь дело за вами! Мы с Бьярни выросли на палубе твоих ладей и нее можем жить по-другому. Но что меня ждёт здесь? Мы были у англов, мы были у франков, мы были у финнов и лопарей, свеев, данов и вендов – и везде одно и то же. Бессмысленно пролитая кровь, нищая добыча, потери лучших наших людей, а потом попойки и драки. Я хочу в Миклагард! Бьярни быть может, еще жив!

Эйрик подумал и ответил:

- Хельги, я много слышал о Миклагарде. Люди всегда наговорят много небылиц. Но одно я знаю верно - трудно будет вызволить твоего брата у владыки Миклагарда! И это очень далеко! Есть два пути, ведущих туда: западный и восточный. Западный известен с тех времен, когда им ходил Бьерн Железный Бок. Многие из его людей погибли тогда в сражении с войском из Сёркланда, которое имело на своих кораблях чудесный огонь. Те, кому посчастливилось не сгореть в море, вернулись с богатой добычей и славили Одина за свою судьбу. Немногие отважились повторить их поход. Восточный путь в Миклагард лежит через Гардарики. Я думаю, что Бьярни воспользовался им. Многие хёвдинги ходили туда. Если б ты не был так занят, ты бы тоже об этом подумал. Викинги, бывавшие там, рассказывали, что это страна, где есть все, что нужно для сытой и счастливой жизни, а люди добры и гостеприимны. Их женщины красивы, ласковы, но вместе с тем очень горды. Мужчины сильны, искусны, как в ремеслах, так и в бою. Больше всего они уважают справедливость, доблесть и ум. Как и мы, они не терпят подлости и обмана. И потому очень много горячих голов осталось лежать в той земле, на радость дикому зверю. Зато те хёвдинги, которые ходят туда удачно и водят дружбу с тамошними конунгами, наживают большое богатство и с презрением смотрят на прочих, что грабят бондов у своих берегов, пьют пиво без меры и дерутся меж собой. Мы можем побывать в Вике и далее в Стране Вендов, там много людей из Гардарики. Это все, что я знаю, а дальше решать тебе…

Хельги усмехнулся и сказал:

- Иди спать, старина Эйрик. Ты устал, пока удерживал от склок и распрей наших бражников. Будь уверен - я подумаю о твоих словах и уж точно их не забуду!

Эйрик ушел и перед тем, как лечь спать еще раз заглянул в зал, где заканчивалась попойка. Все было спокойно. Женщины растаскивали шатающихся бражников по скамьям и лежанкам, трэли убирали грязный тростник с земляного пола, поправляли нарядную обойную ткань на потемневших бревенчатых стенах, разбирали столы и доедали остатки пиршества. Эйрик не предавал этому никакого значения. Он прекрасно понимал, что у хорошего хозяина должны быть сыты все: и животные, и люди, при этом неважно, кто какое положение занимает. Голодный раб опаснее сытого викинга, потому что не угадаешь, с какой стороны тебе в спину всадят вилы или нож для разделки рыбы.

Эйрик повернул голову на шум из угла. А, ну ничего страшного…

Это Беззубый Лейв искал обидчиков и пытался найти свой топор. Эйрик подошел к нему, наклонился и посмотрел в глаза. Лейв встрепенулся, в его взгляде промелькнуло оживление, потом смущение, он что-то невнятно пробормотал в бородищу, затем сразу уснул. Эйрик сделал знак прислуживающим. Тут же подбежали двое и унесли Лейва на лежанку. Эйрик усмехнулся, взял со стола ковш с нетронутым пивом, отхлебнул и пошел к себе. Он долго ворочался, пытаясь заснуть, но сон не шел. Не выходил из головы разговор с Хельги.

«Да,- подумал Эйрик,- Знает Высокий Один, что делает». И стал вспоминать…

Это было зим сорок назад. Он тогда немного повздорил с соседом, который напрочь отказался отдавать замуж за Эйрика свою дочь. Он был тогда слишком горяч и молод, чтобы понять, что неторопливый тороватый сосед всего лишь набивал себе цену и хотел славно выпить за его - Эйрика - серебро и взять немало даров – знал, удачливые викинги не жалеют добычи.

Эйрик тогда вспылил и громко заявил, что они о нем еще услышат, и призвал в свидетели Асов. После этого он осушил чашу с пивом, посвятив её Одину, и гордо вышел со своими друзьями вон, хоть хозяин и не гнал его от уютного очага.

Сын корабела не был беден, совсем нет. И в невестах не было недостатка – мало ли дочерей у соседей-бондов? Но быстро был снаряжен дракар и смертельно оскорбленный Эйрик ушел на запад к Оркнейским островам. Зачем? Он и сам себе тогда не ответил бы. Важным было то, что случилось потом.

В море их настигла страшная буря. Позор викингу, страшащемуся волны. Но этот шторм никогда не забудут те, кто пережил его. Даже опытные скальды, вкусившие меда поэзии, вряд ли могли бы найти слова...

Дракар трещал как скорлупа грецкого ореха, как вражеский щит под хорошим ударом, но выдержал всё, и они выстояли – добрые корабли ладили Рёгнвальд и его сыновья.

Вычерпали воду. Отдышавшись и наскоро законопатив текущие борта, они огляделись. Сумрачные тучи низко висели над серыми холодными волнами, вздымавшимися так, будто где-то в глубине продолжал шевелить громадным хвостом Ёрмунганд. Небо было затянуто безрадостной пеленой и днем и ночью. Никто не знал, куда занёс их бешеный ветер с востока. Где они? Где звезды? Где земля? Новое утро не дало ответа – солнце было неведомо где, в унылой сизой мгле. Все молчали, будто боясь нарушить нависшую тишину, вглядывались в горизонт, пытаясь разглядеть хоть что-то: птиц или китов, деревянные обломки или водоросли…что-то говорящее - берег близок - или хотя бы дающее надежду, что это не край самого Утгарда.

И тогда к Эйрику подошел старый кормчий Гуннар – да будет ему сейчас нескучно в Вальхалле - и сказал:

- У меня с собой ворон, я думаю, птица покажет нам путь.

Эйрик с Гуннаром вынули ивовую клетку на палубу, отбросили покрывавшую её овчину, и отпустили ворона на волю. Птица тяжело поднялась вверх и с хриплым карканьем долго кружила над кораблем, а затем улетела. Ободренные викинги дружно налегли на весла, и ладья двинулась в направлении полета ворона. Они гребли и гребли, а земли все не было видно.

Наконец, на свинцовой поверхности моря появилась темная полоска. Подошли поближе. Ещё издали Эйрик заметил, что это был корабль, выстроенный из отборного крупного леса - богатый дракар с драконьей головой на носу, украшенный золочёной резьбой на круто взметнувшихся вверх штевнях, с парусом из добротного сукна. Прочными, ярко расписанными щитами были увешаны его борта. Но смертью веяло от этого чудесного дракара. Тоскливо скрипели в отверстиях борта колыхаемые волнами весла.

Море полно загадок. Все были мертвы на этом корабле. Мужественные воины лежали вповалку друг на друге, и особенно много крови было на корме. Викинги перекинули сходни, ступили на залитую кровью палубу и, оглядевшись, быстро смекнули, что у тех, кто выжил в сражении, не хватило сил для того, чтобы привести огромный корабль к берегу.

Сыновья Гуннара позвали Эйрика к рулевому веслу. На кормовой палубе лежало тело очень красивой женщины, ветер трепал ее русые волосы, прекрасные глаза еще не тронули птицы. Рядом сидели два истекших кровью викинга с обнаженными мечами.

Эйрик, скорбно покачав головой, собрался, было уходить, как вдруг, краем уха услышал странный писк, похожий на плач, и куча мехового барахла у ног мертвой женщины шевельнулась. Он нагнулся, развернул шкуры и изумленно выругался, увидев двух младенцев. Они были синими от холода и сильно истощены. Один из малышей пытался пищать, у другого не было сил и на это. Кто-то сказал Эйрику в спину:

- Отдай их Эгиру! Он будет доволен и позаботится о них. Все равно скоро сдохнут. Мы все на пути в Хель!

Не успел Эйрик сказать что-либо в ответ, как старый Гуннар прохрипел:

- К Эгиру говоришь? Ведомо мне, Эгир скорее насытится тобой. В тех, кто вел этот чудесный дракар, текла кровь Сигурда Убившего Дракона! Я спасу этих малышей, будь это даже корабль Нагльфар! А тебя я могу отправить в Хель немедля!

Старый викинг, стоявший на кормовой палубе, возвышался над всеми прочими, как сказочный великан, расправив спину. Ветер трепал его бороду и длинные седые космы, а глаза горели так, как будто ими взирал прозревший Хëд.

Холодно лязгнула сталь мечей, скользнувших из ножен. У кормы сгрудились люди. Рядом с Гуннаром встали его сыновья. Одним прыжком Эйрик влетел в круг острых клинков и, не задумываясь, крикнул первое, что сорвалось у него с языка:

- Ворон кружит над нами! Он снова ищет путь!

Все невольно подняли взор к небу. Ворон делал плавные круги над кораблями, осматривая горизонт. Гнев сменился изумлением и испугом. Сейчас в эту минуту мудрая птица могла исчезнуть вдали, а обезумевшие от лишений и гнева путники, искромсали бы друг друга на куски, потеряв всякую надежду на спасение.

Сделав еще несколько кругов, ворон вернулся, сел на плечо Гуннара и, глядя на всех правым глазом, хрипло каркнул, как бы говоря: «Пора!». В это самое время сильный порыв ветра взъерошил его перья, всклочил космы старого Гуннара и дал всем понять - время ставить парус!

В разрыв облаков пробилось, согревая людей, ласковое солнце. Холодная сталь лязгнула вновь - мечи вернулись в ножны. Викинги поспешно покинули чужой корабль, предав его огню и не взяв с него ничего, кроме полуживых малышей. А люди затеявшие ссору, со скрытой злобой затерялись в толпе, сочтя неразумным приказ Эйрика покинуть Черный Дракар, не прихватив никакой добычи. Позднее, когда пришло время, где-то в Вике они сошли с корабля да исчезли вовсе... с такими не сидят за одним веслом! Добрые фелаги – сотоварищи по корабельной скамье - разят острослова бойким языком, и лишь врага - мечом да секирой.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

3

Пир продолжался и на следующий день. Снорри стало скучно. Он сел в укромном углу и стал вспоминать все известные ему саги. Меч кормит воина, топор – плотника, а скальду нужна светлая голова и хорошая память. К памяти неплохо бы присовокупить бойкий язык, а тот, у кого язык излишне остер, должен иметь не менее острый меч. Меч стоит дорого, а у ярла полно разящей стали для своих людей.

Так размышлял Снорри, стараясь незаметно и ненавязчиво быть поближе к ярлу. Перед завтраком Хельги осматривал свои корабли. Снорри, удобно усевшись на скальном уступе, следил за ним, стараясь угадать, что у того на уме. Когда Хельги поднялся на Крутой Склон, навстречу ему из дверей дома вывалила безобразная дерущаяся толпа, распугав лежавших во дворе свиней. Борцы были так пьяны, что едва держались на ногах и не могли нанести друг другу какой-либо существенный урон. Казалось, что самые большие синяки да шишки они набивают сами себе, валясь на землю и натыкаясь на плетни и стены. Где их былая ловкость и сила?! Растрачена вся на пирушки да нелепые ссоры!

Меньше от пива

пользы бывает,

чем думают многие:

чем больше ты пьешь,

тем меньше твой разум

покорен тебе.

- припомнил Снорри, перехватив гневный взгляд ярла, устремлённый на потасовку пьяниц, завязавшуюся среди визжащих перепуганных свиней.

Ярл меж тем подошел к толпе дерущихся гуляк:

- Хватит бражничать, через две недели мы идем в море!

Пьяница, стоявший на четвереньках в грязи, где чуть ранее нежились поросята, приподнял опухшее лицо с бородой измазанной помётом и косноязычно проорал в ответ:

- Ярл, ведьма с Дальних Угодий спутала мысли в твоей голове или тебя сглазил колдун из Вороньей Дубравы! У нас еще полно пива! Какое может быть море!? Только прикажи, и мы побьем ведьму камнями, а колдуна погрузим в болото,… Ик…оденем ему на голову…Ик… кожаный мешок! И–и-п…! И погрузим его в болото!

- Никакой колдун не сглазит меня настолько, чтобы я забыл, где лежит моя секира! Прибереги мешок для себя, если не укоротишь свой собачий язык!

В тот же день, как только разъехались последние гости, Эйрик взял с собой Снорри и троих трезвых трэлей вооруженных топорами, и порубил все полные бочки, которые бережливая хозяйка Торунн не успела продать Пивному Гриму.

В конце зимы – ещё задолго до начала Времени Сева - Хельги снарядил в море два корабля. Прощаясь с женой, он сказал:

- Немногие из смертных могут гордиться такой хорошей женой и заботливой хозяйкой, как ты. Ты всегда ждала моего возвращения, считая каждый день. Роса скорби ни разу не увлажнила твои глаза, но из этого похода я могу не вернуться назад. Легче залезть в пасть к Ёрмунганду, чем выполнить то, что нам предстоит. Если я не вернусь из-за моря, моему старшему сыну достанется наше имущество и трэли с Дальних Угодий, младшему – доспехи и меч Поющий в Битве да те корабли, которым доведется вернуться домой. В приданое дочери я приберёг серебро, зарытое в дальнем покое при очаге. Прощай! Пришло время браться за весла.

Через две недели, как и велел ярл, два корабля вышли в море. Их, лоснящиеся свежей смолой борта, были увешаны прочными щитами. Весла задорно пенили воду. Попутный ветер поднял бодрящую волну. Спины гребцов в просторных рубахах взмокли под ярким весенним солнцем. Вскоре исчезла вдали свежая зелень кровли просторного дома хёвдингов, крытого дерном так, что казалось - дом сам вырос на Крутом Склоне в незапамятные времена.

Фиорд остался за кормой, когда на Крутом Склоне вспыхнул погребальный костер. Это полыхал, установленный на вершине, первый полусгнивший корабль ярла Хельги, сына Черного Дракара. Его наполненный ветром парус, ярко полыхнул и исчез вместе с клубами дыма в необъятной голубой выси. Ярл не мог оставить его гнить у берега, как непогребённого старого друга.

Хельги стоял у разбрасывавшего пену штевня передней ладьи. Порой он оборачивался, чтобы полюбоваться легко летящим по волнам вторым кораблём. И было в горделивом повороте его крепкой шеи что-то сродни изгибу этого драконоголового штевня. Эйрик со скрытым восторгом глядел, как развеваются на ветру, схваченные шитой золотом повязкой светлые волосы его воспитанника, трепещет, плотно облегая ладное тело, алый плащ, уверенно лежит на рукояти меча сильная рука, и думал о давно минувшем: «Славно, что мы спасли их тогда…и Старый Гуннар выкормил их жёваным сыром, как бывает, выхаживают найденных в осиротевшем логове волчат… Славно! Быть может, когда-нибудь отыщется их знатный родич и скроит им сапоги по правой ноге. Тогда старик Эйрик заживёт в Крутом Склоне спокойно и будет тесать кому-нибудь ладьи скуки ради… Вот только выручим Бьярни!».

Эйрик давно уже перестал сожалеть, что у него нет собственных сыновей. А пусть бы они и были - он знал, что воспитал бы их не хуже этих волчат…

Тут Эйрик обернулся к берегу, будто прощаясь, и среди знакомых очертаний поросших мхом скал, различил едва приметный мысок, наполовину заливаемый во время прилива. Обитатели фиорда и округи называли это местечко – Хольмгангснес…

Сегодня Эйрик был молчалив и задумчив. Много раз Хельги удивлял его, опытного воина и как говорили – не самого неумелого наездника пенителей волн.

Впервые это случилось очень давно - когда Хельги и Бьярни были ещё сопливыми мальчишками. Эйрик хёвдинг их не баловал, почти не выделяя из прочих сорванцов, отцы которых прижились в Крутом Склоне, служа хёвдингу своим мечом. Но он не позволял воспитанникам терпеть оскорбления и побои от других. Люди говорили, что Эйрик, пожалуй, растил бы так своих собственных сыновей, если бы довелось тем сыновьям у него быть.

Важно знать происхождение своего рода – о том знают все. Но найдёнышам – Хельги и Бьярни - этого было не дано. Потому-то сверстники долго не считали их ровней и редко называли по именам. Ведь даже настоящих имён данных им отцом, окропившем их водой, не знал никто!

Сверстники звали их просто: Безвестный и Безродный.

Как-то по окончании зимы – не настал ещё и Кукушкин Месяц, когда поздняя весна ещё не сменилась тёплыми летними днями, и никто ещё не повёл за море свои корабли, Эйрик отправился порыбачить и подышать на просторе морским ветром – насиделся за зиму в доме.

Обыкновенно он выходил в море на лёгкой ладье с двенадцатью гребцами. Надо ли говорить, что эту быструю ладью с резными бортами Эйрик, сын Рёгнвальда Корабела когда-то выстроил сам. Он не любил ездить верхом – каждый раз, когда Эйрик садился на коня, ему казалось, что конь спотыкается под ним – дурной знак. С этого плохо начинать дела. Вот и ходил Эйрик хевдинг по фиорду в ладье – в гости или по делам.

После полудня рыболовы возвращались назад. Улов был невелик, но никто не печалился – Эйрик не за рыбой и ходил. А зачем он был в море, это сразу поймёт тот, кто хоть раз брался за весло, кого колыхала на просторе волна…

Эйрик немного постоял у кормила – ладья послушно делала всё, что он хотел, когда вёл её под теснинами фиорда. Затем Эйрик сел на скамью гребца и с удовольствием вертел веслом, чувствуя, как руки наливаются силой. Вдруг он услышал у берега отчаянный детский визг.

Эйрик обернулся и разглядел причаленную среди камней небольшую лодчонку, с которой обычно забавлялись Хельги и Бьярни. Визг повторился. Эйрик велел править к берегу.

Рыболовы соскочили на прибрежные валуны и разглядели впереди ораву возившихся мальчуганов. А посреди всех был Бьярни верхом на соседском парнишке – звали его Мёрд. И не по годам ловкий воспитанник Эйрика ломал ему руку. Хельги в это время дрался с тремя противниками, отчаянно защищая брата. Эйрик еле успел разогнать эту стаю, и это удалось вовремя. Иначе Мёрд, младший сын Торгейра Рыжего – доброго соседа, остался бы калекой.

- Кто начал первым?!

Ребятня поёжилась.

Эйрик спросил ещё раз:

- Кто начал первым? В чем причина?

Стайка ребятни сжалась плотнее. Все молчали – попробуй, ответь достойно, когда спрашивает сам Эйрик хёвдинг!

Наконец какой-то бойкий мальчуган сказал:

- Мы кидались камнями в бакланов. Хельги и Бьярни были удачливее всех! И Мёрду это не понравилось! Он начал им мешать, и братья оттолкнули его. Тогда Мёрд назвал их выкормышами без одаля! А потом…

- Все в ладью! – вдруг приказал Эйрик. Голос его прозвучал так, что ослушаться хёвдинга никто не посмел. Ребятня, проворно прыгая с камня на камень, припустила к ладье – думалось ли кому-то из них сегодня – сам Эйрик хёвдинг прокатит их сегодня по фиорду!

- Правь ко Двору Рыжего!- велел Эйрик молодому кормщику и сел за весло.

Ладья скоро ткнулась килем в отлогий берег у двора Торгейра, ещё со времён его прадеда именуемого - Двор Рыжего.

Эйрик вошёл в дом, ведя за собой Мёрда и своих воспитанников. Прочая ребятня тоже высыпала на берег, но из любопытства осталась рядом, играя между зачаленной ладьёй и усадьбой Рыжего.

Торгейр Рыжий, сын Асмунда Тюленя со своими работниками был занят в поле, и Эйрику пришлось его подождать. Пожилая служанка-тир постаралась принять его как хорошего гостя – подала пиво, принялась разводить огонь в очаге.

Эйрик, как положено хорошему гостю, прихлёбывая пиво, хвалил хозяина - могучего бонда, доброго соседа, удачливого морехода и воина.

Наконец вошёл Торгейр и радушно поприветствовал Эйрика, но заметил в полумраке озлобленных подростков, сидящих поодаль от очага, и сразу стал сдержан. Эйрик тоже помрачнел. Торгейр почувствовал – что-то не так! – и сказал тогда:

- Ты гость в моём доме и я давно тебя знаю, Эйрик хёвдинг. Ты – добрый сосед и никогда не нарушал законов гостеприимства. Когда у меня бывал неурожай или плохой улов, ты помогал мне. Что мешает нам оставаться друзьями?

Эйрик подумал и ответил:

- Дело не в тебе и не во мне! Твой сын и мои воспитанники плохо ладят между собой. Очень скоро настанет время, когда они возьмут в руки своё первое оружие. Тогда нам не миновать распри! А я не хотел бы схватиться на мечах с добрым соседом! И дело тут не в чистоте крови и знатности рода! Достаточно об этом говорить – ты понял всё, что я хотел сказать.

Торгейр покосился на отполированную рукой серебряную рукоять меча, висевшего на поясе у Эйрика в узорчатых ножнах. Ножны были завязаны.

«Плохо будет, если он их когда-то развяжет…» - подумалось Торгейру. Он не боялся Эйрика – Торгейр был силён и отважен, как все потомки Асгейра Рыжего, построившего когда-то Двор Рыжего. Но они были добрыми друзьями. Он боялся распри – эта беда хуже неурожая…

Эйрик знал, что было на уме у Торгейра. И решил покончить с этим тяжелым делом разом – поднялся из-за стола и произнёс, так что слышали все:

- Торгейр, сын Асмунда, к тебе обращаюсь я, Эйрик, сын Рёгнвальда! Мои воспитанники Хельги и Бьярни вызывают на поединок Мёрда, сына Торгейра, сына Асмунда. Честь моих воспитанников не позволяет им бить одного, поэтому они требуют, чтобы он выбрал себе напарника для честной схватки. Если твой сын считает себя мужчиной, то он вправе выбирать, что ему больше по нраву – меч, секира или простой бой?!

Торгейр стал ещё угрюмее – чему быть, того не миновать! – посмотрел на сына - взъерошенного и сердитого - и строго спросил:

- Мёрд, принимаешь ли ты вызов?!

Мёрду минуло в ту пору двенадцать зим от роду – вполне достаточно, чтобы с секирой в руках пойти бороздить просторы Вана-Ньярда наравне с бывалыми мореходами. Он был сильно обескуражен, когда услышал чем обернулось дело, но знал – потомку Асгейра Рыжего опозориться нельзя! Мёрд встал в рост и выдавил из себя:

- Да!!!

Торгейр не подал виду, что голос сына показался ему совсем незнакомым и продолжил:

- Кто будет твоим напарником?

Мёрд думал недолго и ответил небрежно, косо поглядывая на братьев-найдёнышей:

- Пожалуй, никто. Мои друзья не затевали ссоры с этими… Я готов биться простым боем один! А кто из них сразится со мной первым или вторым мне безразлично, пусть даже их будет двое сразу.

Эйрик окинул тяжёлым взглядом ребят, потом вдруг незаметно задорно подмигнул Торгейру и подчеркнуто сурово, так что этого не заметили только ребятишки, произнёс:

- Хельги и Бьярни! Мёрд, сын Торгейра, принял ваш вызов! Он выбрал простой бой. Кто из вас более оскорблён, тот и будет биться с ним!

Братья торжественно кивнули головами и отправились в дальний угол выяснять – кому Мёрд насолил больше. Выяснение едва не закончилось ссорой.

Эйрик смотрел на детей с плохо скрытой усмешкой в глазах. Торгейр больше не косился на его меч и силился не рассмеяться – то были героические усилия. И Эйрик это оценил: «А все-таки добрый сосед этот Рыжий! Таких бы побольше…»

Наконец спор утих и Хельги, подойдя к взрослым, выговорил голосом, звенящим от волнения:

- Мы не будем считать шишки и тумаки на телах друг друга. Пусть всё решит жребий! И пусть даже вы сочтете это дерзостью – прикажите принести руниры!

Вот тогда-то и показалось Эйрику, что глаза у него лезут на лоб…

Торгейр был удивлён ещё больше, но не подал виду - сегодня его уже ничто не брало, пожалуй, он не захмелел бы сейчас, хлебнув и пьяного мёду! И Торгейр торжественно объявил с каменным - будто у турса - лицом:

- Хельги и Бьярни! Вы знаете, что руниры не лгут и часто предсказывают судьбу человека, определённую норнами… Я хозяин этого дома и вправе назначать здесь условия! Так вот, с Мёрдом будет драться тот из вас, кто первым вытянет рунир Тюр!

Братья переглянулись, и Бьярни медленно кивнул головой.

Хельги бледный от волнения подошел к столу, сунул руку в заветный мешочек с тайными знаками и вытащил оттуда округлую пластинку из драгоценного моржового клыка. Он разжал ладонь – там лежала глубоко вырезанная руна похожая на стрелу – Тюр! – окрашенная кровью. Быть может, её красил когда-то сам Асгейр Рыжий – достославный предок Торгейра.

Эйрик и Торгейр переглянулись. Торгейр помолчал, потом крякнул и твёрдо сказал:

- Норны явили свою волю! Поединок завтра – и после отлива вы совершите прогулку на остров! А теперь отправляйтесь домой и хорошенько отдохните. Эйрик хёвдинг останется у меня и придет позже.

Торгейр повернулся к сыну и строго добавил:

- Мёрд, тебе тоже нужно подготовиться к схватке!

Подростки ушли.

Торгейр сел за стол, кивнул Эйрику, сам налил пива в серебряные чаши и тяжело выдохнул:

- Эйрик, должно быть такова воля Асов, и мы теперь мало что можем поделать! Даже если завтра они оба останутся живыми, и никто из них не будет калекой… Нам теперь придётся быть вдвое осторожней, чтобы избежать распри.

Торгейр хлебнул пива и продолжал:

- Завтра победа достанется Хельги. Я видел много людей, пытавшихся узнать судьбу пользуясь этим мешочком… Но на моём веку такое впервые – счастливый знак воина никто не может достать сразу! Как нам поступить чтобы дело не обернулось совсем неудачно?

Эйрик чуть помедлил с ответом и произнес:

- Нам обоим повезло – тебе и мне! Бьярни чуть безрассуднее и нам бы едва ли удалось разнять их прежде, чем он покалечил бы Мёрда. А тогда наша жизнь в фиорде стала бы не такой спокойной! Нам следует держать наших детей подальше друг от друга. Пожалуй, я в это лето возьму Хельги в море! Ему должно быть минуло двенадцать зим…

- А ушлю-ка я Мёрда на воспитание к своему родичу в Вестфольд! Ему пора искать себе другой доли – мой одаль всё равно не прокормит всех моих сыновей!- вдруг оживился Торгейр – ему совсем не хотелось ссориться с добрым соседом из-за мелких склок нескольких молокососов, какими бы важными не казались этим молокососам их дрязги…

Место для поединка выбирать было не нужно - его знала вся округа. Небольшой каменистый мысок, наполовину заливаемый приливом, так и звался – Хольмганг-нес. Многие мерялись там силами, но подростки, да ещё и всерьёз… Это было нечасто. Отцы поединщиков заранее позаботились о том, чтобы никто не совал нос в чужие дела, и выставили сторожей поодаль.

Мёрд проворно вышел на мыс, легко перескакивая по валунам и улыбаясь - он был уверен в победе. Вчерашний урок не пошёл ему на пользу.

Хельги был взволнован, но старался не показывать вида. Бьярни следил за ним издали с таким вниманием, что не замечал и слышал ничего вокруг себя – будто только его дух двойник стоял рядом с Эйриком, яростно закусывая губы и вытягивая тонкую шею. Бьярни хотелось самому быть там – на мысу. В мыслях он уже давно кинулся на Мёрда и окровавил тому ненавистно-надменное лицо. Бьярни увлёкся и позабыл о том, что рядом с ним находятся Эйрик хёвдинг и Гуннар Старый Кормщик, а чуть в стороне Торгейр Рыжий и двое его старших сыновей. Бьярни подрагивал от азарта и хотел что-то крикнуть, но Эйрик поймал его за плечо и сдавил до боли.

Издалека было видно, как противники сошлись и плавно закружились по небольшой ровной площадке в центре мыска, выбирая момент удобный для первого удара.

Хельги хотел пойти на небольшую хитрость – метнуть противнику в глаза горсть песку. Но где его станешь искать, этот самый песок на умытом прибоем островке?

Вдруг Мёрд сорвался с места и пнул Хельги в колено. Он малость не дотянулся, и удар вышел недостаточно сильным… А может быть Хельги был легче и проворней. И Хельги резко ответил ему тем же.

Мёрд пошатнулся – на мгновение у него потемнело в глазах от боли. Этого мгновения Хельги было достаточно, и он бросился вперёд, нанося целый вихрь разящих ударов. Удары сыпались точно и часто. Лицо Мёрда окрасилось кровью, и он упал. Это было видно издалека.

Эйрик и Торгейр понимающе переглянулись и припустили бегом вниз по каменистому пологому склону на мысок поединщиков. Приблизившись, Эйрик громко прокричал:

- Хватит Хельги! Между нашими родами нет крови! Он нас обидел – ты ответил…

…И вовремя – Мёрд попытался подняться, и Хельги вновь занёс над ним кулак.

Хельги отступил, тяжело дыша и озираясь на подошедших мужчин. Он не ждал их так рано. Среди них был и Старый Гуннар. Тот обратился к его противнику:

- Мёрд, сын Торгейра, сына Асмунда, признаешь ли ты себя побеждённым?

Мёрд поднялся с земли, отплёвываясь кровью и ответил, не спуская глаз с Хельги:

- Нет! Но я не питаю зла к Бьярни и Хельги. Если они пожелают, пусть продолжают бой! Я готов! Я буду с ними биться, сколько они пожелают, но мне хотелось бы иметь таких друзей как они! Я убедился в их силе и доблести.

Эйрик и Торгейр переглянулись и едва заметно кивнули друг другу.

Гуннар торжественно произнёс:

- Хельги и Бьярни, согласны ли вы с тем, что кровь, пролитая Мёрдом, смыла обиду?!

Братья от волнения не смогли подобрать нужные слова и лишь согласно закивали головами.

- Присутствующие здесь согласны, что бой был честным?

Все ответили дружным одобрительным криками:

- Хельги, Бьярни и Мёрд! Ваши отцы добрые соседи. Оставайтесь и вы такими же! Да пребудет с вами милость Асов!

А Гуннар Старый Кормщик добавил, хитро подмигивая Торгейру:

- Мой чуткий к ветру нос подсказал мне, что на Дворе Рыжего сварили свежее пиво. Говорят, мои руки неплохо правили ладьёй, но сегодня, думаю, они ошибутся и приведут нас на двор к соседу, потому что иначе ноги мои откажутся стоять на холодной палубе! И неплохо бы погреть у гостеприимного очага мои старые кости.

Торгейр отозвался с улыбкой:

- Думаю, что Эйрик хёвдинг едва ли опечалится, если сегодня твои руки ошибутся таким образом!

Вскоре резная ладья и большая рыболовная лодка Торгейра принесли всех на Двор Рыжего. Там действительно сильно и маняще пахло солодом. Вся толпа отправилась в дом Торгейра. Подростки шли рядом, хмуро поглядывая друг на друга, но уже без прежней злости.

Хольмганг, пусть даже такой мальчишеский, кажущийся забавой сорванцов, дело серьёзное. Очень и очень часто хорошие соседи становились смертельными врагами из-за раздоров, которые со временем оказывались мелкими и пустяшными. То могла быть ссора женщин или неосторожные слова мужчин. Да мало ли найдётся таких поводов, которые сегодня - казалось - затмили полнеба, а годы спустя не вспоминаются вовсе. А если и вспоминаются, то лишь очень злопамятным человеком – к чему о нём и говорить…

Именно потому все присутствующие были рады исходу поединка. Торгейр, впрочем, как и Эйрик заранее позаботились об угощении – в еде и питье не было недостатка.

И было весело – собравшиеся восхищались мудростью старших и доблестью подростков, а также неожиданному развлечению, на которые так беден конец зимы. Как ни крутись, а зима в этой суровой земле долгая и тоскливая - размеренные домашние заботы опостылели всем до безумия.

Каким-то странным среди всеобщего веселья выглядел только Гуннар Старый Кормщик. Эйрик хёвдинг приметил это не сразу, но когда присмотрелся очень удивился…

Сильно постаревший за последние годы седой мореход, устроившись поближе к огню, неторопливо и задумчиво прихлёбывал пиво. И что-то бормоча себе в бороду, загибал пальцы на левой руке. У него видимо что-то не сходилось – он сбивался, тряс головой и упорно начинал всё заново…

Тут Эйрик припомнил, что уже не раз заставал Старого Гуннара за таким занятием и прежде - да как-то не придавал этому значения.

«Уж не подался ли он в колдуны…»- подумал озадаченный Эйрик.

Кормщик чем-то сродни колдуну – это известно всем. Он мог посмотреть на небо и точно сказать, что завтра будет проливной дождь, а о попутном ветре нечего и мечтать… или наоборот – кормщику порой достаточно понюхать запах морского ветра, чтобы, не скрывая улыбки, порадовать всех: «Если постараемся, то завтра будем у себя в фиорде». Кормщики читали как по рунам – по цвету воды и шапкам пены на гребне волны, по количеству морских птиц и по их крику, по косякам рыбы… Да мало ли у них бывает примет и тайн.

Опытный кормщик всегда второй по старшинству – над ним властен только хёвдинг. Но так бывает на суше, а в море… В море кормщик пожалуй был первым. И если он что-то орал, перекрывая грохот штормовых волн, никто ничего не сказал бы вопреки нему - разбушевавшийся Эгир охотно примет в свою пучину всех - будь то конунг, ярл или простой гребец. А сговориться со своенравным морским исполином может только тот, кто и впрямь сродни колдуну.

