37 сообщений в этой теме

если учесть что комиксы гребут деньги бульдозерами

Вся письменность началась с пиктограммы, китайцы в своих материалах съездов КПК фактически и сегодня читают комиксы. Графически удобно описать события, но не чувства, не мысли, не слова, не ощущения. Поэтому в комиксах и делают надписи.

 

Вообще любому начинающему пейсателю не мешало бы взять на вооружение известные пять правил Роберта Хайнлайна (это один из лучших фантастов и пожалуй наиболее зачитываемый мною до дыр автор в то смутное время, когда я был школием):

 

Вы должны писать.

Вы должны заканчивать написанное.

Вы должны воздерживаться от переделки, кроме случаев, когда этого потребует редактор.

Вы должны выйти с вашим произведением на рынок.

Вы должны держать его на рынке, пока его не купят.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
...глубоко все равно до этого Гуннлауга...

Гуннлауг Змеиный Язык - скальд. Главный герой повести - тоже скальд. Сага хорошо передает дух эпохи, и некоторые бытовые подробности, мало известные по другим источникам о Средневековье.

 

На копипасте и копипасте с копипастеров...

Сагу о Гуннлауге в "Безвестного Хельги" никто и нигде не копипастил.

 

Вы должны заканчивать написанное.

Хорошее правило.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

5

 

Улица мощёная деревом привела варягов к частоколу болони, окружавшей грозную каменную крепость. У подножия крепостного вала отблёскивал водой топкий ров. Ратша уверенно повёл гостей внутрь. Проходя по дубовому мосту, гости с опаской поглядывали в зиявшую внизу дебрь, ощетинившуюся острыми кольями. За крепостными воротами миновали зоркую стражу – каждый из воинов был в добротном шлеме, при копье и секире, с прочным червлёным щитом на плече.

Снорри приметил - шлемы у русов чаще были островерхие, какие порой носят венды. Щиты у некоторых круглые, а у иных длинные, как делают теперь в землях старых саксов, с острым углом внизу, и почти достают до земли. Секиры - лёгкие с чудным плоским вытянутым вдоль топорища обухом, а иногда и с отверстием посреди лезвия. «Вот, стало быть, откуда купцы такие привозят…».

Стражи не задержали гостей – они хорошо знали Ратшу.

Варяги остановились перед большим рубленым теремом, у дверей которого Ратша что-то негромко сказал двум мечникам, пропустившим их внутрь.

Просторная гридница с длинными столами и скамьями для гостей оказалась безлюдной. Хельги разглядел лишь сонного кота, греющегося на резной скамье под солнечным лучом, пробившимся через узкое волоковое оконце.

Эйрик, не подавая виду, дивился мастерству здешних плотников и резчиков-столяров. «Если бы не меч да секира, да солённый ветер, врывающийся весной в сонный фиорд, быть может и я смог бы также» - должно быть приходила ему на ум мысль. Нет, Эйрик не о чём не жалел, но запах свежего дерева и затейливые резные украшения домов и утвари разбередили в нём что-то напомнившее далёкое детство и юность. Когда-то нужда и жажда славы заставили взяться за весло и секиру, а попутный ветер увлёк в дальние края, наполнив паруса резвой ладьи. С тех пор руки лишь изредка тянулись к прежнему ремеслу.

У самых дверей в покои воеводы Претича гости задержались. Угрюмый бородатый мечник преградил им путь, не внимая словам Ратши. Ратша что-то объяснял ему вполголоса. Воин качал головой, как бы соглашаясь, но дверь не отворял. Ратша начинал злиться, повышая то и дело голос, и настойчиво пытался что-то втолковать несговорчивому стражу. Тот был непреклонен – только всё сильнее хмурил густые с проседью брови, скрипел зубами, покусывая от досады ус, и не пропускал никого внутрь.

Внезапно оттуда раздался вопль. Все замели на мгновение.

Первым опомнился Ратша, решительно оттолкнул в сторону мечника и резко пихнул дверь своей тяжёлой рукой. Дверь была заперта. Не раздумывая, Ратша обрушил на неё свои внушительные кулаки. Но дверь была под-стать купцу – тяжела и крепка.

«Простой бой - на кулаках - слышал я от простаков, да не попадались они под руку этому купцу!»- успел подумать Лейв Беззубый, быстро отбросивший учтивость гостя, и как делал, бывало, сокрушая вражескую стену щитов, с налёту шарахнул дверь ногой. Она лишь тяжко прогудела в ответ, но не поддалась - не за тем ставили её здесь, чтобы быстро вышибли непрошеные гости. Лейв, начиная свирепеть, навалился на неё, применив всю свою силу и вес.

Тут-то дверь и отворилась сама. Беззубый, не встретив сопротивления, вкатился внутрь, растянувшись на полу, как пьяница-неучтивец, которого вышвыривают из почтенного дома.

Следом за Лейвом ворвались Ратша, Хельги и Буривой. Эйрик и Снорри схватились за рукояти мечей, загородив дверной проём, выстроившись стеной. Позади них Яромир вцепился в руку мрачного стража, пытавшегося освободить свой меч.

Следующий вопль, переходящий в брань, затем в невнятный рык, разъяснил всю нелепость происходящего. Орал крепкий бородач, одетый в чистую полотняную рубаху, сидевший на резной скамье у дальней стены. О чём он орал разобрать было сложно, даже русы не могли его понять. Он плевался кровью, роняя капли на белые порты и носы ладных сапог, прикладывал руку к щеке, а в коротких паузах между бранными словами, грозил тяжёлым кулаком странному худощавому человеку, незнакомая одежда и тёмное лицо которого красноречиво отмечали – он не здешний.

Чужестранец безразлично и терпеливо выслушивал неразборчивую брань и невозмутимо вертел в руках клещи, очень похожие на те, которыми пользуются кузнецы. Разница была в размерах – эти были гораздо меньше. В клещах был зажат желтоватый вырванный зуб.

Ратша решительно шагнул вперёд, через лежащего на полу Лейва, загораживая собой варягов, схватившихся за мечи. Выйдя вперёд, он  громко проговорил, чтобы разъяснить всеобщую неловкость:

- Здрав будь воевода! Не гневайся, но эти вои с Варяжского моря не дерзали нарушить твой покой. Будучи у нас в гостях хотели они выказать доблесть и оборонить тебя от недругов и нечисти. А вот оно как вышло…

Кланяясь в пояс, Ратша подошёл поближе и тихо прошипел:

- Претич, соблюди честь! Зря я, что ли старался, пред гостями славу тебе распевая?! А своим олухам впредь говори, какое у тебя дело. Напугал до смерти! Визжишь как баба! Кровью измарался…

Ратша осёкся, встретив грозный взгляд воеводы, с явным неудовольствием поглядывавшего на незваных гостей.

Воевода Претич утёр чистой тряпицей бороду, из-под которой блеснула витая, золотая гривна, охватывающая могучую шею, и что-то пробубнил отроку, неприметно стоявшему в углу с обнажённым мечом. Тот был бел от волнения, что его застиранная холщёвая рубаха.

Отрок вернул меч в ножны, смахнул рукавом крупные капли пота, выступившие на лбу, и подал воеводе чашу с водой, недобро поглядывая на варягов.

Темнолицый чужестранец поклонился и вышел незаметно, без суеты.

Лейв поднялся с выскобленного дощатого пола и занял привычное место позади ярла, поправляя плащ, в то время как воевода, хлебнув из чаши, прополоскал рот и сплюнул туда набежавшую кровь.

- Мир вам, воины Варяжского моря! Удачен ли был ваш путь? Торговые дела или какая другая надобность привела вас сюда?- кривя рот, медленно вымолвил Претич. Видно было - слова ему даются нелегко.

Хельги по праву вождя ответил ему сам, как мог:

- Слава богам, всё прошло хорошо! Мы приветствуем тебя, славный ярл и хотим выразить тебе уважение. Мы многое слышали о твоей доблести и смекалке. Говорят, и за меньшее можно оказаться в Вальхалле среди достойнейших мужей. Мне рассказывали, что печенег подарил тебе в знак дружбы коня, саблю и стрелы. Я подарю тебе двух морских коней, умытых кровью твоих врагов…

При слове «кровь» воевода поморщился и ещё раз сплюнул в чашу, смекая про себя как бы ему теперь предстать пред чужестранными гостями грозным и непреклонным правителем Ладоги – северных врат могучей Руси. Он так озаботился этим, что почти не слушал, что за нелепицу складывает из русских слов горделивый заморский боярин. Размышляя, воевода оглядел разношёрстную свиту ярла, где блеск и роскошь невообразимо соседствовали с убогой рванью – поистрепались варяги в дальнем пути. Среди всех более других выделялся, спрятавшийся позади лохматый дикий увалень с невероятной всклоченной бородищей, растущей почти от самых глаз. Русобородый варяг, приветливо ухмыльнувшись щербатым ртом, провонял вмиг всю горницу кислым духом хмельного мёда.

«Да - вот тебе гости заморские…»- досадовал Претич, сплёвывая в чашу.

Тут ярл закончил свою речь, как сумел:

- Я также подарю тебе вместе с ладьями всю захваченную твоими врагами добычу, которая в них находилась, и которая по праву принадлежит тебе, славный ярл русов!

Теперь, когда речь зашла о добыче, лицо воеводы прояснилось. Перехватив лукавый взгляд Ратши, и пряча в бороде улыбку, он подумал: «Ай да Ратша! Ай да купец! Гостей-то добрых привёл!»

А Ратша отметил: «Щедр варяг - похож на своего брата!»

Меж тем Хельги сложил новую, несколько менее заковыристую речь:

- Мы пришли с миром и подняли белый щит. Наш путь лежит через земли твоего конунга, далеко в Миклагард. В пути нам следует избегать распрей и нелепых ссор. Ярл, если ты будешь благосклонен и дашь необходимые советы, мы будем благодарны и воспользуемся ими. Мы знаем, что ты мудрый и доблестный воин и не станешь предлагать нам поступать опрометчиво либо недостойно. Мы гостим у купца Рати, и твои люди всегда найдут нас без труда. Мы видим, что пришли некстати и готовы уйти.

Ярл умолк. Не кланяясь, как равный он ждал ответных слов воеводы, от которых многое зависело в их судьбе.

Претич снова утер окладистую бороду и, поднявшись навстречу гостям, ответил:

- Добрый гость в дом – то божья воля! А что пришли не к случаю, то я сам повинен. Не лучшим видом гостям предстал! Не сочтите неучтивой мою просьбу – пойти глянуть на ваш дар, меж тем как в гриднице для вас столы накроют. Я хочу вас принять как подобает доброму хозяину.

Неожиданно вперёд вылез Лейв и, широко улыбаясь щербатым ртом, заговорил, шамкая и собирая второпях вместе несовместимые слова всех языков какие знал:

- Тебе не в чем себя винить, ярл русов. Я знаю, что такое зубная боль, не по чужим словам. Ты не визжал как свинья, когда её режут. Ты встречал боль бранью и хулой, как воин, встретивший в бою врага…

И тут же умолк, получив сильный толчок в спину – от Эйрика, который впервые, пожалуй, порадовался невероятному косноязычию Лейва – почти никто не разобрал смысла его слов.

- Мы с удовольствием принимаем твоё приглашение, а сейчас готовы показать тебе твои новые корабли,- ответил Хельги за всех и подал им знак выйти за дверь.

«Ай да подарок! Да у меня тем морским коням и познатнее моего ездок найдется. Дайте срок!»- решил воевода Претич, обдумывая - какую пользу можно извлечь из неожиданной щедрости заморских гостей?

Выходя в гридницу, гости слышали, как воевода обратился к отроку:

- Принеси мне одёжу праздную, да порты чистые. Пойду на берег, любо мне ладьи варяжские поглядеть!

 

Хельги ярл подарил херсиру Альдогаборга захваченные в бою корабли с частью добычи, и был встречен хёвдингами Гардарики с радушием и гостеприимством. Дружина ярла, славно пируя, гостила в этом борге почти пять дней не испытывая недостатка ни в чём.

 

Славно потчевали гостей у Ратши, но сев за столы которые накрыли у воеводы, Лейв подумал, что в жизни никогда не ел, а так…перекусывал. Пир удался.

Когда на следующее утро Снорри, отливая Лейва холодной водой, приговаривал:

 

Пьяным я был,

слишком напился

у мудрого Фьялара;

но лучшее в пиве –

что хмель от него

исчезает бесследно.

 

Лейв проговорил только:

- Не опозорил ли я вчера нашего ярла?

- Нет, дружище, будь спокоен, ты был великолепен!- ответил Снорри, пряча улыбку – а это было непросто!

Лейв лежал на груде сена под крышей широкого сеновала и вспоминал вчерашний день. В память врезалось, как воевода и ярл пили мёд за дружбу и дарили друг другу богатое оружие и запястья. Как Снорри слагал им непревзойдённые хвалебные драпы, которые, к сожалению, никто не запомнил. Как выпивая рог крепчайшего напитка, варяги и воеводские гридни давали немыслимые обеты, вспоминая которые теперь должно быть, дивились, немало озадачившись – вот бы теперь всё это выполнить! Как в разгар пира хор задорных, пожилых женщин бойко выводил какие-то забавные и срамные песни. И хохотали, согнувшись пополам, Буривой и Яромир, когда Ратша подхватил очередной куплет. Как Лейв смеялся вместе с ними хоть и не понимал половины слов, да и тех, что понимал, было достаточно, чтобы хохотать до безумия. Как скамья качнулась вдруг под ним будто палуба при высокой волне. Затем Лейв вспомнил необъятной глубины звёздное небо, которое увидел, когда его несли к сеновалу. Пир удался. Главным его достоинством было то, что среди пирующих не возникло раздора, как о том иногда напоминал Снорри:

 

Люди друзьями

слывут, но порой

на пиру подерутся;

распри всегда

готовы возникнуть:

гость ссорится с гостем.

 

Лейв поднялся и вышел во двор. Посреди двора стоял бочонок с пивом. Вокруг бочонка сидели дружинники – урманы и венды. Среди них Лейв увидел Снорри-Скальда и Бьёрна Ломаное Весло, перевязывавшего раненую руку. А по кругу посолонь ходила вместительная круглобокая братина. Из неё отпивали все понемногу.

Близилась очередь Лейва. Он сглотнул, ощутив, как пересохло горло. Но братина проплыла мимо – её ухватил какой-то бойкий венд. Лейв выпучил глаза и выдавил из себя хриплый нечленораздельный звук, двинувшись, было к венду – залепить, что ли оплеуху? Но покатившийся отовсюду смех остановил его.

- Дружище Лейв, вчера ты дал обет не пить мёду и пива!- миролюбиво прогудел здоровяк Бьёрн.- Ты выпил за это полный рог мёда, который пронесли у очага!

Дружный смех, казалось, едва не сбил Лейва с ног. Лейв как-то беспомощно посмотрел по сторонам. Затем хрипло выдавил из себя:

- Невелика моя удача.

- Достаточно велика твоя удача!- отозвался Бьёрн, улыбаясь.- Ты поклялся не пить мёду и пива пока не минет месяц Жатвы Хлебов! Невелик срок - ты и вкус позабыть не успеешь!

Все снова захохотали. Лейв облегчённо вздохнул и поплёлся утолять жажду в сторону реки…

 

Сидя у окна в просторной гриднице Хельги внимательно слушал Претича, вертевшего в руках берестяной свиток:

- Дам вам в путь бересто к Мистише Свенельдову сыну. Он к Святославу войско собирает. Варягов, словен и кривичей, чудь да мерю – сколько прокормит. К зиме всех к Смоленску приведёт. А за щедрость твою, поделюсь с вами серебром княжеским. Тем серебром гридням плачу. Я здесь властен, казна княжеская не оскудеет, а вам  - то серебро пригодиться – путь ваш ещё далёк и дел предстоит много. Будь ты купчина из тех, кои ездят к нам за шкурою, дошёл бы ты в своих ладьях вверх Волховом и Ловотью аж до Куньи-реки, где мал градок Холм на крутом берегу. На той реке хорошего бобра промышляют. Купцы шкуру сторгуют да к зиме домой воротятся. Ты же не купец, а воин. К Царьграду идёшь. Быть тебе к весне у Святослава в войске. Другого пути к Царьграду не будет. Ладьи свои, как не трудись, дальше Лук на Ловоти не проведёшь - пороги там. Ныне и туда не дойдёшь – большая вода почти сошла. Дам вам насады малые речные, сколько вам будет потребно усадить дружину вашу. На них вверх самой Ловоти проберёшься. Пойдёте Волховом быстро. Только у порогов потрудитесь, дабы берегом, меж камней, ладьи провести. Ратша купчина до Новагорода с вами будет, совет даст. В Новгороде он вам рыбаков взвадских найдёт. Те поведут вас через Ильмень озеро до стана Мистиши на Полисти реке. Мистиша даст вам взвадников, что поведут ваши насады вверх по Ловоти реке. Ловоть – река быстрая. Вверх по ней идти долго. Не раньше Купалова дня придёте в Луки. Там лучане вас через пороги поведут. Вверху Ловоти Узмень озеро и Усвяч градок. От Усвяча мои насады взвадники вернут, привезут моей дружине жито. Оттуда по Усвяче реке до Двины. Ладьи на Усвяче вам Мистиша добудет. Там от Сурожа, вверх по Каспле реке, на Смоленск…

Чем дальше говорил Претич, тем мрачнее становился Хельги, будто хмурая туча, медленно наползая издали, закрывала ему небесный свет.

- Будет ли конец этим рекам?! Как долго пробудем мы в пути?- оборвал он Претича.

- Зимовать вам в Смоленске граде,- ответил воевода, пристально вглядываясь в лицо предводителя чужеземцев и пытаясь понять – какая такая туга гнетёт его?

Хельги молчал и смотрел вдаль из волокового оконца. Там, к полудню простиралась необъятная земля русов. Где-то за ней, в неведомой дали, за морем возвышались неприступные стены Миклагарда. А там склизкие стены сырой каменной темницы…

Счастливы вороны Одина имеющие крылья!

- Я хотел бы выступить в путь немедля!- твёрдо сказал Хельги.- Благодарю тебя славный ярл русов за всё, что ты сделал для нас. Я не забуду твоё радушие и гостеприимство!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

"за пятьдесят иль за семьдесят"

когда тебе самому пятнадцать...

Так и есть :yes:- по сюжету, скальда в лесу первым повстречал юнец.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

6

 

Хельги дал своим людям отдых, а затем приказал отправляться дальше, вверх по огромной реке к Хольмгарду, славнейшему и богатейшему в этой земле. Отовсюду прибывали туда купцы разных племён, ведущие торг.  В Хольмгарде был в обычае такой нерушимый мир, что согласно закону, всякий кто убил человека, не объявленного вне закона, должен быть убит. Ярл велел дружине чтить здешний закон и обычаи.

 

Быстро пролетели весёлые, праздные дни отдыха.

Не пробыв в Ладоге и пяти дней, дружина Хельги и его друзей отправилась дальше.

Воины ярла дивились, разглядывая непривычно устроенные, небольшие речные струги, каждый из которых вмещал пять-семь пар гребцов. Самым удивительным в этих ладьях было днище, сделанное из одного большого отборного ствола. Разглядывая насады – так называли эти ладьи русы - Эйрик вспомнил множество похожих плотницких хитростей, которые применял его отец, используя естественные изгибы стволов и сучьев для изготовления сложных частей. Это были ладные корабли, но их диковинный вид и малый размер приводили его в растерянность. Он только сокрушённо качал головой, глядя, как воины садятся за вёсла, и занял своё место, пробурчав что-то в седую бороду. Взявшись за весло, Эйрик с некоторой завистью окинул взглядом лёгкие ладьи Буривоя, решившего продолжать в них путь, так далеко как это будет возможно.

Ярл, всходя на борт, оглянулся на стоявшие поодаль, гордые дракары. Чёрные, лоснящиеся смолой драконоголовые ладьи, возвышались на катках, вытянутые на берег для долгой стоянки. Когда вновь взбороздят они морской простор? Доведётся ли ещё подняться на палубу Черного Змея?

Снорри, перехватив взгляд ярла, вспомнил:

 

Кого это мчат

Ревиля кони

по высоким валам,

по бурному морю?

Паруса кони

пеной покрыты,

морских скакунов

ветер не сдержит.

 

Ярл велел трубить в рог – более нечего мешкать!

У воды стояли хмурые сыновья Гуннара, оставленные ярлом при кораблях с небольшим числом воинов и тех, кто из-за тяжёлых ран не мог продолжать дальнейший путь. Седые кормщики в тоске расставались с уходящей в поход дружиной – сытая жизнь при гостеприимном херсире Альдогаборга сейчас не радовала их. Первый провожал своего сына, второй внука. Преданно служил Хельги ярлу их славный род. Никогда прежде звук рога не казался им таким печальным – уж очень непривычно было слышать стоя на берегу, как он удалялся, затихая вдали.