Впрочем, всё, что Эйрик слышал о колдунах, было не похоже на то, чем так озадачился Старый Кормщик.

Хёвдинг пересел к нему поближе – Гуннар и бровью не повёл, увлечённо продолжая своё дело. Эйрик прислушался – седой Кормщик бормотал тихо, шум застолья покрывал его слова. Несколько раз Эйрику удалось разобрать перечисляемые Гуннаром имена. Имён было много. Повторяя их, Гуннар снова сбивался… Эйрик, Бьёрн, Сигурд, Олав, Хакон, Рёгнвальд, Хальвдан…

- Позволь узнать, чем ты так занят?- спросил Эйрик.

Гуннар хлебнул пива и ответил:

- Пытаюсь сосчитать сыновей Косматого.

- Какого Косматого? Уж не Харальда конунга Прекрасноволосого называешь ты так?!

- Хёвдинг, это для тебя он – Прекрасноволосый, а мне ещё памятны времена, когда он был просто Косматый! Да и что прекрасного в человеке, который всё что создал смолоду головой и руками – под старость разрушил тем, что у него между ног!

Эйрик задумался – Гуннар Старый Кормщик знал не только запахи ветра – он был мудр. Ему - глубокому старику - горько было смотреть, как рассыпается на части, разрывается междоусобицами Норегр. Каждый бонд старался сберечь хрупкий мир… А вот конунг не сберёг! Рвут его сыновья на части земли бывшие когда-то под властной единой рукой, обрекая страну на кровавые распри.

- Так зачем ты хочешь их перечесть?- спросил Эйрик.

- Пытаюсь припомнить – от кого из них у Харальда конунга могли быть внуки.

Эйрик задумался вновь - дело и впрямь непростое. Знающие люди говорили, что у старика Прекрасноволосого было девять сыновей, другие – шестнадцать, третьи - посчитав незаконнорождённых – называли двадцать. А сколько детей нарожали его дочери, то ведомо только Фрейру – плодовитому щедрому Асу…

Эйрик переменился в лице:

- Так ты думаешь...?

- Ты тоже так думаешь, хёвдинг!- негромко, но твёрдо ответил Кормщик.- Послушай моего совета - ясно как чистое небо, что для тебя и для них,- Гуннар кивнул в сторону братьев-найдёнышей,- Будет много спокойнее, если оставить всё как есть. Секира у Эйрика и вправду Кровавая, да и не только у него одного! А наши с тобой догадки…пусть как прежде будут при нас. Думай, хёвдинг! И вспомни, о чём говорят люди!

А люди говорили вот что:

Когда Харальд Прекрасноволосый начал стариться, он посадил своих сыновей править вместе с ним Норвегией, а Эйрика назначил верховным правителем над всеми. Но после того как Харальд пробыл конунгом семь десятков лет, он передал своему сыну Эйрику полную власть в стране. В это время Гуннхильд родила сына, и Харальд окропил его водой и дал ему своё имя, а также сказал, что мальчик должен стать конунгом после своего отца, если он доживёт до тех пор.

Конунг Харальд ушёл тогда на покой и чаще всего жил в Рогаланде или Хёрдаланде. Тремя годами позже он умер в Рогаланде, и над ним был насыпан курган у пролива Хаугасунд. После его смерти был великий раздор между сыновьями, потому что жители Вика выбрали конунгом Олава, а трёнды – Сигурда. Но конунг Эйрик убил обоих братьев в Тунсберге через год после смерти конунга Харальда. Это случилось в то лето, когда конунг Эйрик поплыл со своим войском из Хёрдаланда на восток, в Вик биться со своими братьями.

И Эйрик хёвдинг задумался вновь…

Ему хватило тогда мудрости не ходить в этот поход, когда конунг Кровавая Секира разослал ратную стрелу. Эйрик хёвдинг ответил так:

- Конунг может потребовать, чтобы я шёл с ним, когда ему придётся защищать свою землю и война будет в наших фюльках. Но я думаю, что отправляться на восток в Вик и биться там, я не обязан. Скажите конунгу, что во время этого похода Эйрик Резной Борт останется дома, и что он не будет собирать своих людей и не пойдёт с ними против Олава и Сигурда. Я думаю, что прежде у Эйрика конунга был немалый груз счастья, но вскоре не останется даже полной горсти его.

Люди говорили – то был мудрый ответ. Хватит ли мудрости и впредь? Трудно остаться в стороне, когда конунги делят власть.

А вскоре – тем же летом – Гуннар Старый погиб. После схватки с каким-то дерзким хёвдингом – родичем Сальви Разрушителя, чей дракар повстречался случайно в море, Гуннара недосчитались на палубе…

Говорили, он ушёл к Одину в Вальхаллу – засиделся дома старик. Другие, у которых внутри только гложущая чёрная зависть, шептались – достался Эгиру.

Часто так бывает в морском бою, что противники срываются за борт… и продолжают сражаться в воде. Истинно умел и доблестен тот, кто может оставаться без воздуха под водой, пока его противник не испустит дух.

Гуннар смолоду был не самым быстрым пловцом, но о нём всегда говорили – он плавает как тюлень. Вот и в этот раз, когда молодой и сильный противник поволок его ко дну, Гуннар не спешил умирать. Сколько раз попадал Кормщик в подобную передрягу за свою бурную жизнь морехода – не хватило бы у него пальцев пересчитать – но этот бой стал для него последним. Не хватило сил выплыть – все, что оставались, истратил на борьбу. Вошёл Старый Гуннар в Вальхаллу плечом к плечу с могучим чужаком, которого сам же и утопил…

«Как давно это было. Многое позабылось. А это помню, будто видел вчера! А теперь уже внуки Старого Гуннара стоят у кормила, и где-то далеко вместе с Бьярни гибнет Кетиль, сын Энунда! Пируй спокойно Старый Кормщик - спасём обоих! Дай нам попутный ветер, могучий Вана-Ньярд!»- подумал Эйрик хёвдинг, когда Хольмгангснес скрылся позади.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

4

Каупанг – Торг в Вике, именуемый также порою Скиригссаль – Селение на Холме, встретил мореходов привычным оживлением, которое наступает в приморских торговых селениях в начале лета. С раннего утра к размеренному шуму прибоя прибавлялся спорый стук топоров и весёлый говор мореходов, радующихся яркому солнцу и попутному ветру, раздувавшему пламя костров под походными котлами и паруса кораблей, прибывающих к торгу.

Лейв Беззубый пил пиво, сыновья Гуннара и их внуки конопатили рассохшийся борт, Снорри обходил оружейные лавки и кузницы в поисках хорошего, но дешёвого меча.

Коня купи тощего,

меч заржавелый…

- припомнил Снорри, и смекнул – так будут дешевле! - можно поторговаться… Хитёр Высокий!

Эйрик и Хельги отправились по улицам вика в поисках торгового двора Мёрда, сына Торгейра Рыжего, который снаряжал свои корабли в земли куршей и пруссов за янтарем, мехами и прочим добром, что попадётся викингам.

Селение сильно изменилось с тех пор, как не стало Хакона конунга – но, как и прежде не имело стен и рвов для обороны – лучшей защитой здешним жителям служили мечи и секиры.

Старый викинг и его воспитанник с трудом находили дорогу среди обилия новых домов, торговых амбаров и мастерских. Строения теснились вокруг торговой площади. Рубленые по-славянски дубовые хоромы и большие сложенные из камней и дерна дома хёвдингов соседствовали с обмазанными глиной плетеными хижинами и землянками. Запах выгребных ям, попадающихся у дороги, заставлял вспомнить простор и вольный ветер родного фиорда…

Знакомых строений было мало – давненько Эйрик и Хельги не бывали тут.

Никто из здешних обитателей не задумывался о долгой, спокойной жизни. Жилье строили быстро из всего, что было под руками, так же быстро бросали все свое незатейливое хозяйство и отправлялись осваивать новые необжитые места за море, торговать и воевать – кому как суждено. От тех, кто сгинул на чужбине, остались лишь гниющие остовы домов, да зарытые в округе горшки с серебром на сотни лет утратившие владельца. В начале лета эти брошенные жилища заполнялись новыми людьми, которые наспех латали крышу, укрепляли стропила, чинили очаг и скамьи. О былых обитателях вика напоминали лишь крутобокие могильные холмы, высившиеся над водой по другую сторону покрытой голыми островками бухты – могил за минувшие годы стало больше.

Эйрик и Хельги долго бродили по улицам, разыскивая нужный им дом. Снорри следовал за ними, успевая заглянуть в каждую лавку, где блестело железо, разыскивая оружейников. Быстрым взглядом окинув мечи, он шел дальше, взвешивая на руке спрятанную под плащом горсточку серебра, завернутую в чистую тряпицу.

Нету в пути

драгоценнее ноши,

чем мудрость житейская,

дороже сокровищ

она на чужбине –

то бедных богатство.

- напевал Снорри себе под нос, глядя, как Эйрик и Хельги подходят к длинной, грубо и прочно возведенной из дерева и камней постройке, крытой позеленевшим дёрном. Вход охраняли два могучего телосложения воина, вооруженные секирами, сидевшие на толстом бревне. Они коротали время, играя в тавлеи. Игральной доской им служил щит, наспех расчерченный углем. Стражи, едва обернувшись, поприветствовали ярла и его спутника и вновь увлеченно принялись двигать тавлеи. Мозолистые, натруженные руки и обветренные лица игроков говорили знающему прохожему – это мореходы. Снорри не сомневался – эти воины хорошо знали Хельги и Эйрика. Они без помех пропустили хёвдингов внутрь.

Из дому вышел рыжий востроносый юнец одетый нарядно, будто конунгов сын, и стал следить за игрой в тавлеи, вертясь вокруг воинов. Те отмахивались от него как от назойливой мухи. Юнец заметил Снорри. Его взгляд был неприятен, и скальд пошел прочь в поисках торговцев оружием.

Тот день не мог быть удачным для Снорри – его серебра было достаточно лишь на грубый топор дровосека.

- Хельги Безвестный пришел в мой дом, когда в нем сварено пиво, но не запах пива привел его сюда,- улыбаясь, приветствовал вошедших гостей Мёрд, сын Торгейра Рыжего мало похожий на отца – рыжебородого здоровяка.- Говорите, по какому делу вы пришли ко мне. Мы давно знаем, друг друга и можем не скрывать свои мысли, нам незачем ждать, пока пиво сделает наши языки длиннее.

- Нам предстоит дорога за море, через Гардарики. Твои люди бывали там, отправляясь в те края за товаром. Какой совет ты можешь нам дать, кроме того, что нам следует наточить мечи?- сказал Хельги.

Эйрик продолжил:

- Дружина наша недостаточно велика для такого дальнего похода. Готов ли ты дать нам своих людей? Нам нужны опытные гребцы.

- О своих делах вы сказали мне мало, но прямо и честно. Я отвечу вам тем же! Гардарики – большая страна. Как много я не знал бы о ней, этого все равно окажется недостаточно для того, чтобы дать вам нужный совет. Я могу только повторить то, что слышал от торгующих там купцов. Страна эта населена людьми, не знающими северного языка. Народ этот очень многочисленный и живет по берегам рек, которые широки как фиорды. В Гардарики много лесов и дерева для постройки кораблей, пушного зверя, шкуры которого используют для торговли вместо серебра, но в ходу и серебро, которое везут из Серкланда. Путь туда длинен, и через Гардарики вам придется путешествовать долго и возможно провести там зиму. Тот, кому нужны только дорогие меха, шёлк, мёд и серебро может успеть вернуться домой к зиме. Тот, кому не надо возвращаться домой в срок, весной может пойти на полдень в Миклагард или на восход – в земли, о которых рассказывают всякие небылицы. Купцы говорят, что в Гардах властвует правительница Аллогья и её сын. Он возмужал и собрал себе войско. С тех пор у свеев в виках у острова Бьёрке на озере совсем захирела торговля, но стало больше желающих пойти в набег. Берегитесь…

Повернувшись к помрачневшему Эйрику, Мёрд подумал: «Что у тёплого очага тебе не сиделось, Вшивая Борода, Наездник Гнилого Борта? Что ж… ну я вам сейчас наговорю!», и продолжал, тщательно сдерживая ехидную усмешку:

- Хороших гребцов я не отдам, но дам вам совет, который кажется мне разумным. По пути на восток заходите в торговые вики. Там и найдете хороших гребцов. Гардарики хорошо знают свеи, но говорят - они теперь там не самые желанные гости! Недаром стало так скудно у них в виках на торгу. Направьтесь в Страну Вендов. Там в Йомсборге много хороших воинов – их слава разошлась далеко. Венды знают северный язык и от рождения говорят одним языком с народом Гардов. Среди них есть хорошие гребцы и товарищи по скамье. Не берите на ладьи данов. Они будут затевать распри с вашими людьми, и вам будет трудно поддерживать лад среди ваших гребцов. Даны сейчас в силе и очень заносчивы. Так повелось с тех пор, как погиб Хакон Добрый наш конунг, и править здесь стали родичи Харальда Синезубого конунга данов - мудрая Гуннхильд Мать Конунгов и её сын Харальд Серый Плащ.

- Какие города мы должны будем посетить, чтобы найти нужных нам людей?

- В Хедебю много изгнанников, среди них немало достойных мужей. Там бывает много людей бывавших в Гардарики. Зовите их на свои корабли. Там же найдете купцов, которые захотят пойти на восток под вашей защитой. На их серебро пополните вашу дружину. Если этих воинов будет вам недостаточно, найдете их в Стране Вендов в Йомсборге, говорят туда от Хедебю не более двух-трёх дней пути. На берегу Слеефиорда у меня есть землянки. Отыскать их будет нетрудно. Вы найдёте их к восходу от ручья текущего с Крепостного холма. Можете в них поселиться до той поры, пока будете готовы к дальнейшему походу. Путь ваш через Альдейгью в стране русов. Там начинаются быстрые реки, по которым не пройдут ваши корабли. Там оставите часть дружины для их охраны и отправитесь далее на речных ладьях, которые купите за серебро, либо обменяете на мечи, которые куют в Стране Франков. Говорят, так делают многие. Гардарики богаты хорошим деревом, и ладьи будут дешевы. Говорят, когда-то Альдейгьюборг часто грабили ярлы из Свеарики. Я не знаю, так ли это. Сейчас им владеет правительница Аллогья, и её храбрый сын уничтожит любого, кто нарушит покой его земель. Далее Альдейгьюборга мои люди не ходят, а потому больше ничего не расскажу, чтобы не повторять лживые сказки, которые можно услышать от досужих людей.

- Какой товар нам лучше взять с собой в Гардарики? – спросил Эйрик.

- Хорошие мечи!- не задумываясь, сказал Мёрд.

- Короткий ответ!- заметил Эйрик – он-то почуял, что Мёрд недоволен.- Ты сегодня велеречив как скальд, Мёрд, сын Торгейра – видно обстряпал выгодное дельце! Но этот твой ответ заметно короче остальных – ты, верно, прикусил себе язык или натёр на нем мозоль, рассказывая нам о дальних землях! Едва ли будет рад Торгейр Рыжий, твой отец, если люди сочтут, что ты скрыл от нас что-то важное! Так какой еще товар нам с собою везти?

- Много хороших мечей, все прочее есть в той земле!- насупившись, ответил Мёрд. Он был совсем уж не рад незваным гостям – не выпроводишь враз, дурная молва пойдёт! И сетовал про себя: «Даже премудрый Мимир не дал бы сейчас лучший совет тебе, Плесневелый Мешок Овса, вздумавший снова оседлать оленя моря! Для того чтобы прокормить всех Голодранцев из Фиордов, которых вы за собой ведёте, ты продашь всё, что у тебя есть и сменяешь на хлеб даже своё серебро и золото. А плащ заколешь рыбьей костью, как вонючий трэль!». Мёрд покосился на серебряную застёжку, скрепляющую плащ Эйрика и его сияющие витые обручья – каждое не менее чем в полмарки золота. Эйрик носил их не ради красоты – у хёвдинга всегда должно быть золото под рукой. Как знать, кому и когда надо будет сделать ответный подарок? Да и воины уважают щедрых…

- Сколько серебра ты возьмешь в уплату за свои землянки?- спросил Хельги.

- Я не возьму с тебя ничего, но как только они понадобятся мне, ты должен их освободить в пятидневный срок.

«Если даны прежде, не порубят вас в клочья! Там очень любят таких задир как ты, Хельги Без-Одаля выкормыш Эйрика Гнилого Борта и Гуннара Утопленника!»

- Могут ли твои люди из тех, что ходили за море на восток, рассказать что-либо полезное о речных путях?- вновь вступил в разговор Эйрик, которого очень беспокоил предстоящий поход по суше.

Мёрд повернулся к нему – «Трухлявый Пень Вшивая Борода, всё-то тебе хочется знать наперёд! Ничего тебе не скажут мои люди… если я не велю!» - подумал неудачный сын добряка Рыжего и ответил, тщательно скрывая злобу:

- Можешь говорить с ними, сколько тебе захочется. Но они расскажут тебе не больше, чем смогли поведать мне – реки Гардарики начинаются там, на востоке, в Железных Лесах, где рожала Старуха отродий Фенрира…

- Да, такого туману не напустила бы и старая Вёльва! А нет ли сейчас в Вике купцов с востока, которые бывали в Гардарики? – спросил Эйрик.

- Такой человек живет у Торкеля Оружейника. Он много говорит о дальних странах, но никто не знает, что из его рассказов правда…- ответил Мёрд и подумал: «Нет такого сказителя, чтобы не приврал!»

- Можешь ли ты сделать так, чтобы он пришел к тебе в гости к ужину?- обратился к Мёрду Хельги.

- В этом нет ничего невозможного, - хитро прищурившись, ответил Мёрд.

«Будь я даже лукав, как Локи, едва ли я смог бы сочинить такую нелепость, что вам от него доведётся услышать…»

Поговорив о делах, гости принялись за пиво.

«Вы ещё попомните мое угощение, Пивные Мехи, когда отведаете в Йомсборге вендских мечей! Дай вам Вана-Ньярд попутный ветер! Да сожрет вас Гарм, как обглодал уже вашего Безродного Бродягу Бьярни!»

Как и обещал Мёрд - к ужину чужестранный купец сидел за большим столом в его доме, среди прочих гостей. Никогда до того не видели Эрик и Хельги такого дивного человека. Одет он был опрятно, но просто. Покрой одежды незнакомый. На голове намотан длинный отрезок белой ткани. Волосы и борода черны как борт заново осмолённого дракара.

Купец был хитер, он давно догадался, зачем его позвали сюда, но ничего нельзя было прочесть на его смуглом, худом и беспристрастном лице. Он ел неторопливо, молча, совсем не притронувшись к пиву.

Эрик и Хельги сидели рядом с ним у очага, потели, ерзая на скамье, пытаясь скрыть нетерпение, ели мало. Доброе пиво не лезло им в горло. Прочие гости Мёрда с удивлением и любопытством поглядывали на эту чудную троицу, предвидя какую-то невиданную потеху на которые Мёрд порой бывал затейлив…

Не спеша, утолив голод, восточный купец умыл руки и бороду в поднесенной ему чаше с водой и неожиданно для всех заговорил - негромко, размеренно, с трудом подбирая слова:

- Страна, о которой вы хотите узнать, за морем на востоке, в сорока днях пути. Населяющие ее русы состоят из трех племен, их коих одно ближайшее к Булгару, а царь его живет в городе под названием Куява, который больше Булгара. Другое племя, ближайшее к этому морю, называется Славия. Еще племя называется Артания, а царь его живет в Арте. Люди отправляются торговать в Куяву. Что же касается Арты, то мы не припоминаем, чтобы кто-нибудь из иностранцев странствовал там, ибо они убивают всякого иноземца, вступившего на их землю. Они отправляются вниз по воде и ведут торг, но ничего не рассказывают про свои дела и товары и не допускают никого присоединяться к ним в пути и вступать в их страну. Из Арты вывозят черных соболей и свинец.

Большая часть этих мехов, да почти все, добыты в стране русов, некоторые же из этих мехов, наивысшего качества попадают из местности Йаджудж и Маджудж на Русь, потому что она соседствует с этими Йаджудж и Маджудж и ведёт с ними торговлю; затем они перепродают их булгарам. Так оно было до триста пятьдесят восьмого года хиджры, потому что в тот год Русь разрушила города Булгара и Хазарана.

Ценные меха русы охотно продают всякому, кто готов их купить, и живут лишь торговлей и войной. Рассчитываются они между собой старыми беличьими шкурками, на которых нет шерсти, которые нельзя ни на что никогда использовать - уже совсем ни на что не годятся. Если же шкурка головы белки и шкурка ее лапок целы, то каждые восемнадцать шкурок стоят по счету славян серебряный дирхем. Связывают шкурки в связку и называют ее... джукн. И за каждую из таких шкурок дают отличный круглый хлеб, которого хватает сильному мужчине.

Русы живут в той стране по берегам рек. Они одного языка со славянами. А вокруг них народность, живущая среди деревьев, бреющая бороды. Живут они на огромной реке и охотятся на бобров на этой реке. Бобер – удивительное животное, живет в больших реках и строит дома на суше рядом с рекой и делает для себя что-то вроде высокой суфы, а справа от него приступки для жены пониже той суфы, что для него, а слева от него – для его детей. А в нижней части дома место для его рабов. И есть у дома дверь к реке и дверь повыше – на сушу. А он питается то деревом халандж, то рыбой. Они нападают друг на друга и берут друг друга в плен. И купцы в той стране и в Булгаре отличают шкурки бобров-рабов. Дело в том, что бобер-слуга режет дерево халандж для своего господина и оттаскивает его ртом, а поэтому слуга, который срезает его, трет его своими боками и выпадает шерсть из его шкуры справа и слева. По этим признакам и говорят: «Это – слуга бобра». А у бобра, которого обслуживают, нет следов на шкуре…

Тут Эйрик не удержался и, схватившись за живот, разразился громким смехом, который дружно поддержали прочие гости, сидевшие за столом. Только ярлу Хельги удалось сдержать улыбку.

Вспышка гнева, короткая как молния в ночи, промелькнула на бесстрастном лице восточного гостя. Все знали - спустя малое время за молнией следует гром. Мёрд хитер на чудные забавы…

А гость подумал: « Аль-Маджус – неучтивые дикари – это давно общеизвестно! Но они очень свирепы - следует быть осторожнее. А я ещё плохо знаю - чтут ли здесь гостеприимство?».

- Я вижу, ты неучтив к чужестранцам, викинг,- спокойно продолжал восточный купец.- Русы живут на острове, окруженном водами озера и служащим для них вместо крепости. Полей и стад они не имеют. Всякому новорожденному сыну отец подает меч и говорит: твое единственное то, что добудешь мечом. Когда меж русами случается распря, они идут к своему князю, вершащему суд. Если тяжущиеся недовольны судом князя, то он говорит им: судитесь мечом! У кого меч острее, тот и победитель. Я надеюсь, викинг, что когда ты достигнешь той земли, жизнь твоя будет короче твоего языка! Благодарю тебя гостеприимный хозяин за угощение.

Чужестранец неспешно поднялся и с достоинством вышел вон.

Мёрд тайком ликовал…

Ликовал так, как радовался бы, пожалуй, если выгодно сбыл давно залежалый товар или дождался возвращения своих набитых ценным добром кораблей после сильного шторма на осеннем коварном море.

Мёрд скрыл, что двое его кормщиков хорошо знакомы с Сигурдом сыном Эйрика Бьодаскалли из Опростадира. Сигурд давно уехал из страны и служил тогда в Гардарики конунгу. Сигурд пользовался там большим почётом.

Сигурд сын Эйрика ходил из Хольмгарда в Страну Эстов как посланец конунга. Он должен был собрать подати с тех земель. Там на торгу люди Мёрда встретили Сигурда хёвдинга и одарили прочным мечом и кольчужной броней из страны франков и с той поры водили с ним дружбу. Сигурд хёвдинг благоволил им.

По пути в восточные земли Хельги несколько дней был в Вике. Там он гостил у знакомого купца по имени Мёрд Серебряная Ноша, сына Торгейра Рыжего. Это бы могучий бонд, но люди недолюбливали его и чаще называли Мёрд Мошна Серебра.

Мёрд много бывал за морем по торговым делам, разбогател и отправлял своих людей за товарами далеко на восток. Хельги расспрашивал его о Гардарики и просил дать ему опытных гребцов на второй корабль.

Как-то Мёрд и Хельги пили пиво, и Мёрд сказал:

- Говорят, у тебя есть хороший скальд. Отдай его мне. Я дам тебе за него десять хороших гребцов и воинов.

«Безвестный Бродяга Без-Фюлька Ярл, зачем тебе скальд?! Обменяй его на моих рыбаков! Так ты сохранишь жизнь Сопляку Сказителю. Потому, что скоро у Альдейгьюборга для тебя заведут песнь стрел хёвдинги Гардарики, а конунг даст вдоволь корма коням сечь, и все твои люди обагрятся росой смерти!» - так думал Мёрд Мошна Серебра – он был не чужд поэзии скальдов…

Знать всё, что думают люди, дано только Мимиру - старому ведуну да может быть Одину, заложившему свой глаз, чтобы испить из его источника мудрости. Мёрд не мог знать, как ответит Хельги, а у того на уме было вот что:

« Ты очень богат, Мёрд! Я не сомневаюсь, что у тебя найдётся десяток вольноотпущенников готовых выполнить любую твою волю. Но это вчерашние трэли. Они совсем недавно пасли коров и ковырялись в навозе. Мои люди тоже трудились, распахивая землю и высевая ячмень, чтобы прокормить свои семьи, но каждый из них - воин готовый умереть, закрывая меня своим щитом. Я знаю, что те вольноотпущенники, которых ты - ловкий торгаш - предложишь мне, хорошие гребцы, и не боятся высокой волны, когда выходят в море на лов сельди. Но в первом же сражении они побросают оружие, и будут просить пощады. Из них я взял бы только обжору Фреки…но хватит мне и своих обжор…

А скальд…

Как ты мог подумать, что я сменяю Снорри на твоих трескоедов?! Да, видно ты уродился не в отца – твои старшие братья куда как разумней и щедрее! Пусть даже они живут, как простые бонды… каждый из них мог бы стать славным хёвдингом, если бы пожелал!

Зимой, когда долгие зимние ночи так бесконечно нудны, и женщины спасаются от скуки рукоделием при свете очага, а воины от безделья готовы затевать нелепые свары по пустяшным обидам, насмерть вцепившись друг другу в глотки, знающий сказитель ценнее всего!

Когда зимняя дорога тяжела и снегу порой наметает по пояс, от соседних фиордов приходят охочие люди, чтобы послушать – не сложил ли он новую песнь…

Он еще очень юн и не умеет владеть мечом, как подобает, но когда суровый шторм и жесткая стычка с врагом сделают из него славного викинга – он так окровавит берег, что конунги будут гордиться - мы угощали его за своим столом!

Мёрд, ты нажил немалое богатство, но прожитые годы, кажется, не прибавили тебе мудрости. Иначе, ты всё понял бы сам! Скальд не связка лисьих шкур, не бочонок вина и не мешок овса. Его не купишь за кошель серебра! Скальд придёт к тебе сам …или не придет никогда».

Хельги ответил:

-Среди моих людей есть умельцы складывать неплохие висы, есть и сказитель знающий старые саги и песни знаменитых скальдов, но все они свободные люди и я не могу их менять на твоих воинов, как бы хороши они не были. Но если кто-то из моих людей захочет сочинять драпы для такого могущественного хевдинга как ты, я не стану их удерживать.

- Я так же не буду удерживать своих воинов, если они захотят пойти за море с тобой, Хельги,- ответил Мёрд.

Никто из людей Хельги и Эйрика в тот год не перешел на службу к Мёрду, но тот остался доволен, как если бы ему удалось заключить выгодную сделку.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

5

Через неделю корабли Хельги и Эйрика были у берегов Слеефиорда. В Хедебю у их людей вышла распря с данами. И даны велели им уйти в течение пяти дней.

К ярлу пришел большой силы человек и попросился на его корабли. Хельги спросил его:

- Кто ты, откуда родом и как оказался здесь?

Человек ответил:

- Меня называют Бьёрн Ломаное Весло. Родом я из Фитьяра. После смерти Хакона Доброго родичи мои поселились в Исландии. А в Хедебю я пришел гребцом на купеческом корабле. Я скитаюсь с той поры, как был изгнан из своего дома после распри с людьми Храфна Драчуна и Эйольва Дерьмо. Я проиграл тяжбу их людям, но счёл бесчестным платить им виру, хотя многие говорили, что это неразумно. Говорят, я хороший гребец и неплохой кормщик. У меня есть доспехи и меч, но больше мне по душе кузнечный молот. Я слышал о тебе много хорошего и хочу пойти с тобой за море.

Хельги сказал:

- Хоть ты и изгнанник, но кажешься мне человеком достойным и удачливым. Я возьму тебя на свой корабль, а еще я хочу, чтобы ты привел ко мне других викингов, которых хорошо знаешь, и которые могли бы быть полезны в нашем походе.

Бьерн выполнил все как сказал ярл, и никто впоследствии не пожалел, что так было сделано.

Однажды Хельги и Эрик встретили на улице людей в богатых шапках, щедро расплачивающихся серебром с торговцами дорогой тканью. Ярл сказал Эйрику, что хочет завести с ними разговор, так как, по его мнению, эти люди пришли из Гардарики.

Бьёрн Ломаное Весло сказал:

- Это хёвдинги из Уппсалы. По всему видно: удачен был их набег. Они заносчивы и горды. Не будет пользы от такого разговора.

Ярл последовал его совету – не стал с ними говорить. Скоро все убедились, что Бьёрн не самый плохой советчик.

Землянки о которых говорил Мёрд в самом деле удалось легко отыскать. Они были выстроены на вересковой пустоши неподалёку от ручья, между заливом и вересковым холмом, который отлого понижался к берегу. Когда Мёрд и его люди отсутствовали, землянки и незатейливое хозяйство берегли трое пожилых вольноотпущенников перебивавшихся рыбной ловлей.

Городской вал Хедебю укрепленный частоколом, и Северные ворота были неподалёку. Наутро ярл хотел пойти с Эйриком в город, осмотреть его и выйти к Даневирке - Стене Данов – укреплению, протянувшемуся на закат до самого Северного моря. Как говорили заезжие мореходы – конунги данов выстроили эту стену для защиты от саксов, оставив в ней всего одни ворота, через которые вел Ратный Путь. Эйрик хотел убедиться так ли всё на самом деле, как о том рассказывают люди. Но не успел…

Ярл Хельги рассчитывал основательно пополнить свою дружину в Хедебю. Собрать всех, кто пришелся бы ему по нраву, умел владеть мечом и готов был отправиться за море искать удачи. Он хотел задержаться в этом вике, сколько сочтет необходимым, но все вышло совсем не так. Виной всему была распря, которую затеял Лейв Беззубый. За ужином он забыл, что:

Нету в пути

драгоценнее ноши,

чем мудрость житейская,

хуже нельзя

в путь запастись,

чем пивом опиться.

Страдая от похмелья в то время, когда другие викинги ярла готовили дракары к дальнейшему походу, он улизнул от всех, желая утолить жажду. Лейв пошел по улицам Хедебю в надежде раздобыть немного пива. После долгих и безуспешных поисков он вышел к заливу, где на узкой незастроенной домами прибрежной полосе среди вытянутых на сушу кораблей шла бойкая торговля разнообразным товаром. Там неподалёку от бревенчатого мола, к которому было зачалено с десяток ладей, Лейв встретил давнего знакомого, который нес подозрительный бочонок. Бочонок был полон, да и сговорчивый земляк был не прочь поскорее откупорить его. Вскоре приятели вспомнили тот поход, где познакомились. И хорошенько отведав пива, сошлись во мнении, что все даны - даром, что оба у них в гостях - мягко говоря, не совсем хорошие люди и если дозволили бы ярл Хельги и ярл Сигурд, они бы показали, кто в этом вонючем городишке настоящий викинг!

Хельги проделки Лейва стоили много серебра, и он уже неоднократно мог отдать его данам на расправу, но этого не делал. Тому было много причин.

Во-первых, Хельги знал, что бывает с Лейвом, перебравшим хмельного и поэтому следовало предупредить трелей, чтобы за ужином наливали мёду в чашу Лейва меньше, чем прочим викингам.

Во-вторых, Хельги знал Лейва с детства, с той босоногой поры, когда они вместе метали камни в бакланов, бегая в коротких штанах по морскому берегу, умытые пеной прибоя. Лейв был предан своему ярлу беззаветно.

В-третьих, у Лейва был единственный передний зуб, который он точил на данов и всегда громогласно и язвительно об этом заявлял. Дело в том, что вся родня Лейва погибла в схватке в море, когда ладьи хёрдов и данов из Сконе не смогли разойтись с миром, хотя море большое…

Малолетний Лейв то с ужасом, то с бессильной яростью смотрел, как гибнут, сражаясь среди прочих мужчины из его рода. Враги неудержимо приближались к корме, очищая корабль, и не давали пощады даже тем, кто её просил. И когда, совсем отчаявшись, он взялся детской ручонкой за упавший к его ногам длинный боевой нож, мать выбросила Лейва в воду и нырнула вслед сама, чтобы попытаться вместе с ним добраться до берега вплавь…

Эйрик подобрал его на пустынном берегу на следующий день, когда в море уже ничто не напоминало о вчерашнем сражении. Лейв сорванным голосом пытался перекричать равнодушный грохот прибоя, выкрикивая имя своей матери…

Так среди друзей Бьярни и Хельги появился ещё один, нелюдимый и дикий, но верный.

В одном из сражений в Нордхумбраланде Лейву изуродовали лицо. Он едва выжил. Первым его заморским походом после выздоровления стал тот, в котором Хельги и Бьярни вели свою дружину под стягом конунга Хакона, воспитанника Адальстейна, по владениям Харальда Синезубого, конунга данов. Тот поход Хакона был победоносным. Лейв пролил немало вражеской крови, но ненависть его была ненасытна…

Тогда даны и прозвали его – Лейв Беззубый. Но он лишь усмехнулся в ответ…

Перебранку хмельного Лейва и взбешенных данов видел трэль, отправившийся к ручью за свежей водой. Он прибежал к месту стоянки кораблей ярла, крича, что его воина скоро будут убивать, едва перейдут ручей. Хельги знал всех дружинников наперечет, а уж Лейва...!

Ярл со своими людьми успел вовремя.

Большая толпа данов спешила к месту предполагаемой схватки, а пьяный Лейв с красноречием скальда излагал все, что думал о данах и предполагал, что такие же гадости о них думают Тор, Ньярд и Тюр. В ответ он услышал из-за ручья не менее затейливый поток брани. Подобные речи предваряют кровопролитие, но на этот раз Лейв воспринимал их с редкостным для него равнодушием, и… даже с любопытством. Дан был неплохим сквернословом, но когда он стал повторять некоторые ругательства по второму, а порой и по третьему разу Лейв не стерпел – это было уже не оскорбление, а надругательство над почтенным искусством затейливого срамословия.

- Будет в устье запруда!- коротко сказал он, запустив в дана небольшим камнем, и попал! Едва не в рот. Поток бранных слов иссяк. Дан умолк надолго, да и другие притихли.

Увидев приближающихся викингов ярла, некоторые даны обнажили мечи, но ярл повелительно воздел руку и спросил, что происходит. Лейв снова открыл, было, рот, но Хельги знаком приказал молчать. После долгих расспросов и взаимных упреков разошлись с миром, хотя даны и воины ярла скрипели зубами от ярости. К счастью на ножнах Лейва были завязаны вервия мира, и он не успел пролить кровь, когда недруги наседали на него, а ярл и его дружинники были еще далеко.

Глядя на незваных гостей хмуро и неприветливо, даны посоветовали уходить в море как можно быстрее, говоря, что против Лейва у них найдется не менее красноречивый воин, а зубов у него будет побольше и завтра на рассвете он сожрет Лейва, будь Беззубый даже силен, как тролль. Лейв взвыл от обиды и ярости:

- Я не боюсь данов! Будь ваш зубастый даже Синезубым!

Хельги взглядом заставил его замолчать.

Так и вышло, что уходить пришлось быстрее, чем хотелось бы, хоть и без лишней суеты. Являлись некоторые соседи-доброхоты и красноречиво намекали, что после всего случившегося пребывание в Хедебю для Хельги и его людей осложнится, поэтому они готовы дать хорошую цену за его землянки и в дальнейшем оставаться добрыми друзьями. Ярл со всеми был вежлив, как гостеприимный хозяин наливал им дорогого вина, терпеливо объяснял, что дома принадлежат Мёрду Купцу, затем исподволь, а порою красноречиво давал понять, что жизнь ещё не закончена, со своими людьми он поступит так, как считает нужным, а все нити судьбы у норн в руках и только Отец Ратей Один может знать будущее, спросив совета у мудрого Мимира или старой карги Вёльвы. Простому смертному неведомо завтра. Дракары случайно встречаются в море. И часто так бывает, что ты сегодня Синезубый, а завтра Беззубый, или наоборот...

Как знать? Кому и когда доведется копьё окровавить…

День выдался беспокойный. Ярл облегченно вздохнул, когда вдали за частоколом Датского вала отгорел закат, ярко окрасив крыши теснившихся в Хедебю домов, окружающие их оборонительные валы и торчащую поверху деревянную стену. Сторожа затворили Северные ворота. Всё скрыла долгожданная темнота.

Когда дневная суета утихла, и хёвдинги спокойно уселись у очага в одной из землянок, Эйрик спросил Хельги:

- Может быть, нам не следовало отпускать его с корабля?

- Я предвидел, что так может случиться, но подумал – неразумно будет оскорбить его недоверием. Ты знаешь - мы не привязываем даже трэлей!

Эйрик кивнул головой – согласен, помолчал немного и заговорил снова:

- Мы не могли оставить в Крутом Склоне меньшее число людей – твои сыновья унаследовали твою отвагу, но они слишком юны, чтобы собрать достаточно воинов и самим защитить наш дом. Теперь у нас едва ли наберётся по два гребца на каждое весло. Подумай, не надлежит ли нам освободить часть трелей и посадить их на весла? Как нам следует поступить…ярл?

Хельги вздрогнул – Эйрик впервые назвал его так. Он ответил своему воспитателю спокойно, так будто не заметил ничего необычного в его словах:

- Я не вернусь в Вик, только оттого что у нас нет достаточного количества гребцов. Слишком долго я ждал прихода этой весны, чтобы бездарно тратить время! Бьярни подыхает в каменном мешке! …Посадить трэлей на вёсла…Ты сам знаешь – среди них нет неумех. Мы приобретаем только хороший товар. Но верного хускарла не купишь на торгу! Мы пойдём в земли вендов. Пополним дружину там.

- Если венды пойдут с нашими людьми за одним веслом, не вцепились бы они друг другу в глотки!

- Мы не идём к ним с войной. Говорят сам Харальд Синезубый не гнушается помощью вендских хёвдингов, когда собирает большое войско. Можно вспомнить о нём немало плохого, но многие говорят, что он мудрый и удачливый конунг!

- Да он удачлив! И удача пока не покинула его,- согласился Эйрик.

С первыми лучами солнца ладьи ярла выскользнули по водной глади в открытое море, оставили позади пологие песчаные холмы Данмёрка, и ушли, на восход от Хедебю, в Старый Гард – богатый вендский вик. В землю вендов, называемых вагры. Назавтра к вечеру викинги увидели стариградский ров – водный путь к крепости и торгу, раскинувшемуся далеко вокруг. Выбрав удобное место, причалили, завели разговор с купцами, грузные корабли которых во множестве были причалены по берегам рва. Бьерн Ломаное Весло неоднократно бывал здесь и обещал Хельги помощь в пополнении дружины. Обсудив услышанные от здешних и пришлых торговых людей вести, решили отправляться в город поутру.

Снорри всю ночь просидел у ближайшего костра, жадно слушая рассказы путников с разных берегов Варяжского моря, пытаясь постигнуть смысл многих непонятных слов, так как помнил, что:

Знает лишь тот,

кто много земель

объездил и видел,-

коль сам он умен,-

что на уме

у каждого мужа.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Далее следуют главы в рабочем не отредактированном виде (согласовано с автором)

 

6

 

Много дней не давала покоя досадная мысль, и чтобы разрешить ее шел Буривой ранним утром к дубраве Божеской Прави. В то утро надлежало покончить с сомнением, терзавшим душу. Молодые, резвые ноги быстро и упруго несли удальца знакомой дорогой. Затемно оставил он за спиной прочный тын Стариграда, боясь не успеть в срок.

Луна серебрила холмы и рощи. Зоркий взгляд легко находил круживший меж ними путь. Буривой вброд перешел студеный, бодрящий ручей, поднялся петляющей среди прошлогодней травы тропкой на вершину пологого холма.

 В предрассветной тишине стлался у ног туман. Розовел восточный край неба. Темнела вдали священная дубрава. Горел перед ней неугасимый огонь, окруженный большими валунами. В той дубраве вершили суд, и всякий обвинённый в преступлении мог укрыться там, защищенный святостью места, ожидая справедливого решения своей судьбы. Под сень тех дубов возбранялся вход с оружием. Буривой знал о том - издали оглядел хмурую стену кряжистых, вековых исполинов и едва зазеленевший подлесок. Он никогда не бывал прежде в этой заповедной чаще – не было нужды и теперь. Буривой поправил под нарядным плащом заткнутый за пояс боевой дедовский топор, и направился к неугасимому огню, у которого клали требы. Тихо и безлюдно было вокруг. Он приблизился к огню, не входя в круг камней и замер, вглядываясь, как пляшут языки пламени. Кто и когда поддерживал тот священный огонь, то было неведомо Буривою. Развязав суму, он достал завёрнутый в чистый убрус пышный душистый хлеб.

 Первый луч солнца прорезал туманную мглу, вызолотил и раскрасил округу ярым сиянием. Радостно запели птицы в дубраве. Разворачивая убрус, Буривой вздрогнул и едва не уронил хлеб на росистую молодую траву - крайний валун, разогнув согбенную спину, встал из туманного молока в полный рост, простер к солнцу длинные руки и произнес:

 

Славься, Сварог,

Отец-Вседержитель!

Мы пальцы твоих рук!

Сила твоя, да пребудет на нас!

Во веки веков!

 

Тут только Буривой разглядел сквозь рассеявшийся туман, против слепившего его солнца, что это не камень вовсе, а высокий седовласый старец в чистой беленой солнцем одежде. Тот оглянулся через плечо:

- Кто ты, молодец?

- Буривой Добромыслов сын.

- Зачем здесь?

- Совета у пращуров спросить.

- Какой совет тебе надобен?

- Сердце рвется за море пойти, себя потешить, мир посмотреть. А куда не знаю... Конунг Харальд войско собирает – саксов бить. Щедрый конунг, да я с его витязями ратен. Зло держат на славное имя пращура моего... Хакон Могучий урманский тоже воинов привечает, да друзьям моим нелюбо ему служить... К руянам хочу пойти – добрые воины!

- Послушай-ка меня, сокол! - резко оборвал его волхв, - Что, если руяне, дружки твои, забыв заветы пращуров, серебром кошели набивая, Оттону Поганому в помощь дружину дадут, как было уже? А Поганый с тем войском не на данов, а на лютичей, братьев наших кровных, пойдет, грады их под себя брать. Внуками Даждьбоговыми как скотом торговать будет! Стар я, да память моя светла – слава Велесу мудрому! А о Хаконе Могучем верно твои други толкуют – любо ли тебе голову сложить в распрях урманских? Их вятшие мужи меж собою ныне в усобице - кому из них той землёй править.

- Как же мне быть?

Волхв помедлил с ответом, поглядывая на молодца через плечо. Высок, крепок удалец, борода кудрявая пробилась - молод, да не юн. Одёжа чистая, корзно нарядное беличьим мехом подбито, да шапка соболья – из вятших стариградцев, непростого рода. Оружен - край топорища из-под корзна торчит. По рукам видно - к топору привычен. Спина широка - за веслом сиживал. А по всему - и ратоборствовать горазд!

Волхв еще раз взглянул на солнце - будто спросив совета у друзей ли своих, давно к пращурам ушедших, или у того, кто мудрее нас всех - и заговорил твердо и уверенно:

- Был я молод и силен, как ты, бывал за морями в дальних землях. Воевал с греками. Было много среди нас славных витязей! Ингяльд Урманин, Руслав Светлый, Гуды Медведь, Руалд Брат Волны, Карн Сказитель, Преслав Победитель Ненасытца, Стемид Неутомимый.

Произнося имена своих соратников, волхв вновь обернулся к восходящему солнцу и продолжал так, будто обращался сейчас прямо к ним:

- Греки разбегались от нас в стороны, как гурт испуганных поросят. Брали мы дань от них и виру за убитых торговых людей, на все города русские. Полонян своих выкупали. Писали с царем греческим ряд на харатью. Но суть греки льстивы и до сего дня. Ряд нарушен, а я стар и немощен, спросить с них…

Резко повернув голову, волхв посмотрел в глаза Буривою и продолжал:

- Будь десницей моего меча! Я поведу тебя и совет дам. Святослав великий князь русский воев собирает многих и храбрых, ведет войско свое на Дунай-реку, где земля давних пращуров наших. Говорят, сказал князь пресветлый: «На Дунай, где есть середина земли моей, как туда все блага сходятся: от Грек - злато, паволоки, вина и овощи различные; из Чех же, из Угор – серебро и кони; из Руси – шкуры, воск, мед и челядь». Так доколе будет русь в Царьграде в путах холопьих, как была прежде в Итиле хазарском. Будем сами собой владеть, как было всегда от пращуров наших. Приведу я тебя в дружину к Святославу Храброму, пока помню дорогу к Руси - слава Велесу мудрому!

Буривой оторопел от неожиданно свалившегося на него знания. Столько всего вдруг открылось ему, будто стал он сказочным великаном и видит многие земли в дальних краях...

Старый волхв поглядывал через плечо, и по-своему истолковав его молчание и нерешительность, резко обернулся, выхватив сверкнувший ярым солнечным лучом смертоносный меч...

И протянул его Буривою.

- Бери себе! Если пойдешь! Я уж стар для такого меча…

Тут только приметил Буривой ножны, висевшие на поясе у старца. Вот так волхв! Как околдованный замер удалец, глядя на острый начищенный клинок и серебряное узорочье рукояти, сверкавшие на ладонях старца в лучах восходящего солнца. Так и стоял он, перед волхвом, по-прежнему держа перед собой хлеб. Никто не понял бы, глядя со стороны – что делают здесь эти двое на утренней заре.

- Хочешь пойти за моря, так иди. А боишься – в луже купайся!- прервал затянувшееся молчание старый рус.

- Не торопи премудрый. Как же я уйду, слова отцовского не спросив?

- Сроку тебе три дня!

- Где мне искать тебя?

- Сам найду,- волхв едва улыбнулся  в бороду, спрятал меч в ножны, взял у оторопевшего молодца хлеб, надломил и с почтением положил крупный ломоть в огонь. Затем он бережно завернул надломленный хлеб в убрус и, оставив его на плоской вершине ближайшего камня, пошел прочь.

- Как называть тебя, премудрый старче?- спросил вдогонку Буривой.

- Велемудр-волхв - люди прозвали.

« Так вот ты какой - Велемудр-волхв!», подумал Буривой, припоминая все, что слышал о старом русе раньше… и бросился догонять старца – поведал бы премудрый ещё что-нибудь…

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

7

 

Неожиданно для мореходов, утомлённых вчерашней греблей, пришел рассвет. Торг пробудился и вскоре зашумел, как пчелиный улей. Умыв лица и причесавшись, отправились побродить среди купцов и дружинники ярла. Хельги велел им вернуться к ужину. Викинги кивнули головами, проверили кошели - у кого какой был – и разбрелись.

Ярл осмотрел корабли, перечёл припасы – не нужно ли ещё чего – путь то далёк. Отыскал Эйрика и тоже отправился обойти торг и град. Вендский Старигард, именуемый также от данов – Бранденхус, а от саксов – Ольденбург, вырос на перекрёстке торговых путей из моря Варяжского, называемого также Восточным, в море Северное. Сюда стекались товары с востока и с запада. Предприимчивые люди из земель франков, фризов, саксов, урман и данов давно поняли свою выгоду и построили вблизи торга свои гостевые дворы, позабыв взаимную рознь, к всеобщей выгоде. Хозяева Стариграда – вагры-бодричи издавна были известны окрест, как храбрейшие мужи. Их мечи были надёжной защитой торгу. Сюда прибывали купцы с востока - от Самбии, Бьярмии и Гардов - везли арабское серебро и прусский янтарь, шкуры и ценные меха, мёд и воск, да много всяких диковин из совсем уж далеких и загадочных земель, где восходит солнце.

 Хельги и Эйрик шли в сторону града, разглядывали бесчисленные и разнообразные товары, непривычные глазу рубленые дома вендов, слушали незнакомую и малознакомую речь и удивлялись многообразию мира. Бьярни едва ли изумился бы здесь чему-то, но для Хельги и Эйрика давненько не покидавших Крутой Склон многое здесь было в диковинку. Вертя головами и разглядывая всё вокруг, петляя меж торговых рядов и заводя разговоры с купцами, они добрели до городского посада. Внезапно Эйрик толкнул Хельги и указал рукой в сторону.

В трех-четырех шагах от них стоял крепкий грузноватый бородач в косо нахлобученной на стриженую русую голову шапке из парчи и добротного бобра. Уткнув руки в бока, он ругал за неловкость двух работников, которые возились с большой бочкой, пытаясь закатить её за ворота. Его одежда и говор чем-то неуловимо отличались от  тех, что были в обычае у вендов Старигарда.

 Хельги остановился, разглядывая незнакомца – должно быть то был купец издалёка. Между тем, бородач, потеряв терпение, оттолкнул прочь работников, навалившись на бочку, развернул её и толкнул в обход камня оказавшегося на дороге. 

- Многажды говорил – выкопайте его, бездельники!- напоследок ругнулся он, успокаиваясь и хлопая широкими ладонями, отряхивая с них пыль. Затем оглядел чистые холщевые порты и рубаху, и поправил богатый, выложенный серебряным литьём пояс и заткнутый за него топор, сиявший серебряным узором, покрывавшим обух и щекавицы. Работники поспешно кинулись к бочке, легко покатившейся в ворота широкого гостевого двора, огороженного тыном.

Когда суета и ругань утихли, викинги подошли к незнакомцу и учтиво приветствовали его. Купец, недоверчиво глядя на них, ответил, медленно подбирая нужные слова:

- Я не очень хорошо говорю на северном языке, поэтому не сочтите неучтивыми мои слова. Доблестные вои хотят узнать, чем я торгую, хороши ли мои товары, и сколько стоят?

Эйрик ответил, мешая между собой слова вендской и северной речи:

- Нет, почтенный, мы не сомневаемся в добротности того, что ты привёз. Но для нас сейчас гораздо ценнее беседа с тобой. Не слыхал ли ты о земле Гардарики? Мы будем  благодарны тебе, если за столом с хорошими яствами в нашем шатре, ты расскажешь о том, что видел за морем.

Купец постоял, подумал, поправил шапку и ответил, приосанившись, положив правую руку на украшенный серебром обух, и топорща вперед густую с сединой бороду, из-под которой блеснула золотым лучом гривна в палец толщиной:

- Я и сам могу угостить вас знатно, но не откажусь посидеть за столом вместе с доблестными и учтивыми воями. Вижу - вы бывалые мореходы! От вас можно много нового услышать о дальних землях да людях, что там живут. Опыт да мудрость – товар, которого не за серебро купишь. Так и быть – расскажу вам о Гардарики, которую зовем мы Русью.

Вскоре все трое сидели за столом в походном шатре с широким двускатным пологом - установленном подле дракаров еще ночью. Шатер этот – с возвышающимися резными зверями - красноречивее любого стяга говорил, чьи это драконоголовые корабли и что за гость прибыл к Стариграду накануне.

Купца усадили на почётном месте за стол, на котором сегодня, как нарочно оказались яства посытней, чем жидкая ячменная каша и сушеная рыба. Гость поднял наполненную хмельным мёдом чашу и сказал:

- В земле, где я родился, не принято делить хлеб с человеком, не узнав его имени. Не нарушу ли я обычаев ваших, если спрошу, кто вы и как вас называть?

- Я Эйрик сын Рёгнвальда. Однако многим больше говорит моё прозвище: люди чаще зовут меня Эйрик Резной Борт, а это мой воспитанник Хельги. Нам тоже хотелось бы узнать твоё имя и спросить тебя, откуда ты знаешь северный язык?

Купец ответил, добавляя порою незнакомые слова:

- Звать меня Ратша из Гардов, как говорят здесь урманы. А узнать ваш язык дело нехитрое. Насельники на нашей улице от родов варяжских. Есть и урманского языка сосед – Улеб Ётонов сын. От него первые  слова северные и знаю. Я живу далеко на восход отсюда в граде Ладоге, по-вашему - Альдогаборг – седмицы три морем, а то четыре, если ветер встреч. Там часто бывают от вас гости – купцы и вои. А некоторые и у нас жить остаются, хоть их не так и много. Гостям всегда рады, но те, которые приходят с обманом или враждой не живут долго на нашей земле. Было приходили ратью и дань со словен да кривичей брали. Да на другое лето прогнали их за море, не дали дани – деды сказывали… Бывало, и с грабежом приходили  - таких ворогов сам бивал, помню…

 Купец умолк, глядя в чашу с мёдом. Эйрик вертел в уме имя чужестранца – Рати из Гардов – как бы прожёвывая и пробуя на вкус, перед тем как произнести его вслух.

 «Рати…не сложное – не такое ещё предстоит услышать!  Как он назвал того северянина, от которого научился нашему языку? Ульв Ётунссон…вот бы поглядеть на этого молодца! Неспроста  люди так назовут - сыном ётуна!»   

Нарушив затянувшееся молчание, Эйрик спросил:

- Почтенный Рати, мы не слепые и видим – венды, что живут в здешней земле, с которыми ты говоришь одним языком, как с братьями, возьмутся за мечи и поддержат тебя. Неразумно было бы нам обманывать тебя, на глазах тех, кто знает тебя хорошо, и таить зло к Гардарики.

Ратша понимающе кивнул в ответ, хлебнув мёду. Эйрик продолжал речь:

- Мой воспитанник Хельги решил идти в Миклагард за добычей и славой. Путь наш лежит через ваши земли. Нехорошо будет, если из-за незнания ваших обычаев случится  распря или прольется невинная кровь. Мы готовы поклясться богами, что не будем использовать во вред твоей земле и людям на ней живущим, то, что узнаем от тебя.

Хельги и Эйрик, глядя в глаза Ратше, подняли чаши, осушили их в знак мира и вместе принялись за еду. Они ели, не спеша, с достоинством, потому, что только грязный трэль жрёт, как голодная свинья и не соблюдает приличий.

Утолив немного голод, Эйрик хотел, было, продолжить разговор. Но Ратша опередил его, заговорив первым:

- Так значит, к Царьграду хотите пойти, что, по-вашему, Миклагард прозывается? Тёмно вы говорите вои! Тому веская причина должна быть, что бы урман, у которого мошна серебром набита, не за одно море пошел, а за все три!

« Резок купец!- подумал Эйрик, поглядывая незаметно на Хельги,- Не будет пользы от такого разговора! А не было бы вреда…»

Ратша продолжал говорить, поставив чашу с мёдом на стол, временами сбиваясь на словенский язык, похожий на тот которым говорят венды:

- Что же ты хочешь увидеть в Миклагарде? Золото и многие богатства? Ты их увидишь... Вот только путь туда очень труден. Я не пугаю тебя! Ты потратишь все лето прежде, чем придешь к Смоленску на Руси. Оттуда путь по Днепру – весной, как лед сойдёт да вода высока - к Понт-морю, как его греки называют. Тебе придется зимовать в Смоленске, а твои вои не привыкли жить в чужих лесах, подолгу не видя моря. Я не сомневаюсь в мужестве твоей дружины, но… не вышло бы с кривичами смоленскими распри…

 Эйрик озабоченно поглядывал на своего воспитанника – верно ли он понимает путаную речь купца. Хельги долго беспристрастно глядел на Ратшу. И вдруг выговорил:

- Бортом ладьи клянусь, что не желаю зла тебе, твоему роду и твоей земле! Если правда то, что ты сказал, много наших кораблей приходит в ту землю, где стоит твой дом. А скажи мне почтенный торговец, не случалось ли тебе слышать имя – Бьярни Безродный?

Купец вдруг подобрел и хитро прищурился:

- Имечко знакомое. Зная урман, скажу – не часто услышишь среди них такое прозвище! Завещано от пращуров - назовут кого человеком без рода-племени - то смертная обида. От такого прозвища не откупишься! Это мне и памятно… Лета три минуло. Приходил с Нево мореход с таким именем, а с ним и дружина его… Сильно он вам навредил?

 - Нет!- ответил Хельги, дал трэлю знак - долей купцу мёду! – и спросил, скрывая волнение: - Чем ещё он тебе памятен?!

- Да как же такое забудешь! Пришли они к нам в Ладогу в трёх кораблях - израненные, вёсла поломаны, щиты посечены…- но гордые! Да и серебра у них немало было! Стали ладьи чинить, весла новые тесать. Мне потом Кетиль сказывал, что они со свеями в море крепко сцепились…- я так понял, что те свеи теперь у морского царя в гостях!

- Погоди, погоди!- перебил Ратшу Эйрик.- Какой Кетиль? Кетиль Рваный?

- Уж не знаю, рваный он иль нет, но рожа у него была скоморошьей личины краше – вся в шрамах и половины левого уха нет, а борода палёна малость.

Эйрик хорошо приложился к чаше, а Ратша всё говорил:

- Урманы те у нас в Ладоге ладьи чинили да раны залечивали. Тому Безродному - коль тот, кого ты ищешь - сильно дочка моя приглянулась – Снежанка. Зимой она у нас народилась – по первому снегу – как и прозвали осьмнадцать лет назад, так и зовём.

Купец глотнул мёду и продолжал:

- Стал тот Безродный ходить перед ней заморским петухом, серебром швырять. Удалью и богатством хорош! Да не такой мне нужен зять! Люди ваших кровей не любят на месте сидеть. Не обижайтесь мореходы! А ежели за море уйдёт да не вернется? Мне дочь моя люба – не хочу её в горе видеть! Сказал я Безродному – мол, так и так не про тебя товар. Ох, и осерчал он! Гордые вы все! Хотел он, воровски, её увезти. Тут-то сыны мои – Горазд и Нечай – с дружками бока то ему да людям его намяли!

- Быть того не может!- перебил купца Эйрик, но Ратша огладил пышную с сединой бороду и, положив на стол широкие ладони, уверенно ответил:

- Может! Негоже так поступать, коли в гостях! За мой род вся Ладога горой стоит!

- Не дошло ли дело до мечей?!- живо осведомился Эйрик.

- За малым не дошло…- ответил Ратша, подняв с Эйриком чаши.- А хоть бы и дошло, вам-то что?! Какое вам до Безродного дело?

- Да то Рати из Гардов, что это мой брат,- просто ответил Хельги.

- Чудные дела!- восхитился Ратша и покрутил головой, – А скажи мне тогда доблестный ярл, как тебя величают в твоих краях?

- Я не называю себя ярлом, хоть мои друзья и соседи частенько именуют меня так. Прочие зовут меня Хельги Безвестный.

Купец поперхнулся мёдом и выпучил глаза, затем, откашлявшись, сипло проговорил:

- Дивен мир…! Да-да! Многое повидал я, всякое слыхивал, но чтобы такое!!! Хельги Безвестный да Бьярни Безродный – ещё и братья! Дивен мир…! Брат, говоришь?! Как же, помню, ещё как помню!

Купец прихлебнул мёду и продолжил:

- Отлежался Бьярни после бою от сынов моих и опять на двор ко мне пожаловал с этим вашим… Кетилем Битым. Всё честь по чести, вено богатое принес, виру хорошую предлагал за рану челядина моего. Повинился и снова за своё - отдай Снежанку и весь сказ! Отказал я ему в другой раз. Виру взял, а вено не принял. Эх, и встужил он! Смотри, говорит, Ратша, пойду я обратно через эти места - вои мои будут все в серебре, а я весь в золоте. Только, говорит, поздно будет меня упрашивать…

Ратша утёр бороду:

- Сказал я ему – не хвались, идучи на рать… вот, говорю, как  вернёшься, тогда и разговор будет, а сейчас чего зря языками молоть.

Купец помолчал, ещё раз приложившись к чаше, и вдруг спросил, пряча в бороде лукавую улыбку:

- А что, Хельги, дружинники твои лучше, чем у брата иль хуже?

- Рати из Гардов, пусть про моих воинов скажут те, кто остался жив после битвы. Ты видишь - мы мирно беседуем за хорошим столом. А те, кто хотел испытать крепость наших мечей, едва ли отужинают с тобою, разве что в Вальхалле. Да спрядут тебе норны долгую жизнь!- внятно ответил Хельги, сделав знак трэлю – долей гостю мёду.

Ратша накрыл свою чашу широкой ладонью, мотнув головой – достаточно, мол, и так уж хмельной – и сказал:

- Вои у твоего брата удалые. Наши ладожане тоже зубами тогда плевались. Ну, коли так, то спокоен я за тебя и брата твоего.- Ратша посуровел продолжая.- Когда я уходил торговать от Новгорода за море к Стариграду, княгиня Вольга - государыня наша - запретила сыну своему, Святославу-князю, пойти войною в чужие земли, чем был он вельми недоволен. Ходил он в прошлое лето на полдень, на Дунай – пойти ратью на болгар звал его царь греческий. Одолел болгар Святослав. Да тут печенеги к Киеву пришли в силе великой. Подоспел князь ко времени – отбил печенегов…

- Не знаю, что там было,- хлопнул тяжёлой ладонью по столу вдруг рассвирепевший купец Ратша,- но вои княжеские говорили, набег печенежский - то зло от греков, что лживы те издавна и до сего дня. У Болгар с Русью теперь усобица. Меж тем греки Игорев ряд нарушили. Из торговых гостей холопов делают! Русинами как скотом торгуют! Князь мести жаждет! Ныне Святослав в Киеве остался, но не таков князь, чтобы от своего замысла отступиться! Воев он собирает многих и храбрых. Мой тебе совет, ярл – веди свою дружину к нему на службу, если дозволит твоя честь! Там и брата своего должно быть разыщешь. С Гостомысловых времен, после при Олеге и Игоре, Варяги - Русь едины! К Игорю-князю много ваших витязей шло – сам помню. Святослав храбрый воин – болгар, хазар да касогов победил. Дружина верит ему, как родному брату. Ни разу не опозорил он своё имя!

Купец отодвинул чашу, встал из-за стола и поправил плащ:

- Спасибо за честь, за угощение! Двор, где я живу, вы видели. Всегда заходи доблестный ярл Хельги, и ты славный мореход Резной Борт.- Ратша кивнул Эйрику.- Будьте мне гости, коли, нужен будет совет. А теперь мне пора.

Ратша надел шапку, вышел из шатра, и отправился по своим делам в сопровождении троих дюжих молодцов, в которых опытный глаз подмечал – то добрые гребцы.

Попрощавшись с гостем, хёвдинги переглянулись. Эйрик буркнул в бороду:

- Узнаю Бьярни!

- Так ты думаешь это были они?- жадно спросил Хельги.

- А у тебя есть сомнения? Вспомни своего братца да его нрав! А уж если этот Рати из Гардов видел рядом с ним Кетиля. Уж его-то рожа…эх, забыл спросить какого цвета у него была борода, уж её точно не спутаешь ни с какой другой!

Хельги прервал его:

- И того достаточно. Я верю этому купцу. По всему видно – так оно и было!

Вскоре к ладьям стали возвращаться викинги. Первым пришел Снорри и стал рассказывать о диковинах, которые он видел в Старигарде. Потом, с гордостью показал меч, который купил у старого сакса. Клинок был ржавым и нуждался в заточке, но тот, кто сведом в оружии понял – меч очень хорош. Он был чуть хуже меча Эйрика, но его одобрил даже Орм, который подошел чуть позже. Орму можно было поверить – опытный викинг был знатоком оружия и редко ошибался, когда давал советы.

Мореходы собирались к шатру ярла не торопясь, разводили огонь под походными котлами, располагались на отдых у костров. Солнце едва склонилось к закату. Но все знали - придти лучше пораньше, когда ты в чужих краях.

 

Буривой возвращался в Стариград не спеша, размышляя о том, что узнал нынче утром. Ноги сами несли его домой. Дорога, такая пустынная в предрассветный час, оживилась - всадники, повозки и пешие путники двигались по ней. Вот уж показался вдали тёмный дубовый тын и раскинувшиеся у дороги ряды шумного торга, как вдруг среди людского разноязыкого многоголосья Буривой различил:

- Удачный случай, поквитаться с ненавистным вендом!

- Стой, венд!

Трое иноземцев – по говору должно быть данов – спешили ему наперерез. Бодрич признал кряжистого чужака с сединой в бороде, что шел посреди.

Доставая из-за пояса топор, Буривой успел лишь подумать: « Прости, дедушка Велемудр, не найду я тебя теперь…разве в Ирии».

 Бодрич увернулся от занесённой слева секиры рыжего дана, нанёс точный удар среднему противнику – сивобородому, разрубая звериные шкуры, служившие тому доспехом, и почувствовал, как вражеская секира, запуталась в полупустой суме, разрывая плащ. Эх, недолго в обнове красовался! Темноволосый дан наседавший по правую руку, развязывал ножны и тянул из них меч…

И откуда-то справа набегал четвёртый – с головой, что ячменный сноп – крича:

- Даны! Ешь меня тролли!

 

Утром, когда все разбрелись по торгу, разглядывая заморские товары, Лейв Беззубый увязался от скуки с Большим Бьёрном и Снорри Скальдом, одержимым желанием приобрести себе меч. Лейв порой помогал юному скальду, рассчитывал быть полезным и теперь. Но до чего хитры норны – злобные старухи – любят всё запутать! У первой же оружейной лавки он потерял своих сотоварищей в суетливой толпе – загляделся на дивные косы двух пригожих славянок. Повертев головой и поразмыслив, Лейв решил – оружейников в Старигарде много и Снорри теперь едва ли найдёшь, а вот сослужить добрую службу ярлу и отыскать гостей из Гардарики ещё можно. Но лукавые норны плели всё совсем по-другому, и ноги, вышагивая по непривычно твёрдой после палубы земле, выводили его то к торговцам перебродившим мёдом, то к пивоварам, откуда доносился манящий хмельной ячменный дух. Лейв сопротивлялся…

Вдруг где-то совсем неподалёку кто-то поднял громкий крик на северном языке. Так отвратительно  коверкать слова могли только даны! Лейв не раздумывая, бросился туда – трое данов одолевали незнакомого венда!

- Даны! Ешь меня тролли!- невероятно шамкая, заорал он, пытаясь распутать тугой узел, связывавший рукоять меча. И понял на бегу – развязать не успеет…

         Буривой увидел, как оседает на землю один его противник – Сивая Борода, перехватил левой рукой за топорище секиру Рыжего, окончательно запутав её в плаще, и оглянулся вправо, где тянули из ножен мечи Темноволосый и Ячменный Сноп…

«Убью хоть одного!»- подумал Буривой, вновь занося боевой дедовский топор.