- Возвращайтесь с победой!- дружно прокричали они, когда оборвался зычный голос рога, и долго недвижно стояли у воды, прощаясь, глядя вслед уходящим ладьям.

Обернувшись, ярл увидел в стороне от сгрудившихся на берегу дружинников тонкую женскую фигурку, одиноко белевшую на ярко-зелёном пологом склоне. Золотой струйкой блеснула под солнечным лучом перекинутая через плечо русая девичья коса. Ярл окинул взглядом дружину – по ком могла тосковать красавица? Гостили-то недолго…

Хельги встряхнул головой, будто сбрасывая прочь тяжёлую думу. Отстранив Лейва Беззубого, он уселся за весло и принялся грести сильно и нетерпеливо, едва сдерживаясь, чтобы не сбить слаженную работу прочих гребцов.

А вот Снорри Скальд неохотно покидал гостеприимный берег, вспоминая беспечный, краткий отдых и хлебосольных хозяев, но твёрдо помнил, что:

 

Гость не должен

назойливым быть

и сидеть бесконечно,

даже приятель

станет противен,

коль долго гостит он.

 

Варяги умело минули гремящие обильной вешней водой пороги мутного Волхова – прошли берегом, ведя ладьи на толстых канатах из тюленьих шкур – то не диво, такое и раньше всем приходилось делать. Кормщики вели изготовленные русами струги отменно, быстро поладив с их необычным норовом – с детства приучены были стоять у кормила и править даже самым утлым челном. Легкие ладьи резво огибали обширные речные излучины привольной реки, устремляясь на полдень.

Так прошло несколько дней. И вот за очередным поворотом широкой могучей реки игравшей яркими солнечными бликами путникам открылся Новгород, раскинувшийся по обоим берегам и Великий мост связавший их воедино. Хельги видел подобный мост только в Лундунаборге, да ещё где-то в земле Франков был такой же если верить тому, что говорили люди.

Град поразил варягов широтой и богатством своего торга и многолюдными мощёными деревом прямыми улицами, расходившимися в стороны городских концов. Все богатства этой земли стекались сюда: меха, шубы, тюленьи кожи, шапки, мёд, вина, воск, рыба, соль, овёс и ячмень, дорогие заморские ткани, топоры, ножи и мечи. Здесь же чинили и ковали оружие, плели брони, ладили струги и конопатили борта чужеземных кораблей, среди обилия которых варяги едва нашли место для причала.

У берега торговля велась прямо с борта. Среди снующей праздной и деловитой толпы Снорри запомнился статный купец, в накинутой поверх льняной рубахи медвежьей шкуре. Стоя на носу прочной грубо сколоченной ладьи купчина небрежно и торопливо бросал в утоптанную прибрежную грязь связки собольих мехов. Драгоценные дивные меха переливались на солнце тончайшим подшерстком.

К тому приметному купцу сквозь расступавшуюся толпу шла череда работников важного заморского негоцианта. Каждый из них бережно нёс перед собой длинный свёрток. Подойдя к ладье гружёной мехами, работники собрались вокруг своего господина. Заморский торговый гость развернул рогожу одного из своих свёртков, извлёк из него новый блестящий меч и передал его купцу, стоявшему в ладье. Рус, сбросив медвежью шкуру с плеч, осторожно принял клинок, пристально осмотрел, почти касаясь лезвия своей бородищей, щурясь от ярких бликов, неспешно вертя его в руках. Взялся за рукоять, поведя кистью, будто взвешивая меч на руке – ай да ухватист! - не лёгок, не тяжел. Оглянулся через плечо – не стоит ли кто позади? – и резко взмахнул клинком, очертив широкий блеснувший солнцем круг…

У Снорри захватило дух. Впившись взором в сияющую сталь, он прошептал:

 

Мечи лежат

на Сигарсхольме

четырьмя там меньше,

чем пять десятков;

есть там один

самый лучший,

золотом убран, -

гибель для копий.

 

С кольцом рукоять,

храбрость в клинке,

страх в острие

для тех, чьим он станет;

на лезвие змей

окровавленный лёг,

другой обвивает

хвостом рукоять.

 

- Добрый меч!- довольно улыбаясь, сказал статный купец и, поведя рукой в сторону ладейной кормы, великодушно добавил: - Если хоть половина прочих также хороша, дам тебе ещё бобровых шкур к этим мехам.

Заморский торговец, пытаясь выглядеть равнодушным, торопливо согласился.

 

Ратша, сойдя на берег, принялся за свои торговые дела. И на этом торге его, казалось, знали все. Вскоре он вернулся, ведя с собой троих просто одетых молчаливых бородачей.

- Ярл, эти ильменские рыбаки доведут тебя до устья Ловоти. Где-то там стан Мистишин. Мистиша рассудит, как вам помочь вверх Ловоти идти. Доброго пути тебе ярл! Вызволяй своего брата. А если он погиб, так мсти за него нещадно! Не знаю чем, а полюбился он моей дочке, видно по всему. Эх, жить бы ему в Ладоге…

Не договорив, Ратша развернулся и, склонив голову, пошёл прочь, сквозь расступавшуюся перед ним толпу.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

7

 

Среди общей суеты никто и не заметил, как Велемудр не по-стариковски расторопно отправился, свернув куда-то в полуденную сторону. Куда он ушёл, знал только Буривой – уходя, старец что-то втолковал ему вполголоса. В ответ Буривой только головой кивал – сделаю, мол, как велено – и лишнего не спрашивал, потому как знал – Старый Волхв не желает пачкать язык кривдой. Молодец вдумчиво выслушал и молвил только:

- Добро, мудрый.

- Знать не запамятуешь, как велено? Да и славно!

С этими словами Велемудр, опираясь на посох, степенно пошёл по улицам посада. Выйдя за околицу, среди зеленеющих перелесков он зашагал чуть быстрее, едва налегая на посох – будто сил у него прибавилось. Лес стал гуще – тропа исчезла вовсе.

Вскоре Велемудр вышел к тихой заводи преградившей ему путь. Прошёл немного берегом и, найдя чёлн, переправился на другой берег и неспешно вошёл под сень деревьев.

Кругом стоял заповедный сосновый лес, величественный как храм, вступая в который, грезится, будто где-то здесь сохранились не затоптанные следы древних и мудрых пращуров наших, да их голоса ещё перекликаются где-то вдали затихающим эхом, зовущим к себе. И будто их седины ещё недавно трепал ветер среди мшистых великанов, заслоняющих небесную синь могучими зелёными ручищами. Да в вечернем сизом тумане, наползающем из сырых темных низин, будто слышится порой, как вещают они о минувшем, и среди невнятного лесного шороха ясно различим их шёпот: «Это земля ваша от незапамятных времён. Храните её бережно для правнуков ваших, и она спасёт их, как спасала прежде нас. И им завещайте – быть посему! И было так от века – будет и впредь!»

Урочище это издавна звалось Перынь.

Велемудр, будто помолодев, вдохнул полной грудью лесную свежесть, улыбнулся, расправив плечи и пошёл вглубь леса уверенно находя неприметную звериную тропу.

Вскоре вышел он на поляну, обнесённую надёжным тыном. Волхв не стал заходить внутрь, а уселся в тени частокола на поваленный бурей осиновый ствол, снял с плеча суму и достал оттуда нехитрую снедь - краюху хлеба и грубый сыр. Жуя сыр, Велемудр что-то с улыбкой бормотал себе под нос и кормил хлебом слетевшихся к нему лесных птах.

Безобидные пичуги вдруг разлетелись под пронзительный вороний грай. Велемудр обернулся через плечо к ворону, усевшемуся поверх тына. И нахмурившись, сказал в полный голос:

- Рано явился! К теплому морю лети! Там вам всем хватит!

Между тем светило шло на убыль. Вечерело. Плавно тела мысль волхва, веки начали смыкаться. Велемудр уже начал дремать, да и не мудрено – таким миром и покоем веяло здесь от земли, что так бы и остался здесь навсегда.

- Да пребудет с тобой сила Перуна, мудрость Велеса и милость Сварога!- эти неожиданные слова разбудили старца.

Сон разом оставил его!

- Доблесть Святовита будет защитой вам!- немедля отозвался Велемудр, поднимаясь на ноги и оборачиваясь.

Три седовласых волхва стояли перед ним, в бороды по-доброму улыбаясь ему. Велемудр поклонился, опираясь на посох, и оглядел пришедших. Первый был крепче и моложе остальных, у пояса имел топорик, выложенный серебром – Перунов знак, а белая его рубаха была местами чуть заметно потёрта – недавно поверх неё кольчугу носил, сведал Велемудр. Другой - меньший всех ростом и круглей животом, да самый нарядный - с блестящим лысоватым лбом и искрящимся в серых глазах лукавством, перебирал правой рукой, висевшую на груди горсть оберегов – означавших богатство, мудрость, потомство и всё прочее добро, что может нажить человек – дары Велеса щедрого. Третий - самый старший - был прост, выделяясь среди прочих лишь сединой волос и чистотой льняных одежд. Он стоял посреди, слегка опираясь на длинный посох и по взгляду его проницательных глаз Велемудр сразу признал его – ему и кланялся. То был Вышеслав волхв Сварога, живший без стяжательства, не воздвигавший святилищ и кумиров, ибо святилище Сварога есть весь созданный им необъятный мир.

- Что же привело тебя к нам воин-волхв?– спросил могучий Тверд служитель Перуна.- Быть не может того, чтобы рухнули на Руене стены храма!

- А может былая слава покою не даёт?- вдруг добавил ехидно Колот волхв, поглаживая обереги… иль круглый свой живот.

- Будет вам!- сурово оборвал его старший.- Вам ли не знать, что Велемудр один из лучших среди нас. Да не нам судить его! Не для того собрались мы здесь. Поведай нам странник, что происходит у братьев наших?

- Худо,- кратко ответил Велемудр.

- Чем же худо? У вас крепкие грады, скота много, достаток в домах. Так чем же худо?- вопрошая, прогудел Тверд.

- Худо!- уже злее произнес Велемудр.

- Как же худо? От всех окрестных земель купцы съезжаются в земли наших братьев заморских, мыто платят щедро, закон чтут. Так чем же худо?

Велемудр едва рот открыл, чтобы ответить, как вдруг язвительный Колот ошарашил его новым вопросом:

- Ты кто?

- Велемудр волхв, воин храма Святовита.

- Ты кто?- совсем уж едко повторил неуёмный Велесов внук.

Велемудр побагровел лицом, сбираясь сгоряча сказать многое. Да так что побелели пальцы, сжал рукою посох – тут Тверд служитель Перуна - немало поту и крови за землю Русскую утёрший - и углядел, что был тот посох когда-то…  древком большого копья. «Верно говорили - то воин, а уж затем волхв!»- подумал Тверд, по-новому присматриваясь к гостю.

А тот произнес:

- Велемудр имя моё. Не подсыл, и не крив душой. Пращуры наши смотрят на нас и видят – кто есть кто!

 - Пращуры? Да, им всё ведомо! Так кто ты? Кто мы? Вспомни!!!- тихо и вместе с тем, как-то особенно проникновенно произнёс Колот – будто даже выше ростом стал.

- Мы внуки Даждьбоговы и не можем идти другими следами!- проговорил Велемудр - как сами собой нашлись и прозвучали верные слова.

- Ой, глух я стал! На покой пора! Он хоть сказал чего? Иль мне ухо оттопыривать? Молви погромче, ежели горло не охрипло. Уж не сочти за тяжесть,- вновь съязвил Колот, совсем уж по-скоморошьи, растеряв всю свою благообразность.

Ох, как хотелось Велемудру ответить, как подобает мужу – сжалась на посохе рука, тело утратило стариковскую немощь – но разум и опыт, накопленный годами, пересилили глупую гордыню. Не браниться сюда пришёл!

- Не глух ты! Молвил я то, что ты слышал,- уверенно и спокойно сказал Велемудр.- Могу и повторить, а тебя по твоим ужимкам вдругорядь личиной скоморошьей одарю!

Наступило затишье.

- Довольно!- вступил в разговор Тверд волхв Перуна.- Дальний путь прошёл Велемудр, не по прихоти своей он здесь, потому братья, не след рвать друг другу бороды как бражники беспутные, да браниться как отроки босоногие. Времена ныне тревожные и многое, очень многое можем сделать мы, коли лад будет меж нами. Посему решим - кому первому слово молвить?

Волхв Перуна вопрошающе оглядел всех. Седобородые мужи сдержанно молчали.

Первым подал голос неугомонный служитель Велеса:

- Что же. Коли не супротив вы, тогда я начну,- речь его поначалу сдержанная, помалу становилась медово-ядовитой. – Славен и могуч Святовит – да будет его сила с нами! Крепок и богат остров Руян, прочны стены храма Святовитова. Безупречна служба трехсот славных воев – никому из подсылов вражьих не похитить злато, хранимое там! Так чем же озабочен ты, Велемудр, волхв-воин, внук Даждьбогов?

 - Нет мира на землях наших закатных. Презвутеры чужестранные силу набирают. Даны скоро у них на посылках будут. Харальд конунг данов на наши земли пасть разевает. Отта кесарь жаждет опередить его. Нет покоя – что ни лето, то резня где-либо. Лютичи да бодричи встали бы крепко, да не ладят меж собой – сами на себя крамолу куют!

- Вот горе-то! Ой, беда-то какая!- слезливо-глумливо запричитал волхв Велеса.- Бедные страдальцы братья наши… Здоровые мужи силы могучей, крови горячей, а как страдают?! Ай-ай-ай! И впрямь беда!- неожиданно Колот совсем переменился  - будто стал выше и стройнее, заговорил грозно и с укором:

- А как не быть беде?! Вы волхвы Руяна, далече окрест прославленные, чем в беде помогаете? Где слово ваше премудрое? Чем вразумили вы братоубийц крамольных? Вся мудрость ваша бесполезна, как одежды да меха в сундуках молью снедаемые! Вся забота ваша – злато да серебро считать, что лежит грудами в храме вашем! Сколько уж лет бодричи да лютичи - два народа могутных – друг меж другом в усобице, кровь братскую славянскую проливают? А вы - хранители мудрости – помирить их не додумались! Камни самоцветные да серебро впрок пересчитываете – уж не врагов дожидаетесь? От родов славных, что защитой вам верной были, одни имена остались! А вы с серебра прах сдуваете! Отта кесарь земли ваши отнять хочет?! А не вы ли сами за серебро кесарю дружину в помощь давали? Срам!!! Причитаете, что милость Бога оскудела? И поделом! Не будет помощи от Даждьбога внукам жадным да ленивым! Не любо пращурам потомство гнилое. Делом доказать нужно, что достойны мы зваться внуками Даждьбоговыми, а не языками трепать велеречиво! А за то, что продали вы славных воев своих в наём за серебро, как девок блудливых, не стерпит Святовит позора – лишит он вас защиты своей, и утопят враги вас как щенят дрисливых в поганой яме, и это милостью будет великой – избавит вас от гнева людского! Помяни моё слово! Люди надолго запомнят дела наши. Уж кости истлеют, в прах превратятся, а память останется. Не богатством нашим, а делами нашими потомки гордиться будут. А дела волхвов ваших нынешних – срам только…

Тут старик закашлялся и обречённо махнул рукой – что ещё говорить? Пусть теперь другие молвят.

Велемудр не спешил отвечать. Жесткие желваки катались по скулам его – рвалось наружу тяжёлое слово, да не давал он ему ходу. Незримая гроза вот-вот готова была обрушиться, и никому неведомо, к чему бы это привело. Волхв Перуна хотел было что-то произнести, но посмотрев на остальных, сдержал слова свои. Пылкому слуге Велеса тоже стало неуютно – сник он как-то и словно стал меньше ростом - ведь не хотелось ему унижать Велемудра – уж верно не он один во всём повинен, не заслужил упрёков таких, да и не по мужской правде перебранку затевать, подобно сварливым бабам у печи.

Тучи разогнал сам Велемудр. Он был выше свар и распрей, ибо не о себе думал. Можно причинить ему обиду, но страшнее всего, если по его вине иль по недосмотру будут обижены люди, ни в чём не повинные, которые верят ему. Оступись он, и многие лишаться жизни, но и это не самое страшное. Страшнее всего – люди потеряют корни Рода своего, заветы Свароговы, не будет им пути в Ирий, заплутают они во мгле и пребудет сил у тёмной нечисти да поганой неруси. Нет страшнее вины для мудрого. Сглотнул сухой ком в горле старый могучий дед, сжал в руках посох, так похожий на прочное копейное древко и негромко заговорил:

- Так, всё так. Потому и пришёл. Теперь выслушайте меня вы, несущие мудрость пращуров и хранящие заветы божьи, прародителей наших. Много вы знаете обо мне, да не всё… Не так давно сбираясь в путь на ладье, рассказал я о себе двум молодым воям – лютичу да бодричу. Не было лжи в моих словах, но не полную истину я им поведал, дабы непоколебим был огонь светлый в их делах. А вам ныне расскажу…

Волхвы переглянулись и уселись вкруг на поваленные бурей стволы – рассказ предстоял долгий, да и разговор непростой.

- Жило наше родовое стояло за устьем Одры - далеко на закат отсюда. Далее нас англяне жили – уж не словенского языка народ. Достатка большого у нас не было. Отец, матушка, два старших брата да я – вот и всё наше семейство. Родня рядом – а как же! Отец бортничал в лесу. Жито сеяли, коров, свиней да овец пасли – не голодали милостью Велеса…- Велемудр склонил голову в сторону неугомонного велесова волхва,- Братья зверя в лесу добывали, а я ещё совсем мальчонкой был, да уж наловчился рыбу в протоках и заводях острогой бить. И сулицы в цель точно метал. Просился с братьями в лес, да не брали меня – мал ещё! Ждан дал мне свой лук – натяни хоть вполовину! То-то! Как осилишь, сразу возьмём! Так и жили понемногу, только дальше не так было. Знаете ли вы, как у берега морского жить? Если сами не живали, так всяко люди поведали…

Пришли чужие ладьи, вышли из них вои и убивать нас стали, а дворы жечь да грабить. Взять у нас особо нечего было, да они и старым гвоздём не гнушались. Скот резали. Полон брали. Родичи наши за топоры и рогатины схватились. Из каждого двора меткими стрелами чужаков встречали. Люто бились с врагами, ран не считали. Пощады не просили. И в полон никто не давался. Да одолели нас. Видно воям чужим такое не впервой было – силён был их главарь, да в броне кольчужной. Сам впереди прочих шёл. Никогда его не забуду! Жило наше ладное было – все мы были отцу помощники. Вожак заморский с нашего двора грабёж начал – должно решил себе: богато живём. Ждан с ножом на него кинулся, не достал – зарубили. Вторуша оглоблей троих с ног сбил – копьями закололи. Отец, когда стрелы закончились, славно секирой бился! Мне бы погибнуть с ним, да мать меня силой неженской в избу втолкнула, дверь засовом заперла, а когда я с рёвом хотел в драку броситься, огрела меня по уху и сказала: «Беги Велеша! Нельзя род прервать, дети и внуки, и правнуки у тебя будут – они кровь наша! О нас с отцом не думай – пожили мы. Спасайся! Возмужаешь – отомстишь за всех родичей своих! Попомни врагам братьев, род не продливших!». Дверь уже рубили. Мать разрыла крышу назади, да вытолкнула меня наружу – там крапива да бурьян высок стоял. Последнее что видел я, как она горшок с угольями горячими швырнула в рожу первому, кто в дом ворвался. Дале я смотреть не мог. Страшно мне стало – не имел я силы и опыта мужеского. Да слова матери мне прямо в сердце вошли. Убежал я и спрятался в подлеске непролазном, как был - в рубашонке, портах да босой. Оттуда видел, как от наших дворов к небу дым чёрный валил. Долго валил – до ночи - заутра рассеялся. Вернулся я тогда на родное пепелище. Тихо там было, даже вороны улетели, остались одни кости горелые. Искал там секиру отцовскую, а нашёл там только тряпья немного, пару горшков треснутых да останки родимые. Присыпал их в родовой могиле у реки, с того краю где дед мой был похоронен. Один я остался. Сел я посреди места, где двор наш стоял и завыл как волк-одинец. Горечь и злоба душили меня. Вцепился пальцами в землю, вырывая иссохшую траву. Тут словно кто-то мне в руку мою сулицу подал. Не углядели её вороги в траве, когда грабили дочиста двор наш!

Не помню – сколько просидел я так, в бессильных слезах кулаки грыз, ни дня, ни ночи не разбирая. Порой грезилось мне, что стоит передо мной вожак заморский. Тыкал я сулицей во тьму ночную, воображая, как пробивает остриё броню кольчужную на брюхе его ненасытном. Утро настало, когда опамятовал я – кто-то схватил меня за плечи и рывком на ноги поднял. Зубами вгрызся я в его руку, до крови прокусил – дали мне в ответ затрещину крепкую! Поднялся я с земли, увидел хохочущих мужей с оружием, а среди них одного бранящегося – он на шуйцу укушенную глядел.