Вдруг Рыжий, избегая удара, выпустил секиру, запутавшуюся в складках плаща, и бросился бежать. Ячменный Сноп, левой рукой ухватившись за руку Темноволосого, остановил клинок его меча на полпути из ножен… и залепил Темноволосому справа сильную оплеуху тяжёлым кулаком, неразборчиво рыча на северном языке замысловатое ругательство, смысл которого Буривой не уловил, разобрав только три слова: сука, задница и меч…

 Ячменный Сноп залепил Темноволосому ещё раз – да так что потёртая шапка улетела куда-то вдаль! Темноволосый обмяк и повалился на землю – меч вынуть так и не смог.  

Буривой не успел смекнуть, откуда пришла неожиданная помощь…

- Стой! Не уйдёшь!- послышался издали голос друга – Яромира Лютича. Буривой бросил взгляд туда – Яромир сбил с ног Рыжего, пытавшегося убежать, и склонился над ним размахивая кулаками. Убедившись, что его противник больше не сопротивляется, лютич обратился к Буривою:

- Почто утром один ушел?! Меня не дождался! Давно тебя на торгу ищу. Неразумно ныне тебе одному ходить!

Буривой ответил:

- Некого бояться мне в Стариграде! Да и не должно! Прошло то время, когда я от данов под материнской понёвой прятался!

Ячменный Сноп повернулся к Буривою и улыбнулся невероятно щербатым ртом, открывшимся в бороде, растущей от самых глаз. Ясные глаза смотрели задорно и беззлобно. Ячменный Сноп брякнул серебром в кошеле и произнес по-вендски, сильно шамкая, всё что знал и как умел:

- Идём, венд, миод пить.

 

Солнце клонилось к закату, когда на берегу, где стояли ладьи ярла, послышался приближающийся пьяный ор. Кто-то пытался петь песню, но при этом постоянно сбивался и путал слова. Нечего было гадать, разумеется, это был Беззубый Лейв. Кто ещё мог так шепелявить. Только он умудрялся напиться, не имея порою даже марки серебра в кошеле. На этот раз Лейв был не один. Рядом с ним шли двое ладных русобородых вендов, иногда поддерживая его за плечи, чтобы тот не упал. Увидев Хельги, Лейв весело заорал:

- А вот и я, ярл, как видишь, вовремя… ещё и каша не сварилась. Ты знаешь, мне тут нравиться! Давно я не пил такого доброго мёду! Не то, что кислое пиво в Хедебю... брр! Помои! Как можно такое пить?

Хельги негромко спросил, скрывая свой гнев:

- Кто это с тобой?

- А-а! Это славные воины! Они из здешних вендов,- оживился Лейв.- Мы тут хорошо повеселились. Видишь ли, ярл, они любят данов…Гы-гы, так же как я! Трое этих вонючих рыбоедов запомнят наши кулаки надолго!

Хельги хмуро спросил:

- Сколько мне за тебя платить на этот раз?!

- Будь спокоен, ярл,- весело захохотал Лейв.- Вонючие рыбоеды сами нарушили здешний закон. Эти сосунки, смеющие называть себя викингами, заплатили нам виру! Их хёвдинг сказал, что это будет справедливо. Мы бы разделали их как свиней, но ты же сам запретил нам доставать мечи!

Тут Лейв покачнулся под общий хохот, раскачиваясь на неверных ногах, подпираемый молодыми хмельными вендами. Один из них был закутан в роскошный, но разодранный плащ с торчащими наружу беличьими лоскутами. Упёршись в крепкое плечо приятеля, Лейв невозмутимо продолжал:

- Нам досталась вира. М-мы не стали её делить – н-на это серебро мы с моими новыми друзьями и отведали мёду…- Беззубый оглянулся вокруг,- Чего вы смеётесь? Я не развязывал меч. Но лбы у тех данов тверды как у ётунов! Смотри…

Лейв, шатаясь, шагнул к ярлу и сунул ему под нос заскорузлый от морской воды и долгой гребли распухший кулак.

Хельги, судорожно пытаясь не расхохотаться, напустил на себя притворную строгость, которую не разглядел бы лишь пьяный, и осведомился с ехидцей:

- И чем же помешали тебе даны на этот раз?

- Не мог же я смотреть как эти скоты прут втроём на одного?! Вмешаться пришлось …

Ярл знал, будь на месте Лейва кто-то другой – прошел бы мимо. Но если Лейв увидел дерущихся с кем-то данов – вмешаться пришлось…

- Как твое имя?- спросил Хельги венда в нарядном плаще с изрядной дырой на боку.

Бодрич ответил, порой добавляя родные славянские слова к северному языку:

- Мать назвала меня – Буривой. Я благодарен твоему дружиннику за помощь. Если бы не он не быть бы мне живу! У тебя достойные воины, ярл! Я бы доверил ему в бою свою спину,- Буривой кивнул в сторону Лейва.

- А что ты не поделил с данами?- задал вопрос, молчавший до поры Эйрик.

- Это моё дело, но я так и быть отвечу!- отозвался, быстро протрезвевший Буривой.- Первое – явившись к нам в Стариград, прилюдно назвали меня ублюдком, чем сильно оскорбили мою мать. Не подобает так поступать добрым гостям! Второе – наш народ помнит, как разорил поганый Готрик Велиград-Рёрик, где стоял дом пращура моего. Придёт время, и данам тем же отплатим! Наш народ помнит добро, но никогда не забывает зла…

- А кто же ваш третий?- прервал бодрича Эйрик.

Яромир поддерживая Лейва, вертел головой, пытаясь понять, о чем идёт речь. Он не знал урманского языка. Хмель разом слетел с него, когда он увидел драконоголовые ладьи, большой шатер, урманского вождя в шитой золотом лобной повязке и собравшуюся вокруг толпу хохочущих викингов.

Буривой ответил за своего друга:

- Зовут его Яромир Зверолов. Он побратим мне.

- Что же стало с вашими противниками?

- Живы будут! Одного я топором посёк да неглубоко – шкура толстая спасла. Унесли его. Второго Лейв кулачищем сбил. Водою отлили – сам ушёл. Третьему мало досталось – утечь хотел со страху…

Довольный Лейв громко захохотал:

- Говорю тебе, Хельги это славные бойцы - вот бы иметь таких в походе побольше! Они умеют грести веслом и держать секиру. Я видел их ладью. Вместе с ними можно и ётунов бить! Возьми их в Гардарики с собой!

Буривой и Яромир переглянулись.

Буривой твердо произнес:

- Ярл Хельги, я прошу тебя с вятшими людьми завтра быть гостем в доме моего отца. Поверь, мои родичи будут рады. Вас славно угостят, и нам будет, о чём поговорить. Дом моего отца найти просто. Войдя в ворота - идите прямо. За две улицы от ворот, поверните к закату. Вам всякий укажет жило Добромысла. Ты его сразу узнаешь! Я буду ждать тебя, ярл!

- Не пристало мне отказываться от дружеского приглашения!- ответил Хельги.

Венды ушли, обсуждая что-то между собою.

Яромир по дороге к дому выслушал рассказ Буривоя о том, что было на заре. И протрезвел окончательно – было отчего!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

8

 

Хельги и Эйрик проснулись раньше всех. Разом, не сговариваясь, они завели между собой речь о Ратше, затем вспомнили Буривоя и его приглашение и сошлись во мнении, что под небом все происходит неспроста и есть между всеми событиями недавних дней какая-то связь. Разбудили Орма и сыновей Гуннара – Энунда и Эйольва. Обсудили дела.

Энунд и Эйольв проснувшись, сказали, что дракарам нужен уход, и отправились посмотреть в порядке ли снасти, вёсла и якоря, нет ли где течи у коней моря. Энунд взял с собой в помощники сына Сигвата, Эйольв – внуков – пусть постигают во всём морскую науку. Усадили трэлей штопать паруса.

Орму поручили осмотреть оружие и доспехи, а также велели убедиться – так ли хорош Бьёрн Кузнец, как о том толкуют. Да и дружину неплохо бы встряхнуть – пусть старые воины поучат младших ратному делу. Новичков теперь прибавилось. Да и бывалым викингам разогнать лишний жир будет полезно – ярл припомнил вчерашний день и хмельного Лейва – уж слишком хорошее пиво варят венды и меды у них крепки, так недолго и силу растерять!

Хельги и Эйрик собирались в гости - долго выбирали одежды приличные случаю, чистили оружие. Наконец нарядились. Переглянулись между собой – оба подумали: « Лейва не берём!» - знали его любовь к хорошей еде и несдержанную речь. Вышли из шатра.

Лейв был непрост! Он уже поджидал их, довольно улыбаясь. Волосы были чисто вымыты, борода расчёсана гребнем, серебряная рукоять меча торчавшая из новеньких ножен, сияла под лучами солнца.емноволт

 

- Эйрик! Хельги! Знаю, что у вас на уме! Идти в гости к моему новому другу и без меня…так мой ярл не поступал прежде! Спроси кого хочешь – так нельзя! Был бы я на вас в обиде, да знаю – мой ярл уже не сомневается, брать ли меня с собой! - Лейв захохотал.- Поверь, ярл, я буду вести себя достойно, да и нехорошо будет не почтить родителей, воспитавших такого славного сына!- с этими словами Лейв достал ожерелье из янтаря дивной работы и потряс им в воздухе.

- Я подарю это его матери. Идем, ярл! – Лейв махнул рукой в нужном направлении.

Дом, принадлежащий знатному венду, сыном которого был Буривой, отыскали быстро. Вел всех Лейв. Он сам был здесь впервые, но каким-то неведомым нюхом вывел их сюда без ошибки. Увидев постройки широкого двора, Эйрик удивленно ахнул – не каждый хёвдинг мог себе такое позволить! Терем был высокий, строенный в два жилья, с небольшими волоковыми оконцами. Сруб сложен добротно из тёсаных сосновых бревен и украшен резьбою у конька крыши. До резного хозяйского крыльца двор был вымощен деревом.

Гостей уже ждали – знатный венд был рад принять у себя воина, выручившего его сына - это было видно сразу. Двор был чисто убран, крыльцо вымыто и застелено новой рогожей. Хозяин назвал свое имя – Добромысл – выслушал, как представились гости, и повёл их в дом. Взойдя на крыльцо, Эйрик не смог удержаться и провел рукой по резному столбу, подпиравшему стропила тёсовой кровли.

Хозяин заметил это и спросил Эйрика:

- Ты любишь дерево?

- Как я могу не любить дерево? Дерево даёт жизнь быстрому кораблю, дерево даёт нам кров, дерево даёт нам тепло в холодную зиму. Отец учил меня понимать его язык. Тот, кто строил этот дом большой умелец! Мне нашлось бы, о чем с ним поговорить…

-Я сам его строил,- неожиданно произнес Добромысл.- Идём в дом. Нас ждут.

Эйрик не удивился - за свою беспокойную жизнь знавал могучих бондов, всевластно правивших там, где причалят возглавляемые ими десятки кораблей, славных наравне с конунгами, и конунгов потерявших все и умерших в безвестности. Что с того – достойному умельцу в охотку поработать топором?

Гости вошли в горницу. Опрятно одетая и нестарая ещё хозяйка дома, мать Буривоя – Полада – проводила их на почетные места и зарделась как девица, когда один из них – в светлых космах, как лешак расчесавший к празднику соломенную бороду – преподнес ей дорогое украшение.

Беседа текла неспешно бодричи - отец и сын - неплохо знали северный язык от торговых гостей подолгу живших в Стариграде. Говорили о морских путях, товарах прибывавших отовсюду к торгу, о рыбной ловле. Добромысл расспрашивал гостей о землях, где им довелось побывать - да какие там обычаи, да откуда гости родом и все ли у них ладно? Эйрик дивился плотницкому мастерству хозяина. Добромысл сдержанно отвечал:

- Угол в избе зарубать? Дюжину способов знаю… Да и по-другому выстроить можно…

За разговором ели неспешно, но заботливая Полада подносила всё новые и новые блюда. Лейв впервые попробовал румяные блины из пшеничной муки и был в полном восторге – скудная земля в Крутом Склоне едва родила ячмень и овёс. Когда Эйрик строил там свой дом, то едва ли задумывался – есть ли поблизости хоть клочок плодородной почвы. Он был мореходом, а не пахарем. А теперь Эйрику пришёлся по вкусу пирог с зубаткой - так неожиданно удачно сошлись вместе дары моря и земли в умелых руках затейницы Полады.

Хельги нахваливал вовсе диковинное кушанье - солёные грибы и не забывал благодарить заботливую хозяйку.

Открыли принесённую из медуши вместительную глиняную корчагу и отдали должное хмельному ставленому мёду. Хозяйка поднесла хлебный квас. Его тоже отведали, похвалили – вкусный.

Буривой ёрзал на скамье от нетерпения, но не встревал в разговор старших. Наконец Добромысл сказал:

- Вот что дорогие гости! Старший сын мой, вот тот медведь-невежа,- он кивнул на Буривоя,- сказал, что идёте вы в землю русов, по-вашему - Гардарики…

При этих словах Хельги покосился на Лейва, но тот только ухмыльнулся, утёр с бороды сметану, засунул в рот очередной блин и пожал плечами, я мол, не при чем – уж весь торг знает, кто мы и куда идём. Вендские отроки валом валят – гребцом возьмите! Да не про всех честь! Купцы присматривались - на восток за мехами вместе пойти - с таким ярлом, как птенцы под орлиным крылом!

- Вот как было,- продолжил Добромысл сердито,- сын мой - бездельник, придя вчера домой, рёк, что за море уходит вместе с вами. Что вы скажите о том?

Хельги отставил братину с квасом. Он догадался, что имя этого знатного венда не сможет не переврать даже Эйрик, и ответил так:

- Уважаемый и радушный хозяин! Что я могу сказать? Мы не звали его с собой. Каждый выбирает дорогу сам. И как я догадываюсь, твой сын уже сделал свой выбор. Ты напрасно называешь его бездельником. У тебя хороший сын хозяин. Если он умеет делать хотя бы половину того, что умеешь ты – этого достаточно. Могу тебе сказать – ты будешь им гордиться! Такой сможет быть опорой роду и прокормить тех, кто рядом с ним. И защитить – в том, что он славный воин, убедился вчера мой друг Лейв.

Лейв отчаянно закивал головой.

- Мне нужны люди владеющие мечом или секирой, но я не звал к себе твоего сына,- произнес Хельги.- И должен сказать ещё, что я охотно дам ему место гребца на своей ладье, если будет так суждено.

Добромысл покачал головой:

- Я хотел, чтобы мой старший сын остался хранителем рода. Нужно кому-то передать нажитое и ремесло, но теперь вижу, что сын моего гнезда да не моего полёта.

При этих словах Буривой торопливо вскочил со скамьи и возбуждённо заговорил:

- Пришла мне пора своё гнездо вить да время ли? Ты сам мне ладью срубил. Ходил я с друзьями по морю, возил товары на Руен, да в Велиград, где дом пращура нашего был. Много добра им нажито было когда-то. Враги пришли – в один день сгорело всё! Только меч ему и остался…

- Не ровня ты ещё пращуру, чтобы судить о нём!- строго перебил его отец, но Буривой сжавшись внутри - как в сечу бросался - подумал: «Будь что будет! Врагов так не боялся, как ныне отцовского гнева». И упрямо продолжал:

- Отец, открой глаза! За морем на невольничьем торгу продают соседей наших! Ответь! Долго ли нам жить спокойной судьбою здесь в Стариграде? Оглянись! От данов всё Поморье стонет! Саксы теснят нас всё больше – идут от них с миром да крестом презвутеры, а за ними с мечами кмети. И где воля наша?! Помнишь отец, когда ты, собрав умельцев вятших, храм украшал на острове Руене? Мать истосковалась да снарядила меня к тебе - весточку привезти, узнать: не надо ли чего? Слышал я тогда путников, говоривших о волхве Велемудре. Вот тогда-то узнал я слова Вещего Старца, которые буду помнить до конца своих дней: «Не будет большого блага родам словенского языка в здешней земле. Конь Святовитов не к добру взволнован. Бог не открыл мне будущего, но оно не будет светлым в Поморье. Ждет нас смерть и холопьи путы».

- Не бывать тому!- вскинулся Добромысл.- Не мог так мудрый Старец молвить! Неверно ты его слово толкуешь!

Хельги и Эйрик почти не понимали, о чем спорят венды, но почувствовали себя неуютно – без слов ясно – гневается отец на непокорного сына. Дело знакомое – слово отцовское свято! Никому не хочется встревать в чужие семейные ссоры.

Один Лейв сидел, как ни в чем не бывало, поглощал в три горла блины, которых становилось все меньше. И хоть разумел спор хозяина с сыном ещё меньше чем хёвдинги, продолжал благодарно улыбаться хозяйке, как бы говоря – всё уладится! Может быть, вовсе и не злокозненны норны - терпеливые старухи, ткущие нашу судьбу. А так порою, что-то у них не вязалось…

Оказался же Лейв вовремя на дороге у стариградского торга, значит и теперь все наладится. Ну, потреплет отец за вихры - голова-то цела!

Буривой вдруг произнес:                                                           

- Прости, отец! Не сказал я тебе сразу. Встретил я вчера Велемудра Вещего. Он то и звал меня за море. Что так смотришь, отец? Не любо Вещему Старцу стало на Руене! Так говорил мне: «Волхвы, которым открывал я Свароговы заветы Прави, не мудрость любят, а злато. Да копят серебро, что приносят люди в дар Богу. Не хотят ученики мои видеть дальше носа своего! Плохая из них ныне опора родам славянским! Позабыта истинная слава Святовита Защитника, некому здесь стало собирать воедино роды славянские!» Отец, верно говорит Старец Вещий! Не хочу я, чтобы мой род сгинул и всех нас неизвестный страх изводил – того и гляди, даны, иль саксы придут, дом наш пожгут, а меня заставят свиней пасти…

- Рано ты, сын, Стариграду погибель пророчишь! Пока есть война и мечи в свете - не пасти нам чужих свиней!

- Отец, никому из нас не дано видеть завтра. Я просто хочу, чтобы род наш не прервался из-за прихотей князька из данов иль саксов иль ещё кого… море принесёт. Мира и богатства желаю я внукам своим. И я их добуду, если голову не сложу! Отец, дай мне ладью! Я хочу с этими воями за море пойти. Найду другую землю славянского языка для всего рода нашего. Дом там поставим. Будет в нем покой и достаток. Если я прав, так и случиться. Если нет, то не бывать мне в Ирии, память обо мне будет проклята!

- А если нас и с той земли враги погонят - сызнова другую искать начнём?! Не бывать этому пока Стариград стоит! Здесь умирать буду! Дом мой мне погребальным костром будет!

Буривой склонил голову к столу чтобы скрыть слёзы досады - такие наворачивались у него от бессильной злобы, когда вспоминал он виденный за морем невольничий торг, серые скорбные лица полонян и горестный бабий вой по-славянски. И возражал отцу уже безо всякой надежды:

- Не один я думаю так. Друзья мои согласны…

- Друзья?! Небось, Лютич-Зверолов твой, с коим ты, как шатун всю зиму по лесам бродил,…где  нашёл ты себе такого друга? Мало лютичи нам крови пролили?!

Тут Буривой решился ответить:

- Зовёшь ты родичей Яромира Лютича, друга моего, людьми недостойными и они, ведомо, о тебе говорят также. Дескать, они лютичи, а мы бодричи. Ты мудрее меня отец, так объясни мне несмышлёному, в чём разница между мной и Яромиром? Мы похожи как братья – так многие говорят. Речь у нас одна и кровь одного цвета. В чем разница? Теперь вижу – верно говорил Велемудр Вещий: «Нет между братьев горя хуже застарелой вражды»! Вот, отец и дал ты ответ мне – отчего Стариграду сгинуть? Да от розни вашей! Дашь ты добро, иль нет, всё одно – уйду, а Яромир мне побратимом будет! Прости отец! Не печалься матушка!

Хозяйка дома Полада возилась у очага и не встревала в разговор мужчин. Услышав последние слова сына, она торопливо загремела посудой и выбежала из дома, едва накинув на плечи большой плат – тёплую власяницу. Слёзы текли по лицу Полады. И будто постарела она разом на много лет. Буривой бросился за ней вслед.

Наступило тягостное молчание, которое нарушил Эйрик:

- Вели налить нам меду, хозяин.

Добромысл молча указал челядину. Тот наполнил ковши.

- Твой сын такой же, как я в молодости,- продолжал Эйрик.- Я так же спорил с отцом и так же ушел в море. Он уйдёт, это точно! Не с нами - так в другой раз. Судя по всему, его друзья также безрассудны. Может быть, будет лучше, если за ними присмотрят люди помудрее. Скажи, случалось ли твоему сыну биться в морском бою или на суше?

- Всяко бывало…нет в Стариграде мужа без меча! А было бы иначе – лет триста назад здесь одни головешки остались да травою заросли!- уверенно, со скрытой гордостью ответил Добромысл.

 «И сына не хвалил и ответил хорошо!» – заметил Эйрик и сказал:

- Когда Хакон конунг собирал войско для войны с Синезубым и мои воспитанники Хельги и Бьярни ушли в море без меня, я не боялся за них. С ними били опытные воины, готовые дать хороший совет. Твой сын - Бури-Вой храбр и силён и многого может добиться, но он горяч… очень горяч! Если он сам поведёт своих друзей, у их родичей будет горе. А друзья непременно пойдут с ним! Я знаю – будь я молод, тоже пошел бы! Твой сын годится в конунги! Но такие вожди не живут долго. Я знаю! Тебе будет спокойнее, если ты будешь знать, что рядом с твоим сыном добрые воины и мореходы. Ты можешь нам не доверять, да это и не к чему. Возможно, мы больше не увидимся никогда. Благодарим тебя за приём и хорошее угощение. Ты умелец, каких я встречал мало. Ты знаешь дерево и умеешь с ним ладить лучше, чем я. Желаю тебе, Добемисл достойный вендский хёвдинг, чтобы в твоей жизни всё было хорошо! Прощай!

Эйрик с трудом сложил свою прощальную речь так, чтобы не пришлось коверкать малопонятное имя знатного венда. Пора было уходить.

Лейв хотел ещё плеснуть себе из медовуши мёду, но с сожалением глянул на Эйрика и встал из-за стола.

- Буривой, сын иди ко мне,- громко сказал Добромысл.

Послышался топот ног и в горницу влетел Буривой.

- Ты звал, отец?

- Звал, звал. Едва дозвался. Теперь подтяни штаны, завяжи пояс покрепче и слушай! Верно я понял - Велемудр Вещий с вами идёт? Так вот! Я тебя отпускаю! Ты уйдёшь и с Яромиром и твоими всеми дружками-бражниками и с урманами этими – не самые плохие из тех, которых я видел. Ладью я тебе отдаю. Я её для тебя рубил,…а знал бы ранее, куда ты на ней соберёшься - все одно срубил бы! Такую ладью ты стократ отработал, когда кормщиком товар мой по морю возил.

У Буривоя поползла из-под усов улыбка.

- Не лыбься!!!- заорал Добромысл.- Куда угодно иди, но домой вернись! Ты понял?! Мало матери твоей горя? Она жила надеждой, что старший сын опорой будет! Я тебя дома да ладьи рубить учил, да только вот разума в тебе, что в трухлявом полене! Не плотницкий топор, так хоть ратный брадов держать научился! Серебра привезёшь, добро! Славы к нему – ещё лучше! А ежели ни того, ни другого, так хотя бы сам приходи. Род опозоришь – прокляну! Теперь уходи с глаз моих, да и вы с ним вместе гости дорогие. Не до учтивости мне ныне!

Викинги вышли на двор. У ворот их догнала хозяйка Полада.

- Не гневайтесь на мужа моего. Сильно он хотел, чтобы Буривой дело продолжал родовое. Вот на дорогу вам,- она протянула Лейву лукошко с пирогами,- Хочу верить, что не обидите вы сына нашего.

Лейв вопрошающе глянул на Эйрика – тот объяснил, о чем толковала славянка. Лейв перестал улыбаться и оживленно забурчал ей что-то в ответ, угрожающе размахивая своими лапами – будто разбуженный зимою медведь. Хозяйка с опаской повернулась к Эйрику.

Эйрик перевёл:

- Он говорит – едва ли кто-то сумеет обидеть твоего сына добрая хозяйка. Он хотел бы поглядеть на такого безумца. Вчера видел - но их было сразу трое! Ещё он сказал, что хотел бы видеть такими своих братьев, а норны рассудили иначе… 

Полада внимательно посмотрела в глаза возвышающемуся над ней Лейву. Косматый ясноглазый чужестранец глядел на неё задорно и беззлобно.

- Ты вчера сыну моему на помощь пришёл?- спросила Полада.

Лейв понял без слов, бережно взял лукошко с пирогами и ответил:

- Да, я. А что?

- Имя твоё как?

- Лейв, сын Оттара, сына Торгрима, правда, люди зовут меня больше Беззубый.

- Спасибо сынок. Даст Бог тебе!

Эйрик и Хельги переглянулись, пряча улыбки. «Сынок» был выше её на голову, да и годами в сынки годился едва ли…

Лейв ответил, невероятно перемешав разные языки:

- Да за что? Мы славно погуляли! Нельзя не помочь такому парню!

На этом его запас  вендских слов иссяк. Беззубый вопрошающе взглянул на Эйрика – так порою смотрят преданные псы. Эйрик кивнул – скажу за тебя, мол.

Полада говорила, с надеждой глядя на Лейва, зябко кутаясь в серый плат:

- Лейв сынок, не знаешь ты всего. Тот дан неспроста ссору затеял. Он давно Буривоя убить хочет. В стародавние времена, когда даны ратью на Велиград приходили, пращур его - славный воевода – тоже именем Буривой, много вражьих голов изрубил. Даны его надолго попомнили! Давняя вражда меж нас идёт. Быть моему сыну мёртвым, кабы не ты. Страшное имя я дала ему! Поклянись, что сбережешь соколика моего!

Так когда-то, кажется уже бесконечно давно, смотрели на Лейва глаза его матери такие же ясные и добрые…

Лейв понял главное, положил бурую от загара лапу на рукоять меча и с жаром заговорил в ответ, даже закашлялся от волнения, пытаясь одолеть своё косноязычие. Хельги и Эйрик глядели на него с изумлением. Немногие скальды могли соперничать с Лейвом, когда он произносил поганые ниды и извергал хулу на врагов. Порой даже юный Снорри Умелец Висы открывал рот от восторга, дивясь затейливым непристойностям, лившимся изо рта Лейва. Но это было что-то новое…

 Эйрик пересказал ей ответ Лейва:

- Хозяйка, он говорит, что ты едва ли поймёшь его, если он поклянётся Тором. Но он даёт слово воина и клянётся своим мечом. Когда спина твоего сына Бури-Воя будет в опасности, Лейв закроет её, чего бы ему это ни стоило. А свою грудь твой сын сам сбережёт, тебе ли этого не знать!

Неожиданно из дому вышел Добромысл. Все обернулись к нему. Речи стихли. В наступившей тишине резко и строго прозвучал его голос.

- Мало вас! Побьют вас свеи да готе, как пойдёте за Волин! Буривой, сын, на Руен идите, к другу твоему Бориславу. Скажи ему: если снарядит ладью, отправится с вами да будет с тобой неотступно, прощу ему виру за нетия моего Прибышу, коего зашиб он во хмелю в Святовитов день. Если по его вине голову сложишь, сам секиру возьму,…погублю, попомню ему тогда и нетия! Да мёду много не пейте, бражники - в море разум светлый надобен…

Добромысл умолк, стал угрюм, как серая тень набежала на его лицо, резко развернулся и ушёл в дом.

- Прощайте хозяева! Когда мы вернёмся, то непременно посетим этот дом, где умеют чтить законы гостеприимства,- сдержанно сказал Хельги.

Мореходы вышли за ворота. Лейв задержался, оглянувшись на пожилую хозяйку, кутающуюся в большой тёплый плат.

Эйрик заметил это и спросил:

- Что нашло на тебя сегодня? Зачем ты поклялся сберечь этого венда?

Будто не Лейв ему ответил, а другой человек:

- Давно никто не называл меня – Сынок! Очень давно. Выходит я ему теперь…как брат.

Хельги и Эйрик глянули друг на друга и подумали об одном – вендского побратима ни у кого из них ещё не бывало…

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

9

 

Дружина Хельги была мала для дальнего похода и многие сочли неразумным отправляться в неизвестные земли с недостаточным числом людей. Ярл решил набрать воинов в земле вендов, посетив их торговые города, как это ему советовал Мёрд Серебряная Ноша. Так и было сделано, и никто впоследствии не сожалел об этом. Бьёрн Ломаное Весло обещал помочь этому делу, зная многих купцов, торговавших там. Бьёрн бывал гребцом и кормщиком на их кораблях. Купцы уважали его за большую силу и умение держать данное слово.

 

В море каждый встречный корабль – враг для купца. Беги, налегая на вёсла! Или берись за копьё и секиру, если умеешь биться, надеясь, что сопротивление спасёт тебя, или на встречной ладье поднимут белый щит… и пройдут мимо с миром.

Урманы, готы, даны, свеи, венды-йомсвикинги да русы-руяне рвут друг у друга добычу, как хищные звери по берегам Варяжского моря. И где-нибудь в приморском селении рыбаки, землепашцы и пастухи облегченно вздыхают – сегодня опасная буря, не придут внезапно грабители с моря…

Вместе - ватагой - легче торговым людям ходить по морям. Вместе и трус станет отважней. Трудно бывает издали отличить купца от воина – купец кроме секиры имеет весы да шкатулку с гирьками для взвешивания серебра. Да мошна у купца потуже, чем у расточителя-воина. Всего-то отличий. Но одно хорошее сходство – у каждого на поясе острый топор. Грабитель не станет зря рисковать – выберет одинокий корабль. Беззащитную жертву. Подойдет к борту, предложит снять пояса с серебром и мирно убраться на берег – вздыхай там по утраченному кораблю, набитому всяким добром, неразумный! Если не схватишься сгоряча за секиру…

Купцы хорошо знают – морские конунги правят там, где причалят, и водят за собой с дюжину длинных кораблей. А для войны собирают и больше, заключая порой и с недругами временные союзы. Тогда они ненасытны и от них спасёт только чудо.

Быстро разнеслась по Стариграду и торгу весть о ярле, собирающем спутников для морского похода в восточные земли. Купцы осторожно выспрашивали – кто таков? Удачливый ли человек? И можно ль ему доверять? Ходили присматриваясь. Решившись, шли к ярлу на поклон. Впрочем, кланялись все по разному – кто и вовсе не гнулся, зная себе цену. Сговаривались. Выгодное и верное дело – под защитой бесстрашной дружины пойти на восход за серебром, мехами, мёдом, да и другими неслыханными богатствами Восточных Земель.

Хельги оглядывал выстроившиеся у берега корабли, собравшиеся под его руку, горделиво повернув голову. И будто стал моложе, вспоминая себя тем, кого знало когда-то угрюмое Северное море – Ярлом с Черного Дракара. Хельги едва заметно улыбался. И было в этой улыбке что-то от оскала сытого волка – вожака стаи, которая готова гнать добычу, когда он велит.

…И только одно омрачало довольство ярла – Ратши из Гардов не было среди прочих купцов. Говорили – раньше ушёл. Сам на  восход ватагу повёл - отважный…

 

Альдогаборг далёк - навертишься веслом, пока достигнешь его. Мореходы готовились выйти в море, как только установиться попутный ветер. Грузили припасы. Закатывали по сходням бочки с солониной и со свежей ключевой водой, тщательно укрывали сыры и кожаные мешки с вяленой рыбой. Не было излишней суеты – каждый занимался своим привычным и важным делом. Осматривали паруса и снасти - смолёные пеньковые верёвки и прочные канаты из шкур морского зверя. Проверяли прочность мачты и реев. Примерялись – удобны ли весла. В море всё имеет значение. Там нет мелочей, не достойных внимания. Навертишься веслом – узнаешь! Как неприметно выступавший – поначалу – крохотный сучок натрёт зудящий лопающийся мозоль. Никакие рукавицы потом не спасут! И где былой задор гребца? Куда подевался?! Или как рассохшийся под жарким весенним солнцем борт начнет травить в открывшуюся течь воду, и придется подолгу вычерпывать её. Потому что попутный ветер быстро несёт ладью вперёд по волнам и днём и ночью, когда мореходы спят по очереди – с ночными перерывами путь ведь вдвое длиннее! И возможно не скоро стихнет удачный ветер  и ладьи причалят на ночёвку у берега, когда можно будет надёжно законопатить досадную течь. Вот и обходит кормщик вокруг ладьи, который уж раз вглядываясь в смолёные борта. Разве доверишь такое дело нерадивому трэлю?

Буривой неспешно и придирчиво подготовил свою ладью, заметно уступавшую длиною дракарам ярла - о десяти уключинах с каждого борта - и без вычурных драконьих морд. И теперь его спутники отправились за водою к роднику-избору. Прихватив пустой бочонок, Буривой пошел  вслед за ними. Вскоре он догнал своих сотоварищей у родника, заботливо выложенного валунами. Мореходы охотно брали здесь воду – она долго не тухла в пути.

Когда все ушли, наполнив бочонки и берестяные вёдра, Буривой опустился на колени и приложился к источнику, испив воды. Затем порылся за пазухой, достал моточек льняной пряжи и бережно пустил его по ручью.

- Спряди мне, родная Мокоша рукодельница жизнь не короткую не длинную, а такую, чтоб я вернулся сюда вновь водицы испить. Не за себя прошу – для отца да матери…

 Буривой поднялся, глядя как петляющий среди кочек ручеёк, крутя, понёс сухой моточек пряжи вдаль к большой воде. Потеряв его из виду, легко подхватил увесистый плескающийся бочонок и решительно пошёл прочь по тропе. 

Хельги с Эйриком удовлетворенно наблюдали за слаженной работой своих людей, когда их внимание привлекло нечто, что едва ли можно увидеть, собираясь в море…

К лёгкой ладье Буривоя неспешно подошёл высокий длиннобородый старик в сером суконном плаще поверх опрятной льняной одежды…

 А позади него на почтительном расстоянии шли сопровождавшие его суровые седоусые воины при оружии, разодетые нарядно как хёвдинги, с аккуратно стрижеными волосами и бородами, как это в обычае у вендов с Рюгена - маленького островка с очень буйным нравом.

Старик шел неторопливо, ничем не выказывая своего превосходства. У сходней он остановился, оглянувшись по сторонам - будто искал кого-то. Хмурые воины встали поодаль. Громкий суетливый разговор вендов на ладье сразу смолк. По сходням сбежал Яромир и бухнулся перед старцем на колени. Вендский вождь Буривой вернувшийся от родника, поспешно поставил бочонок и, не раздумывая, грохнулся рядом с Яромиром. Старец тотчас велел им подняться. До ушей викингов донёсся различимый разговор:

- Вот и я пришел к тебе.

- Как же это, мудрый?! Вот уж не верилось мне, что и впрямь ты с нами пойдёшь! Путь-то будет непрост!- не скрывая радости, ответил Буривой.

- Не тебе судить о моих силах! Иду с вами. Это решил даже не я! Дашь ли ты мне место у кормила? Иль скажешь – стар и слаб ты дряхлый дед, лодьей править!- старец лукаво улыбнулся.- Да не робей! Сам знаю, на что гож! А что прочие уж и получше меня делают... Поверь, молодец, мои руки помнят, что такое весло! А кости знают, что такое скамья гребца и сон под щитом на ратном поле.

- Мудрый, не смею я тебе прекословить! Но разве ты не нужнее здесь? Не так крепок Стариград, как думают многие. Я бы сам…

Воины, сопровождавшие старца, сдержанно улыбнулись, а сам он громко захохотал и сказал добродушно:

- Он не смеет прекословить! Он бы сам…. Не зря тебя нарекли по пращуру твоему! Ты полностью оправдываешь его имя! Только тот, сказывали, помудрее был! То беда поправимая – лета пройдут, да и поумнеешь! Устоит Стариград без младого Буривоя – устоять ему и без старого Велемудра!- старец с неожиданной ловкостью поднялся по сходне в ладью.- Теперь вели полог для меня натянуть – спать хочу! Утомился ныне. Завтра в море идём!

- Прости меня премудрый! Да не я здесь решаю, когда в море выйдем…- замялся Буривой, поспешая следом в ладью.

Старик указал ему рукой к закату:

- Да ты на небо погляди! Всё только от Бога зависит! Завтра ветру покосному быть!

Хельги и Эйрик растерянно переглянулись. Покосному ветру…попутному - должно быть! А, пожалуй, прав незнакомый пришлый старик – не ярл Хельги здесь самый главный, а тот, кто все наши судьбы вершит! Поднимется ветер – поспешай, ставь паруса!

Хёвдинги оглядели небосклон на закатной стороне. Но даже бывалые мореходы не прочли там ничего нового. Когда они вновь поглядели на ладью Буривоя, загадочный старик уже крепко спал на груде звериных шкур и отроки натягивали над ним просторный походный полог, из выцветшего от времени толстого крашеного холста. Сопровождавшие старца воины - руяне - поглядели ещё по сторонам, взглянули оценивающе из-под бровей на ладного молодца Буривоя и его верных людей, буркнули что-то друг, другу удовлетворенно, шевельнув вислыми с сединой усами, и ушли. Должно быть, решили – с надёжными людьми остался почитаемый старец!

- А что означает имя знатного венда, которого привёл к нам Лейв?- неожиданно спросил озадаченный Хельги.

Эйрик ответил:

- Бури – так у них называют шторма, а Вой – это воин,- потом подумал и добавил.- А ещё я узнал…Бурый – так они называют медведя, когда идут поднимать его из берлоги, чтобы медведь не догадался, о ком они говорят…

- Помяни моё слово, наши люди назовут его – Бури-Берсерк. Лейв рассказывал - славно он рубил недоносков позорящих слово – викинг! И едва ли ему понадобилась бы помощь Лейва, если бы тот вздумал пройти мимо!- сказал Хельги.- Разузнай у вендов - кто этот мудрый старец? А я ещё раз осмотрю наши корабли – всё ли готово? Думается мне - завтра и впрямь будет попутный ветер!

Ярл ушел вдоль берега.

Излишнее любопытство было несвойственно Эйрику, но он всё же пересилил себя и подошёл к Яромиру выждав, когда тот окажется один, и учтиво осведомился - кто тот почтенный старик и почему ему воздали такие почести.

- Зовут его - Велемудр Вещий – Святовитов волхв. Зачем идёт с нами – то мне не ведомо. О том его сам спросишь. А служил он прежде Святовиту - Защитнику всех родов славянских на острове Руяне. Люди говорят – там волхвы берегут для Святовита дивного белого коня, сбрую и меч невиданной величины. И пока Святовит с нами победим мы любых врагов!

- Так ли силён Свентовит, как говорят об этом люди?

- Сам не видел, да слыхивал: Руен мал – хороший кормщик в ладье вокруг обойдёт за один погожий день. А попробуй, приди к тому острову с ратью, тогда и узнаешь – не лгут ли люди,…да так ли силён Святовит! Старики сказывали – не раз бывало, враги Руену грозили, да их черепами теперь внучата морского царя играют.

Эйрик только кивнул задумчиво головой и ушёл. Не надо быть большим знатоком славянкой речи, чтобы понять - дерзок был ответ молодого венда! Да только Эйрик знал и другое…

Говорили знающие мореходы о несметных богатствах Рюгенских храмов – драгоценных камнях, золотом узорочье, сундуках полных серебра и роскошных пурпурных одежд…

И о том, что всего триста воинов берегут богатейший храм.

Знал Эйрик и то, как легко Харальд Синезубый конунг данов подмял под себя Норегр, погубив Хакона Доброго, и усадил там на престол свою родную сестру Гуннхильд Мать Конунгов и её пятерых вздорных сыновей. А хёвдинги которым довелось остаться в живых, трусливо бежали, оставив Норегр на разграбление чужакам…и лишь на севере в далёком Трёндалёге, самовластно правил непокорный Хакон Могучий ярл из Хладира. Несговорчивый Хакон ярл не подчинился новым конунгам и вёл с ними войну… и притом водил дружбу с Харальдом Синнезубым.

Властолюбив и жаден Харальд конунг Синезубый, да знает – обломает свои хвалёные зубы, если двинет войско к буйному островку непокорных вендов. Воинами своими силён защитник Свентовит!

 

Ближе к закату, когда утих вечерний ветер и спокойную тишину нарушал лишь отдалённый размеренный шум прибоя, Яромира разыскал в ладье отрок и негромко сказал, что его зовет к себе Велемудр. Яромир увязывал свои пожитки в непромокаемый кожаный мешок, как научили мореходы. Быстро покончив с этим делом – много ли богатства у бродяги-зверолова – Лютич накинул на плечи водмолу и проворно сбежал по сходне.

Велемудр и друг Буривой сидели у небольшого костра неподалёку от общего котла. Бодричи и прочие почтительно держались в стороне от волхва, с восторгом поглядывая на своего предводителя – непрост вождь, ежели сам Мудрый Старец с ним у одного огня греется!

Яромир подсел к костру. Волхв долго смотрел на Буривоя бодрича и Яромира лютича, не говоря ни слова, переводя с одного на другого тяжелый взгляд. И выдержать его взор было нелегко! Весьма преклонными были лета волхва, но глаза были молоды и зорки не по-стариковски, и живо отражались в них всполохи пламени – будто искры Даждьбогова огня…

Наконец, Велемудр глубоко вздохнул – будто перед трудным делом - и произнес:

- Знаю, о многом хотите вы меня расспросить, но сначала выслушайте меня старика… Для вас это было давным-давно, а для меня как будто седмицу назад. Был я совсем малым отроком, когда лишился отчего дома…

Велемудр стал суровее обычного и продолжил, глядя в огонь:

- Стала мне домом ладья, а родичами – ратные люди. Среди них я и вырос. Окреп-возмужал. Приметили меня на Руяне среди ратных мореходов волхвы - говорили - силён да неглуп. Приняли меня к себе воем. Дали доспех да вороного коня. Так стал я одним из трёхсот всадников, что берегут храм Святовитов…

Велемудр вдруг как-то лукаво глянул на Яромира, кутавшегося в водмолу. Видно разглядел в нём, что-то понятное лишь волхву. А Яромир совсем этого взгляда не заметил, как зачарованный рассказом старца:

- Тогда Олег Вещий был великим князем в Руси, в граде Киеве. Собирал он роды и племена языка нашего воедино - да пребудет о нём память светлая! Не оставил его Святовит своей милостью – весь путь от моря Варяжского до моря Тёплого собрал Олег князь под свою руку. Да Басилевсу – так величают греки царя своего – не любо стало глядеть на силу и славу Руси. Стали греки обижать гостей торговых, подкупали степняков, дабы те корабли купцов наших на речном пути грабили. Меж купцов от Олега не раз и послы бывали – хотел он решить дело миром. Да греки льстивые только улыбались, кивали головами да дела творили подлые. Думали, что послы наши тёмны – языка греческого не разумеют - варварами некрещёными нас меж собой называли…

- Как?!- изумились хором Буривой и Яромир неведомым срамным словам.

- Варвары некрещёные…- невозмутимо продолжал Велемудр.- Невелика брань, да только значит – гостя нашего торгового за скота бессловесного разуметь можно да обманывать…

- Вот оно что!- со сдерживаемой яростью отозвался Буривой – знакома ему была торговля в заморских землях… Обман-то для купца похуже чужестранной брани – брань на вороту не виснет.

А Велемудр рассказывал:

- Иссякло терпение Олега князя. Игоря оставив в Киеве, собрал он множество варяг. И к нам за море послал. Старшие волхвы отрядили нас немного - сорок воев Святовитовых в ладье. Велика милость Бога – все живы вернулись! Нечасто такое бывает! А еще скликал князь словен и кривичей, древлян и радимичей, полян и северян, и вятичей, и хорват, да дулебов, да тиверцев. Даже чудь да меря с нами пошли! Все мы звались от грек – Великая Скифь!

И с ними всеми пошёл Олег на конях и в кораблях. И было числом кораблей две тысячи, что пришли к Царюграду. И греки замкнули Суд, а град затворили. Думали себе – за каменной стеной уберечься от мечей наших!

И вышел Олег на берег да начал воевать – много убийства сотворили около града грекам и разбили многие палаты и пожгли церкви. А в ком лютая была жажда мстить, те брали пленников – каких рубили, других мучили, стрелы в них метали, прочих в море топили… как то везде ратные творят…

Яромир поёжился, поправляя на плечах водмолу – крепко же надо было насолить русам, чтоб пошли на такое! Он хотел спросить об этом волхва, да не решался перебить его речь.

Велемудр приметил это и умолк как бы невзначай.

- Что ж они так лютовали то, старче?- произнёс Яромир.

- Меж греками и русами и хуже бывало. Старики сказывали - царь греческий велел однажды всех полонян ослепить. А от бывалых воев слыхивал - что прежде Олега к Царюграду хаживали – клятву они давали друг другу: в полон не даваться, да и самим никого не щадить. Тогда, говорили, реки кровью текли. Колодезей да ручьёв не распознать было – через верх были трупами забиты…

«Страшное дело – месть!»- подумал Буривой и покосился на Яромира – тому казалось и у костра холодно стало. А сколько раз, бывало прежде, ночевал зверолов один в холодном сыром лесу, когда кругом только дикие звери, с верным луком да засапожным ножом – никого не боялся…

«А тут вона! У костра того и гляди - задрожит…»- Буривой повернулся к волхву.

А Велемудр продолжил свой рассказ, будто и не заметил этого:

- И повелел Олег воям своим колёса сделать да катки, и ставить на них корабли. И был в ту пору ветер попутный. Подняли паруса в поле и двинули к граду. Думали греки железной цепью затворить путь по воде – да то не знали, что ведомо нам, как посуху вкруг порогов ладьи проводить! Греческий Суд для нас никак не страшней Ненасытца!

Увидели это греки, убоялись да послали к Олегу князю: «Не губи града – дадим дани, сколько хочешь!».

Остановил Олег воев, и вынесли ему угощение и вино… Да не принял он - всё отравлено было!

Тут Велемудр извергнул такую кощунственную брань, что друзья вздрогнули. А Буривой подумал: «Что русы сделали бы с тем Царьградом, коли отравился Олег князь? Ох, и немного оказалось мудрости у царедворцев греческих…»

Старый волхв пошевелил угли в костре, задумчиво глядя в огонь – будто вспоминал что-то – и продолжил:

- Сон мне перед тем плохой был… А на утро стоял я среди княжеской гриди у шатра, и видел как Олег чашу с вином поднял… И понял я сразу – отчего задрожали челядины греческие и бегали их очи блудливые… Закричал я тогда: «Не пей, не ешь, княже – отрава там!»

 Велик был гнев князя – взял он с греков дань неслыханную на все русские грады: первое на Киев, да на Чернигов, на Переяславль, на  Ростов, да Любеч и прочие города, где сидят великие князья, под Олегом князем. Не знаю, как уж греки там откупились – да только нам досталось по двенадцати гривен на ключ, да впредь повелел Олег давать храму нашему триста гривен на лето.

Сотворил Олег с греками мир – те обязались платить дань и роту давали, целуя крест. А Олег и вои его ходили к роте по Русскому закону - оружием своим клялись, и Перуном богом воев, и Велесом богатство дающим. И утвердили мир.

И велел князь: «Исшейте паруса из паволок Руси». И было так! И драл те паруса ветер в клочья – и горевали греки, а мы ликовали – ещё добудем!

Пошел тогда Олег к Киеву. И были у нас - злато и паволоки, овощи и вина, да всякое драгоценное узорочье. И прозвали Олега – Вещий – за удачу в походе и прозорливость.

Волхв умолк, сухо кашлянул и спросил вдруг:

- А не найдётся ли у вас чего испить?

Буривой проворно вскочил, ушел куда-то в темноту и вскоре вернулся с полным ковшом. Велемудр поднёс ковш ко рту, пригубил и будто поперхнулся:

- Хороша водица! Да люди сказывали, у тебя и мёд есть?- и добавил лукаво.- Чем же ты меня потчуешь?!

Друзья совсем растерялись – у Буривоя лицо стало таким, что Яромир казалось, в жизни ничего смешнее не видывал, да так тем смехом и захлебнулся, ухватившись за живот.

Наконец Буривой опомнился и метнулся опять в темноту – только шаги по сходне прогремели, да заскрипела палуба. Вернулся он быстро и с увесистым бочонком.

- Вот!- сказал молодец.- Не для себя берёг, так… ежели для гостя... Посуду бы нам…

И снова повернулся уйти.

Велемудр выплеснул воду из ковша и спросил:

- А это чем тебе не посуда?

- Мудрый… недостойны мы…- вновь замялся Буривой.

Старый волхв сначала нахмурился, затем улыбнулся, махнул ковшом и велел:

- Что встал?! Отворяй бочонок!

«Вот как заплело мою судьбу!- подумал Буривой,- Давеча чуть даны не порубили…! Сегодня с самим Вещим Старцем из одной братины мёд пью… А завтра за море иду…»

Полный ковш пошёл по кругу посолонь.

- Славный мёд! Давно такого не пивал…- сказал Велемудр и вдруг добавил, - Отец мой когда-то такой бортничал… Что дивитесь? Говорил же вам – не всегда я волхвом был.

Велемудр помрачнел вдруг и замер, только всполохи огня отражались в глазах. Друзья притихли – боялись что-то сокровенное порушить.

Старец резко повернулся к Буривою:

- Ты зачем за море пошёл? Серебра в доме мало? Али девки не даются? Славы захотел?

Лицо бодрича стало белее заморского камня – мрамора…

- Дед! Да за такие словеса я бы и отцу родному…! Сам ведь всё знаешь!- ответил Буривой, сам изумившись своей дерзости – а Велемудр лишь усмехнулся и обратился к Яромиру, передавая ему ковш:

- А ты? За другом, как иголка с нитью? Или ещё скажешь чего?

- А и скажу! Не любы мне здешних бояр распри! Любо послужить Святославу князю – славянских родов надёже! А не прав я - так научи, мудрый! Нечего из нас жилы на тетиву тянуть! А я так разумею: друже Буривой дело говорит – изведут нас, если зад от скамьи не оторвём! Просвети, старче, если что не так разумею!

- Не сразу! Горячи вы не в меру!- ответил Велемудр.

Долго ещё друзья донимали старого волхва расспросами, сидя у костра. Наконец сон сморил их. Спать  улеглись здесь же у костра, укрывшись звериными шкурами, которые принесли с ладьи отроки. Не спалось только Яромиру.

- Старче!?- спросил он, не унимаясь.

- Кого ещё там нечисть тормошит?- отозвался Велемудр.

- А верно люди говорят – Олег князь свой щит во вратах цареградских повесил,  на показ - помните победу Руси!

- Верно. Я сам смотреть ходил. Далече видно было! Затем послы в Царьград ходили – положить ряд между Греками и Русью. Меж тех послов и я был – стал в ту пору у Олега князя в почёте… Спи дятел любопытный! Всех перебудишь! Завтра долго веслом вертеть!

Яромир уснул подле Буривоя, зарывшись в медвежью шкуру.

Старый волхв подбросил в костер дров, и огонь осветил их – молодых, красивых той непонятной красотой, по которой девки сохнут, одинаково сильных и отважных друзей – сынов разных родов, лютича да бодрича. Отцы, которых так и не могли примирить застарелой вражды – хоть делить им, в общем-то, было нечего…

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

10

 

В тех землях они не нарушали мира, и к ярлу присоединились несколько ладей, одна из которых принадлежала Бури-Вою берсерку, мать которого вела свой род от ярлов из Рёрика в земле вендов. У Бури Берсерка был побратим на Рюгене в вике. По пути на восток в Гардарики викинги причалили там. Бурислейв - так звали побратима Бури - хорошо их принял и охотно отправился с ними дальше, быстро снарядив небольшой корабль для похода.

Бури Берсерк шел на малой ладье, которая принадлежала его отцу. Хельги считал разумным, что берсерк идет на отдельном корабле и не затевает распрей с его людьми. Ладить с берсерком умели только Лейв, сын Оттара и Вемунд - старый годи из Вендланда, которого Бури-Вой слушался как отца.                                

Годи выделялся среди других длинной седой бородой и опрятностью одежды. Ярл сильно удивился, когда узнал, что столь старый человек хочет отправиться с ними, и сказал ему:

- Нам предстоит дальний поход. Думаешь ли ты, что он тебе по силам?

- Ярл, твой поход достаточно длинен для такого старого человека, как я. Мне незачем возвращаться назад. Меня никто не ждет к ужину. Я буду тебе полезен за морем. В молодости я бывал в тех краях и память у меня еще тверда.

Хельги взял его на свой корабль и, находясь в пути, узнал много нового про дальние земли. Все охотно слушали рассказы старца, бывшего в молодости викингом. Все, что он говорил - сбывалось, и никто впоследствии не пожалел, что его взяли на корабль.

Снорри сказал о том, припоминая всем слова Высокого:

 

Ездить может хромой,

безрукий – пасти,

сражаться – глухой;

даже слепец

до сожженья полезен –

что толку от трупа.

 

Варяжское море встретило викингов хорошей погодой и попутным ветром. Ладьи шли, быстро огибая с севера остров Руен. По правую руку показался белый высокий утёс, вдающийся обрывом в море, и над ними высокая пурпурная кровля храма. Викинги, сидя на веслах, завертели головами, стараясь разглядеть такое диво.  Велемудр, уловив их вопрошающие взгляды, начал свой рассказ:

- Скалы берегут это священное место с моря, а там, на берегу высокая, неприступная стена. Великолепный белый конь живет там. Лишь Святовит седлает его. Раз в году, после уборки урожая, в месяц Руен съезжаются сюда гости со всех славянских земель и первые из всех русы, везут дары. Пожертвовав их, устраивают праздничный пир, посвящённый Богу. Славят пращуров, давших им жизнь. Волхвы предсказывают всем, какой предстоит год. Надлежит ли расходовать урожай скупо или щедро. Тут же пекут изготовленный из меда круглый пирог величиною с человека. Его ставит старейший волхв между собой и народом и спрашивает, видят ли его руяне. Если они отвечают, что видно, он желает, чтобы в новом году они не смогли бы его видеть и славит Даждьбога за щедрость, а Святовита за защиту земель славянских. Триста всадников на отборных конях берегут этот берег, вся добыча которых идет Святовиту, дающему победу…

Словно в подтверждение этих слов старика на высоком скалистом берегу неожиданно появилась лава всадников. Лоснились и блестели на солнце бока великолепных вороных коней, поблёскивали начищенные кольчуги, развевались как крылья плащи. Воины в сияющих шлемах с наносниками и полумасками были похожи на стаю хищных птиц, и Снорри вспомнил:

 

Мы стойко бились,

на трупах врагов

мы - как орлы

на сучьях древесных!

Со славой умрем

сегодня иль завтра -

никто не избегнет

норн приговора.

 

Увидев поднятый на мачте белый щит, всадники исчезли вдали за скалистыми уступами обрывистого берега так же внезапно, как и появились, направив коней в сторону храма. Его пурпурная кровля скоро скрылась позади. Свежий западный ветер быстро нёс ладьи по лазурным волнам.

 

         День за днем ладьи резво неслись вперед. По правую руку открылся поморский берег. Где-то там впереди мореходов ждал короткий отдых в гостеприимном торговом граде, название которого легко повторяли даже урманы – Волин! Оттуда из крепости Йом отправлялись в свои походы далеко окрест славные вендские викинги.

Подняли паруса. Гребцы отдыхали: пели песни - как умели, достали тавлеи, развлекались игрой. Снорри грелся на солнце и, разминая натруженные руки, запел:

  

Хельги сорвал

шатер на носу

так, что дружина

от сна пробудилась;

Воины видят –

рассвет наступил,

проворно они паруса расшитые

начали ставить в Варинсфьорде.

 

Шумели весла,

железо звенело,

гремели щиты,

викинги плыли;

мчалась стремительно

стая ладей,

несла дружину

в открытое море.

 

Все притихли, лишь вёсла скрипели, подвывал ветер в снастях, и плескались волны, накатываясь в борт. Хельги отчётливо слышал звонкий голос скальда.

«А все-таки верно рассудил о скальде  Мёрд Мешок Серебра. Надо ценить и беречь парнишку!»- подумал ярл, позвал к себе Орма и что-то негромко ему втолковал. Орм двинулся в сторону кормы, изредка останавливаясь, негромко переругивался с викингами, делая вид, что осматривает щиты и доспехи. Доспехи доставали неохотно – вот ведь нашёл время! Орм вернулся нескоро.

Теперь ярл знал – случиться быть битве, и Снорри окажется за стеной щитов, сам того не ожидая. А может быть и вовсе ничего не заметит…

Так частенько поступали предводители, имевшие при себе скальдов.

Снорри продолжал петь:

 

Грохот вставал,

когда налетали

сёстры Кольги

на длинные кили,

как будто прибой разбивался

о скалы. 

 

Выше велел

воинам Хельги

поднять паруса;

на смелых пловцов

рушились волны.

Эгира дочь

опрокинуть пыталась

моря коней.

 

Снорри видел, как легкая ладья Буривоя, взлетая на волнах, помчалась вперед. Штевень, рассекая волны, осыпал брызгами сидевших за щитами людей. За первой ладьей вперед умчалась вторая.

 

Сигрун дружину

оберегала,

Валькирия смелая;

стремилась ладья от Ран

ускользнуть,

из рук ее рвался

моря олень

близ Гнипалунда.

 

Вечер настал,

В залив Унавагар

входили ладьи

в убранстве ярком,

смотрели на них

со склона Сваринсхауг,

скорбя, озирали

вражью дружину.

 

Тут Снорри вспомнил о своем новом мече и достал его из ножен, любуясь, как солнце играет на остро отточенных лезвиях. Бьёрн Кузнец оказался не самым плохим оружейником – наточил так, что боязно браться! – и объяснил Снорри из какого дерева и как делают ножны да как обшивают их кожей. Снорри выполнил всё сам – получились. Позднее можно будет украсить их серебром. Красота в оружии для викинга не последнее дело!

Легкие ладьи вендов, меж тем, слились с волнами далеко впереди.

 

Тогда спросил

благородный Гудмунд:

«Кто этот вождь,

с дружиной плывущий?

Чьи рати сюда

к берегу правят?

 

Синфьетли крикнул,

вздернув на мачту,

щит червленый

с каймой золотою;

стражем он был

в спорах искусным,

который героям

умел ответить!

 

«Вечером скажешь,

скликая свиней

и псов собирая,

чтоб корм раздать им,

Ильвинги славные,

битвы взалкав,

с востока пришли

из Гнипалунда!

 

Там Хедбродд найдет

конунга Хельги,

что бегства в бою

никогда не ведал,

нередко в битвах

орлов насыщал он,

пока ты дома

рабынь целовал».

 

Глядя на умчавшиеся вдаль ладьи, и обнаженный, сияющий клинок, Бьерн Кузнец сказал Снорри:

- Напрасно разделили мы свои силы. Думаю я, что еще до заката твой меч напьется вражеской крови.

Снорри убрал клинок в ножны и продолжал свою песнь, вглядываясь в горизонт.

 

Буривой налегал на рулевое весло, оглядываясь через плечо - догоняет ли Борислав. Свежий ветер и славный простор впереди! Дрожит под ногами кормовая палуба, воет ветер в снастях.

Взлетев на высокую волну, Буривой увидел, как наперерез ему из-за мыса, оскалив свои драконьи пасти, выскочили три черных корабля ощетинившиеся копьями, и за ними ещё - которых он уже не считал.

«Спасай меня удаль молодецкая! Не дай пропасть Даждьбоговым внукам!»

Буривой взял правее, круче к ветру, в сторону берега, оглянулся назад – Борислав не отставал. «Не попались бы подводные камни. Чужие ладьи тяжелы, не пройдут за нами»- решил Буривой.

На самом большом корабле кто-то в ярком плаще размахивал секирой и кричал, по-готски или по-свейски выговаривая слова северного языка, что-то про серебро и берег.

- Попробуй, догони! Пропорешь брюхо свое толстое о камни острые,- ответили ему со смехом по-словенски, добавив - как умели обидней - по-северному.

Враги разразились шумным малопонятным срамословием. Один из кораблей, меньший по размеру, пеня веслами воду, двинулся в погоню, но на мелководье отстал и вернулся к остальным.

«Упустили волки добычу. Не успели мачты да паруса поставить»,- думал Буривой, глядя, как удаляются вражеские ладьи, и стал править туда, где должен бы был повстречать корабли ярла Хельги. 

 

 С Хельги в Гардарики отправились купцы из торговых городов. У берегов Вендланда ярл вел восемь больших и малых кораблей. Дул попутный ветер. Берсерк по имени Бури поставил на своей легкой ладье большой парус и ушел вперед. Другой, по имени Бурислейв захотел догнать его, показав тем самым быстроту своей ладьи. Никто не хотел уступать другому. Так было, пока обе ладьи не исчезли из виду. Многие сочли это неразумным.

Вскоре Эйольв, сын Гуннара разглядел вдали корабли и стал править к ним. На тех кораблях были убраны мачты. То были викинги на пяти дракарах. На самом добротном из них был человек в ярком плаще с большой секирой. Он сказал, что каждый, кто видел его секиру, должен сойти распоясанным на берег. Лейв, сын Отара ответил:

- Не видать тебе сегодня добычи, кроме этого колечка.

С этими словами он встал высоко на борт и показал викингу свой зад, потом добавил:

- Каждый, кто видел мою задницу, должен досыта накормить рыбу.

С чужих кораблей полетели стрелы, и началась битва.

 

Когда всё началось, громко протрубили рога, и Снорри видел, как чужой корабль подошёл борт к борту, высоко пронеся мимо свою клыкастую пасть. Оттуда метнули стрелы и камни. Но большая их часть не принесла никакого вреда – бывалые воины ярла сошлись плотно в ряд, и умело выстроили стену круглых щитов – как чешуя дракона.

 Снорри стоял за спиной Хельги в густой толпе викингов и не сразу понял, что затем произошло. Враги хлынули через борт неудержимо, как штормовая волна. На палубу рухнули изрубленные тела чужаков и друзей. Она густо окрасилась кровью. Из тех воинов, что ещё мгновение прежде сплошной стеной стояли у борта, едва ли не единственный на ногах устоял ярл. Что его спасло – крепкий щит, добытая когда-то в бою кольчуга, надёжно склепанный шлем с хищным клювом полумаски… или просто воинское счастье – то ведомо только Одину – Отцу Ратей.

Хельги крушил всех вокруг себя тяжелой секирой – Кровавой Великаншей, держа её обеими руками, закинув за спину щит. Краткий миг вокруг него были только враги. Снорри занёс меч для удара и ринулся к нему. Но другие хускарлы тоже спешили помочь своему ярлу. Снорри толкали со всех сторон, наседая на врага яростные бывалые воины, и скальд очутился вновь за стеной щитов, за смертоносной дебрью тяжёлых копий. 

Враги всё лезли и лезли через борт, а ярл косил их как хороший жнец…или рубил как путник в дальнем странствии встретивший неожиданное и досадное препятствие – бурелом, заваливший лесную дорогу. Снорри смотрел как неутомимо и зло Хельги кроил секирой своих врагов и словно читал его мысли.

«Зачем вы преградили мне путь?! Бьярни гибнет в каменном мешке! Встреча со мной - ваша самая большая неудача! А быть может, прежде вас называли удачливыми?! Теперь этому не бывать! Зачем вы ступили на палубу моего дракара?! Это дар Хакона – славнейшего из конунгов! ...Сколько же надо будет пробить железных голов…прежде, чем я доберусь до каменных стен Миклагарда?!»

Неожиданно вал нападавших иссяк, а вражеский дракар покосился, опуская в воду корму. Снорри успел ударить кого-то мечом. Меч слушался его. Враг поник, привалился к борту, не прося пощады – рана была смертельной. Снорри обвёл взглядом палубу. Схватка затихала. Где-то у кормы отбивался здоровяк в ярком плаще с богато отделанными краями. Воины ярла обложили его как свора собак хорошего медведя. К нему, оттолкнув других, рванулся тяжелыми прыжками Бьёрн Кузнец, топча неподвижно лежащие тела, и занёс привычный тяжёлый молот…

Когда широкая спина Бьёрна отодвинулась прочь, Снорри увидел нарядного здоровяка лежащим на палубе в крови. Великолепный плащ был затоптан ногами, голова как-то неестественно повернута вбок, золоченый шлем помят так, что едва ли даже Бьёрну удалось бы его исправить…

- Мой корабль очищен!– сказал ярл, опершись на Кровавую Великаншу. Он был прекрасен и страшен освещённый золотыми лучами закатного солнца. Сердце бешено колотилось. Тяжело дыша вздымающейся могучей грудью, ярл огляделся, горделиво поворотив голову – никто не заметил навалившейся на него усталости. Пока его люди надеются на него почти как на бога, они и сами способны на чудеса. Но трудно быть всемогущим, когда ты всего лишь обычный человек, с утомлённым залитым потом лицом, которому тоже бывает больно и страшно. Как бы ни твердили многие о текущей в их жилах крови Асов, уж Хельги то знал цену подобным речам.

Снорри обернулся – на других кораблях спор мечей продолжался вовсю – чужаки пытались грабить купцов. Те остервенело сопротивлялись. Ярл удовлетворённо усмехнулся - неплохие подобрались попутчики! Сейчас поможем…

 

Время шло. Солнце клонилось к закату, а кругом была только морская рябь, сияющая под яркими лучами. Попутный ветер стих, и гребцы вновь взялись за весла. Буривой, бурча себе под нос, стал ругать себя за недавнюю беспечность. Гребцы с надеждой поглядывали на своего кормщика - должно быть, ветер подзывает?    

  Вдруг вдали, среди солнечных бликов, игравших на волнах, мелькнули несколько темных пятнышек… и донёсся едва различимый гул рогов.

 Яромир, ловко взобравшись на мачту, вглядывался в даль. 

- Ладьи! Много! Правь ближе. Дошло дело до мечей!

Съехав вниз по мачте, он нахлобучил урманский шлем с полумаской - отчего стал похож на хищную птицу, почуявшую добычу. И поспешно перебрался на корму - сменить у кормила Буривоя.

Гребцы усерднее налегли на весла. Вскоре, сквозь плеск волн, стал слышен шум битвы, вопли раненых, брань и проклятья дерущихся, лязг доспехов, треск ломающихся весел.

Буривой вел свою ладью стороной, медленно огибая место сражения.

- Эка кружит! Как сокол на охоте. Со стороны солнца напасть норовит – хитер брат! - догадался Борислав, выправляя следом.- Готовьте мечи и секиры! Поможем урманам! Покажем, братья, что и мы на этом пиру допьяна наливаем!

Как два быстрых сокола бросились ладьи друзей в сечу. Вырвавшись из кровавой неразберихи битвы, один из вражеских кораблей пытался спастись бегством, но шел прямо им навстречу. Его кормщик, ослепленный пламенеющим закатным солнцем, не заметил внезапную новую опасность.