- Добрый волчонок! Со временем крепкий воин будет!- услышал я слова, обернулся на голос и увидел человека одетого знатно. В селе нашем такого платья никто не носил - достатка не хватило бы у лучших хозяев. И сказал мне тот человек:

- Будет выть без толку! Ты не баба-кликуша! Не помогут слёзы тебе. Видел куда ладьи чужие ушли? Нет?! Плохо дело! Идём с нами – уж поверь, отомстишь всласть за родичей своих! Только уговор – не причитать, коли тяжко будет, а то враз вышвырнем из ватаги! Ряд наш такой – мы теперь твой род и твои братья! А бояться ничего нельзя. И боя избегать, если оружие при тебе. Согласен?

Куда было деваться? Так и оказался я на ладье ватажников морских. Ох, и лихие они были - да не они, а уж… мы! После узнал я – прежде не брали таких малых в эту ладью. От хорошей жизни к нам не попадали. Копни любого – у каждого своя причина была. Ходили мы по воде и солёной и пресной. Брали на меч да топор ладьи большие и малые, зорили селенья по берегам языков чужих, а ежели по совести - то и славянские тех родов, что клали требы нечисти болотной, да забыли, кто они есть, и за горсть серебра готовы брата родного продать! Много повидал я злого и доброго… Приют и кров нам давали на Руяне острове - за то мы храму Святовита треть добычи своей отдавали. Да нам и без того хватало! Жен и девок не бесчестили – не по Прави это, а кто из ватаги уходил своим родом жить, тому выдел давали, чтобы хозяйство мог наладить. Когда и гостить к соратникам бывшим захаживали. От закатных морей до Ладоги у нас свои люди жили – куда ветер вольный принесёт! Мало кто на тех берегах знал, откуда серебро у человека, срубившего новый двор. Тайну свою мы хранили строго, а для любопытных всегда была наготове подходящая сказка. Так жили мы, то в море, то на Руяне. Ох, и отвёл я душеньку! Много крови вражьей пролили. Всласть я потешился, выпуская кишки чужие. Сполна отмстил за родню, за всех кого помнил. Вот только секиру отцовскую отыскать не удалось!

- А сыскал ли ты вражьего предводителя, что дом ваш родной спалил?- спросил вдруг Тверд, глянув в глаза старого воина.

- Сыскал…- ответил Велемудр глухо, и будто что-то тёмное и злое наползло на его лицо, нечто такое, что даже Тверду волхву грозного Перуна, сполна повидавшему ратного дела и пролитой крови, стало не по себе.

Велимудр провёл ладонью по морщинистому лбу, словно прогоняя с чела мрачную тень, и продолжил рассказ:

- Время прошло - угасла моя ярость, стало для меня ремесло ратное – как для пахаря сев, дело нужное привычное. Ходил я на битву, как рыбак вечером в море выходит сети ставить, а утром снимать. Помалу начал я буквицам учиться, счёт постигать, о былых временах расспрашивал – знание меня поманило. А кто на Руяне мудрее волхвов? Не то чтоб совсем они меня дичились, но мудростью своей делились неохотно – не разумели, на что разбойнику грамота? Потом разглядели рвение моё, подобрели, о многом поведали мне. Научился я и корабли по звёздам водить, и раны лечить травами да заговорами, и кости вправлять, и много ещё чего – о том сами ведаете. В походы я уж ходил у кормчего весла, доверяли мне, хоть и молод был. Складывал замыслы хитрые – как добычи побольше взять, а людей при этом не терять, но ежели терять, то самую малую толику. Дела наши лучше пошли. Волхвы тем временем ко мне приглядывались, меж собой решали, а настал день, воеводу прислали – иди, говорит, ко мне в дружину, будешь одним из трёхсот воев, что храм берегут от ворога. Другой раз звать не буду!

Оказали мне честь небывалую! Ведомо ли – ватажник-душегуб в святая святых приглашён! Поспешил я к старшим нашим - от радости ног не чуял – просил их отпустить меня. Недолго они совещались. Согласились – только вот, говорят, тебе Велша, условие – найди нам и обучи делу ратному молодца себе под стать! Делать нечего – выполнил как велено. Затем ходил в храме к роте. Стал я с тех пор стражем при волхвах Святовита…

Тверд оглядел Велемудра с головы до ног, будто в первый раз увидел, шевельнул усами. Велемудр предупредил его вопрос:

- Не спрашивай, не скажу! Одно могу поведать – каждый из трёхсот не сробеет с десятком княжих гридней сразиться. И неведомо - доведётся ли кому из них в ещё гриднице пировать?!

Волхвы утвердительно кивнули – верим мол, слыхивали о том, далее расскажи.

- Я уж и не помню, долго ли, коротко ли, было то служение моё, когда из-за моря от Олега князя гонцы прибыли. Помню, как позвал меня воевода, и велел кормщиком на ладье быть. И было нас в той ладье сорок воев. Шли мы ратью варяжской от Руяна к Руси, с войском Олега князя в поход на Царьград.

Велемудр усмехнулся:

- Одно понять не могу. Вот собралась наша сила несметная – ужели греки мыслили серебром откупиться, либо гордыня разум помутила. Знали ведь – если русы мстить придут, их серебром не купишь. Говорить не стану как мы их били, расскажу вам то, о чем никому не ведомо… - Велемудр, вспоминая, сглотнул сухой ком, подкативший к горлу.- Стояло войско наше у стен Царьграда. Мы за малым уж внутрь не ворвались. Жара стояла несусветная. Кругом вороньё граяло. Мухи вились - ни днём, ни ночью уснуть не давали, спящим аж в ноздри лезли. В тени под чахлым деревом забылся я мутным сном. Только сон ли это был? Будто взмыл я в небо и вижу себя под деревом лежащего. И понесло меня летящего неведомо куда. Нет слов таких в языке человечьем, чтоб сказать, как это было! Одно помню – где-то вдали опустился я на землю. И увидел страшное! Ведаете о старых временах – Буса князя готы на пир звали – пить вино за дружбу. Да затем всех гостей умертвили - распяли Буса и бояр и отроков его. И пригрезилось мне, что будто летел я их упредить, дабы спасти от коварства вражеского. Опоздал я! Видел дебрь кровавую, гридней растерзанных, да тьму воронов, рвущих тело Бусово…

Велемудр перевёл дух:

- Нет ли воды у кого?

Тверд служитель Перуна достал из походной сумы мех с водой и протянул ему. Волхв, утолив жажду, продолжил:

 - Ведомо – не бывает так в жизни, но тогда во сне, верно знал – то мёртвые бусовы вои! Вороны вдруг поднялись на крыло да к синему морю полетели. К  Царюграду! Тут над войском нашим кружить стали да над стягом Олега князя. Пробудился я – над нами вороны грают! Вскочил на ноги да побежал к шатру княжескому. Сам ещё не знал – зачем бегу? В одном был уверен – теперь не опоздаю! Успел! Явились к Олегу князю греки просить мира, вынесли ему брашно и вино. Тут уразумел я мутный сон свой! Крикнул я князю: « Не пей, не ешь, княже – устроено с отравою!». Олег князь же не хуже моего о том догадывался – недаром его прозвали - Вещий! Тогда и обо мне слава пошла. Хотел я схорониться. Да на миру не так просто бывает в стороне остаться. Одному в ухо влетит, второй скажет по своему, третий припомнит то, чего вовсе не было… А уж когда мы назад к Руяну вернулись, только обо мне и сказывали на ладьях наших. За добрым словом да советом люди ко мне потянулись. Там уж лето не минуло - посвятили меня в волхвы. Был я смерд-душегуб Велеша - стал Велемудр волхв! Славен будь Святовит! Мы – пальцы его рук!

- Славен будь Святовит!- отозвались трое волхвов будто эхо, едва Велемудр умолк.

Торжественное молчание, нарушаемое лишь голосами лесных птиц, длилось недолго. Старец вновь заговорил:

- Стал Велеша смерд - Велемудром, да что толку-то? С виду честь да почёт, но не всем по душе слово моё было. От славных древних родов волхвы руянские. Разве ровня был я им? Давно позабылась слава моя былая. А как постарел, так вовсе неугоден стал. Читаю по глазам нынешних волхвов Святовитовых – одел бы ты дед чистое, да пошёл прочь – помирать! А о тех воях, что руяне в помощь Отто кесарю дали, так скажу - сам негодовал! Потому и храм покинул, то самое лето, когда к Отто кесарю послы от Вольги княгини приходили. Туда ушёл, где от меня польза есть делу нашему, старо-отеческому… А кто сомневается – чист ли душою Велемудр волхв, тому Велеша смерд ещё запросто шею свернёт!- твёрдо закончил седовласый дед, голосом полным молодой ярой силы, сжав рукою посох, и ясным прямым взглядом повергнул в смятение неугомонного Колота волхва Велеса, будто в землю его вдавил.

- Будет!- негромко прогудел Вышеслав Старый, долго до той поры молчавший,- Будет! Не за тем собрались! Не время судить – кто плох, кто хорош. Брата нашего Велемудра выслушали, хоть и без него ведали, что неладно у родичей наших на закатных землях. Теперь Твердислав - твоя речь. Какие вести принёс ты нам с полудня?

Тверд начал речь обстоятельно:

- На полдень леса наши, за ними степь да теплое море Русское, ежели по Днепру идти. А ежели по Волге, другое море – Хвалисское…

- Дело говори!- поправил его Вышеслав,- Мы о тех морях давно ведаем. Скажи-ка, что тебе вои да купцы рекли от полудня воротясь?

- Многое рекли…- глухо отозвался Тверд.

- Не льсти! Знаю – братство Перуново не слепо, не глухо. Пришла пора тайным поделиться. Недомолвок нам не надобно. Не сбрую на торгу продаёшь! Ясно говори!

- Ясно да складно никак нейдёт! Уж больно пора ныне неспокойная, как река в половодье!- прорвало Тверда,- Сами ведаете – на полдень степь широкая, зимою там ветры лютые – Стрибоговым внукам раздолье, а летом травы всадника с головою скрывают. Неведомо когда оттуда поганых принесёт! В прадедни лета - и обры, и угры приходили, а ныне печенеги. Тьфу! Едят мертвечину и всякую нечистоту – хомяки да сусолы. Им бы за рало взяться, бездельникам – да они своим обычаем живут. Главная скотина них – конь. Их князья в набеги друг на друга ходят – кровь проливают и тем хвалятся. Нужно бы с ними ряд установить - да греки дадут ли? О том сами ведаете – греки серебром да златом богаты, посулят серебра какому князьку печенежскому, и конец ряду нашему! Не верю я им! И грекам не верю! Бояре их все в злате, прочие хуже холопов наших живут. В земле Русской любой раб может себя выкупить – у греков то дело немыслимое! Подлостью да хитростью живут!

- Подлостью?- прервал Тверда Вышеслав,- Хитру да горазду суда правого не минуть. Недолги у коварных жирные времена. Вспомните, что сталось с хазарами. Град их ныне пуст. А царство греческое и при далёких пращурах наших стояло. Стало быть, есть у них что-то чему поучиться надо бы. Как думаете мужи вещие? Есть у них какая-то сила – крепко эта сила их разноязыкий народ в одной узде держит.

- Вера! Вера чудеса делает!- сказал вдруг Колот служитель Велеса,- А верят греки в Сына Божьего, врагами распятого. Называют Его - Христос.

 Тверд вздрогнул, опасливо поглядел в сторону тына окружавшего святилище Перуна, гневно нахмурил брови и шевельнул вислыми усами – хотел, было сказать что-то, да не успел. Вышеслав, властно поведя рукой, велел ему молчать и заговорил сам:

- Разумно говоришь. Князь моравский Ростислав, умом своим славен был, да неспроста эту веру принял, и народ свой крестил. Книги священные велел славянскими письменами писать.

- Ведомо - и Вольга княгиня наша крещение приняла в греческой земле, а умна она не по-женски…- вставил своё слово Колот волхв Велеса.

- Почтить бы её надо!- неожиданно сказал Тверд.- Да нечем…

- Это как же нечем?- отозвался Колот.- Найдётся у меня кое-чего!

- Что же ты молчал?!

- Да не с руки было об этом молвить.

Тут Колот торопливо ушёл куда-то в сгущающиеся сумерки, вскоре вернулся с увесистой сумою и засуетился вокруг, собирая дрова для костра. Вскоре разгорелся огонь, освещая лица суровые волхвов, разложенную на чистом рушнике простую снедь, туесок сбродившего мёда и деревянный ковш похожий на утицу.

Много добрых слов сказали вещие мужи о княгине – всего не перечтёшь, когда отгорел закат, и лес скрыла тьма. Тут и сказал Вышеслав, то для чего и пришёл сюда:

- Пришла пора всей Руси святое крещение принять!

- Как быть посему?! В уме ли ты, старый?!- резко отозвался Тверд, и глаза его вспыхнули огнём рдяного костра.

А у Велемудра будто голова кругом пошла…

- Иначе не минуть нам крамолы и распрей кровавых…- тяжело давалось Вышеславу каждое слово. Он повернулся к Колоту служителю Велеса щедрого:

- Что купцы, кто к Царюграду ходят, верно, не по одному разу крестились?

- Бывало…- уклончиво ответил тот.

- А чего ради?

- Известно чего!- раздосадовано ответил Колот, будто застали его за чем-то срамным.- Купцов наших некрещёных греки варварами кличут, слову купеческому не верят, да обмануть норовят! А крещёному честь да почёт! Не всё же нам мечом да силой на своём стоять? Можно порой и хитростью! В ответ на лесть от греков!

- А гридь? Да огнищане?- прервал Вышеслав Колота, повернувшись к Тверду.

- Среди гриди тоже христиан немало, от времён ещё Игоря князя. Огнищане же крепко веры пращуров держатся!- прямо ответил Тверд.

- А не бывает ли средь них раздора?

- Бывает!- также прямо ответил Тверд,- Да только Святослав князь всех твёрдо под рукой своей держит!

- Храбр Святослав, да горяч! На рати всегда впереди прочих. Погибнет – погибать и земле нашей в распрях!- с горечью произнёс Вышеслав.- Если бы крестился, как мать его наставляла – был бы у нас впредь закон общий, мир да покой. И нам надобно так народу всему говорить – и гриди, и огнищанам, и купцам…

- Я тебе в том не помощник!- резко ответил Тверд.

- И мне не любо!- отозвался Колот.- Ольга княгиня едва крестилась, как Костянтин царь греческий дани от неё потребовал – челядь, воск, шкуры, и воев в помощь. Ответила Ольга послам его: «Ежели ты, также постоишь у меня в Почайне, як же я в Суде, то тогда тебе дам!». Ушли послы ни с чем, к радости нашей! И впредь нам крещения не надобно!

- Видно матери вас задницей вперёд рожали!- вспылил нежданно Вышеслав, и возведя к небу взор, произнёс.- Прости Боже! Многие века храним мы, Сварог имя твоё светлое!

А про себя помыслил – не ведают пользы общей, не чуют, как уберечь народ свой от бед грядущих упрямцы старые, ну да в другой раз втолкую им – я терпеливый…

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

 

8

 

Утреннее солнце, ещё прячась за дальним краем Ильмень озера, уж золотило вершины деревьев, когда Велемудр вышел к берегу Волхова, вслушиваясь в далёкий звук рога. То велел трубить Буривой. Вскоре Велемудр увидал его ладью, колыхавшуюся в светлой дымке тумана на водной глади привольной реки.

 

Наутро пополнив запасы, варяги двинулись далее по Ильмень озеру великому. До полудня был виден порой по правую руку обрывистый берег и бивший в него прибой. Затем берег скрылся вдали, и озеро расступилось пред заморскими гостями во всю свою неохватную ширь, играя рябью на солнце.

- Скоро ли устье реки?- спросил Хельги ведущего их местного рыбака, старательно подбирая и выговаривая слова.

- Ввечеру у Взвада будем,- ответил старший из них, немногословный кряжистый бородач.

- Ярл, войско впереди!- раздался тревожный крик бдительного Орма.

Протрубив приветствие, подняли белый щит. Дивясь зоркости Орма, все вглядывались в слепящую солнечными бликами даль полуденной стороны. Набежавшее облако ненадолго скрыло солнце. Вдали показались с дюжину или более подпрыгивающих на волне стругов увешанных щитами и трепещущий над самым большим из них червлёный стяг. Когда расстояние сократилось, оттуда помахали белым щитом и подали знак – причаливай, мол, далеко ли собрался?

Буривой и Хельги подвели свои ладьи борт о борт к расписному стругу со стягом и нарядными червлёными щитами. Там впереди гребцов возвышаясь над всеми, стоял воевода русов окружённый роскошно одетой гридью, поразившей варягов золотым блеском гривен, узорчатых обручий и дивно украшенных рукоятей мечей.

- То Мистиша Свенелдов сын, воспитанник Асмуда,- вполголоса объяснил Хельги ярлу стоявший рядом ильменский рыбак.

Хельги внимательней присмотрелся к человеку, окружённому богатой свитой. Тот был строен и широкоплеч, одет на удивление просто и стрижен налысо, как трэль. Оставленная на лбу прядь русых волос спадала ему на загорелое лицо с вислыми усами и редкой бородой. От гребцов его отличала чистота холщёвой рубахи и ярко красный плащ, трепетавший на ветру. Глядя на этого воина и стоявших подле него дерзких и, несомненно, решительных гридней, Хельги подумал, что едва ли разошлись бы они с миром, встреть он эту дружину в море лет этак десять-пятнадцать назад. Никто из них не уступил бы другому дорогу, хоть море такое большое…

Буривой распознал знакомого ясного сокола шитого золотом на стяге, первым решительно и ловко перескочил в ладью к знатному русу и, поклонившись, представил себя и своих спутников. Вслед за ним к Мистише перебрались и Хельги с Эйриком – под одобрительный гомон гриди – ловко варяги по борту скачут, таким и сходни не к чему!

Мистиша внимательно выслушал как-то не по-здешнему звучащий говор бодрича.

- Буривой?! Ко многому обязывает это имя!- сурово меря молодца взглядом, сказал воевода русов и повернулся к его спутникам.

Эйрик вынул из поясной сумы и подал ему берестяной свиток. Мистиша развернул грамотку и, хмуря лоб, принялся разбирать корявые буквицы, беззвучно шевеля губами. Из-за его плеча, вытянув тощую шею, попытался заглянуть в бересту стриженый в кружок отрок. Воевода резко по-орлиному повернул к нему голову, так что в ухе звякнула украшенная жемчугом золотая серьга, и хлёстко шлёпнул отрока по лбу. Тот присел от неожиданности и торопливо пятясь, спрятался за спинами гридней.

Воевода русов продолжил чтение.

«От Претича к Мистише Свенельдову сыну бересто дал варягам. Те варяги добрые воины от урманов, поморян и лютичей. Живут законом своим да по правде. Идут к Царьграду за своим делом. Тому послух Ратша купец. Те варяги татей разбили пришедших в Нево от моря Варяжского много зла створивших. Таких храбрых воев Святославу великому князю много надобно. Аз дал им ладьи и серебра. Помоги им в пути да щедростью своею не обидь. Ладьи мои от Лук с житом верни. Серебро за жито с Ладомиром шлю. Ладомир к тебе в ладье Буривоя варяга придёт. Одгасту Зверолову от меня поклон».

Не спеша, дочитав до конца, воевода обвёл варягов взглядом, как бы вопрошавшим: «Которые тут добрые воины?!». А найдя то, что искал, довольно хмыкнул, слегка оскалившись, будто по-волчьи, под вислыми усами.

- За нами пойдёте! Дорога у нас теперь одна. И дорога эта дальняя… - сказал он торопливо, обернувшись на крики, донёсшиеся со стороны ладей его дружины. Мистиша пристально посмотрел туда, пытаясь уяснить причину возникшего шума, и вдруг радостно прокричал, указывая в сторону:

- Вот и Мирогощ! Молодец! Быстро обернулся.

Все поворотились в том направлении – от Новгорода подходили две грузные ладьи.

Мистиша повернулся к варягам.

- Вечером к моему костру пожалуйте, а сейчас к Ловоти поспешим. Шелонник поднялся – сушь пригонит. Вода высокая быстро на убыль пойдет. В верховья к Усвячу поспешить придётся!

- Пусть будет так!- ответил Хельги, перепрыгивая в свой струг, и с удовольствием глядя, как ловко и расторопно кормщики перестраивают ладьи для дальнейшего похода.

После краткого отдыха гребцы сильнее налегли на вёсла, вспенив волны - не было ладьи желавшей плестись в хвосте дружины.