Удивлен был Буривой, распознав в этом корабле тот, что недавно пытался догнать их на мелководье. Из неведомых глубин всколыхнулась в Буривое вековая ненависть его далеких предков. Да вспомнились вдруг молодые славянки, горько плакавшие на невольничьем торгу в чужестранном заморье. Только не досадные слезы бессильной ярости вызвало сейчас это воспоминание… а что-то жуткое темное будто поднялось изнутри, застилая белый свет…

- Руби выблядков готских, братья! Ежели костьми лягу, завершите дело мое! – скидывая с плеч прямо под ноги своим воям нарядное корзно, заорал он, перекрывая зычным голосом треск ломающихся весел, когда сшиблись борта кораблей. Грубовато и круто – как умел - выправил ладьёй Яромир Зверолов.

Не дожидаясь пока бодричи метнут во врагов камни и сулицы, Буривой соскочил на вражью палубу, отбивая щитом направленные в грудь острия копий. Там уже рубился Борислав Руянин – его ладья зашла к другому борту – опередил таки! Так и двинулись они, тесня врагов – по разным бортам в сторону кормы. Чужаки яростно сопротивлялись, но сегодня Буривой, будто не чувствовал этого. Враги были обречены - он не щадил никого. Спаслись лишь несколько невольников - со страху выпрыгнули за борт. Их выловили из воды позднее, когда всё было кончено…

 

Бьерн Ломаное Весло бросил в самый большой дракар тяжелый камень. Камень угодил в днище, и открылась большая течь. Внутрь хлынула черная как уголь вода. Викинги пытались спастись, захватив корабль Хельги, но ярл и другие убивали каждого, кто ступал на их палубу. Викинга в ярком плаще, а его звали Бёльверк, убил Бьерн Ломаное Весло, раздробив ему голову кузнечным молотом. Второй корабль очистили Эйрик и Лейв сын Оттара. Они шли от носа до кормы, Эйрик по правому борту, Лейв по левому, убивая всех, кто сопротивлялся. Так дошли до кормы, где высокого роста кормчий защищался отчаяннее других. Эйрик отрубил ему ногу, Лейв правую руку. Лейв сказал:

 

Двое – смерть одному;

голове враг – язык;

под каждым плащом

рука наготове.

 

Викинги с третьего корабля пытались спастись бегством. Но их настигли Бури Берсерк и Бурислейв и, перебив, вернулись с богатой добычей.  Лишь одной ладье удалось ускользнуть от них.

 

Досталось в тот день кровавого вина всем, кто его жаждал. Удачен был этот день для Хельги и его людей. Не посрамил свой древний род и Буривой – бился, себя не жалея. В хорошие руки попал меч Велемудра! Буривой и его побратим Борислав взяли богатую добычу, которой они щедро поделились со своими людьми.

 Как было в обычае у вендов, погибших сожгли вечером на крутом прибрежном холме, взгромоздив на него один из захваченных кораблей. Они лежали на палубе плотно, плечом к плечу. Их неподвижные глаза смотрели в небо, туда, где Ирий и Вальхалла готовы были принять их. Дым их тел, смешавшись, рассеялся в облачной выси, совершив, таким образом, последний в их жизни обряд побратимства. Когда погребальный костер погас, на его месте насыпали могильный холм. Каждый принес столько земли, сколько считал нужным.

Через три дня, когда мертвым воздали все необходимые почести и свершили тризну, да вновь примчался в помощь от закатных морских просторов покосный ветер, мореходы отправились далее.

 

    Вот и остались позади варяжские грады и вики: Хедебю разноязыкий, Стариград отважный, Рёрик-Велиград богатый, Руенгард неприступный, Волин открытый добрым гостям со всего Варяжского моря. Когда щедрый подарок могучего Вана-Ньярда - попутный ветер - стихал, мореходы неутомимо гребли, отдыхали порою, меняясь с товарищами по скамье.

Близился восточный край Варяжского моря, Буривой чувствовал его приближение, вдыхая полной грудью запах привольной бескрайней земли, который несли свежие встречные ветры. Там за дремучими лесами раскинулась свободная земля русов, живших по берегам могучих рек. Там собирал свое бесстрашное войско Святослав Храбрый – надежда славянских родов, почувствовавших в себе неодолимую силу Даждьбоговых внуков.

Веками теснили славян враги, обращая в рабов, оттого слово славянин и слово раб так созвучно во многих чужих языках. А славянин – это Слово и Слава! Нет, не для того существует война и мечи в свете, чтобы Даждьбоговы внуки пасли чужих свиней!

Сон не шел в эту ночь к Буривою. Назавтра откроется им загадочная страна – близко устье озера Нево…

 Размеренно бил в берег прибой, плавно колыхались наполовину вытянутые на берег ладьи, догорал костер, у которого грел свои старые кости волхв Велемудр, внимательно вглядываясь во всполохи пламени. Казалось, он видит в рдеющих углях что-то неведомое для других. Буривой заворожено смотрел на неподвижного старца и мечущееся перед ним пламя и незаметно уснул.

И вот приснился удалому бодричу такой сон. Будто идет он по берегу привольной реки, высматривая на цветущей душистой траве звериный след. Входит в дремучий бор. И смыкается за ним лес необыкновенной красоты и силы. Стелется перед Буривоем примятая подранком трава, окрашенная кровью. Становится та трава гуще и выше, мешая идти. И вот уже это не трава вовсе, а кровь, которая поднялась до груди и много ее, как в море. Барахтается бодрич, пытаясь выплыть. А куда плыть? Кругом волны кровавого моря. И вдруг видит он, что не один – много витязей рядом с ним борются с волнами. Кликнул Буривой тогда им бодро и весело, и не жалея сил бросился навстречу самому высокому валу, а витязи подхватили его задорный клич и плывут следом…

Выбросила их волна на песчаный берег у Стариграда. Вышли из града люди, поющие им славу, и собралось вокруг тех витязей несметное войско, сокрушающее врагов под Соколиным Стягом. Бился Буривой много и люто. Враги бежали, оружье бросая. И волны били в берег, освобожденный от них...

 

Волны били в берег, качая корабли. Ветер рвал седой дым костра. Волхв неподвижно сидел, глядя в огонь, опираясь на посох. На востоке среди драных в клочья туч, занимался багровый рассвет. Утренний холод пробудил бодро зашумевший варяжский стан. Прочь убегает сон, когда руки просятся к веслу, а меч готов вырваться из ножен…

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Сказание Второе

ГАРДАРИКИ

1

Рано поутру Буривой опоясался мечом, окинул взглядом серые волны прибоя, пенящиеся среди вытянутых на пологий берег ладей, и торопливо отправился собирать своих людей, стоявших в эту ночь в стороже. Обойдя ночную стоянку, и убедившись, что его воины стойко перенесли бессонную ночь, он вдруг увидел на свежей весенней траве, путанный и рваный, будто звериный след.

«Вот бы нам поутру успеть зверя добыть. Поесть свежатинки.» - подумал он, оглянувшись в сторону берега, где были видны еще не свернутые палатки.

«Пройду по следу, вернусь за охотниками, если зверь того стоит. Будем скоры – и зверя добудем, и отчалим утром».

Почти бегом пустился удалец по следу, но вдруг услышал позади шорох торопливых шагов и обернулся – закинув за спину лук и тул со стрелами, его нагонял Яромир Зверолов.

- Ты куда один?- запыхавшись от быстрого бега, спросил его Яромир.– Ух! Неразумно, скажут, одному…

- Видишь след звериный?- не сбавляя шага, отозвался Буривой.

- Вижу. Чудной какой-то зверь. Давай-ка прибавим шагу. Что-то мне не любо как он кружит.

Друзья почти бегом устремились к перелеску, в сторону которого уходила петляющая стежка примятой травы.

Спрятавшись в подлеске, в тени могучих сосен, охотники остановились, прислушиваясь, затаив дыхание. Среди шума ветра и птичьих трелей, безумолчно трещала сорока. Далее друзья пошли порознь, уговорившись встретиться на опушке, у большого дуба, заметного издалека. Теперь по следу шел Яромир – более опытный зверолов. Буривой двигался медленнее, вдоль опушки, стараясь не шуметь, прячась в ветвях, внимательно осматриваясь вокруг.

Корявый многовековой дуб, казавшийся издали безжизненным и черным, просыпался поздно. Свежая листва едва пробилась из его набухших почек. Вековая сила не терпит суеты, свойственной молодым.

Буривой неторопливо вступил под сень величавого лесного исполина, снял шапку и утёр вспотевшие вихры. Вдруг его щелкнул по лбу прошлогодний желудь упавший сверху. Буривой внимательно посмотрел туда. У вершины среди переплетения ветвей на прочном шершавом суку сидел человек в грубой холщевой рубахе, портах и безрукавке из звериных шкур, свесив ноги в мягких поршнях. Лука и стрел Буривой при нём не заметил – видно был незнакомец в этом лесу как дома.

«Вот так зверь!»- подумал Буривой и осторожно спрятался в подлеске среди свежей зелени молодых берёзок, стараясь не выдать себя и продолжая наблюдать за чужаком. Тот глядел вдаль в сторону шумевшего моря. Где-то там были причалены невидимые сейчас Буривою ладьи его варяжской дружины.

«Дуб то еще листвой не оделся – вот он на нём и уселся на становище наше глазеть»- догадался Буривой, размышляя, кто бы мог быть этот чужак, как добыть его сверху и выведать у него, какое ему до варягов дело.

Сидевший на вершине лесовик, разглядел вдали что-то новое, неожиданно засуетился, завертел головой, едва не уронив мохнатую шапку. Он ловко подхватил её на лету, полез вниз, проворно и уверенно перескакивая по сучьям, и по-рысьи мягко соскочил в пожухлую прошлогоднюю траву. Буривой напролом кинулся к нему. Тот обернулся на шорох и выхватил нож, похожий на те, что носят на поясе в замысловато шитых ножнах чудины-звероловы. Бодрич щелкнул соперника плашмя мечом по голове, сбив лохматую, волчью шапку. Чудин рухнул навзничь в траву, выронив нож, ужом вывернулся от следующего удара, и ловко вскочил на ноги, пытаясь улизнуть в кусты. Но тут, со свистом рассекая мечом ветви лещины, ему на встречу выбежал Яромир. Чудин сел от неожиданности в высокую прошлогоднюю траву у корявых могучих дубовых корней, быстро и неразборчиво что-то залопотал. На его бледном, безбородом лице можно было прочесть странную смесь испуга и любопытства. Понять, что он хочет сказать, не было ни какой возможности, и друзья, связав ему руки ремнем, повели его к берегу. Чудин, как начали его вязать, заверещал еще больше обыкновенного. Но бодрич объяснил пленнику знаками, что не причинит ему вреда, если тот не будет шуметь, показав для большей убедительности клинок меча. Зверолов утих и проворно пошел к берегу, знакомым ему путем – по следу оставленному прежде.

Корабли были уже снаряжены. Люди Буривоя радостно встретили его, а ярл сдержанно упрекнул за безрассудство. Велемудр выслушал сбивчивый рассказ удальца и ответил, лукаво улыбаясь в седую бороду:

- Жёлудь упал? Да что же - на иного и жёлудь не зря падает.

Затем старый волхв, припоминая язык чудинов, расспросил пленника и узнал от него, что тот живет за лесом, давно следит за викингами и знает, что за мысом стоит войско и более десятка кораблей, готовых к бою…

Прошло больше месяца, после того как дружина ярла покинула Крутой Склон. Ладьи Хельги ярла, Эйрика, Бури Берсерка и торговых людей миновали Адальсюслу и Эйсюслу. Приближаясь к устью огромной реки, берущей начало в Гардах, они причалили к берегу на ночлег. Там им встретился человек, охотник на зверя, который рассказал, что за мысом стоят викинги на десяти кораблях готовых к бою. Они следили за Хельги и его людьми и хотят напасть на них по пути к устью. Охотник обещал показать, где спрятана их добыча, если ему сохранят свободу и вступят в бой с викингами немедля. Люди Хельги ярла и Бури Берсерка решили сражаться, торговые люди из западных виков обещали вступить в бой наравне с ними. Все изготовились к бою, надев доспехи.

«Мой корабль пойдет впереди, а вы идите следом» - сказал Хельги ярл.

«Не было такого, чтобы я прятался за чужую спину» - ответил Бури Берсерк.

Так и двинулись, борт к борту, два корабля, а прочие пошли за ними.

«Не было такого, чтобы я прятался за чужую спину» - сказал Буривой, ловко оттолкнув свою ладью от берега и вскочив на корму. Весла дружно вспенили воду. Яромир-лютич правил ладьей. Буривой стоял на носу, всматриваясь в горизонт; рукой грея рукоять меча, готового вырваться из ножен.

Вражеские дракары с убранными парусами и мачтами открылись взору внезапно, будто вынырнули из воды, охватывая ладьи спутников ярла Хельги широким полукольцом, как изголодавшаяся за зиму волчья стая. Всем стало ясно в тот миг – битвы в устье Нево не избежать. В веселом, удалом задоре налегли на весла гребцы, под громкий рёв труб и рогов. Кормщики перестроили вереницу ладей клином, похожим на лебединый, так, что впереди оказались ладьи ярла Хельги и Буривоя.

Быстро приближались драконоголовые вражеские корабли. На переднем, самом большом у высокого круто изогнутого борта стояла толпа пестро и богато одетых недругов. И один из них рыча, извергал хулу на воинов Хельги, злобно поносил, и предлагал сдаться, сложив оружие, доспехи, пояса и добро на берегу. Бодрич Буривой скрипнул зубами, когда на большом вражеском корабле, выбрав самого сильного, по их мнению, противника, стали править к дракару ярла Хельги. Там у резного, оскалившего хищную пасть горделиво выгнутого штевня метался, слушая чужое срамословие, бледный от злобы Лейв Беззубый. Поймав одобрительный взгляд ярла, Лейв выпил рог крепкого меда, и громко зарычал в ответ, почти подавив обычное своё косноязычие:

- Что там за мелочь виляет хвостом, пресмыкаясь пред сильными? Кто там трясет от страха яйцами, пользы в которых ни капли, как меда в этом роге. Ты, верно, думал испугать нас своей поганой вонью, когда вырядился в смердящую собачью шкуру. Теперь видно блохи заставляют тебя визжать, кусая за причинное место…

Урманы и те из бодричей, кто понимал северную речь, злорадно захохотали и одобрительно заорали в поддержку Лейва, восторгаясь – Лейв никогда не повторялся. Он опять оказался на высоте и подтвердил свою славу непревзойденного сквернослова и хулителя врагов.

Стоявший на носу вражеского корабля воин, в накинутой поверх доспехов волчьей шкуре захрипел, подавившись ответной бранью, и вцепился зубами в край своего щита.

- Берсерк!- дрогнувшим голосом проговорил кто-то из отроков с вендской ладьи.

- Экой он берсерк, ежели голым задом ежа не прибьёт!- подбодрили сотоварища бывалые венды.

А Лейв продолжал:

- Жалкий выродок безродной суки, тявкай на чужих щенков, потому что своих у тебя не было и не будет. Поди прочь! Мы сегодня не кормим собак! Мы хотели разогнать скуку и Отец Ратей Один услышал нас! Воронов мы насытим сегодня, кишки твои им придутся по вкусу…

Волчья Шкура зарычал от ярости и с неистовой силой швырнул в Лейва тяжелое копье. Лейв ловко увернулся, перехватил копьё на лету, и метнул назад. Оно, пробив шкуру и кожаный панцирь, пригвоздило воина к борту. Тот прохрипел что-то громко и удивленно, испуская дух. Корабли предводителей сшиблись борт к борту стянутые вместе якорями и железными крючьями, зазвенели клинки, все покрыл злобный рев и вопли раненых.

Яромир, выправляя, преградил путь другой вражеской ладье. Бодричи метнули туда сулицы и взялись за мечи и секиры. Затрещали ломающиеся меж бортами весла – будто срезал их штевнем ладьи Яромир. А за стеной вражеских щитов, там, куда град сулиц осыпался особенно удачно, двое воинов осели на палубу, нарушив плотный строй, и один беспечно возвышавшийся у звероголового штевня выпал за борт, сшибленный камнем.

Буривой, загородившись щитом, мгновение выждал, пока ослабнет вихрь летящих в него камней и стрел, и быстро перескочил на чужой корабль, туда где образовалось свободное место. На него со звериным ревом бросился могучий воин с косматой бородищей, торчащей из-под полумаски шлема. До самых колен бородач был словно облит плетёным металлом кольчуги. Повесив щит за спину, он ухватил обеими руками секиру с длинной рукоятью, занеся её над головой. Буривой пошатнулся, отбив кованой срединой щита первый удар, и отметил – противник его столь широк, что мешает остальным, нанося размашистые, тяжелые удары.

« Того и гляди - своих зашибёт! Сторонятся! Не быть бы мне живу, навались они вместе!» - успел подумать Буривой, разя из-под щита мечом. Щит был тонок и трещал, но не разваливался – умелый щитник прочно обтянул его кожей – то теперь послужило добрую службу…

Меч бодрича с лязгом скользнул по железу добротного вражеского доспеха, и вдруг, выбитый сильным ударом противника, вращаясь и сверкая, вонзился в борт где-то позади. Густобородый викинг, расправив плечи и выпятив грудь, громко захохотал, широко раскрыв рот с ровными, белыми зубами. Ликующе подхватили этот крик стоявшие за его могучей спиной воины. Косматый здоровяк занёс секиру и застыл на мгновение в раздумье – пленить Буривоя или рассечь на части…

Бодричи оглянулись в поиске камней и сулиц – поздно, все уж брошены! Яромир поднял с днища валун - из тех, что кладут у киля для остойчивости – и метнул, рыча и надрываясь, во врагов. Валун плюхнулся в воду, не долетев. Злорадный хохот донесся из-за чужого борта.

Косматый покосился назад – готовят ли путы? - и замахнулся ударить обухом прикрывшегося иссечённым щитом неудачливого венда – чтоб не сопротивлялся!

…И изумлённо замер, увидев бешеные глаза этого венда и стремительно приближающееся лезвие его топора, будто молния ударившее в шлем…

Вновь пригодился Буривою заткнутый за пояс боевой дедовский топор - уже не раз спасал ему жизнь! Буривой резко выхватил его и молниеносно обрушил - что было сил - на округлое клёпаное железное темя. Глухо и зловеще лязгнул металл шлема, хлынула на густую бороду кровь.

«Напрасно ты, толстопузый трескоед, оглянулся назад! Я еще не готов умирать!»

Все смолкли от неожиданности. Колени викинга подогнулись, и он рухнул на палубу, гремя всей тяжестью своего великолепного доспеха.

Буривой занес топор для удара и ринулся вперед, а за его спиной бодричи железными крюками и бородами секир цепляли и тянули к себе борт вражеской ладьи. Они перепрыгивали на чужую палубу и спешили поддержать своего предводителя. Среди лязга железа и рева бившихся мореходов слышался крик Яромира, загребавшего рулевым веслом, под градом летящих в него камней:

- Руби их братья! Сберегите друга моего!

Подле Яромира стоял невозмутимый старец Велемудр, держа щит, и точными движениями отражал летящие в них стрелы и камни. Его правая рука покоилась на обухе узорчатого, боевого топорика, заткнутого за пояс. Яромир вздрогнул от неожиданности, когда седой волхв резко выдернув из щита застрявшую там сулицу, сильно и точно метнул её обратно, угодив в лицо одному из секироносцев, наседавших на Буривоя. Велемудр усмехнулся, довольный своей работой, и опять стал похож на безразличного ко всему усталого старика, прикрывшегося щитом. Будто ждал - не прилетит ли ещё одно вражеское копьё…

«Крепок дед!» - успел подумать Яромир, пристально вглядываясь в кутерьму жестокой свалки, кипевшей вокруг Буривоя.

Буривой, прикрытый щитами товарищей, перевел дух и оглянулся вокруг. По левую руку в другой вражеской ладье Борислав рубился с мечником в нарядном плаще и узорчатом шлеме. За их спинами, будто в оцепенении толпились воины, не встревавшие в поединок предводителей, и было не ясно, кто одолеет. Вдали, за ним, отважно обороняли свой корабль волинские купцы. По правую руку, где сошлись большие, черные дракары хёвдингов – Хельги и неведомого чужака - звон стали перекрывался жутким воем и воплем раненых. Невероятным водоворотом кружились там свои и чужие, смешавшись на широких палубах, в горячке схватки шагая порой за борт – забывшись, что бой происходит не на берегу. Меж кораблей барахтались, срывая тяжелые шлемы, и шли ко дну выпавшие за борт, плавали обломки весел и расщепленные щиты. Впереди, куда вырвался один из кораблей Хельги ярла, Буривой разглядел, как облепленный врагами, будто затравленный зверь, Бьерн - которого славяне успели прозвать Медведем - обломком весла сметал за борт всех до кого мог дотянуться. А посреди корабля - там, где борт был значительно ниже - толпились враги. С носовой палубы к Бьёрну на помощь спешил Снорри Скальд и плотная стена урманов, сомкнувших круглые изрубленные щиты. Из-за стены щитов ощетинившейся копейными остриями, летели во врагов камни, стрелы и копья.

«Наша возьмет» - подумал Буривой, вновь устремляясь в сечу.

Дракар, кормщиком которого был Бьёрн, вырвавшись вперед, оказался окружен тремя вражескими ладьями. Со всех сторон сыпались на него камни и стрелы. Почуяв свое численное превосходство, недруги, нагло и самоуверенно, полезли на корабль со всех сторон. Вскоре вся его средняя часть была занята чужаками, радующимися своей удаче. Труднее всего пришлось Бьёрну, вцепившемуся в рулевое весло. Многие рядом с ним были изрублены. Раненые лежали у бортов, окрасив палубу кровью, тянули из себя стрелы, рыча и скрипя зубами. Бьерн, в мятом шлеме, избитом камнями, рубился, поломал меч и швырнул обломок меча в лицо одного из врагов, затем ухватился за весло, оказавшееся под рукой. Сгребая веслом за борт всех, кто зазевался, Бьерн увидел, как к нему прорубается от форштевня, прикрывшись расщепленным щитом, юный скальд, орущий от страха или безумной отваги:

Вместе сошлись,

яростно сшиблись

стальные клинки

у Волчьего Камня;

Хельги, убивший

Хундинга в битве,

первым в бою был,

где б ни сражались,

рвался вперед он,

страха не ведал…

Ринулись с неба

валькирии в шлемах

ярлу на помощь,

бой разгорался…

Снорри размахивал мечом, почти не глядя вокруг. Ему хотелось непременно спасти Бьерна. За спиной скальда, неотступно продвигались, уставив острия копий и держа строй сомкнутых щитов, опытные воины. Враги потеснились прочь. Бьерн, обломав весло, проделал себе путь к своим соратникам. Укрывшись за их щитами он, наконец, выдернул из подмышки стрелу, зудевшую и досаждавшую в схватке как пчелиное жало.

Снорри Скальд увидел перед собой высокие штевни дракаров и трепещущие над ними стяги. Вдруг один из них покачнулся и поник, завалившись в гущу схватки, под ликующий рев воинов. Возвышаясь над всеми, развевался на ветру стяг с тремя кистями и черной ладьей по кровавому багровому полю – Черный Дракар - стяг Хельги ярла.

Снорри радостно пропел:

Так убегали

в страхе безмерном

перед Хельги враги

и родичи их,

как козы бегут

по горным склонам,

страхом гонимы,

спасаясь от волка.

Тут внезапно налетела новая волна вражеских воинов, и Снорри рухнул на палубу, получив сильный удар по шлему.

Очнулся он, когда над ним, возвышаясь, стоял Буривой, в забрызганной кровью кольчуге и, улыбаясь, приговаривал:

- Живой! Вставай, вставай! Еще успеешь спеть славу своему ярлу.

Воины Хельги ярла очистили от врага большой дракар, шедший впереди. Многие бежали, прочие запросили пощады. Богатая добыча досталась в тот день всем, кто шел под его предводительством. Ярл был особенно благодарен Бури Берсерку, захватившему вражескую ладью. Берсерк спас Снорри Скальда и успел на помощь к Бьерну Ломаное Весло. Бьёрн был ранен стрелами в руку и бок.

Хельги ярл подарил Бури Берсерку золотое обручье весом в полмарки и получил от него ответный подарок – янтарные тавлеи искусной работы.

Ярл велел погрузить добычу на захваченные корабли, а на одном из них сжечь своих погибших людей и отправляться в путь. Корабль эйнхериев ещё полыхал, когда ладьи ярла вошли в устье огромной реки, и попутный ветер нес их до самого Альдейгьюборга. Нигде больше не встречали они врагов. Снорри, радуясь попутному ветру, сказал:

Взгляни на восток –

не разит ли Хельги

рунами смерти?

На суше, на море

спаслась дружина

и ярла ладьи!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
за пятьдесят иль за семьдесят
когда тебе самому пятнадцать...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

2

 

За бортом плескалась волна  бескрайнего, как море Нево-озера, полного чистой вкуснейшей воды. После сытного завтрака - именовавшегося среди урманов «утренней едой» - теплый попутный ветер и размеренный шум волн сморили Хельги, утомленного греблей. Он дремал на носовой палубе, согретый весенним солнцем. Разбудил его разговор дружинников и звонкий смех Снорри. Хельги открыл глаза, окинул взглядом легкие облачка, бегущие по голубому небу, и встал. От далекого берега навстречу дракарам подходили ладьи славян.

- Орм, подними белый щит,- велел ярл.

Снорри захохотал ещё задорней:

- Лейв, скажи мне, если ты залезешь на мачту и снимешь штаны, что подумают русы? Должно быть, издали они воспримут твой бледный зад, как знак белого щита, а когда подойдут ближе у нас будет возможность поглядеть, так ли хороши здешние лучники, как их хвалят.

- Снорри, ты видел, в каких случаях я снимаю штаны,- зарычал в ответ Лейв,- Пусть моя задница и не брызжет мёдом поэзии, но знатно бесит врагов. Когда мы с тобой встретимся в Вальхалле, Один рассудит, что было лучше – зловонные песни моего зада или твои неумелые висы. А если ты хочешь превзойти мою задницу сочиняя гнусные ниды, то выбери для этого более подходящее время. Сейчас нельзя срамословить – сегодня мы добрые гости! Мы подняли белый щит!

Викинги, сидевшие на веслах рядом с Лейвом, весело загоготали. Лейв не держал зла на Снорри и всегда пытался его бить, его собственным оружием – острым языком. Всех забавляли бойкие перепалки двух приятелей, дракары которых шли рядом, борт к борту. Гребцы дружным смехом поддерживали удачный выпад острослова, вертевшего весло рядом с ними.

Викинги ускорили греблю. Чужие ладьи приближались. Вот уже стали различимы люди, стоявшие у бортов увешанных червлёными щитами. Буривой вел свой корабль по левую руку от дракара ярла. Хельги услышал его крик:

- Послушай, ярл, если эта встреча не будет совсем учтивой, смири свою гордость и не бросайся сразу в драку! Нас здесь не ждали!

Хельги возмутился и хотел, было, сурово ответить бойкому венду, но в это время Орм ткнул его в спину и указал на берег. Там поднимался к небу густой столб дыма, красноречиво говоривший - где-то рядом готовое к битве войско, ждущее незваных гостей.

Сзади подошел Эйрик, тронул ярла за плечо, и тихо проговорил, склонившись к его уху:

- Хельги, дай знак кормщикам – пусть остановят дракары. Мы в незнакомых землях. Пропустим вперёд ладьи Бури-Воя и его людей. Здесь живёт народ их языка. Им будет проще понять друг друга. Наш путь далёк, и будет скверно, если его прервёт случайная распря.

Хельги счел это разумным – так и сделали. Викинги разом опустили весла в воду. Корабли остановились. Гребцы быстро превращались в воинов. Назревала схватка. Преимущество, казалось, было у дружины ярла, но схватка предстояла на воде, и никто не спешил облачаться в тяжёлый доспех, памятуя о тех, кто в пылу битвы угодил за борт. Однако каждый приготовил меч, копьё или секиру, либо проверил тетиву лука и отворил тул полный стрел.

Ладьи русов, вспенивая волны, мчались навстречу. Когда расстояние до них сократилось до стрелища, зоркий глаз Орма заметил вдали еще один столб дыма. Он указал туда ярлу. Хельги уверенно произнёс:

- Нам нечего бояться. Никто не застанет нас врасплох! Не в наших обычаях менять цвет щита. Это не наш фиорд, и не наше море, но и здесь чтут законы мира и войны! Наш белый щит виден далеко. Будем ждать.

Передняя ладья русов шла к дракару Хельги. Вдали, на берегу столбы дыма окрашивались белым.

- Наденьте шлемы!- приказал ярл.

И в тот же миг услышал с чужой ладьи знакомый зычный голос:

- Ярл, негоже заходить в дом, когда хозяев нет на дворе!

Хельги скрипнул зубами от такой наглости, но потом присмотрелся. Суровые морщины на его лице разгладились – за стеной червлёных щитов, на носу ближайшей ладьи, опираясь рукой о штевень, стоял тот самый купец Ратша. Эйрик дал знак гребцам – отдыхайте, стоять будем.

Русы, ловко выправляя, подошли борт к борту - даже сыновья Гуннара вряд ли сделали бы это лучше. Грузный на вид купец, с неожиданной легкостью, перепрыгнул на дракар Хельги.

- Вот и свиделись,- сказал он.

Хельги сдержанно ответил:

- Норны прядут нити людских судеб. Никто из смертных не может угадать, где они переплетутся. Я рад тебя видеть, купец!

Его слова были встречены восторженным гулом с обеих сторон. Ратша сказал, улыбаясь:

- Твой переход был удачен, как я погляжу. Когда мы расставались, кораблей у тебя было поменьше, да и людей не густо,- зоркий взгляд купца скользнул по лежащим в ладье раненым варягам,- Видно ты взял хорошую добычу, но непросто тебе она далась.

Эйрик хмыкнул и съязвил, лукаво улыбаясь в бороду:

- Пришли мы в гости издалека. Как ты сказал купец? Негоже заходить в дом, когда хозяев нет на дворе! Не знаю, куда смотрел хозяин, да только встретили мы у порога голодных злобных волков. Хотели они покусать нас, да сами лишились шкуры! Скажи теперь купец – на что эти драные шкуры сгодятся?! Если назвать добычей горсть серебра, которую мы раздали воинам, да связки облезлых беличьих шкур, которыми набит этот дракар, тогда ты прав - добыча хороша! Но, будь у нас такая возможность, мы не стали бы из-за этого лить кровь наших людей. Устье Нево оказалось недостаточно широко, чтобы каждый пошел своим путём!

Ратша встрепенулся, но вмиг принял равнодушный вид:

- Беличьи шкурки? Ну что ж, это тоже товар. Важно разумно им распорядиться. Из всего можно пользу получить! Да что мы все о добыче? Здрав будь Хельги, сын Черного Дракара и тебе долгих лет, Эйрик, Рогволдов сын! Пусть удача сопутствует вам как в битвах, так и в мирных делах!

- И тебе удачи в море и торговле, почтенный Ратша.– ответил Хельги.- Не в моих обычаях задавать добрым людям вопросы, на которые они едва ли захотят отвечать. Но может быть ты всё таки скажешь мне, откуда ты узнал о том, что я и брат мой Бьярни прозваны сыновьями Черного Дракара?

Ратша хитро прищурился:

- Ремесло мое такое. Что за гость торговый, ежели он не разузнает о тех, с кем его судьба свела. Этак и голову потерять не долго! А уж о том, кто о тебе поведал, не скажу, не гневайся. Одно могу ответить – худого слова я не слыхал! Так вот ярл, раз уж встретились мы здесь, то приглашаю тебя в дом свой. Людей твоих на постой определим, а потом и к воеводе сходим. Дымы-то видел?

Эйрик и Хельги одновременно качнули головами в знак согласия.

- То-то же, - хохотнул Ратша, - Добро, что вы щит белый успели поднять, а то и до беды не долго! Претичевы мечники настороже, в Нево-озере чужаки шалят,…не те ли, что вам давеча повстречались? Ну да теперь гладко пойдет! Давай знак своим людям, пусть за моими ладьями путь держат.

С этими словами Ратша перескочил к себе на борт, и махнул рукой. Гребцы дружно ударили веслами о воду. Суда двинулись по направлению к крепости Ладога, именуемой за морем Альдогаборг.

Пришла очередь Снорри взяться за весло. Он не печалился:

 

Путь неблизок

к другу плохому,

хоть двор его рядом;

а к доброму другу

дорога пряма

хоть далёк его двор.

 

Безбрежный простор великого Нево-озера сменился широкими, лесистыми берегами Волхова. Без устали работали гребцы, предчувствующие теплый ночлег и сытный ужин. Тяготы морского похода и постоянная готовность к бою утомили их. Налегая на весло, Снорри напевал:

 

Дающим привет!

Гость появился!

Где место надет он?

Торопится тот,

кто хотел бы скорей,

у огня отогреться.

 

Дорог огонь

тому, кто с дороги,

чьи застыли колени;

в еде и одежде

нуждается странник

в дальних краях.

 

Весенняя зелень земли, открывшейся мореходам, после встречи с друзьями, дышала миром и покоем, убаюкивала шумом лесов, запахом свежей травы и медвяных цветов. Казалось даже обветренные, загорелые лица путников посветлели. Поворот за поворотом, проходя по новому для них руслу, с неутомимой любознательностью вглядывались варяги в берега неведомой земли и покрытые свежей зеленью крутобокие могильные холмы славных воинов.