 

Буривой разглядывая сияющий под весенним солнцем простор озера и бегущие по нему многочисленные струги воинов, услышал из-за спины негромкий голос обращавшегося к нему Велемудра:

- Как сойдёт вешняя вода, откроются на этих просторах острова богатые железом. Те острова не отдадут русы врагу никогда.

Солнце уже клонилось к закату, когда вереница ладей приблизилась к устью реки, раскинувшемуся на необозримом просторе. Широкие речные рукава, причудливо переплетаясь, петляли среди плоских песчаных островов покрытых сухой травой, прошлогодним рогозом и цветущей лозой. Берега этих островов были негостеприимно вязкими и сырыми. Вешняя вода покрывала их совсем недавно, образовывая из устья пространный озёрный залив, широкие плёсы которого упирались вдали в дремучие затопленные вешней водою леса.

Ладья под червлёным стягом, шедшая впереди, неожиданно свернула в сторону, за тополиную рощу, где оказалась уходящая вдаль заводь или может быть русло небольшой реки.

У пологого берега стояли рыбачьи челны. Стелился дым костров. В котлах варилась свежепойманная рыба, распространяя вокруг манящий дух. Воевода правил туда.

К берегу, образуя сплошной ряд, быстро чалили ладьи дружины. Гребцы высыпали на берег. Вечерняя тишина разорвалась громким весёлым разноязыким гомоном воинов располагавшихся на ночлег. Вороны кучно сидевшие на тополях поднялись и с суматошным граем понеслись проч.

Хельги отдал необходимые распоряжения Орму, пересчитал взглядом обустраивающихся на отдых воинов, заглянул в котлы – достаточно ли там рыбы – и направился к Мистише. За ним следовали Эйрик и Буривой.

Отыскать в дымном вечернем сумраке из множества костров тот, у которого расположился воевода русов, оказалось несложно - над ним возвышался стяг. Петляя среди огней и осторожно обходя спящих воинов утомлённых дневной греблей, варяги вышли к нему.

Гридни, греясь у костра, ели варёную рыбу, вели немногословный негромкий разговор и деловито, укладывая рядом оружие и доспехи, стелили себе немудрящую походную постель, используя ветви и сухую прошлогоднюю траву, чтобы уберечься от весеннего холода настывшей за зиму сырой земли. Отрок в овчинном тулупе подбрасывал дрова и поправлял головни. Мистиша, сидя у огня, разговаривал с могучим бородачом, завернувшимся в медвежью шкуру. Между ними на грубой рогоже лежала груда великолепных, новых мечей. На клинках играли, переливаясь, яркие отблески костра.

- Добрые мечи! Ничем не хуже тех, что Людоша куёт. Славно ты, Мирогощ, их сторговал! Да вернулся ко времени!- говорил воевода бородачу, хлебавшему уху из глиняной миски устроенной на коленях.

Любуясь чарующей пляской огня, отражавшейся в груде блестящих клинков, Мистиша продолжил разговор:

- Когда воев новгородских мне приведёшь? Завтра всех, которых собрал, вверх Ловоти поведу. Прочих ждать не буду – вода сойдет, пути не будет. Сегодня варяги подошли. Немного их, да видать знают, с какого конца за меч браться. Отец доволен будет. Мне бы теперь до осени к Смоленску поспеть, дружину на зиму обустроить. Зимой насады для войска сладим. Весной, как лёд вскроется, к Киеву пойдём, к Святославу князю. Смоляне, любечане да черниговцы с нами пойдут. За всё отомстим Царьграду!

Мирогощ отставил в сторону пустую миску, укутался в медвежью шкуру и ответил:

- Решили на вече новгородцы просить себе у Святослава сына-княжича в князья, послали от Новагорода лучших людей: гридь, огнищан да купцов. Тех послов я к тебе привёз. Возьми их с собою к Смоленску, а там они сами промыслят - как к Киеву идти. А дружину новгородскую тебе к весне приведу. После Коляды, как лёд прочный на реках станет, посажу воев в сани да по льду через Ильмень вверх самой Ловоти отправлю. К весне через Усвячу и Касплю у Смоленска будут. Ладьи готовь. Так пращуры наши всегда делали от прежних времён.

 - Добро! Только бы вече ваше до Коляды вспять не повернуло,- с некоторой укоризной сказал Мистиша.

- Не бывать тому!- зарычал, вмиг ставший похожим на медведя Мирогощ, - Буде найдутся такие крикуны, враз им голову свернём! Не допустим крамолу ковать! Новгород добро помнит. Все за Вольгу да Святослава стоят.

Отрок подбросил дров в костёр. Расширился освещённый огнём круг. Воевода русов заметил подошедших варягов.

- Садитесь рядом, гости дорогие!- сказал он, указывая им на расстеленную рогожу.

Хельги и его спутники расселись у огня. Мирогощ улёгся неподалёку, завернувшись в свой медвежий плащ, и вскоре захрапел. Отрок сидел у костра, обхватив руками колени, и вытянув тощую шею, разглядывал варягов, ловя каждое слово.

Мистиша заговорил первым.

- Что тебя привело, варяг, в такую даль от дома? На купца ты не похож, на разбойника тоже – так видоки да послухи говорят. Царьград не близок. Какое у тебя там дело? Не сочти меня излишне любопытным, но перед тем как вести твоих воев к Святославу князю, должно быть мне ведомо, что вы за люди.

Хельги ответил, тщательно подбирая слова, поглядывая на Буривоя:

- Мои воины сделают всё, что я им прикажу. Со многими из них я в детстве ловил рыбу в море. И с тех пор часто бывал с ними в походах и битвах. Но они знают и моего брата, а он сидит в темнице…- Хельги повернулся к Буривою, припоминая малопонятное слово, - В Царьграде. Я должен его спасти и мои воины мне в этом помогут…даже если умрут…все. Не могли они сидеть по домам, есть овсянку с селёдкой и пить пиво как простые бонды, когда мой брат в беде.

Мистиша вдруг оживился, оборвав речь помрачневшего ярла:

- Вот оно что! И нашего полона у греков много! И смердов, и гриди, и купцов. Давно порушили  Игорев ряд. Тому мой отец послух! Не тужи! Выручим твоего брата! В следующее лето на греков войско двинем. И угры и печенеги с нами пойдут. Полона возьмём много, да и сменяем твоего брата. А не сменяем,…содрогнуться их мертвецы в могилах!

Мистиша плотнее завернулся в плащ, ёжась от вечерней прохлады. Отрок пошевелил дрова – костёр загорелся ярче.

- Далеко от дому забрался твой брат. Давно ли не было от него вестей?

- Давно,- ответил Хельги, глядя в огонь.- Нельзя ли добраться в Царьград в это лето?

- От варяг в греки в одно лето не ходят – далёко. По Днепру в межень пороги не пройти. Да как знать? Кто с веслом рождён - тому пороги не помеха. Да не видать тебе в это лето в Царьграде удачи. Греки только силу уважают! А дружина княжеская ныне в Киеве. Святослав князь остался при матери своей. Разболелась наша княгиня Вольга. Святослав ныне в поход не пошёл, а воев многих и храбрых собирает. К нему тебе и идти за славой, наградой да делом своим праведным.

Оглядев сидевших у костра, Мистиша велел отроку:

- Подай ухи гостям!- и обратился к Буривою,- Ты почто за море пошёл?

- Рати водить обучиться. У кого как не у Святослава князя служить? Слава его далеко летит, будто на крыльях.

- Кто же тебе рассказал о князе нашем? Далёко поморские земли…

         - Велемудр Старый Рус сказывал.

- Велемудр?!- встрепенулся Мистиша,- Жив, стало быть, ещё старик! Где же он теперь?!

- Где же ему быть? В моей ладье под пологом спит.

- Так веди его сюда!

- Нечего старца беспокоить. Умаялся за день. Заутра свидишься,- неожиданно несговорчиво ответил Буривой к немалому удивлению Мистиши и его опешивших гридней. Отрок подававший гостям уху, вжал голову в плечи – то-то сейчас начнётся! Но воевода лишь сурово оглядел молодого варяга, да вдруг задорно и весело тряхнул русым чубом и сказал громко, обращаясь к гридням:

- Мёду принесите! Гостей потчевать будем. Ай да обрадуется отец, встретив нас! Велемудр с нами!

- Откуда же ты его знаешь?- спросил удивлённый Буривой.

- Ещё мальчонкой сказителей слушал! Об Олеге Вещем сказывали. От отца своего, ратному делу нас учившего. Отворяй корчагу!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

 

9

 

На следующий день Ловоть раздольная река, неспешно поворачиваясь в пологих лесистых берегах, повела варягов на полдень. Струги бежали резво, почти не встречая сопротивления встречного течения. День за днём, размеренно и неутомимо налегая на вёсла, приближались путники к далёкой цели.

Ярл был доволен, но никак не мог привыкнуть к неодолимой мощи земли Гардов. Он устал от бескрайних зелёных просторов, от запаха хвои лесов и обильно цветущих полевых трав, от звука воды, которая журчит непривычно для его уха. В море звук был совершенно иным. Если море спокойно, то и волна бьёт в борт размеренно, будто подсказывая скальду слова складной песни, под которую легче работать веслом в дальнем пути. А если гневается Эгир - своенравный морской великан, тяжёлые пенные валы гремят, будто тысяча троллей разом решили прочистить свои глотки, да сотрясаемый волнами корабль трещит так, что мореходы не слышат друг друга. Спасение только в слаженности гребцов да в уменье кормщика, на которого все смотрят с надеждой или почтительным страхом – кто ещё с Эгиром сведом?

А здесь на просторах Гардарики, всё по-другому. Воздух опьянял, гладь реки успокаивала, шум деревьев баюкал. Но это спокойствие было обманчиво. Любой поворот реки грозил то песчаной отмелью, то каменистым перекатом или завалом лесных деревьев, чьи корявые корни и сучья опутаны бородами прошлогодней травы, среди которых с рёвом рвались неодолимые мутные речные струи, крутя водовороты. Река не терпела беспечных. Земля русов сама хранила себя.

Мистишины ладьи, то обгоняя всех, забегали далеко вперёд, исчезая за речной лукой, то оставались позади – верно воевода повстречал кого-то либо заметил на берегу знакомых. Лишь к вечеру собиралось всё войско вместе. Воевода русов выбирал для ночлега места удалённые от мирных погостов и владений огнищан. Так он оберегался от распрей, готовых возникнуть там где разноязыкие ратные могли затеять обычные для них бесчинства.

Яромир и Буривой были радостны как дети. Они черпали силу от запахов трав, от яркого солнца, щедрого на тепло. На вечерних стоянках они ходили в леса промышлять зверя и нередко возвращались нагруженные свежим мясом для общего котла – Яромир Зверолов будто голодный волк чуял где верная добыча. А порой приносил он старцу Велемудру охапки душистых цветов и загадочных трав. Некоторые тот добавлял в котлы с дичью или речной рыбой. И ветер разносил вокруг непривычный манящий дух, который обычное походное варево превращал в пиршественную снедь – и к котлам тянулись даже те, кто валился с ног от усталости, не помышляя о еде. Другие травы Велемудр бросал в горячую бурлящую воду, приготавливая бодрящий, придающий сил взвар.

Вечерами дружинники растягивали пологи, ставили шатры предводителей и размещались у котлов, разморённые теплом костров, утомлённые долгой борьбой с усилившимся речным течением. Старый волхв дотемна повествовал им о былом, вспоминая витязей минувшего, крутобокие могилы которых возвышались по берегам – будто вросшие в землю великаны в зеленых одеждах продолжали стоять на страже, надёжно берегли мир и покой.

Угасал среди пламенеющих облаков закат. Заблестела над ними первая звезда. Усталость убывала. Незаметно подступала дремота. Воины засыпали, слушая сказителя, глядя из-под полога на россыпь звёзд, с тем, чтобы завтра продолжить свой нелёгкий путь, неутомимо вертя весло.

 

Пологие берега сменились крутыми обрывистыми холмами сжавшими русло. Река побежала резвее, сопротивляясь тем, кто двигался ей наперекор, словно недовольная незваным вторжением. Купеческие ладьи, шедшие порою навстречу, проносились быстро – их гребцы едва успевали разглядеть варягов.

Как-то к вечеру Мистиша разместил дружину на высоком лесистом берегу. По другую сторону реки над водой на отвесном обрыве возвышался огороженный острым тыном добротный дом знакомого ему огнищанина. Проходя мимо в ладье можно было глядеть, где он угнездился, лишь заломив голову так, что валилась шапка. За тыном  метались и лаяли волкодавы, почуявшие чужаков, когда струги войска миновали укреплённую кручу.

Вскоре оттуда, обойдя отлогую речную луку, в долблёном челне переправился отрок. Причалив у подножия холма среди множества стругов, он резво вскарабкался на высокий берег, поклонился воеводе русов и передал ему приглашение  от своего господина. Мистиша, глядя как вокруг, по вершине холма споро ставят шатры и разводят огонь под котлами, отдал необходимые распоряжения дружине и отправился в гости с ближайшими гриднями, позвав с собою и Хельги ярла.

Ладья быстро понесла их по течению, следуя за челном, огибая засеянную житом речную луку. Отрок причалил у обрыва и повёл гостей вверх по дороге вдоль русла ручья.

Хельги, задрав голову, разглядывал рубленую надвратную башню. Под её тёсовой кровлей стоял бородатый страж вооружённый торчащим из-за спины луком, провожавший пришедших цепким взглядом.

Дорога резко повернула влево и вывела путников к надвратной башне, возвышавшейся на валу над округой – поодаль за рекой хорошо были видны зачаленные струги, пологи палаток, яркие стяги дружины и стелющиеся дымы костров. По левую руку остался склон, спускавшийся к ручью, а по правую зиял глубокий ров. Оглядев это, Хельги догадался, что богатства этой земли привлекают немало врагов – крепко отгородился от чужаков огнищанин.

Ворота отворились. Отрок повёл гостей внутрь. Нарядно одетый хозяин радушно приветствовал Мистишу и его спутников посреди теремного двора и щедро угощал в горнице разнообразными яствами и крепким мёдом. Славно попировав, витязи вернулись на свой берег. Отправился с ними и один из сыновей огнищанина да с ним несколько его погодков – все при оружии, хорошо одеты и ладные, как на подбор.

 

Хельги ярла и Мистивоя ярла гостеприимно встречали хёвдинги той земли. Как-то вернувшись с пира к своей дружине, Хельги остановился на краю высокого холма над берегом реки. Ярл был задумчив и долго смотрел на просторы этой богатой земли, затем сказал Эйрику сыну Рагнвальда:

- Это место не хуже Крутого склона. Не будь оно так далеко от моря, я захотел бы здесь поселиться. Но сейчас не время об этом думать.

 

Вереница ладей медленно продвигалась вверх по реке, то растягиваясь на просторных спокойных плёсах, то сбиваясь в кучу у бурлящих быстрин и перекатов. Тогда путникам приходилось, выйдя на берег, впрягаться в широкие лямки и за прочные ужища тянуть свои ладьи, увязая в прибрежной грязи, оставленной отступившей вешней водой.

Лейв налегая плечом на сыромятный ремень, глядел на свои раскисшие башмаки и жутко срамословил, ругая зыбкий сырой песок, расползающийся под ногами. Варяги огибали по берегу широкую луку, за которой на холме щетинилось частоколом селение славян. Оттуда доносился надрывный лай собак, пахло свежим печёным хлебом.

У воды резвились и удили рыбу босоногие ребятишки. Пас коров на краю луки дремучий старик, неприветливо поглядывавший на пришельцев. Коровы бродили у внешнего гнилого завалившегося местами тына и с любопытством глазели на варягов, перестав жевать.

Хельги, вместе со всеми тянувший лямку, отметил про себя, что беспечность здешних жителей не была случайной – они были надёжно защищены в глубине своей земли дружинами стоявших ниже по течению градов. Но вместе с тем остатки укреплений говорили о том, что прежние времена были не такими безопасными.

К вечеру варяги миновали быстрину, обогнув по берегу узкий длинный мыс, и встали на ночлег у высоких могил славных витязей минувшего, на виду у стражей селения готовых бить в набатное било. Стоявшие в стороже зорко наблюдали за обустраивавшимся на ночлег войском издалека, с другого берега, с высоты надвратной башни венчавшей крутой холм, обрывавшийся к воде.

Снорри разулся и грел ноги у огня, посматривая сквозь метущийся дым вдаль, где кружили над рекой речные орлы. Лейв продолжал бормотать ругательства, сидя у костра, разглядывая прохудившиеся башмаки и развешивая для просушки сырые обмотки. Снорри глядя, как скопа парит над берегом, выслеживая добычу, внимательно прислушивался, дивясь редкостной изобретательности сквернослова и ожидая непременного окончания его речи. Окончания не было…

 

Хельги разыскал Мистишу.

- Будет ли эта река такой быстрой до самого её истока?- спросил он воеводу.

- Назавтра устье Куньи реки пройдём. Там Холм градок. За холмом три или четыре дня трудного пути – пороги да быстрины. Затем до Лук путь лёгкий дней семь иль менее. А там пороги опять. Да там лучане помогут. Была бы вода высока.

 

Вышло всё, как сказал Мистиша. Назавтра пред путниками сошлись воедино две полноводные реки, из глубины неведомой варягам земли спешившие навстречу, теснимые крутобокими холмами. Там у слияния этих рек раскинулся по берегу богатый меховой торг, именуемый просто – Холм. А река, по которой везли во множестве шкуры и меха, звалась как хорошая шапка – Кунья. Оставив устье той реки по левую руку и подивившись невероятному количеству мягкой рухляди свезённой здесь на продажу, двинулись варяги далее, вверх по Ловоти быстрой и бурливой в порогах.

 

 Уж в самом разгаре было лето, поднялись по берегам высокие травы, поспела земляника, усыпавшая цветущие склоны. Высоко стояло, нещадно паля полуденное солнце. Путники отдыхали под пологом, пережидая полуденный зной. К вечеру и допоздна продвигались далее, радуясь прохладе кратких летних ночей.

Вновь крутые холмы сдавили речное русло. Шумела меж камней, рвалась навстречу, и будто сердилась быстрая река. Вот теперь посадить бы гребцов по двое на каждое весло! Как делал, бывало, ярл на боевых кораблях, догоняя врага – людей в избытке. Да разве сравнишь дракар с малым речным стругом! Коротки и тесны в насадах гребные скамьи.

К полудню, как миновали ревущий у речной луки буйный порог, открылся взору высокий холм, нависший над водой подобно Крутому Склону. С округлой вершины холма потянулся по ветру пышно вьющийся хвост белого дыма. Над ним ослепительно сияло солнце, и кружили соколы, охотясь на птиц.

На воеводской ладье подняли стяг, протрубили в рог и усердней налегли на вёсла.

Зелёный холм-исполин, обрывающийся крутым глинистым боком в реку, остался справа, будто суровый страж, нехотя пропустивший незваных гостей.

Здесь по левую руку над высоким обрывом раскинулся, ограждённый бревенчатым тыном, градок Луки, прямо к пристани распахнувший свои ворота – навстречу купцам, чьи многочисленные струги теснились у берега реки.

Причалив в удобной заводи напротив надвратных башен – на другом берегу, близ устья небольшой речушки - встала на отдых и дружина воеводы Мстивоя. Легкий чёлн отнёс воеводу на правый берег к граду, мимо тенившихся на склоне холма, между тыном и рекою, кузниц, гончарен, малых клетей и землянок разного рукодельного люда. Издали было видно, как у ворот, кланяясь в пояс, встретили Мстивоя вятшие городские мужи.

Хельги сошел на берег, оглянулся вокруг, выбирая место для своего шатра и стяга, и заметил поодаль на отлогом склоне рассохшийся, будто умирающий звероголовый боевой корабль. В изгибе его резной шеи было что-то неуловимо знакомое – да мало ли в море похожих кораблей…

Чья безумная воля привела его сюда? Зачем было вести сюда морского длинного змея, если вскоре эта река превратится в ручей в котором и пескарям-то едва хватает воды?

 

Вскоре Мстивой воевода вернулся к дружине хмурый, озабоченно глядя к полудню - вверх по реке, и собрав вокруг себя предводителей, объявил:

- Дальше пути нет. Вода высокая сошла. Пороги не пройдём. К Усвячу пеши надо идти. Другого выбора нет у нас!

- Есть! Паводок будем ждать!- неожиданно отозвался Велемудр.- Кости мои старые непогоду чуют. Дожди хлынут, и мы двинем!

Все невольно глянули вверх на ясное голубое небо и жаркое солнце, затем перевели взгляд на уверенное спокойное лицо седого волхва, поглаживавшего длинную бороду.

- Трёх дней не пройдёт – будет дождь!- твёрдо сказал Велемудр.