- Здесь закончился земной путь многих моих друзей, с которыми бился я плечом к плечу в дальних краях. То, Стемидова могила, а здесь упокоен Преслав. Полюбилась им эта земля. Здесь живут многие от рода их. Помнят эти холмы прежних лет усобицы. И Вадим Храбр был бы жив кабы не гордыня, да не забывали внуки Даждьбоговы заветы пращуров…– сказал Велемудр, долго и молчаливо глядевший вокруг, будто видел он у тех берегов ладьи молодых своих сотоварищей, как прежде неутомимо гребущих и спешащих вдаль к битве и славе.

Тут за поворотом, по правую руку, показались дымы очагов, поднимавшиеся над кровлями изб и землянок, рыбачьи сети, развешенные на склоне, многочисленные ладьи, челны и дракары, причаленные у берега, шумный торг. И вдали окруженная вольным посадом грозная, с каменным надвратным укреплением крепость, ощетинившаяся острым, дубовым тыном на болони.

- Град Ладога – Альдогаборг по-северному. При Олеге Вещем отстроена твердыня, запереть врагу путь в словенскую землю, к Новгороду Великому, торговому. Олег начал города ставить и установил дани словенам новгородским, кривичам и мери, и велел варягам дань давать от Новгорода триста гривен на лето. По гривне на каждого всадника, что берегут храм Святовитов на Руене, для мира во всех землях славянских. Установлено то, от Олега, по сию пору, так будет и впредь при правнуках наших.

Снорри-Скальд отдыхал, сидя на своем тощем вещевом мешке, ловил и старался запомнить каждое доносившееся слово, сожалея, что находится поодаль от старца – в соседней ладье. Кому как не ему – скальду рассказывать потом обо всем, что видели викинги в дальних странах.

 

Мудрым слывет,

кто расспросит других

и расскажет разумно;

скрыть не умеют

люди в беседах,

что с ними случилось.

 

Муж неразумный

все знает на свете,

в углу своем сидя;

но не найдет он

достойных ответов

в дельной беседе.

 

- припомнил Снорри.

Хельги слушая рассказы седого вендского годи, думал о другом: «Удачно, что этот знающий и мудрый старик отправился с нами! Без него наш путь стал бы вдвое длиннее…и втрое опасней. Никто никогда не упрекал меня в том, что я избегаю битвы, но сейчас я не могу бездумно проливать кровь своих друзей – мой путь не близок и цель слишком далека. Хороший стрелок бережёт свои стрелы!»

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

меч в ножнах и нож у пояса, да ещё - невидимый чужому глазу – засапожник

опираясь на копьё

 

Вооружен до зубов почему тогда и коня ему не подарить .

 

Уже окрасились

Уже деловито

Жизнь продолжается.

 

Многовато подряд - же-жеже . Режет слух .

 

как раз вовремя, чтобы схватить коня за узду. Конь раздражённо захрапел, резко остановившись.

 

Коня на скаку остановил между прочим . Жанр - фэнтази ? Или просто чел такой здоровый .

 

 

 

Лучше я убью его немедля!

 

Явный перебор . Оно понятно что автору нужен конфликт что бы показать какой у него мегакрутой персонаж - и боец и на дуде игрец . Но тут малец бросается на вообщем дедушку в традиционном то обществе и не просто на дедушку а  на скальда . Анрил . Буит время продолжу .

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Асилил .В целом это все разумеется графомань . Это не диагноз , над текстом можно работать . И не проблема графомань пишут и публикуют тоннами .

Особенно начало слабое . Достает какая то велеречивость и одновременно казенная конспективность

 

Олав сын Харальда был невысок, коренаст и силён. Волосы у него были русые, лицо широкое и румяное, кожа белая, глаза очень красивые, и страшно было смотреть ему в глаза, когда он гневался. Он владел многими искусствами: хорошо стрелял из лука, отлично владел копьём, хорошо плавал. Он сам был искусен во всяких ремёслах и учил других. Его прозывали Олавом Толстым.

 

Как будто амбарная опись . И ваще Олаф Стаут и христианский ригорист - ага . Пресловутый Гримкель типо епископ был просто его хускарлом . 

Еще много чего цепляет , но "полыхал закат" - это просто этнический признак графомана .

Достал "удалой бодрич" - хорошо что я крепко сидел в кресле ... 

Во второй половине боевка и как то все веселей стало и вроде уже и ничево .

Я тут вдруг подумал ... А оно ваще автору надо - мой отзыв ? Оне авторы народ разный быват . Я - художник , я так вижу ... НО . Я всего лишь читатель , весьма опытный но не более . Попадется автор на зубок неласковому профи ( перед которым и я - цыпленок ) и текст грамотно и аргументировано будет просто порван на ветошь . Пикнуть будет нечего . Если у автора крепкая нервная система и к тексту он относится просто как к болванке , которую еще пилить и пилить , то такая рецензия принесет большую пользу .А если как к ребенку будет истерика . Так что если что Сергий  удалите мой отзыв . Художников слова надо беречь .

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Олав сын Харальда был невысок, коренаст и силён. Волосы у него были русые, лицо широкое и румяное, кожа белая, глаза очень красивые, и страшно было смотреть ему в глаза, когда он гневался. Он владел многими искусствами: хорошо стрелял из лука, отлично владел копьём, хорошо плавал. Он сам был искусен во всяких ремёслах и учил других. Его прозывали Олавом Толстым.
Как будто амбарная опись .
Это не амбарная опись, а отрывок из "Хемскринглы" (если я не ошибаюсь). В авторском тексте такие отрывки (цитаты) были выделены курсивом. Их много. Они из разных источников. Особенно много цитат из "Старшей Эдды" (кто её читал, тот уже заметил это наверное). При копировании на сайт это выделение потерялось - это моя вина. Исправлю.

 

 

Если у автора крепкая нервная система и к тексту он относится просто как к болванке , которую еще пилить и пилить , то такая рецензия принесет большую пользу .А если как к ребенку будет истерика . Так что если что Сергий удалите мой отзыв .
Нервная система у автора достаточно крепкая. Сам напросился. Удалять ничего не буду.

Спасибо за отзывы. Надеюсь найдете время на следующие.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

3

 

Босоногие детишки, игравшие у воды, первыми заметили приближающуюся вереницу ладей. Богатый, многолюдный торг загудел более прежнего. Пестрая толпа высыпала навстречу, когда ладьи, приблизившись, чалились у топкого берега борт к борту, образуя стройный ряд. Снорри-Скальд ликовал, глядя, как ловко кормщики делают свое дело:

 

К берегу правят

ладьи боевые,

моря олени, -

длинные реи,

гладкие весла;

щитов там сотни, -

то войско морское,

веселы викинги!

 

Ратша не обманул Хельги. В самом деле, в Альдогаборге этого купца знали все. На берегу рыбаки, вывешивая на просушку сети, в знак приветствия махали руками. Ребятишки со звонкими криками побежали наперегонки, потому что знали - прибежавший первым получит от хозяйки пирога или меду за добрую весть. На варягов ладожане посматривали с некоторой настороженностью, но без особой опаски – видывали и не таких. Бодричи-рёрики, те были как в гостях у доброго соседа, как впрочем, это и являлось на самом деле - в Ладоге жили многие от рода их. Нечего делить людям, говорящим на одном языке, и помогающим друг другу в походах, в торговле, в битвах, как бы далеко они не жили. Сварог все видит и добро примечает. В мире завещано жить Даждьбоговым внукам.

Воинов разместили. Хельги, Эйрика и Лейва, а так же Яромира с Буривоем, купец пригласил к себе в дом. Снорри очень хотелось пойти вместе с ними, но, во-первых, его не приглашали, во-вторых, хёвдинг не посчитал это нужным - его слово важнее всего, а в-третьих, Снорри какой-никакой, а скальд. Скальд должен знать мир и обычаи людей живущих в нем. Вису, а тем более нид умеют сказать многие викинги. Вот взять хотя бы беззубую рожу Лейва. А вот сложить настоящую сагу о славном ярле и его людях…! Так что Снорри быстро успокоился и принялся донимать Велемудра  расспросами о здешнем языке и обычаях.

Тем временем, приглашенные быстро приводили себя в порядок. Это в бою ты можешь выглядеть как угодно, будь хоть в дерьме измазан, но когда идешь в дом к достойному человеку, нельзя выглядеть вшивым трелем. Хельги придирчиво осмотрел каждого и одобрительно кивнул. Снорри прочитал во взгляде ярла:

 

Сытым и чистым

на тинг собирайся,

хоть и в бедной одежде;

сапог и штанов

стыдиться не надо…

 

Сыновья Ратши ждали их у ворот, проводили через двор к крыльцу жилища купца. Хельги отметил про себя, что в их поведении не было ни страха, ни заискивания. Эти два могучих молодца держались спокойно, почти на равных. Двигались они неторопливо, но было понятно, что неспешность эта видимая, по необходимости прыгнут быстрее волка, если сочтут нужным или прикажет отец.

На крыльце ждала хозяйка дома, поприветствовала, проводила к столу, и ушла. Викинги уже начали привыкать к обычаям здешних людей. Накрытый стол был выше всяких похвал. У Лейва вечно голодного быстро забегали глаза и кадык заходи ходуном, но он старался держаться достойно, хотя это давалось ему с трудом. Лейв вспомнил речи Высокого, которые не раз слышал от Снорри, но прежде не придавал им значения:

 

Без толку жадный

старается жрать

себе на погибель;

смеются порой

над утробой глупца

на пиршестве мудрых.

 

Эйрик и Хельги есть хотели не меньше, но с неодобрением покосились на Лейва. Зато Буривой и Яромир были учтивы. Они вознесли хвалу хозяину и хозяйке, произнеся речь, слова которой Хельги были не совсем понятны, но смысл ясен, как чистое небо. Варяги хвалили хозяев, желая им счастья, здоровья и просили богов не оставить этот дом их милостью. Лицо Ратши просветлело, и он принялся радушно потчевать гостей.

Ели, казалось неспешно, но снедь исчезала с поразительной быстротой. Негромко перебрасывались фразами. Говорили в основном Ратша, Буривой и Яромир. Викинги больше улыбались и коротко благодарили за новое блюдо или за вовремя наполненную чашу. Наконец Ратша, который внимательно за всем наблюдал, коротко отдал распоряжение поменять стол. Принесли квас, сбитень и выпечку. Ратша, как-то незаметно повернул разговор в нужное ему русло. Казалось бы, ничего не значащие вопросы оказывались очень важными и, в конце концов, Ратша произнес то, что хотел:

- А что ты собираешься делать с добычей и захваченными кораблями, ярл?

Хельги, чуть помедлив, ответил:

- Вот об этом я хотел бы с тобой посоветоваться. Ты наверняка помнишь нашу беседу в Старигарде. Мы идем в Миклагард, это дальний путь, лежит он через землю вашего конунга. Мы плохо знакомы с законами и обычаями вашей земли. В случайной распре может погибнуть вся моя дружина. Мне нужны добрые друзья и мудрые советчики. В сражении мы захватили хорошие корабли и груды драных шкур. Тащить это барахло с собой в Миклагард нет ни какого смысла и если бы ты почтенный согласился помочь мне обратить все это в звонкое серебро я был бы тебе очень благодарен. Разумеется, ты не должен этого делать из расположения и дружбы. Как всякий торговый человек ты вычтешь себе долю от сделки и даже можешь распорядиться этим серебром до нашего возвращения. Я почему-то доверяю тебе. Ты кажешься мне человеком удачливым и рассудительным.

Ратша прищурился:

- Ну что ж, ежели ты так решил, тогда слушай. Те беличьи шкурки, что достались тебе случайно, векши называются – дань от берегов Нево-озера. Княжьи люди по векше от дыма берут. Да по этой весне сборщиков в полюдье чужаки погубили, оставив Претича воеводу нашего в нужде. Чем до осени мечников ладожских кормить? Те шкурки-векши, воеводы у пахарей на хлеб меняют, а к весне ими дань сызнова берут. Так из года в год, пока шкурка цела. Тебе то рухло не к чему, а Претичу очень сгодится. Так вышло, что встретил я тебя у волховского устья, когда шел в сторожу. Воевода, а с ним и мы, ладожане, дабы враг нас страхом не томил, собрали дружину малую. Ту дружину я и вел, когда твои ладьи встретил. Хотели мы знать, силён ли ворог, так ты его побил. Тут тебе и слава! И мне почёт – люди на торгу говорят – силён Ратша друзьями! А рухло беличье ты воеводе верни. Вот будет рад-то! А я ему шепну, чтоб он тебя серебром не обидел, да бересто охранное дал, да проводников, да ладьи речные, на коих в верх самой Ловоти дойдёшь.

Ратша отхлебнул сбитня из ковша.

Хельги, поразмыслив, ответил:

- Твой совет кажется мне разумным. Я хочу, чтобы ты побольше рассказал мне о том, что будет необходимо в моём деле.

Ратша, отставив сбитень, продолжал:

- Путь у вас долгий, да всё по рекам нашим. Дракары у тебя добрые, но по здешним местам совсем не годятся – велики. Большая вода уже сошла. Пороги по Волхову не пройдут ладьи твои. А ежели и пройдут, то далее Ловоть река – та ещё мельче будет. Для людей твоих, то не поход - одно мучение будет. Это первое. Добычей распорядится - не сумеешь, сам сказал. Это второе. И еще не забудь, что пойдёшь ты по владениям Святослава князя, и тебе проводники нужны будут, бересто охранное да ладьи речные. Это третье. Тут без Претича обойтись никак нельзя. Дашь свое согласие, так мы завтра с утра в детинец к воеводе пойдем, и с ним говорить будем, а я за тебя слово замолвлю. Годится?

Хельги и Эйрик  поглядели на Буривоя с Яромиром, как бы проверяя – верно ли они поняли купца. Те единодушно закивали головами - соглашайтесь мол, купчина дело говорит.

- Может быть, и годится, только поведай, кто такой Претич и почему нам так важно его слово? – нахмурившись, произнёс Эйрик.

Ратша захохотал:

- Да, видно далеко земля ваша, коли, там воеводу не знают. Ну что же, слушайте,- он отхлебнул из ковша,-  Князь Святослав с дружиной ушел далеко за Дунай. Это река могучая в Понт-море впадает. Много богатств и чудес в тех землях тёплых. Там, сказывал Святослав, середина земли моей. А в Киеве-граде править осталась матушка его - княгиня Вольга. Пошёл Святослав на болгар. И бились они, одолел Святослав болгар, и взял городов восемьдесят по Дунаю, и сел, княжа в Переяславце, емля  дань с греков.

Тут Ратша вдруг помрачнел продолжая:

- Пришли печенеги на Русскую землю первые, а Святослав был в Переяславце, и затворилась Вольга с внуками своими, Ярополком и Олегом и Владимиром, в граде Киеве. И обступили печенеги град в силе великой, бесчисленное множество около града, и нельзя было из града вылезти, ни весть послать; изнемогали уж все от голода и жажды. Собрались люди с другой стороны Днепра в ладьях, на том берегу стояли, и нельзя было войти в Киев ни единому из них, ни из града к ним. И встужили люди в граде и решили: «Нет ли кого, кто бы мог на ту сторону дойти и сказать им: не подступите завтра, сдаваться будем печенегам». И сказал один отрок: «Я пройду». И решили: «Иди». Он же вышел из града с уздою и побежал сквозь печенегов, говоря: «Не видал ли кто коня?». Так как умел по-печенежски, и приняли его за своего. И как приблизился к реке, сверг порты, сунулся в Днепр и побрел. Увидели печенеги, устремились на него, стреляли в него и не могли ему ничего сделать. Видели это с другой стороны, и приехали в ладье навстречу ему, и взяли его в ладью, и привезли его к дружине. И сказал им: «Если не подступите, завтра к городу, сдаться хотят люди печенегам». Решил же воевода их, именем Претич: «Подступим завтра в ладьях, похитим княгиню и княжичей, умчим на свою сторону. Если сего не сделаем, погубит нас Святослав». Как настало утро, сели в ладьи против света и затрубили громко, и людей в граде окликнули. Печенеги же, испугавшись прихода князя, побежали в стороны от града. И вышла Вольга с внуками и с людьми к ладьям. Видел же это князь печенежский, возвратился один к воеводе Претичу, и сказал: «Кто это пришел?». И ответили ему: «Люди с другой стороны». И сказал князь печенежский: «А ты князь ли есть?» Он же ответил: «Я муж его, и пришел в сторожу и за мной идет полк с князем, бесчисленное множество» так сказал, грозя им. Говорил же князь печенежский Претичу: «Будь мне друг». Он же отвечал: «Так сделаю». И подали руки меж собою, и дал печенежский князь Претичу коня, саблю, стрелы. Он же дал ему бронь, щит, меч. И отступили печенеги от града, и нельзя было коня напоить: на Лыбеди печенеги. И послали кияне к Святославу, говоря: «Ты, князь, чужой земли ищешь и бережешь, а свою всю бросил, мало нас не взяли печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не пойдешь, не оборонишь нас, то нас возьмут. Если тебе не жаль отчизны своей, ни матери старой, и детей своих?». То слышал Святослав, быстро сел на коней с дружиною своею, и пришел к Киеву, целовал мать свою и детей своих, и сжалился о бывшем от печенегов. И собрал воев, и прогнал печенегов в поле, и был мир.

Лейв перестал жевать. «Жаль я не скальд»,- подумал он, глядя на Ратшу.

«Снорри следовало бы это запомнить. Завтра возьму его с собой»- решил Хельги, раздосадованный отсутствием своего скальда.

Ратша продолжал:

- Когда ходила Вольга к Новугороду, и установила по Мсте погосты и дани и по Луге оброки и дани, Претич в полюдье ходил к чуди и словенам да кривичам. А как спас Вольгу да княжичей, воеводой к нам поставлен. И мы очень довольны. И порядка стало больше, да поборов безмерных нет.

Ратша закончил рассказ и опять отхлебнул сбитня из ковша.

- Да,- помолчав, сказал Хельги,- Много я слыхивал сказаний о ратной доблести, и не все из них были похожи на правду, но если эта сага, хоть вполовину правдива, глупо не воспользоваться случаем поговорить со столь достойным человеком, а ещё глупее пренебречь его помощью, если она будет. Мы все равно ничего не теряем, а приобрести можем многое. Ты согласен, Эйрик?

Эйрик согласно кивнул и обратился к Ратше:

- Что же, купец, говори, когда мы идем к ярлу Претичу?

Ратша почесал затылок, поразмыслив, и ответил:

- С самого утра нельзя. У него и без нас дел хватает. А вот поближе к обеду, когда у вас заведено завтрак завершать, со своими заботами разберёмся, так и пойдём. Я вас Претичу представлю, напомню ему про доблесть вашу. Он, на радостях, простит мне недобор по мыту за людей моих. Ратники его теперь до зимы с хлебом будут. Да недаром дозорные хлебушек едят.  Много татей  дружина повывела. И ратникам сытно, и мы не в обиде. Ну, коли согласны вы, так по рукам?

- Как это?- удивился Хельги.

- Да просто. Руки пожмем, в знак того, что зла друг другу не желаем, а Сварожич увидит да виноватого накажет потом.

- Какой Сварожич?- не понял Эрик.

- Огонь,- кивнул в сторону очага Ратша.- Он Сварогу сын. Так и зовём его – Огонь Сварожич.

Хельги кивнул головой в знак согласия. Ратша завернул рукав до локтя и протянул руку ладонью вверх. Хельги уже видел нечто подобное в славянских землях. Он снял меч, уложил его рядом на скамью, также засучил рукав и хлопнул о ладонь Ратши, связав договор. Купец тут же сжал его кисть.

- Запомни, ярл! Сварожич видел!- торжественно произнес хозяин дома,- Ну, а теперь, ежели дела свершились, и повеселится можно.

При этих словах Лейв, оторвавшись от чаши с мёдом, оживился.

- А что, Ратша, как у вас тут веселье проходит?

- Да, как и у вас. Разница небольшая. Выпить много мёду или пива можем, и песни петь горазды, да и силой помериться желающих хватает. Только нет у нас обычаев скотских, как в землях поганых толковин. Невольниц у нас насильничать нельзя. Это она сегодня рабыня, а завтра глядишь, в дом чей-нибудь свободной девой придет, коли рукодельная, да бережливая. Полон у нас отрабатывают. Каждый труд уважают и за работу платят. Челядинам меньше, правда, но на выкуп скопить можно. А ежели она красива, приветлива, рукодельна, сама себя из полона выкупила, да ещё и честь девичью соблюла, то, какого рожна надо? Княгиней ей не бывать, это ясно, но любой подмастерье небогатый за себя охотно возьмёт. Бывает всяко, но блуд у нас не в чести.

- Да не о том я, почтенный Ратша,- отмахнулся захмелевший Лейв,– То, что вы выпить и поесть умеете. Это я видел. Только не сочти меня невежей. Помнишь, ты давно говорил, что Бьярни и Кетилю тут здорово досталось от твоих сыновей. Я не называю тебя лжецом, но я хорошо знаю этих воинов. Биться нужно славно, чтобы их победить.

Ратша довольно загоготал.

- А что?!– он подмигнул сидевшим чинно друзьям - Яромиру и Буривою,- Как в Стариграде стенкой бьются?

Те поперхнулись сбитнем, а потом заулыбались.

- Потешим гостей?- спросил купчина, лукаво улыбаясь, и добавил подзадоривая молодцев,- Слыхивал я от купцов новгородских, как они кулаками стариградских попотчевали!

Друзья переглянулись и закивали головами в знак согласия.

- Горазд! Нечай!– позвал Ратша. Те явились сразу.

- Так, сыны. Давно вы кулачным боем не забавлялись.

- Ты же запретил отец.

- Правильно, а ныне разрешаю, да не просто разрешаю, но велю! Значит так, вот те варяги тоже умеют, - Ратша кивнул головой в сторону гостей, - А вот люди северные наших забав не видали. Правила всем знакомы? Чтоб не увечий, не позора друг другу, без обид. Бейтесь по-молодецки – два на два. Кто нарушит – сам рассужу, и уж не взыщите...

Тут Ратша выложил на стол свои тяжёлые ручищи, натруженные веслом.

На дворе Ратши было достаточно простора для схватки. Выбрали места гостям, чтобы им было лучше видно, и началась потеха. Лейв сначала сильно удивился, глядя, как бойцы поклонились противникам,  и стали друг против друга. Он пережил и знавал многое, но тут происходило действо, которого он раньше не видывал. Отправлявшиеся в безлюдное место недруги обычно убивали друг друга, даже если не брали с собой оружия. Здесь бой был превращен в какую-то невиданную забаву.

Буривой выбросил вперед правую руку - будто мечом хотел ударить снизу. Вот только не было при нём того меча. То же  сделал Яромир, но левой рукой. Сыновья Ратши не отскочили, а наоборот ринулись навстречу ударам. А дальше началось такое мельтешение рук, что у Лейва, Хельги и Эрика зарябило в глазах. В их представлении бой должен был выглядеть совсем по-другому. То и дело кто-то из бойцов что-то орал напарнику, они, то отбегали назад, то разбегались в стороны, то смыкали плечи и бросались на противников. Все это напоминало какую-то жуткую и одновременно веселую пляску. Это завораживало. Лейв рванулся было помочь Буривою, но ярл одернул его за рукав, пристально глядя на Ратшу. Внезапно Ратша что то заорал. Бойцы отпрыгнули в стороны. И только теперь стало видно, что у Горазда рассечена бровь, Яромир еле двигает левой рукой, Буривой, как рыба, жадно хватает ртом воздух, и не может вздохнуть, а Нечай трясет головой, и правое его ухо, распухает, наливаясь красным.

- Ну, будет! – рыкнул Ратша, вроде бы грозно, но вместе с тем добродушно, - Вы мне тут еще поубиваете друг друга. Отдышитесь! Я, тебе, дятлу бестолковому, сколь раз говорил, что шуйца ничуть не слабее,– напустился он на Нечая, - Теперь холодное прижми! Сильно звенит?

Нечай утвердительно кивнул.

-А ты, дуралей, глаза береги! Не дай Бог кистенём, либо мечом угодят, хорошо если кривым будешь, так недолго и к предкам уйти раньше срока. Беги к девкам, пусть кровь затворят, да льду принесут из погреба.

Горазд зажал широкой ладонью лоб и ушел в дом, утирая кровь с русой бороды.

- Что, под гораздову руку попал? Гы-гы! На то он и Горазд! Не тёмно в глазах-то?- ехидно спросил Ратша у Буривоя. Бодрич только вяло махнул рукой - мол, не спрашивай. Ратша повернулся к Яромиру.

- А тебе, молодец, отлежаться надо. Сынок тебе поперек ходовой жилы бил, большого вреда нет, но вспухнет и поболит день-другой.

Яромир попробовал пошевелить рукой и тут же сморщился от боли.

- То-то же,- довольно сказал купец,- А бились вы красно, бранить не буду. Я уж думал, что моих медведей никому не зацепить. Нет, видывал я, бывало, бойцов варяжских, сам смолоду забавлялся, да не думал, что у вас с таким задором бьются!

Буривой отдышался, хотел что-то сказать и закашлялся. Наконец, выровняв дыхание, он прохрипел:

- Всяко бывало! Ай да Горазд! Это он меня лихо поймал! Мы частенько бьемся, вот и сноровка есть. А кабы не так – быть нам битыми.

- Все это хорошо, - произнес Лейв, неожиданно помрачнев, - Только вот с мечом кулаки не совладают.

Славяне посмотрели на него с ехидцей и каким-то задором, затем рассмеялись. Лейв немного растерялся. Яромир ответил, сквозь смех, за всех:

- Данам о том расскажешь, когда за море вернёшься. Видели мы в Стариграде, чем ты из них серебро вышиб, на которое мы потом мёду испили...

Подавив смех, Яромир продолжил:

- Я плохо дерусь на палубе корабля, как-то не приучен, а вот на резвом коне, да с двумя мечами, могу. Иного и щит не спасет. По мне щит – обуза и лишняя тяжесть в походе.

«Напрасно бахвалишься. Поглядим…»– подумал Лейв. Затем вспомнил, как пристально приглядывался к непривычным повадкам Яромира, когда тот ловко уворачивался от ударов Горазда, и ответил:

- Как-нибудь попробуем, вдруг чему-то друг друга научим. Говорят, я ещё не стар, чтобы и меня наставлять. А щит не так плох, как ты его обозвал, если у тебя нет в суме запасной головы.

- Ну что ж, кто еще чего желает, то прошу в жило. А ежели нет, так расходиться пора,- с этими словами Ратша отворил дверь дома.

Эрик и Хельги отрицательно покачали головами.

- Прими нашу благодарность, почтенный Ратша. Утром мы с тобой идем к твоему ярлу. Беседа будет непростая. Нам нужно иметь ясную голову. До завтра.

- Пошлю с вами Горазда. Он вам укажет дома для ночлега, близ ладей ваших. С хозяевами я сам сочтусь. Скажите своим ратным - пусть не озорничают! Вам усобицы ни к чему.

Горазд повел гостей к берегу.

По пути Лейв о чем-то спорил с Яромиром, изображая порой руками – да так живо, будто виделись в них, то меч то копьё. Яромир пытался отвечать тем же.

У реки Лейв вдруг остановился – там происходило что-то странное.

Резко отворилась дверь стоявшей у воды землянки, крытой дёрном. Оттуда вырвались густые клубы пара, разгоняя который к воде бежала орава нагих красных от жара мужиков. Бухнувшись в воду, они радостно заорали, фыркая и отдуваясь, как играющие на мелководье моржи. Наплескавшись вдоволь, они поспешно вернулись обратно.

- Что это?- позабыв про мечи и копья, спросил Лейв.

- Истобка – мыльня,- ответил Яромир.- Назавтра и мы, для себя, можем такую стопить. Да помыться славно.

- Да,- сказал Лейв,- Не всё же нам водой солёной умываться!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

4

 

Снорри был раздосадован тем, что Хельги не взял его с собой. Столько событий происходило с хёвдингом, столько новых людей встречал он – Снорри всегда хотел присутствовать рядом. Быть скальдом – значит знать устройство мира и потом пересказать его в сагах и песнях.

Очень болело тело, каждая жилочка хотела отдыха и покоя. Снорри устроился на мягкой травке, греясь на солнышке - сложить бы красивые висы о недавнем сражении.

Но Орм сын Торгрима - пусть он подавится тухлой треской - вдруг решил, что гребцы забыли, как ходить по земле. И пользуясь тем, что остался при дракарах старшим,  пристально осмотрел доспех каждого, у кого что имелось, дотошно изучая каждый ремешок. Затем велел починить спальные мешки. Этого ему показалось мало. Орм - ешь его тролли - запомнил всех, кто выходил на торг в городе и был к ним особенно придирчив. Молодой скальд - будто зубной болью - почуял, что просто так это не закончится. Так и вышло.

- Снорри! Знатный меч ты купил!

- Купил. Далее говори.

- Наверняка уже и вису сложил, и меч назвал как-нибудь хорошо?

- Тебе-то что? - угрюмо спросил Снорри

- Язык у тебя быстр, – тихо произнес Орм, - Меч должен быть таким же.

- Отдыхайте все! - неожиданно заорал он и добавил совсем тихо, - кроме тебя Снорри. Возьми свой щит и подойди ко мне. Потом я тебе кое-что скажу. Все отдыхайте, а не ползайте, куда не велел ярл! – вновь заорал Орм, заметив, как один дружинник направился, было в сторону торга, где стояла группа молодых, красиво одетых женщин. Варяг угрюмо поплелся обратно к дракарам.

- Так вот Снорри, - озираясь вокруг, продолжил Орм, неспешно выбирая надежный доспех, - Меч должен быть достоин своего имени. Заметь, я не спрашиваю, как ты его назвал. А ты должен быть достоин своего меча. Его ковал хороший мастер, и когда махал молотом, надеялся, что он достанется хорошему воину. Ты еще подмастерье в глазах того кузнеца. Бери свой щит, я буду тебя учить.

- Не сегодня, Орм - взмолился Снорри, когда тот стал напяливать на него тяжелый кожаный доспех.

- А когда тебя будут убивать, ты тоже скажешь - подожди до завтра?- прищурился Орм, нахлобучивая на Снорри шлем.- Наступит день, когда ты скажешь спасибо мечу, а он, молча, поблагодарит тебя за свежую кровь. И, может быть, вы вспомните добрым словом меня! И мы с тобой славно выпьем в Вальхалле, вспоминая этот день…

- Эти подойдут,- пробормотал Орм, выбрав пару неотточенных мечей.

Снорри вздохнул и пошел за щитом. Когда он  вернулся, Орм уже был облачен в кожаный шлем и толстую ратную рубаху из многих слоёв оленьих шкур, защищавших его в бою не хуже кольчуги. Снорри  взял протянутый ему меч и  встал против Орма.

- Я не буду тебя увечить, молодой скальд. Нападай, но не забудь о защите!– с этими словами Орм пошел на Снорри, укрывшись щитом,– Отражай!

Снорри бывал в бою, и не испугался, получив удар по шлему.

- Славная дыра была бы в твоей голове, не будь на тебе шлема. Ты забыл о щите! У щита оборона!– и снова все повторилось.

У Снорри звенело в ушах. Орм продолжал:

- Смотри скальд! Нужно изучить своего врага: как он держит меч, как расставил ноги, выше он тебя или ниже, в доспехах или без них. Не мешают ли биться балки и снасти либо ветви деревьев. Все имеет смысл. Нет стыда в том, что ты увидишь – враг сильнее и опытнее тебя. Ты можешь уйти без позора, если меч при тебе, и ты не предал друзей и ярла. Главное – соблюсти честь и потом наказать врагов. Не становись сумасшедшим берсерком. Не маши мечом часто, как голубь крыльями. Бей как сокол – один раз и насмерть. И береги лезвия меча! Если ловишь им вражий удар, подставь меч чуть плашмя. Отдышался? Продолжим!

Орм вначале бил вполсилы, но затем начал увеличивать мощь и скорость ударов, порою неожиданно перехватывая меч в другую руку, закинув щит за спину – да так ловко, будто два меча разом были в его руках. Или все три! – как говорили, порою, люди о хороших мечниках.

Сильнее и быстрее, быстрее и сильнее. Снизу, слева, сверху, сверху слева, петля, справа снизу. Снорри только успевал уворачиваться. Орм теснил его не спеша, уверенно, как кот, играющий с мышью. Орм порой покрикивал:

- Ноги береги!

Опасная, страшная пляска, напомнившая запах палубы, залитой свежей кровью. Снорри постепенно вошел в жуткий ритм поединка и лязг железа начал напоминать ему музыку, под которую сами собой складывались в голове слова:

 

Меч, поющий

песнь смерти,

для врагов,

разящих скальда,

братом будь мне

в битве страшной.

 

Много крови

мы увидим,

много золота

и славы,

на пути

в обитель храбрых!

 

Удружи мне

в час последний,

не позволь уйти

с позором -

приведи в Вальхаллу

скальда!

 

Снорри опомнился, только когда его рука отдёрнулась в сторону, едва не выронив меч, после сильного удара Орма, нанесённого кованым умбоном щита. Болезненный зуд поднялся от кисти к плечу. Через мгновение зазвенел и съехал на глаза шлем сбитый мечом бывалого викинга, который затем сильно пнул скальда правой ногой в грудь. Снорри упал навзничь, гремя железом шлема, но проворно поднялся.

- Как ты это сделал?

Орм захохотал:

- Я же сказал – не будь подобен берсерку! Думай даже в бою. Сейчас тебя можно угадать. Думай! Обмани  врага. Я видел, как ты спасал Бьерна. Великое чудо, что Одину было угодно оставить тебя в живых! Может быть ты и храбр? Да ты и вправду храбр! Но знай, храбрость без умения, это лучший способ поскорее расстаться с жизнью. А я хочу, чтобы ты выжил в битве, и твоя отвага еще не раз спасала твоих друзей и ярла. Говорят, ты хорошо бьешься секирой и метаешь копья, но если ты взял меч – знай, им не машут как простой дубиной! Я научу тебя всему, что умею сам. Теперь можешь отдыхать! Завтра продолжим с восходом солнца! Я буду тобой доволен, если однажды тебе удастся разрубить мою ратную рубашку.