- Будь, по-твоему!- согласился Мистиша, затем вновь переправился в град и вернулся лишь к вечеру с двумя кряжистыми славянами, с сединой в бородах, одетыми как лесовики. На этот раз воевода был весел, и вновь собрав старших, сказал:

- Гридь потешим – на охоту пойдём! Здешние звероловы вепрей выследили. К утру собирайте лучших воев. Из своих гридней возьму тех, кто на конях биться сведом. Мне нарочитые лучане скакунов обещали. Прочие пеши пойдут. Облавой. На заре отправимся. Ждать не буду никого!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

10

 

Наутро как порозовел восточный край неба, у дымного костра  под мистишиным стягом сбирались охотники, прихватившие тяжёлые копья и рогатины годные бить зверя, луки и тулы полные стрел. Отрок, зевая и зябко кутаясь в плащ, подбрасывал в пламя дрова. Шипела на поленьях ночная роса. Неверный утренний ветер, часто меняясь, рвал в клочья дым, окутывая им стоявших вокруг костра гридней. Вои, откашливаясь и утирая слезящиеся глаза, переговаривались вполголоса, словно боясь испугать свою охотничью удачу.

Перекликались где-то за рекой в граде петухи. Из низины, заполненной утренним туманом, послышалось конское ржание. Вскоре из туманного молока на кручу, где размещался стан, челядины-коноводы вывели к воеводскому шатру с дюжину осёдланных стройных скакунов.

Яромир, толкнув в бок Буривоя, указал на них рукой и долго провожал восторженным взглядом, говоря вполголоса:

- Вот бы и нам таких! Давненько я верхом не сиживал. Заскучал всё пешим ходить да веслом гребши.

- Не спеши! Будут и у нас не хуже!- отозвался Буривой.- Доищем и себе и дружине. Видел, какая сила собирается к воеводе под руку? Двинем в поход – будет и добыча!

- Смотри – урманы наши идут!- оборвал его Яромир.

Хельги ярл, Эйрик и несколько их спутников встали под стягом Мстивоя, негромко переговариваясь меж собой.

К друзьям подошёл Лейв, улыбаясь Буривою невероятно щербатым ртом. Поприветствовав их, он уселся рядом на бревно, достал из поясной сумы маленький оселок и принялся старательно оттачивать наконечник своего великолепного копья. Совершенствовать там было нечего – острые края безупречных лезвий сияли так, будто Лейв чистил их всю ночь. Но он умудрился найти изъян.

Когда Лейв убрал оселок, оставшись довольным своей работой, и вновь показал свой клык в тёмном проёме посреди бороды и усов – должно быть он считал это улыбкой – настал черёд полировать ясеневое древко. Оно по всему также было предметом его постоянной заботы – не было бы где трещины! Не пора ли делать новое?

Яромир и Буривой переглянулись, покосившись на свои копья…

Тут Яромир расчехлил свой лук, делая вид, будто желает проверить - не отсырел ли? Само собой – не отсырел! И тетива хороша! Да не одна - полдюжины запасных также прочны и упруги на разрыв!

Лейв молчаливо одобрил, кивнув Яромиру и вновь обнажив свой единственный клык. Древко его копья блестело ярче прежнего. Лейв достал гребень и взялся чесать свою ячменную бородищу - это была непростая работа…

Все ожидали у воеводского шатра – не пора ли воеводе выйти? Но появился он совершенно неожиданно. Вышел из тумана со стороны реки в сопровождении двоих звероловов, подле которых крутилась свора собак, и сразу вскочил в седло беспокойного гнедого жеребца.

- Здешние огнищане сказали – вепри овсы потравили!- тут Мистиша указал на одного зверолова, также усевшегося верхом. – Одгаст нас туда поведёт. Прочие с Векшей в облаву пеши пойдут!- он указал на второго зверолова и сорвался с места через расступившуюся перед ним толпу. За ним устремился Одгаст и свора его псов. Ближайшая гридь воеводы, проворно оседлав коней, поспешила вслед.

Векша невысокий с сединой в бороде мужик одетый более в звериные шкуры, чем в холстину, окинул всех взглядом необычайно светлых глаз. На его загорелом как сосновая кора лице поначалу мелькнула какая-то досада – вот ведь удружил боярин! Твои вои – тебе и водить! А по мне, так легче тех вепрей самому добыть!

Зверолов неспешно поворотился, оглядев ещё раз вверенных ему охотников, а было их не менее сотни, и рассудил так: «Вои добрые – робких да слабых среди них нет. А кто из них важнее, да какого роду-племени, то мне знать не с руки. Пойдут следом, пообдерут корзна свои нарядные в дубравах наших - все равны станут!»

Векша поправил висевший за спиной лук, приторочил плотнее тул со стрелами, махнул воинам рукой и неожиданно проворно повёл их прочь от реки за поросший берёзами холм.

Охотники пошли за ним, растянувшись длинной вереницей, протоптав тропу в росистой высокой траве. Все спешили делать общее дело, не разбирая знатности и старшинства.

Поспевать за Векшей было непросто. Он легко и быстро находил нужную дорогу в самой непролазной чаще, умело выбирал удобные звериные тропы, которые выводили в нужную сторону и никогда не сбивался с верного пути - насколько мог оценить Яромир Зверолов, поглядывая порой через плечо на поднимающееся над вершинами деревьев солнце.

Когда светило разъярилось по-летнему, охотники были уж далеко от реки, а кругом стояла вековая дубрава с непроходимыми завалами бурелома и звериными тропами меж ними. Казалось – тут бы и зверя добывать… Но Векша вел дальше. Временами он оборачивался, и поглядывал, досадливо морщась, на вверенное ему войско – ишь расшумелись увальни! Не только зверя - всех леших распугали!

Неожиданно дубрава расступилась – за полоской невысокого подлеска открылось поле, засеянное по весне овсом, теперь же отвратительно потравленное кабанами.

Но поле было пусто. Лишь ветер колыхал редкие непримятые клочья спеющих овсов.

Векша, изъясняясь более знаками, велел остановиться, не выходя из лесу на открытое место. Гридни рассеялись вдоль опушки и затаились, стараясь не шуметь. Векша двинулся краем поля, будто растворившись в подлеске, да так скрытно, что по временам, будто вовсе исчезал невидимый никому.

Буривой, потеряв из виду зверолова, обернулся к Яромиру. Тот стоял на четвереньках у звериной тропки, ковыряя ногтем след кабаньего копыта, затем повёл носом у катышка поросячьего помёта. Буривой мог только гадать – куда ушли вепри? Да что увидел его друг в этом следе, и чем таким особым могла пахнуть кучка поросячьего дерьма?

Тут будто шелест пронёсся среди гридней тихий шепот.

Все взгляды вмиг обратились к полю.

Неожиданно из кустов на средину поля проворно выбежал, будто выкатился, круглый рослый медведь, поблёскивая тёмно-бурой лоснящейся на солнце роскошной шерстью. Встав на виду всех, он оборотился к лесу, как-то презрительно и недовольно фыркая, словно говоря – чую ваш мерзкий запах… Я здесь хозяин! Уходите и я вас не трону…

Никто даже не успел потянуть из тула стрелу, как откуда-то справа навстречу медведю вылетел из лесу нарядный всадник, занёсший над головой тяжёлое копьё. Лютый зверь злобно зарычал, и одним прыжком поверг коня со всадником наземь, разорвав зубами подседельный подклад.

В тот же миг на поле выбежали охотничьи псы, вихрем прискакал Одгаст зверолов, а следом за ним Мистиша и верные его гридни. Псы плотно обложили медведя – да так что пара вцепилась даже в его мохнатую задницу. Зверь отпустил своего первого обидчика, и тот хромая и валясь на четвереньки, поспешно убрался прочь, оставляя на овсах кровавый след. И метнулся в сторону обезумевший от страха конь и умчался куда-то вдаль.

Мистиша и его спутники быстро спешились у опушки, и бросились в поле, обступая медведя. Вслед за ними вышли из лесу и прочие гридни.

Мистиша шёл первым, уставив рогатину перед собой, но неожиданно за её древко цепко взялся Векша. Воевода гневно глянул на него - да не из тех был зверолов, чтобы сробеть.

- Отдай боярин. Твоё дело рати водить, а моё – зверя бить!

Приняв у воеводы рогатину, Векша неспешно двинулся к медведю. Гридни отступили, и бурый сразу признал в новом сопернике главного своего врага, презрительно фыркнул и встал на дыбы, угрожающе замахнувшись передними лапами – когти на которых были длиннее человеческих пальцев. Псы почуяли недоброе и отпрянули прочь, рыча и оскалив клыки.

«Ловко лукаш на дыбы-то его поднял!»- успел подумать Яромир Зверолов - прежде бывало, и сам ходил на медведя.

Векша сделал несколько верных шагов навстречу лесному хозяину, и когда тот рванулся навстречу всей своей неодолимо тяжёлой тушей, вонзил рогатину точно туда, где билось его могучее звериное сердце.

 

К вечеру на просторной поляне венчавшей холм среди дубравы сходились охотники, неся добычу, – кому какая было удача – косуль да вепрей, зайцев да лебедей и уток. Развели костры, усевшись в круг у огня, радостным гулом встретили отроков, приведших на поляну коней навьюченных бочонками с пивом и мёдом. Хвалились добычей своей, радуясь нежданной забаве.    

Солнечные лучи алели, догорая, сквозь резную листву и могучие сучья вековых дубов. Над поляной стелился дым, напитанный сытным запахом жареного мяса и хмельного солода. Славные дни бывают у воев! Только Хельги был невесел – не за тем шел за столько земель…

 

И тогда за дело взялся Вседержитель, чьим храмом является весь необъятный мир - в ночи нежданно наползли тучи, ветер неудержимой волной набежал, растрепал и раскачал дубраву. Заскрипели переплётшиеся могучие вековые древа. И хлынул ливень под раскаты трескучего грома и блеск молний, залив окутавшиеся дымом костры.

Разбежались с поляны, вмиг вымокшие гридни, ища укрытия от непогоды. Ушёл и Мстивой воевода, привычный к походной жизни, накинув поверх себя подклад, поучая идущего рядом напуганного отрока – не лезь под одинокий дуб, непременно ударит в него Перунова стрела.

Лишь Хельги стоял на открытом месте, задрав голову к разверзшимся небесам, ликуя внутри себя: «Лейся! Пуще лейся вода! Наполняй эту реку до самых краёв! Пусть ведёт она меня дальше - навстречу брату!»

 

Наутро у берега стояли уж готовые к походу челны и снарядившаяся дружина. Велемудр Волхв, лукаво улыбаясь, поглядывал на вымокших охотников-гридней возвращавшихся реке. Те косились на него с некоторым страхом и благоговением – не сказал бы ещё чего старый вещун…

Вновь впрягшись в ужища, потянули вои свои ладьи. Узкой и быстрой была здесь эта река, бурлившая под обрывистыми берегами. Лишь к вечеру удалось вновь взяться за весла.

Там в верховьях Ловоти немало ещё довелось повидать варягам. Стояли по берегам глухие тёмные леса, где под шатрами высоких елей в сумраке таились, должно быть, тролли либо какая ещё здешняя нечисть. Встречались и озёра полные рыбы. И заливные луга, разлившиеся далеко окрест, так что местами едва можно было найти судоходное русло. И крутобокие курганы прежних князей правивших здесь в незапамятные времена. И крепкие грады русов, угнездившиеся высоко на прибрежных холмах.

«Вот она - Страна Городов – Гардарики! Могуч, должен быть конунг, собравший все эти земли под свою руку!»- думал Хельги и предчувствовал – близко сердце этой страны.

 

И вот настал день, когда бросив у берега все ладьи кроме самых малых однодеревок, воевода повел войско своё к Узмень-озеру и Усвячу граду среди болот и скудного редколесья вдоль неглубокого рва - копанки. Там среди бела дня встретился им скорбный гонец, с непокрытой головою мчавшийся на взмыленном коне с чадящим факелом в руке. Нёс тот гонец скорбную весть: «…Умерла Ольга, и плакал по ней сын её, и внуки её, и люди все плачем великим…».

И Усвяч град отозвался из-за холма заунывным  звоном набатного била…

 

От Усвяча града Усвячей речушкой снова на полдень двигалось войско, до широкой Двины, что неспешно несла свои обильные воды к закату. Там от Сурожа городка к Смоленску граду речкой Касплей против упрямого течения её.

Ночами во сне Хельги снилось море – дракар шёл при свежем попутном ветре, расправив как крылья яркий полосатый парус, и разбивал штевнем набегавшие волны, так что пена клочьями летела в разверстую драконью пасть резной головы…

Но просыпаясь, ярл по-прежнему видел иное – бескрайний дремучий лес и топкие берега мелких речушек. Невыносимо долгим казался Хельги этот путь – уж приспела осень, пожали кривичи жито в полях сокрытых меж лесов, ставили пиво к празднику и готовились играть осенние свадьбы. День стал короче, и полуденное солнце не так яро палило голову.

И вот однажды блеснул впереди водою Днепр!

И ликующий раскатистый кличь разнёсся над войском утомлённым дальней дорогой…

 

На следующий день Мстивой воевода привёл Хельги на забрало града и указал рукой к полудню.

- Там Киев град, что от Олеговых времён слывёт Матерью Городов Русских! Весной к нему двинем, как лёд сойдёт. Насады нам уж кривичи ладят…

Хельги почти не слушал воеводу - его заботило только одно - как усидеть в Смоленске до весны в тепле и сытости, зная, что где-то там гибнет брат. С безнадёжной тоской поглядел он на зелёный простор. И вдруг увидел там нечто прервавшее горестные раздумья – вдаль уходило широкое поле, сплошь покрытое могилами витязей. Большими и малыми, свежими и заросшими травою, а местами и лесом. Их были тысячи. Многие тысячи.

Немало могил повидал ярл за свою жизнь, но такого поля не видел нигде…

«Вот оно - сердце этой страны!»

Мистиша заметил перемену во взгляде ярла – будто что-то почти угасшее вспыхнуло в остывающем кострище, вновь с неожиданной силой – заметил и заговорил о другом:

- От далёких пращуров заведено - здесь собирается войско. От этой земли к полудню иль к полуночи, к восходу иль к закату, во все стороны света бегут отсюда реки. Весною, как нальются они полой водой, выступают русы в поход. Сбираются от всех берегов рек наших. И много нас как вешнего льда. Неудержимо мчимся мы вниз по рекам. И нет врагам спасения от гнева нашего! И было так от пращуров, будет и впредь! Хазар избили и с греков одолеем, варяг!

Мистиша резко развернулся:

- Идём варяг к берегу, поглядим - добро ли ладьи рубят?

 

А у берега собралась немалая толпа всякого люда – от дальней сторожи подали знак – идут вверх по реке важные гости…

Вскоре показалась выгребавшая против течения вереница ладей с червлёными щитами по бортам, и уж можно было различить яркие стяги над ними.

Зоркий мальчонка, вскарабкался на мшистый валун и объявлял для всех срывающимся голосом:

- Первое – княжой стяг! Соколиный!

- Второе – варяжский! С чудищем каким-то! Я такой в прежнее лето видывал!

- Послед – не знаю чей! Должно - тоже варяжский!

- Прочие назади без стягов идут!

Ладьи приблизились ещё.

Мистиша пояснял на ухо Хельги:

- В княжеском насаде поперёд Владимир княжич стоит – сын Святослава князя от Малуши ключницы. С Владимиром рядом - его вуй Добрыня и княжич урманский. Позади в другом насаде воевода варяжский – вуй урманского княжича. Третий насад…

Хельги глянул на стяги. Третий…

И со всей прыти бросился вниз под берег, едва не свернув голову на круче… и сильно озадачив Мистишу – надлежит ли так суетится нарочитому мужу?

А Хельги бежал, спотыкаясь к воде и орал во всё горло что-то неразборчиво и по-урмански. Орал туда, где развивался над ладьёю третий стяг – Черный Дракар на багровых волнах! Таких стягов всего два реяло когда-то над морем. И второй такой мог принадлежать только Бьярни Мореходу сыну Чёрного Дракара!

В том насаде его тоже заметили, что-то обсуждали, указывая руками. И едва насад въехал на отлогий берег круто выгнутым своим носом, за борт прямо в воду через борт и крашеные щиты соскочил человек. Хельги зашел в реку почти по пояс, а ему навстречу по воде, разбрасывая брызги, брел Бьярни.

 

Вечером сидя в полутьме у очага в углу рубленой по-славянски избы братья рассказывали о пережитом, стараясь не перебивать друг друга – удавалось с трудом. Уж сильно много всего надо было поведать – всё казалось важным, и навалилось разом – сходу не разберёшь.

- Как ты здесь оказался?- этот вопрос они задавали оба и разом.

И Бьярни ответил так:

- Я иду к Альдейгью с людьми Вальдамара, сына конунга. Он ещё мал, но будет теперь конунгом Хольмгарда, Альдейгьюборга и всех земель к северу от волока.

- А кто тот хёвдинг, ладья которого шла поперёд твоей?

- Сигурд, сын Эйрика Бьодаскалли из Опростадира. Он служил Алогии матери конунга и собирал дань с эстов. А теперь, когда Алогья умерла, будет служить Вальдамару.

- Кто тот мальчик, что стоял рядом с Вальдамаром?

- Олав, сын Трюггви конунга и Астрид, дочери Эйрика Бьодаскалли. Сигурд встретил его на торгу, когда собирал дань с эстов, и выкупил его из рабства. Олав провёл там шесть лет в изгнании.

- Я не знал, что у Трюггви конунга есть сын,- сказал Хельги.

- Этого никто не знал!- отозвался Бьярни,- Но Сигурд признал в нём своего родича.

- Так этот недоросль может вернуть себе престол?!- изумился Хельги.

- Может! Если найдётся войско, которое объявит его конунгом…

- И у него хватит решимости?

- Хватит!- уверенно ответил Бьярни,- Говорят, в Хольмгарде на торгу он топором проломил череп викингу из эстов. Тот когда-то захватил в море ладью, на которой Астрид и Олав сбежали в Гардарики к Сигурду, своему родичу. Викинг продал Астрид и Олава, а его воспитателя Торольва Вшивая Борода убил – тот был уже стар. А Олав, не раздумывая, убил викинга, как только встретил его. Правительница Алогья тогда едва спасла Олава в Хольмгарде. Так рассказывал мне Торгисль, сын Торольва Вшивая Борода.

- Недорослю ещё далеко до престола,- рассудил Хельги,- Что же ты делал в Греции?

- То же что и везде – воевал. Басилевс сам был когда-то воем, и как всякий хороший конунг щедр к воям. Русы были в его войске. Я водил на Сикилей их ладьи. С дюжину ладей. А иногда и более набиралось нас. Но затем кто-то донес на меня басилевсу - будто я злоумышляю на него!- бойко отвечал Бьярни

- Как же тебе удалось уцелеть?- спросил Хельги.

- Отец Ратей сберёг нас! Русы вызволили меня. Мы захватили четыре ладьи и отплыли в Сьавидарсунд. Но когда приплыли туда, где поперек пролива были протянуты железные цепи, одна ладья переломилась пополам, застряв на цепи, и многие утонули в проливе, иных же спасли. Кетиль шел кормщиком на той ладье, и мы недосчитались его. Оттуда мы сразу пошли в Гардарики, и конунг принял меня хорошо. Там я узнал от русов, что Кетиль остался у греков в плену.

- Куда же ты теперь идёшь?

- Везу в Альдейгью мунд за купеческую дочь. Хочу взять её в жёны и поселиться в Альдейгью. Темница басилевса прибавила мне ума…

- Как же ты можешь жениться, когда в этой темнице гниёт Кетиль, внук Гуннара Старого Кормщика – мой побратим?!- спросил, вдруг рассердившись, Хельги.

Бьярни осёкся. Нависло тягостное молчание.

Хельги прервал его, и сам ответил на свой вопрос:

- Твои люди довезут мунд без тебя! Дочь Рати купца будет ждать тебя, сколько потребно…или я ни чего не понимаю в естестве женщин!

Бьярни был заметно изумлён – впрочем, этого и нее скрывал.

- Да! Ждёт тебя зазноба!- тут Хельги удачно ввернул славянское слово, и продолжал свою речь, не глядя на лицо опешившего брата:

- Мои люди пошли за море вызволять тебя из беды. Они не надеялись на успех, но шли со мной. Пойдут и теперь! С войском могучего конунга за верной и богатой добычей! Мы освободим Кетиля! А если нам не удастся, то лучшей моей добычей станет месть! Я не поверну назад!

Хельги замолчал, но наступившая тишина словно повторяла за него:

«Лучшей моей добычей будет месть!»

- Я пойду с тобой!- ответил Бьярни, оглядев тёмные углы избы – не видал ли кто его растерянным и нерешительным. Нет, никто не видал – лишь Эйрик сидел поодаль, слегка улыбаясь, и кивая седой головой – «Славные волчата!»

А на дворе у костров шумела полупьяная дружина – хёвдинги снова вместе!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

11

 

Минула дождливая осень. И зима быстро пролетела в разгульных пирах и охотничьих забавах – в бескрайних окрестных лесах зверья было не меньше чем у Крутого Склона. Мистиша и его гридь временами по многу дней пропадали в дремучей чаще, промышляя добычу. Ею же и кормились в лесах, зажарив на углях. Варяги не отставали от мистишиных гридней в охотничьей удаче. Тут неожиданно пригодился Хельги ярлу ловкий венд – Яромир Зверолов. И порою добыче ярла и его варягов дивился и сам воевода, с укором молча поглядывавший на своих ближних дружинников – что ж вы родные в своих-то лесах от заморских пришлецов отстали…

А на заиндевелом берегу Днепра усыпанном свежей щепой всё прибывали новые насады. Для здешних речушек хорошо подходили эти причудливые ладьи. Только здесь на берегу Днепра их делали крупнее, из отборного леса - на сорок мужей в ладье.  Теперь насады, бывало, тесал с умельцами кривичами и Эйрик хёвдинг – короткие зимние дни давали возможность немного разогнать кровь и развеять скуку. С хёвдингом для общей пользы трудились многие из его людей. Эйрик охотно делился со здешними корабельщиками секретами отцовского ремесла – Рёгнвальд Прочный Киль не уступил бы никому из здешних. И подолгу присматривался Эрик, как ловко разгибают умельцы выдолбленные древесные стволы, распарив их кипящей водою и ладят из них корабельное днище. Ладьи выходили не у всех – рукодельные мужики едко посмеивались над творениями неумех, называя вышедшие из-под их руки кособокие чудища – комяга. Эйрик уже знал – так здесь называют долблёное корыто, вполне годное для кормления домашней скотины.

После Коляды и Йоля, как навалило снегу, к Смоленску потянулись к воеводе вои от русских земель. Они съезжались по замерзшим руслам речушек на санях гружёных воинским скарбом и снедью. От чуди, веси, словен и кривичей, от всей руси, жившей по берегам рек шли оружные молодцы к княжьей дружине. Бывали средь них такие, кого Мистивой воевода заворачивал обратно - негож иль молод ещё - а чаще оглядывал по-хозяйски стать, одёжу и оружие, да размещал в посаде по избам и землянкам, сообразно роду-племени и знатности.

В таких дружинных избах зимовали и гридьба и варяги. Урманы лишь сложили из камней, принесённых с берега реки, новые очаги, на привычном месте - посреди изб.

Пришло время – и день сравнялся с ночью. Шумно и хмельно провожали славяне уходящую зиму – жгли соломенное чучело, водили вокруг хороводы, радовались ярому солнцу, славили его:

 

Славься!

Солнце-царь,

сын Сварогов,

еже есть Даждьбог!

 

Так и весна приспела, полой водою вспучив и взломав лёд на Днепре.

И настал день, когда от днепровских верховий в насадах пошли вои. И двинулись от Смоленска под воеводским стягом – Ясным Соколом от великого князя пожалованным. Вниз по Днепру вырастая как снежный ком, шла дружина Мстивоя, воспряв многие паруса на речном просторе. От кривичской, древлянской, радимичской и северской земель, от Новгорода и Смоленска, от Любеча и Чернигова, от других больших и малых градов русских, день за днём сбираясь в великую страшную врагам силу.

Вот показались вдали и холмы Киева града, и шумный торговый Подол, отражающийся в тихих водах Почайны. Оба днепровских берега были усыпаны многотысячным войском и десятками стягов. У воды стояли многие сотни ладей готовых к походу. И лишь только откуда-то донёсся властный голос рога, всё это пришло в движение – будто и сам берег зашевелился и потёк неудержимо вниз, расцветившись парусами на ветру.                                                                                                                   

Хельги обратился к Мстивою воеводе – мол, вели причалить, воям любо дивный город поглядеть, прочее войско успеем нагнать.

Мистиша ухмыльнулся, шевельнув усами – варяги добрые гребцы, непременно нагонят – и  велел править в Почайну.

- Добро! Причаливайте!

 

Хельги наделил своих воев серебром и отпустил их к граду и торгу до вечера – велел вернуться до поры, когда в котлах сварится каша. Все возвратились ко времени, кроме Лейва…

 

Лейв с берега оглядел богатый град, задорно брякнул серебром в кошеле, и без ошибки ринулся сразу к торговым рядам – мореходу ли не знать, где у града бывает торг?

Разумеется, Лейв спешил не туда, где можно купить бусы, узорочье, отрез сукна или новые порты – а в те ряды, где торговали едой и выпивкой – после дальнего пути совсем опостылело Лейву варево из походного котла. Хельги хевдинг щедр на еду – храни его Асы! Но сегодня Лейв жаждал порадовать пузо не только овсянкой. К счастью, хевдинг всегда был щедр и на серебро! И Беззубому сегодня хотелось купить много вкусной жратвы - аж бурлило в животе. Хорошо бы ещё молодуху весёлую и сговорчивую найти, но с этим можно повременить…

Нос Беззубого работал безошибочно – хороший кормщик так не водит ладью в шхерах, как Лейв петляя меж изб и плетней, пришел именно туда, куда следовало. Если где-то еще на круге земном и торговали жратвой, то уж точно не та широко как здесь – Лейв почуял это ещё издали. Жратвы было много, а выпивки ещё больше! В животе вновь заурчало, и Лейв поспешил к торговым рядам, вспоминая сытные пироги Полады, матери Бури-Берсерка.

 Да – тут было из чего выбирать! Лейв пытался оглядеть снедь без суеты – живот урчал всё сильнее. Запахи жареного, пареного, солёного, копчёного, печёного и всякого хмельного сводили с ума. Беззубый не знал, что хочет найти. Его желание было простым – самой вкусной жратвы… и побольше! Столько, сколь вмещает ненасытное брюхо викинга после дальних странствий.

Гусь! Лоснящийся жиром копченый гусь! Лейв выпучил глаза. Ему показалось, что у него даже борода зашевелилась…

Лейв указал на гуся. Чубатый полянин лукаво улыбнулся из-под вислых усов и назвал цену. Лейв не разобрал слов, впившись взглядом в гуся. Тут торговец подхватил яство на руки и повернул к покупателю другим более запекшимся румяным боком…

Кишки завернуло так, будто кто-то ударил в пузо кулаком!

Лейв, не раздумывая, запустил руку в кошель, выудил оттуда арабскую монету с процарапанными поверх выпуклой вязи соколиными крыльями, положил её на заскорузлую ладонь и вынул нож, чтобы отрезать от неё часть.

Тут торговец быстро и многословно что-то залопотал, указывая руками на свой многочисленный товар – слова Лейв разобрал не все, но полянина понял сразу – бери, что хочешь ещё, но монету не режь – жинке на монисто пойдёт.

Лейв с усилием оторвал взгляд от смачного гуся, и оглядел прочий товар - двух гусей или более он, пожалуй, не осилит…

Даже пустое варяжское брюхо не вместило бы всего, что предлагал щедрый и запасливый полянин. Лейв уже готов был отдать за гуся полновесную монету, но как любой бывалый викинг знал – на заморском торгу всегда следует поторговаться.

Полянин сунул ему под нос окорок.

Тут, среди множества разнообразной снеди, Лейв заметил подле торговца груду несъедобного, но полезного товара: связки шкуры, несколько горшков, топоры, ножи и длинный свиток добротного льняного холста – кто-то выменял всё это на съестное. Беззубый взглянул вниз – на свои потёртые порты - и довольно ухмыльнулся, оскалив единственный клык. Он хотел что-то сказать, но вновь покосился на вожделенного гуся – и тут из его горла вырвался лишь невнятный хрип. Тогда Лейв указал на гуся и холст, затем раскрыл левую ладонь и ткнул пальцем в лежащую на ней монету. К удивлению Лейва торговец сразу согласился, и монета пополнила его кошель. А духовитый истекающий жиром гусь скрылся в походной суме Лейва… без одной ноги. Её с упоением жевал Беззубый, направляясь далее с зажатым под мышкой свёртком холста.

Далее всё стало просто – Лейв распарывал холст на куски и выменивал на них что вздумается - благо на порты оставалось ещё с лихвой! Голод был слегка задавлен, и теперь можно было выбирать. Лейв пошёл не спеша, приглядываясь и принюхиваясь. Проходя мимо рыбных рядов, он поморщился – да что они здесь понимают в рыбе?! Но затем Беззубый вспомнил наваристую похлёбку из свежей рыбы, именуемую – уха. Подумал и решил, что немного неправ.

Лейв оторвал приличный отрез холста, и расплатился им за большой пышный белый хлеб. «Каравай - каравай» - какое странное слово - оно казалось вкусным даже само по себе. Лейв потыкал в хлеб пальцем – тот упруго подавался обратно. Отломил хрустящую корочку – хлеб и впрямь был неимоверно вкусен. Лейв бережно уложил его в суму.

Пышная, как сам каравай, торговка обмерила холстину, проворно работая загорелым локтем. Широко улыбнулась и отвалила в придачу разной мелкой сладкой выпечки – более чем вмещали широкие лапищи гребца - Лейв едва успел подставить подол рубахи.

Так, придерживая подол и прижимая локтем остаток холста, Лейв двинулся к рядам с выпивкой. Встречные почтительно расступались перед ним, поглядывая на узорчатую рукоять меча, торчавшую из-под нарядного плаща.

Издали приметив самого богатого торговца в хмельных рядах, Лейв направился прямиком к нему. Здесь было всё, что пьют – этот купец торговал вином, хмельным мёдом, сбитнем, пивом и квасом, имел при себе и хорошую закуску – вдруг уважаемый покупщик пожелает не только выпить, но и закусить. Немного вина он плеснул в чашу бесплатно – опробовать. Это очень понравилось Лейву. И он переходил от бочки к бочке, попробовал из каждой, воздержавшись лишь от кваса. Выбрал себе по вкусу и попросил налить с собой, указав на довольно вместительную крынку. Хозяин свистнул какого-то крутившегося подле него мальчонку, и всё было исполнено.

Пришло время расплатиться. Вино так понравилось Лейву, что он отдал остаток холста целиком - свёрток порядком надоел ему и мешал нести прочие покупки.

«Скрою порты в другой раз…»

Платой остались довольны оба, как продавец так и покупатель, хотя Лейв сильно подозревал, что можно было купить и дешевле. Впрочем, теперь ему не терпелось сожрать всё это расположившись в удобном месте. Для воина в дальнем походе это не последнее дело. Живот вновь начинал урчать. «Каравай-каравай…»- бормотал себе под нос Лейв.

Лейв выбрался, наконец, из толчеи торга и уселся в тени дерева на склоне холма, поглядывая на простор Днепра и шумящую на ветру молодую рощу. «Берёзы…»- вспомнил здешнее название Лейв. Вид привольной реки и зелёных холмов нравился ему. Но там внизу у воды было самое главное – весело перекликаясь между собой, полоскали бельё и одёжу здешние бабы, подоткнув подолы, дабы не замочить. Это тоже радовало глаз.

Развязав суму, Лейв облегчённо вздохнул – добрался…

Ему здесь нравилось.

«У моего ярла умный брат, раз он решил остаться здесь».

Так размышлял Лейв, когда хлебнул отменного вина и принялся за гуся и хлеб так усердно, как только был способен Беззубый.

«Но Хельги ярл не глупее своего брата и если решит пойти на службу к великому конунгу, я буду первым из тех, кто это одобрит. Всегда буду при ярле!»

Лейв вновь с удовольствием приложился к посудине с вином и уставился вниз, где смеялись и перекликались меж собой бабы. Стройные молодухи затянули песню, отжимая воду и укладывая чистое исподнее в корзины.

Звонкие голоса, красивое пение, загорелые ладные ноги – всё это не на шутку волновало  Лейва, но…

«Нельзя…»- смутно соображал Беззубый, поглядывая через плечо – солнце неторопливо клонилось к закату.

«Ярл велел вернуться к вечеру. А с восходом будем нагонять войско. Ярл не станет поутру разыскивать гребцов по дворам. Здешние женщины не будут обласканы нами…

Впрочем,  нас ждет поход и добыча – уж баб у нас будет много!»

Доброе вино, сытная и вкусная еда, ласковое солнечное тепло сделали своё дело – Лейв сладко задремал, растянувшись на отлогом склоне.

Пробудился он от бурленья в животе и рези в кишках. Лейв вскочил на ноги и заметался по склону. Нужно было спешно опорожнить нутро – но где? Тут у кустов бабы со своей стиркой…

 Там? Там и вовсе неуместно – за ярко раскрашенным тыном кумир какого-то здешнего бога. Только безумец уселся бы гадить вблизи!

 Лейв быстро вертел головой. Ага! Туда!

«Высокий Один Отец Ратей, Тор… все пресветлые Асы! Дайте мне сил добежать до тех берёз! Не откажите мне в такой малости. Я принесу вам славную жертву!»- частил про себя Лейв, рысью направляясь к укромным зарослям.

«Сам посуди Высокий – нужен ли будет ярлу или великому конунгу викинг по прозвищу Вонючие Штаны?! Скажут однажды люди – это тот самый ярл, у которого в гребцах Лейв Засранец?! Позор… Несмываемый позор! Отец Ратей, ты видел меня в бою… Своим мечом я, уж верно, проложил дорогу в Вальхаллу! Как же славные эйнхерии будут сидеть со мной за одним столом? Неужели зажимая носы? Только Локи порадует такое соседство – будет ему над кем зубоскалить…»

Асы были милостивы в этот день – штаны были сняты вовремя. Сидя на корточках Лейв делал своё нехитрое дело, не оглядываясь по сторонам. А напрасно…

Кто-то пнул его в плечо, едва не повалив наземь.

«Хорошо, хоть не испачкался…»- успел подумать Лейв, обернулся и выпрямился в рост.

Троица здешних бондов либо купчишек стояла перед ним. Средний – по всему, самый наглый – топорща вперёд куцую бороденку, обращался к остальным:

- Вы видали, други, что делается на земле нашей?! Уже всякие варяги гадят едва не под носом нашим. Честному мужу от их вони нигде спасенья нет. Уж и ступить скоро негде будет…

Беззубый прервал эту речь размашистой оплеухой, не разбирая её смысла. Когда наглец грохнулся наземь и нелепо взбрыкнул ногами, Лейв принялся за остальных. Знатность их происхождения не заботила его – бонды, заезжие купцы либо ещё кто… потом разберём!

Лейв раздавал удары, придерживая спадающие штаны у места которым он заслуженно гордился как мужчина. Трудно биться одному с троими, когда у тебя не подвязаны порты. Лейв не сробел бы бить и воев, а уж одолеть бондов всегда было для викинга делом чести!

Вскоре Лейв одержал небольшую, но вполне достойную победу – все трое неприятелей скрючившись, лежали на траве, боясь поднять голову. Беззубый удовлетворённо хмыкнул, оглянулся по сторонам и утёр свой крепкий зад краем чужого плаща, чем окончательно унизил побеждённых. Затем подвязал штаны, подхватил свою суму и направился прочь. Но ему опять помешали…

«Что же за день такой? Невелика моя удача…». Лейв сплюнул, глядя на сбежавшуюся толпу говорливых бабёнок и молчаливых мужиков. Мужики смотрели на варяга недобро – продолжать драку было безполезно. Бабы шумели, мужики негромко переговаривались о чём-то, а избитая и ненароком вывалянная в дерьме троица галдела громче всех, тыча пальцами в Лейва и стуча себя в грудь кулаками. Лейв в ответ только злорадно скалился своим единственным клыком, вспоминая всё хорошее, что успел подарить ему сегодняшний день – копчёного гуся, отличное вино и каравай…

- На суд! На суд! На Боричев двор! Пусть Боричь вас рассудит по Правде нашей!- наконец прозвучал уверенный голос, выделяющийся среди общей неразберихи.- Борич мудрый, Правду чтит. И прежде никто его судом обижен не был! Жирята, где видоки твои?

Куцебородый мужичонка бывший заводилой в драке, завертел по сторонам головой.

- Я видала! Я слыхала!- выскочила из толпы бойкая растрепанная и, видно, языкастая бабёнка.

- Скройся баба! Вам на суде слова нет. Иди мужика своего учи репу варить, коли он безъязыкий! Ещё спрашиваю, Жирята, видоки есть у тебя?

Жирята важно оправил испачканный дерьмом плащ, и повёл рукой в сторону своих приятелей, не менее грязных. Ему ответили, едва удержавшись от смеха:

- Нет, Жирята, то не видоки – они, видать, с тобою заодно были…

- Стало быть – на Боричев двор идём! Верно люди говорят!- с этими словами выделявшийся в толпе статный огнищанин махнул рукой, задавая направление. «Должно быть какой-то здешний могучий бонд» - смекнул Лейв и пошёл, не сопротивляясь. Оно и варягу понятно - суд есть суд! Толпа двинулась следом.

Шествие через многолюдный киевский посад на Боричев двор не доставляло Лейву удовольствия, но он старался выглядеть безразличным и никак не отзывался на крики любопытной толпы, которая всё прибывала. Беззубый не отчаивался – не впервой…

Лейв вспомнил вдруг поучение Высокого, которое так любил повторять Снорри-Скальд:

 

Кто молчать не умеет

тот лишние речи

заводит нередко.

Быстрый язык

накличет беду

коль его не сдержать.

 

А народу всё прибавлялось. Подошли к богатым воротам. Толпа начала выкликать имя хозяина подворья. Створка ворот отворилась – вышел видный челядин и спросил:

- Чего надо?

- Дело непростое. Рассудить бы по справедливости!- пророкотал в ответ могучий огнищанин и добавил чуть тише, указывая на испачканную в дерьме троицу, ищущую Правды.- Не к Ярополку же князю их вести?

- А сами-то? Ты, Крежень, хозяин добрый, достаток у тебя, людьми уважаем, и Правду знаешь. Сам бы и рассудил. Чего зря боярина беспокоить?

- Я же говорю – дело непростое. Не моего ума. Сам погляди – этот урман купца заезжего избил со товарищи. А послухов и видоков нет. И по всему выходит, что урман из тех самых, что Мистиша сегодня привёл. Как хочешь – а тут Борич нужен!

- Ну, добро! Ждите здесь! Я боярину скажу.

Ждать пришлось недолго. Ворота распахнулись, и вышел сам Борич – человек знатный, привыкший повелевать, богато одетый, грузноватый и с изрядной сединой в волосах и бороде.

- Значит так,- кашлянув, начал он свою речь,- Порядок все знают, посему долго рядить не станем! Кто Правды ищет да себя обиженным считает - становись от меня по правую руку! Кто их сторону держит – стань туда же!

Толпа поделилась. Часть её перешла одесную от Борича. Придвинулись к нему и трое испачканных правдолюбцев. Борич несколько удивлённо оглядел их, снова кашлянул и невозмутимо продолжал:

- Кто отвечать будет и на кого вину возлагают – встань по левую руку!

Лейв понял не сразу, но его слегка потянули за рукав и объяснили – здесь стоять нужно.

Беззубый перешёл, куда требовалось, и несколько вызывающе оглядел толпу – рядом с ним не встал никто…

Борич воззрился на него.

- Хм! Почто урман один?! Где сторонники его? Чей род ответ держать будет? С кого, ежели что, виру брать? Негоже так! Кто знает, где урманы стоят? А ну бегите, зовите их сюда! Да толмача не забудьте сыскать! Живо!

В толпе быстро нашли нескольких быстроногих и смышлёных отроков и послали их к берегу. Те резво припустили прочь. Борич объявил:

- Покуда не придут – ждать будем!

Борич решил верно - ждать пришлось недолго. Хельги уж недосчитался Лейва и был готов ко всему. Ярл решительно и быстро поднимался на холм с дюжиной своих людей. Среди них были Орм, Эйрик и Снорри. Лейв дурашливо и радостно улыбнулся, махая рукой, и призвал их встать подле него.

Начался разбор тяжбы. Пока Снорри выслушивал руса Борича, вежливо переспрашивая порой, Лейв поведал Хельги как было дело. Хельги то хмурил брови, то кивал головой, а узнав всё, крепко задумался.

Борич предложил высказаться обеим сторонам. Начал Жирята, тряся бородёнкой от возмущения. Он чего-то восклицал, тыкал пальцем в небо, бил себя кулаком в грудь, обращаясь к толпе, и порой с надеждой поглядывал на Борича.

Лейв мало что понимал, да ему и безразлично было. Ясно ведь – сейчас его, Лейва, обвиняют во всех существующих грехах и просят защиты. Снорри всё старательно пересказал по-урмански. Лейв выслушал, усмехнулся и, кивнув Снорри, изложил ответную речь. В ней он воздал хвалу городу, люду в нём живущему и сокрушался, что среди множества честных мужей иногда заводятся…

Тут Снорри сбился, переводя.