Орм редко бывал так многословен – это показалось Снорри странным.

 

Часть дружинников расположили на ночлег на небольшом сеновале. Среди них был и Снорри. Зарывшись в душистое сено, скальд, у которого никогда не было своего дома, вспомнил:

Пусть не велик

твой дом, но твой он

и в нём ты владыка;

пусть крыша из прутьев

и две лишь козы, -

это лучше подачек.

 

Пусть невелик

твой дом, но твой он,

и в нём ты владыка;

кровью исходит

сердце у тех,

кто просит подачек

 

Снорри думал о том, что скоро взойдёт солнце, а вместе с солнцем в дверь вломится Орм и продолжит с издёвками и язвительными замечаниями учить его искусству битвы. В памяти неожиданно всплыли висы, которые сложились под спор мечей, затеянный Ормом.

«Поющий Песнь Смерти… – Поющий Клинок – чем не имя для меча?» - подумал Снорри,- Меч будет петь в моей руке, а я вместе с ним. И так будет пока я жив!»

И повернувшись на бок, скальд крепко уснул, вспомнив что Высокий сказал:

 

Глупый не спит

всю ночь напролёт

в думах докучных;

утро настанет –

где же усталому

мудро размыслить.

 

 

Тепло и покой усыпили путников, отвыкших от тишины и уюта. Ярл долго ворочался на непривычно мягком пуховом ложе. Образы происшедших событий обступили его в темноте. Множество новых слов, обычаев, имён необходимо было сложить в голове, всему найдя надлежащее место. Назавтра предстоял решающий разговор с херсиром русов – правителем обширного северного края. Всплыл в памяти ухмыляющийся в бороду лукавый тороватый купец, наставлявший: «Рухло  беличье ты воеводе верни…». Затем вспомнился загадочный путешественник из далёкого Сёркланда, которого Хельги видел в Вике, в доме Мёрда Серебряная Мошна. И многие россказни того чужестранца показались сейчас ещё более нелепыми и смешными, а в некоторых открылся неожиданный смысл…

«…Рассчитываются они между собой старыми беличьими шкурками, на которых нет шерсти… и которые никуда не годятся… И за каждую из таких шкурок дают отличный круглый хлеб, которого хватает сильному мужчине».

Хельги привык не удивляться чудным обычаям народов, среди которых странствовал, с которыми воевал или вёл торговлю. Он вдруг вспомнил о своих дракарах, быстрых и прочных. Река, в русле которой сейчас причалили они, кажется такой мощной и полноводной. Но что будет дальше? Их придётся оставить. Перебирая в уме различные способы – как бы распорядиться кораблями? – ярл уснул. Ни одно решение не устраивало его в полной мере.

 

Солнце едва взошло, когда Орм растормошил скальда, вылив ему на голову ковш холодной воды. Утираясь, Снорри любовался расплавленным золотом солнца, восходящем на алом краю неба. Злобы к Орму не было.

 

Рано встаёт,

кто хочет отнять

добро или жизнь;

не видеть добычи

лежачему волку,

а победы – проспавшему.

 

Жестокий урок ратного дела продолжался. Пробудившись, вокруг собралась толпа праздных зубоскалов, отпускавших в сторону Снорри грубые шутки. Орм намеренно не разогнал их - так он рассчитывал укрепить в ученике хладнокровие и терпение, необходимые на пути к победе.

Когда поток насмешек стал совершенно невыносим, а Снорри совсем изнемог, от полного унижения его неожиданно спас Лейв Беззубый. У Лейва вдруг открылся бесценный дар – появляться вовремя там, где он был более всего необходим. Оказалось, он уже довольно долго наблюдал за тем, как Орм гоняет Снорри по берегу.

- Все, Орм, все!- гнусаво прогудел Беззубый,- Скальд этак не то что вису, а и слова сказать не сможет с таким-то наставником. Хватит на сегодня! Снорри, меня прислал хёвдинг. Умойся, оденься понаряднее и приходи к нему. Сегодня ты нужен хёвдингу.- с этими словами Лейв развернулся и ушёл.

- Ничего не могу поделать,- неожиданно добродушно хмыкнул Орм.- Но не подумай, молодой скальд, что ты превзошел мою науку и я от тебя отстану, прежде чем ты выбьешь пыль из моей ратной рубашки. Клинки тоже поют в умелых руках!

Снорри терялся в догадках. До си пор его делом было участвовать в битвах и слагать песни, чтобы ярлу и его воинам было не скучно. Но сейчас ему предстояло другое – скальд понял, что ярл неспроста призывает его к себе. Настораживал и недвусмысленный приказ – одеться нарядно. С еле скрываемым нетерпением, он вытряхнул из кожаного мешка свои немногочисленные пожитки начал перебирать их. Нет, это он не оденет – грязное, это тем более – рваное. А вот эта рубаха подойдёт. И пояс с серебряным узорочьем, который ему достался после недавней схватки. Вот маленький мешочек с серебром – доля за сражение в Варяжском  море.

Роясь в своём скудном вещевом мешке, Снорри вспомнил рассказы о купцах, зарывавших в землю горшки с серебром. Многие из них сгинули на чужбине. Серебро не принесло им счастья и удачи. Вот и Высокий сказал:

 

Добра не жалей,

что нажито было,

не скорби о потере;

то другу обещано,

недруг возьмёт –

выйдет хуже, чем

думалось.

 

«Потрачу серебро на новый наряд!»- решил Снорри, быстро собрал свои вещи, подпоясал чистую рубаху узорчатым поясом, приладил ножны с мечом, и зашагал в сторону богатых купеческих домов, скрывая волнение и спешку.

Обращаясь к встречным на малознакомом ему языке, и тщательно подбирая слова, он попросил указать дорогу к дому купца Ратши. Снорри впервые попробовал говорить на языке земли Гардов и очень обрадовался тому, что его речь оказалась понятной. Само собой он сделал вид, что так и должно быть. Вскоре Снорри подошел к дому, огороженному высоким дубовым тыном, и увидел купца, пройдя распахнутые настежь прочные ворота.

Ратша, как всегда был занят. Что-то кричал, кому-то указывал рукой, кого-то выслушивал и одобрительно кивал головой. Сын его, Горазд, ходил за ним следом поширокому двору, заваленному всяким добром, и время от времени царапал на бересте незнакомые Снорри руны, ведя учёт товарам.

Купец заметил скальда и обратился к нему Снорри по-урмански:

- Приветствую тебя, молодой воин. Что привело тебя на мой двор? Я слушаю тебя.

Снорри помялся и попытался вновь заговорить на языке русов. Ратша рассмеялся:

- Не сочти меня неучтивым, но мы будем говорить северным языком. Надеюсь, тебя не оскорбит моя просьба, изложить своё дело ясней и быстрее. У меня много дел и мало времени.

- У меня есть немного серебра. Я хочу купить у тебя хороший плащ, похожий на тот, что видел вчера на твоих плечах. Удели мне часть своего внимания для того чтобы мы совершили торг.

Ратша понимающе кивнул в ответ. В его глазах промелькнула задорная искра.

- Идём, молодой воин.

Они вошли в обширную длинную клеть. Там позади бочек с мёдом, груды шкур и драгоценных мехов, располагались полки с ремесленными изделиями, золотым и серебряным узорочьем и свертками дорогих тканей.

- Давай сюда своё серебро. Сейчас я его взвешу, и мы оба выберем тебе товар по нраву.

- У меня мало серебра,- неуверенно произнёс юный скальд, оробев от увиденного им вдруг изобилия диковинных вещей.

- Да, много или мало, всё равно доставай! Поверь - не обижу!- гудел купец, уравнивая весы, и от усердия сдвинув на затылок бобровую шапку.

Снорри протянул кошель. Ратша высыпал монеты в чашу, взвесил, бормоча себе что-то в бороду и тщательно подбирая гирьки, затем задумчиво оглянулся вокруг и сказал весело:

- А почему ты решил, что мало? С лихвой хватит, да ещё и останется. Выбирай смело!

Ратша повёл его к полкам, на которых лежали привозные изделия. Он вывернул скальду на руки несколько добротных плащей шитых из византийских тканей и подбитых с изнанки беличьими шкурками. Снорри решил не показывать себя невеждой и деловито принялся рассматривать вещи. Придирчиво выбирая, он отыскал наконец-то что хотел – ярко-синий плащ плотной приятной на ощупь парчи, обшитый по краю золототканой каймой. Купец окинул скальда взглядом.

- Добро! Этот плащ не стоит твоего серебра. Возьмёшь часть назад или прибавить чего?- сказал Ратша, озираясь вокруг, взвешивая на ладони кошель монет. И вдруг, резко развернувшись к Снорри, задорно крякнул и нахлобучил ему на голову свою бобровую шапку с высоким алым верхом, затем сделал шаг назад и подбоченившись, улыбнулся довольный произведённым впечатлением и внешним видом скальда.

- Почему ты так щедр?- спросил изумлённый Снорри.

- С чего бы это я щедр?- не понял купец.

- У нас это стоило бы гораздо дороже.

- Так, думай сам. Нево-озеро надо переплыть, затем море Варяжское, страже заплатить, припасов купить на время торгов – недёшев хлеб за морем-то, - меха продать без убытка, обратно добраться да достаток в дом принести. Непросто! А тут ты сам пожаловал. Чего мне грабить тебя? Вы ещё обратно Волховом пойдёте, а мне имя своё срамить без надобности! За морем меха ценятся, а у нас шапка дорога головой, которая её носит. Так по рукам, коли тебе такая сделка люба?!

Снорри растерялся, впервые столкнувшись с таким напористым и бойким купцом.

- Да не мнись как девка!- хохотнул Ратша.- Не бойся - не обману. Ежели что, у тиуна воеводского или у ключницы сведаешь, что сколь стоит.

Тиун должно быть важный хёвдинг - быстро смекнул Снорри. А кто такой Ключница? Тут скальд совсем растерялся. А купец не давал опомниться:

- Говорю же мне лихоимствовать не с руки. Теперь ступай, беги к своему ярлу – дел у меня много. И не благодари! Я не в убытке! Не прощайся - сегодня свидимся ещё.

Снорри очень удивился последним словам купца и хотел продолжить разговор, но Ратша только махнул рукой и устремился в другой конец двора. Оттуда донёсся его зычный голос. Купец строго кому-то выговаривал – что-то было ему не по нраву…

 

В новом наряде Снорри явился к ярлу. Хельги гостил в просторном свежерубленом доме. Он был один, когда Снорри шагнул в горницу.

Хельги изумился, распознав в вошедшем, роскошно одетом хёвдинге своего скальда. Он одобрительно осмотрел дружинника, но не подал виду, что приятно удивлён и доволен.

Хельги указал на стол, где стоял нетронутый завтрак, укрытый белым рушником. Ярл откинул рушник. Там, среди прочих яств, на блюде лежал крупный жареный лещ.

- Раздели со мной эту рыбу, викинг. Садись на скамью рядом со мной. Я не буду говорить громко – всё, что я скажу, услышишь только ты. И если кто-то другой начнёт обсуждать это… Что ж, виноват будет только твой язык. Хорошо ли ты понял меня?

Снорри медленно кивнул головой. В памяти всплыло:

 

Вопросит и ответит

умный всегда,

коль слыть хочет

сведущим;

должен один

знать, а не двое, -

у трёх все проведают.

 

Ярл продолжал:

- Когда-то, я думал, что путь в Йорвик и Лундунаборг не близок, теперь мне кажется, что они видны от порога моего дома в Крутом Склоне. Я думаю, что мы не вернемся домой к этой зиме. Никогда мы не ходили так далеко. И только асы могут сказать, сколько ещё мы будем в пути. Норны плетут нити судьбы, но они слепы. Слушай меня. Чтобы не случилось, ты обязан выжить. Обязан!!! Хитри, как Локи, обманывай, предавай! Но останься в живых!

Снорри едва не подавился рыбьей костью. Ярл заговорил спокойнее, но такая решимость и сила были в его голосе, что скальд совсем забыл о желудке и перестал жевать.

- Я буду спасать своего брата даже если меня сожрёт Ёрмунганд, и я никогда не увижу Вальхаллу! Мои люди отважны и преданны мне. Они будут со мной до конца, каким бы страшным или позорным он не был. Во всём Мидгарде нет таких богатств, чтоб я мог отплатить им за эту верность. Я вижу странные сны. Многие мои воины сгинут в дальних землях, и даже камень у дороги им никто не поставит. Ты должен запомнить каждого из них. Из тех, кто своим мечом стяжал мне славу, тех, чей пепел вознесся к небу! Ты уже понимаешь речь здешних людей?

- Не так хорошо пока, как хотелось бы. Старый годи Вемунд учил меня, но часто он говорил со мной на северном языке.

- Ты скальд, тебе должно быть проще, чем тому, кто обделён мёдом поэзии. Учи язык русов, запоминай всё и всех. Твоя память для нас ценнее сокровищ. Теперь идём. Надеюсь, ты понял всё!- сказал ярл, вставая из-за стола и опоясываясь мечом.

Снорри утвердительно кивнул. Он снова вспомнил речь Высокого, порою суровую, как предсказание:

 

Гибнут стада,

родня умирает,

и смертен ты сам;

но смерти не ведает

громкая слава

деяний достойных.

 

Ярл накинул плащ и закончил:

- Теперь зови Эйрика и Лейва с его новыми друзьями – вендами. Мы идем к Претичу ярлу Альдогаборга. Ты пойдёшь с нами.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
меч в ножнах и нож у пояса, да ещё - невидимый чужому глазу – засапожник...

опираясь на копьё...

Вооружен до зубов почему тогда и коня ему не подарить .

Насколько мне известно, автор любит "Сагу о Гуннлауге Змеином Языке". Припоминаю - Гуннлауг тоже был вооружен до зубов, но путешествовать предпочитал без коня.

 

Коня на скаку остановил между прочим .
На лесной тропе конь галопом не прет.

 

Жанр - фэнтази ?
Жанр - историческая повесть. Но автор пытается зделать из неё не сухое повествование, а развлекательное чтиво. В результате может получиться "фэнтази в лаптях" :) Этого не хотелось бы...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

автор любит "Сагу о Гуннлауге Змеином Языке". Припоминаю - Гуннлауг тоже был вооружен до зубов, но путешествовать предпочитал без коня.

 

Вот и очень плохо что любит и еще хуже что копипастит . Сага и как он хочет современная историческая повесть сугубо двугубо и трегубо разные вещи .

 На копипасте и копипасте с копипастеров можно диссеры сооружать , а коли сел литераторствовать надо что то индивидуальное искать - свой слог хоть какой нибудь . Хоть кисс-кисс - мяу и то лучше - песенка негромкая но зато своя . А с любовами заканчивать . Саги и все прочее могут быть только подкидной доской , а дальше должно что то свое начинаться . Автору должно быть глубоко все равно до этого Гуннлауга , на момент работы за столом по крайней мере . Ту схему что на данный момент - постсагизм + конспект + пару репродукций ( три медведя , заколотый витязь ) надо как то в себе ломать - литературы с этого не выйдет никакой . Надо как то глаз пристреливать , руку набивать пока вдруг не станет очевидно , что полыхал закат - графомань , а пылал закат как блеск клинка - литература . А на одной боевке далеко не уедешь - капитан , никогда ты не станешь майором ...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Автору должно быть глубоко все равно до этого Гуннлауга , на момент работы за столом по крайней мере .
Какбэ да, выпячивание главгероя называется на нашем литжаргоне "мэрисью".

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

что полыхал закат - графомань , а пылал закат как блеск клинка - литература

когда автор начинает нагромождать пирамиды бессмысленных метафор и сравнении с ним все кончена. самое глупое что можно сделать со словами эта описывать ими закат а в первом случае бессмыслица уместилась в два слова это несомненный талант.

 

Какбэ да, выпячивание главгероя называется на нашем литжаргоне "мэрисью". 

выходит литература называется мэрисью везде выпячивается глав герой даже у гоголя проста там герой не собакевичи и т.д а сам рассказчик то есть гоголь

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
выходит литература называется мэрисью везде выпячивается глав герой даже у гоголя проста там герой не собакевичи и т.д а сам рассказчик то есть гоголь
Смотря как выпячивать. Под "мэрисью" подразумевается распространенная болезнь, когда в приступе обострения ЧСВ творческом поиске унылый графоман недостаточно опытный автор макулатурными литературными средствами выражает в образе ГГ самое себя. А это читателю неинтересно, хотя может понравиться психиатру.
1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

 если учесть что комиксы гребут деньги бульдозерами можно прийти к выводу что психологов проста до хера неприличия много

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • «Древний Ветер» (Fornkåre) на Ловоти. 2013 год
      Автор: Сергий
      Situne Dei

      Ежегодник исследований Сигтуны и исторической археологии

      2014

      Редакторы:


       
      Андерс Сёдерберг
      Руна Эдберг

      Магнус Келлстрем

      Элизабет Клаессон


       

       
      С «Древним Ветром» (Fornkåre) через Россию
      2013

      Отчет о продолжении путешествия с одной копией ладьи эпохи викингов.

      Леннарт Видерберг

       
      Напомним, что в поход шведский любитель истории отправился на собственноручно построенной ладье с романтичным названием «Древний Ветер» (Fornkåre). Ее длина 9,6 метра. И она является точной копией виксбота, найденного у Рослагена. Предприимчивый швед намеревался пройти от Новгорода до Смоленска. Главным образом по Ловати. Естественно, против течения. О том, как менялось настроение гребцов по ходу этого путешествия, читайте ниже…
       
      Из дневника путешественника:
      2–3 июля 2013 г.
      После нескольких дней ожидания хорошего ветра вечером отправляемся из Новгорода. Мы бросаемся в русло Волхова и вскоре оставляем Рюриков Холмгорд (Рюриково городище) позади нас. Следуем западным берегом озера. Прежде чем прибыть в стартовую точку, мы пересекаем 35 километров открытой воды Ильменя. Падает сумрак и через некоторое время я вижу только прибой. Гребем. К утру ветер поворачивает, и мы можем плыть на юг, к низким островам, растущим в лучах рассвета. В деревне Взвад покупаем рыбу на обед, проплываем мимо Парфино и разбиваем лагерь. Теперь мы в Ловати.
      4 июля.
      Мы хорошо гребли и через четыре часа достигли 12-километровой отметки (по прямой). Сделав это в обед, мы купались возле села Редцы. Было около 35 градусов тепла. Река здесь 200 метров шириной. Затем прошли два скалистых порога. Проходя через них, мы гребли и отталкивали кольями корму сильнее. Стремнины теперь становятся быстрыми и длинными. Много песка вдоль пляжей. Мы идем с коротким линем (тонкий корабельный трос из растительного материала – прим. автора) в воде, чтобы вести лодку на нужную глубину. В 9 вечера прибываем к мосту в Коровичино, где разбиваем лагерь. Это место находится в 65 км от устья Ловати.
      5–6 июля.
      Река широкая 100 метров, и быстрая: скорость течения примерно 2 км в час, в стремнинах, может быть, вдвое больше. Грести трудно, но человеку легко вести лодку с линем. Немного странно, что шесть весел так легко компенсируются канатной буксировкой. Стремнина с мелкой водой может быть длиной в несколько километров солнце палит беспощадно. Несколько раз нам повезло, и мы могли плыть против течения.
      7 июля.
      Достигаем моста в Селеево (150 км от устья Ловати), но сначала мы застреваем в могучих скалистых порогах. Человек идет с линем и тянет лодку между гигантскими валунами. Другой отталкивает шестом форштевень, а остальные смотрят. После моста вода успокаивается и мы гребем. Впереди небольшой приток, по которому мы идем в затон. Удар! Мы продолжаем, шест падает за борт, и течение тянет лодку. Мы качаемся в потоке, но медленно плывем к месту купания в ручье, который мелок и бессилен.
      8 июля.
      Стремнина за стремниной. 200-метровая гребля, затем 50-метровый перекат, где нужно приостановиться и тянуть линем. Теперь дно покрыто камнями. Мои сандалеты треплет в стремнине, и липучки расстегиваются. Пара ударов по правому колену оставляют небольшие раны. Колено болит в течение нескольких дней. Мы разбиваем лагерь на песчаных пляжах.
      9 июля.
      В обед подошли к большому повороту с сильным течением. Мы останавливаемся рядом в кустах и застреваем мачтой, которая поднята вверх. Но все-таки мы проходим их и выдыхаем облегченно. Увидевший нас за работой абориген приходит с полиэтиленовыми пакетами. Кажется, он опустошил свою кладовую от зубной пасты, каш и консервов. Было даже несколько огурцов. Отлично! Мы сегодня пополнили продукты!
      10 июля. В скалистом протоке мы оказываемся в тупике. Мы были почти на полпути, но зацепили последний камень. Вот тут сразу – стоп! Мы отталкиваем лодку назад и находим другую протоку. Следует отметить, что наша скорость по мере продвижения продолжает снижаться. Часть из нас сильно переутомлена, и проблемы увеличиваются. От 0,5 до 0,8 км в час – вот эффективные изменения по карте. Длинный быстрый порог с камнями. Мы разгружаем ладью и тянем ее через них. На других порогах лодка входит во вращение и однажды новые большие камни проламывают днище. Находим хороший песчаный пляж и разводим костер на ужин. Макароны с рыбными консервами или каша с мясными? В заключение – чай с не которыми трофеями, как всегда после еды.
      11 июля.
      Прибыли в Холм, в 190 км от устья реки Ловати, где минуем мост. Местная газета берет интервью и фотографирует. Я смотрю на реку. Судя по карте, здесь могут пройти и более крупные корабли. Разглядываю опоры моста. Во время весеннего половодья вода поднимается на шесть-семь метров. После Холма мы встречаемся с одним плесом – несколько  сотен метров вверх по водорослям. Я настаиваю, и мы продолжаем путь. Это возможно! Идем дальше. Глубина в среднем около полуметра. Мы разбиваем лагерь напротив деревни Кузёмкино, в 200 км от устья Ловати.
      12 июля. Преодолеваем порог за порогом. Теперь мы профессионалы, и используем греблю и шесты в комбинации в соответствии с потребностями. Обеденная остановка в селе Сопки. Мы хороши в Ильинском, 215 км от устья Ловати! Пара радушных бабушек с внуками и собакой приносят овощи.
      13–14 июля.
      Мы попадаем на скалистые пороги, разгружаем лодку от снаряжения и сдергиваем ее. По зарослям, с которыми мы в силах справиться, выходим в травянистый ручей. Снова теряем время на загрузку багажа. Продолжаем движение. Наблюдаем лося, плывущего через реку. Мы достигаем д. Сельцо, в 260 км от устья Ловати.
      15–16 июля.
      Мы гребем на плесах, особенно тяжело приходится на стремнинах. Когда проходим пороги, используем шесты. Достигаем Дрепино. Это 280 км от устья. Я вижу свою точку отсчета – гнездо аиста на электрическом столбе.
      17–18 июля.
      Вода льется навстречу, как из гигантской трубы. Я вяжу веревки с каждой стороны для управления курсом. Мы идем по дну реки и проталкиваем лодку через водную массу. Затем следуют повторяющиеся каменистые стремнины, где экипаж может "отдохнуть". Камни плохо видны, и время от времени мы грохаем по ним.
      19 июля.
      Проходим около 100 закорюк, многие из которых на 90 градусов и требуют гребли снаружи и «полный назад» по внутреннему направлению. Мы оказываемся в завале и пробиваем себе дорогу. «Возьмите левой стороной, здесь легче», – советует мужчина, купающийся в том месте. Мы продолжаем менять стороны по мере продвижения вперед. Сильный боковой поток бросает лодку в поперечном направлении. Когда киль застревает, лодка сильно наклоняется. Мы снова сопротивляемся и медленно выходим на более глубокую воду. Незадолго до полуночи прибываем в Великие Луки, 350 км от устья Ловати. Разбиваем лагерь и разводим огонь.
      20–21 июля.
      После дня отдыха в Великих Луках путешествие продолжается. Пересекаем ручей ниже плотины электростанции (ну ошибся человек насчет электростанции, с приезжими бывает – прим. автора) в центре города. Проезжаем по дорожке. Сразу после города нас встречает длинная череда порогов с небольшими утиными заводями между ними. Продвигаемся вперед, часто окунаясь. Очередная течь в днище. Мы должны предотвратить риск попадания воды в багаж. Идет небольшой дождь. На часах почти 21.00, мы устали и растеряны. Там нет конца порогам… Время для совета. Наши ресурсы использованы. Я сплю наяву и прихожу к выводу: пора забрать лодку. Мы достигли отметки в 360 км от устья Ловати. С момента старта в Новгороде мы прошли около 410 км.
      22 июля.
      Весь день льет дождь. Мы опорожняем лодку от оборудования. Копаем два ряда ступеней на склоне и кладем канаты между ними. Путь домой для экипажа и трейлер-транспорт для «Древнего Ветра» до лодочного клуба в Смоленске.
      Эпилог
      Ильмен-озеро, где впадает Ловать, находится на высоте около 20 метров над уровнем моря. У Холма высота над уровнем моря около 65 метров, а в Великих Луках около 85 метров. Наше путешествие по Ловати таким образом, продолжало идти в гору и вверх по течению, в то время как река становилась уже и уже, и каменистее и каменистее. Насколько известно, ранее была предпринята только одна попытка пройти вверх по течению по Ловати, причем цель была та же, что и у нас. Это была экспедиция с ладьей Айфур в 1996 году, которая прервала его плавание в Холм. В связи с этим Fornkåre, таким образом, достиг значительно большего. Fornkåre - подходящая лодка с человечными размерами. Так что очень даже похоже, что он хорошо подходит для путешествия по пути «из варяг в греки». Летом 2014 года мы приложим усилия к достижению истока Ловати, где преодолеем еще 170 км. Затем мы продолжим путь через реки Усвяча, Двина и Каспля к Днепру. Наш девиз: «Прохлада бегущей воды и весло - как повезет!»
       
      Ссылки
      Видерберг, Л. 2013. С Fornkåre в Новгород 2012. Situne Dei.
       
      Факты поездки
      Пройденное расстояние 410 км
      Время в пути 20 дней (включая день отдыха)
      Среднесуточнный пройденный путь 20,5 км
      Активное время в пути 224 ч (включая отдых и тому подобное)
      Средняя скорость 1,8 км / ч
       
      Примечание:
      1)      В сотрудничестве с редакцией Situne Dei.
       
      Резюме
      В июле 2013 года была предпринята попытка путешествовать на лодке через Россию из Новгорода в Смоленск, следуя «Пути из варяг в греки», описанного в русской Повести временных лет. Ладья Fornkåre , была точной копией 9,6-метровой ладьи середины 11-го века. Судно найдено в болоте в Уппланде, центральной Швеции. Путешествие длилось 20 дней, начиная с  пересечения озера Ильмень и далее против течения реки Ловать. Экспедиция была остановлена к югу от Великих Лук, пройдя около 410 км от Новгорода, из которых около 370 км по Ловати. Это выгодно отличается от еще одной шведской попытки, предпринятой в 1996 году, когда ладья Aifur была вынуждена остановиться примерно через 190 км на Ловати - по оценкам экипажа остальная часть пути не была судоходной. Экипаж Fornkåre должен был пробиться через многочисленные пороги с каменистым дном и сильными неблагоприятными течениями, часто применялись буксировки и подталкивания шестами вместо гребли. Усилия 2013 года стали продолжением путешествия Fornkåre 2012 года из Швеции в Новгород (сообщается в номере журнала за 2013 год). Лодка была построена капитаном и автором, который приходит к выводу, что судно доказало свою способность путешествовать по этому древнему маршруту. Он планирует продолжить экспедицию с того места, где она была прервана, и, наконец, пересечь водоразделы до Днепра.
       
       
      Перевод:
      (Sergius), 2020 г.
       
       
      Вместо эпилога
      Умный, говорят, в гору не пойдет, да и против течения его долго грести не заставишь. Другое дело – человек увлеченный. Такой и гору на своем пути свернет, и законы природы отменить постарается. Считают, например, приверженцы норманской теории возникновения древнерусского государства, что суровые викинги чувствовали себя на наших реках, как дома, и хоть кол им на голове теши. Пока не сядут за весла… Стоит отдать должное Леннарту Видербергу, в борьбе с течением и порогами Ловати он продвинулся дальше всех (возможно, потому что набрал в свою команду не соотечественников, а россиян), но и он за двадцать дней (и налегке!) смог доплыть от озера Ильмень только до Великих Лук. А планировал добраться до Смоленска, откуда по Днепру, действительно, не проблема выйти в Черное море. Получается, либо Ловать в древности была полноводнее (что вряд ли, во всяком случае, по имеющимся данным, в Петровскую эпоху она была такой же, как и сегодня), либо правы те, кто считает, что по Ловати даже в эпоху раннего Средневековья судоходство было возможно лишь в одном направлении. В сторону Новгорода. А вот из Новгорода на юг предпочитали отправляться зимой. По льду замерзшей реки. Кстати, в скандинавских сагах есть свидетельства именно о зимних передвижениях по территории Руси. Ну а тех, кто пытается доказать возможность регулярных плаваний против течения Ловати, – милости просим по следам Леннарта Видерберга…
      С. ЖАРКОВ
       
      Рисунок 1. Морской и речной путь Fornkåre в 2013 году начался в Новгороде и был прерван чуть южнее Великих Лук. Преодоленное расстояние около 410 км. Расстояние по прямой около 260 км. Карта ред.
      Рисунок 2. «Форнкор» приближается к устью реки Ловать в Ильмене и встречает здесь земснаряд. Фото автора (Леннарт Видерберг).
      Рисунок 3. Один из бесчисленных порогов Ловати с каменистым дном проходим с помощью буксирного линя с суши. И толкаем шестами с лодки. Фото автора.
      Рисунок 4. Завал преграждает русло  Ловати, но экипаж Форнкора прорезает и пробивает себе путь. Фото автора.




    • Византийско-венгерская война (1163—1167) г.
      Автор: kusaloss
      Помогите разобраться с  Сирмианской битвой пожалуйста. Пытаюсь разобраться с расстановкой византийского войска. 
      описание Кинама
      Затем, вооружив римское войско, он вывел его за лагерный ров и построил следующим образом. Впереди приказал он идти скифам и большей части персов вместе с немногими конниками, которые сражаются копьями; потом на обоих флангах следовали фаланги римлян под начальством Кокковасилия и Филокала, также Татикия и, как его зовут, Аспиета. В тылу их шли латники, перемешанные со стрелками, и тяжеловооруженная персидская фаланга; за этими с обоих флангов двигались Иосиф Вриенний и Георгий Врана, также брат последнего Димитрий и Константин Аспиет-Севаст. Далее следовал Андроник, бывший тогда хартулярием царя, по прозванию Лампарда, вместе с отборными римлянами, алеманами и персами; а позади всех – военачальник Андроник со многими другими знаменитыми мужами, которые, по обычаю, всегда находились подле царя, когда он шел на войну, и с наемными итальянцами и сербами, которые следовали за ним, вооруженные копьями и длинными щитами. В таком порядке римляне открыли поход.
      Описание хониата
      Тогда каждый вывел свой отряд и построил его в боевой порядок. Чело фаланги предводитель предоставил самому себе, правое крыло занял Андроник Лапарда, а левое - другие таксиархи, которых предводитель взял с собою на войну. В небольшом расстоянии от того и другого крыла он расположил в боевом порядке и другие фаланги для того, чтобы они могли во время поспеть на помощь утомленным легионам.
      Если воссаздать картину обрисованную кинамом дословно, у меня получается следующее. 
      впереди идут турки и половцы. за ними с немного выдвинутыми флангами идет конница византийцев и в центр отставая от этих флангов составлен из турок и пехоты, вперемешку с стрелками. упоминаемых кинамом латников я счел за пехоту,  войско составляла 15000 человек приблизительно и в таком значительном войске должен был быть значительный пехотный контингент, но он мог бы обозначить пехоту словом латники? С одной стороны сочетание тяжелой пехоты и лучников звучит логично но могла бы под латниками подразумеваться тяжелая конница? учитывая что он больше для обозначения конницу нигде латников не упоминает и как вообще это слово звучит в греческом оригинале? затем по флангом следует конница , на правом фланге у лампарды дополнительный резерв конницы и в центре варяжская гвардия с контингентом итальянской и сербской пехоты.
      набросок на картинке. 

    • Материальные следы присутствия вагров в Восточной Европе
      Автор: Mukaffa
      Когда появилось арабское серебро в южной Балтике? - Оно появилось там - в конце VIII века. Представляете какая неприятность?)))
       
      Первый этап завоза - конец VIII века - 830е годы. И это территория южнобалтийского побережья и чуток Готланд.
       
      А много их там в IX-ом то веке? Ну допустим их оставили купцы-готландцы, которые специализировались на торговле с ВЕ. Ферштейн?
    • Варяги - народ или сословие?
      Автор: Mukaffa
      В этой фразе -  "Афетово же колено и то - варязи, свеи, урмане, готе, русь, агляне, галичане, волохове, римляне, немци, корлязи, венедици, фрягове и прочии, приседять от запада къ полуденью и съседятся съ племенем Хамовомъ."(ПВЛ) варяги и русь отдельно, т.е. поданы как разные этнонимы, разные народы. Вот как-раз и тема для "моравского" следа. А "варязи" здесь балт.славяне, других подходящих вариантов попросту не остаётся. А русь локализуется скорее всего в Прибалтике(в "Пруськой земле").
       
       
    • Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо).
      Автор: hoplit
      Просмотреть файл Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо).
      Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо). Раздел "Официальные бумаги". Сс. 279. М.: Восточная литература. 2017.
      Автор hoplit Добавлен 30.04.2020 Категория Корея