…Заводятся те, кто отравляет жизнь, как хозяевам, так и гостям!

Далее Лейв изложил, всё как было, и добавил, что не сомневается в справедливости суда и просит вынести мудрое решение. Снорри, переводя, больше не сбился.

- Хм!- пробубнил Борич.- Дело и впрямь непростое! Видоков нет. Бабы - не в счет! Да три разбитых рожи. Что ж, будем рядить, как пращуры завещали…

 И загудел громко, так что слышали все:

- По закону русскому! Если ударит мечом, или копьём, или каким либо оружьем русин варяга, или варяг русина – да того для греха заплатить серебра двенадцать гривен по закону русскому. Если же есть недоимка, да что можно продано будет - да и порты, в которых ходит, да и то с него снять, а о прочем да на роту ему ходить по своей вере, что не имеет ничего… только так отпущен будет!

Толпа охнула – серебра двенадцать гривен! Богатство огромное, это же, сколько добра накупить можно?!

- Жирята, ударил ли тебя варяг мечом?- спросил вдруг Борич.- Нет? Иль руку сломал, иль глаза лишил, иль бороды вырвал клок? Поди-ка сюда покажись! Та-ак! Руки-ноги целы, зубы тоже… да и бороде ущерба нет. Стало быть, и честь мужеская не задета. Да и дружки твои не боле пострадали.

Борич ехидно усмехнулся, оглядев бородёнку Жиряты, и громко изрёк:

- Три гривны! Уплату налагаю на этого белобрысого урмана и на род его, либо на его сторонников! Платить здесь и сейчас! Быть посему!

Снорри всё старательно перевёл. Но Хельги прервал его – сам всё понял! Иного и не ожидал с той поры, как недосчитался Лейва у берега. Три гривны за Беззубого…?

Невелика цена!

Вывалянный в грязи и дерьме Жирята стоял красный от возмущения, разинув рот. Наконец он опомнился, с сипом втянул в себя воздух и завопил на всю улицу:

- Люди, слыхали?! Это разве приговор?! Чужаки здесь скоро, что захотят творить будут, а нам лишь объедки швырять, как псам шелудивым! Я до князя дойду!

- Иди-иди! Терем княжий недалече. Ярополк князь уж с перевесища вернулся. Дичи добыл. Изголодался. То-то рад будет князь к сытному столу твоему духу…- раздался позади всех знакомый властный голос,- Возрадуется князь и рассудит тебя! Уж так рассудит…

Варяги обернулись на голос. Это был Мистивой, незамеченным пришедший на шум. Воевода вошёл в середину судного круга.

- Ежели тебе, Жирята, такой ряд не по нраву, так требуй по завету пращуров Божий Суд!

При этих словах Жирята втянул голову в плечи и стал озираться по сторонам, ища поддержки. Его сторонники молчали.

- Согласен,- покорно выдохнул он.- Где серебро?

Хельги отвязал от пояса пузатый кошель и протянул его Боричу. Тут же из толпы протолкнулся какой-то купчина, услужливо предлагая свои весы. Серебро взвесили - его оказалось достаточно. Борич отрядил:

- Всё верно! Вира уплачена. На том делу конец!

- Нет!- сказал вдруг Лейв, выудил из рукава серебряное обручье в полмарки весом, стянул его с руки и брякнул в чашу весов.

- Это ещё к чему? Лишнего не берём – в том чести нет!

Тогда Лейв кивнул Снорри, задорно ухмыльнулся – переведи! И косноязычно прошамкал затейливую речь, которую едва ли кто из присутствующих разобрал даже если бы Беззубый и не путал слова всех языков, которые знал. Снорри изо всех сил пытался изъяснить смысл этой речи, давясь от смеха, и чудом сохраняя торжественный вид.

Лейв хрипел, что он пришел в войско великого конунга русов, и для конунга будет мало славы, если его воины станут ценить свою честь так дёшево. Лейв орал, что не сомневается – под стягом конунга он добудет себе столько золота, сколько никто здесь не видел. А если его серебро не желают брать сейчас, то пусть это будет платой вперёд за те грешки, которые он, Лейв, возможно совершит в будущем…

Едва Снорри умолк, Лейв быстро подскочил к Жиряте и почти по-дружески несильно хлопнул того ладонью по животу - раздался неуместный на суде звук…

Вокруг Жиряты стал распространяться отчётливый запах свежего дерьма – и его сторонники потеснились прочь. Толпа оглушительно захохотала, впрочем, сказать, что она хохотала - значит не сказать ничего. Кто-то согнулся пополам. А какой-то нарочитый купчина катался от смеха по земле, ухватившись за живот и позабыв всю свою прежнюю важность.

- Благодарю тебя Один! Теперь все видят, кто здесь Засранец!- ликующе прошамкал довольный Лейв – это стоило серебряного обручья!

На том суд закончился.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

12

 

Минул день пути за Киевом градом – на высоком Вытечеве холме над рекою встала заметная издали сторожевая башня, окутавшаяся хвостом сигнального дыма. 

Здесь с крутого берега взирал на своё войско князь Святослав. Пело сердце храброго князя - без числа ладей проходило пред ним! Вои - многи и храбры - сошлись в них, увесив ладьи червлёными щитами, как крупной чешуёй неведомых чудищ.

Звоном оружия приветствовали вои великого князя и стяг его, и тот велел трубить им в ответ, да не раз – с ног валились к вечеру трубачи…

А князь велел поднести им за усердие хмельного мёду.

Хельги вглядывался в князя ещё издали – среди нарядной своей гриди он был неожиданно прост, не выделялся ни ростом, ни убранством – отличался от любого простолюдина лишь чистотой полотняных одежд своих… и статью. Крепко стоял над обрывом – будто корнями врос.

Князь слегка кивал чубатой стриженой головой - и в ухе покачивалась золотая с жемчугами серьга – да улыбался в вислые усы, когда на очередной ладье вои приветствовали его молодецким кличем и звоном мечей.

Святослав провожал цепким взором ясных голубых глаз знакомые и незнакомые стяги светлых князей и воевод. Верно оценивал и счислял идущие под ними большие и малые дружины, пришедшие под его руку. Приметил стяг Мстивоя и варяжский стяг Хельги. Оглядел их ладьи, чуть повернув голову…

А по правую руку от великого князя сурово взирал на Мистишины ладьи седовласый Свенелд – добрых ли воев привёл князю его сын, не осрамил ли отца?

Вои почуяли на себе княжий взгляд и грянули удалой приветственный кличь, загремев оружьем в щиты.

По всему было видно – и верховыми воями и варягами доволен князь…

Тогда и Свенелд подобрел, слегка кивнув головою сыну – любо!

Без малого три дня собиралось у Вытечева холма и устья Стугны реки войско, прежде чем двинуться дальше к Русскому морю.

 

Шли Днепром ещё несколько дней - зарычал впереди первый порог, оскалившись посреди русла изъеденными клыками скалистых островков. Тут вои причалили и, раздевшись донага, повели насады вдоль излучины берегом, осторожно ступая по каменистому дну. Кормщики с малым числом помощников мерили глубину и упирались шестами, помалу проталкивали ладьи вперёд, чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Минуя порог, насады чалились у отлогой речной луки - вои усаживались за вёсла и устремлялись далее подгоняемые резвым течением Днепра.

Второй порог открылся за поворотом – остров разбивал русло надвое, и один поток ревел и пенился беснующимися водными валами, а другой был сплошь завален склизкими зелёными каменьями выглядывавшими то тут, то там из воды. Снова раздевшись, полезли вои в вешнюю воду…

Здесь каждый выбирал свою дорогу. И порой кормщики высаживали часть воев у берега, облегчая ладью и, весело гикнув, лихо бросались вперёд по бурлившему стрежню. В одном из челнов был и великий князь, сам гребя веслом. Не отставали и варяги, похваляясь удалью бывалых мореходов дружных с водою.

Хельги сам встал у кормила, поглядывая через плечо - как Эйрик ведёт чуть следом другой насад. Пенные буруны неотвратимо приближались, открывая верную дорогу лишь тому, кто ведает эту науку. Хельги выбрал свой путь, весёлым возгласом подбодрил дюжину гребцов с надеждой глядевших на него, и навалился на кормило, уводя ладью от облитого водою валуна, туда, где подпрыгивали один за другим, шипя пеной, островерхие валы.

Хельги выправлял верно. Насад тяжело занес корму, скользнул мимо валуна - так что гребцы едва не ударили веслами по его тёмному зелёному боку - и помчался на стрежень, подпрыгивая и разбивая пенные волны горделиво изогнутой грудью.

Ладья, ведомая Эйриком, обошла опасный валун с другой стороны и тяжело ухнула в разверзшуюся неожиданно пучину, разметав в стороны брызги. Стоявшего на носу воина – Хельги признал в нём Лейва - с головой окатило разбившимся в брызги пенным буруном. Насад Эйрика неожиданно проворно выскочил на гребень волны и устремился вперёд, опережая Хельги. Ярл с укором поглядел на своих гребцов.

- Левым! Правым! Вместе! С нами Один!- орал Хельги срывая голос, перекрывая рёв гремящего порога, и пристально вглядывался вперёд – не попались бы подводные камни!

Удача благоволит отважным – вновь миновал насад затаившуюся до поры глыбу, сокрытую меж пенных бурунов… Пот прошиб Хельги, когда скользнуло по её склизкому хребту тяжёлое кормило.

Хельги видел, как впереди один из челнов наскочил на валун, дернулся кверху левым смолёным боком, тяжело перевалился через острый каменный край, соскользнул с него, расплескав кормою волны. Затем вдруг повернул к берегу, быстро оседая в воду, и ткнулся в отлогий берег среди торчащих из реки мшистых камней.

Насад погрузился кормою в воду, а из него проворно высыпали на берег гридни, прыгали с камня на камень, оскальзываясь, громко перекликались меж собой и радовались своей удаче – даже ног не замочили!

Бурные струи резво уносили ладьи за речную луку, и разгулявшись покатыми волнами на открывшемся там речном просторе, утихали. Будто указывали путь к удобному для причала просторному и отлогому берегу.

Туда уже поспешали посуху вои, согнувшиеся под тяжестью разнообразного походного скарба, с задором поглядывая на своих сотоварищей мчащихся по пенным волнам.

 

Также миновали вскоре и третий порог, бурливший и клокотавший не менее прежних. Хельги видел мельком, как тяжело сел на каменистый гребень и встал среди бурунов насад ведомый Бьёрном Ломаное Весло. Как заметались там гребцы, поглядывая через борт. И как Бьёрн соскочил из-за кормила на склизкую спину валуна, оказавшись почти по щиколотку в воде. Гребцы с опаской поглядывали на него – не оскользнулся бы! Бьёрн присел и облапил ручищами корму… поднатужился, слегка приподнял её и качнул насад вперёд. Едва насад был подхвачен течением реки, Бьёрн ухватился за борт и ловко запрыгнул внутрь к кормилу – а ведь на берегу казался грузным как матёрый медведь!

Тут Хельги обернулся на крик своего впередсмотрящего – и ему стало не до Бьёрна. Впрочем, Бьёрн в сочувствии, по всему, не нуждался. Дело своё делал верно, и без суеты.

 

А к вечеру ещё издали послышался тяжёлый и зловещий гул – то был Ненасытец…

С отлогого берега усыпанного причаленными ладьями призывно трубили рога, и махали чадящими факелами несколько отроков – далее не ходи, здесь чалься! Войско собиралось на берегу, чтобы пройти Ненасытец стороной, волоком, вытянув ладьи на сушу.

Вдали по зелёным холмам - на закат от реки - сновали на резвых конях несколько тёмных всадников, не приближаясь и не убираясь прочь - исчезали и вновь появлялись среди зелени высоких трав.

Хельги сойдя на берег, указал на них Мстивою воеводе.

- То печенеги,- ответил воевода,- Ныне они с нами не ратны. Заодно с войском нашим походом пойдут - степным берегом округ лукоморья. Не зря здесь кружат – сведали – много нас! Помчатся сейчас доносить поганым князьям своим! Ждут здесь по своему обычаю купцов наших! Грабить! Вороньё степное! Падаль…

Воевода наградил печенегов какими-то ещё нелестными прозвищами – Хельги разобрал не все, но Лейв Беззубый, оказавшийся вдруг рядом, кажется, понял до единого. Лейв весело загоготал, почёсывая ячменную бородищу, задорно и хищно поглядел в сторону заката, крепко облапив тяжёлое копьё и положив мозолистую натруженную ручищу на рукоять меча, как бы говоря – вот бы велел великий конунг… 

Печенеги убедились, что русы не купцы, а вои – и воев этих много – покрутились ещё немного вдали на вершинах холмов и ускакали прочь.

Меж тем войску предстояла непростая работа – разгрузить ладьи, перетянуть их берегом более девятисот шагов, и вновь снарядить к походу. Работу эту делали все, не разбирая знатности – видели, великий князь поступал также.

 

Какой восторг охватил всех, когда минули это препятствие, и раздольные воды Днепра Славутича понесли ладьи дальше! Разве остановят теперь воев малые пороги, оставшиеся впереди?! Ликуя, глядела дружина, как выходит вперёд ладья под стягом великого князя – там были как на подбор гребцы, среди них и сам князь сидел, гребя веслом. Но и им никто уступать не хотел – из всех ближних и дальних земель собрались здесь лучшие удальцы. Следом за князем мчалось неутомимое войско вниз по Днепру. Казалось – Днепр могут веслами расплескать вои. Велел бы только князь!

Зарокотал за лукой порог. Хельги высадил часть воев на берег и вновь встал к кормилу, огибая луку, вглядывался в пенные буруны – не затаился ли где опасный валун. Река промчала насады быстро и вынесла на простор плёса. За лукой многочисленные ладьи причалили в большой удобной заводи – вои рассаживались обратно. Были веселы и нетерпеливы – когда же устье? Скорее бы к синему морю…

Вновь впереди закипело русло бурной водою в пороге. Сжали реку подступившие берега. Помчались вперёд одна за другой увлекаемые течением ладьи. Хельги видел, как перед ним один из насадов наскочил на валун, неуклюже поворотился боком и накренился, так что всё посыпалось на один бок – гребцы, снасти и разный скарб. Мгновение было видно, как яростно сопротивляется кормщик. Ещё кто-то из гребцов пытался помочь ему…

Но было поздно – неодолимые бурные струи развернули насад поперёк, загнали ещё далее на валун – насад круто накренился, вдруг черпнул через борт воду и резко перевернулся, разбросав вокруг всё, что не пошло ко дну - вёсла, щиты, корчаги, мешки. Среди пенных волн – будто кипящих - барахтались гридни, пытаясь выплыть к берегу. Видно было, что это удалось не всем. Кого-то, разбив о камни, забрала река и унесла куда-то вдаль.

Хельги повёл свою ладью стороной от опасного места, без устали работая кормилом, и лишь мельком видел мокрых гребцов выбравшихся на берег среди камней, да их разорённый рекою насад, выброшенный на каменистую отмель кверху ободранным смолёным брюхом.

За этим порогом остался лишь последний – малый. Как младший братец грозных старших братьев своих - он почти бессильно пошумел водою, разогнав ладьи перед широким плёсом, и вытолкнул их на простор реки. Более не гневался Днепр Славутич на удалых воев, расплескавших вёслами его гладь.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

13

 

Меж тем и в Царьграде точили мечи…

В светлой дворцовой палате на золочёном резном кресле восседал басилевс. Он услал придворных прочь - сейчас Иоанну было необходимо одиночество. Роскошная порфира была немного великовата ему – новый басилевс был невысок ростом и неширок в кости, но крепок как бывалый воин, и швецы несколько польстили ему, выкраивая пурпурное одеяние.

Иоанн Цимиский размышлял, листая лежавший перед ним драгоценный фолиант. Порою, он вглядывался в его роспись и рисунки, порою читал страницы, привлёкшие его внимание, затем вновь возвращался к своим размышлениям, перечитывая одну строку по нескольку раз, не вникая в её смысл и думая о своём. Его мысли были довольно безсвязны – слишком многое надо было решать разом - власть, взятая недешёвою ценой Иоанном, тешила его гордость, но навалилась на него неожиданной тяжестью новых забот. Взятое однажды необходимо надёжно удержать впредь.

…Феофания[1] - похотливая сука, безмозглая курица - должно быть, думала, что он разделит с ней трон, как сделал прежде Никифор Фока - Иоанн в мыслях усмехнулся. Трон и так приходится делить на троих – а это не скамья в дворцовом циканистирие – лишних соседей не нужно. А он, Иоанн, готов терпеть рядом лишь Порфирородных - Василия и Константина…

Далёкий шум голосов прервал раздумья басилевса. Иоанн повернул голову к окнам. Можно было подойти и посмотреть, уяснив причину досадного шума. Но басилевс не стал этого делать – причина переполоха была проста – на торговой площади били сжульничавшего хазарского менялу, пойманного с поличным. Меняла что-то верещал, гнусаво и картаво - то оправдывался, то тщетно призывал на помощь - ему в ответ гудел хор возмущённых голосов. Городская стража, судя по всему, не спешила прервать безсудную расправу.

Басилевс брезгливо поморщился, испытывая некоторую досаду – орущий от страха и боли косноязычный пройдоха, напомнил ему о судьбе многих других хазарских торгашей наводнивших империю после падения их царства. Злоключения чужаков не заботили басилевса – торгаши выживут – но ужасающий и неожиданный разгром их каганата, прежде на века, незыблемо утвердившегося среди варварских племён, заставлял призадуматься. Не спасли кагана ни полчища хазарских всадников, ни крепкие кирпичные стены крепостей выстроенных ромеями, ни хитрые козни советников и сородичей кагана, ни самая их вера, повязавшая всех кровью, ни полная сокровищница, привлекавшая алчных наёмников - мусульман, христиан, и диких степных номадов коих не счесть ни назвать. Всё рухнуло, разбежалось… либо было уничтожено и безжалостно сокрушено.

Северные варвары стали слишком опасны – теперь у них появился новый храбрый предводитель – Сфендослав архонт росов. Тем более страшный, что неведомы никому были его цели и мысли - Сфендослава вела не жадность к добыче, когда-то сгубившая его отца, а нечто совсем другое. Что?! Это более всего и заботило нового басилевса.

Хазары и их каганат были верными и давними союзниками империи ещё со времён Ираклия басилевса. Теперь необходимо было найти им замену. И быстрее. Владения империи окружают многочисленные враги. Ромеям необходимо на кого-то опереться. До поры можно просто ссорить меж собой варварские племена, как то делал Никифор. А потом?

Неожиданно тяжела оказалась порфира басилевса, такая желанная когда-то.

Иоанн вновь посмотрел на лежащую перед ним книгу – что ещё полезного оставил там писака Константин? Наверное, он был не лучшим басилевсом из прежних – забросил все государственные дела, препоручив их родственникам, и занялся писательством книг. Но занялся не напрасно – в его писаниях можно и ныне найти ответы на многие вопросы. 

Иоанн вновь принялся листать фолиант.

Вот здесь…

…Приходящие из внешней Росии в Константинополь однодеревки являются одни из Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингоря, архонта Росии, а другие из крепости Милиниски, из Телиуцы, Чернигоги и из Вусеграда. Итак, все они спускаются рекою Днепр и сходятся в крепости Киева, называемой Самватас. Славяне же, их пактиоты, а именно: кривитеины, лендзанины и прочие славинии – рубят в своих горах однодеревки во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лёд, вводят в находящиеся по соседству водоёмы. Так как эти впадают в реку Днепр, то и они из тамошних в ходят в эту самую реку и отправляются в Киев. Их вытаскивают … и продают росам.

Иоанн нетерпеливо пробежал глазами несколько строк.

Или здесь…?

И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются к Витичеву, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух-трёх дней, пока не соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр.

Нет. Здесь нет почти ничего о самом Сфендославе архонте!

Басилевс раздражённо и резко перевернул страницу. Быстро прочитал часть текста, пропуская порою целые строки.

…Они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Веручи, что означает «Кипение воды», и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как «Малый порог».

Эта страница неожиданно привела басилевса в негодование – соглядатаи, которых Иоанн щедро снабжал серебром, посылая в Великую Скифию, никогда не доносили о чём-то подобном. Уж если два варварских народа говорят на разных языках, их непременно можно натравить друг на друга, подкупив, либо поссорив их вождей! Никифор наслал ведь Сфендослава и его росов на болгар. И пачинакиты ходили на Киев, досадив росам…

Но росы и прочие славинии, что обрушиваются на ромеев с севера из Росии, всегда были неделимы - это знал ещё Фотий патриарх! Ругии, вандалы, анты, славинии… как бы их там ещё ни называли прежде – один народ, неисчислимый и воинственный, говорящий одним языком. О чём здесь писал Константин сочинитель?! Ему, верно, не приходилось кормиться с ними из одного походного котла, ведя войско куда-нибудь к берегам Сицилии или под стены арабских крепостей. Если бы это было так, как здесь написано, уж он – Иоанн воспользовался бы любой рознью в Росии. Как впрочем, и прежние басилевсы…

Иоанн вновь вспомнил о своём убиенном предшественнике. Затея Никифора Фоки – натравить Сфендослава варвара на болгар была хороша… до поры. Но болгары признали храброго архонта росов своим царём и стали во много опасней. Пришлось подкупить часть их знати, посулить им блага и почести, чтобы те выступили против наместников Сфендослава. Но что будет дальше? Едва ли неудержимый архонт росов смирится с утратой своих владений на Дунае – вновь соберёт под свою руку всю Великую Скифию…

Что будет затем?

Когда вскипевшее бешенство улеглось, Иоанн продолжил чтение.

Затем достигают так называемой переправы Крария, через которую переправляются херсониты из Росии, и пачинакиты на пути к Херсону. Эта переправа имеет ширину ипподрома, а длину, с низа до того, где высовываются подводные скалы, - насколько пролетит стрела пустившего её отсюда дотуда. Ввиду чего к этому месту спускаются пачинакиты и воюют против росов. После того как пройдено это место, они достигают острова, называемого Святой Григорий. На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг, а другие – кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай. Бросают они и жребий о петухах: или зарезать их, или съесть, или отпустить их живыми. От этого острова росы не боятся пачинакита, пока не окажутся в реке Селина. Затем продвигаясь таким образом ... до четырёх дней, они плывут, пока не достигают залива реки, являющегося устьем, в котором лежит остров Святой Эферий. Когда они достигают этого острова, то дают там себе отдых до двух-трёх дней. И снова они переоснащают свои моноксилы всем тем нужным, чего им недостаёт: парусами, мачтами, кормилами, которые они доставили. Так как устье этой реки является, как сказано, заливом и простирается вплоть до моря, а в море лежит остров Святой Эферий, оттуда они отправляются к реке Днестр и, найдя там убежище, вновь там отдыхают. Когда же наступит благоприятная погода, отчалив, они приходят в реку, называемую Аспрос, и, подобным же образом отдохнувши и там, снова отправляются в путь и приходят в Селину, в так называемый рукав реки Дунай. Пока они не минуют реку Селина, рядом с ними следуют пачинакиты. И если море, как это часто бывает, выбросит моноксил на сушу, то все причаливают, чтобы вместе противостоять пачинакитам. От Селины же они не боятся никого, но, вступив в землю Булгарии, входят в устье Дуная. От Дуная они прибывают в Конопу, а от Конопы в Констанцию… к реке Варна; от Варны же приходят к реке Дичина. Всё это относится к земле Булгарии. От Дичины они достигают области Месемврии – тех мест, где завершается их мучительное и страшное, невыносимое и тяжкое плавание.

 

 

Не напрасно был озабочен Иоанн Цимиский – не успел и отобедать, как вскоре явился к нему гонец - то слали, как уже бывало и прежде, корсуньцы весть:

 

ТО  ИДУТ  РУСЬ  БЕЗ  ЧИСЛА  КОРАБЛЕЙ! 

ПОКРЫЛИ  МОРЕ  КОРАБЛИ!


[1] Феофания  – вторая супруга и вдова императора Романа II, мать «Порфирородных» наследников престола Василия II (963-1025 гг.) и Константина VIII (976-1028 гг.). После смерти Романа II стала женой Никифора Фоки, «солдатского» басилевса (963-969гг.). Пострижена в монахини (?) при Иоанне Цимиские.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • «Древний Ветер» (Fornkåre) на Ловоти. 2013 год
      Автор: Сергий
      Situne Dei

      Ежегодник исследований Сигтуны и исторической археологии

      2014

      Редакторы:


       
      Андерс Сёдерберг
      Руна Эдберг

      Магнус Келлстрем

      Элизабет Клаессон


       

       
      С «Древним Ветром» (Fornkåre) через Россию
      2013

      Отчет о продолжении путешествия с одной копией ладьи эпохи викингов.

      Леннарт Видерберг

       
      Напомним, что в поход шведский любитель истории отправился на собственноручно построенной ладье с романтичным названием «Древний Ветер» (Fornkåre). Ее длина 9,6 метра. И она является точной копией виксбота, найденного у Рослагена. Предприимчивый швед намеревался пройти от Новгорода до Смоленска. Главным образом по Ловати. Естественно, против течения. О том, как менялось настроение гребцов по ходу этого путешествия, читайте ниже…
       
      Из дневника путешественника:
      2–3 июля 2013 г.
      После нескольких дней ожидания хорошего ветра вечером отправляемся из Новгорода. Мы бросаемся в русло Волхова и вскоре оставляем Рюриков Холмгорд (Рюриково городище) позади нас. Следуем западным берегом озера. Прежде чем прибыть в стартовую точку, мы пересекаем 35 километров открытой воды Ильменя. Падает сумрак и через некоторое время я вижу только прибой. Гребем. К утру ветер поворачивает, и мы можем плыть на юг, к низким островам, растущим в лучах рассвета. В деревне Взвад покупаем рыбу на обед, проплываем мимо Парфино и разбиваем лагерь. Теперь мы в Ловати.
      4 июля.
      Мы хорошо гребли и через четыре часа достигли 12-километровой отметки (по прямой). Сделав это в обед, мы купались возле села Редцы. Было около 35 градусов тепла. Река здесь 200 метров шириной. Затем прошли два скалистых порога. Проходя через них, мы гребли и отталкивали кольями корму сильнее. Стремнины теперь становятся быстрыми и длинными. Много песка вдоль пляжей. Мы идем с коротким линем (тонкий корабельный трос из растительного материала – прим. автора) в воде, чтобы вести лодку на нужную глубину. В 9 вечера прибываем к мосту в Коровичино, где разбиваем лагерь. Это место находится в 65 км от устья Ловати.
      5–6 июля.
      Река широкая 100 метров, и быстрая: скорость течения примерно 2 км в час, в стремнинах, может быть, вдвое больше. Грести трудно, но человеку легко вести лодку с линем. Немного странно, что шесть весел так легко компенсируются канатной буксировкой. Стремнина с мелкой водой может быть длиной в несколько километров солнце палит беспощадно. Несколько раз нам повезло, и мы могли плыть против течения.
      7 июля.
      Достигаем моста в Селеево (150 км от устья Ловати), но сначала мы застреваем в могучих скалистых порогах. Человек идет с линем и тянет лодку между гигантскими валунами. Другой отталкивает шестом форштевень, а остальные смотрят. После моста вода успокаивается и мы гребем. Впереди небольшой приток, по которому мы идем в затон. Удар! Мы продолжаем, шест падает за борт, и течение тянет лодку. Мы качаемся в потоке, но медленно плывем к месту купания в ручье, который мелок и бессилен.
      8 июля.
      Стремнина за стремниной. 200-метровая гребля, затем 50-метровый перекат, где нужно приостановиться и тянуть линем. Теперь дно покрыто камнями. Мои сандалеты треплет в стремнине, и липучки расстегиваются. Пара ударов по правому колену оставляют небольшие раны. Колено болит в течение нескольких дней. Мы разбиваем лагерь на песчаных пляжах.
      9 июля.
      В обед подошли к большому повороту с сильным течением. Мы останавливаемся рядом в кустах и застреваем мачтой, которая поднята вверх. Но все-таки мы проходим их и выдыхаем облегченно. Увидевший нас за работой абориген приходит с полиэтиленовыми пакетами. Кажется, он опустошил свою кладовую от зубной пасты, каш и консервов. Было даже несколько огурцов. Отлично! Мы сегодня пополнили продукты!
      10 июля. В скалистом протоке мы оказываемся в тупике. Мы были почти на полпути, но зацепили последний камень. Вот тут сразу – стоп! Мы отталкиваем лодку назад и находим другую протоку. Следует отметить, что наша скорость по мере продвижения продолжает снижаться. Часть из нас сильно переутомлена, и проблемы увеличиваются. От 0,5 до 0,8 км в час – вот эффективные изменения по карте. Длинный быстрый порог с камнями. Мы разгружаем ладью и тянем ее через них. На других порогах лодка входит во вращение и однажды новые большие камни проламывают днище. Находим хороший песчаный пляж и разводим костер на ужин. Макароны с рыбными консервами или каша с мясными? В заключение – чай с не которыми трофеями, как всегда после еды.
      11 июля.
      Прибыли в Холм, в 190 км от устья реки Ловати, где минуем мост. Местная газета берет интервью и фотографирует. Я смотрю на реку. Судя по карте, здесь могут пройти и более крупные корабли. Разглядываю опоры моста. Во время весеннего половодья вода поднимается на шесть-семь метров. После Холма мы встречаемся с одним плесом – несколько  сотен метров вверх по водорослям. Я настаиваю, и мы продолжаем путь. Это возможно! Идем дальше. Глубина в среднем около полуметра. Мы разбиваем лагерь напротив деревни Кузёмкино, в 200 км от устья Ловати.
      12 июля. Преодолеваем порог за порогом. Теперь мы профессионалы, и используем греблю и шесты в комбинации в соответствии с потребностями. Обеденная остановка в селе Сопки. Мы хороши в Ильинском, 215 км от устья Ловати! Пара радушных бабушек с внуками и собакой приносят овощи.
      13–14 июля.
      Мы попадаем на скалистые пороги, разгружаем лодку от снаряжения и сдергиваем ее. По зарослям, с которыми мы в силах справиться, выходим в травянистый ручей. Снова теряем время на загрузку багажа. Продолжаем движение. Наблюдаем лося, плывущего через реку. Мы достигаем д. Сельцо, в 260 км от устья Ловати.
      15–16 июля.
      Мы гребем на плесах, особенно тяжело приходится на стремнинах. Когда проходим пороги, используем шесты. Достигаем Дрепино. Это 280 км от устья. Я вижу свою точку отсчета – гнездо аиста на электрическом столбе.
      17–18 июля.
      Вода льется навстречу, как из гигантской трубы. Я вяжу веревки с каждой стороны для управления курсом. Мы идем по дну реки и проталкиваем лодку через водную массу. Затем следуют повторяющиеся каменистые стремнины, где экипаж может "отдохнуть". Камни плохо видны, и время от времени мы грохаем по ним.
      19 июля.
      Проходим около 100 закорюк, многие из которых на 90 градусов и требуют гребли снаружи и «полный назад» по внутреннему направлению. Мы оказываемся в завале и пробиваем себе дорогу. «Возьмите левой стороной, здесь легче», – советует мужчина, купающийся в том месте. Мы продолжаем менять стороны по мере продвижения вперед. Сильный боковой поток бросает лодку в поперечном направлении. Когда киль застревает, лодка сильно наклоняется. Мы снова сопротивляемся и медленно выходим на более глубокую воду. Незадолго до полуночи прибываем в Великие Луки, 350 км от устья Ловати. Разбиваем лагерь и разводим огонь.
      20–21 июля.
      После дня отдыха в Великих Луках путешествие продолжается. Пересекаем ручей ниже плотины электростанции (ну ошибся человек насчет электростанции, с приезжими бывает – прим. автора) в центре города. Проезжаем по дорожке. Сразу после города нас встречает длинная череда порогов с небольшими утиными заводями между ними. Продвигаемся вперед, часто окунаясь. Очередная течь в днище. Мы должны предотвратить риск попадания воды в багаж. Идет небольшой дождь. На часах почти 21.00, мы устали и растеряны. Там нет конца порогам… Время для совета. Наши ресурсы использованы. Я сплю наяву и прихожу к выводу: пора забрать лодку. Мы достигли отметки в 360 км от устья Ловати. С момента старта в Новгороде мы прошли около 410 км.
      22 июля.
      Весь день льет дождь. Мы опорожняем лодку от оборудования. Копаем два ряда ступеней на склоне и кладем канаты между ними. Путь домой для экипажа и трейлер-транспорт для «Древнего Ветра» до лодочного клуба в Смоленске.
      Эпилог
      Ильмен-озеро, где впадает Ловать, находится на высоте около 20 метров над уровнем моря. У Холма высота над уровнем моря около 65 метров, а в Великих Луках около 85 метров. Наше путешествие по Ловати таким образом, продолжало идти в гору и вверх по течению, в то время как река становилась уже и уже, и каменистее и каменистее. Насколько известно, ранее была предпринята только одна попытка пройти вверх по течению по Ловати, причем цель была та же, что и у нас. Это была экспедиция с ладьей Айфур в 1996 году, которая прервала его плавание в Холм. В связи с этим Fornkåre, таким образом, достиг значительно большего. Fornkåre - подходящая лодка с человечными размерами. Так что очень даже похоже, что он хорошо подходит для путешествия по пути «из варяг в греки». Летом 2014 года мы приложим усилия к достижению истока Ловати, где преодолеем еще 170 км. Затем мы продолжим путь через реки Усвяча, Двина и Каспля к Днепру. Наш девиз: «Прохлада бегущей воды и весло - как повезет!»
       
      Ссылки
      Видерберг, Л. 2013. С Fornkåre в Новгород 2012. Situne Dei.
       
      Факты поездки
      Пройденное расстояние 410 км
      Время в пути 20 дней (включая день отдыха)
      Среднесуточнный пройденный путь 20,5 км
      Активное время в пути 224 ч (включая отдых и тому подобное)
      Средняя скорость 1,8 км / ч
       
      Примечание:
      1)      В сотрудничестве с редакцией Situne Dei.
       
      Резюме
      В июле 2013 года была предпринята попытка путешествовать на лодке через Россию из Новгорода в Смоленск, следуя «Пути из варяг в греки», описанного в русской Повести временных лет. Ладья Fornkåre , была точной копией 9,6-метровой ладьи середины 11-го века. Судно найдено в болоте в Уппланде, центральной Швеции. Путешествие длилось 20 дней, начиная с  пересечения озера Ильмень и далее против течения реки Ловать. Экспедиция была остановлена к югу от Великих Лук, пройдя около 410 км от Новгорода, из которых около 370 км по Ловати. Это выгодно отличается от еще одной шведской попытки, предпринятой в 1996 году, когда ладья Aifur была вынуждена остановиться примерно через 190 км на Ловати - по оценкам экипажа остальная часть пути не была судоходной. Экипаж Fornkåre должен был пробиться через многочисленные пороги с каменистым дном и сильными неблагоприятными течениями, часто применялись буксировки и подталкивания шестами вместо гребли. Усилия 2013 года стали продолжением путешествия Fornkåre 2012 года из Швеции в Новгород (сообщается в номере журнала за 2013 год). Лодка была построена капитаном и автором, который приходит к выводу, что судно доказало свою способность путешествовать по этому древнему маршруту. Он планирует продолжить экспедицию с того места, где она была прервана, и, наконец, пересечь водоразделы до Днепра.
       
       
      Перевод:
      (Sergius), 2020 г.
       
       
      Вместо эпилога
      Умный, говорят, в гору не пойдет, да и против течения его долго грести не заставишь. Другое дело – человек увлеченный. Такой и гору на своем пути свернет, и законы природы отменить постарается. Считают, например, приверженцы норманской теории возникновения древнерусского государства, что суровые викинги чувствовали себя на наших реках, как дома, и хоть кол им на голове теши. Пока не сядут за весла… Стоит отдать должное Леннарту Видербергу, в борьбе с течением и порогами Ловати он продвинулся дальше всех (возможно, потому что набрал в свою команду не соотечественников, а россиян), но и он за двадцать дней (и налегке!) смог доплыть от озера Ильмень только до Великих Лук. А планировал добраться до Смоленска, откуда по Днепру, действительно, не проблема выйти в Черное море. Получается, либо Ловать в древности была полноводнее (что вряд ли, во всяком случае, по имеющимся данным, в Петровскую эпоху она была такой же, как и сегодня), либо правы те, кто считает, что по Ловати даже в эпоху раннего Средневековья судоходство было возможно лишь в одном направлении. В сторону Новгорода. А вот из Новгорода на юг предпочитали отправляться зимой. По льду замерзшей реки. Кстати, в скандинавских сагах есть свидетельства именно о зимних передвижениях по территории Руси. Ну а тех, кто пытается доказать возможность регулярных плаваний против течения Ловати, – милости просим по следам Леннарта Видерберга…
      С. ЖАРКОВ
       
      Рисунок 1. Морской и речной путь Fornkåre в 2013 году начался в Новгороде и был прерван чуть южнее Великих Лук. Преодоленное расстояние около 410 км. Расстояние по прямой около 260 км. Карта ред.
      Рисунок 2. «Форнкор» приближается к устью реки Ловать в Ильмене и встречает здесь земснаряд. Фото автора (Леннарт Видерберг).
      Рисунок 3. Один из бесчисленных порогов Ловати с каменистым дном проходим с помощью буксирного линя с суши. И толкаем шестами с лодки. Фото автора.
      Рисунок 4. Завал преграждает русло  Ловати, но экипаж Форнкора прорезает и пробивает себе путь. Фото автора.




    • Византийско-венгерская война (1163—1167) г.
      Автор: kusaloss
      Помогите разобраться с  Сирмианской битвой пожалуйста. Пытаюсь разобраться с расстановкой византийского войска. 
      описание Кинама
      Затем, вооружив римское войско, он вывел его за лагерный ров и построил следующим образом. Впереди приказал он идти скифам и большей части персов вместе с немногими конниками, которые сражаются копьями; потом на обоих флангах следовали фаланги римлян под начальством Кокковасилия и Филокала, также Татикия и, как его зовут, Аспиета. В тылу их шли латники, перемешанные со стрелками, и тяжеловооруженная персидская фаланга; за этими с обоих флангов двигались Иосиф Вриенний и Георгий Врана, также брат последнего Димитрий и Константин Аспиет-Севаст. Далее следовал Андроник, бывший тогда хартулярием царя, по прозванию Лампарда, вместе с отборными римлянами, алеманами и персами; а позади всех – военачальник Андроник со многими другими знаменитыми мужами, которые, по обычаю, всегда находились подле царя, когда он шел на войну, и с наемными итальянцами и сербами, которые следовали за ним, вооруженные копьями и длинными щитами. В таком порядке римляне открыли поход.
      Описание хониата
      Тогда каждый вывел свой отряд и построил его в боевой порядок. Чело фаланги предводитель предоставил самому себе, правое крыло занял Андроник Лапарда, а левое - другие таксиархи, которых предводитель взял с собою на войну. В небольшом расстоянии от того и другого крыла он расположил в боевом порядке и другие фаланги для того, чтобы они могли во время поспеть на помощь утомленным легионам.
      Если воссаздать картину обрисованную кинамом дословно, у меня получается следующее. 
      впереди идут турки и половцы. за ними с немного выдвинутыми флангами идет конница византийцев и в центр отставая от этих флангов составлен из турок и пехоты, вперемешку с стрелками. упоминаемых кинамом латников я счел за пехоту,  войско составляла 15000 человек приблизительно и в таком значительном войске должен был быть значительный пехотный контингент, но он мог бы обозначить пехоту словом латники? С одной стороны сочетание тяжелой пехоты и лучников звучит логично но могла бы под латниками подразумеваться тяжелая конница? учитывая что он больше для обозначения конницу нигде латников не упоминает и как вообще это слово звучит в греческом оригинале? затем по флангом следует конница , на правом фланге у лампарды дополнительный резерв конницы и в центре варяжская гвардия с контингентом итальянской и сербской пехоты.
      набросок на картинке. 

    • Материальные следы присутствия вагров в Восточной Европе
      Автор: Mukaffa
      Когда появилось арабское серебро в южной Балтике? - Оно появилось там - в конце VIII века. Представляете какая неприятность?)))
       
      Первый этап завоза - конец VIII века - 830е годы. И это территория южнобалтийского побережья и чуток Готланд.
       
      А много их там в IX-ом то веке? Ну допустим их оставили купцы-готландцы, которые специализировались на торговле с ВЕ. Ферштейн?
    • Варяги - народ или сословие?
      Автор: Mukaffa
      В этой фразе -  "Афетово же колено и то - варязи, свеи, урмане, готе, русь, агляне, галичане, волохове, римляне, немци, корлязи, венедици, фрягове и прочии, приседять от запада къ полуденью и съседятся съ племенем Хамовомъ."(ПВЛ) варяги и русь отдельно, т.е. поданы как разные этнонимы, разные народы. Вот как-раз и тема для "моравского" следа. А "варязи" здесь балт.славяне, других подходящих вариантов попросту не остаётся. А русь локализуется скорее всего в Прибалтике(в "Пруськой земле").
       
       
    • Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо).
      Автор: hoplit
      Просмотреть файл Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо).
      Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо). Раздел "Официальные бумаги". Сс. 279. М.: Восточная литература. 2017.
      Автор hoplit Добавлен 30.04.2020 Категория Корея